Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

Снова в деле

Церковь Пресвятой Великомученицы Елизаветы стоит на углу Третьего Берендяевского и Мучного проезда. Не знаю, от кого святая пострадала, кто и как ее пытал, но, если судить по церкви, жизнь ее была великим подвигом благочестия: церковь воздвигли капитальную, из розового кирпича, о пяти куполах и с колокольней-звонницей. При этой колокольне и обретался дьяк Степан, в миру Викентий Кобылин – имелась у него каморка под лестницей, где он ночевал, приняв грех на душу. Его грехи тянули минимум на литр, и потому я заскочил в ближайший магазин и приобрел три пузыря «Сибирской».

Попу, то есть отцу Варфоломею, никаких подношений от меня не предвиделось. Не уважал я этого попа – лопоухий тип, слишком уж благостный видом да пугливый, но при этом себе на уме. К тому же крепкую святую воду он творить не мог, а это верный признак малодушия. Ну, что не доделано попом, то исправлено дьячком… Хотя, конечно, факт удивительный – у попа, такого обходительного и безгрешного, вода не получается, а пьяница-дьяк ворожит безотказно. Выходит, было нечто в Степановой душе, дававшее его закляитям силу, и думаю я, что с религией его талант никак не связан. Особый паранормальный дар?.. Возможно, все возможно. Вспомнишь о Лавке, так поверишь в любые чудеса.

Отец Варфоломей встретил меня у двери, перекрестил, умильно улыбнулся и произнес:

– Водичка приготовлена, но это, сын мой, еще не все – есть к тебе другое дельце.

– Какие проблемы? – буркнул я, переступив порог. Железки под плащом негромко звякнули – без оружия я из дома не выхожу.

– А это тебе объяснят вскорости. – Улыбка попа стала еще умильней. – Сам архимандрит пожаловал, отец Кирилл, ректор духовной семинарии.

Про отца Кирилла я знал лишь то, что он в советниках у митрополита Евсевия и близок к думским фракциям ВНУО и ЗПО[2] – то бишь видный клерикальный политик, а я к таким питаю неприязнь. В общем, лопоухий поп меня не порадовал – можно сказать, даже слегка ошеломил. На секунду я замер, соображая, не развернуться ли восвояси, но чувство долга победило. В конце концов, архимандриты и попы столь же нуждались в моих услугах, как и прочие заказчики, – все мы люди-человеки, и все не любим, когда сосут нашу кровушку. Так что я пожал плечами и проследовал в ризницу, она же – кабинет отца Варфоломея.

Там сидел суровый тощий старец в монашеском облачении. Седая борода по грудь, из-под нее свисает серебряный килограммовый крест, глаза выцветшие, щеки бледные, губы сухие, и на роже – византийское коварство. Такому проповеди читать про гнев божий, Страшный суд и геенну огненную да приговаривать в церковном трибунале к сожжению либо отсылке в монастырь в арктических снегах. Словом, не понравился мне архимандрит Кирилл. Я ему, кажется, тоже – зыркнул он на меня неласково.

– Господь с тобою, брат Варфоломей. – Голос у пожилого ректора был неожиданно сильным и звучным. – Можешь удалиться. Более ты мне без надобности.

Поп исчез, а мы с отцом Кириллом уставились друг на друга, все больше проникаясь взаимной неприязнью. Наконец архимандрит поскреб в бороде и сказал:

– Что же ты, раб божий, входишь в храм с оружием? Или под твоей хламидой вериги звякают?

– Вериг не ношу, – сказал я, садясь на лавку и распахивая плащ. – Моя профессия этого не требует.

Архимандрит покосился на мой арсенал и хмыкнул с неодобрением.

– Воистину сказано: узнаешь кузнеца по молоту, а рыбаря – по сети… Петр Дойч имя твое, и ты – из Гильдии Забойщиков?

– С утра было так, – ответил я.

Старец уставился в потолок, будто вид мой был ему омерзителен, и произнес скучным голосом:

– Значит, ты Забойщик и носишь имя святого апостола. Говорили мне про тебя, Петр Дойч, много чего говорили… про общество призрения болящих, и про некий банк, и про ведьму-дьяволицу, полюбовницу Дракулы, гореть ему в аду… Еще говорили про двух сатанинских отродий, сгубивших раба божьего Вырия, и про то, как был он отомщен… Про школу говорили, про детский приют и про разгром супостатов, учиненный на Новодевичьем кладбище… Твоя работа?

