Паровой каток

Глава пятнадцатая

Крамер ненавидел приемы любого рода. А больше всего — коктейль-парти, хотя участвовать в них ему приходилось крайне редко. Но даже признавая свою необъективность, готов был со всей ответственностью заявить, что именно этот прием был худшим из всех, что он видел.

Большинство из восьмидесяти гостей, очевидно, думали также. На множестве холеных лиц прямо читалось болезненное желание смыться.

Трудно сказать, в чем было дело. Разумеется, коктейлей там не было, но выпивки — вполне достаточно. Персонал мэрии великодушно удовлетворял повышенный спрос на марочное шотландское виски, даже не пытаясь сэкономить на недоливе. А на длинных столах, покрытых скатертями с гербами города Трекерсбурга, красовалось множество закусок. И дамам, любящим поесть, было чем порезвиться, начиная с тортинок с лососевой икрой и кончая зелеными луковками на спичках. Впрочем бутерброды лучше было не брать, ибо хлеб на них отмок от соусов и начинки.

Короче, там было все, что нужно, включая эффектный квартет музыкантов. И тем не менее… Вначале Крамер подумал, что виноват в тоске, затопившей гостей, Манни Хендрикс и его «Копакабана трио». Когда он вошел, они как раз играли тоскливый латиноамериканский соул, который должен был передать страдания бедного перуанского крестьянина, потерявшего любимого ослика; по крайней мере так утверждал Манни и приходилось верить ему на слово. Но даже когда ударник выдал попурри из «Пасифик экспресс», настроение не улучшилось.

Тут Крамер вспомнил один танцевальный вечер, проходивший в клинике для душевнобольных, куда он попал с коллегами из полицейского училища. Крамер с приятелями был убежден в легкодоступности всех медсестер и прочего персонала. С танцев он провожал студентку медицинского колледжа, и та все пыталась говорить с ним о психологии. Когда же он собрался затащить её в кусты, в ответ услышал, что он страдает комплексом сексуальной неполноценности. Пришлось доказывать обратное. Теперь он подумал, что кое-что в её словах было. Пожалуй, в этой обстановке неполноценным чувствовал себя каждый.

Все шло гладко до того момента, пока в толпе не появился Треншоу. В руке он держал сумочку своей жены. И тут же его скрыла толпа двусмысленно ухмылявшихся приятелей.

Крамер не мог его как следует разглядеть, но ясно было, что Треншоу человек солидный, настолько солидный, что лейтенант похолодел при мысли, что могло произойти чудовищное недоразумение. Но что-то нужно было делать.

Музыка не стихала.

Вероятно, единственный, кто веселился от души — это редактор светской рубрики «Газетт», она тут же засекла новое лицо, появившееся у бюста Теофила Шепстона.

— Я Фелисити Пэйнтер, а вы кто, дружище? Я не отстану, пока вы не скажете.

Она была ещё выше, чем Крамер, и крутила длинную нитку коралловых бус, словно лассо.

— Служба безопасности, мадам.

— В самом деле?

— Точно, мадам.

— Боже, какая жалость! — И она отошла, устремившись за кучкой людей, наконец-то решившихся направиться к выходу.

Оркестр умолк.

Крамер озадаченно взглянул в ту сторону, но оказалось, музыканты устроили перерыв, чтобы выпить. Слава Богу, у него ещё достаточно времени, ведь первые лица не уходят раньше…

И тут ему кое-что пришло в голову. Если он ошибся, ничего не случится, но если он прав…

Манни был его старым знакомым.

— Ты чего-нибудь хочешь, Трампи? Для тебя — все, что угодно.

— Да, собственно, хотел попросить о небольшой любезности…

— Что-нибудь сыграть?

— «Зеленые манжеты».

— Это старье? Ну нельзя же его играть в таком обществе! Тут подавай все самое модное, латиноамериканские шлягеры, диско… Это покажется странным!

— Им это не помешает! Большинство вообще ничего не заметит. Сыграй на память о добрых старых временах.

— Чего не сделаешь для хорошего человека!

— Можете сократить, если хотите.

— Ладно. Я даже не спрашиваю, зачем тебе это. Слышали, ребята? Мой друг просит сыграть «Зеленые манжеты». Ну, начали!

И как только Манни задал ритм, Крамер встал рядом с ним на помосте, чтобы поверх голов видеть Треншоу, стоявшего в конце зала, у дверей в зал заседаний мэрии. Простенькая мелодия произвела на Треншоу такое впечатление, которое её неизвестному автору никогда и не снилось.

Как от удара промеж глаз, лицо его налилось кровью; беспокойно привстав на цыпочки, он уставился на Крамера. Тот, в свою очередь, оглянулся.

