Печать демона

Глава шестая Печать Очи-Лоша

- Знаешь, что я подумал, глупая женщина? - спросил Чиптомака, продолжая тонкими слоями снимать стружку с куска шапы.

- Ты умеешь думать, вонючий старик? - осведомилась Ларимма.

Оба говорили лениво. Они сидели в тени огромной скалы, на теплом песке. Лэпхо занялся изготовлением гуоля, причем струны, трижды вымоченные и высушенные, были почти готовы. Женщина с ног до головы вымазалась в иле, по ее словам, весьма целебном для заживления ран.

- Заткнись! Я подумал, что мертвый волшебник, может быть, гонится за нами не просто так. Мы ведь кое-что у него украли.

- Ты имеешь в виду этот большой нож? - Ларимма брезгливо поморщилась. - В нашей стране полным полно таких штук. Изделия из железа, оружие и украшения, привозят с востока, большеглазые купцы. Конечно, это очень дорого, но волшебник не стал бы вставать из могилы ради такой вещи.

- Да?.. - Чиптомака вспомнил, как блестело солнце на копьях двух мужчин, притащивших на веревке Ларимму. Наверное, они тоже сделаны из железа. - Все равно ты дура. Вот хочешь, чтобы о нашем прибытии никто не знал, а позволяешь Салакуни скакать у всех на виду ради куска мяса!

Путешественники вышли к озеру в середине дня. Воды было так много, что противоположного берега невозможно было разглядеть, как на болоте или в устье Квилу. Потрясенные мужчины приблизились к воде с опаской, но Ларимма только смеялась и утверждала, что этот берег абсолютно безопасен.

- Это края арчаков, жирных водоплавающих животных. Арчаки не нападают на людей, но и не подпускают к себе хищников. Поэтому чем ближе к озеру мы подойдем, тем спокойнее будем себя чувствовать.

- Они свирепы, эти арчаки? Вы называете так крокодилов?

- Где ты видел крокодила, который не нападал бы на человека? Нет, арчаки - просто здоровенные куски жирного мяса. Если напасть на них, то самцы становятся очень свирепы, но все равно не слишком поворотливы. Раненый арчак сразу уходит в воду, поэтому их мясо нам не достанется.

Салакуни молча расправил плечи и отправился к воде. Великий охотник здорово проголодался. На огромном пляже скопилось несколько сот арчаков, действительно более всего походивших на куски жира в грубых шкурах. Самцы, правда, имели длинные белые клыки, но вместо ног у животных был почти рыбий хвост и плавники, передвигались звери крайне неуклюже. Салакуни приблизился к стаду, обернулся и крикнул, перекрывая поревывание арчаков:

- Они и в самом деле не нападают! Не нападают и не убивают!

- И их тоже очень трудно убить! - помахала ему Ларимма, начиная намазываться илом. - Жаль, их мясо очень вкусно!

- Я добуду тебе его! И тебе, лэпхо, тоже - звери очень толстые, совсем как спиры!

- Постарайся, любовь моя! - помахала рукой Ларимма. - Только будь осторожен, не подпускай их близко! Целебный ил поможет мне, и вечером я буду тебя ждать!

- А Чиптомака сыграет на гуйоле! - восхитился Салакуни и охота началась.

Ларимма не обманула. Убить толстое существо копьем с одного удара не было никакой возможности, острие просто не доставало до сердца, а раненые животные сразу уходили к воде. Преследовать их не позволяли другие самцы. Подобраться к детенышам, которых можно было бы утащить на руках, не давали взрослые особи, вставая на пути Салакуни живой стеной. Солнце клонилось к западу, но охотник не желал сдаваться.

- Да, - согласилась Ларимма. - Получается, что мы совсем и не прячемся. Но это потому, что это - озеро Арчак, а вовсе не Чамка-Ти. Здесь нет поселений.

- Почему?

- Не знаю... Мы с толстяком Амучей здесь частенько бывали, место тихое, это озерцо...