– Да, – признался я, соображая, что старец неплохо информирован о моих подвигах. – Только не приют то был, а детский садик «Василек» в Измайлове. И на Новодевичьем я не один геройствовал, а с бригадой. Шестеро нас было – четыре Забойщика и пара учеников.

– Это без разницы, – молвил батюшка Кирилл, окатив меня ледяным взглядом. – Все одно, ты лучший.

Ну, лучший так лучший, молча согласился я и стал ждать продолжения. С этим не задержалось.

– Есть в тебе надобность у святой матери-церкви, – произнес архимандрит. – Готов ли ты послужить ей, раб божий?

– Готов, – ответствовал я. – Для матери-церкви у нас особые тарифы – скидка пять процентов с любой акции.

Старец небрежно отмахнулся.

– В деньгах ли дело? За этим мы не постоим. Была бы только польза… Миссия… хм-м… тайная и щекотливая. Его поручение! – Он показал глазами вверх.

– Митрополита? – спросил я. – Или самого патриарха?

– Господа нашего! – рявкнул старец и перекрестился. – А что поручено Господом, то должно быть исполнено!

Его бледное лицо вдруг раскраснелось, и глаза уже не казались выцветшими – молнии сверкали в тех глазах.

– Не волнуйтесь, святой отец, все будет исполнено в лучшем виде, – заверил я. – Пожалуйте адресок и имена. Впрочем, последнее не обязательно – и без имен приговорим.

– Я тебя, раб божий, не для этого подряжаю, хотя силовые акции не исключаются. Сказал ведь, миссия тайная и щекотливая! Выведать нужно у адских исчадий, выведать нечто такое, к чему есть интерес… – Ректор выдержал паузу и добавил: – Не только у православной церкви, но у других конфессий тоже.

– Выведать, значит… Занятие не совсем по моему профилю. – Я приласкал ствол обреза. – Может, начнем сначала, отче Кирилл? Кого вы представляете, кроме митрополита и патриарха?

– Все православные церкви, сколько их есть, – сказал архимандрит, важно разгладив бороду. – А также римско-католическую, протестантскую и англиканскую… еще по мелочи – баптисты там, мормоны, копты и другие.

Мои волосы зашевелились.

– Весь христианский мир… – пробормотал я в полном ошеломлении. – Что же вам нужно узнать у адских исчадий? Тайну вечной жизни?

– Я представляю не только наших единоверцев и прочих христиан, – заявил отец Кирилл, не обращая внимания на мой вопрос. – Иудеи, мусульмане и буддисты тоже проявляют интерес. На сей счет есть решения Коллегии раввинов, Вселенского совета муфтиев и далай-ламы. Все они нас поддерживают – я имею в виду Московскую епархию.

Глаза у меня полезли на лоб.

– Именно московскую? А почему?

– Потому что у нас отродий Сатаны много больше, чем в иных местах, – с тяжелым вздохом признался старец. – И есть среди них особо древние и злобные, информированные лучше прочих, а отсюда вытекает, что узнать их Великую Тайну вероятнее здесь. – Он пристукнул ногой о пол и снова вздохнул с тоской. – Отче наш небесный, Отче милостивый! За что караешь нас, за какие грехи? За что послал нам такое бесчестие? Все утеряно, все! Честность, доброта, богобоязненность, целомудрие, почитание родителей… Сменились эти добродетели обманом и стяжательством, и стал у нас вертеп вавилонский, и пришли к нам дети дьявола в неисчислимом множестве…

Он бормотал что-то еще, но я уже не слушал. Я уже понял, чего он желает, он и все остальные иерархи от буддистов до мормонов. Великая Тайна! То есть миф из разряда эллинских или библейских сказаний, столь же достоверный, как рождение Афины из Зевсовой головы. Все вампирологи о нем упоминают, и Шпеер, и Маньяна, и Хьюзи, и святой Юлиан с прочими отцами церкви, и, разумеется, Лев Байкалов. Все упоминают и сходятся в одном: что тайна сия – ложь и выдумки. Будто известно вампирам что-то такое, дающее им право пить людскую кровь, и право это закреплено решением неких божественных сил и будет длиться до самого Судного дня, до той поры, пока не восстанут умершие и не слетятся души из преисподней и Рая, чтобы Господь судил их и воздал по их делам. Редкостная чушь! Атеисты Страшного суда не ждут, но и верующим не по нутру такая идея. Даже религиозный фанатик не согласится с тем, что Господь санкционировал вампирские деяния и дал им какие-то особые права. Это нонсенс, сокрушение основ, крах веры!

