Пастушка Анка

Владимир Назор Пастушка Анка

Звали её Анка, и было ей шесть лет. Но до того была она маленькая, что впору ей четыре дать, а уж бледна, как воск, и щупленькая, как цыплёнок. Платьишко на ней вечно драное, локти голые, ноги босые.

Бедная сирота, не знала Анка ни отца, ни матери. Родители её умерли, когда она ещё в пелёнках была. И пошла сирота пасти гусей к грозному властителю Враньи князю Бодо. А в гусиной стае был вожак, гусь Гоготун, его Анка очень боялась, потому что он был сильный и злой и совсем не слушался маленькой пастушки.

Враньский дворец стоял на вершине высокой скалы в мрачном и диком ущелье. Подножие утёса с двух сторон омывалось рукавами горного потока. Летом оба они пересыхали, но осенью после дождей и ливней неудержимо прибывала мутная вода и с рёвом низвергалась вниз, громыхая камнями и увлекая за собой целые деревья. Тогда скала превращалась в неприступный остров и пробраться на него можно было только по мосту.

Анка каждое утро водила гусей на ближний луг, отделённый ручьём от лесистой горной гряды, кишащей зверьём.

Первым, высоко закинув голову и шипя на каждого встречного, шествовал гусак Гоготун. Следом за вожаком, переваливаясь, ковыляли гусыни. За ними с прутом в руке едва поспевала пастушка Анка, подскакивая на острых камнях, которые больно кололи её босые ноги.

— Га-га-га! — очутившись на поле, приветственно возглашали гусыни. А гусак Гоготун сейчас же бултыхался в ручей и начинал шнырять по мелководью в поисках чего-нибудь съедобного.

Анка садилась на камень и рассматривала горные поляны и луга. В лесах по горам охотился властитель Враньи князь Бодо. И то собачий лай, то переливы охотничьего рога, а то и крик охотников долетали с гор до слуха Анки.

В полдень из соседнего села доносился звон колоколов, и тогда охотники возвращались во дворец. И всякий раз приносили убитого медведя, кабана или связку лисиц. А случалось, и волки становились добычей князя Бодо. С полдневным звоном колокола охотники, усталые и голодные, по обыкновению торопились назад во дворец к богато и пышно накрытым столам. По их примеру и пастушка Анка вынимала из котомки хлеб и головку сыра. И ела, сидя на камне и не спуская глаз с гусей.

Солнце здесь всегда садилось рано, прячась за дальней горой. Тогда и Анка, насилу выгнав непослушного Гоготуна из ручья, возвращалась домой. Гуси отправлялись в свой сарай. А пастушка, закусив ещё раз коркой хлеба, шла за ними спать на охапке прелого сена.

Так и жила бесприютная сирота. Никто о ней не заботился: что толку, мол, от этой жалкой дурочки.

Один-единственный раз удостоил князь Бодо своим вниманием ничтожное это создание. Но, онемев от страха при виде господина, бедняжка не могла вымолвить в ответ ни слова.

— Ну и пропадай, коли так! — бросил раздосадованный князь. — Заморыш несчастный!

Шёл конец лета. После ночного ливня вздулись враньские потоки. Пастушка Анка прилегла под кустом и не сводила глаз с гусей, весело плескавшихся в ручье. Куст скрывал её от посторонних взоров и защищал от солнечных лучей. Он был её любимым домом, и только здесь она и чувствовала себя в безопасности. Не достать её тут было стражникам князя Бодо, дразнившим её Гоготуновой сестрой. Не погнать на непосильную работу, не наградить тумаком, как там наверху, во дворце. Девочка отдыхала, невидимая в тени ветвей, наблюдая из-под них за всем, что делалось вокруг.

Вдруг послышались окрики и звяканье цепей. Это стражники угоняли в темницу провинившихся княжеских подданных.

Потом появилась княгиня — она шла на прогулку с маленьким мальчиком. Ему было лет девять, и не было сомнений, что это молодой князь Ульрик. Щёки у него румяные, глаза и волосы чёрные, а сам он стройнее ели. При нём была собака, в руках он нёс лук. Решил, наверное, кого-нибудь подстрелить. Придёт время, и он тоже станет отличным охотником. Княгиня с Ульриком скрылись в роще. Оттуда до пастушки доносились пение и боевые кличи маленького князя.

Солнце уже клонилось к западу, когда раздались оглушительный лай собак и крики охотников. Охотники за кем-то бежали через рощу к ручью.

И только было Анка собралась выбраться из своего укрытия и выгнать гусей из воды, как кто-то подскочил к её кусту. Это была раненая олениха. Охотники её преследовали. Олениха замерла перед Анкой и смотрела на неё своими огромными глазами. Она как будто бы молила девочку о защите и помощи. Анка ласково её погладила, вылезла из-под густых ветвей и спрятала в своём укрытии.

На другой стороне ручья столпились охотники с князем Бодо и множество собак. Князь Бодо негодовал на вздувшуюся воду, Не дававшую ему возможности перейти на другой берег.

— Эй ты, пастушка, куда побежала олениха?

Анка не хотела лгать, но жалко ей было олениху. И она ничего не ответила.

Разгневался князь Бодо:

— Слышишь ли ты, ободранка! Куда девалась олениха?

Анка молчала.

Князь покраснел от злости, словно рак.

— Был бы я рядом, я бы тебе рёбра пересчитал. Ответишь ты или нет, Гоготунова сестрица?

Но Анка ни слова в ответ. Вскипел князь Бодо. Поднял камень и швырнул им в девочку. И угодил ей в голое колено. Камень разодрал кожу, потекла кровь.

Тут где-то в стороне залаяли собаки.

— Должно быть, там олениха! — крикнул кто-то, и все охотники бросились вниз по ручью.

Охотники ошиблись. Олениха по-прежнему скрывалась под Анкиным кустом и дрожала, съёжившись от страха. А девочка, позабыв про собственное колено, прихрамывая, приковыляла к ручью, зачерпнула пригоршню воды и понесла к кусту. Она напоила олениху и промыла ей раны. Олениха не шелохнулась и только всё смотрела на Анку своими огромными добрыми глазами.

— Я полечу тебя, лежи тут, я тебя полечу, — шептала пастушка.

Но олениха, передохнув и дождавшись, когда собачий лай замер вдали, вскочила, выбралась из своего укрытия, перемахнула через луг и скрылась в роще.

— Га-га-га-га-га, в лес удрала. Ге-ге-ге-ге-ге, не найти её нигде! — насмехался над Анкой гусак Гоготун.

Пастушка его прекрасно поняла, но ничуть не обиделась. Она села у ручья и стала промывать свою рану. А гусак зашипел:

— Го-го-го-го, что с коленом у неё?

Пастушка ему:

— Выходи из воды, пойдём домой! А гусак:

— Гу-гу-гу-гу, зададут тебе вверху! Оставайся тут в лесу!

Побледнела Анка. Посмотрела вверх на дворец: князь со своими стражниками уже вернулся домой. Посмотрела на горы: там в лесу медведи и волки. Во дворце ждут её побои и ругань, в горах — страх, голод и холод.

Подумала сирота, что всё же во дворце ей будет лучше. И снова окрикнула Гоготуна, чтобы он поторапливался, пора возвращаться во Вранью. А гусак переплыл на ту сторону ручья и прогоготал ей оттуда:

— Гы-гы-гы-гы, лучше в горы уходи!

Напрасно звала и приманивала Анка злого гусака — от куста к кусту он уходил от неё всё дальше. Анка знала брод через ручей. Она переправилась на тот берег и, прихрамывая, побежала за гусаком. Он в лес — пастушка за ним. Вначале за редкими деревьями она его не теряла из виду и наверняка бы догнала, если бы не так болела рассечённая камнем нога. Но вот Гоготун куда-то исчез — не видно его и не слышно. А девочка всё бежала и звала. Раз за деревьями мелькнуло что-то белое, и пастушка бросилась туда. Но это был не гусь, а белые цветы. Замолк вдали рокот ручья. Смеркалось. Нигде ни дороги, ни тропки. Что делать, куда идти? Колено болело всё сильнее. Обессилевшая, Анка опустилась на поваленное дерево.

Солнце зашло. В безмолвном лесу сгущались сумерки. Могучие дубы застыли немыми великанами, под ними горбатыми карликами в засаде притаились кусты, вот-вот накинутся на высмотренную жертву. Темнота и безмолвие леса наводили на девочку страх. Она не шевелилась, боясь малейшим шумом выдать себя какому-нибудь дикому зверю. Она не смела даже плакать. Слёзы текли у неё по щекам, но девочка стискивала зубы, чтобы никто не слышал рыданий.

Вдруг что-то в кустах рядом с ней зашевелилось. «Волк или медведь», — подумала несчастная, и сердце её затрепетало от страха. Она не двинулась и только крепко зажмурилась, чтобы не видеть хищника, который её растерзает.

Так прошло несколько секунд, и вдруг Анка почувствовала, что кто-то лижет её руку. Она открыла глаза и увидела перед собой олениху, которую она недавно спасла от верной гибели. Раны её ещё не зажили.

Как обрадовалась Анка! Она припала к оленихе и, уже не боясь своих слёз, запричитала и заплакала:

— Олениха, моя милая! Пожалей меня, несчастную! У тебя есть твой лес и логово. У тебя быстрые ноги и зоркий глаз. У тебя, должно быть, есть олень и маленький оленёнок, а я одна, без дома, без матери, без сестёр и без братьев. Видишь, какая я слабая. Пожалей меня, покажи мне дорогу во Вранью! Пусть лучше уж меня князь Бодо до смерти прибьёт, чем в лесу растерзают волки.

Олениха смотрела на Анку так, словно всё понимала от слова до слова. Она подставила девочке спину и, призывая нежным голосом, как бы приглашала её сесть на неё верхом.

Послушалась пастушка. Взобралась на олениху, обхватила руками её шею. И помчалась олениха стрелой. Она проскальзывала между деревьями, кустами, проносилась по камням. К удивленью своему, девочка поняла, что олениха уносит её в горы прочь от Враньи.

— Куда ты несёшь меня? Куда, отзовись! — шёпотом спрашивала она, а олениха тихо отвечала:

— Не бойся, пастушка! Крепче держись!

Они уже были далеко в горах. Внезапно олениха замерла на скаку, метнулась в кусты и стала нюхать воздух. Анка снова задрожала от страха.

В небо из-за вершины горы выплывала луна. Вдруг откуда-то издалека до них донеслось глухое завывание. «Волки!»— ужаснулась Анка, решив про себя, что теперь уж оленихе не спасти её от страшной смерти. Вой приближался. Но олениха, неслышно ступая, обогнула каменистую плешь и понеслась другим путём. Завывание волков замерло вдали, и быстроногая олениха припустилась ещё быстрее.

