Пассажир из Франкфурта

I

– Пристегните, пожалуйста, ремни.

Пассажиры в салоне самолета не спешили подчиниться. Никто не верил, что они уже снижаются над Женевой. Многие громко зевали. Наиболее сонных вежливо, но настойчиво будили представительные стюардессы:

– Пристегните, пожалуйста, ремни.

Голос из громкоговорителя фирмы «Танной» звучал сухо и властно. На немецком, французском и английском он сообщил, что в скором времени последует кратковременный период болтанки. Зевнув во весь рот, сэр Стаффорд Най выпрямился в кресле. Ему снился чрезвычайно приятный сон о том, как он ловил рыбу в английской реке.

Это был мужчина сорока пяти лет, среднего роста, с гладким, чисто выбритым лицом оливкового цвета, склонный к экстравагантности в одежде. Происходивший из прекрасной семьи, в сфере портняжного искусства он мог позволить себе любые причуды. Ему доставляло злобное удовольствие, когда его более традиционно одетые коллеги морщились при взгляде на него. В нем было что-то от щеголя девятнадцатого века. Он любил, чтобы его замечали.

Во время поездок сэр Най обычно привлекал к себе внимание купленным однажды на Корсике плащом, похожим на бандитский. Этот плащ имел очень темный лилово-синий оттенок, алую подкладку и капюшон, который он натягивал на голову, когда хотел защититься от дождя или ветра.

В дипломатических кругах Стаффорд Най вызывал всеобщее недоумение. Отличавшийся в молодости талантами, сулившими ему большие успехи в карьере, он странным образом не сумел оправдать возлагавшихся на него надежд. Своеобразное, сатанинское чувство юмора доставляло ему неприятности в самые серьезные, ответственные моменты. Когда наступали такие моменты, он не мог удержаться от того, чтобы не продемонстрировать свою утонченную, шаловливую злость. Он был хорошо известен в обществе, но так и не достиг высокого положения. Чувствовалось, что Стаффорд Най, несмотря на несомненную яркость его личности, не был – и, вероятно, никогда не стал бы – надежным человеком. Во времена сложных политических перипетий и запутанных международных отношений такое качество, как надежность – в особенности если человек собирался получить ранг посла, – было более предпочтительным, нежели яркость личности. Сэр Най был отодвинут на задний план, хотя время от времени ему доверяли миссии, которые требовали владения искусством интриги, но не имели слишком большого значения и заметного общественного резонанса. Журналисты иногда называли его темной лошадкой дипломатии.

Никто не знал, испытывал ли Стаффорд разочарование в отношении своей карьеры. Вероятно, об этом не знал даже сам сэр Най. Ему было присуще определенное тщеславие, но при этом он получал большое удовольствие от различного рода проказ.

В настоящий момент он возвращался с заседания следственной комиссии из Малайи[4]. По его мнению, оно было на редкость скучным. Его коллеги по комиссии, как ему показалось, заранее решили, каковы будут их заключения. Они смотрели и слушали, но это никак не повлияло на их уже сформировавшиеся взгляды. Стаффорд вставил им несколько палок в колеса – скорее забавы ради, нежели из каких-либо убеждений. Во всяком случае, это оживило заседание. Он жалел, что у него не было еще больше возможностей для этого. Члены комиссии были здравомыслящими, достойными людьми – и на редкость скучными. Даже знаменитая миссис Натаниэль Эдж, единственная женщина в составе комиссии, известная своей склонностью к всевозможным навязчивым идеям, проявляла благоразумие, когда дело сводилось к простым фактам. Она смотрела, слушала и действовала вполне эффективно.

Сэр Най встречался с нею однажды, когда возникла необходимость найти решение проблемы в столице одного из балканских государств. Тогда Стаффорд не смог удержаться от озвучивания нескольких интересных предложений. В журнале «Инсайд ньюс», любившем скандалы, высказывалось предположение, будто присутствие сэра Стаффорда Ная в этой столице было непосредственно связано с балканской проблемой и его миссия носила в высшей степени секретный, деликатный характер. Один из друзей прислал Стаффорду этот номер, где соответствующий абзац был помечен карандашом. Сэра Ная это отнюдь не удивило. Он прочитал заметку с довольной ухмылкой на лице. Его немало позабавила мысль о том, насколько далеки от истины оказались журналисты в этом нелепом предположении. Своим присутствием в Софии Стаффорд был обязан исключительно невинному интересу к редким дикорастущим цветам, а также настойчивым просьбам престарелой леди Люси Клегхорн, с которой он давно дружил и которая не знала устали в поисках этих дурацких цветков. Она была готова в любой момент ловко вскарабкаться на скалу или лихо прыгнуть в болото за каким-нибудь редким экземпляром, длина латинского названия которого, как правило, обратно пропорциональна его размерам.

Небольшая группа энтузиастов занималась этими ботаническими изысканиями на склонах гор уже в течение десяти дней, когда Стаффорд пожалел, что заметка не отражает истины. Он немного – только лишь немного – устал от дикорастущих цветов. Несмотря на нежные чувства, испытываемые им к Люси, неуемная энергия, с какой она носилась по склонам холмов в свои шестьдесят с лишним лет, легко обгоняя его, иногда вызывала у него раздражение. Перед его глазами постоянно мелькали ее штаны из рубчатого вельвета роскошного ярко-синего цвета, и хотя Люси обычно выглядела достаточно худой, теперь – одному богу известно почему – ее бедра казались ему слишком широкими. Славный маленький пирог, состряпанный на кухне международной политики, подумал он, в который можно было бы запустить пальцы и что-нибудь вылепить…

В салоне самолета вновь раздался металлический голос громкоговорителя. Он сообщил о том, что вследствие густого тумана над Женевой самолет совершит посадку в аэропорту Франкфурта, а оттуда полетит в Лондон. Пассажиры, следующие в Женеву, отправятся туда сразу, как только появится такая возможность. Сэру Стаффорду Наю было все равно. Если в Лондоне тоже туман, самолет, скорее всего, сядет в Прествике, аэропорту Глазго. Он надеялся, что этого не случится. В Прествике ему доводилось бывать слишком часто. Воздушные путешествия, как и сама жизнь, чрезвычайно утомительны. Если только… Он не знал – если только – что?