- Озерцо?! Да здесь берегов не видно!

- Ха! - Ларимма закинула ногу не ногу. - Видел бы ты Чамка-Ти, вот это - озеро! Все поселения нашей страны стоят на его берегах. Некоторые даже плавают по озеру на лодках, только, конечно, очень больших. А детей у нас не кормят: им достаточно побродить вдоль берега и насобирать выброшенной рыбы. Это потому, что хищники поднимают такие большие волны, что... Ты когда-нибудь видел бегемота?

- Конечно, - скривил губы Чиптомака. - Я видел сотни бегемотов, их полно в Квилу.

- Ну... Я уверена, что наши бегемоты больше ваших. А крокодилы иногда даже заползают в селения, поэтому у нас большие дома, с толстыми крепкими стенами.

- И у тебя был дом? Только не ври!

- Амуча построил как-то раз хижину, - вздохнула Ларимма. - Но вскоре что-то украл и нам пришлось удрать сюда, а хижину сожгли. Вообще-то, я вовсе не дочь царя...

- Ну, я-то в этом не сомневался, - ухмыльнулся старик. - Думаю, ты просто воровка, и муж твой тоже был вором.

- Еще каким! - подняла брови Ларимма. - Ему оба уха отрезали за воровство, обещали и келум отхватить. Но все это не по справедливости: ведь нас ни разу не поймали! Кроме, конечно, последнего дела, в храме Поленша. Тут-то Амуче и отрубили голову.

Лэпхо некоторое время молча ковырял дерево, потом сплюнул.

- Ну что ты такое говоришь? Очень глупая казнь, ведь вор умрет от первых же ударов.

- От первого же удара, - поправила его женщина. - Голову отрубают железным топором, с таким же острым лезвием, как у этого ножа.

- Тем более глупо! Вот у нас сажают в муравейник, или скармливают крысам. На берегах Квилу воров почти нет.

- Жуткие у вас порядки, - передернула плечами Ларимма. - Здесь все иначе, здесь Культура.

- Кто?

- Культура. Так называется наша страна, по-настоящему. А еще говорят просто Чамка-Ти, или Приозерье. Еще называют "Страна двенадцати храмов". Один из этих храмов - храм Полинша, у других свои боги.

- Не слыхивал о таких богах. Подай мне одну струну!

- Это древние боги, еще допогибельные, как и вся наша страна. Какой все же он сильный! - Ларимма все не могла наглядеться на без устали скачущего среди арчаков воина. - Обязательно добудет мяса, а я ни разу не пробовала арчаков. Как ты думаешь, сколько ему лет?

- Двадцать, наверное, - пожал плечами лэпхо.

- Мне кажется, еще меньше... Жаль, такой красавчик, так меня полюбил, и в два раза моложе. Увидит девушек в нашем селении, и сразу бросит меня. В Шерешене девушки очень плохо себя ведут, такие распущенные!

Лэпхо затянул хитрые узелки на колках, натянул первую струну, подергал, прислушался. Потом опять распустил ее и взялся за нож: надо еще немного подрезать.

- А как ты думала? - спросил он. - Посмотри на себя! Толстая, крепкая, но все же недостаточно красивая для мальчика. Тебе нужен человек постарше, поопытнее, чтобы оценил все прелести.

- Тьфу на тебя! - вяло отмахнулась Ларимма. - Давай-ка поговорим о деле. Тебе нужно отправиться прямо утром, я объясню дорогу. Мы, пожалуй, останемся еще на день здесь, потом переберемся поближе, на Чамка-Ти. Там есть пещеры, это я тоже расскажу тебе потом. Слушай самое главное! Как придешь в Шерешен - не вздумай прятаться, или делать вид, что мимо идешь. Там сразу увидят, что ты чужой, так что ступай на середину селения, садись на площади и пой свои дурацкие песни. Может быть, из жалости тебя покормят, только не слишком надоедай людям своим нытьем, а то еще убьют.

- Уж без тебя разберусь! - буркнул Чиптомака.

