Пария

11

Меня освободили ближе к вечеру под залог в семьдесят пять тысяч долларов. Залог внесла строительная фирма округа Эссекс, главным пайщиком которой была миссис Констанс Бедфорд. На дворе было светло, ветрено и сухо. Том Уоткинс, один из клерков Уолтера Бедфорда, ожидал меня и отвез домой.

Том Уоткинс был молод, носил небольшие встопорщенные усики и очень легко краснел. Он еще никогда не имел дела со случаем убийства, и я наверняка пробуждал в нем страх.

— Я читал полицейский рапорт о смерти миссис Саймонс, — сказал он мне по пути. — Ужасающая смерть.

Я поддакнул. Я не был в состоянии рассказать кому бы то ни было, как глубоко меня потрясли события прошедшей ночи. Я все еще чувствовал себя выведенным из равновесия, и при одних только воспоминаниях меня начинало тошнить. И все еще видел перед глазами эту цепь, пробившую внутренности миссис Саймонс, холодную и безжалостную, которую не могла убрать никакая человеческая сила. А хуже всего было, так это то, что я все еще был перепуган. Если духу мертвого мужа миссис Саймонс хватило сил и жестокости, чтобы пробить свою жену цепью, то что Нийл может сделать с Чарли Манци? А что может сделать Джейн? Из слов Уолтера Бедфорда было ясно, что Чарли, миссис Саймонс и я не были единственными людьми в Грейнитхед, которых посещали мигающие призраки умерших родственников.

По непонятным причинам казалось, что в этом году такие явления происходят активнее, чем обычно, хотя я жил в Грейнитхед не достаточно долго, чтобы знать, что значит «обычно». Миссис Саймонс упоминала, что эти явления сильно зависят от времени года, что летом они случаются чаще и более сильны, чем зимой. Один Бог знает, почему: может, летом воздух более пропитан электричеством, которое естественным образом усиливает призраки?

— Мистер Бедфорд вытащит вас из этого болота, — заговорил Том Уоткинс. — Надо только немного подождать. Он уже разговаривал с окружным прокурором, а завтра у него встреча с начальником полиции. По сути дела, полиция тоже не верит в вашу виновность. Они понятия не имеет, как миссис Саймонс была надета на эту цепь, и вообще не считают, что на эту цепь ее засадили вы. Вас же арестовали по формальным причинам, ну и просто чтобы успокоить прессу.

— Значит, об этом пишут? Я еще не читал сегодняшних газет.

Том Уоткинс кивнул в сторону заднего сиденья.

— Там лежат местные ежедневные газеты. Смотрите сами.

Я потянулся и взял «Грейнитхедские ведомости». Заголовок гласил:

«Ужасное убийство в Грейнитхед. Вдова пробита цепью. Арестован местный торговец антиквариатом».

Ниже была траурная фотография миссис Саймонс десятилетней давности и моя фотография, сделанная перед лавкой «Морские сувениры» в день открытия.

— Неплохая реклама, — заявил я. Я сложил газету и бросил ее обратно на заднее сиденье.

Том Уоткинс въехал на Аллею Квакеров, свернул к моему дому и остановил машину.

— Мистер Бедфорд сказал, что позвонит вам позже вечером. Он должен договориться о визите.

— Да, — подтвердил я.

— Вам нужно что-нибудь еще? Мистер Бедфорд сказал, чтобы я доставил вам все, что вы пожелаете.

— Нет, это, наверное, все, большое спасибо. Сейчас мне, пожалуй, больше всего нужно выпить.

— Ну, с этим, думаю, вы справитесь сами.

— Конечно. Благодарю, что подвезли. И прошу поблагодарить мистера Бедфорда.

Том Уоткинс уехал, и я снова стоял перед домом один, руки в карманах, не имея понятия, что ожидает меня в нем, какие удивительные явления, источника которых я не знал и о которых мог только догадываться, будут меня беспокоить. Откуда появляются эти призраки? С неба или из ада? Или, может быть, из какой-то неизвестной области возмущений, из запутанного мира психической энергии, где души умерших мерцают и плавно то исчезают, то появляются, как искаженные радиосигналы, которые иногда можно перехватить ночью?

Дом наблюдал за мной равнодушными, прикрытыми глазами. Я пересек садовую тропинку, вынул ключи и открыл входную дверь.

