Печать мастера

Глава 22. Двадцать зим спустя

Тысяча двадцать восьмая зима со времени Исхода, согласно второй редакции хроник

Центральный предел, пригород Эль-Хаф

Адерим, личная резиденция господина Эль-Сина, благословенного Наследника рода Фу

«Вставай!»

Голос в голове звучал набатом.

«Вставай, щенок! Вставай! Щенок!!!»

Голос Мастера Хо был раздраженным, яростным и бессильным.

И… беспомощным.

«Вставай же… щенок… вставай!»

Коста попытался пошевелиться, но в груди давило, а глаза, как будто запечатали воском и ресницы стали такими тяжелыми, что не поднять.

– И сколько он так лежит? Сколько он так будет лежать? Нужно что-то делать! Ты видел эту стопку писем? А они все копятся и копятся… – шептал кто-то над его головой. – А если господин вообще не очнется? А если Арры нашли способ вскрывать головы тех, кто так и не пришел в сознание, а если…

– Заткнись. Иди выпей успокоительного. Фиал на столе.

– Сам заткнись. И я спокоен! И уже пил с утра!

– Значит нужно увеличить дозу. Если будешь паниковать ещё ты – паника передастся слугам, и тогда они точно что-то заподозрят – следят за всем домом!

– И сколько мы сможем это скрывать? Господин уже второй день без сознания!

– Всего второй. И мы отправили «красный», Наставник уже должен получить сообщение.

– Ну получит он и что? Учитель может быть где угодно! Пока он доберется до столицы! А если он опять в пустыне? А если…

– Да заткнешься ты или нет. Если не будет Учителя, будем решать сами. Найдем третьего для фокуса и будем пытаться…

– Пытаться? Пытаться? Что мы будем пытаться? Ты сам видел, когда мы сунулись позавчера, у господина в голове рисовая каша вместо воспоминаний! Грань и демоны! Да ты сам останешься без мозгов, прежде, чем сможешь хоть подковырнуть его «Щит», и так же ляжешь, как, как… кусок сладкого картофеля на кровати!

– Значит, такова судьба. – Философски ответил второй голос, который звучал определенно очень знакомо. – Если Великому будет угодно сделать меня овощем – я им стану. А сейчас заткнись, и не мешай, мне нужно проверить диаграммы… И принеси ту книгу из библиотеки…

– Толстую?

– Синюю. Я не целитель ни разу, и чтобы расшифровать эти плетения нужно понимать, что значат эти шекковы узлы…

– А я говорил, я говорил – давай пригласим Целителя, давай пригласим Целителя… Не доверяешь нашему, как господин, можно обвесить его клятвами с ног до головы, а потом – сделает свое дело и заупокойную в Храме – какие проблемы? Я сам лично отправлю его за Грань, только пусть поставит господина на ноги!

– Иногда я думаю, брат ли ты мне, – вздохнул второй голос. – Пригласи Целителя и через двадцать мгновений здесь будет половина Гильдии – и через тридцать весь город будет знать, что господин Фу сошел с ума, съехал с плетений и не приходит в сознание… Тебе сказать, что начнется потом? Сколькие отпразднуют эту новость лучше, чем Канун зимы? Сколькие ждут, чтобы ударить в спину… Один «сплетник» чего стоит, сколько раз уже пытались прибрать к рукам детище господина…

– Ка-а-а-ай, – тоскливо проскулил первый голос. – Может все-таки пошлем за госпожой в Восточный предел?

– Нет.

– Она смогла бы помочь господину…

– Нет. И одна не сможет даже она… только Учитель.

– Но…

– Господин убьет тебя, если ты вызовешь госпожу. Нас. Всех. Он сам говорил, что если подол юбки госпожи ещё раз коснется порога его дома…

– Пусть убьет! – возмутился первый голос. – Для этого ему надо сначала очнуться! Включить голову и вспомнить! Пусть убивает! Я готов на все, только бы господин вернулся и пришел в себя…

– Неси синюю книгу, – устало повторил второй голос. – Она на столе у окна. Быстро, Кей.

Дверь затворилась тихо, но Косты слышал – и шаги, приглушенные чем-то – ковер? И скрип петель, и едва слышный щелчок.

– Шекковы диаграммы, – бормотал голос над его головой. – Почему я не послушал и не выбрал вторым целительство? Фуфффф… Очнитесь, господин, ради Мары, Нимы и ради Великого… очнитесь… если вы умрете – вы заберете с собой всех… только бы не слишком поздно… только бы не слишком поздно…

Чужая теплая ладонь коснулась лба, и Коста снова провалился вязкую серую марь.

Голова болела нещадно. Когда Коста проснулся в очередной раз – смог открыть глаза. Проморгался и – успокоился.

Он у себя – в Адерим. Его дом – его защита, но… когда они успели сменить шторы?

Коста заворочался, пытаясь подняться, и грудь сдавило так, что не вдохнуть.

– Лежите, сир! Вам нельзя! Лежите! – голос Кея звучал испуганно. – Кай! Кай!!!! Господин очнулся!!!

– Что… – Коста снова попытался приподняться, отбрасывая чужую руку – он не нуждается в помощи, – …что произошло… голова… Кей…

– Господи-и-ин!!! – Кай подлетел к кровати, рухнул на колени и приложил лоб к его ладони. – Господин… ну, наконец-то… хвала Великому! Наконец-то…

– Вы лежали два дня, – вклинился Кей. – Третий пошел.

Голова кружилась, Коста боролся с мучительными приступами желчи подступающей к горлу и старался не дышать. Взгляды братьев, направленные на него были одинаковыми – полны надежды, радости и – опасений.

– Кай. Отчет. Быстро, – выговорил он сквозь зубы.

Братья переглянулись.

– Отчет.

– Я не знаю с какого момента начать, сир…

– Начни с конца. Основная критическая проблема… охх… – Коста согнулся на кровати, пережидая приступ, стиснул виски пальцами и осторожно, стараясь делать как можно меньше резких движений, спустил ноги на пол.

– Основная…

– Какая сейчас зима, господин? – вклинился с вопросом Кей.

– Зима? – переспросил Коста. Что значит, какая сейчас зима? – Тысяча… двадцатая…

Братья снова переглянулись, один обреченно кивнул другому и Кай продолжил: – Основная проблема на сегодня – это вы, сир.

– Тысяча двадцать восьмая зима пошла, – тихонько проговорил Кей.

Коста ахнул – виски сдавило так, как будто на голову надели огненный обруч.

Как это – тысяча двадцать восьмая, Великий?

– Вы сходите с ума, ваша память разрушается, вы провели в бессознательном состоянии два дня, и мы…

– Помолчи. – Перебил Коста властно. – Когда я был на островах в последний раз?

– Вернулись от Арров две декады назад, – облегченно выдохнул Кай – господин всегда думает о самом важном и в верном направлении. – И сразу начались изменения, но мы не думали, что все зайдет так далеко, а когда поняли – уже не смогли ничего поменять.

– У нас не хватает сил, – обреченно прошептал Кей. – Нам нужна «звезда», или хотя бы «тройка», простой «связки» из нас двоих мало, чтобы остановить…

– Тихо. Я думаю.

Тысяча двадцать восьмая зима. Великий, да что же это…

Коста встал с кровати и покачиваясь, придерживаясь рукой то за спинку стула, то за столбик кровати, начал медленно шагать к столу.

– Ситуация в городе?

Братья молчали.

– Я должен повторять вопрос дважды? – прохрипел Коста надсадно.

– Стабильно… пока все под контролем… Но вы не появлялись на публике уже два дня, господа начинают задавать вопросы… – добавил Кай. – И через три дня – новый выпуск.

Коста выругался под нос.

– Выпуск чего…? – Коста остановился передохнуть. Десять шагов до туалетного столика дались ему так тяжело, как будто он сделал с десяток кругов по тренировочному плацу.

– Вот этого… – Кей передал свернутые листы. – Свежий номер выходит раз в две декады, но только после вашего личного утверждения каждой новости…

Коста изучал три листа, скрепленные лентой – с простой надписью сверху «Новостник клана Фу», бумага была дешевой, но светлой, печать…

– Это какой-то новый способ печати?

– Вы придумали, – Кай пожал плечами. – За три зимы все в Центральном пределе уже привыкли получаьт свежие сплетни и последние новости из «Новостника», если выпуск не выйдет вовремя…

– Ты забыл про Юг, – напомнил брату Кей. – Мы теперь организовали одновременный выпуск ещё в двух пределах…

– Значит… я забыл восемь зим… теперь выпускаю вот эти… листы со сплетнями… – Коста вздохнул, свернул листы трубочкой.

– «Сплетник», дома вы называете это так…

– …и… это началось после посещения клана Арр. Найдите способ связаться с Семнадцатым Наставником, – скомандовал Коста, подходя к зеркалу. Он оперся на стол и бросил бумаги рядом. – Немедленно…

– Это…

– Немедленно.

– Это невозможно, господин, – выпалил Кей, зажмурив глаза. – Мы не сможем связать с господином Семнадцатым Наставником…

– Почему? Они опять закрыли Октагон и подняли купол? Найдите способ, не в первый раз.

– Нет, – выдавил Кей. – Политическая ситуация и межклановые отношения стабильны в этом секторе Империи…

– Тогда свяжитесь, – Коста наклонил голову вниз, пережидая приступ мучительной боли в висках – во рту опять появился вкус желчи.

– Мы не можем связаться господин, – тихо повторил слова брата Кай. – Потому что… Семнадцатый Наставник умер. Шесть зим назад.

Спальня закружилась перед глазами Косты, молотки в голове застучали, заглушая все звуки, он падал на пол, хватаясь за стол, глядя на знакомые татуировки на плечах – клан Фу…

Умер, Семи – умер, Семи – умер…

– Ну и, что теперь?

Голос над его головой звучал знакомо. Коста с трудом пытался поймать обрывки мыслей.

– А я говорил, не нужно говорить господину сразу! Я говорил!

– Заткнись уже… Учитель сказал, будет сегодня – нам повезло, что он задержался с обозом и не вернулся на Юг… Мастер придет, посмотрит господина и все поправит…надеюсь… – последнее слово звучало едва слышно.

– Что поправит, Кай? Как это вообще можно поправить?! И Учитель уже должен быть здесь!

– Не так просто пробраться в дом незаметно, тебе ли говорить, сколькие кланы выставили у резиденции своих ищеек…

– И что? Пусть… господин очнется и все исправит!

Коста очнулся, когда шторы начали розоветь по кромке.

Закаты – это то, что всегда нравилось ему в Эль-хафе. Они были чем-то похожи на северные. Именно поэтому он так долго ждал, следил и охотился за всеми разорившимися резиденциями, выставленными на торги, чтобы купить дом именно здесь.

– Кей… – позвал Коста слугу тихо. – Пить…

– Господин! – кто-то подскочил к кровати, пощупал лоб, и поднес к губам чашку, полную прохладной чистой воды.

Божественно.

– Сколько время, Кей? – прохрипел Коста, напившись.

– Время? Обед прошел. Которая сейчас зима, сир? – перебил его Кей.

– Зима? – Коста моргнул, привыкая к полумраку – в висках отдаленно пульсировала боль. – Тысяча… семнадцатая… вчера мы пили… праздновали с Семи его новое назначение и…

– Тысяча семнадцатая! Тысяча семнадцатая! Утром была тысяча двадцатая! Кай!!! Господин забыл ещё три зимы, – Кей заходил по спальне из угла в угол. – Мы пропали… все пропало…

– Прекрати, – цыкнул Кай на брата. – Господин…

– Отчет, Кай. Быстро. Кланы…

– Это не важно, господин, – устало перебил Кай. – Учитель – мы вызвали господина-наставника Дэя будет здесь до ночи, он поможет…

– Дэй? Кто дал приказ?

– Господин…

– Кто отдал приказ?

– У нас нет выбора, господин. Я взял на себя ответственность, – Косте под нос сунули какие-то листки, скрепленные лентой в двух местах, и Кей щелкнул пальцами, чтобы светляк завис прямо над кроватью. Косте помогли приподняться на подушках.

– Что это?

– Не важно. Это – новостник. Верхний правый угол, сир. Посмотрите на дату…

– Тысяча двадцать восьмая зима. – Прочитал Коста вслух медленно. – Что это… последние события … законодательный акт одобрен советом кланов… Лу проголосовали против решения расширять сельскохозяйственные угодья… – Коста читал заголовки, шурша бумагой. – Что это? Предсказания жриц Нимы на будущее?

– Это было две декады назад, сир, – устало и обреченно произнес Кай. – За последние три дня вы забыли ровно десять зим.

Дэй приехал ночью.

Одетый, как последняя рвань, которая разносит по домам фрукты и овощи на тележках.

– Зашел через черный ход, – весело произнес Дэй, стягивая с головы длинный серый платок, крученный на южный манер.

– Пора красить волосы, – бросил Коста устало, разглядывая шевелюру менталиста. Угольно черные волосы до плеч, где почти по всей голове светились серебром отросшие седые корни.

– Знаю, – буркнул Дэй и без разрешения отправился к столику, налить себе вина. – Тебе не предлагаю, Кай сказал – он бы и чая тебя лишил бы, посадив на одну воду, чтобы не смешивать с эликсирами, которыми тебя накачали…

Коста отвернулся к окну, разглядывая ночной город вдали.

– Ашке… так сильно изменилась, – пробормотал Коста тихо.

– Столица, – поправил его Дэй, делая глоток. – Тут больше не говорят «Ашке» – это запрещено. После эдикта три зимы назад город стал безымянным.

Коста приподнял бровь, оборачиваясь.

– Твои молодцы не успели тебе об этом рассказать? – усмехнулся Дэй в пышные усы.

– Меня интересовали более важные вещи, – парировал Коста, разглядывая лицо южанина – сетку новых морщин, которые прочертили лицо, усталые складки губ.

– Что?

– Ты постарел…

– Ты тоже, – фыркнул Дэй, – поверь мне.

– Это… странное чувство… ты открываешь глаза, а все вокруг тебя внезапно стали старше на десять зим… – произнес Коста медленно.

– А ты не стал? В зеркале себя видел? Думаешь, ты таким был в двадцать зим? – пророкотал Дэй.

– Видел, – Коста закрыл глаза, помедлил, и все-таки спросил. – Как… ты оцениваешь мои шансы?

Менталист с шумом выдохнул, подтащил второе кресло, поставив рядом, и тоже присел у окна.

– Тебя хранит Великий, – произнес Дэй. – Я должен был уехать два дня назад, но сначала – задержали дела, а потом обоз отменили… если бы не это… твои шансы были бы равны нулю.

– А сейчас? – равнодушно произнес Коста, разглядывая огни вдали.

– Сейчас… не знаю. Кай сказал, что ты забываешь три зимы, как только теряешь сознание… если такая прогрессия сохранится, твою личность не соберет и Немес…

Коста шумно выдохнул.

– … а я тебя предупреждал! Я говорил, что ты ходишь по Грани, по лезвию ножа! Ты рухнешь вниз сам и утащишь за собой остальных… Но ты никогда меня не слушал… Ты же самый умный… Ты решил, что ты можешь переиграть Арров… А сейчас, если они нашли способ – ты и после смерти выложишь им все, и что тогда? Что будет с нами? С организацией? Со всеми нами?

– Значит… отрежь мне голову и выжги мозги дотла, – пробормотал Коста отчетливо. – Сделай это лично. Если ничего не выйдет…

– Идиот, – Дэй разъяренно выдохнул. – Идиот не тот, кто тупой, а тот, кто считает себя самым умным… Я предупреждал, что ты доиграешься, предупреждал о последствиях, если ты продолжить стирать память и убирать эмоции… и я оказался прав. Дефрагментация стала слишком сильной… Последнее, что ты передал мне – это что ты нашел, ты разобрался с печатями! Разобрался! Понимаешь это?

Коста моргнул – «С печатями? С какими печатями?»

Южанин застонал и закрыл глаза.

– А теперь он не помнит… не помнит! Пять зим трудов и он не помнит! Я говорил тебе не высовываться! Говорил – ни шагу к этому змею Вею… говорил…

– Давай просто попробуем, Дэй… просто – попробуем… – Коста вздохнул. Тяжело, устало и обреченно – виски давило огненным обручем.

Менталист сделал ещё глоток вина и разом осушил чашку до дна. Вытер усы и прищурившись уставился на Косту.

– Ты тщеславный идиот, который считает себя умнее других и это не лечится… И ты совсем потерял тягу в жизни…

Коста вяло пожал плечами.

– … поэтому я скажу тебе кое-что, чтобы у тебя появилось желание жить, и бороться… у тебя есть сын. Клянусь, – облако силы вспыхнуло над ладонью менталиста в ответ на потрясенный взгляд Косты.

– Я… я не могу иметь детей после опытов на Октагоне… – прошептал Коста тихо.

– Не можешь, – согласно кивнул головой Дэй. – Сейчас – не можешь. Что? – хмыкнул он в усы, перебираешь всех, кого ещё помнишь и с кем ты спал за десять зим?

– Кто? – выдохнул Коста, наклоняясь вперед, и потянулся схватить менталиста за отворот халата. – Кто, Дэй?!

– Нет, – менталист отпрыгнул в сторону и чуть не свалил кресло. – Нет, я скажу тебе только если ты выберешься из этого дерьма… если соберешь себя по кусочкам и я снова увижу высокомерную морду господина Фу, который всегда и во всем прав, а не вот это…

Коста сглотнул – этот тон Дэя он знал отчетливо – не скажет. Ничего не скажет.

– Семнадцатый умер, ты знаешь? Знаешь, – утвердительно продолжил Коста. – Мне сказали, что прошло десять зим, и я видел себя в зеркале, я видел Кая и Кея, и вижу тебя, но… сейчас… остался хотя бы один человек в Империи, который зовет меня настоящим именем… Коста?

– Нет, – Дэй поправил кресло и отвернулся к окну. – Коста – умер. Ты убил его сам. И чем раньше ты это вспомнишь, тем лучше… господин Фу.

Дэй ушел готовить комнату для ритуала – им требовалось время, чтобы переделать схему, рассчитанную для «звезды» под «тройку».

Коста давился горьким чаем – Кей переборщил с травами, чтобы он больше не уснул и – размышлял. О том, что ему успели рассказать братья до приезда южанина.

– Вам нужно вернуть память, сир, – выпалил Кай, когда он пригрозил ему использовать клятву – то, что он потратит силу и опять отключится, испугало вассала больше любых угроз. – Нужно сложить все куски полностью, иначе… сознание разрушится, мы… ничего не сможем сделать.

– Сир, – Кей протягивал на вытянутых руках письмо. Пожелтевший от времени пергамент, запечатанный печатью рода Фу. Коста прокрутил кольцо Наследника клана Фу на пальце – клана, к которому он не принадлежал по рождению, но по усмешке судьбы остался единственным, кто мог продолжить линию. – Ваш приказ звучал так – передать письмо, если… если…

– Если что-то пойдет не так, – резко закончил Кей. – Когда мы спросили – «как мы узнаем, что что-то пошло не так», вы ответили, что мы поймем, что вы… – Кей сглотнул, – перестанете помнить.

Коста взял письмо и покрутил в руках – четким уверенным изящным почерком, который он знал, прекрасно было выведено – «Спасение». Его почерком.

– Когда я отдал приказ?

– Вы отдали письмо, – Кай задумался, – примерно зиму назад. Накануне очередной поездки, когда вас вызвали в клан Арр.

– А когда, – Коста запнулся, – когда вы поняли, что со мной что-то не так?

– Около двух декад назад, – задумчиво прикусил губу Кай.

– Почти сразу после возвращения из клана Арр, после последней поездки, – дополнил Кей. – Мы пытались – вернуть вам воспоминания самостоятельно, но у нас не выходит, становится только хуже, даже, если мы работаем в связке… нам нужна «звезда», или хотя бы третий ментальный маг, но…

– У нас есть одна, – возразил Коста. – Почему вы не привлекли Ти-эр? Пошлите за ней… немедленно! – Коста встал, запахивая домашний халат и туго затягивая пояс.

– Госпожа Ти-эр… – Кай прикусил губу и беспомощно оглянулся на Кея. – Мы не можем за ней послать…потому что…

– Потому что – что? – Коста взламывал собственную печать на письме.

– Потому что госпожа Ти-эр здесь давно больше уже не живет, – скороговоркой выпалил Кай. – И вообще больше не живет в Центральном пределе.

Коста замер и поднял голову.

– А где живет госпожа Таби? – с тихим присвистом продолжил Коста. – Она же не…

– Нет! – испуганно вклинился Кей. – Она жива! Но вы сказали – лучше бы умерла! И лучше бы до конца мира вам ее не видеть!

Виски прошило острой болью, и Коста застонал, обхватив голову.

– Где она? Она жива. Просто скажите, где она?

– Восточный предел, – протараторил Кей и резко запнулся.

– Да скажи уже как есть! – проныл Кей, закрывая глаза ладонью. – Госпожа Та-би вышла замуж. У нее муж, дети и…

– …небольшая лавка алхимии, – тихим шепотом закончил Кай. – Вы сами лично присутствовали на свадьбе, подарили молодым дом и даже подарили красное платье…

– Замуж? – просвистел Коста. – Вышла замуж? И Я – сам? Я??? – все, что было на столике Коста снес одним ударом, и треснул по зеркалу. – Какого демона здесь происходит… какого… – и начал задыхаться, хватаясь за грудь и с присвистом сползать вниз.

– Сир, вам нельзя, сир! Вам нельзя!!!

– Пейте, – сунул ему под нос фиал Кей. – Пейте, залпом все до дна.

Коста выпил. Близнецы оттащили его на кровать. Сами убрали в комнате и принесли немного еды на подносе, не пустив в комнату никого из слуг.

Коста пришел в себя достаточно, чтобы говорить – резкая боль в груди утихла, открыл глаза.

– Что ещё я забыл?

– Много, – торопливо добавил Кей. – Но в основном последние десять зим. Огромные лакуны воспоминаний – как дыры у вас с самого момента обучения в клане Арр, но там мы бессильны – пока вы не купили нас на Аукционе…

– Спасли нас, – поправил близнеца брат тихо.

– Спасли, вы прятали и убирали воспоминания сами – а без учителя наделали столько ошибок, что достать их нельзя… у нас нет доступа…

– Кай, – позвал Коста. – Ты всегда думал лучше. Что. Я. Забыл. Такого же важного, как то, что… Ти-эр теперь замужем, – выдал он после определенного усилия. – И то, что Семнадцатый наставник уже за Гранью…. Люди, Кай, это самое важное… Люди…

– Люди, – тихим эхом откликнулся Кай и обернулся на Кея, тот решительно кивнул ему головой. – Ваша мать… леди Фу, ваш брат, господин Фу…

– Про господина Фу мастер помнит и так, – прошипел Кей.

– Господин Семнадцатый наставник… Господин начальник столичной труппы… У вас нет детей, есть преданные вассалы, – Кей указал на себя и попытался улыбнуться. – И…

– Три наложницы, – пробормотал Коста изучая три тонких браслета на запястье правой руки. – Я – догадался.

– Две, – поправил Кай. – Точнее было две наложницы и одна жена. Госпожа Фу здесь не живет, вы выслали её из резиденции и встречаетесь несколько раз за зиму только по официальным праздникам. Миль… ваша Первая наложница скончалась во время покушения на вас… две? – Кай обернулся, глядя на брата и тот утвердительно кивнул. – Две зимы назад. Сейчас у вас одна наложница, любимая, – выделил он это слово голосом, – и одна официальная жена. Вы отклоняете все брачные предложения.

– Прекрасно, – пробормотал Коста, откидывая голову назад и закрывая глаза. – Кай, подготовишь письменный отчет за эти десять зим.

– Все началось, когда вы вернулись с островов в последний раз – почти две декады назад, – перебил брата Кей. – Прочитайте письмо, сир. Мы останавливаем все, как можем – уже два дня, гора нераспечатанных писем в кабинете – но скоро нас просто перестанут слушать. Запуск новостного листа, который вы курируете назначен на ближайшие дни – если там не будет вас это вызовет слишком много вопросов… Вам нужно поставить подпись «допущено» – ваш почерк знают все, и выпуск не уйдет в печать без разрешения – так заведено, а если Предел останется без выпуска, последствия…

– Но самое главное, – Кай достал из кармана и протянул ему – свиток с печатью Арров лег Косте в руке – открытый.

– Это пришло вчера. Вас опять вызывают в клан Арр через декаду. Они никогда не вызывали вас так часто. Ни разу. Если… вы больше не можете прятать и стирать воспоминания – ваша личность этого не выдержит… Вам нужно вспомнить все, господин. Последовательно и полно. Начиная с того момента, когда было произведено первое ментальное вмешательство, когда вы первый раз начали убирать воспоминания в Щит. Если память выстроится в последовательную цепочку, есть надежда. Что… разрушение личности остановится.

– И вы придумаете, что делать, как всегда! – Добавил Кей с фанатичной верой в голосе.

– Мы два дня пытались найти Учителя Дэя, – тихо продолжил Кай, убедившись, что Коста прочитал письмо. – И нам это удалось только сегодня… он недалеко, будет в городе к ночи и – поможет.

– Мы вернем вам память, сир, – добавил Кей с надеждой. – Мы непременно вернем вам память.