- Потом спроси, где тебе устроиться на ночлег, ну а потом поброди по Шерешену. Тебе нужен Викшу, его там все знают, но не вздумай выспрашивать: это подозрительно. Да, опасайся людей в зеленой одежде! Это Хранители Порядка.

- Ты так говоришь, будто я какой-то вор! - оскорбился лэпхо. - Я честный певец, мне бояться нечего. Но как же я найду Викшу, если не буду спрашивать о нем?

- Его дом стоит в третьем ряду от воды, четвертый от площади, если идти к северу. Ты должен прокрасться к нему как-нибудь незаметно, слышишь? Или вот что: прогуливайся рядом, а когда улучишь момент, скажи в дверь: новости от Лариммы. Кто-нибудь выглянет, а ты подмигни, мол, поговорим потом. Понял? - женщина смотрела на старика с нескрываемым подозрением. - Ничего не перепутаешь? До сих пор ты мне не казался умным человеком, да выбирать не из кого: Салакуни и вовсе дурак. Запоминай все хорошенько сейчас, потому что ночью у меня не будет времени, а утром ты отправишься в путь.

- А что ты скажешь Салакуни?

- Оставь это мне, - Ларимма с мечтательной улыбкой посмотрела в сторону берега. - Ох, да он, кажется, убил одного!

Действительно, рискуя быть задавленным арчаками, охотник ворвался в самую середину стада и сумел-таки забить одного из молоденьких самцов. Сородичи тут же окружили человека, но тот, отмахиваясь копьем, исхитрился взвалить огромную тушу на плечи и пробивался теперь назад, к спутникам. Те с волнением наблюдали за этой опасной игрой: наглость Салакуни доходила до того, что порой он пробегал прямо по телам неповоротливых арчаков.

- Он великий герой! - Ларимма вскочила на ноги. - О, Салакуни!

- Он великий дурак, - хмуро пробормотал лэпхо. - Но дурак, действительно, очень здоровый.

И Салакуни, как всегда, победил. Обливаясь потом, он притащил тушу к скале и свалил ее с плеч.

- Подожди пока, - отстранил он бросившуюся было обнимать его Ларимму, - ты вся в грязи. Дай нож, Лэпхо, у озерных животных очень толстая шкура. Потом разведи костер, а ты, женщина, скорее вымойся, будешь готовить мясо, которое я нарежу. Великий герой Салакуни сейчас будет очень много есть.

- Я готова выполнить любое твое желание, любовь моя! - взвилась Ларимма и побежала к впадающему в озеро ручью. Ил, видимо, и вправду оказался целебным.

- Я вижу, что твой гуоль почти готов? - Салакуни рассмотрел работу старика и остался доволен. - Красиво.

- Он будет по-настоящему красив, когда начнет петь, и-эмма! - важно сообщил Чиптомака, отправляясь за топливом для костра. - И случится это уже к вечеру. Только одно условие...

- Какое еще?

- Не забирайся на Ларимму, пока я не закончу песню, - строго ответил старик. - Гуоль совсем молодой, видишь ли, и ему это будет не полезно. Зато если потерпишь, то услышишь песню о себе. Первую песню о Салакуни-с-демонским-ножом, великом герое! Ну, и его товарище.

- Салакуни-с-демонским-ножом... - пошевелил губами воин. - Эй, старик! Мне не нравится это имя, оно длинное, его никто не запомнит!

- Придумаю другое! - издалека отозвался лэпхо, уже ломавший кусты на топливо для костра. - Еще не слышал песни, а уже капризничает, и-эмма... - пробурчал он себе под нос. - Вместо сердца у него еще один желудок, а вместо мозга - еще один келум! И-эмма!..

Мясо арчака действительно оказалось выше всяких похвал. Удивительно жирное, такое жирное, что все трое заблестели с ног до головы, а что еще требовать от мяса? Разве что бутылочка киншасы не помешала бы. Впрочем, думал о киншасе только старик, а Салакуни все поглядывал на Ларимму, и та улыбалась ему как могла загадочнее, то есть выглядела, по мнению лэпхо, полной дурой.