В Гильдии тоже так считают, и в этом у нас разногласий нет ни с магистром, ни со службой розыска. Забойщики – люди трезвого образа мыслей, к мистике отнюдь не склонные. Те, кто верит во что-то еще, кроме клинка и пули, долго не живут.

Старец прекратил бормотать и глядел на меня в ожидании. Надо было выкручиваться.

Я откашлялся и произнес:

– Нельзя ли поконкретнее, отец Кирилл? Какую Великую Тайну святая церковь хочет вытянуть из отродий Сатаны? Если я, к примеру, узнаю детали их физиологии, это будет то? Или имеется в виду что-то более духовное, трансцендентное?

– Скорее, эсхатологическое,[3] – уточнил архимандрит. – Мы в точности не уверены, но полагаем, что вампирам известно нечто о конце света, а таковой конец есть Апокалипсис и Судный день. Это ты и должен выяснить, сын мой.

Сын мой! Он впервые назвал меня так – похоже, примирился с моими железками и странной, не подобающей христианину физиономией. Ибо челюсти у меня крупноваты, нос переломан в двух местах, а глаза разные, один черный, другой зеленый. К тому же вешу я сто пять килограммов при росте метр девяносто – недаром мама носила меня сорок четыре недели. Это, кстати, уникальный случай – срок нормальной беременности сорок, максимум – сорок одна неделя. Сорок четыре – это, судари мои, синдром Ильи Муромца, как утверждают медики; в результате рождаются монстры вроде меня, почти невосприимчивые к укусам вампиров.

Старец тем временем дудел свое:

– Ты должен найти отродье из древних и высших, ибо Тайна ведома лишь им. Плени такого и пригрози ему смертью и муками, крепко пригрози, чтобы разговорился ирод поганый. Ну, не мне тебя учить… ты в таких делах ученый… И помни, что в тех разговорах можно все, все допустимо, и огонь, и каленое железо, ибо ты – рука Господа, и если даже палку перегнешь, грех тебе отпустится, и будешь ты чист, как…

– Стоп, святой отец, – сказал я. – Рано про отпущение грехов. Я ведь еще на дело не подписался. Может, и вообще не подпишусь. Профиль все-таки не мой. Я не из службы розыска, я боевик, ликвидатор.

Он замер с раскрытым ртом. Правда, длилось это недолго – архимандрит погладил бороду, коснулся креста и произнес:

– Двести тысяч. – Подумал секунду и добавил: – Евро, милостью Господа.

Сумма была крупной, очень крупной, но меня не вдохновила. Тайну можно выпытать, если она существует, если она реальность, а не миф. Мифическая тайна всегда чревата ложью, тем более в части эсхатологии и прорицания грядущего. Ну, прижму я ублюдка из первичных, и скажет он, что до конца света десять месяцев или десять лет, либо другое соврет – положим, что судить умерших будет не Христос, а египетский Осирис. Что за цена такой информации?.. Ровно ноль, а не двести тысяч евро. К этому добавилась мысль о том, что насмешу я магистра и коллег по цеху, чье уважение я ценил. Хорошо, ежели насмешу, а то еще в жадности заподозрят!

– Не возьмусь. – Моя голова сама собой качнулась. – Слишком неопределенная задача, святой отец. Да и в эсхатологии я слаб.

– Как не возьмешься? – Батюшка Кирилл вцепился в бороду, сдвинул брови и грозно уставился на меня. – Как не возьмешься, сын мой, если Господь призывает? Опять же двести тысяч евро… Ты лучший после Вырия! Как можешь не взяться?

– А Коля Вырий тут при чем? – спросил я в недоумении.

– Был он подвигнут на исполнение той же миссии, – разъяснил старец и ядовито добавил: – Не сомневался в отличие от тебя, делал дело и погиб как божий воин.