Коста открыл письмо, когда братья оставили его одного в спальне. Он дал команду Кею принести все письма из кабинета – ответы нужно искать там, где это возможно.

Пергамент шуршал, он читал слова, написанные его рукой – медленно, иногда перечитывая дважды, чтобы понять.

«… если ты читаешь это письмо, значит Арры поймали меня… мы не справились… есть три варианта развития ситуации… немедленно найди Учителя Дэя… проверь глубину повреждений… используй данные…».

Коста закрыл письмо, сложив аккуратно, и затянул ленту. Вздохнул и – скомкал бумагу в один рваный комок.

Проверять ничего не нужно. Данные использовать он не может. В письме были указаны последовательные ключи доступа к уровням «щита», которые он начинал разрабатывать сам. К уровням, на которых хранились самые важные воспоминания, которые нужно было спрятать во что бы то ни стало.

Он не мог использовать свои собственные «ключи» по одной простой причине.

Он забыл. Как это делается.

Через шестьдесят мгновений

Эль-хаф, резиденция Адерим, спальня господина Фу

– Все готово, ты… тише… тише-тише-тише…

Коста очнулся рывком, как от предчувствия опасности. Скатился с кровати, прячась за спинку и смотрел, как высокий бородатый мужчина замер – из входе в комнату. Высокий, возраста Мастера, загорелый почти до черноты со странными волосами – черными, отросшими до плеч, с ослепительно белыми корнями…

Менталист? Что он делает здесь? Он должен быть у себя в доме, на острове… где Семи?

– Син… – бородатый мужик шагнул в комнату, пересекая порог и поднял вверх открытые ладони – безопасно, – … нет, не Син… Коста? Коста… послушай меня, слушай мой голос…

– Кто вы? – Собственный голос звучал слишком низко и слишком хрипло.

Коста попятился дальше и споткнулся, ударившись о кресло за спиной.

– Кто… я? Посмотри на свою левую руку, Коста… посмотри на свои пальцы… Руки – достояние каллиграфа… просто посмотри… – уговаривал его мужик, но Коста не отводил взгляда от двери – он не такой дурак, за спиной бородатого южанина маячили ещё двое черноволосых парней. – Я ухожу, – мужик сделал два медленных шага назад. – Выйду из комнаты и закрою за собой двери… Посмотри на свои руки, подойди к зеркалу, и спроси, сколько тебе зим… и сплети «стазис», если у тебя второй круг, ты не сможешь удержать плетения…

Дверь закрылась с тихим щелчком, Коста дышал рвано и загнанно, и через миг бросил короткий взгляд на руки… пальцы… это не его руки… кольцо на левой руке и печать клана… не снимается…

К зеркалу он прыгнул и – застыл. Изучая знакомое и при этом совершенно незнакомое лицо.

Его глаза, скулы, линия бровей, тонкий шрам у виска, которого не было, вертикальные морщины между бровей и… это был он – определенно, и определенно – не он совершенно. Лицу, которое отражалось в зеркале, было не шестнадцать зим. Не шестнадцать!!!

Дверь он открыл осторожно – на ширину ладони через пять мгновений. Мужик и двое встревоженных парней ждали снаружи и сразу бросились к нему, но южанин остановил их движением руки.

– Коста… – позвал мужик тихо. – Сколько… – он запнулся, но почти сразу продолжил, – … сколько тебе сейчас зим, если ты не знаешь меня? Мы встретились, когда тебе было семнадцать? – спросил бородач осторожно. – Или шестнадцать?

– Шестнадцать, – выдал Коста тихо и напряженно, не выпуская из поля зрения всех троих – и видел, как один из юношей побледнел и пробормотал беззвучно «господин».

Он знал совершенно точно, что видит этих людей в первый раз в своей жизни, видит эту комнату, этот дом и все, что его окружает и… себя. Себя он тоже видит в первый раз.

– Шестнадцать, – повторил мужик озабоченно, и скомандовал стоящим сзади. – Кай, Кей – шаг назад. Нет, два шага назад… медленно отойдите и закатайте рукава… Медленно, я сказал! – повторил он, увидев, что Коста дернулся.

Парни расстегнули застежки и подняли вверх рукава.

– Посмотри, просто посмотри… взглядом художника, – едкая и пронизанная горечью улыбка утонула в пышных усах бородача. – Узнаешь?

На белоснежной коже одного светилось бледное пятно, старый шрам в виде… кривого облака, а у второго – в виде горных пиков… шрам, похожий на очень старый ожог.

– Лепесток ириса, – почти со всхлипом пробормотал один из парней. – «На трехзубой горе под косыми облаками опадают лепестки ирисов», господин… вы не помните? Вы купили нас на Аукционе!!!

– Тише, Кей!

– Номер двести три, – произнес бородач. – Аль-Джамбра…

– Трюм, – ошеломленно выдохнул Коста – это маленькие дети из трюма на корабле. Мелочь! Дети! – Но…

– Немного выросли с тех пор, – хмыкнул бородач. Он развернул ладонь вверх. – Клянусь, что не причиню вреда, пришел помочь и спасти, Коста, – выговорил он южанин, и облако силы вспыхнуло, подтверждая слова. – У нас нет времени. Совсем нет.

– Учитель… – вклинился один из юношей, – нужно добровольное согласие господина!

– Помолчи, Кай. У нас есть десять мгновений, Коста. Я расскажу тебе все и покажу – и ты примешь решение.

– Но, Учитель!

– Примешь решение сам, – жестко повторил южанин.

– Сколько… – Коста сглотнул. – Сколько зим прошло… с … – он показал глазами на парней, в которых превратились дети. – Сколько?

– Двадцать, – мягко произнес южанин. – Ты забыл двадцать зим.

Через пятнадцать мгновения, подземелья

В ритуальном зале было светло – факелы весело трещали в стенных нишах, тепло и сухо. На мозаичном полу расчерчен круг и приготовлены камни.

Коста осторожно шагнул внутрь, стараясь держаться в стороне от всех.

– А если это не дефрагментация? – настаивал один из парней, которого южанин называл Кай. Коста до сих с удивлением пытался отыскать знакомые черты мальцов из трюма – и не находил ни одной, если бы отметины на руках. – Если это все-таки Арры? Если я прав и в последнюю поездку им удалось «взломать» господина и они что-то подсадили внутрь? И мы не сможем остановить процесс? Если…

Взломать?

Коста запоминал каждое слово, но больше не задавал вопросов.

Их и так оказалось слишком много, и голова шла кругом. Подписать своей рукой «допуск» нового выпуска и поставить печать, иначе через два дня дом наводнит знать с половины столицы? Без проблем. Правда почерк пришлось править – он испортил лист, пока не научился писать так, как он пишет сейчас – штрихи ложились гораздо решительнее и жестче.

Поставить резолюцию «ознакомлен» на свитке-приглашении, которое являлось неофициальным приказом – прибыть на слушание на Совет кланов в конце декады в качестве свидетеля? Без проблем. Ну что он, на Совете кланов не был, что ли?

Коста снова икнул, подумав об этом.

Или разрешить жене – жене, это же надо Великий – отбыть к родственникам на свадьбу сестры. И Кей сказал, что госпожа прислала свиток уже три декады назад, и если не увидит ответа сейчас, его посетят представители клана Да-Архан, чтобы проверить в каких условиях господин Фу содержит дочь рода и по какой причине притесняет в правах, положенных любой сире.

В правах? Притесняет? Он? Да эту женщину, портрет которой висел в малой гостиной внизу в праздничном ханьфу, он вообще видел первый раз в жизни! Он бы никогда не выбрал себе такую напыщенную бабу. Притесняет.

И у него не второй круг. Не второй!!! Это единственное во всем этом, что изумляло его так, что до сих пор хотелось складывать пальцы в плетения, чтобы проверить, как вспыхивает сила… Не второй! Закатный третий! Третий! Это значит, что он может рисовать! Сможет стать мастером!!!

Если выживет после ритуала. Как сказал ему южанин. Если. Выживет.

Коста снова икнул.

– А может все-таки сходить в Храм? Мы успеем, испросить благословение Великого, господин постоянно так делал… если…

– Помолчи, – устало бросил южанин, закончив проверять схему – он медленно прошел по кругу и поправил пару камней. – Коста – фокус. Кей – периметр. Кай – страхуешь меня.

– Учитель! Кей никогда не держал один…

– У нас нет времени собирать «звезду» и нет ещё двоих менталистов. Коста, иди сюда. В центр. Садись.

Коста послушался. Потому что бородач был убедителен.

«Меня зовут Дэй» – так он сказал. И потом перечислил такие подробности из его жизни, до мелочей, о которых забыл и он сам. И сказал, что «заноза» жива. И что у них нет времени, и – самое главное, южанин сказал, что у него – Косты – получилось! Он нашел ответы, которые искал. Кто именно виновен в смерти Мастера Хо.

«Ты сказал, что нашел доказательства, но не сказал мне кто» – вздохнул южанин. «Хочешь узнать – узнай у самого себя. Чтобы узнать, тебе придется вспомнить».

– Начинаем на счет три, через два мгновения. Коста, мне нужен якорь…

– Воспоминание, господин, – пояснил один из парней ничего не понимающему Косте.

– Да, прости… – поправился южанин, – постоянно забываю, что ты не помнишь… якорь – это воспоминание, яркое, эмоциональное, поймав которое мы сможем вернуться в исходную точку… Шестнадцать, значит третий курс обучения, значит, – бородач пошевелил усами, – учитывая скорость потери памяти… давай якорь на три зимы до – самое начало обучения…

– Может до прибытия на острова? – вклинился Кай.

– Нет, слишком эмоциональные – это тоже плохо… Первый курс, первые экзамены… хоть что-то… Дай нам якорь. Воспоминание, от которого можно отталкиваться, чтобы разматывать плетения. Начнем с него, и дальше ты сам последовательно будешь восстанавливать лакуны… Тебе придется прожить двадцать зим заново – каждый день, вспомнить последовательно всё, что ты так старательно прятал за Щит и стирал… Если хоть одного куска не будет… – бородач замолчал, и тряхнул головой. – Последовательно – это главное. Будем надеяться, что одного ритуала хватит…

– Давайте, господин, – попросил Кай. – Что-то яркое, что вы запомнили…

– Запомнил, – эхом откликнулся Коста, потирая кольцо незнакомого ему рода – палец под ним нестерпимо чесался. – Запомнил. Я – запомнил… звучит немного смешно в этой ситуации?

– Господин, – укоризненно протянул Кай.

– Запомнил… – снова эхом повторил Коста, закрывая глаза.

– Эмоции, там должны быть эмоции, – надавил южанин. – И этот момент ты должен помнить ярко, во всех деталях, как будто ты рисуешь картину…

– Картину… – повторил Коста. – Можно… можно взять момент, когда я познакомился с Пятым и Семнадцатым, когда нас первый раз распределили в тройки, и мы получили наказание…

– Хорошо, прекрасно, пробуем, – скомандовал Дэй. – Смотри мне в глаза. Расскажи мне, как это было…

– Мы тогда стояли на тренировочной площадке…

– Смотри в глаза… ты возвращаешься на двадцать зим назад… возвращаешься на двадцать зим назад… назад… где ты…

– … на тренировочной площадке…

– …что ты видишь?

– …они… бегут по плацу…

– …слышишь?

– … Шрам орет на нас…

– …что ты чувствуешь…

– … мне жарко, мне очень жарко…

– … три… два… один…

…

…

…

«… Двадцать зим назад, Октагон, остров Знаний, тренировочная площадка

Коста маялся.

Пот разъедал плечи, придавленные тяжелым грузом. Крупные соленые капли градом стекали по вискам. Колени подкашивались, ноги тряслись, подрагивая, но он – стоял. Дышал через раз, выбрав точку в небе – далеко-далеко, куда не поднимались крылья птичьих стай, и – стоял. Как дерево, как камень, как гора, вросшая в землю, и только сильнее расправлял плечи, если почва вибрировала под ним, когда группа заворачивала на очередной круг на плацу…».

Глава 23. Круг испытаний. Часть 1

Двадцать зим назад

Тысяча седьмая зима со времени Исхода, согласно второй редакции хроник

Октагон, остров Знаний, тренировочная площадка

Коста маялся.

Пот разъедал плечи, придавленные тяжелым грузом. Крупные соленые капли градом стекали по вискам. Колени подкашивались, ноги тряслись, подрагивая, но он – стоял. Дышал через раз, выбрав точку в небе – далеко-далеко, куда не поднимались крылья птичьих стай, и – стоял. Как дерево, как камень, как гора, вросшая в землю, и только сильнее расправлял плечи, если почва вибрировала под ним, когда группа заворачивала на очередной круг на плацу.

– Раз-два, раз-два, раз-два… подтянулись! Левой-правой, левой-правой, отбиваем… Левой, я сказал!

– Дождя не будет, – хрипло шепнул Семнадцатый справа, провожая учеников взглядом исподлобья, и аккуратно переместил тяжесть на своих плечах, чтобы перераспределить– Коста охнул – его конец бревна сразу потяжелел. – Даже не надейся, Молчун.

Наказали только троих – его, Семнадцатого и Пятого, от которого не было почти никакого толку. С самого утра и до обеда – стоять во дворе, лицом к тренировочной площадке и держать на плечах огромное бревно, специально для этой цели, лежащее под навесом.

Чтобы все видели – кто наказан, и чтобы провинившиеся тренировали терпение, выдержку или… признали свою вину.

Коста никакой вины признавать не собирался – не только потому что её не было, но и потому что это доставило бы особенное удовольствием тем, кто их подставил – шайке Третьего ученика. Все, что происходит на Октагоне – остается на Октагоне. Ученики решают свои проблемы сами, никогда не привлекая Наставников – это первое правило острова знаний.

– Почему не будет? – Коста искоса посмотрел на небо – тучи ходили вокруг кругами.

– Вчера маг приехал, погодник, – хмыкнул Семнадцатый. – Джонку видел у пирса? Он каждый сезон дождей тут – ему нужен день на каждый остров… И потом дожди уходят…

– Как уходят? – поразился Коста. Столько воды с неба, сколько льется тут, он не видел никогда в жизни. Куда можно деть столько воды?

– Так, – отрезал Семнадцатый, хмуро посмотрев в сторону Пятого – сморчок стоял посередине из последних сил, и практически весь вес держали на себе они вдвоем. – Может снегом на твоем Севере выпадут… говорят, что нельзя так играть погодой – если где-то убыло, значит где-то прибыло… Вода не уходит в никуда… Но, когда на тебя льет с неба двадцать декад подряд, – Семи хмыкнул, показывая свое отношение к такой перспективе.

– Так ушла бы на Юг, вчера же проходили, что у них проблемы с водой… – промычал Пятый, облизывая сухие губы. – Водичка-а-а-а… им хорошо – нам хорошо, всем хорошо… Почему бы не послать воды в пустыню, Великий все может! И у них расцветут сады… – прижмурился Пятый. – … зазеленеют луга, и будет еды и воды вдосталь…

Коста переглянулся с Семнадцатым.

– Если на Юге не будет проблем с водой – исчезнет рычаг давления, – тихо пояснил Коста. – Пока кто-то хочет пить и есть – им можно управлять… Кланам не нужен сильный Юг… Это рассказывали вчера в классе – никому не нужны независимые территории…

– Создай голод, создай жажду и управляй стадом… Это даже я выучил! Хотя чего учить, когда жрать охота – ты на всё согласен… И как ты собираешься сдавать экзамен, сморчок? – промычал Семнадцатый, сдувая едкий пот с глаз.

– До него ещё ползимы, – блаженно отмахнулся Пятый. – Пол! Зимы! Великий сподобит! Тут хоть день выжить бы… продержаться… потом ещё день… Простите меня, но я уже не могу больше… – Пятый начал сползать вниз.

– … стоять, держаться, – просвистел Семнадцатый.

– Я не могу больше, Семи!

– Стоять!

– Я не могу больше…

– Мы всегда виноваты, чтобы не делали, они всегда найдут способ нас подставить, всегда вывернуться и наставники любят их! Поэтому просто – сожми зубы и стой, мы с Молчуном держим! Стой! – рыкнул Семнадцатый.

Коста не стал вмешиваться – то, что Пятый не устоит, было понятно сразу. Коста дышал равномерно и дробно – через раз, и, когда колени Пятого подкосились – и он со стоном рухнул на траву, Коста был готов – сжал зубы, охнув от веса бревна и чуть присел, но – выдержал.

– Ахххххх….тыжжжжжж… – зарычал Семи, вены на мгновенно покрасневшем лбу вздулись, когда он чуть качнулся вперед – теряя равновесие.

– Назад, стой! – рыкнул Коста. – Макушка вверх! Тянись, как будто привязали… Подогни колени! Распредели вес на плечах! Стой! Иначе зря всё…

– Охо-хо… сосунки, ещё двадцать мгновений до конца тренировки, а вы уже спеклись, – весело и бодро пророкотал загорелый, по пояс обнаженный Наставник номер десять. Босой, в одних тренировочных штанах.

– Шрам… – тихо просвистел Семи едва слышно.

– Что-что? – Наставник по развитию тела и духа пробежался вдоль бревна от Косты до Семнадцатого и обратно, разминая кулаки и приложил ладонь к уху. – Что-что? Я не расслышал, номер Семнадцать! Кто-то позволяет себе неуважительно отзываться о Наставнике?

– Никак нет, – шепнул Семи.

– Не слышу.

– Никак нет!

– Не слышу, Семнадцатый.

– Никак нет, господин Наставник!

– Уже лучше, а то я подумал – вдруг показалось, и тогда до вечерней зари вам стоять… достояли бы? – заржал Учитель весело, и лицо превратилось в скомканный кусок тряпки – все испещренное шрамами, сжалось и сморщилось, уродуя и так неправильные черты.

Коста осторожно отвел глаза – ему эта «некрасота» в высшем ее проявлении причиняла почти физическую боль, хуже бревна на плечах.

– До конца тренировки двадцать мгновений, сопляки! Достоите, – Наставник презрительно покосился на сидящего между ними на траве с низко опущенной головой Пятого, – всем троим зачту и сниму наказание… Или вы подумали головой и тем, что заменяет вам мозги – прелой соломой, и решили наконец, что стоит выкинуть из тройки балласт?

– Никак нет.

– Нет.

– Не слышу!!! – гаркнул Шрам так, что у Косты зазвенело в левом ухе.

– Никак нет, господин-наставник-учитель! – произнесли они хором с Семи. Пятый, сидя на траве прямо под ногами Шрама переводил беспомощный и благодарный взгляд с Семи на Косту и обратно, и глаза постепенно влажнели от избытка чувств.

– Не смей реветь… – прошипел Коста Пятому совсем тихо одними губами, но тот услышал и жалобно звякнул браслетами-блокираторами на запястьях в знак того, что понял – «звяк-звяк».

– Ты что-то хочешь сказать, Шестнадцатый?! – Шрам переместился от правого конца бревна к нему, легко пританцовывая на носках. Поджарое загорелое тело бугрилось мышцами. Жилистый, почти до сухости. Вены – как витые канаты на джонках. Кожа, задубевшая на ветру. И полное презрение к правилам ношения формы, установленных на островах для Наставников. Шрам как-то выразился прямо и недвусмысленно, что именно он хотел класть и как часто, и куда, и что то, что он хочет класть, он так же легко сможет засунуть в глотку тому, кто ещё раз вякнет, что он одет по неуставному.

– Тупой, – палец Шрама ткнул в сторону Семи, – слабый, – Коста прищурился, – и сильный, который бесполезнее вас двоих вместе взятых, потому что не умеет больше ничего, а силу контролировать так и не научился… не так ли, Пятый?

– Так точно…

– Не слышу!!! – гаркнул Шрам, нависая над Пятым, который сидя на пятках, сжался.

– Так точно господин Наставник!

– Думай о том, что ты в очередной раз подвел команду, – Шрам боднул башкой в сторону Семи и Косты. – Первое правило «тройки», Шестнадцатый?

– Один за всех и два за одного, – сквозь зубы громко и четко выговорил Коста.

– Не слышу.

– Один за всех и два за одного, господин Наставник!

Спереди засвистели – Третий ученик, пробегая мимо, легко подпрыгнул в воздухе и изящно-издевательски продемонстрировал им неприличный жест – группа поддержала хохотом.

– Ещё один штрафной – всем! – рявкнул Шрам, обернувшись к бегунам.

Группа досадно заулюлюкала.

– Два штрафных круга! – зарычал Наставник. – Три! За третий – благодарите – Третий номер! Пошли вон с глаз моих, и быстрее, быстрее… как сонные бегаете… – пальцы щелкнули, и несколько «жалящих молний» серебряными стрелами унеслись вслед ученикам. – Держать груз до конца тренировки, – бросил им Шрам, – не удержите – стоять будете до зари, – и побежал на поле.

– Твар-р-ри… – тихо прорычал Семи. – Твари конченые…

– Они будут нарушать и дальше, чтобы получать штрафные… – Коста слизнул с губы соленый пот. – …и продлить тренировку… чтобы мы свалились… нужно держаться…

Семи закрыл глаза и начал делать дыхательные упражнения. Пятый покосился снизу на Семнадцатого и осторожно, на коленках, пополз по траве к Косте.

– Держитесь, миленькие… только держитесь, – прошептал Пятый виновато. Встать обратно под бревно было нельзя, если упал и сломался – это Коста выяснил на десятый день своего пребывания на острове. – Вы только держитесь… а я помогу, чем смогу…

– Чем? – рыкнул Семи, открывая глаза. – Чем ты теперь, слизень, поможешь?!

– Помолюсь, – Пятый отодвинулся ещё дальше по траве – ближе к Косте. – Чтобы Великий даровал вам сил, и чтобы….

– О-о-о-о… – Семи зарычал. – Уйди с глаз моих за спину! Чтобы не видел тебя! Где, Нима, прости, я так нагрешил?! Где?! Что мне такое недоумение досталось в «тройку»!!! Свали с глаз… и чтоб не видел!!!

– Тихо, – скомандовал Коста. Семнадцатый начал тяжело дышать от гнева – конец бревна заходил ходуном. – Семи – тихо. Пятый – за спину. Быстро.

Трава зашуршала. Ученик устроился сзади и Косте не нужно было видеть, чтобы знать, что он делает – потому что Пятый делал это постоянно и много раз, по любым поводам, пустячным и нет – садился на колени, складывал руки перед собой и, закрыв глаза, тихо начинал молится.

Светило стояло в зените. Лицо – пекло. Плечи жгло от тяжести и едкого пота. Браслеты Пятого за спиной тихо позвякивали.

Им нужно продержаться – двадцать мгновений и три штрафных. Только двадцать мгновений и три штрафных. Если это сын горного козла не добавит больше кругов. Стоять. Дышать. Держаться.

Он сможет. Сможет. Потому что у него нет выбора.

Коста закрыл глаза, выровнял дыхание и начал считать про себя.

Две декады назад

Октагон, Остров знаний

Его привезли на остров ночью, когда на небе уже зажглись первые звезды. Высадили на пирсе, отдали сумку с эликсирами и сказали: «Пятый дом – твой». Всё.

Коста долго щурился, пытаясь разглядеть что-то с полной темноте, провожая взглядом огни джонки, и, когда глаза привыкли к сумраку, осторожно пошел по мощеной дорожке вперед.

Комплекс впереди он увидел, когда поднялся на гору – перед ним, как на ладони, тусклым желтым теплом светились огни фонарей, и с десяток поменьше – по цепочке.

Восьмой Наставник, отправляя его со слугами, был краток – не было времени.

«Приедешь, заселишься, декаду тебя никто не должен трогать – таково правило для новичков. Пройдешь круг оценки знаний и навыков. Меньше говори, больше слушай. Вникай, запоминай». Коста тогда просто кивнул – голова пылала от жара, от того, что он столько времени провел под дождем, и плохо работала.

«И, – добавил Восьмой, помедлив и оглянувшись по сторонам. – Каждое твое слово и действие будет потом просмотрено и оценено. Слово Наставников – закон на острове. Ясно? Я вернусь через декаду и все объясню. Жетон – не теряй, без него не будет допуска ни в корпус, ни в столовую, ни в учебные классы – никуда. Не откроется ни одна дверь. Нет жетона – считай и тебя нет, – протянул Наставник Косте овальную сильно потертую бляшку, с выгравированным на ней номером – «шестнадцать». Коста натянул цепочку на шею, заправив внутрь рубахи – к печати Мастера Хо.

– Эликсиры для юного ученика, – Целитель клана Арров протянул две склянки с бурым содержимым и холщовый мешок. – Это на завтра – вечер и утро.

Коста кивнул, протягивая руку, но вмешался Восьмой Наставник.

– Ученик долгое время простоял под дождем, у него болит горло. Ему следует прописать «второй эликсир» в… четверной дозе, – выдал Восьмой. Целитель приподнял одну бровь и оглянулся на прикрытую дверь.

– Старший, при всем моем уважении, диаграмма не показала…

– Значит, следует проверить диаграмму ещё раз, – надавил Восьмой. – Это первый раз, когда мой ученик прибывает на Остров знаний без меня. Проверьте ещё раз.