- Теперь можно и попробовать спеть, - скромно сказал Чиптомака, похлопав себя по животу. Пока хватит, а потом надо попробовать еще съесть. - И-эмма, молод мой гуоль... Если вам покажется, что он не очень хорошо поет, скажите прямо.

- Может быть, ты пока за скалой попробуешь поиграть? - надула толстые губы Ларимма, которой совершенно не хотелось сейчас музыки. - А уже потом, когда все отладишь, мы послушаем.

- Нет! - строго сказал Салакуни, одернув встопорщившуюся набедренную повязку. - Слушай, женщина, песню о великом герое Салакуни. Ты помнишь, что я тебе говорил про слишком длинные имена, старик?

- Помню, помню! - огрызнулся лэпхо. - Не совсем я еще из ума выжил! Готовы? Я начинаю, и-эмма.

Для пробы взяв несколько аккордов, Чиптомака прокашлялся и запел. Когда-то очень давно древний, совершенно седой лэпхо проходил через их селение и встретил бездомного мальчишку. Такие всегда есть на берегах Квилу, в каждой деревне. Старик прекрасно играл, но вот петь почти не мог, да и зрение ослабло. Юный Чиптомака понял это, когда увидел лэпхо поющим перед пустой улицей - все слушатели потихоньку разошлись, не сумев разобрать ни слова. Чтобы лучше слышать о подвигах Н'гборо-копьеносца, он подошел поближе, а певец, подозревая, что у него воруют подаяние, схватил мальчика за руку. После оплеух и взаимной ругани они исхитрились подружиться. На следующий день деревню покинули уже два лэпхо: один играл на гуоле, другой пел.

То были богатые, урожайные годы. Чиптомаке понравилась жизнь бродячего певца - люди поглядывают на тебя с уважением, пусть не досыта, но кормят, да еще и выделяют женщину на ночь. Обычно это оказывалась старуха, но иногда бывали и исключения. Несколько лет пролетели как один день, а потом старик умер. Юный лэпхо уже и сам выучился играть на гуоле, знал все песни, и даже пробовал сочинять свои, поэтому сначала даже обрадовался. Ведь зарабатывать-то он будет так же, зато делиться ни с кем не надо.

Увы, жизнь круто переменилась. Пришла засуха, Квилу обмелела, погиб урожай. Люди озлобились, приходу лэпхо в деревню не радовались как прежде, подавали скудно. Затем начались болезни, вечные спутники голода. Сразу несколько деревень левого берега закрылись, жители обещали убивать каждого, кто попытается к ним войти. Когда же Чиптомака по дороге, усеянной раздувшимися трупами, добрался наконец до принимающего лэпхо селения, то встретил там сразу трех коллег. Они жестоко избили его и украли гуоль.

Вот тогда-то, лежа окровавленным в канаве, Чиптомака понял, на какую жизнь обрек себя, взяв в руки гуоль. Но жалеть о содеянном оказалось поздно - он был слишком взрослым, чтобы надеяться даже на место пастушонка в какой-нибудь деревне. Многие в ту пору становились разбойниками, но лэпхо с детства был трусоват, да и слабосилен. Впрочем, на следующий год имамы прислали отряд воинов и разбойников десятками кидали в Квилу...

Джу-Шум помог, нашлась банда и для Чиптомаки. Их было пятеро, бродячих певцов разного возраста. Чтобы выжить, они тоже избивали встретившихся коллег, отнимали и разбивали гуоли. Двое младших, в том числе Чиптомака, вынуждены были воровать в то время, пока трое остальных по очереди пели на площади. Еды ему доставалось ровно столько, чтобы не умереть с голоду, и так продолжалось до сезона дождей.

