Партия, которую создал Иисус

Глава 17
СУД КАИАФЫ

Читая книги современных исследователей Нового Завета, с удивлением обнаруживаешь, что почти все они с каким-то странным предубеждением относятся к свидетельствам евангелистов, словно подозревая последних в необъективности или, что ещё хуже, недобросовестности. Эта предубеждённость особенно бросается в глаза, когда речь заходит о двух важнейших эпизодах новозаветной истории — суде над арестованным Иисусом сначала в доме у первосвященника Каиафы, а затем в претории у Понтия Пилата. Редкий исследователь не усомнился в исторической достоверности этих событий. К примеру, немецкий библеист профессор Геттингенского университета Э. Лозе в евангельском описании суда над Иисусом в доме у Каиафы насчитал целых 27 нарушений процедуры Синедриона! {160}. Множество несообразностей находят исследователи и в евангельских описаниях суда над Иисусом у Понтия Пилата; по их мнению, это даже не суд, а какая-то карикатура или пародия на римскую юридическую процедуру. А вывод в целом получается неутешительный. Как считает большинство современных библеистов, этих двух важнейших событий новозаветной истории либо вообще никогда не было, либо всё происходило совсем не так, как это изображено у евангелистов.

Удивляет безапелляционность нынешних кабинетных учёных. Неужели они думают, что им лучше евангелистов известно, как на самом деле должны были происходить те или иные события две тысячи лет назад? Ведь не следует забывать, что евангелисты — как-никак современники или почти современники тех давних событий и могли получать информацию, что называется, из первых рук!

Метод, с помощью которого нынешние учёные исследуют Евангелия на достоверность, совсем не сложен и основывается главным образом на использовании в качестве образца литературных памятников древнееврейской и древнеримской юридической мысли. Библеисты дотошно сравнивают евангельские тексты с тем, что написано о судебной процедуре в еврейском Талмуде или Дигестах Юстиниана и, если находят какие-то расхождения или нестыковки, делают соответствующие выводы, как правило, не в пользу евангелистов.

Как видим, всё очень просто. Думается, однако, что в данном случае простота вовсе не признак гениальности. С какой это стати критики новозаветных текстов вообще решили, что можно делать какие-либо выводы о достоверности евангельских событий на основании их соответствия или несоответствия тогдашней судебной процедуре? Или, может быть, они полагают, что в древности судебные процессы всегда и везде производились без малейших отступлений от «буквы закона»? О sancta simplicitas![34]

Интересно, что же в таком случае они думают о современной судебной практике? Неужели и здесь они не находят никаких отклонений и нарушений? Если это действительно так, то их остаётся только пожалеть. С таким знанием жизни браться за изучение Евангелий... Это ужасно!

Всякий непредвзято мыслящий наблюдатель подтвердит, что реальная судебная практика и «закон писаный» — это далеко не одно и то же. Особенно, к нашему великому прискорбию, в постсоветской России. Да вот взять хотя бы «дело капитана Ульмана», привлечённого к суду за расстрел нескольких гражданских лиц на территории Чечни в январе 2002 года. Северо-Кавказский военный суд дважды — в апреле 2004 и в мае 2005 — выносил оправдательный приговор капитану и трём его сослуживцам на основании вердикта присяжных, которые считали, что спецназовцы невиновны, поскольку действовали согласно приказу вышестоящих начальников. И тем не менее российская Фемида не успокаивалась до тех пор, пока Ульман и его сослуживцы не были осуждены — на этот раз с участием трёх профессиональных судей.

Вы только подумайте: дважды был оправдан и всё равно должен был сесть в тюрьму! Как это соотносится с действующим российским законодательством? А с древним римским принципом «Пусть погибнет мир, но свершится правосудие»?

