Патрул

Тем же путем, что и драгоценности в ранних сценах, рис медленно взмывает в воздух и опускается в воду, оставляя круглые узоры на поверхности. Подношение выглядит зрелищно и мощно, словно подносятся алмазы. Для будд нет разницы между рисом и алмазами. Что у Патрула есть в мешке, то он и подносит.

Забросив в озеро последнюю щепотку риса, Патрул уходит по берегу, скрывается из виду.

Деревенская дорога, на которой мы видели парализованную собаку. По ней идет Патрул Ринпоче.

Неожиданно раздается гневный собачий лай, как если бы мы проходили мимо частного дома. На самом деле никакого дома с собакой нет. Лает наша бездомная парализованная героиня. И лает на Патрула.

Присмотревшись, Патрул подходит к собаке. Он достает из сумки заранее приготовленный кусок мяса и почтительно кладет перед ее носом. Пока не появляется мясо, собака продолжает истошно завывать на Ринпоче. Но едва привалило счастье, ей больше ни до кого нет дела.

Пока собака занимается мясом, Патрул замечает, что из соседнего двора за ним наблюдает мужчина, видимо, опасается, как бы бродяга у него чего-нибудь не свистнул. Хозяин спрятался так смешно, что Патрул невольно улыбается.

Наконец, хозяин решается выйти. Патрул производит благоприятное впечатление.

- Добрый день, - Патрул продолжает улыбаться.

- День добрый, - кивает хозяин.

- Я ищу простенькую работенку, - сообщает Патрул. – В ваших краях можно найти пропитание?

Человек пожимает плечами:

- Мне работники не нужны. Есть тут одна женщина, - припоминает он. – Попробуйте спросить в предпоследнем доме вон по той улице. Видите? Идите туда, свернете и увидите два последних дома. В предпоследнем живет Юдра Бумо. Кажется, ей нужен работник. Спросите.

- Спрошу. Спасибо.

Собака доела мясо и лежит, вытянув лапы поперек дороги.

Патрул сгребает собаку в охапку, закидывает на плечо и отправляется искать Юдру Бумо.

Дом Юдры Бумо. Патрул стоит у калитки, рядом сидит его собака. Ринпоче звонит в колокольчик.

Из дома появляется женщина.

- Ты кто? – мрачно спрашивает она.

- Чотар Калсанг, - представляется Патрул. – А это Ани, моя подруга, - добавляет он про собаку.

Собака, завидев хозяйку, начинает жалобно скулить и напрашиваться.

- Эту подругу я знаю. На черта она мне?

- Я предлагаю себя, а не ее. Я ищу простенькую работу. Не требуется работник по дому?

- Я тебя впервые вижу, Чотар. Как я могу впустить в дом незнакомого человека? Сам подумай. А вдруг завтра проснусь - нет ни работника, ни дома?

Пожав плечами, Патрул наклоняется, подхватывает собаку на руки, забрасывает на плечо и уходит. Ему удается пройти шагов двадцать.

- Чотар! – окликает Юдра.

Патрул разворачивается лицом к хозяйке.

- ………… (здесь должна прозвучать конкретная цена по-тибецкому курсу, видимо, натурой) в день за мытье полов, уборку в сарае, во дворе и вынос мусора, - сообщает хозяйка.

Патрул неторопливо направляется обратно. Он не торгуется, по нему нельзя понять, рад он или разочарован.

- А это, - говорит Юдра про собаку, – за ворота не впускать.

Патрул оставляет собаку у забора, входит во двор, поднимается по лестнице в дом. На пороге сталкивается лицом к лицу с хозяйкой.

- Не вижу радости на лице, – говорит Юдра. Она думала, что Чотар будет прыгать от счастья.

- Поверьте, госпожа, я чрезвычайно рад, - положив руку на сердце, сообщает Патрул. – Это именно та работа, о которой я мечтал всю жизнь, - добавляет он с гениальной улыбкой.

Юдра, наконец, смеется.

Хозяйка открывает дверь в кладовку:

– Здесь метла, тряпка, ведро, и все, что тебе понадобится.

Патрул осматривает рабочий инструмент.

- Ага, ага, ага… - кивает он.

Лестница в доме Юдры. Едва слышно напевая под нос стослоговую мантру, Патрул подметает ступеньки.

