Пастухи на костылях

Глава первая

В рабочем зале Лаборатории звучала еле слышная классическая музыка и резкие удары мелом о доску.

Штейн, уверенными движениями, поглядывая на тетрадь в своей руке, выписывал длинные формулы пока что, обходясь без заполнения переменных цифрами или данными. Он писал до тех пор, пока вся доска не оказалась заполненной этими мало кому понятными формулами и знаками. Когда он уперся в края доски в самом низу, словно боясь упустить мысль, старик продолжил писать, загибая и загибая формулу наверх. Только когда он уже залез на предыдущие свои записи, то с удрученным вздохом остановился и сказал:

— Фидан, продиктуй мне, пожалуйста, на чем я тут остановился. А я туда переберусь.

Мужчина сидевший за длинным столом перед экраном монитора без промедления поднялся и подошел к доске. Штейн зачем-то отдал ему мел, а сам, вытирая руки о влажную тряпку, перешел к доске на противоположной стене. Светлая из специального пластика панель не позволяла писать на ней мелом и, взяв в плохо оттертые руки большой черный маркер, Штейн попросил:

— Диктуй, дорогой.

Фидан присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть неразборчивый подчерк своего старшего товарища и стал диктовать. Он читал и читал, пока его внимание не привлекла странная деталь уравнения:

— Штейн, почему тут у тебя три четверти круга? Почему не два пи. Не ошибка разве?

Не отвлекаясь от написания, Штейн ответил:

— Нет, дорогой, все правильно. До полного цикла еще дожить надо. А мне надо знать кто и где он сейчас. Я думаю, он еще молод. Думаю, что он только через двадцать — двадцать пять лет получит все, что ему намечено. И мне нужно знать сейчас, где он и что с ним.

Фидан покачав головой, продолжил зачитывать, с трудом разбираясь в подчерке Штейна. Закончив, он вернулся за компьютер, на экране которого «японскими свечами» был обозначен какой-то график. А старик, уже не отвлекаясь, продолжил расписывать только ему ведомые формулы, то упрощая их, то снова усложняя, заменяя участки выражения разложениями из тетради. Он снова обратился к озадаченному графиком мужчине только когда исписал половину доски. Отойдя на шаг, и словно художник осматривая записи, он попросил:

— Фидан, итоговую по мятежу принеси из моей комнаты. На столе синяя тетрадь.

Привыкнув помогать старику, мужчина безропотно поднялся и ушел из большого зала. Вскоре он вернулся, неся в руках толстую похожую на гроссбух синюю тетрадь и передал ее Штейну. Но не вернулся за компьютер к порученному ему стариком заданию, а остался стоять за спиной Штейна и рассматривать доску. Пока Штейн листал тетрадь, забавно слюнявя палец, Фидан, все больше и больше сомневаясь, считывал надписи.

— Штейн, нижняя группа тупиковая. Там стремление к бесконечности выходит.

Отвлекаясь, Штейн, прищурившись посмотрел на доску и сказал:

— Да. Но это не тупик, это новая граница тренда. Восхождение к бесконечности. Но я сейчас всю группу распишу, и тогда уже будем смотреть. Пока судить рано.

Фидан вернулся за компьютер и, запустив еще несколько приложений, стал копировать данные с графика в окна новых программ и по окончании задал обработку. Компьютер сурово затарахтел своими обращениями к «жесткому диску» и, не ожидая быстрого результата, Фидан включил электрический чайник стоящий там же на столе. Когда вода закипела, мужчина налил себе кофе, а старику чай, даже не спрашивая, того будет он или нет. Вскрыл новую плитку шоколада и, разломив ее пополам, стал поедать свою половинку, запивая ее кофе. Старика он не отвлекал. Закончит формулу сам подойдет и возьмет налитый чай.

Но старик и не думал отвлекаться или заканчивать. Исписав доску, он, взяв мел, перебрался на темный паркетный пол. Фидан этому порыву старика нисколько не удивился. Когда заполнены все четыре доски, а ничего еще не переписано или хотя бы сфотографировано выбора не оставалось. Да и не впервой старик завершал свою писанину на полу.

Компьютер характерно стал работать тише и Фидан, отставив кружку в сторону, посмотрел на экран. Там его ожидало изображение пространственной фигуры выведенной множеством пересекающихся линий.

Крякнув от недовольства, Фидан негромко, словно боясь отвлечь старика, сказал:

— Не, это не шар.

Прекрасно расслышав Фидана, Штейн сказал уверенно:

— Проверяй данные. Проверяй остальное. Если не сфера значит ошибка.

Фидан и сам знал, что в итоге должна была получиться сфера. Только сферой можно было проверить результат. Любой прогноз так проверялся. От сферы прошлого до сферы будущего. И там и там должна быть событийная «сфера». Но он уже с самого утра не мог добиться корректного «отзыва».

Поглядев ненавидящим взглядом на монитор, Фидан вдруг успокоился, словно досчитав в уме до десяти и «закрыл», не сохранив результативную фигуру. Терпеливо вернулся к графику из «свечей» и, проверяя по тетради перед ним, каждую цифру из полутысячи отображенных на экране, лишь внимательней вслушался в играющего Вагнера.

— Ну, как под Вагнера работать можно? — спросил он не выдержав, но, не отвлекаясь от своего дела.

— А мне помогает. — Отозвался с пола старик. Чувствуя, что его помощник, потративший целое утро на второстепенную задачу уже на пределе, Штейн сказал смилостивившись: — Фидан, остановись. Завтра я сам проверю цифры. Мы могли ошибиться в переменной по вмешательству. Данные у нас только те, что нам соизволили предоставить. Я проверю их отдельно распишу, вычленю и тогда снова будем строить сферу. А пока посмотри, что у меня получилось.

Штейн поднялся и приглашающим жестом позвал Фидана к себе. Мужчина, осторожно переступая через записи, прошел к старику, замершему над вполне красивым итоговым уравнением. Разобрав, что к чему Фидан только головой покачал:

— Надо вводить данные переменных. Проще уже не сделать. Или ты собрался группу переменных вычислить?

— Зачем мне группа? — насмешливо спросил старик. — Мне нужен только один из них. Садись за компьютер я продиктую. Посмотрим, что за плоскость здесь получается.

Фидан так же осторожно перебрался по исписанному паркету обратно на свое место и довольно быстро ввел продиктованную стариком формулу. Подставив данные и задав обработку, он напомнил старику:

— Я тебе чай налил.

Поблагодарив, старик не жалея формул прошелся к столу и, оглядывая свои записи вокруг, взял чашку в руки и сделал осторожный глоток уже совсем остывшего чая. Он удовлетворенно оглядел все записи и даже те, что сделал на полу, и когда Фидан сообщил ему результат, только согласно покивал.

— Ошибка. Штейн, ты ошибся.

— Нет. — Уверенно сказал старик. — Я не ошибся. Просто, Фидан, деление на ноль неопределенно. И программа встала в тупик. Тенденция у группы переменных… Надо выяснить кто именно у них при действии друг на друга такой неопределенный и стремящийся к точке. И мы найдем нашего красавца…

Фидан откусил от своего куска шоколадки запил его кофе и спросил:

— Я закурю?

— Кури, дорогой. — Согласно кивнул Штейн и когда почувствовал запах дыма, попросил: -

Подставь вместо ка девятнадцать его формулу. И вместо ка двадцать два. Посмотри, что выйдет при упрощении их.

Пока Фидан возился с компьютером старик с чашкой в руках отошел к своему итоговому выражению и всмотрелся в него, словно пытался за всеми этими переменными увидеть людей. Тех самых, которые не давали сфере будущего, собраться и из-за которых она представлялась растянутой от бесконечности к бесконечности трубой. Ошибки не было. Был просто деструктивный элемент, в уравнении стремящийся к нулю в одном варианте и к бесконечности в предыдущем. И его-то и хотел найти Штейн среди знаменателя гигантского окончательного выражения.

— Ну что? — нетерпеливо спросил старик.

— Таки да. — Отозвался с улыбкой Фидан. — Двадцатый забивает все. Зато если и его расписать он с этими двумя в противовес входит. Ноль на выходе.

Удовлетворенно кивая, Штейн попросил:

— На текущей сфере найди его мне.

Через некоторое время Фидан воскликнул, глядя в экран:

— Ого. Да вы батенька извращенец… четыре сотни переменных, с которыми он входит во взаимосвязь. Как ты его искать будешь?

— Задай поиск. Никого из этих переменных мы не «работали»? Похожести, совпадения?

Отрицательно качая головой, Фидан даже ничего не сказал. И так все было понятно.

— Ну, давай тогда перебирать эти четыреста переменных и искать уже с кем они может из обработанных пересекались. — Сказал Штейн, заранее чувствуя тоску от глупой и почти бесполезной работы. — Сфотографируй пока все это… мне снова понадобятся все доски.

Через девять часов довольно тяжелого труда, когда у Фидана как ему самому казалось, стал чугунным мозг, а глаза старика откровенно слезились от напряжения, они прервали работу. Сидя на кухне второго этажа рядом с серверной, старик утешал подчиненного:

— Ничего страшного, Фидан. Штейн найдет его. Штейн и не таких находил. С теми другими сложнее было. Когда я впервые на них наткнулся, они так событийную сферу искривили… что не заметить было сложно. А вычислить не удавалось, они в контакт не вступали с переменными. Они переменные превращали в свои руки. Потому-то я с ними провозился полгода. А тот, кого мы ищем не их собачка. Значит контактов у него навалом.

Саркастически улыбаясь, Фидан сказал:

— Штейн гений, Штейн титан! Штейну делать нефига, на переменную полгода тратить… Лучше бы анализ для заказчика закончили бы, наконец. Он же сцука такая не ценит твоих научных изысканий. Ему котировки подавай…

Штейн впервые за день нормально поев сказал умиротворенно:

— Сделаем, Фидан. Сделаем. Он часто звонит?

— Вчера целый день звонил. Сегодня я телефон выключил как ты и просил. — Отозвался Фидан, наливая и себе и Штейну по полстопки водки. Фидан уже не спрашивал, почему старый иудей позволяет себе не кошерную водку пить после тяжелых рабочих дней. Один раз Штейн объяснил о пользе алкоголя в умеренных количествах после стресса и тяжелого дня и Фидан отстал, следуя примеру старика. Пятьдесят-сто грамм водки в неделю ни одного бога оскорбить не должны. Когда же старый Штейн спрашивал, как правоверный Фидан может себе такое позволять, тот только отмахивался. Аллах велик, он примет в свое царство даже пропащего.

— Этот момент надо очень внимательно слушать. — Сказал Сергей, склонившись к плечу Светланы. Девушка, не отрываясь взглядом от сцены, легонько кивнула. Она все еще жалела, что согласилась потратить время на посещение рок-оперы. Но, искренне надеялась, что такие совместные походы в театр восстановят их подорванные отношения. А что Сергей выбрал «Юнону и Авось», так слава богу, что не «Орфей и Эвридика». Предыдущий романтик в жизни Светланы водил ее в Москве именно на «Орфея». По ее внутренним убеждениям, Светлана еле выжила…

Наполняя душу странным трепетом, низкий голос за сценой стал вещать:

«Бьет двенадцать годов, как часов

Над моей терпеливою нацией.

Есть апостольское число,

Для России оно двенадцать»

Больше всего голос походил на бас какого-нибудь попа и откровенно Светлане не понравился. Отстраняясь от окружающего своими мыслями, девушка снова задумалась об их с Сергеем охлаждении. Тот уже не названивал по десять раз на дню. Уже не стремился на людях и вообще где мог поцеловать ее и другими способами выразить свои чувства. Мальчик охладевал, думала Светлана в бессилии, что-либо изменить.

Отношения действительно приходилось восстанавливать. Сергей вернулся из мятежного города совсем иным, нежели уезжал туда. Более замкнутым, более скованным. Словно боялся словом или жестом выдать мысли, им завладевшие там. Вдобавок ко всему, в Москве Свете с ним даже не удалось толком поговорить. Все время мешалась эта Ольга, которую мать Сергея просила повозить ее сына пока он второпях решает свои вопросы в столице. Личная машина Сергея встала на перекраску, избавляясь от глупых красных крестов на дверях. Вот и катала эта стерва их, слушая абсолютно все разговоры в машине. И в ресторанах слушала. И даже домой к себе Светлана была вынуждена ее приглашать. Сергей, понимаете ли, не мог ее оставить одну в машине. Он чувствовал, что несколько обязан девушке, которую так «напрягла» его мать. И нет что бы Анна Андреевна уезжая на поезде в Санкт-Петербург забрала и эту Ольгу с собой, так она поручила ей перегнать машину обратно, а пока Сережа в Москве катать его, чтобы срочно решить дела. Но самое что бесило Светлану, это проживание Сергея и этой Ольги в одном номере гостиничном. Пусть в разных комнатах, но в ОДНОМ номере. Светлана была в бешенстве. И не позволила этим двоим ни одной ночи провести без нее. Знала она таких тихих девочек. Тихо-тихо, а они своего добиваются. И пусть Ольга откровенно показывала, что Сергей ей не интересен, Светлана знала и эти приемчики. А уж когда через четыре дня они уехали из Москвы перегоняя машины, Светлана названивала Сергею каждые три часа, проверяя, едут они или встали где-нибудь и треплются непонятно о чем.

Понимая, что ведет себя как дура Светлана ничего не могла с собой поделать. Она столько времени и сил потратила на этого мальчика, чтобы какая-то провинциальная девица получила себе то, что она наметила для себя. И потому, когда Сергей вызвал Светлану к себе в Питер она конечно обрадовалась. Значит, держит она еще его. Значит, мальчик не сбежал. Приятно ведь понимать свою маленькую, но власть над мужчиной.

А уж букетище роз, и дорогой браслет на руку подаренные ей прямо по приезду и вовсе прогнали глупые мысли Светланы, бросить Сергея и вернуться к своим старым приятелям. С которыми было и проще и понятнее. Такую «лапочку» упускать было нельзя. Особенно с учетом новых обстоятельств…

И если театр это необходимое зло для сближения, она готова потерпеть.

Сергей больше не обратился к девушке до самого конца первого акта. Он внимательно, даже слишком внимательно, смотрел на бедную декорациями сцену. Не отвлекаясь, слушал романс «Я тебя никогда не забуду». Но даже попытка Светланы во время этого романса взять его за руку ничем хорошим не кончилась. Он осторожно вынул свою ладонь из ее и подпер ею голову, задумчиво глядя на графа Резанова.

Места были выбраны Сергеем не очень удачно. Хоть и балкон, но как-то с краю. Это ему было все равно, откуда слушать и смотреть, а Светлана раздраженно думала, что сама бы она точно где-нибудь в середине взяла. Не смотря на то, что разочарование, потраченным на оперу вечером, ее довольно быстро покинуло, в перерыве она не замедлила «напомнить» Сергею:

— Слушай, так мы же получается, на корабликах не покатаемся, как ты хотел сегодня.

Сергей улыбнулся Светлане и сказал небрежно:

— Почему? То, что поздно уже? Так и к лучшему, ночью это тоже красиво. Да и стемнеет еще не скоро.

— А долго еще спектакль будет? — спросила она, задумчиво куря и рассматривая театральных зрителей в холле.

— В одиннадцать закончится. А тебе не понравилось? — озабоченно спросил Сергей.

— Понравилось, конечно, милый! — Наигранно возмутилась она. Даже, если бы не понравилось, правила игры нельзя было нарушать. В следующий раз Сергей мог не пригласить ее из Москвы. Не к добру он стал таким задумчивым все время.

Она честно весь спектакль делала восхищенные глаза. В конце даже ее немного проняли слова актера вещавшего о странной судьбе Кончитты. Но она все-таки с большим удовольствием покинула зал. Очень ей хотелось покурить. Сергей, ступая за ней, словно околдованный продолжал медленно отвечать даже на пустяки. Светлана понимала, что ее парень находится еще под впечатлением, и разрушать этот его романтический экстаз она не спешила.

Только уже в катере укрывшись пледом от свежего воздуха Невы, она сдуру сказала:

— Но, вообще, глупость конечно.

Сергей недоуменно посмотрел на нее, и Светлане пришлось пояснить:

— То, как Кончитта себя повела после смерти Резанова. Она — дочь губернатора могла бы удачно выйти замуж, родить прелестных детей, воспитать их, увидеть внуков. А вместо этого заперлась в итоге вообще в монастыре. Просто жизнь загубила.

Сергей, странно мотнув головой и отпив из жестяной банки коктейль, сказал:

— Ну, она любила его.

— Полюбила бы другого. — Безапелляционно заявила Светлана.

— Наверное… — неопределенно высказался Сергей и через некоторое время, показывая на Михайловский замок, сказал: — Вот здесь нашего последнего романтика-Императора убили. Павел, как бы его потом не очерняли, совершил великие дела. Чего стоит только его дозволение в гвардейских полках служить простым людям. Он пытался реформировать армию. Призывал не забывать о чести человека, а не только дворянина. Столько народу из ссылки вернул, что по идее ему бы памятник надо было поставить при жизни. Но его просто убили… Причем есть веские основания думать что по заказу Британии. Павел срезал как ножом торговлю с ней, пытаясь ослабить потенциального противника. И наша аристократия, которая жила за счет продажи зерна конечно ооооооочень была ему «благодарна». Павел вообще… часто шел наперекор высшим слоям общества. Словно специально. Кто-то видит в этом идиотизм, кто-то простой деспотизм, но я, работая в институте с его периодом, видел во многом действительно гениальность. Британия бы за лет пять-десять потеряла бы статус владычицы морей, если бы Павел остался на троне. Коалиция флотов заставила бы Британию очень крепко подумать над своим поведением. Да и война с Наполеоном… Она бы по-другому шла. Если бы вообще случилась. И можно было бы сказать так… Москву бы точно не спалили.

— Откуда ты знаешь? — насмешливо спросила Светлана.

— Павел был рыцарем. Причем в лучшем значении этого слова. Наполеон это ценил в нем. Будучи еще консулом, Бонапарт разрешил пленным русским с развернутыми знаменами вернуться на родину. А Павел просто, чтобы не быть неблагодарным выдворил из Митавы претендента на французский трон. Павел был готов к альянсу с Наполеоном. И в отличие от Александра, от Павла Бонапарт подлостей не ждал.

Светлана кивала, но не смогла не задать вопрос:

— Слушай, а какой в этом толк? Вот все это знать, гадать как бы было, если бы то или это… Все же давно прошло.

Усмехаясь, Сергей сказал:

— Все в этом мире повторяется с точностью до запятой. Или даже не так… Все на планете проистекает одно из другого. Я когда привязку делал, доказал своему преподавателю, что причины второй мировой войны кроются именно еще во временах Наполеона. Точнее в крови французской революции. До хрипоты спорили. Меня даже один раз выгнали с занятий. Я ему казался очередным еретиком. Но потом пригласили на квартиру другого профессора и там меня все-таки выслушали. Такие же мысли давно и не только меня посещали, а вот разбираться с дипломатической перепиской, в родословных, в экономике тех периодов, брались только единицы. Чувствуешь, как все запущено. Французская революция породила в итоге не только Наполеона, но и Гитлера в двадцатом веке. А если брать совсем абстрактно, то и конечно Сталина с Лениным.

— И что из этого?

Сергей задумчиво посмотрел на темнеющее небо Санкт-Петербурга. Белые ночи кончились, но совсем темнело еще очень поздно. И он рассчитывал до темноты вернуться домой. В городе после известных событий ночами стало опасно. Грабили на улицах, и милиция почти ничего не могла с этим поделать. Хорошо хоть не убивали почти.

— Что из этого? — повторил негромко вопрос Сергей. — Да все просто. Пружина, спущенная тогда, сжимаясь и разжимаясь, бьет по миру, словно набат какой-то… Последствия именно тех времен отдадутся нам и сейчас. И может быть идет в мир очередной Наполеон…

— Слушай, ты меня пугаешь. — Призналась Светлана, больше кокетничая и передергивая плечами.

— Я сам себя пугаю, когда думаю, что причины уже французской революции кроются в революции Кромвеля. Но доказать не могу. Слишком разные люди были эти двое. Первый консул французской республики и Лорд-протектор Англии. Но если докажу…

— То что? — Спросила, недоумевая от затянувшегося молчания, Светлана.

Сергей, улыбаясь чем-то своему, сказал:

— Тогда многое станет понятнее. Тогда все будет по-другому…

— Что будет по-другому? — еле скрывая раздражение, спросила Светлана. — Тебя же из института уже выгнали и обратно не примут на работу после твоих выкрутасов. Почему ты продолжаешь всей этой ерундой забивать себе голову? Займись, наконец, делом. Отец же тебя просит помогать ему. Я буду очень рада тоже, если ты станешь со своим отцом работать.

— Это не ерунда. — Не обижаясь, мягко сказал Сергей. — А что из института поперли… Ну и что? Что мне мешает заниматься дальше наукой? Причем я уже получил приглашение за границу. Пока только преподавать. Посмотрим, может и исследованиями там смогу заниматься.

— Ты хочешь уехать? — Изумилась Светлана, которая столько времени потратила на этого оболтуса и теперь все грозило оборваться.

— Не знаю. — Пожал плечами Сергей. — Ничего не решил еще. Но, здесь в стране после моего участия в мятеже мне дорог нигде не дадут. Так что я перед большим выбором…

Светлана, прижимаясь плечиком к Сергею, спросила:

— А может, ты просто себя накручиваешь? Ну, кому там «наверху» есть дело до тебя?

Сергей пожал плечами и ничего не сказал. Будь он на месте тех кто «наверху» ему бы было дело до всех мятежников. Даже сочувствующих. Он бы никого из виду не выпустил.

Усмехаясь сам себе, Сергей подумал, что конечно он никуда не уедет, конечно, никто не даст ему подняться в науке, после ТАКОГО, конечно ему участие в мятеже еще долго будут припоминать, но разве это повод расстраиваться? Это просто повод начинать новую жизнь. Правда, оставалось одна мелочь, которую надо было сделать, чтобы закрыть хотя бы для себя вопрос с восстанием. Надо было завершить книгу. Описание мятежа. Упорядочить материал, дневники, расписать, сделать ссылки на подобное в истории… И выслать в Мюнхен, где эту книгу уже ждали. Книге обещали безумный успех. Весь мир хотел увидеть произошедшее в России глазами очевидца. Им в мире было посрать что это вообще-то трагедия для России, им хотелось подробностей. Сергей даст им подробностей. Сергей напишет. Но он не будет писать заказанное кровавое месиво. Он напишет правду и только правду. Обо всем. О Владимире, об Илье, о Викторе, о других с кем общался. О полковнике, который пришел к ним за миром и ушел с миром. О людях, что, жертвуя собой, оставались в городе, исключая его бомбежки. О тех, кто знал, за что страдает. За то, чтобы в их городе наконец-то появилась нормальная власть, а не ворье, гребущее под себя.

— Саша, тебе бумажный комбинат не нужен в Калужской? — С ехидцей спросил Олег в очередной раз приезжая в гости к родителям Сергея.

— С ума сошел? — Рассмеялся Александр Павлович. — Я в этот край непуганых революционеров ни ногой.

— Да недорого отдаю! — Кажется больше шутя, чем серьезно говорил Олег, разуваясь и проходя в зал, где Анна Андреевна уже накрыла на стол.

— А за сколько? — Спросила практичная Анна Андреевна вместо приветствия.

Олег присел в указанное ему кресло и благодарно принял из рук хозяйки большой бокал с вином. Отпив внушительный глоток, он ответил:

— В год он дает десять лямов… за двухлетнюю прибыль отдам. Все бумаги готовы.

— Двадцать миллионов за хрен знает как работающий комбинат в революционном крае? — Удивился с усмешкой Александр Павлович. — Да ты Олег авантюрист. Дураков долго не сыщешь.

— Угу. — Угрюмо ответил Олег, ставя бокал на стол. — Все кто раньше хотели перекупить посваливали. Вот уже и сам думаю нах он мне нужен, когда сейчас там такой бардак.

— Не ругайся, Олег. — Попросила Анна Андреевна, и тот сделал извиняющийся жест.

Возвращаясь к причине, по которой он приехал, Олег спросил:

— Ну что ты решил по цене на твой недострой? Я готов купить, но в рассрочку. Не потому что денег нет, а хочу, что бы мы риски делили с тобой. Время такое…

Александр Павлович улыбнулся и сказал:

— Нет, Олежек, в рассрочку не пойдет. И так дешево отдаю.

— Шестнадцать миллионов это дешево? — Возмутился Олег, слишком импульсивно вскидывая руки. — Да к тому же ты их хочешь в Парексе видеть… это мне такое провернуть придется!

— Олег мы уже с тобой неделю один вопрос мурыжим. — Сказал Александр Павлович, улыбаясь. — Давай решать нужно тебе это или нет. Андрей готов купить за шестнадцать. За него его банк заплатит. Причем сразу. Цену опять потащили вверх. Через месяц это будет снова двадцать миллионов. Олег не теряйся.

— А чего ты сам не подождешь? — В сотый раз спросил Олек у «коллеги».

— Я уезжаю из этой страны. — Решительно произнес Александр Павлович. — Буду в Италии строить. Спрос там достаточный. Цены гуманные. Да и с чиновниками ТАК делиться не надо. И унижаться перед ними. Откровенно говоря, остопиздело!

— Не ругайся, Саша! — теперь уже мужа осадила Анна Андреевна.

Не обращая на жену внимания, Александр Павлович продолжил:

— Представляешь эти двое… ну ты понял о ком я, мне угрожать вздумали. Говорят, что нихрена я от них не получу. Ни подрядов, ни площадок, ни тендеров.

— Да уж. С этими ты зря поссорился. — Покивал головой Олег. — Хочешь я с ними поговорю? Все же решить можно? Они же тоже не сами. Как говорится: не корысти ради, а токмо во исполнение воли… Сынок твой хорошо тебя подставил.

— Не надо. И в последнюю очередь я скажу что-нибудь Сергею. С ума сойти, двадцать первый век, а эти уроды, как в революцию семнадцатого года. Во враги народа целые семьи записывают. — Отрезал Александр Павлович. — Не хочу больше с ними ничего общего иметь. В этой стране никогда ничего не изменится. Все, надо закругляться. Второй объект я подержу до восстановления цены, а первый хочешь ты покупай, не хочешь я Андрею солью. Пока меня проверками не изнасиловали и не заморозили счета в России…

В это время в зал тихо вошли помянутый Сергей и его Светлана.

— Оппа. — обрадовался Александр Павлович. — Вы же говорили, что не приедете сегодня?

— Представляете, — начала Светлана возмущенным голоском, — дом оцепили, всех жильцов на улице держат, говорят бомбу ищут. Мы постояли немного и поехали к вам на такси. Никто же не знает, сколько они искать будут.

— Вот и хорошо! Вот и хорошо. — Сказала обрадованная приездом сына и «невестки» Анна Андреевна. Она поднялась, поцеловала Сергея, взяла за руку Светлану и куда-то с ней пошла вглубь дома.

Олег, поглядев на часы, спросил:

— А как вы так поздно через мосты перебрались?

— Все мосты сведены… Везде солдаты. Словно ожидают чего-то. Может репетиция революции? — Сказал, улыбаясь, Сергей и присаживаясь на диван недалеко от отца. — А вы как поедите домой?

— У меня дом в нескольких километрах отсюда. — С усмешкой сказал Олег и, обращаясь к Александру Павловичу, спросил: — Ну, так что? Отложим разговор? Давайте завтра ко мне приезжайте окончательно обговорим.

— Мне эта говорильня надоела уже. — Улыбаясь, но твердо сказал отец Сергея. — Давай решать сейчас.

Олег отпил вина и, немного подумав, сказал:

— Я просто не смогу разом выплатить такую сумму. Я слишком далеко увел деньги. Обратное движение финсистема США просто не пропустит.

Александр Павлович кивнул, показывая всем видом, что он именно так и думал.

— Нашел с кем связываться. Они же по малейшему подозрению замораживают счета. — Брезгливо сказал он.

— Да нет там все чисто. — Сказал убежденно Олег. — Туда деньги нормально дошли и уже агент ждет распоряжения по приобретению какой-нибудь компании, чтобы меня уже вытаскивать туда на ПМЖ. Буду оттуда рулить.

— Там налоги идиотские. — Сказал Александр Павлович. — Лучше бы в Европе где-нибудь поселился. Тоже не подарок, но всяко лучше…

— Это неважно. Там просто местечко в Мэне есть, натуральная Россия, как говорят. Туда и переберусь. Там уже наших полно. Свой гольф клуб, в городке практически все русские, только персонал местный. Думаю чем не рай на старости лет. А управлять оттуда… это ж я так… У меня тут зять остается, он дурак, но с моей помощью справится.

— Ну и зачем тебе тогда эта сделка? Отдай ее Андрею. Он такую деятельность развернул, пока мы с тобой сворачиваемся. — Совершенно спокойно спросил Александр Павлович.

— Именно чтобы ему не досталось. С тобой мы всегда договоримся. А с этим молодым… нереально. Гнет свою линию. Растить конкурентов не в моих привычках. За месяц дать ему столько заработать, это потом мне и зятю боком выйдет.

— Ну, месяц это мы с тобой зря. Это я пошутил. Что бы реализовать по новой цене понадобится месяца три. И что за вечная черта — ни себе ни людям? Хотя чего там… сам такой.

— Да вот такие мы! — Заявил Олег довольно и сказал: — Шесть могу сразу. Четыре тебе банк выпишет. И даже не шесть, а семь отдам по реализации. Соглашайся, Саша. Десятка перебивает все твои расходы и дает нам всем возможность заработать.

Александр Павлович поднялся и, пройдясь по комнате, сказал:

— Пойду с женой подумаю. Сидите здесь, пейте вино…

Сергей сам налил себе в бокал вина и спросил у озабоченного Олега:

— Серьезно собрались за границу?

— Да. — Кивнул Олег и добавил: — Сережа, ну, а что тут ловить? Еще одних беспорядков ждать? Смотри, ведь только слепой не видит что происходит. Конфликты не решены, они просто размазаны по стране. Вместо локальных боев в калужской и тюменской, теперь в каждом городе банды, стрельба, уголовщина. Армейские что-то мутят. В общем, лажа полная. Мы с твоим отцом все это проходили. Не хочу больше. Хочу покоя, и научиться играть в гольф.

Покивав, Сергей спросил:

— А с вашим комбинатом бумажным в калужской и Мурманским рыбозаводом, что будет? Продаете?

— Да. Завод уже продал местным. Слил, конечно… но остался в составе учредителей. А с бумажным комбинатом надо решать и решать быстро. Чует мое сердце — полыхнет там снова. Слышал новости? Там завелся некий Робин гуд и теперь мочит всех ментов шервурдского шерифа… и главное никто поймать не может. Хотя, скорее всего и не ловят. Знаю я наших.

Отпивая вино, Сергей внимательно рассматривал этого «конкурента» отца и вполне понимал его страхи. Да и желание уехать тоже ему было вполне понятно. Ну, хочет — пускай едет.

— А я видел ваш комбинат там… — признался Сергей. — Даже с ребятами говорил, кто работал раньше на нем. Его знатно разворовали, пока все это творилось.

— Знаю. — Хмыкнул Олег. — Только отцу не говори. Я еще ему его втюхать хочу.

Сергей и Олег громко рассмеялись, и молодой человек чуть не пролил на себя вино.

— Не хотите восстанавливать и снова запускать?

Став серьезным, Олег сказал:

— Не хочу. Не хочу, Сережа.

Покивав, Сергей и это понял.

— А если не получится продать, что осталось, то, что делать будете?

— Брошу. Просто брошу. — Признался Олег. — Сидеть сиднем и ждать того, кто купит, нет желания. Поручу кому-нибудь его продать, а сам уеду не дожидаясь.

Они отпили вина в ожидании родителей Сергея и немного помолчали, размышляя каждый о своем. Сергей думал о том, что масса народа в городе, где комбинат был градообразующим предприятием, осталась без работы. И что, в чем-то Олег прав, что эти люди могут от безденежья повторить мини-революцию. Олег же думал о том, что зря не захотел, когда-то больше детей от своей жены. Он считал, что и одной дочери ему будет достаточно. А вот смотрел он на Сергея, «воспитанного сына хороших родителей» и жалел, что у него только дочь. Зять не в счет. Он так… поручать ему некоторые вещи Олег не решался. А будь у него сын… он знал бы кого послать рулить ситуацией в той же калужской области.

— Говорят, тебя с работы уволили. Из твоего института? — спросил Олег, просто поддерживая разговор. — Все из-за твоего участия в мятеже?

— Да. Хотя я не участвовал. Просто под раздачу попал. Засветился там… Ну и по полной схеме. — Кивнул Сергей. — «Сверху» надавили. Мой научный руководитель чуть не плакал расставаясь. А один из «товарищей в погонах» мне просто сказал, что я забылся. Я забыл, для чего работает институт истории. Допуски все отобрали естественно. Да еще и выезд за границу запретили. Если бы не отец, то… В общем, этот вопрос решили. Приглашают в Британию читать лекции по советскому периоду и по Романовым.

— Хочешь тоже уехать?

— Нет. — Честно признался Сергей. — Не поеду. Мне книгу надо закончить по этому восстанию. Через недельки две снова ломанусь туда, посмотреть итоги.

Олег ухватился за это желание сына Александра Павловича и спросил:

— А сколько ты там пробудешь?

— Пока не напишу. Месяца три. Я же все равно без работы. Мне спешить некуда. А там надо будет со многими поговорить… С людьми.

— Три месяца? — изумился Олег. Увидев кивок, он на минуту задумался и сказал: — Вот что парень. Раз уж ты все равно на голову больной, извини, шучу, может, ты там мои поручения выполнишь? Я хорошо заплачу. Ты же без работы! Соглашайся. Почти ничего делать будет не надо. Просто приглядывать…

— В смысле? — вяло поинтересовался Сергей.

— Надо будет приехать туда. Нанять людей минимум, чтобы в товарный вид комбинат привели. Деньги я перечислю на это. А потом выставить его на продажу. Точнее я его уже выставил. Но надо будет с покупателями общаться. Вникать в дела особо не обязательно. Там мои люди остались они сами все покажут покупателям, но надо за всеми ними присматривать. И главное управлять охраной новой комбината.

Сергей честно признался:

— Я слабо в этом разбираюсь. Точнее никак не разбираюсь.

— А тебе не надо повторяю особо разбираться. Будут вопросы, позвонишь мне. Ничего сложного. А в остальном слушай советы моих помощников там. Ну и конечно надо будет мои указания конкретные выполнять. Для тебя самое то! А в свободное время пиши свою книгу! Никто тебе мешать не будет. Соглашайся!

Сергей неуверенно заулыбался и когда вошли его родители и Светлана, спросил у них совета. Мать была против категорически. Отец с сомнением расспросил Олега о предложении. В итоге кивнул и сказал сыну самому решать. Светлана же обрадовалась тому, что Сергей будет работать буквально в трех часах езды от нее.

Сергей еще раз взвесив все за и против сказал усмехаясь:

— Давайте попробуем.

— Что ты глупости говоришь! — возмутилась Анна Андреевна.

Ну, разве женщина уже может помешать договору «настоящих решительных мужчин»? Олег, не теряя времени, стал заверять окружающих:

— Я кроме зарплаты ему процент с продажи отвалю. Доволен будет. Поверьте. Он же все равно туда поедет, а так хоть при деле будет. Вы всегда будете знать, где он и что с ним. Так что вполне удачное стечение обстоятельств.

В итоге и Анна Андреевна согласилась на такой шаг с условием, что ни по каким бумагам и документам ее сын проходить не будет. Олег улыбнулся, разводя руками и пообещал, что если что, его там вообще не было. Сергей хмыкнул и, поднявшись, пошел в душ. Когда к нему без стука присоединилась Светлана, она вся сияла счастьем. Получить в управление целый бумажный комбинат вот это настоящая романтика… А Кончитта, которая прождала своего любимого Резанова тридцать пять лет просто дура набитая.

Сергей в отличие от подруги думал не о комбинате, а о своей книге. Вечно эти мечтатели не о том думают.

— Богуславский! Вас зовет родина! Не я, не президент. Вы нужны стране. Понимаете? — Надрывался битый час полковник, уговаривая Илью.

— Не хочу. — Покачал головой и, наливая себе и гостю чай, сказал Илья.

— Хотя бы одну пресс-конференцию, что бы эти с запада успокоились! Они серьезно думают, что мы вас в тюрьме сгноили! Они не верят, что вы просто заперлись в квартире и не выходите из нее. И наши не верят.

— Вы мне дверь почините? — спросил Илья спокойно.

— Да, починим. Если вы обещаете выйти к народу и показаться. А нет, так мы сюда приведем журналистов и если надо снова ее выломаем.

— Когда почините? — холодно осведомился Богуславский.

Полковник вздохнул и сказал:

— Сегодня.

— Вы так уже лифт чинили. Прошло три недели с окончания… сделайте дверь и лифт. Выполняйте свои обещания. Научитесь выполнять обещания!

Полковнику, которому «остановили» генеральское звание пока не будет решен вопрос окончательно, вздохнул и сказал:

— Я что сам должен в шахту лифта лезть?

— Да мне все равно… — небрежно бросил Илья и сел на табурет.

Он сильно исхудал за последнее время. Питаясь раз в стуки, подъедая запасы макарон и риса в доме, но, отказываясь выходить на улицу, он довел и власти и прессу до исступления. Пресса требовала показать его живым. Власти требовали, чтобы он начал нормальную активную жизнь. Даже предложили ему работу в мэрии в отделе ГО и ЧС. Все от него что-то требовали, и Илья просто окончательно заперся в квартире от этих «требовальщиков». На пятый день, когда он «обрезал» телефон и перестал откликаться на стуки за дверью, пришли ребята из ОМОНа и просто выбили ее вместе с косяками. Даже этот сволочизм не пронял Илью. Он остался спокоен и уверен в своем желании «иметь всех ввиду».

— Как мы поступим? — устало спросил полковник.

— Мы? Никак. Пока вы не будете выполнять свои обещания, не объединяйте меня с вами. Мы из разной породы. Так понятнее? — спросил Илья, тяжело посмотрев на полковника

Полковник слушал негромкий голос бывшего майора и бывшего командира боевиков и недоумевал. Что же это за человек-то такой… Откуда такой неандерталец вылез. Как ему офицерские погоны-то вручили? Да вообще, как он выжил со своими принципами там на Кавказе и здесь в уличных боях?

