Паруса для Марии

Пролог

Июнь 2015 года

Мари

Мари нетерпеливо посмотрела на часы. Лететь оставалось не больше пятнадцати минут. В Петербурге ее должен встретить представитель DartGlobal и препроводить в гостиницу. А завтра будет сумасшедший день. И, если вдуматься, то именно от этого дня зависит вся ее дальнейшая жизнь. Это все было подобно испытанию на прочность характера. Выдержит – не выдержит. Иногда она не выдерживала – срывалась. После смерти отца. Пока тот был рядом, считала, что многое может пережить. Теперь переживать стало труднее. Потому что она просто не знала, как поступить. И спросить было не у кого.
«Это не женское дело. Ты девчонка еще! Тебя съедят и не подавятся, Мари! И будут правы!» - возмущенно восклицал Ральф, провожая ее в Россию.
«И ты бы съел?» - сдержанно улыбаясь, спросила Мари.
«И я», - мрачно отвечал он. Мари смеялась и целовала его сурово сжатые губы, прекрасно понимая, что он говорит правду.
Между ними было так принято много лет. Молчаливая договоренность не лгать ни при каких обстоятельствах. Их отношения были ровными и спокойными. Он по-прежнему предлагал ей свою помощь в бизнесе. Она по-прежнему намеревалась спасти DartGlobal самостоятельно. Он давно считал, что поможет только слияние компаний, она усердно сидела ночами в головном офисе, полагая, что вытащит все на своих плечах. Он с завидной регулярностью звал ее замуж. А она соглашалась только на регулярный секс. Пожалуй, и все. Другая связь между ними ее не интересовала. Но на обложках журналов светской хроники вместе они смотрелись… эффектно.
- Госпожа д’Эстен, добро пожаловать в Россию! Машина ждет у входа в аэропорт, - проговорил молодой человек, встречавший ее в Пулково, на ходу подхватывая багаж. Легкий акцент в почти идеальной немецкой речи заставил ее чуть улыбнуться. Она всегда улыбалась, если была растеряна. Не плакать же, ей-богу, оттого, что этот акцент напомнил ей о том, что было много лет назад. Было и не сбылось.

Михаил

В конторе БалтТраста было катастрофически тихо. Собственно, какая-то катастрофа действительно надвигалась на компанию уже не первый месяц. Когда на прошлой неделе Зимин вернулся из очередного рейса, его пытались ввести в курс происходящего. Он не вникал. Его мало интересовало, как будет называться фирма, в которой он работает.
В ожидании начальника коммерческой службы, который вызвал его, чтобы обсудить рейсовый отчет, на глаза Михаилу попался свежий номер «Морской биржи». Он медленно пролистывал страницу за страницей. На одной из фотографий увидел лицо, которое преследовало его последние пять лет. «Мария д’Эстен и Ральф Ригер на церемонии передачи заказчику… построенного по дизайну…» Смотрелись они рядом… эффектно. Зимин спокойно закрыл журнал. Поднялся, прошелся по приемной, остановился у окна.
Пять лет назад, вернувшись из того пресловутого круиза в Испанию, на следующий же день Михаил написал заявление об уходе. Ни один крюинг не смог предложить ему аналогичной вакансии, пришлось одолеть профпереподготовку и аттестацию. Два года он ходил старпомом на танкере. И вот теперь третий год он ходит капитаном на ролкере.
Когда пару лет назад Зимин оказался в Гамбурге, где они стояли несколько дней, он не удержался. Найти офис DartGlobal не составило труда. Огромное современное здание судовладельческой компании из стекла и металла прекрасно было видно из небольшого бирхауса через дорогу. На исходе третьего часа ожидания к главному входу подъехал черный «Мерседес» представительского класса. Из машины вышел мужчина лет тридцати с небольшим и протянул руку кому-то еще.
И Михаил увидел Марию. Свою Марию. Чужую Марию. В строгом деловом костюме, с завязанными в тугой узел волосами, она казалась старше своих лет. Изменившаяся и все такая же. Она улыбнулась своему спутнику и, взяв его под руку, вошла в здание…
Сегодня на фотографии он снова увидел ее рядом все с тем же мужчиной. Похоже, что жизнь ее отличается постоянством и успешностью. Значит, все тогда было правильно.

