Партизан.Ру

Глава 1

Что куксишься, девка? Помогла бы лучше лук почистить! Мужики вернутся голодные, а щи всё никак не закипят на этом газе. Выдумали тоже… — ворчала добродушно баба Нюра, уже обжившаяся в новом просторном доме на окраине облцентра. Дом был снят на год без всяких документов у местного прохиндея-алкаша.

С Топтыгой что-то неладно. Чувствую, — отозвалась Индига, вертя в руках луковицу.

Прости Господи! Неужто застрелили охотники? Вот жалость-то…

Да нет, живой. Но плохо ему. Как будто на помощь зовёт. И вроде бы он здесь где-то, недалеко. Ничего не пойму…

А ты чего в кухне вертишься? — баба Нюра отвесила подзатыльник Гришке, запустившему в очередной раз руку в блюдо с пирожками. Пошёл бы лучше борова покормил!

А харя у него не треснет? — обиделся Гришка. — Две бадьи гороху с утра сметал, с котлетами. Про пиво я уже не говорю.

А ты пива пожалел. Пускай трескает. Боров тоже человек. Лишь бы не верещал. А то соседки уже спрашивают — покажи да покажи им свинью. А как его такого людям покажешь?

Да уж, — важно подтвердил Гриша, — Такого не покажешь. Не поймут, факт. Ну, ладно, я ему пирожков снесу. И там ещё видел в сарае стопку журналов «Свиноводство» — с картинками. Пусть на хрюшек помедитирует. — И он принялся жадно рассовывать пирожки по карманам.

Но до погреба, в котором обретался новообращённый Индигой в борова Филипп Кузякин, Гришке дойти не удалось. Через минуту он влетел обратно в кухню и, давясь непрожёванным пирогом, выдохнул:

Там… Менты!

Где? Какие менты? — испуганно встрепенулась от плиты баба Нюра.

Во дворе. Какие-то в чёрном. С пистолетами.

В дверь грубо заколотили. Баба Нюра кинулась в сени и столкнулась носом к носу с низкорослым человечком в очках с кожаной папкой в руке. За ним в дверях показались два крепкоголовых жлоба, обряженных в чёрную форму сродни милицейской и перетянутых натуго портупеями.

Пахнет вкусно, — констатировал очкастый карлик, по-хозяйски проходя в кухню. Жлобы ввалились за ним.

Что вам надо? Кто вы? — пролепетала ошеломлённая их натиском баба Нюра.

Значит, щи-борщи готовим. Пирожками угощаемся. — карлик без спросу сунул один пирожок себе в рот и, прожевав, одобрительно кивнул. — На пирожки с мясом у нас, значит, деньги есть. А как за жильё платить — так мы сразу бедные-неимущие… Всё! Собирайте барахло, мамаша! — крикнул он вдруг сорванным фальцетом, и на лице его проступили склеротические жилки. — Ознакомьтесь с решением суда!

Какого ещё суда? У нас за год вперёд уплачено… — запричитала старушка.

Не знаю, кому там у вас уплачено, а у меня постановление суда — дом будет продан за долги. Распишитесь здесь и здесь! — он сунул бабе Нюре в нос какой-то документ.

Ничего не подписывай, — твёрдо сказала Индига, поднимаясь из-за стола.

А это ещё что за… — начал было карликовый пристав, но язвительная фраза буквально встала у него поперёк горла — он поперхнулся недожёванным пирогом и замер, склонившись в каком-то полупоклоне над своими бумагами с нелепо поднятой головой. Индига, выкинув перед собой руку, наподобие нацистского приветствия, медленно опустила её к поясу. Карлик, у которого ком пищи пошёл не в то горло, стал наливаться багрянцем, а потом синеть. Перетянутые портупеями крепыши тоже застыли на своих местах — со стороны зрелище напоминало детскую игру в «море волнуется — раз…».

Неприметная старенькая «Нива» болотного цвета заехала под мост и теперь, подпрыгивая, неслась по трассе в сторону пригородного посёлка Дурни. Домкрат, непривычный к пёстрым городским пейзажам, немного успокоился и перестал вертеть головой.

Дожили, — ворчал он, тыкая локтем в бок Тайсона. Нет, ты глянь, чего придумали: «Баня — хамам». Дорвались хамы, теперь уже бани для них особые!

Да нет, это для чёрных баня, — рассмеялся Тайсон.

А не один ли хрен? — ответил Домкрат.

Сам он после переезда в город в баню ходить перестал — зато часами как ребёнок плескался в джакузи, куда Каролина, смеясь, бросала ему надувные пластиковые игрушки. Они жили в пятикомнатной квартире в центре, раньше принадлежавшей Баракову — безопаснее места не придумаешь. Квартира большую часть времени пустовала, и соседи не знали хозяев в лицо, так что появление новых людей никого насторожить не могло. Домкрату же из всех городских прелестей, не считая, разумеется, самой Каролины, больше всего пришлось по вкусу содержимое бездонного Бараковского бара.

Сейчас, закончив дневные дела, ехали на базу — к бабе Нюре.

А вот бы в казино сходить! — вдруг ни с того ни с сего брякнул Домкрат.

Чего это ты? — не понял Тайсон.

Не зря говорят — роскошь засасывает, — прокомментировал Князь.

Да нет, это я так, — смутился Домкрат. — Вот жизнь прожил, везде вроде побывал. И в тундре служил, и в тюрьме сидел. В казино только не был.

Ну, завтра сходишь, даст тебе Бабай сто баксов, не обеднеем.

Князь, поворачивай! — резко сказала с переднего сиденья до этого молчавшая Хельга.

Что такое? — притормозил от неожиданности командир.

А ты не понял? — Хельга посмотрела на него мрачно. — Нет для нас никакого завтра. Сегодня всё может закончиться. А Домкрат в казино ни разу не был.

Точно. Надо ехать, — подтвердил Тайсон. — Каково ему будет помирать, и в последний момент вдруг пожалеть о такой херне… Поехали в казино — вон их сколько по городу понатыкано!

А у бабы Нюры щи поспели… — мечтательно протянул Бабай.

А вот в казино и пожрём, — ответил Тайсон, — поехали! Я видел растяжку, там как раз в центре какое-то новое открывается.

Ну, что, орёлики? Всё ли у вас в ажуре? — толстенький вертлявый управляющий окинул в сотый раз придирчивым взглядом сверкающий кожей и деревом интерьер заведенья. — Смотрите у меня, сегодня на открытии будет сам мэр, так что если что не так — хозяин с меня лично скальп сдерёт. А я — с вас! Кто наш хозяин и чем он раньше занимался — надеюсь, никому разъяснять не надо.

А кто хозяин-то? — шёпотом спросила у повара посудомойка из новеньких.

Прохор! — коротко шепнул повар, воздев очи к потолку. Комментарии не требовались.

Когда управляющий на своих коротеньких ножках выкатился из зала, среди персонала казино начался корпоративный обмен мнениями.

Да, Прохор — сила. Смотри — по всей стране казино запрещают, а у нас в городе их — как ларьков овощных. И каждый месяц новое открывают.

Так все ж в доле! Мэра нашего видел? Бывший военком, морда в телевизор не влазит…

Девки, я вам по секрету скажу — только никому! Чтоб могила! Тачку на постаменте у входа видели?

Это «Тойоту», которая суперприз?

Ну. Её сегодня наш мэр в «Блэк Джек» выиграет.

Откуда знаешь?

Я вам ничего не говорил, вы не слышали. Идите, работайте!

Вы как хотите, а я не пойду туда, — заупрямился Бабай, — плохое место, гнилые люди. Я к бабе Нюре поеду, там щи стынут.

А мне надо нашего доктора Зло проведать, — отозвался Князь. — Он звонил, говорит, что-то интересное сочинил.

Ну, и валите, — Тайсон вылез из машины первый и распахнул заднюю дверку перед Хельгой. Следом неуклюже выбрался Домкрат. Сияющий огнями вид огромной зеркальной витрины казино несколько смутил таёжного человека, но, взглянув на своих соратников, он приободрился и затянул потуже на кадыке узел дорогого галстука. Вся троица выглядела соответственно случаю, а Домкрат со своим гладко выбритым в парикмахерской тяжёлым лицом и настороженным взглядом вообще тянул не меньше, как на хозяина мелкооптовой базы.

Тем не менее охранник на входе при их приближении загородил собой проход.

Извините, господа, сегодня вход по пригласительным. Закрытое мероприятие.

Отбарабанив заученную фразу, он задержался взглядом на лице Тайсона — профессиональная реакция — и вдруг физиономия его расползлась в широчайшую улыбку:

Коляныч! Ты, никак? Жив, старый пёс!

Здорово, Лёха. Я-то тебя сразу срисовал. С Кандагара не виделись, да?

Точно. Когда тебя осколком зацепило. Но мы им тогда дали! А я вот видишь — шестерю теперь в охранном агентстве.

Так значит, вход по пригласительным? А, Лёх?

Да мэр у них сегодня гуляет. Открытие! Ленточку разрезал, сейчас городской бюджет в карты просирать будет. Вас-то я, конечно, пропущу! Но только чур — сядьте где-нибудь в уголку. И поскромней уж там. А то знаю я тебя, одно слово — Тайсон!

Глава 2

Олег шел от остановки в Дурнях к дому бабы Нюры, и в душе его была смута. Он пока никак не определился со своим новым положением, и отсиживался на полузаброшенной родительской даче, пребывая в думах и вздрагивая на каждый стук. С одной стороны, любовь к Индиге после лесных приключений никуда не исчезла, наоборот, влекла его всё более властно. И симпатия к партизанам и их делу только усилилась после расстрела карательной экспедиции Совкова. Но и открыто, окончательно и бесповоротно влиться в отряд и участвовать в вооружённой борьбе что-то ему не давало. Может, привычка к мирной жизни, а может, и банальный инстинкт самосохранения. Что творилось в правоохранительных органах по поводу последних событий, и как там трактуют его роль, он тоже не знал. Короче, полная непонятка. Обуреваемый вот этими мыслями, он и вошёл в калитку дома.

Дядька Олег! А тут такое! — выбежал ему навстречу встрёпанный Гришка с вылупленными глазами. И поволок за руку в дом. Здесь Олег впервые увидел Индигу плачущей. Баба Нюра — та просто ревела в голос. На полу посреди комнаты лежал труп. Труп был совсем маленький, почти детский, с синим лицом. Но очень настоящий, притом в черной форме судебного пристава, и совсем свежий.

Это я его… Я не хотела, — прошептала сквозь слёзы Индига, — но он пирогом поперхнулся.

Ну, значит сам поперхнулся, — рассудительно заметил Олег, беря её за влажную ладонь, — Не ты же его поперхула!

Именно, что я, — и Индига, давясь слезами, рассказала Олегу, что произошло.

Он встал на колени над трупом и принялся профессионально обшаривать карманы — скорее по привычке, чем с какой-то конкретной целью.

А где ещё двое? Надеюсь, они-то хоть живы?

В сарай я их свёл, к борову, — пояснил Гришка, — они ещё от заморозки не прочухались.

Надо пойти, хоть связать пока, — и Олег, сопровождаемый Гришкой, прихватив с печи веревки, направился в сарай. Филипп Кузякин встретил их восторженным визгом — думал, принесли жрать. Олег, сам поражаясь своему хладнокровию, довольно крепко замотал двум приставам руки и ноги верёвками и, потрепав по жирной холке бывшего олигаршьего сына, вернулся в дом. В дверях он столкнулся с вернувшимся из города Бабаем. Обнялись. Олег кратко изложил Бабаю ситуацию. Принялись думать вместе — Индига только всхлипывала в углу, и участия в мужской беседе не принимала.

Карлик этот, — Олег просмотрел документы, — Степан Щипан, старший пристав, — загнулся сам, без следов насилья. Значит, труп прятать никуда не надо. Наоборот, вывезти куда подальше отсюда и вывалить на улице. Типичный несчастный случай. Дело по дому вёл он, так что пока передадут кому-то другому — пройдёт время. Работы у них перегруз — сейчас как раз всех должников из квартир выселяют. До нас не скоро доберутся. Что делать с теми двумя? Не убивать же?

Бабай покачал головой.

Убивать вообще нехорошо. А связанных, безоружных — тем более. Наши не станут.

Но и отпустить нельзя, — пожал плечами Олег.

Придумал! — Бабай вдруг аж подскочил с табуретки.

Через десять минут оживлённого обсуждения успокоившаяся Индига уже направлялась в сарай к связанным узникам.

Казино сияло огнями, гремело шансоном, всплёскивал со сцены жирными ручками известный областной шоумен Иван Пупов, и вытанцовывали вокруг него канкан голые девки, украшенные лишь пучками страусиных перьев на задницах да ретро-котелками на бритых под ноль головах. Новая буржуазия гуляла с размахом, бросая горстями фишки на столы и упиваясь шампанским и собственной безнаказанностью. В небольшом ВИП-зале, отделённом от основного пространства лишь широкой аркой, за столиком в тесной компании вёлся разговор серьёзный и отчасти нелицеприятный. Большие пацаны делили бабло. Один из беседующих, хозяин заведения, известный всему городу уголовный авторитет Прохор, неожиданно привстал из-за стола и ухватил своего собеседника за лацканы. Подскочила охрана — собеседником был ни больше ни меньше, как глава администрации города Роман Зеелов. Прохору пришлось сесть на место, и он, брезгливо щурясь, опрокинул махом стакан водки. Всю эту сцену могла прекрасно наблюдать сквозь арку другая колоритная компания, расположившаяся за угловым столиком в общем зале. Их было трое, и они, как и Прохор, пили водку. Прямо напротив их столика за зеркальной витриной на улице, на невысоком подиуме сверкал в огнях стробоскопа суперприз первого игрового сезона — новенький внедорожник «Тойота».

Ништяк тачка. Я бы такую выиграл, — произнёс один из компании — жилистый мужчина со шрамом, и затушил в жюльен самокрутку ароматного голландского табака.

С моим никакого сравнения. Этот внедорожник для гламурных пидорасов, — пренебрежительно отозвалась элегантная блондинка с синими, как лесное озеро, глазами. — Ты что скажешь, Домкрат?

Здоровенный мужик в строгом костюме с кричащим галстуком, прожевав, ответил:

А я играть хочу.

И в этом по-детски капризном ответе здоровяка было столько искреннего наива, что его собеседники не могли сдержать улыбки.

Так пойди и играй. Вон за тем столом — «Блэк Джек». Это как в «очко.» А мы с Тайсоном еще выпьем.

Денег давайте, — обиженно произнёс человек-гора. Он явно чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Хельга, достав из сумочки пачку новеньких купюр, протянула ему, махнув рукой в сторону стойки:

Вон там тебе на фишки обменяют. Да особо не шикуй — больше не дам. У нас лимит.

Домкрат удалился, а Хельга с Тайсоном разлили и выпили ещё по одной.

И что там твой друг говорил про мэра? Это который вон там, в закутке с каким-то быком бабло делит? — Хельга небрежно указала в сторону ВИП-зала. Тайсон посмотрел туда — и долго не мог оторвать от Зеелова мутного взгляда. Когда он снова повернулся к Хельге — ей стало слегка не по себе. Глаза Тайсона внезапно налились кровью, а шрам на покрасневшем лице вздулся ярко-белым рубцом. Он не глядя взял со стола бутылку, и опрокинув остатки из горлышка себе в рот, замер в оцепенении.

Но-но, полегче. Здесь тебе не тут, — произнесла Хельга, но, поняв, что шутить сейчас не время, накрыла ласковой ладонью пальцы Тайсона.

Вернись и расскажи. Что случилось вдруг?

Случилось, — ответил Тайсон, — только не вдруг и не здесь. Это та самая гнида. Зеелов его фамилия. Я его на всю жизнь запомнил. Вот и свиделись — Земля-то круглая.

Что натворила гнида?

Под Кандагаром он наш взвод погубил. Мы в окружение попали — связались со штабом, чтоб вертушки слали. А они, вместо того, чтобы по духам бить — нас накрыли. Прямой наводкой били. Я один выжил — меня в разведку послали, вот и выжил. Зеелов этот в штабе за связь отвечал. Потом я стороной узнал, что он духам оружие продавал — а наш взводный его поймал. Сообщить не успел — послали на срочное задание. Вот Зеелову и надо было, чтоб взводный не вернулся. А ребят всех — просто, до кучи. Я тогда поклялся, что ему не жить. Потом он областным военкомом был — но меня на приём не пустили. Где живёт — не знал. Да и бухал я тогда сильно. А теперь — вот он, тёпленький.

Н-да. История… — сочувственно произнесла Хельга и, щёлкнув пальцами, подозвала официанта и заказала ещё водки.

Ну, как — поможешь? — с надеждой посмотрел Тайсон на Хельгу.

Прямо здесь, что ли? Пьяные и без оружия? Тут охраны до чёрта! Давай лучше проследим — и сделаем его тихо и корректно.

Если не хочешь, так и скажи — я один пойду! — упёрся изрядно набравшийся Тайсон. Хельга беспомощно оглянулась в поисках Домкрата, надеясь вдвоём образумить буяна. Теперь только она начала понимать, откуда Тайсон получил своё прозвище. Ведь действительно, пойдёт сейчас один — и сто процентов запалится. Неожиданно от ближнего столика, за которым играли в «Блэк-Джек», раздался хриплый рёв, подобный паровозному гудку:

Я выиграл! Моя тачка! — орал Домкрат. Возникла суматоха. Его пытались урезонивать, хлопать по плечу и шептать в ухо, но Домкрат уже гневно швырнул горсть фишек в бледное лицо крупье и, схватив подбежавшего охранника за талию, перекинул его на сцену, сшибив, как кегли, Ивана Пупова и визжащих девиц. Из ВИП-зала на шум выбежали в окружении охраны два серьёзных мужчины, так и не доделившие наворованное — Прохор и Роман Зеелов. Прохор расстегнул пиджак от Гуччи и потянулся к кобуре.

Глава 3

Три охранника повисли на Домкрате, в тщетной попытке обездвижить его, скрутив руки за спину. С таким же успехом можно было пытаться обездвижить мчащийся по рельсам паровоз. Со стороны сцена напоминала травлю медведя собаками, когда злые и отважные лайки гроздьями виснут на матёром звере — и отлетают одна за другой по широкой параболе, чтобы больше уже не подняться. Длится эта забава обычно до тех пор, пока не подоспеет вооружённый карабином охотник.

Стукнув напоследок головами с бильярдным звуком, и отбросив на столы два последних тела, Домкрат огляделся исподлобья, мотнул башкой, и тут услышал чей-то окрик:

Сзади!

Прохор был по жизни серьёзный бизнесмен и неглупый мужчина. Начинать стрельбу на открытии собственного заведения ему было не с руки — слава Богу, сейчас не начало девяностых, и популярности ему бы это не прибавило. Кроме того, у авторитета мелькнула мысль, что такого монстра неплохо было бы, по возможности, залучить себе в личную охрану — Прохор, как все люди непростой судьбы, питал известное снисходительное уважение к физической силе. Поэтому, пока Домкрат боролся с охраной казино, он, выхватив тяжёлую «беретту» из кобуры, подкрался сзади и уже занёс руку, чтобы лично отключить его ударом рукоятью по затылку — и тем самым лишний раз напомнить всей здешней шпане, кто в доме хозяин.

Посетители, в которых трусость боролась с любопытством, широким кольцом сгрудились вокруг дерущихся, и с жадностью ждали, чем закончится даровое шоу. Кажется, некоторые потные личности готовы уже были делать ставки на участников. Роман Зеелов, глава города, оказался выдавлен толпой в самый первый ряд, и беспомощно озирался в поисках своей охраны — но пробиться к хозяину сквозь густую толпу у секьюрити не было никакой возможности. И Зеелову отчего-то стало вдруг страшно — тем беспричинным, метафизическим страхом, который, бывает, накатывает во сне — и не можешь пошевелить ни ногой, ни головой. Зеелову оставалось лишь заворожённо смотреть прямо перед собой и покрываться липким потом. Вот Прохор подобрался вплотную к здоровяку. Короткий замах руки с пистолетом. И — совершенно неожиданно, как чёрт из коробочки, из-под руки у гиганта вдруг выныривает небольшой, жилистый мужичок без пиджака, перехватывает руку Прохора, и, крутанувшись вокруг своей оси, плотно фиксирует противника по направлению лицом к Зеелову. Пистолет в руке Прохора дёргается три раза, извергая пламя. Грохот выстрелов перекрывает женский визг из передних рядов…

После того, как мэр в луже крови осел мешком на пол, толпа на секунду прянула в стороны. Этого хватило бойцам секьюрити, чтобы продраться сквозь неё к центру событий. Так ничего и не понявший Прохор стоял столбом в середине людского круга, тупо глядя на дымящийся ствол «беретты» в своей руке. Домкрат, увлекаемый Тайсоном, тоже ничего не соображая, проталкивался к выходу. И секьюрити, безусловно, не стали бы преградой на их пути, если бы от входной двери не раздался окрик в мегафон, усиленный внезапно обрушившейся тишиной:

Всем лечь! Работает ОМОН!

И перетянутые портупеями бойцы в масках рассыпались по помещению, укладывая на пол посетителей довольно чувствительными тычками тяжёлых берцев и короткоствольных автоматов. Тайсон мгновенно потянул Домкрата за собой на пол — и снизу они могли наблюдать, как профессионально работает подразделение, возглавляемое капитаном милиции Егором Михалёвым. Тайсону доводилось общаться с Егором на встречах ветеранов, и ему стало ясно, что они влипли — капитан своё дело знал на пять баллов. А если их сейчас повяжут — свидетели найдутся, и тогда… Словом, надо было как-то уходить. Суета в зале между тем постепенно уступала место организованному милицейскому беспределу. С воем подкатила «скорая», и Зеелова, накрыв расцветающей алым пятном простынёй, унесли. Пройдя мимо штабелей лежащих мордой в пол новых русских, Егор неспешно подошёл к Прохору, всё ещё сжимавшему в руке неостывший ствол, и поднял маску на лоб.

Ну, вот ты и допрыгался, Прохарчин, — произнёс Егор удовлетворённо, — теперь трудно будет откупиться, а?

Не тебе решать, сявка! — огрызнулся по привычке Прохор, но тут же сбавил тон и произнёс задумчиво:

Слушай, ты будешь смеяться — но это не я его…

Ну хоть сейчас-то будь мужиком! — вспылил Егор, — я ж не следак, протоколов не веду.

Мужиком никогда не был. Я — честный вор, — отрезал Прохор, внимательно оглядывая помещение, — и, как честный вор, я тебе говорю — это подстава. Мухрявый, гнида, подсуетился. Они где-то тут, в зале. Уйти не могли…

Да кто они?

Люди Мухрявого. Он их подослал, больше некому… Вот они!!! — Прохор выкинул руку с указующим перстом в сторону отползавших к выходу Тайсона с Домкратом. — Здоровый бузу затеял, а мелкий со шрамом стрелял! Возьми их, начальник! Зуб даю, они!

Ладно, — нахмурившись, произнёс капитан Михалёв и приказал двум бойцам:

Вон тех двоих — в наручники. А насчёт зуба, Прохарчин, я запомнил. Один звонок личному протезисту я тебе, так и быть, организую.

И, отвернувшись от Прохора, Егор направился, бормоча что-то себе под нос, к выходу, где двое бойцов под дулами автоматов упаковывали в наручники Тайсона и Домкрата.

Всё внимание зевак, столпившихся снаружи у зеркальной витрины казино, было приковано к происходящему внутри. Никто из них и не заметил стильную блондинку в вечернем платье, забравшуюся, чтобы лучше видеть, на подиум, на котором сверкала в огнях рекламы ярко-серебристая «Тойота.» Приз, так и не дождавшийся своего счастливого обладателя… Впрочем, почему не дождавшийся? Пока мэр Зеелов истекал кровью под капельницами, машина успела обрести свою новую хозяйку. Замок поддался умело согнутой дамской шпильке где-то на второй минуте манипуляции. Сигнализация, по счастью, ещё не была установлена — Прохор отчего-то полагал, что у таких, как он, не воруют. Дамочка кошкой проскользнула за руль, соединила два провода на передней панели, мотор заворковал, и синие глаза сузились в две безжалостные щели. Тяжёлый внедорожник задом аккуратно съехал с подиума и развернулся на тротуаре.

Фары зажглись, взревел клаксон, сметая зазевавшихся с дороги, и «Тойота», набрав скорость, въехала со всей дури в широкую зеркальную витрину заведения. Оказавшись под звон ливнем осыпавшегося стекла на заповедной территории Прохоровского казино, автомобиль, проехав по лежащим мордой в пол ВИПам, поддел бампером капитана Михалёва, отшвырнув его метров на пять назад. Двое бойцов ОМОНа брызнули по сторонам, и перед Тайсоном и Домкратом широко распахнулась гостеприимная дверка. Дополнительного приглашения не требовалось. Тайсон, уже в наручниках, был буквально на руках закинут Домкратом на заднее сиденье, и «Тойота», сделав круг почёта по осквернённой территории храма желтого дьявола, развернулась и выехала так же, как и заехала — через соседнюю секцию зеркальной витрины.

Когда первый шок прошёл, бойцы ОМОНа выбежали на улицу и дали вслед удаляющимся огням автомобиля несколько длинных и очевидно безвредных очередей. А когда вернулись к своему глухо стонавшему на полу капитану, тот лишь сморщил лицо в бессильной гримасе.

Ушёл! — выдавил Егор, превозмогая боль в сломанной ноге.

Там девка была за рулём, товарищ капитан. Очень уж всё неожиданно…

Прохор ушёл! — чуть не плакал от обиды капитан. — Сто процентов, его это люди!

Нет, ну с Тайсоном я понимаю, — ворчала Хельга, когда они, бросив машину, добирались рейсовым автобусом к Бараковской квартире. — У него особые обстоятельства. Но ты-то, рассудительный вроде мужик. Чего тебя переклинило?

Жульё достало, — отозвался виновато Домкрат. — Сказали, семьдесят тысяч — и тачка моя. Так хотелось Каролину прокатить, чтоб на своей…

И ты семьдесят тысяч выиграл? — недоверчиво покосилась на него Хельга.

Ну, выиграл. Так я ж им говорю, давайте, я машиной возьму. Нет, упёрлись жлобы…

Хельга согнулась от беззвучного хохота. Домкрат поглядывал на неё озабоченно, полагая, что это истерика. Лишь поднявшись в квартиру, она пришла в себя настолько, чтобы объяснить наивному Домкрату непонятые им принципы розыгрыша суперприза. После чего успокаивать пришлось уже Домкрата. Каролина привычно пошла набирать воду в джакузи. Хельга, балуясь, пальцами расчёсывала ему дремучие патлы. И только Тайсон, устроившись уютно с пивом возле телевизора, казалось, источал глубочайшее довольство вполне удавшейся жизнью.

Глава 4

Виталий Иосифович Кузякин владел в этом городе всем. Ну, или, так скажем, почти всем. Ему принадлежала крупнейшая в области агрофирма по выращиванию и переработке свинины — «Барабеково.» И агрокомбинат по возделыванию картофеля, овощей и прочей ботвы под гордым названием «Красновоздвиженский», тоже принадлежал ему же. Не говоря здесь о сети мясокомбинатов, газет, депутатов ОЗС, земельной недвижимости на сотни га, и прочих мелочах. Империя! К слову сказать, губернатор Шукляев принадлежал ему же — хотя Виталий Иосифович и числился у него по бумагам в первых замах. Ну, да что там бумаги — подотрись и выкинь! Был ещё, правда, Борис Бодунов — этот раскинул по городу свою паучью сеть продуктовых супермаркетов… По реализации в розницу Кузякинской продукции населению. Тот ещё тихушник, и тоже женат на еврейке. Московской. Бухает в меру. И вообще, всё в меру. Чем бесит. Отчасти, так скажем, свой человек. Хотя… Однажды некий немецкий путешественник, герр Карпенштоффель, которого нелёгкая занесла в наш славный облцентр, ознакомившись с некоторыми цифрами, всплеснул в удивлении коротенькими ручками:

Как так? Если герр Кузякин умирать, этот прекрасный город оставайс совсем без еды? Один этот уважаемый господин кормиль весь область? Экономически нецелесообразно! Пфуй!

Но к чёрту Карпенштоффеля. Если бы эти немцы что-то понимали в русской протяжной душе! Виталий Кузякин, при всём его видимом могуществе, был, в первую очередь, пассивным педерастом. Да, да, им, вам не померещилось, читатель. Тем, кого в местах исправительных именуют «петухами», и чьё место там, в силу исторически сложившейся иерархии, жёстко определено. А именно: «у параши!» А потом уже он был — олигархом, зампредом, завзятым авиапутешественником, тихим алкоголиком, средним нумизматом, плохим мужем и никаким отцом. И всё это — благодаря Мухрявому. О, Господи, как уже достал этот Мухрявый!

… Юный Виталя в золотые горбачёвские не терялся, как некоторые, а ковал себе денежку, не отходя от кассы — а если точнее, от прилавка ночной камеры хранения на Чебоксарском ж\д вокзале. По три-четыре ящика водяры за ночь — и жизнь играла всеми красками распускающегося капитализма! Карты, девки… Ну, а два ствола — это уже было попозже. На зоне. Мухрявый — а теперь уже и не вполне Мухрявый, а просто Муштаков Сергей Сосоевич — гаркнул, выныривая из бассейна:

Мальчишки! Кузякина качать — и в воду!

Стайка молоденьких мальчиков из подтанцовки столичной группы «Ласковый мой», веселясь и шлёпая друг друга по ягодицам, кинулась исполнять приказание. Пьяный Кузякин, наглотавшийся хлорированной воды, вынырнул, отдуваясь:

Сергей Сосоевич! Однако…

А что это, Виталя, с сыном твоим, Филиппом? — огорошил вопросом Мухрявый. — Совсем не следишь. Пора диплом сдавать — а он где-то по девкам?

Сергей Сосоевич! А ваше-то, извиняюсь, какое дело?

Да так, Виталя… В общем, и никакого. Преемственность жалко нарушать. Невестка вот твоя, Ксения, волнуется: подай да подай ей Филиппа. А дядя Серёжа — не господь Бог. Где я ей возьму Филиппа, если он от неё свалил? Фельдман, тесть твой, перхотью трясёт — мне весь кожаный салон затряс! Ты, Виталь, разобрался бы с сыном. Всё же — родная кровь.

Ладно, Сергей Сосоевич, с сыном я разберусь. А вот что-то нашего карлы давно не видно.

Свят-свят! — закрестился, брызгая водой во все стороны, Мухрявый,-

Ты, что ли, не слыхал ничего?