«Копакабана трио» делало свое дело. В их исполнении героиня песенки, нежная английская девушка, уже явно плясала босиком на мексиканских улицах.

Но не на них взирал ошеломленный Крамер.

Еще трое мужчин уставились на него, и лица их в потрясении застыли. Один за другим они начали протискиваться к Треншоу. И следом за ними направился Крамер. У двери в зал заседаний он взял инициативу на себя.

— Пожалуйста, пройдите в зал, господа, — вежливо предложил он.

Группка на миг задержалась. Маленький толстячок шагнул было назад.

— Не привлекайте внимания, господа.

Кивнув, они последовали за Крамером. Тот, закрыв дверь, включил свет.

— Теперь прошу всех занять свои места.

И четверо мужчин медленно, как в кошмарном сне, направились к большому полукруглому столу, где машинально расселись так же, как на заседаниях мэрии.

Крамер на миг замялся, но тут же, поднявшись на помост, сел в кресло мэра города. Взглянув сверху вниз на стол, заметил, что перед каждым советником на столе блокнот и табличка с именем.

— Советник Фергюссон, советник Да Сильва, советник Треншоу, советник Форд, — прочитал он слева направо.

Ждал, что последует, зная заранее, что именно.

— Что все это значит? — спросил Да Силва.

Крамер и сам не знал — банда, руководимая всей городской верхушкой, казалась невероятной. И самым странным было то, как на него все смотрели. Не испуганно, а рассержено.

— Мы имеем право знать! — взвизгнул Форд.

Крамер глубоко вздохнул. Крайне важно было сказать именно то слово, которое надо.

— «Паровой каток», господа.

И моментальная реакция: Да Сильва вскочил.

— Вы же обещали, что все будет закрыто и кончено!

— Что именно, советник?

— Сами знаете.

— Ну, с этой девушкой, — пробормотал Треншоу.

— Нет, ничего не кончено.

— Послушайте…

Треншоу поднял руку, остановив коллегу.

— Спокойнее, Ирвин. Мы этого человека не знаем. Возможно, он пытается использовать ситуацию в свою пользу.

Крамер не реагировал на их испепеляющие взгляды, так что им не видно было охватившее его смятение. Но ничего хорошего в этом не было, он не знал, что делать дальше, какую играть роль, не знал подходящих для неё слов.

— Я офицер полиции. Лейтенант Крамер. Расследую убийство цветной девушки, известной под именем Терезы Ле Руке. У меня есть основания подозревать, что вы располагаете информацией, которая может нам помочь.

Они выслушали его. И продолжали сидеть молча. Сейчас их и бомба не взяла бы. Да Сильва всхлипнул.

— Слава Богу, это все в прошлом, — вздохнул Треншоу и все кивнули.

Крамер спустился с помоста.

— Если кто-то хочет сделать заявление, хочу напомнить, что он может стать свидетелем обвинения. Это значит, что он не будет подвергнут уголовному преследованию. Убийство — тяжкое преступление!

— Мы никого не убивали!

— Нет, советник Треншоу? Тогда скажите, что вы сделали с девушкой или хотели сделать?

— Ничего.

Фергюссон завертелся и захныкал. Он начал сдавать ещё в зале.

— Что, если мы все начнем говорить? — предложил Треншоу, и на губах его, скорее всего по привычке, вновь заиграла легкая улыбка.

— Начинайте, я слушаю.

Ван Ниекерк поручил Зонди вычистить пишущую машинку. К его удивлению, это было сделано очень тщательно.

— Чем ты пользуешься, спиртом?

— Тетрахлорметаном, господин сержант.

— Ты что, не можешь сказать попроще? Где ты его взял?

— В фотолаборатории.

— Сержант Принслоу был там?

— Да, господин сержант.

Ван Ниекерк вернулся к своему списку людей, купивших электроорганы. Недоставало ещё нескольких адресов.

— Говоришь, лейтенант звонил, когда я разговаривал с полковником?

— Да. Он отправился на коктейль-парти в мэрию, господин сержант.

— Вот это да!

— Сказал, что беспокоить его следует только по крайне важному поводу.

— Понимаю, — Ван Ниекерк в душе усмехнулся.

Крамер оказался прав в двух вещах: Треншоу был главарем и его банда входила в большую преступную организацию. Но организацией этой руководили другие. Судя по реакции на его первую реплику, те скрывались за пресловутым «паровым катком». Но пока он отложил это в сторону.

Время — категория относительная, но теперь его было совершенно недостаточно. Братство анонимных жополизов в управлении уже готовится его съесть. Посмотрим, что они запоют теперь.