II

В зале для транзитных пассажиров аэропорта Франкфурта было тепло. Сэр Стаффорд Най расстегнул плащ и распахнул его, обнажив эффектную алую подкладку. Потягивая пиво, он рассеянно слушал объявления, доносившиеся из громкоговорителя.

– Рейс сорок три восемьдесят семь, следующий в Москву… Рейс двадцать три восемьдесят один, следующий в Египет и Калькутту…

Путешествия по всему миру – как это, должно быть, романтично! Однако атмосфера зала для транзитных пассажиров не позволяла настроиться на романтический лад: слишком много людей, слишком много киосков с всевозможными товарами, слишком много одинаково окрашенных кресел, слишком много пластика, слишком много плачущих детей. Он попытался вспомнить, кому принадлежат слова: «Хотел бы я любить Человечество; хотел бы я любить его глупое лицо»[5]. Может быть, Честертон? Стаффорд мог бы подписаться под этими словами. Когда достаточно много людей собирается вместе, они выглядят настолько угнетающе похожими друг на друга, что это просто невыносимо. Если бы появилось интересное лицо, подумал он, что это изменило бы? Стаффорд бросил пренебрежительный взгляд на двух молодых женщин, великолепно накрашенных, одетых в национальную униформу их страны, Англии, – в мини-юбки, которые с каждым годом становились все короче, – а потом на другую молодую женщину, еще более изысканно накрашенную, довольно привлекательную, одетую в нечто, называемое, если он не ошибался, кюлотами. По стезе следования моде она продвинулась чуть дальше остальных.

Стаффорда не особенно интересовали привлекательные девушки, которые ничем не отличались от всех остальных привлекательных девушек. Ему хотелось увидеть человека, не похожего на других. На соседнее с ним пластиковое кресло с сиденьем, обитым искусственной кожей, села какая-то женщина. Ее лицо моментально привлекло внимание сэра Ная. И вовсе не потому, что оно отличалось от других – лицо женщины даже показалось ему знакомым. Он не мог вспомнить, где и когда видел ее прежде, но был уверен, что встречался с нею. Двадцать пять или двадцать шесть лет, тонко очерченный римский нос, густая копна темных волос, ниспадавших на плечи. Она держала перед собой журнал, но смотрела не в него, а на Стаффорда – и довольно пристально. Неожиданно женщина заговорила глубоким контральто, и оно звучало почти так же низко, как мужской голос. В нем чувствовался легкий иностранный акцент.

– Могу я поговорить с вами? – спросила она.

Он окинул ее изучающим взглядом. Нет, на проститутку она явно не походила. Тут было что-то другое.

– Не вижу причины, почему бы вам не поговорить со мной, – ответил он. – У нас, похоже, масса времени.

– Туман, – сказала женщина. – Туман в Женеве; наверное, и в Лондоне тоже. Всюду туман. Не знаю, что делать.

– О, не стоит беспокоиться, – ободряюще сказал сэр Най. – Куда-нибудь вас обязательно доставят. Авиакомпании работают довольно эффективно. А куда вы летите?

– Я летела в Женеву.

– Надеюсь, в конце концов вы туда попадете.

– Я должна находиться там сейчас. Если я доберусь до Женевы, все будет в порядке. Меня там кое-кто встретит. Я буду в безопасности.

– В безопасности? – Его губ коснулась легкая улыбка.

– Сегодня мало кого заботит безопасность. А она может иметь очень большое значение. Для меня, к примеру, она имеет жизненно важное значение.

После некоторой паузы женщина заговорила вновь:

– Видите ли, если я не смогу прибыть в Женеву, если мне придется оставить этот самолет здесь или лететь на нем в Лондон, не урегулировав кое-какие дела, меня убьют. – Она быстро взглянула на него. – Вероятно, вы не верите мне.

– Боюсь, что не верю.

– Тем не менее это правда.

– Кто хочет убить вас?

– Для вас это важно?

– Нет.

– Можете поверить мне, если хотите поверить. Я говорю истинную правду. Мне нужна помощь. Я должна попасть в Лондон.

– А почему вы выбрали в помощники именно меня?

– Мне кажется, вам кое-что известно о смерти. Вы знаете, что такое смерть, и, вероятно, видели ее.

Сэр Стаффорд Най пристально посмотрел на нее и снова отвел взгляд в сторону.

– Какие-нибудь другие причины? – спросил он.

– Да. Вот это.

Женщина протянула узкую руку оливкового цвета и прикоснулась к складкам его объемистого плаща.

У него впервые проснулся интерес.

– Что вы хотите этим сказать?

– Этот плащ весьма необычен. Так все подряд не одеваются.

– Да, пожалуй. Назовем это одной из моих причуд.

– Эта причуда может оказаться для меня полезной.

– Что вы имеете в виду?

– Я кое о чем спрошу вас. Вероятно, вам не захочется отвечать, но, может быть, и захочется, поскольку, мне кажется, вы принадлежите к мужчинам, которые готовы брать на себя риск. Как я принадлежу к женщинам, которые берут на себя риск.

– Я слушаю вас, – сказал он с едва заметной улыбкой.

– Мне нужен ваш плащ. Мне нужен ваш паспорт. Мне нужен ваш билет на самолет. Минут через двадцать объявят посадку на лондонский рейс. Я возьму ваш паспорт, надену ваш плащ и смогу благополучно добраться до Лондона.

– Вы хотите сказать, что выдадите себя за меня? Не говорите ерунды.

Она открыла свою сумочку и извлекла из нее маленькое квадратное зеркальце.

– Посмотрите сначала на меня, а потом на свое отражение в зеркале.