Кстати, когда знакомишься с подробностями «дела Ульмана», невозможно отделаться от странного ощущения, что всё это когда-то уже видел или слышал... И, действительно, стоит немного поднапрячься, и в памяти всплывает «Выборгская сторона» — старый-престарый советский фильм из трилогии о революционере Максиме. В одном из эпизодов этого фильма рассказывается (и показывается), как вскоре после революции 1917 года пролетарским судом судят нескольких бандитов, которых за большие деньги взялся защищать недобитый буржуазный краснобай-адвокат. И совсем уж было «отмазал» он бандитов от наказания, как вдруг поднялся со своего места старый путиловский рабочий и вопросом в лоб: «Бандиты они или не бандиты?» — разбил всю хитроумную защиту, выстроенную адвокатом. То же самое и с «делом Ульмана». Не обращая никакого внимания на вердикты, вынесенные присяжными заседателями, встал кто-то облечённый властью и резонным вопросом «Преступники они или не преступники?» — отправил капитана вместе с сослуживцами на нары.[35] А ведь, помнится, в годы перестройки и гласности реки слёз были пролиты по поводу судов присяжных, упразднённых зловредными большевиками. Кричали: «Надо возродить суды присяжных, самые гуманные и справедливые суды в мире!» Возродили. И что же? Если вердикт присяжных не устраивает власть, то от него просто-напросто отмахиваются, как от назойливой мухи!

И вот представим на минуту, что «делом Ульмана» через 2000 лет заинтересуется какой-нибудь пытливый историк. Извлечёт он из архива старые газеты, сравнит их содержание с тем, что было написано в древнем, к тому времени уже вышедшем из употребления, российском законе и, нахмурясь, возопит громким голосом: «В газетах — неправда! В тогдашнем законе не так было написано! По закону, оправданный Ульман должен был выйти на свободу, а если не вышел, то, значит, ничего этого на самом деле не было! И самого капитана Ульмана тоже не было!»

Смешно? А между тем именно таким способом современные библеисты исследуют евангельские тексты на достоверность!

Виновен или не виновен капитан Ульман — тема отдельного разговора, не имеющего отношения к нашему повествованию. И вспомнили мы об этом сомнительном деле лишь затем, чтобы показать, что реальная судебная практика отнюдь не всегда совпадает с положениями Уголовно-Процессуального кодекса. Если подобные вещи сплошь и рядом творятся в наш век научно-технического прогресса, то почему, спрашивается, они не могли происходить и 2000 лет назад? Поэтому вряд ли правомерно целиком и полностью выстраивать критику евангельских текстов на таком зыбком фундаменте, как их соответствие или не соответствие древней юридической процедуре. «Закон, что дышло...» — эту прописную истину наверняка хорошо знали как в античном Риме, так и в древней Иудее. И, наверное, мы не слишком погрешим против истины, если скажем, что еврейский Талмуд и римско-византийские Дигесты дают идеальное, если можно так выразиться, представление о тогдашней юридической процедуре, а евангельское описание суда над Иисусом — реальное.

Согласно Евангелиям, арестованного в Гефсиманском саду Иисуса той же ночью доставили на допрос к первосвященнику. Иоанн утверждает, что сначала Иисуса привели к Анану, и лишь затем к его зятю — Каиафе (Ин. 18:13-24). По Матфею, Иисус сразу был приведён к Каиафе (Мф. 26:57). Два других евангелиста имени первосвященника не упоминают вовсе.

По такому случаю в доме первосвященника собрались «книжники и старейшины» — или, говоря словами Луки, «весь синедрион» (Лк. 22:66). Их целью было найти компромат на Иисуса, чтобы осудить его как бунтовщика. Согласно синоптикам, на все обвинения и лжесвидетельства Иисус отвечал молчанием, приводя в ярость своих мучителей. Иоанн утверждает, что Анан хотел выведать у Иисуса что-нибудь о его учениках, и, кроме того, по всей вероятности, хотел узнать, не называл ли Иисус себя царём Израиля, не запрещал ли платить налог Риму и т.д. Иисус, разгадав намерения хитрого старца, смело заявил:

— Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил (Ин. 18:20-21).

Окружающим ответ Иисуса показался неслыханно дерзким, и кто-то из челяди со словами «Так ты отвечаешь первосвященнику» ударил его по щеке. Еврейский закон категорически запрещал бить подсудимого или отказывать ему в свободе слова — об этом и напомнил Иисус, ответив не в меру ретивому холую первосвященника:

— Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня?» (Ин. 18:23).

Дальнейшие события происходили уже в доме первосвященника Каиафы, куда Иисуса привели после допроса у Анана. Отчаявшись добыть с помощью лжесвидетелей какие-либо весомые улики против Иисуса, Каиафа «стал посреди» зала и уже безо всяких обиняков прямо спросил его:

— Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? (Мф. 26:63; Мк. 14:61).

