Шурки, ремень, документы, кошелёк — всё это снова стало моим, а сам я, вытащив кепку из-под фальшпола, надел её спасаясь в первую очередь от солнечных лучей, которые ярко летели от самого Солнца и по воле случившегося со мной нервировали.
Только я вышел из Кировского суда, передо мной открылась вся прелесть августа: зелёные улицы, тёплый воздух, текущие по дорогам авто. Прямо перед зданием располагалось дорожное кольцо, не шибко оживлённое в этот час, но и не перебежишь даже если захочешь. Благо, места для перехода через дорогу виднелись слева и справа, но до них нужно топать, а я еще не определился с направлением.
Хотелось пива и помыться, хотелось снять с себя форму и переодеться в гражданку или даже повторить встречу с Ирой, хотя секса не хотелось совсем, камера и стресс убивает тестостерон.
А ведь у неё мой телефон в тумбочке, о котором она даже не знает… И надо переехать с Макрушино, смена замков тут не поможет, хотя и это тоже временно, выпасут, как выпасли ОСБшники. Другой бы начал искать сигареты, но я никогда не курил, не курило и тело Славы Кузнецова. Сейчас бы в парилку с последующим массажем, нормальным — лечебным, чтоб всё тело прям промяли, а то от этих нар я сам тако́е ощущение, что сделался плоским.
Я замер на пороге суда, рассуждая, что мне делать дальше. С одной стороны, тварь, которая устроила мне эти приключения, должна была быть наказана как можно быстрее, в следующий раз мне может так не повезти, как сегодня, и придётся развиться по «ветке» заключённого. С другой, если всё равно сидеть, может, задвухсотить гада, и дело с концами.
Что если я перерождён, чтобы поменять свою свободу и жизнь на жизнь одного единственного говнюка?
Что я о нём знаю? Я поднял голову и снова встретил плакат с его лицом. Ничего по сути. А так бы взять нож, а лучше два, и ворваться в его квартиру или дом, перебить охрану, вряд ли они шибко хороши, и отпилить мерзавцу голову, прямо как духи нашим пилили, а на стене кровью написать «За 1994 с-сука!». А что же дальше? А дальше в бега, потому как с методами сегодняшних сыскарей меня найдут, нет-нет да и оставлю какую-нибудь ниточку. Однако снова возвращаться на нары не хотелось, и от сюда два выхода, либо убирать его легально и по закону, либо оказывать сопротивление при задержании, чтобы меня самого мои же коллеги и пристрелили.
Можно кстати и по другому. Узнать, где живёт, и подложить под машину самодельный фугас. Могут пострадать мирные… На его семью, если она есть, мне всё равно, даже если он хороший отец и примерный семьянин.
Вот такие улыбчивые мужчины в пиджаках и имеют множество скелетов в шкафах, обычно, хорошие мужья, отличные отцы, заботливые любовники для своих шлюх. Настолько, что у их шмар есть и квартиры, и машины, подаренные за счёт нажитых на солдатской крови деньгах. У тех, кого он подставлял в Чечне, тоже были дети и жёны.
Найти его офис, подложить СВУ на основе будильника и… к примеру, пороха, перемешанного с дробью, в ящик рабочего стола. Опять же слишком велик фактор случайных жертв: уборщицы, секретарши, другого мирняка. Лучше ножом, или самопальным дробовиком типа: труба, фитиль и та же дробь с порохом.
Я стоял думал над разным и вдруг осознал, что киллер из меня так себе, вот окопаться и держать высоту я могу, спасать заложников шибко не приходилось, но тоже могу, могу людей крутить, а от грабителя, или того же душмана я отличаюсь также, как кавказская овчарка отличается от гиены. Вроде те же зубы и хвост, но вот только задачи и методы решения разные, а ещё у овчарки с командами лучше, а от гиены незнамо, что и ожидать. Как только я продумал эту мысль, память Славы поделилась нововведением: согласно последним исследованиям, гиены не являлись псовыми, а принадлежали к кошачьим.
Может, поэтому эти кошки так и ржут над всем миром, потому как другие их считают собаками?..
Ну не мог этот чёрт с плаката не наделать себе врагов! Всяко есть какие-нибудь зацепки, и его можно вполне легально посадить на пожизненное. А то садиться или гибнуть из-за этого мудака, после того как чудом получил вторую жизнь, такое себе… Убить тварь и броситься в бега я всегда успею.
