Аттракционы (работают с 15 до 23 часов): «парашютная вышка» – Автоаллея, полет 1 руб., «воздушная дорога» – Аллея пионеров, Малый пруд, плата 40 коп., «параболоид чудес» – Автоаллея, плата 50 коп.
– У нас новый вызов, – сказал Опалин. Заключение по Грацианскому он даже не стал читать, а сразу же бросил его в верхний ящик стола, который запер на ключ. – Парк Горького.
От Казачинского не укрылось, что Логинов озадаченно нахмурился.
– За парк отвечает 4-е отделение милиции, – напомнил Петрович. – Что там стряслось – очередной пьяница залез на вышку и сиганул оттуда без парашюта?
35-метровая парашютная вышка, выстроенная в виде сужающейся спирали, считалась одним из главных украшений парка. В архитектурном смысле она выглядела чрезвычайно эффектно и привлекала множество посетителей, но время от времени становилась причиной происшествий вроде того, которое только что описал Логинов.
– Вышка тут ни при чем, зверски убита женщина, – буркнул Опалин. – Яша где?
– Я его в архив отослал.
– Очень хорошо, пусть там и остается. Едем! – скомандовал Опалин, поворачиваясь к двери, но она распахнулась прежде, чем он до нее дошел. На пороге стоял Яша, держа в руке блокнот.
– Я переписал всех членов семьи Тагильцева, как вы просили… Куда это вы?
– В парк Горького, – ответил Петрович. – Ты остаешься на телефоне.
– Для связи есть дежурный! – оскорбился Яша, поправляя очки. – Иван Григорьевич, я как полноправный сотрудник уголовного розыска…
– Нет, – отрубил Опалин. – Ты – остаешься.
После таких слов у Казачинского пропала бы всякая охота спорить, но Яша рассердился не на шутку. Он стал сыпать словами, возмущаться, что его не уважают, и в конце концов прозрачно намекнул на то, что пожалуется куда-то наверх, какому-то Твердовскому, что его зажимают и не дают ему возможности проявить себя.
– Ну хорошо, – сказал Опалин, которому, видно, прискучил этот бесцельный спор, – можешь ехать с нами, но предупреждаю: свалишься в обморок – Володя с тобой возиться не станет, и никто из нас не станет. Ясно?
– Ясно, – с готовностью подтвердил Яша. – Может быть, вас это уже не интересует, но я навел справки о Тагильцеве. У него две дочери, одна живет в Ленинграде, другая – здесь. Замужем за гражданином Шарковым, работает в акционерном обществе «Тепло и сила» в Милютинском переулке. Дочь, которая в Ленинграде…
– А Шарков где работает? – прервал его Опалин.
– Шарков… – Яша достал блокнот, заглянул в него, – в конторе по перевозке мебели.
– Только не говори мне, что у Махлина, – неожиданно вырвалось у Ивана. Яша поглядел на него с удивлением.
– Точно, у Махлина. А…
– Сразу надо было Шаркова колоть, – заворчал Опалин, оборачиваясь к Петровичу, – умники! От кого к нам дело Тагильцева попало, помнишь?
– От Румянцева. Ваня, он же алиби Шаркова проверил первым делом. Я материалы читал…
– Алиби, алиби, – передразнил Петровича Опалин, который, очевидно, находился не в духе, – да у Махлина отборная сволочь работает, половина с уголовным прошлым. Договорился Шарков с кем надо и избавился от тестя…
– А дочь? Думаешь, она в курсе?
– Откуда мне знать? Сначала я на нее посмотреть должен, понять, что она за человек… Тагильцева убили в мае, два месяца прошло. Возиться теперь…
Во дворе они сели в ту же машину, что и утром, и опять за рулем оказался уже знакомый Казачинскому Харулин, но теперь на сиденьях разместилось шесть человек – Опалин, Петрович, оба новичка, судмедэксперт и фотограф – и было еще теснее, чем в прошлый раз.
У главного входа в парк, который в то время располагался со стороны Крымского Вала, их ждал нервничающий молодой милиционер.
– Куда ехать-то? – спросил Харулин.