И тогда Стаффорд увидел перед собой то, что смутно брезжило в его сознании. Образ сестры Памелы, умершей около двадцати лет назад. Они с нею всегда были похожи. У нее был несколько мужской тип лица, а его лицо – во всяком случае, в молодости, – наоборот, отличалось слегка женственными чертами. Их роднили орлиный нос, чуть наклонный разлет бровей и даже манера улыбаться одними уголками губ. Памела была высокой и имела рост пять футов восемь дюймов, он – пять футов десять дюймов…

Сэр Най взглянул на женщину, протягивавшую ему зеркальце.

– Между нами существует некоторое внешнее сходство, вы это имеете в виду? Но, дорогая моя, оно не обманет тех, кто знает меня или вас.

– Конечно, не обманет. Но неужели вы не понимаете? Это не имеет никакого значения. Я сяду на самолет в слаксах. Когда вы летели сюда, у вас на голову был натянут капюшон вашего плаща, скрывавший лицо. Мне нужно лишь отрезать волосы, завернуть их в газету и выбросить в мусорную корзину. После этого я надену ваш бурнус, возьму у вас посадочный талон, билет и паспорт. Если на борту самолета не будут присутствовать ваши знакомые – а я думаю, что если даже и будут, то они наверняка уже побеседовали с вами, – то я вполне смогу сойти за вас. При предъявлении паспорта у меня из-под капюшона будут видны только нос, глаза и рот. После посадки в аэропорту мне удастся благополучно уйти, поскольку никто не узнает, что я прилетела на этом самолете, и исчезнуть, смешавшись с лондонской толпой.

– А что буду делать я? – спросил Стаффорд с легкой улыбкой.

– Я могу предложить вам кое-что, если у вас хватит смелости выслушать меня.

– Предлагайте, – сказал он. – Я всегда любил выслушивать предложения.

– Вы подниметесь, выйдете из зала и купите газету, журнал или сувенир. А свой плащ оставите здесь, на кресле. Вернувшись с покупкой, сядете где-нибудь в другом месте – скажем, в конце ряда напротив. Перед вами будет стоять бокал, вот этот самый. Его содержимое вызовет у вас сон. Засните где-нибудь в укромном уголке.

– Что будет потом?

– По всей вероятности, вы станете жертвой ограбления, – сказала она. – Кто-нибудь подсыплет вам в бокал снотворное и украдет у вас бумажник. Что-то в этом роде. Вы называете себя и заявляете, что у вас украли паспорт и вещи. Вам будет несложно удостоверить вашу личность.

– Вы знаете, кто я? То есть вам известно мое имя?

– Пока нет, – ответила женщина. – Я еще не видела ваш паспорт. Понятия не имею, кто вы такой.

– И тем не менее говорите, что мне будет несложно удостоверить мою личность…

– Я хорошо разбираюсь в людях и могу определить, кто что-то собой представляет, а кто – нет. Вы явно что-то собой представляете.

– Но почему я должен делать все это?

– Наверное, потому, что не хотите допустить гибели человека.

– Вы не находите, что все это звучит весьма экстравагантно?

– Да, я понимаю, вам нелегко мне поверить. Но все-таки, вы мне верите?

Сэр Най в раздумье посмотрел на нее.

– Знаете, на кого вы похожи? На прекрасную шпионку из какого-нибудь триллера.

– Может быть. Но я отнюдь не прекрасна.

– И не шпионка?

– Вероятно, меня можно было бы назвать и так. Я располагаю информацией, которую хочу сохранить в тайне. Вам придется поверить мне на слово: эта информация представляет немалую ценность для вашей страны.

– Вам не кажется, что это выглядит довольно нелепо?

– Кажется. Если б это было написано на бумаге, то выглядело бы нелепо. Но очень многие нелепые на первый взгляд вещи оказываются истинными, разве нет?

Стаффорд снова посмотрел на нее. Она была очень похожа на Памелу. Ее голос напоминал голос его сестры, хотя в нем звучали незнакомые интонации. Ее предложение представлялось абсурдным, нелепым, невероятным и даже опасным. Опасным для него. К сожалению, именно это его в нем и привлекало. Набраться смелости, чтобы сделать ему подобное предложение!.. Интересно, что из этого выйдет?

– Хотелось бы знать, что я с этого буду иметь? – спросил он.

Женщина испытующе посмотрела на него.

– Приключение. Возможность отвлечься от повседневной рутины. Противоядие от скуки. У нас мало времени. Решайте.

– А что случилось с вашим паспортом? Мне что, придется купить парик, если, конечно, здесь продаются подобные вещи, и прикинуться женщиной?

– Нет, об этом речь не идет. Вас ограбили, подсыпав вам снотворное, и вы остаетесь самим собой. Подумайте. Нужно спешить. Время летит очень быстро. Мне еще предстоит поработать над своей внешностью.

– Уговорили, – сдался он. – Никогда не следует отказываться, если вам предлагают что-то необычное.

– Я надеялась, что вы согласитесь, но уверенности у меня не было.

Стаффорд Най вытащил из кармана пиджака паспорт и переложил его в карман плаща. Затем поднялся на ноги, зевнул, огляделся, посмотрел на часы и направился к торговому киоску, в витрине которого были выставлены различные товары, даже не обернувшись. Купив книгу в мягкой обложке, он осмотрел и ощупал несколько маленьких плюшевых зверюшек – прекрасный подарок для ребенка. В конце концов его выбор остановился на панде. Окинув взглядом зал, он вернулся к креслу, на котором сидел. Плащ исчез. Вместе с девушкой. На столике все еще стоял его бокал с недопитым пивом. Вот в чем заключается риск, который я беру на себя, подумал сэр Най. Взяв со стола бокал, он не спеша выпил его содержимое. На вкус оно было примерно таким же, как и прежде.

– Интересно, что будет дальше, – вполголоса произнес Стаффорд.