Как только я определился, что буду мыслить и действовать как офицер, а не как масхадовец, рядом раздался гудок авто. Потом ещё и ещё, чтобы я заметил. И, прищурившись, я посмотрел туда, откуда был звук. Там стояла патрулька, из которой меня манил Николай Павлович Потапов, на заднем сидел мой взводный, а вот водителя я не знал, какой то гражданский мужичок средних лет.
Пиво и массажи с парилками, походу, отменяются. Я сделал пару шагов, спускаясь с лестницы здания суда, и подошёл к патрульке.
— Садись! — приказал ротный.
— И вам доброго дня, Николай Павлович, — произнёс я и сел рядом с Мухаматдиевым на заднее сидение, по привычке протянув руку, но руку мне её не пожали.
— Поехали, — скомандовал ротный водителю.
— Куда? — спросил я.
— Ты для начала не хочешь объяснить, что это было? — спросил у меня Мухаматдиев.
— А на что похоже? — спросил я.
— Ты мне, бл№ дь, не зубоскаль! У тебя, на№ уй, пакет мефа нашли! Сидит, он лицом щёлкает! — буквально прокричав, ответил ротный.
— И почему я ещё на свободе? — уточнил я вместо того, чтобы сразу начать грубить и послать командира роты туда, куда он в своей мужской жизни ещё не ходил.
— Вот и нам интересно, — выдал Мухаматдиев, по сути переадресуя мне же мой же вопрос.
— Может, потому, что у вас боец не виноват ни в чём и суд в этом разобрался, а пока разбирался, решил его подзакрыть на полутора суток? — произнёс я, а в голове подумал: «Или у вас ваши звёзды на мозг давят?»
— Ну так ты расскажи. Просто ты везде на статью 51 ссылался и вёл себя как партизан, — начал уже нормально взводный.
— Да а смысл, если вы при встрече даже руку пожать не можете. Я тогда лучше по приезде сразу рапорт на увольнение напишу и пойду устроюсь в другое подразделение, где верят суду, а не домыслам. Только орать на меня, на№ уй, не надо! — выпалил я отцам — командирам. — А знаете что? Остановите машину, не№ уй моё время тратить, рапорт я завтра напишу!
— Ты чё, бл№дь, ведёшь себя как девочка⁈ В руки себя возьми, ты же сержант целый, младший, — снова повысил тон ротный.
— Так всё-таки, что там было? — спросил у меня Мухаматдиев, машина и не думала останавливаться.
Походу, обезьянам в моей стае надо сначала покричать, а уже потом нормально говорить.
— Я после смены домой шёл, но не сразу, а через дом девушки, а пока я там был, кто-то мало того что подкинул мне в комнату пакет с пакетами, так ещё и достаточно хорошо подёргал за ниточки, чтобы СК вместе с бравыми парнями из ОСБ меня быстрым темпом попытались взять и закрыть на долго. Квартира съёмная, помимо меня там ещё человек живёт, иногда у нас гостят девушки, но мне всё-таки кажется, что мешочек специально подбросили в период с 9 утра до 14.00. Вскрыли квартиру, положили, доложили об исполнении и закрыли обратно, — произнёс я.
— А почему тогда другим не подбрасывают? У них что, план в СК и ОСБ по оборотням в погонах горит? — спросил меня ротный.
— Вряд ли это менты, я думаю, это наводка с целью ликвидации меня, — пожал я плечами.
— Кому нужно тебя ликвидировать? — с сарказмом спросил Мухаматдиев.
— Я встречаюсь с девочкой, на которую положил глаз сын Зубчихина. Да — да, того самого с билбордов! Возможно, в этом дело. Если честно, я сам удивлён, почему так сложно работали. Могли бы просто прострелить ногу в подъезде или голову…
— Так, — выдохнул ротный. — Хорош беду на себя кликать. Допустим, мы на твоей стороне. Но как объяснить в управлении, что у нас такая ситуация случилась.
— 51 статья и презумпция невиновности уже не работают? — уточнил я, мне было всё равно, уволят или нет, у меня была другая задача на уме, которая никак не клеилась со спокойной службой.
— Не для ментов, — усмехнулся взводный.
— А что они мне сделают, если я увольняюсь? — не понял я. Эти игры в оправдание уже и правда достали.
— И что, кем ты на гражданке будешь? — спросил у меня ротный.
— Не знаю пока. Кем угодно. Виолончелистом. Пойду песни петь, волосы отращу…
— Ты погоди песни петь. Надо управленцам объяснить, что ты не наркоман. — произнёс взводный.
— Кровь на анализы сдать? — спросил я, улыбаясь.