Глава 1.1 Сбежавшая невеста

Часть первая
«Алые...»
Июнь 2010 года

Звонок от стойки администратора во время стоянки в Гамбурге был настолько же странным, насколько и взбесившим.
- С ума они, что ли, там посходили? – рассердился Зимин и бросил трубку.
«Долгова на них нет. Других забот мне мало, как разбираться с постояльцами. Сами за что деньги получают?» - возмущался он, накручивая себя тем, какой разгон потом им всем устроит.
Но когда Михаил вышел из лифта, замер от удивления. Он увидел то, о чем несколькими минутами ранее ему захлебывающимся шепотом поведала менеджер службы приема и размещения. Посреди холла стояла девушка в огромном тяжелом свадебном платье с невероятным шлейфом и чуть сбившейся фате.
Невысокая, запыхавшаяся, мявшая в руках, затянутых в высокие перчатки, маленькую темно-зеленую сумочку, явно совсем не подходившую к этому ее наряду. Она что-то говорила администратору на смеси немецкого и французского. Иногда вставляла русские слова, но проку было мало. Неужели кто-то в наше время не говорит по-английски хотя бы на пальцах?
Придя в себя, Зимин подошел к ней. «Гражданка Германии», - вспомнил слова менеджера.
- Чем я могу вам помочь? – спросил он по-немецки.
С какого карнавала она явилась? Или это розыгрыш?
Старпом присмотрелся внимательнее. Молодая, почти девочка, печальные глаза. И выглядит так, будто ей все безразлично. Только улыбнулась ему слабой улыбкой и быстро заговорила:
- Здравствуйте! Видите ли, на имя госпожи д’Эстен был забронирован номер для молодоженов. По ряду причин я не могу разместиться в нем. Есть ли возможность поселить меня в другой каюте? Я заранее согласна на любую. Пусть самую скромную.
Михаил кивнул. Объяснил администраторам проблему. Снова стал закипать, пока они долго и нудно колдовали в программе учета гостей. Сначала у них вообще не было других кают, потом нашли сингл где-то на нижней палубе. «Там и платье-то ее не поместиться», - подумал Зимин, оглянувшись на пассажирку. Пришлось все же гаркнуть, тогда сразу отыскался приличный номер. Раздраженно схватив со стойки ключ-карту, он вернулся к девушке.
- Я повожу вас! – Зимин пропустил ее в лифт. – Где ваши вещи?
И вот тут-то выдержка ей изменила.
- А у меня нет вещей, совсем нет, - прошелестела она, шмыгнула носом и разревелась. Одной рукой потянулась к голове и судорожно попыталась сдернуть с себя фату. Ничего не получалось, и от этого, кажется, ее несло еще сильнее.
«Вот вселенского потопа нам и не хватало!» - Михаил никогда не знал, как вести себя с плачущими женщинами. Чаще всего начинал сердиться. Но сейчас он почувствовал острое желание утешить необыкновенную невесту. Зимин мысленно чертыхнулся, не зная, как это сделать. Подошел к девушке и стал сосредоточенно помогать ей. Запутавшись в шпильках, локонах и чем-то еще, о чем не имел ни малейшего понятия, зачем это нужно, он сумел снять с нее фату. Потом протянул ей носовой платок.
В холле начинали собираться зрители. Не только из пассажиров, но и из сотрудников.
Он снова указал ей на ожидающий их лифт.
- Прошу вас!
Если рыдания превратятся в истерику, то пусть хотя бы этому не будет лишних свидетелей.
Невеста вздрогнула и оглянулась вокруг. Вид ее был самым очаровательным. Глаза красные. Щеки красные. Нос тоже красный. Зато без фаты.
- Спасибо, - звенящим голосом проговорила госпожа д’Эстен и прошмыгнула к лифту. А уже там отважилась поднять глаза на мужчину напротив, - наверное, я сегодня сделала ваш день.
- Бывало и хуже, - пробормотал Зимин по-русски.
Он потоптался на месте. Все пространство кабины занял шлейф. Понимая, что сейчас на него устремлено множество любопытных глаз, он поднял этот шедевр швейного мастерства и с большим трудом все же нашел себе место. Он продолжал нести его, даже когда вышел в коридор. Только у самой двери в каюту понял это и отпустил шлейф, который мгновенно удобно расположился на ковровом покрытии в ногах девушки. Вставив в замок ключ-карту, Зимин распахнул дверь перед странной пассажиркой.
И посмотрел ей в глаза. Они покраснели, но от еще не просохших слез казались яркими и искрящимися...
Сейчас самое время уйти. Проблема решена, скандала почти не произошло. Но вместо этого старпом спросил:
- Я могу что-нибудь еще для вас сделать?
- Да! – с явным облегчением в голосе воскликнула девушка, замершая на пороге каюты. – Я в таком виде даже выйти не могу. И у меня совсем нет багажа... Я, конечно, прекрасно понимаю, что едва ли в вашей компетенции мне помочь... Но...Может быть, вы пришлете ко мне хоть кого-нибудь, кто сможет одолжить одежду, пока я не куплю новую. Я куплю, честное слово, сегодня же! Но не ходить же мне по магазинам в таком виде...
Госпожа д’Эстен тяжело вздохнула и прошла в каюту. Белая искрящаяся змея вплыла туда следом за своей хозяйкой. Михаил перевел взгляд на девушку. Медленно, снизу-вверх.
Остановился на лице. Заставил себя сосредоточиться на ее словах. Она права. Ей надо переодеться. Она не может разгуливать в таком виде по «Анастасии», иначе туристы решат, что на лайнере поселилась тень Офелии.
- Да… я постараюсь вам помочь.
И Зимин закрыл за собой дверь, пытаясь сообразить, что делать дальше. Для начала пересек коридор, направляясь к лифту. Нажав другую кнопку, страпом спустился в Атриум. Там первым на глаза попался «New-Yorker».
«Мдааа, Зимин», - усмехнулся он, разглядывая бесконечные ряды женской одежды...
Гамбург принес свои неожиданности с прибытия в порт. Не могло все идти так, чтобы оказалось возможным сказать: как по маслу. С самого начала круиз сопровождался бесконечными сложностями и проблемами.
При отплытии из Кронштадта были проблемы со снабжением. В Риге лоцмана дождались только после второго запроса – диспетчеры лоханулись. Теперь… сбежавшая невеста. Такой вот диковинный рейс. Которого, в сущности, могло вообще не быть. Предложение занять место старпома под началом Долгова было неожиданным, но он принял его с радостью по двум причинам. Это был шанс отправиться в море вместе с другом, о чем они мечтали с самого детства, собираясь поступать в мореходку. И не маяться от скуки, пока родная посудина застряла в ремонтном доке.
А теперь вот совсем не до скуки.
На обратном пути из магазина Зимин по непонятной причине заглянул в кондитерскую. Здесь с выбором оказалось проще. Купил буше. Как для себя.
Минут через двадцать Михаил снова был у каюты незнакомки.
За это время, пока мужчина, вызвавшийся ей помочь, бегал по ее поручениям, госпожа д’Эстен воевала с платьем. Побеждало платье. Но она твердо вознамерилась его с себя стащить. Корсет душил. Кринолины бесили. Но хуже всего – шлейф. «Он сделает вас похожей на юную королеву!» - восхищалась портниха. Пока же он стоил ей только неимоверных усилий во время пробега к лайнеру, поездки в лифте и попытки не цепляться им за каждый угол в каюте.
Наконец, выбравшись из свадебного платья, девушка с облегчением вздохнула и закуталась в банный халат, найденный в ванной комнате. Первым порывом было выбросить белоснежное облако ткани в море. Или изрезать ножницами. Но, улыбнувшись собственным мыслям, она решила спрятать его в шкаф. Для этого, как минимум, нужно было сложить его покомпактнее. За этим занятием ее и застал стук в дверь. Она тяжело вздохнула и пошла открывать. На пороге стоял давешний «рыцарь».
- Вы так быстро! – удивленно воскликнула она. И увидела в его руках, помимо пакета, коробку с пирожными. С загоревшимся взглядом припухших глаз, взлохмаченными волосами и в небрежно запахнутом банном халате с завязанным на узел поясом, она выглядела забавной.
- Быстро…
Зимин удивлен был не меньше. Он удивлялся себе, своим поступкам, своим мыслям. И еще больше он удивился, увидев, что девушка успела переодеться.
В платье она была красивой. «Как любая невеста», - кто-то язвительным тоном говорил в голове. Почему-то голосом кэпа. Из-за огромного дурацкого шлейфа она казалась совсем маленькой и хрупкой. «Ведь наверняка сбежала. Почему? Тебе какая разница!» - раздраженно одернул себя Зимин, заметив чертово платье торчащим из незакрытого шкафа. Глупый шлейф по-прежнему не желал уползать с ковра. Мир Дали.
Михаил протянул незнакомке коробку с пирожными и пакет с одеждой. Не удержавшись, снова оглядел ее с головы до ног. Теперь, без своего «защитного костюма» она была совсем хрупкой. Кожа светлая, даже бледная, такая, что видны голубоватые прожилки у висков. Ресницы и брови – как волосы – черные. Четкие темные линии на белом мраморе. Глаза… невероятные глаза. Синие, с темным ободком вокруг ярких радужек. Бархатистые, чуть раскосые. Косметику она успела смыть. И теперь были видны следы зубов на ярких воспаленных губах. Явная привычка кусать губы при нервных потрясениях. Зимин вдруг вспомнил, как некоторое время назад касался ее волос. И ему захотелось сделать это снова. Его взгляд, метнувшись вверх, зацепился за угловатое девичье плечо, с которого сполз огромный толстый халат.
«Какого черта ты до сих пор здесь делаешь?» - мысленно взревел старпом.
Михаил развернулся, но, взявшись за ручку двери, все же спросил:
- Как ваше имя?
Сжимая в руках пакет и коробку, девушка неловко улыбнулась.
- Мари… - ответила она просто, - а ваше?
- Маша? – недоуменно переспросил Зимин. Не Фредерика, не Гризельда… – Маша, - повторил себе под нос.
- Я – Михаил.
Он открыл дверь и снова закрыл. Что-то словно удерживало его здесь, он и сам не знал что.
- Если… если вам еще понадобится помощь… - он протянул ей визитку, кивнул и вышел, наконец, из каюты.
А она медленно села на кровать.
Коробка, пакет, визитная карточка... Ми-ха-ил.
Ее знаний английского языка хватило, чтобы понять, что все это время ее пажа изображал старший помощник капитана лайнера. Щеки вспыхнули – могла бы догадаться, что он не стюард.
Мария поставила пакет на пол, визитку определила на прикроватную тумбочку. И, решив не звонить по поводу чая, раскрыла коробку с пирожными. Буше. Любимые. Откусила кусочек и стала медленно жевать.
Но и теперь она не чувствовала себя свободной. Ни минуты.