Он поднялся с кресла и прошел в дальний угол зала, где обосновалось довольно шумное семейство. Оттуда доносились громкие голоса и смех. Сэр Най сел неподалеку от них, зевнул и откинул голову на спинку кресла. Объявили рейс на Тегеран. Многие пассажиры поднялись и выстроились в очередь у выхода на посадку. Зал оставался наполовину пустым. Сэр Най открыл купленную книгу и снова зевнул. Сейчас ему действительно хотелось спать… очень хотелось спать… Нужно было подумать, где лучше всего расположиться для сна. Где-нибудь, где он может остаться…

Диктор объявил посадку на самолет «Трансъевропейских авиалиний», рейс 309 до Лондона.

III

И опять множество пассажиров поднялись с кресел и направились к указанному выходу на посадку. Впрочем, к этому времени зал заполнило еще большее количество новых транзитных пассажиров. Из громкоговорителя доносились объявления о задержках рейсов по разным причинам, в том числе и женевского – все из-за того же тумана. Стройный мужчина в темно-синем плаще с красной подкладкой, с коротко остриженной головой под капюшоном, чьи волосы были растрепаны не более чем у многих современных молодых людей, шел в сторону выхода на посадку, чтобы встать в очередь. Предъявив посадочный талон, он прошел через выход № 9.

Последовало еще несколько объявлений. Самолет «Свисс эйр» летел в Цюрих, самолет ВЕА – в Афины и на Кипр. И тут прозвучало объявление другого рода:

– Просим мисс Дафну Теодофанос, следующую до Женевы, подойти к столу регистрации. Рейс до Женевы отложен из-за тумана. Следующие туда пассажиры полетят через Афины. Самолет к вылету готов.

Далее диктор сделал несколько объявлений для пассажиров, следовавших в Японию, Египет, Южную Африку. Авиалинии опутали весь мир. Мистера Сидни Кука, следовавшего в Южную Африку, приглашали к столу регистрации, где его ждало сообщение. Затем вновь пригласили на посадку мисс Дафну Теодофанос.

– Это последнее объявление перед отправлением рейса триста девять.

В углу зала маленькая девочка смотрела на мужчину в темном костюме, который крепко спал. Его голова покоилась на спинке кресла. В руке он держал маленькую плюшевую панду.

Когда рука маленькой девочки потянулась к панде, ее мать сказала:

– Джоан, не трогай. Бедный джентльмен спит.

– Интересно, куда он летит?

– Наверное, в Австралию, как и мы, – сказала мать.

– У него маленькая дочь, такая, как я?

– Скорее всего.

Маленькая девочка вздохнула и снова посмотрела на панду. Сэр Стаффорд Най продолжал крепко спать. Ему снилось, будто он пытается застрелить леопарда во время сафари. «Очень опасный зверь, – говорил он своему проводнику. – Леопарду нельзя доверять ни в коем случае».

Потом, как это часто бывает во сне, вместо сафари сэр Най оказался за столом вместе со своей теткой Матильдой. Они пили чай, и он никак не мог докричаться до нее, поскольку она страдала глухотой в большей степени, нежели обычно. Он не слышал объявлений – кроме первого, обращенного к Дафне Теодофанос.

– Знаешь, – сказала мать маленькой девочки, – почти всегда, куда бы ты ни летел, не могут найти кого-то из пассажиров. Человек либо не услышал объявление, либо что-нибудь еще в этом роде. Я всегда думаю, что это за люди и почему они не являются на посадку. Думаю, эта мисс – как ее там – не успеет на свой самолет. Что тогда они будут с нею делать?

Никто не мог ответить на этот вопрос, поскольку никто не располагал необходимой информацией.

I

– Старик, не возражаешь, если я тебе кое-что расскажу? – спросил Эрик Пью.

Сэр Стаффорд Най окинул его взглядом. Он знал Эрика много лет. Они не были близкими друзьями. Стаффорд находил его довольно скучным. Однако Эрик обладал одним замечательным качеством: он был верным другом. К тому же, если общение с ним и не было особенно занимательным, он представлял собой настоящий источник самой разнообразной информации. Этот человек запоминал все, что говорили ему люди, и иногда сообщал весьма полезные сведения.

– Ты ведь вернулся из Малайи, с конференции, не так ли?

– Да, – подтвердил Стаффорд.

– Происходило там что-нибудь из ряда вон выходящее?

– Да нет, все было как обычно.

– О, а я все думал, не случилось ли что-нибудь… ну, ты понимаешь, о чем речь. Это все равно что запустить лису в курятник.

– А что там могло случиться? Эти конференции всегда проходят до боли предсказуемо. Все говорят то, что ты ожидаешь от них услышать, только делают это значительно дольше, чем тебе это представляется возможным. Я сам не знаю, зачем на них езжу.

Эрик Пью сделал довольно длинное и утомительное замечание по поводу того, к чему действительно стремятся китайцы.

– Я не думаю, что они действительно к чему-то стремятся, – сказал Стаффорд. – Знаешь, все это не более чем слухи – по поводу того, чем болеет бедный старый Мао, кто интригует против него и почему.

– А что говорили насчет арабо-израильского конфликта?

– Тоже все по плану. По их плану. Однако какое отношение это имеет к Малайе?

– Да я особо и не имел в виду Малайю.

– Ты напоминаешь мне Черепаху Квази[9], – сказал сэр Най. – Великолепный суп. Почему такой мрачный вид?

– Я все думал… ты только извини меня, ладно?.. я хочу сказать, ты не сделал ничего такого, что могло бы замарать твою репутацию, ведь правда?

– Я?

Изумлению Стаффорда не было предела.

– Ну, ты же знаешь, Стафф, что любишь иногда шокировать людей.

– В последнее время я вел себя безупречно, – возразил сэр Най. – Что ты слышал обо мне?

– Я слышал, на обратном пути из Малайи у тебя возникла какая-то проблема.

– А-а! И от кого ты это слышал?

– Ну, встречался я тут со стариком Картисоном…

– Старый зануда! Вечно выдумывает небылицы.

– Да, я знаю. Но он говорил, что кто-то – кажется, Уинтертон – считает, будто ты что-то задумал.