Да вы что? Неужели грохнули? Такой был забавный…

Виталя, ты бы не бухал столько. Тут в городе события — а ты вообще не в курсах. «Забавный!» Не-ет, карлу нашего на улице нашли. Пирожком подавившись. Вроде, случайность. Но я на экспертизе настоял — всё ж, человек не чужой. И оказалось — пирожок-то был домашний. Не общепитовский!

Ну, у вас, Сергей Сосоевич, как бы это помягче сказать, паранойя! Пирожок не понравился. Ну, съел наш Карло пирожок, который в салфеточке с собой носил с утра… От любовника… Чушь, не грузите меня. Помер — и царствие ему небесное.

Кузякин пучеглазой жабой подплыл к краю бассейна, где ему, по щелчку пальцев, был поднесён юным мальчиком стакан с живительной влагой. Он выпил и, отдуваясь, нырнул. Под водой перевалился на спину. Пузо, всплыв, засияло под люстрами перламутровым непотопляемым глобусом.

За окном светало. Где-то, далеко за околицей, закричали петухи. Какой-такой Степан Щипан? Что им всем от меня надо? Господи, за что мне всё это?

Ну, класс, молодцы! — произнёс Князь, выслушав отчёт Хельги. — Это ж надо придумать — чтобы они сами начали друг друга валить! А теперь слушайте сюда. Наш доктор выдумал им ещё одну какашку. Если удастся — то может получиться красиво. Олежку бы нам ещё внедрить в их систему — для тотального контроля.

Ты с этим своим Олежкой обождал бы… — Хельга была настроена с утра недружелюбно. — Мент — он и есть мент. Продаст.

Ваше мнение принято, мэм. Но я бы, господа, на Столбове не хотел ставить крест. Свой человек в органах нам всяко нужен. А наш чудило картонный на Индигу запал — это и дураку ясно. Так давайте использовать по-полной то, что есть. Парень он хлипкий — но и Индига никогда не была идейным бойцом. Однако же, так получается, что работает она…

Короче, Склифосовский, — перебил Тайсон, выходя из сортира в общий зал. — Ты скажи, когда олигархов мочить будем? А про идею — это к Лимонову.

А кто это — Лимоновый? — щуря непроспавшиеся глаза, спросил Домкрат.

Да так, пидор один, — небрежно отвечал Тайсон, — с неграми на пляже баловал — застукали. Из русских тоже…

Это вроде Миклухи-Маклая? — Домкрат оглянулся на Каролину, ища в ней поддержки своей могучей эрудиции.

Ну, вроде того. Только не совсем…

Князь и Хельга криво ухмыльнулись — но как-то порознь, каждый о своём…

Светало.

А Олег Столбов, которого столь бурно обсуждали в отряде, тем временем забыл вообще обо всём. Отвезя тело Степана Щипана в город и вывалив за ларьком, он вернулся в бабы-Нюрин дом и, взяв Индигу за руку, молча увлёк её на сеновал. Утром Гришка, отводя глаза, принёс им квасу. Казалось, жизнь налаживается…

Топтун ревел и грыз решётку. А чего бы ему, собственно, и не реветь — зверь есть зверь. И условия в зверинце Джабы Папуа, если сравнивать с другими, вполне приемлемые. А то, что сторожа мясо воруют — так где у нас не воруют. Но Джаба — мужчина серьёзный, если будет перебор — можно и по сусалам огрести. Так что и сторожа не борзеют у Джабы. Медведя попросил пристроить знакомый ФСБ-шник со смешной фамилией Чаплин. Вроде бы в подарок, но «если что, то мы его заберём.» Джаба привык к таким закидонам. На то она и власть. Зато медведь роскошный — самец-трёхлеток, песня, а не медведь!

Что напрягало — так это сам Юрий Борисович. После семи, когда зверинец закрывался для посетителей, Чаплин просил оставить его с медведем наедине, и любопытный Джаба в своём фургончике мог слышать через закинутый в медвежью подстилку микрофон, как ФСБ-шник склоняет Топтуна к сотрудничеству. Связь медведя с террористической группировкой не подвергалась сомнению, но, по словам Чаплина, вину можно было искупить путём добровольного покаяния. Джаба Папуа точно знал, что он не идиот. Оставалось одно — идиоты там. Наверху. Ну, что ж, Джаба Папуа — человек разумный. Можно договариваться и с идиотами. Бизнес есть бизнес.

Глава 5

Всё решила, как это часто бывает, случайность. Столбов в автобусе столкнулся носом к носу с матерью капитана Михалёва — он и узнал-то её с трудом, виделись пару раз. Старушка и рассказала, вздыхая, что сын её со сломанной на боевом задании ногой лежит в госпитале. Хоть бы, дескать, навестил ты его… Была не была, навещу — решился Олег, — ежели что, со сломанной ногой ему за мной не угнаться. А так — хоть какая-то ясность наступит…

Скучающий Егор был рад визиту.

Нарисовался, Ромео! Ну, рассказывай. Нашёл там в лесу свою нимфу?

Да как тебе сказать… Обнаружили на мне сразу же какой-то передатчик… — начал выкручиваться Олег, стараясь не особо отступать от фактов, — Ну, связали и сунули погреб. Хотели повесить, да потом началась стрельба, ну, я развязался и утёк. Двое суток потом по тайге блуждал.

Н-да… — смутился честный Егор, — Ты уж меня прости, Олежка. Это ведь я, мудак, тебя подставил. Пеленгатор этот мне Чаплин велел тебе подсунуть. Я думал, как лучше…

Ладно, забыли, — свеликодушничал Олег, — А что Чаплин? Поймал банду?

Чаплин оправдывает фамилию, — захохотал Егор, хлопая себя по загипсованной ляжке, — Клоун, с него ржёт вся ментура. Поймал, представляешь, вместо банды медведя, поместил у грузина в зверинце и допрашивает его с пристрастием. Всерьёз думает, что это оборотень. Генерал его в бессрочный отпуск отправил, путёвку дал, подлечиться — не едет. Я, говорит, его выведу на чистую воду. Это медведя!

Да, жалко парня. Ну, он всегда был слишком умный — вот крыша и съехала. Сам-то, расскажи лучше, как покалечился?

Да на открытии Прохоровского казино, слыхал, наверное. Когда Зеелова грохнули.

И кто эту бузу замутил? — как мог, равнодушно спросил Олег.

Похоже, бандитская разборка — бабло не поделили, — пожал плечами Егор, — Прохор в бега подался. Сейчас, по ходу, с Мухрявым в войнушку играть начнут. Пускай друг друга валят — воздух чище будет.

Тебе в гипсе — пускай! А у нас показатели по убийствам, — профессионально прогнусил Столбов.

На службу-то вышел? А то тебя все потеряли.

Собираюсь. Справку нарисую, что болел. А кто всё-таки в мэра стрелял? Прохор?

Да понимаешь, мутная история. Там давка была, камеры ничего толком не показывают. Но одну дамочку опознать удалось — которая меня на джипе протаранила, — капитан хлопнул себя по гипсу и чему-то усмехнулся. — ФСБ-шники по своей базе пробили. Представляешь — приёмная дочь того самого Баракова. Ну, который сгорел в Верхопышемье. Лихая, я тебе доложу, девица. И красотка, судя по фотографии — словом, я бы ей отдался!

Олег только кашлянул про себя и пробормотал: «Не советую!»

На работе в райпрокуратуре его приняли, как ни в чём не бывало. Ну, был в командировке, ну, задержался — вот и справка от врача. И Олега с первого дня поглотила рутина привычных прокурорских дел и делишек. Хлипкий стол, крашеный поганой масляной краской сейф… А вечером он передал всё, что могло представлять хоть какой-то интерес, лично Князю. Так началась новая — двойная жизнь Олега Столбова.

Индига, узнав о судьбе своего друга, медведя Топтуна, в тот же день потащила Олега в зверинец у цирка. Дело было к закрытию, и Джаба Папуа с двумя бомжеватыми служителями уже выпроваживали запоздавших посетителей. Олег сунул смятую сторублёвку жлобу в грязном комбинезоне, и им позволили побыть лишние десять минут возле клетки с медведем. Индига перескочила через невысокую ограду, просунула руки в клетку — и мохнатый колосс нежно обнял её сквозь прутья решётки, слизывая с её щёк слёзы шершавым языком.

Вах! — вскричал, увидав это, Джаба Папуа, и замер на месте с растопыренными руками. Все, кто был рядом, обернувшись на его крик, тоже замерли в ужасе — казалось, ещё мгновение, и лесное чудище растерзает хрупкую девушку. Но секунды шли, и ничего страшного не происходило. Девушка и медведь стояли, обнявшись, и глядели друг другу в глаза. Олег даже почувствовал что-то вроде ревности — таким долгим и нежным было это объятие со зверем.

Оторвавшись, наконец, от медведя, Индига сказала Олегу твёрдо:

Мы должны его спасти. Делай, что хочешь.

Ну, не сейчас же. Придумаем что-нибудь, — замялся Олег, — Пойдём, люди смотрят…

И действительно, Джаба уже подскочил к ним, размахивая волосатыми ручищами и перемежая грузинскую ругань с русским матом. Олегу стоило тысячи льстивых слов и пятисот рублей, чтобы угомонить взбесившегося горца.

Покинув, наконец, территорию зверинца, они направились к остановке — и Олег почувствовал, как Индига сильно сжала его локоть.

Оглянись, только медленно.

Что такое?

За нами следят. Плохой человек, и, по-моему, немного сумасшедший.

Олег нагнулся, как будто завязывая шнурок, и, повернув голову, успел заметить мужскую фигуру, ужом юркнувшую за куст. Фигура, даже краем глаза, показалась знакомой. Только уже в автобусе до него дошло, и он, сжав руку Индиги, сказал ей на ухо:

Плохо дело. Это Чаплин.

Всё понятно, — произнёс Тайсон, иронически щурясь на всклокоченного доктора Зло. — А теперь то же самое — по-русски.

Ну, смотрите! Вот эта фиговина в чемодане — я её подключаю к автомобильному генератору. И она подавляет все электронные устройства в радиусе пятидесяти метров. Сотовую связь, сигнализацию — всё вырубает. То есть, в помещение мы проникли. Дальше. Здесь — три микро-камеры, монтируем их в кабинетах губера и его замов, и они передают сигнал мне на пульт. Таким образом, мы имеем весь компромат на этих засранцев в режиме реального времени. Теперь самое стрёмное. Если мне удастся взломать сайт обладминистрации — а я думаю, мне это удастся, потому что там работают одни блатные засранцы, — то мы передаём весь этот кикоз прямо в сеть — и не откуда-нибудь, а с их собственного сайта. Как идея?

Идея хорошая. Но дурацкая, — лениво потянулась в кресле Хельга, отчего доктор слегка сник, — Уж если мы проникли в их логово, то на хрена все эти сайты-шмайты. Нафаршировать им кресла пластитом — и бум!

Присоединяюсь, — затянулся самокруткой Тайсон, — В корень зришь, подруга. Только туда ещё попасть надо.

А я считаю, что идея правильная, — неожиданно поддержал доктора Князь, — Взорвать — дело нехитрое. Ещё, Бог даст, успеем. Но у нас на Руси страдальцев принято жалеть. Как бы не получилось, что на похоронах того же Шукляева с Бодуновым ограбленные ими бабушки будут рыдать в голос, а их именами начнут называть скверы и пароходы… А обосрать их публично, документально, на всю страну — это будет похуже расстрела.

Да положили они с прибором на всю страну, — пробурчал недовольно Тайсон.

Правильно, — ответил Князь, — а мы сделаем так, чтобы страна на них положила. Это выйдет потяжелей!

Юрий Борисович Чаплин вышел от генерала, как побитый.

Не верит! Станиславский, ети его! Все считают, что я сошёл с ума. Вот теперь и Потопаев. Но я-то точно знаю, что это та самая ведьма из Верхопышемья, и Столбов с ней. Эх, не доложил я про него во-время, а теперь ходи, доказывай, что не верблюд. Медведю передавала информацию — факт, своими глазами видел. Джаба видел, все люди видели! — жаловался он в рюмочной какой-то оплывшей даме в красных туфлях, которая в ответ только жалостливо кивала и всё подставляла свой стакан. После второй бутылки он крепкой чекистской хваткой взял свою собеседницу под локоть и увлёк по горбатой улочке к себе, в дом на набережной. Возле Вечного огня их внимание привлекло странное зрелище, собравшее уже небольшой кружок зевак. Два неуловимо похожих друг на друга румяных крепыша в форме судебных приставов, поджав ножку, прыгали по расчерченным на асфальте «классикам» под восторженный визг детей, изредка споря и переругиваясь о правилах игры. В глазах приставов сияло столько невинного пятилетнего восторга, что дошколята без всякого опасения приняли их в свою компанию, и теперь от души радовались неловкости этих несоразмерно крупных младенцев. На всё это безобразие взирала с лохматого куста ворона — и взгляд её казался майору подозрительно ехидным. Чаплин искоса глянул на свою невозмутимую подругу, и разящая холодом мысль пробила насквозь его голову:

«А если я, и вправду, сошёл с ума?»

Глава 6

Выпроводив Чаплина, генерал Потопаев брезгливо протёр платком участок стола, где визитёр облокачивался. Как будто тот был болен не шизофренией, а, как минимум, бубонной чумой. Зажёг ароматическую палочку и принялся анализировать. Чаплин идиот, но если он и вправду видел Индигу в городе? Первый раунд в Верхопышемье генерал позорно продул, и Москва затаила на него глухое недовольство. А вдруг это — шанс отыграться? Потопаев попросил срочно вызвать к нему внештатного сотрудника Папуа, и Джаба, к удивлению генерала, повторил слово в слово доклад безумца. А может, не такого уж и безумца? Поручив недоумевающему грузину следить за медведем в оба (если что — шкуру спущу!) — генерал распорядился взять в разработку Столбова и, на всякий случай, Чаплина. Какая-то ещё неясная мысль свербела, и генерал, включив Чайковского, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Индига… Верхопышемье… Медведь… Банда. Бараков! Стоп. Дочка Баракова принимала участие в разборке Прохора с Мухрявым. Дочка приёмная. Падчерица. Бандитка-международница. А что, если это она с дружками мочканула своего отчима? Инцидент в Верхопышемье удалось замять, губеру доложили, что просто был пожар. Охотничьи угодья не пострадали. Но банда-то была! И Индига была связана с ней. Вывод напрашивается сам — они в городе. И, вполне вероятно, что-то готовят. Похоже, гастролёры-беспредельщики. Интересно, кто их нанял — Прохор или Мухрявый. Мухрявый лезет в губернаторы. Ему выгодно дискредитировать Шукляевскую команду. Прохор вообще внезапно вдарил по православию — третий храм строит. Тут полная непонятка, кто за ним стоит. Но, надо полагать, что не Господь Бог… Генерал открыл глаза и вызвал секретаршу — стройную шатенку в чекистской форме. Ему нравились женщины в форме.

Аллочка, свяжи меня… — томно произнёс генерал и на секунду задумался.

Как, Павел Карлович, прямо здесь? А если зайдут?

Да нет, дура. Свяжи меня с Бодуновым.

Как связана идея православия с организованной преступностью, до сих пор ясно не вполне. Но связь, безусловно, есть. Недаром наиболее популярной наколкой у зоновских завсегдатаев являются церковные купола. Сколько куполов — столько ходок. Возможно, дело тут в случайном соседе Спасителя нашего по Голгофе — говорят, что сей разбойник, чисто по-соседски, был взят им в царствие небесное, где воссел от него одесную, и с тех пор счастливая судьба его не даёт покоя многим ворам в законе и просто авторитетным бизнесменам. Как бы там ни было, а Владимир Петрович Прохарчин, более известный в миру, как Прохор, даже находясь в бегах, находил по утрам время для встреч с приходскими функционерами. Распорядившись срочно отпустить стройматериалы для часовни св. Сульпиция, покровителя всех неправедно гонимых, в посёлке Гоблино, Прохор потребовал зелёного чаю с просфорой, а также газет. Медленно жуя безвкусное тело Христово, авторитет развернул первым делом листок «Благонамеренного», принадлежащего, как всем известно, Мухрявому. Парашу о себе он нашёл на второй полосе — первой пожалели, гниды! Статья была об игровом бизнесе, хрен с ней, но подпись под фотографией его взбесила. «На фото: Н.И.Шукляев (стоит) и В.П.Прохарчин (сидит.) «Размозжу!» — решил про себя Прохор и, перелистнув газету в конец, запомнил фамилию главного редактора. За базар ответит, козёл. Выплюнув непрожёванную просфору на ковёр, Прохор скомкал газету и велел позвать Абдуллу Полит-задэ, своего «референта» по связям с общественностью. Вечером редактора «Благонамеренного» обнаружили в подъезде собственного дома с торчащей из спины заточкой. Таким образом, топор войны был отрыт.

На следующий день исчез со всеми деньгами и документацией директор и номинальный владелец ресторана восточной кухни «Шах-намэ» Самсон Голотурия, доверенный человек Прохора. Деньги, конечно, мусор, но ресторана своего Прохор, фактически, лишился. Мухрявый рассчитывал удары грамотно — на нелегальном положении у Прохора были связаны руки. Голотурию так никогда и не нашли, но в фундаменте одного из городских развлекательных центров со временем образовалась пустота, вполне соответствующая форме его тела. А ночью полыхнуло одновременно с двух концов на Прохоровской дискотеке «Зажигай!» В давке был растоптан шоумен Иван Пупов, задохнулось в дыму несколько студентов. Город не подумал, что идут ученья. Все уже и так учёные. Город напрягся в ожидании параллельного ответа Прохора.

Парк имени Либкнехта возле цирка в эти тёплые июньские дни был переполнен гуляющими. Мамаши с колясками, молодёжь с пивом, пони и верблюды, тарзанка, карусель, тир и зверинец. Как будто и нет в помине мрачных титанов-олигархов, вращающих в своих ужасных подземельях на погибель роду людскому жернова мирового кризиса. Солнце пело в вышине. Юрий Чаплин с бутылочкой минералки с независимым видом прогуливался вокруг территории зверинца и поглядывал на часы. Неожиданно взгляд его привлекла небольшая толпа, стихийно образовавшаяся вокруг нескольких молодых людей с плакатами. Лица их были скрыты повязками, и это насторожило майора. Всосанный в людскую воронку, он подобрался поближе. Первый прочитанный плакат гласил: «Долой власть оборотней!» У Чаплина потеплело на душе — значит, есть понимающие люди. Он кинул искоса торжествующий взгляд в сторону медвежьей клетки. Но дальше было хуже — майор прочёл: «Банду Шукляева — к ответу!» и «Братва, убивайте друг друга! Народ — ни при чём.» На земле возле митингующих стояло несколько портретов в чёрных рамках — Ивана Пупова, Бачковского — редактора «Благонамеренного,» и пяти неизвестных юношей и девушек. Народ прибывал. Коренастый активист с крашеными волосами заводил толпу азартными выкриками, и толпа отзывалась ему сочувственным гулом. Несколько милиционеров трусливо жалось на периферии, что-то нервно бормоча в рации. Наверное, большого скандала ещё можно было бы избежать, но губернатор в Сером доме, когда ему доложили содержание лозунгов, впал в истерику и заметался. Тут и послал ему чёрт невзрачного серого субъекта из информационно-аналитического департамента, который проскрипел, нагнувшись к уху низенького Шукляева:

Николай Иванович, вы знаете позицию премьера по поводу массовых беспорядков.

Шукляев, придав себе значительности, поджал губы и приказал:

Посылайте ОМОН.

Губернатору было невдомёк, что невзрачный из департамента давно перекуплен его политическим конкурентом — Сергеем Сосоевичем Мухрявым, и корреспонденты западных агентств приглашены за сутки, и уже ждут, расчехлив камеры. Отряд ОМОНа в полном рыцарском облачении горохом высыпал из ПАЗика и, выстроившись фалангой, попёр, сминая толпу, на митингующих. При этом многие из случайных посетителей парка оказались в суматохе прибиты к лагерю зачинщиков. Оказавшись лицом к лицу с надвигающейся стеной дюралевых щитов, по которым менты в такт колотили дубинками, народ — а это были в основном подогретая пивом молодёжь и пенсионеры — возроптал. В ОМОНовцев полетели камни и бутылки. Милицейский полковник, вылезший из чёрного джипа с мигалкой, попытался что-то тявкать в мегафон, но отделившаяся от толпы группа человек в десять прорвалась к нему сквозь оцепление. Полкан юркнул в джип, желая отсидеться за тонированными стёклами, но толпа окружила автомобиль и принялась его раскачивать. Кто-то уже подковырнул железкой дверцу бензобака и начал отвинчивать крышку. Протянулись услужливые руки с зажигалками, и полковник почувствовал, как по ногам потекло что-то тёплое. ОМОНовцы в глухих шлемах строем пёрли вперёд, тесня беснующуюся толпу, и не замечали своего начальника, оставшегося в глубоком тылу на заклание.

Лишь один ушлый корреспондент Си-Эн-Эн, Карл Брюкнер, глотая слюни в предвкушении эксклюзива, снимал сцену, притаившись за деревом. Но тут произошло вовсе немыслимое. От ворот зверинца по тропинке молча пронеслась какая-то громадная тёмная тень — не то зверь, не то оборотень. Наткнувшись с разбегу на окружавшую джип толпу, чудовище поднялось на задние лапы и заревело. Толпа шарахнулась в стороны, и Брюкнер с изумлением понял, что это медведь. Продолжая лихорадочно снимать, он даже вспотел от восторга. «Демонстрацию в России разгоняют медведями!» — вот это уж, поистине, эксклюзив!

Глава 7

Узнав о слежке, Князь на время запретил Олегу видеться с Индигой. Для оперативной связи Столбову был выдан особый мобильный телефон на чужое имя. Основные силы отряда третий день зависали на Бараковской хате, готовя операцию «Парафин» (автор концепции — доктор Зло.) Поэтому Индиге пришлось обратиться за помощью к миролюбивому Бабаю. Да оно и к лучшему — она полагала, что освобождение медведя — дело интимное, и его нужно провести без пафоса и лишних жертв. Чего при участии Хельги и Тайсона избежать бы вряд ли удалось.

Обрядившись в имевшуюся в запасе милицейскую форму, Бабай тормознул на трассе первую попавшуюся «Газель» и, придав голосу строгости, приказал водителю:

Езжай к цирку. Будет спецгруз. Медведь для губернаторской охоты.

Ничего не понявший, но привыкший не спорить с милицией, водила, возмущённо пожав плечами, порулил к цирку. И, только на подъезде к скверу, осторожно спросил:

А он не насрёт?

Может, — сухо ответил Бабай.

Тогда пятьсот, — буркнул извозчик, втайне ожидая получить возражения в грубой форме. Но и мент, и его спутница продолжали молча глядеть на дорогу, и водителю подумалось, что тут что-то неправильно. План освобождения Топтуна был прост — переряженный Бабай должен отогнать от клетки лишних посетителей, в это время Индига обездвиживает оставшихся, и они спокойно конвоируют медведя к машине. Но всё нарушило случайное совпадение вроде бы ничем не связанных между собой событий. Когда они подъехали, одновременно с ними с другой стороны сквера подкатил ОМОН, и началась свалка. Все, кто был в зверинце, включая обслугу и самого Джабу Папуа, прильнули к решёткам, заворожённые редким в здешних краях зрелищем. Индиге даже не пришлось прибегать к своему дару — она беспрепятственно отодвинула засов клетки, и благодарный Топтун облизал ей руки и чинно тронулся к выходу. Они были уже в нескольких метрах от ворот, когда Топтун стал вдруг проявлять признаки беспокойства. Чуткий нюх зверя уловил в букете человеческих испарений знакомый запах — это был запах врага. Того, кто выстрелил в него в лесу из странного ружья и заточил в клетку, а потом долгими часами сидел на безопасном расстоянии от прутьев и гундосил что-то зло и требовательно. Тогда Топтун, видя, что враг вне досягаемости, не проявлял агрессии, лишь следил внимательно — не подойдёт ли поближе. Но Чаплин, как все шизофреники, был осторожен. И медведь терпел, ждал своего часа. Вот теперь, кажется, час настал. В груди у Топтуна что-то заворчало басом.

В это время кто-то из служителей произнёс над ухом грузина:

Джаба, у тебя медведя воруют.

Папуа, оторвавшись от решётки, успел только взвизгнуть: «Вах!» — и Топтун в гневе и испуге припустил во всю прыть на запах Чаплина, не разбирая дороги, пока не упёрся в толпу, облепившую джип с включённой мигалкой.

В это время водитель «Газели,» которому неприятности были ни к чему, тихонько снялся с места и уехал. Бабаю ничего не оставалось, как следом за медведем устремиться к джипу. Спасённый от толпы каким-то чудом, полковник Зорин, сотрясаемый мелкой дрожью, увидел сквозь тонированное стекло человека с приветливым лицом в родной до боли милицейской форме. Он широко распахнул переднюю дверку, и Бабай, просунувшись внутрь, ни слова не говоря, открыл заднюю. Сначала в машину проскользнула Индига. Следом за ней на заднее сиденье, шумно дыша, полез медведь. Тут Зорину стало дурно, и он потерял сознание. Сдвинув его тело с водительского места, Бабай уселся за руль, и машина, огибая кусты, рванула по газону к выходу. На боковой аллее у выезда на улицу Бабай заметил полноватого юношу с крашеными волосами, который, петляя, как заяц, удирал от двух здоровенных ОМОНовцев. Вот один из них широко размахнулся — и метнул резиновую дубинку в ноги беглецу. Тот споткнулся и с разбегу проехался носом по траве. Еще миг — и ему бы заломили руки за спину. Но сердобольный Бабай, лихо тормознув напротив упавшего, буквально за шиворот втащил его в просторный салон джипа. Машина умчалась, оставив врагов без добычи, а спасённый, оглядев странную компанию, в которой он оказался, произнёс:

Меня зовут Артём Курбатов. Больше без адвоката я не скажу ни слова.

Слова не требовались. Вырулив на трассу, Бабай решил не ехать до Верхопышемья — слишком опасно. Пока ГАИшники на выезде отдавали полковничьему джипу честь, но они могли спохватиться в любую минуту и объявить план «Перехват». Поэтому, как только вдоль дороги начались сплошные леса, джип свернул на неприметную ухабистую грунтовку и устремился в чащу. Юный правозащитник только моргал узкими глазками и, молясь, готовился к худшему.

Свернув через несколько километров на глухую тропинку, Бабай проехал ещё километра три и загнал джип в заросли сплошного кустарника, на крошечную полянку, полностью скрытую от глаз. Топтун и Индига выбрались из машины, и, пока они прощались, Бабай деловито выволок тело полковника на землю и принялся раздевать. Брезгливо понюхал подмоченные брюки, но всё же увязал форму в узел и опустил в большой пакет, не забыв туда же сунуть пистолет и удостоверение. После этого выломал сухую лесину метра в два длиной, и накрепко примотал к ней руки полковника. Таким образом Зорин, лёжа в одних трусах на мху, оказался как бы распят на жерди, с той лишь разницей, что ноги его оставались свободны.

Что вы делаете? — произнёс, весь дрожа, Артём Курбатов.

Это называется таёжный суд, — важно ответил Бабай, — Если суждено жить, то выберется…

На вялое, поросшее редким волосом, ментовское тело уже слетались с соседнего болота, ссорясь за наиболее лакомые участки, мириады комаров.

Топтун долго не уходил, жался к телу Индиги и даже попискивал по-собачьи, будто плакал. Тогда она шепнула ему на ухо что-то успокоительное, и огромный зверь, не оборачиваясь, с достоинством прошествовал в чащу леса.

Полковник Зорин на мху, обеспокоенный укусами кровососов, зашевелился.

Пора, — сказал Бабай Индиге и, глянув на юного правозащитника, пригорюнился:

С тобой-то, мил человек, что мне делать?

До Курбатова теперь стало окончательно доходить, что его похитили отнюдь не менты, и он спросил с надеждой:

Вы что, экологи? Зелёные?

Ну, вроде того. Мусор разгребаем, — скромно ответил Бабай, — Ладно, садись в машину. Покажем его нашим? — и он вопросительно взглянул на Индигу. Та молча кивнула.

Бабай повёл машину не к трассе, а, ориентируясь по одному ему понятным приметам, загнал её в какую-то глушь. Там он вывернул из мотора свечи и положил в карман. До города добрались на попутках.

Губернатор Шукляев был в бешенстве. Рейтинг его популярности и так в последний год не превышал трёх процентов. А теперь, когда кадры с разгоном мирной демонстрации дикими медведями обошли мир, те, кому надо, разумеется, посмотрели их, и сделали выводы. Дело запахло досрочной отставкой. «Хоть бы какой мясокомбинатишко себе напоследок отжать у Кузякина!» — заметалось в квадратно приплюснутой губеровской голове. «Завтра вызову его, поговорим по душам. Эх, Виталя! А ведь как нам с тобой когда-то было хорошо вдвоём…». — и пожилой, но ещё крепкий Николай Иванович почувствовал, как некие сладкие мурашки забегали у него ниже живота.

Ответный удар Прохора был неоправданно жесток. Старинное правило воров в законе — «Баб не трогать!» — Владимир Петрович похерил, точнее — обошёл. Жены у Мухрявого не было — блатной закон Сосоевич чтил. Но всем было известно его пристрастие к красивым мальчикам. Автобус с продюсируемой им поп-группой «Ласковый мой» был протаранен на выезде из города КАМАЗом с заляпанными номерами и, выкинутый за ограждение, закувыркался с высокого обрыва. Те, кто выжил в этой мясорубке, на сцену уже точно больше не выйдут — ну, разве что, в прокисшем районном ДК, в составе ансамбля баянистов-колясочников.

Глава 8

В беседе с Артёмом Курбатовым доктору Зло было велено поменьше говорить и побольше слушать. Князь справедливо рассудил, что они, как люди одного поколения, быстрее смогут найти общий язык. Так и случилось — юный правозащитник выболтал много. Его группа за два года собрала уникальную базу данных на всех местных высокопоставленных лиходеев — с адресами, телефонами и обширным списком компромата. Теперь у отряда появлялась возможность наносить точечные удары по врагу и путать след. Правозащитники — в основном студенты — признавали идейный авторитет Каспарова и Хельсинкской группы, а финансовую и организационную поддержку получали, как это ни странно, от местного казачества. На Курбатова периодически сугубо конфиденциально выходил казачий полковник Комаринский, передавал небольшие суммы денег и пожелания провести ту или иную акцию. При этом просил, чтобы к нему обращались просто: «Ваше превосходительство.» Артёма это смешило, но отчего бы и не подыграть тщеславию недалёкого старика… Ведь всё — от искренности… Услышав о готовящейся операции, Курбатов выразил горячее желание участвовать. Доктор Зло уклончиво обещал подумать — дело-то ответственное…

Чёрный джип с мигалкой и номерами Управления внутренних дел подрулил ко входу в здание администрации области через двадцать минут после закрытия. Смена милиционеров из вневедомственной охраны уже осмотрела все закоулки и туалеты на предмет притаившихся злоумышленников или закемаривших чиновников. Всё чисто, теперь можно и футбол посмотреть. Старший сержант Сметанин вынул из планшета сушёного леща и отломил ему голову. Напарник вспорол упаковку баночного пива. И тут противно заверещал телефон.