— Майор…

— Я отказался от звания. — Напомнил Илья.

— У нас в стране нет такого, отказаться от звания! — уже зло говорил полковник.

— Я нарушил присягу. Этого достаточно. — Спокойно и еще более раздражая, сказал Илья.

— Вы это самобичеванием занимаетесь? Или что? — Не понимая, спросил полковник.

Это был перебор. Тут уже Илья не выдержал:

— Да, мля, самобичеванием! Потому что поверил вам уродам, там! Потому что забыл что в этой долбанной стране НИКТО НИКОГДА не выполняет обещаний! Потому, что здесь все ВРУТ и чем больше врет человек, тем выше он поднимается. А теперь пошли ВОН! И не называйте меня майором пока вы полковник! Закончили базар!

Он вытолкал с кухни и из квартиры почти оглушенного внезапным взрывом ярости фээсбэшника и одним рывком приставил к пролому дверь с держащимися на ней косяками. После этого уже спокойно вернулся на кухню и медленно допил чай. Затем так же неторопливо прошел в комнату, раскрыл настежь окно и лег на нестиранное уже много недель белье. Сжался словно эмбрион. Нет не от боли. Не от отчаяния, которое росло в нем день ото дня. А просто от чувства дурацкой глупости этого уродливого мира. Это был не страх перед ним. Это было нечто ранее не ведомое Илье. Это было абсолютное непонимание, как его угораздило родиться в этой стране в это время.

Утром он проснулся оттого, что в подъезде отчетливо гудел лифт. Не веря своим ушам, Илья поднялся, отставил в сторону дверь и увидел на лестничной площадке двух молодых парней курящих и ждущих непонятно кого.

— Из милиции? — спросил Илья у них.

Они не поняли сначала вопроса, но потом закачали головами и ответили, что их прислали дверь починить. Но новая железная дверь еще не приехала и они ждут, когда доставят. Они сказали, что еще ночью были сняты мерки и они звонили в Калугу заказывали четко по размерам.

Неопределенно хмыкнув, Илья еще раз прислушался к натужно гудящему лифту и спросил:

— А давно сделали лифт?

— Утром сегодня. Ночью начали, утром закончили. Ну, просто нереально тащить на такую высоту дверь стальную. Мы сказали полкашу, что если хочет пусть сам несет. Или вон ментов со двора просит… Он решил, что пригнать народ лифт сделать будет проще.

Качая головой от полковничьей тупости, ну почему было этого не сделать раньше, Илья вернулся к себе в квартиру, даже не ставя на место выбитую дверь. Он плотно поел холодным рисом, обжаренным с луком, и снова лег спать. Проснулся он, когда ему уже ставили дверь, а на кухне, как у себя дома, хозяйничал давешний полковник.

Когда Илья вышел к нему тот буркнул что-то типа приветствия и сказал:

— Вон вам холодильник новый привезли и продукты ребята купили. И не плюйтесь сразу это не моя идея. Это ваши… с которыми вы тут куролесили. Пытался с ними поговорить… чтобы они вас убедили, что надо вести себя по-людски. Но был просто послан. Это, наверное, мода такая пошла, полковников ФСБ посылать по матери…

— Не всех. — Угрюмо сказал Илья.

Полковник протянул ему лист бумаги и, поясняя, сказал:

— Это ваша речь. На обратной стороне вопросы журналистов и ваши ответы на них. Постарайтесь выучить. Листок будет перед вами, но все равно…

Илья бросил листок на стол и заглянул в холодильник. Увидев там бутылку водки, вынул ее и поставил на стол. Не понимая действий Ильи, полковник устало спросил:

— Ну что опять? Почему вы «речь» бросили?

Илья, ковыряясь в продуктах в холодильнике, ответил не сразу. Он вынул сыр, колбасу, банку с огурцами и, выставив все нас стол, сказал:

— Давайте выпьем что ли.

— У вас вид человека, которому пить не стоит. — Честно сказал полковник.

— Неважно. — Ответил Илья и в чайные чашки разлил понемногу «огненной воды».

— Вы будете речь учить? — Спросил полковник, беря в руки чашку.

Они чокнулись без тоста и выпили. Закусив отрезанным ломтиком сыра, Илья сказал:

— Буду, полковник. Буду.

— Надо очень серьезно к этому отнестись. Завтра тогда поедем в Москву, перед интерфаксовской конференцией вас умоют, побреют, переоденут.

— И женщину дадут? — непонятным тоном спросил Илья.

Полковник, смутившись, спросил:

— А надо?

Илья хмыкнул и ответил:

— Я шучу. Просто вы так говорите…

— А как я должен говорить? — возмутился «шутнику» полковник. — Вы себя в зеркало видели?

— Не шумите полковник. Завтра я буду выглядеть нормально. Только мне одежда нужна приличнее.

Полковник замолчал. Оглядев сгорбившегося за столом Илью, он спросил:

— Серый строгий костюм подойдет?

— Нет. Я их носить не умею. — Признался Илья.

— Что тогда подобрать?

— Что-нибудь свободное светло-зеленое или тогда темно серое. И обувь… обязательно обувь мягкую сорок третьего размера. Моя не годится. Пока скакали тут, совсем в негодность пришла.

Полковник поднялся и, кивая на холодильник, сказал:

— Отъедайтесь. Учите речь и ответы. Остальные инструкции завтра в машине получите. Одежду вечером, думаю, уже доставим.

Ставившие дверь ребята без особого уважения пропустили полковника из квартиры и почему-то хитро улыбнулись посмотревшему на них Илье. Невольно Илья тоже улыбнулся. С ума сойти, какая странная жизнь. Ничего без шантажа в этой стране не сделать.

Ольга так и не вышла на работу, хотя Анна Андреевна ее уговаривала долго. Вместо этого она вернулась в Зеленогорск и продолжила отдыхать и заниматься роликами. За ужинами она хвасталась своими успехами. Тетка завидовала, ведь в их время таких игрушек не было, а сестра только фыркала. Ей коньки очень быстро надоели в свое время. Немного отойдя от работы и от той странной дикой поездки, Ольга отчетливо осознала, что она все больше и больше становится похожа на обычную нормальную девушку. А не на затянутую в «корсет» правил менеджера-дизайнера. Она даже познакомилась на пляже с парнями, что теперь исправно катали ее, на своем небольшом алюминиевом катере развлекая бесконечным веселым трепом. Она не хотела ни с кем из них заводить близких отношений, да и из этой компании к ней никто особо не приставал с планами близкой дружбы. Ей было с ними просто хорошо. Они вроде тоже не жаловались, довольные ее редким звонким смехом и неторопливым рассказам о себе и своей бывшей работе. И конечно, отдыхая, наслаждаясь свободой, она не желала никаких проблем ни с кем.

Так что появление в Зеленогорске Александра Ольга уж точно никак не ожидала и не желала. Вернувшись с пляжа, где она оставила ребят, Ольга была очень удивлена, увидев своего бывшего друга в гостиной разговаривающего с ее теткой.

— Что ты тут делаешь? — спросила Ольга вместо приветствия. Тетка благоразумно поднялась и вышла, помня о том, что рассказывала ей Оля. Но не пустить такого славного мужчину к своей племяннице тетка не могла. Она даже где-то надеялась, что эти двое помирятся. Александра она знала не много. Только два раза они приезжали к ней гостить с Ольгой. Но мнение о нем у женщины было исключительно положительное. То, что Оля бросила, как она говорила, такого видного мужчину было непростительной глупостью.

Уходя из гостиной, тетка услышала голос Александра:

— Я мириться приехал.

— Тебя Анна Андреевна ждет с деньгами. — Жестко сказала Ольга, показывая, что Александр ей неприятен.

— Подождет. — Отмахнулся Александр. — Все равно контору она, кажется, так и не открыла снова. Наверное, персонал не подобрала.

«Логичность» рассуждений бывшего друга насчет возврата денег Ольгу поразила. Но, промолчав Оля прошла за стол и, налив себе компота, утоляя жажду, надолго прильнула к кружке.

— Оля, сейчас такое смутное время. — Начал Александр, разглядывая загоревшие лицо и плечи девушки. — Отовсюду бандиты лезут. Везде грабят. По телевизору врут. Инфляция чудовищная. В Питере даже стреляют ночами…

— А у нас тут хорошо! — наигранно радостно сообщила Ольга. — Видишь, как я загорела? Каждый день в море выходим на катере с моим парнем.

Александр осекся и замолчал, рассматривая, какая Ольга стройная в своем купальнике.

— У вас с ним все серьезно?

Ольга пожала плечами и сказала:

— Ну, да. Заявление в загс подали. Я просто беременная. Так что ты зря приехал, Саша. У нас все именно серьезно.

Казалось бы, о чем можно говорить после такого заявления? Но Александр нашел. Он уговаривал Ольгу бросить несуществующего парня и прервать несуществующую беременности. Еще раз, убедившись в абсолютной невменяемости своего бывшего друга, Ольга бесцеремонно выпроводила его за дверь. Тот не ушел, понятно сразу, никуда. Сидел, курил на крыльце. Думал о чем-то.

Ольга спаслась бегством в душ и когда вернулась, старый любовник уже исчез. Облегченно вздохнув, Ольга решила, что пора менять место отдыха. Мало ли он опять ее найдет и выяснит, что никакого парня у нее нет. С живой же не слезет. Ольга уже прекрасно знала этого великовозрастное дитя.

Владимир вошел в здание милиции последним. Ступая кроссовками по битому стеклу, он не спешил, оглядывая успехи своей группы. В дежурной части он увидел расстрелянные тела и брезгливо поморщился. Однако стоящего перед ним напряженного молодого бойца от души похвалил:

— Молодец.

Не важно было, что может, это не он быстро обезвредил милиционеров. Похвала даже кошке приятна. Преданность от похвал только вырастает.

В подвальном «арсенале» он нашел большую часть своего отряда. Шел банальный дележ захваченного оружия. Не останавливая разграбления, Владимир подошел к сжавшемуся на корточках у стены милиционеру.

— А ты чего весть такой напуганный? Сказали же, не тронем. — Что бы убедить в своих словах немого задерганного мужчину в форме Владимир поднес рацию к губам и сказал в нее: — Антон, отпустите жену этого… и детей. И давайте на точку сбора. Трофеев — гора.

Милиционер отчетливо услышал ответ в рации «хорошо», но свободнее себя чувствовать не стал. Поделив ноши между собой, бойцы отряда были готовы уходить, но Владимир все еще медлил. Он в последний раз оглядел «пирамиды», прошелся по коридорам первого и второго этажа, дергая запертые двери, нисколько не боясь оставлять отпечатки пальцев. Потом вышел к дежурной части и только тогда скомандовал уходить. Он действительно не убил того, кто помог ему проникнуть в здание милиции. Он ведь старался никого не обманывать.

Милиционер, когда смог оторваться от стены, к которой словно прилип, не рассуждая и никого не уведомляя по телефонам о происшедшем, выбежал из здания и бросился к своим родным. Всю ночь он думал, надеялся, что никто не узнает о его предательстве, пусть и вынужденном. Но утром с эффектным выбиванием двери к нему ворвался СОБР и скрутил как соучастника. Камеры наблюдения ведь никто не отменял.

Владимир был в это время уже за пятьдесят километров от места ночной акции, и даже намека на бессонную ночь в его глазах не было. Сидя перед связанным коммерсантом которого ночью выловил его мобильный отряд он рассуждал вслух медленно и внушительно:

— У нас была тяжелая ночь. Никто на тебя тратить время не будет. Я попрошу тебя сделать и ты сделаешь. Я попрошу сказать и ты скажешь. Но за каждое лишнее слово не по делу вот он, — Владимир указал на командира мобильной группы, — будет тебе отрезать палец. В конце он отрежет тебе язык. Понятно? Ты мне веришь? Ты уже наслышан, что я никогда никого не обманываю? Я не ваши менты или наши власти. Я всегда честен. Вы как бараны отдаете им взятки, но они вас не защитят от меня. От меня защиты еще не придумано. Ясно?

Коммерсант кивнул, напугано рассматривая не Владимира, а возвышающегося командира тех, кто его и поймал на выезде от любовницы.

Почти что, нежно вынув кляп изо рта связанного, Владимир спросил:

— Ты забашлял ментам чтобы они твоего конкурента сгноили ОБЭПом? Подумай, прежде чем ответить. Ничего я не ценю, так как правду. Но ложь для тебя равно неприятности. Серьезные неприятности. Подумал? Теперь отвечай.

Коммерсант закивал нервно, и поспешил сказать:

— Только денег я им не платил. Начальник милиции… мы с ним друзья с детства. Просто поляну накрыл.

Владимир серьезно покивал и сказал:

— Сейчас внимательно меня слушай. Завтра ты пойдешь в вашу прокуратуру и напишешь заявление, что по твоей просьбе и так далее… там уже есть заявление от твоего «крестника», что менты с каждой проверки у него водку и вино воруют, якобы контрафактное конфискуют. А на словах прокурору передашь… Попробует спустить на тормозах или отказать в возбуждении дела… Я приду к нему в гости сам. И никакой спецназ и охрана меня не остановят.

— Но меня же посадят!? — испугался коммерсант.

— Неа. — покачал головой. — Не за что тебя сажать. А вот твоего начальника милиции снимут. И, наверное, посадят, хотя вряд ли. Знаем мы уже их круговую поруку.

— Он мне будет мстить!

— Ага. — Согласно кивнул Владимир. — Но лучше он, чем я. И не вздумай бежать. Я твои магазины не трогаю. Но сбежишь, спалю нахрен. Понял меня? Работай. Хорошо работай. Ты, как и другие нужны нашей стране. Ты же не хачик, ты же наш, свой, русский! Я же тебе первый и помогу если что. Помогай другим русским. Ты нужен… А такие менты нет. Усек?

Поднимаясь, Владимир, сказал бойцам развязать коммерсанта и отпустить его на все четыре стороны. Коммерсант ошалело оглядываясь поломился через кусты к еле освещенной дороге меж рядами гаражей.

Рассевшись по машинам, Владимир и его бойцы немедленно тронулись в путь. Им предстояло заключительное утреннее приключение.

— Где этот уродец с напарником пасется?

— У совхоза бывшего. — Ответил молодой совсем парень с переднего сидения. — Там как дорогу сделали, все носятся сто-сто двадцать, вот он всех пугает, что права отберет, тысячу-полторы в карман постоянно кладет. Купил себе полмесяца назад новый Фольксваген.

— Ворье… — презрительно сказал Владимир: — Ничего мы научим его любить свой народ… А что ты говорил про друга своего?

Парень опустил глаза и неторопливо, но с чувством горькой обиды сказал:

— А месяц назад, когда Кирюха несся там, он приказал остановиться. А у того бабла вообще не было… из кабака ехали. Ну, он испугался за права и понесся дальше. Думал, успеет до города и там спрятаться. Так эти его нагнали и расстреляли. Были оправданы. Закон о терроризме, мол. Они имели право.

— Кирюха твой жив? — Спросил, причмокивая губами Владимир.

— Он да. А вот его девчонка нет. Он ее пи…дец как любил. И подруга ее тоже шею сломала, когда они в кювет ушли.

Дебилы, подумал про себя Владимир. Зная, что менты пасутся все равно решаются играть в «пронесет — не пронесет». Менты стригут капусту, в принципе, тоже играя. Они всю страну приучили к этой игре. Уже особо и не возмущается никто, что с них деньги берут прав или не прав — не важно. Это типа налог на дороги в нашей стране такой. Зло думал про себя Владимир. Но ничего. Он покажет, что это игры с летальным исходом. Лучший способ обезопасить народ на дорогах убрать с дорог «препятствия».

Владимир сказал в рацию, чтобы все остановились, и что он сам все сделает. Кавалькада машин прижалась к обочине и погасила огни. Владимир же со своим первым офицером, как он его называл и с молодым бойцом, прибившемся к ним недавно и рассказавшем о ДПСнике-беспредельщике, покатил дальше.

Попросив набрать предельно скорость, Владимир высматривал в утреннем сумраке и тумане, не блеснут ли отражатели формы ДПС.

Блеснули. Вот и палочкой тот замахал. Первый офицер остановил машину, и Владимир быстро уточнил у бойца тот ли это урод или другой стоит. Боец совершенно уверенно узнал в подходящем «беспредельщика».

Жалко второго было не видно. В машине видать сидел на рации. Напуганные последними налетами Владимира и его команд, менты теперь с рациями не расставались. Вспомнили что устав ППС не идиотами писан. Его кровью когда-то писали. Резво сотрудники стали заучивать уставы и инструкции. Но и Владимир и его первый офицер за две недели налетов поднаторели в отстреле этих «защитников порядка».

Когда мент подошел к дверце и нагловато передернул плечами, словно разминающийся боксер, «первый офицер» через опущенное стекло, просто и спокойно не теряя мгновений выстрелил ему в лицо из подаренного Владимиром «глока». Владимир же, азартно улыбнувшись, раскрыл дверцу и выпал на колени из нее. Привычно вскинув к плечу автомат и отчаянно стараясь разглядеть цель, открыл огонь по машине ДПС. Стекла осыпались, машину словно в мандраже трясло от града попаданий. Даже если внутри кто-то сидел после рожка выпущенного в жестянку «жигулей» выжить там было проблемно. Не торопливо Владимир поднялся, оценил изуродованный бок машины ДПС и коротко сплюнул в траву. Еще двоих можно было плюсовать к списку побед. Кто-то марки коллекционирует, а кто-то для коллекции милиционеров убивает.

Сев обратно в машину Владимир велел водителю возвращаться к остальной команде. Пора было уходить на сон.

Когда они вернулись и кавалькада, следуя отработанным правилам, спрятала в своей середине машину командира, Владимир спросил у молодого потрясенного бойца:

— Думаешь, твой Кирюха доволен будет?

Тот коротко кивнул и сказал:

— Да. — Поглядев на темный лес за окном, он добавил: — Знали бы вы, как он этого мента ненавидит…

— Вот и расскажешь ему, как мы поступили. Скажи ему и другим что мы справедливо платим каждому. И пусть он как поправится тоже берет оружие. Чтобы не ждал когда придет дядя и отомстит за него. Пусть помнит, что месть — его право! И месть — наша правда! Жиды, хачики, америкосы скупили эту страну и менты подумали, что им теперь все можно раз они их защищают. Нихрена. И с ментами и с жидами разберемся. Дайте только срок.

Потрясенный и словно зачарованный боец только кивал в ответ.

— Зря машину не осмотрели. И этого урода. — Подал голос спереди помощник Владимира.

Владимир кивнул резонности этих слов. Робингудствовать хорошо пока есть деньги. А когда их предельно мало надо заниматься пополнением. Даже обирая трупы противников.

— Завтра сделаем экс… — сказал Владимир, и все поняли, что значит это возродившееся слово. — Сбербанковских инкассаторов на шестичасовом заборе денег в городе возьмем.

— У банка брать будем? — с сомнением спросил первый офицер. — Там стрелки. Менты. Четверо. Я уже говорил. И три инкассатора.

— Ну, если они бараны, то сунуться против нас… давай думать, как в город войти всеми сразу. Что-то нас много стало…

Их действительно стало много. Начиналось все с двенадцати разоруженных боевиков оставшихся в школе и не спешащих уезжать к себе… А нынче в кавалькаде было пятьдесят бойцов, да еще две мобильных группы по десять человек в области наводили шухер отвлекая на себя СОБРовцев и ОМОН. А сколько еще оставшихся без работы молодых парней хотели присоединиться к этой веселой и безнаказанной жизни.

Жизнь как-то странно быстро набирала разгон. Не было ни ночи, что бы основной отряд не совершил бы громкой акции, несмотря на блокированные дороги. Не было ни дня чтобы в Москве ором не орали на местных, позволяющих так издеваться над властью. И, кажется, уже не было в области человека не знавшего кто такой «Патриот». На это имя Владимир слишком быстро привык откликаться. Хотя назвали бы его действительно Робин Гудом, был бы тот же эффект.

Мнение о нем сложились в корне противоречивые. Одни считали его на всю башку больным уголовником. Другие видели в нем продолжателя справедливой борьбы начатой еще, становившегося все большей легендой и загадкой, исчезнувшим Богусом. А сам Владимир просто верил в свою звезду и считал, что у него получится стать кем-то большим, чем просто ночным налетчиком. Главное оставаться честным и чтобы люди верили в него. В его высшую справедливость. И люди верили. А в кого еще верить, когда даже суд взяточника — главу сельской администрации осудил всего на два года условно? Кому еще верить, когда на ментов вообще управы нет. И на избиения в изоляторе и на допросах даже пожаловаться было некому. Кому верить если президент по телевизору говорит что обстановка нормализована, а на улицах ночью слышится стрельба и утром находят убитых и ограбленных соседей? Верили ему. В отряде, которого были люди, не опускающиеся до грабежа населения. Зачем вообще обирать нищих, говорил он, когда можно обирать тех, кто их обирает? Головы участников одной из банд присланные начальнику милиции области с курьером-стариком заставили упасть в обморок даже секретаря генерала. А записка от Владимира: «Я делаю вашу работу» «случайно» просочившаяся в прессу, наделала множество шума, и стала поводом даже для ток-шоу на первом канале. Узнав о результатах проводимого в прямом эфире опроса, Владимир снисходительно улыбнулся. Семьдесят четыре процента опрошенных считали, что раз нет управы на бандитов, то не стоит мешать одним бандитам, расправляться с другими. Владимир расценил это как признание заслуг. То, что его тоже считали бандитом, его нисколько не смущало. Кавказец-Сталин, помнил он, не гнушался эксами, а Иван Грозный налетами на своих же бояр.

Путник флегматично руками разламывал креветок и, запивая их пивом, слушал пресс-конференцию с бывшим лидером боевиков. В апартаментах давно уже не было суеты и его, наконец, оставили в покое, снабжая только затребованным им материалом. Старику-«патрону» путник даже не звонил. Зачем того дергать в Париже, куда он улетел к дочери и внукам. Все свои требования Путник сообщал по телефону одному из помощников старика и тот на редкость оперативно выполнял поручения. В общем вот так это и должно было выглядеть с самого начала. Это обычный контрольный визит. То, что он вначале был превращен в цирк с массой выездов, не переставало раздражать путника. Он вспоминал свои катания по Подмосковью и невольно ругался то на себя, то на старика. Оба были хороши.

— Как вы относитесь к тому, что власть еще не в полном объеме выполнила свои обещания данные сложившим оружие. — Задал вопрос корреспондент какой-то иностранной газетки и оператор услужливо показал крупным планом его лицо.

Богуславский немного уставшим голосом сказал:

— А они и не в силах так быстро решить накопившееся проблемы. Ведь сами подумайте, проблемы копились десятки лет, а решить их пытаются судорожными темпами сейчас. Я вообще противник спешки любой, и думаю, что не стоит слишком упрекать правительство. Решая проблемы, они действительно думают, как бы не наделать новых бед.

— А, правда, что не все ваши отряды сложили оружие до конца? — спросил тот же корреспондент и Богуславский задумался.

Наконец, он поднял глаза на спросившего и ответил:

— Мои отряды, как и все разумные люди уже сложили оружие.

Путник невольно вскинул брови, отряхнул руки и зааплодировал. Странно звучали редкие хлопки в пустой квартире. Прервав хлопанье, путник громко сказал Богуславскому на экране:

— Мо-ло-дец! Так лихо откреститься от всех…

Вытерев руки о салфетки, путник взял в них папку с личным делом, присланным ему еще неделю назад. Это было личное дело только одного интересовавшего его человека.

Владимир на фотокарточке был хмур и как-то неприятен. Но путник знал эти лица. Он знал, что тот, кто должен придти тоже не будет обладать правильными чертами лица. Не было таких в истории. Красавцев во всем. «Печать» ставится сразу на лицо таким людям.

— Вот Володя. — Сказал путник, обращаясь к фотографии. — Привыкай к предательству. Они все тебя и предадут.

Отвлекая путника от разговоров с фотографией, корреспондент Таймс с экрана спросил:

— Правда, что вам правительством России предложен важный пост в одном из регионов.

Богуславский покивав, ответил:

— Это правда. Не шибко важный. Предложили работать в гражданской обороне. Но на этот пост я не соглашусь. Я не хочу быть пешкой или задвинутым оловянным солдатиком. Я хочу, чтобы моя работа… мой труд… приносили пользу людям. Чтобы я мог влиять на власть и органы. Я хочу заставить их научиться уважать свой народ, которому они служат. А быть просто еще одним бесполезным ртом в громадном аппарате страны я не хочу.

Путник несколько косо посмотрел на раздраженное лицо Богуславского и сказал:

— Дурак. Соглашайся! Соглашайся, пока предлагают. Уже все за тебя продумали. Жить будешь словно кум королю.

Путник внимательно досмотрел пресс-конференцию до конца и когда пошла реклама, не выдержав, набрал номер нового помощника.

— Приветствую. Видели конференцию с Богуславским? Ага. Я тоже смеюсь с него. Давайте-ка отдайте указание здесь в Москве, чтобы на него надавили. Пусть соглашается. Предложите ему что-нибудь более перспективное, но такое же задвинутое. А уж этого Володю мы своими силами оприходуем. Что? Нет. Тоже предложим сделку вначале. Если он идиот и не понимает что все в мире продается и покупается нам такой не нужен. Этот мир не для принципов. Этот мир для нас.

— Мне очень не понравилась ваша отсебятина на встрече с журналистами. — Говоривший полковник не был строг или разозлен. Он просто констатировал факт. Не понравилось и все. — Я понимаю ваши чувства, но вы должны тоже понять что… Черт побери, то, что я сдержал данное мной слово по отношению к вам это просто дань… чести, наверное. Я ведь тоже офицер. Но не более. В другой ситуации… вас бы в таком свете показали, что свои бы закопали. Вас ненавидел бы весь народ. Как управлять общественным мнением… у нас хорошие специалисты. У нас огромный опыт по возбуждению в народе нужных чувств негодования к чему-либо.

— Я понимаю. — Ответил, нисколько не пугаясь, Илья.

— А раз понимаете… давайте прекращать отсебятину. Даже я не могу позволить себе… Ведь непродуманные слова черте к чему привести могут.

Илья взял из бара между сидениями банку пива и отпил из нее довольно внушительный глоток. Посмотрел в окно на ночной пейзаж и странно хищно улыбнулся.

— И прекращайте пить все, что перед вами поставят! — Вдруг жестко сказал его собеседник. — Мне еще не хватает, чтобы вас отравили. В жизни не отмоемся!

Немного напугано Илья отвел от себя банку и посмотрел, что собеседник действительно переживает.

— Отравлено? — глупо поинтересовался он.

— Нет, конечно. — Сказал, смягчаясь, собеседник. — Сегодня нет.

— А завтра может быть?…

Собеседник не ответил. Он посмотрел в непонятное лицо Ильи и так и не решил, смеется над ним бывший майор или нет.

— В общем… Мне попросили вам передать. И сам я думаю, что будет справедливо, что беспорядки, которые вы начали вы и потушите. И город, который по вашей милости в таком состоянии, тоже вам восстанавливать. — Сказал он, глядя вперед на дорогу. — Принимайте дела. На все вам дают три месяца. Чтобы через три месяца о беспорядках там никто не слышал…

Илья, тоже посмотрев вперед, сказал:

— Я постараюсь, полковник.

— Не надо стараться. Надо просто четко все делать. — Спокойно, но веско сказал собеседник. И добавил негромко: — Да и выбора у вас особого нет…

Глава вторая

Виктор, так и не вернувшийся в Москву, но устроившийся в финчасть мэрии на работу, немного ошалело смотрел на сидящего за столом Илью и косился в сторону уже давно известного ему исполняющего обязанности мэра.

— Да, Виктор Петрович, — сказал раздраженно И.О. — Такие вопросы вам лучше решать с вашим начальником. Он обратится по установленному порядку и вам обязательно помогут.

— Но… — Виктор хотел сказать, что он-то верит что помогут, но время не ждет. Со школы его, как и оставшихся поперли и теперь он уже второй день ночевал на работе буквально на стульях.

— Виктор Петрович, вы нас задерживаете. — Жестко сказал И.О., как-то глядя сквозь настойчивого сотрудника.

Виктор повернулся и собирался покинуть кабинет, когда Илья, не отрывая взгляда от бумаг, сказал негромко:

— Виктор Петрович, через час, во время обеда, зайдите ко мне, я думаю я смогу вам помочь.

Виктор кивнул и не благодаря вышел. Видеть Богуславского Илью в кресле мэра это было половиной шока. Второе что озадачило Илью не меньше, было то, что И.О. несколько раз обратился к Илье по имени отчеству и что-то говорил о необходимости расселении людей из пострадавшего во время конфликта общежития комбината. Значит не шутка, подумал Виктор, бывшего главу боевиков сделали мэром города.

Вернувшись на рабочее место Илья не сдерживая улыбки, ответил на вопрос начальника фин отдела «Ну, как?» просто и понятно:

— Зашибись.

В обед как ему и велел Илья, Виктор поспешил в его кабинет и застал того совершенно одного. Илья устало посмотрел на товарища и сказал:

— Проходи, садись.

Виктор послушно присел на стул за стол буквой «Т» обернутый к мэрскому. Взяв листок бумаги, и что-то написав на нем, Илья протянул его Виктору и сказал:

— Это адрес. Вот ключи. — Он не спеша, передал Виктору всего один большой ключ и добавил: — Будут звонить на телефон или в дверь — я переехал. Потом скажу куда. Сам еще не знаю адрес. Сегодня отвезут. Потребовали, что бы я перебрался в охраняемый дом.

— Так ты теперь наш босс? — С улыбкой спросил Виктор.

Покивав, Илья сказал:

— Типа того. Я еще из Москвы не приехал, а тут уже постановление лежит от губернатора. От нового губернатора. Представление. Теперь на днях утвердит городское собрание и все…

— Как же тебя так угораздило? — Не скрывая смешка, спросил Виктор.

— Не спрашивай. Во-первых, просили не говорить. Во-вторых… да в общем-то логично. Нам типа мэр не нравился… слабо работать лучше, чем он?

Не переставая улыбаться, Виктор спросил:

— Не страшно тебе?

Посмотрев как умалишенного, Илья спросил у Виктора:

— А тебе бы не было страшно?

— Ну, я же не боевой офицер! — Продолжал насмехаться Виктор.

Илья брезгливо отодвинул от себя массу бумаг, отчего они все сбились, перепутались, и некоторые даже упали на пол, и сказал:

— Я четыре часа на этой работе и уже думаю, что лучше бы я… нет… не буду так говорить. Скажем так. У меня нет особого выбора. Так мне сказали.

— Но это же подстава очевидная. — Дал волю чувствам Виктор: — Они, небось, только и ждут, что бы народ уже против тебя восстал в городе. Ты не знаешь, что тут в районе творится. Вовка совсем с катушек съехал. Ночами его банда налеты на ментов делает. Коммерсов громит, что раньше кормили-накармливали ментов. Чиновников вылавливает и такое с ними там делает, что они сами по утру бегут в прокуратуру в грехах каются. Тут один… раньше в земельном работал, решил сбежать, его в Москве поймали бойцы Вовки и сюда вернули. Он в прокуратуре левой рукой писал заявление… на правой пальцев не было. А новый прокурор сцука в больничку слег и там под охраной прячется. Его помощники отдуваются — дела заводят…

Илья поднял руку и поморщился, как от головной боли. А потом, злясь непонятно на кого, высказался:

— Ну и что? Что теперь? Мне-то, что делать? Тоже бежать? Ты Витя, не обо всем говоришь. У нас шесть тысяч безработных оттого, что комбинат встал. У нас в городе полк милиции, который мы должны кормить. У нас здесь кроме Вовки сволочей хватает. А главное что не только тебе негде жить. У меня сейчас четыреста с гаком жителей, вообще, по детским садам и школам распихано. И с ними надо что-то делать. У них вообще ничего нет. Квартиры, дома сгорели, у кого-то под ноль. Понимаешь? Я лично не врубаюсь, как их хоть минимум обеспечить, если в МЧС на них здоровый такой болт положили. Хотя бы временные постройки сделали. Там и дети. Им через месяц в школу! Хорошо хоть есть чем накормить… И вот они точно завтра придут и скажут: «Из-за тебя гада все потеряли ты и делай что-нибудь». И будут правы!

Виктор поджал губы, посмотрел на ожесточенное лицо Ильи и спросил:

— И что делать будешь?

Пожав плечами, Илья сказал:

— Завтра буду в министерство звонить пытаться сдвинуть эту махину и что бы они начали шевелиться. Пригнали строителей или хотя бы вывезли пострадавших. Потом мне обещали найти телефон действительного хозяина комбината. Буду уговаривать его запуститься. Буду обещать содействие. Буду обещать снижение налогов. Буду много обещать… Лишь бы он этот чертов комбинат запустил. Я не могу придумать работу шести тысячам.

— А если не выполнишь обещания? — с интересом спросил Виктор.

— Выполню. — Угрюмо пообещал Илья. — И других заставлю выполнить.

Виктор с сомнением посмотрел на Илью и сказал:

— Ну ты в общем это… Держись. Если понадоблюсь, я в финансовом отделе здесь. Твой предшественник узнав как я с делами разобрался тихо предложил поработать у него. Надо будет с коммерсантами вопросы решать — зови. Я умею договариваться.

Отчаянно Илья отмахнулся.

— Мне в довесок двух замов дали… договаривальщиков. С такими званиями, что их собеседники сами на все согласятся. — Подняв взгляд на Виктора, Илья попросил: — Но если есть время, вечерами выходи в город, смотри, кто, чем дышит какие настроения. Мы будем сейчас, чтобы не поджечь заново, все возможное делать.

Виктор, после разговора, успел еще пообедать в кафе при мэрии и после обеда в курилке обсудить с коллегами нового мэра. Сотрудники были в тихом трансе оттого, что борец против чиновников сам засел в большое кресло и теперь будет их гноить. Решив, что о таких настроениях стоит предупредить Илью, Виктор направился обратно к себе в кабинет. Роль сексота бывшего коммерсанта не сильно смущала.

Просыпался Сергей, откровенно не понимая, ни где находится, ни за какие грехи его так рано будят. Светлана же настойчиво тормошила его за плечо и игриво требовала, чтобы он открыл глаза. Мол, поезд скоро и вообще… Ей тоже надо из дома уходить. Сергей, улыбаясь любимой, все-таки соизволил проснуться и, видя перед собой чашку горячего чая, подумал, что это просто счастье, какая у него заботливая подруга. Проснувшись окончательно от нескольких глотков из парящей чашки, Сергей поплелся в туалет и ванную приводить себя в порядок. Чистить «бивни» и изгонять злых духов изо рта.

Спустя полчаса он вышел из дома, поднял голову к окнам Светиной квартиры и, даже не видя ее, помахал на всякий случай рукой. До Экспресса отправляющегося в семь часов двадцать минут оставалось не больше часа. Благо метро было не далеко. Уверенной, но спешащей походкой Сергей направился к нему и довольно долго толпился в очереди в кассы. Когда он наконец-то купил карточку для проезда, полусонные мысли вернули его к неоднозначным рассуждениям одного из друзей. Мол, даже кассы в метро расположены так низко, чтобы люди не забывали вовремя кланяться. Усмехнувшись этим нисколько не пробуждающим идеям, Сергей закрыл глаза и кажется выпал из реальности, стоя на эскалаторе, тащащем его в натуральное чрево столицы.

Спотыкнувшись при выходе со ступеней, Сергей услышал отборную ругань контролера из стеклянной кабинки требующего не спать на эскалаторе. Скривившись, как от зубной боли, Сергей, не огрызаясь, поплелся на платформу.

Он не хотел ехать на машине в этот раз. Предпочел поезд. В СВ они докатили со Светой до Москвы и в принципе неплохо провели время на одном диване, даже ни разу так и не включив телевизор, установленный в купе. Но этот романтик забыл, как его выматывает общественный транспорт и, чувствуя себя разбитым по приезду в Москву, отказался наотрез от «ответной» экскурсии по Москве-реке, которую ему намеревалась устроить Светлана. Та не сильно расстроившись вызвонила всех приятелей Сергея, благо их было всего двое и как хорошая хозяйка устроила всем неплохую «полянку» в честь их возвращения из северной столицы. Разошлись только в четыре утра и если быть откровенно честным, Сергей даже сидя в экспрессе чувствовал хмель не желающий уходить из головы. Именно это полупьяное состояние помогло ему прижаться щекой к стенке вагона и, не чувствуя качки, тряски, и даже громко работающего телевизора в его вагоне первого класса, просто напросто уснуть.

Растолканный в Малоярославце проводницей Сергей удивленно на нее смотрел и не понимал, чего от него хотят.

— Вам где выходить? — настойчиво спрашивала девушка в темно синей форме.

— В Обнинске. Там надо на автобус сесть… — Вяло отмахнулся он.

— Вы уже проехали! Это Малый…

Не тратя времени на разговоры, Сергей подхватил свою спортивную сумку и мимо проводницы побежал к выходу, вызывая удивленные взгляды других пассажиров. Но в тот день звезды явно своей механикой работали против него. Прямо перед носом двери экспресса захлопнулись и Сергей ошалело замер, не зная что предпринять. Выскочившую проводницу он попросил резковато:

— Остановите поезд!

— Да щас… — сказала она, угрюмо становясь между Сергеем и стоп краном. — Выйдите в Калуге. Ничего страшного. Обратно на автобусе доедите. Или на электричке.

— Что за бред!? — изумился Сергей, видя, как за стеклом уже закончился перрон и понеслись просто деревья, высаженные вдоль путей.

— Меньше спать надо! — заявила проводница.

— Да вы обязаны были меня разбудить! Напомнить, что приближаемся к станции! — Уже открыто возмущался Сергей трезвея от неприятностей и просыпаясь окончательно.

— Я вам ничего не обязана! — также повышая голос, заявила проводница. — Вы теперь вообще безбилетным пассажиром считаетесь. Так что скажите спасибо, что я милицию не вызываю… студент.