Иисус подтвердил, что он и есть долгожданный Мессия:

— Ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мф. 26:64; Мк. 14:62; Лк. 22:69-70).

Тогда первосвященник, разорвав на себе одежды, в притворном ужасе воскликнул:

— Он богохульствует! на что ещё нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его! как вам кажется? (Мф. 26:65-66; Мк. 14:63-64; Лк. 22:71).

Значение этого драматического жеста объясняет Х.Б. Суит: «Закон запрещал первосвященнику раздирать свои одежды в знак личной скорби (Левит 10:6, 21:10), однако выполняя обязанности судьи, он должен был, согласно традиции, именно так выражать свой ужас перед богохульными словами, произнесёнными в его присутствии» {161}.

Всё собрание дружно засвидетельствовало, что Иисус, называя себя Мессией, подлежит смерти. После этого на него градом посыпались удары: «Тогда плевали Ему в лице и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя?» (Мф. 26:67-68; Мк. 14:65; Лк. 22:63).

Наутро Иисуса связали и повели в преторию на суд Понтия Пилата.

Несомненно, первосвященник и его окружение с самого начала вынашивали планы выдать Иисуса римлянам, чтобы расправиться с ним чужими руками. С точки зрения еврейских законов и обычаев, Иисуса вряд ли можно было приговорить к смерти, поэтому они хотели выставить его не столько нарушителем религии, сколько обычным смутьяном и мятежником. Это дало бы им повод официально передать Иисуса в руки римской администрации. Собственно, именно этого и добивался Каиафа, когда «заклинал» Иисуса признаться в том, что он — Христос, Мессия (Мф. 26:63; Мк. 14:16).

Своей цели первосвященник достиг: Иисус признался, облегчив Каиафе его задачу. Теперь оставалось лишь передать Иисуса римлянам для суда и наказания. Титул Мессии — Царя Иудейского — подразумевал, помимо всего прочего, что его носитель оспаривает власть римского императора над народом Израиля. Уже одного этого было достаточно, чтобы без лишних слов отправить преступника на эшафот. На это, вне всякого сомнения, и рассчитывали первосвященник и его клевреты. Они надеялись, что прокуратор Понтий Пилат, известный своей подозрительностью и жестокостью, не станет церемониться с преступником и не глядя подмахнёт смертный приговор.

Но к чему была нужна такая спешка? Разве нельзя было подержать пленника в тюрьме, а после праздника спокойно завершить начатое? Можно, конечно, но Каиафа, по всей видимости, решил на всякий случай подстраховаться. Он знал, что по большим праздникам Пилат всегда приезжал в Иерусалим, дабы лично следить за порядком в городе. В наэлектризованной, нервозной атмосфере, чреватой массовыми беспорядками, — что, кстати, случалось, довольно часто, — подозрительность Пилата должна была увеличиться ещё больше. К тому же до прокуратора и раньше могли доходить кое-какие слухи о странном проповеднике из Галилеи, с царскими почестями вошедшем в город, а затем учинившем беспорядки в Храме. Подсунь римлянам в это время Иисуса, и кто стал бы с ним церемониться! На крест! Ibis in crucem![36] А после Пасхи, когда жизнь в городе вернётся в своё в привычное русло, осуществить это дело было бы уже не так просто. К тому же Пилат по окончании праздника непременно уехал бы обратно в Кесарию, а это 120 километров по прямой. Как доставить туда пленника? И кто поедет с ним к прокуратору? Сколько лишних хлопот, однако!

Поэтому первосвященники решили не дожидаться окончания праздника и осуществить свой дьявольский план немедленно.

Примерно так, согласно Евангелиям, выглядела сцена суда над Иисусом у первосвященника. Посмотрим теперь, что думают об этом деле современные учёные. Как я и предупреждал, они почти ничему в евангельском рассказе не верят, находя в нём массу неточностей и несообразностей. Вот лишь, по их мнению, самые главные:

1. Синедрион не мог проводить свои заседания в частном доме, даже если это была резиденция самого первосвященника. Постоянным местом работы Синедриона являлся Храм, вернее, «Зал Тёсаных камней», расположенный на его территории {162}.

2. Синедриону было запрещено разбирать уголовные дела ночью, их следовало начинать и заканчивать до захода солнца {163}.