Лучше всего было предоставить этой четверке говорить, спорить друг с другом, препираться и обнажать свое нутро. Так вся история скорее прояснится. Неудачное вмешательство со стороны могло оборвать след и дать им время на зрелые размышления и консультации адвокатов.

А так, слушая, Крамер мог делать выводы, основываясь на намеках и оговорках, подчас таких неясных.

Треншоу был главарем банды, которая возникла ещё в детские годы, в прыщавые годы созревания он о нем забыл, долгие десятилетия успешной карьеры хранил самые нежные воспоминания, а когда общественное положение открыло ему двери «Альберт-Клуба», та опять стала реальностью.

Конечно, все уже было по-другому. Треншоу лет до сорока ощущал себя в Треккерсбурге чужаком, а остальные трое вообще раньше не были знакомы. Но каждый из них в юности входил в свою группировку, а в каждой из них есть лидер — такой вот стройный, симпатичный Треншоу, способный перца в штаны собственному отцу насыпать, или толстячок Да Сильва, обожавший смотреть, как корчится новичок, испытавший пожатие его неожиданно сильных пальцев, или Форд — приличный мальчик, коллекционировавший неприличные слова и истории, или Фергюссон, чьих родителей никогда не было дома и который, ухмыляясь, пояснял, что постель у него не остывает.

Все они друг друга стоили.

Альберт-Клуб снисходительно взирал на них сквозь свои старомодные очки, шурша листами «Таймс», доставленной самолетом. Новый хозяин клуба, безвестный парвеню, допустил, чтобы уровень клуба вопиющим образом упал. Когда-то и подумать нельзя было, что здесь появятся все эти безродные пришельцы и евреи-магазинщики — но теперь, видит Бог, все меньше становилось порядочных людей, блюдущих чистоту на собраниях членов клуба. Весь мир летел к черту — только посмотрите, что творится в семействах Сифортсов и Камеронов! А по всей Великобритании!

Что касалось их, то четыре новых члена усиленно старались соответствовать обстановке и обычаям, царившим в этих огромных, обшитых деревом залах. Даже начали говорить на прекрасно артикулированном английском, так подходившем к неторопливому прихлебыванию капского бренди.

И вот они достигли цели всех этих усилий и были допущены в святая святых, где их коллеги в темных костюмах помпезно дискутировали о дивидендах и влиянии холестерина на сердечную мышцу. Это было нетрудно, но невероятно нудно. Особенно если вы знали форму каждой лошади в каждом заезде ещё до начала скачек.

Короче, желанный мир взрослых принес горькое разочарование и их возвращение к детским привычкам было вполне оправданным. Началось все с условного знака, который подал Треншоу своему коллеге, советнику Да Сильва, на который отозвались и остальные. А условные знаки всегда были началом тайных группировок.

Скоро все четверо стали чувствовать себя счастливее, чем когда бы то ни было. Бели их шалости наносили убытки, то богатство обеспечивало компенсацию и плату за молчание. Все их выходки были всего лишь забавами взрослых, впавших в детство. И, что нравилось им больше всего, слухи об их приключениях обеспечивали, неслыханную репутацию и популярность.

И тут кое-что произошло.

Треншоу, расширяя свою фирму «Протез электроникс», поехал в Японию заключить контракт на транзисторы. Много дней он провел там в конторах и на заводах. Но, приехав, не мог рассказывать ни о чем, кроме ночей. Использование японскими поставщиками секса, как козыря на переговорах, превзошло всякую фантазию. В борьбе с конкурентами они шли на все.

Треншоу стал другим человеком, а следом за ним — и его друзья. Их тайная жизнь приобрела новую интенсивность. Но они были осторожными людьми, эти городские советники, любовные истории со всем своим непредсказуемым и совершенно излишним риском были не по ним. Если на то пошло, им больше импонировала четкая деловая договоренность. И они решили сделать ставку на женщину, которая на хороших условиях взялась бы удовлетворять разнообразные их фантазии. Вопрос был только в цене.

Впрочем, не только в ней. Даже в портовом Дурбане только ненормальный мог бы ходить по улицам и договариваться с чужими людьми.

Вот тут Треншоу и познакомился с Джексоном. Остальные тогда сидели на веранде отеля «Эдвард», фарисейски морщились, когда вызывающие одетые красотки из ночных клубов недовольно косились на их голодные взгляды. Джексон перепутал Треншоу с управляющим, и пока тот убеждал его в ошибке, они оказались у стойки. Джексон настоял, чтобы его ошибка была сглажена стаканчиком виски, и Треншоу, бывший не в настроении, согласился. Потом он настоял, чтобы выставить Джексону в ответ двойную порцию. Тот заторопился на вечеринку с девочками по соседству. Треншоу почувствовал, что речь идет о чем-то весьма заманчивом.