Сворачивайте поляну, марамои! К вам из управления полкан едет с проверкой! — протявкал кто-то взволнованно в трубку, и следом тут же пошли длинные гудки — трындец, короче…

Сметанин сгрёб под стол следы пиршества, потянулся выключить телевизор — но тот неожиданно погас сам. Старшой рванулся ко входу — встречать начальство. Из чёрного джипа вышел стройный моложавый полковник в сопровождении сержанта со шрамом и тоненькой девушки в тёмных очках — видимо, эксперта. Напарник Сметанина с удивлением глянул на пульт видеонаблюдения. Все мониторы вспыхнули ярко и враз подёрнулись рябью. В таких случаях следовало по инструкции сразу же звонить в отдел. Но — странное дело — ни стационарный, ни сотовый телефоны не работали. В трубках шло какое-то ровное низкое гуденье.

Распахнув дверь перед визитёрами, Сметанин лихо козырнул и хотел уже рапортовать, что «никаких происшествий не произошло» — но полковник, не став слушать, отстранил его и прошёл внутрь. А темноволосая девушка сняла очки и ответила на его козырянье весьма странным жестом — выкинула правую руку в нацистском приветствии. И медленно опустила её к поясу.

Неужели власть сменилась? — тревожно мелькнуло в мозгу Сметанина. — Это хорошо, давно пора…

Он захотел исправиться, и ответил девушке бодрым «Хайль!», но, выкинув руку, к ужасу своему, понял, что уже не в силах её опустить. Все мышцы свело какой-то судорогой. При этом всё окружающее он продолжал фиксировать и запоминать с предельной чёткостью. Оставив салютующего оловянным солдатиком в дверях старшего сержанта, девушка прошла внутрь и проделала тот же трюк с его напарником.

Убедившись, что сигнализация блокирована, Тайсон махнул рукой из дверей сидящим в джипе — и доктор Зло с Хельгой и Артёмом Курбатовым также беспрепятственно проникли на территорию вражьего логова. Всё остальное было уже делом техники. Операция по монтажу видеокамер прошла безукоризненно, если не считать того, что, когда возились в кабинете Шукляева, у юного правозащитника от волнения прихватило живот, и ему пришлось на некоторое время уединиться в личном санузле губернатора. Когда он вышел, Тайсон повёл носом воздух и, посетив туалет следом за ним, тщательно пробрызгал помещение стоящим на полочке дезодорантом.

Ого! — заметила Хельга, — А губер-то у нас, сдаётся, пидор! «Шанелью» свой говённый дух перешибает…

А туалетная бумага у него — из Израиля, — оповестил, выходя, Тайсон.

Со взломом паролей доктору Зло, правда, пришлось повозиться, так что на заметание следов оставалось совсем немного времени. За окнами уже было совсем светло, когда Индига закончила обработку Сметанина с напарником.

Не знаю даже толком, куда я их отправила, — жаловалась она, поёживаясь в остывшем за ночь салоне джипа. — Души у них какие-то — как студень, не ухватишь…

Но всё прошло гладко — сменщики не заметили в отдежуривших вохровцах ничего тревожного. Правда, на вопрос о происшествиях Сметанин сухо ответил по-немецки: «Найн,» но это списали на переутомление. Лишь позже, на следующем дежурстве, выяснилось, что он полностью забыл русскую речь, за исключением таких выражений, как: «Бабка, курки, млеко, яйки.» Но дисциплина его при этом сильно повысилась, так что решили не увольнять, а силами коллектива обучить нескольким необходимым по службе командам. Напарник же его по злополучному дежурству сержант Семиткин был всё-таки отправлен на обследование в психдиспансер. Дело в том, что сержант, прежде активный и надоедливый, вдруг совсем перестал разговаривать, стал шарахаться от людей и несколько раз был замечен жрущим прямо из мусорного бака. А запертый в помещении, всё бился о пуленепробиваемое стекло и жужжал. Комиссия признала его врождённым идиотом.

Не беспокоить! — приказал секретарше Николай Иванович Шукляев, пропуская в кабинет своего первого зама Виталия Иосифовича Кузякина. И запер дверь изнутри.

Ну что, Виталик, — скрипуче проворковал губернатор, кладя руку в пигментных пятнах на крутое бедро олигарха, — ты в последнее время, как будто, стал избегать меня?

Да ну что вы, Николай Иванович, — Кузякин пощекотал пухлыми пальцами державную руку и придвинулся теснее. — Дела одолели. Не рождён я для государевой службы. Рыхлый я, трудно мне. Да и в семье неприятности. Сын вот пропал куда-то…

А мы сейчас с тобой, Виталик, коньячку! — засуетился радушно Николай Иванович и бросил искоса вожделенный взгляд на кожаный диван, — или тебе чего поизысканней? Тут вот мне полковник Зорин подогнал колумбийского, очищенного — это я тебе доложу! Совсем не то, что обычный порошок! Хе-хе…

На стекле губернаторского стола образовалась белая дорожка. Обняв Кузякина за жирную спину, хозяин кабинета склонился над ней костистым сизым носиком. Олигарх последовал его примеру. А там незаметно перебазировались и поближе к дивану. Пузатый диван охнул неодобрительно и принял переплетшиеся тела слуг народа в своё объёмистое чрево…

Доктор Зло, склонясь нал пультом, потёр вспотевшие руки и увеличил изображение. Заранее размещённая на сотне новостных порталов заставка ожила, и, преодолевая со скоростью света миллионы километров оптоволоконных кабелей, видеоролик слившихся в экстазе первых лиц области занял своё почётное место в анналах сетевой порнографии.

Ну и дела! — Чаплин, неделю методично прочёсывавший подворья Дурней, понял, что, наконец, ухватил удачу за хвост. Луч фонарика, пробившись сквозь щель сарая, высветил оскалившийся никелем радиатор «Хаммера.» Подобная машина и в этакой трущобе! Да к тому же с открытым верхом… А у кого же бы была такая пафосная модель? Чаплин перебрал в памяти первых лиц области. Да, ошибке не место. «Хаммер» — Кузякинский. Говорили, что он его сыну на день рождения подарил. Прячась в вечерней тени кустов, Чаплин пересёк двор и толкнул боковую дверку, ведущую в хлев. Она оказалась незаперта…

Оказывается, если, когда человек осторожно заглядывает в помещение, хорошенько пнуть по двери изнутри, то оглушённый уже не успевает подставить руки, и падает прямо лбом в пол…

Глава 9

Было в достопамятном советском лексиконе очень точное и ёмкое выражение: «Освоить средства». Оно определяло то алхимическое действо, в результате которого «всё вокруг бюджетное» само собою трансформировалось во «всё вокруг своё…».

Переместившись из недр пышного госдивана к столу, и застегнув криво пряжку брюк, ничего не подозревающий Николай Иванович Шукляев огласил Кузякину проект, в результате которого агрофирме «Барабеково» должны были бы выделяться федеральные деньги на развитие отрасли в размере одного миллиарда рублей под полную госгарантию. То есть, можно и вообще не возвращать… Бы… Надо ещё, разумеется, продавить решение через облдуму — но это затраты копеечные, процента три с суммы. Слава Богу, «Единая Россия». Взамен чего на жену Николая Ивановича должен был, опять же, бы, быть переоформлен контрольный пакет акций водочной фабрики «Белка». Кузякину так жаль было «Белки», как только бывает жаль матери родимого дитятка — до слёз. Зазря, выходит, банкротил по области все спиртзаводы… Ну, да хер с ним, здоровее будут охломоны… Однако миллиард, что ни говори, сумма приятная, звучит гордо. Виталий Иосифович сделал губами неприличный звук и кивнул: «Ну, да… Да, противный старик…».

Надо же, в конце концов, уважать старость… А иначе для чего всё?

… Генерал Потопаев оторвал восхищённый взгляд от монитора.

Каковы поганцы! На сайте обладминистрации разместили порнуху. Силён Мухрявый. Или не Мухрявый — но кто тогда? Вечный вопрос: «Кому выгодно?» Теперь Иванычу осталась одна дорога — на покой, в сенаторы. И то ещё могут не взять. Эк ведь он рычал, когда на Кузякина сзади залазил. «Человек, похожий на губернатора»… Ко всему ещё, эта наркота — Зорина теперь придётся ликвидировать, засвечен. Пришлют взамен из Питера какого-нибудь яйцеголового, нянчись с ним, воспитывай…

Алла! Свяжи меня с Комаринским!

Павел Карлович, к вам Офшорников рвётся. Говорит, срочно.

Этому чего? Ну, введи, — поморщился генерал.

Капитан Орест Фомич Шорников, сокращённый среди своих до Офшорникова, влетел в кабинет и с порога брякнул:

Засекли, товарищ генерал! В Дурнях окопались. Чаплин у них в заложниках.

Ну-ну, не трынди. Докладывай толком…

Ведьмочка наша, и при ней Столбов. И банда Бараковской дочки, кажись, с ними. Гнездо у них там…

А вот это уже теплее. Возьмёшь ведьму — быть тебе, капитан, майором. С дома глаз не спускать. Прослушку поставь, спецназу — готовность номер ноль. Героин для бойцов получишь у Зорина — иначе ведьма не дастся.

Товарищ генерал, Зорин исчез.

Какого лешего исчез? Валяется где-нибудь у шлюх обкумаренный. Рой землю, даю пятнадцать минут — он мне нужен. Исполнять!

Джип Зорина, товарищ генерал, видели вчера ночью на площади перед зданием обладминистрации. Уехал утром в неизвестном направлении.

Вот так клюква! — почесал седой стриженый затылок генерал, и переломил карандаш, — Выходит, это он, что ли, с сайтом замутил? Ну, мудак… Ну, говно… Продался Мухрявому, камикадзе херов. Деньги ведь на том свете никому пока не пригождались. Чем только народ думает? И где теперь найти с утра этот долбаный героин?

Алло! Наташа? Это Павло. Извини, что разбудил, брат… Тут ситуация нештатная… Из-под контроля вышла — спасай…

Голова гудела толчками, как колокол. Чаплин проморгался сквозь жёлто-сивую муть, и увидел прямо перед собою женские глаза. Глаза были красивого разреза — но как-то уж очень холодны — майора аж передёрнуло всего с пяток до головы.

Встать на колени! — скомандовала обладательница арийских глаз, и полоснула ножом по стягивавшим запястья верёвкам, — Рукоблудие долой. Шуток не будет.

Госпожа Баракова, если не ошибаюсь? — у Чаплина хватило духу проявить осведомлённость. Но, похоже, не сработало.

В углу лопата — видишь? Возьми.

Взял.

Стреляю на поражение. Встань с колен — и медленно к заднему выходу.

Как скажете, Хельга, — Чаплин, преувеличенно опираясь на лопату, проковылял по деревянному коридорчику хлева в сторону брезжившей полоски света. Утро было туманным, ничего не видать в двух шагах… Трёх… Четырёх… Шанс?

Даже не думай. Тридцать шагов вперёд — медленно, не оборачиваясь… Видишь ворота?

Послушайте, Хельга! Мы же с вами взрослые люди, здесь не Кавказ. Давайте договариваться. Дом окружён, погибну я — погибнете вы… — Чаплин сам чувствовал, что голосу не хватает уверенности.

«Неужели так вот всё и кончится? Умрёшь — лопух вырастет…». — промелькнула дурацкая фраза из ниоткуда.

Здесь. Копай! — толчок ствола в затылок.

Он отчаянно вгрызся лопатой в слежалый грунт дорожки. Хельга с пистолетом в руке контролировала каждое его движение.

Теперь заглубляйся под сорок пять градусов. Не туда, идиот.

«Чёрт, какую-то мусульманскую могилу рыть заставляет,» — глаза майора застилал пот, и было всё непонятно, дико. И он копал, копал, проходя сквозь слои глины и песка, срезал грунт под сорок пять, и под конец уже ни о чём думать было невозможно…

Гришка, заткни ему хавальник, чтоб не визжал, — прошептал Тайсон, кинув пацану кусок мешковины. Филипп Кузякин, только было поднявший рыло от кормушки, был немедленно упакован в четыре руки в такой тугой куль с кляпом, что поместился в багажник «Нивы», не крякнув, как к себе домой.

Теперь как грохнет — ломитесь сквозь плетень, и огородами, лугом, куда договаривались. Им там не до вас будет.

Есть, сэр! — восторженно выкрикнул сын полка, включая зажигание.

За сэра ответишь. Ну, я пошёл. С Богом, ребятки…

Чаплин дорыл до очередного пласта твёрдой гальки и выругался — шурф вышел неровным. Юрий Борисович в любой работе, хоть даже у тестя на даче, ценил в первую очередь точность и аккуратность. А эта галька всю красоту нарушала… Сыпется, блядь! Он принялся притаптывать туфлями неровности краёв. Кирпич бы один плоский сюда. Туфли же жаль — после этого только выбросить. Голова его в это время, признаться сказать, ни о чём уже героическом, типа побега, не думала, хотя бы по той простой причине, что находилась теменем ниже уровня земли. А тоннель уходил под сорок пять градусов ко въезду в подворье. «Так что, поди, всё же, и не могилу себе рою… Какие ж могилы под сорок пять к горизонту — для вылета души за околицу, что ли…». Эту тонкую оптимистическую мысль перервал удар кожаного берца в висок. Здесь дедуктивный процесс иссяк.

Тут и оставим? — просипел неуверенным шёпотом Тайсон.

Жалко его. Убогий, хрен бы с ним, а? — отозвалась Хельга.

Ну, тогда взяли! — с облегчением схватил Тайсон Чаплина за ворот двумя руками. Присел и крякнул. Оторванный воротник ветровки остался в его кулаках. Сидя на заднице на краю ямы, кадровый старшина спецназа в недоумении две секунды разглядывал лоскут дешёвой китайской выделки.

Во дерьмо! Ну, не судьба…

Не попишешь, — отозвалась Хельга, — заряжай уже, — время, цигель, ай-лю-лю!

А вертухая что, выходит, вместо пыжа?

Так получается… Трамбуй. Я доски, заряд заложила. Скатывай свою булыгу.

Готово. Бикфордов на пятнадцать сек ставлю. Понеслась?

Ни пуха!

К херям-матерям!!!

Чёрный «хаммер», проломив стенку сарая и вынеся секцию забора вверх по параболе, вдавил в жидкий глинистый грунт сразу двух бойцов спецназа ФСБ. Остальные тринадцать, открыв стрельбу, ринулись на штурм через ворота подворья. Вслед «Ниве», вырулившей сзади, с огородов, донеслись лишь две хилых очереди из укороченного «калаша», да свистнула одна «Муха». «Хаммер» скрылся в дебрях сосняка моментально. За ним погнались бы — да оказалось так, что некому. У атакующих бойцов внезапно разом — ну как-то так вышло, что разом у всех — всё кончилось. Земля под ними и навстречу им с адским грохотом разверзлась — или, наоборот, взверзлась… Не суть, короче, тела аннигилировали. Темно стало среди дня.

Ну, Тайсон… Ты и Тайсон, — во взгляде Хельги мелькнуло нечто большее, чем товарищеское одобрение, — Нас даже там такому не учили…

Чего ты? Не слышу ни хера!!!

Не ори на меня. Я говорю, круто. Откуда девайс?

А-а, — это? Да это Древняя Русь, земляная пушка называется.

На капот «Хаммера» сверху что-то жидко шмякнулось… Следом посыпались комья земли.

Здесь направо, по-моему.

Не слышу всё равно, дома скажешь. Отдыхай.

Глава 10

«… Логика власти простая: украл с голоду курицу — садись в тюрьму. Украл завод — вот тебе, дяденька, кресло депутата. Отрасль смог уворовать — будешь министром. Ну, а уж если удалось обнести всю страну — быть тебе самим Чубаксом, и не найдётся тогда на одной шестой человека, который бы не желал тебе лютой и мучительной смерти. А это, как знают все, практикующие чёрную магию, весьма способствует быстрому наращиванию личной силы… Такая вот логика. А то, что пидоры — так кого теперь этим удивишь. Можно сказать, почти государственная идеология. И выходит, что облажались мы с Шукляевым…». — грустно думал Князь, покуривая у костра.

О чём кручинимся, Княже? — Хельга, как всегда, подошла бесшумно. Присев на корточки напротив, пытливо заглянула в глаза.

Правы были вы с Тайсоном. Перемудрили мы. Надо было просто гасить.

Понял теперь, интеллигенция? Баб и нижних чинов всегда надо слушать. Они худого не присоветуют. Ладно, вставай, пойдём.

Куда?

Делать работу над ошибками.

Отряд после разгрома передовых сил противника временно перебазировался на недостроенную «ближнюю» дачу Шукляева. Из большого списка Артёма Курбатова она была выбрана не случайно: во-первых, губеру сейчас явно не до того, чтоб по своим новостройкам шастать. Во-вторых, удобное местоположение — заповедный участок бора в двадцати километрах от города с отличной трассой. И наконец — здесь их будут искать в последнюю очередь. Рядом река — можно, в случае чего, уходить по воде. А в пяти километрах — частный аэроклуб, тоже может на что-нибудь сгодиться. Столбов и Курбатов оставались в городе, на связи. Покидая город, партизаны не забыли заминировать на растяжки пустые квартиры Каролины и доктора Зло — на всякий случай.

Сам доктор, с проводком, торчащим из уха, уютно расположился за пультом в наскоро оборудованной лаборатории в мансарде — к нему-то Хельга и привела Князя.

Принимай гостей, Зайчик! Князь в печали — развеселим его?

Попробуем, — доктор, ухмыльнувшись, прострекотал что-то по клавишам и широким жестом указал гостям на плетёные дачные кресла. Ему нравилось, когда Хельга обращалась к нему этим именем, полученным в первом бою, — С чего начнём наше шоу?

Во первых, где у нас Тайсон?

Секунду, — музыкальные пальцы юноши сыграли по клавиатуре некую беззвучную гамму, — На озере, загорает.

Дай мне его… Тайсон, ты? Дуй в мансарду, срочно.

Что за спешка? У меня шаклея клюёт, как из пулемёта, — раздалось ворчливо в динамике.

А у нас покрупней рыбка на подходе. Рискуешь упустить клёв.

Понял, иду.

Вскоре Тайсон, в одних плавках и с полотенцем на шее, присоединился к ним.

Что вы тут замутили, проказники? — Князь с любопытством взглянул на товарищей.

Гляди сюда, — Хельга указала на монитор, на котором высветился кабинет губернатора.

Это что, они до сих пор наши камеры не выковыряли? — поразился Князь, — Ну, работнички. Не ожидал от них.

Да были они в кабинете, ещё в обед. Только наши камеры искать не стали, торопились очень, — пояснил доктор Зло.

И что они там делали?

Свои устанавливали.

Н-да, забавно. И что же у них там за игры подковёрные?

А нам по барабану. Мы в свои играем, — ответил за всех Тайсон.

Что это вы такие загадочные? — спросил Князь.

А помнишь, когда у губера в кабинете возились, у нашего правозащитника днище выбило?

Ну и?

А я следом за ним в сортир зашёл на минуточку?

Тайсон! — начало доходить до Князя, — Так нечестно, тихушник!

Может быть… Зато смотри, как жахнет! — Тайсон достал из кармана пульт, сработанный на базе старого мобильного телефона, перемотанного, словно для убедительности, изолентой.

Но почему в сортире?

Для пользы дела, чтоб ты не увидел. Ну, и ещё для красоты…

Комбинация, разыгранная генералом Потопаевым, невзирая на внешнюю дубовость, отличалась скрытым изяществом. Решив для себя, что Шукляевская команда — битый козырь, Павел Карлович позвонил Натану Комаринскому. Зная о его близости к Мухрявому, генерал передал дяде Наташе видеоролик с порнухой и намекнул, что материал нужно использовать, пока горячий. Так что Мухрявый был в приёмной Шукляева сразу же после обеда.

Ну, и что вас привело ко мне столь внезапно? — поджав губы, сухо спросил губернатор своего потенциального преемника.

Да вот, покалякать надо, — Мухрявый без приглашения уселся на диван и протянул волосатые пальцы с мини-диском к DVD-проигрывателю, — фильм вот новый записал. Хит сезона. Дай, думаю, поделюсь с другом. А коньячку что ж, разве не предложите? Или чего поизысканнее? Из Колумбии? Это ведь совсем не то, что обычный порошок…

Я вас не понимаю… — проскрипел Николай Иванович, начиная чуять беду. О том, что ролик с его подвигами попал в Интернет, ему, разумеется, никто доложить не посмел — только в коридоре все чиновники с утра шарахались от него по сторонам, словно от зачумлённого.

А вы расслабьтесь, уважаемый, и получайте удовольствие, — и толстый палец Сергея Сосоевича с невыразимым торжеством вдавил кнопку PLAY.

Когда человек видит себя снятым на камеру, ему, как правило, не нравится, как он выглядит со стороны. В данном случае это сработало не на сто — а на все пятьсот процентов. Шукляев, издав горлом какой-то птичий клёкот, растопырил пальцы и начал синеть.

Да ладно вам, — с издёвкой протянул Мухрявый, — Какой впечатлительный зритель, прямо-таки благодарный зритель… — А мне, например, фильм понравился. Очень жизненно снято.

Это подстава… — просипел Шукляев, — этого не может быть… Кто посмел? Дайте воды…

В туалете вода.

Нет, у меня в холодильнике… «Перье» без газа… Ноги отказали…

Уши не отказали? Короче, так. Если ты хочешь, старый хрыч, выбраться из этого дерьма целым, перепишешь сейчас на меня всё имущество, которое хапнул за четыре года. Включая, конечно, «Белку». Тогда катись из области колбасой. Хоть в Совет Федераций, хоть в Белый дом, Обаме на массаж… Хоть бомжом на Рублёвку — мне до задницы. Вот тут у меня списочек подготовлен. И завещание, на случай, ежели чего.

Я всё подпишу… Воды…

Сначала сейф. И без глупостей. Ладно уж, дам тебе воды…

Мухрявый направился было со стаканом в туалет, но передумал и повернул к холодильнику, а губернатор, на ватных ногах, засеменил к сейфу.

Ну, вот и славно, — зажмурился, как кот, от удовольствия перед монитором Павел Карлович Потопаев. — Теперь на обоих компромат есть. Ишь ты, вонь тюремная, шпана — туда же, в губернаторы разлакомился.

Слушай, Тайсон, — Князь тревожно оторвал взгляд от реалити-шоу, — А если Мухрявый в туалет не зайдёт? Сквозь стенку, может, жахнем, пока не поздно. Чтобы обоих… Сколько ты заложил?

Не, стены толстые, взрыв — направленный. Кто на унитазе — того сквозь крышу вынесет с гарантией. А так — сомневаюсь. Разве что кирпичами присыплет.

Что же делать? Уйдёт Мухрявый.

Жди. Шукляев после такого точно на толчок побежит.

Да Шукляев и без того уже — труп. Лучше бы Мухрявого — сквозь крышу пустить!

Ну, позови Индигу, может, она ему внушит внезапный позыв…

Шутишь? И то — что ли позвать? А вдруг… Доктор!

Однако помощь таинственных сил на этот раз не понадобилась. Сергей Сосоевич, взявшись за ручку громадного холодильника, спросил издевательски подобострастно у Николая Ивановича:

Вам сколько льда класть? — И открыл сверкающее белизной чрево агрегата.

Оттуда рявкнуло так, что в квартале от дома правительства из всех зданий повылетали стёкла. То, что за секунду до взрыва было Мухрявым, сквозь окно огненной кометой прочертило небо над площадью. Гуляющие в ужасе замерли, кто-то побежал, крича. Упав в фонтан, тело зашипело и погасло. Некоторым из свидетелей также показалось, что хлопка было два, а кто-то после с пеной у рта доказывал, что сквозь крышу вылетел предмет, похожий на унитаз.

Тайсон в недоумении глянул на Князя. Потом их взгляды скрестились на Хельге. Она потупилась, пряча что-то за спину, как напроказившая школьница.

Ну да, я там у них водички попила из холодильника, без газа. Ну, и решила заодно тебя подстраховать…

Глава 11

Прощать своих врагов — занятие не только душеполезное, но и, как выяснилось, приятное. В том, разумеется, случае, когда твой враг мёртв. Прохор пожертвовал Николо-Белозерскому монастырю искусно застаренную икону в дорогом окладе и заказал о. Трифону панихиду по невинно убиенному Сергию (Мухрявому.) Авось и Сосоевич на том свете простит его и словечко замолвит. Тем более, что Прохор в его смерти был невиновен ни сном ни духом. Вот только общественное мнение на этот счет склонялось к обратному.

«Благонамеренный», возглавляемый после гибели Бачковского неким Модестом Серафимовичем Саровским, из номера в номер нагнетал не вполне понятную истерию о засилии в области инородцев. Также доставалосьзлобным проискам московских и вообще иногородних корпораций. Мухрявый, как уроженец Тбилиси, был объявлен грузинско-НАТОвским агентом влияния, а смерть его — справедливым актом народного гнева. При этом некая экзальтированная поэтесса Лана Лохматова опубликовала написанный былинным слогом опус, восхвалявший подвиг «православного богатыря-освободителя Прохора», что покончил в бою с иноземным поганым чудищем. Самолюбие В. П. Прохарчина такие вещи приятно щекотали, но настороженный волчий инстинкт предостерегал: что-то здесь накосячено. Парашей попахивает. Может, менты-гниды суетятся — выманивают? Прохор в предоставленной о. Трифоном келье раздумчиво макал просфору в кагор, анализировал… ФСБшники Мухрявого взорвать не могли. Их стиль — отравленные зонтики. На шахида-камикадзе Сергей Сосоевич, при его жизнелюбии, тоже явно не тянул. Получается — действует некая третья сила. Кто взорвал Мухрявого — тот и разгромил казино, и грохнул мэра. И всё это время он, Прохор, не с теми воевал. Кто же они? Исламисты? По стилю похоже, эти любят повзрывать…

Абдулла! Зайди.

Бесшумной скорбной тенью перед ним возник Полит-задэ. Прохор изложил ему свои соображения.

Пошурши среди своих, кто тут нам может гадить в песочницу?

Через два часа Абдулла Полит-задэ вновь возник перед Прохором, держа в руках несколько фотографий и принтерную распечатку. Прохор с интересом разглядывал улыбающуюся блондинку в полевой форме. Позирует, как на съёмках боевика. Ого! Да это дочка самого Вити Чёрного! Яблонька от яблочка…

Кто с ней в бригаде?

Пока не выяснили. Но наши их тоже ищут. Она приговорена Талибаном, — печально, с лёгким певучим акцентом произнёс киллер.

Выходи на ментов и узнай всё, что на них есть. Любые ниточки. Можешь там сдать пару наших штрафников из братвы — пусть хавают. И сразу докладывай мне. Я должен выйти на них первым.

Если что — валить?

Ты слишком горячий, Абдулла. Убийство — грех. Мне в этом городе с ними делить нечего. А господь велел договариваться.

Хельгу мне заказали наши.

А ты не торопись. На тот свет не опаздывают. Сначала приведи её ко мне — а там поглядим, что с ней делать. Может, и отдадим братьям-мусульманам, если хорошо попросят. А может, и себе оставим. Как фишка ляжет. На всё воля Божья, Абдулла.

Аллах Акбар.

Воистину акбар. Ступай, работай, бусурманин.

Судьба двойного агента всегда незавидна. Зачастую он становится разменной монетой в руках таких сил, о существовании которых и знал-то разве понаслышке. Олег Столбов, сунув в сейф занудное дело о даче взятки управдому пенсионером Коковихиным, прихватил свою элегантную трость-зонт и направился к выходу. Кивнул охраннику и направился к пешеходному переходу. Все мысли его вертелись вокруг покинутой Индиги. На переходе, вместо того, чтобы дать ему дорогу, чёрный джип взвизгнул тормозами и распахнул дверку перед самым носом опешившего следователя.

Садысь. Подвезу.

Из глубины салона мелькнуло лицо явно кавказской национальности.

Что такое? Я вас не знаю, — испуганно выкрикнул Олег, озираясь. От обочины к нему метнулась массивная фигура и, заломив локти, молча впихнула в джип. Сама фигура, утрамбовав его, поместилась следом, и машина рванула с места. Вся сцена похищения заняла от силы секунд пять, и зрелищностью не отличалась. Да и наблюдать-то её, по сути, на пустой улице было некому. Ну, если не считать полупьяной торговки семечками, дежурившей с утра до вечера возле своего ящика каждый день и никогда ничего не продававшей. «И на что пьёт?» — раздражался, бывало, Олег, наблюдая её ежедневно из своих окон. Раз даже пожалел убогую — купил у неё кулёчек семечек. Они оказались несъедобными и только замусорили карман.

Проследив исподлобья направление, в котором скрылся джип, торговка достала флакон «Боярышника», отвинтила крышечку и поднесла ко рту. Что-то бормотнула туда и начала быстро сворачивать своё немудрёное хозяйство.

Товарищ генерал, это Офшорников. Столбова похитили.

Кто?

Судя по номерам, люди Прохора. Следуем за ними на расстоянии.

Смотрите, не светитесь. Ведите скрытно и постарайтесь ничего не упустить. И без команды — не вмешиваться. Микрофоны на нём есть?

Так точно. Семечки. Слышим каждое слово.

Ну, с богом, орлы. Я на вас крепко надеюсь.

Вот вам и ответ, Олег Сергеич, на что пьют разные убогие уличные торговки…

За ужином собрались, как обычно, перед домом у костра. Князь поднял тост за героев дня — Хельгу и доктора Зло. Доктор, зарумянившись от удовольствия, потянулся своим стаканам к Хельгиному, и она неожиданно, оплетя его руку своей, провозгласила:

Пью брудершафт. Хотя мы и давно на ты… — и выпив, наградила юношу таким поцелуем, что у него подкосились ноги. Почувствовав умелый язычок у себя во рту, бедный доктор не мог оторваться, и, сжав Хельгу до хруста, горячо зашептал ей на ухо что-то бесконечно далёкое от компьютерной терминологии. Но Хельга, отстранившись, глянула на него чуть затуманенно и произнесла так, что все слышали:

Не сегодня… Зайчик…

Каролина с нежностью глядела на свою слишком рано повзрослевшую дочь, и в её взгляде читалось материнское благословение.