Луна взобралась высоко, под самый купол неба, когда они очутились на небольшой укромной луговине, со всех сторон защищенной от непрошеных гостей зарослями терновника, боярышника и ежевики. Олениха углубилась в чащу и здесь ссадила Анку на ложе из сухих листьев, а потом улеглась и сама.

Краешком глаза заглянув со своей высоты в то потаённое логово, луна ужасно удивилась, увидев маленькую бледную девочку, заснувшую с оленихой в обнимку в её горном доме.

Взошло солнце. Один его тоненький лучик наткнулся на терновый куст у оленьего логова и, проворно скользнув сквозь листву, тронул веки спящей девочки.

Анка проснулась.

— Где же это я? И что со мною? — проговорила девочка, протирая глаза и думая, что всё это ей снится.

Тут заныла её раненая нога. Девочка взглянула на своё рассечённое колено и тотчас же вспомнила и князя Бодо, и гусака Гоготуна, и бегство на оленихе верхом, и преследование волков.

— Одна я, одинёшенька брошена в этом лесу, — ещё пуще испугалась Анка. — Олениха покинула меня. Что теперь со мной будет?

Сквозь листву орешника ей видны были дальние горы, голубое небо и зелёные деревья. Всё искрилось под солнцем и сверкало. Лес благоухал утренней свежестью. Где-то журчала вода.

Девочка почувствовала голод. Вокруг было много ежевики, ягоды на ней были чёрные и спелые. Она встала с лиственного ложа. Крадучись, чтобы её не заметил какой-нибудь хищник, пробралась она к ежевике и стала обрывать её и есть. И кизил усеян был красными ягодами. Анка набрала его побольше, да ещё и припрятала в ямку про запас.

Большой чёрный дрозд прилетел на ближний можжевельник и запел:.

Девочка слушала пение дрозда и, странное дело, понимала всё от слова до слова. Это было просто поразительно!

— Эй, дрозд! Почему это птицы в этом лесу поют человеческим голосом? — крикнула она, а дрозд, перепуганный насмерть, вспорхнул и полетел, истошно вопя:

— Человек в оленьем логове! Человек в оленьем логове!

— Человек! Человек! — с каждого дерева заголосили маленькие славки.

— Человек! Человек! — проскрежетал сокол, круживший над рощей.

Дрозд летел дальше в лес и кричал во всё горло:

— Человек в оленьем логове! Человек в оленьем логове!

Теперь про это знала вся роща. Ужас охватил пастушку.

И она побыстрее забралась обратно в логово под куст.

Ветви зашуршали, и перед Анкой предстала олениха.

— Зачем ты, девочка, вышла из логова? Зачем показалась дрозду?

— Скажи, разве в этом лесу звери и птицы говорят человечьим языком? — проговорила Анка в ответ.

— Нет, мы говорим по-звериному, но кто однажды переночует в оленьем логове, понимает язык всех лесных обитателей. Как глупо ты сделала, что показалась дрозду.

— Спаси меня! Бежим обратно во Вранью! — чуть не плача, бросилась к оленихе пастушка.

— Теперь уже поздно. Большие и маленькие звери окружили наше логово, — сказала олениха.

И правда, в кустах вокруг логова завывали волки, урчали медведи, мяукали рыси.

Пастушка решила, что пришёл ей конец, и слёзы так и полились у неё из глаз.

Тут величавое животное явилось в логово. Ноги у него были стройные и сильные, шея длинная, гордо изогнутая и опушённая поверху короткой гривой, голову венчали мощные кустистые рога. Это был олень.

— Муж мой, Витой Рог, — сказала ему олениха, — выручи эту сироту. Она спасла меня от собак и кинжала князя Бодо. Она ночевала сегодня в нашем логове. И оказалась смирной и ласковой, как оленёнок.

Олень Витой Рог оглядел несчастную и промолвил:

— Я знаю её. Это пастушка Анка. Не бойся, вставай, и пойдём!

— Не води меня к зверям! — заплакала пастушка. — Послушай, как скулят волки и урчат медведи! Они растерзают меня.

— Вставай и повинуйся! — строго приказал олень и передним копытом ударил в землю.

Пастушка поднялась и, трепеща, пошла за ним. Олениха шла рядом с ней, и это единственное, что несколько утешало и приободряло бедняжку.

Они пробирались сквозь тёрн и боярышник и вышли на поляну, окружённую дубами.

На поляне в тени под дубами собралось видимо-невидимо зверья.

Особняком от всех расположился огромный тёмно-бурый медведь, дородный и неуклюжий. Это медведь Ворчун — лесной староста. Жители гор избрали его главой зверей, потому что он старый и мудрый. Медведь разбирал их ссоры, учил, как уберечься от собак и охотников.

Порядки и в лесу нужны; дикие звери — и те не хотят забывать старые обычаи и нравы. Медведь Ворчун был хранителем древних законов и устоев враньского леса. Каждый боялся когтей его лап. Едва узнав от дрозда, что в оленьем логове человек, Ворчун дал знак зверью спешить на сходку для суда и совета. Сейчас они решат, что делать с человеческим детёнышем.

Подле Ворчуна примостилась Тётушка-лисица, известная своей хитростью, первая докладчица и поверенная лесного старосты. Нос у Тётушки чуткий, глаз острый, хвост пушистый.

Пришёл на совет и кабан, свирепый и страшный, весь поросший чёрной щетиной. У него крепкое рыло и могучие клыки. Зовут его Хрипун.

Несколько поодаль на камнях залегла целая стая поджарых зверей с белым оскалом острых зубов. Это волки. Их вожак именуется Козодёр.

На сухом суку высокого дуба уселся полосатый зверь с жёлтым хвостом. Это рысь Капризуля.

Зайцы притулились под кустами, ветви деревьев облепило множество птиц, любопытствующих посмотреть, что будет дальше.

Немного времени прошло, когда олень Витой Рог явился на это звериное сборище, ведя за собой перепуганную девочку.

— Вот я её сейчас загрызу! — взвыл волк Козодёр.

— Вот я ей выцарапаю глаза! — промяукала рысь Капризуля.

— Вот я её сейчас клыками распорю! — прохрюкал кабан Хрипун.

— Не потерпим в лесу человека! Не потерпим в лесу человека! — завизжали трусливые зайцы, заверещали птицы.

— Тише, тише, тише, — проворчал староста Ворчун, и все утихли. — Пусть скажет слово олень Витой Рог!

Олень Витой Рог заслонил собой девочку и, гордо выпрямившись, произнёс:

— Клянусь нашим лесным законом и всеми десятью отростками моих рогов, плохо придётся тому, кто посмеет тронуть этого человеческого ягнёнка! Она спасла жизнь моей подруге. Если бы не человеческий ягнёнок, охотники убили бы мою олениху и собаки растерзали бы её в клочья. Кто запретит мне после этого укрывать и кормить человеческого ягнёнка? Наш враг, князь Бодо, убил моего оленёнка. Разреши мне, староста Ворчун, держать человеческого ягнёнка при себе вместо моего оленёнка!

— Нет! Нет! Нет! — закричали звери. — Это человеческое отродье вырастет и погубит всех нас. Оно нас выдаст охотникам.

Олень Витой Рог возразил:

— Посмотрите на это хрупкое создание. У него рассечено колено. Его подбил князь Бодо за то, что человеческий ягнёнок спас мою олениху.

— Бедный человеческий ягнёнок, бедный человеческий ягнёнок! — загалдели птицы на деревьях.

— Пожалей его! Пожалей его! — заверещали зайцы под кустами.

— Съесть его! Съесть его! — взвыли волки.

Староста Ворчун на то сказал:

— Вот уже пять дней, как терновый шип вошёл мне в пятку и я едва хожу. Эй, человеческий ягнёнок, подойди ко мне поближе, чтобы я тебя мог рассмотреть.

Анка почувствовала себя несколько уверенней с тех пор, как зайцы и птицы встали на её сторону, да и Ворчун смотрел теперь добрее. Девочка приблизилась к медведю и сказала:

— Покажи мне, староста, твою больную лапу.

Ворчун протянул ей свою лапу. Анка присела, положила её к себе на колени и быстро и ловко выдернула из неё большой терновый шип. Искусство и доброта человеческого ягнёнка сразу покорили всех зверей. Только волки всё ещё скулили:

— Съесть его! Съесть!

Ворчун повернулся к Тётушке-лисице и проговорил:

— А ты, многомудрая Тётушка, что думаешь ты по этому поводу?

Тётушка ему и говорит:

— Эту бедняжку я знаю давно. Она такая слабая и болезненная, что никакого зла не может нам причинить. Много раз я видела, как она стерегла гусей князя Бодо. Это пастушка Анка. Она спасла олениху, вытащила тебе из пятки шип и ещё поможет нам в будущем прятаться от собак и охотников. Её же нам бояться нечего. А если она нам навредит, нет ничего проще прогнать её из леса. Вот тебе мой совет, и за него ты должен отдать мне на съедение всех гусей князя Бодо.

— Пусть будет так! Пусть будет так! — зашумели звери.

Только волки тянули своё:

— Съесть её! Съесть!

Но тут поднялся Ворчун:

— Слушайте меня, птицы, змеи и звери! Я медведь Ворчун, ваш староста и владыка этого леса, объявляю себя защитником этого человеческого ягнёнка. Пусть она останется с нами в лесу. У неё такие длинные кудри, как пряди спелой кукурузы, и они золотятся на солнце, поэтому мы назовем её Златокудрой. Златокудрая будет жить в логове оленя Витой Рог. И плохо будет тому, кто косо посмотрит на этого человеческого детёныша!

— Златокудрая! Златокудрая! — подхватили птицы и разлетелись по лесу врассыпную.

— Златокудрая! Златокудрая! — разнеслось по полям и лугам.

Звери расходились довольные, что теперь у них в лесу появился друг — человек. Только волки по-прежнему не унимались. И, труся в свои логова, тихо завывали:

— Всё равно мы съедим её! Съедим!

Жила-была во Вранье в ветхом домике одна слепая и бедная женщина. Была она очень старая. Едва её ноги носили. Осталась она одна-одинёшенька на белом свете. Единственная её опора и радость была что маленький внук Павле.

Павле ходил по округе, и добрые люди давали ему кто хлеб, кто обноски, кто яблочко, а кто и денежку отнести слепой бабушке. Оборванный и босой, мальчик всё приносил домой старушке. А когда возвращался с пустыми руками, утешал свою бабушку:

— Ничего, бабуся! Вот вырасту я большой, работать буду, жалованье получать, заживём мы тогда на славу!