Все выглядело точно так же, как и вчера вечером. По крайней мере, у меня хватило ума выключить плиту, прежде чем я вылетел из дома. Наполовину приготовленная лазанья лежала на средней полке. Я вошел в гостиную. Огонь погас, пробравшийся через каминную вытяжку ветер выдул пепел на ковер. Мои книги лежали разбросанные по полу, а изображение «Дэвида Дарка» стояло, горделиво опираясь о ножку кресла.

Я прошел через комнату и выглянул через квадратные стекла окна в сад. Отсюда я видел часть спинки кресла качелей и кусок сада справа от тропинки. Вдали, над заливом, клубились серебристо-серые тучи. Чайки, размахивая крыльями, кружили над водой, как обрывки газет, несомые ветром. Я прижался лбом к холодному стеклу. Впервые в жизни я чувствовал себя побежденным.

Может, мне следует навсегда уехать из Салема? Продать дело и переехать в Сент-Луис? Может, у меня еще есть шанс получить прежнее место в «Мидвестерн Кемикал Билдинг»? Действительно, я потерял два года и должен был бы затратить много усилий, чтобы вернуть квалификацию, но что это значит в сравнении с теми ужасами, какие творятся в Грейнитхед? Особенно меня беспокоил энтузиазм Уолтера Бедфорда, с которым он реагировал на сообщение, что я видел Джейн, какое-то нездоровое, опасное возбуждение.

Я как раз собирался налить себе выпить, когда от парадных дверей донесся звонок. Не Джордж ли Маркхем? Может, Кейт Рид? Лучше, чтобы это был не Кейт Рид. Вот уж я надеру ему уши за то, что он наболтал полиции, будто я был «беспокоен и взволнован».

— Уже иду, — закричал я и поспешил к двери.

За дверью, дрожа на вечернем ветру, стоял Эдвард Уордвелл, одетый в плащ в шотландскую клетку и вельветовую шляпу с козырьком.

— Извиняюсь за набег, — сказал он. — Но я слышал, что случилось, и просто обязан был с вами поговорить.

Честно говоря, его вид принес мне удивительное облегчение. В этом свихнувшемся доме любое общество было лучше, чем одиночество. К тому же я хотел поговорить с ним об изображении «Дэвида Дарка».

— Прошу, — пригласил я его. — Я еще не разжег камин. Я только что появился дома. Меня недавно выпустили.

— Вы думаете, ваш адвокат вытянет вас из этого? — спросил Эдвард Уордвелл, снимая шляпу и входя в холл.

— Надеюсь. Это мой тесть. Собственно, мой бывший тесть, раз моей жены уже нет. Уолтер Бедфорд из фирмы «Бедфорд и Виббер». У него широкие знакомства. Даже очень. Он играет в карты с судьей и в гольф с прокурором округа.

— Я знаю его, — ответил Эдвард Уордвелл. — Вы, наверное, забыли, что я знал вашу жену. Мы ходили вместе с ней на занятия по истории морских путешествий. Это было в Рокпорте, три или четыре года тому назад. Ваша жена была очень красива. Все ребята хотели гулять с ней. Красивая и способная девушка. Меня очень огорчило известие о ее смерти.

— Что ж, благодарю и за это, — ответил я. — Что-нибудь выпьете?

— Лично я предпочитаю пиво.

— В холодильнике есть «Хейнекен».

Эдвард Уордвелл вошел за мной в кухню. Я открыл бутылку, а он внимательно присматривался ко мне, когда я наливал пиво.

— Вы же не убивали эту бабулю, не так ли? — спросил он.

Я поднял на него взгляд. Потом медленно покачал головой.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

— У меня есть некоторое представление о том, что здесь творится. Знаете ли, я не напрасно работаю у Пибоди. Никто лучше меня не знает морской истории Салема и Грейнитхед, может, за исключением семьи Эвелитов… Но ведь у меня нет доступа в их библиотеку.

— Вы знаете, что здесь творится?

— Ну конечно, — ответил он, взяв бокал из моей руки. Он сделал небольшой глоток, на его губах осела пена. — Грейнитхед известен духами, так же как Салем известен ведьмами. Хотя отцы города сделали все, чтобы это затушевать. По-моему, нет сомнений, что Грейнитхед — звено цепи, соединяющей мир духов, если можно так выразиться, и материальный мир. Это единственное такое место во всех Соединенных Штатах, может даже на всей планете.