Но тут, прокашлявшись, взял слово Бабай.

Любовь — это замечательно, и дай вам Бог всего. Но у меня есть нехорошее сообщение… В общем, у нас кончились деньги. Отчёт могу представить.

Да ладно тебе с отчётами, не в Сером доме, — зашумели все хором, — Надо решать, что делать будем.

Может, Кузякину борова продадим? Надоел он, кормить его! — на правах демократии подал голос Гришка.

Нельзя. Боров — для дела, — твёрдо ответил Князь.

Ну, тогда джип полкановский! — предложил Домкрат.

Джип палёный, продать трудно. И к тому же, вещь в хозяйстве полезная.

Послушайте, — произнесла Каролина, нежно высвобождая свои пальцы из Домкратовой лапы, — вы не забыли, что я — вдова богатого человека?

Ну и что? А я вроде, как дочь, — недовольно отозвалась Хельга, — зачем о нём вспоминать-то лишний раз.

Тебе, дочка, нельзя за наследством обращаться. Ты в розыске. А на меня у них ничего нет.

Охренела, дура? Не пущу! — впервые за время их отношений повысил на неё голос Домкрат. От такого рёва присели на задние лапы все волки в округе, а медведь, если он там только был, навалил кучу.

Да, опасное дело, не стоит, — поддержал его Князь, — Хотя… Есть у меня в городе один человечек…

Думай, что говоришь, командир. Я свою мать к ним не пущу. Она только жить начала, — заартачилась Хельга.

Я сам к нему поеду. Каролине и надо-то будет только деньги получить — остальное всё дядя Наташа сам обтяпает. Мастер на такие дела — за грош удавится.

Я с вами, — поднялся с лавки Домкрат.

Хорошо. Будешь за охранника. Только побольше молчи.

Ночь ушла на сборы. Рано утром, ни с кем не прощаясь, все трое, одетые строго и дорого, сели в зелёную «Ниву» и тронулись — навстречу неизвестности, в волчью пасть.

Глава 12

Артём Курбатов сидел в приёмной полковника Комаринского и томился душой. «И кто бы мог подумать, с виду такие приятные люди. Идейные борцы с режимом… А на поверку оказались банальными террористами. И самое страшное — ведь я был вместе с ними, когда они закладывали заряды. Господи, что же делать? И не расскажешь никому — о таком даже на исповеди попу не рассказывают. Здесь же на пожизненное тянет… Вот угораздило. Бежать? Ещё хуже, сбежал — расписался в виновности… Да и куда — без денег, без связей, сессия на носу — куда тут сбежишь от маминых борщей… И где этот чёртов Комаринский — час уже жду…».

Артём, может ещё чаю хотите? С сушками?

Спасибо, Руфь Соломоновна, я с удовольствием. А долго ещё ждать?

Казачий круг у него заседает, такой бурный народ, лишь бы пошуметь. Натан с ними сам замучился. Вы что же сахар не размешиваете?

Артём, извинившись, заболтал в стакане ложечкой, и вдруг резко, всем телом вздрогнул от звонка в дверь. «Ну вот, уже за мной…». Обречённо принялся размазывать рукавом по столу пролитый чай. Руфь Соломоновна пошла открывать, и через минуту в приёмную вошёл… Князь!

Здравствуйте, — пробурчал Артём, пряча глаза.

Князь равнодушно кивнул и отвернулся, сделав вид, что они незнакомы. «Значит, они за мной следят! Ничего, при казаках не посмеет. Придётся открыться «его превосходительству» — пусть выручает. А я ещё пригожусь, отработаю…».

В это время, наконец, двери гостиной распахнулись, и оттуда, цепляя за мебель шашками и громко переругиваясь, вывалилась толпа странных ряженых в полувоенной форме.

Ну, теперь хачам закатим горячих! — хохотнул краснорожий усач, пряча что-то в задний карман шаровар с лампасами, — за жопу — и в окно!

У нас в ларьке азер вконец обурел, — отозвался квёлый мужичок в лохматой папахе, постоянно сползавшей на глаза. — «Беломор» — по девять рублей! А через дорогу — восемь.

Ларёшников менты жучить будут. Наше дело — рынки и кабаки, — нопомнил белоглазый в сапогах бутылками и с нагайкой, по всей видимости, есаул.

Следом за схлынувшей толпой из гостиной появился вспотевший, но довольный дядя Наташа. Увидав Князя, он радушно распахнул объятия:

Игорёчек! Вот нечаянная радость! — и хотел было уже увлечь его в свой кабинет, но тут побледневший Артём Курбатов вскочил с кресла:

Извините, Ваше превосходительство! Но я тут уже полтора часа гнию! Вы же сами мне на десять назначали.

Ах, да, — поморщился Натан Соломонович, — Ты извини, Игорёк, я с молодым человеком уединюсь на минуточку — и потом уже полностью в твоём распоряжении.

Да о чём речь, — равнодушно пожал плечами Князь, про себя отметив:

«Что-то не нравится мне сегодня наш юный друг…». — и оправил под курткой кобуру.

Каролина с Домкратом, в ожидании звонка Князя, решили прогуляться по центру. Погода выдалась хмурая, с дождиком, и это ещё больше отравляло гнетущую атмосферу, воцарившуюся в городе. Тысячи людей, выкинутых с обанкроченных предприятий, не мозолили глаза сытому центру — им было не до прогулок. Но их безмолвное присутствие в многоэтажных сотах спальных кварталов словно сдавило город незримым кольцом, и буквально ощущалось спинами ещё вчера беспечных горожан. Цепь кровавых бандитских разборок, гибель мэра и взрыв в резиденции губернатора тоже оптимизма не добавляли. Там и сям вспыхивали стихийные столкновения безработных с милицией, было разгромлено под шумок несколько дорогих бутиков. По ночам весёлыми факелами вспыхивали под окнами коттеджей престижные иномарки. Вместо того чтобы наводить порядок, пьяные менты, подобно опричникам, разъезжали по городу и обирали ларьки и ночные заведения. Перепадало и просто припозднившимся прохожим. Налившиеся пивом малолетние подонки за рулём родительских тачек под рёв сабвуферов устраивали сафари на ночных пешеходов…

А поутру город, стряхнув кошмар, пытался делать вид, что ничего не происходит, что лыбящиеся с рекламных щитов гламурные тёлки, как пионер-герой Павлик Морозов и Володя Ульянов, никогда не врут, и всё ещё будет хорошо — главное, смотреть MTV и не забывать пить «Клинское»…

Но на самом деле лишившийся руководства город, подобно улью без матки, являл собой лишь видимость подлинной жизни.

Что-то мне зябко… Может, куда-нибудь зайдём? — произнесла Каролина, слегка прижимаясь к массивному телу Домкрата, чинно ведшего её под руку.

Да куда? Вон, гляди — чебуречная. Покушаем — заодно согреешься.

Они вошли в застеклённую будку и отстояли очередь из трёх человек.

Что будем заказывать — шашлык, хачапури? — вежливо улыбнулся им из окошка раздачи низенький потный армянин. Но тут глаза его, и без того выпуклые, впились в Домкрата и ещё дальше полезли из орбит.

Вы мне скажите, я ничего не путаю?

В окошко протянулась здоровенная лапа и хряснула его по плечу.

Вот это номер. Здорово, Саркис. Ты как здесь?

Да ушёл я из Верхопышемья. Там совсем жизни нет. Фермеров разорили приставы, мужики пьют, менты лютуют. Не жизнь, а как будто война завтра… Думал, здесь лучше, а тоже…

Что, тяжело в городе? — сочувственно покивал Домкрат.

Да я же городской, из Баку родом, высшее образование… А вот, видишь как жизнь повернулась.

Ну, и катись назад в своё Баку! — крикнул кто-то из пьяной компании за угловым столиком.

Вы садитесь, я сейчас всё принесу, — опустив грустные глаза, засуетился Саркис. — Никого нет пока, посидеть пять минут с земляками.

Твои земляки за Араратом, на пальме сидят! — прокомментировал угловой столик, явно нарываясь. Саркис снова сделал вид, что не слышит, но лысина его побурела. Домкрат, не поворачивая шеи, на секунду скосил медвежьи глазки в сторону обидчиков и тоже смолчал. Они уселись, отделённые от хамской кодлы пустым столом. Пьяных было штук пять-шесть, и, разлив под столом водяру по стаканам, они ещё пуще раздухарились. Когда Саркис расставил по столу дымящиеся кушанья и собирался присесть, какой-то вёрткий тип с гнилым взглядом карманника, как бы невзначай проходя мимо, выдернул из-под него стул. Саркис сел на пол и обиженно заморгал. Кодла закатилась диким хохотом. Домкрат, привстав, сгрёб гнилоглазого за шиворот и лёгким, но увесистым толчком придал ему ускорение. Проехавшись брюхом по пустому столу, тот влетел прямо в гущу своих приятелей. Кто-то из них повалился, матерясь, остальные вскочили. Из рукавов появились заточки и велосипедные цепи. В следующую секунду в толпу полетел, вращаясь в воздухе, стол. Стекло чебуречной взорвалось осколками и кто-то кубарем выкатился на тротуар. Трое из кодлы оскалив зубы, устремились на Домкрата, а один, самый ушлый, с гнилыми глазами, зашёл в обход и, обхватив Каролину сзади за лицо, приставил ей к горлу розочку из разбитой бутылки. Неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут грохнул выстрел и бравый голос скомандовал:

Всем оставаться на своих местах!

Розочка, цепи и заточки разом, переливисто звякнув, очутились на полу, а шпана, тыча пальцами в Домкрата, Саркиса и Каролину, заскулила в один голос:

Это они, начальник! Ара с дружками. Совсем страх потеряли черножопые!

После короткой, но содержательной беседы с Артёмом Курбатовым юный правозащитник был выпущен дядей Наташей из кабинета через заднюю дверь. Князя Комаринский выслушал с повышенным вниманием и обещал решить вопрос с наследством в кратчайшие сроки. Он не задавал лишних вопросов, поинтересовался только, где сейчас Каролина.

Я позвоню — и через полчаса она будет здесь.

Звони, голубчик, нужно заявление, написанное её рукой.

Князь потянулся во внутренний карман, и тут вспомнил, что отдал свой телефон Каролине — у неё неожиданно села батарейка.

Можно, я позвоню с вашего?

Конечно, о чем речь, — дядя Наташа принёс с тумбочки аппарат, искусно вмонтированный в старинный корпус царских времён, но с кнопочным набором. При этом как бы невзначай переключил телефон на громкую связь.

Алло! Каролина?

Натан Семёнович? — раздался на всю комнату удивлённый мужской голос. Князь понял, что в его мобильном высветился номер дяди Наташи, и этот номер знаком отвечавшему. Он, мгновенно сориентировавшись, передал трубку Комаринскому, шепнув:

Поговорите сами.

Кто это? — спросил со своей характерной интонацией дядя Наташа.

Ленинский РОВД, дежурный майор Василенко.

А что, Баракова Каролина у вас?

Задержана по хулиганке. Сейчас её допрашивают.

Она вроде раньше не хулиганила, — разыграл удивление дядя Наташа. — Ну, ждите, я сейчас приеду, её заберу.

А вот это вряд ли, Натан Семёнович, — злорадные нотки послышались в голосе майора. — Подельник-то её сбежал. Наручники порвал, двух конвоиров разоружил и изувечил. Так что плохи дела у вашей Каролины…

Глава 13

«— Я медведя поймал!

Так тащи его сюда.

Да он не идёт!

Так сам иди.

Да он меня не пускает…».

Примерно в такой ситуации ощутил себя дядя Наташа, поняв, что банда, за которой тщетно охотились лучшие правоохранительные силы области, случайно оказалась в его руках. С одной стороны, это радовало — есть товар, значит можно торговаться. Зато с другой — Натан Соломонович искоса окинул взглядом статную фигуру Князя — под модным плащом явно имеется оружие, и первая пуля, вне всякого сомнения, достанется Иуде. Да и ворвись сюда спецназ — имущества переколотят на страшные тысячи… Каролина упакована надёжно — вот её и отдать Потопаеву. А дальше пусть сами. «Таки разве я похож на Александра Матросова?» — спросил себя дядя Наташа, и тут же уверенно ответил себе: «Да ни чуточки».

Видишь, какие дела, Игорёк, — бессильно развёл он руками и сделал кислое лицо, — Ну, ничего, будем бороться. У меня есть знакомые. Как мне с тобой связаться, если что?

Я сам вас найду, — понуро ответил Князь и вышел на улицу. В лицо сразу хлестнул порыв ветра с дождём. «Н-да, положение, в прямом смысле, хуже губернаторского… Домкрат опять начудил. А еврей явно о чём-то догадывается. И как теперь я покажусь на глаза Хельге?»

Насчёт губернаторского положения, здесь следует уточнить, что Николай Иванович Шукляев после взрыва остался жив, его лишь слегка покалечило обломками мебели — и парализовало на правую сторону. Неизвестно, о чём он думал, мыча под капельницами в клинике президентской администрации в Москве. Может, даже и благодарил террористов, так вовремя избавивших его от шантажа Мухрявого. По крайней мере, теперь его все жалели и, главное, он остался при своём добре. Помимо родных, в палате его один раз навестил Кузякин. Николай Иванович, с мёртво закатившимся под лоб правым глазом, пытался ему что-то моргать левым, но, поскольку Кузякин его ни о чём не спрашивал, контакта не вышло. Виталию Иосифовичу, как первому заму, пришлось временно исполнять обязанности главы области. Он и приезжал в Москву, чтобы разнюхать о дальнейшей судьбе губернаторского кресла. Но в кулуарах все многозначительно отмалчивались, и он отбыл ни с чем. Одно было ясно — его кандидатура никем даже не рассматривается. Да Кузякина и не привлекал столь ответственный пост — в душе он не был властолюбив, и осознавал, что из него губернатор — как из говна пуля. Сейчас для него было главное — без обид распилить с Бодуновым натыренное. И, вернувшись из столицы, Виталий Иосифович сразу же отправился в инспекционную поездку по области — обозреть свои бескрайние владения.

Тем временем Олег Столбов обживался в своём новом месте заточения. Это был, скорее всего, подвал, потому что ни звука не доносилось до него извне. Двое охранников, расположившиеся в соседнем помещении, вели себя корректно, не били, не угрожали. Даже обыску его не подвергли. Принесли неплохой обед явно ресторанного происхождения, но на все вопросы молчали, как глухонемые — видимо, получили соответствующие инструкции. Столбов огляделся воровато вокруг и нащупал в кармане сотовый телефон — тот самый, выданный для экстренной связи с отрядом. Аппарат был неплохой модели, лучше, чем его старый, и Олег давно уже использовал его и для всех остальных надобностей — не таскать же несколько телефонов в штанах. «Куда звонить? В прокуратуру? В ФСБ? Там, если даже не посмеются и поверят, то искать будут до морковкина заговенья. Им там всем сейчас меньше всего дела до какого-то следователя Столбова. А вот отряд предупредить необходимо. Даже если не кинутся меня спасать — по крайней мере, будут в курсе и примут меры безопасности…». Олег ещё раз огляделся и быстро набрал вытверженный наизусть номер.

Вас приветствует компания «Чистый город», — раздался в трубке знакомый голос доктора Зло.

У меня проблемы, — быстро произнёс Олег, — похищен неизвестными, чёрный джип с номерами «666»…

Не успел он дать отбой, как в комнату вихрем ворвался давешний кавказец из джипа и стальной хваткой сжал его запястья, как-то по-хитрому крутанул… Затем подобрал выпавший из ладони на диван телефон и удовлетворённо зафиксировал кнопкой номер вызова.

Ну, вот. Что и требовалось. А вы говорите — утюги, паяльники… — произнёс он с какой-то печальной интонацией. — А ты кушай, дорогой! — обратился он к Олегу, — Сейчас тебе фруктов пришлю.

«Господи! — застонал про себя Олег, — как позорно развели… Хотя, — подумал он, слегка успокоившись и надкусывая присланную благодарным Полит-задэ сочную грушу, — У них есть только номер. Определить по нему местоположение без специальной программы затруднительно. А у доктора Зло на любую их программу найдётся две своих. Главное, что они предупреждены…».

Сообщение о пленении Столбова застало основные силы отряда уже в дороге. Большой чёрный «Ниссан» полковника Зорина притормозил у автобусной остановки, и Князь молча скользнул на переднее сиденье. В зеркало он старался не смотреть, боясь натолкнуться на обжигающий взгляд Хельги. Бабай за рулём, Тайсон и Хельга были в камуфляже, в заднем отделении на ухабах позвякивало захваченное впопыхах тяжелое вооружение. Только Индига, вся в чёрной коже и тёмных очках, тонкой змейкой забилась в угол салона и как будто дремала. Остальные пристально молча глядели вперёд, на серую ленту асфальта, убегавшую под колёса. За квартал до Ленинского райотдела милиции Бабай сбавил скорость и нырнул во дворы. Было восемь часов вечера, моросил дождь и улица перед РОВД была пуста, если не считать нескольких припаркованных машин.

Индига выскользнула из салона первой и, подойдя к двери райотдела, надавила кнопку звонка.

По какому вопросу? — спросил недовольный голос из зарешёченного динамика.

Впустите, пожалуйста! У меня срочное заявление. По поводу террористов.

Девушка, утром приходите. Сейчас всё равно начальства нет.

Не могу. Они за мной гонятся. Ай! Вон они, на джипе! Да впусти же ты! — крикнула она.

Видимо, вышло убедительно, потому что замок тяжёлой двери звякнул и кто-то сквозь узкую щель пропустил её вовнутрь. Там несколько милиционеров в вальяжных позах отдыхали, прихлёбывая водку из разнокалиберных чашек. Ночное дежурство протекало своим чередом, за решётками обезьянника непримиримо копошились пьяные, дежурный лейтенант кого-то лениво допрашивал за стойкой.

Все уставились на вошедшую девушку, и она от двери, ни слова не говоря, выкинула вверх и вперёд руку в жесте, похожем на нацистское приветствие. Кое-кто хотел было хихикнуть, но тут же подавился смешком. Все замерли, как были — кто с чашкой в руке, кто с так и незажжённой сигаретой. Индига опустила руку к поясу и рывком распахнула входную дверь. Увешанные оружием партизаны тут же ворвались в помещение, и через минуту все менты уже были в наручниках.

Хельга с Тайсоном бросились осматривать камеры обезьянника, но Каролины нигде не было.

Разморозь мне одного, вот этого! — Хельга указала Индиге на лопоухого сержантика с розовым поросячьим лицом.

Жить хочешь? — спросила она, глядя ему в испуганно моргавшие глазёнки-пуговки.

Я всё скажу! Только не надо… убивать…

Днём дежурил?

Д-да…

К вам привозили женщину. Баракову Каролину Оттовну. Где она?

Г-генерал забрал.

Какой генерал?

Не наш. Чекист. Её только допросили, он приехал на джипе со своей охраной и увёз. Я правду говорю!

Чёрт! Опоздали… А мужик с ней был, здоровый такой?

Его сюда не привозили. Сбежал по дороге.

Ладно, живи. Где ключи от камер?

Всего несколько минут понадобилось на то, чтобы выпустить всех задержанных, а на их место в обезьяннике водворить ментов.

На сегодня все свободны, — объявил Тайсон узникам.

А вещи?

Сами разбирайтесь, — он швырнул на стол связку ключей. И уже из дверей, обернувшись, добавил:

— Оружейная, между прочим, по коридору налево…

Что и говорить, возвращавшиеся с ночного патрулирования наряды ожидала в РОВД весёлая встреча…

Глава 14

Дядя Наташа сдал генералу Каролину под одним условием: Потопаев разрешил ему беспрепятственно встречаться с ней и представлять её интересы по имущественным делам. Собственно говоря, предъявить ей генералу было нечего, и он содержал её во внутренней тюрьме ФСБ, следуя доброй, ещё с железного Феликса, чекистской традиции захвата заложников. После разгрома Ленинского РОВД стало ясно, что партизаны своих не бросают, и можно теперь ловить их на Каролину, как на живца. Олег Столбов, содержавшийся бандитами в подвале Прохоровского казино, совершил один звонок, но зафиксировать удалось только номер — слишком короткой была связь. Ну, ничего, теперь прохорята сами будут пытаться выходить на партизан — осталось только крепче держать их за хвост. А вот что мутит в городе Наташа — это генералу было интересно, хотя пока, вроде, и не касалось его впрямую. Вмешиваться во властную грызню указаний из Москвы пока не поступало. Павел Карлович сдал на сигнализацию кабинет и вышел наружу, вдохнув полные лёгкие вечернего июньского воздуха. Любимая «Ауди» пискнула для порядка сигналкой и завелась — как Аллочка, с пол-оборота. Секретарша бухнулась тугой попой на заднее сиденье.

Впереди два выходных — служба службой, а любовь, извиняюсь, по расписанию. Он вырулил со служебной стоянки, и через несколько минут машина запрыгала по колдоёбинам федеральной трассы — на дачу, туда, где купание, и грибы, и курочка-гриль… И много ещё чего. Вот только свет фар большого грузовика сзади — раздражал. И не оторвёшься — на этом разбитом участке, даже съехав на ровную обочину, больше, чем на 30 км в час не разгонишься. Каждый год ремонтируют — и с каждым летом дорога всё хуже.

— Тьфу, дебилы, ворьё! — ругнулся под нос генерал. Аллочка, ласкаясь, поцеловала его в плечико, в незримо наличествующий виртуальный погон.

Засада дала свои плоды. Домкрата спасла в этот раз случайность — он не успел ворваться в райотдел. Потопаев, опередив его, увёз Каролину под охраной в здание областного ФСБ — во внутреннюю тюрьму. Домкрат сперва залёг в новостройке напротив и с полчаса держал выход на прыгающей мушке отобранного у мента АКСУ. От этого ожидания мысли его слегка успокоились и он, не теряя из виду выхода из здания, принялся тормозить проезжающие по улице Ленина большегрузы. Первым остановился военный «Урал» с тентом. «То, что нужно», — решил партизан, взбираясь в кабину по крутым ступенькам.

Прости, брат. Так вышло. У меня женщина в беде, — услышал напоследок водитель-сверхсрочник, уплывая в глубокий нокаут от удара громадным кулаком в висок. Домкрат, скрутив ему руки ремнём, водрузился на водительском кресле, и принялся ждать. Он выкурил весь свой «Беломор», потом всё «Золотое руно» водителя. Время словно остановилось…

К счастью, всё в этом мире имеет свой конец — в том числе ожидание. В двадцать один тридцать из краснокирпичного особняка, придерживая дверь перед длинноногой шатенкой в форме, вышел генерал Потопаев. Фотография его была в досье отряда.

Домкрат, втопив педаль газа, устремился следом за генеральской «Ауди» по растресканному асфальту федеральной трассы. Небо заволокло облаками и не по-летнему быстро стемнело. Красные огоньки «Ауди» в полосе дальнего света фар быстро приближались.

Это только в дебрях народного сознания олигархи плохие. На самом деле они всякие. Просто люди, и ничего с собой на тот свет не заберут. Как и мы с вами. Были молоды, влюблялись, и даже свиристело им на опушке то, что они по наивности своей принимали за соловья. И нагишом купались, и мечтали под луной. Отличие лишь в том, что некоторые их мечты сбылись, не при детях будь сказано. Вот… Не завидуйте, не надо.

Борис Бодунов был примерный семьянин, и на супруге своей Полине женился не оттого, что она представляла известный клан Говзманов, а по любви. Если точнее — по залёту. Как все. Поленька была некрасива и отдалась ему после студенческой вечеринки в телефонной будке — назло папе. Борис разыграл джентльмена. Папа Говзман посерчал и оттаял. Потом выяснилось, что Боря не по годам деловит. Плюс время — не воровал тогда лишь ленивый. Вот так и срослось — семья начала иметь место быть. Дальше — больше. Если при дедушке Ельцине хапали все, то следующее правление сумело грамотно выстроить шкалу приоритетов. Воровать стали больше в разы — но только те, кто допущен. Клан Говзманов-Бодуновых сделал отчаянный рывок по головам конкурентов — и выбился в областные акулы. Акцент был сделан на развитие региональной торговой сети — и через пару лет буквально все гастрономы города сменили вывеску на «Полюс». Не без активной помощи губернатора Шукляева, само собой. Теперь, когда светлой памяти Николай Иваныч выпал в осадок, Бодунова слегка потрясывало. От Кузякина, кроме пакостей за спиной, ждать нечего — это он давно понял. Надо отчаянно бороться — но с кем? Власти как таковой в области не было. Мухрявый, представлявший московский финансовый клан, мёртв. С ним уже не договоришься. Чтобы не лишиться своих позиций — нужно, чтобы новая губернаторская команда продолжала изоляционистский курс, делая область непривлекательной для инвестиций извне. А то стоит хлынуть всяким там — в год сомнут. А ещё, не дай бог, начнут копать — тут уже и Колымой дыхнёт в спину. Нужен срочно свой человек во власть. Но кто?

Этой озабоченностью Борис Николаевич и поделился осторожно со всепроникающим дядей Наташей. Тот покивал сокрушённо головой — мол, уж вас-то с Кузякиным точно народ никуда не изберёт, даже сортиры чистить не доверит…

Однако есть у меня на примете один достойный человек — хоть к нам в Серый дом, хоть от нас в Москву, в Думу. Только вы сразу не плюйтесь, а то можно и проплевать всё на свете…

И кто же?

А наш народный герой. Газеты-то почитываете? — дядя Наташа ткнул в нос Бодунову пачку вырезок. Тот пролистал и брезгливо сощурился сквозь очки:

«Православный богатырь Прохор»… Шутите? Это же беглый уголовник!

А вы на досуге подумайте! Народ за него, батюшки. Пресса… Если мы с вами его сейчас поддержим — поверьте, он в долгу не останется. И устроим так, что мышь в область не пронырнёт со своими инвестициями!

Ладно, я подумаю. Подумаю…

А на душе после этого разговора легче как-то не стало. Стало наоборот. Ох, и мутный же тип этот Комаринский! Но дома, в обьятиях своей верной Полины, Борис Николаевич расслабился и раскрыл ей свои сомнения.

А что тут думать, Боря? Комаринский плохого не присоветует. Прохор этот по уши в дерьме — и если будет шепериться, туда же обратно и попадёт. Что нам его бояться-то? У тебя ум, связи, деньги — а у него ничего, кроме корявой распальцовки… Действуй, Боря!

Это в эпоху исторического материализма скрывавшиеся от милиции преступники наклеивали себе фальшивые усы и бороды, искали прибежища на воровских малинах у марух, порой ранили неопытного инспектора МУРа в спину ножом из-за угла. Наше время все эти углы срезало. Если ты авторитетный бизнесмен и случайно оказался в розыске — твоему комфорту, в принципе, ничего не угрожает — понятно, до той поры, пока с самого верху не раздалась команда: «Фас!» Достаточно соблюдать элементарные условности — не появляться на пафосных мероприятиях, не скандалить в общественно значимых местах — и все эти неписанные правила «православный богатырь» Прохор знал и блюл. Так что выйти на него референту Бодунова труда не составило.

Встреча в верхах состоялась на нейтральной территории — в особнячке дяди Наташи. Результатом Прохор остался весьма доволен, и, вернувшись, вызвал Полит-задэ.

Дожили, Абдулла! Идём в большую политику. Будешь ещё у меня в Госдуме заседать!

Я не хочу в Госдуму, Прохор, — серьёзно ответил киллер.

Что так?

Грязно там. Я хочу жить в красивом и чистом месте, где-нибудь на Кипре. Чтобы меня никто не трогал, и я пил кофе на террасе своего дома у моря.

Будет тебе и кофе, и какава с чаем, дорогой! — Прохор был как-то судорожно взвинчен. — Только для этого надо ещё поработать. Что там наши партизаны?

Ментовку вечером разгромили.

Ай, молодцы! — беззвучно поаплодировал Прохор. — Слушай, пора на них выходить. Они мне сейчас очень пригодятся.

Что с ними делать хочешь?

Дружить, Абдулла, дружить я их буду. Эти люди уже сделали за нас половину работы. Пора знакомиться. Какой там у них номер? — Прохор потянулся к аппарату.

Глава 15

Все знают, что в России две беды. Одну из них можно ещё решать с помощью катка и асфальтоукладчика. А вот что делать с дорогами?

В администрации Шукляева за дорожное строительство отвечал некто Понтилей Шурпо, родственник жены, имевший обыкновение по цене гранитного щебня мостить дороги меловым. Каждую весну поэтому асфальт проседал и трескался, что позволяло Понтилею регулярно клянчить себе из бюджета. Вот эта дурацкая история и сгубила генерала Потопаева. На нормальной трассе его «Ауди» оторвалась бы от преследователя мухой, только в ушах свистнуло бы. Но тут, на колдобинах, тяжелый «Урал» имел перед ней все преимущества. Следя боковым зрением за обочиной, Домкрат дождался, когда дорожная насыпь заметно возвысилась перед въездом на мост. Тут он пошёл как будто бы на обгон, но поравнявшись с «Ауди», резко крутанул руль вправо. Многотонная армейская громадина смахнула немецкое чудо техники цвета «серый металлик» с обочины, как негодное ведро, и генеральская тачка закувыркалась с откоса. Домкрат, затормозив, утёр со лба пот, выглянул вниз с высоты своей кабины: всё как надо, иномарка под насыпью вращала в воздухе колёсами беспомощно, словно жук-навозник, перевёрнутый на спину. Он прихватил с сиденья «калаш» и, спрыгнув с подножки, устремился к ней.

Обойдя справа, осторожно заглянул в окошко — в перевёрнутом салоне никто не подавал признаков жизни. Подёргал дверцу — не поддалась. То же самое и со стороны водителя. «Незадача», — наморщил лоб гигант и, оглядевшись по сторонам, направился в перелесок — искать рычаг. Вернувшись с двухметровым бревном, вогнал его под крышу машины, присел и крякнул. Сырое бревно на его плече заскрипело, но выдюжило. Машина поддалась и, замерев на секунду на боку, тяжко рухнула на колёса, приняв своё привычное положение. Тут он снял с плеча АКСУ и, прицелившись аккуратно, чтобы не задеть никого внутри, выстрелил в замок. Выволок бесчувственного генерала на мокрую травку, пощупал на шее пульс — живой! — и принялся привычно крутить у него за спиной руки. Потом заглянул в салон, увидал там отключившуюся Аллочку в не по форме задранной форменной юбке и пробормотал, качая большой головой:

Ишь, девка — как спелая репка! Ничего, сиди пока. Сейчас помоложе кавалера тебе справлю.