Однажды не осталось ни крошки хлеба в хижине слепой старушки. Жара и сушь спалила в тот год все посевы, и чужая нужда не трогала людей. Многим и дать было нечего, потому что у них у самих в закромах было пусто.

Маленький Павле не знал, что придумать. Завтра воскресенье — светлый день, а бабушке нечего есть. Думал он, думал и пришла ему в голову мысль пойти во дворец князя Бодо и там попросить кусок хлеба.

Перед заходом солнца Павле пришёл ко дворцу. Два огромных пса увидели его перед калиткой и бросились с лаем к нему. И чуть было не разорвали маленького ободранца, но тут со двора выскочил мальчик и отозвал собак. Это был князь Ульрик.

— Зачем тебе во дворец? — спросил Ульрик нищего.

А Павле во все глаза уставился на княжеский наряд с блестящими позолоченными пуговицами, поражённый, что две такие огромные псины послушались такого маленького мальчика.

— Я хотел попросить кусок хлеба для моей слепой бабушки, — сказал Павле.

— Иди за мной, — сказал княжич и повёл его во дворец. У дворца росли два ветвистых дерева. Под ними в тени сидела госпожа княгиня. Ульрик подвёл к ней Павле и объяснил, зачем пожаловал во дворец маленький оборвыш.

Княгиня оглядела Павле и сказала:

— Если бы не Ульрик, не пощадили бы тебя собаки. Супруг мой приучил их выпроваживать бродяг и нищих. Скажи, а почему ты побираешься? Где твои родители?

Тут Павле рассказал княгине, что родители его умерли и живёт он теперь со своей слепой бабушкой. И ещё сказал, что не будет просить, когда вырастет большим и сильным.

Княгиня на то ответила ему:

— Ты хорошее и доброе дитя… Послушай-ка, малыш! Вот уж год, как исчезла наша пастушка Анка. Может быть, её растерзали в лесу волки. Иди к нам в пастушки. Будешь пасти гусей и спать у нас в сарае.

Но Павле возразил, что этого сделать не может, потому что как же будет обходиться без него слепая бабушка.

— Она ведь, госпожа, погибнет без меня, — сказал мальчик.

Княгиня подозвала к себе Павле и подала ему серебряную денежку.

— Иди, маленький Павле, и будь всегда верен своей бедной бабушке! — сказала ему на прощание госпожа.

Павле попрощался с ними и побежал из дворца. Собаки увидели бегущего мальчика и погнались за ним. Напрасно Ульрик отзывал их назад. С испугу Павле кинулся в лес. Было уже темно, когда, отделавшись от собак, он снова выбрался на открытое место.

Он торопился в село и всё шептал про себя:

— Серебряная денежка! Серебряная денежка! За серебряную денежку я куплю ягнёнка. Ягнёнок станет овцой, овца даст мне шерсть, молоко, сыр. За овцу я выручу телёнка. Телёнок станет волом. К тому времени вырасту и я. Куплю плуг и буду на воле землю пахать. Выстрою я хлев и новый дом. А бабушку посажу у окна, пусть отдыхает и слушает, как птицы распевают у меня в саду.

Тут захотелось Павле полюбоваться ещё раз на свою денежку. Сунул он руку в карман и вскрикнул, как будто бы его ужалила змея. Вместо денежки нащупал он в кармане дырку. Мальчик вывернул все карманы, переворошил свои лохмотья, но денежка пропала без следа. Спасаясь от собак, он потерял её где-то в лесу.

Была уже ночь, когда мальчик добрался до дому. Бедная старушка, не зная, то ли солнце светит, то ли звёзды на небе мерцают, дожидалась внука в темноте.

Павле проскользнул неслышно в дом, схватил фонарь, зажёг его и побежал обратно в лес.

Долго искал он в лесу серебряную денежку. Кругом темнота. Ночные бабочки слетались на свет фонаря и бились о стёкла. То прошуршит перед ним в сухой листве змея, то шмыгнёт мышь. Много раз мелькало перед ним что-то светлое в траве, но, кинувшись туда, он находил гладкий камешек или кусочек стекла.

И стал тогда Павле громко жаловаться и роптать:

— Чем накормлю я утром слепую мою бабушку? Куда ты подевалась, серебряная денежка, последняя надежда моя?

Вдруг он заметил, что зашёл в какие-то незнакомые дебри. Он стал искать тропу назад, но её нигде не было — Павле заблудился в лесу.

Тут налетел внезапный ветер, лес зашумел, застонал, заскрипел. Заходили деревья ходуном. И показалось Павле вот уже в третий раз, что кто-то идёт за ним следом. Пока ещё светил фонарь, Павле не очень боялся и всё надеялся как-нибудь выбраться из леса. Но вдруг фонарь погас — слабый язычок пламени потушил порыв сильного ветра. Павле вспомнил, что где-то здесь поблизости глубокая пропасть. Боясь шелохнуться, он стоял и плакал. Один неверный шаг — и он сорвётся с кручи.

Полный страха, он протянул руку, ощупать пустоту. Но встретил не дерево и не холодный камень, а чьи-то две тёплые и маленькие ручки.

Да, да! Две маленькие ручки потащили мальчика от края страшной расселины и вывели на безопасное место. И хотя Павле сразу понял, что с ним какой-то добрый друг, он не посмел произнести ни звука. Его спаситель был, судя по всему, немногим больше его самого. И молча, не выпуская его руки из своей, пробирался с ним через лес в кромешной темноте, как будто бы был светлый день.

Немного времени прошло, и маленький Павле очутился перед своей избушкой. Тогда молчаливый спаситель сунул ему в руки какую-то корзинку и скрылся.

Павле вошёл в дом и, поздоровавшись с бабушкой, зажёг свечу.

— Где ты пропадал, сынок, так долго? — спросила его старушка.

— Давай, бабуся милая, сперва перекусим чем бог послал, а потом уж я тебе всё расскажу.

И Павле стал давать ей из корзинки спелую и сочную лесную землянику.

— Ну и сладкие же ягоды, чистый мёд! — приговаривала бабушка.

Земляника исчезала одна за другой. Когда же все до последней ягоды были съедены и Павле заглянул на дно корзинки, он вскрикнул от удивления и счастья.

— Что с тобой, Павле? — недоумевала бабушка.

— Ого! Да здесь на дне моя серебряная денежка!

И Павле поведал тут бабушке всё, что с ним сегодня было.

— Скажи мне, бабушка, кто же это оттащил меня от пропасти, кто меня из лесу вывел, подарил нам корзинку ягод и спрятал на дне мою серебряную денежку?

А бабушка ответила на это:

— У нас в лесах добрые вилы живут. У них золотые волосы и голубые глаза. Вот какая-то добрая вила и посочувствовала нам в нашей нужде.

— Но знаешь, эта вила, должно быть, совсем ещё молоденькая. Она только чуточку выше меня, и у неё такие маленькие ручки. А жаль, что я её тогда не расспросил, сколько ей лет и как её зовут. — И маленький Павле лёг спать. Под подушкой у него лежала серебряная денежка. Всю ночь ему снилась добрая вила с маленькими ручками.

Высоко в горах угольщики обжигали уголь. Они повалили несколько больших деревьев, напилили и накололи из них дров, составили дрова эти домиком, обложили ветками и мхом и засыпали землёй. И получилась у них угольная яма.

Когда всё было готово, их маленький помощник, мальчик Иво, поджёг яму изнутри и закрыл в неё вход. Огонь постепенно разгорался, и из щелей поползли струйки дыма.

— Через несколько дней, — сказал Иво, обращаясь к своему отцу и дяде, — мы разрушим наш земляной дом, и в нём будет полным-полно отборного угля.

— Хорошо бы! — отозвался отец. Князь Бодо приказал доставить ему побольше угля.

Иво сел на камень и вздохнул:

— Ах, мне бы хоть каплю воды испить!

— Потерпи, — сказал отец. — Сейчас придёт к нам Марица из дома и принесёт и еды, и питья.

И все три угольщика, усталые и голодные, сели под дерево и стали смотреть, как курится дымом их угольная яма.

Тем временем Марица шла к угольщикам в горы через лес. Она несла им в корзине хлеб, сыр и копчёное мясо. А на плече ещё и бурдючок с водой. Воду эту с великими муками раздобыла она в селе. Потоки у Враньи обмелели, пересохли родники в горах, колодцы в селе остались почти без воды. Для князя Бодо слуги издалека возили воду, но он своим подданным не желал уделить из неё ни капли. Вот уже три месяца, как не выпадали дожди. Скот погибал без питья, выгорали посевы.

И Марица сияла от счастья, что хоть такой-то тощий бурдючок несла отцу и братишке и дяде.

Она торопилась к ним в горы и думала:

«А вдруг брат мой Иво мучается жаждой сейчас?»

И, вместо того чтобы идти знакомой тропкой, пошла напрямик через взгорье.

«Так я скорее приду. То-то обрадуются они, что я так быстро до них добралась».

Вот потянуло угольным дымком — значит, угольщики близко! Вскоре открылся столбик дыма, а раз так — с дороги уже не собьёшься. И девочка увереннее стала пробираться сквозь заросли. А жаждущие листья боярышника и ореха тоскливо и жалобно шепчут и шуршат ей вслед:

— Марица, Марица, хоть каплю водицы дай нам напиться!

— Нет, нет! Не могу! Несу водицу я дяде и отцу и братцу моему!

Птицы стаями над ней кружатся, слетелись со всех сторон, разевают над ней жаждущие глотки:

— Марица! Марица! Хоть каплю водицы дай нам напиться!

Сердце у девочки жалостливое, слёзы так и льются из глаз. Она бежит и унимает на ходу попрошаек:

— Лучше пейте, ветки, птицы, слёзы горькие Марицы!

Туча бабочек и золотистых мотыльков окружила Марицу. И они тоже молят её дать им хоть каплю воды. А один белокрылый большой махаон умер от жажды у неё на плече. Не выдержала девочка, остановилась, села на камень и приоткрыла чуточку ножку бурдюка. Окропила ветки вокруг. Налила чуть-чуть воды в выбоину на камне, чтобы птиц напоить. А бабочек и мотыльков напоила каплями с ладони. И все листья и птицы запели и зашуршали вокруг:

— За каплю водицы прославим мы Марицу!

Марица завязала ножку на своём мехе и пошла дальше. И вдруг остановилась. Полосатая змея с маленькой рогатой головкой преградила ей путь.

— И я тоже умираю от жажды, — прошипела змея.

— Хотела бы я помочь и тебе, — сказала девочка, — потому что ты тоже живое существо, но больше мне нельзя бурдюк открывать.

— У тебя на ладони осталась ещё капля воды, — возразила змея. — Протяни мне свою руку!