Его неловкий зондаж позабавил Джексона. Да, девушки там будут. Молоденькие. Имен их он, конечно, не знает, — на подобных вечеринках это ни к чему. Отличная будет гулянка. Жаль, что Треншоу с ним нельзя. Честное слово, очень жаль. Но тут приходится быть осторожным.

Треншоу жалел ничуть не меньше, рассказывая остальным. Все прекрасно понимали, что их высокое общественное положение в глазах Джексона не только не имело никакой цены, но и означало дополнительный риск. И наплевать ему, что ставят на кон они, — их положение могло навлечь опасность на всех остальных.

Правда, визитную карточку Треншоу он принял и обещал заглянуть, когда будет в Треккерсбурге.

Разумеется, задор славной четверки резко падал по возвращении домой. Жены начали что-то подозревать и прибегли к тактике безмерной преданности, что никак не годилось в их возрасте. Длилось это недолго, но зато очень утомляло. Трех секретарш заменили зрелыми дамами, четвертая уволилась сама и со скандалом торопливо вышла замуж.

Настали тяжелые времена.

И тут в один прекрасный вечер Треншоу влетел в бар «Альберт-клуба» с блаженной улыбкой на лице. Его, оказывается, навестил Джексон. А если тот приехал в такую даль, то явно не зря. В чем дело — они услышат от него сами. Треншоу уже предупредил привратника, чтобы известили о приходе Джексона. Они выбрали укромный уголок, зарылись поглубже в кресла и стали ждать.

Джексон не пришел.

На другой день, позвонив Треншоу, всячески извинялся. Мол, вы должны понять, это оказалось сильнее. Господи, он совершенно потерял голову. Неописуемо, просто неописуемо, и всего за десять рандов, надо же! Но самое впечатляющее — меры безопасности. Правда, нужно сразу сказать, что не больше часа, но ощущения… после этого на обычных шлюх и не взглянешь.

Треншоу стоял на своем: будучи в Трехсерсбурге, Джексон просто обязан с ним поужинать.

Так они и сделали. И когда Треншоу снова встретился с приятелями, им не нужен был Джексон, чтобы объяснить, что сулит им час с Терезой Ле Руке… Треншоу изъяснялся как падший ангел, а в заключение сообщил, Джексон признался, что проверил его прошлое. И получил соответствующие рекомендации. И ещё — ему разрешили найти ещё компаньонов — но не более трех, как удачно! И только тщательно проверенных. Ведь никто не хотел резать курицу, несущую золотые яйца.

Только кто-то её все же убил. И очень скоро после ошеломляющего заявления Джексона: во время игры в гольф вдруг равнодушно так он заметил, что держит пленки и магнитофонные ленты — доказательства уголовно наказуемой связи с лицом иной расы. И также невозмутимо представил документы, что Тереза Ле Руке — цветная. И вдобавок призвал сообщников приложить все старания и влияние, чтобы контракты на постройку нового туземного гетто были заключены с фирмами, список которых он заботливо подготовил.

Увидев список, они осознали, что Джексон — человек с неограниченными возможностями. Умел не только найти тех, кто готов и только ждет предложений взятки, но и предвидеть реакцию тех, кто на это не идет и кого приходится шантажировать. Он не требовал ничего особенного — только передать всякие мелкие работы консорциуму из множества мелких фирм. Между теми начнется такая драка, вроде схватки нищих за горсть медяков, что никто не заметит настоящего победителя. Раздели эту сумму — всем достанутся гроши, но в одном кармане — это миллионы. Ну а за субподрядчиками дело не станет.

И не стоит отравлять себе жизнь. Нужно думать о семьях. После подписания контрактов не останется ни фильмов, ни магнитных лент, ни самой красотки. И с лент, и с фильмов можно снять копии, но соучастница — только одна. И её ликвидация устранит всякую опасность.

В конце концов, господа, она всего лишь цветная. Это совсем не то же, что убить белую женщину. Только подумайте, как она вам лжет, как вас унижает якобы во имя эротики — но в самом деле ненавидит вас за то, что вы белые.

Отчаяние укрепляет решимость. Несчастные компаньоны были только рады, что кто-то возьмет на себя их проблемы.

Как было обещано, девушку убрали, причем якобы недоказуемым образом. И хоронили её в тот самый день, когда были официально подписаны договора на строительство. Джексон по телефону похвастался, что досрочная ликвидация соучастницы — жест доброй воли с его стороны.

Треншоу все ещё не мог поверить в реальность того, что случилось. И продолжал обвинять себя. Остальные вели себя крайне нелояльно. Их просто взбесило, когда узнали, что чрезмерная щепетильность заставила Треншоу заявиться в крематорий, выдавая себя за чьего-то родственника.

Вот и вся их история.