— Нужно полиграф пройти. И вместе с заключением суда это подойдёт. Я им тогда скажу: А что вы хотите, суд его отпустил, на полиграфе чист, а у меня и так людей нет, вы последних хотите забрать, мало ли кто, чего, где нашёл! Тем более если бы на него что-то было, его бы закрыли уже. Я тебя на детектор уже записал.
— Полиграф — это долго. А мене уже завтра на смену. Не отдохну ничерта после деревянных нар.
— Уволиться ты всегда сможешь. Всё равно две недели отрабатывать и на работу ходить. — произнёс Мухаматдиев.
— Вы меня на пост поставите, там служба будет проще. А то я такой парень, я могу и в патруле на картонке уснуть в подъезде.
— Бл№дь, — выдохнул ротный, — пройдёшь полиграф, дам я тебе выходной в воскресенье, а во вторник заступишь уже старшим.
— Это… Николай Павлович, — возразил взводный, — ты куда моего бойца переводишь?
— Ратмир Минисович, тише там будь! Сутки через трое у тебя будет третьим, а через день в патруле усиления старшим.
— А, пацан, ты дома портрет свой поставил? — улыбнулся возрастной водитель.
— Зачем это? — не понял я.
— Чтоб из дому не выгнали, забыв, как ты выглядишь, — закончил шутку мужичок.
— У меня дома мне меф подкидывают, я, пожалуй, лучше в отделе поживу, там людей больше, а чтобы весь отдел повязать, нужно план-капкан объявлять, — отшутился я.
Настроение внутри машины начало выравниваться. Даже взводный спросил, не набил ли я себе татуировку тюремную. На что я ответил, что был занят, всё время лепил из хлеба чернильницу и писал между строк в книгах молоком послание революционным товарищам.
Мы въехали на территорию УМВД по Златоводской области и остановились у здания военно-врачебной комиссии. Сокращённо (ВВК) — это орган, который определяет годность граждан к военной службе по состоянию здоровья. Ее цель — оценить физическое и психическое состояние человека, чтобы выявить его категорию годности. Комиссия состоит из нескольких врачей-специалистов, таких как терапевт, хирург, невролог, психиатр, окулист, оториноларинголог (ЛОР) и стоматолог. Та еще по факту каторга: поступающий на службу человек сначала бегает по всему городу, собирает анализы и справки, потом приходит, и его досконально проверяют, это вам не военкомат, куда годны все или почти все, тут отбирают лучших из лучших, по крайней мере, по придиркам, которые цепляют врачи к кандидатам, можно так подумать… Откуда тогда среди ментов появляются тугодумы, мне не ведомо. Существует даже шутка, когда кто-то жёстко тупит, про него говорят, что наберут кандидатов по объявлению, типа без прохождения ВВК.
ВВК Кузнецова я помню хорошо: кричащие врачи на тестах на стрессоустойчивость, психиатр, пытающийся вывести из себя провокативными вопросами, тесты, где надо правдиво отвечать на 400 вопросов, и конечно же полиграф. Жемчужина сегодняшнего приёма. Переходишь на офицерскую должность с сержантской — полиграф. Приходишь служить — полиграф. Какие-то подозрения от отделов кадров — полиграф. Подозрительный шрам на теле — полиграф.
Причём врачи этой самой ВВК скорее всего свои же тесты бы провалили. Ну да, не суть…
И вот теперь я, бывший подозреваемый в распространении кристаллической смерти в корыстных целях, должен его пройти и доказать всем, что я не северный олень.
— Смотри, провалишь детектор лжи — в отделе тебя будут называть Пабло Эскобаром, — пошутил взводный.
— Кстати, мы тебе звонили, ты чего трубку не брал? — спросил у меня ротный.
— Я в этой кутерьме телефон посеял, — ответил я, не уточнив, что посеял я его в известной мне тумбочке у одной стриптизёрши.
— Как пройдёшь, доложи в дежурку, если телефона нет, — ответил ротный. — И тогда завтра у тебя выходной, а во вторник заступаешь. Приедь пораньше.
Я кивнул ротному, войдя в здание ВВК. И первым делом подошёл к окошечку проходной и спросил, куда мне идти.
— У вас записано? — спросили меня в ответ.
— Я Кузнецов, мне на полиграф, — и чернявенькая девочка-сержант, покопалась в документах, и сказала: — Полиграф направо, седьмой кабинет, у вас запись на три, придётся подождать.
— Я подожду, — и, пройдя в узкий коридор, сел на лавочку.