— Но у тебя ядовитые зубы.

— Яд в них для моих врагов. Не бойся меня, милая, — вкрадчивым голосом просила змея.

Марица протянула змее руку. Загорелись глаза у змеи. Она подскочила и, взвизгнув: «Кровь людская мне слаще воды!» — вонзилась зубами в палец Марицы. Девочка вздрогнула. Бурдюк и корзинка полетели на землю. Змея скользнула прочь. А Марица с громким плачем кинулась к своим. Из пальца у неё сочилась кровь. Задыхаясь, карабкалась она по горам на призывной дымок угольной ямы. Добежав до неё, девочка вскрикнула:

— Меня укусила змея! — и упала в объятия отца. В глазах у неё потемнело. Сознание помутилось.

Встревожились угольщики. Туго-натуго перевязали девочке руку, чтобы яд не прошёл дальше в тело. Надрезали райку и отсасывали отравленную кровь, но ничего не помогало. Марице становилось всё хуже. Она лежала в дощатой хибарке и, пылая в жару, всхлипывала и стонала:

— Воды! Воды!

Напрасно допытывались у неё родные, где потеряла она корзинку и мех. Девочка их не понимала.

— О горе, потеряем мы Марицу! — не находил себе места отец. — Село далеко, а здесь воды нет!

— Пошли искать все вместе потерянный бурдюк, — предложил его брат.

И они отправились на поиски, оставив Марицу одну. Долго, долго искали угольщики по лесу бурдюк. Но они не знали, каким путём пришла к ним Марица, и ничего не нашли.

Полные мрачных предчувствий, возвращались они назад.

— Может, её уже нет и в живых! — в отчаянии вздыхал отец.

Но, войдя в хибарку, угольщики замерли, поражённые невиданным чудом. У постели стояла корзинка и бурдюк. Рана на Марицыном пальце была промыта и обложена какими-то целебными лесными травами. А сама девочка сладко спала.

— Кто был здесь, кто всё это сделал? — шептал изумлённый отец.

И угольщики бросились аукать и искать неизвестного спасителя. Но лес был безлюден и нем, как всегда.

— Посмотрите! — воскликнул вдруг Иво и указал на свежий отпечаток маленьких босых ног. Этот след вёл в лес и вскоре обрывался.

На третий день Марица совсем поправилась. А угольная яма прогорела и остыла. Угольщики насыпали уголь в мешки, взвалили их на плечи и отправились лесом домой.

По пути Марица захотела показать им то место, где её ужалила змея. Глядь, а там змея валяется мёртвая. Кто-то камнем пробил вероломной гадине голову.

— Что ты на это скажешь? — обратился отец к своему брату.

— Сдаётся мне, змею казнил тот самый, кто спас нашу Марицу, и ещё сдаётся мне, Марицу спас тот самый, кто вернул маленькому Павле его серебряную денежку.

— Но кто же это?

— Должно быть, какой-то добрый лесной дух.

Иво возразил:

— Нет, это не дух, потому что он оставляет отпечатки ног. Это, наверное, кто-то маленький, потому что у него совсем ещё детские ноги.

Дней десять во Вранье только и разговоров было что о добром лесном духе, который снова дал знать о себе. Князь Бодо насмехался над этими слухами.

— Дай только мне удачной охоты, затравлю я его своими псами! — грозил он. — Поймаю и повешу посреди села.

Мартин Радич — самый старый человек в селе. Ему уже, наверное, за сто лет перевалило, и весь он сухонький и лысый, а белая борода у него до колен. Одним прекрасным утром является к нему стражник князя Бодо и говорит:

— Господин приказал тебе немедленно к нему явиться.

Старичок взял посох в руки и двинулся в Князев дворец.

Бредёт, согнулся, пошатывает его от старости и наконец доплёлся до дворца. Предстал старичок перед князем. А князь ему и говорит:

— Послушай, старец! Давным-давно не падало с неба ни капли дождя. Погибнут оброчные мои от этого безводья, а тогда и мне придётся плохо. Ты же старейший мой подданный, и тебе каждый куст в лесах вокруг Враньи известен. Скажи мне, возможно ли это, чтобы все до одного источника пересохли в горах?

Мартин ему на то:

— Господин мой! Стар я, ноги мои меня не держат. Живу я у самого леса, но где ж мне нынче по горам плутать. Да и высохли родники в горах, как уже было восемнадцать лет тому назад. Тогда и то не такая сушь была, а всё равно вода вся пересохла.

А князь ему:

— Врёшь, старик! Отправляйся в лес и найди мне полно водный источник. Вот тебе клубок верёвки. Как отыщешь источник, будешь верёвку от дерева к дереву вязать и так дойдёшь до своей избы, тогда нам по верёвке легко будет к источнику пройти. Даю тебе сроку три дня. Отыщешь источник — возьму гусей пасти вместо Гоготуновой сестры, сгинувшей куда-то бесследно. Не отыщешь — повешу на сливе перед твоей развалюхой. Вздёрну на этой самой верёвке! Ты тощий, выдержит.

С этими словами князь подал старику клубок верёвки и велел выпроводить его из покоев.

Идёт старичок домой и сам про себя приговаривает:

— Как мне теперь быть? Знал бы я полноводный родник, давно бы уж сказал про него, чтобы люди и скот не гибли и не мучались жаждой.

А люди на селе смотрят вслед Мартину и шепчут:

— Бедный старик! Повесит теперь его князь ни за грош!

Окружили они старца и говорят:

— Мы тебе помочь хотим.

Старый Мартин выбрал десять молодцев и повёл их в горы. Целых два дня без устали искали они источник по горам, но бесполезны были поиски. Лес словно выжгло сушью и жарой.

Под вечер вернулись они обратно ни с чем. Мартин пришёл к себе. Усталый, сел у открытого низкого окна и повесил на грудь старческую голову. Перед глазами его неотступно стоял конец верёвки, на которой завтра вздёрнут его на сливовом дереве.

Весь век свой гнул он спину, работая на господина, а тот его обрёк позорной смерти. И теперь он должен кончить жизнь как какой-то разбойник. Всё село увидит завтра, как он раскачивается на суку.

Две крупные капли скатились со стариковских щёк и упали на клубок. Старик поднял руки к глазам, отереть непрошеные слёзы, а клубок оставил лежать на коленях. В тот же миг чья-то быстрая ручка, просунувшись в открытое окно, схватила с колен его клубок и скрылась.

Старик было подался к окну её перехватить, но поздно. Невидимый похититель бесследно исчез.

— Ещё того не легче! — вздохнул старик. — Князь никогда не поверит, что какой-то маленький воришка стащил у меня клубок. Теперь он еще пуще разъярится.

Едва настало утро следующего дня, как уж князь Бодо с сыном Ульриком и десятком стражников был перед домом старого Мартина. Всё село собралось посмотреть, что будет дальше.

— Старик! — прокричал князь Мартину. — Или ты мне покажешь источник, или выбери сам себе дерево, на котором я тебя тотчас же вздёрну.

— Господин, какой-то маленький воришка стащил вчера у меня с колен клубок. А родника я не нашёл.

— Это ещё что за новости такие? Что это всё значит? Просто ты верёвку сжёг. Но нет ничего проще найти новую, на которой я тебя повешу. Выходи из дома! — взревел князь.

Стражники схватили старика. Потащили под дерево. Маленький князь Ульрик не мог смотреть спокойно на его мучения. Он бросился к отцу с мольбой:

— Смилуйся над ним! Смилуйся над ним, отец!

Но князь будто и не слышал его слов. И Ульрик убежал в лес, чтобы не видеть ужасной казни. Сел он под дерево. Вдруг на него сверху камешек упал.

— Сами камни не падают с неба, — рассудил Ульрик, вскочил на ноги и стал разглядывать, кто там на дереве скрывается. Но ничего не разглядел в густой дубовой кроне. Ульрик снова сел, и снова на него камешек упал. Он снова на ноги вскочил. И тут увидел, что из густой листвы свисает с дерева конец верёвки. А кто-то проворно и быстро убегает в лес, мелькая тенью от дерева к дереву.

Ульрик бросился за беглецом вдогонку с криком:

— Я видел верёвку! Я видел верёвку!

Этот его крик спас жизнь старому Мартину — стражники затягивали уже петлю у него на шее. Услышав крик, князь приказал стражникам освободить Мартина. Все кинулись в лес. Ульрик показал им конец верёвки.

— Значит, ты нашёл родник, Мартин, проговорил князь. — Вон верёвка вьётся от ствола к стволу. Посмотрим только, приведёт ли она нас к воде. Эй, люди, возьмите с собой заступы. Если Мартин нас обманывает, мы его закопаем в лесу.

Князь, стражники и люди из села медленно поднимались от дерева к дереву всё выше в горы. Наконец верёвка привела их к огромной пещере.

— Но тут нет никакого источника! — воскликнул князь, метнув на старика гневный взгляд.

А тот и говорит:

— Господин, какой-то негодный воришка выкрал у меня клубок, чтобы подвергнуть меня ещё худшим мукам, а тебя ввести в обман.

— Эй, стражники, — крикнул князь, — ройте тут яму, мы в ней закопаем этого обманщика!

Стражники стали копать.

А из густой листвы ближнего дуба снова в Ульрика бросили камень.

«Должно быть, это добрый лесной дух хочет спасти Мартина от смерти, — подумал Ульрик. — Но что он предлагает?»

Глядь, а из дубовой кроны снова вылетел камешек и ударился в своды пещеры. Ульрик подскочил к пещере и приложил ухо к её каменным сводам.

И вдруг закричал во всё горло:

— Отец, отец, вода! В пещере подземная вода! Послушай, как она шумит.

Все бросились слушать. И каждый услышал, как в подземелье клокочет вода. Возликовали люди. Застучали заступами и мотыгами. Вгрызлись пещере в нутро. Обвалился тут огромный камень. Из-под него забил фонтан воды, с грохотом обрушился на землю. И быстрым и холодным ручейком, журча и пенясь, вода устремилась с гор в долину. Ручей прорыл себе мгновенно русло и стал полноводным потоком.

Люди, радостные, поскакали в воду, пили её и охлаждались.

— Да здравствует Мартин! Слава доброму лесному духу! — кричали люди.

А вода всё прибывала, изливалась из пещеры. В долину теперь уже текла настоящая речка, способная напоить и жаждущие нивы, и сады, и деревни. Птицы отовсюду слетались к реке. Люди сбегались издалека, гоня с собой скот.

И сказал тогда князь старому Мартину:

— Быть теперь по-моему, старик. Переселяйся в мой хлев. Я тебя буду до смерти кормить, но за это ты будешь пасти вместо Анки гусей. Я думаю, для тебя будет великой честью быть Князевым пастухом.