— Значит, по-вашему… по-вашему, я совсем не отвечаю за то, что случилось с миссис Саймонс?

— Это возможно, но, по-моему, крайне маловероятно. Вы не знаете, конечно, что в течение последних десяти лет в Грейнитхед имели место шесть или семь смертельных случаев среди людей, которые недавно потеряли кого-то близкого. Что характерно, каждый раз смерть наступала при удивительных и необъяснимых обстоятельствах. Одного мужчину нашли утонувшим, с головой, засунутой в сливное отверстие ванны. Газеты твердили, что этот тип сунул голову в отверстие, чтобы увидеть, что мешает сливу, но полицейский рапорт говорит о чем-то другом. Отверстие в ванне было настолько мало, что в нем еле умещалась шея человека, так что этот тип никак не мог всадить голову в отверстие. Врачам пришлось отрезать ему голову, а потом выдавить ее из канализации сильным потоком воды.

Я скривился, а Эдвард Уордвелл пожал плечами.

— Смерть миссис Саймонс была такой же, — заявил он. — Физическая невозможность. Это значит, что если бы вы захотели убить ее таким образом, то как, по-вашему, вы смогли бы это сделать?

— Никак. Все это напоминало какой-то кошмарный цирковой трюк.

— Вот именно, полиция тоже так считает. Они обязаны доказать в суде, что вы убили миссис Саймонс, но если вы неопровержимо докажете, что ни один человек не смог бы пробить ее цепью висящей люстры, то получите свободу.

— Пройдемте в холл, — предложил я. — Я хотел бы разжечь камин, пока не превратился в сосульку.

Мы вошли в холл. Я встал на колени перед камином, чтобы вычистить пепел. К счастью, возле камина были сложены сухие щепки и газеты для розжига, поэтому мне не нужно было выходить. Эдвард Уордвелл отставил бокал и поднял акварель с видом грейнитхедского берега. Он небрежно присматривался к картине, а когда я отвернулся, разыскивая спички и за газетами, то краем глаза увидел, что он жадно уставился на корабль.

— Во всех шести или семи случаях, — продолжал он, — только двух человек обвинили в убийстве и обоих освободили после первого же дня суда. Всякий раз окружной прокурор приходил к выводу, что улик недостаточно. То же самое будет и с вами.

Я чиркнул первой спичкой и поджег ей край свернутой газеты.

— Откуда же вы так подробно все это знаете? — спросил я.

— Морская история Грейнитхед неразрывно связана со спиритической историей Грейнитхед. Это магическое место, мистер Трентон, как вы, наверное, сами убедились. Более того, эта магия реальна и опасна. Это не Дом Психов в Диснейленде.

Дерево начало разгораться. Я встал и отряхнул брюки.

— Я начинаю понимать, мистер Орвелл.

— Уордвелл. Но можешь звать меня просто Эдвард.

— Хорошо. Меня зовут Джон. — Впервые мы пожали друг другу руки.

Я кивнул в сторону акварели.

— Теперь я знаю, почему ты так жаждал получить эту картину. Вчера вечером я провел небольшое следствие и выяснил, что за корабль нарисован на заднем плане картины.

— Корабль? — повторил Эдвард.

— Не притворяйся, Эдвард, не прикидывайся простачком. Этот корабль «Дэвид Дарк», наверняка единственное изображение, которое сохранилось до нашего времени. Ничего удивительного, что картина стоит много больше пятидесяти долларов. Я теперь не отдам ее меньше чем за тысячу.

Эдвард дернул себя за бороду и начал яростно накручивать ее на пальцы. Он посмотрел на меня водянистыми глазами из-за круглых очков, наконец испустил длинный протяжный вздох. Снова до меня долетел запах конфет: анисовых и лакрицы.

— Я надеялся, что ты этого не обнаружишь, — признался он. — Боюсь, я сам вчера выставил себя идиотом. Нечего было гоняться за тобой. Следовало разыграть всю сцену спокойно.

— Ты заинтересовал. А теперь разбудил и надежду заработать.

— Я не могу заплатить больше трехсот долларов.

— Почему?

— Просто потому, что у меня нет больше.

— Но ты же говорил, что покупаешь для музея, — напомнил я ему. — Не пытайся меня убедить, что у музея есть только триста долларов.

Эдвард сел, не выпуская из рук картины.