– Слушаюсь, – целитель склонился в поклоне, белые пальцы мелькнули в воздухе и Коста снова залюбовался серебристыми линии, вспыхнувшими прямо перед ним, погасшими через миг. – Двойную дозу, – постановил целитель.

– Четверную, – сквозь зубы процедил Восьмой. – Вы – ошиблись. Проверьте ещё раз. Это – приказ.

– Слушаюсь, Старший.

Диаграмма вспыхнула ещё раз и Коста вообще не заметил никаких отличий от предыдущей.

– Господин самый Старший Наставник прав – четверная доза, – очень неохотно подтвердил Целитель. Развернулся, скрылся в задней каморке и вынес один фиал, наполовину наполненный голубоватым эликсиром. – Под вашу полную ответственность.

Восьмой торопливо кивнул в ответ.

– Четыре глотка, не больше и не меньше, – целитель протянул фиал и Коста выпил, зажмурившись – вкус холодил и одновременно ожег горло так, что запершило. – Из возможных побочных действий у этого эликсира… в такой дозировке… потеря голоса.

Коста непонимающе моргнул.

– Голос вернется дня через три, – успокоил его Целитель, и, обернувшись к Восьмому наставнику повторил, – под вашу полную ответственность.

Коста спотыкаясь, шел по тропинке на свет огней. Большие ворота оказались заперты, но ни колокольчиков, ни ручки, чтобы постучать не было – сплошная стена.

Очередная проверка?

Коста немного подумал, вытащил из-за пазухи жетон со своим номером и поднес к створкам. Двери вспыхнули по периметру мягким светом и ворота открылись перед ним, распахнувшись бесшумно.

Куда идти? Прямо? Направо? Налево?

Левую сторону большого комплекса он выбрал интуитивно – его просто потянуло туда, и – оказался прав. Пройдя ворота, строения и что-то напоминающее тренировочный плац, как у Вонгов, он оказался перед рядом домиков в неровный вьющийся ряд, и табличка, тускло освещенная фонарем на первом гласила – «Первый учебный дом».

Дождь зарядил, когда он почти добрался до своего – «пятого», обогнув дом, на котором висела табличка «Четвертый».

Из-за деревьев вокруг, света и так было мало, а как полило сверху – он почти сбился с тропы, поскользнувшись на подъеме, выровнялся и…

– Будем дружить! – из кустов на него выпрыгнул парень. Щуплый, мокрый насквозь, чуть выше него ростом. Коста сделал осторожный шаг назад, когда тот резко протянул вперед руку и разжал ладонь. – Будем? Будем дружить?!

В небе сверкнула молния, на мгновение осветив дрожащего паренька напротив, прилипшие ко лбу от воды волосы, улыбку на лице и… что-то странное на ладони. Как мокрый кусок булочки.

– Будем? Будем дружить? – напирал мальчишка, продолжая светло улыбаться. Коста прижал тряпичную сумку к груди – фиалы брякнули друг от друга, и сделал шаг назад. – Будем…? – улыбка паренька постепенно гасла.

– Не будем! – из-за спины Косты шагнул вперед широкоплечий парень и резко ударил мальчишку по руке. Тот не возразил – только задрожали губы, да прижал ушибленную ладонь к груди. – Не будем, сморчок! И никто не будет! Пошел вон отсюда, Пятый! – рыкнул парень. – Ты новенький, – утвердительно постановил он, обернувшись – Коста кивнул. – Шагай в дом, – ладонь рубанула воздух, указывая куда-то между деревьев. – Подъем до зари, будить, если не проснешься сам, никто не будет. А ты вали к себе! Вали!

Мальчишка, который предлагал Косте дружить, замотал головой – волосы разметались, разбрызгивая вокруг капли воды.

– Опять выгнали из дома? Вали к себе! И научись уже отстаивать хотя бы свою кровать! Не умеешь постоять за себя – спи на коврике у двери! – снова рыкнул рослый парень.

Мальчишка повесил голову – Коста оборачивался на него, но его все дальше увлекали по тропинке вверх, нетерпеливо дергая за рукав. Только, когда за ними щелкнула, притворившись, дверь дома, рослый парень выдохнул, стирая с лица капли воды и отряхиваясь. Прошагал вперед – к дальней кровати и упал на нее сверху.

В доме было темно, но света из окна хватало, что увидеть, что кровати две, есть тумбочки, ширма, дверь ведущая в заднюю комнату, два стола, и…

– Твоя кровать у окна. Свет не зажигать. Ночью не ходить – поймают – отрабатывать придется вместе. Уяснил?

Коста кивнул, прошел вперед и пристроил сумку на тумбочку рядом – склянки, которые ему выдал Целитель Арров – выпить завтра, звякнули.

– Если мне придется отрабатывать за тебя… – внушительный кулак поднялся на фоне окна. – …зубы пересчитаю.

– Семнадцатый, – показал сосед на себя в сумраке. Но Коста промолчал в ответ, потеребив жетон с номером на груди – целитель оказался прав – голос у него пропал почти сразу. – Ещё один выскочка? – буркнул парень недовольно. – Хочешь молчать – молчи. И так все знают, что ты – Шестнадцатый. – Отвернулся к стене и поправил под головой подушку. – Подъем до зари, по гонгу. Проспишь – наказание. Отрабатывать вместе… – кулак опять поднялся в воздух – костяшки хрустнули. – А отрабатывать я не люблю. Проспишь – зубы пересчитаю, – буркнул сосед. – В карцере посижу, но потом выйду и снова пересчитаю… Уяснил?

Коста не ответил, проверяя вещи на ощупь. Тумба – там свитки, одежда, и принадлежности. Покрывало – из хорошей качественной ткани. Постель – свежая. Пахнет чистотой и мылом.

Коста расправил кровать, подошел к окну и долго смотрел, как в небе сверкают молнии.

Утром следующего дня он проснулся до того, как пропел гонг – трижды. На небе только занималась заря.

Проделал короткую медитацию – привычные действия успокаивали, и, когда сосед проснулся от звука побудки – кинув подушку в сторону двери, уже был готов – одет, обут, причесан пятерней, и сидел на своей кровати, глядя в окно, медленно отпивая по глотку первую дневную порцию эликсира.

Зелье – горчило, вязало. Коста давился, но глотал – ему нужна ясная голова сегодня.

Хотя… когда он поднимался вчера с пирса и поскользнулся в темноте на тропе, рухнув всем весом на сумку, то… расстроился, что фиалы остались целыми. Потому что играть в чужую игру, правил которой ему не объяснили – просто не сочли нужным, или не сочли способным понять, он не хотел. Голос. Почему Восьмому наставнику было так важно, чтобы он молчал первые дни?

– Чтоб тебя… Нима… – рявкнул со сна сосед, потирая глаза. – Новик…

Это были все слова, которые, Семнадцатый произнес до занятий. Поход в купальни – общие, разделенные ширмами, с тазиками и приборами по номерам – Коста приложил номер к краю двери, чтобы зайти; поход в дальнюю часть комплекса – общую столовую, на завтрак – жетон пришлось использовать дважды – первый раз, чтобы его пропустили двери, и второй – чтобы забрать уже готовый поднос; дорогу до классов – средняя часть комплекса с двумя самыми высокими скатами крыш – все это Коста нашел, просто молча следуя за соседом, и в точности повторяя то, что он делает.

С ним не говорили. Нигде.

Хотя он насчитал семнадцать учеников в такой же форме, как у него – комплект его размера, состоящий из нижней рубашки, штанов, легких сапог и верхнего длинного халата – все белого цвета, нашелся в тумбочке, рядом с кроватью.

Из этих семнадцати молчали все. Высокие и низкие. Худые и упитанные. Темные, рыжие, и с волосами цвета соломы, выгоревшей на свету. Молчали, провожая его настороженными взглядами. Контраст с Главным островом, на котором улыбались вообще все – был разительным.

Коста молчал в ответ.

Возвращал взгляды, если смотрели очень пристально, и отводил свой – если смотрели вскользь. Умывался, ел, пил, убирал за собой посуду, и след в след, шаг в шаг, не отлепляясь, держался точно за Семнадцатым.

Семнадцатый тоже демонстративно игнорировал его с самого утра, а Пятого – вчерашнего мальчишку, Коста не видел вообще, пока не начал пересекать двор – ученики неравными группками шли в класс.

– Блаженный явился, – фыркнул кто-то спереди, и Коста замедлил шаг, глядя в сторону – щуплый мальчишка, весь мятый, с грязным подолом верхнего халата, вытаскивал из волос листья и траву, лучезарно улыбаясь, глядя в небо. – Восьмой опять выгнал его из комнаты? Его опять накажут…

– Спать не дает, достал, – тихо процедил кто-то, но Семнадцатый ускорил шаг, просто расталкивая толпу впереди широкими плечами, и Коста ускорился, чтобы успеть следом.

Узкие ученические столы в классе были пронумерованы – сбоку каждого крепилась табличка, и Коста без труда нашел свой – с таким же номером, как на жетоне. Сел, проверил чистые свитки, кисти, тушницу – все отличного качества, и принялся ждать, глядя в окно.

Занятия шли до самого обеда. Алхимия и травы, каллиграфия, основы артефакторики. С ним не разговаривал никто. Только дважды он ловил на себе любопытные взгляды учеников. Наставники вообще его не замечали. Не представлялись, не удивлялись, не обращали внимания. Как будто он всегда сидел здесь – за этим столом у окна.

Писать пришлось много – они вообще писали почти все время. Учитель говорил, молча показывал, строя проекции или запуская объемные цветные иллюзии – таких Коста не видел никогда, а ученики – писали. В классе было настолько тихо, что кроме шороха свитков и голоса Учителей не было слышно ни звука – разве что стул иногда скрипнет, или кто-то хрустнет уставшими пальцами.

Пятый не писал.

Косте было хорошо видно со своего места – мальчишка сидел впереди в среднем ряду из трех. Нет, он макал кисть в тушницу, но – просто не успевал за скоростью учителей – видимо не мог писать быстро. Сбивался, начинал снова, а на артефакторике вообще складывал из свитков какие – то фигуры.

Из того, что Коста записывал, он понимал не все, точнее – меньше трети. Если с каллиграфией было понятно вообще всё, с алхимическими травами и ягодами он понял половину, то на артефакторике не понял ничего совсем – просто зарисовывал схемы и записывал определения. Если курс начался давно – нужно думать, как догонять.

Обед прошел также. И послеобеденные занятия. Коста молча делал то же, что и все. Вставали – вставал, приветствовали Учителя – приветствовал поклоном, ели – ел, стояли и ждали – ждал. Чувствуя себя бесплотной тенью, за которой все следили с повышенным вниманием, но пока – не трогали и не приближались.

Молчал. Делал. Следил и – запоминал. Каждое лицо. Каждый изгиб бровей или легкую ухмылку, которую не успели стереть с губ. Каждый взгляд, брошенный в его сторону. Каждый легкий жест пальцами – не раз и не два в столовой, ученики использовали «жестовый язык», но сообщали непонятные ему вещи – «глаз», «спина», «ночь».

Коста прикрывал глаза ресницами, отводил взгляд в сторону и тщательно пережевывал рис с закусками – что-что, а кормили тут превосходно.

На занятиях после обеда ничего не изменилось – шуршали свитки, брякали тушницы, скрипели стулья. Класс послушно записывал новую информацию.

После того, как все сложили приборы, убрались на столах и поклонились Учителю – Коста понял, что на сегодня всё окончено. Во двор высыпали все вместе – кто-то зевал, кто-то потягивался, но никто не двигался с места, разбившись на небольшие группки.

Семнадцатый – сосед по комнате, пошел на выход со двора – в калитку, ведущую в сад, широким размашистым шагом, как будто торопился. Коста пошел следом, но калитка звонко щелкнула прямо перед его носом – Семнадцатый задвинул задвижку с той стороны, оставляя его во дворе, и первый раз за день посмотрел прямо на него – глядя в глаза.

– Останешься тут. – Добавил сосед после короткого взгляда, который бросил Косте за спину.

Косте смотреть не нужно было – длинные косые тени ложились частоколом за его спиной и ползли дальше – в сад. Прежде, чем Семнадцатый кивнул на прощание, Коста оттолкнулся от земли, зацепился ногой на перекладину и взлетел вверх на узорчатую калитку, подтянувшись и – спрыгнул с другой стороны.

– Эй… я же сказал… – начал Семнадцатый, шагнув вперед – и тут же получил калиткой в грудь наотмашь – Коста щелкнул задвижкой, рывком распахивая ее настежь. Сплюнул Семнадцатому под ноги и перешагнул границы сада, возвращаясь в освещенный ярким солнцем двор.

Его больше не будут запирать.

Три, пять, четверо, двое, двое – пять групп учеников в белом, которые держались на расстоянии друг от друга, но все были против него – он тут, они – там. И Семнадцатый за спиной.

– Поговорим? – лениво протянул ученик с щегольски завязанным поясом – Коста оценил изящество тройного узла и небрежность, с которым на нем сидел халат. Узкие породистые черты лица, длинные гибкие пальцы, белая форма прекрасно оттеняла волосы, цвета ястребиных крыльев, и темные обманчиво мягкие глаза.

То, как держался этот ученик – спокойно, расслабленно и горделиво, осознавая свою власть, и то, как стояли остальные – на значительном от него расстоянии, кроме двоих, было достаточно, чтобы понять, что это – лидер.

Формальный, – уточнил про себя Коста, прикрыв глаза ресницами. Потому что, если бы он рисовал, если бы это была картина – «классный двор или приветствие нового ученика», то главной фигурой на картине был ученик, который стоял в тени дерева – небрежно облокотившись на ствол. Именно от него исходило наибольшее напряжение, и именно от него, если проводить линии – расстояние от всех учеников было наибольшим.

– Да, нам уже стоит познакомиться, – добавил второй ученик, стоящий рядом с тем, кто начал разговор, выплюнув изо рта травинку. Коренастый, крепкий, с простым лицом и сильными короткими пальцами – Коста и это оценил за миг, как и то, как слаженно и молчаливо ученики шагнули вперед, зажимая его в кольцо. Сзади – ограда сада, открытая калитка и – Семнадцатый, спереди – те, с кем ему предстоит учиться много зим.

– Будут бить! Будут бить! Будут бить! – громко заверещал кто-то сверху на весь классный двор. Пятый – неизвестно как забравшийся на первый скат крыши, ковырял пальцами черепицу, скидывая кусочки вниз – метя в спины, и болтал ногами.

– Заткните его! Снять! – скомандовал негласный лидер класса – тот, кто начал разговор, и снова развернулся к Косте.

Они сделали двенадцать шагов – Коста считал, до того, как полы чужих халатов почти коснулись его. Щеголь смотрел ему в глаза сверху вниз, и стоял почти нос к носу. И молчал. Не двигаясь.

Коста встретил взгляд прямо и – отвел глаза первым, демонстративно повернувшись в сторону того, кто стоял в тени. За ним обернулись несколько учеников, глядя в ту же сторону. Мгновение, два, три, четыре – Коста молча смотрел на лицо, скрытое тенью, пока «щеголь» не заступил ему обзор:

– Воспитанные люди представляются со-ученикам.

– Он из Высших? Я видел, как он держит кисть… – бросил кто-то из толпы.

– Нет, ученик Четвертого наставника из черни…

– Так и будешь молчать? – щеголь скривил губы в улыбке и отодвинулся. – Ты – новик. И каждому новику мы объясняем правила, по которым живем вот уже десять зим. Задача Старших рассказывать Младшим правила поведения, принятые в обществе. Наставники – это Наставники, но занятия кончаются, – чужие пальцы потянулись к жетону на шее Косты, но зависли в воздухе. – Тебя нельзя трогать декаду… Запомни это. Только декаду.

– … Священная благословенная отдохновенная декада… – хихикнул кто-то из учеников за спиной щеголя.

– Наличие жетона, – щеголь указал взглядом на шею Косты, – не делает тебя учеником и не делает тебя равным нам. Пока декада не истекла, считай, что ты – бесплотный призрак, меньше, чем дух… Сначала ты должен доказать, что достоин стоять в общем списке, и только потом ты станешь таким же, как все, – угрожающе прошипел щеголь. – Таким же. Как все. Запомни это. Все, что происходит на острове – остается на острове. Все, что происходит среди учеников – остается среди учеников. Мы никогда не выносим свои проблемы к Наставникам. Иначе…

– …тью…

– Запомни это сейчас, чтобы не совершать ошибок. Декада кончится быстро. А когда она кончится – мы все узнаем, достоин ли ты вообще номера…

Щеголь отвернулся от Косты и следом за ним отвернулись все.

– Тащите сюда этого недоумка!

Пятого стащили с крыши, обломав края черепицы. Тот кусался, лягался, уворачивался, но его притащили за шиворот и бросили на колени.

– Восьмой! – скомандовал властный мягкий и бархатный голос – тот, кто стоял в тени у дерева, вышел на свет и Коста прищурился, изучая – ничего особенного – средний рост, средний вес, среднее телосложение, темные вихры. – Проведи соседу разъяснительную беседу о том, почему запрещено нарушать правила…

Один из самых высоких учеников – Семнадцатый был чуть ниже, кивнул и, разминая кулаки, шагнул вперед к Пятому. Мальчишка заверещал, сложив перед собой руки, а дальше… вспыхнуло так, что глаза на миг застило, и Косту швырнуло на изгородь – дыхание вылетело из груди.

В центре двора сидел подвывающий Пятый, вокруг которого, как поломанные фигурки, валялись ученики – их просто разметало в стороны – на ногах устояли только несколько человек.

– Ох ты ж… – простонал кто-то спереди.

– Он опять сломал браслеты!!!

– Браслеты сорвало, зовите Наставников!!! Зовите Наставников!!! – кричал кто – то.

– Тихо. Уже. Заткнулись, – властно скомандовал тот, кто стоял у дерева.

– Мне руку зацепило, а через декаду «Шрам» вернется, – ныл кто-то.

– Восьмой, третий – стазис, шестой – купол, остальные – разойтись!

Мальчишка – Пятый, так и застыл посредине двора с открытым ртом. Дальше Коста не досмотрел – встал, проверил кости, охнул беззвучно, и его дернули за рукав – сосед по комнате – Семнадцатый, настойчиво увлекал его в сад.

Сосед молчал всю дорогу до их дома, и, только плотно закрыв дверь, начал говорить.

– Собирай вещи. Сейчас за тобой придут.

Коста сдул челку со лба, исподлобья глядя на Семнадцатого.

– С тобой бессмысленно было говорить, – рявкнул тот тихо. – Ты… ты пока никто, дерево во дворе и то больше стоит, потому что через сезон на нем будут персики. А кто ты – пока не ясно! Декада – покажет, – пробормотал парень себе под нос. – Они не тронули тебя – потому что пока нельзя, и потому что – благодарны. Новые ученики – редкость, и каждый раз собирают Круг Наставников, чтобы оценить навыки – и поэтому декаду занятий будет вполовину меньше. Отдых, – улыбнулся Семнадцатый криво, глядя на Косту.

Вещей у него было – только фиал с зельем на вечер, и больше – ничего, и форма, что на нём. Сунув флакон в карман, Коста упал на кровать, вытянувшись во весь рост и закрыл глаза.

Ждать – это он умеет.

Семнадцатый долго пыхтел в своей части домика, ходил из угла в угол, и потом сел за свой стол – изучать свитки. В дверь постучали перед ужином, громко назвав его номер, а вечерний горн созывал всех учеников в корпус.

Коста зевнул, размял плечи, пальцы, поправил мятую одежду, сапоги, но прежде, чем он сделал шаг к выходу, сосед удержал его за плечо, разворачивая. Коста молчал – мгновение, два, три, терпеливо ожидая, когда мальчишка решится сказать то, что хотел – или передумает – крепко сжатые губы, нахмуренные брови, нервный лоб – такую напряженную внутреннюю борьбу хотелось зарисовать.

– Все пережили и ты переживешь, – буркнул наконец сосед, отпуская его руку. – Сожми зубы и держись, тогда декада пролетит быстро. Если кажется, что не можешь – тебе кажется. Сожми зубы и сделай ещё столько же, сколько уже смог. Поверь мне, – он усмехнулся грустно, – чтобы получить такой ценный совет, какой я дал тебе сейчас, чтобы его кто-то дал мне, когда я прибыл на остров – я бы отдал круг. Пересмотр программы – раз в зиму, а это слишком много, чтобы нагнать остальных, если тебя сочли тупым, – он постучал по виску, – слабым или не выносливым. Покажи все, на что способен. Здесь ценят только тех, кто сверху рейтинга. Если скатишься вниз – вылетишь с острова. Тебе есть куда возвращаться? – напористо спросил Семнадцатый. – Есть?

Коста отрицательно качнул головой.

– И мне – нет.

Снаружи его встречал помощник Учителя – какого из них, Коста не понял, но за сегодняшний день видел таких пару раз на занятиях – в белых мантиях, как у Наставников, молодых, но старше, чем ученики – помогавших разносить материалы, собирать работы и устанавливать схемы.

– Следуй за мной, – скомандовали ему тихо.

Они прошли почти весь периметр, свернули к Главному корпусу – самому большому на территории, в котором Коста ещё не был, обогнули здание и перед боковым входом ему скомандовали «Жди».

Коста ждал. Разглядывал облака на небе, считал повороты, повторяя про себя пройденный путь, изучал резные нежно-зеленые листики на ближайшем дереве, пытаясь вспомнить, видел ли он в свитках подобный рисунок и какие будут плоды.

– Тью… – палочка чиркнула ему по уху, и Коста резко обернулся – никого. – Тью… – ещё одна ветка вылетела справа и из кустов показался нос, улыбающийся рот и вихры… Пятого ученика. – Псс… – поманили его к себе пальцем. Коста не двинулся с места. – Пссс… пссс… пссс…

В итоге Пятый вылез из кустов сам, отряхнулся, и потрусил к нему, оглядываясь.

– Не бойся, – теплая поцарапанная ладошка упала Косте на рукав. На запястье светился знаками массивный браслет светлого металла. – Блокираторы, – пояснил мальчишка, увидев взгляд Косты. – Нос мне подлечили уже. Не бойся, – повторил он, заглядывая в глаза. – Те двое с ними с нашивками с острова Памяти, они приходят только раз и потом… если будет потом, – пробормотал Пятый неразборчиво себе под нос. – А остальные… они всегда так делают. Будут смеяться над тобой – не слушай, будут свистеть – закрой уши, будут говорить плохое – молчи. Залезут вот сюда, – мальчишка постучал пальцем себе по виску, – но это кончится быстро, и они долго не придут… не бойся их…

Коста оглянулся на вход в корпус, и открыл рот, чтобы спросить, но потом, вспомнив, сложил пальцы в знакомый всем жест – «кто?»

Не бойся кого?

Мальчишка нахмурил брови, изучая – жестовый он не знал.

– Я не пойду смотреть, – неправильно понял он то, что спрашивал Коста. – Не люблю смотреть, как это… и потом тут, – он стукнул кулаком по груди, – всегда плохо… не пойду, прости, – тряхнул он головой. – Но мы же будем дружить?

Внутри корпуса громко хлопнула дверь.

– На кругу испытаний не показывай всего, что знаешь, – торопливо прошептал Пятый. – Никогда не показывай всего! Иначе… – Он отчетливо стукнул блокираторами друг о друга, и нырнул обратно в кусты за мгновение до того, как помощник спустился по ступенькам и пригласил Косту войти.

– Идем. Все готово. Менталисты прибыли.

Вечер, остров Знаний

Главный корпус, «Испытание»

– Сегодня мы собрались здесь, чтобы разделить самое ценное, что у нас есть… воспоминания, – с пафосом начал один из менталистов.

Аудитория радостно загудела в предвкушении развлечения.

Столы шли амфитеатром, поднимаясь вверх от сцены. Коста так и не понял назначение это учебного зала – огромного, восемнадцать учеников, с десяток Наставников в белых мантиях и столько же помощников не заняли даже десятой части помещения.

Его привели сюда через боковой вход, когда все уже были внутри. Привели и поставили посередине сцены, как будто это пьеса одного актера.

Лису понравилось бы всеобщее внимание, но не ему – Косте. Взгляды, направленные на него, не были добрыми, сочувствующими или злыми – нет. В чужих глазах горело предвкушение развлечений и это Косте не нравилось.

Слишком много белого. Любовь Арров к этому цвету поражала воображение. Все последние зимы Коста сам стирал и свои халаты и одежду Мастера Хо, и потому прекрасно знал, как сложно добиться такой белизны – практически невозможно, хоть пальцы в кровь сотри. Это сколько же должно быть слуг, чтобы обслуживать остров? Но пока он видел всего несколько человек.

«Не бойся», сказал мальчишка. И от этого «не бойся» у Косты зачастил пульс. Хочешь, чтобы человек начал бояться? Скажи ему «не бойся», повтори несколько раз, пока страх не поселится в сердце, свернувшись змеей, и не начнет жалить – «бойся, бойся, бойся», «бойся же!»

Двое менталистов представились, как помощники и Старшие ученики Магистра Кайра, одного из главных помощников Главы Вей. Изящные холеные пальцы, которые не держали ничего тяжелее зубастой вилки или ножа; одежды клана Арров, с синими нашивками на отворотах, и щегольски вытащенные наружу узкие пряди белого цвета – у Риса, отца «занозы» было гораздо больше белого в волосах, и он никогда – ни разу, за все встречи, не выделывался так, как эти… кривляки.