Одна из комнат в доме. Продолжая напевать Ваджрасаттву, Ринпоче тщательно вытирает пыль с предметов. Некоторые вещи задерживают его внимание, он их осматривает и ставит так, чтобы они выглядели лучше. То же самое касается мебели. Патрул переставляет ее, как ему нравится. Не с ног на голову, конечно.

Патрул метет во дворе дома. Юдра выглядывает из окна посмотреть, как он работает, затем она отправляется в одну из комнат, где поработал «Чотар», и застывает на пороге: все сверкает и излучает неземной свет. Такова сила благословения стослоговой мантры Ваджрасаттвы. Не веря глазам, хозяйка очарованно плывет по комнате. Она нагибается, чтобы чем-то пристально полюбоваться, и не может выпрямиться обратно.

- Черт! – кряхтит женщина, схватившись за поясницу.

В согнутом положении, охая и вздрагивая, она добирается до дивана и осторожно усаживается, прикусив губу. Комната больше не сверкает, поскольку видение Юдры Бумо омрачено страданием радикулита.

Двор дома. Закончив мести, Патрул ставит метлу в кладовку.

За воротами с милым лицом лежит «Ани». Появляется Патрул. Собака радостно вскакивает на передние лапы и «бежит» к другу.

Патрул играет с собакой, гладит и шутит.

Все заканчивается тем, что из сумки появляется кусок мяса, Ани ужинает.

У калитки появляется Юдра:

- Может, перекусишь? – предлагает она Патрулу.

- Не откажусь, - кивает он.

- Идем, покажу, где будешь жить.

Держась за спину и охая, Юдра ведет Ринпоче к месту его обитания.

- Что случилось? – спрашивает Патрул.

- Радикулит, так его и так! (тибетское народное ругательство)

- Если б не радикулит, вы бы остались в полном одиночестве, - с сочувствием замечает Патрул.

- Меня бы это устроило.

- Но такого не бывает! Хотим мы или нет, нас всегда кто-то будет колоть в спину или бить по носу.

- Чего-чего? – Юдра хлопает глазами.

- Идем. - Патрул предлагает Юдре руку помощи.

Опираясь на протянутую руку, Юдра поднимается по лестнице в дом.

Комната прислуги. На столе стоит горячий суп и еще что-нибудь аппетитное. От обеда исходит пар. Открывается дверь. На пороге - Юдра и Патрул.

- Устраивает? – спрашивает хозяйка.

- О, да, - признается работник.

Хозяйка, прихрамывая, уходит, оставив Патрула в небольшой комнатке.

Ринпоче забрасывает сумку на кровать тем же движением, каким забрасывал ее на ложе VIP в монастыре. Правда, здесь он себя чувствует в своей тарелке. Наклонившись над тарелкой с супом, Патрул с улыбкой принюхивается.

Поглядывая в открытое окно, из которого виден сад, Ринпоче обедает.

Раннее утро. Поют петухи. Солнце скоро выглянет из-за горизонта. Деревня просыпается. Ани возле забора зевает и потягивается.

Открытое окно в комнате Ринпоче. Комната пуста. Патрула внутри нет. Мы догадываемся, что Ринпоче опять сбежал из клетки. Затем, выглянув на улицу, мы видим, как Ринпоче простирается в саду на траве под своими окнами.

Юдра из окон на втором этаже пристально следит за простираниями Патрула.

Одна из комнат в доме. Патрул смывает мокрой тряпкой пыль с домашнего цветка. Появляется кривая хозяйка.

- Чем это ты по утрам занимаешься? – интересуется Юдра.

- По утрам?

- В саду.

- А! – вспоминает Патрул. – Специальная практика. Когда-то я ходил так же криво, как вы. Радикулит мучил, аж слезы капали на землю.

- Да прямо!

- Да! Прямо ходить не мог. Только криво. Надо идти вперед, а ноги несут влево. Я чуть с ума не сошел. Ходил только по кругу. Потом один добрый лама научил меня секретной практике…

- Да ну тебя!

- Да, да, да! Он передал мне практику «Тайная сущность здоровой поясницы». С тех пор я стал другим человеком. Через неделю радикулита как не бывало. – Патрул смеется, продолжая вытирать листья.

- Слышишь, хватит меня морочить! Сейчас-то зачем отжимаешься, если через неделю радикулит прошел?

- Да мне нравится. Это как зарядка.

- И в чем же секрет? – после паузы как бы нехотя интересуется женщина.

- Извините, госпожа, я не могу передать вам эту практику.

- Почему это?