Потом взвалил на плечо генерала и понёс к «Уралу». Из кабины выволок незадачливого водилу-сверхсрочника, перетащил на руках, как ребёнка, вниз и аккуратно усадил в кабину «Ауди». Не пришедший в чувство сержантик доверчиво привалился головой на грудь своей соседки. Аллочка застонала тихонько в отключке.

Вот так-то лучше! — одобрительно оглядел результат своих матримониальных действий Домкрат. Через минуту громадные колёса «Урала» с генералом Потопаевым на борту уже на максимально доступной скорости утюжили неровности федеральной трассы — прочь от города. Телефон был расплющен в драке, и доблестному Домкрату ничего не оставалось, как везти свой груз на базу без оповещения.

Доктор Зло на своём бессменном посту у пульта уже знал к этому времени, что операция по вызволению Каролины провалена, но отряд ещё не возвращался. Князь, пользуясь темнотой, решил заехать в ночной супермаркет и затариться на последние деньги всем необходимым. Настроение у всех было подавленное. Ни Каролины, ни денег, и непонятно, что делать дальше. Внезапно на пульте у доктора высветился звонок. Звонок был с номера Столбова. Доктор внутренне напрягся и нажал соединение.

Компания «Чистый город», — произнёс он, помедлив.

Здорово, партизан! — раздался в трубке бодроватый баритон. — А Хельгу можно?

«Нельзя!» — хотелось выкрикнуть бедному доктору, но он вместо этого осторожно спросил.

Кто говорит?

Прохор говорит, — увесисто ответило на том конце эфира.

Давай, не томи, партизан! Ревнуешь, что ли?

Доктор понял по индикатору, что кто бы там ни звонил, а нужно через десять секунд принимать решение, иначе координаты базы будут засвечены. Покрывшись холодным потом, он щелкнул по клавише ввода Хельгиного номера и нажал Enter.

Да, Зайчик! — отозвался в трубке её усталый голос.

А это не зайчик, — жирно хихикнул в ответ Прохор, — Это серый волк!

Не заказывали, — Хельга переключилась на громкую связь, толкнув Князя кулаком в бок.

Зато тебя, моя лапа, давно заказали. За имама Хусейна. Как ты его лихо — штык-ножом — от уха до уха!

Слушай, мужик! Хорош трепаться. Если по делу — выкладывай.

Я не мужик, — обиделся авторитет, — мужики под нарами. А я — Прохор! Слыхала, небось?

И чего теперь?

А теперь послушай сюда. Ты девочка храбрая, самого Вити Чёрного дочка. И на понт тебя брать я не собираюсь. Наоборот — хочу помочь. Абдуллу этого, что за тобой охотится, я хорошо знаю, кореш мой. И если мы с вашей бригадой подружимся — я ему скажу, он отвянет. Князю вашему, Белозерскому, тоже имею слово молвить.

Слушаю тебя, Прохор! — Князь взял из вспотевшей ладони Хельги трубку.

Есть базар до тебя, Князь. Хоть ваши люди мой кабак расколбасили, и меня самого подставили — я на тебя не в обиде. С обиженными сам знаешь, что делают.

Это радует, — осторожно ответил Князь, — продолжай.

А дело у меня к вашей братве такое. Хочу я вам предложить договор. О дружбе и взаимовыручке. Наши да ваши — больше в городе никого из реальных пацанов не осталось. Будем вместе — будем сила. Больших делов наворочаем. А у меня сейчас партнёр серьёзный нарисовался. Бодунов — слыхал о таком?

Слухом, Прохор, земля полнится, — в тон ему, на старорусский лад, ответил Князь.

Так вот, этот фраер очкастый меня в Серый дом сватает. Видать, чего-то очкует мужчина, раз до меня пришёл. Если вместе будем работать — всех реально разведём по понятиям. Ну, как тебе мой базар? Есть о чём перетереть?

Ну, что ж, Прохор, — не дрогнув голосом, ответил Князь, — забивай стрелу. По понятиям.

Ну тогда, слышь, — завтра в полдень, место сам говори.

Идёт, — Князь кивнул и на секунду задумался. — За рекой заброшенный кирпичный завод. Там кругом чистое поле — и вокруг завода дорога. Твои подъезжают со стороны реки — ну, а мы со стороны леса. В двенадцать.

Ну, лады. Хельге целую ручки. Отбой.

И как вам это всё? — Князь обвёл взглядом соратников. Хельга брезгливо вытерла руки о сиденье, словно Прохор их в натуре обслюнявил.

По-моему, это подстава, — пробасил угрюмо Тайсон. В это время из магазина показались Бабай и Индига с покупками.

Ладно, едем на базу. И так полчаса с одного места трепались. Того и гляди, сюда гости пожалуют.

Где-то вдали, словно в подтверждение, провыла милицейская сирена.

Ночной звонок технической службы сорвал Офшорникова прямо с жены, причём с чужой, что всегда особенно досадно.

Что? Прохор выходил на связь? Стрелу забили? Ну, сейчас буду!

Окрылённый капитан, даже не подмывшись, впрыгнул в спортивный костюм, и через семнадцать минут был уже на рабочем месте. Прослушав два раза запись, он набрал мобильный номер генерала Потопаева, и с бьющимся сердцем принялся отсчитывать гудки.

Водитель-сверхсрочник Максим Шнурков очнулся первым. Он не мог вспомнить, что же с ним произошло в недавнем прошлом, но два момента в настоящем его сильно удивили, причём один — приятно. Первое — его щека лежала на податливой груди сладко посапывающей во сне женщины. Причём — он окинул её взглядом, насколько позволял угол обзора — такой женщины, каких ему, сельскому парнишке, и видеть-то доводилось разве в порнофильмах. Второй момент был менее благоприятен — у него, как выяснилось, связаны за спиной руки. Максим предпринял единственно возможное в этой ситуации — расстегнув зубами форменную рубашку леди, он истово припал к её груди горячими губами и языком. Аллочкины постанывания участились, стали громче, наконец она выгнулась на сиденье и… проснулась.

Кто ты? — томно спросила она, оторвав от себя Максима за уши.

Сперва развяжи! Разговоры после, — твёрдо ответил солдат. Аллочка, хоть и была в чине лейтенанта, безропотно и торопливо исполнила приказание… Потом как-то сама собой очутилась на нём верхом. Горячие тела молодых любовников уже совсем готовы были слиться в неземном переживании, когда под задницей у Максима, играя марш Мусоргского, завибрировал телефон. Поняв, что от этой заразы так просто не отвязаться, он сердито нажал кнопку. Оттуда затараторило:

Алло! Товарищ генерал! Это Офшорников! Жду ваших указаний…

Догадайтесь с трёх раз, читатель, по какому адресу послал незадачливого капитана Максим.

Глава 16

Вернувшись на Шукляевскую дачу, партизаны застали картину в высшей степени странную. Встретивший их Гришка, приложив палец к губам, на цыпочках провёл всех наверх, в мансарду, и приоткрыл дверь, так что образовалась узкая щель для наблюдения. Внутри, мигая, коптил прикрученный фитиль керосиновой лампы. На стилизованной под крестьянскую Русь деревянной лавке в разорванной до пупа майке, сгорбив плечи, сидел генерал Потопаев. В руке у него был гранёный стакан мутного самогона, а вокруг глаза расплывался радужный синяк. Приобняв генерала за плечи, Домкрат водил у него перед носом, как гипнотизёр, толстенным указательным пальцем и что-то нудно втолковывал за жизнь.

Так, с хера ли гости понаехали? — осведомился Князь, не сразу признав в расхристанном собутыльнике чекистского генерала, известного ему лишь по фотографии из досье.

Да вот, мы тут с Карлычем поспорили, — Домкрат сфокусировал взгляд на вошедших, — что такое… это… непротивление злу?

Слышь ты, толстовец! — Хельга решительно шагнула к нему, занося руку для пощёчины, — мать мою просрал — и сидишь тут, бухаешь?

Домкрат с неожиданной легкостью увернулся от оплеухи, а генерал, расплескав самогон, схватился за щеку.

Да не серчай на меня, дочка, — виновато прогудел Домкрат, — у самого душа ноет. Но мы ж с генералом обо всём уже сговорились. Он меняться согласен. Жить-то хочется… Ведь хочется, Карлыч?

Генерал что-то невнятно буркнул в ответ. Хельга бесцеремонно взяла его за редеющий чуб и повернула лицом к свету. Партизаны переглянулись.

Так… Если не ошибаюсь, у нас в гостях генерал-майор ФСБ Потопаев? — произнёс Князь, и перевёл разом повеселевший взгляд на Домкрата.

Не ошибаетесь, Игорь Генрихович, — сохраняя остатки достоинства, ответил генерал. — И вы, как офицер, могли бы приказать своим костоло… своим людям вести себя… корректнее, — он указал рукой со стаканом на свой быстро заплывающий глаз.

Эх, Карлыч! — укоризненно посмотрел на него Домкрат, тяжело поднимаясь с лавки. — Ну, вы тут сами теперь. Я спать пошёл, — и он загромыхал вниз по ступеням в свою комнату, ещё хранящую повсюду следы и запахи Каролины.

Вам придётся простить их, генерал. Вы сами своими действиями провоцируете моих людей на насилие. Захватили в заложники беззащитную женщину…

Не я начал эту войну! — глянул на него здоровым глазом Потопаев, но Князь проигнорировал его ответ.

— Сейчас я хотел поговорить о другом. Вы пейте, генерал! Если желаете, я велю подать коньяку. Гриша! Принеси, дружок, нам с генералом армянского.

Когда бутылка воцарилась на столе, Князь поманил взглядом Индигу.

Побудь с нами, солнышко.

Она уселась в кресло напротив генерала и, сняв тёмные очки, принялась глядеть ему в глаза. Павлу Карловичу показалось, что его втягивает в какую-то сияющую воронку, но отвести взгляда он уже не мог.

Есть контакт? — спросил Князь.

Он будет говорить правду, — ответила девушка.

Итак, для начала расскажите нам всё, что у вас есть на Олега Столбова, генерал…

Павлу Карловичу ужасно хотелось отделаться общими фразами, но начав говорить, он вдруг почувствовал, что уже не в силах себя контролировать, так же, как не в силах вырваться из поля притяжения этих удлинённых мерцающих глаз — и оперативная информация, прорвав слабую плотину его волевых усилий, хлынула на собеседников полноводной рекой. Через полтора часа, когда ответы на все уточняющие вопросы были уже получены, Индига по знаку Князя поднялась из кресла и провела ладонью перед генеральским лицом. Павел Карлович мгновенно уронил голову на грудь, и через минуту мансарду огласил его богатырский булькающий храп.

Капитан Орест Фомич Шорников, дозвонившись до генерала и получив от него посыл в неожиданно грубой форме, был обескуражен, но это длилось недолго. Он перезвонил на мобильный Аллочке — но та, перетрусив, не взяла трубку. Деятельная натура капитана подсказала ему, что если сейчас, воспользовавшись отдыхом Потопаева, взять инициативу на себя, то в случае неудачи можно всё свалить на халатность руководства. Зато если операция пройдёт гладко — тут уж все его старые грешки забудутся, и фамилия его будет навеки впечатана золотыми буквами в историю органов госбезопасности! Дело в том, что операция с самого начала находилась на личном контроле у генерала, и никто из нижестоящего руководства не был в курсе. Так что и беспокоить их среди ночи не имело смысла. Поэтому Офшорников обзвонил своих приятелей — Останина из спецназа ФСБ, майора Василенко из убойного и доблестного Егора Михалёва, скучавшего дома со слишком медленно сраставшейся после перелома ногой. В итоге каждый из друзей-силовиков обещал выставить по пять-семь вооружённых профессионалов — вполне достаточно для захвата врасплох малочисленной, хотя и наглой банды партизан. Прохоровские, увидев, что дело пахнет керосином, скорее всего в бой вступать не станут. И на здоровье, — рассудил Офшорников, — надо будет дать им улепетнуть. Насчёт Прохора никаких указаний от генерала ведь не поступало. На этом и порешили. В пять часов утра два микроавтобуса со сводной группой из восемнадцати хорошо обученных головорезов переехали через мост и, крадучись перелесками, подкатили к окрестностям заброшенного кирпичного завода. Бойцы, по знаку своих командиров, используя складки местности, рассыпались по территории и взяли участок дороги в кольцо — мышь не проскочит. Слегка окопавшись и закамуфлировавшись ветками, они достали термосы и пакеты с бутербродами и принялись ждать. До полудня времени было предостаточно. Офшорников с нетранспортабельным Егором оставались на командном пункте, с аппетитом закусывая на переднем сиденье «Газели». В восемь утра капитан отзвонился своему начальнику отдела и сообщил, что проводит операцию, выполняя личное распоряжение Потопаева. И полковник Подшивалов, будучи не в курсе деталей особой миссии Офшорникова, дал ему своё вялое «добро». Генерал оставался по-прежнему недоступен.

В это время года на севере России ночь коротка — «заря с зарёй целуется». Дождавшись, когда очертания предметов стали чётко выступать из темноты на расстоянии нескольких шагов, фигура, передвигавшаяся до этого по-пластунски, приподнялась за кустом на одно колено и огляделась. Потом короткой перебежкой пересекла дорогу и скрылась в проломе забора. Территория бывшего кирпичного завода в предутренней дымке являла собой зрелище сюрреалистическое, почти что послевоенное. В этих живописных развалинах можно было при желании скрытно разместить стрелковый батальон — и держать оборону, пока не кончатся боеприпасы. Но Тайсона в данный момент интересовало другое. Он встряхнулся, поправив между лопатками удлинённый чехол, туда же, за спину, перекинул мощный флотский бинокль — и взялся рукой за ржавую скобу. На эту кирпичную трубу, доминировавшую над местностью, в последний раз, наверное, залезали лет десять назад. В некоторых местах кирпич выщербился от непогоды, каждую скобу приходилось предварительно прощупывать на прочность. Тайсон, несмотря на свои сорок лет сухощавый и лёгкий, как кошка, достиг вершины за каких-нибудь двадцать минут. Угнездившись сверху на расширении трубы и замаскировав свою позицию кирпичами, он был абсолютно неразличим снизу — ему же открывалась панорама на много километров окрест. Подкрутив колёсико бинокля, он удовлетворённо засвистал себе под нос «Семь сорок» и принялся сворачивать из голландского табака свою извечную самокрутку. До рассвета было ещё далеко.

Изредка он отламывал дольку шоколада «Алёнка» и, смакуя, перекатывал её во рту языком. Потом сплёвывал длинной коричневой слюной в бездонное жерло трубы, вновь свистел, потом вновь курил. Ожидание было для него привычной работой. Снайперская винтовка уютно угнездилась у правого локтя. Так прошло около двух часов. Наконец по просёлку от моста запылили среди кустов два микроавтобуса. Бойцы, рассредотачивающиеся в обхват участка предполагаемой встречи с Прохором, были у него, как на ладони. Можно перещёлкать всех поодиночке, как фигурки в тире. Но это не входило в его планы. Тайсон достал из кармана мобильник и набрал номер Князя.

Ты был прав. Охотники на привале.

Ну, что ж, — раздалось в трубке, — как и следовало ожидать. Работаем план «Б».

Через минуту особо сладкий, как на заказ, утренний сон Виталия Иосифовича Кузякина разлетелся цветными эротическими клочьями от телефонного звонка.

Глава 17

«… Gomosexual revolution!» — привычный рингтон известного в своё время шлягера, с которым было связано столько всего в юности, выдернул Кузякина из обьятий сна в жуткую реальность похмельного утра. Он натянул на голову шёлковую простыню, надеясь под ней от этой реальности спрятаться. Тщетно. Мотивчик продолжал наяривать. Тогда Виталий Иосифович обречённо сел, всунул левую ногу в турецкую туфлю — вторая валялась далековато, у входа в будуар. Потянулся привычной рукой под кровать, отхлебнул, запрокинув голову, добрую порцию джин-тоника и взял телефон. Конечно же, последней модели, в титановом корпусе с позолотой. Высветившийся номер был ему неизвестен.

Кто это? — предварительно отхаркнувшись, спросил он по возможности вежливо — мало ли кто, а может быть, из Кремля звонят. Надо отдать ему должное, став большой шишкой, Виталий Иосифович человеческого обличия не потерял и хамил редко и всегда по существу.

Вы только не волнуйтесь, Виталий Иосифович… Вы с нами пока не знакомы, хотя наверняка про нас слышали, — вежливый, но с нажимом баритон был довольно интеллигентного тембра. Неужели и правда — Оттуда?

Слушаю вас! — он инстинктивно подтянул рыхлый живот.

С вашим сыном всё будет в порядке. Он жив и передаёт вам приветы.

Что такое? Я с кем говорю? — Кузякин был явно сбит с толку, что с удовлетворением было отмечено на том конце линии.

Повторяю, он жив, и вы с ним сегодня увидитесь, если только примете взвешенное решение.

Да кто вы, наконец! Какое решение? — взвизгнул Кузякин и отхлебнул из горлышка с гневом.

С вами говорит князь Белозерский, руководитель партизанского подразделения области. Ваш сын у нас, и пыткам мы его пока не подвергали.

Это чёрт знает что! Какой дикий розыгрыш! Я звоню в ФСБ — у меня есть ваш номер.

У меня есть много номеров. А вот сын у вас один, хотя и непутёвый. Посмотрите лучше на дисплей.

Кузякин оторвал аппарат от уха и увидел Филиппа. Сын, ещё больше раздобревший, сидел связанный, привалившись спиной к бамперу «Хаммера», и какая-то девица в камуфляжной бандане, игриво почесав ему под подбородком, нагло подмигнула в камеру. Потом подняла пистолет, и прямо на Кузякина уставился мёртвый зрачок девятого калибра. Олигарх инстинктивно отпрянул от дисплея.

Ну что, будем говорить?

Вы… ввы понимаете, кто я такой? Со мной нельзя так просто… — забормотал Кузякин невесть что, шаря рукой в поисках второй бутылочки джин-тоника.

Мы могли бы, конечно, поступить с вами, как уже поступили с вашими близкими друзьями — Мухрявым и Шукляевым. Или как с мэром Зееловым… Но вы мне лично чем-то симпатичны, Виталий Иосифович. Так что давайте решать вопрос мирно — на наших условиях.

Я вас слушаю, — бутылочку он так и не нашарил, и оттого сник.

Мы сегодня до полудня возвращаем вам Филиппа живым и невредимым в обмен на 500 тысяч американских долларов. И столько же рублей мелкими купюрами.

Вы с ума сошли! Такую сумму! Где я достану её до полудня?

В банке, Виталий Иосифович. В вашем с покойным Мухрявым банке. Совладелец, я полагаю, возражать не будет. Или отправить к нему Филиппа — посоветоваться? Вот только, боюсь, он вряд ли вернётся…

Ну, хорошо, допустим, — Кузякин попытался говорить деловым тоном, хотя его всего колотило — не столько от переживаний за сына, сколько с бодуна, — Деньги будут. А какие гарантии?

Какие ещё гарантии? — весело удивился Князь, — Вы можете взять на встречу разумное количество вооружённой охраны. Ну, скажем, два джипа. Войска привлекать, я полагаю, не следует — иначе мы с вами просто разминёмся. В этом случае общественность сегодня же узнает, что вы хладнокровно пожертвовали жизнью единственного сына ради денег… Я доступно изложил?

Ладно, я понял. Где и когда встречаться?

Точное время и место я сообщу позже. До связи.

В трубке загундосили гудки. Кузякин ещё раз просмотрел видеоролик на дисплее и зыбкой походкой направился к холодильнику. Стакан «Кровавой Мэри» взбодрил его настолько, чтобы вызвать референта и отдать технические распоряжения. Вот ведь ситуёвина — вроде, половина области в кармане, а случись беда — и посоветоваться-то не с кем. Один-одинёшенек. Эх, Сергей Сосоевич! Только сейчас ощутил Кузякин, какое мощное плечо поддержки потерял он в лице Мухрявого. Жена отпадает — с ней давно отношения потеряны. Бабьего визгу только ему сейчас не достаёт. В ФСБ звонить — огласка неизбежна. Узнают — потом только успевай отслюнявливать каждому желающему по полмульта. Придётся всё брать на себя. Виталий Иосифович набрал номер начальника своей личной службы безопасности, директора элитного ЧОПа Азамата Пирогова. Этот много вопросов задавать не станет. И парни у него, как на подбор — на двух-трёх из них Кузякин уже давно свой сальный глаз положил. А с одним, если честно, у него даже было…

Разговор о деталях занял всего час — Пирогов и впрямь оказался понятлив. Сверхурочные бригаде были обещаны просто сказочные. Дело ясное — плата за молчание. Когда верный Азамат умчался комплектовать кортеж, Кузякин перешел на второй этаж, в маленькую комнатку, куда всё уже было доставлено. Открыл пузатый серебристый кейс — один из двух, стоящих рядышком. Аккуратные банковские пачки долларов, перетянутые цветными резинками. Любовно достал три штуки, попытался жонглировать. Пачки попадали, причём одна резинка лопнула, и зелень разлетелась по комнате. А когда-то получалось… Пыхтя, он заползал по паркету, подбирая портреты заокеанских президентов. Пересчитал — одной купюры не хватало. Доложил из собственного бумажника. Денежка счёт любит. Потом открыл второй из кейсов-близнецов. Капустные листья, специально доставленные из «Красновоздвиженского» с нарочным, приподнялись упругой горкой. С юмором у Кузякина, в отличие от координации, попрежнему всё пока нормально. Трюк старый, из ростовской шальной юности. На вес оба кейса одинаковы. Охрана проинструктирована подробно. Эх, лишь бы выгорело! Храни меня, пресвятая дева Мария!

Звонок застал его за четвёртой с утра порцией «Кровавой Мэри».

А, это вы, Белозерский! — голос его на этот раз прозвучал слегка развязно, — Ну, какие новости?

Вы всё приготовили?

Абсолютно. Когда встречаемся?

Рад, что у вас такое бодрое рабочее настроение. Ровно через час напротив Зареченского кирпичного завода. Учитывая пробки, ждём не больше десяти минут.

Ждать не придётся. С Филиппом всё нормально?

Он вне себя от счастья, — в трубке раздалось странное, но вполне жизнеутверждающее похрюкивание.

В это время Олег Столбов в своём узилище был оторван от фруктового десерта неожиданным визитом давешнего хитрого кавказца.

Собирайся, дорогой! Кончились твои муки.

Олег подавился виноградиной и закашлялся. «Ну, вот и конец. Больше я им не нужен».

Кавказец деликатно, хотя и крепко, похлопал его по спине.

Смотри, не задохнись от радости. К своим сейчас поедешь. Телефон вот свой на, возьми.

Зачем телефон? — спросил обречённо, — с того света роуминга нет.

Зачем так говоришь? — обиделся визитёр. — Сейчас поедем к твоим друзьям. Они хотят очень с нами дружить. Ты им скажешь, что мы тебе зла не сделали. Посидим вместе, вина выпьем. Пошли!

Значит, с вещами? — поднялся из кресла Олег, не веря ни одному слову своего тюремщика. — Тогда верните мой зонт.

Эй, там! — крикнул в коридор Абдулла, — Зонт прокурору, живо!

Ощутив в ладони литую рукоять родной трости, Столбов отчего-то почувствовал себя уверенней. Они прошли извилистым коридором и, поднявшись по стоптанным ступеням, очутились перед услужливо распахнутой кем-то дверью. На Олега хлынул поток солнечного света, почти его ослепивший. Грудь вдохнула забытые ароматы свободы, а задворки замусоренного дворика с голубями показались узнику едва ли не уголком райского сада. Абдулла услужливо подсадил его в джип, сам влез следом.

Трогай! — машина покатила по знакомым до боли улицам родного города. Вскоре выехали на Старый мост.

«Куда везут?» — Эйфория освобождения быстро сменилась тревожным предчувствием. «До ближайшей лесополосы? Там и закопают…».

Сжатый с обоих боков тренированными телами врагов, Олег до боли сжал в кулаке литую рукоять трости-зонта.

Глава 18

Проснись, ты серешь! — прикорнувший за рулем «Газели» Офшорников вскинулся от крепкого толчка локтем в бок.

А? Что такое?

У нас гости, — жёлтые ястребиные глаза Егора Михалёва впились в участок дороги, видневшийся сквозь прогал кустарника. Со стороны реки по грунтовке медленно пропылили два чёрных брутального вида джипа и затормозили напротив заводских ворот. Слегка опустилось боковое стекло и из него порхнул к небу сизый сигаретный дымок. Офшорникову моментально тоже захотелось курить. Он зашарил по сиденью в поисках пачки.

Это Прохор, — глаза Егора сузились. Он не забыл своё унижение в казино.

Внимание всем номерам, — негромко произнёс он в микрофон, — Груз прибыл. Работаем только по команде. Прохора брать живым.

Ты что несёшь! — взвился Офшорников, — На хера нам Прохор? Нам Князя с партизанами надо брать.

Возьмём, — процедил Егор, — Князь — по твоей епархии. А Прохор — это мой личный бонус.

Да чёрт с тобой, — махнул рукой Орест Фомич. Удары сердца в ушах отсчитывали секунды до появления банды Князя. Он затушил полудокуренную сигарету и снял пистолет с предохранителя. Наконец облачко пыли показалось у поворота дороги со стороны леса. Через минуту стали различимы уже номера внедорожников.

Кузякинские номера, — удовлетворённо потёр руки Офшорников, — Значит, точно — они!

Готовность номер один! — скомандовал в микрофон Егор.

Виталий Иосифович Кузякин имел весьма относительное представление о том, как по понятиям должны происходить бандитские стрелки — а Князь с партизанами был в его глазах банальным бандитом. Поэтому, прибыв на место, он велел водителю остановиться в пятнадцати шагах от встречающих и трусливо замер на заднем сиденье, сжимая ручку кейса в потном кулаке.

Надо идти, шеф! — через минуту обернулся к нему с переднего сиденья Азамат Пирогов.

Ах! Да-да, конечно… Может, лучше сначала вы с бойцами?

Мне кажется, вам самому… Впрочем, хозяин барин, — с этими словами бесстрашный Азамат, с маленьким автоматом «узи» в руке, вылез из машины первым.

Дверца джипа, стоящего напротив, тут же отворилась, и из нее выскользнула гибкая, как хлыст, фигура Абдуллы Полит-задэ. Он был вооружён 15-зарядной «береттой 9 мм» полицейского образца. Следом за ним был почти выпихнут на обочину встрёпанный Олег Столбов.

Мы привезли вашего друга! — сказал Абдулла Азамату. — Что же ваш главный не выходит? Или боится?

Пристыженный его словами, Виталий Иосифович в полном недоумении выбрался из дверцы своего внедорожника. Следом за ним из обоих его машин горохом высыпал десяток вооружённых ЧОПовцев. В руке у Кузякина был серебристый пузатый кейс.

Из двух джипов напротив, с «калашами» наперевес, полезла братва. Прохор, почуя неладное, пока предпочёл остаться в машине. Что-то этот лощёный пузан в тёмных очках с портфелем не очень напоминал ему командира действующего партизанского отряда. И где Хельга, Тайсон, Домкрат? Ни одного знакомого лица. Какие-то гренадёры вместо них… Подстава?

В это время Олег Столбов, тоже ожидавший в глубине души встретить на стрелке своих друзей-партизан, понял, что здесь ловить нечего. Надеяться оставалось только на себя. Он перехватил зонт-трость за середину — и сзади с короткого замаха хряснул тяжёлой литой рукоятью по пальцам Абдуллы. Киллер взвыл и выронил «беретту». Крутнулся всем корпусом к атакующему — и тут же получил укол острым концом зонтика в глаз! Полит-задэ издал хриплый рёв и схватился за лицо. Олег прыгнул с дороги в сторону и, как умел, перекувырнулся. Ближайший к нему боец Прохора поднял «Калашников», чтобы разрезать его с пяти шагов очередью от живота.

Но, не успев нажать на спуск, вскинул руки и повалился на спину. Этого выстрела никто не слышал. «Раз!» — загнул большой палец левой руки Тайсон на вершине трубы и передёрнул затвор. Увидев, что с их стороны уже две жертвы, Прохор высунулся из дверцы и заорал:

Братва, подстава! Мочи всех!

«Калаши» ударили разом, кромсая плоть и высекая с противным визгом искры из джипов. ЧОПовцы, потеряв троих, залегли за своими машинами. Принялись отстреливаться короткими очередями. Быстрый стрёкот их «узи» и «скорпионов» был различим только в перерывах между грохотом бандитских «калашей». Вскоре счёт потерь сравнялся — «четыре-четыре». Всё подёрнулось сизым дымом вперемешку с пылью.

Кузякин в первый момент бандитской атаки, ничего не понимая, инстинктивно плюхнулся на обочину и выставил перед собой кейс в качестве щита. Потом, видя, что противники увлечены перестрелкой, потихоньку переполз в канаву и затаился. Видя, что в пылу сражения никто не обращает на него внимания, Виталий Иосифович, напрочь забыв о своём статусе первого зампреда, принялся переползать, елозя на брюхе, от кустика к кустику в сторону ворот кирпичного завода. На открытой местности заводские строения представляли единственное укрытие от шальных пуль — куда же ещё ему было ползти? Серебристый чемодан он при этом, надо отдать ему должное, из рук не выпускал. Не оттого, что всё ещё надеялся выкупить своего сына — спроси его сейчас, кто такой Филипп, он бы едва ли вспомнил. Страх полностью парализовал рассудок, и тело действовало, как автомат, запрограммированный на одну задачу — спастись. И чемодан с деньгами в эту программу, согласно некоему кармическому закону, органично вписался.

Ну что, может пора? — Офшорников, сжимая во вспотевшем кулаке рукоять «Макарова», раздувал ноздри, как застоявшийся конь у скакового круга.

Рано, — отвечал Егор Михалёв, — пусть потешатся…

Смотри! Кто-то с чемоданом чешет! Уже до ворот дополз. Уйдёт!

От нас не уйдёт, — хищно осклабился Егор и, выставив из машины на землю свой костыль, зафиксировал на нём ствол любимого старенького «ТТ».

Когда до пролома заводских ворот оставалось четыре шага, нервы у Кузякина на выдержали. Он тяжело вскочил, изготовившись для последнего рывка. И тут же его тело, выгнувшись назад дугой, рухнуло лицом в груду битого кирпича. Последним ощущением его было — как будто сам всемогущий Господь, хохотнув, отвесил ему чудовищный поджопник.