Это она зря. Она просто не знала, что «студент» привык: когда он платит, его обслуживают в соответствии с ценой. А не хамят. Отстранив девицу в синей форме, Сергей больше не рассуждая, дернул стоп-кран…

Уже сидя в милиции на станции Малоярославец, и давая показания по своему безответственному поступку, Сергей, конечно, пришел к выводу, что надо было ехать дальше и не парить никому мозг. Ну и что, что проводница проспала его выход. Ну и что, что ему пришлось бы возвращаться. Зато обошлось бы без унизительной процедуры обыска, непонятно зачем устроенного ментами. Обошлось бы без протокола об административном правонарушении и без идиотских наручников, которыми он был прикован к деревянной скамье.

Милиционер только через минут сорок неторопливо снял с его руки браслет и, проведя опять к столу, где были разложены его вещи, сказал:

— Идите, платите в сберкассу штраф, потом вернетесь, заберете остальные вещи.

— За что штраф? — изумился Сергей.

— За то, что остановили поезд, — спокойно сказал милиционер, — подвергли других людей опасности.

— А почему штраф вам, если подверг опасности их? — Абсолютно не понимая, спросил Сергей.

Милиционер вздохнул и, позвав лейтенанта, сказал тому:

— Платить отказывается.

— Я не отказываюсь, я хочу понимания за что платить. Причем, платить вам.

— Платите вы не нам… — сказал офицер. — Тут написаны реквизиты, куда вы должны уплатить.

— Так это вообще что-то левое… фонд какой-то. — Недоумевая и рассмотрев, сказал Сергей.

— Вам-то какое дело что там на бумаге? — Раздраженно сказал офицер, и Илья от такого цирка даже присвистнул.

— Как какое? — Спросил он, уже даже не сдерживая улыбку. — Вы с ума сошли? Меня непонятно за что задерживают. Заставляют непонятно за что платить штраф. Так еще штраф даже не в МПС, которому я в принципе и мог бы имущество попортить, а в абсолютно левый фонд какой-то. Что за фигня?

Почесав висок, офицер сказал милиционеру:

— Что-то он громко разговаривает. Оформи ко всему прочему хулиганское поведение. И пусть посидит. Потом к мировому судье отвезем, пусть она его на пятнадцать суток отправит подумать.

Сергей, снова усаженный на скамью и пристегнутый наручником, пребывал в откровенном недоумении. За что? За то, что он спросил?

Он, конечно, начал требовать старшего офицера. Он, конечно, требовал, чтобы его немедленно отпустили. Он, конечно, обещал пожаловаться прокурору. Ага… жалобщик.

Через час он вместе со своими вещами был доставлен в суд и мировая судья, ознакомившись с заявлением проводницы, с показаниями милиционеров НЕ спрашивая ни о чем обвиняемого, отправила его на пятнадцать суток административного ареста. Когда Сергея везли согнутого в три погибели в специально оборудованном уазики к месту его пятнадцатидневного курорта он, конечно, даже не думал об окошках метро, где надо было всего лишь немного наклоняться.

А уж войдя в камеру, пропитанную застоявшимся сигаретным дымом вкупе с мочой и запахом пота, молодой парень из благополучной семьи чуть не лишился чувств. У него резко заболела голова. Когда же дверь позади него закрылась, и Сергей вполне здраво оценил, что сидеть ему придется в компании пятнадцати человек в камере рассчитанной максимум на пятерых-шестерых, он чуть не свалился в ранее неизвестном ему приступе клаустрофобии.

Ни с кем, не знакомясь и никого не приветствуя, он присел на край странного настила почти во все помещение, на котором как он видел, многие спали, и только тогда с ужасом осознал, как все по-идиотски сложилось. Еще вчера он весь из себя парень катил в Москву в СВ, на такси летел к дому Светы, вечером пил лучшие из вин заказанных прямо на дом из винного супермаркета, а сегодня он сидел в камере с мутными, непрозрачными, зарешеченными стеклами в компании неопрятных людей откровенно бомжовского вида.

— Даааааа… — Протянул Сергей, не смущаясь соседей и рассматривая тоскливо зеленую стену. — А ведь я неудачник…

Его нисколько не порадовал ответ соседа, мол, тут все такие. Он-то раньше был другого мнения о себе.

Илья разочарованный бестолковыми отговорками в министерстве и откровенным игнорированием его звонков «вечно отсутствующим» губернатором, посмотрел на бумажку с телефоном услужливо ему переданным одним из помощников. Позвонить еще хозяину комбината для полного ощущения себя идиотом? — Размышлял он. Ведь тот наверняка пошлет куда подальше. Хозяин непременно в курсе как разнесли рабочие цеха его фабрики и уж точно не собирается ускоренным темпом восстанавливать комбинат в утеху Илье. А ведь людям нужны работа и деньги. Не сегодня, не завтра… Пусть через месяц они кто уедут, кто запьют горькую, а кто и за спрятанное оружие возьмется и на большую дорогу выйдет.

Не надеясь на успех, Илья набрал номер с бумажки и терпеливо выслушал серию гудков, прежде чем абонент решил ответить:

— Минздрав, блин…

Илья несколько смутился, но спросил:

— Мне Олега Алексеевича…

Голос в трубке усмехнулся и сказал:

— Слушаю. Я Олег Алексеевич, а вы кто?

Непривыкший еще к своему новому званию… точнее должности бывший майор представился.

— Мэр говорите… — усмехнулся хозяин комбината: — И что же вам понадобилось от меня? Вы же там мое имущество не уберегли!? А сколько я вашим отчислял? Сколько я ваших кормил? Ваши компьютеры в мэрии и в милиции на мои деньги куплены. А уж, сколько я денег дет садам и школам вашим перечислил… что ж вы так меня подвели…

— Олег Алексеевич… — попробовал перебить Илья.

— Нам вообще с вами не о чем разговаривать. И работать я с вами не хочу больше. Вам всего-то надо было послать десяток человек на завод в помощь моей почти разбежавшейся охране, и все бы было нормально. А теперь мне говорят, что я даже продать не смогу его… в таком он состоянии. Как же вы так… Сколько лет вместе так удачно работали…

— Олег Алексеевич… — снова попытался заговорить Илья. В этот раз хозяин комбината его выслушал.

Выслушал. Помолчал немного и сказал уж очень насмешливо:

— Мэр… ну ты и хам.

На этих словах коммерсант положил трубку и Илья тяжело вздохнул. Чего-то подобного он и ожидал. Грустно глядя за окно и, абсолютно не представляя за что браться, он даже не сразу заметил, как в кабинет вошла пожилая секретарша бывшего мэра и сказала:

— Новый начальник милиции с начальником штаба приехали, ждут вас. Сегодня у вас с ними совещание.

Илья кивнул, не глядя на секретаря, и она вышла, пропустив в кабинет двух офицеров милиции. Поздоровавшись, они прошли и без приглашения сели за стол.

— Встать. — Не поворачиваясь, сказал Илья и когда офицеры недоумевая поднялись он, обращаясь и представляясь им, тоже поднялся и сказал: — Времени нет. Коротко доклады и возвращайтесь на рабочие места.

Ошеломленный начальник штаба стал зачитывать сводку по городу, а Илья не обращая внимания на удивленный и, кажется, злой взгляд начальника милиции прошел к окну и, отодвинув штору, посмотрел вниз. Дослушав доклад до конца, Илья спросил:

— Какие меры принимаются в связи с будущими беспорядками?

Милиционеры переглянулись, и начальник милиции глупо вопросительно повторил:

— С будущими беспорядками?

Не поворачиваясь, Илья кивнул и сказал:

— В городе обстановка будет накаляться с каждым днем. У нас невероятное число безработных. У нас в районе действует банда. Успешно действует, хочу заметить. Ее пример заразителен. Вчера они ограбили инкассаторскую машину. У вас под носом между прочим. Убили трех инкассаторов. Ранили охранника банка. И спокойно уехали никем не преследуемые… а в городе кроме вас ПОЛК милиции! Если такой пример не заразителен, то не знаю. Я хочу знать, какие меры вы принимаете в связи с грядущими беспорядками.

Милиционеры молчали. Илья, понимая тупость ситуации, только покачал головой и сказал:

— Завтра вы… начальник штаба ко мне с планом мероприятий. Не будет плана, добьюсь вашего снятия. Мне вы можете верить… А вы господин начальник милиции, завтра ко мне с начальником ДПС и планом по предотвращению налетов банд на город. Если надо закрывать город на ночь — закрывайте. Выставлять блок посты? Выставляйте. Делать искусственные препятствия — делайте. Помните, что этот налет на инкассаторов был последний. Следующий будет равен вашему увольнению.

Начальник милиции не выдержал:

— Вы что себе позволяете!?

— Вы сейчас хотите уволиться? — Спокойно спросил Илья.

— Да как вы смеете даже говорить такое. Не вы меня назначали…

— Но мне снимать. — Покивал головой Илья. — Если у вас сомнения обратитесь по инстанции… скажу и вас снимут. Пришлют того, кто спорить не будет, а будет делать свою работу.

Начальник милиции, багровея, все-таки смог удержаться от других резких высказываний. Он сам себе пообещал, что этот мэр не долго просидит в кресле… Он найдет до чего докопаться. Прокурор выйдет из больницы и на пару они мэра завалят. Обязательно свалят с этого кабинета. Переведенный на новое место из другого тихого, провинциального города начальник милиции уже отвык, что с ним кто-то может так разговаривать. Там-то у него с мэром были очень близкие отношения…

Когда они ушли, Илья жестковато сказал про себя:

— Привыкайте… привыкайте.

Первый зам вошел к нему пред обедом и напомнил:

— Завтра ехать к губернатору.

— Сами езжайте, я буду здесь…

— Вам обязательно.

— Я сказал, сами езжайте. Расскажите все как здесь… расскажите, что у нас жопа полная и мэр отдал указание милиции готовиться к массовым уличным протестам.

Заместитель склонил голову и, подумав, сказал:

— Мне кажется, вы поспешили. Что вам сказал хозяин комбината?

— Что и я бы сказал на его месте. Идите вы в жопу с вашим городом и вашим ворьем, раз не смогли дойную корову спасти.

Фээсбэшник назначенный в замы Илье хмыкнул и серьезно спросил:

— Хотите, чтобы мы с ним пообщались?

— Хочу. — Кивнул Илья. — Я не отношусь к добропорядочным людям. Если чтобы этот комбинат заработал, надо надавить, то надавите.

— Мы передадим нашим питерским коллегам. — Кивнул зам и спросил: — Но тут второй вариант возможен. Хозяин просто бросит комбинат. Даже не попытавшись продать. Тогда все вообще зря. У города нет таких денег сейчас чтобы восстановить комбинат, даже если судебным порядком отобрать его.

— А что отобрать можно? — удивился Илья.

— Конечно можно. — Улыбнулся заместитель. — У нас в стране все можно. Причем несколькими путями. Некоторые из них даже законные.

— Фига себе. — Хмыкнул Илья. — То есть если я сейчас найду того, кто вложиться вы ему сможете передать комбинат?

Тут уже службист задумался.

— Это не быстрый процесс. И пока процесс отбора будет идти, комбинат точно не сможет работать. Это может затянуться на полгода даже с согласными на все судьями.

Илья задумался и отмел этот вариант. Но другая мысль его поразила:

— Я только одного не понял… — сказал он заму — А как бизнес у нас живет, зная, что у него в любой момент все могут отобрать, даже особых причин не выдумывая?

Заместитель абсолютно без иронии сказал:

— А потому и бизнес такой… они рвут что могут, думая успеть…

— И успевают?

— Когда как. — Флегматично ответил заместитель, и Илья пообещал себе, что в этой стране, даже если не сложится его чиновничья карьера, он бизнес вести не будет. Если вообще когда им займется.

Этот вопрос не отпускал его до вечера и после работы, когда к нему зашел Виктор, предлагая перекурить и выпить пива в кафе внизу. Илья попросил того честно ответить как так… как в таких условиях он, Виктор, вел дела.

— Понимаешь… Это как в дикой природе… вот заяц живет травку щиплет. Он ведь тоже знает, что волки есть. И лисы. И даже собаки просто. И что? Теперь не жить? Да и не нагнетай ты так краски. Не так все страшно. Отбирают редко. Но доят постоянно. ВСЕГДА. Достаточно перейти порог определенный и начинается доильня. Раньше бандюкам платили. Теперь этим… твоим замам… и, наверное, как бы глупо не звучало это лучше. Федералы иногда такую помощь оказать могут, которую никогда бы бандюки оказывать не взялись. Я на себе проверял и не раз. И не только в бизнесе… но и так…

— Ты какой-то бред несешь… — раздраженно сказал Илья и отпил пива из кружки. Девушка за кассой не отрываясь смотрела на мэра и даже не скрывала своего изумления. Впервые за семь лет, что она отработала в этом кафе, мэр, пил это бодяженное пойло, которое она лично и разбавляла. Мысль, которая крутилась в ее голове, тоже была в плоскости разговора Ильи и Виктора. Если мэр почувствует разбавленное пиво, он выгонит кафе сразу или дождется, пока срок аренды кончится и новый не разрешит подписать?

— Почему бред? — возмутился Илья. — Ты что мне не веришь? Ты с какой луны свалился?

— Почему они доят? Кому эти деньги идут? И как вы им деньги-то даете? За что? — навалил кучку вопросов Илья.

— Почему? — пожал плечами Виктор: — Потому что не дать нельзя. Тут и, правда, принципиально бизнеса лишат. Ничего спасти не успеешь. А если все хорошо будет, то в случае нештатных ситуаций помогут бизнес спасти. Вот я сейчас ооооочень рассчитываю на них. А кому деньги идут? Разве это мне важно? Или тебе это важно? Может у них свои расходы есть на службу, причем государство на это денег не выделяет.

Илья взорвался:

— Ты чего несешь? Если это государственные задачи государство и должно их оплачивать, а если незаконные, то ты, получается, спонсируешь бандюганов.

Виктор посмотрел на девушку за кассой и сказал тяжело вздыхая:

— Понимаешь, ты правильно сказал… они мне так же когда-то сказали… Что государство оплачивает их государственные расходы… А разве мы не часть государства?

Эту логику Илья не понимал. Ну, куда там простому майору разведчику. Вояке до мозга костей.

— Ничего… все обойдется. Братва, только держись. — Со злобной улыбкой заявил Владимир своим бойцам. Слова из песни Чижа как нельзя лучше звучали в тот момент.

Его первый офицер, выглянув из-за угла дома, отпрянул обратно и проговорил торопливо:

— Обратно, быстро, быстро, быстро…

Они успели спрятаться и сжаться за мусорными баками, когда из-за угла не спеша и прикрывая бегущих за ним милиционеров, выполз БТР.

— Даааа. Разворошили мы. — Сказал один боец странно веселым голосом. Это были не нервные улыбки и смешки. Это был действительно странный кураж идущего боя на улицах заштатного городка, в котором банда Владимира лоб в лоб столкнулась с усиленным взводами милиции блокпостом. Потеряв две машины и человек семь бойцов, Владимиру удалось пробиться в город. Но на перегороженных улицах и речи не нмогло идти смыться от ментов на транспорте. Проклиная находчивость милиции, Владимир приказал бросить машины. Теперь преследуя по пятам, по улицам гнали Владимира немногочисленные посланные на задержание или уничтожение милиционеры. Но гнали бестолково и как-то нехотя. Даже имея два БТРа, они не решались выйти на прямой огневой контакт, предпочитая осторожно обозначивая свое местоположение заставлять отступать Владимира и его ребят. А Владимир, так и не разобравшись, загоняют его куда-то или просто пытаются выдавить из городка, решил не играть по правилам ментов. По настоянию своего первого офицера он расставил в одном из кварталов людей на крышах и в квартирах и теперь сам заманивал в этот квартал преследователей.

Дождавшись пока БТР с милиционерами скроется на соседней улочке, Владимир сказал бойцу рядом:

— Так, ну, мы пошли. Давай шмальни им в спину и за нами. Сразу в подвал ближайший ныряй, как поймешь, что за тобой хоть кто-то поломился. Все, ждем тебя.

— Ага. — Кивнул боец, и Владимир подивился тому, что тот совершенно не боится. Хотя чего там. Сам Владимир тоже страха не испытывал. Весь испуг первых выстрелов на въезде в город давно улетучился и его заменил азарт, какого он раньше, кажется, не испытывал вообще. И еще… И еще все это ему напомнило шахматы. Он послал вперед пешку, что бы заманить в ловушку под кинжальный и гранатометный огонь Ладью — БТР.

Когда он, из окна второго этажа, отстранив хозяина квартиры, наблюдал со своим офицером за тем, как во двор вползает БТР и по детским площадкам разбегаются бойцы милиции в касках и жилетах, Владимир только головой покачал. Крутенько они вляпались. Влезли даже не подумав…

Первый офицер, впервые за длинный день нарушил режим «тишина» в эфире. Он коротко рявкнул в рацию «Огонь» и буквально полминуты спустя к БТРу с крыш понеслось сразу три снаряда. БТР был уничтожен качественно на месте и даже без шансов спастись экипажу. Главное ведь это сюрпризы на войне.

Вспоминая прапорщика продавшего ему гранатометы, Владимир пообещал тому при очередной сделке денег накинуть за такой своевременный «подгон». Ведь сам Владимир гранатометы брать отказывался. Это его офицер уговорил. Денег после «экса» было навалом так чего не взять. Мало ли где пригодится.

Бойцов милиции во дворе положили буквально минуты за три- четыре. Скоротечность столкновений иногда Владимира даже в транс вводила. Вот так зазеваешься и вырубят весь отряд…

— Отлично! — гаркнул довольный офицер, и Владимир отобрал у него рацию.

Подумал с минуту, улыбаясь глупо и довольно, и сказал:

— Они нас со студентами путают… Они не знают, что мы уже не одного студента съели на этой войнушке.

Даже не видя лиц и не слыша своих бойцов, Владимир представлял их довольные смешки. После «экса» на днях, в отряде заметно повысилось настроение. Поделив остатки денег с закупки оружия и кое-каких шмоток для нужд, Владимир лично раздавал их своим бойцам. Принимая из его рук деньги, бойцы долго и благодарно жали ему руку. Одно дело, когда ты ради чуть ли не жрачки воюешь, другое, когда это становится даже выгодно. Вопрос: «за что воюем?» этим людям никто бы не задал. За деньги они воевали. За возможность быстро и без хлопот срубить бабла. А что погибнуть можно было… Ну Владимир и так всех предупреждал, что долго они не проживут. Даже в таких странных вечерних или предутренних разговорах на привалах он старался оставаться честным.

— Нам бы за месяцок навести тут марафет, чтобы нас уже запомнили… потом отдохнем, а после, после посмотрим… как сложится.

Но если говорить о бойцах Владимира, надо сказать, что среди них было немало тех, кто действительно считал какой-то высшей идеей казнить продажных ментов и чиновников. Таких даже Владимир иногда не понимал. Ну ладно он фанатик. Он ради революции на все готов. Жечь синагоги, подрывать здания милиции, сжигать дотла воинские части, запугивать уродов в больших кабинетах, доводить до суицида продажных тварей. Надо было раскачать этот мир, и он его раскачивал. И не «эксами» он это делал. А самым простым подрывом доверия людей к импотентной власти неспособной справится с ним и его отрядом…

Второй, преследовавший отряд Владимира взвод, в ловушку не сунулся. У них видно с головой командир оказался. Подождав немного и получив доклад, что менты ждут подкрепления, Владимир приказал сниматься и уходить. Пусть они потеряли машины, пусть они теперь «безлошадные». Но ведь это не надолго…

Так случилось что маршрут, которым первый офицер уводил отряд Владимира из города проходил мимо здания милиции. И следуя уже установившейся «доброй» традиции они не смогли пройти просто так. Два залпа из гранатометов и здание запылало, окутываясь черным смолящим дымом. Довольные этой странной маленькой местью за потерянный транспорт и товарищей, бойцы Владимира, рассыпаясь по улице, двигались к недалеким железнодорожным путям, по которым и намеревались уйти подальше из этого негостеприимного городка. Люди из окон, опасливо на них поглядывающие, только диву давались, как слаженно передвигались короткими перебежками по улице эти «странные» бандиты. Кто в чем, с небритыми лицами, с диким взглядом полным кровожадной радости эти «звери» вели себя как настоящие профессионалы, не подставляясь лишний раз, и не задерживаясь на одном месте подолгу. Можно сказать, что узнанный по бритому черепу Владимир не только у редких девиц вызывал восхищение.

В тот день остановись бы он в городе, не мало молодежи прибилось бы к ним. Только дайте им оружие и возможность убивать ментов, что уже все население затерроризировали с ночными паспортными проверками.

А уж о разгульной жизни отряда Владимира слухи ходили такие, что слюни текли. Влетая в городок или поселок, бойцы вели себя в нем просто как короли. Ни в чем себе не отказывали, разве что насилием не занимались, да за все честно платили. Денег у них было, по мнению местных, просто вагон на каждого. Так что налеты бандитов местное население обычно только приветствовало. Судилища устраиваемые ими над властями еще долго оставались в памяти людей. На таких «судах» любой из жителей мог сказать в лицо власти все, что он о ней думает. Сельские администрации давно уже пустовали без своих глав. Не многие, чья вина была доказана на таких «судилищах», выживали потом. Самое мягкое, что в итоге творили палачи Владимира, это руки отрубали ворью. Но чаще все-таки просто вешали.

Люди, еще недавно жившие в одной из самых цивилизованных стран странно быстро привыкали к повешенным и самое удивительное стали считать это если нормой, то и не из ряда вон событием. Воровал? Ну, так извини, сам же воровал, никто не заставлял. Тебя, зачем поставили? Воровать? О соответствии преступления и наказания никто не думал особо. Нет, конечно же, находились и противники такого. Они довольно смело высказывали в лицо Владимиру, что тот просто зверь. Владимир, не чураясь простого народа, коротко и ясно объяснял:

— Лучше я буду ворье вешать. Чем нам опять плюнут в лицо, оправдав его по всем статьям.

Но некоторым Владимир действительно давал шанс пойти в прокуратуру написать на самого себя заявление. Оформить явку с повинной, так сказать. Он просто следил за тем, не изменилось ли отношение судей к своей работе. И видя, что даже самых беззастенчивых воров по найденной массе причин отпускали под подписку или обещали им условные сроки, продолжал с упоением вешать, не веря в правосудие. Раз они не судят по закону, не арестовывают, не ведут следствия, то и он не обязан.

К некоторым судьям он «заглядывал на огонек» провести профилактическую беседу. После таких бесед судьи обычно увольнялись и бежали со всех ног. Потому что честно судить в тех условиях это было все равно, что самому запортить свою карьеру, а может и на скамью подсудимых сесть. «Телефонное право», когда могли позвонить из прокуратуры и сказать, что сделать с тем или иным подсудимым, начало давать сбои. Кому это нужно, если придет «отморозок» и сначала предупредит, чтобы судил честно, а потом и дом сожжет. А может и ухо отрезать со словами: «а тебе оно ни к чему, ты все равно не слышишь, что тебе говорят».

Дикость, необузданность, пример Владимира и его отряда медленно, но верно захватывали не только район, но и область. А интернет позволял людям и из других регионов с увлечением следить за похождением этих отморозков. Но больше, что удивляло население страны, было даже не «подвиги» бандитов, а абсолютное молчание властей по этому поводу. А что власти могли сказать? Размазанные силы внутренних войск по стране, с огромным трудом удерживали ситуацию под контролем только в светлое время суток. Таких «Владимиров» ночами появлялось столько, что власти только за голову хватались.

Незначительный пинок стране, несущественный первоначально комок снега-проблем, скатывался сам, все, нарастал, нарастал, и скатывал страну в пучину странного беспросветного хаоса.

Песня Арии «Раскачаем этот мир» постепенно приобрела новое значение. С подмененными понятиями она звала в ночной разгул даже тех, кто раньше был абсолютно толерантен власти, а днем имел наглости возмущаться общим беспределом. Словно издевательство какое…

Два дня спустя, когда отряды Владимира в кои-то веки собрались вместе на берегу одной из речушек, тому передали приглашение от федеральной службы безопасности на переговоры. Долго он смеялся с этого приглашения. Он ведь не забыл слова полковника сказанные не так давно в школе. Уберут Владимира тихо и без шума. Но само сообщение его, конечно, порадовало, как и его бойцов. Видать, они знатно власти достали, раз те снова запросили переговоров.

Знал бы Владимир, что по его следу уже пущены несколько спецотрядов, которые прославились уничтожением боевиков, он бы не сильно удивился. Только опять бы посмеялся с «хитрожопости» приглашающих на переговоры. А идущие по следу группы, пользовали все что можно. И пеленг в надежде вычислить «этого урода» и накрыть его дистанционным залпом не жалея никого вокруг, и агентов что должны были любой ценой найти и проникнуть в отряд. Отравленные сигареты, капсулы с ядом, контейнеры с миллиграммами тяжелых металлов для добавления в пищу уже были подписаны. И получателем указан именно Владимир. Оставалось только «вручить» посылки. Одна из групп наоборот давно и страстно мечтала победить Владимира в открытой бойне. Словно не спецчасти, а армейцы какие-то. У всех были свои желания и методики. И только у Владимира было желание жить и успеть повеселится, как можно больше. Признаваясь своему первому офицеру, он однажды сказал:

— Еще начиная все это, я «списал себя». По идее, я должен был вернуться к своим в Москву. Продолжать заниматься херней, готовя революционное настроение в массах, чтобы уже их руками делать революцию. Выходить на улице под флагом с коловратом и засирать мозги тем, кто все-таки остановится послушать. Я сейчас думаю, какими же мы тупыми были. Мы, наверное, на свидетелей Иеговы были похожи. Те тоже ходят по дворам агитируют. А надо именно во так. Брать в руки оружие и вершить свой… свой закон избирательного террора. Чтобы народ опомнился и понял, какие бездарности им управляют и какие «уроды» весь этот народ пользуют… Так, что даже, если я погибну ничего страшного… уже сейчас все понятно с этой властью и только дебил будет таким… платить налоги и воевать за них. Но я думаю… я думаю, я дотяну, когда флаг поднимут армейцы, которым осточертеет все и они решат навести свой порядок. А вот тогда… Тогда все. Тогда мы победили, по умолчанию. Пока они будут резать друг друга, мы возьмем власть. Точнее возьмут. Надеюсь, возьмут… самого-то меня к ней понятно не пустят. И когда у нас уже будет власть мы поговорим и с жидами купившими нашу страну у продажных политиков, и с самими политиками…

Первый офицер задумчиво спросил:

— А ты собираешься, с кем-то ею делится? Властью?

— Ну не для себя же я все это делаю! — усмехнулся Владимир. — У власти будет РУССКИЙ народ. А наша партия будет во главе. А я… у меня мозгов не хватит такой страной управлять. Да и не думаю я об этом.

Офицер вскинул брови от таких откровений и признался:

— А я так не думаю. Ты неправ насчет мозгов… Вот мы никого не признаем кроме тебя и что тогда?

— Даже не говори об этом. — Отхлебнув коньяк из фляги, сказал Владимир. Закурив, он добавил: — Знал бы кто у нас в партии. Какие умищи…

— Да мне пох. — откровенно сказал первый офицер. — У нас есть ты, на остальных насрать.

Владимиру очень согрели душу эти слова. А может это коньяк, протекая по глотке начал греть тело. Кто его знает. Но, не выказывая своих эмоций, Владимир сказал:

— Завтра двинем на Малоярославец, и будем брать там банк этих… газовиков. Надо денег заслать моим пацанам в Москву, да партийные взносы сделать. — Владимир грубовато посмеялся и первый офицер усмехнулся от таких слов. Подумав, Владимир добавил: — Да и нашим тоже нужно забашлять. Это я ради революции, а они смотрю своим все высылают… словно на заработки приехали.

Его товарищ кивнул и сказал:

— Да, деньги многое решают.

— Это девиз жидовни! — Зло, сплюнув, сказал Владимир. — Это им плевать на людей. Для них только деньги решают. А для нас важнее люди. Деньги это херня. Вот мой друг Серега говорит, что за деньги можно все сделать. И со всеми договорится. Он наивен. «Ботаник» просто не знает, что это лохотрон покруче вокзального. Все деньги в руках жидов. И сколько бы ты не вкладывал денег, у них все равно будет больше. Потому что они эти бумажки и делают. Они все на них и зацикливают. Потому что все деньги, так или иначе им принадлежат. Даже те, которые ты выкладываешь на стол. И бороться с ними деньгой бесперстивняк. С ними бороться и с системой можно только силой! Сила на силу. Их наемники и наша вера в лучшее будущее для нашего народа! Уничтожать эту гниль надо. И тех, кто уже проникся этой гнилью. Или лечить. Настоящим трудом лечить. Чтобы отвыкали от ростовщичества и тупого обирания народа. Вот не поверишь… Уже люблю настоящих мусульман! У них даже банки ростовщичеством не занимаются. Все для народа. Все для единоверцев. Они уже давно и четко понимают как их мало и как надо держаться друг за друга не позоря ни себя, ни веру. Нам надо тоже это понять! Нас мало. Нам надо друг за друга глотки грызть чужой мрази. Я ведь что… Я только меч в руках Судьбы. Я ничего другого не умею кроме как биться за себя и своих. Но я надеюсь, что придут за мной другие. Те, кто верят в нашу Идею. Верят в наше Дело. Те, кто ради нашей страны и своего народа… Никого жалеть не станут. И не станут уж точно на нашем многострадальном народе наживаться.

Офицер ничего не ответил, и, приняв флягу из рук Владимира, тоже сделал внушительный глоток того, что только по недоразумению местные самоделкины назвали коньяком. Самогонщики, кажется, тоже вели свою войну, периодически выкашивая ряды местных алкоголиков откровенной отравой. А может они за генофонд, таким образом, боролись? Уничтожая «отбросы»? Кто их знает. Но Владимиру и другим повезло. Утром кроме легкой головной боли никаких последствий от «коньяка» на чайных листьях у них не обнаружилось.

Путник, сидя на заднем сидении служебной машины своего «патрона» и только кривясь от той музыки, что крутил водитель, рассуждал о новых обстоятельствах во всей этой истории.

Женщина сидевшая рядом с ним и сообщившая неприятные новости скромно молчала, переваривая то, что говорил этот странный молодой человек с амбициями и повадками хозяина земли русской.

— Не страшно то, что он творит там, в калужской области. Страшно то, как это отображается на людях в остальной стране. Вы же входите в комитет по контролю за правоохранительными органами. Как вы объясните, что в калужской области ДИВИЗИЯ МВД не может справиться с этим партизаном?

Женщина не знала риторический это вопрос или нет, но незаметно облегченно вздохнула, когда путник продолжил:

— Меня каждый день кормят «завтраками». Обещают голову этого Владимира чуть ли не на блюде принести. А результатов нет. Вы понимаете, я выучил уже его личное дело. Я не верю, что он САМ так оперативно и грамотно действует. Я хочу знать, кто его учит, и кто ему помогает. И поверьте у меня огромные сомнения, что это не подковерная игра ваших спецслужб.

— Это не так. Всем сейчас выгодно избавится от него. Всем. А значит избавятся. Это вопрос только времени. — Воодушевленно сказала женщина.

Посмотрев в ее моложавое, после нескольких пластических операций, лицо, путник брезгливо сказал:

— Не заметно. Партизанщина невозможна без поддержки местного населения. А значит не всем выгодно. Или вы, в тысячный раз забываете, что народ это не быдло, которое безмозгло будет взирать пока там милиция козлами скачет за этим Владимиром. Они уже раз брали в руки оружие. Все что от вас требуется это остановить безумие. Это не сложно. Задарите население подарками и помощью… сделайте, так что бы они были вам благодарны! Вы же умеете врать! Ну, так давайте на центральном пустите репортажи о караванах помощи в пострадавшую область. Намекните, что такие же караваны будут посланы в Тюменскую и на Дальний.

— Это ведомство черезвычайников. — устало сказала женщина. — Мы говорили с ними. Их министр говорит, что не введет свои стройчасти, пока бардак в области не кончится. Он отказывается даже палаточные лагеря разворачивать, восстанавливать дороги и структуру. Пока милиция не победит там бандитизм, он ни одного бойца не пошлет и все выделенные деньги ему будет держать на счетах. Президент, молча на это отреагировал, он ждет, что Богуславский договорится с мятежниками в области. Он поставил на Богуславского слишком много.

— Почему он так на него рассчитывает?!

Женщина спокойно сказала:

— Не знаю. Вы зря недооцениваете президента лично. Он ВСЕГДА ставил ставку на людей. Он просто гениально может находить людей решающих его проблемы.

— Я не вижу этой гениальности! — несдержанно воскликнул путник: — Страна в жопе, а он выступает по телевизору и говорит, что препятствий к проведению зимних игр он не видит. — Путник перевел дух и закурил. За последние дни он научился снова не только курить, но и пить водку не закусывая. Одиночество на нем плохо сказывалось. Подумав, он уже спокойно спросил: — Почему Владимир не вышел на переговоры? Вы сообщили ему о гарантиях безопасности?

— Да. Он отказался. И в ответ провел налет на банк в Малоярославце. Освободил тюрьму и изоляторы. Да и другие места он тоже… открыл.

Путник угрюмо покивал. Вздохнув, спросил:

— Сколько к нему присоединилось из уголовников?

— Не много… — сказала женщина. — Человек пятьдесят не больше.

Уже не скрывая раздражения, Путник спросил:

— То есть он увеличил отряд вдвое, и вы говорите что немного? А когда он освободит калужскую третью зону и пополнится до тысячи, вы скажете что совсем чуть-чуть? — Чуть успокоившись, Путник сказал: — Повторите ему приглашение. Обещайте все что угодно. Если не хочет миром на встречу выйти и поговорить, пустите дезу, что вы готовы его поддержать. Передать оружие, боезапас, деньги… он поверит. Он же у вас революционер. Из какой он партии? Национал-социалист?? Мдаааа. Ну, так представьтесь социалистами!

— Вы, наверное, не в курсе их различий… — неуверенно сказала женщина. Она-то уж различия знала хорошо. — Он может отказаться принципиально принять от, как они их зовут, «красных» помощь.

— Придумайте что-нибудь… — отмахнулся Путник. — Скажите тогда помощь от русских из-за рубежа. Ну что, я буду учить вас врать?

Женщина сильнее вцепилась руками в свою небольшую угловатую сумочку и покачала головой.

— Он не выйдет на контакт. Больше того… и я, и мои… коллеги… просим, что бы вы разобрались с ним своими силами. Его отряд мы уничтожим, когда уничтожат самого Владимира. — Уже уверенно закончила она.

Путник поглядел в окно, где на тротуаре двое милиционеров досматривали молодого парня с сумкой на плече. Теперь досматривали многих и везде. Террор опасность. Граждан просим сохранять спокойствие… А не граждан?

— Мои специалисты сейчас заняты другим клиентом. — Сказал негромко путник. — Если пока вы телитесь, они успеют решить проблему, я переориентирую их на Владимира. Но там не все так просто. И это плановое мероприятие… его не отменить в угоду вашим интересам. Когда закончим, будем думать. Наше внеплановое вмешательство может иметь неприятные последствия. А пока постарайтесь вы. Это, в конце концов, ваша страна. Хотите ей владеть — делайте все сами. Не хотите, не надо, других найдем…

Женщина верила путнику. И сказывалось не долгое общение с такими, как он, а просто понимание… На его бы месте она бы сказала и сделала так же.

Фидан проснувшись на утро после знаменательного дня, когда они таки со Штейном вычислили новый «ударный механизм истории», был просто шокирован не обнаружив старика в доме. Он долго звал того, потом обошел все этажи. Выглянув в окно, увидел, что «нива» пропала. Решив, что старик поехал в магазин в туристическую деревню, Фидан успокоился немного. Решил выпить кофе, чтобы окончательно проснуться и уже на кухне возле чайника нашел записку оставленную Штейном. С трепетом он взял записку в руки, словно предчувствуя беду и прочитал:

«Дорогой друг.

Я так пишу, потому что ты действительно друг и дороже тебя у меня никого нет. Дети забыли старого Штейна. Моя Фира, как ты знаешь, оставила меня одного мучится на этой земле. Не захотела подождать пока и мой срок придет. И я тоже не хочу ждать. Ждать и видеть, как моя страна погружается в грязь и боль. И то, что я скоро умру, не утешает меня, а наоборот гнетет. Я так стар, что не смогу никак помочь моей стране спастись. Советов моих правители не услышат, а быть Кассандрой, старому Штейну не хочется. Но молча ждать, когда Россия обвалится в красно-коричневый хаос я тоже не могу. Я должен сделать хоть что-то.

Надеюсь, ты меня поймешь и простишь, что я бросил тебя одного. Но ты молодой и если захочешь уйти, то без труда доберешься до туристического лагеря. Будить тебя и просить отвезти меня в аэропорт я не захотел. Ты стал бы многое спрашивать, а я не смог бы честно ответить. А лгать в такие годы как у меня стыдно.

Даже если ты поймешь, что взбрело в мою старую голову, прошу тебя не останавливать. Да, я знаю, что у меня скорее всего не получится. Я знаю, что если погибну это будет глупо выглядеть. А еврею, поверь, очень неприятно знать, что он после смерти будет выглядеть глупо. Прости мои неуместные шутки.

Чтобы ты понял, какие из „записанных“ долгов Штейн отдает, скажу тебе так. Мою мать прятавшуюся во Львове спасли русские солдаты. Мой отец был освобожден из концлагеря. Я иду отдавать долги своих родителей. Так надо, Фидан. Мне будет неприятно на том свете знать, что я не смог спасти народ спасший нас. Я попытаюсь спасти вас. Но если не получится, обещай Фидан что спасешь потом, кого сможешь. Мы ведь оба знаем, что идет.

С любовью к тебе, твой старый еврей, Штейн Иосиф Абрамович»

Фидан перечитал записку несколько раз не веря, что это все происходит наяву. Отложив листок в итоге, и сдерживая эмоции, налив себе кофе мужчина взял в руки телефон. Попытался дозвониться Штейну. Трубку тот отказывался брать, а на третий звонок автомат сообщил, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Фидан с удивлением отметил, что у него дрожат руки. Сцепив ладони, он посмотрел в потолок и, наверное, с минуту решался, прежде чем набрать выученный им восемь лет назад номер.

— Медицинский центр «Рима»… — уведомил его нежный девичий голосок.

Тяжело вспоминая фразу, он сказал, не сдерживая грубый голос:

— У нас сбились часы, вместо утра показывают вечер. Вы такое лечите?

— Минуточку. — Ответил девичий голос, словно действительно собиралась узнать лечат ли шизофрению в их медицинском центре.