Сердце мое забилось чаще, и, чтобы успокоиться, я положил ладонь на приклад обреза. Ситуация переменилась! Убийц Николая я прикончил – не буду уж вспоминать, чего мне стоили их поиски! – но выходило теперь, что эти два первичных были только исполнителями. За ними стоял заказчик, некая древняя, злобная и информированная тварь, добраться до которой я был совсем не против. Пожалуй, стоит развернуть знамена и отправиться в поход! Не ради-для Великой Тайны и не за двести тысяч евро, а чтобы разыскать того ублюдка и сделать его короче на голову. Ну а перед этой процедурой можно и порасспрашивать…

Пульс мой снова был в норме, сорок ударов в минуту. Прикосновение к «шеффилду» действует на меня успокоительно. Рефлекс! Рука на оружии не дрожит и дыхание ровное.

Я выпустил приклад из пальцев и сказал:

– Положим, я согласен. Тогда придется решать одну нелегкую проблему.

– Какую?

– Насчет отродья из древних и высших, как вы его назвали. Их всего-то в городе пяток, а в мире не больше двадцати. Гады хитрые, прячутся искусно, и даже наша разыскная служба их отыскать не может. Так что наводка нужна. Иначе я поседею, пока кого-нибудь из них найду.

Архимандрит, похоже, колебался, решал, сказать мне что-то или не сказать. Решил не говорить и пробурчал:

– Найдешь, по милости Господа! Вот слышал я, что соберутся они в ночь на послезавтра на шабаш в Башне. Ты ведь, наверное, знаешь, что шабаш у них в июне, в двенадцатый день? Все главные там будут.

– Знаю, – подтвердил я. – Знаю, да только как мне в Башню ихнюю попасть? Я бы бригаду собрал, налет устроил, но это не годится – под Башней тайные ходы, и главная сволочь улизнет. Пробраться нужно незамеченным. А как?

– Как, как!.. – передразнил старец, все еще пребывая в колебаниях. – Ладно, дам я тебе человечка в помощь, раба божьего Пафнутия… Вырию не дал, а тебе дам! Но смотри! – Он погрозил мне костлявым пальцем. – Смотри, Забойщик, чтобы с брата Пафнутия волос не упал! Праведник он и на великий подвиг решился!

– Это какой же?

– Увидишь, поймешь, – буркнул отец Кирилл, копаясь под полою рясы. Вытащил комп-наладонник, ткнул ногтем в клавишу и прищурился, глядя в экран. – Дай-ка свой телефончик на всякий случай… – Я продиктовал свой мейл и номер мобильного, и старец, записав их, молвил: – Лучше встретиться вам в людном месте и как бы невзначай. Завтра в полдень митинговать будут на Пушкинской, вот туда и приходи. Брат Пафнутий тебя найдет. Личность твоя ему ведома.

– По рукам, святой отец, – сказал я, но батюшка Кирилл не собирался бить ладонью о ладонь. Вместо этого он сунул мне к носу крест в кулаке, однако зря – ни крестов, ни рук я не целую. Есть у меня такое мнение: коль все же существует Бог, то не нужны ему посредники, попы и муллы, патеры и ламы, монахи и монашки, ибо сам он может проторить дорогу в сердце человеческое. А тот, кто желает его подменить своей персоной и сует для целования крест да пальцы, а то и башмак, – самонадеянный богохульник. Будет ли таким прощение в Судный день?..

– Иди, – пробормотал архимандрит, вздыхая и пряча крест. – Иди, ловец божий! Да пребудет с тобой Господь наш Иисус Христос!

Я сухо кивнул и вышел из ризницы. За дверью наткнулся на отца Варфоломея – то ли на страже он стоял, то ли подслушивал, развесив свои лопухи.

– Святая водица, сын мой, – молвил поп, протягивая флягу.

– Благодарствую, – ответил я. – Дьяк у себя?

– Спит, – сказал отец Варфоломей с явным осуждением. – Вчера потешил беса своей пагубной страстью.

– Если спит, разбужу. До скорого, батюшка.

– Благослови тебя Бог и святые угодники.

Мы распрощались, и я, добравшись до колокольни, сунулся в каморку под лестницей. Дьяк Степан уже не спал, а сидел, лохматый и расхристанный, на низком деревянном топчане. Рожа у него опухла, нос побагровел, глазки едва открывались и несло от него перегаром, но все же был он милей архимандрита и попа. Я ощущал в нем ту же трепетную душу, что у Влада, и пил он по той же причине – чтобы, значит, не смотреть на жизнь трезвым глазом и не озлобиться вконец.