Глава 1.2 Каперна

- Здравствуйте, Маша!
Мари вздрогнула от голоса, раздавшегося так близко, и едва не разлила кофе на белоснежную блузку. Подняла глаза и увидела перед собой старшего помощника капитана.
Ма-ша. Когда-то очень давно так ее называла бабушка. Для отца она была Мария. Для друзей – Мари. Ма-ша.
- Здравствуйте, господин Зимин, - ответила она, улыбнувшись в ответ и понимая, что улыбка получилась вымученной. Боевой настрой и полторы тонны адреналина, выброшенного в кровь накануне, давно развеялись. Буквально за ночь. Весь день она скрывалась в своей каюте, не желая никого видеть. Звонил отец. Звонил Ральф. Она хотела выбросить телефон за борт. Ральфа игнорировала. Отцу написала смс, что с ней все в порядке. В подробности не вдавалась.
В остальном… можно было сойти с ума.
Ее побег по зрелом размышлении и саму обескуражил. За эти сутки она словно бы увидела себя со стороны. И увиденное ей не понравилось.
Этот безумный рывок из-под венца, когда она едва дышать успевала, казался ей кошмаром, отрывком дурного сна. Ральф стоял у алтаря и улыбался, а вспышка фотокамеры заставила ее резко развернуться на сто восемьдесят градусов и броситься прочь. Героиня фильма «Сбежавшая невеста», не иначе!
Потом все делала механически. Запрыгнула в машину, на которой приехала в церковь, подмигнула старому шоферу, который знал ее с самого детства. Он прищелкнул языком и надавил на газ. Позвонила гувернантке, чтобы попросить привезти в порт документы. И всю дорогу, ни о чем не думая, смотрела в окно.
Позже, возле порта, фройляйн Зутер сунула ей в руки сумочку с документами.
В последний раз оглянувшись на некрасивое, но доброе лицо почтенной дамы, Мари сквозь слезы крикнула:
- Спасибо!
А потом побежала через толпу людей в порту. Те изумленно оглядывались на девушку в свадебном платье и без багажа. А она могла думать только о том, что если ей очень повезет, то отец не станет преследовать ее на лайнере. Только бы Ральф не бросился следом – с него станется.
И лишь на причале сообразила, что плыть ей придется в номере для молодоженов, забронированном для нее вездесущим отцом. Но решительно помчалась к трапу, прижимая к груди сумочку. За спиной ее развевалась фата, белоснежный шлейф волочился по асфальту.
Действительно, похоже было на сон и только на сон. Наверное, потому сутки собрать себя не могла и выбралась из каюты только вечером следующего дня. Невозможно сидеть в четырех стенах бесконечно. Но видеть по-прежнему никого не хотелось. Просто… просто нужно было, в конце концов, хоть воздухом подышать, надеясь остаться в иллюзии одиночества.
Иллюзия развеялась с появлением старшего помощника Зимина. Он стоял возле ее столика, странно улыбался и – еще более странно – казался ей самым настоящим, что она видела за последние сутки. Все прочее было бредом.
- А я здесь... ужинаю, - проговорила Мари и растерянно посмотрела на единственную чашку кофе – есть не хотелось совершенно. Да и кофе на ночь... Фройляйн Зутер прочитала бы длинную лекцию относительно вредного действия кофеина на организм – на сон грядущий.
- Можно к вам присоединиться? Поужинаем вместе. Вы ведь еще не уходите? – спросил Зимин.
У старпома был сумасшедший день. Но проблемы на работе были для Михаила привычны и даже не слишком выводили из себя, если вечер можно было провести в тишине и одиночестве. В этот вечер он решил поужинать в одной из кофеен, которых лайнер вмещал несколько. «Каперна» была самой маленькой. В ней расположили всего четыре столика на двоих. И здесь никогда не собирались шумные большие компании. Именно то, что нужно.
Едва Зимин вошел в кафе, как увидел единственную посетительницу – владелицу белой нелепой змеи. И вот теперь, напросившись к госпоже д’Эстен в компанию, он понял, что, если она сейчас уйдет, сегодняшний день можно будет считать самым отвратительным за долгие годы. И тогда все, что останется, идти к капитану Долгову и ворчать дуэтом.
- Присаживайтесь, - улыбнулась Мари, показав глазами на стул напротив, - по-моему, для моего сегодняшнего настроения это идеальное место. Каперна... Почему Каперна? Какое-то волшебное слово.
К ним подбежала официантка в милом строгом платье с белым воротничком, явно повторяющем стиль начала двадцатого века. Оставила меню. И так же быстро удалилась.
- Не скажу вам наверняка, откуда это название. Но могу предположить, что кто-то очень любит Грина. Это русский писатель, - сказал он, глядя прямо в глаза девушки.
«А видок у меня, вероятно, сейчас очень глупый», - подумал Зимин, взял меню и углубился в его изучение.
- И чем мы с вами будем ужинать? – попытался он пошутить.
Мари открыла, было, рот, чтобы сказать, что не голодна, но вдруг поняла, что хочет есть. Очень. Ужасно сильно!
- Чем угодно! – выпалила она. – Лишь бы сладкое. Раз уж я и так нарушила все правила, то после шести – самое время для сладкого.
Михаил весело закрыл меню и подозвал официантку.
- Значит, начнем с рыбы, картофельного салата и вина. Рислинг. А завершим сладким с горячим шоколадом. Он здесь очень вкусный, - сказал он, уже глядя на Мари.
Понятливая барышня снова удалилась.
А пассажирка внимательно разглядывала его лицо. После чего очень серьезно спросила:
- А Каперна – это из какой книги?
- Каперна? Это городок в «Алых парусах». И, кажется, еще в каких-то рассказах. Не помню, давно читал, - Зимин нахмурился, подумав, что это было не просто давно, а очень давно. И было ему примерно столько же, сколько сидящей сейчас напротив него девушке. «Ну, и куда тебя несет, Зимин?»
Но остановиться не получилось.
- Вам, наверное, понравится Грин.
- Грин?
- Да, Александр Грин.
Снова появилась официантка, принесла заказ, и это дало возможность заняться едой, которую хотелось послать к черту, когда хочется просто разглядывать ее и слушать, как она говорит. Неважно о чем. Только бы говорила. Но говорит она так мало.
- Что вам нравится больше всего? – спросил Михаил, желая слышать ее голос.
Мари пристально смотрела на свечу, которую зажгли на их столике, когда стемнело. Огонек чуть подрагивал, пританцовывал на легком сквозняке. От вина появилась какая-то легкость. Почти невесомость. И ей самой отчего-то хотелось теперь танцевать. Но в маленькой Каперне, где играла тихонько инструментальная музыка, и где почти никого не было, совсем мало места.
- Больше всего – море, - просто ответила она. Нет, была тысяча вещей, которые она любила тоже – отца, книги, Париж, фройляйн Зутер. Но сегодня – море. И свечи. – А вам? Что нравится вам?
Она любит море. Как хорошо, что она любит море.
- Море – это моя жизнь. Я тоже люблю его и не представляю, что мог бы жить как-то иначе. Но сейчас мне нравится быть здесь рядом с вами. В этом пустом кафе. За этим столом.
Он отодвинул пустую чашку и положил руку рядом с ее рукой, почти касаясь пальцев.
Так просто. И одновременно отчаянно страшно – прикоснуться. Мари чувствовала, что ее собственные руки сейчас холодные, как лед. Несмотря на вино, несмотря на чашку горячего шоколада. Просто потому, что его ладонь была так близко, а она не решалась ни убрать свою, ни придвинуть.
- Мне тоже нравится, - ответила она, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. Потому что ей только девятнадцать лет. Потому что они знакомы второй день. И потому, что еще вчера она собиралась замуж.
А впрочем, последнее, похоже, было ни при чем.
Возле нее сидел совершенно незнакомый мужчина – старше, опытнее. Он был привлекателен. Иначе, чем мужчины, которые ей нравились. Темно-русые волосы с длинной челкой, откинутой назад. Лоб открыт. Глаза карие, глубокие, с танцующими в них отблесками свечи. И удивительно светлые при том, что здесь было не очень светло. Улыбка, игравшая на его губах, ей нравилась тоже. Было в ней нечто почти знакомое, уютное… умиротворяющее. И вместе с тем он взволновал ее – намеренно или был сам взволнован? И Мари совершенно точно знала, что утром она проснется с единственной мыслью – что это было? И он проснется так же – то, что у нее большие проблемы, он не мог не заметить. Зачем связываться?
И все-таки выпалила:
- Идемте на палубу. Там, должно быть, слышно музыку. А здесь совершенно негде танцевать.
Сама взяла его за руку, лежавшую так близко. И только потом сообразила, как беззастенчиво пригласила его на танец, правда, краснеть было поздно.
«Ты рехнулся? Она ребенок совсем!» - мысленно в который раз возопил Зимин, почувствовав, как ее холодные пальцы прикоснулись к его руке. И тут же бережно сжал их, желая согреть.
Танцевать на палубе – этому сложно было сопротивляться. Ведь это единственная возможность притянуть ее к себе как можно ближе. Держать в своих руках. Прижаться, будто случайно, щекой к ее волосам. Но позволить себе этого он не мог. Даже если это всего лишь танец. Она не в себе. Еще вчера она была сбежавшей невестой. Сегодня подвернулся он. Завтра она вспомнит своего жениха. И пожалеет обо всем. Может, даже сойдет в ближайшем порту и вернется домой. И правильно сделает.
«Черт!» - выругался Михаил, следуя за Мари.
Они вышли на палубу. Музыка, действительно, была слышна, призывая наплевать на доводы разума. Но Михаил, по-прежнему не выпуская ее руку из своей, спокойно сказал:
- Давайте отложим танцы, и я провожу вас до каюты.
У нее внутри все сжалось. Ну вот... все и правильно. Все так, как должно быть. Мари подняла на него глаза, мимолетно подумав, какой он высокий, и какой удивительно золотистый у него взгляд. Это освещение, или он, в самом деле, такой?
- Давайте отложим, - тихо проговорила она, не отрывая глаз от его лица. Она не выносила двусмысленности. – И провожать меня, наверное, не нужно. Потому что возле каюты я обязательно сочту необходимым пригласить вас на чай. А вы этого не хотите.
«А я этого не хочу». Он усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. Женская логика. Самое непонятное и самое потрясающее качество.
- А до каюты я вас все-таки провожу, Маша, - Зимин медленно повел Марию по палубе. – И пока мы с вами до нее дойдем, вы поймете, что нет никакой необходимости приглашать меня на чай. Вы и так скрасили мой вечер. Правда. Я буду вспоминать нашу встречу.