И через пару минут меня пригласили изнутри, позвав голосом:
— Заходите!
Дверь в седьмой кабинет была не просто узкой, она была тонкой, словно картонная, и открывалась внутрь помещения, где воздух стоял спёртый и прохладный, отдающий кондиционером и озоном. Всё убранство составляли серый стол, два стула — один для специалистки, другой, с низкой спинкой, для меня — и пару тумбочек с техникой. На одной из них покоился сам агрегат — невзрачная черная коробка с массой проводов, похожих на щупальца.
Женщина, ожидавшая меня, была моих лет из прошлой жизни, но её лицо выдавало преждевременную усталость, а во взгляде читалась холодная, методичная протокольность. Никакого «здравствуйте», лишь короткий кивок на стул.
— Кузнецов? — спросила она.
— Да, — ответил я
— Садитесь.
Такое ощущение, что она сама была живой машиной подстроившись психикой под её аппарат.
Я опустился на стул, почувствовав, как под тонким винилом обивки угадывается жёсткий металл каркаса. Спиной к двери.
— Сейчас подключу оборудование. Сидите спокойно, не двигайтесь.
Она взяла первую эластичную ленту, похожую на ту, что используют врачи для измерения давления, но только шире и с пластиковым датчиком посередине.
— Дыхание, — коротко пояснила она, туго обхватывая лентой мою грудную клетку. Потом вторая лента, на живот. Стало дышать чуть теснее, как в бронежилете после забега по лестницам.
Затем последовала манжета тонометра. Она накачала её на моей левой руке с таким расчётом, чтобы не пережать артерии, но давящее ощущение чужого контроля осталось.
— Давление и пульс.
Самыми неприятными оказались «прищепки» — два датчика с мягкими металлическими пластинами, которые она закрепила на указательном и безымянном пальцах правой руки.
— Кожно-гальваническая реакция. Потоотделение.
Последним штрихом стал крошечный микрофон, направленный на меня с края стола. Комната, и без того тихая, погрузилась в гробовую тишину, нарушаемую лишь щелчком включения полиграфа и едва слышным жужжанием вентилятора внутри коробки.
Она села напротив, её пальцы пробежались по клавиатуре ноутбука, экран которого был развёрнут от меня.
— Сейчас я задам несколько простых вопросов для калибровки аппаратуры. Отвечайте чётко «да» или «нет». Не двигайтесь, не глубоко дышите, не сжимайте пальцы. Понятно?
— Понятно, — кивнул я, чувствуя, как холод от датчиков на пальцах медленно сменяется теплом собственного тела.
Она посмотрела на экран, потом на меня. В её глазах не было ни капли интереса, лишь чистая функция.
— Начнём. Вас зовут Слава?
— Да.
— Сейчас за окном день?
— Да.
— Вы находитесь в здании ВВК?
— Да.
Аппаратура тихо щёлкала, записывая мою «норму». Моё спокойное, фоновое состояние. Я смотрел на стену перед собой, пытаясь представить её зелёной улицей августа для настроения, но видел лишь гладкую белую поверхность.
Калибровка закончилась. Она снова посмотрела на меня. В её взгляде появилась острота профессионала, ей уже дали вопросы на которые меня надо проверить.
Адвоката мне не дали, вовремя, сутки меня в камере не навещали, а вопросы для полиграфа подготовили. Узнаю родную милицию, что в моё время, что сейчас…
— А теперь, — произнесла она, и её голос приобрёл металлический оттенок официальной процедуры, — переходим к основным вопросам. Отвечайте правдиво. Вы хранили у себя в квартире пакет с мефедроном, который был изъят при обыске?
«У, какой сложный вопрос, как бы не посыпаться и во всём не сознаться,» мелькнуло у меня, но голосом я ответил естественно, — Нет.
— Этот пакет с мефедроном принадлежал лично Вам?
— Нет.
— Вы лично поместили этот пакет с мефедроном в свою комнату?
— Нет.
— Вы знали о наличии этого пакета с мефедроном в вашей комнате до прихода оперативников?
— Нет.
— Вы имели намерение продать или передать кому-либо наркотическое вещество, найденное у вас?
— Нет.
— Вы получали когда-либо доход от распространения наркотических веществ?
— Нет.
— Вы знакомы лично с людьми, которые занимаются торговлей наркотиками?
— Нет.
И тут она подняла не меня удивлённый взгляд,
— У вас всё еще есть возможность во всём признаться.
«Снимай маску женщины, опер из ОСБ я тебя раскусил!» — подумал я, но в слух сказал другое…