- Потому что она тайная. Чтобы ее получить, вы должны обещать довести ее до ума.

- Чего?

- Ну, практиковать, пока не добьетесь результата.

- Какого результата?

- Например, выпрямитесь и забудете о больной спине. Тоже ведь результат?

- Интересно… - Юдра заинтригована настолько, что уже выпрямилась и забыла о больной спине. – Так я должна…

- Да, да, да! - Патрул ловит на слове.

- Хорошо, я обещаю практиковать до появления результатов.

- Правда? – Патрул на секунду отрывается от цветка, чтобы диагностирующим взглядом измерить готовность Юдры.

- Правда.

- Смотрите! – предупреждает Патрул. – Кто не хранит тайные обещания, того наказывают защитники Дхармы. – Если не будете практиковать, рискуете вообще свалиться и не встать.

- Нет-нет, - напугана Юдра. – Естественно, буду… Ну, как могу. Буду, короче, стараться.

- Хорошо, я вам передам «Тайную сущность здоровой поясницы».

Патрул на несколько секунд забывает о хозяйке и целиком отдается цветку. Юдре не терпится:

­- Так что я должна делать? – спрашивает она.

- Сначала надо выучить тайную мантру, - объясняет Патрул. – Потом просто будете произносить мантру и простираться. Произносить и простираться.

- Ну, ну! – торопит Юдра. Женщины обожают все «тайное».

- «Да освободятся все дети на земле от боли и страданий», - выразительно произносит Патрул тайную мантру.

- Причем тут дети на земле? – Юдра сбита с толку.

- Дети не при чем. Вы, вы, а не дети должны сто раз произнести мантру.

- Просто произнести?

Патрул отвлекается от цветка и пристально смотрит на Юдру:

- Произнести и сделать полное простирание. Сто мантр – сто простираний.

Юдра с подозрением смотрит на домработника: не псих ли он?

- Может, есть идея получше? – Патрул резко выводит хозяйку из оцепенения. - Как вы еще можете помочь страдающим детям?

Юдра растерянно пожимает плечами. Честно говоря, в ее планы это никогда не входило.

- Просто делайте все, что в ваших силах, - подсказывает Патрул. - Смотрите!

Патрул выходит в центр комнаты:

- Да освободятся все дети от боли страданий! - произносит он и совершает полное простирание. – Да освободятся все дети от боли и страданий!

Патрул выпрямляется, показательное выступление окончено:

- Понятно?

Юдра испуганно кивает.

- И так сто раз.

Патрул демонстративно ждет, когда хозяйка начнет простираться.

- Я что… - хлопает глазами та, - должна…

Он кивает.

- Но у меня болит спина, я не могу… - лопочет она быстро.

- Я помогу, - обещает Патрул. – У меня спина не болит. Читайте мантру, об остальном можете забыть. Мантра творит чудеса.

- Как она…?

- Да освободятся все дети от боли и страданий, - напоминает Патрул.

- Да освободятся все дети от боли и страданий, - произносит Юдра и, зажмурившись, делает первое простирание.

Патрул поддерживает хозяйку руками с двух сторон.

Разогнувшись после первого простирания, хозяйка открывает глаза, на них не написано особого восторга.

- Да освободятся все дети от боли и страданий, - говорит она и вновь ныряет в руках Патрула.

Юдра ходила-то еле-еле, а тут такие могучие телодвижения! Постепенно до нее доходит масштаб превращений. Лицо уже не выражает недовольства.

У забора на деревенской улице Ринпоче играет с Ани. Парализованная собака неуклюже преследует небольшую палочку, она счастлива.

За игрой наблюдает Юдра. Хозяйка тихо подошла к воротам, чтобы ее не было заметно.

Наконец, Юдра окликает домработника:

- Чотар!

- Это меня, - сообщает Патрул собаке и поворачивается к Юдре: - Да, моя госпожа?

- Заходите во двор.

- ?

- Бери собаку, и заходите во двор. Сколоти конуру, пусть живет здесь. – Указательный палец Юдры показывает место будущего обитания Ани.

Во дворе. Напевая «Ом Мани Пеме Хум», Патрул сколачивает из досок домик для Ани.

Очередное утро в деревне. Поют петухи, на горизонте появляется солнце. Мы видим готовую конуру. Это что-то великолепное, подобное дворцу в мандале, раскрашенное всеми цветами радуги. Из конуры появляется заспанная морда собаки. Ани выползает наружу.