Прослушав с минуту мелодию из какого-то старого кинофильма, Фидан услышал хорошо поставленный мужской голос спросивший его:

— Давно ваши часы так себя ведут?

— Мне нужна помощь. Я сотрудник Штейна. — Сказал он, услышав контрольный ответ.

Мужчина ответил не сразу. Словно обдумывал ситуацию. И правда что такое может случиться в мире, что бы противники названивали друг другу.

— Что у вас случилось? — Участливо спросил голос.

Фидан отчаянно попросил:

— Мне нужен эмиссар или они сами.

— Где вы находитесь сейчас? — спросил мужчина озабоченно.

— В нашей лаборатории в горах. Ваши знают. — Еле сдерживаясь от эмоций его переполнявших, сказал Фидан.

— Этот телефон ваш? На него можно будет перезвонить если что?

— Да, конечно.

— Хорошо. Ждите.

— Сколько? — Воскликнул Фидан.

— Скоро… — Ответил мужчина и положил трубку.

Когда в дверь постучали через двадцать минут, Фидан в испуге бросился к монитору камеры наружного наблюдения. Стоящего на пороге он узнал сразу. И немедленно открыл дверь. Пропуская внутрь гостя, Фидан только отчаянным усилием воли не выпалил тому все, что случилось. Он провел гостя на кухню и отдав записку Штейна, дал время гостю прочитать ее.

Гость совсем по-человечески вздохнул и сказал абсолютно честно:

— Фидан. Если бы у Иосифа Абрамовича был бы хоть один шанс, я первый бы обрадовался. Даже если бы он погиб при этом. Может быть, если бы он при этом погиб я бы обрадовался даже больше. Но у вашего партнера нет шансов. А значит, его смерть будет бестолковой и напрасной. Старому еврею придется таки выглядеть глупо, как бы он сам сказал.

Фидан принял это честное заявление, но с надеждой смотрел на гостя. А тот, поднимаясь с табурета на котором сидел, попросил:

— Покажите мне формулы и выводы. Это Штейн знает, где этого уродца искать в какой момент, а наши помощники здесь уже, честно говоря, УТОМИЛИСЬ его ловить.

Фидан провел гостя в зал расчетов и показал еще не стертые формулы. Подвел мужчину к участку пола в дальнем от входа углу, где Штейн закончил выписывание и сказал:

— Эта формула его привязки к среде будущей недели.

Гость внимательно посмотрел на формулу, но, видя, что она ему ничего не говорит Фидан, сказал:

— Давайте я вам на компьютере покажу.

После того как гость уяснил, что и где произойдет, он сказал признаваясь:

— Мы знали, что Владимир пойдет на это, просто не было точной даты когда. Теперь мы сможем подготовиться. Спасибо вам, Фидан. Со своей стороны обещаю, что все возможное, чтобы вытащить вашего старика оттуда я сделаю.

Ольга с сомнением пересчитала оставшуюся наличность и подумала, что на таких крохах она долго не протянет даже сидя на шее у тетки. Надо было уже думать о работе. Но мысли о работе вызывали странное отвращение. Она прямо-таки органически не хотела снова жить, утром спеша на работу, а, вечером приползая с нее и тупеть перед телевизором, так как ни на что больше сил уже не хватало. Сама себе, покачав головой и твердо решив, что в такую кабалу она больше не полезет, девушка решительно раскрыла купленную газету с объявлениями.

К вечеру из немногих предложений она выбрала несколько, которые ее устраивали. Относительно устраивали… со всеми она договорилась о собеседовании на следующий день, не забыв расписать, куда, в котором часу, она должна успеть. С чувством странного сожаления она прошлась по теткиному дому и словно прощалась с ним. Когда она еще вырвется из Питера в такой недалекий Зеленогорск? Самой тетки и ее дочери не было, с утра как уехали в «Восток-шесть» так до сих пор и не вернулись. Работая по странному графику в этом военном санатории, тетка и свою дочь устроила туда на непыльное и не сложное место. И к лучшему подумала, подумала Ольга, которой никто не мешал прощаться с домом давшем ей столько отдыха, новых впечатлений и главное сил продолжать свою дурную гонку по жизни.

В саду Ольга присела на скамейку за простым дощатым столом и, подперев голову, прикрыв глаза, слушала недалекий шум взморья. Жизнь на пляжах не прекращалась, кажется, даже ночью. До самой темноты с берега были слышны детские крики. Пахло шашлыками и просто кострами. В этой атмосфере вечного отдыха, или пира во время всеобщей чумы, Ольга не представляла себе, как набраться сил и завтра покинуть сей райский уголок. Она даже малодушно подумала, а не попросить ли тетку и ее устроить в ее военный санаторий. Но потом откинула мысль и напомнила себе что она и так загостилась. Интересно, Ольга сильно надоела терпеливой тетке или нет? Мысль странная и некрасивая вызвала смущение у девушки и она окончательно решившись наутро уезжать пошла собирать вещи. Надо было еще столько собрать… и главное не забыть коньки, которые ей подарила в итоге двоюродная сестра.

Утром, так и не дождавшись тетку, Ольга заперла дверь, спрятала в условное место ключ и изгибаясь под тяжестью сумки пошла прочь. Прочь от такого ставшего родным ей дома. От людей, которые стали ее понимать, и которые стали немного понятнее ей. Машину, бензин для которой стал девушке не по карману, она оставила в пустующем теткином гараже. До того, чтобы прощаться с машиной девушка еще не докатилась.

Совсем умотавшись с тяжеленной сумкой, одни коньки полтора килограмма весили, Ольга доплелась до железнодорожного вокзала и, без очереди взяв билет, успела на только подошедшую электричку. Рассматривая проносящиеся мимо деревья и дома, Ольга незаметно сама для себя уснула и открыла глаза только уже в Санкт-Петербурге. С финляндского вокзала она направилась к себе на квартиру, где с огромной радостью избавилась от тяжеленной сумки.

Немного полежав на таком ставшем чужом диване, Ольга напомнила себе, что ее ждут в городе великие дела, и направилась в ванную приводить себя в порядок и наводить красоту. Она должна была стать очаровательной. Она должна была выглядеть так, чтобы мужчины видели в ней не просто смазливое существо, но и обладающую вкусом и сдержанностью девушку. А ведь все с кем намечались собеседования были именно мужчинами… Ольга, наводя боевой раскрас словно на войну готовилась. С первой минуты ей придется показать какие у нее сложатся отношения с этими мужчинами… чтобы не получилось, как с Александром.

Ее усилия не остались неоцененными. Все за исключением последнего мужчины были сражены наповал ее и красотой и ее знаниями в нужных областях рекламы и бизнеса. Она тактично им улыбалась и даже не скромно намекала, что она вообще трудолюбивая, честная, исполнительная. А вот последний работодатель ее удивил с первых слов. Худощавый мужчина, сидя за столом в небольшом кафе удаленного бизнес-центра, поднялся ей на встречу немного оторопело поглядел на нее близоруко и высказался:

— Кажется, моя работа вам не подойдет… — Это была его реакция на решительный взгляд Ольги, за спиной которой было уже как минимум пять согласий на работу. Это был пассаж и в сторону ее красоты. Как выяснилось в неторопливой беседе, мужчина держал свой бизнес по поставке комплектующих из Италии для наших целлюлозно-бумажных комбинатов. Причем он был всем. И директором и менеджером и рекламным агентом и коммивояжером. Разве что бухгалтерию ему вела какая-то приходящая девочка из аутсорсинговой компании. Он часто бывал в разъездах. Мотаясь Питера в Рим и из Италии и обратно в Россию он конечно не на своем горбу таскал комплектующие. Встречать грузы приходилось на товарной станции и у мужчины, назвавшегося Андреем, возникли сомнения, сможет ли девушка организовывать прием грузов и отправку их дальше, если он, к примеру, уедет в калужскую область или вообще на Байкал улетит. Упоминание о калужской области заставило Ольгу передернуть плечиками от неприязни. Но она к удивлению мужчины стала расспрашивать, надо ли ей самой будет выезжать.

— В идеале да. Я иногда просто не успеваю быть в двух местах одновременно. А если вы говорите по-английски или по-итальянски, то я бы вас и в Италию отправлял иногда. Знаете как там красиво особенно весной…

— Ну, постоянно, не постоянно, но от поездки бы я не отказалась — с улыбкой призналась Ольга и добавила: — Да и от других командировок. Я не обычная девушка. Мне нравится путешествовать…

По деньгам получалось очень хорошо, даже не смотря на жалобы, что в связи с бардаком в стране заказы сильно упали. Ольга подумала и вдруг, сама от себя не ожидая… согласилась. Чем с теми кобелями в офисе вечно улыбку давить, лучше в разъездах и быть почти самой себе хозяйкой.

Но потом… много времени позже… она кивнет и скажет, что это просто судьба ее пнула в тот момент. Кого-то ведет, кого-то тащит. Ольгу же судьба предпочитала пинать…

Глава третья

— Значит, не хочешь со мной оставаться? — Спросил Владимир у Сергея.

Покачав головой и проведя рукой по сальным волосам, как ему казалось, вечность не мытым, Сергей пояснил отказ:

— Что я с тобой делать буду? Мне книгу закончить надо. Закончу, возьмусь за описание твоего разгула тут. Тоже мне батька Махно.

Владимир хмыкнул такому сравнению с анархистом, но ничего не сказал. Он просто протянул Сергею один из своих пистолетов, но вырванный из-под стражи Сергей отказался.

— Не хочу. Не хочу брать в руки оружие.

— Почему? — удивился Владимир.

— Не хочу и все. — Сказал Сергей и улыбнулся на небрежные хмыканья, окружавших их бойцов. — Долго объяснять.

— А когда тебя чурки или менты убивать будут, тоже не возьмешь? — Немного обидевшись на друга, спросил Владимир.

Сергею пришлось сказать:

— Когда будут убивать возьму… И не просто возьму, сразу вспомню как ты меня стрелять учил вчера.

Это понравилось Владимиру, и он сказал:

— Ну, тогда что ж. Иди писатель. Точнее ты же у нас историк… Будешь писать обо мне пиши правду. Злую, отвратительную, но правду. Я воюю за русский народ. Что бы он наконец-то научился не сгибаться перед врагом. Не перед внешним, а перед внутренним врагом. Перед теми, кто его купил оптом у продажных политиков. Нас всех продали как крепостных прикрепленных к нашей проданной стране. Я воюю за то, чтобы русский звучало гордо и чтобы русские вернули себе свою страну. Не хочу стать очередным уродом, которым будут детей пугать… не хочу с того света видеть, как меня каким-нибудь насильником и педафилом опишут.

— Главное не пидором! — Хохотнул кто-то из бойцов.

— За пидора я с того света вернусь. — Под смех пообещал Владимир.

Развивая тему, кто-то ляпнул:

— И жил он со всем отрядом дружно и счастливо.

Этот остряк получил подзатыльник от соседа и Сергей, оборачиваясь на близкие дома со светящимися окнами, сказал:

— Пойду, ребят… Надо идти. И так, думаю, если возьмут сейчас, до утра в камере спать буду.

— Главное чтобы обратно отбывать твои пятнадцать суток не вернули. Хулиган… — сказал с насмешкой первый офицер Владимира, и Сергей почесал в который раз грязную голову, вспоминая, в каком свинарнике ему пришлось отсидеть неделю до освобождения… до случайного освобождения его и других отрядом Владимира.

— Только вы судью ту не трогайте. — Попросил в который раз Сергей. — Менты да, уроды, а судья что…

— А судья девочка-целочка… ни о чем не спросив тебя упекла. — Раздраженно сказал Владимир. — Меня твой гуманизм удручает, Серега. Ты думаешь ты один такой? Да она всех так отправляла. Поймали бомжа на улице она его на пятнадцать суток. Пацаны, что вон, прибились к нам, тоже с ней поквитаться хотят. Она их ни за что на десять отправила… Тварям не место во власти. Ни в какой… Ни в судебной ни в исполнительной. Доберусь до той судьи привет передам от тебя. Не посмотрю, что женщина, качаться будет на воротах суда.

— Да ты сбредил, — замахал руками Сергей — за пятнадцать суток такое…

— А что бы неповадно было. У нас теперь во всем такой принцип будет. Одну и так…, зато остальные подумают. — Владимир не шутил, обещая, что если доберется до судьи, показательно повесит ее. У него не так много было друзей, чтобы не отомстить за ставшего ему дорогим Сергея. Как-то так получилось, что он относился к этому «ботанику», как к любому бойцу своего отряда. И как за любого из бойцов за него тоже был готов ответить. Отпуская Сергея, Владимир сказал: — Илье… Богусу привет передавай. Хоть тот и скурвился, я не забуду, кто начинал эту революцию! Мы ему еще памятник поставим, когда победим. Главное пусть не суется в мои дела. Я и так его город теперь обхожу десятой дорогой, но и он пусть даже не уговаривает меня сдаться. Так ему и передай. Мы тут до победного конца. Пусть лучше он бросает свою безнадегу и к нам присоединяется. Я еще помню, как он лихо ментов громил по дворам. У нас больше шансов что-то изменить, чем из теплого кабинета.

Сергей посмотрел на Владимира чье лицо в свете фар казалось каким-то хищным и нечеловеческим и покачал головой:

— Передам… передам, но…

— Ты главное передай! Не «нокай», Серега. Давай… ни пуха тебе пробраться…

Владимир хлопнул по плечу друга и подтолкнул его в сторону недалеких огней начинающегося города.

Отойдя шагов на сорок, Сергей невольно повернулся и посмотрел вслед разворачивающейся и разъезжающейся в разные стороны колонне Владимира. Его отряд снова разделившись спешил выполнить намеченные ими на ночь черные дела. Сам того не зная Владимир повторял самую действенную тактику, которую до него использовал еще батька Махно.

— Где он? — Спросил Богуславский, в сопровождении Виктора входя в дежурную часть милиции. — Где задержанный вами и требовавший встречи с мэром.

Дежурный офицер, который уже забыл, когда на дежурстве был без бронежилета, тяжело поднялся и повел «отморозка-мэра», как о нем стали говорить в милиции, в «обезьянник». Войдя в камеру, Илья сдержанно пожал руку Сергею и спросил у милиционера:

— За что он задержан?

Милиционер пожал плечами и сказал:

— Ночью на блок пост вышел…

— И что? У нас, что комендантский час?

Офицер снова дурацки пожал плечами и сказал:

— Я-то при чем? Не я же задерживал его.

— Узнать, кто и на каком основании задержал. Позвонить мне в мэрию и доложить! Все ясно?

Милиционер смог сдержаться и только сказал «хорошо». Мэр просто оборзел. Они имели права задерживать любого до установления личности. Что он тут о себе думает?

— Охренели совсем… — в сердцах сказал Илья.

Виктор обратился к милиционеру:

— Сейчас-то он может идти?

Офицер кивнул и сказал, чтобы Сергей шел за ним забрать вещи.

В дежурной части случилась абсолютно анекдотичная ситуация. Сергей, забирая вещи и просматривая, что ему возвращают, просто в голос захохотал. Недоумевая, Богуславский посмотрел на него и спросил в чем дело. С трудом, уняв приступ смеха, Сергей сказал:

— В тот раз в милицию попал… из двадцати тысяч пять осталось… и те отобрали потом там… после суда куда меня отвезли… Вовка мне в дорогу дал десятку из своих на всякий пожарный и из них смотри… меньше штуки осталось…

Сергей показательно развернул бумажки перед побагровевшим лицом мэра. Богуславский свирепо повернулся к дежурному офицеру и молодым милиционерам в дежурной части и довольно грозно спросил:

— Кто? Какая сука!?

Илья начинал оправдывать свое прозвище. Он матерым медведем наступал на пятившегося офицера, а один из молодых, видя такое, с перепугу за автомат схватился. Интересно, он что, стрелять в мэра собирался?

— Ничего не знаю! — замотал совершенно идиотски головой офицер: — Вот протокол задержания! Вот список изъятого… вот написано шестьсот сорок три рубля…

— Да я ж тебя тварь… — совершенно ополоумев, говорил Илья: — Вы чего, ублюдки, ничему не учитесь? Да тебя же дурачок завтра Владимир приедет лично вздернуть за яйца…

Про Владимира он конечно зря приплел. Разочарованно Илья повернулся к друзьям и сказал:

— Это не победить. Это вечно. Это только каленым железом выжигать…

Уже на выходе из дежурной части Илья повернулся и сказал еще не пришедшему в себя офицеру:

— Храни тебя господи, ментенок… Ибо я за тебя в жизни не вступлюсь.

Ну, откуда было Илье знать, что этот мент подворовывал, конечно, у залетных пьяниц попавших в его теплые руки, но в ситуации с Сергеем был не при чем абсолютно. А у мента, впервые вставшего перед откровенным «наездом» просто слов не нашлось дать отпор. Да и что бы он говорил? Это не я, это Сашка с патруля… У него мол и спрашивайте? А если бы Сашка заодно рассказал, как сам ментенок не далее как неделю назад при нем выносил из брошенного дома мебель и технику? В общем, к месту бы в тот момент прозвучали слова из известной песни: Круговая порука мажет, как деготь…

Отпаивая в своем кабинете исхудавшего и откровенно страшного на вид Сергея, Илья матерился так, как никогда в жизни. Он столько слов вспомнил, которые казалось давно сгинули в пучинах памяти. Он столько новых выдумать смог заплетающимся от гнева языком.

Заместитель — службист в штатском, присутствовавший здесь же, только качал головой, не понимая такой несдержанности. Чтобы хоть как-то отвлечься от брани Ильи, заместитель спросил у Сергея:

— Так вы, значит, прибыли привести в порядок комбинат и продать его?

Сергей, рассматривая спокойного мужчину перед собой, не говоря ни слова, просто кивнул и снова отпил из большой кружки.

— И хозяин выделит на это нужные средства?

— Да. — Сказал Сергей. — Мне надо с ним как можно быстрее связаться, после того как его помощники введут меня в курс дела. Мне надо будет контролировать работу, расходы, охрану… вплоть до продажи комбината.

— А кто покупатель? — не унимался спокойный внешне мужчина.

— Пока неясно, но это не мои проблемы. Кого привезут, тому и показывать буду. — Честно отвечал Сергей. — Кажется, вообще пока покупателей нет.

Заместитель как-то странно покивал, словно принимая к сведению, и сказал:

— Виктор Петрович, вы бы отвели вашего друга к себе домой, помогли ему умыться, привести себя в порядок. В таком виде никто ему не поверит, что он прислан хозяином комбината заправлять его делами.

Виктор поднялся и, помогая прихрамывающему Сергею, вместе с ним покинул кабинет. Илья крикнул вдогонку, чтобы как придут в себя немедленно к нему вернулись. Заместитель поднялся и, пройдясь по кабинету, сказал раздраженно:

— Ведите себя сдержанней, господин мэр. Вы должны соответствовать статусу и возложенным на вас задачам. Воспитанием милиции, разъездам по клоповникам, вытаскивание ваших друзей должны заниматься ваши помощники, а не вы. Вы нигде, повторяю, нигде не должны показываться в таких местах, чтобы не дискредитировать себя. И не срываться…

Илья выругался, но заместитель оставался спокойным, как и прежде. Он сел обратно за стол и сказал:

— Это хорошо, что этот молодой парень приехал. Я не знаю, как такому доверили ответственное дело, но это хорошо. И совсем прекрасно, что комбинат будет восстановлен.

— Но его же сразу продадут?!

— Ну, так продадут не для того чтобы его закрыть, а чтобы он работал. — Резонно заметил заместитель. — Но меня посетила другая идея. Когда я ее обсужу с коллегами, мы вас посвятим в нее подробно. Надо продумать некоторые моменты видимой законности.

Заместитель ушел, даже не поясняя того, что он задумал. А Илья хоть и догадывался, но не решился требовать объяснений пока эти спокойные, даже чересчур, заместители и их коллеги не продумают все до конца.

Распивая вечером на троих бутылку коньяка в кабинете мэра, Илья заметил уже выбритому, вымытому и переодетому в свежее белье Сергею:

— У нас тут такие дела, что даже не знаю… хорошо или плохо, что ты приехал.

Сергей, который от воспоминаний передернул плечами, словно от озноба, сказал:

— Я сам не знаю. Все так сложилось. Наверное, оно зачем-то нужно.

— Конечно, нужно. Ты комбинат отстроишь… продадите и он заработает… Народ хоть при деле будет.

— Еще бы знать, за что там браться. — Опасливо сказал Сергей.

— Не ссы. — грубовато сказал Виктор. — Вот тут уж точно я тебе помогу. Мне всю жизнь было плевать что продавать… колготки или акции… так что твой комбинат тоже втюхаем… Тем более есть у меня идеи.

— Да я не о продать… я о восстановить. — Поправил друга Сергей.

— Это еще проще. — Подбодрил Виктор: — Как две копейки. Надо найти, кто последнее оборудование и, какое устанавливал, и связаться с ними. И если денег не ограничивают даже не париться. Поручить им же ремонт и восстановление. Если денег мало, то тогда придется или с этими душиться или по профилю искать. Ничего сложного… тут ведь главное найти тех, кто за тебя это сделает. Весь бизнес на этом построен. К примеру, дизайнер сам мебель делает редко, он ее просто заказывает под свое видение интерьера. Издательство само бумагу не делает и книги не печатает, оно поручает это типографии решать. Неужели ты думаешь, что на сборочном заводе Форда они хоть одну деталь сами делают? Нет, они действительно только собирают. У тебя та же задача. Найти просто тех, кто за тебя все это будет делать. Наш бизнес, наконец, пришел к тому, что даже людей самому искать не надо. Нанимать их не надо. Их просто оптом всех покупаешь, как мебель. Берешь в аренду. Есть замечательная штука аутсорсинг.

Илья от незнакомого слова нахмурился, разливая по стопкам коньяк, и спросил:

— Че за фигня. И зачем?

Пояснял Сергей вместо Виктора:

— Кадровые агенства… обычно по профилю. Но много и внепрофельных. К примеру тебе нужны двадцать реальных грузчиков. Ты обращаешься в компанию занимающуюся аутсорсингом. Они тебе находят эти двадцать грузчиков в кратчайший срок и пригонят пахать. Причем ты им ни копейки не платишь. Ты все платишь этой компании. А они уже зарплату выдают и себе, конечно, не забывают оставить.

— А в чем прикол?

Покачав головой, Виктор высказался в стиле «Майор, учи бухгалтерский учет», но уже Сергей терпеливо пояснил:

— Во-первых, один из самых качественных маневров по уходу от налогов на заработную плату и вообще от общения со всякими фондами пенсионными и другими. Ведь чтобы там с зарплатой не творила компания, предоставившая работников, тебя это никак не касается. Они могут показать вообще, что минимум законодательный заплатили этим работникам и когда их накроют на этих аферах к тебе не придут. Ты не при чем. Ты честно платил за аутсорсинг. Задумайся за УСЛУГУ. И даже налоги с нее. А во-вторых…

За него закончил Виктор:

— Во-вторых, или, в-третьих… главное что это стадо в профсоюз не может объединиться и воздействовать на тебя НИКАК.

— Не понял? — признался Илья. Он вообще никогда не стеснялся говорить, если чего-то не понимал. Вся глупость, как он считал, исходила на земле от людей, которые говорили «все понятно» нихрена не понимая.

Сергей пожал плечами и, поглядев на Виктора, пояснил:

— Знаешь что такое профсоюз? Это такое шило в жопе работодателя… они вечно требуют увеличение заработной платы, лучших условий труда, а иначе начинают забастовками грозить и прочие неприятности. Шантажируют. А вот сотрудники аутсорсинга такого тебе сделать не могут. Ответственность за сотрудников перед тобой несет компания и если хоть один не выйдет на работу, ты не его вызываешь к себе, а менеджера по кадрам компании и спрашиваешь какого фига ваш товар не вышел на работу… пришлите мне другой… И они извиняются, и присылают. А если не пришлют, то заплатят такую неустойку, что замучаются потом отрабатывать. Ведь все ж в контракте.

Илья поглядел на друзей и как-то очень вкрадчиво спросил:

— И давно такое в нашей стране?

Не понимая этого взгляда друга, Виктор пояснил:

— Лет пять уже активно используется. Некоторые предприятия себе подставные аутсорсинговые компании заводят, чтобы без проблем от сотрудников избавляться. Мол, возвращаем той компании неинтересный нам товар. А у той компании такой с сотрудником договор, который никогда не позволит себе уважаемое предприятие. Выгнанный работник будет числиться в аутсорсинговой компании пока весь контракт будет длиться, а работать в какой-нибудь абсолютно непрофессиональной заднице за копейки… так понятнее?

Илья выпил залпом коньяк и кивнул: Понятно, более-менее.

Сергей, добивая друга, сказал:

— Вообще считается торговля людьми довольно выгодным бизнесом. Мой отец лично себе давно только от аутсёрсеров строителей берет. А попробуй они ему планы по строительству завалить… Как краны в аренду, так и людей.

— И это нормально?

— А почему нет? — удивился Виктор.

Сергей, понимая, куда клонит Илья, сказал:

— Конечно, ненормально. Но это бизнес. Во всем мире так…

Илья как-то уж совсем непонятно сказал:

— Вот ведь блядство какое… Я теперь начинаю понимать этих… ну которые демонстрации устраивают… — Сергей с Виктором недоуменно переглянулись. Мало ли кто демонстрации любит устраивать. Но Илья нахмурившись, наконец, вспомнил и сказал: — антиглобалистов! Которые против порабощения людей корпорациями выступают.

Сергей вздохнул тяжело и сказал:

— Не думай об этом. А то ты у нас до понимания беспредела Владимира дотянешь… Он ведь тоже социалист хоть и национал…

— Но ведь это… Это не по-людски.

— А бизнес не для людей. — Поучительно напомнил Виктор. — Основная цель любой компании — извлечение прибыли. И руководители компании… Это пастухи. Которые просто набирают отару сотрудников, которые им потом приносят шерсть-бабло. Так понятнее? Хорошего барана нанял — хорошие деньги получишь с него… фермеры блин…

Илья хорошо скрывал, как он был шокирован такими словами из уст друга. От другого бы может, просто промолчал, посчитав того самого бараном, но Виктор…

А Виктор, понимая, что разговор из познавательного свалился в непонятно что, поднял рюмку коньяка и, не чокаясь, выпил его, закусил карбонадом и сказал:

— Надо же быть такими идиотами, чтобы сидеть в кабинете мэра, пить коньяк, и говорить о такой херне… радоваться надо! Жизнь налаживается! Илья — мэр. Сережка скоро топ менеджером станет… главное понтовые усики отрастить, а то лицо слишком молодое… Я вроде скоро смогу в Москву вернуться и свои дела решить… мне обещали помочь твои замы. Все будет круто! Главное не обосраться от счастья.

Илья недовольно хмыкнул, Сергей улыбнулся, представляя себя с усами, а Виктор откинулся на стул и мечтательно продолжил:

— Блин… мне бы только помогли бабло вывести и с партнерами развязаться…

Но Илья не успокоился от воодушевления Виктора. Он посмотрел в глаза Сергею и спросил того:

— Так может менты нас тоже всех баранами считают, которых они, как пастухи стричь могут? И власть?

Толкнув Виктора локтем в бок, Сергей сказал:

— Я же говорил, что он до выводов Владимира сам дойдет.

Виктор усмехнулся и спросил мэра:

— Ты сейчас автомат возьмешь в руки или подождешь, пока тебя с поста снимут?

Илье было не до шуток. Майор, вечно выполняющий приказы и не рассуждающий о правильности или неправильности их, медленно, но все ускоряясь валился в пике философии.

— Ну, хорошо. Я пастух маленький, овчарка, загоняющая всех в загон, получается, по-вашему… — он даже не слушал друзей заверяющих его, что они так и не думали: — Надо мной пастух губернатор. Над ним полпред. Над тем президент… А над президентом?

— Бог… — пожав плечами, сказал Виктор.

— Да нее… — отмахнулся Сергей. — Там уже коллективное пастушечное хозяйство. Президент тоже ведь вечно всем должен. И даже по большому счету народу, который его выбрал. Но это по оооооочень большому счету… который никогда никто не оплачивал до конца.

— А над ними? — Не унимался Илья.

Сергей, махнув рукой, сказал:

— Если тебе так интересно — стань президентом и узнай. Потом нам расскажешь.

— Нереально. — Засмеялся Виктор. — Вход в сообщество пастухов только по членским билетам. У тебя есть членский билет, Илья? Нет? Ну, так и не парься. И вообще наливай коньяк… У меня никогда до тебя ни один мэр на разливе не стоял! Я этот день запомню!

Ольга еще только входила в дела, когда неожиданно ей пришлось в полной мере оценить все прелести новой работы. Андрей улетел в Благовещенск на неделю, кое-как второпях научив работать Ольгу с прайс-листом и буквально поверхностно расшифровав ей те или иные позиции в нем. Ольга в отсутствии начальника не спешила звонить-названивать по довольно большому каталогу предприятий и предлагать их ассортимент. Откровенно она просто побаивалась этим заниматься без начальника. Тот, уезжая, не настаивал, чтобы Ольга немедленно взяла дела в свои руки и начала предлагать их группы товаров. Он просто просил собирать звонки, которые идут в офис по новой рекламе. Если она могла обработать запрос сама, то хорошо, если сомневалась, то ей следовало записать запрос и телефон, куда позже сообщить информацию. Это она передавала Андрею и уже тот сам разруливал ситуацию. Для него было неважно, где находится. Он мог быть в брянской области, а договариваться с покупателем с Байкала. Но звонок, который ей поступил на третий день отсутствия начальника, ничего сначала плохого не предвещал.

«Такое и такое есть? А такое? Две недели ждать? По предоплате? Вы устанавливаете? Специалисты ваши? Итальянцы? Хорошо, давайте оформим счетик». Как хорошая девочка, Ольга, не думая о получившейся в итоге «цифре», оформила счет, включила в него расценки за выезд, и проживание сотрудников, напихала в счет весь перечисленный странным менеджером с незапоминающейся фамилией товар, добавила в счет ОШИБОЧНОЙ сопутствующей отсебятины, которую менеджер закупщик даже не думал заказывать, и не долго рассуждая выписала документ. Отправила его факсом заказчику и внесла номер выписанного счета в список, чтобы потом не запутаться. После этой не сложной, но немного муторной работы, Ольга выпила кофе, почитала интересности в Интернете. Еще несколько раз ответила на звонки и к половине седьмого покинула их небольшой с Андреем офис. Покинула, совершенно не вспоминая о выписанном ей счете.

А через два дня ей в девять утра уже названивал начальник и немного заикаясь, как всегда когда волновался, спросил что за деньги свалились на их счет. Причем ТАКИЕ деньги. Ольга, только проснувшись, на работу ей надо было к одиннадцати, не сразу смогла сообразить, о чем речь. Она не сразу вспомнила о счете и честно сказала Андрею, что без понятия, о чем речь. Только приехав на работу и вспомнив эту сумму в несколько миллионов рублей, Ольга позвонила начальнику уточнила, откуда на счет пришли деньги и подтвердила, что да, она выписывала этому комбинату счет на такую сумму. У Андрея вообще дар речи пропал. Только спустя минуты две он попросил ему на емэйл скинуть копию счета посмотреть, что именно на ТАКУЮ сумму выписала Ольга. Оскорбленная нотами сомнения в голосе Андрея девушка без промедления выслала ему копию документа, и уже через пять минут Андрей ей позвонил и отчего-то жестким голосом сказал:

— Ольга. Я сейчас звоню в Рим. Потом я позвоню нашим партнерам здесь… которые поедут устанавливать оборудование. Они свяжутся с тобой, ты им тоже скинь перечень. Без цифр! Только перечень оборудования! Они должны распланировать, как все устроят и сколько людей посылать. После этого позвони в кассы закажи мне билет из Питера в Калугу, на брянский поезд, на послезавтра… Я сегодня же вылетаю к тебе.

Подозревая, что она что-то не то сотворила, Ольга осторожно спросила:

— Андрей, я подвела вас? Что-то не так сделала?

Раздался смешок в трубке и начальник сказал:

— Оля, у меня ТАКОГО заказа никогда в жизни за раз не было. И как мы его отработаем… так все, потом и будет. Половина оборудования, которое ты им выписала у нас дороже, чем у других. Там такая накрутка… солнце, если все выгорит нормально и мы не влетим… в общем, не будем загадывать.

Они и не загадывали. Ольга до семи вечера не отходила от телефона, отвечая на вопросы партнеров Андрея и слушая все новые и новые инструкции от начальника. Тот даже перед взлетом из аэропорта звонил-названивал приводя девушку в трепет и странное азартное возбуждение. Все-таки бизнес и азарт так часто идут рука об руку, что сложно бывает увлеченным людям вести нормально дела. Надо знать меру и не поддаваться желанию потеряться в угаре цифр, встреч, потока информации. Ольга в тот день в полной мере оценила, что такое зарабатывание денег, каким промышлял Андрей. Никакого здоровья не хватит, решила она, но не расстроено, а странно довольно. Для нее это просто был один из увлекательных дней, в который она правда не успела пообедать.

Приехавший утром на работу начальник, еще раз пересмотрел все бумаги, высказал сомнение по поводу того, что заказчики даже договор заключать не стали. Ну, да это его и не касалось. Он хотел отработать этот заказ и он его отработал.

Уехав в Калугу, Андрей поручил именно ей встретить груз на товарной Питере и, не выгружая его сразу оформить отправку к нему. Груз который будучи под итальянскими лэйбами почему-то пришел из Выборга да еще спустя всего два дня, уж точно не из Рима катился, Ольга встречала в пять тридцать утра. Не выспавшаяся раздраженная, ничего не знающая, как и где оформлять она знатно намучилась в то утро. Но одним усердием и тем, что она не ленилась и не стеснялась спрашивать, ей удалось не только принять груз, но и к девяти утра даже заново оформить его отправку. Андрей, получив бумаги с проводником через день отзвонился и долго не щадя скромности девушки нахваливал ее. Ольга краснела, благодарила и заверяла, что ничего сложного не было. Просто было непонятного много, а так ерунда.

— В этом мире все просто. — Довольно говорил ее начальник в далекой Калуге: — Просто есть те, кто может упростить, а есть те, для кого это непосильная ноша. Ты видно можешь разобраться с любой проблемой. Я даже тебе в чем-то завидую… я дольше разбирался с приемкой-получением и отправкой. Уж точно не два часа всего…

Ольга была польщена. Ей еще многое предстояло сделать. Купить билеты для сотрудников другой фирмы, что поедут на место устанавливать оборудование и помогать Андрею. Подготовить бумаги для бухгалтерии комбината. Переписать счет и подготовить накладные для Андрея и клиентов, причем разные накладные. Разобраться в хитросплетении почему оборудование в документах заменяется каким-то сырьем по настоянию клиентов… Но она верила в себя. Она во всем разберется и все сделает.

Анна Андреевна общалась с сыном и, странно поджимая губы, только кивала, словно Сергей мог увидеть эти ее кивки. Сидящий перед ней Олег как-то с сомнением качал головой, словно он слышал разговор сына с матерью. А уж стоящий за спиной Анны Андреевны, Александр Павлович просто непонятно улыбался происходящему, и на его лице удовлетворение ничем и никак нельзя было скрыть.

— Хорошо сынок. — Сказала, продолжая кивать, Анна Андреевна и добавила: — Я трубочку Олегу отдаю. Да, я поговорю с ним и с папой. Не волнуйся, я все поняла.

Олег принял телефонную трубку из рук матери Сергея и сказал в нее:

— Сережа, это афера. Я вот жо… прости, задницей чувствую, что тебя или нас развести хотят. Я верю, что даже мэр подписывается под это дело. Верю. Ну а завтра твоего мэра посадят, как предыдущего там у вас… и что тогда? А признают сделку такого характера незаконной? Ты не знаешь, что такое у государства хотя бы рубль свой отобрать. Поверь мне старому и больному… Это не для таких как ты или я. Это не для питерцев. Это надо быть москвичом, что бы зубами вгрызться в мягкое место государства и не отпускать пока оно тебе все не вернет. Я так не умею. Я не конфликтный человек. Твой отец такой, но он скоро уедет и точно не будет заниматься строительством там.

Он странно замолчал, выслушивая Сергея, и только через минут пять сказал:

— Ну, не знаю… Мне надо подумать. Ну, давай позвони завтра. Я прикину… Со своими поговорю. До свидания, Сережа. Маму дать?

Когда Анна Андреевна попрощалась с сыном и положила трубку, Олег никак не переубежденный сказал:

— Разводка. За наш счет хотят все там сделать. Мы потом инвестиции не вырвем. О доходах можно не говорить. Мне сразу тот немец в самарской области вспоминается который для наших военных строил дешевые коттеджи и у которого все отобрали. Ну не могли чиновники стерпеть квадратный метр за пять тысяч рублей в нормальной европейской автономной деревне. Они потом пытались его проект повторить, но уже по шесть сотен долларов за метр. Цирк, но показательный цирк. Я не хочу устраивать цирковые представления. Бабла с этого будет не поднять.

Анна Андреевна терпеливо сказала:

— Сережа не говорит о доходах. Он говорит о гарантированном возврате средств. Это не бизнес. Это другое.

Олег хмыкнул, посмотрел на лукаво улыбающегося Александра Павловича и сказал:

— Я пас. Я альтруизмом не занимаюсь.

Александр Павлович на вопросительный взгляд жены сказал:

— Дорогая, я тем более.

Сергей с волнением ждал приезда такого знатного гостя. Даже когда во дворе остановились бронированные автомобили и из них посыпали охранники осматривая площадь и заходя в здание управления фабрикой, Сергей еще не верил, что ему придется общаться с «самим». Этот человек не вызывал в нем восхищения, зависти или негодование, как у других. Да, один из самых богатых людей страны, прихоти ради приехал в мятежный край и, наверное, видит в этом некий экстремальный вид развлечения. Да, от желания этого человека зависело, удастся ли Илье решить городские проблемы, Сергею продать этот долбанный комбинат, а всему остальному городу не остаться без градообразующего предприятия.

Из окна Сергей наблюдал, как последними из автомобиля припаркованного прямо у крыльца неторопливо вышли Илья, его заместитель и дорогой гость. Сергей поспешил вниз встречать их. В холле он неторопливо подошел к ожидающим его гостям и Илья представил их друг другу. Того, кого представлять не надо было бы даже в Парагвае, так его имя и лицо были знамениты в мире и никому не известного молодого парня, только волей странной судьбы закинутой в менеджеры фабрики.