Глава 1.3 Библиотека, Грин и языковой вопрос

Мари провела ладонью по корешкам книг, стоявших на стеллаже. В другой ее руке была чашка кофе – она готовилась! Но не учла главного – того, что ни на немецком, ни на французском книг нет. Тем более забавно, что владелец лайнера – чистокровный немец.
Грин. Г.
Она медленно прошла вдоль стеллажа в поисках нужной закорючки. Как выглядят буквы русского алфавита, она знала. Но читать не могла совершенно. Беспомощно вздохнула и пробормотала:
- Merde! – изящной французской словесности она была обучена с раннего детства. Благодаря своей аристократке-матери, чью фамилию гордо носили все представительницы их рода, за кого бы они ни выходили замуж.
Прошлый вечер вызывал больше вопросов, чем понимания случившегося. Ночь – была нереальной. Почти волшебной. Лунный свет пробивался в окно, рисуя странные образы. А она будто так и осталась на пороге своей каюты, глядя, как уходит Михаил.
«Когда же я усну?» - думала она. Закрыла глаза. А когда открыла – во всю светило солнце.
И первое, что она сделала после завтрака – отправилась искать ту книгу, о которой говорил ей старший помощник капитана накануне.
Мари вздохнула. Делать нечего! Придется прибегнуть к помощи лучшего друга девушки в любой самой безвыходной ситуации. www.suchnase.de – уж этот точно знает все. Она подошла к компьютеру, работавшему в зале библиотеки лайнера. Поставила рядом чашку. И принялась за дело.
Алые паруса. Александр Грин. Краткое содержание. Про принца и бедную девушку? Мари мысленно ужаснулась. Господи! Ну, был в ее жизни принц. Она за него чуть замуж не вышла. Ничего хорошего из этого не получилось. Не потому что принц был плох – потому, что она его не любила. Впрочем, хорошие сказки всегда отличает то, что герои влюблены, живут долго и счастливо и умирают в один день.
И это ей посоветовал взрослый мужчина, которому она едва не вешалась на шею на второй день знакомства после ее собственного дефиле в свадебном платье по лайнеру! Сказку почитать? Какой же дурой она ему кажется!
Мари углубилась в чтение и вскоре перевела дух. Библиотека наполнилась волшебством, хотя в сказке не было ровно ничего волшебного. И даже принц оказался не принцем. Он был капитаном. Почти, как... Что чувствовала бы она сама, увидев блеснувший на горизонте пламенем алый парус? Да и нужен ли он был, этот парус, усложняя жизнь той, которая его ждала? И все-таки это глупость – влюбляться в мечту.
Между тем, мечта замерла у большого французского окна в библиотеку.
«Если я стану видеть ее каждый день до окончания круиза, это превратится в хорошую привычку, от которой будет сложно избавиться», - подумал Зимин и улыбнулся своим мыслям.
В это самое мгновение, когда он улыбался, она увидела его.
Мари бросилась к двери. Открыла ее, оказалась возле Михаила. И вдруг поняла, что совершенно не знает, что ему сказать. Смирившись с тем, что он и так бог весть какого мнения о ней после вчерашнего вечера, она только пролепетала:
- Доброе утро.
И в довершение всего совершенно нелепо покраснела.
- Доброе! – ответил Михаил.
Утро, в самом деле, стало бесконечно добрым, когда Маша вышла к нему на палубу.
- С утра пораньше в библиотеке? И что же вы предпочитаете на завтрак, Маша? – спросил он, глядя ей прямо в глаза. Большие, ласковые, самые красивые.
- Угадайте, - с облегчением рассмеялась Мари – кем бы он ее ни считал, виду не подаст – слишком хорошо воспитан, - я думаю, очень просто догадаться. Это точно не пирожные и не картофельный салат с рыбой. В библиотеке такого не подают. Здесь более изысканная кухня.
Сегодня она непривычно много болтала. Он сделал вид, что задумался, и почесал висок.
- Гм… ну, чашку кофе я видел. К такому напитку подойдет что-нибудь романтическое. А еще и утром, посреди моря…
Он готов был говорить любую ерунду, только бы она побыла рядом. Хотя бы недолго. Впрочем… Он взял ее руку, положил себе на сгиб локтя и повел в сторону от окон библиотеки, к борту корабля.
- Значит ли это, что вы всегда выбираете изысканность?
- Если она достаточно проста. Я всегда полагала изысканным то, что достаточно просто, - Мари с ужасом поняла, что кокетничает. Но ее рука так уютно устроилась на его локте, что последние остатки разума вылетели напрочь – вот так и должно быть. Спокойно, хорошо, тепло. И самое ужасное и одновременно восхитительное – в это самое мгновение она поняла, что влюбилась. Как, оказывается, мало надо, чтобы влюбиться. Пусть не вовремя. Пусть и в человека, о котором ровно ничего не знаешь. Что толку в том, что с Ральфом она была знакома всю жизнь, если с ним ей было холодно.
Мари резко обернулась к Михаилу.
- Скажите, вам хочется знать, почему я очутилась в свадебном платье на этом лайнере? Это имеет какое-то значение?
- Нет, это не имеет абсолютно никакого значения.
Она была очаровательна в попытке быть раскованной. Но в резкости ее движений он видел непонимание ребенка, оказавшегося не ко времени во взрослом мире. И все в ней его восхищало.
Михаил склонился к ней и сказал негромко, почти чувствуя губами ее ухо:
- Но если ты сама захочешь мне рассказать… что угодно… Я выслушаю.
Мари порывисто повернула голову – так, что их губы оказались в головокружительной близости. Совсем чуть-чуть, и они коснутся друг друга. Не этого ли она хотела еще накануне вечером?
Отпрянула, испугавшись того, с какой силой влекло ее к этому взрослому мужчине. Но что он – что он хотел, разговаривая с ней так, что по коже пробегает мороз? Неужели не чувствует, что с ней делает его голос. Она уже мысленно призналась ему в любви!
- Хорошо, что не имеет, - проговорила она, прекрасно расслышав испуг в собственном голосе, - глупая вышла история.
Да уж, куда глупее… Твою мать, Зимин! Ты точно рехнулся!
Михаил услышал ее испуг, увидел, даже почувствовал, как она отпрянула от него.
Молодец! Сам же все и испортил. Рука напряглась.
- Маш, вы простите, - он снова перешел на «вы», которое позволяло держать строгую дистанцию. – Мне нужно идти. Я был рад вас видеть. Надеюсь, ваш день будет приятным.
- До свидания, господин Зимин, - сказала «Маша» и отстранилась.
Это было невыносимо! Он еще и извиняется! В совершенном расстройстве чувств она направилась в свою каюту, из которой решила не выходить до ближайшего порта. Там она сойдет на берег и вернется домой. К папе.
А он провожал уходящую прочь фигурку в немом оцепенении. Она уходит. Возможно, уходит навсегда. Мог ли он что-то изменить? Наверное, но должен ее отпустить. Она молода, красива, неопытна. Что там еще их разделяет, согласно нормам морали и права?
Он плохо соображал. Не спал вторые сутки, но разве это может быть оправданием, если она уходит?
Зимин резко развернулся и пошел в другую сторону. Он не мог больше видеть ее ускользающий силуэт. Он, вероятно, случайный человек для нее. А она…
Михаил внезапно понял, кем она стала для него. Какое имеет значение, что они знакомы всего несколько дней. И пусть он ничего не знает о ней. Разве существует знание, которое сможет что-то изменить, если тебе с человеком тепло? Все, оказывается, до смешного просто. Он случайный. Пока. Но в его силах это исправить. Надо начать сначала. Кое-что о ней он все-таки знает.
Михаил улыбнулся и отправился в кондитерскую. Купил коробку шоколадных эклеров и попросил доставить в каюту Марии д’Эстен. К сладостям приложил записку: « 20. Juni 20-00 „Kaperna“ »