– Я покажу, – ответил милиционер и, став на подножку, принялся давать объяснения. Провожаемая удивленными взглядами посетителей машина с гулом катила по парку, мимо пролетали аттракционы, деревья, цветочные клумбы, статуи, скамейки, киоски и кафетерии. «Как же хорошо жить», – внезапно мелькнуло в голове у Казачинского. Солнце ласкало его лицо, белый купол парашюта парил рядом с вышкой – кто-то только что прыгнул оттуда. На спортивной площадке увлеченно играли в волейбол, стайка пионеров в красных галстуках шла по дорожке следом за вожатым. Все это жизнь, а между тем где-то рядом притаилась смерть – ведь вовсе не ради статуй, новых фонтанов и прогулок по Ландышевой аллее они прибыли сюда…
– Дальше пешком, – сказал милиционер через несколько минут, когда они миновали Зеленый театр и углубились в Нескучный сад. Машина остановилась, сопровождающий соскочил с подножки. Казачинский огляделся. Они находились в уголке парка, которому больше всего подошел бы полузабытый эпитет «идиллический». Впрочем, идиллия, похоже, сломалась – впереди, у кустов, маячили две фигуры милиционеров.
– Сюда, – сказал молодой милиционер, который сопровождал группу муровцев от входа. – Она здесь.
– Кто нашел тело? – спросил Опалин.
– Я. – Собеседник тяжело вздохнул. Вид у него был виноватый, и мысленно Казачинский приготовился к худшему.
…Она лежала за кустами, среди раскидистых лопухов, которые вымахали выше колена, и первое, что разглядел Юра, было светлое платье с рисунком в виде красных цветов, отдаленно напоминающих маки. Ткань заляпана бурыми пятнами крови, вместо лица – какое-то месиво, а руки…
Яша как-то сдавленно охнул, покачнулся и осел в лопухи. Судмедэксперт оглянулся на него и укоризненно покачал головой.
– Ваня!
– Нашатырь, – бросил Опалин, даже не поворачивая головы. – Потом. Сейчас мне надо знать точное время смерти. – Он повернулся к милиционеру, который их привел. – Как вы ее обнаружили? С дорожки за кустами и листьями лопухов ее совсем не видно.
– Вороны галдели, – ответил милиционер, поежившись. – Я хочу сказать, я услышал, как они тут орут, и мне это показалось странным. Я забрался сюда, ну и…
– Тело трогали?
Милиционер мотнул головой.
– Я в курсе, что на месте преступления ничего трогать нельзя. И так было понятно, что девушка мертва. – Он вздохнул и горестно прибавил: – У нас никогда не было ничего подобного…
– Никаких вещей поблизости не было? Ну там, дамской сумки, например…
– Нет.
– Карманы проверяли?
– Я… я не стал до нее дотрагиваться. Я же вам говорил…
– Володя! – крикнул Опалин. – Посмотри, нет ли в карманах документов…
– Ничего нет, – доложил судмедэксперт через минуту. – И это странно.
– Почему?
– Потому что карманы довольно большие, а не маленькие, как иногда шьют сейчас… И еще: один из карманов частично вывернут.
– Кто-то ее обыскал и все забрал?
– Скорее всего.
Пока Шаповалов осматривал труп, Опалин вместе с Петровичем изучали территорию вокруг него, а фотограф расчехлил свой аппарат и принялся устанавливать штатив.
– Да она мертва со вчерашнего дня, – недовольно сказал судмедэксперт, обращаясь главным образом к Опалину.
– А точнее?
– Не меньше двенадцати часов, но не больше суток.
– Володя, дай мне нашатырь, – попросил Петрович, поглядывая на лежащего без сознания Яшу. Шаповалов достал пузырек, протянул его Логинову и вернулся к осмотру тела.
– Задушена, – уверенно объявил судмедэксперт через некоторое время.
– Точно? – протянул Опалин.
– Ну да.
– А потом ей искромсали лицо и отрубили кисти рук?
– Угу.
– Вот тут ветки поломаны, – объявил Опалин, указывая на них. – Получается, он удавил ее на дорожке, потом затащил тело сюда и изувечил.