Заместитель Ильи после всех положенных слов и любезностей спросил, где они все могут сесть и поговорить. Сергей повел их в свой скромный кабинетик на втором этаже. У него не было секретаря, и он даже чая гостям не предложил. Рассевшись по стульям вокруг стола для совещаний гости и Сергей некоторое время помолчали, разглядывая друг друга. Кто начнет?

Начал Илья. Ну, ему сам бог велел:

— Ситуация в городе катастрофическая. Мы делаем все возможное, и даже больше… но нам практически отказали в помощи пока не будет улажен вопрос с банд формированиями в районе… да и в области. Причем как вы понимаете, этот вопрос справедливо ставят в укор мне. Мол, я это все затеял. — Гость немного заторможено кивнул и странно улыбнулся, словно своим мыслям. Не обращая на это внимания, Илья продолжал: — Из всего возможного для урегулирования вопроса хотя бы с городскими проблемами мы выбрали три главных направления. Это восстановление завода… комбината, который в прямом смысле кормил полгорода. Восстановление домов, какие возможно. Расселение из аварийного фонда людей… Но расселять особо некуда и мы ищем средства на строительство новых малоэтажных домов. Любые вложенные деньги город вернет. Понятно, что не сразу, но вернет. И если вы нам поможете… хотя бы с этими двумя моментами… Наша благодарность не будет знать границ… Буквально чем сможем тем всегда.

Гость не смог сдержать усмешки. Его поняли все прекрасно. Чем заурядный городок сможет отблагодарить его? Илья сдержался, чтобы не сказать лишнего, но заместитель высказался за него, обращаясь к гостью:

— Вы понимаете, что это помощь скорее спасительного… гуманитарного характера.

Высокий гость кивнул и совершенно серьезно сказал:

— Я тратил и большие суммы на благотворительность. Не в этом суть. Вы мне предлагаете не благотворительность, а бизнес. Очень не выгодный бизнес. И будем из этого исходить.

Илья кивнул справедливости замечания, но отметил:

— Комбинат окупит все затраты на его покупку, за несколько лет…

— Через четыре года у нас будет новый президент. — Напомнил гость: — Вероятность передела собственности и того, что я покину Россию заранее, более, чем велика. Мне не простят новые пришедшие к власти, даже если это будет бывшая команда президента, того, как я себя с ними вел… мне уже на это намекали. Так что говорить о долгосрочных перспективах не надо. Давайте только о деле. Сколько хозяин этого говна хочет за него.

— Двадцать. — Сказал Сергей коротко.

Гость кивнул, странно опустил взгляд на стол и не торопливо сказал:

— Все вот это… не стоит больше двенадцати. Это с брэндом, недвижимостью, оборудованием, сетью реализации и людьми… мои специалисты все подсчитали пока я до вашей глуши добирался.

— Двенадцать слишком мало и хозяин будет ждать дальше… а у нас нет времени ждать. — Сказал Илья. — Тем более реальная стоимость всего этого значительно больше того, что насчитали ваши специалисты.

— Цена, это характеристика, зависящая от многих причин. — Нравоучительно сказал гость. — И не последняя роль в этой цене отведена мятежности этого города. Двенадцать это цена на три превышающая ту, которую когда-то заплатил за комбинат нынешний хозяин. Я это тоже знаю. За время работы комбината хозяин поднял несколько стоимостей… в общем… предложите ему двенадцать сразу и думаю он согласится учитывая слухи и новости о действиях в этом районе армии мятежников.

Все улыбнулись от слова «армии», но Сергей при этом тяжело вздохнул. Оглашать цену придется именно ему. Не откладывая в долгий ящик, Сергей набрал номер и, поздоровавшись, спросил у Олега:

— Сейчас показываем комбинат покупателям. Их пугает, что город на гране мятежа. Вы помните, я вам рассказывал. Да, они видели, что комбинат восстанавливается и что сотрудники уже почти закончили приведение его к запуску. Да я говорил о ежегодных прибылях, который комбинат приносил. Но они говорят, что в условиях мятежной области у них будут дополнительные расходы и не малые на обеспечении безопасной логистики… да и безопасность комбината придется дорабатывать… Что? Они предлагают двенадцать и сразу. Говорят, что на данный момент он больше не стоит. Нет, они еще не покинули завод. Да я буду говорить скоро с ними. Сейчас осматривают цеха и наблюдают, как прокатку и стерилизацию итальянцы отлаживают. Я понимаю, что это мало. Какой край куда я могу опустится? Ээээээ, Олег… Думаю восемнадцать и двадцать не играют особой роли, когда люди хотят за двенадцать. Я не уверен что у меня получится… Конечно я позвоню.

Сергей хотел пояснить свой разговор присутствующим, но гость остановил его чуть взмахнув ладонь над столом и сказав:

— Мы все поняли, не трать слов. Вечером позвонишь, скажешь, что приезжие готовы рассмотреть предложение двенадцать пятьсот. А над восемнадцатью просто посмеялись.

— Он откажется. — Уверенно кивнул Сергей.

— Тогда завтра сообщишь ему, что другие покупатели готовы дать тринадцать. Если он откажется, то неделю просто молчи и на его вопросы отвечай что покупателей нет. Их не будет поверь. Такое гавно в таком месте никому сейчас не нужно. Клиентская база ушла… люди тоже, пока соберутся на работу, пока то да се… договоры с партнерами наверняка просрочены уже, и никто их не продлит.

— Через неделю повторить ему тринадцать? — спросил Сергей.

— Да. Думаю, согласится. Или вон… надавят. — Сказал гость, небрежно кивая на заместителя мэра.

Тот покачал головой и сказал:

— Пока есть возможность решать без нас надо так и делать.

— А почему вы так не говорили, когда просили меня приехать? — вскинул брови гость.

— С вами у нас давнее взаимовыгодное сотрудничество. — Сказал заместитель и Сергей, даже не сильно разбираясь в ситуации, смог по лицу гостя определить что «взаимовыгодное» слово с бооооольшой натяжкой.

Гость довольно неожиданно встал и сказал:

— Я бы хотел осмотреть свою будущую покупку. А заодно пообщаться о нюансах бизнеса. Мы долго вас не задержим. Больше того… спускайтесь, наверное, в машину, как я закончу сразу к вам присоединюсь.

В одном из цехов действительно наблюдая за работой итальянцев, что с помощью электроники настраивали прокатные механизмы, гость с усмешкой сказал:

— Вот только туалетной бумагой я еще не занимался…

Сергей невольно улыбнулся и спросил откровенную глупость:

— Вас что… заставляют купить комбинат?

Гость со смехом закачал головой и сказал:

— Меня нельзя заставить. Меня можно попросить. Убедительно попросить. И конечно, если мне просьба не понравится… очень не понравится, я в ответ попрошу президента разрешить эти несовпадения интересов своей волей. Все просто.

— Так почему же вы покупаете комбинат, когда он вам неинтересен… почему не пошлете всех нас?

Гость как-то холодно посмотрел на Сергея и сказал:

— Были времена… которые я не люблю вспоминать… Я даже вагоны разгружал. Я не забыл о них. Как бы не хотел забыть. Потом эта страна позволила мне немного лучше жить… Заметь не я взял у нее. А она позволила взять. Сейчас страна попросила меня ей помочь. Проблем у нее… не меряно. И я не откажу. Я ведь не только твоим комбинатом сейчас занят. Я на дальнем востоке сейчас трудовые армии организовываю, что бы всех неприкаянных и безработных трассы отправлять строить ведущие в центр страны. В Сибири тоже строю. А то, что ни весна так звиздец… по федеральной трассе не проехать, не говоря уже о других…

— А зачем вам это надо? — Удивился Сергей.

Беря под руку молодого человека, гость повел его к выходу, говоря при этом:

— Потому что если народ ничем не занимать он может взбунтоваться. А бунт может привести к революции. А революция уже традиционно приведет к национализации природных комплексов. Или просто к переделу собственности. И тогда я потеряю все… Но это одна из причин. Конечно, запахнет жаренным, я уехать успею. Но просто я отношу себя к благодарным людям. И другие меня тоже к таким относят. Когда-то в твоем возрасте мне помогли подняться. Сначала мне дали знатного пинка и жизнь и люди. Но потом нашлись те, кто поверил мне. Доверили дело. Впустили в дело. И я ни разу никого не подвел. Никто не может сказать, что я неблагодарная скотина. Кому смог отплатил. И власть меня за это, наверное, любит. Она знает, что мне их дрязги не нужны и во власть я никогда сам не пойду. То, что меня на такие посты назначают так это не по моей воле. Отказаться нельзя. Некем дыры закрывать… Вечная проблема этой страны — Верных людей нет. Благодарных людей вообще очень мало. Талантливых много. Трудолюбивых тоже много. Устремленных достаточно. Но верных, преданных, тех, кто помнит добро, им сделанное, почти нет. Найдешь такого и счастлив. Знаешь, что его можно и в анклав запихать и на камчатку сослать, держать в стальном кулаке рубежи. Что бы эта империя не распалась к чертям собачьим. И такие люди понимают, что это доверие. Они умеют оправдывать доверие. Сейчас я оправдываю доверие, которое мне оказывают. Я помогу тебе. Ты поможешь Богуславскому. Богуславский задавив растущий здесь гнойник, поможет президенту… президент в итоге скажет спасибо мне. Только его «спасибо» означает услугу от власти… К примеру, представительство моих интересов в конфликте с Украиной или при увеличении расценок на нефть. Да мало ли, когда, где стукнет и когда нужна будет ВСЯ ВЛАСТЬ чтобы решить вопрос. Уберечь меня, а может и остальной бизнес от краха. Посмотри, как все развалилось, только полыхнуло. Но это еще можно тушить… а могло рвануть так что только бежать бы оставалось. И мы тоже тушим. Классный из меня пожарник? А?

Загруженный Сергей не сразу среагировал на шутку. Выйдя во двор к Илье и заместителю мэра, курящим около автомобилей, гость гаркнул на них:

— Бросать курить. Сигареты для негров! Вы что делаете!? — Непонятно было, шутит он или нет. Но когда он, улыбаясь, пообещал Сергею познакомить того, если получится с людьми, которые делают огромные деньги на здоровье людей, молодой человек вообще запутался. Он не понимал двойной природы этого странного гостя. Где тот говорит правду, а где он лжет. Какие у него настоящие убеждения и есть ли они у него вообще. Как всегда в таких случаях бывший историк все в итоге отдал на откуп тем, кто когда-нибудь об этом госте напишет книги. Ведь человек это не тот, кем он был, а тот, кем его помнят потомки.

— С сегодняшнего дня мы занимаемся только Владимиром. — Сказал суховато путник, и женщина кивнула, не выражая эмоций.

Но совсем уж беспристрастно у нее не получилось воспринять такой подарок от этих. Она, осторожно подбирая слова, спросила:

— А ваш другой… клиент. Вы закончили с ним?

— А вы знаете, о ком была речь? — спросил путник.

— Да, когда мне поручали с вами работать… обмолвились парой слов.

В душе, матерясь на «патрона», все также сидящего безвылазно в Париже с внуками и дочерью, путник кивнул и сказал, памятуя о максимальной честности с партнерами:

— Он слишком удачлив. Вы знаете наше отношения к таким счастливчикам. Четыре раза он уходил от смерти. Мы потеряли уже двух курьеров. В последний раз мы чуть не потеряли специалиста. Мы решили посмотреть, зачем он нужен этой планете, раз судьба его так бережет. Тем более что его бизнес, который мы хотели получить под плотным прикрытием ваших спецслужб. Они после последнего покушения ОЧЕНЬ желают знать, кто прикрывался их корочками.

Женщина понимающе покивала. Маленький сверчок радости заскребся у нее в груди. Хоть что-то этим не подвластно. Хоть кто-то в состоянии дать им отпор. Вот она двойственная природа человека. Все благополучие этой женщины зависело от Путника и его коллег. И даже жизнь! Но она иногда очень желала провала ему и его товарищам.

— И как вы хотите разобраться с Владимиром?

— Наши аналитики, — сказал довольно путник — не смотря на внешнюю хаотичность нападений его отрядов, смогли уже с вероятностью девяносто процентов предсказывать направление его следующего налета. Тем более что скоро он должен созреть для освобождения уголовников по зонам калужской области. Будем караулить.

— А с воздуха наблюдение ничего не дает?

Раздраженно путник поджал губы и ответил не сразу. Наконец он сказал:

— Почти ничего. Пару раз его видели наблюдатели, но потом упускали. Да и что его ракетами, правда, накрывать? Это только ваши до такого додумались.

Женщина ничего не видевшая плохого даже в уничтожении «отморозка» ракетам только слегка пожала плечами. Вспомнив, что ей уже пора ехать на заседание фракции она попросила путника:

— Пожалуйста, как у вас все получится… Сообщите нам непременно. Мы сможем приступить усиленно к ликвидации остатков его банды.

Путник кивнул и не вышел провожать женщину в коридор. Вместо этого он подошел к зеркалу и, рассматривая морщинки на лбу, сказал медленно сам себе:

— Приступить усиленно к ликвидации… Господи, с кем мы связались…

Разочарование в партнерах путник больше не скрывал даже перед ними. А надоело. Если они уроды, то пусть знают это. Как и приказывали — максимальная честность с партнерами. Старик «патрон» не зря прятался в Париже. Он боялся, что разочарование всеми ими дойдет до той степени, когда путник примет решение ходатайствовать о разрыве партнерского соглашения. Если такое случится, то лучше быть подальше от путника и его «специалистов». Пусть немного, но пожить в покое и тишине обычной жизни, обычного дедушки. Читать сказки внукам, слушать страдания дочери, которая, привыкнув к хорошей жизни, никак не могла найти себе принца на белокрылом «Гольфстриме». Отечественные нувориши ее не прельщали. Она слишком хорошо знала от отца, как быстро те сделали состояние и как легко за пару минут могут его потерять. Она хотела что-нибудь постоянного и желательно по европейскому образцу. Наличие двух детей, при ее состоянии, постоянно пополняемом отцом, да при ее искусно сделанной красоте она не считала ограничивающим фактором. Ведь дети и в самом деле были милы. Очаровательные дети. «Патрон» во внуках души не чаял. И даже несколько недоумевал зачем еще нужен муж его дочери, когда все лучшее от мужика она уже получила от первого брака… И деньги и детей…

Путник же стоя перед зеркалом, думал о том, зачем им вообще нужны партнеры, если все равно приходится все делать самим? И что, из него бы получился плохой правитель для этой страны. Почему бы не войти во власть? Почему бы не стать главой этой надрывающейся от проблем страны? Он бы быстро привел государство в тонус… Он бы напомнил этим людям вложенное генетическое подчинение Пастуху! А тем, у кого с генами проблема, он показал бы воочию, что такое Мясник…

Отринув соблазн, путник отошел от зеркала и набрал телефон одного из партнеров:

— Завтра будут нужны удостоверения. Сейчас к вам выдвинется курьер с фотографиями. Сделаете все, как он скажет. Да. И когда закончите работу оставьте на нашем сайте заметку, что картины Рембрандта проще рисовать, чем деньги подделывать. Курьер заскочит, заберет у вас готовое. Ну, все как обычно. И да… спасибо вам за прошлую работу. Очень пригодилась нашим специалистам.

Хоть от кого-то есть польза, подумал путник, и положил трубку.

Владимир, предупредил всех о том, что им предстоит сделать через три дня и приказал отряду уходить на отдых. Договорились о контрольных местах встреч всех групп в день акции и бросились врассыпную. Нет, Владимир не был наивным и не ждал, что обратно в строй вернуться ВСЕ. Дело предстояло нешуточное. Но он для того и сделал этот отдых, что бы понять, кто вернется. Кто предан даже пусть не делу, которое он затевает, а хотя бы ему лично.

По настоянию своего первого офицера Владимир остановился в дачном доме его знакомых, в котором те сами не жили. В глухой деревне, где из всех жителей осталась лишь пара дедов с бабками. Там Владимир мог, не скрываясь особо гулять, отдыхать, планировать предстоящее.

По утрам к нему приезжал его первый офицер. Привозил немного продуктов, выпивку, новости. Рассказывал как сам и с кем связывался, готовя операцию, в то время как весь отряд отдыхал. И довольно долго просто разговаривал с Владимиром, узнавая его мнение по тому или иному вопросу.

— Этот отдых тебе был нужен. — Констатировал первый офицер. — Ты посвежел, выспался. Сил наберешься и начнем. Пусть менты успокоятся и спецслужбы. Пусть ловят ветер в поле. Пусть надеются, что ты где-нибудь себе шею сломал и твой отряд разбежался. Устроишь им сюрприз. Три дня без одного налета.

Соглашаясь с товарищем Владимир, все-таки отметил:

— Надо было закончить все планы по этому делу и тогда только сваливать на отдых.

— Нет. — Покачал головой офицер. — Все правильно. Слишком близко уже к нам подобрались эти… Сейчас мы собьем их с понталыка. Пусть их аналитики себе все волосы повыдергивают, гадая, где мы объявимся и объявимся ли вообще.

Закуривая на крыльце, Владимир спросил:

— Когда я хотел освободить тройку, ты меня тогда отговорил… Ты так уверен был что там устроили засаду? Или ты что-то знаешь, чего я не знаю?

— Будет засада. — Кивнул первый офицер. — По-любому будет. Этого от нас ждут. Но завтра они успокоятся и самое то… Придем возьмем всех тепленькими. Сразу, думаю, до полутора тысяч отряд разрастется. Может меньше, но не на много. С такой силой уже можно будет покуролесить и в брянской области. Там леса такие… в жизни никто нас не найдет. А налеты устраивать — милое дело. У тебя Владимир будет уже армия. Пусть маленькая, но своя. К такой армии народ уже со всех областей потянется. Вот тогда можно будет о революции думать. И планы на Москву строить.

— А ты что? Тоже за революцию? Я думал тебе, как и другим деньги да воля нужна.

Поморщившись от дыма, офицер сказал:

— Володь. Я знаю сотни способов как денег проще заработать, чем из говна не вылезая воевать со всем миром. Да и свободы у меня ни меньше, ни больше не стало. А вот чтобы людям лучше русским жилось… Вот чтобы люди сами головой начали думать, а не под власть как проститутки ложиться это… это стоит уже того. И крови оно стоит и жертв. Надо чтобы люди сами понимали, что никто за них думать не должен. Если они не будут управлять государством, за них это будут делать другие… те, кому на народ плевать с высокой колокольни. Им вообще на всех людей плевать. Так что может я и не революционер, но уж точно буду воевать, пока люди не начнут свои права знать и заставлять власть свои обязанности выполнять. И уж точно скинут это ханское ярмо, когда им даже местную власть из центра назначают. Скольких глав сельских мы повесили? Ты хоть где-нибудь расстройство видел? Нет. Так что Володя правильно мы все делаем. Деревни и села без глав оставшись точно хуже жить не стали. Своих выбирали потом… А глава района вернется — будет утверждать. Никуда не денется. Потому что уже знает. Посаженных со стороны народ терпеть долго не станет. До первого «косяка». А потом вздернут и снова своего выберут. А вот своего уже и не вздернуть. За ним те, кто выбрал его. Помнишь в последней деревне так они даже нам сказали, что будут отныне жить своей жизнью. Глава свой, свои ребята с ружьями, чтобы от всех оборонятся.

— Да они анархисты просто. — Вяло сказал, выкидывая окурок Владимир.

— Скорее уж коммунары. — Усмехнулся офицер. — А это значительно лучше.

— Деревня… — как-то уж очень с презрительной усмешкой сказал Владимир и потянул офицера в дом. Там они выпили немного и до самой темноты разговаривали о том, что если и получится все, нельзя власть никому отдавать. Офицер долго и с чувством убеждал Владимира, что только тот достоин власти. И никому нельзя доверять. Ни бывшим старшим Владимира. Ни вообще партии его. Они и так все продались давно государству за подачки. Так что ничего не изменится, если придет к власти партия или останется президент. Если уж страшно такую ношу самому нести, говорил офицер, создай свою партию. Для себя, под себя, под свое видение мира. Русскую партию.

Владимир только после ухода офицера вдруг осознал, как глупо они выглядели. Двое за столом с бутылкой водки страну делят, и прожекты строят, как управлять ей будут. С грустной усмешкой засыпал в ту ночь Владимир. Он еще верил в свои силы, но уже, наверное, повзрослев в этой кровавой каше, стал лучше понимать, какую невероятную работу придется сделать, что бы все получилось. И как много крови еще придется пролить.

Глава четвертая

Владимир, сидя справа от водителя, напевал старую песню, которую к своему стыду услышал только недавно. Услышал и запомнил. Запомнил только потому, что до отчаянья хотел запомнить. Слова сами всплывали в голове вместе с мелодией.

Водитель искоса посмотрел на него и снова перевел взгляд на темную дорогу еле видимую в сумраке наступающего утра. Шли без фар и это, кажется, уже привычно никого не смущало.

Скорее говоря, чем напевая, Владимир негромко, словно молитвы произнес очередной куплет. Сидящий сзади первый офицер, услышав, неопределенно промычал, так ничего толком не сказав. А Владимир и, правда, сваливаясь в какую-то непонятную меланхолию, понизил голос и зло процедил:

— Прямо как про меня. Блюз бродячих собак. Только вот хер они меня сломают.

Первый офицер не сдержался и сказал:

— Ты не бродячий пес.

Усмехнувшись, Владимир ответил:

— Бродячий… все мы бродячие пока не вернули себе свою страну. Свою родину. Пока не вырвали у этих продажных сволочей. Нет у нас дома, пока в доме правят чужаки… У нас даже конуры нет.

Удивляясь таким умозаключениям первый офицер почти не удивился другим высказанным Владимиром:

— А ты знаешь, я понял, почему все Романовы ненавидели евреев. Они чувствовали, что они их и свергнут. Просто чувствовали.

Офицер, сзади проверяя свое оружие, отозвался флегматично:

— С чего ты это взял?

— Неважно. — Сказал Владимир. — Зато я знаю, что мне теперь делать. Знаю, что сделаю, если сегодня выживу…

Не обращая внимания на пессимизм, офицер спросил:

— И что?

Немного подумав Владимир, сформулировал свою мысль и сказал:

— Я соберу вокруг себя всех… анархистов, монархистов, социалистов, и националистов. Всех кто недоволен, оскорблен или унижен. Без исключения. Всех тех, кто считает, что их родину продали и предали. Пусть… Меня моя партия не поймет, но это ее проблемы. Если они не понимают, что время наступило, когда надо всем в кучу собираться. И в каре вставать… Я соберу всех и приду к власти. Я приду на их штыках. А потом. Только потом… Я вспомню кто я и что я. И дам выбор другим, принять мои требования или уйти. Навсегда уйти…

— Разумно. — Кивнул сзади первый офицер. — Тебе главное самому не забыть кто ты и что ты…

Вместо ответа Владимир горько сказал:

— Мне напомнят… Мне каждый день другие будут напоминать. — Все жестче и жестче Владимир говорил: — Я ведь знаю своих врагов. Я знаю, на что они способны. Они абсолютно беспринципные твари. И уже сейчас вся мощь их аналитиков, их денег, их продажной власти работает против меня. Но я вытяну. Я знаю что кроме меня никто не вытянет, а значит выбора нет… Не забудет никто, блюз бродячих собак.

Не смотря на странное состояние своего друга, первый офицер рассмеялся. Протягивая Владимиру вперед автомат, он сказал:

— Наш «блюз» точно никто не забудет.

В этом даже Владимир не сомневался.

К назначенной точке сбора уже спешили все его отпущенные на отдых бойцы. Все знали, что будет жаркое дело. Но никто не отказался. Никто не предал… В этом сошедшем с рельсов мире, по мнению Владимира, действительно все поделились на тех кто готов продаться и тех кто не может этого сделать физически. Сам сдохнет, но не предаст дела, которое начал. И что бы не говорил «ботаник» Серега жизнь все так же оставалась предельно простой. Она была поделена на черное и белое, на своих и чужих, на друзей и врагов. А что врагов так много, а друзей так мало, усмехался Владимир, так это ничего. Товарищ Сталин так и говорил: не надо увеличивать списки врагов… их надо сокращать. И похрену что кавказоидом был. Многое из сделанного Сталиным и сказанного им, Владимир собирался перенять. С одним обязательным исключением. Русский народ больше не будет никого кормить. Русский народ больше никому не будет позволено уничтожать. Но тем из русских, кто встал на сторону врага и защищал его… Он лично таким приговор вынесет. Высший приговор предателям нации. Время такое. Или ты с нами или ты против нас. Все просто. Все как всегда просто. И только победа будет оправданием победителям.

На место сбора они прибыли с опозданием. Все уже добрались. Стояли невдалеке и две пассажирские «газели» забитые под завязку оружием и боеприпасами. Выйдя из машины, Владимир потребовал от первого офицера, чтобы он построил всю эту «банду». Негромкими командами тот исполнил и доложил. Тогда Владимир, тяжело глядя исподлобья на своих бойцов, вышел к ним и сказал:

— Я верил в вас. Мы верили в вас. Страна в вас верила и не ошиблась. Вы здесь. Вы здесь и мы готовы. Кто надо уже предупрежден и нас ждут наши новые друзья. Ждут наши новые боевые товарищи. Сегодня с нашей помощью они проложат себе путь на свободу. С ними мы сможем уже не таясь начать войну против тварей, засевших в Кремле и жирующих на нашей стране. Против этих сосущих кровь русского народа жидов. Против засилья в нашей стране сброда диктующего нам РУССКИМ, как нам строится, как нам стоять и какой овес жрать. Сегодня мы докажем что мы не овцы. Сегодня и здесь мы сами себе скажем, что умрем, но выгрызем их мерзкие глотки, которыми они НАС называют БЫДЛОМ! Сегодня мы покажем всем, что они выбрали не тот народ для порабощения! Сегодня мы пообещаем, друг другу не останавливаться, пока наша страна не будет в руках наших достойных братьев по крови. Мы как крестители новой Руси пройдем по ней с мечом и крестовиной заново окрестим народы, живущие с нами. Сталью изгоним всю мразь, что сосет из нашей страны соки. А сейчас… — Владимир стоял перед строем и вглядываясь в глаза бойцов потребовал: — Клянитесь. Клянитесь здесь и сейчас, Клянитесь не щадить себя ради НАШЕЙ страны! И НАШЕЙ нации!

Не сразу, но раздался глухой гул строя:

— Клянемся.

— Клянитесь здесь и сейчас, что пока хоть один из нас жив мы не сложим оружия и будем гнать кровососов и уничтожать их.

— Клянемся!

В это время вышедший перед строем первый офицер потребовал:

— Клянитесь в верности до последней капли крови Вождю! Тому, кто ведет вас к победе! Тому кто не жалеет жизни своей ради вас и своего народа! Тому, кто доказал что достоин, быть вождем! — повернувшись к Владимиру и вскидывая верх кулак, он крикнул призывно: — Вождь!

— Вождь! — подхватил строй громким выкриком, не отрывая взгляда от смотрящего на бойцов Владимира. — Вождь! Вождь! ВОЖДЬ!

— Клянемся! — выкрикнул первый офицер

И строй рявкнул сотней глоток:

— Клянемся! Клянемся! Клянемся!

Владимир поднял к небу обе руки сжатые в кулаки и заорал во всю мощь легких:

— Так вперед! ВПЕРЕД! БОГ ВСЕ ВИДИТ! ОН НЕ ОСТАВИТ НАС! ФОРВАРТС!

Путник, осматривая скептически с вышки слишком близко к стенам зоны подходящую дорогу. Она словно петлей охватывала стены, отделяя их от низких домов округи. И слушая утреннюю тишину, путник думал об одном: это последний шанс остановить отморозка. Потом будет поздно. Заполучив армию зеков, эта сволочь перебаламутит всю страну. Словно в шейкере он перетрясет все, что сделано путниками и их партнерами. Все встанет с ног на голову. И никто уже не сможет привести все в исходное. Последний шанс. Ему так и сказали:

— Для этого когда-то тебе спасли жизнь. Для этого на тебя потратили столько времени обучая. Для этого тебе дали жить дальше. Теперь у тебя есть шанс оплатить все долги.

Легко сказать. Всего лишь уничтожить нациста и спасти старика еврея, что по дурости своей старческой тоже где-то здесь ошивался. Причем не простого еврея, а именного врага Путника и его коллег. Врага первой пробы. Докатились, мать их, думал путник, осматривая в сотый раз подъезды к зоне. Ему выделили всего семерых специалистов на все это дело. Ему дали всего роту в подчинение. А ему противостояла сотня этого «патриота» и несколько тысяч зеков… Дурдом.

— Больше нельзя. — Сказали ему. — Есть вещи, которые не объяснить. Да и спугнет его целая армия. Ты должен справиться с тем, что имеешь. Специалисты стоят целой армии. Ты должен справиться.

Он справится. Он справится. Он справится… — убеждал сам себя Путник.

Стоящий рядом с ним автоматчик, указывая куда-то вдоль дороги, что-то промычал нечленораздельное. Неторопливо к дальней стене зоны, по дороге приближался какой-то грузовик. Поднеся рацию к губам, путник рявкнул в нее:

— Какого черта, чего спим? Почему не докладываем о транспорте проходящем к нам?

Переключившись на прием, путник так и не услышал отзыва от уже тихо вырезанных наблюдателей. Подумав что на дальнем посту все уснули путник не жалея связок рявкнул повторно в рацию:

— Какого черта!? Где вы там?

Грузовик подкатывал все ближе и ближе. На дальней вышке Путник заметил своего специалиста и трех автоматчиков, готовых расстрелять машину. Они внимательно, очень внимательно наблюдали за приближающимся транспортом. Их напряжение передалось и путнику что лихорадочно пытался понять почему не отвечает пост наблюдения.

Транспорт был уже у стены, когда Путник услышал трескучую стрельбу. Это по команде его специалиста с вышки открыли огонь по кабине грузовика. Взревела сирена. Включились прожектора и в их свете Путник, с внезапным для него страхом разглядел, что кабина грузовика пуста. Холод сжал его человеческую душу. Необъяснимая злость и непонятная горечь накатили на него и затопили разум. Любого человека на его месте охватило бы оцепенение и кто знает к чему бы оно привело.

Но Путник не оцепенел. Не замер пораженный ужасом. Он через леера, не думая, прыгнул на далекую землю, но чуть-чуть не успел.

Раздавшийся взрыв уничтожил три ряда заграждения и ближайшую вышку. Беспощадной взрывной волной не просто выбило окна в округе на несколько сотен метров, но у одного из недалеких зданий просто сорвало шиферную крышу. Самого же путника так «приложило» о железо кренящейся и заваливающейся вышки что он на несколько минут потерял сознание и пришел в себя только на земле, оглохший, с невыносимой болью в спине и голове.

Понимая, что время эмоциональных действий прошло, Путник, страдая, помолился неизвестным богам и со странной меланхоличной улыбкой отключил собственное сознание.

Он сжался на земле, словно его скрутили спазмы в животе, а потом медленно и без резких движений Путник поднялся. Оглядел происходящее вокруг. Спокойно без эмоций он оценил нанесенный зоне ущерб. Так же словно заторможено оценил, что через пролом в стене лезут какие-то посторонние люди.

Заметив невдалеке сметенного взрывной волной неподвижного и изуродованного падением автоматчика, все так же не отпускающего из искалеченных рук оружия, Путник подошел к нему и довольно бесцеремонно выдернул автомат. Проверил рожок. Сняв с предохранителя и переведя на стрельбу одиночными, он передернув затвор. Приложив приклад к плечу путник поводил стволом выискивая себе цели. Плавно палец надавил на курок и одна из смутных теней, что вливались в пролом повалилась с тонким криком. Путник открыл свой счет в этой бойне.

Шаг за шагом молодой человек двигался к пролому, задерживаясь только чтобы замерев сделать выстрел. Результативность стрельбы в этом наполненном выстрелами и вспышками полумраке изумила бы любого. Не менее восьми или девяти человек путник уничтожил или ранил за свою недолгую прогулку. Скорее почувствовав, чем увидев, что от ближайшего здания зоны отделились двое его специалистов Путник, следуя статусу, вышел из боя, скрывшись за огромным куском бетонной плиты бывшей когда-то частью забора. Он наблюдал за такими же отточенными движениями специалистов и холодно рассуждал, удастся ли удержать периметр и когда же в бой войдет выделенная ему рота? Словно в ответ на его мысли из зданий начали словно вытекать ручейки полуоглушенных людей. Они, растерявшись в сумерках и не видя врага стали прекрасными мишенями для тех кто уже прочно удерживали завал превратив его в рубеж.

Не имея представления в целом, путник, однако, продолжал холодно просчитывать какие шансы, что преступников удастся отбить с рубежа силами специалистов и солдат. Получались велики. Но они пугающе резко сократились, когда из-за завалов кучно понеслись залпы ручных гранатометов. Нападавшие не жалели боезапаса. Словно действительно думали, что это их последний бой.

Вместе с первыми рядами приданной роты в огненных всполохах, грохоте и разлетающихся шрапнелью осколках, каменной крошки и мусора исчезли и двое специалистов. Путник потерял уже троих. Рассчитывая, что в бой вступят оставшиеся четверо, он не рискнул своим телом покинуть убежище. Себя он обязан был сохранить. Это был приказ. Однако он не знал, что прорыв в зону начался не с одного места, а с двух противоположных направлений. И пока они удерживали врывающихся на одном краю на другом, грейдером с разгона повалив два ограждения рвались новые боевики. Из четверых специалистов удержавших натиск с другого края после дружного залпа гранатометов выжило только два и они предпочли, отстреливаясь отступить в ближайшее здание. Оба они были не единожды ранены, но, не ощущая боли, спокойно и методично разбирались, отступая, с теми, кто слишком вырывался вперед.

Растерянные бойцы приданной роты вкупе с запаниковавшими служащими зоны оказались плохими вояками. Их нещадно косили использующие каждое укрытие медленно продвигающиеся боевики.

Через девятнадцать минут после начала атаки зона была в руках боевиков и тех, кого они начали выпускать. Вооружаясь подобранным оружием, уголовники немедленно включались в бой и без всякой пощады убивали любого встречного в форме, даже если он был не вооружен. Шансов выжить внутри периметра зоны оставалось все меньше и меньше. И путник решился на прорыв.

Сквозь ревущую боль мышц, путник, набирая и набирая скорость, еще успевал оценивать обстановку и делать выводы. Он даже стрелять успевал, удаляя с пути неосторожных людей. Оскальзываясь на каменной крошке, почти отброшенный на землю одним из удачливых стрелков, путник все-таки добрался к пролому. С несколькими ранениями в живот и спину, уже почти ничего не видя, он смог вырваться за ограду. Не останавливаясь, он тянул и тянул себя все дальше от кромешного ада.

Нет, боли он не чувствовал — овладевшая им подборка программ вытаскивало это, вполне еще годное для восстановления, тело из пекла. Зато он последними остатками разума понимал что все провалено. Все проиграно. И ничего не исправить.

Первый этап был действительно провален. Начинался второй, запасной этап операции. В домах окружавших зону в разбитых окнах замелькали люди. Снайперы в купе с автоматчиками занимали заранее оговоренные позиции. Видя, что боевики владеют гранатометами, командование операции не рискнуло ввести к стенам сломленного исправительного учреждения БТРы, они так и остались скрытыми на другом конце поселка в неприметном ангаре под зорким наблюдением взвода охранения.

Но осадить зону не удалось. Двигаясь исключительно через большой разлом, вооружившиеся уголовники не считая потерь просто смели безжалостно уничтожая все заградительные отряды на своем пути и вырвались на простор.

Холодно командование отдало приказ задействовать вертолеты. С недалекого Серпуховского военного аэродрома поднялись в воздух три боевых машины и взяли курс на разрушенную зону. Пилоты до последнего думали, что им не придется этого делать. Но вот пришлось…

Словно предвидя подобное, боевики и уголовники только все большим и большим веером растекались по равнине и лесу. А милиция слишком уж вяло и опасливо преследовала уходящих боевиков. Нарываясь на отставших и увязая в мелких стычках, не имея возможности нагнать большие группы, в итоге органы и вовсе отстали.

Через час после штурма зоны, командование дало окончательный приказ уничтожать вооруженных уголовников на месте обнаружения. Впрочем, не вооруженных, идущие по следам отряды, уничтожали с не меньшей охотой. К девяти утра штаб операции подвел итоги. Доложить главе МВД о них поручили какому-то незначительному полковнику. Полковник, разумеется, в тот же день потерял место работы. Гонцам на Руси за плохие вести всегда головы рубили. Этому вообще-то еще повезло.

Раненный путник на «одолженной» машине добрался до точки эвакуации только к десяти утра. Покинув машину с телом ее мертвого хозяина, ведомый программами путник смог за час, ковыляя, добраться до неприметной поляны в лесу и упасть в ее траву, широко раскинув руки. Программы программами, а потеря крови это серьезно. Как бы программы не сдерживали поток, сознание, даже такое подмененное, покинуло его и что было дальше, он уже не видел.

Сергей ворвался в кабинет Ильи без стука и других положенных вежливостей. Не обращая внимания на присутствующего заместителя, он захлебываясь выпалил:

— Вовка…

Илья кивнул и предложил Сергею пройти и сесть за стол. Сам он так и остался стоять со своим заместителем, склонившись над картой района. Стараясь сдерживать гнев и тяжелое дыхание, Сергей присев процедил:

— Это беспредел. Мне уже сказали, что погибло не меньше трехсот человек в этой бойне. Это только милиции. А сколько зеков? Кто-нибудь считал? Их вообще считали? А сколько еще погибнет?

Илья тяжело посмотрел на Сергея и попросил того посидеть молча. Сергей послушно замолчал, все эмоции у него были и так написаны на лице. Озлобленное изумление граничащее с откровенной ненавистью слишком хорошо читались…

Трупы погибших перевезли в морг их города и ему довелось видеть грузовики перевозящие тела. И сами тела Сергей тоже увидел, когда по своей дурости поехал за этими грузовиками. Как он смог сдержать тошноту разглядывая почерневшие изуродованные тела он понимал плохо.