Глава 1.4 Краткая форма имени

В голове раздражающе, почти мучительно пульсировало: «Зачем я все это делаю? Зачем. Зачем. Зачем».
Но она продолжала стоять у зеркала в своей каюте, нанося последние штрихи. Волосы уложила простым узлом на затылке – эта прическа делала ее лицо утонченным, открывая синие глаза с поволокой. Фройляйн Зутер всегда говорила, что так она похожа на мать. Светлое платье. Туфли в тон. Взгляд на часы. Пора. Но, Господи, зачем?
Они не виделись с Михаилом несколько дней. С той самой странной встречи возле библиотеки, когда она чуть не сообщила ему, что влюбилась. Это все из-за прошедшего вечера в «Каперне» – так она твердила себе позднее. Но были пирожные в ее комнате. Шоколадные эклеры, которые она обожала. И была записка. Которую госпожа д’Эстен спрятала под подушку.
Весь день 20 июня она провела в кинотеатре – обнаружила там зал для показа ретроспектив. День Одри Хепберн. И Мари не собиралась никуда идти, пока не досмотрит последний фильм – в 22:00! А потом в каюту и спать.

«- У вас часто бывает такое ощущение, будто крысы на душе скребут?
 - Вы хотели сказать, кошки?
- Да нет. «Кошки» - это когда ты потолстела на пять килограммов, или за окном идет проливной дождь. А крысы – это гораздо хуже.»