– Что-то задумал? Хотел бы я что-нибудь задумать, – сказал сэр Най.

– В последнее время много кричат о шпионаже, и Картисон испытывает тревогу в отношении некоторых людей.

– За кого они меня принимают – за еще одного Филби[10] или кого-нибудь в этом роде?

– Знаешь, иногда ты бываешь крайне неблагоразумен в своих шутках.

– Порой мне очень трудно удержаться, – сказал Стаффорд. – Уж слишком чопорны и напыщенны все эти политики и дипломаты. Время от времени у меня возникает желание немного расшевелить их.

– У тебя чересчур извращенное чувство юмора, мой мальчик. В самом деле. Иногда мне становится страшно за тебя. Тебе хотят задать несколько вопросов по поводу случившегося во время твоего возвращения, и, судя по всему, они считают, что ты не сказал всей правды.

– Ах, они так считают!.. Интересно. Нужно это обдумать.

– Только не совершай опрометчивых поступков.

– Я имею право иногда повеселиться.

– Послушай, приятель, ты ведь, наверное, не хочешь ради забавы поставить крест на своей карьере?

– Я все больше и больше прихожу к выводу, что на свете нет ничего более скучного, чем делать карьеру.

– Знаю, знаю. Ты всегда склонялся к этой точке зрения и никогда не стремился к тому, к чему должен был стремиться. Когда-то у тебя были все шансы получить должность в Вене. Мне очень не хочется, чтобы ты окончательно все испортил.

– Уверяю тебя, я веду себя в высшей степени осмотрительно и благоразумно, – сказал сэр Най.

И добавил после непродолжительной паузы:

– Выше нос, Эрик. Ты хороший друг, но честное слово, я не виноват в том, что люблю шутки и розыгрыши.

Эрик с сомнением покачал головой.

Стоял чудесный вечер. Стаффорд шел домой пешком через Грин-парк. Когда он пересекал шоссе возле Бёрдкейдж-уок, в нескольких дюймах от него на большой скорости пронесся автомобиль. Стаффорд, находившийся в хорошей спортивной форме, успел отпрыгнуть на тротуар. Автомобиль быстро скрылся из виду. У него возникло впечатление, что это была умышленная попытка наезда. Интересно. Сначала подвергли обыску его спальню, а теперь он едва не оказался под колесами… Возможно, это всего лишь совпадение. Сэру Наю доводилось жить в неспокойных городских районах и сталкиваться с опасностью. Ему были известны ее прикосновение, ее запах. И он ощущал ее сейчас. Кто-то открыл на него охоту. Но почему? По какой причине? Вроде бы он ни во что никоим образом не вмешивался. Непонятно.

Войдя в квартиру, Стаффорд поднял с пола корреспонденцию, лежавшую перед входной дверью. Ее было немного: пара счетов и номер журнала «Лайфбоут». Он бросил счета на стол и взял журнал. Время от времени в этом издании публиковались его статьи. Перелистывая страницы, сэр Най лишь рассеянно скользил по ним взглядом, поскольку его голова все еще была занята тревожными мыслями. Внезапно пальцы наткнулись на что-то, вставленное между двух страниц и приклеенное скотчем. Это был его паспорт. Он оторвал его от журнальной страницы и внимательно изучил. Последним штампом в нем был штамп аэропорта Хитроу, датировавшийся вчерашним днем. Она воспользовалась паспортом, благополучно добралась до Лондона и вернула его ему столь необычным образом. Интересно, где она сейчас? Увидит ли он ее когда-нибудь еще? Кто она? Куда уехала и зачем?

Это напоминало ожидание начала второго акта пьесы. В самом деле, у Стаффорда было ощущение, будто первый акт только что закончился. Что же он видел? Вероятно, прелюдию. Девушку, которой взбрело в голову переодеться, чтобы выдать себя за мужчину; которая прошла паспортный контроль в Хитроу, не вызвав ни у кого подозрений, и растворилась в Лондоне. Нет, наверное, больше ему не суждено увидеть ее. Эта мысль вызвала у него раздражение. Но почему ему хотелось увидеть ее еще? Она не была особенно привлекательной, да и вообще ничего собою не представляла. Хотя нет, это было не совсем так. Что-то – или кого-то – она собою все-таки представляла, иначе не смогла бы добиться от него – без долгих уговоров, без откровенной сексуальной стимуляции – того, что ей было нужно. Она обратилась к нему с просьбой потому, что, по ее словам, зная людей, увидела в нем человека, готового взять на себя риск, чтобы помочь ближнему. И он взял на себя риск, подумал сэр Най. Она могла подсыпать что-нибудь ему в бокал с пивом, а потом сотрудники аэропорта нашли бы его мертвое тело, сидящее в кресле в укромном уголке зала вылетов. И если она разбиралась в медикаментозных средствах – а она должна была разбираться, – то его смерть выглядела бы как результат сердечного приступа, произошедшего вследствие перепада высот, или давления, или чего-либо еще в этом роде. Но зачем думать об этом? Маловероятно, что он когда-нибудь вновь увидит ее, и это вызывало у него раздражение.

Да, Стаффорд был раздражен, а ему не хотелось испытывать это чувство. В течение нескольких минут он обдумывал создавшееся положение, после чего написал объявление, которое должно было быть напечатано в газете в трех номерах подряд:

«Пассажир, находившийся в аэропорту Франкфурта 3 ноября, просит его попутчика связаться с ним в Лондоне».

Не более того. Либо она откликнется, либо нет. Если это объявление попадется ей на глаза, она поймет, кто его поместил, поскольку наверняка посмотрела его имя в паспорте. Может быть, она разыщет его, может быть, нет. Скорее, нет. Если так, то прелюдия останется прелюдией, маленькой глупой пьеской, призванной развлечь пришедших в театр зрителей, пока не началось настоящее представление. Такие вещи весьма полезны в предвоенное время. По всей вероятности, он больше не увидит ее, и, возможно, в первую очередь по той причине, что она, сделав в Лондоне свое дело, улетела в Женеву, на Ближний Восток, в Россию, Китай, Южную Америку или Соединенные Штаты. А почему, подумал Стаффорд, я включил в этот список Южную Америку? Должна быть какая-то причина. Она не упоминала Южную Америку. Никто не упоминал Южную Америку… кроме Хоршэма. Да и Хоршэм упомянул ее среди множества других стран и регионов.