Комната хозяйки. Вероятно, с момента первого простирания прошло не менее недели, поскольку перед нами женщина со спортивной выправкой. Юдра простирается на полу, читая «Да освободятся все дети от боли и страданий». На нее приятно смотреть. И главное, она понимает, что говорит; есть надежда, что Юдра простирается за детей, а не за здоровье.

Сад под окнами Патрула. Ринпоче выполняет на траве простирания. Мы слышим молитву, произносимую Юдрой.

День. Патрул и Юдра двуручной пилой пилят во дворе дрова (если в то время существовали такие пилы) или делают вместе, рука об руку, что-то, что тогда реально существовало.

- А что потом? – спрашивает Юдра.

- Когда ты действительно начнешь любить чужих детей, как своих собственных, уже будут не нужны перерождения.

- Как понять, не нужны?

- Какой смысл трястись над одним неблагодарным ребенком, если каждый ребенок станет тебе, как собственный?

- Как это каждый? Что-то я не пойму…

Юдра прекращает работать. Она собирается то ли передохнуть, то ли «понять».

- Смотри, - говорит Патрул, собрав в пучок все извилины женщины. – Если незнакомый маленький пацан бросится к тебе на шею. Вот так, ни с того, ни с сего…

- Ну, ну…

- Если по его щекам будут течь слезы, если он будет умолять тебя: «Мама… Не бросай меня… Пожалуйста… Пожалуйста, не бросай меня, мама…» - Выдержав паузу, Патрул заканчивает: - Ты его бросишь?

- Нет, конечно.

- Признаешь в этом пацане своего сына?

- … Да. – Подумав, Юдра добавляет: - Конечно, признаю.

- Вот когда твоего сострадания хватит на тысячу детей, и все будут любить тебя, как родную мать, тогда тебя назовут дакиней.

Воспользовавшись паузой в работе, Патрул ложится на траву, чтобы заняться любимым делом – смотреть на облака.

- В общем, дакиня – это обычная женщина, только с бесчисленным числом детей, - говорит Патрул, расположившись на траве, глядя в небо. – И она не связана с ними обязательствами… И еще она умеет летать. Иди сюда!

Патрул стучит ладонью по земле. Юдра ложится рядом.

- Смотри! – говорит Патрул.

Мы видим на небе явный силуэт танцующей дакини, вылепленный из облаков, какой ее обыкновенно рисуют на танках.

- Что видишь, Юдра? – спрашивает Патрул.

- Похожа на танцовщицу.

- Как думаешь, сколько у нее детей?

Вокруг небесной танцовщицы расположились бесчисленные маленькие облачка.

- Много, - понимает Юдра.

- Как ее ни крути, как ни переделывай, всегда прекрасна, да? Много у нее детей или вообще никого нет, дакини не жалуется, не привередничает. С дакини приятно иметь дело.

Монах на коне с большими мешками, в которых лежит провиант для Патрула Ринпоче, скачет по традиционному маршруту: долина – озеро – лес. Там, где лошадь проехать не может, он спешивается, закидывает мешки на спину и начинает подъем в гору.

Пещера Патрула Ринпоче. К ней подходит монах. Он видит, что вход в пещеру завален камнями, опускает мешки на землю и зовет:

- Ринпоче! Патрул Ринпоче!

Нет ответа. Монах разгребает камни у входа в пещеру, заглядывает в темноту. Пещера пуста. Монах залезает во внутрь, зажигает свечу.

Он видит алтарь, догоревшие свечи, мандалу и много-много риса. Пещера словно усеяна рисом. И ни малейшего признака жизни.

Изучив обстановку, монах возвращается на воздух, забирает мешки, пускается в обратный путь.

Монастырь. Джамьянг Кхенце, Таши Озер и ламы монастыря в комнате Джамьнга Кхенце.

Милостью охранителей Дхармы, здоровье Кхенце Ринпоче безупречно. Но на смену пришла другая напасть - исчез Патрул Ринпоче.

- Мы обыскали все пещеры, в которых мог остановиться Патрул Ринпоче, - сообщает Таши Озер, его нигде нет. – Монах привез провиант в пещеру Ямантаки, где Ринпоче проводил трехлетний затвор. Там все выглядело так, словно Ринпоче покинул это место навсегда.

- Не выполнив трехлетний затвор? – удивляется первый лама.

- Вам-то какое дело? – возмущается второй лама. – Не вы же являетесь учителем Патрула Ринпоче.