Мари посмотрела на часы. 18:30. Резко встала и, не досмотрев «Завтрак...», отправилась к себе. Потому что у нее оставалось совсем немного времени, а столько всего нужно успеть!
И вот она, стуча каблуками, шла по палубе. К уже знакомой кофейне. И не представляла, что будет дальше. Просто потому, что когда речь заходила о Михаиле Зимине, ей отказывал здравый смысл.
Старпом пил кофе, внимательно следя сквозь большие окна за редкими людьми на палубе, надеясь разглядеть среди них ее, идущую к нему. Он сделал все, чтобы оказаться абсолютно свободным в этот вечер. Отключил телефон. И в полвосьмого был уже в «Каперне».
Он не знал, придет ли Мария, но очень надеялся, что придет. В одном Михаил был уверен – она не сошла с лайнера в Амстердаме. Об этом он специально узнал у администраторов. И теперь, сидя в кофейне, где и сегодня, к счастью, никого не было, он ждал единственную девушку, которая была ему нужна.
Увидев Машу в простом светлом платье, с простой прической, входящую в дверь кафе, он с восхищением оглядел ее и поднялся навстречу.
- Я очень рад, что ты пришла, - Зимин взял ее за руку, провел к столику и помог сесть. Не отпуская ее руку, сел рядом. – Ты сегодня особенно красива.
Слегка сжал ее пальцы и внимательно посмотрел ей в лицо.
Мари взволнованно опустила глаза, а потом снова обратила взгляд к Михаилу. И осторожно вытащила свои пальцы из его ладони. Чувствуя при этом, как отчаянно бьется сердце. Резко стало холодно. Поежилась. Это все нервы. Последние дни она просто сходила с ума. Начиная с побега от алтаря и заканчивая приходом сегодня в «Каперну».
- Господин Зимин, - медленно проговорила она, надеясь, что ее голос звучит спокойно, - я согласилась прийти только затем, чтобы объясниться с вами... Дело в том, что все мое поведение – с нашей первой встречи – выходило за рамки допустимого, что мне решительно не свойственно. И я... я отдаю себе отчет в том, что у вас могло сложиться обо мне превратное мнение. Я... я... я бы не хотела, чтобы это было так.
В конце фразы голос прозвучал ужасно глухо. Но ничего. Он взрослый мужчина. Слишком взрослый. Он должен ее понять. Наверное. И вместе с тем Мари отчаянно хотела, чтобы он не понял. Или понял все по-своему. Лишь бы ее рука вернулась в его руку.
Зимин же с интересом выслушал ее колючую, строгую, взрослую речь. И коротко рассмеялся.
- Ужасно интересно. Все эти дни я тоже хотел с тобой объясниться. Видишь ли, должен тебе сказать, я крайне рад, что ты оказалась на нашем лайнере, и мы с тобой встретились. Сегодняшний вечер я объявляю нашим первым свиданием, - он приблизил свое лицо почти вплотную к ее, так что смог разглядеть бескрайнюю синеву ее глаз. – А сейчас быстро отвечай, будешь кофе с тортом или уходим гулять по лайнеру? – заговорщицки проговорил он.
- И ты... вы... - Мари несколько раз глупо моргнула и вдруг рассмеялась. Его лицо было так близко, что она не могла сохранять прежнее «прилежное» выражение. Все мысли упорхнули куда-то далеко. И теперь она вздохнула почти с облегчением – он не воспринял всерьез всю ее глупую тираду. – Нет... кофе с тортом... это скучно. Идем лучше гулять. Честно говоря, я лайнер почти не успела посмотреть. Ты давно плаваешь на этой махине?
Зимин встал, снова взял ее за руку, словно она и не отнимала ее, и вывел на палубу. И они не торопясь пошли в сторону носовой части лайнера.
- На этой махине, - он весело хмыкнул, - я впервые. У меня есть своя собственная, где я сам себе царь и бог в маленькой Вселенной. Только моя «Клелия» теперь на ремонте застряла. На берегу я сидеть не привык. Вот и согласился на этот рейс. Кстати, все лайнеры нашей компании носят женские имена. У нас и «Мария» есть.
Мари опустила глаза. Но тут же вновь подняла их, чтобы взглянуть на него.
- Мне бы хотелось увидеть... «Клелию». И вас... тебя – капитаном.
Шум моря, раздававшийся будто бы отовсюду, кружил голову, и Мария никак не могла понять, почему рядом с Михаилом она теряла чувство реальности.
- Я убежала с собственной свадьбы... Мне нужно было надеть это чертово платье со шлейфом, чтобы понять, что я совершаю самую большую ошибку в своей жизни. И знаешь что? Кажется, я была права. Мне хватило недели, чтобы в этом убедиться.
Если бы она не убежала со своей свадьбы, он бы никогда не встретил ее. Одна лишь мысль о возможности подобного покоробила Зимина.
- Ты совсем не жалеешь, что сейчас здесь, а не где-нибудь в романтическом путешествии с мужем, - спросил он глухо. – Маш, ты уверена в этом?
Михаил привел Марию на небольшую палубу, на которой никогда не бывало пассажиров. Никто из них не мог понять, как на нее попасть. Он остановился у ограждения. Здесь было тихо, сюда не доносилось никаких посторонних звуков цивилизации. Только слабый плеск волн и громкий стук его собственного сердца.
Зимин повернулся к девушке:
- Замерзла?
Мари сжала пальцами бортик и посмотрела на Михаила.
- Свадебное путешествие должно было быть не где-нибудь, а на этом лайнере. Ужасно, да? Я бы, наверное, даже не познакомилась с тобой. Нет, я не жалею. И да, я замерзла. Немного.
Михаил снял пиджак и, подойдя к ней ближе сзади, набросил его ей на плечи. Проведя ладонями по ткани, под которой он чувствовал напряженные руки Марии, сплел свои пальцы с ее и двойным кольцом крепко обнял хрупкое тело. Пытаясь унять свое прерывистое дыхание, Зимин прижался горячими губами к тонкой коже на шее девушки и глубоко вдохнул ее запах. Заставив себя оторваться от нее, он прижался щекой к ее волосам и негромко сказал хриплым голосом:
- Ты большая умница, что сбежала со свадьбы. Надеюсь только, что это не войдет у тебя в привычку, - он усмехнулся.
- Подобные привычки аморальны, - проговорила Мария, сходя с ума от ощущения его прикосновений, от запаха парфюма, исходившего от его пиджака. От его теплых рук, обнимавших ее сейчас. Что-то глубоко внутри нее трепетало в ожидании большего.
Слишком быстро. Слишком внезапно. И совершенно правильно. Так, как должно быть.
И вдруг она увидела краем глаз поднимающиеся в небо огоньки – откуда-то с нижних палуб. Глубоко вздохнула. И подумала о том, что нужно загадать желание, пусть это и не звезды.
Потом обернула к нему лицо и поняла, что они близко. Так близко... что их губы вот-вот соприкоснутся. Она совсем не знала его. И она знала его лучше кого бы то ни было на земле. Кажется, ей была знакома каждая морщинка у его глаз – это от того, что он много смеется. Каждая интонация его голоса – если он обращался к ней. Каждый его жест – как сейчас, когда он так легко набросил на ее плечи пиджак. И Мари, сама того не ожидая, потянулась к его губам, привстав на носочки.
Зимин притянул ее к себе и сделал то, о чем мечтал с первой их встречи – нежно и неторопливо коснулся поцелуем ее губ. Поцелуй становился все настойчивее, и он обнимал ее все сильнее. Наконец, крепко прижав к себе, он приподнял ее над палубой.
Отстранился, заглянул ей в глаза, сказал на полувздохе:
- Ты – самое лучшее, что есть в моей жизни. Когда закончится этот рейс, я женюсь на тебе.
И снова вернулся к ее губам.
- У твоего имени есть краткая форма? – задыхаясь, спросила Мари, когда им не хватило дыхания, и они на мгновение отстранились друг от друга – и ее губы уже тосковали по его.
- Вариантов много, самое популярное, пожалуй, Миша, - Зимин снова легонько коснулся ее губ и поставил Машу на «землю», - как ты смотришь на то, чтобы все-таки чего-нибудь поесть, а?
Он весело подмигнул ей.
Ми-ша. Ма-ша. Мари улыбнулась. Потерлась кончиком носа о его щеку. По правде сказать, она действительно страшно проголодалась.
- Ты, кажется, что-то говорил про кофе с тортом? – Мари чуть отстранилась и очень важно сказала: - Кстати, спасибо за эклеры. Но, кажется, сейчас я предпочту что-то посерьезнее. Ми-ша.