Между тем перестрелка не ослабевала. Как только одна из сторон теряла бойца и вторая получала численный перевес, Тайсон со своей вышки хладнокровно выравнивал счёт и загибал очередной палец. Он уже дошёл до второй руки, когда Прохор, продолжавший стрелять из салона своего джипа, понял, что если так пойдёт дальше, то победителей в этой бойне не будет. Если нельзя победить, надо договариваться. «Эх, гранатомёт не взяли!» — успел он подумать, прежде чем один из вражеских джипов с грохотом расцвёл в его глазах громадным красно-чёрным цветком. «Или взяли? Похоже, всё-таки взяли…».

В следующий момент его полностью лишил слуха второй взрыв. В беззвучном ролике он наблюдал, как джип его сопровождения нереально медленно разлетается по округе горящими шмотьями железа. Прохор рванулся из салона и пополз в кювет. Но, не доползя немного, уткнулся макушкой в чью-то толстую, как у слона, гипсовую ногу. Костыль увесисто ткнул его между лопаток, прижав, как червяка, к пыльной дороге.

Пистолетик брось, — спокойно приказал Егор. Прохор, скрипя песком на зубах, отбросил ненужный более ствол. В это время спецназовцы споро вязали оставшихся в живых после перестрелки, оглушённых и деморализованных взрывами бандитов и ЧОПовцев. Сработано было чётко, без потерь. Останина и Василенко слегка зацепило — но это те раны, которые лучше всего лечатся спиртом.

Живыми, включая раненых, было в общей сложности задержано двенадцать человек. Офшорников суетливо метался от мёртвых к живым, тревожно вглядываясь в лица. Ни Хельги, ни Князя… Ни третьего, того, что со шрамом…

Слышь, — он подошёл к Прохору, стоявшему в пыли на коленях перед довольным, как слон, Егором. — Это… А с кем вы сейчас воевали?

Спроси чего попроще! — зло буркнул в ответ Прохор, сплёвывая на дорогу передний зуб.

В протоколе обыска уцелевшего джипа впоследствии удивил начальство «большой кейс серебристого цвета, вскрыт при понятых, наполнен капустой»… Что бы это значило? ЧОПовцы на допросах молчали, как рыба об лёд.

Глава 19

Поскольку операция по задержанию двух бандформирований у кирпичного завода носила полуофициальный характер и закончилась полным триумфом, прочесывать местность победители не стали. Кто ушёл — ушёл, флаг в руки. А зря, следовало бы.

Олег Столбов, первым занырнувший в заводские развалины, поднял голову и огляделся. Стрельба смолкла, невесть откуда взявшиеся спецназовцы упаковывали в наручники всё, что ещё шевелилось на дороге. Для лучшего обзора Олег подполз к заводским воротам. Прямо в проёме на дороге, усыпанной битым кирпичом, лежал большой, как межпланетный корабль лилипутов, серебристый кейс. Чуть поодаль слабо постанывало в пыли упитанное туловище мужчины в дорогом, но разорванном и выпачканном в грязи костюме. Олег осторожно осмотрел тело — серьёзных повреждений не было заметно. Тогда любопытство взяло верх над гуманизмом, и он, щёлкнув замками, приоткрыл кейс. Тут же захлопнул и, рванув за ручку, ползком потащил его в пролом забора. Оказавшись на территории, занырнул в полуоткрытую дверь какой-то подсобки и отдышался. Только сейчас заметил, как трясутся руки. Всё это сильно напоминало сумбурный сон с детективным сюжетом. «А может, меня уже убили, и я на том свете? Нет, херня. Там доллары не в ходу…». Столбов ещё раз, боясь, что видение исчезнет, приоткрыл крышку чемодана. Пучеглазые президенты на тугих пачках, казалось, подмигивают ему в полутьме.

Порывшись в недрах чемодана, он обнаружил в другом отделении увесистый пакет с пачками отечественных сто- и пятисотрублёвок. Его-то он и прихватил с собой, завалив слишком приметный кейс грудой сгнивших досок, рубероида и битого кирпича. Можно вернуться позже, когда шмон уляжется. Тех денег, что в пакете, на первое время хватит за глаза. Столбов хорошо усвоил заповедь своих многочисленных подопечных по прокуратуре: «Главное — это вовремя смыться.» Он благополучно пересёк территорию завода, выбрался с другой стороны забора и, никем не замеченный, скрылся в зарослях, ведущих к реке.

Виталий Иосифович, как человек большого бизнеса и политики, очевидно, имел мохнатую руку «на небеси, яко же и на земли». Иначе трудно объяснить факт его чудесного избавления от меткой пули капитана Михалёва. Дело в том, что после последнего разговора с Князем Кузякин почему-то сунул свой навороченный телефон в титановом корпусе в задний карман брюк. Вот этот чудо-аппарат, вызывавший, бывало, немало нареканий владельца обилием своих малопонятных и бесполезных функций, и принял на себя в критический момент удар пули из тэтэшника. Егор, со свойственным ему грубоватым юмором, целил в зад беглецу. В результате попадания, эта часть тела Кузякина, весьма важная, была основательно контужена — но не более того. Виталий Иосифович вышел из передряги, лишившись на время радостей привычного интима, и навсегда — заветного чемоданчика. Впрочем, последняя потеря, учитывая масштабы его деятельности, носила скорее характер морального ущерба. Кузякин, не замеченный группой Михалёва-Офшорникова, очнулся часа через три после того, как всё улеглось. Только сиротливые кучки остывшего металлолома вдоль дороги напоминали о недавнем побоище. Кузякин, превозмогая боль в своём контуженном интимном заднем органе, привстал и огляделся. Кейса нигде не было. Да и чёрт с ним, главное — живой. Вокруг — ни души. Он подобрал какую-то кривую дубину, и, опираясь на неё, как на страннический посох, кряхтя, заковылял раскорякой по просёлку в сторону, противоположную городу — на местности Кузякин с детства ориентировался отвратительно. Разбитый пулей спасительный телефон, разумеется, не работал. Через пару часов начало смеркаться, и одинокий странник окончательно запаниковал.

Тайсон из своего орлиного гнезда с интересом досмотрел до конца сквозь оптический прицел спектакль со спецэффектами, который был дан на дороге. А вот маленький трагифарс, разыгранный у заводских ворот, не попал в поле его зрения — есть такое понятие в баллистике, как «мёртвая зона обстрела». Когда машины с ментами отчалили, он, стараясь не привлекать к себе внимания, быстро сполз с трубы и, решив не светиться лишний раз в воротах, вышел с завода через другой пролом в заборе. Вскоре его подобрала на повороте неприметная зелёная «Нива» с Бабаем за рулём. В лагере он подробно отчитался о виденном. Хотя Домкрат и Хельга рвались в бой, остаток дня решено было посвятить отдыху и размышлениям.

Значит, чемодан с баблом ментам достался, — констатировал Князь.

Своими глазами видел, как они его из джипа доставали. Даже зелень разглядел, когда открыли.

А самого Кузякина при этом не было?

Ни в живых, ни в убитых его не наблюдал. Видать, дёрнул куда-то с перепугу.

А как думаешь, менты деньги ему вернут?

Менты? Да ни в жисть! Там такая буча была, что, я думаю, для Кузякина чемодан сгорел.

В огне борьбы с бандитизмом? А если ему мягко намекнуть, что менты его обворовали на полмульта?

Думаю, он будет недоволен.

Вот и мне так кажется, — лукаво улыбнулся Князь. В это время к костру подошла Индига.

Тайсон, а Олег точно спасся? — скрывая волнение, спросила она тихо.

Абсолютно! Я же говорю, обезоружил одного — и кувырком в кусты. Второго я снял. Он к заводу побежал, а дальше мне, извини, мать, не до него было. Жив твой Олег, объявится.

Вот и я чувствую, что он жив. Но что-то с ним не так. Я, пожалуй, пойду туда, погляжу…

Чего ты там выглядишь, да и темнеет уже, — недовольно отозвался Тайсон, испытывавший к Столбову с самого начала какое-то недоверие, а возможно, как знать, и слегка ревновавший к нему Индигу. Но Князь неожиданно встал на сторону девушки.

Сделаем так, — решил он, — подождём до вечера. Если он не позвонит — утром поезжай туда, вместе с Тайсоном.

До вечера никаких звонков на пульт не поступало. Индига закрылась у себя в комнате — ворожила, жгла какие-то травы, а ближе к полуночи партизанам, курившим у костра, вдруг послышался леденящий душу вой, по тембру — волчий. Но шёл он, вроде бы, со стороны дома. Из глубины леса чуть слышно раздался ответный вой. Через какое-то время повторился, на этот раз ближе.

Тоскует девка, — сокрушённо покачал головой Домкрат. Ему и самому впору было завыть от бессильной тоски по Каролине.

Зато команда победителей, во главе с капитанами Михалёвым и Офшорниковым, торжествовала вовсю. Отчитавшись перед начальством, а кое-кто и проведя первые допросы задержанных, участники операции собрались в соседней забегаловке, чтобы обменяться впечатлениями за рюмкой чая. Приняв на грудь по двести, они решили, что неплохо бы переместиться для продолжения банкета куда-то в более интимную обстановку. Но у всех, как это обычно бывает, дома кишели жёны с детишками мал мала меньше или дальние родственники из голодающих сёл и деревень… Хотелось же спокойно посидеть в атмосфере ментовского братства.

А поехали к Столбову! — предложил ничего не подозревающий Егор (во время операции Олег не попал в его поле зрения, скрытый за джипом Абдуллы Полит-задэ).

А что, — оживился Офшорников, смекнув о чём-то своём, — поехали! Он рад будет. Берём по пузырю на рыло, и о хозяине не забудьте.

Через двадцать минул Егор уже тарабанил костылём в столбовскую дверь. Дверь безмолвствовала.

Дай-ка, я! — аккуратно оттёр его плечом Офшорников и, достав из кармана связку ключей, зашебуршал в замочной скважине. Через минуту толпа подпивших соратников ввалилась в прихожую. Квартира была пуста, но их это не смутило. Кто-то уже, опустошив холодильник, строгал на кухне скромную закусь, остальные двигали стулья и весело звенели посудой.

Вернётся Олежка домой — а тут ему — «surprise!» — растянул губы в добродушной улыбке захмелевший Василенко. — Ого! Грибочки!

И как это ты ловко ключик подобрал? — с завистью спросил Ореста Фомича простодушный Егор.

Да я ж ночевал у него сколько раз, — выкрутился Офшорников, — он мне ключик и дал тогда, а вернуть всё никак не соберусь…

В разгар пьянки, когда раскрасневшийся Останин уже раздухарился звонить подведомственным проституткам, дверь квартиры неслышно отворилась и на пороге предстал Олег Столбов — в полном недоумении, перепачканный и обтрёпанный, с большим пакетом в обнимку — ручки, не выдержав тяжести, оборвались по дороге.

А, вот и хозяин! Никак, с закусью? — любопытный Офшорников тут же сунул свой длинный нос в пакет.

Глава 20

На следующее утро Индигу едва добудились. Она спала в своей комнате на полу со смертельно бледным лицом и разметавшимися волосами, рядом валялись бубен и заячья лапка.

С тобой всё в порядке? — встревоженно спросил Князь.

Ночью я была там… В Верхнем и Нижнем мирах. Со мной встречался Проводник…

Какой ещё проводник? — почесал репу Домкрат, — на поезде, что ли, во сне ездила?

Он назвался Локи. Но у него много имён. Он проводник между мирами.

Да, Локи его звали викинги. Не думал, что он ещё жив, — заметил недоверчиво Князь.

Не смейся. Локи сказал, что отсюда пора уходить. Миссия закончена. Сегодня он пришлёт вестника. Поехали скорей…

Через полчаса зоринский джип с партизанами уже был на подъезде к старому кирпичному заводу. Они оставили машину в перелеске и направились к месту вчерашней битвы. Неожиданно Индига замерла. В небе, за минуту до этого чистом, появилась чёрная туча, закрывшая солнце. И из этой тучи пророкотал гром.

Это он. Смотрите! — Индига указала рукой в сторону чащи. Оттуда бесшумно выскочил прыжком громадный волк. Замер в нескольких шагах и, окинув партизан презрительным взглядом жёлтых глаз, затрусил к опушке. Индига устремилась за ним, следом за ней — опешившие партизаны. Выглянув из лесу, они увидели, что не их одних что-то привлекло в это безлюдное место в столь ранний час. На дороге стояла пустая «Газель». Группа мужчин, частью одетых в форменный камуфляж, направлялась от микроавтобуса к проёму заводских ворот. Впереди, явно указывая группе дорогу, шёл… Олег Столбов!

Они зашли на территорию, Олег нырнул в дверь ветхой подсобки, менты — за ним следом. Куча досок и рубероида в углу оказалась кем-то впопыхах разворошена. Заветный кейс исчез.

«Киллер, киллер!» — все так говорят, как будто бы сами бог весть что из себя!

Абдулла не был от рождения ни злым, ни каким-то ещё особенным ребенком. И пока не полыхнуло на Кавказе — отец его состоял ведущим инженером одного из крупных стратегических предприятий, а мать воспитывала детей в духе преданности… Чему? Да женщине разве есть какая разница, чему — лишь бы всё в дом, и дети были здоровы… И хурма, и кипарисы, и там ещё чурчхела, кизил… Чему-то этому…

За отцом пришли трое — и, расстреляв его из обрезов, бросили корчиться в пыли посреди двора… Картечью — в голову, три раза.

Видимо, завод был поделен не так. Абдулла закрыл отцу глаза, согласно обычаю своего народа. Он остался старшим сыном. Не мстить было нельзя. Мстить было кому — Джавшед, это все знали…

Когда с тейпом убийц было в основном покончено, дядя Хасан позвал к себе в Москву, а там после отправил и по губерниям. Опять всё то же — если не считать купленных на входе в метро, для конспирации, книжек: запомнились какие-то Гоголь, Коэльо, Пелевин… Кто такие? Зачем? Всё в книгах было не так, как в жизни…

Ума у юноши от прочитанного прибавилось, мудрости — убыло. При этом он уже становился профессионалом. А это оценивалось в баксах. Ум — нет.

Ум Абдуллы витал где-то в иных краях. От этого Абдулла был абсолютно предан Прохору — и абсолютно жесток. Он при всех разборках оставался как бы вне темы. Можно сказать, вещь в себе.

Однако ни Прохор, ни экстремисты ислама не возбуждали в нём к тридцати трём годам ни любви, ни ненависти. Оставалась мать с двумя сестрёнками — но они были женщины, и этим всё сказано. Деньги шли им — и Хасану. До тех пор, пока…

«Мы привезли вашего друга. Что же ваш главный не выходит? Или ссыт?»

И вот выходит пузатый… Кто такой?

Ва! Шайтан! Уау! Какая боль! Аллах! — в этот миг сознания сперва совсем не стало, потому что остриё из нержавейки, вонзясь в глазницу, замерло в полмиллиметре от правой лобной доли мозга. Ещё чуть — и быть бы Абдулле навсегда блаженным в садах Аллаха. Но Магомет оказался не столь добр, как говорил имам — забвение в своем раю опять отсрочил… Раненый Абдулла упал и почти вслепую пополз к забору. Нырнул в какую-то ямку за кустом.

А «калаши» грохотали! Чертополох… Осот… Приложить к глазнице можно подорожник… Так… Братва сдаёт… А это что ещё за? Два взрыва гранатомётных. Шайтан — даже уши заложило. Мусора красавцы — капец Прохору… Так… А ты-то — ох ты, пилять! Жирного труп обокрал, Олежечек?

— Ага, шайтан! Прячешь в кирпичах? Под рубероидом с досками? Ну, ты и фрукт, Олежа!.. Ну, и гадёныш!.. Вали уже скорее, вали, с Богом, с Аллахом, тварь! Только сваливай. Дуй отсюда! Ну! Завалю суку!

Дождавшись ухода Олега, Абдулла, глаз которого был теперь перевязан наискось, как у пирата, оторванным рукавом, завладел заветным серебристым кейсом. Огляделся — и чесанул просёлком к городу, к его рабочей заречной окраине. В одном из заливаемых каждую весну бараков Спичфабрики Абдуллу ждала Юлька Привидение. Она всегда ждала. Юльку было жаль — но ничего другого ей в этой жизни в неполных семнадцать лет всё равно уже не светило. Пилять такая…

Надо знать, конечно, карту области, чтобы понять, как удалось Виталию Иосифовичу забрести совсем не туда. Вроде, и справа, и слева имелись ответвления от дороги — то на заброшенную лесопилку, то на бывшую скотобазу.

Юмор был в том, что юридически он всё это время шел по своей земле. То есть, земля значилась везде, как его собственность… Легче от этого, разумеется, не было. Кузякин брёл уже третий день. Зад потихоньку отходил от контузии…

Обманчивая тропка кончалась всякий раз так же, как и начиналась, пустым местом, буреломом. Мокрый ельник хлестал по лицу. Это была к началу третьего дня уже Верхопышемская тайга — та, что тянется сквозь Урал и Сибирь, до Пыть-яха и Магадана. Далее — везде! Болотца завлекали его в свою торфяную глубь, но не было пока указа болотной нечисти потопить олигарха. Обходил торфяники краем. Первые двое суток страшно хотелось выпить. Вспомнил где-то читанное, что красный мухомор — это древнеарийский стимулятор. Жевал ягоды, пил воду из родников, клал под язык шляпки красных мухоморов. Ел молодые побеги орляка, семена сосновых шишек, сыроежки, рыжики… На третий день, видимо, мухомор сработал — Кузякину явился Хозяин леса. Медведь казался огромен и недобр, шкура явно лоснилась от жира. «Преуспевает, мля!» — с раздражением позавидовал Кузякин. Медведь тоже был не в восторге от посетителя. Он рявкнул и на задних закосолапил к гостю.

Тут уже Виталий Иосифович высказал гаду всё наболевшее. Он — а, была не была! — рванул на груди затвердевшую от вонючего пота майку и со страшно побелевшими глазами шагнул навстречу зверю.

Ты! Жри, гад! Медвед! Винни — Пух долбаный! Чего не жрёшь? Ссышь?

Топтун, соскучившийся за месяц в тайге по людям, оказался не готов к подобной психической атаке. Что-то в этом сердитом клоуне было даже симпатичное. К тому же, мужчина явно голоден. И запах у него интересный… Топтун растворился в лесу, Виталий Иосифович вытер пот с лица и сел на подломившихся ногах. Через десять минут медведь подошел к нему, неся в зубах дичь. Заяц слегка подопрел за сутки — для себя берёг, духман один чего стоит! Да ладно, для знакомства… Топтун, дружелюбно урча, положил зайца Кузякину на колени. Отошел деликатно в сторону, — еда, понимаешь, — дело интимное. Виталий Иосифович недоверчиво оглядел тушку, поднял за ухо… Муха слетела с мёртвого глаза… Ножа не было, поэтому брюхо он вспорол золотым пером авторучки «Паркер». Через десять минут подгнившего зайца как не было. Топтун рыкнул довольно и скрылся в чаще. Летом в лесу еды много. Не обеднеем! Что-то было там у нас, помнится, насчет диких пчёл?

Дальше Виталий брёл и брёл. Пока не наткнулся на страшное. Хоронить мёртвых ему, конечно, в этой жизни доводилось. Но там всё было не так, труп каждого из «дорогих покойников» был тщательно и любовно закамуфлирован мастером под живого — румяные щёчки, лоб, в который надо было целовать, потом три горсти земли на крышку гроба. И — пьянка. Здесь всё оказалось грубей и конкретней. Остатки мяса на костях кишели насекомыми. Костяк трупа был привязан за руки к еловой жердине — словно распят. Лицо трупа было съедено начисто — голова лежала в муравейнике. На запястье мертвеца блестели золотые часы.

Кузякин присел и попытался разглядеть их. Кисть в руках сразу же отломилась, он брезгливо дёрнулся и откинул её прочь. На «роллексе» сумел прочитать гравировку «Полковнику Зорину за всё хорошее». Значит, Иван. Ну, вот и свиделись. Часы он положил в карман — вещь тяжелая, на грузило потянет. Леска уже была давно ссучена им из волокон шелкового галстука. Крючок согнул из булавки. Наживка опять же… Он принялся выбирать из Зорина в коробок наиболее лакомых, на его взгляд, личинок и куколок. Хорошо! Теперь, значит, с рыбой!

Глава 21

Человек — существо социальное. Если хотите — стадное. И Олег Столбов в этом плане отнюдь не был исключением. Очутившись после всех опасностей и приключений в стенах своего дома, попав сразу в обстановку до боли родного ментовского братства, он после первых же штрафных рюмок подозрительно быстро размяк и начал делиться пережитым. Информацию выкладывал дозировано, чтобы не повредить ни себе, ни партизанам. Но о своём пленении, об участии в бандитской стрелке и, главное, о заветном кейсе — вывалил всё, чем немало удивил и позабавил коллег. Да и как утаишь — Офшорников, сунув свой длинный нос в пакет, сразу же обнаружил там кучу денег и присвистнул:

Ого! Грузите апельсины бочками?

Волей-неволей пришлось колоться. Все деньги, включая клад, оставшийся в развалинах, решено было поделить между участниками операции по-братски, а начальство — пусть довольствуется вторым кейсом, тем, что с капустой. Остаток вечера прошёл в обмене радужными мечтами — кто куда потратит свою долю. Надо сказать, что мечты доблестных сотрудников разнообразием не отличались. Улучшение жилищных условий, обновление личного автопарка, и лишь добряк Егорка Михалёв выдал на удивление всей честной компании:

Уволюсь на хрен с этой собачьей службы.

И что дальше? — спросил Офшорников, щурясь и поглаживая свою кучку пятисотрублёвок. — Кур разведёшь?

Газету свою издавать буду, — тряхнул головой Егор, — оппозиционную. Дам всем просраться!

Это кому же — всем? — осведомился Орест Фомич.

Да начиная с тебя, жандармская морда! — не понятно было, шутит он, или нет, и эксцесс решили замять для ясности. А с утра пораньше они уже рылись в развалинах кирпичного завода, и мечты о красивой и богатой жизни рассеивались свежим утренним ветерком, подобно туману. На выходе с территории Олег кинул взгляд на опушку перелеска — и на секунду ему почудилось, что он видит фигуру Индиги рядом с какой-то нереально огромной собакой. Вдруг больно защемило в сердце. А ведь за всё время он ни разу о ней даже не вспомнил… Он протёр слезящиеся после бессонной ночи глаза — на опушке, разумеется, никого не было. А дома Столбова ждала ещё одна новость. В квартире было прибрано, и на сковороде шкворчало что-то безумно вкусное.

Катерина? — осторожно спросил Олег. — Вернулась?

Да вот… Куда ты без меня, мент непутёвый. Сопьёшься на фиг! Решила дать тебе ещё один шанс…

Олег обнял сзади её привычно податливое полнеющее тело, склонившееся над плитой…

В понедельник с утра у дяди Наташи начались большие и приятные хлопоты. Хотя Потопаев и исчез куда-то, но постоянный допуск во внутреннюю тюрьму ФСБ на имя Комаринского никто не отменял. А без начальства даже как-то спокойнее. Молчаливый охранник провёл его в камеру Каролины и деликатно прикрыл за собой дверь. Чего там, всё равно всё пишется.

Доброе утро, голубушка. Как спалось? Я вас не обеспокоил?

Каролине в её одиночной камере любое человеческое лицо было в радость. Даже этот приторный тип, представившийся её личным поверенным. Дядя Наташа в первый же день знакомства написал ей на клочке бумажки: «Я от князя Белозерского. Мне можно доверять. Записку уничтожьте». Это её несколько приободрило, и Каролина, хотя и допуская возможность провокации, решила довериться визитёру. А дядя Наташа, пустив в ход всё своё обаяние, вскоре сумел убедить несчастную женщину, беспомощную в практических вопросах, что всё наследство Виктора Петровича Баракова будет им незамедлительно оформлено на её имя. И, пока она томится в тюрьме, необходимые суммы он будет передавать «Игорьку — да что вы, я ж его в детстве на руках качал!»

И вот теперь все бумаги у него на руках, нотариус подкуплен, и дело было за немногим — получить подпись Каролины на доверенности.

«Ну, подписывай уже, дура! Нечего там читать, всё равно ничего ж не поймёшь!» — хотелось ему крикнуть, и даже притопнуть ножкой. Но он улыбался ей в лицо ласково-доверительно, и только утирал со лба пот сырым нечистым платком. Дело в том, что доверенность, которую дядя Наташа подсовывал Каролине, позволяла ему не только представлять её интересы по получению наследства, но и непосредственно распоряжаться всеми счетами, а также ценными бумагами покойного. Сами понимаете, куш немаленький. Есть от чего-таки вспотеть!

Каролина со вчерашнего вечера чувствовала себя, как погружённая в какую-то вату. В глазах двоилось, голова отказывалась соображать. Дело в том, что предусмотрительный дядя Наташа передал ей накануне бутылочку «коллекционного» вина, в которое кое-что для верности подмешал. Так что сейчас Каролина, тупо пролистав толстенькую стопку юридических бумажек, не в состоянии вникнуть в их содержание, принялась расставлять свою подпись во всех местах, услужливо помеченных галочками. Наконец процедура была окончена, и дядя Наташа спрятал бумаги в папку. Оставался завершающий аккорд. Правда, Потопаев будет злиться, но это дело житейское, поворчит и перестанет.

А теперь предлагаю вам, голубушка, обмыть нашу сделку! — с этими словами он извлек из внутреннего кармана плоскую фляжку с крышечкой-стаканчиком. Нацедил и подал Каролине.

Стаканчик только один, так что вы — первая.

Каролине после вчерашнего вина пить не хотелось, и от запаха коньяка её потянуло на тошноту. Но отказать было неудобно.

Натан Соломонович расширившимися глазами смотрел, не отрываясь, как только что ограбленная им женщина мелкими глотками вливает себе яд в безвольно приоткрытый рот.

В это время в коридоре раздались торопливые шаги, и дверь камеры распахнулась. На пороге предстал встрёпанный Офшорников.

Баракова, собирайтесь! А вы, Натан Семёнович, покиньте помещение. Теперь не до вас.

А таки что за спешка? — попытался было выведать причину переполоха Комаринский. — Куда вы её теперь?

На кудыкину гору! Менять на генерала. Уйдите вы, ради бога!

Их перепалка была прервана неожиданным поведением Каролины. Она вдруг метнулась к умывальнику, и её начало бурно выворачивать в раковину.

Такого оборота Натан Соломонович никак не ожидал. Он в полном смятении, подталкиваемый в спину Офшорниковым, покинул камеру и засеменил к выходу, крепко прижав локтем к боку заповедную папочку.

Звонок от Князя поступил в восемь тридцать утра. Разговор был коротким, и вёлся из движущегося автомобиля — в предусмотрительности этим партизанам не откажешь. После короткого вступления, от которого у Ореста Фомича несколько отвисла челюсть, он услышал в трубке знакомые начальственные нотки Павла Карловича Потопаева.

Всё, что он вам сказал, правда, капитан. Другого выхода нет. Я приказываю идти на все их условия. И без самодеятельности. Да, ещё. Я приказываю вам, майор, действовать автономно. Вы — моё доверенное лицо. Огласка внутри конторы нам ни к чему — вы меня понимаете. Действуйте.

А условия были просты. Князь Белозерский, представившийся, как руководитель партизанского подразделения области, предлагал руководству ФСБ обмен заложниками. Каролину — на генерала. Время и место встречи будет сообщено дополнительно. В случае провокации или попыток силового захвата — генерал будет убит на месте. Приказ генерала был однозначен и, несмотря на всю дикость ситуации, грел сердце будущего майора. Оказаться в роли практически единоличного спасителя Павла Карловича — такое не забывается. Конечно, переведёт, скорее всего, куда-нибудь с глаз долой с повышением. Но ведь не ликвидирует же — не бериевские времена. И Офшорников принялся на свой страх и риск лихорадочно готовить операцию «Обмен». В качестве группы прикрытия он, не долго думая, решил задействовать всё ту же проверенную компанию спецназовцев во главе с Егором Михалёвым. И только в одном Орест Фомич решился ссамовольничать. Нельзя вот просто так взять и выпустить из рук последнюю ниточку. Генерал, когда узнает, только спасибо ему скажет. И Офшорников, прежде чем идти в камеру к Каролине, забежал в технический отдел и отдал необходимые распоряжения. Там ему клятвенно пообещали, что через полчаса всё будет готово в лучшем виде.

Чего совсем нельзя было сказать о Каролине. После ухода дяди Наташи она сидела на полу возле умывальника, бледная, как смерть, обливаясь холодным потом, и её колотила крупная дрожь. Подняться с места она не могла — падала.

Глава 22

Как хотите, читатель, а пришла пора сказать пару слов о Клаусе Карпенштоффеле. Сей немецкий господин бывал в наших краях уже не в первый раз, и его деловые интересы вертелись в основном вокруг деловой древесины. Так что вроде бы, и на чёрта он здесь нужен? А дело всё в том, что во время Второй мировой папа Клауса, покойный Эрих, был танкистом на Восточном фронте. И получилось так, что в первый месяц победоносного шествия вермахта «нах остен» на одном из плацдармов в Белоруссии был без боя захвачен танковый дивизион русских, стоявший в полной боевой готовности без горючки и боеприпасов. Расчётливые немцы, зная о превосходных боевых качествах наших Т-34, укомплектовали ими часть, в которой служил Карпенштоффель-старший. И он провоевал два года в должности механика-водителя на танке, имевшем бортовой номер F-467 в дивизии СС «Adolf Hitler». Под Киевом попал в окружение вместе с танком, и сгинул от голода и тифа где-то в лагерях. Сентиментальный, как все немцы, Клаус въедливо изучил историю папеньки, и узнал, что его 34-ка потом воевала на стороне русских под бортовым номером 819. Далее след боевой машины терялся.

Каково же было изумление доброго Клауса, когда он, проезжая на представительском «мерсе» по Октябрьскому проспекту нашего славного облцентра, неожиданно обнаружил справа по курсу солидный бетонный пьедестал, на котором возвышался, гордо тараня пушкой пространство, танк Т-34 с тем самым номером на башне! Наваждение, натюрлихь! Карпенштоффеля переклинило. И он, будучи человеком по европейским понятиям отнюдь не бедным, решил — раз папенькиной могилы на фатерлянде нет, пусть будет на фатерлянде хотя бы его танк. На добрую память и в назидание соседям. С кем можно из русских властей договориться, Клаус не знал, но слава Богу, на одном из деловых приёмов ему представили очень симпатичного пожилого еврея, который после четырёх тринков сообщил ему, что Россия — страна чудес. И здесь нет ничего невозможного, если с умом взяться за дело. Обнадёженный, Карпенштоффель отбыл домой, обещав вернуться летом для окончательного согласования вопроса. Герр Комаринский предупредил, что цена вопроса может варьировать в зависимости от политической коньюнктуры. Но к этому Клаус в России уже привык. Про себя решив — не больше трёх миллионов евро. Абзац.