На следующее утро сэр Най медленно шел по дорожке Сент-Джеймс-парка, возвращаясь домой из редакции газеты, где поместил свое объявление, и рассеянно любовался осенними цветами. Золотисто-бронзовые бутоны венчали ныне жесткие, длинные стебли хризантем. Он ощущал их слабый аромат, всегда навевавший ему ассоциации с живописными холмами Греции.

Теперь следовало регулярно просматривать колонку объявлений. Должно пройти по меньшей мере два-три дня, прежде чем появится его объявление, а потом еще некоторое время нужно ждать ответа. Ни в коем случае нельзя пропустить его – разумеется, если он появится, – поскольку было бы обидно упустить возможность выяснить, что все это означает.

Стаффорд пытался вспомнить не девушку в аэропорту, а лицо своей сестры Памелы. Со дня ее смерти прошло много времени, но он помнил ее. Конечно, он помнил свою сестру, но почему-то не мог воссоздать в памяти ее лицо, и это его страшно злило.

Подойдя к дороге, сэр Най остановился. Движения по ней не было, если не считать одинокого автомобиля, ехавшего медленно и торжественно, с видом скучающей престарелой дамы. Это был старомодный лимузин «Даймлер-Бенц». Стаффорд пожал плечами. С какой стати он стоит здесь, словно идиот, погрузившись в раздумья?

Он шагнул вперед, собираясь перейти дорогу, и в этот момент лимузин с поразительной для его преклонного возраста резвостью неожиданно бросился наперерез ему, резко увеличив скорость. Сэр Най едва успел вскочить на тротуар на противоположной стороне. Пронесшись мимо, подобно молнии, лимузин исчез за поворотом.

– Интересно, – произнес вслух Стаффорд. – Очень интересно. Кто же это так меня не любит?

II

Как всегда окутанный густым облаком сигарного дыма, полковник Пайкэвей вытянулся во весь рост в кресле, в маленьком кабинете дома в Блумсбери, где он просиживал с десяти до пяти с перерывом на ланч. Его глаза были закрыты, и только периодическое подергивание век свидетельствовало о том, что он бодрствует. Полковник редко поднимал голову. Однажды кто-то сказал, что он напоминает нечто среднее между Буддой и большой синей лягушкой, у которой – добавил кто-то другой, более молодой и более дерзкий – в роду был гиппопотам.

Нежное жужжание внутреннего телефона вывело его из полудремотного состояния. Трижды моргнув, он открыл глаза, устало потянулся и снял трубку.

– Да?

В трубке раздался голос его секретарши:

– Пришел министр и хочет видеть вас.

– Вы имеете в виду баптистского священника из церкви за углом?

– О нет, это сэр Джордж Пэкхэм.

– Жаль, – сказал полковник Пайкэвей, тяжело дыша вследствие астмы. – Очень жаль. Преподобный Макгилл куда как занимательнее. От него так и веет восхитительным адским огнем.

– Пригласить его, полковник Пайкэвей?

– Полагаю, он рассчитывает, что его тут же пригласят. Министры гораздо более щепетильны, нежели государственные секретари, – угрюмо произнес полковник Пайкэвей. – Вечно эти министры настаивают на том, чтобы их впустили, а потом начинают здесь бесноваться.

Войдя в кабинет, сэр Джордж Пэкхэм закашлялся и принялся ловить ртом воздух. У большинства людей, оказавшихся здесь, возникала подобная реакция. Окна маленького кабинета были всегда плотно закрыты. Полковник Пайкэвей откинулся на спинку кресла, скрывшись за облаком дыма. Атмосфера здесь была почти невыносимой, и в официальных кругах этот кабинет называли «маленьким борделем».

– Ах, мой дорогой полковник, – заговорил сэр Джордж бодрым, оживленным тоном, плохо сочетавшимся с его аскетической внешностью и грустным выражением лица. – Давненько мы с вами не виделись.

– Садитесь, садитесь, – сказал Пайкэвей. – Хотите сигару?

Сэра Джорджа слегка передернуло.

– Нет, благодарю вас.

Он бросил весьма красноречивый взгляд на окна, но полковник Пайкэвей намека не понял. Прежде чем заговорить, сэр Джордж еще раз откашлялся.

– Насколько мне известно, у вас был Хоршэм.

– Да, был. И высказал свое мнение. – Полковник медленно закрыл глаза.

– Я думал, что так будет лучше всего, – сказал сэр Джордж. – Я имею в виду, чтобы он пришел к вам сюда. Очень важно не допустить утечку информации.

– Но она произойдет, – сказал Пайкэвей, – вы так не считаете?

– Прошу прощения?

– Она произойдет, – повторил полковник.

– Я не знаю, насколько вы в курсе последних событий…

– Мы здесь знаем все, – сказал полковник. – Это наша обязанность.

– Да-да, конечно. Вам известно о происшествии с сэром С.Н.? Надеюсь, вы понимаете, о ком я говорю?

– О пассажире, прибывшем на днях из Франкфурта.

– Очень необычное происшествие. Чрезвычайно. Трудно представить, что такое возможно.

Пайкэвей слушал его с доброжелательным выражением на лице.

– Не знаешь, что и думать, – продолжал сэр Джордж. – Вы знакомы с ним лично?

– Я пересекался с ним один или два раза, – ответил полковник.