Комиссию Косте представили сразу же, точнее его – представили десяти Наставникам, которые составляли Круг, и которые ближайшую декаду будут оценивать его данные и навыки. В результате проведенных тестов его номер займет место в рейтинге учащихся, а также, как понял Коста, это будет в дальнейшем влиять на составление индивидуальной программы обучения. И сейчас – был первый и единственный тест, который проходил перед всей группой будущий со-учеников и Учителей, чтобы…

– …вы имели возможность познакомиться поближе, – продолжал один из менталистов. – Честь учиться на острове Арров нужно заслужить, ведь все мы здесь – одна большая семья…

Коста внимательно следил, как при этих словах часть Наставников откровенно поморщилась, но тут же вернула на лицо бесстрастную маску – ученики же откровенно ухмылялись.

– …а у семьи нет секретов друг от друга, не так ли?

Коста напрягся.

– Семья разделяет все – радости, печали, желание и – самые большие страхи, – менталист белозубо улыбнулся, глядя прямо на Косту – и с предвкушением облизнул губы. Второй менталист – пониже ростом, улыбнулся Косте благожелательно.

– Наставник уже передал оценку твоего «ментального потенциала» комиссии, это просто дань традициям. Ученики вместе уже десять зим, и каждый новый номер – это…

– … событие… – выкрикнул кто-то с задних рядов амфитеатра.

– Тишина!

– Поэтому мы разделяем воспоминания, чтобы узнать друг друга лучше. И храним их на острове «Памяти»…

Коста молчал, глядя на хищный предвкушающий оскал того менталиста, который стоял сзади, и, если бы он мог говорить – непременно спросил бы, работает ли «разделение» в обе стороны, и когда он сможет настолько близко познакомиться со своими со-учениками, но… говорить он не мог. Поэтому – промолчал.

Доброжелательный менталист щелкнул пальцами, набрасывая на Косту купол тишины, и продолжил объяснять.

– Ты уже проходил ментальные проверки. Твоя задача смотреть в глаза и просто расслабиться. Если не будешь сопротивляться – неприятные ощущения быстро пройдут. Твой ментальный щит ещё слишком маленький, но он одна из тех причин, по которым тебя взяли на остров в середине обучения. Одна из твоих главных ценностей. Ты понимаешь это?

Коста не понимал, но – кивнул.

– Хорошо. Вместе с тобой в группе всего три номера, которых мы на последних курсах будем обучать защите, если, конечно, сдашь все экзамены и дойдешь до конца обучения, – ещё одна мягкая доброжелательная улыбка. – Но для этого сейчас ты должен немного помочь мне, чтобы мне не пришлось ломать… защиту. Выбери воспоминания сам. Выбери, сконцентрируйся на нем и позволь мне посмотреть, тогда все кончится быстро и не больно, если… мне придется искать самому, то это будет долго и… болезненно, – менталист виновато сморщил нос. – Ты поможешь мне, Шестнадцатый… не причинять тебе боли?

У Косты похолодело в груди, но он твердо кивнул. Какие воспоминания им нужны? Он не готов делиться всем.

– Прекрасно, начинаем, – менталист хлопнул в ладоши – купол исчез, и кивнул второму менталисту. – Держи фокус на группу и трансляцию, я – передаю.

– Но Магистр сказал, я тоже могу покопаться в его голове…

– Я. Передаю, – доброжелательность из голоса менталиста исчезла, как будто ее сдуло ветром. – Ты работаешь слишком грубо. Начинаем.

Пара пассов руками – несколько плетений – линии вспыхнули воздухе, менталисты синхронно щелкнули пальцами и… Коста провалился в чужой взгляд.

– Смотри мне в глаза… вот так… хорошо… первое воспоминание – радость… – шептал голос менталиста где-то в голове Косты, – … радость… радость… радость… радость переполняет тебя… счастье… покажи мне… покажи сам… покажи… какая она, твоя радость… какая она…

Косты плыл на волнах чужого голоса, перебирая мысли – какая радость? Что для него радость? Когда он чувствовал ее в последний раз? Когда… когда… когда…

…алый цветок в небе отбрасывал красные сполохи на заснеженные ступени, обледеневшие настолько, что он скользил, пытаясь забраться повыше – одна покосившаяся ступенька, две, три… дверь. Очередная дверь за эту ночь – деревянная, с простыми железными заклепками. Вывеска над головой – старая, с облупившейся краской, покачивалась от ветра, скрипела и светилась – буквы сияли алыми отсветами воронки – «Лавка имперского мастера – каллиграфа Хо».

Он стучал тихо, не в силах встать и дотянуться до кольца – стучал замерзшими посиневшими пальцами, стучал тихо, безнадежно, не надеясь уже вообще ни на что…

…дверь распахнулась внезапно, он чуть не свалился внутрь, ткнувшись носом в чужие сапоги, пахнущие теплом, едой и самогоном… Черная фигура, залитая ослепительным светом, возвышалась над ним… – Чего тебе, малец?

… его затащили внутрь, скинули со стола все, чтобы – свитки полетели на пол, растерли самогоном и укутали в колючее шерстяное покрывало, сунув в руку пиалу, которая дымилась чаем…

– Пей, малец… пей… глотай же…

Он пил, захлебывался, зубы стучали по краю, одеяло кололось… из светло – желтой овечьей шерсти… с обожженным краем… он и не помнил такого… в очаге трещали дрова, и фигура великана напротив – в сером походном халате, с перевязью через плечо и серебристой толстой косой, спускающейся до пояса, казалась вся объятой золотистым светом огня…

– Пей… – пророкотал светящийся добрый великан, – останешься здесь сегодня. Завтра Прорыв закроют, и мы найдем твоих родных…

Радость затопила его – оглушительная – до шума в ушах, он не слышал больше ничего вокруг, кроме – «останешься здесь сегодня», радость искрящаяся и теплая, как золотые языки пламени в очаге, колючая радость, которая пахла овечьей шерстью, самогоном и тушью… радость, которую дарила уверенность, что теперь – непременно, все будет хорошо; радость, у которой было имя…

– Зови меня мастер Хо, малец…мастер Хо…

…

– Возвращайся, – чужие пальцы щелкали перед глазами и Коста проморгался – хотелось чихнуть от запаха дыма и овечьей шерсти. – Вот так, хорошо… молодец…

– Кто это? – раздалось с задних рядов.

– Это Четвертый Наставник? Это он и есть?

– Да, это его – Мастер, про которого говорили…тот самый…

– Я думал он моложе…

– Я думал он ниже…

– Выглядит совсем не как художник, и такой большой…

– Это воспоминание, идиот, если ты маленький, все вокруг большое…

– Шестой мастер лучше!

– Нет, Восьмой Наставник – самый лучший!

– Подлиза, ты кому угодно готов угождать, если это – Старший… лизать зад, жетон и руку!

– Тишина!!!

Коста зажмурился – виски кололо от боли, каждый шепот звучал так, как будто ему кричали в ухо.

– Одеяло – фу… что за обстановка…он что проводил задания, маскируясь под нищего?

– Заткнись!

– Сам заткнись! Я не переношу запаха нищего квартала! У меня в носу свербит!

– Тишина! Номера Шесть, Восемь, Девять, Два – первое предупреждение, – зычный голос Наставника из первого ряда, все лицо которого украшала сетка старых шрамов, заставил всех заткнуться. – Декада кончится быстро, вы заработали один штрафной круг! Не слышу?!

– Да, Наставник.

– Спасибо, Наставник.

– Благодарим, Наставник.

Взгляды Учителей с первого ряда изменились – теперь они не выглядели скучающими и усталыми, двое – Коста не познакомился с ними сегодня – даже кивнули ему, едва заметно качнув головой.

– Да, несомненно… это – Четвертый, – тихо произнес седой низенький старичок, поправив очки и – тяжело вздохнул.

– Ещё одно радостное воспоминание, – менталист пониже благожелательно улыбнулся ему и Коста замер, оценивая реакцию Наставников – не все, но несколькие из них точно помнили Мастера Хо, и помнили хорошо.

Они хотят радость? Он даст им её.

…

…ветер был теплым. Напоенный ароматами трав, которые стремились все успеть в краткий срок среднего сезона – и зацвести, заколоситься, подняв к небу соцветия, и – принести плоды, чтобы упасть семенами в землю до того, как на побережье придет холодная осень, чтобы дары, укрытые снегом сохранились до весны и расцвели…

– Круговорот жизни, – голос мастера Хо звучал умиротворенно. Наставник в одной свободной, выпущенной наружу рубахе, с наполовину распустившейся косой, стоял босой, по щиколотку утопая в траве. Походный мольберт трепал ветер, то и дело норовя сорвать прикрепленный лист.

Побережье лежало перед ними, как на ладони – зеленое море шумело, набегая на берег. Они взобрались на плато – в горы, чтобы рисовать. Снежные шапки Лирнейских белыми пиками вздымались за спиной Косты, небо оглушало синевой и глубиной, горные орланы кружили над ними, закладывая круги. Пахло костром и хлебом.

– Сгорит!

Коста рванул к костру, и перевернул палочки, дуя на обожженные пальцы – лепешки он спас, иначе опять получил бы подзатыльник.

Мастер неспешно присел на покрывало расстеленное на траве, вытащил из сумки два маленьких северных яблока – дички с румяными наливными бочками, вытер о рукав до блеска, и протянул одно Косте.

– Грызи, ненасытный… кто бы сказал, что щенки в твоем возрасте столько жрут… – вздохнул Мастер.

Коста подавился горячими кусками хлеба – он сразу стащил зубами в рот полпалки разом, и – закашлялся.

– Дыши! – прошипел Мастер, с изрядной силой хлопнув его по загривку. – Дыши, проглот… и не торопись ты так… жуй медленнее…

Коста дышал, кашлял – хлебные крошки попали в горло, и активно работал челюстями. Свою порцию он смел за пять мгновений, облизнулся, разглядывая две палочки с хлебом, которые остались Наставнику и отвернулся – глядеть на небо и хрустеть яблоком.

Когда он сгрыз все, даже хвостик и сердцевинку с семечками и, облизав пальцы, повернулся к костру, Мастер Хо уже ушел. Вернулся к доске для рисования, установленной на самом краю обрыва, и – разминал запястья, вращая кистью.

…а перед ним на покрывале лежало последнее маленькое румяное яблоко и две палочки с хлебом, подгоревшим с одного краю…

…

…

…

– Что это?

– Побережье… край мира… Север такой крайний, что дальше уже просто кончаются клановые земли, – буркнул кто-то тихо.

– Краси-и-и-во, – протянул кто-то мечтательно.

– У нас на острове лучше, – отрезал другой голос недовольно.

– У нас таких вылазок не бывает…

– Тишина!!!

– Возможно, не такая плохая идея, проводить часть занятий на природе, изучая так сказать материал наглядно…

– Время, господа Наставники и старшие помощники, – напомнил смуглый Наставник в шрамах.

Пятого ученика притащил за шкирку в аудиторию один из помощников Учителей, после того, как весь зал смог рассмотреть и проникнуться воспоминаниями Косты о «самых тайных и скрытых желаниях».

«И вожделениях» – как сально выразился кто-то с дальних рядов.

И это был первый раз, когда в сторону Косты раздался обидный и оскорбительный свист.

– Фуууу… нет, ну как так можно…

– Давайте скинемся ему, и те, кто заработает награду и поедет на побережье непременно купит этому чудаку чуни… Ахахаха…

– Зачем ему чуни, тут не бывает снега?

– У нас тепло! – поддакнул кто-то.

– И что? Спать с ними будет… ахахаха… мало ли какие извращенцы на Севере…

Коста покраснел. Не хотел, но щеки сами собой опалило жаром от гнева. Эти сытые… уроды…

И что с того, что больше всего на свете в ту зиму он хотел чуни? Серенькие, мяконькие, с подбитой подошвой, чтобы не скользили. Такие теплые, что и в саму пургу ногам тепло? Что с того? Что с того, что он декаду иногда приходил смотреть в лавку сапожника – не продались ли… И мечтал… о них. Они даже снились ему по ночам.

И что с того, что он хотел новую кисть? Набор начинающего каллиграфа. Тот самый, который купили тогда Нейро… и он хвастался им. На него он тоже ходил смотреть. Иногда дышал на стекло – делая окошечко, и глядел в лавку – сияет ли на прилавке – вторая полка справа, и набор хрустящих свитков к нему… Мастер тогда сказал – дорого. И что он – Коста, слишком много жрет, потому у них нет денег… и потому он просто ходил смотреть…

– Ахахахаха… нет, это же надо… больше всего хотеть кисти… ахахахаха… что за…

– У нас теперь берут нищих в ученики? Приютский был… послушник был… теперь давайте чернь собирать?

– Молчать!!!

– Это ученик Четвертого…

– И что с того…

– Нет, я не понял, где бабы? Где сиськи? Где вот это вот все?

– Может он евнух?

– Не, ну ты помнишь прошлый раз, когда считывали «тайные желания»… у Семнадцатого была такая сочная… такая сочная, что прямо сейчас потечет…

Коста встретился глазами с соседом по комнате, сидевшем во втором ряду – тот покраснел, сжав кулаки, но не произнес ни слова.

– Тихо!!!

– Тишина в аудитории, – надтреснуто прокряхтел старичок в очках, громко стукнул тростью о пол.

Виски ломило так, что пришлось зажмурить глаза от боли – мастер Рис ни разу не делал ему больно, хотя проверял воспоминания много раз.

– Ты как, Номер? Нормально?

Коста кивнул со второй попытки, перебарывая тошноту. Добродушная улыбка на лице менталиста изгладилась – на лбу блестел пот, вытаскивать воспоминания – это тоже давалось непросто.

– Вот и молодец, Номер… держишься отлично… даже не вскрикнул ни разу… или не больно?

«Больно» – Коста обхватил руками голову.

– Ну-ну, ещё пара воспоминаний и закончим… нам нужно определить твою емкость и предел… – вздохнул менталист устало. – Смотри мне в глаза… попробуй сконцентрироваться, знаю, это сложно… но попробуй сам сконцентрироваться на воспоминаниях, которые нужно показать…

Коста кивнул – он и сам почти уловил принцип, как именно раскучивается память. Вместо чуней должны были вытащить «набор кистей», но чуни он тогда хотел больше.

А вместо «набора кистей» должен быть «дощатый пол», мокрый дощатый пол трюма, грязный… на который пролилась вода… последние драгоценные капли… и больше всего тогда ему хотелось пить. Хотелось упасть на колени и лизать доски… но он успел поменять воспоминание в последний момент. Это не то, что он хотел бы, чтобы видели другие.

– Итак, смотри в глаза…

Они пытались. Раз, два и три. Но у них не вышло – менталист или выдохся, или устал, или…

– … или он блокирует вход, потому что боится боли, – встрял второй менталист. – И прячет воспоминания… ты не пробьешь, отойди…

– Нет, Наставник сказал, чтобы считывал – я!

– Если сможешь, – уточнил второй менталист. – А ты не можешь, – почти пропел он, – значит – мой черед, или наказание за невыполнение задачи…. Отойди…

– Будь аккуратнее! Это не «манекены»! Не вздумай ломать щит, Наставник ясно сказал!

– Помню, помню, – отмахнулся второй небрежно, поведя белым рукавом. – Отойди! Иди держи фокус!

Первого менталиста отодвинули и его место занял Второй, улыбающейся Косте совершено плотоядной улыбкой.

– Кто у нас тут? Маленький мальчик у нас тут… Кто боится? Мальчик боится… Иди сюда…

Коста непроизвольно сделал шаг назад.

– Иди сюда, стой ровно, смотри в глаза, – чужие жесткие пальцы больно зафиксировали подбородок и подняли голову – менталист был выше. – И… сопротивляйся, – прошептали ему тихо. – Чем больше сопротивляешься, тем больнее тебе и тем выше удовольствие… Смотри в глаза…

Коста закрыл глаза ресницами.

– Смотри в глаза, или я наложу стазис!

– Второй! Аккуратнее!

– Стазис?

Коста открыл глаза и встретил взгляд сумасшедшего мозгоеда прямо.

– …и можешь прятать свои страхи, – шепнул ему менталист, наклонившись близко, так, что расслышал только Коста, – я люблю искать… раз-два-три-четыре-пять… я иду искать, – пропел он тихо, улыбаясь ещё шире. – Смотри на меня… страхи, маленький номер… вспомни свои самые тайные страхи…

Косте казалось, что в висок со всего маху всадили кинжал, лезвие которого прошило голову. Глаза покраснели от напряжение, рот – от крика, но беззвучного – кричать он не смог… слезы покатились градом…

– Сссссмотри ссссюда, – шипел менталист, и Коста провалился во тьму чужого взгляда.

…

…

… подземелья кружились в памяти вереницей… тусклые коридоры… желые глаза-блюдца и постоянное неизбывное чувство страха, которое преследовало его на каждом уровне…литеры V светились на стенах холодным серебром плетений с редкими вспышками тьмы…удар, треск, ещё удар и крики стихли где-то дальше по коридору…он побежал…поворот, второй, десять шагов и… пленка силы замечала уровень прямо посередине коридора! Они активировали формацию! Но он же тут, а они – там, а твари тут!

…цокот когтей по полу раздался где-то далеко во тьме коридора…сердце билось прямо в горле, часто-часто, как птичка…затянутые в спешке завязки распустились и штаны поползли вниз… цокот когтей по полу сзади… отдалялся и приближался…он замер, не дыша. рядом со сталактитом…почти став им, слившись… цокот когтей по полу сзади… отдалялся и приближался… цокот когтей по полу сзади… отдалялся и приближался… отдалялся и приближался…

…

…

– Ты повредил ему щит!!!

– Да не трогал я его…

– Нет, повредил! Если сломал…

– Я не трогал его, он – прячет воспоминания, сопротивлялся, какая реакция при сопротивлении ты и так знаешь, – тихо огрызнулся второй менталист.

Коста с трудом проморгался, когда его аккуратно похлопали по щеке – и увидел, что они трое стоят под куполом на сцене. Из носа текла кровь и он оттер ее рукавом формы.

– Я не тронул щит, он даже не кричал! – снова прошипел Второй. – Все кричат, всегда кричат, стонут и верещат, как кепи на деревьях, а этот – не кричал… значит, он прячет страхи!

Коста помотал головой – нет, нет, ничего он не прятал. Ничего!

– Будь предельно аккуратен, – скомандовал первый менталист. – Если ещё раз…

– Всегда, – цыкнул Второй. – Твое дело фокус, вот и держи.

Молчали Наставники, молчали ученики, молчали менталисты.

– Уииии…. – заверещал кто-то, как только менталист снял купол тишины, щелкнув пальцами. И Коста только увидел Пятого, который прикрывая руками низ спереди мчался из аудитории, чуть не сшибив Наставников на первом ряду. Следом за Пятым из аудитории вылетел ещё один ученик с заднего ряда.

– Обделались, – прошептал кто-то ошеломленно. Но смеха, как прошлый раз – не было. Амфитеатр молчал.

– Что это… было?

– У меня спина взмокла…

– Это вообще где? Подземелья или что? Гроты? И знаки на стенах?

– Это твари, – произнес кто-то мягко.

– Настоящие? Живые? Он их видел и остался жив?

– О-о-о…

– Тишина!!!

– Следующее… – начал менталист.

– Я думаю, мы сократим программу, – перебил старичок-учитель в первом ряду, поправляя очки, чтобы лучше видеть – Коста вытирал рукавом кровь под носом.

– Страха уже достаточно. Одного воспоминания хватит. Отдайте ученика комиссии…

– В правилах указано – два воспоминания на каждый случай, – возразил второй менталист. – А раз два…

– Правила создавались Наставниками. На острове – мы – правила, и мы – кодекс, – едко перебил его старик.

Коста вытер рукой кровь под носом, которая снова закапала вниз, и внимательно посмотрел на менталиста – тот улыбался, и снова с предвкушением облизывал губы.

Страх? Он хочет страх? Ему мало? Коста никогда не встречал людей, которые питаются чужими эмоциями, как… едой. Выражение лица менталиста было… почти сытым.

– Если вы хотите оспорить – обращайтесь лично к Наставнику Кайру и Верховному Магистру – я принадлежу острову Памяти, и подчиняюсь только им, и до тех пор, пока не будет новых указаний.

– Если бы здесь был Восьмой Старший Наставник, вы бы не осмелились и рот открыть, – парировал старик холодно.

– Но его здесь нет. И я точно и безукоризненно выполняю задачу, поставленную Наставником. Вы хотите воспрепятствовать? Это официальное заявление? Я могу подать рапорт о том, что вы мешаете тестированию номера?

Старичок заткнулся. Наставник-в-шрамах досадливо покачал головой. Ещё двое Учителей отвернулись, глядя в окно, а почти все ученики уставились на менталиста с откровенной ненавистью.

– Следующее воспоминание. Смотреть точно в глаза. Глаза не закрывать. Проникновению не препятствовать или… можно препятствовать – продолжил менталист с предвкушением, обращаясь к Косте. – Тогда будет очень, очень больно…

Коста шмыгнул носом и ещё раз вытер кровь рукавом.

Тварь. Он хочет страх? Настоящий страх? Он его получит. Что ему показать? Когда он нашел Мастера в трюме, и думал, что тот не переживет ночь? Когда на них напали или…

– Смотреть в глаза, – рявкнул менталист тихо. – Или это будет засчитано номеру, как сопротивление приказу Наставника…

Он хочет страх? Настоящий страх? Он его получит.

Коста боднул головой, вырывая подбородок из чужих рук, расправил плечи и слегка качнулся на ногах, ища точку равновесия, и задрал голову, встретив чужой взгляд.

Смотри. Тварь.

…

…

…Ледяная вода сомкнулась над его головой с оглушительным ревом, и вверху – над поверхностью, прошла волна жара и огня, взрывом его закрутило, и сверху посыпались обломки корабля… их крутило и мотало из стороны в сторону, тащило течением вглубь, и швыряло по волнам… водоворот он пропустил… их потащило на дно, закручивая в воронку…он боролся изо всех сил, пока хватало воздуха, рвался наверх, надрываясь…но воронка тянула на дно и тащила глубже, глубже, глубже… пока полностью не затянула его в ледяную тьму…он захлебнулся и потерял сознание…

…

…

«ЧТО ЭТО ЗДЕСЬ»

Слова раскаленным жаром вспыхнули в голове Косты.

«ЧТО ЭТО ЗДЕСЬ… СТОЛЬКО СТРАХА»

Коста рванулся остановить, но кто-то уже расшвыривал осколки воспоминаний, которые он не успел спрятать.

Воспоминания закружились.

Барак аукциона. Пол. Целитель. Одинокий факел. Лабораторный стол. Завязки на руках и ногах. Звезды в окне. Ожидание. Закушенная до крови губа. Соленые слезы. Вой. Страх. Ужас. Мольба. Надежда. Отчаяние. Покорность. Смирение…

«СТРАХ, СТРАХ, СТРАХ… ВКУСНО».

Коста рванулся изо всех сил, вышвыривая захватчика из своей головы, и встретил сопротивление, их закружило, вышвыривая в следующее воспоминание, запорошенное снегом.

…

…хрустел снег, свистел ветер и завывала вьюга…вспышки молний освещали далеко впереди серое заснеженное плато……все вокруг было серым и белым, тени искажались… горные вершины темнели вдали…

«ЧТО? ЭТО?»

…заснеженное… серое и пустое место безжизненного одиночества..

«КАК…»

Чужие огненные слова жгли, причиняя боль, и Коста в воспоминаниях увидел то, чего здесь быть никак не могло – тусклую светящуюся фигуру справа… это она «жгла словами»…

«КАК ТЫ ВООБЩЕ…»

Коста прыгнул, сгруппировавшись, поджав хвост и выпустив когти, наотмашь полоснул фигуру.

– Ма-а-а-а-ау!!!

«А-А-А….НЕЕЕТТТ…»

…и тот-кто-причинял-боль рухнул в ледяную пропасть со снежного обрыва.

…

…

…

– Ещё раз! Ещё раз!

Коста очнулся, выгибаясь – плетения прошивали грудь.

– Этот пришел в себя!

– Брось его, давай сюда, этот не дышит! – скомандовал один из Учителей, и старичок в очках, бросил Косту и, прихрамывая, опираясь на трость, и приволакивая одну ногу, заспешил к середине сцены, где лежал менталист, над которым склонились двое Наставников и другой мозгоед.

– Он не дышит, – тревожно орал кто-то сбоку, – не дышит!!!

– Нима тебя побери, два узла это не реанимационное!!!

– Где целители?

– Уже бегут…

– Их слишком много!

– Почти всех привели в чувство, давайте вдвоем этого!

– Давай ещё раз…

Коста приподнялся на локтях – он лежал на сцене, грудь ещё покалывало от чужих плетений, а горло жгло, как будто он и правда наглотался воды. И не он один – сверху, перегнувшись через скамьи, кашляли ученики в белом, жадно дышали, хватаясь за грудь, и колотили кулаками, и одного из них – лежащего прямо на скамье, Наставник пытались привести в чувство молниями.