- Вот, мне только не хватало стать учителем Патрула Ринпоче!

- Патрул Ринпоче способен сам определить срок отшельничества. А что, если… - несмело предполагает второй лама. Произнести фразу: «…он умер» до конца у него не хватает духу. – Если это не отшельничество?

- … Вы полагаете, Ринпоче реализовал радужное тело? – изящно формулирует за него первый лама.

Глаза присутствующих устремляются к Джамьянгу Кхенце в надежде получить конкретный ответ. Кхенце выглядит отрешенно, словно его это не касается.

Дискуссию неохотно продолжает Таши Озер:

- После реализации радужного тела на месте паранирваны мастера остаются его волосы и ногти. Кто-нибудь их видел?

Пауза. Присутствующие переглядываются. Ничего такого, традиционного в осмотренных пещерах обнаружено не было.

- Он не ушел, - произносит, наконец, Джамьянг Кхенце, как всегда значительно, словно вынося приговор, хотя внешне выглядит отрешенным. – Он где-то здесь. Этот старый бродяга пришел бы ко мне, если б что-то случилось. Ко мне все приходят после смерти.

Таши Озер переводит дух. Слова Кхенце Ринпоче обычно попадают в десятку.

- Он где-то рядом, - заканчивает Кхенце. – Ищите.

Утро в деревне. Поют петухи. Ани блаженно высунула морду из конуры. Восходит солнце.

Комната хозяйки. Юдра простирается, читая вслух мантру «Да освободятся все дети от боли и страданий».

Дверь дома открывается, выходит Патрул Ринпоче с огромным мешком мусора. Он выносит мусор за ворота, уходит по деревенской дороге.

Юдра томным взглядом из окна провожает домработника в путь к мусорной яме. Она влюблена по уши, однако не подозревает об этом, - заводить отношения с бродягой ей в голову не приходило.

Яма с мусором за пределами деревни. Патрул вываливает мусор из мешка, аккуратно сворачивает мешок и идет обратно к дому.

Дом Юдры. Хозяйка хлопочет на кухне, готовит завтрак. Она слышит, как начинает громко лаять Ани, затем звенит колокольчик на калитке. Вытирая руки о халат, хозяйка выходит к гостям.

За воротами стоят два спешившихся всадника и их лошади. Увидев хозяйку, Ани смелеет и начинает орать еще громче. Всадники оказываются монахами. Вид парализованной собаки, ползающей на передних лапах, рождает в них сострадание. Они видят ее конуру, подобную дворцу мандалы, и, пусть не понимая ничего относительным умом, абсолютным умом чувствуют, что здесь обитает сам Майтрея.

Патрул с мешком из под мусора возвращается по деревенской улице, слышит лай, замедляет шаг. Издали он видит лошадей, двух монахов и Юдру.

- Простите за беспокойство, - говорит Юдре первый монах. – Мы ищем великого учителя. Его зовут Патрул Ринпоче. Может быть, слышали?

- Нет никогда, - пожимает плечами хозяйка. – Хотите позавтракать, ребята?

- Спасибо, у нас мало времени, надо объехать все окрестные деревни.

- Жаль, - Юдра разводит руками.

Ани принимается вновь лаять на монахов - за отказ от завтрака.

- Как тебе не стыдно! – ругает собаку Юдра.

- Можно погладить? – спрашивает первый монах.

- На здоровье, - разрешает Юдра.

Монахи заходят во двор. Первый присаживается на колено перед Ани, начинает с ней заигрывать. Собака успокаивается, замолкает, затем блаженствует.

- Что с ней? – спрашивает первый монах у хозяйки.

- Понятия не имею, - пожимает плечами Юдра.

- Ваша собака, и вы не знаете? – удивляется второй монах.

- Не моя. Только этого не хватало. Чотар ее сюда привел. Неделю назад. А до того она всю деревню облазила.

- На двух лапах? – с сочувствием уточняет второй монах, склонившись над собакой.

- Кто такой Чотар? – спрашивает первый монах.

- Домработник. Слушайте, простой бродяжка, а такой классный оказался мужик! – Глаза Юдры заблестели. – Кто бы подумал! Две недели, вот, он у меня живет, - дом просто не узнать. Просто что-то! Все блестит и пахнет. Я даже иногда боюсь туда заходить. – Юдра кивает на дверь своего дома. – Не руки – золото! Что только он не умеет! У меня самой был радикулит, так он меня научил одному упражнению, я вообще ничего не чувствую. Как новенькая! Вообще такой мужик! – Хозяйка показывает большой палец или что-нибудь по-тибетски.