И люди с песнями повалили во Вранью берегом новой реки. А маленький князь Ульрик шёл в задумчивости и молчал. Он думал:

«Никакой это не дух лесной. Кто-то живой спас от смерти старика Мартина. Он говорит, какая-то ручка стащила у него с колен клубок. И из дубовых ветвей та же ручка кинула камень в пещеру. Хотелось бы мне всё-таки увидеть, кто это такой».

Задолго до восхода солнца проснулась Златокудрая в оленьем горном логове. Она была одна. Олень Витой Рог и его олениха на ночь всегда уходили на пастбище, а с рассветом возвращались в своё логово. И каждое утро — вот уже три года — встречала их в логове златокудрая девочка. Убедившись, что олени живы и здоровы, она им уступала тёплую постель, а сама отправлялась в лес. Так и теперь пробиралась она орешником к потоку. Пришла, напилась, умылась. Тряхнула головой, и золотые волосы её рассыпались по плечам.

Долго у потока она не задерживалась и шла обратно к логову. Там росло высокое дерево. Скучно сидеть в логове без дела Златокудрой, и она залезла на дерево. Её белка учила, как надо взбираться по ветвям и прыгать с сучка на сучок. Целый год с ней билась, но уже зато на славу обучила. В мгновение ока взлетела Златокудрая на самую вершину высокого дерева и там уселась на ветке. Покачивается на ней тихонько и наблюдает, как занимается утро.

Вдруг она приставила трубкой ладони ко рту и продудела:

— Чух-чу! Чух-чу! Чух-чу!

— Ле-чу! Ле-чу! Ле-чу! — отозвался ей кто-то. И кудлатая большеголовая птица с приплюснутым носом неслышно слетела к ней на ветку.

— Добрый день, Сыч-чух!

— Добрый день, Златокудрая!

— Скажи мне, Сыч-чух, где мой злой недруг волк Козодер?

— Не бойся, Златокудрая! Волки сейчас далеко в горах. Козодёр сказал, что вернётся сюда только зимой. Тогда-то он тебя и постарается подкараулить.

— Ха-ха! Ха! — расхохоталась Златокудрая. — Скажи мне, а что нового увидел той ночью в лесу мой мудрый Сыч-чух?

— Вчера князь Бодо охотился на Островерхой скале. Он подстрелил орла и орлицу. А маленький орлёнок один теперь остался в гнезде.

— Бедный орлёнок! — вздохнула Златокудрая.

— И ещё кое-что тебе скажу. Одна девочка пошла сейчас в лес. Она отправилась собирать грибы под Островерхой скалой.

— Но там растут одни только ядовитые поганки.

Сыч-чух встряхнулся и молвил:

— Чух-чух, Златокудрая! Уж если тебе так хочется, помоги орлёнку, но больше не вмешивайся в людские дела. Довольно с тебя маленького Павле, Марицы и старца Мартина! Хватит с тебя серебряной денежки, змеи и родника. Зачем ты помогаешь людям, нашим заклятым врагам? Оставь это! Не дожидайся, чтобы медведь Ворчун прогнал тебя из леса вон или выдал волку Козодёру. Побереги свою голову, золотоволосая девочка!

И Сыч-чух, ненавистник солнца и света, вспорхнул и улетел в глубь леса. И там залез в своё дупло. А Златокудрая всё качалась на ветке.

Румяная заря расцвела на небе. И солнце первыми лучами позолотило уже верхушки гор. Девочка стала расчёсывать деревянной гребёнкой свои длинные волосы. Густая волна их сияла, как золото под солнцем. Златокудрая любовалась небом, лесом, далёкими селеньями в долине. И запела песню, которой научила её маленькая птичка жаворонок:

Солнце сияло над лесом. Златокудрая обвила косы вокруг головы и бесшумно спустилась в логово.

Олень и олениха спали, утомлённые, под кустами. Златокудрая посмотрела на них немного. И, выбравшись из логова, заторопилась к Островерхой скале.

С великими муками карабкалась Златокудрая на Островерхую скалу. Самая макушка у неё лысая. Молнии спалили лес, ливни смыли землю и унесли её вниз. Ветры злые обтесали.

В расселине между скалами девочка нашла растрёпанное орлиное гнездо из веток и мха. Вокруг него валялись кости, перья, клочья шерсти. В гнезде сидел желторотый и неоперившийся орлёнок, он был покрыт серым пухом. Едва увидев Златокудрую, орлёнок разинул клюв и заорал:

— Есть хочу! Есть хочу! Мышь и птицу проглочу! Мышь и птицу проглочу!

Девочка бросила в гнездо двух дохлых лягушек. Орлёнок недовольно загалдел:

— Я лягушку не хочу! Мышь и птицу проглочу!

А Златокудрая ему в ответ:

— Лучше что-нибудь, чем ничего, Гвоздяной Клюв-младший! Я из-за тебя не собираюсь губить лесных птиц.

А Гвоздяной Клюв галдит своё:

— Птицу, птицу я хочу! Не перечь царевичу!

Златокудрая ему:

— Я вот человеческий детёныш, но не ем теперь ни мяса, ни сыра, ни хлеба. Вода и ягоды — вот и вся моя пища.

Голодный птенец поневоле проглотил обеих дохлых лягушек. На закуску Златокудрая бросила ему ещё двух рыб, выловленных ею в потоке.

Гвоздяной Клюв-младший заверещал:

— Я не утка — рыбу кушать! Не хочу тебя я слушать!

А Златокудрая ему:

— И я тоже не олений детёныш, а ем разные лесные травы, и притом не варёные. Отведай рыбки, царевич!

Голодный Гвоздяной Клюв-младший съел и рыб.

Златокудрая подошла к гнезду поближе и облокотилась локтем на край. Орлёнок тотчас же нацелился клювом ей в руку. Но девочка успела вовремя её отдёрнуть.

— Ага! — сказала Златокудрая. — Вижу я, какого ты разбойничьего племени. Но я тебе всё равно не дам погибнуть от голода. До завтрашнего утра, молодой царевич!

И она ушла.

И пока спускалась с Островерхой скалы из гнезда, до неё доносились неистовые вопли Гвоздяного Клюва-младшего:

— Я не утка — рыбу есть! Я царевич, слышишь, здесь!

Златокудрая побежала на луг под Островерхой скалой. Она искала ту девочку, которая, по словам Сыча-чуха, пошла в лес по грибы. Обшарила весь лес, а девочки не встретила. И тут она кой о чём вспомнила. Взобралась на высокий ясень. Один толстый сук на ясене сухой. Под ним большое дупло. Златокудрая добралась до дупла и крикнула:

— Добрый день, Капризуля!

Из дупла послышалось мяуканье. Большая рысь высунула голову и трижды зевнула.

— Ты что меня будишь, человеческий ягнёнок? Всю ночь я охотилась и очень устала.

— Капризуля, я ищу одну девочку, которая собирает грибы, — сказала Златокудрая. — Помоги мне её найти!

— Девочка не дичь для рыси. Пошли туда волка Козодёра.

— Но она наберёт ядовитых поганок. И отравит себя и других.

— А мне что до того? Нам не велено вмешиваться в людские дела.

— Но я прошу тебя, Капризуля.

— Хорошо же, я тебе помогу, не будь у меня на хвосте этих пяти чёрных колец! Но прежде скажи мне, где скрывается гнездо орла и орлицы, которых подстрелил вчера князь Бодо!

— Ты задумала съесть маленького орлёнка! Стыдись, бессовестная!

— Уйди, или я оцарапаю тебя! — мяукнула Капризуля и скрылась в дупле.

Златокудрая спустилась на землю. Побродила по лесу, но девочку так и не нашла. Взобралась на каменистый склон и отыскала нору. Подошла к ней и загоготала гусем. В тот же миг из норы показался нос Тётушки-лисы.

— Человеческий ягнёнок, — проговорила Тётушка, — ты не только выздоровела и окрепла в нашем лесу, но ещё и испортилась. Что тебе от меня надо?

— Дорогая Тётушка, я ищу девочку, которая собирает ядовитые поганки. Помоги мне.

— Помогу, только прежде скажи, как мне отбить гусака Гоготуна от старого Мартина!

— Стыдись, бессовестная! — воскликнула Златокудрая и убежала в лес.

— Цворк! Цворк! — вдруг услыхала Златокудрая над своей головой. Высоко над ней сидел на дереве дрозд.

— Счастливой охоты тебе, дрозд! Не попадалась ли тебе девочка в лесу? Девочка в лесу не попадалась? — прокричала ему Златокудрая.

— Она в буковой роще! В буковой роще! — просвиристел ей дрозд в ответ и, вспорхнув, куда-то улетел.

Златокудрая со всех ног помчалась в буковую рощу. Здесь было прохладно и сыро. Под ногами толстый ковёр мха и зелёные папоротники. Яркие шляпки ядовитых поганок там и сям пестреют в тенистой полутьме. Слышится журчание ручейка.

Девочка бродила по роще и срывала самые приглядные грибы.

— Этот вот грибок для мамы, этот грибок для братца Андро, этот для сестрицы Тонки, а этот для меня, меньшой Милицы, маминой любимицы!

Так приговаривала мамина любимица Милица, гордая своим богатым сбором. Ей и в голову не приходило, что красивые грибы могут быть ядовитыми. Внезапно её насторожил тихий шорох в кустах. Страшно ей стало. Но шорох утих, и девочка проговорила, как бы раздумывая вслух:

— Бедная пастушка Анка! Растерзали её волки где-то тут под тёмной ёлкой!

— Не растерзали! — отозвался ей откуда-то какой-то голос.

«Это лесное эхо, — решила девочка. — Оно говорит, что Анка жива…»

И она громко крикнула:

— Ау-у! Увижу ли я нашу Ан-ку?

— Увидишь! — отозвался ей тот же голос.

— Это, наверное, мне откликается добрая вила-волшебница. Хотелось бы мне посмотреть на неё. — И девочка крикнула: — Ау! Где мне, маленькой Милице, отыскать тебя, сестрица?

— Ау-у! В лесу-у, — ответил ей голос.

И Милица бросилась на поиски. Она к кусту — а голос отзывается ей из другого. Несколько раз ей почудилось в полутьме, что кто-то прячется от неё за деревьями. И опять девочка припускалась вдогонку за невидимым голосом. Вдруг она обнаружила, что вышла незаметно на опушку леса неподалёку от своего дома.

А эхо лесное куда-то пропало.

Милица взглянула в лукошко. Оно было пусто. Все грибы свои растеряла она, пробираясь кустарником.

Огорчённая, вернулась она домой и рассказала матери всё, что с ней произошло.