Глава 1.5 И это тоже навечно

Зимин сидел над очередным журналом, заполняя очередные графы. Обычно он относился к этой стороне своей работы спокойно, но сегодня все безликие слова и унылые цифры навевали откровенную скуку. Несмотря на недавно окончившуюся вахту, он совершенно не чувствовал усталости. Спать не хотелось. Хотелось… увидеть Машу. А еще лучше сойти на берег. Вместе. Дувр – симпатичный городок, есть, где погулять. Только бы она не уехала на экскурсию.
«Сейчас поскорее допишу эту бюрократию…»
Додумать мысль он не успел. Дверь отворилась, и на пороге возникла Мария. Михаил расплылся в довольной улыбке.
- Привет! А я к тебе собирался, как только закончу, - поднялся она навстречу девушке, - у тебя какие планы на сегодня?
Она вошла в рубку и осмотрелась.
- И ты всем этим управляешь? – кажется, она совершенно искренно восхитилась. А потом тряхнула головой и подошла поближе. Мари все еще немного его стеснялась. Впрочем, почему «все еще»? Они и знакомы-то чуть больше недели. И за это время успели решить пожениться. Почему-то она тогда поверила его словам на палубе. Не сказать, что отнеслась серьезно. Но все-таки совершенно точно знала – после рейса у них все-все будет.
- Собственно, у меня есть небольшое дело в порту, а потом... - обошла вокруг стола и замерла с мыслью о том, что вот сейчас бы сесть к нему на колени, - а потом мне бы хотелось... наше второе свидание...
Когда Зимин решил для себя, что после рейса женится на ней, все встало на свои места. Это решение определило простоту их дальнейших отношений, словно между ними все давно и окончательно решено.
Он притянул ее к себе и легонько поцеловал в щеку.
- Мне нравится твое желание, - он усмехнулся. – Вот только еще кое-что заполню, это не займет много времени. И я весь твой.
Михаил усадил Мари на стул рядом с собой, минут за десять дописал все бумаги. Мог и быстрее, но присутствие девушки определенно отвлекало его. Вызвал третьего помощника на мостик и глянул на Машу.
- Идем!
На берегу госпожа д’Эстен обнаружила, что после недельного затворничества на судне ее изрядно качает. Земля определенно уходила из-под ног, и от этого ей сделалось так весело, как никогда в жизни. Или, может быть, это оттого, что ее ладонь так уютно устроилась в его?
Почтовая служба располагалась прямо возле здания порта.
- Она уже должна была прибыть! – объявила Мари, улыбаясь, и потащила Михаила за собой. А когда получила заветную посылку, ее пальцы немедленно расправились с пакетом, в который посылка была запакована. Это были «Алые паруса» в немецком переводе. Мари весело подмигнула Михаилу и сказала:
- Я все-таки ее нашла, представляешь?
Свиданий, которые начинались бы на почте, у него еще не было.
- Мне казалось, что сейчас уже никто не читает бумажных книг. Значит, «Алые паруса»? – он улыбнулся, любуясь счастливым Машиным лицом. – Ну что, Ассоль, что дальше делать будем? Замок смотреть или к морю? Ты бывала раньше в Дувре? Здесь очень красивые скалы. И здесь…
Зазвонил телефон, Зимин поморщился и неохотно полез в карман за трубкой.
Мари смотрела на то, как он возится, и улыбалась. Разве объяснишь... разве можно объяснить, что книги – именно бумажные книги – составляют весомую часть ее жизни. В библиотеке особняка во Франции у матери была огромная фамильная коллекция из нескольких тысяч экземпляров. И в семье было принято пополнять эту коллекцию. Почему-то Мари думала о том, что эта книга в коллекцию не пойдет. Ее она оставит у себя.
- Кто звонил? – спросила Мари, когда Миша закончил разговор, из которого она не поняла ни слова.
- Бестолочи! – буркнул Михаил по-русски. Отключить телефон никак нельзя, остается надеяться, что звонить будут редко. Лучше, чтобы это был единственный звонок, пока он в городе. Зимин убрал трубку и снова взял Машу за руку, переплетя ее пальцы со своими. – Старший механик звонил, у него всегда появляются ко мне вопросы, когда я занят. А я очень занят, - весело сказал он. – Так, я понял. Выбор оказался трудным. Тогда сначала пойдем на берег. Посмотрим, вдруг на горизонте появятся алые паруса. Нам туда, - он подмигнул Марии и уверенно повел ее к пляжу.
В одном из маленьких кафе Зимин купил овсяных лепешек и чай со сливками, и они расположились на ступеньках, ведущих с набережной на пляж. Отдыхающих почти не было, в небе, смеясь, кружили чайки.
Михаил смотрел на Марию, на ее безмятежное лицо, и ему казалось, что она появилась из какой-то сказки. Она напоминала ему эльфа. Рядом с ней его охватывало мальчишеское, давно забытое чувство безграничной свободы.
- А я вчера поняла, что никакие алые паруса мне не нужны – я свои нашла, - с улыбкой проговорила Мари, - и капитан у меня есть свой, самый настоящий.
- Раз паруса тебе не нужны, интересно, что тебе нужно. Расскажи мне о себе.
Зимин допил чай, лег вдоль ступеньки и положил голову Маше на колени. Она перебирала пальцами его волосы и чуть улыбалась – одними уголками губ. Как это, оказывается, чудесно – вот так просто сидеть и смотреть на море, слушая его голос. Будто бы не было ничего в ее прошлой жизни. И один только этот час стоит всей будущей.
- А что рассказывать? – спросила она тихонько. – Папа немец, мама француженка. Жила всю жизнь на две страны. Училась, там, где родители велели... Потом папе пришла в голову гениальная идея выдать меня замуж за своего партнера. Согласилась. И удрала. Потому что я сама никогда не знала, что мне нужно. А теперь, кажется, знаю.
- Только кажется? – он притянул ее к себе и заглянул в ее синие, как небо, глаза.
- Мне свойственно сомневаться, и тебе придется привыкнуть к этой черте. Только сейчас я не сомневаюсь совсем. Настолько не сомневаюсь, что даже страшно.
Воображение расшалилось не на шутку. Ее глаза, ее туго заплетенная коса, спустившаяся с плеча, ее губы. Михаил коротко поцеловал Мари и поднялся. Протянул руку девушке.
- Не бойся. Все будет хорошо. Я тебе обещаю. А сейчас пойдем в замок. Посмотришь, что такое «страшно». Там до сих пор призраки живут. И не только в подземных тоннелях.
Зимин отстранился, и она словно бы потеряла нечто очень важное. Легко вздохнула и, оперевшись на его руку, поднялась.
- Замок так замок. Как видишь, я могу быть еще и покладистой.
Дорогой они говорили о чем-то очень значимом и одновременно несущественном. Кажется, такие разговоры забываются сразу по завершении. Потому что важнее таких разговоров – интонации голоса, выражения лиц, блеск глаз. И еще ощущение того, как соприкасаются ладони, какое тепло исходит от кожи. И каждый жест неповторимо врезается в память сильнее любых слов.
Едва впереди показалась возвышенность, которую венчал замок, Мари тихонько охнула и проговорила:
- Знаешь, а я верю, что там действительно живут призраки!
- Еще как живут!
Дорога к замку была недолгой. Почти сразу же отстав от экскурсии, Зимин увел Мари в сторону. Они только вдвоем бродили по дворцу, башням, попали на маяк, смотрели какие-то интерактивные представления и даже умудрились напугать парочку призраков в очередном подземном ходу.
Потом поднялись на одну из смотровых площадок, с которой открывался потрясающий вид на порт, город, скалы, море. Порт и город казались почти игрушечными, но море и скалы представали во всем своем величии вечности.
Михаил резко обнял девушку и крепко поцеловал в губы, чувствуя их соленый морской привкус. И это тоже было навечно.
Отпустил ее на мгновение и прошептал, касаясь губами ее кожи:
- Откуда ты только взялась, Машка моя?
И снова прильнул к ее губам поцелуем.
- Из Гамбурга, - задыхаясь, шепнула Мари, когда он чуть отстранился. – Всю жизнь там прожила и не знала, что есть ты. Я тебя люблю, Миша.
Ее последние слова ошеломили его. И внезапно он понял, что сам не только не признался ей в своих чувствах, но и не спросил, а хочет ли она за него замуж. Он все решил сам и за нее. Странным образом в голову закралось сомнение. Все ее поступки могли быть от разочарования, которое она испытала, от отчаяния, которое могло толкнуть ее в случайные объятия.
«Ты идиот, Зимин!» - подумал Михаил, отбрасывая глупую мысль.
- Машааа… - протянул Михаил, словно пробуя ее имя на вкус, так же как только что снова и снова пробовал ее губы. – Смелая моя. Я…
В кармане снова зазвонил телефон. Зимин чертыхнулся, выслушал и взглянул на Мари.
- Надо возвращаться.
Мари кивнула.
Обратная дорога заняла отчаянно мало времени, а ей хотелось продлить каждое мгновение возле него. И почему-то казалось, что чем скорее Михаил уйдет, тем быстрее оборвется какая-то важная ниточка между ними. Тряхнула головой, отгоняя грустные мысли – это только потому, что скоро он отправится на капитанский мостик, а ей придется ждать. Быть женой моряка – значит, ждать. И почему-то эта мысль не пугала ее. Ради таких дней ждать стоило.
- Ты будешь вечером занят? – спросила она, стоя на пороге своей каюты, куда он ее проводил. – Может быть, сходим в «Каперну», если найдешь минутку? Я собираюсь там ужинать. На нашем месте.
- Я очень постараюсь прийти к тебе, - Михаил поцеловал Машу на прощанье. Оставить ее стоило ему немалых усилий.
Он шел на мостик и улыбался. В рубке его поджидал Долгов.
- Что у нас плохого?
- То есть вариантов, что что-то хорошее мы уже даже не рассматриваем? – мрачно спросил кэп, глядя в окно. – Ок. А-тлична живем, Зимин. Где вас всех носит вообще? Кому ни звоню, все на берегу, черт подери!
Долгов перевел мрачный взгляд на старпома.
- Звонили из Гамбурга. У господина Дарта, любезного генерального директора и держателя основного пакета акций нашей судоходной компании, пропала дочка. Сбежала со свадьбы. Мария д’Эстен. 19 лет. Должна была плыть с супругом здесь в каюте для молодоженов, но администрация уверяет, что этот номер пустует. А в порту Гамбурга видели, как она садилась на судно. Что, вообще, происходит, можешь ты мне объяснить? Могла она где-то сойти так, чтобы об этом не знали?
Зимин попытался осознать полученную информацию. Дочь владельца, 19 лет.
- Как ты сказал, зовут дочь хозяина? – он все еще надеялся, что ему послышалось.
Долгов посмотрел на ошарашенного Зимина и ответил медленнее:
- Ма-рия д`Эс-тен. Да. У нее фамилия не папкина. Я не имею ни малейшего понятия о ее родословной, да мне это и не интересно. Нам нужно выяснить ее местоположение. Еще одна головная боль, б***ь!
- Твою ж мать, - Зимин стукнул кулаком по столу и вскочил. Достал телефон, почти сделал вызов, но передумал и спрятал трубку обратно в карман. – Можешь передать господину Дарту, что его дочь в полном порядке. Она на лайнере. Все потом, Долгов, - бросил он и спешно вышел за дверь.
«Ну и какого черта все это означает?» - рассерженно думал Михаил, направляясь в свою каюту.