Патрул издали наблюдает, как монахи общаются с Юдрой, играют с Ани.

Во дворе. Монахам практически все ясно. Присутствие Майтреи очевидно и на абсолютном, и на относительном уровне.

- А сколько лет вашему Чотару?

- Не знаю… Лет сорок. Ну, от силы, полтинник. Но такой мужик, ребята, такой парень!

- Познакомите нас? – просит второй монах, оглядывая дом. – Чотар сейчас здесь?

- Мусор пошел выносить. – Юдра осматривается – А вон он идет!

По дороге с нарочито мрачным лицом непоколебимой поступью идет Патрул Ринпоче. Ему совсем не нравится, что его нашли и куда-то теперь поведут, словно редкое животное, под конвоем.

Здесь хорошо бы замедлить кадр:

Ринпоче заходит во двор.

Второй монах почтительно склоняется, сложив на груди руки.

Первый монах, стоявший на одном колене, падает на оба колена и опускает лицо, продолжая при этом гладить собаку.

Патрул попадает в окружение растерянной Юдры и монахов. Пауза.

Наконец, мы замечаем, что по щекам монаха на коленях, приласкавшего Ани, бегут слезы:

- Ринпоче… – шепчет он, как ребенок, нашедший мать через три года, - Не бросайте нас… Пожалуйста… Пожалуйста, не бросайте нас, Ринпоче…

Учение на просторном зеленом поле. Толпа монахов и мирян сидят на земле вокруг одноразового трона, на котором находится Патрул Ринпоче. В ходе лекции мы видим в числе слушателей Юдру, Таши Озера и монахов, нашедших Патрула.

- Примите мои извинения, - говорит Патрул. – Я нахожусь на верху, на троне, вы - внизу. Все должно бы быть наоборот, поскольку вас много, а я один. Если б не традиция, мне самому, конечно, не пришло бы в голову забраться повыше, а вас всех заставить сидеть на сырой земле. Но вот… (Патрул осматривает трон) мне сделали это кресло, оно довольно высокое, удобное… И у меня не хватило духу от него отказаться.

Ничего… В этой непредсказуемой сансаре все меняется. Пешки становятся ферзями, ферзей съедают, они становятся пешками… Давайте, в следующий раз я сяду на землю, а вы заберетесь сюда? Хорошо? Только не забудьте мне напомнить. А то я по-привычке полезу наверх. Возможно вообще, к следующей встрече вы уже станете такими шустрыми буддами и бодхисаттвами, которые всех опережают, занимают лучшие места. Тогда мне ничего не останется, как сесть на свободный кусок земли и внимать многообразию учений. Это будет поистине прекрасно.

Пауза. Ринпоче мечтательно смотрит в небо.

- Поистине прекрасны многообразные учения будд и бодхисаттв, - продолжает Патрул, очнувшись. - Но все они в конечном итоге сводятся к двум драгоценностям. Каким именно? Я что-то забыл…

Ринпоче осматривает собрание вопросительным взглядом:

- Я в прошлый раз рассказывал. Вы тоже забыли?

- К пустоте и состраданию, - осмеливается заявить один монах.

Указательный палец Патрула уже направлен в сторону ответившего монаха, как в место обитания истины.

- Спасибо! – расцветает Ринпоче. – Пустота и сострадание! Все Будды отсюда появились, все Будды здесь пребывают, и все Будды в конце концов растворяются в единстве пустоты и сострадания. Как замечательно, что вы это понимаете. Нет иного места ни во времени, ни на карте, где бы смогли проявиться Будды. Только в единстве пустоты и сострадания. Будду не заманишь в наш мир ни большой семьей, ни модной одеждой, ни толстыми бутербродами. Не заинтересуете вы его и охотой, верховыми скачками, драгоценными безделушками. Будды не рождаются из злобы или зависти, жадности или тупости. Все, что можно наблюдать в этом мире – лишь пыль для просветленного Будды. Пыль, которую необходимо смахнуть, дабы явить свой подлинный образ – единство пустоты и сострадания.

Наверно, вы слышали, как только в мире появляется излучение просветленного ума будды, его тело норовит убежать повыше в горы и там медитировать. Некоторые считают, что будда уходит в горы, чтобы кому-то что-то доказать, набить себе цену или еще что-то.

