Пари

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

(Очень сентиментально. Пока писала, с трудом удерживалась от слез и от описаний природы.)

Встав в шесть и покидав свое барахлишко в сумки, я направилась было к выходу, как вспомнила о правилах хорошего тона и решила все-таки написать прощальную записку. Мне всегда удавались сочинения. За этим делом он меня и поймал.

— Я так и знал. Ну и к чему эти ранние уходы? Любишь ты, Лариска, рисоваться не по делу.

— Привет, — кивнула я. — Хочу до работы отвезти вещи к бабуле, чтобы не мельтешить с ними в офисе. А то с чего бы это я вставала в такую рань?

— Та-ак. А наш план?

— Я думаю они уже достаточно во всем уверились, так чего это я буду тебе здесь надоедать и еще и объедать дополнительно? К тому же я люблю спать в своей постели. Там и похрапеть можно и поговорить во сне.

— Кто-то сказал тебе, что ты надоела? Я сплю хорошо, храпи сколько влезет, а если будешь говорить, можешь даже нецензурщину употреблять — все равно не услышу, — он отобрал у меня сумки, и тут его взгляд упал на мое произведение. Он взял и пробежался по нему глазами, затем перечитал еще раз и опустился на стул.

— Это что?

— Это рука гения, — похвалилась я.

— Я сейчас прибью этого гения.

— Все грозишься и грозишься. Ну замочи меня, давай. Тогда ты войдешь в историю с кровавой репутацией убийцы великого писателя, хотя это тоже шанс остаться в веках.

— Знаешь, я иногда думаю, что ты ужасная дура, — с расстановкой произнес он.

— Ты чего обзываешься. Я и без тебя это знаю. Но знать и слышать от других разные вещи, — я надменно повела плечиками.

— Только послушайте, что эта психопатка здесь нацарапала. — Андрей развел руками. — Нет, вы послушайте!

Мне не надо было слушать, написала я там следующее: «Андрей. Мы, Лариса Премудрая, настоящим выражаем Вам огромную и искреннюю благодарность за поддержку, оказанную в тяжелейшее для нас время, а также за пищу, кров и незабываемые моменты, окрашенные эротикой, и покидаем Вас в надежде на редкие встречи в офисе. А если серьезно, Андрюшенька, то спасибо тебе за все. Знаешь, я не вижу смысла больше оставаться. Думаю, что ты не слишком расстроишься, тем более все, что хотел ты получил. Привет мужскому самолюбию. Мне было очень приятно, хотя и не просто с ним и с тобой. Касательно финального шоу в столовой, поговорим в офисе. Не стала будить. Ухожу. Целую. Вечно Ваша. Птеродактиль — ошибка природы.»

— Согласна, что это не шедевр, но точно доносит до читателей мысль.

— А других мыслей тебе в голову не пришло? — Он подошел ко мне.

— Нет. Короче, я помчала, а то опоздаю.

Андрей взял меня за плечи и встряхнул. — Никуда не пойдешь. Я тебя очень долго терпел, очередь за тобой. Будешь только слушать и никаких комментариев. Ясно? — Он начал расхаживать из угла в угол, так что у меня в зрачках замелькало, затем набрал побольше воздуха и сказал.

— Ты уже много раз высказывала свое мнение обо мне, не будем повторяться. Теперь же я хочу поделиться встречными размышлениями, ничего?

Я поудобнее устроилась и закурила. Он продолжал.

— Когда ты впервые зашла в мой кабинет и совершенно убила меня своим предложением, я сразу же понял, что ты ненормальная. Правда, тогда я был вынужден сказать «Да», из-за собственной мягкотелости и из-за того, что я тебе почти поверил. Дурак, откуда я тогда мог знать что ты — чудовище.

Я закивала, соглашаясь. Мне было интересно, к чему он все это ведет.

— Мне здорово претило все это дикое предприятие, но одновременно охватило любопытство, и что врать, постепенно начало нравиться проводить с тобой время.

— Это потому что я такая нестандартная и колоритная, — я сочла уместным сделать ремарку.

— Тебе место в желтом доме, в отделении для буйно-помешанных. Полная изоляция и строжайшая диета. И вообще, закрой рот, — довольно грубо пресек он мои попытки к двустороннему общению.

— Ты меня страшно злила и как это ни странно увлекала. Чем дальше тем сильнее. На том приеме в посольстве я вдруг понял, что ревную тебя к этому фанату викингов и валькирий, и удивился самому себе. А затем я осознал, что мне не все равно как ты на меня смотришь и что ты обо мне думаешь. Надо отдать тебе должное, держалась ты на редкость независимо, и я уж было решил, что совершенно тебе безразличен. Но потом пригляделся и догадался, что, невзирая на твои колкости и равнодушие, я для тебя не пустое место и не средство для выигрыша. Догадался и обрадовался, потому что уже тогда ты стала для меня гораздо большим, чем сумасшедшая барышня с эмансипированным складом ума. Однако, сколько я ни пытался тебе показать свое отношение, сколько я об этом ни говорил — ты мне не верила, вбив в голову клише об «испорченном и капризном Дон Жуане». Я хотел быть с тобой, я хотел говорить с тобой, я хотел делиться с тобой, но ты вечно куда то скрывалась, и все мои старания объясниться заканчивались впустую. И вот это вчерашнее утро, я ждал, что наконец-то ты сможешь стать собой. Нет. Опять сначала. И когда вчера ты собралась с духом и все встало на свои места — очередной побег. У меня уже нет больше сил с тобой сражаться. Ты — чудовище, можешь верить или не верить, можешь снова навыдумывать себе кучу ерунды, но я тебе скажу. Я, Дон-Жуан, Казанова, Чикатило, Ганнибал Лектор, кто там еще, ах да кобель, я (Андрей замолчал, я уставилась на него во все глаза)… я, наверное, тебя люблю. И ты мне нужна. Вот так. А теперь можешь собирать шмотки и валить отсюда ко всем чертям. Мой спич на этом закончен. Хочешь делай выводы, хочешь гуляй отсюда!

Пока длилась эта речь, у меня то выступал холодный пот, то жар, а то полуобморок, но после этого «люблю» что-то повернулось не в ту сторону и я расхохотавшись, зааплодировала.

— Ой, Андрюшка! Я просто тащусь! Можно последнюю фразу на БИС? Если ты повторишь это же в столовой, завершив предложением руки и сердца, они обязаны будут доплатить за приобщение к высокому искусству риторики!