– О, я дышу-у-у-у… я дышу-у-у… я не утонул… Мара милостивая, я не утонул… стонал кто-то сверху.

– Я думал мы все утону-у-ули-и-и…

– Где такая холодная вода?

Целители подоспели через пару мгновений, и погрузили на носилки, управляемые плетениями одного из учеников и менталиста, который так хотел, чтобы страха было больше.

Коста с исследовательским интересом настоящего художника отмечал каждую незначительную мелочь: вот менталист дергается, выгибаясь, хрипит, в попытках вдохнуть, снова выгибается, лицо меняет цвет на неуловимый оттенок синеватого, пена идет изо рта…

– Очнется или нет – это теперь дело целителей, – буркнул один из Наставников на сцене. – Но я требуют подать рапорт! Наставник Кайр отправил неподготовленный помощников, которые не смогли удержать фокус…

– …я удержал, – тихо и беспомощно возразил первый менталист.

– …использовали «смертное воспоминание», что строжайше запрещено… подвергли учеников опасности… рапорт!

– Все, задача оценки ментального уровня окончена. Знакомство с номером Шестнадцать – тоже. Разойтись по комнатам, следовать расписанию и сигналам горна, – рявкнул Наставник-в-шрамах, обращаясь ко всей аудитории разом. – А ты, – бросил он Косте, – иди за мной. Быстро.

Два дня спустя, ранняя ночь

Октагон, остров Знаний

Коста пришел в себя от шума дождя и вкуса грязи во рту. Трава под щекой была мокрой, упругой и пахла свежей зеленью. Сверху по навесу громко барабанили капли.

– Десять кругов, мальчишка не совсем плох.

– Он не оправился ещё.

– Все равно. Пятнадцать могут показать только половина из девятнадцати, и дождь – льет.

– Ставь – выносливость – семь.

– Почему не восемь?

– Пробежал бы двенадцать кругов, получил бы восемь, – проворчал голос над его головой. – При его сложении и не скажешь, что он способен на то, что я видел – Кайр слил воспоминания с трюма – у работорговцев. У него начисто отключаются мозги, если бы мы смогли научить его включать эту звериную часть, вытащить сущность «крови», сохраняя контроль, – прицокнули над ним языком.

– Кровь, – тихо откликнулся второй голос. – Согласно данных Алхимиков – дело в крови. У тебя есть время до шестнадцати зим – попытаться обуздать зверя, – хохотнул второй старческий голос – мягко и деликатно.

Коста высунул кончик языка и слизнул прохладные капли с травы. Пить хотелось неимоверно.

Эти десять кругов плюс полоса препятствий дались ему тяжело, но ещё тяжелее было слушать ядовитые слова – не в свой адрес, а в адрес Мастера Хо, который так запустил ученика, у которого был потенциал, и попади он в нужные руки десять зим назад, то результаты были бы совсем иными.

– Что у него по пяти чувствам?

– Вышка, – вздохнул второй. – Нюх, слух, зрение, повышенная регенерация… Если ты поставишь «восемь», у него есть шанс на улучшенную программу. Такой материал…

– Вот именно! Такой материал! Это же надо было так изгадить такую заготовку, – сплюнул первый куда-то.

– Четвертый был … художником. Чего ты хотел от каллиграфа? Зато мальчик владеет кистью так, как будто сами Боги стоят за его плечом…

– Сражаться он тоже будет кистью? – рявкнул грубо первый.

– Тише, Шрам, разбудишь…

– Мальчишка не спит уже мгновений пять как…

Сапог грубо ткнул Косту в плечо,

– Не так ли, Шестнадцатый? Пришел в себя и слушает, о чем мы говорим… – хохотнул грубый первый.

– С … какого момента очнулся? – поинтересовался второй голос осторожно.

– Не переживай, то, за что ты зассал, мальчишка не слышал… Подъем, щенок! Ещё два круга… за то, что не дал знать Наставникам, что пришел в себя, и я добавлю тебе балл… шевелись…шанса пересдать не будет…

Коста с трудом зашевелился, вспомнив слова Семнадцатого – «если не можешь – сожми зубы, и сделай ещё столько же».

– Ну, Шестнадцатый, ты как девчонка… можешь упасть сейчас мордой в грязь, признать, что ты слабак… просто скажи – «я не могу больше, Учитель», «я никчемная тварь, которая не способна даже больше десяти кругов сделать по площадке»… или нет, лучше скажешь так – «мой Мастер настолько никчемный, что не сумел привить мне даже основы физического воспитания», – Шрам весело заржал над головой, и его смеху вторил шум дождя.

– Шрам! – укоризненно одернул старческий голос.

– Что? Если он ссыкун, девчонка, и валится после «десятки», я не виноват… повторяй: «мой Мастер настолько никчемный, что не сумел привить мне даже основы физического воспитания», и все закончиться…

Мой.

Коста приподнялся на руках.

Мастер.

Пошатываясь, он попытался выпрямиться.

Не. Никчемный.

Не никчемный.

Не никчемный.

Не никчемный.

Под проливным дождем Коста, шатаясь, как пьяный, зашагал на ещё один круг по тренировочной площадке.

Двадцать мгновений спустя

– Что ты, как беременная морская черепаха… сын змея и синехвостой рыбы… Ещё один круг или сдаешься, сопляк? – орал над его головой Шрам. – Если сдаешься, скажи вслух, громко и четко – «Так точно, господин Наставник, я – никчемный, и Мастер мой – никчемный, который не сумел научить меня…»

Коста тряс головой, и брызги с волос летели в разные стороны.

– Вслух! Четко и громко по слогам! Мой! Мастер! Никчемный!

Встать он не мог, как не пытался – его шатало. Двенадцатый круг ему не одолеть. Он просто не сможет – Коста признал это честно.

– Мастер! Никчемный! Повторяй!

– Шрам!

Не. Никчемный.

Коста приподнялся, встав на четвереньки.

– Повтори, сопляк!

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный. Мастер. Не. Никчемный.

Коста выпрямился, и, пошатываясь, еле передвигая ноги, медленным шагом, пошел на двенадцатый круг.

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный.

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный.

Он рухнул на середине пути. Не дойдя половины круга. Лицом в грязь, наевшись песка и водяной жижи.

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный.

Поднялся. Сплюнул. Попытался встать и – не смог. И снова рухнул лицом в лужу. И снова отряхнулся, выплюнув песок, который скрипел на зубах. Оценил, прищурившись в темноте расстояние до фонарей на финише площадки, проливной дождь, и две фигуры под навесом, поднялся и… пополз.

На четвереньках.

Под навесом было сухо, барабанная дробь капель сверху совсем не мешала вести ленивую неспешную беседу.

– Дойдет?

– Думаю да, упорный…

– Твои манипуляции слишком примитивны, ты не сможешь постоянно использовать упоминание Четвертого, как способ заставить мальчика двигаться… и преодолевать пределы…

– Примитивны, но работают – он бежит… и почему не могу? Могу…

– Потому что если что-то использовать постоянно в качестве дубины, это перестает работать, – возразил старческий голос.

– Перестанет работать – придумаю что-то новое, сейчас – он бежит и если дойдет…… упал на середине круга… тью… – рыкнул Шрам.

Старик снял очки и начал торопливо протирать о рукав.

– Запотевают в дождь, эти артефакторы могли бы поторопиться с новыми, а то последние «стекла», как разбились две декады назад, – посетовал он, и натянул очки на нос, чтобы лучше видеть, что происходит на площадке. – Вставай… – пробормотал старик себе под нос. – Вставай же…

– Вставай! – рявкнул Шрам. – Встает! Встает! Ползет… Ахахаха… упорный щенок, упорный…

– Четвертый был таким же, – пробормотал старик тихо.

– Так он доползет за двойное время, но если не свалится – накину ему балл…

Старик прищурился и изучил собеседника.

– Скажи мне, что это не то, что я думаю…

– Не то, – быстро отозвался Шрам, не отрывая взгляда от Шестнадцатого – дождь, как назло, полил ещё сильнее и стало хуже видно. – А что ты думаешь?

– То… – старик развернулся к Шраму. – Зачем ты запрашивал его показатели до круга? Если ты отвечаешь только за свои дисциплины…

– Я должен знать про своих учеников всё!

– Именно поэтому, ты переживал, за низкий балл у меня Семнадцатого и Пятого? – едко отозвался старик.

– А почему ты валишь именно моих учеников? – рыкнул Шрам. – Им и так не просто…

– О, свет Исхода, – старик поднял голову вверх. – Я никого не валю, я тащу вверх, тяну изо всех сил, но что поделаешь, если все твои ученики – самые несообразительные в группе! Они просто не способны усваивать материал с должной скоростью…

– Зато самые сильные! – огрызнулся Шрам.

– Они не способны к стратегическому мышлению, – парировал старик.

– Именно поэтому им нужен кто-то умный, кто-то, кто смог бы запомнить всё, что нужно и объяснить. Подтянуть их, кто-то вроде этого, – ткнул Шрам пальцем на плац.

– Нет! – прошипел старик. – Я не дам этого мальчика в тройку к твоим оболтусам! Никогда!

– Этого мальчика? – передразнил Шрам. – Ты и сам смирился, что это твой будущий ученик?

– С удовольствием отдам его любому другому Наставнику, – сухо кивнул старик.

– Его никто не возьмет, он никому не нужен, – жестко ответил Шрам. – Осталось шесть зим обучения, никто просто не возьмется за него… и все будут валить…

Старик устало кивнул.

– Если ты не возьмешься за него…

– Я не беру учеников уже пять зим… занимаюсь только библиотекой…

– Возьмешь, – ответил Шрам, разглядывая фигуру, которая на четвереньках медленно продвигалась по плацу в их сторону. – Потому что это – ученик Четвертого… и потому что если не ты, то никто… и, – тут Шрам криво улыбнулся – лицо исказилось, превратившись в пожеванную тряпку из-за сетки шрамов, – Восьмой за него… иметь Восьмого за спиной – немалое дело… если они будут в тройке, то и мои мальчики…

– Твои мальчики утащат на дно любого! – рявкнул Старик.

– И что? Я должен попытаться…. Если данные правы, и его уровень при должном обучении будет равен Третьему номеру – Шестнадцатый сможет…

– Не сможет…

– Сможет, – угрожающе прошипел Шрам. – Или я буду валить его… я сделаю все, чтобы «моих» не пустили в расход и не отправили на «остров силы», как самых слабейших… всё, ты слышал меня? И сейчас я добавлю ему балл, если ты пообещаешь не мешать… если у них сложится «тройка»…

– О, свет Исхода, – старик поднял голову к небу.

– Или я сниму балл, – буднично закончил Шрам. – Все равно остальные не дадут больше половины… баллом больше, баллом меньше… он и так – слабейший, со своим вторым кругом… может сразу его в «манекены» определят на остров «памяти»? Силы то чуть… такого учить – только время тратить…

– Ставь! – прошипел старик. – Ставь ему «восемь»!

Шрам отвернулся в сторону, чтобы скрыть широкую облегченную улыбку.

Будущий член «тройки», за которой он непременно будет следить с самым пристальным вниманием, шатаясь, приближался к финишу – мальчишке осталось проползти не больше двадцати шагов.

– Ну же, ну же, поднажми… – заорал Шрам весело и бодро. – …сын беременной черепахи, порождение Грани, бескрылая саранча западных степей… поднажми… сын змея и синехвостой рыбы… мы что, тут всю ночь должны ждать тебя, сопляк?

Глава 23. Круг испытаний. Часть 2

Октагон, остров знаний, комната для совещаний в Главном корпусе

Семь дней спустя, подведение итогов круга испытаний

– Нулевой силовой потенциал! Ну-ле-вой! – спорили Наставники.

– Единица, – возражал Шрам. – Учитывая данные по родовой линии, вполне можем поставить Шестнадцатому «двойку», я уверен…

– А я нет, – певуче возразил Шраму Наставник по Искусствам. Высокий, изящный, с тщательно уложенными в сложную косу выгоревшими белокурыми волосами. Настоящий Сир – истинный, который совершенно непонятно что делал на этих забытых Великим Островах Арров. – Вам напомнить, сколькие из тех, что прошли через обучение смогли пробудить родовой дар, и… контролировать? – музыкальные пальцы резко щелкнули в воздухе, отметая любые возражения сидящих за большим круглым столом.

Их было ровно восемь из десяти. Учителя и Наставники – неполный круг. Помощники ждали за закрытыми дверями.

Восемь. Тех, кто за неполную декаду смог уничтожить то, что Мастер Хо пытался пестовать зимами – его чувство собственного достоинства. Чувство, что он, Коста, не никчемная бесполезная тварь. Чувство, что он что-то может в этой жизни, нужно только приложить чуть-чуть больше усилий, держать кисть под верным углом и… никогда не сдаваться.

Это оказалось неправдой. И ему за неполную декаду разъяснили это отчетливо.

– Я все-таки настаиваю! И считаю – и готов подтвердить это лично и перед Старшим, и перед Главой Вэй, и перед всеми Богами разом – мальчишка бесполезен! Его потенциал – равен нулю, учить – только тратить личное время каждого из нас, которого и так не много…

Коста тихо незаметно зевнул и почесал заслезившийся глаз – этой ночью ему совсем не дали спать.

Подведение итогов длилось уже мгновений тридцать – из которых большую часть времени Наставники просто спорили. Четверо из восьми представились ему лично – видимо, сочли достойным, или снизошли, как Учитель по Искусствам. Коста прищурившись, изучал знакомые до последней черточки лица – каждого он планировал нарисовать после.

Шрам. Грубоватый. Играющий «тупого вояку». Постоянно нарушающий правила, просто, чтобы подразнить окружающих. К концу тестов Коста понял это отчетливо – удовольствий на Острове мало, и каждый выбирал доступный ему способ развлекаться. Кто-то доставал коллег, а кто-то…

Коста перевел взгляд на следующего сидящего за столом – желчного, сухого мужчину средних зим.

Алхимик-зельевар-зельедел, ответственный за обучение островного сектора будущих алхимиков, которых натаскивали отдельно. Весь пропахший едкими запахами эликсиров, трав, гнусаво говорящий в нос от постоянной работы с испарениями и темными кругами под глазами, которые не выводились уже ничем. Ядоделу Коста не нравился – и он понял это сразу. Алхимик был одним из тех, кто практиковал «деятельное милосердие» – и предлагал выкинуть его с островов сразу, чтобы не мучился.

Старик. Стратег. Сейши. Наставник под номером два. Коста встретился глазами с Наставником и тот едва заметно ободрительно кивнул – стеклышки очков привычно сверкнули в воздухе, преломляя свет. Трость старик наверняка опять прислонил к стулу, и вытянул вперед больную ногу, чтобы снять напряжение. Старик единственный из всех – Коста чувствовал это, считывая, был расположен к нему добрее остальных. И, несмотря на строгость, напоминал Мастера – седыми волосами и грубоватыми замечаниями, которые всегда – всегда – были ценны и полезны. Остальные Учителя иногда звали старика «Сейши», уважительно наклоняя голову или «стратег» – так делал Шрам, когда подтрунивал. Старик единственный из всех присутствовал на всех его тестах и явно был на его стороне, вел «стратегию», «философию» и отвечал за островную библиотеку.

Из восьми сидящих за столом – пятеро унижали Мастера Хо. Прямо или косвенно. Почти всю декаду. Говоря об ошибках, незавидной участи Четвертого Наставника, который подавал такие надежды и так закончил, и… который вырастил такого «никчемного» ученика. А каков ученик, таков Учитель.

Коста запомнил каждого из них. Каждое слово, фразу и жест. Отложил на-потом, чтобы достать из глубин памяти и проанализировать. Если Мастер Хо считал это место – домом, а этих – людей – лучшими в Империи, то Коста предпочел бы не иметь дома вообще.

– Давайте закончим… сколько можно тратить время… мы не можем договориться – нужно просто голосовать…

– Да… у нас осталось две оценки, и лист номера будет закрыт… Кайр прислал данные?

– Ещё нет… оценка ментального уровня будет позже…

– …наверное, занят рапортом на действия помощника, несовместимые с обязанностями помощника ментального мага, – желчно улыбнулся алхимик.

– Силовой потенциал – «единица», голосуем! Это – данность!

– Данность – это второй круг, потенциал – значительно выше, – возражал Старик, покручивая в руках очки.

– Мы оцениваем «данность», как метко выразился коллега. Текущие данные нового номера, если в ходе алхимического… в ходе обучения… что-то изменит показатели, мы непременно отразим это в карте, а пока – потенциал «нулевой»! – парировал алхимик, недовольно щелкнув пальцами – перед ним всплыли плетения времени, видимо опять опаздывал на какой-то из экспериментов. – В любом случае – наша задача отдать лист Испытаний, итоговую оценку и программу будут выносить те, кто решил привести ученика в середине обучения, наша задача просто оценить…

– Но я настаиваю. Потенциал этого щенка – «двойка», – кулак Шрама громыхнул по столу. – Мне – виднее!

Потенциал. Потенциал. Потенциал.

Коста облизал спекшиеся губы – сейчас решалось то, от чего будет зависеть его жизнь на острове в следующие зимы. Если он выживет в первую.

Этот разговор – напомнил ему разнос у Хэсау, пяти зим назад. Когда они с мастером второй раз посетили клан.

Картина всплыл у него в голове, именно потому что сейчас именно это лениво обсуждали Наставники острова – «есть у него хоть вообще какой-то потенциал, или потенциала нет» и «Магистр Вэй окончательно выжил из ума, решив, что можно забросить такого, как он в середину обучения».

Той зимой их с Мастером позвали в клан Хэсау для обсуждения заказа, и старик Хо оставил его во дворе, дав задание не лодырничать, а рисовать тренировку, пока сам пошел в Поместье. И он – рисовал, быстро штрихуя – выражения лиц, позы, ловил движения.

«Траектория каждого плетения очерчена промыслом Великого, – вещал, расхаживая перед строем новиков Клана, наставник Хэсау. Слова падали тяжеловесными камнями – новики все сильнее опускали головы, встречаясь со взглядом Учителя, которого почти никто не мог вынести – и этим очень мешали Косте.

«Траектория каждого… Это все уяснили? – строй мальчишек, чуть старше его самого торопливо закивал вразнобой, – Каждого плетения очерчена промыслом Великого. Ни одна «молния», ни одна «ледяная стрела», ни один «воздушный клинок», ни один удар противника не шелохнет и волоска на ваших безмозглых головах, если на то не было промысла Великого! Это ясно?

– Ясно! Господин! Наставник! – рявкнули в строю, и Коста поморщился – голоса новиков в клане Хэсау не отличались музыкальностью.

– Поэтому в бою не место страху. Великий собирает жатву душ в битве… Собирает только тех, кто сгнил внутри, тех, кто созрел как плод для перехода Грани, и кто настолько слаб, что не сможет перенести предстоящих жизненных испытаний… Смерть – это милость Великого, это закон клана Хэсау! Поэтому мы идем в бой, отдав свой Дух на милость…

– А кто может выжить? – тоненький голосок с конца дрогнул, но все же вопрос прозвучал, явственно слышимый среди перезвона и бряцанья оружия – на соседней «взрослой» площадке шла тренировка бойцов клана.

– Выжить… – протянул Наставник Хэсау, остановившись точно перед мальчишкой, который осмелился спросить – и Коста вытянул шею, и безостановочно, пытаясь схватить-поймать-запечатлеть мгновение, лихорадочно водил углем по бумаге – новик не опустил глаз, выдержав тяжелый взгляд Учителя. – А выжить милостью Великого может тот, у кого есть потенциал… потенциал духовного роста… тогда никакое плетение вас не достанет…

– Идем, щенок, – гневно бросил ему Мастер Хо, на ходу подхватывая за шкирку, и протащил на глазах у всех шагов пять, до самого выхода с тренировочного плаца. Косту почувствовал, как щеки опалило жаром от стыда – на них тогда посмотрел весь двор, включая Главу клана Хэсау, который вышел на крыльцо в подбитом волчьим мехом плаще – высокий, кряжистый, и сильный, как горный медведь. – Ноги моей больше не будет в этом Клане! Ты обошелся мне очень дорого, щенок, очень дорого!».

Теплый ветер с запахом цветов игриво шевелил занавеси, то приподнимая, то опуская кисточки. Коста задержал дыхание, чтобы не чихнуть – привлекать к себе лишнее внимание сидящих за столом Наставников не хотелось.

– Ну и… что будет решать? – прогнусавил Алхимик, высморкавшись в платок. – Кто возьмет это… сокровище себе… с почти нулевым потенциалом… и кто будет отвечать, когда он провалит первые же экзамены?

Молчали все. Даже старик в очках с тростью, который не раз и не два тихо подсказывал Косте на тестах – молчал даже он, потирая набалдашник и опустив глаза вниз – сколько он не пытался поймать его взгляд, Косте этого не удалось.

– Никто! – бодро заржал Шрам, и лицо сморщилось, превратившись в неглаженную тряпку.

Был у него потенциал роста или нет – Коста не знал. Но он точно не совсем прогнил внутри, и явно может вынести все, что на него свалится – не зря же Великий не забрал его за Грань, когда он тонул, когда висел, прикованный на Аукционе, хранил на побережье после смерти Мастера.

Он никому не нужен в этом мире. Вообще никому. В Империи нет ни одного человека, которому на самом деле был бы не безразличен он – Коста. Но… раз Великий не забрал его, хотя мог, раз оставил жить, значит, у Бога есть план на его счет.

Эта мысль нравилась Косте больше, чем та, что и Великому он просто совершенно безразличен.

Коста поднял руку вверх, привлекая внимание Старика и, повинуясь хлопку Сейши – Наставники за столом замолчали, обернувшись на него.

– Тихо. Ты что-то хотел, Шестнадцатый?

– Да, Наставник, – Коста встал, выпрямившись, и выполнил короткий уважительный поклон – Учителям – всем сразу. – Я б-б-б-ы хотел с-с-сказ-з-з-зать слово в свою защиту…

Октагон, остров знаний

Семь дней испытаний

Его тестировали каждый день – почти всю декаду.

Только сейчас Коста понял, почему ему были так рады и отчасти благодарны ученики – все Наставники были заняты только им – общая комиссия, и всем остальным ученикам доставалось меньше. «Священная благословенная декада отдыха» – кажется так сказал толстяк во дворе, тогда Коста решил, что речь идет о нем – это ему повезло.

Но он ошибся – повезло всем, кроме него.

Когда двое Учителей вывели его из амфитеатра, где проводилось собрание с менталистами, Коста – молчал, потому действие эликсира продолжалось, и потому что виски давило от боли.

Наставники просто кинули монету, разыгрывая, кому первому выпадет «участь тестировать нового несчастного недоноска, которого притащил Восьмой», как выразился Шрам. Так Наставника, с лицом, походившим на кусок грубого мятого и сморщенного пергамента, называли другие Учителя.

«Немой?» – спросил у него Шрам первым делом. «Чего не кричал, пока память потрошили? У мозгоедов все орут, как кипятком ошпаренные…»

Коста помотал головой в ответ – «нет», и потом коснулся горла и быстро сложил пару жестов – «болезнь», «лечить».

– Знает «жестовый», – скомандовал Шрам старичку, – потом отметь в свитках. Значит, над ним поработал Целитель, и это его надо благодарить…

Старичок тихо деликатно рассмеялся, поправив очки.

– Что я смешного сказал? – рыкнул Шрам.

– Ничего, – старик мягко улыбнулся, глядя на Косту. – Просто признай раз и навсегда, что стратегии – это не твое. То единственное, что могло вывести из себя неуравновешенного и высокомерного щенка Кайра, который наслаждается чужой болью – это молчание «номера»… и… что это значит? … Ну же?

Шрам пожевал губами, разглядывая Косту с новым интересом.

– …теперь мы можем подать рапорт… – продолжил старик увещевающе.

– А Восьмой давно копает под Кайра…

– Трения, – поправил его старичок жестко, – Не – копает. Это называется – «присутствуют трения», связанные со взглядом на программу обучения учеников… и теперь у нас есть повод…

Повод?

Коста переводил взгляд с одного Наставника на другого, но они общались между собой, обращая на него не больше внимания, чем на деревья вокруг.

– Пусть будут «трения», – Шрам задумчиво пожевал губами. – От трения щепы вспыхивает огонь… и я совсем не против раздуть костер посильнее… ахахаха…

Его тестировали уже пять дней. И для Косты эти дни слились в единый круговорот – дождя, пота, ответов на вопросы. Его допрашивали днем и заставляли делать странные вещи – искать на поле цветок или траву, которую можно было бы положить в чай для успокоения.

«Перетерев в пыль» – уточнил один из Наставников, номера которых ему не называли, сочтя пока недостойным – худосочный, желчный и весь насквозь пропахший зельями, как алхимик. Двое других – а на каждом тесте Наставники работали двойками или тройками – один дает задание, второй – следит за временем, третий – фиксирует результат, и проверяют – все трое. Для чего такие сложности для одного единственного ученика, Коста не понимал, но слова Семнадцатого, которые тот процедил на прощание – «делай все, что сказано, без вопросов… не можешь – сожми зубы и сделай ещё столько же…» – так и крутились в голове.

И Коста – делал. Не думая. Делал так, как если бы мастер Хо ожил и дал задание, делал так, как делал бы в их маленькой лавке на побережье – изо всех сил, заранее опасаясь получить подзатыльник.