– Действительно, не перестаешь удивляться…

Пайкэвей с трудом подавил зевок. Сэр Джордж утомил его своими раздумьями и удивлением. Полковник всегда был невысокого мнения о его мыслительных способностях. Осторожный человек, на которого можно положиться, эффективный руководитель департамента, однако не блещущий интеллектом. Возможно, подумал полковник, оно и к лучшему. Во всяком случае, те, кто думает, удивляется и не вполне уверен, благополучно сидят на своих местах, которые они заняли благодаря Богу и избирателям.

– Не следует забывать, – продолжал сэр Джордж, – о тех разочарованиях, которые мы пережили в прошлом.

Пайкэвей улыбнулся.

– Чарлстон, Конвэй и Кортфолд, – сказал он. – Пользовавшиеся абсолютным доверием, проверенные в деле – вдруг оказались проходимцами.

– Иногда я думаю, можем ли мы вообще хоть кому-то доверять, – сказал сэр Джордж с грустью.

– Все очень просто, – сказал полковник. – Вы не можете.

– Возьмем Стаффорда Ная, – сказал сэр Джордж. – Хорошая семья, превосходная семья. Я знал его отца, его деда.

– Очень часто в третьем поколении происходит сбой, – произнес Пайкэвей.

Это замечание не оказало на сэра Джорджа никакого воздействия.

– Меня одолевает чувство тревоги, и я ничего не могу с собой поделать. Иногда он ведет себя просто несерьезно.

– В молодости я повез двух своих племянниц посмотреть замки Луары, – неожиданно сказал полковник. – На берегу человек ловил рыбу. У меня с собой тоже была удочка. Человек сказал мне: «Vous nêtes pas un pêcheur sêrieux. Vous avez des femmes avec vous»[11].

– Вы считаете, сэр Стаффорд…

– Нет-нет, в особых пристрастиях к женщинам он не замечен. Его проблема заключается в том, что он любит ставить людей в неловкое положение.

– Не самая лучшая привычка, вам не кажется?

– Почему бы и нет? – сказал Пайкэвей. – Уж лучше шутник, чем перебежчик.

– Если только шутник не выходит за рамки благоразумия. И все-таки, что вы думаете по этому поводу? Каково ваше личное мнение?

Полковник снисходительно улыбнулся:

– Его благоразумие не вызывает у меня ни малейших сомнений. На вашем месте я не тревожился бы на этот счет.

III

Сэр Стаффорд Най отодвинул в сторону чашку с кофе, взял со стола газету, пробежал глазами заголовки, затем открыл страницу с личными объявлениями. Эту колонку он регулярно просматривал уже в течение семи дней. Его вновь охватило разочарование. Но удивляться было нечему. С какой стати он рассчитывал получить ответ? Взгляд Стаффорда медленно скользил по объявлениям, содержавшим всякую занимательную всячину. Он всегда находил их чтение чрезвычайно увлекательным занятием. В большинстве своем они не носили сугубо личный характер. Половина, или даже больше, представляла собой скрытую рекламу или предложение товаров и услуг. Вероятно, их следовало помещать под другим заголовком, но в этой колонке у них было больше шансов попасться на глаза.

«Молодой человек, возражающий против тяжелого труда и стремящийся к легкой жизни, будет рад найти подходящую работу».

«Девушка желает отправиться в путешествие в Камбоджу. Присмотр за детьми не предлагать».

«Огнестрельное оружие, использовавшееся при Ватерлоо. Рассмотрю предложения».

«Срочно продается шуба из искусственного меха. Владелец уезжает за границу».

«Вы знаете Дженни Кэпстан? Ее торты великолепны. Приезжайте на Лиззард-стрит, 14».

Палец сэра Ная застыл на месте. Дженни Кэпстан. Это имя ему понравилось. Существует ли в природе Лиззард-стрит? О такой улице он никогда не слышал. Стаффорд вздохнул, и его палец двинулся вниз, но почти сразу вновь остановился.

«Пассажир из Франкфурта, четверг, 11 ноября, Хангерфорд-бридж[12], 7.20».

Четверг, 11 ноября. Сегодня. Сэр Най откинулся на спинку кресла и выпил глоток кофе. Он чувствовал, как по его телу разливается возбуждение. Хангерфорд-бридж. Он поднялся и пошел в кухню. Миссис Уоррит резала картофель и бросала его ломтики в большую кастрюлю с водой. Она взглянула на него с легким удивлением.

– Вам что-нибудь нужно, сэр?

– Да, – ответил Стаффорд Най. – Если бы вас попросили приехать к Хангерфорд-бридж, куда бы вы направились?

– Куда бы я направилась? – Миссис Уоррит задумалась. – Вы имеете в виду, если б я захотела туда поехать?

– Предположим, захотели.

– Ну, тогда, наверное, я направилась бы к Хангерфорд-бридж.

– Вы хотите сказать, что поехали бы в Хангерфорд в Беркшире?

– А где это?

– В восьми милях за Ньюбери.

– Ньюбери я знаю, в прошлом году мой старик объезжал там лошадь. Кстати, получилось у него очень хорошо.

– Значит, вы поехали бы в Хангерфорд, что возле Ньюбери?

– Конечно же нет, – ответила миссис Уоррит. – Ехать в такую даль – зачем? Разумеется, я поехала бы к Хангерфорд-бридж.

– Вы имеете в виду…

– Это недалеко от Чаринг-кросс. Да вы знаете, где это. На другом берегу Темзы.

– Да, – сказал сэр Най. – Да, хорошо знаю. Благодарю вас, миссис Уоррит.

Ему казалось, это все равно что подбрасывать монетку. В объявлении, помещенном в утренней лондонской газете, указывался железнодорожный мост Хангерфорд-бридж в Лондоне. Следовательно, можно предположить, что его и имел в виду автор объявления, хотя Стаффорд сомневался, тот ли человек этот самый автор, который был ему нужен. Ее идеи, с которыми он познакомился в ходе краткого общения с нею, отличались оригинальностью, а ее реакции не были нормальными и ожидаемыми. И все же, что еще оставалось делать? Кроме того, по всей вероятности, существуют и другие Хангерфорды в разных районах Англии, и там имеются мосты. Но сегодня все выяснится.