— Ну и чудеса! А может быть, и к счастью, что ты не принесла домой грибы. Больше ты одна не ходи так далеко в лес.

Златокудрая была очень довольна, что так ловко выманила из буковой рощи несмышлёную Милицу. А ещё больше радовало её то, что ей удалось вытряхнуть из её лукошка все до одной ядовитые поганки.

Златокудрая вышла на лужок, покрытый цветами, и стала кататься по траве. Вдруг послышалось нежное блеяние. Хорошенький, весёлый козлёнок скакал к ней через луг. Златокудрая тоже вскочила:

Девочка бросилась бежать, а козлик за ней. Вокруг лужка, через кусты, через ручей.

Козлёнок её всё-таки догнал. Златокудрая повалилась в траву, и козлёнок с ней тоже.

— Скоро тебя никому, сестрица, не догнать! — сказал козлёнок. — Разве только моему отцу, горному козлу.

— Ах, был бы оленёнок у Витого Рога и оленихи! — вздохнула девочка. — Мы бы с ним вместе росли и бегали наперегонки. А так мне иногда бывает скучно в их логове.

— Я кое-что слышал. Говорят, олениха принесёт оленю сына.

Златокудрая захлопала в ладоши.

— Ах, чтоб это был белый оленёнок!

— То-то был бы великий праздник в лесу! Белый олень стал бы оленем-царём! Только белые олени редко появляются на свет.

Златокудрая запела:

— Сестрица, — сказал козлёнок, — я тебе ещё кое-что хочу сказать. Я каждый день хожу к тому источнику, который открыл старый Мартин. Там наш водопой. Знаешь, кто туда ещё приходит? Молодой князь Ульрик.

— Он что, тоже охотник, наш враг?

— Нет, он всё кого-то поджидает у потока. Мой отец, горный козёл, говорит, он поджидает лесного духа.

— Ха-ха-ха! — расхохоталась Златокудрая. И, схватив козлёнка за рога, начала с ним бороться.

— До чего же ты стала сильная, сестрёнка! — удивлялся козлёнок, упираясь ножками и стараясь вырваться от девочки. Всё-таки он вырвался, и Златокудрая полетела в траву.

— Давай ещё раз потягаемся! — не унималась девочка. Но козлёнок издал победный клич и унёсся в лес.

А Златокудрая отправилась к источнику старого Мартина. Пока там было пусто. Тихо журчала вода. Под ветерком шептались листья.

Девочка прихватила камешек с земли и взобралась на высокое дерево. Скрылась понадёжней в ветках и стала терпеливо ждать.

Немного времени прошло, когда раздался конский топот. Молодой князь Ульрик приближался на вороном коне. И до чего ж он был красив в своём наряде! На голове у него шляпа со страусовым пером, за плечами плащ, на боку небольшой меч и шпоры на высоких сапогах.

Настоящий молодец! Так вырос он за эти три года. Подъехав к источнику, Ульрик спешился и напоил коня водой. А потом пустил его пастись, а сам уселся под дубом.

Сидит, присматривается, прислушивается, не послышится ли какой-нибудь шорох. Но нет, видать, напрасно его ожидание.

И, печально вздохнув, Ульрик встал. Тут к ногам его камешек упал.

— Э-гей! Лесной дух! — ликующе воскликнул Ульрик. — Ты снова мне даёшь о себе знать! Отзовись! Покажись!

Но уговоры его остались без ответа. И тогда молвил Ульрик такие слова:

— Кто бы ты ни был, лесной дух, нашего ли рода, людского, или нет, но не будь слишком строгим ко мне. Раньше я хотел быть таким же грозным, как отец мой, князь Бодо. Ты научил меня быть добрым и милостивым. И теперь я защищаю бедных и обиженных, и особенно стариков и детей. Это для меня теперь большая радость! Так сойди же ко мне, лесной дух, и научи меня ещё чему-нибудь хорошему.

Что-то хрустнуло на дубе, вверху, но ответа на его слова так и не было.

И сказал тогда Ульрик:

— Вижу, ты не хочешь или нельзя тебе с людьми говорить. Тогда ты мне хоть знак какой-нибудь подай. Когда надо будет вызволить кого-нибудь из беды, я приду на помощь.

Он ждал, глядя вверх на дерево. И тут что-то длинное, тонкое и сверкающее полетело к нему из ветвей. На руку его опустился длинный золотистый волос.

Ульрик навил его себе на палец и сказал:

— Благодарю тебя! Когда я тебе понадоблюсь, пошли мне волосок из своих кос, для тебя я сделаю всё.

Радостный вскочил Ульрик на вороного коня и поскакал к своей Вранье.

Когда Ульрик скрылся, Златокудрая спустилась с дерева и подошла к ручью. Она зачерпывала воду ладонями и пила прохладную воду.

— Гу-гу-гу! — послышалось над ней, и к девочке на плечо спустился голубь.

— Какую весть принёс ты мне, Сизокрылый? — спросила его Златокудрая.

А Сизокрылый:

Голубь улетел, и Златокудрая поспешила к медведю.

Медведь Ворчун, староста лесного зверья, дожидался её перед своей берлогой. Вокруг собрался и кой-какой лесной народ.

— Человеческий ягнёнок, — проговорил Ворчун, — садись тут подле меня и слушай, что будут о тебе говорить.

Первой начала маленькая ядовитая змейка:

— Моя подруга Рогатая гадюка ужалила девочку Марицу. А этот человеческий ягнёнок Марицу вылечил, а моей подруге размозжил камнем голову. Разреши мне, Ворчун, укусить её!

Потом заговорила рысь Капризуля::

— Где-то в горах живёт орлиный птенец Гвоздяной Клюв. Этот человеческий ягнёнок носит ему пропитание. И не желает мне выдать, где скрывается малолетний разбойник. Разреши мне, Ворчун, выцарапать ей глаз!

А Тётушка-лиса сказала:

— Ты давно дал мне право, Ворчун, съесть гусака Гоготуна. Но человеческий ягнёнок открыл старому Мартину источник. Мартин стал Князевым пастухом, и я никак не могу гуся подкараулить. И во всём этом виновата Златокудрая. Разреши мне отгрызть ей руки.

Тогда дрозд прокричал с ветки:

— Этот человеческий ягнёнок больше любит людей, чем нас. Златокудрая нашла серебряную денежку мальчику Павле, спасла от укуса девочку Марицу, показала источник Мартину, а сегодня ещё вытряхнула у Милицы из лукошка ядовитые поганки и сбросила свой волос Ульрику.

Ворчун хмуро взглянул на девочку и проговорил:

— Златокудрая, защищайся, если можешь!

Златокудрая в ответ запела:

Но медведь Ворчун проговорил:

— Златокудрая, ты никогда не забудешь людей. И поэтому заслуживаешь наказания. Я должен был бы выгнать тебя из нашего леса. А ты нас зачем-то смущаешь песней о белом олене, которого мы с таким нетерпением давно уже ждём. Послушай, человеческий ягнёнок! Может быть, ты что-нибудь об этом знаешь? Говори, или я выдам тебя волку Козодёру.

— Правильно! Выдать её! Выдать! — хором закричали Тётушка-лисица, Капризуля и змейка.

— Подожди, Ворчун, не губи меня! — воскликнула Златокудрая и заплакала.

Вдруг в лесу поднялся шум. Блеяние, писк, мяуканье, чириканье. Гомон, суета. Ручьи затараторили. Ветки радостно зашелестели.

Рысь Капризуля вскочила на высокий сук и мяукнула:

— Что такое? что такое?

А пролетавший мимо голубь Сизокрылый прогугукал:

— Гу-гу! Весть чудесную несу! У оленихи в лесу чудо белое!

— Что такое? — пробубнил недоверчиво медведь.

— В логове оленя Витой Рог появился маленький белый оленёнок!

— В логове оленя Витой Рог появился маленький белый оленёнок! — закричали птицы, зажурчали потоки, зашумели ветки листвою.

— Ура! Ура! Слава нашему лесу! — завопил Ворчун, поднялся с места и вперевалку бросился к логову оленя Витой Рог.

Звери с криками восторга повалили за ним. Лёгкая, как перышко, впереди всех летела Златокудрая и твердила:

— Мой белый оленёнок! Мой белый оленёнок!

Прошло больше года, с тех пор как в логове оленя Витой Рог появился Белый оленёнок. Олениха кормила его своим молоком, и оленёнок подрастал вместе с золотоволосой девочкой.

Весь лес гордился Белым оленёнком, и разнеслась молва о нём до самых дальних гор. А Златокудрая стала всеобщей любимицей, потому что Белый оленёнок был с ней неразлучен. Она его охраняла и прятала от князя Бодо и его ищеек. Волк Козодёр и тот не смел её тронуть. И стала Златокудрая настоящей владычицей леса.

Но вот оленёнок вырос, обзавёлся прекрасными молодыми рожками и о чём-то загрустил, затосковал.

— Что с тобой? — спросила его однажды Златокудрая.

— Вчера я был на Островерхой скале. Видел далёкие леса, поля, озёра и реки. Видел синее море и острова. А мне что же, так и жить всегда в нашем лесу? Скучно видеть всё одно и то же.

— Давай с тобой поскачем посмотреть белый свет! — воскликнула Златокудрая.

В тот же вечер Златокудрая — гоп! — вскочила оленю на спину, и — фьить! — они пустились в путь.

— Мы с тобой слетаем и вернёмся, и никто в лесу ничего не узнает, — сказала девочка.

Счастливо выбрались они из леса. Олень понёсся по полям. И вдруг остановился и ушки повернул назад.

— Сестрица, — сказал олень, — кто-то гонится за нами.

Златокудрая обернулась и увидела два уголька алчно пылающих глаз.

— Это волк Козодёр. Ворчун отсюда далеко, вот он и выслеживает нас. Но пока мы вместе, он не страшен нам. Ты его рогами забодаешь, а я камнями его поколочу.

Прискакали они к широкой реке.

— Крепче держись за рога! — воскликнул олень, бросился в воду и поплыл.

Посреди реки обернулась Златокудрая назад и увидела на том берегу два пылающих ненавистью глаза. И крикнула волку:

— Эй! Козодёр! Знать бы мне, что ты тоже белый свет посмотреть решил, я бы тебе выстроила мост.

На другом берегу реки было тоже широкое поле, а за полем дорога. Вдоль дороги что-то белело вдали.

— Что это такое? — удивился олень.

— Человечье логово, оно называется домом, — объяснила Златокудрая.

— Хотелось бы мне увидеть людей и их дом.

— Поднеси меня к дому, только тихо. Видишь, там окно открыто. На окне свеча горит.