— Правда такова, — начал он, — что музей вообще не знает об этой картине. На самом деле у Пибоди и понятия не имеют, что я сам, по своей воле, исследовал историю «Дэвида Дарка». В Салеме, особенно у Пибоди, люди вообще не хотят разговаривать об этом корабле. Ты говоришь: «Дэвид Дарк», а они отвечают: «Никогда о подобном не слышал!» и чертовски ясно дают понять, что не хотят и слышать о нем.

Я налил себе виски и сел напротив него.

— Но почему? — спросил я. — Ведь этот Дэвид Дарк, по слухам, лично разговаривал с дьяволом или чем-то в этом роде, разве нет? Но я нигде не вычитал, почему название корабля убрали из всех реестров и почему люди не хотят о нем говорить?

— Ну, в этом я и сам не вполне разобрался, — заявил Эдвард Уордвелл. Он допил пиво и отставил бокал. — Впервые я натолкнулся на имя Дэвида Дарка, когда закончил учиться и начал работать у Пибоди. Мне приказали приготовить небольшую витрину, такую специальную экспозицию, представляющую историю морской спасательной службы в окрестностях Салема и Грейнитхед на протяжении последних трехсот лет. Честно говоря, это было ужасно скучное занятие, если не считать истории одного или двух кораблей, перевернувшихся кверху брюхом. Но меня заинтересовал один из самых старых документов, которые я нашел. Это был палубный дневник спасательного корабля «Мимоза» из Грейнитхед. Видимо, капитан «Мимозы» был одним из лучших спецом восемнадцатого века по вытаскиванию кораблей. Ему удалось спасти один из китайских кораблей Элиаса Дерби, который, подгоняемый штормом, заплыл в устье реки Данверс и затонул на глубине в шесть саженей поблизости от мыса Туска. Этого капитана звали Пирсон Тарнер, и он очень скрупулезно вел дневник целых пять лет, с 1701 по 1706 год.

— Ну, рассказывай дальше, — буркнул я и пошевелил кочергой поленья, чтобы они лучше горели.

— Теперь уже рассказывать почти нечего, — продолжил Эдвард. — В какой-то из годов, летом, вода в Салемском заливе упала исключительно низко, и многие даже небольшие корабли завязли в иле. Это было или в 1704, или в 1705 году. В некоторых других дневниках и мемуарах также есть упоминания о низком уровне воды, так что это звучит правдоподобно. Именно тогда один из товарищей Пирсона Тарнера заметил ему, что в гуще ила к западу от пролива Грейнитхед торчит что-то, чертовски напоминающее носовой кубрик затонувшего корабля, наполовину погребенного в иле. Пирсон лично отправился смотреть корабль, надев высокие сапоги, хотя он так и не смог подойти близко, поскольку слишком глубоко проваливался в иле. Однако прилив вынес на берег кусок фигурно вылитого железа, а Эйса Хаскет, хозяин «Дэвида Дарка», признался, что этот обломок мог бы происходить с его исчезнувшего судна.

— Исчезнувшего? Значит, «Дэвид Дарк» исчез?

— Да. Он выплыл из Салемского залива в последний день ноября 1692 года — я знаю это лишь потому, что один из первых хозяев побережья в Салеме упоминает об этом случае в своих мемуарах. Он пишет более или менее так: «Штормовой ветер с северо-запада дул три дня и не казалось, что погода исправится, но „Дэвид Дарк“, невзирая на опасность, поставил паруса, единственный корабль, который выплыл из порта за всю эту страшную неделю. Его поглотила буря и никогда больше его не видели в Салеме». По крайней мере таков общий смысл написанного. Если хочешь, могу принести эти мемуары.

— Но какую связь это имеет с призраками в Грейнитхед? — спросил я. Наверняка же здесь у берегов целая куча затонувших кораблей.

Огонь в камине уже бушевал, поэтому Эдвард расстегнул пиджак.

— Подожди, принесу тебе еще пива, — сказал я.

Я вышел в кухню. У подножия лестницы я на секунду остановился и напряг слух. Я еще не был наверху с тех пор, как увидел тот мигающий свет вчера ночью. Я только молился Богу, чтобы меня не ждало там что-то, чего я не хотел бы видеть. Я также молился о том, чтобы Джейн не появлялась вторично, чтобы она не навещала отца и мать, а тем более меня. Она была мертва, и я хотел, чтобы она оставалась мертвой для ее же блага и для блага нашего неродившегося ребенка.