Места в морге не хватало. Патологоанатомы даже не собирались делать положенные процедуры всем. Наскоро заполняя бланки обследования, они велели забирать трупы, но забирать было некуда. Только личным вмешательством Ильи удалось отправить несколько грузовиков с телами в Калугу. Остальных разместили в городе, переоборудовав под мобильные морги несколько рефрижераторов. Сергею лично по просьбе Ильи приходилось заниматься поиском этого транспорта. Найдя, он сообщал сотрудникам милиции и уже те «договаривались» с владельцами. Насмотревшись снова почти до рвоты на искалеченные тела, Сергей впервые осознал что, не смотря на благодарность, которую он испытывал к Владимиру, в нем все отчетливей просыпалась ненависть к этому безбашенному отморозку. Столько людей загубить… Что же будет если дать такому власть в стране? Что будет если такой как он… Слов у Сергея не хватало даже для разговора с самим собой. Он с ужасом представлял себе, что творилось там, откуда доставили этих несчастных.

Повинуясь какому-то патологическому интересу, он поднялся на второй этаж больницы и там поглядел на доставленных раненых. Сергей смотрел на них осторожно словно боясь, что его заметят. Наблюдал за страдающими, около которых ходили врачи и медсестры. Смотрел как на каталках в операционную и обратно возят людей. Видел уже первых безногих усыпленных наркозом. Видел безрукого, у которого вместо конечности выше локтя была забинтованная культя. Он тоже спал. Медики делали все возможное, что бы облегчить страдание искалеченных людей, и наркотиками помогали тем, кто еще ожидал своей очереди в операционную.

Насмотревшись и понимая, что больше не выдержит, Сергей вернулся к себе на комбинат. Прошел в свой кабинет и заперевшись там озлобленно стал мерить шагами пол. Бесчеловечность этой новой вспышки насилия его вдруг напугала больше чем памятный мятеж. Там была понятна и цель и жертвы… а тут… убить столько людей только чтобы освободить уголовников? Уничтожить столько ни в чем не повинных, чтобы внести анархию в жизнь области. Ведь что будут делать вооруженные бывшие обитатели «тройки» Сергей догадывался. Убивать они будут. Убивать и ментов и всех кто встанет на их пути. И если буянящий Владимир был исключением, за которым охотились все. То теперь такие налетчики станут правилом. Зачем? Зачем? Зачем?!

Сергей вспомнил весь бред, что ему наговорил когда-то Владимир. И про то, что надо раскачать эту страну, чтобы любой счел для себя возможным защищать себя и свою семью с оружием в руках. Чтобы исчезло окончательное доверие к власти. Как он мечтал об армии борцов с властью. Борцов беспощадных и неостановимых. Как и он сам. И вот он ее получил. Беспощадные, гонимые по пятам милицией, ВООРУЖЕННЫЕ. Что они натворят ведомые Владимиром?

Не в силах сдерживать эмоции, Сергей спустился в машину и, нарушая все мыслимые правила движения, понесся в мэрию. А там хоть обо всем и знали, но сдерживали и эмоции и мнения. Бестолково Сергей просидел пока Илья и его зам обсуждали, куда двинулись освобожденные Владимиром уголовники и когда их ждать в городе. В этот день или на следующий. Будут налетчики отсиживаться днем? Станут ли двигаться ночью? Где попытаются еще вооружиться?

Из всего толкового, что было сказано, это приняли решение поднимать в ружье так никуда и не съехавший, но порядком расслабленный полк милиции и кроме блокпостов организовывать удаленные патрули от города. Пустить это стадо в город означает получить себе то, что тут раньше и происходило — маленькую гражданскую войну, где уже Илье придется выкуривать боевиков и нести за все ответственность. И уж его-то Власть не пощадит нисколько. С удовольствием еще и освобождение заключенных вменят именно ему в вину. Илья был зол, но уже научился хорошо это скрывать. Отпустив заместителя выполнять решение, он спокойно расспросил Сергея, где тот был и что видел. Сергей красочно рассказал об увиденном в морге и больнице. Илья кивал и когда Сергей возмущенно начал требовать, чтобы Илья делал что-нибудь, а не сидел на месте, мэр сказал устало:

— Вот видишь и ты хочешь, что бы я что-то делал. А я не знаю, что можно сделать кроме, как отправить на тот свет нашего горячо любимого Владимира. И мне очень НЕ ХОЧЕТСЯ этого делать.

— Решайся, Илья. Решайся. Или он или сотни, если не тысячи жизней горожан. Ни в чем не повинных горожан! Эту банду будут утюжить и минометами и, вообще, чем не попадя. Они и сами вооружены круче некуда. Мы только восстановили комбинат. Мы только вернули людям работу. Уже строятся дома для пострадавших. Ты хочешь снова… ты хочешь допустить это снова?

Илья посмотрел на Сергея и сказал тихо, но внушительно:

— Я не предаю друзей, Серег. Я этого просто не умею. Потому ни на какую подлость не пойду. Сунется к нам сюда — получит отпор. От нас получит отпор. Из Москвы нас откровенно послали, сказав, что людей лишних просто нет. А пройдет Вовка мимо и, слава богу. Заместитель думает, что они прорываться будут на юг дальше. В брянские леса. Надо дать понять Владимиру, что мы не пустим его в город. Но в ловушку заманивать его я не собираюсь.

Сергей, недоумевая, смотрел на Илью и словно не понимал что происходит. Перед ним сидел не тот человек, которого он знал раньше. Раньше этот человек воевал буквально против чиновничьего беспредела, а теперь готов пустить к мирным жителям новую войну. Сергей ни слова не говоря, поднялся, поглядел еще раз холодно на своего друга и сказал хриплым голосом:

— Тогда я все сделаю сам. Я сегодня многого насмотрелся, что бы оценить трезво… Будущие оторванные ноги и руки у детей стоят больше чем угрызения совести из-за одного взбесившегося нациста.

Илья покивал, уперся губами в сжатые кулаки и сказал:

— Если ты сможешь это сделать. Сделай. А я не буду. У меня ведь ничего не осталось кроме чести. И воевать против того с кем мы тут плечом к плечу были, я не стану, пока есть возможность этого избежать. Если он войдет в город, я первый возьму автомат чтобы убрать его уголовников. Если обойдет и уйдет дальше меня это не касается.

— А страна? А люди. Люди в других поселках и городах? Ты же знаешь, как это будет. Они пройдут саранчой по местности. Если не будут убивать, то уж грабить будут точно. И не правда… будут убивать. Будут. Везде и всех кто встанет на пути. Для них нет больше закона. И жалости в них нет. Ни грамма. Вообще! Понимаешь?

Илья покивал, но ничего не сказал. Он считал, что сказал и так много. Больше чем нужно.

Выйдя от Ильи, Сергей немедленно направился в кабинет его заместителя.

— Вы же из ФэЭсБэ? — спросил он в лоб и почувствовал себя несколько неуютно под холодным почти презрительным взглядом.

— А ты Сергей, не знаешь разве? Я думал мы все давно уже обсудили еще, когда продавали комбинат.

— Я могу помочь вам заманить Вовку в ловушку.

Заместитель Ильи поднялся и, выйдя за дверь, попросил секретаршу Ильи:

— Будьте добры нам чай сделайте. — Закрыв дверь, он предложил Сергею присесть и рассказать.

— Я помогу вам найти бывшего наставника Владимира и его девушку там в Москве. А как и что с этим делать вы сами решите. Владимир долго и подробно о них мне рассказывал. Уезжая в Питер, я передавал от него письма им. Он тогда остался здесь.

Заместитель ждал продолжения, но Сергей молчал, не зная с чего начать. Слова, которые сказал заместитель спустя длительную паузу, Сергей воспринял как личное оскорбление:

— Сережа, как же так? Это же твой друг и все такое… ты столько времени хранил эту тайну. Ты позволил этой твари убить стольких невинных людей… на его счету сотни людей. Обычных людей. Которых он ни во что не ставил только потому, что они думали не так как он. Он с удовольствием убивал женщин. Он повесил стольких женщин-судей. Он маниакально уничтожал милиционеров только за то, что они хранили порядок и закон. Он убивал евреев везде, где видел, только за то, что они евреи. Он убивал, не оглядываясь на совесть, инкассаторов и кассиров когда ему были нужны деньги. Он брал в заложники детей и женщин, только чтобы их мужья выполняли его волю. А иногда и убивал заложников. Что ж ты только сейчас об этом говоришь? Жертвы достигли какого-то предела и тебе стало стыдно? А может, ты рано решился обо всем рассказать? Может, давай подождем еще? Ну, скажем, когда он начнет вырезать целые синагоги… да чего там давай подождем пока он захватит власть в стране? Когда он в концлагеря отправит и твоих мать с отцом и тебя заодно как антиправительственный элемент. Давай подождем парень. Зачем спешить?

Сергей уперся руками в стол и сказал:

— А вы сам что такое, чтобы мне о моей совести говорить? У вас честных на работу ВООБЩЕ не берут. Ибо порядочность у вас МЕШАЕТ ДЕЛУ. Так кажется? Я не прав?

Заместитель усмехнулся надменно и сказал:

— Не прав. И если ты не передумал, я тебя слушаю.

Сергей не передумал. Поздно передумывать. Ни одна дружба не стоит того, чтобы прикрывать убийцу. Пусть даже этот маньяк-убийца и спас тебя однажды.

Штейн стоял голый по пояс и Владимир криво ухмылялся, разглядывая седые волосы на груди старика. Щуплое телосложение старого еврея еще больше насмешило его, когда старик честно признался что шел убить его…

И вот ведь как подгадал. Именно когда Владимир остался совсем один в доме для отдыха. Бойцы разбрелись по округе ища укрытие и лежанки. Первый офицер уехал на грузовиках с бойцами в соседнюю деревушку, где очень некстати завязался бой с огрызающимся милицейским постом. Владимир приказал никого живым не брать, сдаваться не предлагать, а просто закидать гранатами, чтобы другим наука была. На следующий день им предстоял долгий переход дальше на юг, и ушедшие вперед уголовники только расчищали дорогу для Владимира и его штаба. Но вот нарвались и запросили помощь. Владимир не мог отказать.

Оставшись один, он почти сразу уснул и проснулся уже в сумерках от четкого ощущения опасности. Сухожилья чуть не разорвались от невероятного движения Владимира ускользающего интуитивно на пол. Грянул выстрел пробивший пуховую подушку и в темноте Владимир увидел свою цель. Продолжая свое движение уже с пола, он подломил ударом ступни в колено стоявшего над ним и сам перекатом навалился на противника, не давая тому воспользоваться пистолетом. В комнату уже вбегал стоявший на часах боец, когда Владимир, обезоружив противника, включил свет. Вид невероятной дряхлости старика-еврея скорее изумил Владимира, чем заставил его возненавидеть врага увиденного в лицо. Он от удивления даже спросил:

— Старик, ты спятил?

На звук выстрела в комнату все набивались и набивались люди. Еврей попытался подняться, но удар ногой в живот свалил его обратно на пол. Владимир был удивлен, но не настолько что бы дать опомнится тому, кто стрелял в него. Он приказал двум бойцам поднять старика и, ударив по отвратительному большому носу и разбивая его в кровь, спросил:

— Жиденыш… Ну-ка расскажи, кто тебя надоумил в меня стрелять. И как ты вообще прошел…

Старик, смотря куда-то в сторону молчал, не желая общаться. Владимир немного смутился, не видя страха у этого недоразумения, и спросил с интересом:

— Слушай, а может, ты не в меня собирался стрелять? Может, ты ошибся?

Старик перевел взгляд на Владимира словно оценивая его. Поджал залитые кровью губы, пожевал ими и насмешливо спросил:

— А таки вам, молодой человек, хочется, чтобы я ошибся? — Владимир подивился хладнокровию еврея. А старик, вновь отведя взгляд и вздохнув, сказал: — Нет, я шел за вами, молодой человек.

Владимир, оглядев лицо старика по которому из носа сочилась кровь на подбородок и шею, и с брезгливостью спросил:

— И какая сука навела на меня, жид-неудачник. Давай говори. Чего уж теперь терять? Скажешь, может, и отпущу, доживать. Сколько тебе осталось…

— Мало, таки очень мало… — непонятно к чему сказал Штейн.

Но Владимир расслышал и спросил с удивлением:

— Так ты жид-камикадзе? Чем-то болен вот тебя на меня и натравили, что бы не зря сдох?

Покачав головой, старик сказал с насмешкой:

— Жизнь — не болезнь… но от нее таки умирают, да. И вы от нее молодой человек умрете. Или уже поверили в свою божественность и вечную жизнь? Не выйдет.

Владимир, улыбаясь, осмотрел старика и вспомнил что с этим народцем надо вести себя по-другому. Это же не люди. С ними нельзя разговаривать как с людьми. Иначе начинаешь верить, что они тоже достойны места под солнцем. Все шире и шире довольно улыбаясь, Владимир, сказал державшим Штейна парням:

— Разденьте-ка его.

Пока старика раздевали, Владимир спросил еще раз:

— Так ты скажешь, кто тебя навел на меня? Давай говори, а то ведь больше и не спрошу. Ты мне все сам расскажешь.

Но старик, раздетый по пояс стоял и молча глядел на улыбающегося «патриота». Покачав головой, Владимир сочувственно сказал:

— Старик ты сам напросился. — Обращаясь к своим, он потребовал: — Снимайте с него брюки. Сейчас я покажу, как надо делать настоящее обрезание евреям. Странно, почему им так в детстве не делают. Может они бы и не плодились.

— Не стоит мальчик. — Сказал опрокинутый на пол Штейн. — Ты ведь не знаешь, кто к тебе придет следующим уже за меня отомстить. Убить убей… А глумление тебе не простят.

Это заявление заставило рассмеяться всех в комнате. Тщедушный жалкий обнаженный старик, лежа на полу, диктовал их Вождю, что ему делать, а что нет.

Владимир брезгливо толкнул от себя ногу старика и приказал:

— Выведите во двор. Ножом на спине ему иудейскую звезду вырежьте. И кожу снимите. Мы ее в Москву евреям пошлем со словами «иду на вас». Если скажет, кто его подослал или скажет, кто его навел на нас… не убивайте. Будет молчать, еще одну звезду с груди срежьте. Если после этого не скажет, отрезайте ему хер нахрен. Тоже пошлем туда-же. Хрен им обрезанный, а не Россия. — Поглядев с улыбкой на старика, Владимир спросил: — Жиденыш ты еще ничего не хочешь сказать?…

Старика выволокли во двор, но он так и не ответил Владимиру. Тот слышал крики и хрип боли избиваемого с улицы, но даже к окну не подходил. Он знал, что его бойцы разогреваются мудохая старика, чтобы потом у потерявшего человеческий образ существа вырезать звезды и без угрызений совести выполнить последний приказ Владимира.

На что рассчитывал старик, пытаясь убить его, молодого здорового… того, кого ведет сама Судьба?! Но, укладываясь на кровать Владимир с омерзением отбросил от себя пробитую пулей подушку. Судьба судьбой, но надо быть и самому осторожнее. Как же старик прошел мимо внешнего поста, мучил его вопрос? Кто ему подсказал, где остановился Владимир? Кто вообще за стариком стоит?

Он очень хотел знать ответы, но старик умер, так ничего никому и не сказав. Нет, он не терпел героически все муки и разрывал округу своим безумным криком и причитаниями, но не сказал… Владимир только кивнул этому, когда боец сказал что старик сдох. Владимир сказал упаковать отрезанное в коробку и непременно отрядить гонца на ближайший узел связию. Он очень хотел втихаря отправить посылку по адресу фонда «Маген-Давида». Адрес Владимир хорошо помнил. Он с улыбкой представлял, как парни из Щита Давида активно действующие по всей стране рассвирепеют, найдя такое.

Но первым рассвирепели не бравые обрезанные ребята из защиты синагог, а собственный первый офицер, вернувшийся с вылазки. Он нашел тело старика брошенным у забора и в изуродованном лице узнал одну очень знаменитую личность…

Не имея возможности осудить сам факт такого убийства он давил на остатки логики у Владимира.

— За этого еврея можно было получить любой выкуп… просто любой. Ничем не ограниченный. Я даже знаю, кто бы за него заплатил.

— А ты откуда его знаешь? — настороженно спросил Владимир. Он не хотел вслух высказывать подозрения, что первый офицер подослал этого убийцу-неудачника.

— Я его знаю уже лет пять. Мы с ним пересекались в Москве. — Сказал первый офицер, понимая, что не туда влезает.

Владимир обошел стоящего товарища и сказал задумчиво:

— Ты уезжаешь. В это время меня пытается убить твой старый знакомец еврей… Что-то мне это не нравится. Тебе так захотелось возглавить восстание вместо меня?

Первый офицер, раздувая ноздри, рявкнул в лицо Вождю:

— Ты думай что говоришь! Я тебя сто раз сам мог убить. И сейчас могу!

Признавая этот факт, Владимир, однако, не прогнал свои подозрения. Он долго думал о них даже когда первый офицер ушел разозленный к себе. То, что помощник пережил ту ночь, было данью простой нерешительности Владимира. Ну и как он утром всем объяснит, что первый офицер, спланировавший атаку на зону и постоянно планировавший другие налеты, оказался предателем? Нереально, решил Владимир и уснул с разболевшейся от сомнений головой.

Ему приснился старик еврей. Причитая, что теперь его очередь глумиться над Владимиром, старик до самого утра вырезал на груди и спине у него свастики. Проснулся Владимир в холодном поту от страха, и еще больше ненавидя евреев. К еще большей злости он узнал, что ночью первый офицер отвез тело старика в неизвестном направлении и вернулся только под утро. Но Владимир не стал спрашивать, куда и зачем ездил его товарищ. Подозрения все копились и копились в нем. Он решился проверить преданность помощника при первой же возможности. В бою. А лучше при казни. Поручить ему казнить попавшегося на пути еврея и посмотреть выполнит или нет.

Ольга вышла из такси на стоянке перед фабрикой и привычно направилась на территорию. Ее начальник вместе с итальянцами уже словно прописался в пятом цехе. Кажется, дневал и ночевал там. Ей же было откровенно скучно в гостинице ожидать общего отъезда и удаленно работать с автоответчиком офиса. Бумаги, которая она доставила руководству фабрики, не могли быть переданы никак иначе кроме как из рук в руки. Вот и пришлось ей срываться с Питера и нестись в этот еще с прошлой поездки заочно ненавистный городок.

Передавая документы, она с немым удивлением узнала, что руководителем всего этого недоразумения под названием бумкомбинат является сын Анны Андреевны. Они тепло поздоровались. Еще бы она столько времени провела с ним вместе, раскатывая его по Москве, что они чуть ли не родными стали. Ольге даже пришло в голову сказануть, что это судьба их настойчиво лбами сталкивает. Сергей, озабоченный проблемами комбината и еще чем-то непонятным Ольге, не расположен был к шуткам, но, извиняясь за свою хмурость и неприветливость, пригласил Ольгу вечером вместе посетить снова заработавший в городе приличный ресторанчик. Обещал и Илья подъехать. А если из Москвы вырвется подруга Сергея, то Светлана так же присоединится к скромному ужину и просто отдыху.

Ольге не надо было даже глядеть на лицо Сергея, достаточно было слушать голос, чтобы понимать насколько устал и вымотан этот молодой парень. Словно он подошел к своему пределу в чем-то и теперь шаг и он сорвется. И отчаянно пытаясь оставаться вменяемым и разумным, он прячет усталость и проблемы под маской занятости и деловитости. Но Ольге и не хотелось особо вдаваться в проблемы знакомого. Она приехала решать свои проблемы по работе, а не поработать вновь в «спасательной» миссии. Но от приглашения на ужин она конечно не отказалась. Хоть какое-то развлечение.

Вечером Сергей заехал за ней в гостиницу и повез в тот самый «приличный» ресторан. Ольга с легким удивлением на ухо спросила у Сергея:

— Я все понимаю… война и прочее было… но это обязательно чтобы скатерти цвета хаки на столах лежали.

Усмехнувшись, Сергей сказал:

— Это чтобы грязи, наверное, не видно было.

— И света здесь мало тоже, поэтому же? — Присаживаясь, спросила Ольга.

— Какая ты привередливая. — Сказал, улыбаясь, Сергей.

— Да я ангел во плоти. — Возмутилась Ольга. — Была бы я привередливая то сюда вообще не вошла. Приедет твоя Светлана, тогда увидишь, что такое привередливая.

Сергей покачал головой и позвонил своей подруге узнать, где она в данный момент. Выяснив, что она почти подъехала к городу, он попросил ее позвонить, когда доедет и он сам на машине ее встретит, заберет у автовокзала и провезет в ресторан. Когда он положил трубку, то заметил что у входа стоит сам Богуславский в компании со своим заместителем и телохранителем. Подняв руку и привлекая внимание к себе, Сергей сказал Ольге:

— Блин, поговорить не удастся нормально. Опять этот фээсбэшник с ним. Последнее время всегда рядом. Словно сторожит от кого-то.

Илья и его зам сели за столик к молодым людям и немедленно сделали заказ подошедшей официантке. Есть они не хотели, от алкоголя отказались и заказанная минералка, и мясное ассорти удивило официантку впервые увидевшую мэра в такой обстановке. У Сергея складывалось ощущение, что эти двое «чиновников» приехали не отдохнуть, а дела какие-то серьезные решать. Но ставший каким-то легким в общении федерал показал, что он еще и шутить умеет. Правда вот, кроме шуток ничего и не получалось. Ни о Владимире было не поговорить, ни о других проблемах, которые хотелось не столько решить сколько обсудить. Ну, надо людям иногда узнать мнение друг друга. Особенно узнав, что это мнение очень часто стало расходится.

Но случай представился. Надо было ехать встретить приехавшую Светлану, и Илья решительно сказал, что поедет с Сергеем. Заместитель изумленно посмотрел на Богуславского. Еще более удивленно взглянул на мэра телохранитель, которого попросили подождать в ресторане. Уже уходя, Илья потребовал у официантки, чтобы сдвинули пару столиков вместе так как их скоро будет больше.

Оставшись в компании фээсбэшника и телохранителя, Ольга поняла, что весь груз очаровывать мужчин и делать их вечер не скучным достался ей. И она очень чутко слушала бравые рассказы заместителя Ильи про то, как тяжело и с каким надрывом они восстанавливают город. О бандах, которые мешают нормальным людям. О нормальных людях, которые не вникают в сложности их работы. В общем, делала вид прилежной очаровательной девушки, которой не безразличны страдания провинциального чиновника. Только раз она позволила себе едко заметить, что, не смотря на героический труд Ильи и его заместителя, люди только-только смогли в нормальную жизнь влиться. И хотя заместитель кивал и соглашался, что работа иногда не так быстро идет, как хотелось бы, Ольга про себя насмешливо улыбалась. Она-то имела ввиду, что Илья весь этот разброд затеял, а фээсбэшники не смогли предотвратить. Так что весь их героизм, как и любой другой героизм в нашей стране и не только — простое исправление чьих-то ошибок.

Когда Илья, Сергей и встреченная ими на автовокзале Светлана вошли в ресторан, Ольга с интересом посмотрела на подругу Сергея. Она не ошиблась. Светлана, еще не доходя до столика, высказалась, как умела насчет убогости ресторана. И невольно качая головой, Сергей посмотрел на Ольгу, как бы говоря, мол, ты была права. На это Ольга пожала плечами и снова перевела взгляд на заместителя мэра, слушая «увлекательную» историю про то, как они «ненавязчиво уговорили» бывшего хозяина бумкомбината проинвестировать в строительство жилья для пострадавших целый миллион долларов. Ольга себе слабо представляла миллион долларов в натуральную величину, зато уже без смешков восприняла, что на эти деньги будет построено шестьдесят домов на несколько семей каждый. Что дома до середины осени уже будут даже заселены. И ни один чиновник не урвет из них тихой сапой ничего. Все идет строго пострадавшим. Ольга кивала, признавая это действительным достижением. В нашей стране, на таком деле, да не поживился ни один чиновник — абсолютный героизм.

Посидели не плохо, если не считать глупых настороженных взглядов Светланы в ее сторону. Ольга к концу вечера после нескольких бокалов вина даже потанцевала по очереди с мэром и фээсбэшником. Она видела, как и Сергей порывался с ней потанцевать, но его спутница даже слушать о таком не хотела. А когда узнала что и Сергей и Ольга живут в одной гостинице, но на разных этажах так чуть не испортила весь вечер, полушутливо домогаясь и как у Сергея с Ольгой складываются интимные отношения. Ольге пришлось вслух признать, что она только накануне приехала. Сергей был признателен, что не ему пришлось оправдываться перед Светланой. Но, кажется, слова Ольги девушку нисколько не успокоили. Видно, решила Ольга, по себе знала что иногда и меньше суток достаточно…

Ольга начала только к концу вечера злится на Светлану, которая чуть ли не открыто заявила что не хочет с ней ехать в одной машине. На резонный вопрос Сергея «так что здесь ее бросить?» Светлана обреченно сказала «Делай что хочешь» и Ольга в итоге с комфортом доехала до гостиницы. Ей было откровенно смешно с беспричинной ревности Светланы к ней, но одновременно это начинало ее злить. Ладно бы за дело… А то ведь просто так. Ну не дура ли?

Девушка заперлась у себя в номере и, немного почитав перед сном купленную еще в Питере книжонку модного писателя, собиралась спать, когда к ней в номер постучали. Она была готова кого угодно увидеть за дверью. Начиная от этого воздыхающих мэра-боевика и заместителя его — фээсбэшника, до самого Сергея сбежавшего от своей мегеры. Но вот саму мегеру она никак не ожидала принимать у себя в гостях.

Кутаясь в халатик, и держа руку в кармане, Ольга молча пригласила жестом Светлану в номер и, вернувшись на постель, вопросительно посмотрела на гостью. Та видать, опомнившись, начала свой заготовленный спич.

— В общем, так, тихоня. — Зло сразу «наехала» Светлана. — Если я тебя еще раз близко к Сергею увижу, пеняй на себя. Попрошу моих друзей они тебе всю твою морду бесстыжую исполосуют. Сама мараться не буду. Я столько на Сережу сил и времени потратила, что не собираюсь отдавать его первой приблудной овце. Ты меня поняла? Делай свое счастье где-нибудь в другом месте. А у меня на дороге не стой.

Ольга вскинула брови, но ничего не ответила. Светлана, выждав паузу, спросила:

— Тебе есть, что мне сказать?

Словно заглянув в себя, Ольга с улыбкой покачала головой.

— Ты все поняла?

— Конечно. — Ответила, по-доброму улыбаясь, Ольга и вдруг почувствовала как странная ненависть вскипает в ней. НИ ЗА ЧТО так плюнули в лицо. Хорошо. Она сыграет так же.

— Вот и хорошо, — Вздохнув, сказала эта Светлана. — Не придется объяснять по-другому.

Ольга кивнула и, поднимаясь, попросила жалостливо:

— Только надеюсь, мне не придется ему его подарки возвращать? А то мы как начали с ним встречаться, он мне столько всего надарил. И машину и золота столько… Там слишком много. Сама понимаешь, я не так обеспечена как ты. Особенно не хотелось бы «Инфинити» возвращать.

Светлана смотрела на нее, вскинув брови и считая что-то свое в уме, словно сравнивая подарки сделанные ей и хотя бы то, что заявила Ольга. Добивая негодяйку Ольга сказала:

— А то, что я беременная… я сама скажу Сереженьке, что сделаю аборт. Хотя бы это я могу сделать?

Светлана округлила глаза в немом изумлении и через силу выдавила:

— Он знает, что ты беременная?

— Конечно. — Кивнула, честными глазами глядя на Свету, Ольга. — Он так обрадовался, что подарил вот машину. Ну и мелочи разные. Обещал квартиру выкупить у банка мою. А то я сама с трудом отдаю взносы.

Светлана, как сама бы выразилась «офигела» от таких новостей. Она недоверчиво поглядела на невинное лицо Ольги и, цедя сквозь зубы ругательства, выскочила прочь из номера. Ольга захлопнувшейся двери как-то горько улыбнулась и пожала плечами. Мол, не я первая начинала. Она заперла дверь и снова забралась в постель. Но не уснула, а, справедливо полагая, что цирк будет продолжаться, терпела, читая модного писателя. Через десять минут цирк с клоунами вернулся на ее этаж. Причем клоуна было два. Открыв дверь она запустила и Сергея глупо улыбающегося и Разъяренную Стерву. Сев в кресло с интересом посмотрела на гостей.

— Вот. Теперь при ней скажи, что все это ложь! — потребовала Светлана.

Сергей честно сделал попытку изобразить серьезность и попросил Ольгу:

— Оль, что тут произошло? Что ты Свете наговорила?

Изображая полную дурочку, Ольга вынула из кармашка халата телефон и сказала:

— Сереженька, ты же знаешь, какая я глупая, ничего не могу запомнить. Все записываю.

С этими словами она включила проигрыватель диктофона на мобильном и на всю комнату раздались обещания Светланы изуродовать Ольгу… Они честно дослушали до конца запись. Светлана, понимая, как это будет глупо, даже не попыталась отобрать у Ольги телефон. Только словно устало, покачав головой, она повернулась и вышла из номера. А Ольга, убирая телефон в карман, спросила с вызовом у Сергея:

— Ииииии? Что я еще должна была сказать. Начать оправдываться? Или еще что-то?

Огорченный и расстроенный Сергей глупо выдавил из себя:

— Ну, ты хотя бы должна была не лгать…

— Кому должна? — удивилась Ольга. — Ей, которой врывается в мой номер ночью и такое наговаривает? Нет, ничего я ей не должна. Как, впрочем, и тебе.

Сергей впервые посмотрел на Ольгу как-то странно. Не зло, а этак холодно. Он ушел из номера, аккуратно закрыв за собой дверь. Надеясь, что на сегодня представления закончены, Ольга закрыла номер и легла в постель, потушив свет. Она не чувствовала ни грамма раскаяния. Хотя признавалась себе, что поступила по-свински. Но как завещал ей ее отец рано погибший на своей службе: Всегда говори с людьми на их языке. Тогда они тебя будут понимать. Начнешь изгаляться и понимания не будет. Со свиньями только на их языке. Другого они не поймут вообще. Ольга лишь строго следовала заветам.

День начался отвратительно. Сначала Сергей отвез на вокзал молчащую и злую Светлану. Посадил ее на автобус и обещал приехать к ней как сможет. Процедив «Не стоит утруждаться», Светлана скрылась в автобусе и даже не выглянула в окно показаться на прощание. Сергей дождался, пока корабль-автобус отчалит, и поехал на работу. На трижды проклятую работу. По желанию нового хозяина комбината он остался управляющим. И подумывал о том, что бы тихо сбежать. Мечты закончить книгу о мятеже, так и оставались мечтами. На работе было абсолютно не до того. Если первое время он только входил в курс дел, то теперь Сергей чувствовал себя если не ассом, то и не новичком. Но каждое утро начиналось с одного и того же. С проблем уже в работающих цехах. И он шел, разбирался с теми вещами, которыми должны были разбираться мастера и технологи. Потом был обязательный курс итальянского языка у бригады, которая ни бельмеса не понимала по-русски. Общаясь через посредника Андрея — начальника Ольги, он невольно второй день подряд встречался с утра с самой Ольгой.

Она, сделав невинное личико и подняв руку вверх, помахала в приветствии пальчиками. Насмешливо так помахала. Тоже еще та стервочка, думал Сергей, угрюмо выслушивая жалобы на русский персонал от Андрея и жалобы на итальянский персонал от мастера пятого цеха.

Но совсем добил Сергея Илья. Вызвонив товарища, он попросил его:

— Тут к нам кое-кто приехал. С очень внушительными корочками. Ищут некоего Штейна. Уверяют что он в наших моргах. И просят выделить им доверенное лицо. Не из службистов и не из администрации. Просто нужен посредник, что бы на него оформить все документы по получению тела и другие формальности. Нужен «свой».

— Ты в своем уме, Илья? — спросил Сергей. — Что за бред? А спросят меня, куда я труп дел?

— Не волнуйся, твое седалище они прикроют.

— Пусть бомжа какого-нибудь найдут. — Огрызнулся Сергей, который откровенно начинал злиться на весь этот идиотский мир вокруг.

Было слышно, что Богуславский о чем-то переговаривается с неизвестным, и потом Илья сказал:

— В общем, с телом они решат вопрос. Подъезжай, проводи товарищей и мне нужно самому с тобой парой слов перекинуться. По тому делу, что мы с тобой в машине обсуждали. И сегодня общий сбор в актовом у нас.

Тяжело вздыхая, Сергей уведомил главного инженера — своего первого зама, что уезжает и если понадобится пусть звонят на мобильный.

В мэрии была масса народа. Причем, судя по машинам перед ней, народ был далеко не местный все в основном с Москвы. Много репортеров. Очень много репортеров. Пробравшись в кабинет Ильи, Сергей спросил у него и у собравшихся:

— Что опять случилось у нас плохого? Откуда эти папарацци?

— Пресс-конференция начнется через час, когда подъедут еще действующие лица. Главврач, Начальник милиции, ты, разумеется, и другие… — ответил Илья поднимаясь. Обведя руками присутствующих сплошь незнакомых кроме заместителя Ильи, мэр сказал: — Это наши гости. Тебе надо будет проводить вот этого господина в морг и проследить, что бы без проволочек оформили документы. Если что немедленно звони мне. Тело они должны забрать как можно быстрее.

Тот, кого Сергей должен был отвезти в морг, жестковато сказал:

— Если конечно он там. Если нас не обманули.

— Сергей, помоги товарищу.

Сергей тяжело вздохнул и повел «товарища» вниз к своей машине. Пока ехали к больнице, во дворе которой стояли передвижные морги, Сергей поинтересовался:

— Родственника ищите?

Мужчина скупо покивал и отвернулся к окну.

Тело нашли довольно быстро. Но если Сергей и раньше жалел что стал по просьбе друга провожатым этому странному человеку, то, увидев изуродованное тело старика он еле удержал рвоту. И еще… он узнал этого человека. Еще до того как посмотрел в лицо с запекшейся кровью, он уже вспомнил, где слышал эту фамилию. Штейн. Забавный футуролог из архива… Комедиант и человек имеющий пропуски в секретнейшие места страны. Имевший допуски.

Убедившись, что это он и есть, Сергей отстранился от тела и изумленно посмотрел на спутника. А мужчина плакал. Не стесняясь, плакал и никак не мог себя заставить притронуться к окоченевшему телу. Ладонь его тряслась, и он не мог успокоить дрожь, даже играя желваками и раскаляя себя.

Когда опознанное тело уложили в один из один из оцинкованных ящиков приготовленных во дворе и закрыли, то в ожидании обещанной Ильей машины мужчина сказал:

— Подумать только, у него было столько врагов и такие… А выбрал умереть от дурачка нациста. Никто не рискнул убить Штейна. А этот мудак убил. — Мужчина остервенело, отшвырнул от себя окурок. — И ведь он даже не знал кто перед ним. Он убил не человека. Он убил надежду для многих в этом мире.

Сергей, услышав о «дурачке нацисте» уже догадался о ком речь, но все-таки переспросил:

— Владимир? Вы о нем?

Мужчина покивал и сказал зло бросая слова:

— Он самый, которого вы тут вырастили.

— В смысле? — немного обиженно спросил Сергей.

— Не будь вашего мятежа гнил бы он уже в тюрьме где-нибудь за поджог и взрыв синагоги в Москве. Но вы, именно вы, дали ему возможность стать тем, кто он теперь.

Сергей не стал разубеждать мужчину, хотя и очень хотелось сказать, что он не при чем. Что он здесь вообще только наблюдал и спасал раненных. Он ведь тоже был «при чем». Фээсбэшник сто раз был прав, когда плевал в лицо Сергею едкими словами.

— Скоро его поймают. — Осторожно сказал Сергей.

Отрицательно покачав головой, мужчина сказал странно:

— Не все так просто. Я не знаю, какого уровня нужно вмешательство, чтобы исправить текущую линию. Чтобы выбиться из восходящего тренда…

Сергей поглядел на мужчину в сомнении, уж не бредит ли он в расстройстве. Но мужчина с ожесточенным лицом говорил уверенно и четко.

— Как вас зовут? — спросил Сергей.

— Фидан. — Представился он.

Сергей тоже полностью представился и сказал:

— Фидан, поверьте, сейчас за Владимира взялись те, от кого он не уйдет. Взялись так, что он сам прибежит.

Мужчина посмотрел пристально на Сергея и сказал:

— Я знаю. Я поклялся отомстить. И мне взялись помочь.

Сергею не хотелось разочаровывать мужчину, но он сказал честно:

— Нет. Тут другое. За него взялись после моей помощи службе безопасности. Мне было очень неприятно, что я оказал ТАКУЮ помощь, но я уже сам видел, что его надо остановить. Мне лишь обещали, что он будет жить. Пусть вечное заточение, но он будет жить.

Фидан рассматривая Сергея, покачал головой и сказал:

— Нет. Никто не даст ему второго шанса. И я не дам. Где увижу там и убью мразь. Голыми руками убью.

Сергею пришлось промолчать, видя полный ненависти взгляд Фидана.

Когда ящик с телом Штейна погрузили в грузовик, мужчина забрался следом и сказал:

— Через пару дней я вернусь. Где я могу найти тебя, Сергей?

— Я живу в гостинице. — Сказал Сергей, не понимая, зачем он еще может понадобиться этому ожесточенному человеку.

— Я найду тебя там. Или через вашего мэра. Ты мне понадобишься, ка двадцать два.

— Что? — не понял Сергей.

— Пока, Сергей. Тебе предстоит еще помочь мне и вообще людям разобраться с этой тварью.

Грузовик тронулся, а Сергей подумал, что для одного утра неприятностей и трагедий с перебором. Да и сумасшедших что-то чересчур. Ольга, итальянцы всем табором, которые хотят, чтобы русские работали как они, этот Фидан… мэр тоже отчебучил.

Сергей спешил на пресс-конференцию еще не зная, что неприятности только начинаются. Они ведь по одному не приходят. Только толпой.

Перед всем народом в прямом эфире Илья клеймил центральную власть за полный отказ в помощи районам, пострадавшим от волнений. Он, стоя на трибуне по пунктам разбирал, как они сами на свой страх риск решали проблемы граждан. Как они сами строят на инвестиции дома для пострадавших. Что даже палаточный городок для бездомных не был развернут. Сергей, стоя позади толпы репортеров, только смотрел в изумлении на Илью и стоящего рядом с ним его зама.