3. Разбирательство уголовных дел не производилось ни в субботу, ни в праздник, ни накануне праздника {164}. Согласно синоптическим Евангелиям, суд над Иисусом состоялся в ночь Пасхального Седера[37] или в ночь накануне Седера, как пишет Иоанн, что ничего принципиально в этой ситуации не меняет.

4. Подсудимый не мог быть осужден только по собственным показаниям. Сталинская «царица доказательств» — признание обвиняемого — в древнем Израиле не действовала {165}.

5. Богохульством считалось произнесение вслух Священного Имени Бога; это позволялось только первосвященнику, только раз в году — в Йом ха-Кипурим (Судный день) и только в особом помещении Храма — в Святая Святых. Если Имя Бога не упоминалось, то обвиняемый богохульником не считался, что бы помимо этого он ни произносил.

6. Притязание на титул Мессии, согласно еврейскому Закону, преступлением не являлось. В еврейской истории и помимо Иисуса были претенденты на этот титул. Самый известный из них — Симон Бар-Кохба, руководитель восстания против римлян в 132 — 135 гг.

И так далее и тому подобное — всего, как мы уже говорили, 27 пунктов различных якобы неточностей и нестыковок. Собранные все вместе, они, по-видимому, должны производить сильное впечатление: как же, по 27 пунктам специалисты побили евангелистов! Вот тебе и Евангелия! Вот тебе и «богодухновенные» книги!

Давайте ненадолго остановимся, переведём дух, а заодно вспомним, о чём мы вели речь в начале этой главы. А речь мы вели том, что в реальной жизни судебные процессы не всегда происходят так, как того требует «буква закона». И суд над Иисусом как раз и был из этой же категории. По большому счёту, это даже и не суд был вовсе, а некая сходка, тайное судилище с заранее известным приговором. Вспомним, что участь Иисуса была решена ещё за несколько месяцев или недель до Пасхи на том самом совете, на котором Каиафа предложил убить дерзкого Галилеянина (Ин. 11:47-53). «Начальники иудейские» собрались ночью у первосвященника, скорее всего, только для того, чтобы в последний раз обсудить, как им сподручнее выдать Иисуса римскому прокуратору, а вовсе не для поиска истины.

Предвижу возражения: если это было абсолютно незаконное сборище, то почему евангелисты называют его Синедрионом (по-еврейски произносится как «сан'эдрин»)? Не является ли это ещё одним доказательством несостоятельности их рассказов?

Не является! В Иудее любой суд — и законный, и не законный — только так и назывался. Каких-то специальных слов для обозначения незаконных судов не существовало. Как, впрочем, и у других народов. Мы же именуем, например, сталинские показательные процессы 1937 года судами, хотя прекрасно знаем, что это была комедия суда. То же самое и с Иисусом. Судил его, если исходить из «буквы закона», конечно же, не Синедрион, но поскольку как-то назвать это незаконное судилище надо было, вот и назвали по иудейскому обычаю Синедрионом. Просто и понятно.

Многие библеисты не верят евангелистам ещё и потому, что считают евангельское описание суда над Иисусом абсолютно не соответствующим еврейскому религиозному Закону. Вот их аргументы. В год, когда распяли Иисуса, иудеи праздновали Пасху в субботу 15 нисана. Если брать за основу синоптические Евангелия, то получается, что Иисус устроил Тайную Вечерю в ночь с 14 на 15 нисана — то есть в пасхальную ночь, а распят был на следующий день,15 нисана, или в самый первый день Пасхи.

Но ведь тем самым были бы грубо нарушены основные заповеди иудаизма! Еврейский религиозный Закон предписывал в первый и последний дни Пасхи строжайшее соблюдение всех субботних правил (Ис. 12:16; Лев. 23:7; Чис. 28:18; Втор. 16:8). Любая работа в это время категорически запрещалась — естественно, это относилось и к судебным заседаниям — и кто, как не члены Синедриона, должны были об этом знать! Невозможно представить себе, чтобы евреи могли кого-то арестовывать или допрашивать в святую пасхальную ночь; невозможно представить себе и казнь в такой великий день. Вызывают сомнения и некоторые другие эпизоды, которые, согласно синоптикам, произошли в день казни Иисуса — то есть в самый первый день Пасхи. Так, например, Симон Киринеянин не мог работать на поле 15 нисана (Мк. 15:21), ибо перед пасхальной трапезой прекращалась всякая работа. И Иосиф Аримафейский не мог купить погребальную плащаницу (Мк. 15:43-46) в этот день, поскольку любая торговля была запрещена (Неем. 10:31).