Белый олень поскакал неслышно к дому. Его привлекала свеча на окне. Казалось, это звёздочка упала с неба, и ему хотелось разглядеть её получше.

У открытого окна того белого домика стояла женщина и горько плакала.

— О горе! Бедный мой Драго! Куда ж это ты подевался? Уж не утонул ли в реке? Уж не погиб ли в лесу? Вот и ночь настала, а нет ни Драго моего, ни мужа, который пошёл его искать.

Какой-то шёпот послышался под окном. Женщина присмотрелась внимательней. И сквозь слёзы померещилось ей, что кто-то от её окна мчится в темноте к реке. Долго ещё стояла женщина у открытого окна и плакала. Но вот открылась дверь. В дом с фонарём в руке вошёл её муж. Он был один, усталый и печальный.

— О горе, горе! Ты не нашёл его! — запричитала женщина.

— Нет его нигде, — ответил муж. — Я собрал всех наших соседей. Мы с фонарями и с факелами всю округу обшарили. Звали, кричали, но Драго как в воду канул. Не знаю, куда наш сыночек пропал..

— Бедный мой Драго! Бедный мой Драго! — рыдала мать.

— Не убивайся, жена. Может быть, он в лесу заснул. Завтра чуть свет опять пойдём его искать. А сейчас прими свечу и затвори окно.

И только было женщина потянулась затворить окно, как кто-то и подал ей прямо в руки её пропавшего сына Драго. Женщина вскрикнула и прижала его к своей груди. А когда спохватилась посмотреть, кто его спаситель, под окном было пусто и темно.

Отец остолбенел от удивления. А потом бросился во двор, звал, искал, аукал — нигде ни души. Не зная, что подумать, вернулся наконец домой, посадил Драго себе на колени, поцеловал его и стал расспрашивать:

— Куда ж ты, сынок, на ночь глядя отправился?

— На реку, отец. К деревянному мосту, камешки в воду бросать. Смотрел, как они круги делают. Круги сначала маленькие, а потом большие расходятся.

— Почему же ты домой не возвращался?

— А ко мне через мост прибежал какой-то пёс. Огромный и чёрный. Зубы у него острые-острые. А в глазах два угля горят. Он меня в воду загонял. Не пускал домой. Темно уже было. Я от него убегал и плакал.

— А люди вокруг были? Кто-нибудь услышал тебя?

— Вначале никого вокруг не было. Только я и этот гадкий пёс. А потом кто-то стал звать: «Драго, Драго!» А я крикнул: «Мама!» Тут чёрный пёс меня за рубашку схватил. На землю повалил. И на мост потащил.

— Ну, а потом-то что? Потом?

— Потом, откуда ни возьмись, явилась белая коза. Большая, но без бороды. У козы рога кустистые. Она стала бороться с тем псом. Рогами его бодать. Пёс и убежал. А ко мне подошла волшебница.

— Какая ещё волшебница?

— Добрая волшебница. И красивая. Она меня на руки взяла и села со мной на белую козу.

— Женщина верхом на козе? — не уставал изумляться отец.

— Ну и что ж! Она ещё сказала мне: «Никогда больше, Драго, не ходи один на реку!» И поцеловала меня. А коза помчалась вскачь. Подскакала прямо под наше окошко. У волшебницы длинные такие золотистые волосы. И она подала меня прямо маме в руки. Как ты думаешь, прокачусь я ещё когда-нибудь с волшебницей на белой козе?

Отец и мать переглянулись, поражённые.

— Должно быть, он заснул у реки и ему приснился сон. Но кто его привёл домой? Кто передал его с рук на руки в окошко? — недоумевал отец.

Побитый Козодёр не преследовал больше Златокудрую и оленя. И они отправились дальше смотреть белый свет. Любовались издали шумными городами. Скакали берегом моря. Наблюдали, как рыбаки ловят рыбу, как лодочники ставят паруса. Однажды ночью переплыли они морской пролив и вышли на остров. На нём было полным-полно малины. Благоухал розмарин. Но не было лесов на этом острове. Трудно было там скрываться от людей. Златокудрая с оленем снова перебрались на сушу. Взобрались на вершину горной гряды, под которой простирался их лес. И увидели с неё и Вранью, и Островерхую скалу, и логово оленя Витой Рог.

— Хорош белый свет, — сказал олень, — но наш лес всего прекрасней.

Послышался шум крыльев, и Златокудрая замахала радостно руками. На обломок скалы перед ними опустился орёл.

— Гвоздяной Клюв! Гвоздяной Клюв! — приветствовала его Златокудрая. — Какой ты теперь величавый и сильный — настоящий царь птиц!

— Не будь тебя, я бы погиб голодной смертью. Но теперь я не ем лягушек и рыб, — ответил ей орёл. — Как мне вернуть тебе долг, кормилица моя, Златокудрая?

Златокудрая ему и говорит:

— Я скажу тебе как. С белым оленем мы посмотрели реки, озёра, города, море и острова. Ты вознеси меня в небо и покажи месяц и звёзды!

Говорит Гвоздяной Клюв:

— Будь по-твоему. Дожидайся меня сегодня вечером на Островерхой скале.

Орёл улетел, а девочка вскочила на белого оленя, и он помчался к логову оленя Витой Рог.

В лесу шла большая охота. Князь Бодо созвал пышное общество и пригласил его поохотиться в своих угодьях. Общество разделилось на три группы. Одна пойдёт на кабанов, другая — на медведей, третья будет травить оленей и серн. Каждую сопровождало множество егерей и собак. Князь Бодо решил пойти на кабанов. Охота должна была продолжаться три дня. Горы сотрясали улюлюканье загонщиков, лай собак и трубные звуки охотничьего горна.

Отправился с охотниками в лес и молодой князь Ульрик. Он был печален и задумчив. Давно уже голубь Сизокрылый не приносил ему золотых волос лесного духа. Каждый раз, как князь Бодо собирался совершить несправедливость или учинить жестокость, посыльный голубь являлся к молодому князю с условным знаком. И Ульрик старался помешать злому делу или хотя бы его смягчить. Бережно хранил он все те золотые волоски, сплетённые в косичку. Теперь у молодого князя не было сомнений, что «лесной дух» не кто иной, как добрая девушка с золотистыми косами. Князь Бодо вознамерился женить Ульрика на богатой графской дочери. Но Ульрик прежде хотел во что бы то ни стало воочию увидеть загадочную лесную защитницу. Только почему она не подаёт ему знака? Князь Бодо истребляет лесное зверьё, а лесная защитница молчит? Или чужая беда теперь уже не трогает её? Или покинула она здешние места? Ульрик не участвует в охоте. Вдали от шума бродит он одиноко по лесу.

Вдруг слышит, кто-то скачет по поляне. Быстро спрятался он за деревом. Выглянул из-за ствола… и замер от изумления.

На стройном белом олене по поляне мчалась девушка. Красивая и сильная, она держалась за рога летевшего оленя. Длинные золотистые волосы вились за ней по ветру.

Мгновение — и девушка с оленем скрылись из виду. Ульрик вышел из-за дерева. Наконец-то он увидел её! И он воскликнул:

— Эта девушка станет моей женой, княгиней Враньи! Она — и никто другой.

Златокудрую и Белого оленя дожидались в логове Витой Рог и олениха. По всему лесу шныряли охотники, и олени не выходили из логова пастись.

— Как мы беспокоились за вас! — при виде их воскликнул Витой Рог. — Вот уже три дня, как вас нет. Пока князь Бодо охотится, вы должны оставаться с нами в логове. Здесь можно не опасаться охотников.

На это Златокудрая сказала:

— Белый олень пусть будет с вами, а я ненадолго отлучусь. Берегите его! Я скоро вернусь!

С первыми сумерками она выбралась из оленьего логова и устремилась в горы.

На вершине Островерхой скалы нашла орла. Молодой рогатый месяц выплывал из-за горы. И лунный свет залил луга, как молоком. В лесу тишина, охотники отдыхали, зверьё попряталось, забилось в норы.

— Ну как, летим, кормилица? — спросил Гвоздяной Клюв. Златокудрая вскочила на него верхом, и орёл взмыл ввысь.

Высоко-высоко поднялся в поднебесье Гвоздяной Клюв. Златокудрая смотрела вниз. Земля становилась всё меньше, мерцала серебристым светом в лунной дымке. И на глазах сделалась шаром, несущимся в пространстве.

Подняла Златокудрая голову и над собой увидела луну. Луна была очень большая. На ней были горы, пустыни и чаши огромных морей. Но не было там ни зелёных просторов, ни волшебных дворцов. Не лепетали струями проточные ручьи, не перекатывались с шумом по морям водяные валы, не шуршала листва, всё было голо на луне и пусто.

— Выше, выше лети, мой орёл!

И Гвоздяной Клюв полетел к звёздам.

Тысячи и тысячи звёзд носились кругами в пространстве. Золотые, синие, красные. Мелкие звёздочки роились, как пчёлы, осыпали Златокудрую звёздной пылью. Издали к ним приближалась какая-то невиданная звезда. Косматая, она тащила за собой длинный сияющий хвост. Проплыв королевой голубых просторов, она скрылась из вида.

— Златокудрая, — сказал орёл, — когда на земле родится человек, на небе всходит его звезда. Я покажу тебе твою звезду.

Высоко в небе, огромная и светлая, мерцала звезда Златокудрой.

— Тебя ждёт большое счастье, — сказал ей орёл.

— А где звезда князя Ульрика? — спросила девушка.

Его звезда была на другом краю небосклона, но медленно плыла навстречу светлой звезде Златокудрой. Быстрей и быстрей две звезды стремили полёт свой навстречу друг другу. И становились всё более прекрасными и сияющими.

— Что это значит? — спросила девушка.

— Не знаю, — ответил ей Гвоздяной Клюв. — Но не забывай того, что ты сейчас видела.

Потом орёл показал ей звезду князя Бодо. Его звезда была красной как кровь. Она раздувалась и раздувалась. И вдруг лопнула, брызнув кровавыми брызгами, и её совсем не стало.

— А это что значит? — в ужасе воскликнула Златокудрая.

— Это значит, что князь Бодо был плохой человек и что в этот миг он умер.

— Но он сейчас в нашем лесу! Как бы там не стряслось какой-нибудь беды! Назад, назад, Гвоздяной Клюв!

В мгновение ока доставил Гвоздяной Клюв Златокудрую на Островерхую скалу. В лесу была суматоха и паника.

Златокудрая со всех ног бросилась к оленьему логову.

Дрозд прокричал ей на лету:

— Кабан Хрипун распорол клыком князя Бодо! Кабан Хрипун распорол клыком князя Бодо!