Что за игры? Почему фээсбэшник не остановит зарвавшегося мэра!? Почему не прекратят прямой эфир!? Что происходит!? — Немо восклицал Сергей не понимая, что началась не большая, а гигантская политика. Насчет политики он может, и не понимал, зато неприятности он чувствовать уже научился. Особенно после призыва Богуславского решить вопрос с импотентной властью не способной навести порядок в стране. Где бандиты открывают тюрьмы, где нацисты стали заправлять бал. Богуславский в прямом эфире требовал от народа очнуться и выйти на улицы добиваться отставки президента и всего кабинета бездарей министров. Сергей только головой качал, видя с какой жестокостью Богуславский взывает отнять власть у беспомощного правительства.

— Власть должна быть в крепких руках! В руках тех, кто способен защитить свой народ от любого произвола! Что от чиновничьего, что от бандитского!

После пресс-конференции распаленный Илья лично высказал ему:

— Что ты там торчал за всеми? Ты мне был нужен на сцене! Рассказать как вы, не разгибаясь, восстанавливаете заводы, чтобы люди могли работать.

Осаживая друга, Сергей спросил стальным голосом:

— Богуславский, что ты затеял?

Вместо Ильи Сергею ответил его заместитель:

— Нет выбора. Мы сыграли ва-банк. Достоверно известно что, не смотря на все усилия и успехи, подписан приказ об аресте Ильи по подозрению в помощи и организации налета на «тройку».

— Но теперь вас же точно арестуют! — сказал уверенно Сергей. — За экстремизм и призывы к насильственному свержению власти!

— Выбора нет! — Отозвался Илья, рассматривая какие-то бумаги на столе. — В стране кошмар. Ничего не затихло все только больше и больше проблем накатывается. Все больше и больше возмущений. Я честно пытался остановить безобразие. Ты помнишь, Сергей. У меня не получилось. Не можешь остановить, значит надо его возглавить!

Изумлению молодого историка предела не было. Повернувшись к заместителю мэра он уже спокойно спросил:

— Но вам то это зачем? Вы же из службы…

Заместитель кивнул и сказал:

— А я как наш легендарный Буденный. Лучше буду маршалом у красных, чем унтером у белых. Моя команда считает так же. Сейчас мы выезжаем в Москву. Брать власть. Скромно и со вкусом. Думаю за три дня управимся. Там нас уже ждут. И народ еще подтягивается. Армейцы в курсе и участвуют. Впервые на моей памяти наши интересы сошлись. Армии и службы. А портфели потом делить будем.

Сергей сделал последнюю попытку заставить Илью одуматься:

— Богуславский ты хоть понимаешь что они, — Сергей указал на заместителя — тебя просто подставляют!? Они тебя ширмой делают! Если все провалится, ты понесешь один наказание!

Илья посмотрел на Сергея и с усмешкой сказал:

— Конечно, понимаю, Сереж. Но кто-то ведь должен? Так и ты… мне некого оставить из преданных людей здесь в городе. Езжай с замом сейчас, тебя представят в штабе полка. Ты должен удержать город! За все будешь нести ответственность именно ты предо мной. Вовка со своими отморозями в десяти километрах от городской черты. Завтра, а может уже и сегодня, скорее всего, будут пытаться войти в город. Им нужен провиант. А мы на пути. Не дай им пройти сюда. Сделай так, чтобы местные не увидели того, что он будет творить ворвавшись. Мы с этим городом слишком повязались. Люди нам верят. Нельзя обманывать доверие. Никогда. И ты не обмани моего доверия, Сереж. И если все выйдет… все станет правильным. Будет, так как и ты хотел. Все будет честно. И никто меня не заставит жить по-другому. Я не умею предавать, Сереж. Держись. Потому что если вы здесь просрете, это не ты проиграешь, это я предам город. Это я оставляю их, что бы взять власть в стране, но им от этого легче не станет. Не позволь Вовке войти в город.

Сергею не дали возмутиться или даже изумиться. Через двадцать минут он был в штабе полка. Точнее того, что от полка ОСТАЛОСЬ. Две трети гарнизона еще до пресс-конференции выдвинулась в столицу. К тому моменту они должны были уже быть в городской черте Москвы.

— Это наблюдатель! — представил зам Ильи Сергея. — Его требования выполнять. Ввести в курс дела и плана обороны. Так захотел Богуславский.

Начальник штаба — подполковник кивнул, принимая Сергея как факт. И сразу ошеломил Сергея известием:

— Город мы не удержим. У нас меньше тысячи бойцов и помощи ждать не откуда. Сейчас начнется битва за власть. Всем станет не до нас и не до уголовников здесь.

Сергей оставленный замом подошел к плану города, над которым склонились офицеры штаба и спросил:

— И что вы предлагаете?

Подполковник, зачем-то покивав, сказал:

— Встретим их в чистом поле. Ночью. Если мы не хотим выбивать их потом с улиц, надо валить их за городом. Зам командира полка уже разделил оставшихся бойцов на три части одна останется в городе две другие с сумерками пойдут в рейд. Бандиты особо не скрываются. Думаю, жатва будет приличной. Ну и задержим их конечно ночной нервотрепкой.

Видя понимание всей серьезности ситуации Сергеем, подполковник сказал:

— Если победим, Богуславскому добавится популярности. Надеюсь, он нас всех потом не забудет. Если проиграем, мы же и будем виновны. Со всеми последствиями революционного времени. Мы не имеем права проиграть. Ведь те, кто стоят сейчас за Богуславским, даже поражение обернут в его пользу. Стоило этому «гению» покинуть город, как мы его тут же сдали. Понимаете молодой человек? А я очень хочу жить. И моя семья тоже. И что бы мы не просрали, вы мне пообещаете, несмотря на ваши полномочия, не мешать мне делать мою работу.

Сергей с полной ответственностью пообещал, что не вмешается. Подполковник покивал и сказал то ли шутя, то ли серьезно улыбаясь лишь глазами:

— А вот если нам наваляют тут вы нам и пригодитесь. Сами доложите Богуславскому о том, что бандиты на улицах. Вас нам будет не жалко.

Анна Андреевна не могла дозвониться до сына. Волнуясь вроде бы без причин, она ходила по первому этажу дома, заглядывая в комнату сына, в которой никогда не позволяла себе ничего менять без желания Сергея. Она с горечью смотрела на стол с завалом книг по истории Италии. Анна Андреевна с грустью глядела на фотографии пейзажей Сицилии на стенах. Ее мальчик так хотел когда-нибудь попасть туда.

Не понимая, отчего возникло в ней беспокойство, женщина не могла успокоиться и не выпускала из рук радиотелефона, меряя шагами этаж и думая о всяких своих страхах. Телефон ее сын брать отказывался. Просто не брал. Как было обидно пожилой женщине от этого. И хотя она успокаивала себя тем, что сын просто оставил телефон где-то, успокоения это не приносило. От печальных мыслей Анну Андреевну отвлек раздражающий окрик мужа:

— Аня, ты где? Иди в гостиную! Срочно!

Женщина устало вздохнула. Ее собственный муж нисколько не разделял беспокойства за сына. Александр Павлович серьезно считал Сергея взрослым и самостоятельным. Поджав губы, женщина прошла в гостиную, где ее муж включил телевизор. На экране был тот самый негодяй, который замутил все эти кошмары в стране. Кажется, Богуславским его звали. И он, обращаясь к людям, с экрана говорил о чем-то решительно и дерзко. Не сразу женщина поняла о чем. А когда поняла, то даже эмоций у нее не осталось.

— Сашенька… Они захватили власть? — спросила она у мужа, словно во сне.

Александр Павлович покивал, не собираясь убеждать жену, что это им только снится.

— Какой ужас. Бедные люди. Бедная страна. — Причитала Анна Андреевна не отводя глаз от воодушевленного решительного лица Богуславского на экране.

В сомнении, качая головой, ее супруг произнес.

— Не знаю, не знаю… Армия за них. Внутренние войска тоже. Народ еще днем был шокирован воззванием. Теперь он просто принял как факт свершившееся. Да и поддержка большая. Богуславский, говорят, смог порядок у себя там навести. Люди надеются, что он наведет порядок и в стране.

— Это же будет террор. — уверенно сказала Анна Андреевна и спросила: — А что они с президентом сделали? Убили? Арестовали?

Александр Павлович сказал насмешливо:

— Нет. Гарантировали ему неприкосновенность. Президент распустил парламент в связи с отменой конституции и сдал власть.

— И как теперь будет называться этот подонок? — Злясь, спросила Анна Андреевна. — Царем? Председателем ГКЧП? Диктатором?

Александр Павлович сказал хитро улыбаясь:

— Дорогая, это не подонок. Это близкий друг нашего сына. И думаю, нам будет грех на него жаловаться. — Подумав, он все-таки сказал: — Но билеты не сдавай. Летим снова в Италию. Эпоха перемен не для таких как мы старых. Это уже эпоха молодых.

Анна Андреевна устало села в кресло и когда раздался телефонный звонок не сразу сняла трубку. Она даже не поняла, кто вообще может звонить в момент, когда все должны были слушать речь новоявленного Диктатора.

Звонила Ольга. Она вежливо, но суховато поздоровалась с Анной Андреевной и та честно призналась:

— Оленька, девочка, мне сейчас некогда. Видела, что в стране происходит? Я пытаюсь Сереженьке дозвониться.

Ольга хмыкнула неприлично в трубку и сказала:

— А я вообще-то по его просьбе звоню. Он только что заезжал в гостиницу переодеться и уехал в штаб милиции. Просил вам позвонить и сказать, что у него все нормально и что бы вы за него не беспокоились в связи с этими событиями.

Немо изумившись, женщина спросила:

— А ты где Оленька?

Ольга сказала, и Анна Андреевна посмотрела на мужа пытавшегося расслушать, о чем говорит новый правитель по телевизору.

— Оленька! — Воскликнула женщина. — Передай ему немедленно, чтобы позвонил мне!

Ольга ответила не сразу, но ответ ее напугал женщину:

— Не смогу. Передвижения по городу запрещены. А телефона штаба обороны города я не знаю. Так что помочь вам не смогу.

Анна Андреевна потребовала объяснений что происходит у них там и Ольга с трудом подбирая более мягкие слова рассказала. Умоляя, женщина просила свою бывшую сотрудницу, что бы та «вытащила» ее единственного сына. Ольга, кажется, злясь, ответила:

— Знаете что, Анна Андреевна… Ваш сын далеко не мальчик, каким вы его считаете. И если уж на то пошло, то наоборот я очень рассчитываю, что он вытащит и меня и других из этого кошмара!

Связь прервалась и сколько женщина не звонила на сотовый Ольге та все время находилась вне зоны действия сети. Ретранслятор в городе был с огромным сожалением отключен сотрудниками ФСБ. Все оперативные части милиции были снабжены рациями и, чтобы исключить использование боевиками простых сотовых телефонов для координации действий, было принято столь неоднозначное решение. Город готовился использовать даже малейшие преимущества против беспощадного напирающего противника.

Глава пятая

Начальник штаба уже к девяти вечера вполне оценил, что шапками закидать бандюков не получится. А ведь все так хорошо начиналось. Выдвинувшись навстречу уголовникам, один отряд сумел занять на их пути удобные позиции и буквально уничтожить хаотичный авангард наступающей армии освобожденных. Командир этого отряда радостно докладывал, что не меньше семидесяти бандитов можно вычеркивать. В штабе у всех повысилось настроение, откуда-то появилась водка и даже Сергей в стороне наблюдая за происходящим приложился к гуляющей по рукам фляге.

Радость наполняла вздохнувших немного свободнее офицеров. Задержка даже на час позволяла надеяться, что бандиты до темноты не войдут в город. Используя то, что армия бандитов широким рассеянным фронтом накатывала на город, зам командира полка отдал приказ второй группе начать мобильную охоту по флангам и тылам. Начальник штаба буквально упрашивал не делать этого, а стоять в глухой обороне минимум до темноты. Но ему сказали делать свою работу и не мешать проведению оперативных рейдов. И начальник штаба отступил, разрабатывая дальнейшие действия по обороне. Это он приказал телефонному узлу запустить робота автодозвона и оповестить граждан, что бы они не покидали домов. А при звуках выстрелов в городе не приближались к окнам и не делали попыток оказания помощи или сопротивления. Сергей слушал это и учился. Он внимательно смотрел что и как делает начальник штаба, и даже его обращение с подчиненными не утаивалось от взгляда Сергея. Штаб все больше стал казаться Сергею неким мозговым центром управляющим всем организмом полка. А что зам командира без согласования с штабом начал мобильные действия… так ведь и у нас руки трясутся и ничего мозг с этим поделать не может.

Но расплата за непродуманные действия наступила почти сразу. Почти сотня бойцов вклинившись в рассеянную по полям и перелескам массу бандитов оказалась словно в болоте. Не отступить и не продвинуться. Сзади уже сомкнулись ушедшие вперед уголовники, а спереди напирал неизвестно откуда взявшийся ударный отряд этого отморозка Патриота. Спешащая на выручку, идущая следом вторая рота просто не смогла пробиться к завязшим. А «патриот» не желая тягаться с милиционерами в меткости стрельбы, просто поджег поле и лес, в которых была блокирована эту сотня. Вырывающиеся из огненного ада милиционеры стали легкой добычей для озверевших от длительного перехода бандитов. Отобранное у трупов оружие немедленно выдавалось в пустые руки идущей следом за ударным отрядом колонне уголовников. И всех кто получил его, немедленно погнали вперед. Отрабатывайте!

Вторая рота, вставшая в обороне, как и первый заградительный отряд не знала что офицер Владимира, разгадав тактику милиции, теперь стягивал к двум очагам обороны все тяжелое вооружение раздобытое бандитами в ходе длительного перехода. И уж милиционеры точно были не готовы к тому, что на их позиции с ревом и вырываемой колесами землей понеслись БТРы. Они даже ничего против сделать не могли, не имея ничего кроме стрелкового оружия и осколочных гранат. Пока БТРы наводили хаос в рядах пытающихся спрятаться в домах безымянной деревушки милиционеров, первый офицер вел уголовников дальше. В отличии от Владимира жаждавшего уничтожить очаги сопротивления, тот знал что отвлекаться и вязнуть боях нельзя. Надо было любой ценой пробиться в город, где можно было даже неподготовленному зеку с автоматом в руках тягаться со спецназом. И Владимир слушался его. Он давно уяснил, что первый офицер, в чем, в чем, а в тактике разбирался на пять. Уже в пределах видимости первых домов города стянув в «кулак» всех бойцов в округе, Владимир лично повел их проложенным офицером маршрутом. Пока уголовников ждали в одном месте они буквально толпой влились в город в другом. Основная задача, поставленная перед милицией, была провалена. Боевики стали занимать дома и готовить огневые точки для удержания занятого.

Владимир с удовольствием отдал приказ никого не щадить. Теперь на улицах города он не собирался цацкаться ни с кем кто был против него. И ему стало плевать местный ли это с откопанным дедовским ружьем или ОМОНовец увешанный оружием.

Но порезвиться ему не дал именно его первый офицер. Он угрюмо сообщил, что в городе надо пополнить запасы сделать посменный отдых и уходить дальше на юг. Позволить себя локализовать в отдельном городе будет непростительной ошибкой считал он и Владимир вынужденно согласился. Удерживая два микрорайона и откровенно разграбляя квартиры, магазины, склады, бойцы Новой Армии готовились к дальнейшему походу.

Конечно не все. Кто-то, дорвавшись до города и считая, что на его улицах он вполне может скрыться и от властей и от понуканий Владимира, решился дезертировать. Но введенные обратно в город отряды милиции таких быстро отстреливали только те пытались покинуть захваченные боевиками микрорайоны.

Вторая ошибка допущенная заместителем командира милицейского полка прямо вытекала из его первой оплошности. Допустив бандитов на улице, он справедливо полагал что если ничего не сделает то сам пойдет под суд или без суда… И он собрав две роты бойцов оставив остальных удерживать боевиков в их границах сам, лично повел в безумную атаку своих людей. Штаб узнав его решения погрузился в похоронное молчание. По прикидкам даже Сергея вооруженных уголовников набилось в микрорайоны не меньше пары тысяч. И они все прибывали координируемые вообще непонятно как. Идти с двумя сотнями на штурм, это был не героизм, это была откровенная глупость. Останься командир в обороне. Дай он коридор для утреннего выхода из города боевиков и они бы ушли. Но он мало того, что положил преданных ему бойцов, так еще и сам умудрился в плен попасть. Он не знал, что сдаваться в плен Владимиру чрезвычайно глупое занятие. Его в итоге избитого, изрезанного просто разорвали привязав к двум внедорожникам.

Получая уже крохи информации штаб тяжело матеря покойника, пытался хоть как-то заморозить ситуацию. Таким образом блокировать боевиков, чтобы у них даже мысли не возникло рыпаться из микрорайонов. Ситуация к полуночи выглядела уже не угрожающей, а в полной мере плачевной. Милиционеры, пользуясь темнотой, стали покидать отведенные им позиции и просто дезертировать.

К часу ночи катастрофа приобрела для штаба вполне четкие очертания. Если ничего не предпринять, то блуждающие по городу боевики к утру завладеют им полностью. Сергей пораженный стоял над картой города и видел как, уже не церемонясь, офицеры штаба маркерами на карте рисуют места боестолкновения с расползающимися под покровом ночи боевиками. Когда в бой на улице вступило охранение штаба, начальник тяжело вздохнув бросил карандаш на карту и сказал:

— Все. Все что могли мы сделали. Капитан, отдавайте указание, пусть готовят машины. Будем отходить на Малоярославец.

Капитан вышел из комнаты и Сергей изумленно спросил:

— Вы не останетесь защищать город?

Подполковник, надевая фуражку с лихо загнутым к верху краем с кокардой, сказал устало:

— Мальчик, нечего защищать. Город в их руках.

— Я вам не мальчик… — зло сказал Сергей, играя желваками.

Подполковник кивнул, ничего не говоря, и застегнул форменную куртку. Поясняя, он сказал:

— Воевать нам больше некем. Отойдем на Малый, там дождемся подкреплений и нагоним уходящих боевиков. Они ведь тоже не останутся тут. Утром или максимум завтра к вечеру снимутся, испугавшись, что их запрут в городе.

— Вы представляете, что они к утру с жителями сделают? — С ненавистью в голосе спросил Сергей.

Подполковник покивал, отчетливо представляя, что УЖЕ с жителями делают дорвавшиеся и разозленные боевики. А уж что с женщинами зеки делают, можно было вслух не говорить. Никакие законы зоны больше не действовали. Кажется, в стране вообще никакие законы в тот момент не действовали.

— Мы должны остаться и воевать. — Твердо заявил Сергей.

— Кто будет воевать, мальчик? — спросил насмешливо подполковник и вопросительно посмотрел на вернувшегося капитана.

— Мы будем воевать. — Зло сказал Сергей. — Я, вы, он! Мы должны делать хоть что-то, а не просто оставить город.

Офицеры смотрели на него с нескрываемым непониманием, а подполковник сказал:

— Все что вы можете сделать, это доложить Богуславскому, что город сдан. Может у него найдется полк ВДВ лишний, чтобы сюда бросить. Может это Богуса отрезвит от вкуса победы за власть. Ее надо не только захватить, но и удерживать.

Сергей обвел глазами офицером и спросил жестко:

— Я оставлен старшим в городе. И я его не покину! Я спрашиваю, кто из вас останется его защищать? Кто сейчас со мной пойдет наружу и будет охотится на бандитов на улицах?

Молчание было ему ответом. Подполковник достал свой пистолет. И положив его на стол, сказал:

— Это вам пригодится. Желаем приятно провести время. А мы не первый день воюем и знаем, что иногда надо отступить, чтобы победить.

Сергей, даже не взглянув на пистолет, сказал:

— Не тот случай! Здесь остались не эвакуированные люди! Вы должны остаться. У вас в охранении штаба еще пятьдесят бойцов!

Выходя из комнаты, подполковник сказал:

— Не смешно, мальчик.

Оставшись один, Сергей взял пистолет в руки. Когда-то именно Владимир спросил его, возьмет ли тот в руки оружие, когда его будут убивать? И Сергей ответил что возьмет. И будет стрелять, как учил его Владимир. Безумно переплетались нити жизни…

Богуславский когда-то спас Владимира и за несколько недель боев научил того хотя бы воевать. Теперь Владимир пришел с войной в город Богуса. Владимир когда-то вытащил Сергея из заточения и научил его стрелять, теперь держа в руках оружие Сергей готовился при первой возможности убить самого благодетеля… А ведь так было всегда. И во все времена. Усама Бен Ладен выращенный и воспитанный США повернул оружие против него. Ленин, выращенный в хорошей семье в стране, в которой он был бы не последним человеком, уничтожил эту страну. Басаева в Абхазии в тысяча девятьсот девяносто втором, когда он воевал против Грузии, поддерживали именно Российские спецслужбы. И Басаев сторицей отплатил за поддержку террором против самой России. Значит не странно? Значит закономерно? Оружие выращенное твоими руками будет обернуто против тебя?

Вздохнув, Сергей взвел пистолет и, не снимая с предохранителя, спрятал за пояс. Подойдя к прямой связи с телефонной станцией, он позвонил им и потребовал:

— Запустите автодозвон. Записывайте обращение. — Когда оператор сказал, что готов писать Сергей не сразу продолжил говорить. Он на минуту задумался не уверенный что делает правильно. Но, решившись, он сказал: — Всем, всем, всем… В город ворвались бандиты. Милиция не смогла их сдержать. Идут грабежи и насилия. Убивают женщин и детей. Поджигают дома с людьми в них. Давят мирных жителей машинами и БТРами. И у нас нет выбора. Война пришла к нам. И нас не оставят в живых. Никого не оставляют. Надежды отсидеться по домам нет. Всем кто услышит данное, обращение говорю, что город будет уничтожен и сожжен. Все к этому и идет. Женщинам и детям надо его покидать. Покидать самостоятельно и не сговариваясь с другими. Без толп и остановок. А мужчинам. Если они мужчины. Я прошу их собраться в здании милиции. Тут осталось какое-то оружие. Да и по городу много разбросано…И если у вас с прошлого конфликта осталось тоже берите. Лишнего не будет. Кроме нас, их никто не сможет остановить. Нам надо продержаться только до утра и не дать бандитам расползтись по городу. Спешите. Спешите, чтобы не было потом стыдно смотреть в глаза изнасилованным женам и дочерям. Спешите если хотите честно глядеть в глаза своим родителям, а не украдкой приносить цветы им на могилы. Спешите если вы действительно люди, а не звери напавшие на нас. Спешите. Вы последняя надежда города. Если не вы то кто?

Сергей склонился над картой города и, приняв доклад, прозвучавший по рации от одинокого оставшегося снайпера, сделал отметку на карте. Сергей сказал спасибо и на вопрос кто на связи, ответил:

— Ополчение. Штаб покинул город. Будем пробовать своими силами.

Сергею и понравился и не понравился ответ снайпера:

— Ну, в принципе похрену как помирать. Все равно там будем. Вы там ополченцы не высовывайтесь в мой квадрат боюсь не отличу от бандитов. Я тут валю все что с оружием передвигается и без формы.

— Если к вам двинемся, — сказал Сергей — я предупрежу.

Снайпер дал отбой и Сергей услышал в коридоре чьи-то шаги. В тишине здания даже через далекие выстрелы на улице, шаги были слишком хорошо слышны. Сергей, опасаясь врага, вынул оружие и навел его на вход. Когда в проеме показался мужчина, Сергей скорее от испуга нажал на курок. Но выстрела не произошло. С предохранителя, слава богу, снят не был.

— Убери оружие, — попросил вошедший Фидан. — убери, я сказал.

Пряча пистолет за пояс, Сергей спросил:

— Как вы здесь оказались? Как вы проехали в город?

— Друзья подкинули. — Угрюмо ответил Фидан и почему-то указал на потолок. — Сейчас они оценят обстановку и присоединятся.

— Они с оружием? — озабоченно спросил Сергей.

— Более чем. — Как-то непонятно усмехнулся Фидан, проходя к карте города. — Где они? Где Владимир сейчас?

Сергей хотел пожать плечами действительно не зная, но рука, словно сама, указала на захваченные микрорайоны города.

— Ну и отлично. — Оглядывая комнату, словно до этого не видел, Фидан спросил: — Все сбежали?

Кивнув, Сергей тихо выругался. А Фидан усмехнувшись, сказал:

— Радуйся… мешаться не будут.

— Я надеюсь ополчение собрать. Хотя бы к утру, чтобы зачистить город от бандитов, если они не уйдут.

— Зря. — Сказал Фидан. — Воевать должны военные, а не мирное население. Толку от них будет мало. А за каждую смерть отвечать будешь ты.

Сергей, поджав губы, кивнул, показывая готовность ответить хоть перед кем. А Фидан рассматривая, карту сказал:

— Ладно… разберутся.

В это время в здании послышался шум, и Сергей снова схватился за оружие. Но Фидан попросил его убрать пистолет и больше не доставать. А через минуту кабинет вошло очень много людей. С Сергеем здоровались, но просто по ходу дела, и сразу собирались над картой города. Последними в помещение ввели какую-то совсем девочку, словно в наркотическом угаре глядящую на мир стеклянными глазами, и непонятного мужчину тоже с нездоровым взглядом.

Один из молодых парней вошедших первым обратился к мужчине под кайфом.

— Слушайте меня. Сейчас вас доставят как можно ближе к Владимиру. Смотрите на карту запоминайте. Возьмите оружие. Когда вас проведут к нему, не забудьте говорить кто вы… сразу, не откладывая, достаете и стреляете. Ясно? Вы его породили вам его и мочить.

Мужчина, заторможено кивнув, сказал:

— Я все сделаю.

— Конечно, сделаете! — усмехнулся говоривший — Надо будет и мать родную пристрелите! Никуда вы не денетесь. Все! Если отберут оружие тоже знаете что делать…

Он приказал, чтобы мужчину увели и отвезли к захваченным микрорайонам. Посмотрев на Сергея, молодой командир сказал:

— А вы у нас значит, Сергей… я ваше дело тоже изучал. — Парень глядел как-то одновременно зло и насмешливо. — Что ж вам в архивах не сиделось? Романтики захотели? Будет вам романтика. Прямо сегодня и столько, что не унесете. Каждый в вашем долбаном мире должен знать свое место. Вы свое забыли. Что ж получайте приключения на жопу.

— Путник!? — сказал Фидан молодому парню — Ваша язва и так всем хорошо известна. Вы девчонку запускать будете?

Поглядев на девочку названный Путником сказал улыбаясь:

— Конечно, будем! Если провалится этот… учитель юных террористов. Но думаю, у него все получится. Законы вселенной мы не нарушаем. Создавший может уничтожить созданное. И по-вашему тоже… Имеет все моральные права.

— Ваши наблюдатели точно все отметят?

— Да. — Коротко сказал путник. — Так что не рассиживайтесь тут особо. Готовьтесь сниматься в любой момент. Когда Владимир будет при смерти мы предложим ему жить. Недолго правда. Пока он не утихомирит созданное. — Парень был откровенно на всю башку повернут по мнению Сергея. Впрочем не сильнее Фидана.

Ольга пришла в милицию совершенно одна. Благо от гостиницы до здания органов было не далеко. Увидев на улице толпу вооруженных людей она не сразу решилась подойти гадая боевики это или ополчение. И только заметив несколько полузнакомых ребят с комбината она вышла к ним. Увидев ее, парни потребовали чтобы она немедленно убиралась прочь и лучше из города. Что право героически умереть сегодня принадлежит им. Ага, конечно… Ольга была дочерью своего отца и в лучшем понимании слов не могла остаться безучастной. Она потребовала и себе оружие и когда ей не дали, разъяренно пообещала сама найти в городе. Но не успела она уйти, как на крыльцо вышел Сергей и, обращаясь к ополченцам, сказал, указывая на средних лет мужчину вышедшего с ним:

— Он ваш командир. У него есть опыт войны в городах. Слушайтесь его и останетесь живы и еще и победите.

Сказав все, что хотел Сергей, собирался зайти обратно в здание, но заметил Ольгу и, подойдя к ней, спросил негромко:

— Что ты тут делаешь? Почему не в гостинице?

— Объявление услышала по телефону на этаже. Он звонил, звонил… а никто трубку не брал. Надоело я и сняла. А там ополчение собирают у милиции.

— А ты как к этому… — спросил Сергей риторически и собираясь зарулить знакомую обратно.

— А в чем вопрос? — нагловато спросила девушка. — Уж поверь, стрелять я немного умею.

— В гостиницу. — Коротко сказал Сергей, не желая тратить время на нее и взяв за плечи, развернул лицом к выходу с прилегающей к милиции территории.

Спорить с мужиками только воздух портить… Ольга сделала вид, что ушла, но быстро вернулась в здание милиции, возле которого уже не было ополченцев. Всех их куда-то повел назначенный Сергеем командир.

Она вошла в здание дежурной части и увидела двух автоматчиков, что прикрытые бетонными углами стояли нацелив на нее оружие.

— Кто и куда? — рявкнул один из них.

Ольга растерялась, но не надолго. Она тихонько произнесла, хлопая напугано ресницами:

— Я и туда… к Сергею.

Один из автоматчиков словно выплыл из-за стены, настолько мягкими движениями он передвигался. Не спрашивая, он просто обыскал девушку и пропустил ее, сказав, что Сергей на втором этаже. Глупо промямлив «спасибо» девушка поспешила по лестнице наверх.

Комнату, где работал новый штаб, она нашла по гулу голосов и чьему-то негромкому горькому плачу. Пройдя по этажу и свернув за угол, она столкнулась с автоматчиком, что стоял непоколебимо над сидящей у стены совсем еще девочкой горько рыдающей непонятно от чего.

Косясь на автоматчика, Ольга присела на корточки рядом с девушкой, и спросила, кладя руку ей на плечо:

— Ты чего? Кто тебя обидел?

Замотав головой, девушка не ответила и тогда Ольга вопросительно посмотрела на странно неподвижного автоматчика. Он словно был не человек. Спокойный ровный взгляд, смотрящий в «никуда». Ольге нестерпимо хотелось провести ладонью перед его лицом несколько раз — проверить, а он жив вообще… но шутить с людьми с оружием было глупо и Ольга не стала.

Она еще трясла девушку, пытаясь добиться от нее ответа, когда из комнаты штаба вышел молодой парень и, подойдя к девочке, отстранил от нее Ольгу. Отогнав ее на несколько метров, тот достал из кармана какую-то коробочку. Уже из коробки извлек странный предмет и приложит его к шее девушки. Та сразу успокоилась, и мужчина спросил ее:

— Что ты должна сделать, когда увидишь Владимира?

Без запинки и холодно девушка произнесла:

— Я должна стрелять в него пока не кончатся патроны.

— Что ты должна сделать, если у тебя отнимут оружие?

— Приблизится к нему и воткнуть спицу, которую вы дали ему в шею… или куда-нибудь.

— Что ты должна сделать, если спицу найдут?

— Дождаться пока он будет пить или есть и вскрыть капсулу, которую вы мне дали. Пересыпать содержимое в еду или воду, так что бы он этого не заметил. Если я буду очень близко то, вскрыв капсулу распылить порошок ему на лицо.

— Молодец девочка. Потом все будет хорошо. Когда ты это сделаешь.

Ольга изумленно вскинула брови. Она все прекрасно поняла. Да и сложно было там не понять. Возмутилась она чересчур громко:

— Да как вы можете!? Ее же убьют!

Молодой парень поднялся и, выпрямившись, брезгливо громко спросил:

— Чья тут говорящая обезьянка шастает без хозяина!?

Из штаба выглянуло несколько человек и среди них оказался Сергей. Он уверенно вышел вперед и, подходя, спросил:

— Ольга, какое слово тебе было не понятно? Я сказал в гостиницу идти!

Да кто он такой, что бы приказывать?! Ольга всерьез возмутилась и, указывая на девочку, сказала:

— Ты слышал, что они эту малую хотят заставить сделать?!

— Это подруга Владимира. — Сказал, кивая, Сергей.

— И что? Они ее на смерть хотят отправить!

Ольга видел, что Сергей очень хочет что-то ей сказать, но не решался при насмешливом парне, замершем рядом с автоматчиком и сидящей на полу девочкой-куклой. Но всем им стало не до того, когда из комнаты раздался громкий призыв:

— Все сюда! Есть контакт. Есть поражение!

— Что с исполнителем? — спросил Сергей громко, уходя и оставляя Ольгу в коридоре.

— Мертв. Задачу выполнил. Зачем было его в живых оставлять? — Отозвался кто-то из кабинета.

Ольга узнала насмешника и его голос:

— Ждем, когда они попытаются покинуть город. Будем вне его перехватывать. Сколько попаданий?

— Пять! — отозвался довольный голос.

— Отлично… Значит попытаются в больницу отвезти. В этом городе не рискнут. Ждем. Всем наблюдателям: Вести только Владимира. Не упустите. Последний шанс оправдаться за прошлое.

Когда Ольга, стоя на пороге, спросила, на нее повернулись все без исключения:

— А разве от пяти ранений не умирают?

Ответил насмешник:

— Я два дня назад получил четыре ранения. И вот жив. И его вытащим, если даст согласие. А уж там пусть он сам заморачивается с тем, что начал.

Голос из приемника встроенного в раскрытый на столе дипломат сказал:

— Покинули здание, грузятся в машины.

— Сколько их? — спросил парень

— Десяток, может чуть больше. Оптика паршивая.

Покивав, парень обратился к мужчине стоявшему рядом с Сергеем:

— Ну что, Фидан. Мне известны условия договора. Если он откажется последняя пуля ему — ваша. Идемте в машины.

Сергей взял с собой Ольгу только чтобы сцен не устраивать при этих людях. Погрузившись в микроавтобус, он все равно высказал на ушко Ольге все, что думает о ее глупости и упрямстве. Девушка улыбнулась и ответила, что она его тоже очень любит. Сергей раздраженно покачал головой и отвернулся к Фидану.

— Вы его убьете? — спросил Сергей, будто не знал ответа.

— Обязательно. — Кивнул Фидан и, достав пистолет, проверил его и снова спрятал в кобуру.

Сергей, наблюдая это скорее нервное движение, подумал, что какие бы там договоры не были между Путником и Фиданом, Фидан попытается сначала дострелять раненного Владимира, а уже потом будет извинятся и говорить, что он запамятовал.

Впереди микроавтобуса шло два внедорожника со «специалистами» как их называл путник. И Сергей с изумлением наблюдал, что они вытворяли, пока неслись по улицам полыхающего уже города. Две машины огрызаясь во все стороны огнем, кажется было невозможно остановить. Даже БТР выкатившийся им наперерез ничего не смог сделать. Непонятно как так быстро из первой машины один за другим к бронированной технике понеслись снаряды, и она буквально подпрыгнула на месте своей многотонной массой. Правда, огибать пылающий БТР пришлось по тротуарам.

Сергей и Фидан, не говоря уже об Ольге, с немым изумлением глядели как два внедорожника «чистят» себе путь, почти не снижая скорости. Водитель микроавтобуса тоже из «специалистов» просто молча вел машину, словно какой-то водитель маршрутки. Не отвлекаясь ни на что кроме глупых пассажиров, за которыми он должен был вдобавок присматривать.

На простор ведущей от города трассы вырвались с помпой, взорвав еще один БТР уголовников. Оставляя пылающий город позади, машины шли только путнику ведомым курсом.

Лишь полчаса спустя, Сергей, высунувшись в окошко, увидел преследуемые машины, по которым отчаянно уже стреляли «спецы». Догоняемые скатились на обочины и выскочив из машин, огрызаясь ответным огнем попытались уйти в недалекий лесок. Не удалось. Первая машина преследователей вместе с путником буквально спрыгнула с трассы, чудом не перевернувшись и нагоняя бандитов, кого передавила, а кого загнала под огонь из второй машины.

Когда микроавтобус остановился на обочине стрельбы слышно уже не было. Освещая фарами лежащее на земле тело замер на поле и первый внедорожник. Двери его были открыты, но специалисты не спешили отходить от машины, оглядываясь по сторонам. Путник же наоборот прошел к телу и, встав над ним ногой пытался перевернуть лежащего.

Ольга, Фидан и Сергей поспешили к нему. Человеком у ног путника оказался стонущий Владимир. Недалеко от луча света Сергей заметил и тех, кто пытался нести раненного на себе. Они были мертвы. Действительно «специалисты», думал Сергей, глядя и на других попавших под пули.

— Красавчик, — как-то кровожадно улыбаясь, сказал Путник. — Ну что пора договор заключать. Выбора у тебя не много. Жить, спрашиваю, хочешь?!

Плача и стеная на земле Владимир, кажется даже вопрос не услышал. Зато Сергей, увидев такое глумление над бывшим другом, чувствовал себя глупо и подло. Он не знал, как помочь. Ему даже «спец» подойти не давал, упираясь вытянутыми руками в грудь молодого историка.

А Путник словно издеваясь, присел на корточки и тихо с ублюдской улыбкой повторил вопрос:

— Вова, Вовочка, жить спрашиваю, хочешь?

И тогда Сергей услышал то, что меньше всего думал услышать:

— Нет! — словно пролаял, выкрикнул Владимир и снова скрутился от боли и плача.

Путник встал, как-то разочарованно глядя на Владимира и спросил уже нормальным голосом:

— Подумай. Я в свое время выбрал и не жалею. У тебя будет длинная интересная жизнь.

Второй раз ответить Владимиру не дали. В метрах тридцати от них в луч света вошел какой-то мужчина и не торопясь, словно на прогулке последовал к замершим людям и «специалистам».

Оружие, наведенное многими на него, так и не выстрелило.

— Привет, Путник! — крикнул, подходя, мужчина, не вынимая рук из карманов. На его плече висел, тяжело покачиваясь, автомат, а в карманах, Сергей был готов спорить и пара гранат бы нашлась. Путник сначала малодушно отступил, но потом, опомнившись, двинулся на встречу к незнакомцу.

Подойдя, мужчина поздоровался и с Сергеем и его новым товарищем:

— Здравствуй, Фидан. Привет, Серега… Хулиган, блин.

Первый офицер Владимира смотрел на них с улыбкой, в которой не было ни зла, ни ненависти, но в которой была только сила и, кажется капелька сочувствия.