Дядю Наташу, всё ещё потного от только что пережитого стресса во внутренней тюрьме ФСБ, его звонок застал врасплох.

Вас? Вас фюр панцер? А-а, герр Карпенштоффель! Страшно, страшно рад. В отеле? Я вам перезвоню.

«Ну, денёк! Не меньше пяти мультов с Бараковской лахудры, да тут ещё и этот бундес с баблом. Прямо не город, а бухта Золотой рог!» Он извлёк из широких штанин сотовый и набрал номер Бориса Бодунова.

Алло, Боренька? Боренька, таки есть тема.

Что такое, Натан Соломонович?

Да ведь фриц этот, Карпенштоффель, опять нарисовался! Ты знаешь, Боря, кто за ним стоит? Ведь если их концерн решит здесь у нас строить свою торговую сеть — то тебе кирдык, Боренька, с твоим «Полюсом». Растопчут ценами за месяц! А намерения у них серьёзные.

А что, у нас в Сером доме уже и власти нет?

Так ведь золотые твои слова, Боря. Именно, что нет. Шукляев спёкся, Кузякин третий день, как исчез. Прохор на нарах парится. Боря, короче, это трындец, так и передай Полине Самойловне. Трын-дец. И в ФСБ — я только что оттуда — какой-то кипеш, — на хрен меня послали.

И что будем делать, Натан Соломонович? Делать-то что? — Боря в трубке явно занервничал. Это хорошо.

А вот что, Боренька. Выставим ему условие. Пускай забирает свой сраный танк и катится на нём на все четыре. Россия велика, найдёт, куда своё бабло ухнуть.

Какой ещё танк? Не грузите меня вашим одесским сленгом!

Да танк ему нужен, который на постаменте на Октябрьском. Памятник.

Какого чёрта? Он же памятник. Маразм какой-то!

Боря! Для особо одарённых — немец забирает наш танк — и больше мы его здесь не видим. Аллес капут. Короче, скажешь в мэрии, что экспонат отправлен не реставрацию. Справки, хуявки — пусть твои люди займутся.

Понял, не дурак.

Ну, всё, ладно. И бригаду рабочих не забудь, чтоб разварили люки. Полине поклон.

Дядя Наташа скомкал отсыревший платок и кинул его мимо урны. Удалось!

Григорий! Ну, ты чего раскис с утра, братка? — Тайсон неумело потрепал пацана по вихрам короткопалой ладонью.

Она сказала, чтобы вас не будить. Вот, — он протянул сложенный вчетверо тетрадный листок и снова захлюпал носом.

Князь взял послание и, развернув, прочёл карандашные каракули, написанные полудетской рукой:

«Пора уходить. Иначе нижний мир. Встретимся. Борова на волю. Инд…».

Индига? — Князю стало не по себе.

Волчара такой огроменный! Она за ним ушла. А он как зыркнет на меня — я чуть не усрался. Она на него потом верхом — и ускакали… — Гришка залился безудержным плачем. Князь велел бабе Нюре увести рыдальца в дом. Все были, если честно, слегка деморализованы. Но — война слишком серьёзная работа, чтобы падать духом из-за неожиданностей. Отряд сделал вид, что не заметил потери бойца.

Бабай!

Я.

Транспорт готов?

Полный бак.

Князь набрал номер на мобильнике.

Доктор?

Да, мой командир! — раздалось возбуждённо в трубке.

Как у вас?

Зашибись! Мы с Хельгой их так…

Отставить! — Князь прервал захлёбывающийся монолог юноши. — Вылет по команде. До связи.

Офшорникову этого только сейчас не хватало. Он похлопал Каролину по щекам, потом попытался приподнять её подмышки. Полный ноль. Пришлось вызывать врача. Тот констатировал острое отравление и принял обычные в таких случаях меры. После промывания желудка и нескольких инъекций лицо больной начало розоветь.

Сутки покоя под капельницей, — вынес свой вердикт тюремный эскулап. — А вообще, коллега, не ожидал от вас… — он сердито помотал седой головой.

Да мы… Да разве… — зашёлся справедливым негодованием Офшорников. Тут в дверь поскреблись, и женская рука в белом халате передала капитану небольшую овальной формы капсулу.

Частоту отстроили? — нервно спросил Орест Фомич, косясь на врача.

Фомич, сукой буду, за кого держишь? — щёлкнул замок за ушедшей.

Ну, вот… В общем… — капитан прихватил доктора за рукав и увлёк в угол камеры. — Короче, она должна это схавать. Понял? И всё!

Что ещё за штуки? — попытался возмутиться гебешный Гиппократ, но, получив короткий апперкот в печень, сник и просеменил к Каролине. Она подняла на него умоляющие глаза.

Доктор! Комната кружится. Что со мной?

Ничего, ничего, милая, — врач переглотил жёсткий комок в горле. — Вот, примите, это вам поможет. Ну, вот и умничка…

Офшорников облегчённо вздохнул. Только бы не выблевала опять. Если приживётся — считай, наша взяла. Естественным путём чип выйдет не раньше, чем через сутки. Вполне достаточно, чтобы запеленговать всю эту партизанскую кодлу. Не станут же они ей вскрывать брюшную полость! Попались, братцы — кролики!

Будьте при мне, — приказал он лепиле. — Как скажу, вколете ей стимулятор, чтобы в течение получаса была как огурец!

За исход я ответственности не несу, — одними губами бормотнул врач.

А тебя никто и не просит! — прошипел ему на ухо Офшорников. JPSпеленгатору, по большому счёту, без разницы — живое тело, неживое… Контейнер, мать ети!

В это время в правом кармане брюк противно завибрировал телефон.

Белозерский? Да, у нас всё готово.

Потом слегка ожившую от укола, но всё еще слабо соображающую Каролину чьи-то грубые руки затолкали в чёрную «Волгу», и она оказалась сжата с двух сторон людьми в штатском. Следом за «Волгой» с территории внутреннего дворика здания ФСБ выехала «Газель», набитая сослуживцами Ореста Фомича при оружии. Но до кирпичного завода, назначенного партизанами как место встречи, микроавтобус не доехал — свернул на полкилометра раньше и затаился в перелеске. Таково было условие Князя — один легковой автомобиль с каждой стороны.

Тайсон, как и в прошлый раз занявший позицию на вершине трубы заранее, доложил, что всё пока идёт по плану. «Волга» остановилась напротив заводских ворот. Через минуту навстречу ей вынырнула из-за поворота тёмно-зелёная «Нива» и лихо тормознула в семи шагах. Тайсон в своем гнезде припал к окуляру снайперской винтовки. На случай неожиданностей — боевой опыт приучил его страховаться. Задняя дверца «Нивы» отворилась, и из неё вышел Князь. Дверца «Волги» тоже приоткрылась, и из неё выглянуло озабоченное лицо Офшорникова.

Где генерал?

Предлагаю всем выйти из машины и держать руки на виду, — ответил партизанский командир. — Генерал у нас на прицеле, так что попрошу без глупостей.

Кряхтя от досады, Орест Фомич выбрался с заднего сиденья и подал руку Каролине. Следом вышли и остальные сотрудники.

Павел Карлович Потопаев на затёкших ногах вылез из «Нивы» и встал рядом с Князем.

Ну, что ж. Всё по честному, — Князь слегка дотронулся до генеральского плеча, — Вы свободны. Не поминайте лихом, генерал.

Каролина с трудом добрела до «Нивы» и почти повисла на руках Князя. Он усадил её в салон, на ещё не остывшее после генерала место. Там её сходу облапил Домкрат и принялся с медвежьей нежностью гладить по волосам. Медленно дойдя до «Волги», Павел Карлович обернулся на своих недавних тюремщиков. Лёгкая ностальгия промелькнула в его взгляде.

Эх, мне бы таких бойцов!

В салоне Офшорников сразу же засуетился. Достал из-под сиденья ноутбук и указал генералу на медленно движущуюся по топографической карте точку.

Товарищ генерал, это они. Принимайте командование. Бойцы на связи!

Секундное недоумение на лице Потопаева сменилось самодовольной начальственной улыбкой. Растёт смена!

В это время в небе раздался приближающийся рокот. Не сразу обративший на него внимание генерал в это время кричал в рацию:

Седьмой! Это первый! Беру командование на себя. Кто там у вас старшой — Останин? Ведём объект. Движется на запад в направлении деревни Шопино. Приказываю — догнать и уничтожить.

Он откинулся на сиденье набирающего ход автомобиля. Так-то. Хватит цацкаться. Отпартизанили, будя!

Снижайся! — скомандовала Хельга. — Видишь зелёную «Ниву»?

Пилот восьмиместного вертолёта скосил глаза на укороченный автомат, приставленный к его голове. Аппарат снизился и беременной рычащей стрекозой завис над, казалось, неподвижным автомобилем. Только леса по обочинам уносились назад, да пылевая завеса, взметённая винтом, заволакивала окрестности по ходу движения непроницаемой пеленой. Высмотрев удобную полянку, Хельга указала на неё вертолётчику.

Здесь сядь. Подберём попутчиков.

Пилот не преминул исполнить, и вскоре отряд вместе с Каролиной воссоединился на борту набирающей скорость винтокрылой машины.

Идея захватить для операции вертолёт принадлежала доктору Зло, теперь с самодовольной улыбкой поигрывающему пистолетом перед носом пилота. Хельга сразу же склонилась над своей матерью, которой снова стало плохо.

Элитный аэроклуб, расположившийся неподалёку от Шукляевской дачи, страшно злил доктора, постоянно засоряя радиоэфир своими не всегда цензурными переговорами. Вскоре он уже точно знал, сколько и каких машин находится на аэродроме и сколько в воздухе. Потом как-то ради интереса пригласил Хельгу прогуляться туда для разведки на местности. Там в кустах на краю лётного поля коварному доктору удалось разжиться от неё парой романтических поцелуев под рёв самолётных двигателей. Дальше этого дело, правда, опять не пошло. Но зато когда разрабатывали операцию по освобождению Каролины — первое, что предложил на военном совете доктор Зло — задействовать угнанный вертолёт. Идея понравилась, и Князь с улыбкой сказал:

Ну вот, вы с Хельгой и займётесь.

Накануне с вечера доктор позвонил в аэроклуб и, представившись заезжим бизнесменом, заказал на утро романтическую прогулку с девушкой на вертолёте по окрестностям. К назначенному часу машина была заправлена и готова к вылету. Пилот в ожидании богатой поживы вертелся возле. Остальное было уже делом техники.

Пыльное облако полностью закрыло видимость, так что шоферу генеральской «Волги» пришлось затормозить. Остановилась и нагнавшая их «Газель» с бойцами.

Капитан, где объект? — нервно спросил генерал.

Движется прямо на нас, — отрапортовал Офшорников. — С юго-запада через лес. Скорость 300 километров в час.

Ты сбрендил? Какие 300 километров?

Офшорников молча передал ему ноутбук. Маячок пеленгатора действительно с угрожающей скоростью двигался на них напрямую через лесной массив.

Сонька что ли, курва, в техническом отделе напортачила? — пожал плечами Орест Фомич. В это время со стороны леса в небе послышался нарастающий грохот. Пузатый вертолёт на бреющем пронёсся над ними и скрылся за вершинами сосняка. Генерал оказался ненамного сообразительнее своего подчинённого.

— За ними! — выкрикнул он. — Гранатомёты к бою!

Товарищ генерал, — осмелился возразить майор Останин, — в том направлении и дороги-то нет. Надо отследить их — и высылать войска.

Генерал поморщился. Делить славу с армейскими сапогами не хотелось. В то же время он понимал, что дальнейшее преследование улетевшего вертолёта по бездорожью — только потеря времени.

Согласен, — произнёс он. — Свяжите меня со штабом округа. А ты, капитан, — Потопаев грозно зыркнул на Офшорникова, — головой отвечаешь за слежение!

Есть, — скривился Орест Фомич, словно проглотил таракана. Про себя подумав: «Вот и спасай таких!» Генерал, поняв свой психологический просчёт, потрепал его по плечу и спросил, придав голосу служебной теплоты:

От чипа-то они не избавятся, как думаешь?

Вот уж это вряд ли, — самодовольно ухмыльнулся Офшорников и вкратце изложил ему суть своей выдумки.

Ну, ты и орёл… майор! — голос генерала прозвучал браво, но на лице промелькнула какая-то тень. Только сейчас он вспомнил, что его за час до операции тоже заставили проглотить три каких-то капсулы, дав запить тёплым чаем. Что бы это могло означать? Отслеживают его перемещения? Вечно эти партизаны на шаг впереди. Так хрен же им!

Поворачивай к городу, — приказал он водителю, — В Серый дом. У меня дела в администрации. Майор Шорников, операцию поручаю вам. Я буду координировать по телефону.

Есть! — гаркнул Орест Фомич, пересаживаясь в «Газель».

Пилоту было велено приземлиться на окруженный лесом пятачок невдалеке от трассы. Все вышли. Домкрат нёс на руках Каролину. Доктор Зло задержался в кабине.

Ты уж извини, брат, — обратился он к вертолётчику. — Обещал я тебе заплатить за экскурсию, да нечем. Хочешь — вот плеер возьми.

Да не надо — замотал головой пилот, вне себя от радости, что вообще остался в живых.

Послушайте, — вдруг окинул он доктора Зло любопытным взглядом, — а вы, получается, и есть те самые партизаны? В городе только про вас и разговору. А можно мне — ваш автограф? — и он протянул зардевшемуся от удовольствия доктору свой планшет и карандаш.

Ну, захотите ещё покататься — телефон знаете! Только спросите Семёна, Семён — это я, — крикнул на прощание пилот, включая двигатель.

Глава 24

«Нижний мир»… — отчаянно билось в голове Князя. «Пора уходить. Иначе нижний мир». Ему все казалось, за этими словами из Индигиной записки что-то кроется живое, конкретное. Неужели — просто конец и смерть?

Бабай! — окликнул он тихо, — ты знаешь, где нижний мир?

Все знают, — пожал плечами Бабай, грустно и деловито продолжая паковать в джип только самое необходимое. — Нижний мир под землёй.

Да, ты прав… А туда кто попадает? Одни мёртвые?

Говорят, и живыми попадают. Выйти только трудно. Борова здесь оставим?

Баба Нюра в монастырь идёт к Трифону. С собой хочет взять. Ты зачем эти кастрюли пакуешь? Оставь, в нижнем мире не пригодятся. Возьмём только оружие.

Бабай поглядел на него укоризненно.

Гриша! — подозвал пацана командир. — Тут такое дело, брат. Тебе придётся с бабой Нюрой пока пойти. Составишь ей охрану. Позже мы к вам вернёмся.

Я что, дурак совсем? — на глазах Гришки блеснули слёзы. — Какая охрана! Я с вами хочу! С дядькой Тайсоном! Где он, он бы меня не прогнал!

Григорий! Приказы не обсуждаются.

Где Тайсон? Это был действительно вопрос. На связь он после освобождения Каролины так и не выходил. И по телефону не отвечал. И теперь, когда доктор Зло обнаружил своим сканером jps-излучатель в теле Каролины, и последней битвы можно было ожидать в любую минуту, перед Князем стоял выбор — или принять бой здесь на даче и всем погибнуть, или рассредоточиться и пытаться спастись поодиночке. Но Домкрат и Хельга отказались покидать больную наотрез, доктор Зло проявил неожиданное рыцарство и заявил, что не оставит Хельгу. Из здравомыслящих людей оставался рядом один Бабай, который молча и деловито принялся паковать вещи в багажники двух джипов — «Хаммера» и зоринского «Ниссана».

На вопрос Князя, зачем он это делает, Бабай, как само собой разумеющееся, ответил:

Дача из бруса. Здесь как крысы в стогу сгорим. А в лесу сейчас приволье. В лесу веселей…

Он не произнёс слово «умирать», просто замолк и принялся деловито заправлять в пулемёт ленту. Возразить на это было нечего, и лишь немного жаль было не увидеться на прощание с Тайсоном. Ну, что ж — у каждого свой путь… И свой конец. Князь поднялся с крыльца, чтобы помочь Бабаю разобраться с оружием. Неожиданно нога его зацепилась за кротовую нору. Когда только успел подрыться под дом, паршивец! Тоже диверсант… Князь с любопытством обречённого стал разглядывать работу невидимого копателя. И тут в сознании его что-то щелкнуло и сместилось.

Доктор! — крикнул он совсем другим голосом.

Слушаю! — на привычные командирские интонации Зло с грохотом сбежал по ступеням.

А из-под земли сигнал берёт?

Смотря с какой глубины.

А если метров пять, и бетонный бункер?

Сдохнет с гарантией. Чип-то хилый. Китайцы клепают.

Общий сбор! Грузите Каролину, едем! По машинам! — команда была отдана не таким уж громким командирским голосом, но всё моментально пришло в движение. Через пару минут, обняв на прощание Гришку с бабой Нюрой, отряд, загрузившись в два чёрных джипа, мчался сквозь лес к трассе. Все ждали объяснений, но Князь всю дорогу хмуро молчал, и лишь когда им навстречу от города к даче промчались по шоссе три бронетранспортёра и грузовик с солдатами, снисходительная улыбка покривила его губы. Рука Хельги сунулась к гранатомёту, но он накрыл её своей ладонью.

Потерпи, поперед батьки в пекло…

Да куда ты нас тащишь? — не выдержала она, вырывая руку.

В нижний мир… Нам надо попасть в нижний мир.

Офшорников, приняв от генерала руководство операцией, решил, что скаться по земле ему теперь не пристало. Поэтому занял место в кабине десантного вертолёта, выделенного командованием округа. Он с интересом разглядывал бегущую внизу панораму и нервно теребил кобуру, чувствуя себя при этом не меньше, как русским Джеймсом Бондом. Хотя десантироваться сам, понятно, не собирался — на это есть люди. Ноутбук в руках неожиданно запищал. Точка указателя, уже больше часа назад застывшая на Шукляевской даче — (тогда его просто поразила наглость противника) — теперь снова пришла в движение. Удирают? Или это какой-то отвлекающий манёвр? Во всяком случае, наземные войска пока нет смысла дёргать. Пускай обкладывают дачу. Конечно, объект специфический, если сожжем — по головке не погладят… Ну, да свинья не выдаст — бог не съест! А сами полетим-ка следом за чипом.

Эй! Поворачивай! — крикнул он пилоту, — лети вдоль трассы к городу, но метров триста левее, чтоб не маячить.

Есть — вертолёт заложил крутой вираж, и спецназовцы в десантном отделении, матерясь, посыпались на пол и друг на друга.

Что у вас? — связался он с наземной группой.

Объект окружён, — отозвалась земля. — В окрестностях чисто, только какую-то бабку с идиотом пропустили. В монастырь, сказала, идут.

Зря пропустили. Ладно, начинайте переговоры. Предложите им сдаться. Мы на подлёте. Есть тут ещё одна тема…

Нагнать точку на дисплее удалось только, когда она уже пересекла мост. Так, к женскому монастырю путь держат… Что-то всех сегодня на святость пробило. В старых развалинах под монастырём у крутого берега точка наконец замерла. Офшорников помнил этот район — пустыри, трущобы да какие-то постоянные провалы грунта — того и гляди ногу сломишь. Старые сотрудники утверждали, что тут кругом подземные ходы, прорытые ещё монахами в незапамятные времена. Кое-что обнаружили и засекретили ещё при Сталине, входы, какие нашли, залили бетоном. В общем, тёмная история, и толком никто ничего не знал. Только краеведы изредка продолжали мутить народ сказками про подземный город да какой-то клад Гришки Отрепьева.

Вот над этим пустырём сделай круг! — приказал капитан пилоту, прикладывая к глазам бинокль. Ого! Два джипа — один с открытым верхом — виднелись сквозь кроны деревьев возле полуразрушенной старой стены. Да это же, никак, наши голуби! И что-то таскают из багажников. Двое… Трое… Вот ещё один!

Садимся, срочно! — скомандовал Орест Фомич. — Группа, к бою!

Да тут хрен ещё где сядешь! Одни колдоёбины! — отозвался вертолётчик. В это время Офшорников увидел в бинокль, как из джипа двое людей выносят что-то длинное. Один из них, на вид крупнее прочих, взгромоздил ношу на спину и направился к стене. Там, под стеной, в гуще кустарника, они все и суетились, то исчезая из виду, то появляясь вновь.

Ближе давай! — крикнул в охотничьем азарте капитан, выдёргивая из кобуры «Стечкина». Он открыл раздвижную дверь кабины и, свесившись, выстрелил в спину человека с ношей. Трудно попасть даже по такой крупной цели, как Домкрат, из движущегося вертолёта, когда ветер от лопастей режет глаза и, того и гляди, сам вывалишься. Ещё шагов десять — и скроется в кустах. Вертолётчик, поняв задачу, снизился максимально, чуть не цепляя шасси за кроны деревьев. Офшорников, скалясь, всё нажимал и нажимал на спуск, пока не кончилась обойма. Судя по тому, что гигант один раз дёрнулся, будто споткнувшись, попадание всё-таки было. Но это не помешало ему добрести до укрытия и исчезнуть следом за остальными.

Ладно, приземляемся, — приказал Орест Фомич севшим голосом. Далеко не уйдут.

Вертолётчик, выбрав удобную площадку метрах в ста, посадил машину. Группа по команде ринулась к провалу у стены, в котором скрылись партизаны. Офшорников, с пистолетом наперевес, бравой трусцой поспешал за ними. Когда цепочка бойцов поравнялась с двумя чёрными джипами, он вдруг перестал их видеть. В глаза полыхнула вспышка желтого света, а через секунду тугая волна воздуха со страшным грохотом отбросила его назад, на спину. Над ним пролетали запчасти и что-то ещё, кажется, фрагменты тел, а он лежал в каком-то нездешнем умиротворении, наблюдая их полёт в синем бездонном небе, и думал в свалившейся на него тишине о тщете всего сущего.

Из нирваны Ореста Фомича вывел писк рации.

Воздух, воздух, это земля, приём!

Воздух… Да, я воздух… — задумчиво произнёс он, ощутив себя воздухом.

Воздух, какие указания земле? — продолжал добиваться чего-то настырный голос земли. Капитан погладил ласковой ладонью грунт и рука напоролась на осколок стекла.

Земля. Что ты делаешь, земля? — проворковал он укоризненно, и стало вдруг обидно до слёз. За пораненную руку, вообще за всё, что творится скверного на земле…

Воздух! — орало в эфире, — Мы им предложили сдаться. Они открыли пулемётный огонь. Начинаю штурм?

Земля! Как ты жестока, земля! — спазмы перехватили горло, и Орест Фомич заплакал в эфир — громко, навзрыд.

Глава 25

Пустяки, как обычно и бывает, определяют всё. Тайсон на вершине трубы, зачехляя винтовку, случайно — чёрт под руку дёрнул — задел прикладом свой мобильный. Телефон кувырнулся в жерло трубы, оставив его без связи. Пришлось добираться до базы где на попутках, где на своих двоих. Последний участок от трассы до дачи шёл лесом. Подставляя лицо под ласковые лучи лесного солнышка, Тайсон на время расслабился и позабыл обо всём, слушая кукушку. Вспомнил, что надо было загадать, сколько лет… Но тут кукушка смолкла. Вместо неё со стороны дачи раздался искажённый деревьями лай мегафона. И следом за ним — две короткие очереди. РПК — определил Тайсон, припадая к стволу сосны. Ну, вот и капец. Штурмуют. А у него, как назло, ничего с собой, кроме «Макарова» и снайперского винтореза. Не лучший комплект для противодействия группе захвата. Крадучись, перебежками он вышел в спину атакующим. Дачная поляна была окружена тремя БТРами и цепью пеших десантников, залегших за кустами.

Сопротивление бесполезно! Вы окружены! — рявкнул в мегафон кто-то в краповом берете из башни ближнего бронетранспортёра. Тайсон торопливо расчехлил винтовку, вставил обойму и прицелился. С чердака дачи вновь коротко прострочил РПК. В ответ пока не стреляли, и Тайсон решился на безумную попытку. Положив винтовку на мох, он тихой тенью подобрался сзади к ближайшему десантнику и, прыгнув ему на спину, полоснул по горлу ножом. Перекатив, как бревно, обмякшее тело в кусты, быстро переоделся в его форму и завладел «калашом» с двумя запасными магазинами и подствольником. А вот это весьма кстати — он обнаружил в подсумке две осколочных гранаты и две — со слезоточивым газом. Снова взял «крапового» на прицел винтореза. Дождался очереди из чердачного окна — и под её прикрытием плавно нажал на спуск. «Краповый», всплеснув руками, выронил матюгальник и обвис на башне. «Со своими ведь воюю, чёрт! Дожили…». Бросив винтарь, Тайсон в четыре прыжка достиг БТРа и, ухватившись за скобу, с разбегу взметнулся по броне к телу. Лицо убитого показалось смутно знакомым, но сейчас было не до того. В башне почуяли неладное и попытались втянуть командира в люк. Он не стал препятствовать — только, выдернув чеку из слезоточивой гранаты, сунул её убитому за пазуху. Крышка люка захлопнулась за трупом — но через секунду раскрылась снова. Из люка повалил грязно-жёлтый дым и полезли, кашляя и матерясь, отцы-командиры. Тайсон, дав первому вылезти по пояс, свалил его ударом приклада по шее. То же он собирался сделать и со следующим — но тут в залегшей цепи заметили нештатное копошение на броне командирской машины. Стрелять никто не решался, потому что непонятно было, кто там свой, кто чужой, и что вообще происходит. Тогда, сориентировавшись, он подхватил подмышки лезущего из люка, ослепшего от газа майора.

Ну, чего застыли? Трое справа — ко мне! Не видите, майор ранен! — гаркнул командирским басом Тайсон, и пока подбежавщие бойцы спускали с брони раненых, натянул противогаз и змеёй скользнул в люк, не забыв крикнуть перед этим:

Была команда «Газы!»

Здесь, в задымдённой башне, у него появилось несколько секунд на обдумывание дальнейших действий. Была возможность, пользуясь неожиданностью, подбить второй БТР, а если повезёт, то и третий, прежде, чем десантники, сориентировавшись в ситуации, уничтожат его из подствольников. А следом — и тех, кто засел в даче. Отпадает. Тайсон сунул руку в нагрудный карман убитого и поднёс к глазам его удостоверение личности.

Щёлкнул тумблером рации.

Говорит подполковник Штин. Приказываю всем отступить на триста метров и окопаться в складках местности. По объекту будет нанесён ракетный удар с воздуха!

Он, надвинув на ухо краповый берет убитого им командира, высунулся из люка и дал отмашку:

Выполнять!

Проследив, как два БТРа развернулись и исчезли в гуще леса, а следом за ними потянулись цепи пеших десантников, Тайсон переместился на водительское кресло и втопил педаль газа. Машина устремилась к крыльцу дачи. Оставалось самое главное — чтобы не подбили свои. Так и есть — из окна второго этажа выглянуло рыло противотанкового гранатомёта.

Свои, мать-ети! — заорал он, срывая противогаз и размахивая из люка беретом, — Смерть партийным олигархам!

Над головой высоко просвистела кумулятивная граната, разорвавшись где-то за лесом.

Это кто это у нас такой меткий стрелец? — загремел суровый бас Тайсона над поляной, — Никак доктор хуев? А ну, сыпь все до кучи в корыто!

Через полминуты, скользя по громадному колесу, на броню вскарабкался Гришка, весь чумазый и в соплях.

Умостившись в кресле наводчика, он поднял сияющие глаза на Тайсона.

Я знал, что ты вернёшься. Я ведь тебя ждал…

Один, что ли?

Тяжёлая ладонь, поднятая было для затрещины, опустилась на штурвал. Машина, развернувшись на поляне, рванула сквозь лес, мимо опешивших десантников, окапывавшихся в ожидании ракетного удара с воздуха.

Куда это наш Штин почесал? — перемигивались бывалые бойцы, — Никак днище выбило. Стареет…

БТР оставили в лесополосе, не доезжая автобусной остановки. Для города машина была слишком приметной. На прощание Тайсон поцеловал подполковника Штина в остывающий лоб и прикрыл его лицо краповым беретом. Не воевали вместе, но слышал о нём в частях только хорошее.

Прощай, солдат. Это война.

Вскоре подошёл пригородный автобус.

Каролину похоронили в небольшой нише в нескольких метрах от входа. Пуля, пущенная из «Стечкина» с воздуха, вошла ей между лопаток, и смерть наступила почти мгновенно. Тело завалили камнями, потом, вернувшись ко входу, заложили заряды в стены лаза. Хельга сама подожгла бикфордов, выглянула напоследок, криво ухмыльнувшись на догорающий остов вертолёта — и, когда сработало, — вернулась из глубины пещеры с фонарём, чтобы удостовериться, что вход вместе с могилой матери завален породой намертво. Безрадостен оказался переход в нижний мир. Князь помнил по карте расположение некоторых ходов — и только. Когда-то в юности, брèдя тайнами и мечтая о карьере разведчика, стащил у отца из стола план подземелий. Этот лаз с пустыря, которым они сейчас проникли, был им тогда обследован — но упирался в завал. Тогда не было ни времени, ни средств, чтобы пытаться проникнуть дальше — он уехал поступать в военное училище, и напрочь забыл о лазе. Явно, кроме него здесь успел побывать не один десяток любопытных — с тем же успехом. Нужно было пробиваться через завал. Слава Богу, взрывчатки имелось достаточно. Не хватало Тайсона с его филигранным опытом подрывника. Хельга, конечно, заложит шашки — мало не покажется. Вот только как бы всё перекрытие не рухнуло после такой работы…

Домкрат!

Чего тебе? — раздалось в ответ глухое недоброе ворчание. Да, здесь сейчас надо поделикатнее…

Домкрат, Каролину не вернуть. Нам нужно пробиваться дальше.

Ну и хули? — в свете факелов фигура сидящего в гòре на полу гиганта приобрела циклопические очертания.

А то, что работать надо, а не слюни пускать! — крикнула на него Хельга, хватая лом и пытаясь поддеть им неподъёмную известняковую глыбу. — Цаца какая!

Поняв, что глыбу ей одной не своротить, направилась к Домкрату, расстёгивая пуговицы на груди.