Задание с «успокоительной травой в чай» – Коста провалил. Он не смог выбрать – а ему дали только десять мгновений на плетениях для выполнения задачи. И потому он хватал с поля за холмами Главного корпуса все, что пахло «успокаивающе» для него, и всё, что видел когда-то в чайных наборах.

Он понял, что провалил тест, потому, как покачал головой один из трех Наставников – желчный – «не верно». Хотя двое других возразили – «Но ведь нужная в этом пучке есть?». «Есть» – сварливо и неохотно согласился алхимик, «Но я просил одну траву, а не двадцать. И завари я вам такой чай трижды, не все проснулись бы… вот этот стебель – ядовитый» – вытащил он тонкую травину с шишечками из пучка, который принес Коста.

– Чем это пахнет, ученик? – алхимик поводил травой перед носом Косты.

– Ус-с-с-спокаивающе, – после короткого раздумья ответил Коста. – П-п-п-пахнет – полным п-п-п-покоем. Абсолютным.

– Так пахнет смерть, ученик. Запомни этот запах. Не прошел, ставь тройку, – взмахнул алхимик рукавом.

Из домика Семнадцатого его переселили во вторую ночь в отдельную комнату сзади Главного корпуса, для того, чтобы будить.

Будить почти сразу, как заснул, будить в середине ночи, будить по утру, перед побудкой – и спрашивать, спрашивать, спрашивать.

– Сколько джонок было сегодня в заливе, когда выполняли задание на плацу?

– Сколько окон горело в домах учеников?

– Какого цвета нижняя рубаха у Наставника по Стратегии?

– Какую оценку ты получил сегодня на тесте по каллиграфии?

– Как звали твоего Мастера?

– На каком ты острове находишься?

– Когда запрещено использование связок «жестового языка»?

– Какое плетение можно использовать, чтобы причинить максимальный урон входным воротам в корпус?

Сначала он отвечал «на пальцах» и «жестовым», когда через пару голос – хриплый и изломанный – вернулся к нему, начал отвечать вслух и подробно.

Память тестировали постоянно, и Коста уже запутался, когда его пытаются подловить – очень часто Наставники один за другим давали неверные варианты ответа, заставляя Косту думать – но думать времени не было – и он просто говорил, говорил, говорил, называя первый вспыхнувший ослепительным светом ответ в голове.

Через два дня начали изучать «суть и виденье» – за эти дни Коста отдохнул, полностью погрузившись в мир белоснежной бумаги и угольно-черной туши.

Есть ли что-то более совершенное, чем тонкая линия, которую кисть ведет, оставляя на листе? Повинуясь движению пальцев, которые повинуются мыслям, которые в свою очередь – просто скользят в океане ощущений.

Этим заданием Коста – наслаждался. Он нарисовал портреты каждого из виденных в первый день учеников – и в половине случаев уловил точно, что составляло внутренний стержень каждого из них.

И в половине случаев ошибся специально.

Ошибся, потому что один из кураторов этого теста напрягся после третьего правильно считанного портрета так, что у Косты волоски на коже встали дыбом от напряжения – ему даже пришлось переложить кисть в другую руку и размять запястье, прежде, чем продолжить рисовать.

Учеников – девятнадцать. Нарисованных портретов – три. И в каждом из трех вариантов он верно уловил суть. Семнадцатый сказал – «делай все, что можешь», но при этом Коста до сих пор слышал, как жалобно звучит в ушах перестук браслетов – «звяк-звяк», когда Пятый сказал – «не показывай всего, что можешь, никогда».

– Ну же? Рисуй четвертый! – поторопил его Учитель.

И Коста нарисовал.

– Неверно! – выдохнул Учитель рядом почти радостно и напряжение сразу спало. – Он не видит «суть» всего!

– Любому камню требуется огранка, – тихо и размеренно произнес старичок в очках с тростью – единственный, кто присутствовал вообще на каждом из его тестов, начиная с первого.

– Боишься, что он нарисует твой и узнает, что ты делал вчера в кустах, «десяточка»?

– Заткнись, Шрам! – огрызнулся Третий из Учителей. – И напрягся бы не только я!

– Не только… – почти беззвучно повторил старичок, приподняв очки и рассматривая Косту с новым, особенно пристальным интересом.

Кровь за время «испытаний» у него брали ещё трижды – в большой рабочей лаборатории, которая располагалась под Главным корпусом – ряды столов – ровно девятнадцать, ряды небольших печей – и Коста понял, что именно здесь проходят занятия по Алхимии, предмету, в котором он пока не понимал практически ничего.

Алхимики не сказали ничего нового – есть три зимы до того, как ему исполнится шестнадцать, чтобы пробудить дар и увеличить круг. Если этого не произойдет, Коста навсегда останется слабейшим на Острове.

Наставник так и сказал – «слабейший», нисколько не собираясь щадить чувства нового ученика. Наставники вообще не стеснялись в выражениях, обсуждая его достоинства и недостатки, и постоянно гадая о причинах, по которым Мастер Хо выбрал именно такого ученика – и искали, искали, искали… как драгоценный камень в куче соломы.

Которого там просто не было.

Потому что, если бы спросили его – он бы сказал сразу. Что Наставник Хо никого и никогда не выбирал. Это он приполз к двери лавки, просто не оставив мастеру выбора.

Но его не спрашивали – и Коста – молчал. Запоминал. И слушал.

Каждый из «навыков», которые проверяли Учителя оценивался просто – «десять» – это максимум, учить не нужно; «девять» – великолепно, требует огранки; «семь-восемь» – хорошо, нужна индивидуальная программа; «пять-шесть» – это граница, ниже которой ученика следует развивать в этих направлениях только по общей программе.

Что такое «общая программа» – Косте не объяснил никто, зато пояснили, что все ученики на Острове знаний этого потока обучаются уже десять зим – и осталось шесть зим обучения, и что Косте придется догонять и догонять много.

Ему дадут только одну зиму, чтобы учиться и при этот досдать предметы, которые со – ученикам уже зачли. Но он не один такой «отстающий» – последним три зимы назад на Остров попал Семнадцатый номер и…

– Так и не сдал мне, – поморщился зельедел-алхимик. – Башка, как тыква, тупая…

– Зато как бьет, одним плетением – троих, а махом, махом то как, – довольно возражал ему Наставник по подготовке – Шрам, ковыряя босой ногой песок плаца. – Мой Семнадцатый твоих двоих укладывает только так…

– Это не делает его менее тупым, – желчно возразил алхимик. – Спроси – сколько у него по стратегии? Три? – обернулся он к старику, который, как уже понял Коста, выполнял на острове обширнейший спектр занятий – вел занятия по стратегии и философии, заведовал местной учебной библиотекой, а так же фиксировал, в качестве «секретаря» данные всех испытаний.

– Четыре у него по стратегии… Четыре.

– Зачем ему стратегия? Одну стратегию выучил и ему хватит… бей на поражение… ахахахаха… – заржал Шрам.

– До первого чаепития, – с ядовитой сладостью в голосе напомнил алхимик, а низенький сухощавый, почти полностью седой старик поднял к небу глаза и пробормотал что-то нелестное в адрес коллег.

По рисованию и каллиграфии Коста получил «восемь».

Неожиданно высокий балл – «семь», Коста получил сразу по двум направлениям – философия и Искусства. По этим предметам его проверяли дважды, не в силах поверить, что мастер Хо в провинции мог привить ему такие знания и вкус.

– Картины – понятно, Четвертый – мастер-художник, и мальчишка рисует, но стихосложение? Каким образом он мог запомнить все это? – возмущался Наставник по боевке. – Кем надо быть, чтобы заставлять учить стишки и совершенно не заниматься физическим развитием? Кем, Сейши? Он вынослив и обладает прекрасной регенерацией – но это не его заслуга, это данные крови!

– Не стишки, – вежливо поправил его Старик. – А сочинение Алипия в десяти свитках. Наизусть. Даже в нашей библиотеке – свитков только пять. Скажи мне, Шестнадцатый, – старик называл его только так – по номеру, – где твой Учитель смог достать свитки, которые ты цитировал только что?

– А разве их нельзя достать в северной провинции? – уточнил Наставник по искусствам, который был третьим на сегодняшнем испытании – изящный сир, который даже когда смотрел в окно – а в окно он смотрел постоянно, почти не интересуясь тем, что «несёт ученик», старался встать так, чтобы утренний свет выгодно обрисовывал фигуру и подчеркивал профиль. – Это, конечно, край цивилизованного мира, но…

– Решительно невозможно, – веско бросил сухонький старичок.

– Я бы спросил, чего это Учитель по стишкам не знает стишки, – намеренно грубо уточнил Шрам, обращаясь к белокурому коллеге. Сегодня он старался особенно – пришел не только босым, но и грязно-потным, после утренней тренировки, залез, усевшись на стол, и демонстративно чистил ногти от песка, с наслаждением наблюдая, как Наставник по искусствам вытащил надушенный платочек и отошел подальше, стараясь не смотреть в их сторону.

– Именно потому что это – «стишки», – надменно отозвался коллега. – И не представляют истинной художественной ценности, сомневаюсь, что хоть кто-то в Высшем обществе будет способен оценить произведения Алиппия, а я – я готовлю Высших, которые смогут вращаться в любых кругах!

– Да-да, я помню «стишки» с художественной ценностью, восемь шекковых строчек, которые пришлось учить на плацу, потому что запомнить такое дерьмо, чтобы забить себе голову, – Шрам постучал пальцем по виску, – не может ни один нормальный… На каждую строчку – круг, выкрикивая в голос, и только тогда парни смогли запомнить…

– Они не запомнили не поэтому, – Учитель по искусствам резко обернулся от окна к Шраму – полы халата взметнулись в воздухе, – а потому что твои ученики не способны… не-спо-соб-ны запомнить даже…

– Не трогай моих учеников! – взревел Шрам.

– …им место за куполом или на острове сил… – в два прыжка учитель по боевке оказался у окна и, в одно движение накрутив белокурую косу на руку, зафиксировал Наставника по искусствам.

– Только скажи это! – рявкнул Шрам.

– Десятый! – Сейши обеспокоенно стукнул трость о пол несколько раз.

Шрам выпустил коллегу не сразу – помедлив и сплюнув, и после этого кратко поклонился старику – «Сейши».

– Что и требовалось доказать… какой учитель – такие ученики, грубиян… – Белокурый сир выпрямившись, расправлял одежду.

Коста переводил взгляд с одного Наставника на другого, пока Старик не спросил:

– Вернулись к задаче. Выясняйте отношения не здесь. Шестнадцатый, откуда твой Мастер смог достать свитки Аллипия?

– Не откуда. – Ответил Коста тихо. – Он их написал. – Никогда до этого момента не задумывался, чему именно и по какой причине его учил Мастер Хо.

– Поясни.

– Мастер писал, – повторил Коста. – На память. Мы проходили один свиток в декаду. После этого Наставник писал следующий, сжигая предыдущий пергамент. И так на протяжении девяти зим, – закончил Коста тихо.

– Четвертый, – констатировал старик, и Коста не понял, чего в его голосе было больше – неприкрытого восхищения или негодования. – А я ведь предлагал ему остаться в Наставниках и вести «Искусства»…

Выводы по «искусствам и философии» были утешительными – наличие вкуса, который можно развить до утонченного; способность разбираться в картинах и верно оценивать артефакты, с небольшими ошибками, используя навык «виденья сути».

– Если навык развить, – сварливо дополнил Учитель. – Иногда «искра» гаснет – и сути нет.

– Но, если развить – у нас не закрыто направление по «аукционам», – возразил старик.

– На этот «образ» он не тянет, Сейши, и это понимают все – коллекционер должен быть истинным Сиром, а не смеском со вторым кругом… – высокомерно парировал «белокурый».

– Правая рука? Управляющий? Доверенный слуга? Натаскать на эти роли – можно…

– …но сложно…

Наставники первый раз единогласно и дружно тяжело вздохнули – хором.

– Ну и куда его? Кто возьмет?

– Можно подсунуть нашему «ядоделу» – хороший нюх и чутье, на определение ингредиентов состава натаскать, с его памятью – выучить все цветочки, тычинки и пестики просто, – громыхнул Шрам, явно насмехаясь – старик приподнял брови и неодобрительно покачал головой в ответ.

– Выучить на алхимика за шесть зим без базы? – Наставник по искусствам усмехнулся. – Надеюсь, тебя отравят за такое предложение завтра прямо за завтраком, из нужника декаду не выйдешь…

– Программу утверждать будут лично – Старший восьмой наставник и Магистр Вэй, – напомнил им старик. – На сегодня – закончили. Завтра – последний день и общий Круг. Без ментальной характеристики мы не можем закрыть «карту» и рассчитать общий балл.

– Кайр, козел патлатый, обещал приплыть завтра, но не точно… – сплюнул Шрам сквозь зубы прямо на пол.

Октагон, остров знаний, комната для совещаний в Главном корпусе

День спустя, подведение итогов круга испытаний

– Тихо. Ты что-то хотел, Шестнадцатый?

– Да, Наставник, – Коста встал, выпрямившись, и выполнил короткий уважительный поклон – Учителям – всем сразу. – Я б-б-бы хотел с-с-сказ-з-зать слово в свою защиту…

– Говори, слушаем.

– Это противоречит правилам!

– Тихо. Говори, Шестнадцатый.

– Не…н-н-не-е-е… – Коста сглотнул и выдохнул – заикание вернулось так не вовремя. – Не нулевой потенциал…

– О, он умеет связно говорить, а не мычать, – удивился алхимик.

– Погоняй тебя полдекады и ты дар речи потеряешь, – парировал Шрам резко.

– Помолчите, – встрепенулся старик. – Мальчик говорит слишком тихо. Не нулевой? А какой? – выцветшие старческие глаза за стеклами очков сияли искренней заинтересованностью.

– Не нулевой, – повторил Коста твердо.

– Слабый, слабый, слабый, – гнусавый алхимик брезгливо перелистнул свитки. – Почти во всем…

– Слабый, – согласно кивнул Коста. – И это и есть – мой самый большой потенциал.

Шрам щелкнул зубами.

– Почему? – с терпеливой заинтересованностью уточнил старик.

– Потому что мне есть куда расти, – тихо ответил Коста. – В отличие от тех, кто обладает силой и развивает ее – мне приходится бороться за каждое достижение. Это раз.

– А два?

– А два – я безопасен. Я догадался, чем занимался мастер Хо за пределами островов, – продолжил Коста осторожно, как будто ступая на хрупкий лед.

Наставники быстро переглянулись.

– И чем же?

– Выполнял клановые задачи, – оттарабанил Коста твердо то, что уже не раз слышал в разговорах. – Кто сочтет опасным мага со вторым кругом? Никто. А того, кто слаб можно подпустить близко. Я – слаб. И всегда был предметом насмешек.

– Насмешки – это хорошо никто не воспринимает тебя серьезно, – подсказал старик.

– Никто не воспринимает меня серьезно, – послушно повторил Коста. – Именно потому что я слаб – я совершенно безопасен в глазах окружающих.

– Неплохо, – хмыкнул Шрам.

– Ниже, чем удовлетворительно, – прогнусавил третий.

Старик просто вздохнул, отобрал пачку свитков у алхимика и приложил печать к верхнему пергаменту – та вспыхнула ярким пламенем и в этом момент Шрам довольно крякнул, и охнули несколько Наставников разом.

– Сейши…

– Зачем…

Старик поднялся, доковылял до Косты, остановился напротив и чуть улыбнулся – уголки губ дрогнули, глаза за стеклами очков сверкнули лукаво, и не больно ткнул его тростью в плечо.

– Вставай. Ученик. Будем закрывать карту.

В итоге «карту» закрыли без проверки личной менталистом. У Магистра Вэя появились дела и они убыли с Главного острова вместе со Старшим менталистом.

– Кайр поставил «шесть», – озвучил старик, вписывая последние данные в свиток. – Это хороший знак, ученик. Значит, ты не настолько безнадежен, и твои воспоминания имеют ясный и точный оттиск, при хорошем уровне контроля твой ментальный показатель может быть повышен. Но…

Коста напрягся – голос Учителя звучал разочарованно.

– Из-за алхимии, боевки, артефакторики, и… силовых показателей… где ты получил ниже «трех» единиц, твое место в общем зачете на сегодняшний день – восемнадцатое. Из девятнадцати учеников.

Коста удивленно моргнул – неужели есть кто – то, хуже него, несмотря на то, что уже учился десять зим?

– Есть, и хуже тебя, – вздохнул старик. – Но там особо безнадежный случай.

Коста получил на руки свиток с планом экзаменов, которые он должен сдать до конца зимы – это те курсы и классы, общие зачеты по навыкам, которые сдавал каждый ученик в течение этих десяти зим. Но их – учили постепенно, а он – должен освоить все за зиму.

– Сдать все – невозможно, если сдашь половину – тебя переведут на следующий курс. Не сдашь… я не знаю, каким будет решение в твоем случае… самого слабого ученика каждую зиму отчисляют и переводят на другое направление… самые лучшие – и самые успешные – удостоены чести служить клану Арр и принести вассальную клятву; способных отправляют за внешний купол, показавших высокие показатели по одной из дисциплин – могут оставить в качестве Наставников, – учитель показал на себя. – Все решает то, насколько хорошо ты будешь учиться, Шестнадцатый.

Коста кивнул.

– Я теперь твой личный куратор до конца обучения, – размеренно пояснил старик. – Твои успехи – мои успехи, твои поражения – мои поражения, твои ошибки – моя недоработка. По тому, как ты будешь стараться будут судить о том, какой я Наставник. Это понятно?

Коста торопливо закивал.

– Можешь обращаться ко мне Учитель, Наставник или Учитель Сейши… так делал твой Мастер, – дополнил старик после короткой паузы. – Я учил Четвертого и сейчас учу его ученика, не думал, что доживу…

– Сейши!!! – дверь распахнулась, и почти снеся его с пути, в кабинет влетел Шрам. – У них опять!!! Опять!!! Они опять забрали его!!! Они же обещали, что больше не будут трогать его, даже если им понадобиться сила! Обещали и что…

– Тише. Здесь ученик, – резко оборвал Шрама старик. – Отправляйся в свой дом. Завтра приступишь к занятиям на общих основаниях. Данные внесут в общий список, программа обучения будет дополнена в течение декады, – скомандовал ему старик, резким жестом указывая на выход.

Коста уважительно поклонился – низко, как ученик – своему Учителю, и попятился назад, прикрывая за собой дверь. Последнее, что он слышал – отчетливый удар кулаком по столу.

Остров знаний

Пятый ученический дом

Семнадцатый встретил его настороженным взглядом – и молча проследил, как Коста заходит в дом, идет к своей кровати, и… выдохнул, только когда увидел, что он упал сверху и закрыл глаза.

– Прошел? – шепотом спросил сосед, присаживаясь рядом без спроса – край тахты прогнулся под чужим весом. – Ты прошел круг испытаний! Прошел!!! – повторил он ликующе. – Наконец-то, значит я – выиграл!

Коста устало приоткрыл глаза – на лице Семнадцатого сияла широкая и почти детская улыбка удовольствия.

– На меня делали ставки? – произнес Коста хрипло – слишком много приходилось говорить последнюю декаду, и он даже боялся, что голос останется таким навсегда – слишком пострадали связки.

– Конечно, – сосед пожал широкими плечами. – Все, что не запрещено – разрешено, а не запрещено то, о чем не знают Наставники…

– И…много выиграл?

– Три обеда, – сосед поднял вверх три пальца. – Ты пока не понимаешь! – возразил Семнадцатый, не видя реакции. – Если ты наказан – обеда нет, если отработка – обеда нет, если не угодил учителю – обеда нет, сиди голодным. А так – я три отработки могу провести сытым… Ты определенно приносишь мне удачу!

– А были те, кто удачу не приносил? – уточнил Коста осторожно.

– Двое, – неохотно, после длинной паузы ответил Семнадцатый, – но об этом запрещено говорить и запрещено спрашивать – одной отработкой не отделаешься, ещё мозгоправа пришлют, – сосед поморщился. – Больно, страшно и потом декады не помнишь. Лучше молчать. И да, будут доставать, не думай что жетон дали – круг прошел и все…

– И долго… доставать будут?

Семнадцатый наморщил лоб, напряженно думая.

– Меня до сих пор иногда… а я тут почти три зимы, но я всем зубы считаю, поэтому меня особо не трогают… так только…

– А кого трогают «не так»?

– Слабых.

– У меня второй круг. – Признался Коста.

Семнадцатый открыл рот, закрыл и посмотрел на него, как на безнадежно больного.

– А спросить можно?

– Можно.

– Чего молчал то? Брезговал?

– Говорить не мог. Из-за эликсира.

– А чего стриженный такой? Болел да? Сильно? Заразно? Ты счас не болезный, не? Не заразный? – Семнадцатый отодвинулся на пару ладоней.

– Нет. Не заразный. Просто… пришлось постричься, – выдавил Коста неохотно.

– Давай я сегодня покажу Остров, теперь можно, – предложил повеселевший сосед щедро и добродушно. – А то было непонятно – оставят тебя или нет… чего время зря тратить.

Закат пламенел. Коста утомленно лежал на траве, глядя в небо – купол над островами сегодня как будто светился меньше обычного, истончившись до едва заметных и то не везде – бликов. Вдали, двигаясь точно по прямой к одному из островов, на волнах маленькой точкой качалась джонка.

– На… – Семнадцатый сунул ему под нос свежую рисовую лепешку, утащенную из столовой.

«Не хочу» – Коста молча помотал головой.

Есть не хотелось. Его вообще – тошнило. То ли от еды, то ли от запоздалого озноба, что было бы, не предложи старик свою кандидатуру в кураторы, и что было бы, не пройди он Круг испытаний.

Семнадцатый не замолкал ни на мгновение, пока таскал его за собой по округе, и Коста подозревал, что больше для того, чтобы продемонстрировать всем – спор выигран – новичок прошел, хотя мало кто верил.

Про Сейши сосед сказал коротко – «старый зануда», что толку от пыльных свитков? Про Шрама – поржал, причем точно с такими же интонациями, с какими декаду смеялся Наставник по боевке и подготовке. Про алхимика и прочих Учителей выразился коротко, емко и нецензурно.

Закат пламенел. Вдалеке, покачиваясь на зеленых волнах, крохотной точкой скользила вперед джонка.

Теперь – только вперед. Пути назад больше нет. Прошла ровно декада с того момента, как он здесь.

Рядом зашевелился Семнадцатый, стряхивая крошки с уголков рта, и вытянулся на траве. Зевнул, почесал задницу, поскреб в штанах спереди и, сыто рыгнув, поискал обо что вытереть руку, и, не найдя, просто провел несколько раз по халату. И протянул Косте, подмигивая:

– Вот теперь можно и поприветствовать… добро пожаловать на Октагон, Шестнадцатый. Добро пожаловать на Октагон.

Джонка качалась на волнах. Весла тихо погружались в зеленую воду и с тихим всплеском возвращались обратно. Мерные удары убаюкивали.

Уключины скрипели. Вода тихо билась о борт маленькой джонки. Парус сверху висел бесполезной тряпкой.

– Ни ветерка, ни артефакт не дали, – скрипнул зубами тот, кто греб – и на лбу выступила испарина от напряжения. – Почему мы должны грести, как последние рабы… разве для этого клановые…

– Потому что кто-то много говорит, – буркнул второй, сидящий на носу. – И получает за это наказания, умей ты вовремя замолчать, сейчас сидели бы за ужином…

– Это унизительно…

– Это наказание, а наказание – должно быть унизительным, – злобно отозвался второй. Оба – в белоснежных одеждах, которые светились в наступающих сумерках.

– Этот точно спит?

– Точно, в этот раз не пожалел силы, – сапог с нашивками клана Арр небрежно ткнулся в плечо сопящего на дне джонки на куче сетей ученика. На жетоне, вывалившимся из-за пазухе – ровными ясными штрихами было высечено «Пятый».

– …а то опять заранее начнет орать, когда будем приближаться к острову… вот ведь память тела – голова ничего не помнит, а такая истерика каждый раз бьет, как будто помнит…

– Кайровцы свое дело знают, и тебя бы тоже била…

– Может и не била бы, – буркнул первый, через плечо оценивая, сколько ещё грести – они как раз сменялись на середине, и он уже устал. И, наверняка, на нежной коже рук появятся мозоли – сводить потом декаду.

– …после такого то, как ему, – второй пнул «пятого» в плечо, – ещё последние мозги не отшибло, сколько раз память стирали…

– Есть Арры, – похлопал по нашивке первый, на мгновение оторвавшись от весла, – а есть те, кто им служит… Мя-я-ясо-о-о-о… – Арры дружно заржали, смех разнесся далеко над ночной водой. – А как думаешь, тот новичок, за которого просил сам Восьмой, какое место займет в рейтинге? Наверняка не ниже пятого, иначе зачем возиться? Ты же был на двух тестах, что говорят Наставники?

Второй задумчиво вздохнул.