Немного не доходя до тихо стонущего на земле Владимира, Путник остановился и, посмотрев в глаза первому офицеру, спросил:

— Я хочу знать, с кем имею дело.

Довольно обидно первый офицер презрительно скривил губы и промолчал. Он словно всем своим видом показывал, что вот уж кому-кому, а ему представляться не надо. Но упрямый юноша повторил свой вопрос:

— Я хочу знать, с кем имею дело. И я имею право это знать.

Стоя чуть позади мучающегося на земле Владимира первый офицер сказал:

— Ну что ж. Я родился в одна тысяча восемьсот восемьдесят пятом. Седьмого января. Если вам эта дата что-то говорит. — Сергей не решился сказать вслух, но про себя вспомнил о Морозовской стачке на Никольской мануфактуре. Нашумевшее дело. Первый офицер флегматично оглядел смотрящих на него и с уверенной улыбкой добавил: — Ну, а погиб в одна тысяча девятьсот сорок седьмом, второго января от рук бандитов ворвавшихся в мой дом. Стар я был, чтобы отпор дать. Хоть и всю войну прошел. Специализировался на организации партизанского движения в оккупированных областях. Так же проводил подготовку партизан других стран. Дети и старики привлекают меньше внимания, я прав, Путник?

Молодой человек угрюмо посмотрел на него и сказал, указывая на Владимира:

— Этот человек преступник по местным законам. Вы будете уважать законы территории? — Первый офицер только насмешливо поглядел на путника и тогда тот, презрительно в ответ посмотрев на него, обратился к Фидану: — Вот они ваши стихийные коммунисты. Они не признают ваших законов. Они не признают права территории. И когда вы люди заявляете, что эта планета ваша они в ответ спрашивают только «с чего это вы взяли?». Мы хотя бы уважаем ваше право собственности. Они же заявляют четко, что во вселенной нет ничего личного и быть не может. Их путь просто неприемлем для вас. Вы даже представить не можете такую жизнь, не говоря о том, чтобы сознательно ее принять. И когда Штейн боролся с нами… в общем видите на кого он работал.

— Штейн ни на кого не работал. — Твердо сказал Фидан, не сводя глаз с поверженного Владимира.

— Софистика. — Убежденно заявил Путник. — Работать против нас все равно, что работать на них.

Первый офицер продолжал, улыбаясь рассматривать окружающих его людей словно как странную компанию непонятно зачем собравшуюся поздней ночью в лесу. Видя этот заинтересованный и немного насмешливый взгляд, Сергей спросил:

— Значит, вы нам его не отдадите?

Мужчина посмотрел на Сергея и спросил:

— Что бы вы его убили? Но разве может разумный выдать на смерть разумного? В вашем мире, конечно, я понимаю, но у нас не выйдет. А он сейчас под нашей защитой.

Сергей в последней попытке сказал:

— Он останется жив. Будет осужден, но останется жив.

Покачав головой, первый офицер сказал:

— Нет. Сейчас он в том состоянии, когда спасти его можем или мы или они. — Он указал кивком головы на путника. — Следовательно, отдать его вам значит убить. Ни я не могу пойти на это. Мне никто не позволит такое сделать.

— Так и скажите, что вы специально тянули время. — Сказал Путник.

Улыбаясь, первый офицер спросил того:

— А вы всерьез думаете, что я бы выдал его, даже если бы он не был смертельно ранен?

— Нет, конечно. Я и говорю что закона для вас нет. — Усмехнулся путник: — Значит без второго раунда никак? Вам так и хочется прогнать людей через террор?

Первый офицер ничего не ответил. Или не хотел или не имел права, и это Сергею не понравилось.

— Но зачем? — спросил отчаянно он, выступая вперед. — Зачем нужна это грязь, кровь, боль… Вам оно зачем?

Сочувственно посмотрев на Сергея, стоящий над Владимиром ответил:

— Оно нужно вам, а не нам.

— Но это же глупость! — В сердцах воскликнул Сергей. — Глупость и подлость.

— Нет. — Покачал головой первый офицер. Поглядев на затихшего Владимира он добавил: — Было бы больше времени я бы вам объяснил, зачем нужны все эти исторические стрессы и почему вы без них ни черта не делаете. Но времени нет. Путник нас хорошо знает. Он может вам рассказать. Врать ему смысла нет. Хотя вы сами историк насколько я помню. Поищите в истории ответы на эти вопросы. А нам пора. Надеюсь, возражений объективных нет? Кроме ваших риторических обращений к вашим законам и к вашей морали?

К сожалению даже Путник не смог придумать «объективные» возражения. Он зло смотрел, как первый офицер берет на руки тело Владимира и, повернувшись, уходит в ночь.

Сергей с ненавистью спросил:

— И вы ничего не могли сделать? Это же бред. Вы столько охотились за этим Владимиром и теперь вот так просто отпустили его.

Посмотрев на Сергея, путник спросил:

— А у вас были более дельные предложения? Что-то я их не услышал. Мне с ним не совладать… да и вам, наверное, не хочется всей толпой, как норфолкский полк в пятнадцатом году исчезнуть. Они могут. Для них ваши права даже не повод чтобы плюнуть. Они их просто не признают. Перевезут в какую-нибудь жопу, чтобы не мешались. Во вселенной, по их мнению, есть только одни права незыблемые. Право познания. Никто не вправе ограничивать других в этом. Все остальное мнимость. И любая форма собственности тоже мнимость. Разве ты рождаешься с собственностью? Нет, тебе она достается от кого-то. От рождения ты не имеешь ни на что прав. И, по их мнению, так это и должно быть. Отсутствие собственности и стремления к ней убивает множество пороков в обществе. Таких не одурманишь жадностью. Даже я иногда не понимаю, зачем они вообще существуют. И как до сих пор не вымерли и только все больше распространяются по вселенной. Как паразиты, ей богу. Нигде долго не задерживаются и все дальше и дальше разносят свою заразу.

— А вы? — спросил ожесточенно Фидан. — А вы типа белые и пушистые?

— Нет, — покачал головой Путник, — Но мы даем вам то, что вы желаете. А они дают то, что вы ненавидите. Потому что даже в этом наши пути разные. Мы стимулируем вас жадностью, а они несчастиями. Они не признают собственности, мы признаем ее полностью, включая даже законы территории.

Сергей тоскливо поглядел на звездное небо и спросил:

— А в этой вселенной есть что-нибудь без крайностей? Кто-нибудь действительно разумный в ней есть? Вас и их я разумными, как и нас, с трудом могу назвать.

Путник покивал, не споря, и ответил тоже несколько грустно:

— Есть. Есть разумные, но им действительно на вас плевать. Впрочем, как и на нас, им тоже плевать. Никому-то вы не нужны кроме нас и этих… — он презрительно кивнул в темноту вслед ушедшему с ношей.

— Может, вы тоже на нас плюнете? — вдруг спросила Ольга. — Пожалуйста, плюньте на нас. И не вмешивайтесь в наши дела.

Даже «специалисты» удивленно посмотрели на нее. Путник не ответил. За него ответил Фидан:

— Они не могут. Он же ясно сказал, что они уважают и любят собственность. А наша планета практически их. Им немного осталось. Кто ж такой куш бросит…

Уличные бои длились два дня. В итоге разъяренный ситуацией Богуславский бросил на бандитов полк десанта. Гвардейцы с честью выполнили свою задачу, расстреляв не только бандитов, но и некоторых принятых за них местных жителей. Но разве на такие мелочи кто обратил внимания? В последний день, неудачно подставившись под пулю бандюка, свое первое в жизни ранение получил и Сергей. Но сказать, что он сильно расстроился из-за простреленной ноги, было бы неправдой. Он был рад «выйти из игры». Доверив все десантникам и милиции, он сам доверился Фидану и Ольге.

Ольга отвезла раненного Сергея в гостиницу и вместе с Фиданом помогли тому поднятья в номер. В номере, перебинтовывая ногу «страдальцу» она только шипела на него, чтобы он не стонал. Требовала оставаться мужчиной и не падать в ее глазах. Сергей искренне старался. Получалось не очень. Уже после экзекуции Сергей спросил у нее:

— Тебе доставляет удовольствие возиться со мной?

— Нет. — Ответила девушка. — Просто я реинкарнация матери Терезы.

Видя, как на нее настороженно посмотрели оба мужчины, она выставила перед собой ладошки и сказала:

— Понятно. Шутка не удалась. Компания не та. Простите глупую.

Первым усмехнулся Фидан. За ним со смешком отозвался Сергей:

— Обстоятельства не те, а не компания. После всего этого я готов хоть в реинкарнацию верить, хоть в черта, хоть в еврейско-масонский заговор против человечества.

Фидан улыбнулся и в продолжение темы мучившей их два дня сказал:

— Когда они нам еще были интересны, мы со Штейном все гадали, кто из них победит…

Ольга вскинула брови и спросила удивленно:

— А что они потом вам стали не интересны?

Фидан несколько смутился. Наморщил лоб и ответил, глядя в глаза девушке:

— Ну, разве что чисто академический интерес. А так да, неинтересны…

Сергей тоже удивился такому заявлению и спросил:

— Я тебя правильно понял? Две чужих цивилизации, вольготно устроившиеся у нас на планете ведущие свои дела, тебе не интересны? Да хрен с ним, что дела ведут, но они же над людьми глумятся.

Фидан смутился еще больше и попытался объяснить:

— Ну, тут надо долго рассказывать… но если вкратце… черт, а вкратце то и не получится. Хотя… Вы видели хоть раз денежную интервенцию на графиках котировок Форекса? Скачки такие довольно серьезные. Или, к примеру, как отображается политическое событие на продажах валют? Тоже может быть значительный рывок. НО! — Фидан выделил голосом это слово: — Но! Если рассмотреть все графики с учетом фундаментального анализа, и применительно к другой размерности участку временному, то получается оппа, а тут ведь так и должно было бы быть без всяких кризисов и интервенций. Понимаете о чем я?

— Смутно. — Признался Сергей. — Я понимаю, о чем речь просто для меня это откровение.

Кивнув, Фидан продолжил:

— Еще есть другой момент. Чтобы с валютой не творили, если она свободно конвертируемая — она будет стоить ровно столько сколько стоит. Мысль ясна?

В это раз Сергей уверенно кивнул и Фидан удовлетворенно закончил:

— Так и с нашей жизнью. Вмешивайся не вмешивайся в нее, она будет такой, какая есть, а точнее такой, какой и должна была бы быть. И были бы эти инопланетные вредители или бы мы сами были по себе… все равно появился бы очередной Владимир. В стране все равно произошла бы революция. Все равно прошла бы эта гражданская война. Нам только так кажется, как и тем, что на возникновение напряженности сильно влияет уровень жизни, степень образованности и другие факторы. Нет. Это все наносное. В определенный день и час, население осенит, что давайте-ка мы поживем при диктатуре одного. И поживут. Не важно, какого типа будет диктатура личности, абсолютная монархия или Пиночет, блин. Людей может тюкнуть в голову и другая дурная идея и они ее примут. Просто потому что пришло время. И гражданская война это тоже… просто наступил момент. И конечно мировые войны. Вмешательство этих гавриков из поднебесья, корректирует лишь некоторые моменты. Но уничтожь они Владимира и появился бы другой… более хитрый и живучий. А вот если бы его уничтожить удалось нам… или другим людям… то значит, так оно может и было задумано. Штейн не зря сделал попытку. Он видел возможность. И должен был ей воспользоваться. Он бы себя не простил, что не попытался ничего изменить. А может и не смог бы он ничего сделать. Не смог бы ничего изменить. Сколько покушений было на Гитлера? Сколько пытались уничтожить Наполеона? Всему свое время. Раньше все равно ничего не выйдет. Но у Штейна оставалось очень не много времени в запасе. Он боялся, что не дотянет, не доживет до удачного момента. И не мог не рискнуть. Он ведь считал себя человеком. Настоящим человеком. Который не имел права остаться в стороне. Жалко его. Действительно был гений… — Фидан тоскливо посмотрел в окно. Опомнившись от воспоминаний, он продолжил: — Так вот… и с учетом вот этого… Они, там наверху, перестают быть интересны для нашего дела. Чисто удовлетворить любопытство конечно можно и приятно. Подивится, что они умеют и достигли… Но это все нас еще ждет впереди, если не дать победить одной из этих сил. Не дать нам закапсулироваться на подмененных ценностях или перестать воспринимать ценности вообще, и скатится в анархо-коммунизм или его производные. Но это не борьба с теми наверху. Это наша борьба. С нами самими. Найти свой путь между этими крайностями, наверное, и есть оставаться разумным. И тогда сразу начинаешь понимать тех, о которых путник говорил. Тех действительно разумных. Им братья по разуму точно уже не интересны. Их должно само мироздание в целом интересовать. Полное противоположностей и крайностей. А не ущербные умы хозяев Путника, или эти коммунары… да и мы только начинающие путь и еще не выбравшие его им тоже не интересны. И помогать нам нет резона. Зачем плодить по своему образу и подобию? А вдруг их путь ошибочен? Разумный человек всегда подразумевает что он, как и просто человек, может и ошибиться.

Сергей, переваривая услышанное сказал:

— Я тебя правильно понял, что у нас нет союзников? Из тех?

Фидан покивал и сказал:

— Да. И не может быть. По умолчанию. У них свои цели. Надо помнить. Не может быть вечных друзей и союзников. Могут быть лишь вечные интересы. Они лишь пытаются нам эти интересы подменить и тем самым сделать нас своими союзниками. Но они уйдут, а ценности подмененные останутся на долгий срок. Вот и все. Тоже своеобразный путь, конечно. Но забывать не стоит что, делая нас союзниками, это еще не означает, что они нас считают за равных. А мечта Штейна была именно в этом. Быть на равных. И он очень много помогал инновационным конторам. Для него развитие и просчет развития страны стал, наверное, самоцелью в жизни. А ведь мог обрести долгую, долгую жизнь, работая на одних из них… начни он только работать на кого-нибудь. Но он считал себя вправе говорить от человечества перед ними. Доказывая, каждый день, им доказывая, что человечество хоть и юно, но равно им в потенциале. И что надо считаться с мнением людей. А не пестовать Пастухов и Мясников для человеческого стада. Человечество их и само рожает в изрядном количестве.

Сергей посмотрел на Олю и спросил у нее:

— Это только мне хочется удавить этих братьев по разуму? Или у тебя тоже это желание возникает? Фидан слишком разумный, что бы ненавидеть тех, кто без спроса позволяет себе вмешивать в нашу жизнь. А я лучше буду дикарем, но не позволю им… даже во имя мира во всем мире…

Ольга ответила не сразу.

— Я тоже слишком разумна тогда. У меня нет ненависти к ним. Но я бы с удовольствием над ними поиздевалась в отместку. Стравила бы с друг другом… или еще чего пакостного придумала. Я это умею. Ты уже убедился.

Сергей только головой покачал, вспоминая умение Ольги.

В расчетном зале тихо своим чередом шла работа. Фидан за своим компьютером тихонько ругаясь, проверял цифры и снова и снова запускал программу постройки фигур. За другим недавно установленным компьютером с двумя мониторами обложившись тетрадями Штейна и своими собственными, Сергей, молчаливо, чуть морща лоб, расчленял уравнения словно хирург, удаляющий опухоль. Подставлял значения переменных и упрощал уравнения. Программа по мере написания проверяла. И сама упрощала, если были откровенные возможности. Ничего сложного. Азы высшей математики. Все в этом мире просто. Главное уметь упрощать. И пользоваться соответствующими программами.

— Фидан, мне нужны итоговые по перевороту. — Сказал он не громко и, поднявшись, мужчина вышел из расчетного зала.

Вернувшись через несколько минут и оглядывая идеально чистые доски на стенах Фидан сказал:

— Так непривычно…

Не понимая, о чем ведет речь друг, Сергей протянул руку и Фидан вложил в нее кипу листков с расчетами. Сев на свое место Фидан включил чайник и когда тот вскипел налил им обоим кофе. Принимая из рук друга кружку, Сергей сказал:

— Так, перерыв. У меня уже ум за разум заходит. — Закурив, он поделился с другом: — Слушай, я не могу привыкнуть к этим переменным с числовым значением. Я путаюсь в них. Реально.

Флегматично пожав плечами, Фидан сказал:

— Я тоже. А что делать? Алфавитов на всех не хватит. Штейн пробовал свой алфавит на несколько сотен символов ввести, но сам в итоге запутался и вернулся к исходным.

Покивав, Сергей согласился, что делать нечего, придется работать со стандартными символами, добавляя к ним цифровое значение. Докурив и потушив сигарету в пепельнице, Сергей поднялся, разминая суставы и прошелся по залу.

— Во сколько там новости будут?

— Американцы в шестнадцать ноль ноль статистику выпустят… — отозвался Фидан.

— Да я про обычные новости. — С улыбкой сказал Сергей.

— Ааааа, так это как обычно в семнадцать по-нашему. — Сказал Фидан, для которого понятие «новости» было связано исключительно с данными, влияющими на торги на Форексе.

Сергей посмотрел на хронометр на стене и сказал:

— Закругляемся тогда. Сохраняй результаты. Завтра доделаем. Пойдем хоть поедим нормально.

Они сохранили свои наработки, выключили компьютеры и покинули зал. С некоторым сожалением на прощание Фидан посмотрел на идеально чистые доски висевшие по стенам, но ничего не сказав только тяжело вздохнул. Каждый раз, глядя на них, он вспоминал старика, которого не успел… не успел спасти.

Спустившись в нижнюю кухню и обнаружив сидящую за длинной стойкой — столом Ольгу, Сергей подошел к ней и, поцеловав, спросил:

— Ты когда вернулась?

Улыбаясь любимому, Ольга ответила:

— Час назад. Я не стала к вам заходить, чтобы не отвлекать. Вы все закончили?

Вместо Сергея ответил Фидан, подходя к холодильнику и вытаскивая из него две замороженных «лазаньи».

— Какое там… Серега у тебя очень ленивый. Рабочий день до четырех и хоть потоп.

Он поставил обе порции в микроволновку и сам присел за стойку. Увидев на столе бутылку рижского бальзама, он подтянул ее к себе и немедленно достал две водочные стопки.

— Так бальзам не пьют! — Возмутилась Ольга. — Видишь, я в кофе себе добавляю!

— Ну, вот и попробуем. — Со смешком заявил Фидан, разливая в две стопки бальзам. Протянув одну Сергею, а другую взяв сам он сказал: — За то что бы у Ильи все получилось.

Согласно кивнув, Сергей, не чокаясь, выпил, а недовольная таким обращением с бальзамом Ольга только покачала головой и сказала:

— Как в старом КВН: Тут появятся татарин и русский, принесут еще немного закуски, и покажется действительно мало, рижского бальзама.

Сергей улыбнулся ей и, взяв пульт со стола сделал погромче телевизор над ними. Показывали Богуславского.

— Его вспомнишь он и появится. — Сказал насмешливо Фидан и внимательно посмотрел на экран.

Подняв руку и прося тишины Сергей сделал звук еще громче. Богуславский давал интервью.

— Когда нас обвиняют в диктатуре. — Говорил, не отрываясь, глядя на корреспондента, Илья: — Мы только киваем и говорим: да у нас диктатура закона. Абсолютная. Впервые в истории России у нас вдобавок диктатура конституции. Когда говорят, что мы вводим государственное регулирование цен, мы говорим: да, мы ввели государственное регулирование цен на все что связано с национальными проектами. Мы регулируем цены на жилье, мы регулируем цены на медикаменты, и мы заморозили цены на хлеб.

— А вы не боитесь ответной реакции? Что строить станет не выгодно, что пропадет хлеб с прилавков? Что медикаментов не станет в стране?

Улыбаясь словно глупому ребенку, Богуславский ответил:

— У нас огромный опыт за спиной виде планового хозяйства Советского Союза. Не считайте, что мы идем по их граблям. Мы даем заработать строителям, фармакологам, фермерам. Мы даем им заработать ровно столько, чтобы этот бизнес оставался им интересен. Но не больше. Взамен мы даем государственную защиту предприятиям и их владельцам. В этой жизни все допускают ошибки. Мы страхуем эти предприятия и их хозяев от ошибок. Часто очень часто отменяем в их отношении штрафы за простые человеческие ошибки, не ведущие к серьезным последствиям. Налоговые органы впервые в нашей истории служат не просто для обирания граждан и предприятий, а именно для консультаций и ПОМОЩИ, предприятиям. Мы добились того, что налоговым органам стал выгоден не тупой сбор налогов, а именно сотрудничество с ОПЕКАЕМЫМИ предприятиями. Увеличение производства этими предприятиями и как следствие увеличение налогов напрямую сказывается на заработной плате сотрудников курирующих именно это предприятие. ЛИЧНАЯ ответственность государственного служащего. Хотя мы делаем сейчас все что бы вывести территориальные налоговые органы в частную сферу. Доверить обработку налоговой информации коммерческим предприятиям. Это тоже будет впервые в нашей стране. А бесплатный и конфиденциальный аудит? Мы первая страна в мире, которая наравне с бесплатными адвокатами в суде предоставляет бесплатную юридическую и экономическую помощь предприятиям первого и второго звена. Они платят налоги, и мы как государство обязаны защищать их интересы ЛЮБОЙ ценой. Это огромный стимул для предприятий выходить на новый уровень развития. Когда предприятие выходит на этот уровень его письменно уведомляют, что их интересы теперь являются интересами государства. По их требованию НЕМЕДЛЕННО без проволочек обязаны рассматриваться вопросы связанные с их проблемами. От пожарной безопасности предприятия, до его экологической чистоты и возможности расширения… государство вполне может решать эти задачи, если видит, что предприятие честно выполняет свои договоры с ним. Честно платит заработную плату. Это главное. Честно платит налоги, это второе обязательство. И конечно работает на благо нашей страны. То есть предприятие производит продукцию нужную и безопасную для граждан нашей страны. Три основных договора и государство признает это предприятие своим партнером. И берет под свою опеку, а не просто требует с него.

— Но разве есть в стране предприятия вредящие людям?

Богуславский сдержанно улыбнулся и сказал:

— Никогда партнерами государства не станут виноводочные и табачные заводы. Больше того мы обложили их такими налогами, что делаем максимально невыгодным производство и продажу этих изделий. Это не сухой закон, когда будет расти число производителей контрафакта. Это не стимул для ввоза на нашу территорию изделий из других стран. Это просто наше честное мнение относительно данного вопроса. Вы знаете, что пачка сигарет в Европе стоит пять евро? Вы думаете это оттого, что там производить дороже? Нет тут другие причины. И мы, тоже следуя этим причинам, довели стоимость сигарет в переводе на европейскую валюту до семи евро за пачку. И честно три евро из этой стоимости уходит только в медицину. Вы знаете, как раньше относились в наркологии к курильщикам? Не мешайте, у нас есть важнее задачи. Теперь нет. Вылечить курильщика стало выгодно для медицинского учреждения. А обязательные контрольные тесты крови каждый месяц в течение года после процедур излечения гарантируют, что медики получают свои деньги не зря. И человек сдающий кровь не подставная личность. Один мой друг… Не хотелось бы упоминать его имя, сказал великие слова: Я жизнь готов отдать ради своей нации. Я же готов отдать ради своей страны не только жизнь. И если чтобы люди в ней стали здоровее я должен стать драконом, я им стану. Я сделаю так, что бы убивать себя этой отравой стало невыгодно. Я уже сделал так, что имена тех, кто наживаются на убийстве людей крепким алкоголем и никотином известны все стране.

— А сами вы не курите? Не пьете? — Поинтересовался ехидно корреспондент.

— Алкоголь очень редко и то только наши вина краснодарские. Они еще не поднялись на уровень европейских, но, вы знаете, огромные успехи. А насчет курить… Я лично на себе опробовал методики профессиональные для курильщиков. Теперь закурить не смогу даже если захочу. Эта жертва нужна. Надо было самому пройти то, на что я уговариваю наших граждан.

Фидан от услышанного немедленно налил еще себе и Сергею по стопка бальзам.

— Ээээ, ну это перебор. — Сказал он, но ему никто не ответил, слушая внимательно телевизор.

А корреспондент, на экране неуютно помявшись, задал один из каверзных вопросов:

— Вы знаете, как относятся за рубежом к новообразованным трудовым армиям? Никто не скрывает, что они напоминают трудовые армии Гитлера тридцать четвертого года…

Илья совершенно серьезно покивал и сказал:

— Конечно, знаю. Было бы удивительно, если бы не знал. Больше того я не скрываю, что эту идею позаимствовал. Давайте будем честны. И с собой и с другими. Идея себя оправдала. Уже оправдала. Не смотря на то, что это в какой-то мере стимулирует инфляционные процессы. Как и Гитлер в тридцать четвертом, так и мы используем трудовые армии в большинстве своем на строительстве. Дороги. ОТЛИЧНЫЕ дороги взамен тех, что были раньше, строятся сейчас не только в центральной части России, но и на дальнем востоке, где нам очень помогают частные инвесторы и в Сибири… Доступное жилье. Сколько было сказано слов, но сейчас вы видите дело. Мы ликвидируем безработицу и проблему с незаконной эмиграцией гигантскими шагами. Хочешь жить в нашей стране — добро пожаловать. Вот тебе контракт на пять лет в трудовой армии. Или на четыре года в войсках. И ты гражданин. НО! Этот срок нам гарантирует, что человек к его исходу будет знать русский язык, и он ему будет ближе для общения. Этот срок гарантирует, что человек столько сил отдавший нашей стране будет ее любить. Это не я сказал. Это другой мудрый человек сказал, что страна как женщина. Тягаешь с нее, беззастенчиво и относишься к ней как к непойми чему. Но если вкладываешь в нее, то и любишь вопреки разуму. Этот иногда пугающий срок дает любому не гражданину право получить в нашей стране социальное жилье, а не ютится по подвалам и непонятно где. Работая на стройках жилья, он понимает, что строит, наверное, один из домов, где ему предстоит жить.

— А национальный вопрос. Все чаще и чаще вам вспоминают, что вы не считаетесь с национальностями вообще. Мол, для вас только русский что-то значит.

Диктатор положил руку на стол и не торопливо ответил:

— Большевики совершили чудовищную ошибку. Они разделили и стимулировали дальнейшее разделение наций. Из русскоподданных все превратились в татар, русских, калмыков, таджиков… Это была ошибка. И мы ее исправляем. Нам все равно, какой крови человек. Он россиянин, если работает на благо нашей страны. Он россиянин, если он патриот нашей державы. Он россиянин если готов отдать за Россию жизнь.

Корреспондент покивал и спросил:

— А что касается природных ресурсов… то чего опасаются многие. Будет ли национализация их?

— А зачем? — удивился Богуславский. — Вы всерьез считаете, что от этого будет хорошо? Нет. Вы ошибаетесь, и ошибаются те, кто так этого ждет. Зачем национализировать, когда проще обложить таким недетским налогом… Но я вам хочу заметить, что предприятия добывающего комплекса твердо занимают позиции в первом звене. Мы будем их защищать как уже, и говорил любой ценой. Но и драть с них по полной. Частный бизнес в этой области нельзя останавливать. Его нужно держать на пределе. Чтобы они понимали, что могут зарабатывать, но что никто не позволит им зарабатывать мегабарыши. Это ведь огромная разница добывающий комплекс и производственный. Если в производственном мы сами готовы вкладываться, то вот уж разработку, добычу пусть самостоятельно делают. Мы им мешать не будем и больше того будем рады увеличению добычи. Но как я уже сказал, с добычи из недр этой страны будут деньги получать ее граждане, все без исключения, а не единицы, дорвавшиеся до источников.

— Это понятно. Ваша программа увеличения пенсий в несколько раз порадовала всех без исключения. Но даже мне кажется этот шаг популистским.

— Это не так. — Жестко заявил Богуславский, выдержал паузу и стал очень жестко говорить: — Всю историю нашего государства к старикам относились как к отработанному материалу. На свалку! И рады были, как быстро наши старики подыхают. Большевики опять же задавали последние девяносто лет тон. До тридцать четвертого года они вообще пенсий не платили, а потом платили только тем, кто отработал на трудоемких предприятиях. Я поступил по-другому. Если чтобы наши старики и дети жили хорошо, надо работать для этого всей страной мы будем это делать. Я буду делать. Вы будете делать. Другие… даже если не захотят. Вы знаете наши наказания… Мы многое можем простить. Но плевок в лицо никогда. А гадить на стариков это именно плевок в лицо. Унижение тех, кто строил эту страну, кто отдал ей все силы и самого себя.

— Текущее увеличение налогов было очень непопулярным шагом… — заметил корреспондент.

— А пусть попробуют не платить. Государство как защищает тех, кто для него работает, так и наказывает тех, кто плюет на народ, которое это государство обязано защищать. Нам еще очень далеко до того, чтобы объединить государство как аппарат с народом. Но я жизнь для этого готов отдать… И я сделаю что наметил. Уже сейчас не у многих поворачивается назвать вооруженных местных милиционеров и городскую полицию — ментами. Это другие люди. Другой менталитет. Которые научились ХОЛОДНО и БЕСПРИСТРАСТНО выполнять свою работу. С которыми невозможно договорится. Знаете, как с овчаркой ищущей наркотики не договориться, так и с ними. И идут туда только те, с кем не получится некрасивых ситуаций. Молодые парни — фанатики порядка и закона. Которые своего сгрызут, узнай, что он позорит форму и честь. Сгрызут и никто не узнает об этом позорище. Идут те, кто согласен быть овчаркой и защищать людей…

— Все общество сейчас пронизано нервозностью. — Сказал корреспондент первого канала и немного подумав добавил: — Ваш тезис — Враги вокруг, несколько накалил общество.

— Не выдумывайте за меня. Не выдумывайте за народ. — Перебил Богуславский. — Не раз и не два я подчеркивал, мы не большевики мы не ищем врагов среди инакомыслящих. Враг это тот, кто ворует у государства. Стараясь делать его нищим, и не давать ему возможность заботится о гражданах. Враг это тот, кто ворует у граждан! Потому что уже сама возможность воровства подрывает веру в защищенность гражданина. И полиция рвет таких и будет рвать, ибо это плевок им в лицо. Лютый враг это лжец. Подлец, знающий что его ложь нанесет кому-то вред. Корреспондент что вместо честной информации выдал ложь обрекает не себя, а всю свою компанию на банкротство. Мы взяли и успешно применяем принцип «что б неповадно было».

— Именно поэтому ужесточены законы к средствам массовой информации? — спросил корреспондент.

— А что цензуру ввести, как была при псевдодемократах или большевиках? Хотите? Да легко, хоть завтра. Наша новая Конституция позволяет ввод цензуры. — Насмешливо сказал Богуславский. — Мы не трогаем свободу слова, пока она выражает Истину, а не субъективную «правду». Как только обозреватели начнут выражать кроме истины и свое мнение, таким сразу зададут логичный вопрос — а вас кто-то спрашивал, вашего мнения? Есть ток-шоу, идите там балабольте. Вы говорите, что в России сейчас жестокая диктатура? И я с вами соглашаюсь. Как бы это неприятно не звучало. У нас не самые гуманные законы в Европе, но они впервые выполняются от и до. Да у нас Диктатура Абсолютного Закона. Мы учим и продолжим учить людей жить законом. Думать им. Дышать им. Верить в него. Если раньше чтобы сменить уголовный кодекс люди десятилетиями не решались, то сейчас это сделано за год мозговым штурмом лучших юристов страны. Мы это сделали. Это объективный УК, а не тот бред, что существовал до этого. И референдум поддержал его. Люди согласились, не мы навязали. Теперь мы учим жить по нему всех, даже несогласных. Никто, и конечно я не могу нарушить новую Конституцию и Кодексы. Мы впервые в истории страны стали конституционным государством. Да, наша конституция не нравится многим и очень многим за границей. А так всегда. Ну что сказать, если у нас в конституции прописана защита граждан всеми средствами даже за рубежом. А недовольные внутри…Закон, вообще, мало кто любит. У него нет такой задачи, чтобы его любили все. Зато все обязаны его выполнять. И текущая конституция не позволит даже попытки придти к власти уроду способному посягнуть на оговоренные права граждан. Да и наша текущая новая двухпартийная система не даст этого сделать. Есть демократы, есть социалисты, остальные пусть как хотят, вливаются в их ряды, образуют внутри них свои блоки и так далее, обывателя это касаться не должно. Он должен видеть только прозрачную политику и действия. Обыватель должен иметь возможность легко и без проволочек, собрав нужное количество подписей граждан своего региона отозвать своего представителя в парламенте. Не ждать и терпеть, а захотел, или накосячил депутат, и если таких недовольных большинство в округе, собрал подписи и отозвал. Все должности в стране снова стали выборными. Это прямой возврат к демократии. А то, что высшее должностное лицо носит название не президент, а диктатор… облеченной полной властью и способный поставить вето на любой закон парламента и имеющий право прямого приказа. Ну, что тут сказать. Да хоть Ванькой назовите, только пусть свою работу выполняет…

Сергей раздраженно выключил телевизор. Объясняя другу и подруге свои действия, он угрюмо сказал:

— Не могу это слушать.

Ольга улыбнулась ему, а Фидан почти смеясь, подняв свою стопку, повторил тост:

— Что бы у Ильи все получилось.

Они выпили, и Сергей, словно разозленный чем-то достал резковато из кармана телефон и, набрав номер, стал ждать ответа. Через некоторое время, глядя куда-то в стол, он сказал:

— Привет, Илья. Смотрел интервью только что с тобой. Да. Иногда я думаю, что лучше бы я ту книгу не писал… Ты в ней не таким пафосным и правильным описан. Да, нет… нет, завтра с Ольгой в Москву вылетаем. Оттуда уже к тебе в Екатеринбург. Расчеты готовы по основной. По второй задаче пока не можем… ну, у тебя целый институт есть развития. Так что ничего страшного. — Поглядев почему-то на Ольгу, Сергей сказал в трубку: — Илья, ты чего? Даже не предлагай. Я не смогу… нет, это работа не для меня. Я тихий спокойный человек. Я люблю историю. И людей я тоже люблю. Ну, как это некого? Найди людей. В общем, прилетим с Ольгой, поговорим тогда.

Положив трубку, он пожаловался друзьям:

— Он так всегда. Когда на него хочешь наехать, он что-нибудь такое скажет что потом уже не до претензий. Сейчас он хочет, чтобы я из советников в его полномочные представители перебрался.

И Ольга и Фидан с деланным сочувствием покивали и потом не сдержавшись рассмеялись. Поднявшись, Сергей сказал:

— Да ну вас…

Он довольно быстро вышел с кухни и вообще из дома и, сев на скамейку у входа, задумался о своем, глядя на искрящийся в беспощадном свете солнца снег. Он не сразу заметил подошедшего незнакомца. Ворота были закрыты и Сергей, вздрогнул от голоса раздавшегося так близко:

— Доброго дня, Сергей.

Поднявшись со скамейки, и разглядывая несколько пугающее «лицо» гостя, Сергей кивнул.

— Здравствуйте, — повторил гость, и историк снова кивнул, ничего не отвечая. Гость насмешливо спросил: — Вы еще не передумали? Мы все еще мешаем вам жить?

Сергей ничего не ответил. Тогда гость прошелся перед ним и под его тяжелыми с толстой подошвой ботинками захрустел снег. Как же он мог так неслышно подкрасться, думал про себя Сергей. Гость остановился, глядя на занесенную снегом «ниву» и на стоящий рядом новенький японский внедорожник Фидана.

— Штейн нас не любил. Даже зная, что именно мы его в конце защищали, он нас, наверное, ненавидел. Как и тех. Вы так же?

Подумав немного, Сергей честно признался:

— Я не ненавижу вас. Но и любить не смогу. Даже зная, что именно вы защищаете сейчас меня, мою Ольгу, Фидана… Но уважать вас буду.

— А, разобравшись с теми, вы возьметесь за нас?

Гость не смотрел на Сергея, словно не хотел знать ответ или и так его знал.

— Ну и хорошо. Наши контакты у вас есть. Мы никогда не чураемся союзников, с которыми нам даже временно по пути. Будет задача, которая нас может привлечь, обращайтесь. Как обычно поможем, чем сможем.

Сергей кивнул уходящему к воротам гостю. Незнакомец открыл ворота, сигнализация не сработала, словно оцепенев, и уже почти выходя, гость повернулся и сказал:

— Да кстати, передайте Илье, что Владимир заново начал. Пока он отходил, те другие времени не теряли. Вы развели столько недовольных, что грех было этим не воспользоваться. В головах уже меркнет беспредел Владимира, остается только его образ борца с Системой. Это страшно. Пусть Илья подумает, что грядущую Историю не переписать в одиночку. Мы предлагаем помощь. В рамках разумного, конечно…

Вернувшись в дом к Ольге и Фидану, что теперь разливали по кофейным кружкам бальзам, Сергей ничего им не сказал. А зачем? Зачем им говорить, что война не окончена. И что за страну еще придется побороться. Сами узнают, придет время. Надо беречь нервы близких тебе людей. Всегда и везде.

Эпилог ко второй части первой книги.

Осторожно ступая и превозмогая слабость, Владимир поднялся на смотровую площадку. Идущий рядом первый офицер был готов в любой момент подхватить, но падать Владимир права не имел. И не только падать. Застарелая боль в груди была настолько нестерпимой, что только до скрипа сжатые зубы помогали ему не хвататься за поджившую грудь.

Подойдя к краю площадки огороженной хлипкими деревянными перилами, Владимир вгляделся в людей стоящих под ним. «Коробки» выстроенные на дне неглубокого карьера молча и напряженно всматривались в человека стоящего над ними. Фигурка стоявшая на фоне голубеющего рассветного неба вдруг вскинула руку к небу и крикнула:

— Хайль!

И задрожал воздух от рвущегося к небесам отклика. Симпатичные молодые люди, парни и девушки, казалось своим ответным истеричным выкриком, разрушали даже не небо, а саму ткань мироздания, воскрешая давно сгинувшее и уничтоженное зло. Они верили тому, кому принесли присягу. Они были готовы выполнить любой его приказ. Куда бы не повел Он их. Он был один из них, Он был Лучшим из них. Он по праву был Вождем. Только Он, еще молодой и верящий в свою нацию мог вернуть ей величие и власть над своей страной. ОН не щадящий ни себя ни других. ОН, избранный из всех вокруг самим Небом. Таким безжалостным и беспощадным Небом.