Когда я вернулся с пивом, Эдвард просматривал «Великих людей Салема».

— Спасибо, — буркнул он и добавил: — А у тебя самого не бывает проблем?

— Проблем?

— Ты не заметил никаких признаков, свидетельствующих о том, что Джейн пытается связаться с тобой? Или, может, ты что-то слышал? Ведь большая часть сверхъестественных явлений в Грейнитхед — это явления скорее звуковые, чем визуальные.

Я сел и тут же встал, заметив, что мой стакан пуст.

— Я… э-э-э… нет. Ничего подобного. Наверно, это касается только коренных жителей Грейнитхед. А не нас, приезжих.

Эдвард кивнул, будто бы принимая мои слова к сведению, но не совсем в них веря.

— Ты говорил о связи между призраками и «Дэвидом Дарком», — напомнил я ему.

— Что же, должен тебя честно предупредить, что в строго научном смысле вся эта связь притянута за уши. Такое открытие не заслуживает награды. Ведь я не знаю, с каким миром мы имеем тут дело, не знаю; не знаю, почему появляются эти духи и каким образом. Может, это какая-то мерзкая природная аномалия, что-то, связанное с погодой или с географическим положением. Может, Грейнитхед — как Остров Вознесения: место, где случайно, по абсолютно непонятным причинам, сложились условия, благоприятствующие появлению духов?

— Но все же ты же думаешь, что все это из-за корабля?

— Я склонен полагать, что из-за корабля. А склонен я думать так потому, что раскопал два замечания, касающихся последнего рейса «Дэвида Дарка». Одна запись была сделана перед выходом корабля в плавание. Вторая же — почти восемьдесят лет спустя. Более раннюю я нашел в самой нудной книге, которую только можно себе представить: в монографии о корабельном строительстве и обработке металла, написанной в конце семнадцатого века. Ее написал кораблестроитель из Бостона по фамилии Пимс, и должен тебе сказать, что тип этот был ужасным брюзгой. Но в конце книги он упоминает о двух котельщиках из Салема, Перли и Фиске, которые якобы великолепно справились с заданием, выполняя по заказу «большой медный ящик», помещенный затем в трюме «Дэвида Дарка», чтобы «запереть в нем Великую Мерзость, коя так измучила Салем, что от всего сердца желаем от сего избавиться».

— Ты знаешь это на память? — заметил я с неожиданным восхищением.

— Я достаточно часто к этому возвращался, — ответил Эдвард. — Но Джейн на самом деле знала историю на память. Она могла цитировать даты и имена, как компьютер.

— Да, — подтвердил я, припомнив, как Джейн запоминала номера телефонов и даты рождения. Собственно, я не хотел разговаривать о Джейн с Эдвардом Уордвеллом; это была слишком деликатная тема, к тому же я чувствовал абсурдную ревность при мысли, что Эдвард знал ее раньше меня.

— А второе упоминание? — спросил я.

— Более поздняя запись, сделанная восемьдесят два года спустя. Это фрагмент записок преподобного Джорджа Нурса, который большую часть жизни жил и работал в Грейнитхед. Преподобный Нурс рассказывает, что однажды, в 1752 году, он пребывал у смертного одра старого боцмана из Грейнитхед, который просил, чтобы его душу поручили особой опеке Бога, поскольку в юности он подсмотрел, как вносили последний, тайный груз на «Дэвида Дарка», хотя его остерегали, что каждый, кто увидит, будет покаран вечным странствием по земле и не избавится от этого проклятия ни живым, ни мертвым. Когда преподобный Нурс спросил боцмана, что же это был за груз, на боцмана напали конвульсии и он начал вопить что-то о Мике-ножовщике. Преподобный Нурс был этим очень обеспокоен и начал расспрашивать всех ремесленников, изготавливающих ножи в округе Салема, но ни один из них не мог объяснить слова боцмана. Но сам преподобный твердил, что позже, после смерти боцмана, он видел его собственными глазами на углу улицы Деревенской.

Я сел поглубже в кресло и задумался о том, что услышал от Эдварда. В обычных обстоятельствах я счел бы это сказочками, высосанными из пальца. Теперь же я знал, что предсказательницы, демоны и другие сказочные создания могут существовать на самом деле, и если такой серьезный молодой человек, как Эдвард Уордвелл, был убежден, что корпус «Дэвида Дарка» оказывает какое-то влияние на жителей Грейнитхед, то и я был готов отнестись ко всему этому серьезно.