Потом опять стало легче, лэпхо разошлись в разные стороны. Чиптомака тогда впервые переправился через Квилу, едва избежав зубов крокодилов. Позже ему пришлось сделать это еще раз шесть или семь. Бывали годы получше, а бывали и просто ужасные. Дважды лэпхо ходил в джунгли искать поющее дерево шапа, оба раза очень удачно. А вот на третий раз пришлось идти шесть дней, а потом и еще немного...

Вот про что хотел бы спеть Чиптомака, такие слова ему не пришлось бы выдумывать, они всегда вертелись на языке. Но Салакуни ждал песни о герое. Сперва старик хотел взять одну из старых песен о Елекече или Н'гборо, и переиначить, но воин, несмотря на глупость, отличался цепкой памятью на древние легенды. Нужно было спеть что-то новое, и именно про последние приключения. Что ж...

- Чьи губы словно пороги Квилу? Чьи глаза как звездная ночь? Чья спина как пустыня Валоби? Чей живот как дорога на Чекпе? И-эмма, и-эмма, и-эмма! Это ведь победитель спиров, разрыватель пастей леопардов, тот, кто анту душит рукою, а ласкает подругу другою, это тот, чьи шаги как гром, нож чудесный висит на нем, эту песню о нем пою! И-эмма! Эту песню про Салакуни, Салакуни с Верховьев Квилу, Мохаммеде перед Джу-Шумом, из семьи храбрецов Н'мбоно, Салакуни Демоноборце!

От такого начала глаза у Салакуни стали совсем детскими, восторженными, вот-вот заплачет. И даже Ларимма приоткрыла рот, явно не ожидавшая услышать такое безобразие. "Ничего," - отметил про себя Чиптомака, - "подожди немного. Вот запою про "Деву, чьи груди как холмы, чьи ноги как чапальмы", тогда ты другую рожу состроишь. Все вы одинаковы, мужчины и женщины, все вы ничто перед гуолем и лэпхо." И все обиды на жизнь куда-то улетучились, и песня полилась сама.

В сущности, Чиптомаке почти не пришлось врать. Действительно, Салакуни был героем, Ларимма толстой и красивой женщиной, а сам он - великим лэпхо. Действительно, подвиги гигант совершил удивительные, а уж если их немного раскрасить, то и вовсе богоподобные. Солнце зацепило краешком горизонт, а старик все пел и пел. Вот уж мертвый волшебник гонится за ними по бескрайнему болоту, и могучий Салакуни Демоноборец несет на руках красавицу, в то время как верный друг-певец готов принести себя в жертву ради спасения спутников.

В это время чуткое ухо лэпхо и уловило какие-то посторонние звуки. Заслушавшиеся спутники не слышали странный далекий треск, который не мог иметь отношения ни к озеру, ни к джунглям, одинаково притихшим перед закатом. Чиптомака посерел от волнения, стараясь отогнать от себя ужасные мысли. Пальцы продолжали перебирать струны, губы выпевали слова, но сердцем старик был там, на волшебном острове. Наконец он не выдержал.

- Вы слышите?!

- Что? - недовольно спросил Салакуни, ведь песня оборвалась как раз на его гордых словах, в которых герой высмеивал спироголового демона.

- Треск! Кто-то идет через лес по нашим следам, кто-то валит деревья своими могучими плечами, и-эмма!

Ларимма, во время песни подобравшаяся к воину и обнявшая его за могучие плечи, насколько хватило ее рук, испуганно подскочила. Салакуни взял в руку чудесный нож и задумчиво поиграл им.

- Да, теперь я слышу. Я знал, что нам не скрыться от мертвеца. Он идет за мной, чтобы отомстить за поругание его тела... Будет битва, лэпхо, ты сможешь закончить песню обо мне!

- Да ты совсем рехнулся на битвах! - запричитала Ларимма. - Бежим вдоль берега, обогнем озеро!

- Нет, это бесполезно, да и не к лицу воину все время убегать. Ведь это будет в песне, и потом люди станут говорить: убегать, как Салакуни-Демоноборец. Будет битва... Но ты можешь идти.

Женщина, ломая руки, посмотрела на лэпхо. Тот прокашлялся.