«Несмотря на то, что Будда достиг просветления, он вел удивительно скромную и простую жизнь», - удивляются люди.

Пауза. Патрул смеется. К сожалению, аудитория здесь его не поддерживает, она «не въезжает».

- Правда, удивительно, как будды, достигнув просветления, не бросаются во все тяжкие! Но помилуйте, разве просветление кому-то обещало усложненную жизнь? Богатый гардероб? Обильный стол, мясо и вино? Может Будда учит Дхарме, чтобы у нас был успех у женщин, прочный дом и длинный язык?

Нет, Будда от всего этого бежал. И он учит тому, как от этого бежать. Если б Буда говорил с аудиторией открытым текстом, ему бы хорошо досталось после учения. Может, камнем, может палкой… Теперь вы понимаете, почему Будда убегает в горы. Так безопаснее.

Пауза, Патрул от души веселиться.

- Во всяком случае, Будда не красуется, когда уходит в горы, - продолжает Ринпоче. - Просто, ему нравится уединяться. Будда уходит от бесполезной возни и чесотки. Будда уходит, потому что мира не существует. Будда уходит, потому что существует любовь. Будда уходит, чтобы очистить любовь от усложнений. Будда уходит, чтобы полностью объединиться с реальностью сострадания и пустоты. Будда уходит, чтобы осуществить великую простоту во всем. Будда уходит, чтобы дать жизнь тысячам проявлений своего милосердия. Будда уходит, чтобы полностью присутствовать и в том, и в этом мире, и еще в бесчисленных мирах.

И наконец, мы видим, что Будда, который уходит, в действительности, никуда не уходил, а мы, которые вроде бы безначально бегаем здесь по кругу, никогда здесь по-настоящему-то и не были. Под «Здесь» я имею в виду реальность сострадания и пустоты, реальность, которой мы все «сейчас» являемся, нравится нам это или нет.

Невозможно найти даже отблеска счастья вне сострадания и пустоты. Всё благо мира – от ничтожных удовольствий нижних сфер до блаженства мира богов – основывается на одной-единственной реальности – силе личного сострадания. А сила сострадания зависит от глубины постижения пустоты.

Так что сострадание и пустота – не разные вещи. Невозможно без внутренней свободы, которую дарует пустота, познать благо сострадания, а без сострадания вам моментально наскучит самая восхитительная «пустота».

Будды пребудут среди живых существ до тех пор, пока существуют страдания. В этом не стоит даже сомневаться. Не надо никуда отправляться, чтобы встретить будду. Вы уже в санасаре - рядом всегда находятся страдающие существа. Возможно, вы сами имеете к ним отношение. А там, где есть страдание, автоматически присутствует сострадание. А если присутствует сострадание, присутствует и то, что мы называем природой Будды. Это одно и то же. Степень чистоты может быть разной, - природа будды от этого не меняется.

Что вы можете встретить чудеснее сострадания? Страдание – ад, сострадание – великое блаженство. Выбирайте. Одна и та же энергия, одно тело, один ум! Вся разница в том, куда вы тащите одеяло. Стремитесь спасти от холода всех существ - всех спасаете, и сами не забыты. Стремитесь затащить одеяло на свою голову, с вас его сдерут, да еще нашлепают: зачем спер чужое одеяло?

Не думайте, что великое сострадание не для вас, что он для «великих существ». Это глупость. Великое сострадание потому и великое, что принадлежит всем – от мала до велика. В тот же момент, когда в вас пробуждается искреннее сострадание, вам дается необходимая энергия, чтобы осуществить помощь. Таково благословение будд. В момент сострадания вы неотделимы от Будды, и для вас нет невозможного. Любое желание рано или поздно находит путь к реализации - сроки зависят от чистоты нашей мотивации. Сострадание находит путь мгновенно. Там, куда проникает великое сострадание, в одно мгновение все украшено цветами и голосами дакинь. Пусть не все это видят, но, поверьте, это так.

Когда мы страдаем, мы часто озлоблены, наши глаза не замечают цветов, уши не слышат песен дакинь, и уму может показаться, что сострадание – вещь ненужная. По крайней мере, ненужная для нас. «Отстань от меня», - говорим мы и даже грубо отталкиваем человека, который нам сострадает. Выполните, пожалуйста, одну просьбу старого ламы. Я очень редко о чем-либо прошу своих учеников, но вот это… Я прошу вас от всего сердца: не прогоняйте того, в ком зародилось сострадание. Пожалуйста, не прогоняйте. Как бы вам ни было тяжело, примите любого, кто приходит к вам с состраданием, как своего сына, как свою дочь. Пожалуйста, сделайте это ради меня.