– Топором, скорее всего, – подал голос Шаповалов.
– Интересный человек, – буркнул Опалин, потирая подбородок. – И удавка у него при себе, и топор…
Позади послышался тихий стон. Яша пришел в себя, и Петрович помог ему сесть и прислониться спиной к стволу березы.
– Она… она…
– Сделай одолжение, не смотри в ту сторону, – сухо попросил Петрович. Он вернул пузырек с нашатырем Шаповалову и отошел к Опалину. Казачинский стоял, не зная, куда деть руки и как вообще себя вести. Ничего похожего на потрясение он не ощущал – только что-то вроде удивления, что, оказывается, человеческое тело можно так изуродовать. И еще – он почему-то ни мгновения не сомневался, что сейчас Опалин сделает или скажет что-нибудь такое, что поможет установить преступника.
– Интересный – не то слово, – рассеянно промолвил судмедэксперт в ответ на слова Опалина, разглядывая следы на шее жертвы. – Удавил ее он очень профессионально. Чувствуется большой опыт, чтоб его…
– Чем именно удавил, можешь сказать?
– Ну… это не веревка, а что-то потоньше. Он находился сзади, она его не видела. Если я прав и этот человек раньше убивал, она даже не успела закричать.
– А потом достал топор, изуродовал лицо и отрубил руки? – сердито спросил Опалин. – Кровь должна была хлестать ручьем и наверняка попала на его одежду. И что? Никто ничего не видел? Никто не обратил внимания на человека в пятнах крови? Черт знает что такое!
– Зачем вообще нужно отрубать руки? – не удержался Казачинский.
– Чтобы нельзя было снять отпечатки пальцев, – ответил Петрович. – А лицо изувечили, чтобы жертву нельзя было опознать. И документы из кармана вытащили… Все сходится.
– А еще она лежит тут со вчерашнего дня, – в сердцах добавил Опалин. – Убийца, само собой, давно скрылся, свидетелей днем с огнем не сыщешь…
– Почему со вчерашнего дня? – слабо подал голос Яша. – Это странно…
– Что в этом странного? – вскинулся Шаповалов, учуяв покушение на свой авторитет. – Ее убили не сегодня, я могу легко это доказать, все подробности напишу в отчете…
– Нет, нет, вы не понимаете, – забормотал Яша, – Ромен Роллан… он же сейчас находится в Советском Союзе! Как раз вчера он был в парке Горького! Приходил сюда… в газетах сообщали… осматривал тут все…
Ответом ему было напряженное молчание. Было только слышно, как ветер раскачивает ветви деревьев да где-то на реке гудит, проходя, баржа или теплоход.
– Дополнительную охрану вчера выставляли? – наконец спросил Опалин больным голосом у милиционера.
Не сводя с говорящего глаз, тот кивнул.
– А посетители? Что с ними?
– Ну нельзя же совсем без посетителей… – пробормотал милиционер и угас. – Пускали, конечно… Сначала хотели закрыть парк, но подумали, что гостю покажется странным… Как же так – такой объект, и никого нет…
И вот, не угодно ли, аккурат в день визита известного французского писателя в парк Горького там убивают женщину. Казачинский видел, что Опалин очень хочет сказать что-то резкое, но сдерживается – из последних сил.
– Когда нашли тело, видели возле него какие-нибудь следы? – спросил Иван.
– Нет.
– Нет – вы уверены, что их не было, или нет – вы не приглядывались?
– Я забыл, – признался милиционер, краснея.
– Ну а теперь, конечно, тут все уже затоптали ваши коллеги, которые подходили посмотреть на труп, – усмехнулся Петрович.
– Ночью был дождь, – не удержался Казачинский. – Думаете, если бы они тут не ходили, следы убийцы бы сохранились?
Милиционер, нашедший тело, посмотрел на него с благодарностью.
– Ладно, – буркнул Опалин, морщась. – Что у нас в сухом остатке? Женщина убита в парке Горького, тело обнаружено минимум через 12 часов, рук нет, лицо изуродовано. Возможно, преступница, убийца – профессионал с крепкими нервами: не побоялся напасть в таком месте да еще сумел уйти. – Он недовольно покачал головой. – Володя, ты не в курсе, доктор Бергман сейчас в отпуске или как?