У Иоанна подобных противоречий нет, и этим он выгодно отличается от трёх других евангелистов. Все события Иоанн переносит на один день назад, и таким образом у него получается, что Иисус был казнён не 15 нисана, а 14 — то есть ещё до начала праздника. В Евангелии от Иоанна совершенно ясно сказано, что праздник Пасхи, который начинался с пасхальной трапезы, всё ещё был впереди, когда Иисуса доставили к Пилату: «От Каиафы повели Иисуса в преторию. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху» (Ин. 18:28). Есть у Иоанна и другой эпизод, из которого также следует, что Тайная Вечеря происходила до Пасхи: «Перед праздником Пасхи Иисус... ...встал с вечери...» (Ин. 13:1-4).

Да и сами синоптики, противореча себе же, чуть позже говорят о дне казни Иисуса, как о предпраздничном дне: «И как уже настал вечер, — потому что была пятница, то есть день перед субботою» (Мк. 15:42). — «День тот был пятница, и наступала суббота» (Лк. 23:54). А так как первый день Пасхи приходился тогда на субботу, то, значит, и Страсти Господни должны были состояться до её начала, и Тайная Вечеря, соответственно, происходила не в пасхальную ночь, а в предшествующую.

Таким образом, и Тайная вечеря, и страсти Христовы, вероятнее всего, произошли до начала великого праздника и, следовательно, не нарушили строгих иудейских религиозных запретов и предписаний. Почему же в таком случае синоптики в своих писаниях утверждают, что основные события разыгрались всё-таки в день Пасхи? Сложно сказать... Чтобы примирить противоречия, связанные с датой смерти Иисуса, библеистам и богословам даже пришлось конструировать особые гипотезы. Одна из них утверждает, что трапеза, упомянутая тремя синоптическими евангелистами, была не Седером, то есть не пасхальной трапезой, а просто прощальным ужином накануне серьёзных испытаний. Допустим. Но почему в таком случае синоптики устами Христа упорно называют это пиршество именно пасхой и почему всячески подчёркивают, что состоялось оно «в первый же день опресночный» — то есть в первый день Пасхи (Мф. 26:17-19; Мк. 14:12-16; Лк. 22:7-15)?

Ряд других гипотез предполагает, что во времена Иисуса некоторые группы еврейского населения праздновали Пасху не со всеми вместе. В частности, рукописи из кумранских находок показывают, что ессеи при расчёте дня Пасхи пользовались не лунным календарём, как это было официально принято, а солнечным, при этом праздничные дни, действительно, могли не совпадать. Если Иисус и его апостолы имели в прошлом какие-то контакты с сектой ессеев (некоторые исследователи в этом уверены), то вполне могли по привычке отпраздновать Пасху по ессейскому обычаю на день раньше официального праздника.

Как мы убедились, евангелист Иоанн гораздо лучше синоптиков согласовал своё описание Страстей Господних со строгими установлениями еврейского Закона. Не означает ли это, что три других евангелиста ошибались, когда писали свои тексты? Трудный вопрос... В практике иудаизма встречаются жизненные ситуации (и, кстати, не так уж и редко), когда любые, даже самые строгие — субботние — предписания Моисеева Закона не действуют, и с этой точки зрения арест и казнь Иисуса, даже совершённые в самый первый день Пасхи, не будут являться нарушением Закона. Это те ситуации, которые предусмотрены известным правилом «пикуах-нефеш дохе шаббат» (в приблизительном переводе с иврита означает: «если чьей-то жизни грозит опасность, то любые связанные с субботой запреты отодвигаются в сторону»). Если синоптики, сочиняя свою версию Страстей Господних, именно это имели в виду, то их сообщение вполне может оказаться правдой, а не вымыслом.