– Никто на самом деле не понимает, зачем его взяли… Будь у него хотя бы третий круг силы, хотя бы… а лучше – четвертый… я бы сказал – седьмое место. А круг… хотя что круг, – сапог опять презрительно коснулся волос спящего на дне джонки мальчишки, – ну вот девятый у этого, и что? Что ему это дало? Контроля нет, мозгов нет, памяти нет, а скоро и силы не будет, как в расход пустят…

– Не повезло, а мы страдай, – отозвался первый без всякого сочувствия в голосе.

– Ты страдаешь за свой длинный язык! И я вместе с тобой!

– Но по совокупности данных следует признать, что Четвертый прекрасно натаскал Шестнадцатого… Особенно «виденье сути» – ты слышал, что говорят? А способность запомнить и отличить один ингредиент от другого просто по запаху и единожды виденной картинке? Да за него все ядоделы западной части острова передрались бы… десять зим назад. Тцц… хотя что толку, если круг второй, сам сказал. И запоминает он все – а не только травки, камни и листики… такой и во внешке пригодился бы…

– Решать не нам… Заготовка и есть – заготовка, а сам знаешь, чтобы обточить материал уходят зимы, а потом оказывается, что внутри трещина или скол… так что… Магистр и так сказал – повторная комиссия через зиму. Если мальчишка не покажет выдающихся результатов или не поднимет круг…

– В расход, как других?

Второй пожал плечами.

– Говорят Старший наставник дружил и учился вместе с мастером Шестнадцатого…

– Тоже мне новость, это даже птицы на островах знают… – весла мерно падали в воду и поднимались обратно.

– …А это значит, почти наверняка – старший возьмет его под крыло и особая программа…Я заранее сочувствую мальчишке, если он останется.

– И я.

Оба поежились, как будто подул холодный ветер. Оба помнили, как закончили последние ученики Старшего, и что творилось на острове после.

– Греби! Если не успеем, получим новое наказание…

Октагон, остров Силы

– Где дрова?! Где дрова, я спрашиваю??!!! Как я должен нагревать воду!!! Где транспортный корабль!!!

– Обещались быть ночью, господин, прямиком к утру, на побережье были проблемы с погодой…

– Проблемы с погодой, проблемы с погодой… если «Купол» рухнет, знаешь у кого будут проблемы?! Знаешь?! А я тебе скажу – у тебя будут проблемы!!! Если к третьей звезде дров не будет, я буду топить – вами! Ясно?!

Слуги прыснули в стороны, уворачиваясь, от волны гнева – силой пахнуло так, что задрожал маревом воздух.

– А вы двое? Я что сказал? Когда доставить? Вы что, с побережья его везли?

Пара из джонки с трудом удерживала «Пятого» вертикально – ноги волочились по полу.

– Доставлен, господин, все как приказали.

– Отвести на место, приковать. И потом спустите в «яму» отработанный материал. Сами. Лично.

– Но почему мы, это работа слу…

– Заткнись, – остервенело зашептал соседу тот, что держал ученика справа, – да, господин, конечно, господин, будет исполнено.

Большие подъемные механизмы поднимались и опускались, поднимались и опускались. Скрежет металла, грохот камня, скрип подъемных механизмов стоял такой, что закладывало уши. Они спускались вниз Острова Силы – уровень за уровнем, и миновали уже три.

– Ну почему мы… почему вниз должны тащить мы… это работа слуг… мы не слуги, мы из клана Арр! – ныл тот, кто греб на лодке первым по пути на остров.

– Заткнись, я сказал, – прошептал второй, но его не услышали из-за шума, и тогда, бросив безжизненное тело на пол, он наклонился к уху напарника и проорал, – Заткнись уже! Я проклял тот день, когда связался с тобой и встал в «двойку»! Ты не умеешь держать язык за зубами и из-за этого постоянно попадаю я! Тебе мало, что нас отправили, как последнего клейменного – забрать «сосуд»? Да у меня мозоли на ладонях! И сойдут ли через декаду! И кожа огрубеет! Как я буду плести! А все ты и твой язык, который ты не можешь держать в узде!

– Но…

– Заткнись и слушай. И молча делай то, что сказано. Нас отправили вниз из-за тебя…

– Это всегда, всегда! Делают слуги!

– … из-за тебя, – разъяренно проорал второй, – чтобы мы вспомнили, что бывает с теми, кто идет против приказов клана Арр! И что их ждет! Что их ждет?

Первый опустил глаза в пол.

– ЧТО ИХ ЖДЕТ, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?!

– Яма, – тихо ответил первый.

– В лучшем случае. В лучшем случае, если повезет умереть! Если ты, – второй сделал шаг вперед, почти столкнув напарника с края узкой витой каменной лестницы, – если ты ещё раз откроешь рот, где не надо, ещё раз позволишь своей гордыне взять верх и нас накажут, я…

– Что? – вскинулся первый.

– Я отрежу тебе язык. Плести это не помешает.

Второй думал напряженно, как никогда раньше. Молчание напарника – тот наконец то заткнулся и шел молча, и его сердитое сопение – не мешало. Он думал, анализируя, раскладывал на составляющие каждый жест, взгляд, выражение глаз, наклон головы Господина, чтобы понять – не было ли это окончательным предупреждением, что их «двойку» окончательно списали из-за этого придурка.

Умирать он не собирался, тем более умирать так. Не для того, он выгрызал себе место в клане, не для того, устранял тех, кто мог бы обойти его в навыках, пока те не вошли в силу. Подстраивал несчастные случаи, подставлял, делал все, чтобы те, кто лучше него, улетели с вершины в пропасть.

Единственный раз, когда он ошибся – это в выборе напарника. Единственная ошибка, которая могла бы стоить ему жизни. Может ли быть так, что Господин раз за разом намекая на «яму» имел ввиду что-то определенное и хотел бы, чтобы он проявил инициативу?

Второй смерил взглядом искоса соседа, который потел от напряжения – тащить тяжелое тело вниз без чар – работа не для магов.

Подземные ярусы вниз под островом Силы шли один за другим. «Яма», как ее называли между собой все, кто был призван отвечать за «купол» Октагона – была последней – ярус номер двадцать. Так глубокого во чреве горы, изъеденной ходами, что будь скальная порода морского дна чуть менее крепкой, или маги-архитекторы сделали бы хоть одну ошибку в расчетах прокладки уровней и коридоров, то остров Силы просто сложился бы вниз, погребая под собой все то, что было противоестественно Небу.

Второй знал – слышал краем уха то, что не положено – что на пятом ярусе есть ангар. Широкие ворота в скале, которые удерживают плетения и печати, снаружи которых плавают рыбы. Для чего делать ворота в бескрайнее море – ответа на этот вопрос он не знал.

На третьем уровне располагались тюрьмы – камеры узников, со сложной сетью воздуховодов. Пыточные камеры, потому что стены третьего уровня покрывал ровный белый слой соли – когда камеры заполнялись водой, она часто просачивалась в коридоры и стекала по лестнице вниз на четвертый.

На четвертом не было ничего интересного – одни сплошные стены, прорубленные в скале, если не иметь доступа – только печать Арров открывала запертые двери. Второму не посчастливилось единожды помогать с доставкой артефактов и присутствовать на допросе – и после этого он не мог спать по ночам несколько декад, пока Целитель не прописал ему снотворный эликсир. Но до сих пор, проходя четвертый ярус, Второй вздрагивал, вспоминая камеры в полукруглом зале, с полностью стеклянными стенами, чаны, доверху наполненные водой, которая превратилась в лед. И раззявленные рты тех, кто бесконечно, до скончания времен, был пойман живыми в эти ледяные ловушки.

Это было гораздо страшнее «ямы» – жить-не-жить десятками и сотнями зим, замороженным, чтобы тебя растопили, когда нужна информация или сила для накопителей. «Ледяной Гранью» называл про себя Второй уровень номер четыре.

Шестой и седьмой ярус были «погребальными» – стены были белыми, отполированными до блеска от вмурованных в них костей. И чем дальше вниз – на восьмой и девятый ярус, тем желтее, старее и грубее становились кости. Черепов не было. Куда их девают, Второй не знал. Может тот большой молот, что работает на «втором» ярусе мелет их в труху, как сплетничают невежественные слуги? Его это не интересовало. Как не интересовало ничего, кроме одного – не оказаться когда-нибудь здесь, если он разочарует Господина или Главу клана Арров.

Ниже двенадцатого – на уровнях тринадцать-пятнадцать располагались лаборатории. И Второй ничего не хотел знать – ни об экспериментах, которые нельзя провести на поверхности, как у нормальных алхимиков, ни о системе защиты, ни о том, какие такие испытания могут потребовать такую прорву сил? А так же для чего последний раз доставили пятьдесят новоприбывших туземных рабов на уровень Пятнадцать.

Нет, он не хотел знать. Он хотел спать спокойно, служить верно и быть тем, кто отправляет слуг вниз, а не тем, кто таскает трупы.

– Я устал, не могу больше его тащить… давай отдохнем, короткая передышка, а… – заныл напарник снова на «девятнадцатом», так же, как ныл на «семнадцатом» и «восемнадцатом».

Но Второй знал, что отдыхать нельзя – чувствовал, что с камнем, из которого состояли стены, что-то не так. На последних трех уровнях, чем ближе к «яме», тем ленивее ворочались мысли, тух, то и дело подрагивая, световой артефакт, который им вручили слуги. Как будто камень высасывал силы, как будто «яма» манила – «отдохни, остановись, некуда бежать… только немного отдохни и пойдешь дальше».

– Отдохнем…

Но Второй молча крепче перехватил тело и ещё быстрее зашагал вниз.

Артефакт вспыхнул и потух, затрещал и нехотя разгорелся вновь, освещая черную массу в двух шагах от берега, в которой с тихим чавканьем тонул сапог – все, что осталось от отработанного материала.

Первый стоял к нему спиной – на самом краю, с жадным любопытством наблюдая за процессом. Очарованный, и совершенно беспомощный.

Второй поднял ладони на уровень спины напарника – всего один шаг, один толчок и у него не будет «двойки», не будет проблем, и не будет постоянной опасности, которая нависает над ним из-за длинного языка товарища.

Всего. Один. Шаг.

Искушение было почти нестерпимым, и Второй качнулся вперед, следуя за мыслями и… артефакт света вспыхнул и нашивки клана Арров полыхнули на рукаве напарника золотом.

Нельзя. Нельзя. Нельзя. Клановая собственность. Нельзя трогать клановую собственность и причинять ей вред, даже если кажется, что это – испытание, что Господин отправил их вниз с четкой целью – не только напомнить о том, что бывает с теми, кто плохо выполняет приказы, но и затем, чтобы избавиться от «балласта».

Второй размышлял о том, было ли это проверкой на инициативность? Что он сам может принимать решения? Или наоборот – проверкой на исполнительность? Что он готов терпеть до конца, и выполнять приказы – ни шагу не отступая в сторону, а уничтожать напарника ему не приказывали.

Он вздохнул и опустил руки. Не время. И… клановая собственность Арров, даже живая – неприкосновенна.

Остров силы, первый подземный ярус

К ритуалу все уже было готово – круг прикованных обреченных был полон – не единой прорехи в связках между цепями. Руны, высеченные в камнях на полу, влажно сияли, щедро удобренные кровью.

Центральный столб силы, исходящий прямо из центра зала, закручивался в воронку и уходил в небеса, в отверстие, вырубленное в скале вверху, прямо в потолке и утекал в «защитный купол» островов тоненькой серебристо-голубоватой струйкой. Почти истончившейся – так мало было силы, ещё чуть-чуть и тогда питание «купола» прервется, и защита островов падет.

– Быстрее, быстрее, быстрее… жабы неповоротливые… – ругался Господин, которому они доложили о выполнении приказа и были отосланы вон – ожидать снаружи.

Второй в последний раз завистливо оглянулся на других – помощников клана Арр, которые заслужили доверие, доказали преданность, продемонстрировали впечатляющие навыки и были лично отобраны Господином, чтобы помогать ему в священном деле – питать купол силой.

Ученик, которого они привезли с острова знаний, сидел на полу, прикованный за руки – Второй знал, что этого несчастного всегда таскают сюда, когда в «экспериментах» страдает один из «силовых живых сосудов», или просто приходит в негодность от старости – ветшает Источник, и тело просто не может больше вырабатывать и отдавать силу, иссушенное дотла.

И от участи «Пятого» не был застрахован ни один ученик с уровнем силы выше восьмого. Особенно, при проблемах с контролем. Хотя…

Второй помедлил, обернувшись ещё раз – он не знал, что хуже. Когда ученик, не справившийся с программой обучения или не отвечающий требованиям попадает на остров Силы, или когда их отправляют на остров Памяти – «манекенами». Тут хоть можно умереть быстро, и память милосердно стирают каждый раз, потому что мало кто может вынести подобное и не сойти с ума.

– Идем, идем… – нетерпеливо дернул его за рукав Напарник, и Второй встряхнулся и пошагал на выход – к лестнице, которая вела наверх – к чистому, пропахшему солью воздуху, вольному ветру и волнам, которых ничего не могло сковать. – Ритуал длится долго, ещё успеем подремать в джонке, пока никто не видит…

На третьей ступеньке лестницы Второй пошатнулся и потряс головой – душераздирающий визг отражался от стен, вибрировал, умножался, возвращаясь назад и летел обратно – они разбудили ученика перед ритуалом.

– Ох… – охнул напарник, ошалело тряся головой – его тоже оглушило. Второй оттолкнул Первого и взлетел вверх по ступенькам, перепрыгивая сразу через две – туда, на свежий воздух, где яркое голубое небо и зеленая трава.

Джонка лениво покачивалась на волнах, привязанная у пирса, рядом с десятком лодок покрупнее.

– Ну почему они всегда орут, всегда орут? – Первый неуклюже спрыгнул вниз – лодка закачалась.

– Потому что боль и страх – это основа силы, – нехотя процедил сквозь зубы Второй, задрав голову вверх. – Чем больше боли и страха, тем больше энергии, и тем легче ее получить…

– Все равно они потом ничего не будут помнить до следующего раза – сосуды, просто сосуды, – лениво зевнул Первый, устраиваясь на лавке. – Поскорее бы этот сдох, или окончательно сошел с ума, а то – обратно его везти… туда его вези, сюда его вези… сколько ещё они будут возиться с этим учеником? Даже мне ясно, что такую силу он контролировать не сможет – учить бестолку и ждать, что сможет – тоже…

– Не твоего ума дело. Прикуси язык и не обсуждай решения Старших, – прошипел Второй.

Земля дрогнула, джонка закачалась – и Второй рухнул на напарника. Ритуал по откачке начался.

Столб света – стремительный, сияющий, толстый, неудержимо ревущий от энергии, выстрелил в небеса прямо из центра острова. Купол начал наполняться силой, которая волнами расходилась в вышине, переливаясь на свету.

Силой – чужой жизни.

Глава 24. Тройка. Часть 1

Октагон, остров знаний, две декады спустя

Двор перед Большим учебным Корпусом

Незадолго до окончания второй декады – после круга испытаний, Коста написал первый тест по Искусствам – по «Истории и развитию стихосложения», и получил высшую оценку. И – расслабился, решив, что если будет уделять достаточно времени теории и чтению свитков, отличная память вытащит его из любой западни плетений, но радовался он слишком рано.

Любой ученик – каждый из девятнадцати, который попал на остров знаний, обладал особыми талантами. Каждый – и почти половина учеников схватывала все так же легко, как и он сам. Те, кто не выделялся умом или рассудительностью – выделялись силой, кругом или склонностями к определенным направлениям знаний. И после декады занятий, Коста тоже понял, что выделяется среди всех, сияя, как яркая звезда над Третьим пиком второй Лирнейской гряды, по которой ориентируются, где же находится Север.

Сиял так же ярко, ровно и постоянно… сиял – бездарностью.

Общие результаты висели на большой доске рядом со входом в учебные классы, и золотой рамкой отмечали лучшее место в рейтинге – первое на этой декаде занял Второй ученик, и худшее – номер, обведенный красным, на нижней строчке таблицы – занимал Пятый ученик. «Тупая пятерка», как обзывали его стоящие рядом ученики, каждый из которых счел необходимым преувеличенно сочувственно подойти, лично выразить поздравления и со всей силы хлопнуть по плечу – соболезнуя.

«Пятерка» – улыбался. Всем и каждому. Улыбка чуть меркла с каждым хлопком по плечу и он чуть морщился, но снова – сиял в ответ белоснежной улыбкой. Коста не вздрагивал, наблюдая за этим, но внутренне подбирался каждый раз, потому что его место было вторым снизу – точно над красной рамкой, и, если дела дальше пойдут так же – на следующую декаду это его, а не Пятого, будут хлопать по плечу, поздравляя с достижением – «худший ученик в классе».

Как-то незаметно за одну декаду «местный дурачок» стал сначала его постоянным спутником, а потом просто неотъемлемой частью учебной жизни, снабжая ценными и, иногда остроумными сведениями о личных пристрастиях, склонностях и характере со-курсников. А в информации Коста нуждался ничуть не меньше, чем в обедах или ужинах, чувствуя себя рыбой, которую вытащили из моря в сетях, бросили в лодку и она, изворачиваясь, жадно разевая рот, пытается вернуться в родную стихию.

Стихия Октагона родной Косте не была. Он не привык к такому количеству людей вокруг – ему всегда хватало мастера Хо, не привык к отсутствию возможности уединиться, не привык, что каждый шаг, вздох и слово вечером будет разобрано куратором.

Хоть чуть-чуть свободы. Хоть чуть-чуть возможности побыть наедине с собой. Хоть чуть-чуть возможности дышать.

Коста задыхался в этом лабиринте Корпусов и витиеватых дорожек, выложенных гладкими камнями-голышами. Все такое красиво снаружи было совершенно иным внутри. Здесь врали все и всем. Каждый. Улыбаясь в лицо, ученики держали плетения за спиной, спали и бредили, как бы скинуть на строчку ниже того, кто сегодня обошел в рейтинге.

– Поздравления – это обязательная часть? – Хмуро спросил Коста, провожая взглядом очередного ученика, выразившего сочувствие «тупой Пятерке».

– Так принято, – шепнул ему Пятый быстро, продолжая улыбаться, и незаметно сложил пальцы, показывая в спину только что отошедшего ученика «чтоб-ты-сдох-под-забором». Точнее, такая вариация пальцев не относилась к жестовому и в зависимости от того, кто именно выполнял жест, в каком настроении и с каким посылом, могла значит от «отсоси-у-меня-козлина-сраная» до «чтобы-все-ваши-плетения-путались-до-конца-жизни-любезый-сир».

Принято улыбаться в лицо и посылать в спину проклятия?

Коста понял многое за эту декаду, наблюдая за классом вживую, но некоторых тонкостей, принятых в коллективе, которые сложились естественным образом в процессе борьбы за власть, создания различных коалиций учеников, которые поддерживали и конфликтовали друг с другом, постичь пока не мог.

Ему просто не хватало опыта общения со сверстниками. Весь его коллектив – Мастер Хо и набор кистей, которые меняли раз в пару зим. Дружить он ни с кем не дружил, и вообще был не уверен, что у него получиться, что он умеет – дружить. Бесполезные игры, которые не являются частью обучающего процесса, мастер не поощрял. Да, Коста обладал массой навыков, необходимых для жизни – мог разжечь печь без дров, спечь лепешки из горсти муки, зачистить старые пергаменты, чтобы на них можно было писать дважды, мог постирать и заштопать одежду лучше любой швеи, мог реанимировать пьяного за десять мгновений без всяких целительских плетений, мог питаться отбросами или тем, что пошлет осенний высокогорный лес пару дней. Много что мог, но ничего из этих навыков здесь не требовалось. Их кормили, поили, одевали, даже стирка одежды и та проводилась самостоятельно только в качестве наказания, как и наряды на кухне. Их будили, учили, тренировали, выдавали бумагу, кисти и тушь – и не приходилось зарабатывать на это, кровать была в меру мягкой, одеяло новым, погода – теплой. Все хорошо, кроме одного – Коста так и не понял, зачем его взяли на остров.

За декаду это стало очевидно всем – разрыв между ним и теми, кто учился уже шесть зим, был шириной с каньон, рядом с ущелиной Рифа.

Его знания были разрозненны и большей частью фрагментарны. Какой-то теме Мастер Хо уделял избыточно много времени – и они ушли далеко вперед, в каких-то темах он не понимал практически ничего. Получив низший бал на занятиях по артефакторике Коста не смог ответить, на каком из разделов начального уровня обучения они остановились с мастером, потому что разделов не было. Старик Хо показывал камни, объяснял свойства и взаимодействия металлов и заставлял рисовать артефакты, а не создавать их.

Откуда ему знать, как направлены линии силы в стандартном боевом кольце на одно плетение, если накопитель был поменян по причине устаревания предыдущего? А знать он это должен, чтобы понять, в какую сторону полетит плетение, рассчитать угол уклонения, в зависимости от того, носит маг кольцо на правой или на левой руке. Даже «тупая Пятерка» и то, оттарабанил ответ на этот вопрос сразу же. Откуда он может это знать, если мастер Хо этому не учил? Если единственные виденные им в жизни кольца сияли на пальцах Глав – Вонгов, Хэсау и Блау? Он и рассмотреть то их мог только издалека и на картинках.

И таких вещей были десятки, если не сотни. Сотни мелочей, который каждый из учеников острова знал и воспринимал как естественную часть жизни, а он – Коста – мог только крепче сжимать губы, чтобы не удивляться слишком открыто.

Коста приуныл на третий день. На пятый отчетливо понял, что догнать некоторые вещи будет практически невозможно, если не сидеть за свитками днями и ночами, и, получив низший балл по «артефакторике», окончательно погрузился в себя. На шестой день первой декады с ним перестал общаться Семнадцатый, на седьмой день – куратор Сейши позволил себе выругаться вслух по-поводу системы обучения Мастера Хо, а на восьмой день – он завалил очередной промежуточный свиток, который сдали все в классе, и учитель по Алхимии, зачитывая результаты – желчно, едко, вслух перед всем классом, с особым удовольствием обозначил его, как «великолепный-экземпляр-совершенной-бездарности».

Конкуренция в классе была интенсивной, это было видно потому, как двое учеников подрались прямо у рейтинговой доски – один поднялся на девятое место, обойдя того, кто на десятом. А первые десять мест были отделены от нижних жирной сияющей чертой. «Лучшие возвышаются на чертой, которую проводят для другие и парят в сиянии собственных успехов» – так высокопарно выразился один из тех, кто как раз был в первой десятке – победно оглянувшись на остальных.

И тут – драка?

«Поздравляю, – удар, – с тем, – удар, – что наконец ты обошел меня на два балла, – удар, – мои лучшие, – удар, – искренние поздравления…» – орал тот, кто валял в песке ученика, который за миг до этого миг высокомерно объявил – «Превосходство очевидно и не требует доказательств».

Коста не видел смысла в драках, тем более по-поводу места в рейтинге, но был на стороне Восьмого ученика – самого высокого в классе, рослого и сильного – сверху был именно он. Валяющегося на песке Седьмого – занудного очкарика, который постоянно задирал нос из-за того, что он излюбленный ученик зельевара, Коста не оценил.

– Ну же вставай, поддай ему! Поддай! – скандировал сидевший с ним рядом на крыше Пятый, размахивая руками. Вопроса, за кого болеет Пятерка не возникало – он терпеть не мог Восьмого ученика, который не раз и не два выгонял его из комнаты. – Вставай, Седьмой! Врежь ему! Врежь!

– Всего два балла! Два шекковых балла! Не десять баллов! Не двадцать! Все два!!! Да если бы не стратегия, если бы не этот старик… – Возмущался Восьмой громко, запыхавшись, и чуть придавил коленом Седьмого – лицом в брусчатку.

Коста нахмурился – ученики не любили Сейши, и пока он не понял по какой причине. И часть этой нелюбви к учителю плавно перетекала и на него – Косту. Точнее личные ученики разных Наставников получали различную порцию уважения в зависимости от того, кем был учитель.

– Разошлись! Тихо! Восьмой! – Скомандовал кто-то с крыльца корпуса.

Драки тут было принято разнимать почти сразу, пока не привлекли внимание Наставников – Коста уже понял, что все, что возможно, ученики стараются решить сами, хотя Старшие, каким-то непонятным образом всегда в курсе, что происходило за день с каждым из учеников.

– У-у-у… как быстро разняли, даже ставок не сделать… – Пятерка сидел рядом и болтал ногами – с их наблюдательного пункта на ближайшей крыше открывался отличный вид на площадку перед корпусом.

Коста не то чтобы любил крыши, или хотел дружить с Пятеркой, просто у него не было выбора – информацию добывать надо, а больше с ним никто не разговаривал. А, поскольку Пятый предпочитал крыши – удобнее сбегать и потом прятаться, Косте ничего не оставалось делать, как присоединиться. И теперь ему даже нравилось.

После того, как все ученики убедились, что ничего особенного Коста из себя не представляет – его стали подчеркнуто игнорировать. Все, включая Семнадцатого, который тоже старался держаться поближе к ученикам из первой десятки. Особенно после того, как Наставники объявили о том, что все должны разбиться на «тройки» – сформировать, подать прошение и подтвердить силой желание в дальнейшем проходить обучение вместе.

Коста устало пошевелил сбитыми на утренней тренировке пальцами – стоять в круге против Семнадцатого с его запасом силы совершенно бессмысленная затея. Да и против любого из учеников.