– Ты мне не доверяешь? – мрачно спросил Шаповалов. Он дернул шеей, затем поправил очки. Все веселье судмедэксперта куда-то улетучилось, и Казачинский невольно подумал, что тот, должно быть, очень самолюбивый человек.
– Я тебе доверяю, – спокойно ответил Опалин, – но мне надо, чтобы он осмотрел труп – то, что от него осталось, – и сказал, чем покойная занималась при жизни. Это нам здорово облегчит ее поиски… Сам понимаешь, тут вряд ли можно рассчитывать на то, что родственники обратятся в милицию с заявлением о пропаже. Хотя этого тоже нельзя исключать…
– Ваня, нам понадобятся еще люди, – вмешался Петрович. – Придется опрашивать персонал парка и тех, кто дежурил вчера. У нее довольно заметное платье, может быть, кто-то его запомнил…
– Да, этим тоже придется заняться, – хмуро ответил Опалин. – О, а вот и Саша…
Казачинскому стало интересно, кого он назвал Сашей, но им оказался уже знакомый Юре следователь Соколов. Сейчас он выглядел куда приличнее, чем утром, и, приблизившись, обменялся с Опалиным крепким рукопожатием.
– Я тут пообщался с комендантом парка, – сообщил Соколов, причмокнув так, словно его беспокоил больной зуб. – Он рвет и мечет. Уже звонил наверх и требовал бросить на дело следователя по важнейшим делам. Их и так было двое, а теперь один остался и работой завален по уши… Что это вообще такое, по-твоему? – Он кивком головы указал на труп.
– Пока не знаю, но на первый взгляд – чистая уголовка, – отозвался Опалин и стал излагать свои соображения. Соколов слушал его, щурясь, и изредка чесал шею, укушенную комаром.
– Бергман еще не ушел в отпуск, – сказал следователь, когда Опалин умолк, – и да, хорошо бы он сказал свое мнение. Что касается свидетелей – если твои люди начнут опрашивать всех подряд, на это уйдет несколько месяцев. На убитой красивое платье, так что я сомневаюсь, что она собиралась прыгать с парашютом или заниматься греблей. Может быть, она ходила в кинотеатр. Может, была в ресторане или кафе. У Зеленого театра есть ресторан, потом этот, как его, «Шестигранник» в Аллее пионеров, тут, в Нескучном саду, «Поплавок» и «Золотая рыбка», с них и можно начать.
– Еще есть ресторан на пароходе, – напомнил Казачинский. – Который возле набережной стоит.
– Как приятно встретить знатока, – хмыкнул Соколов. – Точно, про пароход-то я забыл.
«И про «Бар» возле пруда, и про кафе, где подают лучшее в Москве мороженое, и про буфеты», – хотел добавить Юра, но поглядел на хмурое лицо следователя – и прикусил язык. Ни к чему сейчас было настраивать против себя человека, который несколько часов назад помогал разгрести последствия его же опрометчивости.
– Я все-таки не могу понять, – неожиданно проговорил Соколов, глядя на труп, над которым вились мухи, – зачем было так рисковать. Почему нельзя было избавиться от нее в другом месте…
– Может быть, кто-то сильно торопился, – заметил Опалин. – Или больше нигде не мог ее подстеречь.
– Не нравится мне все это, – пробормотал следователь, растирая лоб, – и то, что ее убили вчера, тоже не нравится… Ты своим людям скажи, чтобы держали язык за зубами, ладно? Если иностранная пресса пронюхает, что в парке Горького в день визита Роллана случилось такое… – Он не стал договаривать, а лишь сокрушенно покачал головой.
Опалин заверил его, что муровцы будут молчать как рыбы, и, подозвав фотографа, велел ему сделать как можно больше снимков места преступления.
– Понял, – кивнул Спиридонов и, вернувшись к своему фотоаппарату, принялся за дело. Над кустами вилась белая бабочка, но она улетела, прежде чем он сделал первую фотографию.