Что — титьку тебе дать? На, приложись! — в свете факелов рельефно обозначилась её круглая молодая грудь, дерзко выпятившись в лицо печальнику. Домкрат молча поднялся и перехватил из её руки лом. Через час общими усилиями завал был разобран. Там, за ним, зиял такой же опасный мрак и пахло плесенью. Батарейки фонарей надо было беречь, поэтому накрутили факелов из тряпья и солярки. Впереди узким тоннелем, выложенным кирпичной кладкой, протянулся на бог весть сколько километров во все стороны — нижний мир.

Глава 26

Ну, и — таки что, герр Клаус, мы всё решили? — дяди-Наташин толстый указательный палец с алмазным перстнем медленно покачивался перед глазами господина Карпенштоффеля. Немец стряхнул с себя невесть откуда накатившую дрёму.

Йа! Ихь желать панцер! Унд айне фройляйн битте. Бистро, шнелль! — жирные губы растянулись в улыбку — типа шутка.

Йа, Йа! Дас ист квас! — Натан Соломонович сделал ручкой, и эскорт-девчонки в мини-сарафанах топлесс бледной красногубой молью впорхнули в кабинет. Отработав экспресс — лесби — программу «Во поле берёзонька стояла», одна из девок юркнула на колени герра Клауса и обвила его апоплексический загривок наманикюренными пальчиками. Немец впился в нежную шейку и поплыл… Пальчики рванули молнию ширинки и приступили к действу. Сквозь сладкий полусон ему мерещился отцовский Т-34 под номером 819, затаившийся в подстриженных кустах перед особняком, с нежной блондинкой в нацистской форме за штурвалом… О, какие губки! Йа! Йа! Фойер!!! Йа! О-о-о, майн либер фюрер!!!

Короче, — произнёс Натан Соломонович, когда герр Клаус кончил. — Танк ваш готов. Пришлось-таки попотеть. Таких подъёмных кранов на 30 тонн в городе нема, так что до железнодорожной платформы игрушка пойдёт своим ходом. Сейчас наши специалисты над этим работают. Для общественности спишем всё на день города. Это то, что вы хотели?

Йа! Ви есть кудесник! — герр Клаус налил себе минеральной водички без газа. Дал по попе арийской фее, чтоб слиняла. Жизнь налаживается!

А теперь — баня! — хлопнул в ладоши дядя Наташа. — Там и обсудим детали…

Ох, и попарились!

В городе Тайсон с Гришкой остановились у сослуживца Лёхи. Благо, жена с детьми свалила к маме.

Типа, сын что ли? — только и спросил Лёха.

Нет, типа дух святой.

А, ну так бы и говорил. Бандит… — он потрепал Гришку за рыжие вихры.

Выпито было крепко. В процессе Лёха рассказал городские новости.

Прикинь, Колян, танк увозят на реставрацию. Какая к херям реставрация? Писец, ворьё! А ещё у нас партизаны в городе завелись. Фотки расклеены на всех остановках. Князь какой-то, и блондинка с ним — ништяк, между прочим, девочка. Пойдём, покажу — раздухарившийся Лёха выволок Тайсона на улицу — и действительно, на ближайшей автобусной остановке красовались фото Хельги и Князя с подписью: «Их разыскивает ФСБ. Каждый сообщивший достоверные сведения о данных лицах получит…». далее было жирно замазано маркером и дописано: «осиновый кол!»

— Ну, и сам-то что об этом думаешь?

Семья у меня, Игорич. А так бы, конечно… И думать нечего, давно пора. А, ладно! Давай по пиву лучше! А кстати, я не с ней тебя тогда в казино видел? — хитро прищурился лысый, с наметившимся животом Лёха, — Когда Зеелова грохнули? Понял, молчу! Девушка, нам две «Балтики». И «Сникерс» для мальчонки…

Поздно вечером Тайсон решил прогуляться до танка. В темноте издалека были видны синие вспышки — разваривать люки было приказано ночью, чтобы не возбуждать лишний раз толпу. Тайсон легко взбежал по наклонному пьедесталу и очутился на броне. Похлопал по плечу сварщика.

Эй, труженик! Отвлекись, скажу чего.

Квадратная маска поднялась на лоб, из-под неё показалось недовольное лицо старика с рублеными морщинами на маленьком лице. Тайсон извлёк из-за пазухи непочатую бутыль водки «Немирофф», и морщины тут же распустились хитроватыми лучиками.

Слышь, отец, я тут проездом в вашем городе. Выпить ну абсолютно не с кем! А тут, смотрю, ты трудишься…

После первого стакана Корифеич — так звали в народе старика — уже не стесняясь поносил власти последними словами и выкладывал ночному собутыльнику подробности своей миссии. На заводе — уже третий месяц отпуск без содержания, а тут шабашку предложили. Стыд и позор, конечно — а куда денешься с голодухи. А ведь он сорок пять лет на этом заводе бессменно, и танк этот с закрытыми глазами может по винтику разобрать и собрать… А теперь погрузят нашу тридцатьчетвёрку-ласточку на платформу — и сгинет она в неизвестном направлении…

Эх, в партизаны бы пошёл, ей-богу! — крякнул Корифеич после второго стакана, — я хоть на восьмом десятке, а ещё сгодился бы. У нас под заводом, кстати, сталинский бункер имеется — на случай ядерной войны. Так там и консервов, и всякого боеприпаса — тонны. Всё паутиной заросло.

Что, и к танку этому найдётся, чем стрельнуть?

Смеёшься? Тридцатьчетвёрку ж специально строили под стандартный боеприпас! Снаряды 76 мм к дивизионной пушке 1902–1930 г. Два пулемёта — курсовой и спаренный — калибра 7,62. Калибру этому — больше века! Да этого добра там — как говна за баней.

Проговорили со старым мастером до утра. Добраться до сталинского бункера даже с территории завода было непросто. Но у Корифеича имелись свои ходы на это дело. 45 лет на заводе — не пёс поссал. Так что Тайсон, поручив старику помимо ходовой части привести в порядок боевую, сам отправился по начерченному им плану под землю. Путь его лежал через обычный люк городской канализации. До дня города оставалось ещё двое суток. Было время, чтобы всё подготовить. Мучил один вопрос — куда подевался отряд?

Последние три банки тушёнки были давно съедены и загрызены всухомятку лапшой «доширак», и в животах урчало. Они пробирались уже который час по переплетению подземных ходов, стараясь держаться по компасу основного направления — на север. Там, как следовало из плана старого князя Белозерского, монастырские ходы имели сообщение с городской канализацией. Вода — единственное, в чём не было недостатка. Она сочилась из стен и потолка, местами пробиваясь сквозь кирпичный свод тонкими струйками. Временами то один, то другой из партизан отставал, чтобы припасть губами к такому родничку. Под ногами то и дело сновали по своим делам огромные белошёрстные крысы.

Ничего, без мяса не останемся, — попытался приободрить своих спутников доктор Зло. — Можно поохотиться.

Как бы они на тебя не поохотились, — ответила Хельга, брезгливо пиная тяжелым ботинком жирную хвостатую тварь. Тонкий визг и шмяк об стену.

С чего-то же они тут разжирели? — задумчиво произнёс доктор. — Жаль, Индиги нет. Она бы с ними поговорила, где жратву берут.

Крысы жрут даже оплётку кабелей. Тебе она вряд ли будет по вкусу. Хоть ты и доктор Зло…

Были бы кабели, — доктор обвёл факелом стены, — каждый кабель куда-нибудь ведёт. А в этом лабиринте — только и ждёшь, что из-за угла выскочит какой-нибудь Ментозавр.

Стойте, братцы! — Князь, шедший впереди, просигналил факелом. — дальше хода нет.

Подойдя, они увидели, что подземный ход упирается в более свежую, явно выполненную второпях на цементном растворе, кладку. Домкрат, размахнувшись, ударил в стену ломом. Откололся лишь краешек силикатного кирпича.

Придется взрывать, — констатировал Князь. — Хельга, покажи Домкрату, где долбить шурфы. Да смотри, не переусердствуй с пластитом.

Через полчаса работа по закладке зарядов была закончена, и все удалились вглубь пещеры, опасаясь обвала. Хельга подожгла запал.

На счёт один затыкайте уши! — скомандовала она. — Три. Два. Один. Поехали!

Когда дым немного рассеялся, в мутном свете факелов открылся новый подземный ход. Но выглядел он совсем по-другому. Вдоль бетонированных стен тянулись кабели, там и тут под потолком тускло мерцали лампочки в металлической оплётке. Из большого квадратного помещения вело куда-то несколько массивных бронедверей.

Домкрат, а ну-ка наляг! — Князь указал гиганту на круглое штурвальное колесо, торчащее из ближней двери. Домкрат крякнул, шея его налилась кровью и он с усилием провернул заржавленное колесо. Дёрнул дверь на себя — но что-то изнутри не пускало. Тогда он упёрся в косяк ногой и дёрнул на себя вполсилы, двумя руками. Дверь распахнулась, и из помещения под ноги им следом за дверью кубарем выкатился какой-то человек. Или не человек? Существо, короче. Все на секунду замерли от неожиданности, а нечто, воспользовавшись этим, ужом юркнуло в боковую нишу и затаилось там в полумраке. Под сводами раздались нервные щелчки предохранителей. А Домкрат с мужицкой хитростью ввалился в открытое им помещение, и только прикрыв дверь, сдёрнул с плеча ручной пулемёт и осторожно выглянул в щёлку.

Глава 27

Когда они, под руководством нежданно обретённого Тайсона, волоча ящики с боеприпасом, выбрались на поверхность, стояла безлунная ночь. Ночь перед Днём города. Хельга, подтянувшись из люка, отпихнула коленом руки услужливого доктора Зло, встала на асфальте и, расправив плечи, вдохнула всем телом свежесть летней ночи. Яблони цветут — или уже липа? Никогда не различала все эти тонкие запахи… Слегка закружилась голова. Не хватало только пения цикад — видимо, ареал этих тварей южнее. Ничего. Работаем. Она сунула руку за пазуху и извлекла оттуда старенький мобильник, перетянутый изолентой. Её палец с облезшим маникюром замер над кнопкой…

Домкрат!

Чего? — отозвался гигант, не поворачивая головы от тяжёлых ящиков, подаваемых ему из-под земли.

На секунду. Это тебя касается, — она дала ему импровизированный пульт. — За Каролину. Жать сюда.

Домкрат глянул на неё дремучими медвежьими глазками снизу — и, распрямившись, принял в ладонь пульт. Он вдавил кнопку в корпус и растёр её так, как будто бы раздавил пакостное насекомое. И машинально сунул мобильник в урну.

Взрыва они, разумеется, не услышали. Его и не было, как такового. Просто спавший на диване с причмокиваниями генерал-майор ФСБ П.К.Потопаев разлетелся с глухим хлопком по стенам спальни кровавыми мясными ошмотьями. Ни жены, ни Аллочки при этом акте, к счастью, не присутствовало, а горничная была в честь Дня города отпущена на все выходные… Сын покойного учился в Гарварде, и в момент хлопка ничего не ощутил. Хельга обвила руками могучую шею Домкрата и всхлипнула. Тяжёлая лапища нежно погладила её по позвоночнику. Доктор ревниво наблюдал — не опустится ли ниже положенного.

Уснули там? — раздался из люка недовольный бас Тайсона.

И дяде Наташе в эту ночь неважно спалось. Хренов немец, приняв все условия, выторговал себе одно право — проехаться на купленном им танке по городу. Вот же клинит людей от бабок. Типа, если уже в России — то всё можно. Здесь мы, типа, уже и не люди… Ладно — Натан Соломонович смекнул и живо увязал всё в приемлемую всем схему. На День города танк съезжает с пъедестала и делает круг почёта по площади. Мол, броня крепка, и всем дадим отпор. Потом движется к товарной станции, и там без всякой помпы грузится на ж/д платформу. Немец получает свой кайф, дядя Наташа — лавэ, а те, кому нужно — откат. Народ имеет своё моральное самоудовлетворение. Аллес, как говорится, абгемахт.

Борису Николаевичу Бодунову вечер достался тяжелей. Сегодня он достоверно узнал, что Полина Бодунова-Гопсман, жена и хранительница очага, имела в течение последних двух лет устойчивую половую связь со своим персональным охранником — Юлей Мизгирь. Что было вполне подтверждено фото и видео документами. Мизгириха, как выяснилось, за это время на Борины бабосы сумела отстроить себе хоромы не только здесь, в Среднепальцево — это бы ещё куда ни шло — но аж ещё и в Черногории. Что уже не шло никуда. «Нету такой страны! — бушевал наедине с собой Борис Николаевич, — Когда я фарцовать туда от комсомола ездил, была Югославия! А это что за хрень с бугра? Растопчу Мизгириху! У-у-у, твари!!! Жидовня!»

Полина нарисовалась в три утра, усталая. Сказала, глядя мимо:

Расстегни мне молнию. С утра пусть подгонят «Лексус». В Сером доме надо быть.

Что такое? — Боря дёрнул, и молния на платье заклинила.

Новый губер, кажется. Всё, Бобик, я спать… Я так устала…

Утро выдалось туманным, предвкушая жару. Культурная программа в честь Дня города, приуроченного в целях экономии бюджета к Дню независимости России, была назначена на десять часов, но милиция уже во всю принимала свои меры. Въезды на площадь Конституции были перекрыты барьерами и постами по-парадному одетых и выбритых милицейских. На эстраде у театра громоздили аппаратуру — ожидался концерт. Говорили, что за бешеные бабки из Москвы выписан сам Михаил Задротов и группа «Страпон» с Еленой Барковой. Но ждали даже не их. По сарафанному радио передали, что на площадь въедет танк с постамента, и что-то будет. Ни менты, ни любопытствующие не знали, что — но кучковаться начали загодя. Неформальные группировки, от коммунистов до геев, были уже наготове со своими лозунгами. Шло ленивое переругивание. Впрочем, до драки не доходило.

В это время по перекрытому для движения Первомайскому проспекту приблизилась к постаменту легендарного танка Т-34 кавалькада. Два ментовских «форда» с мигалками окружили памятник, а из представительского «мерса» вылез нелепый приземистый человек в НАТОвском камуфляже и с красной бейсболкой «Тетра трэш энд-черри» на голове. Он отстранил лёгким мановением руки сопровождающих и сделал шаг на пьедестал. Замер в картинной позе — но никто его не сфотографировал. Тогда герр Клаус деловито поднялся наверх и поставил жирноватую ногу на каток танка. Поискал, за что бы здесь ухватиться.

Давай клешню, перец-колбаса! — навстречу ему сверху протянулась мозолистая рука танкиста. Карпенштоффель был затянут на руках в башню и принялся озираться. Внутри машины оказалось тесно и неприглядно, воняло смазкой.

Комманден зи! — ткнул его в бок сосед по башне, худощавый русский со шрамом через щёку, — Шнель! — Герр Клаус вынырнул из люка и вскричал:

Пойехалли!

После чего его затянули назад в люк, и крышка над ним захлопнулась с нехорошим металлическим клацем. Профырчал, заводясь, дизель. Потом под герром Карпенштоффелем взревело, и он опрокинулся на спину.

Из выхлопных труб памятника вырвались два чёрных клуба перегорелой соляры, потом он зарычал и пополз со своего, казалось, вечного прикола вниз. Дяде Наташе и всем сопровождавшим его лицам показалось, что происходит нереальное — с таким же успехом мог бы шагнуть вперёд со своего постамента гранитный Владимир Ильич перед Серым домом. И прошагать по площади шагами командора. Но танк неожиданно легко спрыгнул с бетона на общенародный асфальт и, снеся пару секций чугунного бордюра, крутнулся на правой гусенице.

Во даёт, фриц! — не выдержала душа милицейского водилы-старлея. — Что значит — культура!

Танк фыркнул ещё раз, как рассерженный стальной зверь, и начал надвигаться.

Стоп! Ха-а-альт! — запоздало завизжал дядя Наташа, чувствуя, как по брюкам потекло горячее. Бампер хряснул. За ним сперва капот, а следом и кабина «форда» со всем её содержимым были вмяты в асфальт и остались в нём навеки расплющенной лепёшкой — всё в течение доли минуты. Боевая тридцатьчетвёрка, «ласточка в танковых войсках», как её величали в своё время военспецы всей Европы, ринулась, проминая асфальт Первомайского проспекта, со штатной скоростью в сорок три километра в час, держа курс к Серому дому правительства области.

Мне сразу этот фриц не понравился! — орал в рацию капитан из второго «форда». — Что? Остановить? Чем я, по-вашему, его остановлю? Свистком? Или, может, полосатой палкой? Это танк, товарищ подполковник. Что? Да пошёл ты! Мудак! — и «форд» благоразумно свернул и продолжал преследование уже по параллельной улице. Жизнь себе дороже.

Между тем на площади нарастало беспокойство. Группа молодёжи во главе с коренастым узкоглазым юношей с крашеными волосами спешно растягивала перед Серым домом плакат: «Экстремизм не пройдёт»…

Прошёл!!! Как ржавые вёдра, всхлипнули жалобно под гусеницами сгрудившиеся перед кормушкой Серого дома «ауди» и «мерсы» с блатными номерами «555» и «777», превратившиеся разом в кучу металлолома для бомжей. Завизжала какая-то бизнес-вумен, выбрасываясь из светло-серебристого, большого, как сарай, джипа на мостовую. Прянула в стороны толпа, давая дорогу наступающей победоносной броне. Танк крутанулся на левой гусенице и замер, уставив хобот орудия в свинцовый сталинский фасад здания Правительства области. Слегка хищно повёл башней справа налево и обратно.

Давай! Хуйни по ним! — взвизгнула из толпы, подпрыгивая и выбрасывая в воздух кулачки, густо накрашенная девчонка-малолетка. — Огонь!

И тут с народом произошло что-то малопонятное. Старики-пенсионеры с красными бантами в петлицах сталинских ветхих плащей, юноши с дредами, в необъятных рэпперских штанах, молодые дамы, косящие под еврогламур, пьяненькие пэтэушники, только что вчера из района, и солидные мужчины с доцентскими папками — все, все, даже несколько неокрепших милиционеров — вдруг набрали полную грудь воздуха, и выдохнули хором, скандируя:

Огонь!

Огонь!!

Огонь!!!

Тайсон перемигнулся с Карпенштоффелем, бледное лицо которого, казалось, обтекло куда-то книзу, как парафин.

Ну, что, любезный? Народ требует. Заряжай.

Герр, сам не свой, всунул снаряд в дуло. Клацнул затвор. Башня поехала влево.

Это есть что ми себе позволять? Культурпрограмме?

Не бзди, фриц! Заделаем культурно.

Первый выстрел, как и первый блин, впрочем, вышел комом. От гранитного памятника Ленину после попадания осколочно-фугасного снаряда калибра 76 мм отскочила, как мяч, метровая каменная башка и со свистом врезалась в паркующийся сбоку от здания администрации красавец «лексус». Фарш с вкраплениями железа и стекла — вот и всё, что внезапно осталось на этой земле от Полины и Бориса Бодуновых. Асфальт им да будет пухом! Возможно, их сексуально-имущественные разборки и продлятся там, где они нежданно сами для себя очутились, покинув нас. Как знать. Не нашего с вами это, читатель, ума дело. У богатых свой бог. Каменная башка же унеслась, сметая всё на своём пути, вдоль улицы Дерендяева, и очнулась только в разросшемся над оврагом кусте крапивы. Чем весьма удивила пристроившегося там, по обыкновению, погадить алкоголика Бубнова. Подробности диалога с ленинской головой не разглашаются. Известно лишь, что Бубнов сразу после этого завязал с суррогатами, а вскоре и вообще помер.

А башня танка между тем слегка сместилась влево. Клаусу перископа, понятно, никто не давал, так что он заряжал вслепую, вообще не соображая, что происходит снаружи.

Бронебойный подкалиберный! — командовал Тайсон, и Клаус почему-то его понимал. Подавал всякий раз то, что нужно. В верхнем, четвертом этаже Серого дома что-то проломилось и ухнуло. Оттуда повалил чёрный дым.

Ещё! Ещё давай! — визжали в толпе. И Тайсон давал ещё! Вскоре весь фасад Серого дома пылал, и взрывы заволакивали небо чёрной пеленой.

Глава 28

Прибывший в город свеженазначенный либерал-губернатор Никифор Черных был немало удивлён, что на вокзале его никто не встречает. Добравшись до своей новой резиденции на такси, он застал там картину, достойную определения классика. Это был во всей своей суровой красе — русский бунт, бессмысленный и беспощадный.

Танк последним снарядом шибанул по нижнему этажу — там, где был вестибюль с ментами и разные регистрационные канцелярии. Несколько серых крысиных силуэтов в ментовских кепарях выскочили с бокового выхода и принялись поливать толпу из автоматов. Послышались вопли раненых. Князь взялся за гашетку курсового пулемёта. Дал длинную. Крысиные попадали, застыв серыми кучками на асфальте. Больше со стороны противника никто не стрелял. Толпа, окончательно распалённая дымом и кровью, ломанулась всей массой к неохраняемому никем главному входу.

Следом за ней, на её плечах, в здание ворвались и подоспевшие ОМОНовцы. Началась кровавая вакханалия. Наиболее жирных и узнаваемых слуг народа выволакивали из кабинетов и тут же топили в сортире, добивая обломками чего придётся. Те, что поплоше, отделывались выбитыми зубами и свороченными челюстями, и человеческое стадо мчалось дальше, растекаясь по коридорам и этажам. Заму по сельскому хозяйству Бабосюку прямо на рабочем месте вогнали в задний проход древко пролетарского красного знамени, а несколько ни в чём неповинных техслужащих были просто растоптаны в коридоре бегущей толпой. Старик Корифеич умер, как и мечтал — в бою, вцепившись почерневшими от работы узловатыми руками в зоб предсмертно хрипящего под ним и дёргающего обгаженными ногами Понтилея Шурпо. Испуганно моргавший узкими глазками Артём Курбатов видел, словно в каком-то кошмарном триллере, как череп старика был расколот надвое отточенной сапёрной лопаткой подоспевшего ОМОНовца. Окоченевший правозащитник отделался пинком тяжёлого берца в зад. Поняв, что так просто с толпой не сладить, каратели натянули противогазы, и в коридоры администрации был пущен газ. Впрочем, до подвального этажа он пока не успел добраться.

Все на месте? — Хельга обвела глазами задымлённый бункер. — Тайсон где?

Оставим ему дверь открытой, — предложил Бабай, — нам пора уходить, Индига ждать не может.

Ты с ней говорил, что ли? — повернулся к нему удивлённый Князь.

Она со мной. Ночью. Она покажет дорогу.

Ладно, Тайсон не маленький, сам выберется. Уходим.

Они по одному просочились в приоткрытую неприметную дверь, за которой скрывалась другая — мощная, блиндированная, со штурвалом. Оставив двери незапертыми, партизаны устремились по слабоосвещенному коридору, и через какое-то время снова были в том же сталинском бункере, где накануне встретились с Тайсоном. Сзади послышался какой-то нарастающий шум, топот и звуки команд. Явно сюда двигалась группа преследователей.

Туда! — Князь махнул рукой в сторону взорванного пролома, и они ломанулись в полной темноте туда, откуда пришли прошлой ночью — в лабиринты монастырских подземелий. Давя крыс, спотыкаясь и сворачивая наощупь в какие-то закоулки, они окончательно потеряли всякие ориентиры и, обессиленные, остановились передохнуть. Только слабый луч карманного фонарика Князя обегал беспомощно стены. Подземелье здесь расширилось, своды его скрывались где-то вверху, и луч до них не доставал. Очевидно, это была какая-то естественная пещера, выточенная за тысячелетия грунтовыми водами в мягком известняке. Переведя дух и удостоверившись, что оторвались на время от преследования, партизаны двинулись дальше, совершенно не представляя себе ни цели, ни маршрута своего движения. Вдруг луч фонарика, упав под ноги, вместо того, чтобы скользнуть вглубь круглым пятном, рассыпался дрожащими бликами. Князь не сразу понял, что впереди — водная преграда.

Что за гамсахурдия! — выругался Домкрат, сделав шаг вперёд и погрузившись по колено в ледяную воду. В это время сзади снова послышался шум — похоже, преследователи настигали.

Живо, Хельга, доктор направо, остальные за мной! Ищем обход, — скомандовал Князь, и кинулся налево. Через несколько десятков шагов рука его упёрлась в глухую стену. Он в отчаянии шагнул в воду — но со второго же шага скрылся под ней с головой. Вылез, отфыркиваясь, и побежал, обсыхая на ходу, обратно. Вскоре он наткнулся на такую же мокрую с ног до головы фигуру доктора Зло, который со злобой пинал ногами такую же отвесную стену. Западня!

Шум преследования тем временем приближался.

Ледяная. Не переплыть, — констатировал доктор, — да и куда плыть-то?

Ну что ж. Значит, примем бой здесь, — пожал плечами Князь, принимая из рук Бабая свой автомат. Но тут какой-то тихий мерный плеск раздался со стороны подземного озера. Сначала они подумали, что им это чудится, но всплески явно приближались. Князь направил фонарик на водную гладь, и вскоре в его луче зачернела, скользя к ним, лодка. Кинувшись в воду, Князь, боясь, что видение исчезнет, ухватился за скользкий деревянный борт.

Не торопись так, — произнесла из лодки Индига, — мы ещё успеваем.

Изумлённые партизаны в доли минуты очутились в лодке и Домкрат, мощно оттолкнувшись ногой от берега, разом послал ветхое судёнышко чуть не на середину водоёма. Бабай сел на вёсла, и вскоре они уже приближались к противоположному берегу. Оттуда, где они только что были, раздался возмущённый командирский мат, отфыркивание и топот бойцов. Луч фонаря зашарил по глади, но до лодки он уже не доставал. Тонкое лицо Индиги загадочно отсвечивало в сиянии нестерпимо жёлтых глаз громадного волка, магическим изваянием застывшего на корме.

А как же Тайсон? — спросил Князь, когда они причалили.

Не беспокойся за него, он спасётся, — ответила Индига. — У каждого свой путь.

А над городом сгустилась неведомо откуда чёрная туча, порыв урагана смёл с площади следы недавнего бунта, валя деревья и рекламные щиты и сворачивая в трубочку крыши зданий. Хлынувший следом ливень помог пожарным погасить пожар в здании администрации, откуда долго потом ещё вывозили мёртвых и раненых. Говорят, что многие тогда видели среди туч очертания волка и девушки, скачущей на нём верхом в орудийных разрывах грозы. А когда выглянуло солнышко, из застывшего посреди площади танка извлекли нелепо улыбающегося Клауса Карпенштоффеля и отправили в СИЗО. Нашлись свидетели, подтвердившие, что это немец учинил бойню на площади. Ну, да у нас всегда найдут крайнего. На самом-то деле во время обстрела он от испытанного шока и недоумения просто-напросто уснул в башне, и ничего даже толком не видел.

Прошло время. В удалённом Николо-Белозерском монастыре появились неведомо откуда два новых послушника. Один — невысокий, крепко сбитый мужчина лет сорока со шрамом через щёку, второй — рыжий вихрастый мальчонка. Отцу Трифону новенькие приглянулись — оба молчаливые и работящие, старший отстаивал все службы и много молился. Вскоре они уже пели на клиросе, у мужчины оказался дивный глубокий бас, и Трифон про себя решил, что рукоположит его со временем в диаконы. Только баба Нюра, трудившаяся при храме, узнала было их и, всплеснув руками, чуть было не села на пол. Но отрок Григорий, хитро подмигнув ей, приложил палец к губам — и старушка, придя в себя, сделала вид, что они отродясь незнакомы. Так примерещилось что-то, бес попутал.

Однажды по осени, охотясь в Верхопышемских лесах, неразлучные Бабай с Домкратом, выйдя из-за кустов, спугнули нелепую фигуру в длинной женской юбке и засаленной кофте. Существо глянуло на них дико — и умчалось отнюдь не женскими громадными прыжками в чащу.

Йети? — обеспокоенно спросил друга Домкрат.

И мать его йети, — спокойно ответил Бабай. — Не слыхал разве? Мужики его Прасковьей прозвали. Встречают иногда в лесу, но он сразу убегает. Говорят, что встретить его — к деньгам. Только никакая это не Прасковья, а сам Кузякин. Хозяин здешних мест. Вначале-то он пробовал к людям выходить, но когда огрёб пару раз по-хорошему — затаился, теперь живёт в лесах, одичал. У Чарушихи с верёвки юбку спёр, теперь стал типа Прасковья.

А живёт-то чем? — удивился Домкрат.

Ну, как у диких принято — охота, собирательство, палка-копалка… С огородов подворовывает. Но бабы его не гоняют, наоборот, говорят, если он к кому в огород заберётся — это к богатству. Тёмный народ… — с неожиданной грустью закончил Бабай и сдвинул на ухо тюбетейку.

Тем временем на солнечном Кипре в мусульманском квартале города Ларнака прошло время дневного намаза, и почтенный торговец книгами одноглазый Абдулла расположился на террасе своего дома с чашечкой кофе и Кораном, лениво оглядывая снующую внизу пёструю толпу приезжих. Абдулла, хотя и поселился здесь недавно, успел приобрести репутацию человека учёного, рассудительного и милосердного, всегда готового прийти на помощь ближнему. Среди приезжих дам он тоже пользовался повышенным вниманием благодаря своей интересной внешности и лёгкой печали, казалось, навек застывшей на его строгом, тонкой лепки, лице. Внезапно чашечка кофе в смуглых пальцах почтеннейшего дрогнула и пролилась на раскрытый Коран, а его единственный глаз широко полез из орбиты. Внимание его привлекла казалось, ничем не выделяющаяся из толпы интуристов парочка. Они проходили, обнявшись, под самой террасой, и Абдулле было слышно каждое слово.

От Князя письмо пришло по электронке, — говорил лохматый нескладный юноша в очках своей спутнице.

Как он там? Всё в Лондоне? — с интересом повернула к нему стриженую голову рослая блондинка, отдалённо похожая на Уму Турман.

Нет, отправился на яхте в одиночку куда-то на Папуа.

Вот неймётся человеку! — капризно тряхнула волосами Хельга и отстранилась от своего спутника, — а мы с тобой всё по какой-то Средиземной луже шляемся.

Так ведь свадебное ж путешествие! — обиженно пожал плечами доктор Зло. — И вообще, скажи лучше спасибо Кучелапову. Если бы не его миллионы — мы бы вообще где-нибудь в кафе посуду мыли…

Абдулла Полит-задэ отставил чашечку с кофе и задумчиво обтёр рукавом заляпанный Коран.