Лучше откажите всем буддам и бодхисаттвам, но того, кто подарит вам сострадание, примите.

И с вами будут все будды и бодхисаттвы.

Пусть он не одет в парчу и не сидит на троне. Пусть, от него не будет никакой практической пользы. Понимаете, все будды и бодхисаттвы умрут, все постройки рухнут, все игрушки будут забыты, все смешается и возродится в незнакомом облике. Но сострадание… Оно не уйдет никуда. Оно не ходит, не летает, оно ближе, чем кровь и кость. Это все, чем мы живем. И тот, кто познал блаженство сострадания, падает в объятия девы-вселенной. Неужели, вы способны отрезать от блаженства сострадательного человека только потому, что у вас плохое настроение?

Так можно прошляпить Будду Майтерею. Вы, наверно, знаете, однажды придет Майтрея, будда сострадания. Сейчас он ждет какого-то будущего где-то там на облаках. Боится сюда спускаться. Боится, что мы сделаем из его сострадания котлету. И большинству из нас трудно его переубедить. Поэтому наше свидание с Майтреей откладывается на неопределенное будущее. Но для многих Майтрея вовсе не будда будущего. Для того, кто открыт состраданию, Майтрея - будда настоящего. Да, да, это так! Майтра – всего лишь момент сострадания, чего тут ждать в «будущем»? Майтра обитает повсюду! Не ищите его, не отпихивайте в будущее, он уже здесь.

Майтра в любом существе, так или иначе пробуждающих наше сострадание. И я склоняюсь перед каждым, кто дарил мне возможность сострадания. В тот момент, когда между нами появлялось чудо сострадания, мы были едины. Друг с другом и со всем, что нас окружало.

Сострадание полностью растворяет надуманные «ты» и «я», не оставляя почвы для мыслей между «ты» и «я». Всё действие моментально переносится в чистую землю. Это поистине чудесно. Пока мы принимаем прибежище в сострадании, нам не придет в голову переживать, «чем все закончится» или по какому-то другому поводу. В поле активности сострадания мы уверены: чем бы это ни закончилось, все будет благом.

Будьте же благодарны каждому существу, позволяющему себе сострадать, как Будде, передающему сокровенные учения. Ибо сокровенные учения Будды о том же самом: это всегда наука любви, наука сострадания. Сострадая всем живым существам, Будда испытывает на кончике лишь одного мизинца столько блаженства, сколько счастливые любовники в самую удачную ночь не испытают во всем теле.

Что вы найдете больше? Куда отправитесь на поиски?

Пожалуйста, никуда не ходите, ничего не ищите. Просто примите прибежище в сострадании, которое в вас присутствует изначально, и все остальное будет у ваших ног.

Ладно, если вы не готовы довериться состраданию полностью, хотя бы не бойтесь его, не стыдитесь, не пытайтесь от него сбежать. Нет никого, кто смог бы сбежать от самого себя. А кто постыдится сострадательных будд, того и Авалокитешвара постыдится, когда понадобится прожить эту жизнь, и Амитабха не заметит, когда придет время умирать.

Под финальную музыкальную тему:

Большая процессия лам и мирян провожают Патрула Ринпоче к монастырю.

Несколько высоких лам доводят Ринпоче до дверей комнаты, в которой ему предстоит остановиться. Двери открываются и… взору собрания предстает великолепное внутреннее убранство, какое только можно вообразить в богатом монастыре процветающего Тибета 19-го века.

Патрул Ринпоче не скрывает восхищения.

Затем, привычным небрежным движением закинув походную сумку на сверкающее ложе, Патрул жестом указательного пальца просит сопровождение оставить его одного.

Толпа послушно направляется к двери, покидает комнату.

Не теряя ни секунды, Ринпоче открывает окно нараспашку и выглядывает на улицу.

Панорама с высоты второго-третьего этажа ничуть не пугает Ринпоче. К тому же в поле зрения нет ни души, если только где-то вдалеке. Прекрасный пейзаж вокруг монастыря: равнина, за ней леса и горы.

Закинув сумку за спину, Патрул спускается из окна на землю по выступам в стене.

Ринпоче весело убегает по равнине в направлении лесов и гор.

Да будет благо!