IV

Вечерело. Дул холодный, пронизывающий ветер, временами принимался мелкий дождь. Втянув голову в плечи, сэр Стаффорд Най поднял воротник макинтоша. Он не впервые пересекал Темзу по Хангерфорд-бридж, и это никогда не напоминало ему приятную прогулку. На мосту было довольно много людей. Мокрые макинтоши плотно облегали тела, шляпы были низко надвинуты на глаза, и в поспешно двигавшихся фигурах явственно сквозило желание как можно быстрее попасть домой, где можно укрыться от ветра и дождя. Узнать кого-либо в этой толпе было весьма затруднительно. 7.20. Не самое подходящее время для свидания или встречи. Вероятно, в объявлении подразумевался все-таки Хангерфорд-бридж в Беркшире. Во всяком случае, все это выглядело очень странным.

Сэр Най брел по мосту ровным шагом, достаточно быстро, чтобы не позволять обгонять себя тем, кто двигался в одном с ним направлении, пристально всматриваясь в тех, кто шел навстречу. Возможно, кому-то вздумалось подшутить над ним. Но если так, то эта шутка была совсем не в его духе. И ему хотелось бы верить, что не в ее духе тоже. Два потока спешащих людей все так же двигались в противоположных направлениях, тесня его в сторону. Навстречу ему, тяжело ступая, шла женщина в макинтоше. Столкнувшись с ним, она поскользнулась и упала на колени. Он помог ей подняться.

– С вами всё в порядке?

– Да, благодарю вас.

Женщина продолжила свой путь, но перед этим сунула ему что-то в руку, которой он поддерживал ее, когда помогал подняться на ноги. Через мгновение она уже была у него за спиной и, нырнув в толпу, растворилась в ней. Стаффорд двинулся дальше. Догнать ее он не смог бы. И она явно не хотела, чтобы он ее догнал. Зажав в кулаке то, что ему сунула женщина, сэр Най прибавил шагу. Наконец мост, показавшийся ему невероятно длинным, кончился, и он очутился на стороне Суррея.

Спустя несколько минут сэр Най зашел в небольшое кафе, сел за столик, заказал кофе и только после этого разжал кулак. В нем оказался незапечатанный тонкий непромокаемый конверт. Внутри находился еще один конверт из обычной белой бумаги, тоже открытый. Его содержимое вызвало у Стаффорда удивление. Это был билет.

Билет в «Фестивал-холл» на следующий вечер.

I

– Выглядишь хорошо и загорел, – сказала тетушка Матильда, оценивающе оглядывая его. – Ты ведь ездил в Малайю? Не в Сиам – или, как он сейчас называется, Таиланд? Они вечно меняют названия, и это создает путаницу. Во всяком случае, не во Вьетнам, не так ли? Знаешь, мне совсем не нравится этот Вьетнам. Вот уж где путаница – Северный Вьетнам, Южный Вьетнам, Вьетконг и еще какой-то Вьет… Все они воюют друг с другом, и никто не желает остановиться. Не хотят отправиться в Париж или куда-нибудь еще и сесть за стол переговоров. В самом деле, дорогой мой, я постоянно думаю об этом, и мне представляется, что было бы разумнее всего, если б они сошлись на стадионах и сражались бы там не столь смертоносным оружием, как этот ужасный напалм. Тебе так не кажется? Молотили бы друг друга кулаками, и это доставляло бы им удовольствие, как и всем остальным, кто приходил бы и наблюдал за этим зрелищем. Я считаю, что мы никак не научимся давать людям то, чего они действительно хотят.

– Прекрасная идея, тетушка Матильда, – сказал сэр Най, целуя бледно-розовую морщинистую щеку, приятно пахнувшую духами. – Как ваши дела, дорогая моя?

– Старость не радость, – ответила леди Матильда Клекхитон. – Да, я стара. Конечно, тебе пока еще не понять, что это такое. Не одно, так другое. То дает себя знать ревматизм, то артрит, то астма, то заболеешь ангиной, то подвернешь лодыжку… Постоянно какие-то проблемы со здоровьем. Не очень серьезные, но тем не менее… Что это ты вдруг решил навестить меня, дорогой мой?

Стаффорда несколько смутила прямота вопроса.

– Обычно я всегда навещаю вас, когда возвращаюсь из заграничных поездок.

– Тебе придется придвинуть стул ближе ко мне. Со времени твоего последнего визита я стала еще более глухой. Ты изменился… Почему ты изменился?

– Просто загорел. Вы же сами сказали.

– Ерунда. Я не то имею в виду. Только не говори, что это наконец девушка.

– Девушка?

– Я всегда чувствовала, что это может однажды произойти. Беда в том, что у тебя слишком развито чувство юмора.

– Почему вы так считаете?

– Так говорят о тебе люди. О да, говорят. Это чувство юмора вредит твоей карьере. Ты общаешься со всеми этими людьми – дипломатами, политиками… Теми, кого называют молодыми государственными деятелями, а также пожилыми и среднего возраста. И с членами всех этих партий… Кстати, я считаю, глупо иметь так много партий. И прежде всего эту ужасную лейбористскую.

Она задрала вверх свой консервативный нос.

– Почему в дни моей молодости не было никакой лейбористской партии? Никто не смог бы тогда сказать, что означает это название. Его назвали бы чушью. К сожалению, все гораздо серьезнее. Ну еще, конечно, эти либералы, но они ужасно глупы. Потом тори, или консерваторы, как они себя сейчас называют.

– А эти-то чем вам не угодили? – спросил сэр Най с едва заметной улыбкой на лице.

– Там слишком много серьезных женщин. Им недостает веселости.

– Ни одна политическая партия сегодня не приветствует веселость.

– Вот именно, – сокрушенно произнесла тетушка Матильда. – И именно поэтому ты ведешь себя неправильно. Ты хочешь привнести в жизнь немного веселья и подшучиваешь над людьми, а им, разумеется, это не нравится. Они говорят: «Ce n’est pas un garcon serieux»