Согласно правилу «пикуах-нефеш», выполнение заповедей Торы не должно соблюдаться, если в опасности оказывается человеческая жизнь. Например, во время голода еврею, чтобы выжить, позволено есть запрещённую Торой пищу. И в субботу, когда нельзя пользоваться транспортом, еврей обязан отвезти к врачу больного, жизнь которого находится в опасности. Это правило применимо не только к отдельным людям, но и к целой группе людей, и даже ко всему народу. Во время чрезвычайных ситуаций или боевых действий правило «пикуах-нефеш» отменяет абсолютно все субботние ограничения. Никому из евреев и в голову не придёт складывать оружие, если начатый в пятницу бой не завершился с закатом солнца, то есть с наступлением субботы. И вооружённого террориста спецслужбы будут преследовать и в субботу, и в любой другой иудаистский праздник, пока не уничтожат. Во всех этих и им подобных случаях нарушение запрета считается не грехом, а праведным делом.

И вот теперь — внимание! — мы подходим к самому главному. Объявив, что деятельность Иисуса Назарянина угрожает жизни и спокойствию мирных людей, саддукеи и фарисеи могли получить право арестовать и судить его, как отъявленного преступника, даже во время великого праздника. Как мы помним, высшие иудейские иерархи во главе с Каиафой ещё за несколько месяцев до последней роковой Пасхи решили, что «если оставим Его (Иисуса. — А. Л.) так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом... ...лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11:48, 50).

Обратите внимание на формулировку! Если действия Иисуса квалифицировать подобным образом, то расправа над ним становится, с точки зрения саддукеев и примкнувших к ним фарисеев, не нарушением Закона, а полезным и богоугодным делом, подпадающим под правило «пикуах-нефеш»! По утверждению первосвященника, Иисус представлял смертельную опасность для народа Израиля, и, как вредного смутьяна, его следовало обезвредить немедленно, не взирая ни на какие самые строгие предписания Моисеева Закона. Под такой призыв Каиафы члены Синедриона безо всяких возражений могли собраться для суда над Иисусом в святую Пасхальную ночь, могли допрашивать его и приговорить к смерти. Никаких препятствий религиозного характера для этого не существовало, если только в действие вступало правило «пикуах-нефеш».

Как видим, «начальники иудейские» вполне могли оказаться причастными к расправе над Иисусом, даже если брать за основу не рассказ Иоанна, а синоптические Евангелия, утверждающие, что Страсти Господни произошли в самый первый день Пасхи.

Какая из этих двух версий — Иоанна или синоптиков — ближе к истине? Со всей определённостью сказать нельзя, могло, оказывается, и так произойти, и эдак. Лично мне больше нравится рассказ Иоанна, но, повторю, и версия синоптиков в принципе не противоречит положениям иудаизма и тоже имеет право на существование. Так что, читатель вправе выбрать любую, какая ему больше нравится.

Кстати, версию синоптических Евангелий можно подкрепить ещё вот каким рассуждением. Как мне кажется, — и, судя по всему, это именно так и есть, — современные критики евангельских текстов слишком преувеличивают трепетное отношение древних иудеев к установлениям своего Закона. В сохранившихся исторических документах можно найти свидетельства того, как самые строгие предписания иудаизма иногда нарушались под влиянием различных причин как уважительных, так и не очень. Иосиф Флавий рассказывает, что однажды на Пасху во время правления Архелая (4 до н. э. — 6 н. э.) произошли серьёзные беспорядки в Храме. Архелай послал против бунтовщиков отряд воинов с приказом изловить зачинщиков. Но народ прогнал воинов. Тогда Архелай послал против народа всё своё войско. Внезапно напав на бунтовщиков, солдаты убили около 3 тыс. человек. Празднование Пасхи было прекращено, и напуганный народ разошёлся по домам {166}.

Если следовать логике современных библеистов, то это событие, противоречащее строгим иудейским установлениям, Иосиф Флавий просто-напросто выдумал сам.

Суд над Иисусом, скорее всего, был тайным. Никого из посторонних на него не приглашали. Ученики и друзья Христа также не вызывались — ни как обвиняемые, ни как свидетели. Откуда в таком случае евангелистам известны подробности той страшной ночи? (Между прочим, с точки зрения критиков-библеистов, это тоже одно из весомых доказательств несостоятельности евангельских рассказов. Очевидцев-то ведь не было!)