И Златокудрой тотчас же представилось, как на её глазах лопнула раздувавшаяся красная звезда, разлетевшись кровавыми брызгами.

Но тут пролетавший над ней сокол проскрежетал своим скрипучим голосом:

— Охотники угнали Белого оленя! Охотники угнали Белого оленя!

Задыхаясь, ворвалась Златокудрая в оленье логово и закричала:

— Витой Рог, олениха! Скажите, как всё это случилось?

— Сыч-чух знает лучше нас. Да вот он и сам тут.

Сыч-чух спустился на сук и прогудел:

— Страшная беда стряслась, сестрица! Я всему тому свидетель. Князь Бодо при луне пошёл брать Хрипуна в его логове. Князь кабана кинжалом заколол, Хрипун распорол князя клыком. Оба они погибли.

— А Белый олень?

— Откуда-то в лес возвратился волк Козодёр, избитый весь до полусмерти. Его кто-то рогами исколол. Он сказал, что ты во всём виновата и что он тебе отомстит. Козодёр сговорился с твоей ненавистницей, маленькой ядовитой змеёй. Змея проскользнула в логово и сладкими речами выманила Белого оленя в лес. Тут на него напал волк Козодёр и погнал прямо на охотников. Охотники волка подстрелили, а Белого оленя захватили в плен.

— Что с Белым оленем?

— Я кружил над дворцом перед восходом солнца. И кое-что сумел увидеть в окнах. Князь Бодо мёртвый в гробу лежит. А Белого оленя молодой князь Ульрик держит под замком в своих покоях.

— Что я наделала! — терзалась раскаянием Златокудрая. — Зачем я полетела к звёздам и оставила лес без присмотра?!

Великая печаль овладела лесом и княжеским дворцом. Молодой князь Ульрик пролил много слёз над своим отцом и похоронил его со всеми почестями. Он приказал в знак траура десять дней держать закрытыми все окна во дворце.

А в лесу и звери и птицы горевали о Белом олене. Не раздавалось теперь в ветвях птичье пение, не журчали ручьи, не шептались листья. Зелёные горы точно вымерли.

Прошёл год. Кончился траур в княжеском дворце. Постепенно менялись во Вранье порядки. Новый властитель, молодой князь Ульрик, прогнал жестоких стражников и приказал своим слугам хорошо обращаться с подданными.

Всех затворников выпустил молодой князь на свободу, всех, кроме одного. Белого оленя по-прежнему держал он взаперти. Он его кормил и холил, но в лес не отпускал.

«Отпущу оленя в лес — никогда больше не увижу золотоволосую девушку!» — думал князь.

Ульрик не ошибся.

Одним прекрасным днём приносит ему голубь Сизокрылый волос и дубовый лист. Молодой князь сразу понял, что говорит этот знак: волос означает — приходи! Дубовый лист означает — жду тебя под дубом у источника!

И Ульрик отправился в лес. Мёртвая тишина поразила его. Не щебетали на деревьях птицы, не отсчитывали годы кукушки — всё мертво, как на кладбище.

Пришёл он под дуб. Смотрит — Златокудрая сидит на камне у ручья. Облачена в одежду, сотканную из листьев и травы. Золотые косы венчают голову, словно корона. Она была ещё красивей, чем раньше, но очень печальной.

Князь к ней приблизился. Некоторое время ничего не мог сказать, а потом промолвил:

— Как тебя зовут?

— В лесу зовут меня Златокудрой.

— Почему ты от меня скрывалась?

— Дочь лесов не может говорить с человеком.

— Но сейчас, однако, ты со мной говоришь.

— Сегодня я должна говорить с тобой, князь! Лес поручил выпросить мне у тебя Белого оленя. Без него нет жизни и радости нашим горам. Я не устерегла Белого оленя и теперь должна его выручить.

Ульрик говорит:

— Но ответь мне сначала: это ты спасла старика Мартина и маленьких Марицу, Павле, Милицу и Драго?

— Я.

— Послушай, Златокудрая! Не можешь ли ты передать лесным владыкам: «Пусть лес отдаст князю Ульрику златокудрую девушку, а князь тогда вернёт горам Белого оленя».

Побледнела Златокудрая.

— Ты что же, хочешь, чтобы я опять пасла гусей твоих на ручье?

Хотел ей князь во всём признаться сразу, но передумал и не сказал в ответ ни слова. Златокудрая проговорила:

— Через три дня я скажу тебе, что постановит лес.

Она посмотрела на него печально и ушла.

Перед берлогой медведя Ворчуна собрались сегодня все звери лесные. Ворчун их всех созвал, чтобы объявить им волю князя Ульрика.

— Ты говори, Златокудрая! — молвил медведь.

И Златокудрая провозгласила громко, чтобы все вокруг могли её услышать:

— Слушайте, народ лесной! Князь Ульрик так просил вам передать: «Пусть лес отдаст князю Ульрику златокудрую девушку, а князь тогда вернёт горам Белого оленя».

— Чирик-чир! Чирик-чир! Не отдадим сестрицу Златокудрую! — зачирикали птицы на ветках.

Все звери лесные любили сестрицу Златокудрую и кричали:

— Не отдадим! Не отдадим!

Только волки скулили:

— Загрызём, растерзаем!

И змеи шипели:

— Ужалим, ужалим!

Медведь Ворчун сказал:

— Сыч-чух самый мудрый из жителей лесных. Он целый день сидит в своём дупле и размышляет. Я хочу его послушать.

И Сыч-чух так решил:

— Я всех люблю: Златокудрую, Белого оленя и лес. И скажу, как поступить по справедливости. Не может рыба жить на дереве, не может птица жить на дне морском. Пусть будет так, как тому и положено. Пусть ягнёнок человеческий вернётся к людям, а олений — к оленям.

— Пусть ягнёнок человеческий вернётся к людям, а олений — к оленям!.. — подхватили звери и птицы.

— Но как обойдётся с тобой молодой князь? — прервал их медведь.

— Не знаю, — сказала Златокудрая. — Может быть, мне опять придётся пасти гусей на ручье.

Тогда все закричали:

— Не отдадим! Не отдадим! Не годится владычице лесов гусей пасти на ручье!

Но Златокудрая вскочила на камень и воскликнула:

— Будь по тому, как лесной совет постановил: чтобы ягнёнок человеческий с людьми был, а олений — с оленями.

И, попрощавшись с Ворчуном, оленем Витой Рог, оленихой и со всеми зверями и птицами, она пошла на Островерхую скалу. В последний раз повидаться с орлом.

На третий день Ульрик отправился к источнику. Златокудрая его уже там поджидала.

— Что постановил лесной совет? — спросил он.

— Лесной совет постановил: «Ягнёнку человеческому возвратиться к людям, а оленьему — к оленям!»

— Справедливое решение! — весело воскликнул Ульрик. — Ты идёшь со мной, а я отпускаю в лес Белого оленя.

Златокудрая и говорит ему с горечью:

— Дай же мне пастуший посох — гнать твоих гусей на выпас.

А Ульрик ей:

— Прежде всего тебя надо одеть по-другому!

Он хлопнул в ладоши. Из-за кустов тотчас же появилась служанка и облачила Златокудрую в длинный прекрасный наряд. Ульрик хлопнул снова, и появилась вторая служанка. Она накинула на плечи Златокудрой роскошную мантию, затканную серебром и золотом. Хлопнул в третий раз, и явилась третья служанка. Она расчесала длинные волосы девушки и увенчала её голову золотой княжеской короной.

Сияя красотой, Златокудрая предстала перед князем:

— Зачем мне все эти наряды? Или в них мне сидеть у ручья и стеречь гусей твоих, князь?

Отвечает он ей:

— Я хотел проверить, достаточно ли ты скромна и учтива, а сидеть тебе в этих нарядах в моём дворце, на троне!

Вспыхнула Златокудрая от этих слов. И вспомнилось ей, что предсказал ей по звёздам Гвоздяной Клюв. Теперь, верно, её звезда и Ульрика соединились и вместе поплыли по небу. Ульрик ещё раз хлопнул в ладоши. Из леса вышла толпа придворных с цветами и подарками. Восемь юношей несли свадебные носилки. Ульрик и Златокудрая сели в носилки, и процессия с песнями двинулась во дворец.

После венчания в маленькой дворцовой церкви гостей пригласили на свадебный пир во дворец. Во главе стола сидели молодые муж с женой — Златокудрая и Ульрик.

Много было приглашённых на пиру, и были среди них необычные гости. Мальчик Павле смотрел во все глаза на «добрую волшебницу», которая его вывела из лесу и подложила на дно корзинки потерянную серебряную денежку.

Марица и её брат Иво увидели воочию «лесной дух», прикончивший ядовитую змею.

Старик Мартин рассматривал ручки, стащившие с его колен клубок. А девочка Милица прислушивалась к живому голосу «лесного эха».

Все восхваляли доброту новобрачной. Скольким людям она помогла, скольких вызволила из беды! И только один самый маленький гость сидел на пиру задумчивый и грустный. Это был Драго из белого дома на берегу реки.

Вдруг он воскликнул:

— А где же твоя белая коза с семью рогами?

Гости рассмеялись. А молодая княгиня поднялась из-за стола, взяла Драго за руку и сказала:

— Пойдём, я тебе её покажу.

И она повела Драго в верхние просторные покои. Все гости последовали за ними.

Стоило княгине показаться на балконе, как лесное зверьё бросилось приветствовать её.

— Сестрица Златокудрая явилась! Сестрица Златокудрая явилась! — разнеслось по лугам и полям.

Птицы тучами слетались к балкону. Серны и олени косяками скакали ко дворцу.

Гости кидали птицам пригоршни зерна, а сернам и оленям — апельсины и яблоки со свадебного стола.

— Хочу белую козу с семью рогами, — твердил своё Драго.

— Вот он! — воскликнула княгиня.

Прекрасный Белый олень мчался из леса по полю. Рога его отливали золотом. Лёгкий, как перо, летящее по ветру, переносился он через кусты, через потоки. И вот загарцевал на лугу и остановился под балконом. Задрал вверх голову и затрубил протяжно и тоскливо.

Не устояла княгиня. Сбежала вниз с балкона. Положила голову оленя себе на колени, стала гладить его шею и спину.

— Вернись, сестрица, в лес! Вернись, сестрица, в лес! — нежно уговаривал её олень.

Но она не понимала его, потому что не жила теперь в оленьем логове. И больше не могла говорить с лесным зверьём. Княгиня обвила рога оленя цветами и вернулась к гостям.

На следующий день князь Ульрик увёз свою молодую жену в большой и далёкий город. А когда, спустя год, они вернулись во Вранью, на руках у княгини был красивый младенец. Но с тех пор никогда больше враньская княгиня не видела Белого оленя.