- Салакуни... О, Салакуни! Ты великий воин, но каждый знает, что для битвы с демонами нужно запастись убивающим демонов оружием. Нам нужно пока уйти, ведь подходящая вещь может найтись в Шерешене, или еще где-нибудь в этой стране. Здесь двенадцать храмов каких-то давно умерших богов, и-эмма.

- Я думал об оружии. Вот оно! - гигант воздел вверх нож, блеснувший в последних солнечных лучах. - Ведь это волшебный нож.

- Да таких полно в каждой нашей деревне! - заспорила Ларимма. - Бежим, он уже близко! Неужели ты меня бросишь на съедение крокодилам, которые ждут одинокую женщину на темном берегу?!

Чиптомака решительно встал. У него есть гуоль, завтра утром он должен отправиться в Шерешен, и встречаться с мертвым волшебником, разыскивающим великого героя Салакуни, ему совершенно незачем.

- Нет, ты должен остаться! - сильная рука схватил его за плечо. - Будет битва, последняя битва Салакуни, и ты ее увидишь.

- Я посмотрю из-за скалы, - пообещал лэпхо, вырываясь. Треск ломающихся деревьев раздавался все ближе. - Здесь меня может убить спироголовый, кто же тогда споет о тебе?

- Демоны никогда не трогают лэпхо, ведь они тоже любят песни! - уверенно сообщил Салакуни. - Поэтому древние лэпхо всегда вблизи наблюдали великие битвы.

Чиптомака рванулся последний раз, изо всех сил, но ничего не вышло. Где-то совсем рядом, зашелестев кроной, рухнула молодая чапальма, Ларимма, разинув рот, села корточки и обхватила голову руками. Хотя солнце уже скрылось за горизонтом, его свет хорошо освещал голову вышедшего из леса.

Мертвый волшебник, огромный, совершенно нагой, стоял перед ними. Конечно, по сравнению с той исполинской фигурой, что гналась за людьми по болоту, он сильно уменьшился в размерах, но все равно был выше всех деревьев. Выглядел демон точно так же, как его изрубленное на волшебном острове тело: с черными руками и ногами, с белым туловищем и головой свирепого спира.

- Я ждал тебя, о спироголовое отродье! - выступил вперед Салакуни и метнул во врага копье, потом взялся за нож.

Копье глубоко вонзилось в огромную черную ляжку. Демон опустил голову, сердито всхрапнул, расширив кончик хобота, и злобно ощерился. По два клыка с каждой стороны у спира всегда торчат наружу, теперь показались еще шесть.

- Из чего же ты сделан? - продолжал геройствовать воин. - Из крокодильего дерьма, и-эмма?!

Эту фразу он позаимствовал прямо из песни, что в другое время очень польстило бы Чиптомаке. Увы, сейчас лэпхо не смог ощутить гордости. Да и трудно ее ощутить, когда едва справляешься с мочевым пузырем.

- Мое тело из болотного тумана, - гнусаво ответил демон и легко выдернул копье. Не показалось ни капли крови. - Ты погубил мое прежнее тело... Ты убил моих верных слуг. Теперь ты должен стать моим слугой.

- Настал мой час предстать перед Джу-Шумом! - пропел Салакуни, и с ножом кинулся на великана.

Быстро размахивая клинком, он успел здорово искромсать ногу чудовища ниже колена. Но огромная черная рука схватила его и подняла в воздух. Ноги Чиптомаки подкосились, он тяжело шлепнулся на траву. Воин попробовал рубить держащую его руку, но спироголовый другой рукой вырвал у противника нож и швырнул его к костру.

- Теперь ты должен стать моим слугой! - повторил демон, почти касаясь человека хоботом.

Ларимма и Чиптомака видели, что тело спироголового какое-то мягкое, расплывчатое. Салакуни будто немного проваливался в гигантскую ладонь. В тех местах, где нож нанес чудовищу ужасные раны, теперь остались лишь неясные следы.