– Петруха, ты? – проворчал дьяк сочным басом, разгоняя волосатой лапищей винные пары. – Рад, рад! Заходь, гостем будешь. А сосудину с водицей давай-ка сюда.

Я опустился на колченогий табурет. Приняв от меня флягу, Степан протяжно зевнул, потом сосредоточился, закрыл глаза и, поводя над сосудом ладонью, начал беззвучно шептать.

Что за таинственный процесс свершался в это краткое мгновение с обычной жидкостью, набранной из крана?.. Загадка, пока недоступный науке секрет! Любой нормальный человек пил Степанову водицу без вреда и без особой пользы, мог умываться ею или полоскать горло, мог пустить на суп или компот – словом, во всех отношениях то была обычная вода. Для меня и любого хомо сапиенс, но не для вампиров! Вода их не убивала, но обжигала, точно серная или плавиковая кислота; они извивались от боли, вопили и на несколько секунд теряли координацию. Так что святая водица была неплохим подспорьем в моем ремесле.

Дьяк закончил ворожить и вернул мне флягу. Я, в свою очередь, пошарил за пазухой, вытащил чекушку и протянул ему. Степан уставился на нее в недоумении, облизнул губы, потом басовито прогудел:

– Обижаешь, братец!

– Шутка, – сказал я, извлекая из карманов две поллитры.

– Во, это другой разговор! Благодарствую, вьюноша. Пригубишь?

Предложение являлось знаком вежливости – Степан знал, что я не пью. Я помотал головой, глядя, как дьяк раскупоривает бутылку. Опорожнив ее в два приема, он вытащил откуда-то соленый огурец, закусил, пробормотал: «Грехи наши тяжкие!..» и осведомился, который час. Было уже четверть двенадцатого.

Вид у Степана стал поживее – то ли спиртное его взбодрило, то ли чародейские манипуляции с водой. Я сунул флягу в карман и сказал:

– Ловко у тебя получается с водицей. Ты ведь, наверное, и лечить можешь? Наложением рук или как еще?

– А то! – отозвался дьяк. – Не хуже любого из энтих… как их… инрасенсов.

– А что ж не лечишь, раз такой умелец? Хоть за малые деньги, хоть даром?

– Соблазна бегу, Петруха. Начнешь даром или за малые деньги, а там и за большими потянешься. Не спит враг рода человеческого, раздувает жадность! А Господь того не прощает. – Он провел широкими ладонями по лицу, помассировал щеки и молвил: – Доводилось про Машера слыхать?

– Да.

Машеров был на Москве известным целителем, да и не только в столице – легенды о нем гуляли по всей России и странам СНГ.

– Имелся ведь у человека божий дар! От всего целил, от зубов и запоев, от невров и суставов… Из пидоров делал нормальных людей, а с язвой какой справиться, так это мелочь была для него, как два пальца обмочить. Много по первости не брал – так, на пропитание… А опосля что?.. В прохвессоры вышел по всем новомодным академиям, гран-доктором заделался, лечебню открыл, дипломами стены обвешал, завел газетку, принялся бананы заговаривать и ими рак целить… Теперича деньги лопатой гребет! А дара-то уже и нет! Залы полные сбирает, книжицы пишет, а толку что? Профукал свой дар! Бог дал, бог и взял… Так-то, Петруха!

Я согласно кивнул, а Степан потянулся к чекушке, и закупорка вдруг вылетела вон. Сама собой, он ее пальцем не трогал, он за стекло держался! Воистину умелец!

Отпив маленький глоток, дьяк поставил чекушку на пол и сказал:

– Ты про этого Машера помни, братец. Помни, ибо у тебя тоже божий дар, особая сила, чтоб нечисть устаканивать. Тебе это не зря дано, а потому не лиходействуй, не бери помногу с сирого, слабого и убогого. Защищай, а за деньгой не гонись!

С этим напутствием я и покинул его каморку. На улице, достав мобильник, набрал номер Влада. Он из дома еще не вылез – похоже, отсыпался после вчерашнего и только-только продрал глаза. Голос, во всяком случае, был хриплый.

– Это кто?

– Это я, партнер. Мы снова в деле.

– Приятная новость, сэр. Что для меня?

– Для тебя – старинная архитектура. Планы Башни достань. Желательно с подземными этажами.

Спросонья он не понял, про какую башню я говорю. Пришлось напомнить: Спасская башня, что в Кремле.