Глава 1.6 Шторм

В этот день ей все удавалось. Бывают такие дни, когда все идет так, как надо. Вернувшись с прогулки, Мари села читать и не заметила, как уснула. И это было к лучшему, потому что иначе вечером была бы сонная. А так можно будет говорить долго-долго... Пока Миша не скажет, что пора спать и не проводит ее до каюты. Она совсем забыла спросить, остается ли он сегодня на ночную вахту. Если нет, то может быть... Надевая тонкий пиджак, Мари покраснела от странной, промелькнувшей в голове мысли. В которой, в сущности, не было ровно ничего странного.
В «Каперне» еще не горели свечи, и Мари на смеси ломаного русского и безупречного французского с использованием языка жестов североамериканских индейцев попросила официантку, чтобы их зажгли. К счастью, та оказалась сообразительной.
Заказала чашку чаю, не рискнув делать настоящий заказ до прихода Миши. Устроила на столике телефон – вдруг позвонит и скажет, что все отменяется. И стала ждать. Когда-нибудь это войдет в привычку. И это будет замечательная привычка!
Она не замечала, что Михаил смотрел на нее сквозь стекло окна. Мария сидела за столиком такая милая, мечтательно-задумчивая. Она улыбалась. И он чувствовал себя первобытным варваром. Но выяснить нужно все. И лучше сделать это, не откладывая.
Зимин зашел в кафе, подошел к ней и сел напротив.
- Почему ты не сказала, чья ты дочь? – спросил негромко, но твердо.
Мари вздрогнула. Подняла на него недоуменный взгляд и несколько мгновений молчала, пытаясь сообразить, о чем речь. Потом поняла. Подалась вперед, но тут же заставила себя сидеть на месте. Неужели он только узнал, Господи? Она ведь уже неделю здесь, с ним…
- Я не знаю... - проговорила она, чувствуя, как по спине пробежал холодок от его тона.
- Твой отец разыскивает тебя. Ты что, даже не сообщила родителям, где ты? – он продолжал пристально смотреть ей в глаза. – Ты действительно не понимаешь, что тебе стоило сказать, кто ты такая на самом деле, - сказал он громче, не обращая внимания на бармена.
- Если бы я сказала... - голос чуть дрожал, но она заставила себя продолжать, - если бы я сказала, это что-то изменило бы? Между нами что-то изменилось бы?
- Нет, не изменило бы, если бы с самого начала я знал правду. Но, по-видимому, это что-то меняло для тебя, раз ты решила это скрыть.
Он смотрел на нее и разрывался между чувствами и здравым смыслом. Что это? Игра? Развлечение? Розыгрыш? Или ее возраст гарантирует неспособность на такой далеко просчитанный план?
- Я не скрывала! – вскрикнула Мари и в ужасе подумала о том, сколько раз у нее была возможность сказать ему правду. И сколько раз она этого не сделала. Даже сегодня, когда он прямо попросил рассказать ему о себе. Но ей казалось, что он спрашивал о чем-то большем, куда никакие имена и регалии не впишутся. Дура! Идиотка!
Мари заставила себя говорить спокойно, но получалось скверно:
- Сперва была путаница из-за фамилии, платья, номера... Но мне в голову не приходило, что папа не выяснил сразу, что я на «Анастасии». А потом... потом я просто... не подумала...
Ее слова напомнили Михаилу, какой она была расстроенной и потерянной в Гамбурге в том чертовом платье. Тогда в этом был виноват кто-то другой. Теперь она была такой же растерянной, хотя еще несколько часов назад ее глаза искрились счастьем, и она призналась, что любит его. И в этом виноват только он.
- Не подумала… Твоему отцу сообщили, что ты здесь. И с тобой все в порядке, - он помолчал. – Машка, черт возьми, какая же ты дурочка, - пробурчал он по-русски. – Идем отсюда.
Зимин буквально выволок Марию на палубу.
- Куда ты меня тащишь? – пролепетала Мари уже на воздухе – воздух был прохладный, даже для этих берегов. Погода к вечеру явно испортилась. Мари постаралась заставить его остановиться, но это было трудно. То ли она сама не могла удержаться у какой-то черты, то ли ей было решительно все равно – лишь бы с ним. – Миша, пожалуйста…
«Зимин! Мозг включи!» - раздалось в ответ в его голове.
Он резко остановился и посмотрел ей в глаза. В синие растерянные глаза ребенка. Имеет ли он право воспользоваться ее доверием?
Михаил обхватил ее за плечи, провел рукой по волосам, притянул к себе. И, сорвавшись в пропасть, стал осыпать поцелуями ее виски, глаза, щеки, шею. Находил твердыми злыми губами тонкую, отчаянно пульсирующую жилку. Словно заряжался от нее и возвращался к пухлым, манящим губам Маши.
Видит бог, он не мог отпустить ее сегодня.
- Не здесь, не здесь, - зашептала она, безошибочно чувствуя, что вот теперь, в это самое мгновение определяется вся ее будущая жизнь – просто потому, что она должна быть с этим единственным мужчиной. Шептала и не хотела, чтобы он останавливался, откидывала назад голову, подставляя кожу на шее, чувствуя, как что-то в ней разгорается – мучительно и всепоглощающе. Обхватывала его руками, прижималась к нему так, будто от этого зависело все, что было в ней, все, что будет. Потому что всё – это был он один.
Михаил и сам понимал, что не здесь. На мгновение отстранился, всмотрелся Маше в глаза, еще раз, не удержавшись, поцеловал ее в губы и выдохнул у самого уха:
- Идем ко мне…
Ему казалось, что до каюты они идут несколько часов, так бесконечно тянулось время. Или это лайнер был таким огромным.
Наконец, он впустил Мари в свою каюту, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Притянул девушку к себе, теперь уже медленно, уверенно прикоснулся к ее губам, скользнул короткими поцелуями вдоль шеи к ключице, стягивая с ее плеча пиджак и лямку топа. Он наслаждался ее прохладной кожей, от чего поцелуи все сильнее загорались страстью, способной оплавить все вокруг, все крепче и крепче сжимал ее в объятиях, путаясь в застежках, крючках, пуговицах. То ли ее, то ли своих. Она прижималась к нему так тесно, но и того было мало, он желал чувствовать ее ближе, ближе…
Зимин подхватил Мари на руки и отнес на кровать.
И больше не сдерживался, выплескивая все чувства, которые бесновались в нем вот уже несколько дней. Завладев, наконец, ею. Он опалял ее кожу сбивчивым дыханием, пытаясь удержаться на грани собственного сознания. Яркий свет прореза́л темноту каюты, и, когда раздался первый раскат грома, он понял, что тонет, пропадает в разыгравшейся повсеместно стихии. И только единственный маяк существует теперь в его жизни – глаза Маши. Разглядев их при свете новой вспышки молнии, он вынырнул, выплыл. И спасся, чтобы навсегда быть рядом с ней.
Он бережно обнял ее и хрипло сказал:
- Ты – моя жена. Помни об этом.
- Буду помнить, - шепнула она в ответ, пытаясь успокоить срывающееся дыхание, не в силах отвести от него глаз. И провела пальцем по его губам, горячим и твердым. – Буду помнить…