А что мне говорила та старая колдунья в парке «Любимые девушки»? «Неважно, когда умираешь; важно где умираешь. Существуют определенные сферы влияний, и иногда люди умирают вне их, а иногда и внутри. Появилось влияние, а потом исчезло, но бывают места, в которых, по-моему, оно не исчезало никогда».

— Ну что ж, — наконец сказал я. — Догадываюсь, что ты хочешь получить эту картину, ведь на ней можно найти какие-то указания относительно таинственного груза «Дэвида Дарка».

— Не только, — ответил Эдвард. — Я хочу как можно более точно знать, как выглядел этот корабль. У меня есть один эскиз, который якобы представляет «Дэвида Дарка», но он даже и в половину не такой подробный.

Он посмотрел на меня и снял очки. Я знал, он ждет, что я отдам ему картину, что я снижу цену с тысячи долларов до трехсот. Но я не собирался уступать. Все же оставалась вероятность, что Уордвелл — всего лишь хитрый, умный и речистый мошенник, что он сам выдумал эту историю о Пирсоне Тарнере, преподобном Нурсе и Мике-ножовщике. По сути дела, я так не считал, но, несмотря на это, все равно не хотел отдавать ему картину.

— Подробности на этой картине необычайно существенны, — заявил Эдвард. — Хотя по художественным достоинствам картина слаба, но она была нарисована с достаточно большой точностью, а это значит, что я могу приблизительно определить, насколько велик был «Дэвид Дарк», из скольких частей состоял его корпус и какую форму имели надстройки. А это в свою очередь означает, что когда я его найду, то буду уверен, что нашел именно его.

— Когда что? — удивился я. — Когда ты его найдешь?

Эдвард снова надел очки и слегка улыбнулся со скромной гордостью.

— Вот уже семь месяцев я ныряю в проливе Грейнитхед, пытаясь найти его. Зимой я не очень-то мог этим заниматься, но теперь, когда пришла весна, я собираюсь серьезно взяться за работу.

— А какого дьявола ты его ищешь? — спросил я. — Раз он имеет такое влияние на жителей Грейнитхед, то пусть уж лучше лежит в воде.

— Скорее в иле, — запротестовал Эдвард. — К этому времени он наверняка сел достаточно глубоко. Для нас было бы счастьем увидеть хотя бы верхушки его мачт.

— Нам? Кто это «мы»?

— Мне помогают несколько ребят из музея и Дан Басс из местного клуба аквалангистов. А Джилли Маккормик — мой неофициальный наблюдатель, и еще она ведет корабельный журнал.

— Ты на самом деле веришь, что вы найдете этот корабль?

— Так я думаю. С этой стороны пролива не так уж глубоко, так как на дно садится ил. Мы уже нашли там десятки корпусов, но почти все — это яхты и небольшие лодки, относительно новые. Мы нашли остатки великолепной моторной лодки «Додж» выпуска 1920 года, которая затонула максимум шесть месяцев назад. Летом же мы хотим прощупать дно моря подводным сонаром, чтобы как можно более точно определить положение «Дэвида Дарка».

— Но он же наверняка давно сгнил. От него ничего не осталось.

— Думаю, осталось, — возразил Эдвард. — Ил в том месте настолько жидкий, что в него можно легко погрузить руку по локоть. В одном месте я чуть не провалился в него по пояс. Если «Дэвид Дарк» затонул где-то там, то он погрузился в ил по ватерлинию, а потом постепенно опускался все глубже. Все деревянные части сохраняются под илом великолепно. К тому же мимо залива Грейнитхед протекает исключительно холодное течение, впадающее в Салемский залив, оно должно законсервировать открытые части корабля. Грибы и бактерии не любят холодной воды, так же, как и морские ракушки, и древоточцы.

— Крайне благодарен за лекцию по морской биологии, — буркнул я. — Но на что ты надеешься, если в конце концов все же найдешь «Дэвида Дарка»?

Эдвард посмотрел на меня с предельным удивлением и развел руками.

— Конечно же, мы поднимем его на поверхность, — заявил он так, будто это было очевидно для всех с самого начала. — А потом проверим, что же находится в его трюме.