Что ж, попробуем разобраться. Прежде всего выясним, имел ли возможность кто-нибудь из друзей Иисуса оказаться в ту ночь в доме Каиафы? Вспомним свидетельство Иоанна о том, что вслед за арестованным Христом во двор к первосвященнику вошёл «и другой ученик; ученик сей был знаком первосвященнику» (Ин. 18:15). Вполне вероятно, что этот таинственный ученик (церковное Предание отождествляет его с евангелистом Иоанном) имел доступ не только во двор, но и во внутренние покои дома, где происходил суд, ведь сказано же — «был знаком первосвященнику»! Присутствие Иоанна в доме можно предполагать по тому, что его определённо не было во дворе в тот момент, когда слуги первосвященника досаждали Петру каверзными вопросами. Несомненно, он заступился бы за товарища перед слугами, которых, судя по всему, совершенно не опасался. Это — во-первых.

Во-вторых, если даже друзья Иисуса в дом не входили, слухи о том, что там творилось, всё равно могли просочиться наружу. В доме в ту ночь собрались люди самого разного звания и состояния, которым не было абсолютно никакого резона держать язык за зубами. Современные исследователи, живущие в эпоху газет и телевидения, постоянно забывают, что во времена Иисуса главным источником информации являлась устная речь или, проще говоря, — слухи. Это сегодня все возле телевизоров сидят, а тогда за новостями специально ходили на базары, перекрёстки улиц и прочие людные места. Счастливчик, приносивший свежие новости, становился героем дня, за ним ходили толпами, его зазывали в гости. Любой из тогдашних иерусалимцев мечтал хоть на самое короткое время оказаться в этой роли. Поэтому всё, что происходило ночью за закрытыми дверями в доме первосвященника, уже на следующий день должно было стать предметом самого живейшего обсуждения на всех городских улицах и базарах.

Точно так же могли просочиться на улицы Иерусалима и подробности о суде Пилата. Солдаты вспомогательных войск, стоявшие на часах в претории, были сирийцами на римской службе. Как и евреи, они говорили на арамейском языке и, следовательно, могли слышать и понимать разговор Иисуса с Пилатом. А дальше всё просто. Солдат не всё время сидит в казарме, иногда он и в город отлучается. А в городе, как известно, солдат всегда найдёт, где выпить стакан вина и поговорить по душам, в том числе и о том, что происходило в претории во время допроса Пилатом Иисуса-Галилеянина.

Так что, были друзья Иисуса в доме у Каиафы или не были, — не суть важно. И без них нашлись бы желающие рассказать о событиях той трагической ночи.

В этой главе мы много времени посвятили разбору и критике взглядов современных исследователей, отрицающих достоверность евангельских рассказов о суде над Иисусом. А ведь эту задачу можно было значительно упростить! У знаменитого Иосифа Флавия есть один эпизод, поразительно напоминающий историю, произошедшую с Иисусом. Странно, что никто из исследователей до сих пор не удосужился провести между ними параллели!

Итак, вот этот удивительный эпизод. Через тридцать лет после казни Иисуса, рассказывает Иосиф Флавий, некто Иешуа, сын Анана, «простой человек из деревни», бегая по улицам Иерусалима, пророчествовал о гибели города и разрушении Храма. Иудейская верхушка сама выдала его прокуратору Альбину как возмутителя спокойствия. «Будучи истерзан плетьми до костей», продолжает Иосиф Флавий, Иешуа не переставал твердить своё жуткое пророчество. Тогда прокуратор отпустил его, посчитав за обычного сумасшедшего {167}.

Как многое в этой мрачной истории перекликается с тем, что мы знаем об Иисусе из евангельских рассказов! Так же, как и Христос, Иешуа, сын Анана, был признан иудейским начальством опасным смутьяном; так же, как и Христос, он был выдан римским властям на расправу и, что самое удивительное, подобно Христу, был признан прокуратором невиновным! Заслуживает внимания и такая немаловажная деталь: Иешуа прибыл в Иерусалим «к тому празднику, когда по обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи...» {168}. То есть ещё одно поразительное совпадение с историей жизни Иисуса! Как и в случае с Христом, иудейское начальство не стало дожидаться окончания праздника и сразу же потащило Иешуа, сына Анана, к прокуратору Альбину!

Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из современных исследователей-библеистов ставил под сомнение достоверность этого эпизода. Почему же тогда история Страстей Господних, почти до мелочей схожая с историей Иешуа, сына Анана, вызывает у них такое упорное недоверие?