- Убей же меня, болотная тварь! - выкрикнул воин, пытаясь разжать сжимающие его пальцы.

- И не подумаю. Ты - мой слуга! Так слушай же мои приказания! - демон весело захрюкал, ну совсем как сношающийся спир. - Найди ожерелье Поленша, оно должно быть у жрецов этого лжебога, в его храме. Ожерелье ты принесешь на остров, туда, где ты погубил мое тело. Принесешь и там, только там, оденешь его. Сейчас я, тот, кого в вашей земле называют Очи-Лош, уйду. Но ты не сможешь забыть обо мне! На твоей груди откроется язва - моя печать!

Демон поднес забившегося Салакуни к уродливой голове и прижал хобот к груди воина. Тот закричал, словно умирая, потом обмяк. Тогда черная рука опустилась и бережно положила беднягу на траву.

- Вы, двое, получите сто болезней, если не поможете моему слуге. Вы - тоже мои слуги. Слуги Очи-лоша.

Чиптомака хотел было сказать, что он, как лэпхо, слуга Джу-Шума, и не может иметь другого господина, но из пересохшего горла не вылетело ни звука. Ларимма тоже промолчала, а спироголовый демон стал расти, постепенно становясь все более расплывчатым. Опустилась полная темнота, и вскоре чудовища не стало.

- Ой, бежим отсюда! - Ларимма нашарила руку старого лэпхо и крепко сжала. - Бежим скорее!

- Зачем? - сумел выговорить Чиптомака, сглотнув. - Все уже кончилось. Подкинь веток в костер, он совсем потух. Я посмотрю, что с Салакуни.

Испуг Лариммы пробудил в старике остатки мужества. Дождавшись, пока женщина раздула огонь, Чиптомака подполз к воину и осмотрел. Салакуни лежал на спине, прижимая руки к груди. Лэпхо осторожно развел ладони в стороны и увидел язву, оставленную демоном. Она была совершенно круглой и черной. Чернее кожи воина, чернее даже окружающей путников ночи.

- Что там? - пока старик любовался печатью Очи-Лоша, Салакуни открыл глаза.

- Страшная штука, - вздохнул Чиптомака. - Я боюсь трогать.

Тогда Салакуни ощупал себя сам. Язва была твердой и горячей. Под кожей воин чувствовал слабый зуд, но почесывание не приносило никакого облегчения. Печать Очи-Лоша жила сама по себе, не являясь частью тела человека.

- Что мне делать, лэпхо? Может быть, утопиться?

- Тогда ты попадешь в мокрый ад, - напомнил Чиптомака. - Не надо топиться, лучше сделай как он просил. Это будет интересно, ты расскажешь, когда вернешься, я сложу еще одну красивую песню, и-эмма.

- Песню? - Салакуни задумался. - Это будет песня не о великом Салакуни, а о слуге Очи-Лоша, мертвого колдуна. Мне не понравится такая песня. Кто он вообще такой, этот Очи-Лош? Не зазорно ли ему служить?

- Ларимма! - старик обернулся к женщине. - Кто такой Очи-Лош?

- Понятия не имею! Может быть, жрецы в храмах знают. У них полно всяких допогибельных богов, о которых кроме них никому не известно. Я верю в Джу-Шума, Асулаши и остальных, я не сумасшедшая!

- Зато ты, кажется, знаешь, где находится храм Поленша? - осторожно спросил Чиптомака и увидел, как Ларимма усиленно ему подмигивает. - Ладно, поговорим об этом утром. Сегодня была великая ночь, и-эмма, Салакуни не дрогнул перед лицом спироголового Очи-Лоша, и-эмма, Салакуни Демоноборец!

Ларимма тут же легла и закрыла глаза. Воин остался на своем месте, ощупывая язву. Тогда лэпхо тихонько отрезал себе кусок холодного жирного мяса и тоже лег, стараясь жевать тихо. Нужно дождаться, пока Салакуни уснет и тогда спокойно поговорить с женщиной.