Шрам ставил его в пары четырежды за это утро – Коста не успевал даже выплести базовый узел, как его выносили чужие плетения. «Дар проигрывать с одного хода» – ржали ученики. После четвертого поражения с ним отказались вставать в пару – что толку, чему можно научиться, если у соперника неполный второй круг силы, и он ничего не может противопоставить? С таким же успехом можно лупить по мишеням или манекенам – те тоже ничего не выплетут в ответ.

Коста тяжело вздохнул, покосившись на неунывающего Пятого рядом – казалось, того не волнует вообще ничего, но даже он на тренировке удивленно округлил глаза, спросив: «И всё-таки, как же тебя сюда взяли?»

– Почему место на доске так важно, чтобы ради этого драться? – уточнил Коста у Пятерки, кивнув вниз.

– Место определяет награды, – ответил Пятый, подумав – он загибал пальцы, и, подсчитав, продолжил, – через двадцать декад будут выделять лучших учеников, и, одно из традиционных поощрений – это поездка на побережье. Можно покинуть остров на декаду… Отдых, развлечения, никакой учебы, – протянул он мечтательно. – Это помимо всего прочего… И плюс, мест в клане Арров всего три.

– Лучших? Мест в клане? – уточнил Коста.

– Первая десятка. Нам не светит. Все, кто остается на острове, занимаются в усиленном режиме, как не-подающие-надежд, – последовал длинный тяжелый вздох Пятого. – Традиционно из каждого потока отбирают троих, кто остается на островах, и для многих это единственная возможность стать клановым…

– Хэй! Отстающий!

Коста посмотрел вниз – задрав вверх голову на них с Пятым с превосходством смотрел Толстяк, заложив пальцы за пояс – пятая строчка в общем рейтинге успеваемости учеников на этой декаде. Девятый номер, подпевала «щеголя», Третьего ученика, того самого, который в первый день потрудился объяснить Косте правила поведения на острове.

Лучших учеников было двое – Второй номер и Третий, которые негласно конкурировали между собой, поделив сферы влияния. Все ученики примыкали либо к группе второго ученика, либо к группе третьего, либо являлись отщепенцами, как Семнадцатый, Пятый и он сам.

Толстяк, стоящий снизу относился к ближайшей свите Третьего номера – правая рука и неизменный сопровождающий. Второе лицо после небожителя, который зима за зимой показывает превосходные результаты, и которому Наставники прочат отличное будущее. И который очень не привык, чтобы его игнорировали.

– Здесь таких нет, Девятый, – миролюбиво отозвался Пятерка.

– Помолчи, блаженный, не с тобой говорю… – осек его Толстяк. – Ты, отстающий, Шестнадцатый… говорят, это ты нарисовал то чудо в фиолетовой мантии? – ученик огладил пухлыми пальцами воздух, рисуя изгибы женской фигуры – тонкую талию и пышный верх, гораздо пышнее того, чем Коста изобразил на рисунке. – Мне бы тоже такой… ночной свиток… чтобы смотреть и засыпать… смотреть и засыпать… сладко – сладко… – причмокнул он губами.

Коста скривился.

То «чудо в фиолетовой мантии» он рисовал Семнадцатому, когда ещё хотел общаться и быть полезным, по его настойчивой просьбе. Мистрис на пергаменте вышла сочной, игривой и веселой – точно как заказывали. Но кто знал, что этот свиток Семнадцатый отдаст другим ученикам в обмен на услугу, и теперь его осаждали со всех сторон – каждый хотел себе «личную ночную мистрис», только чтобы на этот раз на ней было поменьше надето, мантию можно не рисовать, цвет волос изменить, увеличить губы, сделать томным взгляд и… Тьфу. Если бы мастер Хо был жив, то точно выдал бы подзатыльник за такое использование кистей.

– Больше не рисую, – отрезал Коста кратко.

– Я расплачусь, – Толстяк облизнул губы. – Не останешься в накладе. У тебя же плохо с артефакторикой? Точнее совсем никак – можно поднять балл… Только чтоб такая же вышла – как живая, чтоб и смотрела на меня как живая и улыбалась, но чтоб одежды поменьше или совсем не было…

– Не рисую, – повторил Коста сухо.

– Не понял… это сейчас ты, – толстый палец ткнул вверх, – отказываешь – мне?

– Не-ри-су-ет, – повторил Пятый с отчетливым удовольствием, улыбаясь. И ещё раз, громче, проорал так громко, что вспорхнули птицы с другого края крыши. – НЕ-РИ-СУ-ЕТ! НИКАКИХ БОЛЬШЕ ГОЛЫХ БАБ!

На них обернулись все, кто был перед корпусом – ученики, пара слуг, и один в форме помощника Учителя, и посмотрели наверх.

Коста просто обреченно закрыл глаза. «Пятый!»

– Он хотел голую бабу, – ткнул Пятый пальцем вниз, показывая на стремительно багровеющего Толстяка, – МЫ! Голых баб не рисуем! – пояснил он сразу всем – четко и внятно. – Разве я не прав? – обернулся к нему Пятерка.

Коста тихо едва слышно застонал.

Толстяк чиркнул пальцем по горлу, изображая первый узел режущего плетения, и, глядя точно в глаза Косте, прошипел:

– До первой тренировки, нищеброд… И ты, и твой дружок…

– Цок-цок, цок-цок, – улыбка Пятого стала такой широкой и сияющей, что, казалось, лицо сейчас треснет. – Цок-цок, цок-цок, – постукивал он браслетами блокираторами на запястьях друг о друга. – Скоро снимут, скоро снимут… до первой тренировки…

Толстяк скрипнул зубами, развернулся, и стремительным шагом отправился к своим, который кучкой наблюдали за происходящим в другом конце двора.

Коста выдохнул. Вдохнул. Задержал дыхание. Досчитал до трех. Выдохнул ещё раз. Закрыл глаза, и только после пары глубоких вдохов и выдохов, нашел, что сказать. Орать на Пятого было совершенно бесполезно – эта стратегия не работала. Прошлый раз, он выставил его на посмешище дважды – первый раз, когда ляпнул то, что не нужно, и второй раз – когда просил прощения за то, что ляпнул.

Коста вздрогнул, вспомнив прошлый случай, когда Пятерка заливаясь слезами и заламывая руки, ползал за ним по всей столовой, громко умоляя простить его… орал так, что вызвали Наставников. И потом ему – Косте – пришлось долго объяснять, что он ничего не имел ввиду…

– Я же просил…

– Просил, – согласно кивнул Пятый и отодвинулся по крыше на ладонь.

– Ты же обещал…

– Обещал, – Пятый кивнул ещё раз и отодвинулся по крыше ещё на пару ладоней.

– Я же объяснял, почему не стоит так делать…

– Объяснял…

– И-и-и-и? – Прошипел Коста тихо.

– …ииии… – повторил Пятый и часто-часто заморгал. Большие глаза заблестели, ресницы намокли, рот приоткрылся.

– Не смей реветь! – Рявкнул Коста тихо.

– …Ууууу…. Я сказал что-то не то? Сказал что-то неправильное? Ты уже четыре раза с утра отказывался, когда к тебе подходили с такими предложениями… я же не знал… я не мог понять, что ты передумал! – закончил Пятый обиженно, резко подскочил на крыше – кусочки черепицы посыпались вниз, вытер нос и заорал. – МЫ ПЕРЕДУМАЛИ… МЫ РИСУЕМ!!!..

Коста зажал ему рот ладонью миг спустя.

– … фолых фаб… фсе сюда… – закончил Пятый тихо.

– Заткнись! Не смей орать!

– Не смей реветь, не смей орать… Ты же передумал…? – Взгляд Пятерки блестел невинностью и чистотой. – Не…?

– О-о-о… заткнись, просто заткнись. Ничего не говори. Ничего не произноси. Если хочешь что-то сказать, особенно обо мне – сначала спроси меня тихо, и я скажу, стоит ли… Ясно?

Пятерка закивал.

– Все понял на этот раз?

Пятерка кивал безостановочно. Семнадцатый, который стоял у доски рейтинга, смотрел на них с прищуром, потом поднял палец к голове – покрутил у виска и демонстративно сплюнул. Пятый послал ему в ответ сияющую улыбку и, совершенно не скрываясь, повторил свой излюбленный жест – «чтоб-ты-сдох-козел-и – чтоб-у-тебя-не-удались-экзамены-и-ужин-в-твоей-тарелке-был-пересолен».

Семнадцатый отвернулся и, склонившись, последовал за двумя учениками, как только его поманили следом.

Раньше Коста задавался вопросом, почему не ладят Пятый и Семнадцатый, если занимаются у одного и того же Наставника. Шрам нещадно гонял обоих, не выделяя никого из них. Но сейчас, пообщавшись декаду с Пятым, ответа на этот вопрос уже не требовалось.

– Ну за что мне это, Великий… – прошептал Коста, глядя в ослепительно голубое небо. – За что-то-о-о…

– Я…

– Молчи. Ничего не говори. Чтоб до ужина я тебя не видел, нет – до завтрака… просто оставь меня в покое, займись своими делами… у тебя же есть свои дела? – уточнил Коста, сполз с края, на нижний скат крыши, подтянулся, прыгая на ветку, повис и спрыгнул вниз.

Как только Шестнадцатый ушел, Пятый уселся в позу медитации и сложил руки на груди, как для молитвы. Если кто-то поднимет голову вверх – все увидят одно и то же – блаженный молится – и просто скользнут взглядом по привычной картине и сразу забудут.

Улыбка с его лица сползла – он вообще уставал улыбаться так много и так часто. Улыбаться, когда ругают, улыбаться, когда бьют, улыбаться, когда хочется плакать. Улыбаться, чтобы выжить на этом проклятом всеми богами острове, куда он не просился.

Пятый погладил жетон на груди с выбитыми символами – «порядковый номер, круг, доступ и…слежка».

Он так и не решил насчет Шестнадцатого – это новая игра Наставников, или реальный ученик. Вполне возможно, что нового игрока ввели в середине обучающего процесса, чтобы посмотреть, что будут делать ученики – как взаимодействовать и какие коалиции строить, но тогда почему такого слабого?

Пятый снова погладил жетон на груди.

Если бы он был уверен, что Шестнадцатый такой же, как он – случайно попавший сюда, который хочет того же самого – выжить, они могли бы составить «двойку». «Двойку худших» – Пятый хмыкнул про себя. Если он был уверен, что новый ученик не очередная проверка, он бы сказал ему, что каждое сказанное им слово – записывается жетоном и передается Наставникам – именно поэтому они точно знают, что в каждое мгновение происходит на острове.

Он бы рассказал, что даже то, куда Шестнадцатый ходит за день – записывается все в виде карты. Чтобы управлять умами – нужно изучать, и их изучали тщательно. Это не считая поверхностной проверки менталистами раз в четыре декады.

Пятый вздохнул, прикусывая губу.

Решения он так и не принял. Быстрый ум, странное воспитание, странные принципы – Шестнадцатый ходил, как чернь, но при этом использовал приборы, как сир, а писал, как Наследник клана. При этом он не знает элементарных вещей, как будто вырос в лесу или пустыне. То, что им показали маги памяти – кусочки, мозаика воспоминаний Шестнадцатого, не сделала его понятнее и ближе. Наоборот. Многих забрали на остров в детстве, и, проведя тут десять зим, они не покидали его никогда. А Шестнадцатый был чужим. Чуждым, из того мира, который был потерян для каждого из них.

Друг или враг? Кем станет для него Шестнадцатый? Врагов у него и так достаточно – и ещё один новый не изменит расклад, а вот друзей…

Пятый вздохнул. Притворяться иногда так утомительно. Он бы хотел иметь кого-то, с кем можно молчать. Не говорить – нет, за каждое слово придется платить. Молчать. Глядя глаза в глаза. И знать, что тебя понимают и принимают.

Если бы он был уверен, что Шестнадцатый обычный ученик, он бы рассказал ему негласные правила поведения, рассказал, чего опасаться, чего избегать и каких ошибок не делать.

– Великий спаси и сохрани, и огради от всякого зла… – протянул Пятый нарочито громко, нараспев, качнувшись из стороны в стороны, когда Седьмой ученик проходил прямо под крышей, на которой он пристроился.

Да, он бы рассказал. И помог. Он же не плохой. Нет, не плохой. Это остров его таким сделал.

Но пока слишком мало времени для наблюдения – прошла всего декада, и слишком много странностей. Он – подождет. Будет наблюдать, изучать и – провоцировать. Может быть…

Пятый осекся, чтобы не спугнуть мысль, которая теплой птицей забилась в груди. Чтобы не испортить. Когда чего-то хочешь так сильно, что страшно даже думать об этом.

Может…может Великий на самом деле услышал его молитвы и послал ему то, о чем он так давно просил?

Обедать одному Косте не понравилось.

Пятый – раздражал, но за декаду он как-то незаметно привык к назойливому и постоянному вниманию рядом, и сейчас, сидя в одиночестве за большим столом, чувствовал себя голым. Столы были рассчитаны на троих – и ученики сидели по трое, двое или пятеро, сдвинув пару столов вместе.

Коста развернул салфетку, тщательно расправил на коленях и опустил руки в чашу с теплой водой, чтобы вымыть руки – после первого дня куратор Сейши сделал ему строгий выговор за манеры, проявленные за столом, и заставил заучить десятистраничный пергамент с основами этикета. Наизусть. И сообщил, что в следующий раз, если поведения личного ученика будет не подобающим, он лишиться обеда или ужина.

Кормили тут вкусно, и Коста с большим трудом удерживался от того, чтобы не тащить остатки обеда в комнату и не прятать в тумбу. За это Сейши обещал отдельное и очень строгое наказание: «Привычки нищего нужно выбивать из натуры палками и наказаниями, иначе будет слишком поздно».

Разговаривать за едой было запрещено – и только стук приборов и шелест салфеток, нарушали царившую в столовой тишину.

Коста тихо вздохнул – Пятый умудрялся переговариваться даже тут, рисуя иероглифы соусом на тарелке и требовательно стучал по краю пиалы в ожидании ответа.

Пятый ставил его в тупик. То, как вел себя, как подавал, как действовал, все это не укладывалось в то, каким его видел Коста. Точнее, каким его видела кисть.

Тушь никогда не врет. Лист белый – тушь черная. Линию, нарисованную единожды не исправить. Пергамент не дает вторых шансов. На портретах учеников, которые Коста тщательно собирал неделю, Пятерка выглядел иначе.

Старше. Взрослее. Более усталым. Со скорбными складками вокруг рта и без своей неизменной дурацкой улыбки. Собранным, напряженным, расчетливым, готовым отражать любое нападение, но при этом – чистым. Единственное, что Коста мог точно сказать про Пятого – тот точно верил в Великого и был… не испорчен, чтобы это слово ни значило.

Коста положил кусочек нежной рыбы в рот и тщательно прожевал. Вкус был незнакомым – в северных водах такой не водилось.

Весь вопрос в том – чему верить. Глазам своим или своим рисункам. Ощущениям или тому, что тебе так настоятельно показывают? Пятый, пятый, пятый… какой ты на самом деле?

«Дзинь».

С соседнего столика – через два, кто-то уронил прибор на пол – конечно, Семнадцатый. Коста равнодушно наблюдал, как сосед-по-комнате, который-так-и-не-стал-другом, выбирается из под стола, стремительно краснея.

С приборами Семнадцатый обращался из рук вон плохо. Видимо Шрам, в отличие от Сейши, не настолько щепетильно относиться к правилам этикета у своих учеником.

Семнадцатого Коста вычеркнул. Безжалостно. Без колебаний, сомнений, или дополнительных шансов. Рисунок соседа по комнате был перечеркнут наискось – «не годен». Не прошел проверку. Таких портретов у него было восемнадцать – на каждого из со-учеников. Пометки, понятные только ему одному Коста делал красной тушью.

Дважды Коста замечал, как кто-то роется в его вещах в комнате. Пергаменты в тумбочке лежали не так, как сворачивал их он сам – рисунки изучали. Тонкий волосок, приклеенный снизу дверки, показал уже точно, что он не ошибся. Поэтому новых набросков он больше туда не клал, найдя временное место в ограде, где камень ходил туда-сюда, раствор осыпался от дождей и можно было прятать вещи, завернутые в платок. Но для постоянного это место не подходило.

Мало того, что Семнадцатый рылся в вещах, так и рисунок «Мистрис в фиолетовом», который он рисовал по описанию соседа для него – тоже, как оказалось, был предметом торга – потому что на следующий же день Коста обнаружил его у Третьего ученика и его завалили требованиями рисовать.

И, хотя Семнадцатый не признался ни в чем, Коста вычеркнул его с пометкой «доверия не достоин», которую жирно написал на портрете из вредности, чтобы тот, кто снова залезет в ящик не узнал о себе ничего нового, кроме правды.

А если правда кому-то не понравится, разве в этом его вина?

Закончив обед, Коста сложил посуду на поднос, накрыл салфеткой и размял пальцы – это часть процесса была самой сложной для него с его неполным вторым кругом. Для него – остальные ученики справлялись с этим легко, непринужденно и почти играючи, красуясь тем, какие пируэты подносы выписывают в воздухе, когда летят к специально отведенному под грязную посуду столу.

Поднос нельзя было нести – нужно перемещать плетениями, тщательно следя за тем, чтобы не одна тарелка не упала на пол. Коста – справлялся, но обычно к самому концу на лбу немного выступал пот от напряжения – даже такое простое плетение требовало достаточно сил.

Коста привычно щелкнул пальцами, выплетая узел – первый, второй, захват, подъем, выравнивание траектории и поднос медленно и плавно начал двигаться по воздуху к дальнему большому столу.

«БУХ!»

Столкновение было внезапным – плетения сверкнули в воздухе прямо над ухом, и чужой поднос лихо взмыл в воздух, зацепив его плетения краем – и тарелки, пиалы, стакан, все посыпалось на пол с оглушительным грохотом, остатки еды, соуса и морса окатили Косту с головой.

– Мои извинения, не думал, что ты не удержишь, Шестнадцатый, – Толстяк улыбался, сочувственно разведя руки в стороны. Его поднос плавно опустился на соседний столик – нетронутым. – Нужно тренировать плетения, – добавил Толстяк назидательным тоном, – тем более настолько… простые. Когда так плохо с координацией и контролем.

За столом Толстяка сидело ещё двое учеников, и они опустили головы к тарелкам, беззвучно смеясь.

Коста молчал. И думал, как же в такие моменты ему не хватает рядом Пятого. Тот непременно что-то выкинул бы, придумал, превратил все в настолько большой бред, что…

– …а если силы не хватает даже на то, чтобы удержать поднос, может… стоит просто перестать есть? За любую ошибку последует наказание, – просвистел Толстяк, удовлетворенно улыбаясь.

Коста медленно снял с волос остатки морской травы – сегодня давали салат из острых водорослей, и отряхнулся, как собака, разбрызгивая морс с волос. А потом шагнул вперед – три шага до стола, где сидел Толстяк с друзьями и наклонился вперед.

– Ох, кажется, нам не повезло… и нас сейчас будут бить… – рассмеялся Толстяк. И вся столовая жадно замерла в продолжении. – Наверное, так же, как на сегодняшней тренировке? – Нанес Толстяк очередной удар. – Один против троих, на это только Наставник по боевке может – выйти в круг… да ещё и Шестнадцатый! У нас новый герой, господа! Который покажет нам, как правильно есть песок и падать лицом в грязь!

Рядом задыхались от хохота, зажимали рот руками, чтобы не нарушать священные правило – никакого общения за едой, а потом просто начали складывать салфетки поверх подносов, давая сигнал – «обед закончен» и свободно хохотать в голос.

– Вот и правильно… слабым должно учиться терпеть, – назидательно пропел Толстяк, наблюдая, как Коста отстраняется от стола.

Коста сделал шаг назад и чуть склонился, обозначая поклон-вежливое-согласие-со-словами-собеседника, чтобы было удобнее ухватить скатерть обеими руками. И резко рванул ткань со стола на себя. Вверх взлетело все – подносы, ножи, пиалы, тарелки, остатки еды, палочки изо рта одного ученика, и разметало по столовой быстрее, чем успели перехватить плетениями – хотя ещё миг, и они бы успели запитать узлы силой.

– Ты-ы-ы… – Толстяк встал напротив, утирая лицо и отводя руку для удара – ладонь уже полыхнула силой.

Коста стоял спокойно – Пятый разъяснил ему, что драки, тем более с неоправданным использованием силы запрещены, помимо наказания в карцере, и штрафных, снимут столько баллов, что скатишься даже не на строчку ниже – а на пять-десять.

Ему – всё равно и падать уже некуда, и силу он не применял. Но явно не всё равно тому, кто занимает пятую строчку сверху.

– Тихо! – властный окрик с «привилегированной» части столовой, где за отдельным столом сидели лучшие ученики прозвучал хлестко и резко. – Девятый!

Толстяк медленно, явно борясь с самим собой опускал руку, отведенную для плетения вниз.

Коста помолчал, отряхнулся ещё раз, с удовольствием обрызгав рядом стоящих рядом, и медленно повторил:

– За любую ошибку последует наказание. А если силы не хватает даже на то, чтобы удержать подносы на столе, может… стоит просто… меньше жрать? Это пойдет на пользу… фигуре…

– Девятый! – Третий ученик встал из-за стола и подошел к ним, Толстяк немного склонил голову, подчиняясь. – Использовать силу против… бессильных… в этом нет чести, – произнес он медово.

Коста сжал кулаки.

– Со-ученики, кто хочет проявить участие и помочь соратникам?

С готовностью с мест подскочили сразу четверо учеников, и Семнадцатый в том числе, и наперегонки начали плести – кто-то очищащее, кто-то переносил остатки разбитых тарелок на стол… три мгновения, и Коста остался единственным грязным во всей столовой, а его посуда и грязный поднос валялись под ногами.

Если бы Коста использовал хотя бы половину из этих плетений – был бы мокрым насквозь от пота, и у него ушло бы куча времени. И очищающее он умел плести – мастер Хо учил его, но… как и простые плетения переноса, это было на пределе его сил и ни разу не выходило сразу. Быть грязным лучше, чем быть ещё раз опозоренным.

– Тому, кто не в состоянии сплести даже очищающее не стоит стоять в присутствии тех, у кого круг в несколько раз больше, – укоризненно и преувеличенно заботливо произнес Третий ученик, и взмахнул широким рукавом, командуя всем – «уходим, обед окончен». Ученики послушно встали со своих мест, подносы пронеслись над головой Косты в дальнюю часть, и он остался в столовой совершенно один.

Плетения не выходили, хотя он пробовал трижды, и, перестав пытаться, Коста сходил к слугам, взял ведро, тряпки и начал собирать осколки с пола вручную – «посуду после обеда каждый ученик убирает за собой сам».

– Ого-го… – неизменно улыбающийся Пятый стоял прямо над ним. – Сегодня куратор назначил тебя штрафным по уборке?

Коста промычал в ответ что-то невнятное, сунув в рот палец – он порезался осколком пиалы – глиняный кусок чиркнул острым краем.

– Если бы не это… – браслеты ударились друг о друга «дзинь-дзинь», – за миг тут было бы чисто во всем хозяйственном корпусе! – похвалился Пятый. – Ну… за два мига, – поправился он в ответ на скептический взгляд Косты. – Все сияло бы! Чух-чух…и всё! – жестикулировал Пятый руками. – Чух туда, чух – сюда! Отдай… ты порезался, тебе нельзя…

Пятерка отобрал грязную тряпку у Косты, и боднув его в сторону, шлепнулся на колени и начал бестолково тереть по полу, возюкая туда-сюда.

– Чух-чух…чух-чух…чух-чух…чух-чух… – подпевал Пятерка под нос, но грязь не уменьшалась, разводов становилось все больше и больше. Он удивленно посмотрел на пол. – Насколько проще работать плетениями, как люди живут без силы? – выдал он ошеломленно и осекся, глядя на Косту.

– Тряпку стоит опускать в ведро, – выдал Коста спокойно.

– Зачем? – округлил глаза Пятый.

– Чтобы полоскать…

– Зачем? – Глаза Пятого стали ещё больше. – Тряпка станет ещё грязнее…

– Воду в ведре нужно менять…

– Зачем?

– Чтобы была чистой…

– Зачем?

– Чтобы опускать туда тряпку!

– Зачем? Если можно чух-чух, чух-чух плетениями… и чисто?

Коста присел на задницу, удобно скрестил ноги и подпер подбородок, рассматривая Пятого.

– Что? На мне проявились письмена? Что ты меня так рассматриваешь, – Пятерка неуклюже отжал тряпку в ведро – силы в руках совсем не было, не зря его обзывают «сморчком» в классе. Как при такой физической подготовке можно иметь круг выше всех? Настолько высокий, что не состоянии эту силу контролировать и должен носить блокираторы? Этого Коста пока не понял.

– Думаю, – вздохнул Коста. – Сколько ещё ты будешь строить из себя улыбчивого идиота. Правда иногда, твоя стратегия отлично работает, – добавил он, подумав.

Пятый захлопал ресницами в ответ и улыбнулся – самой милой и невинной из своего арсенала улыбок. И – самой бессмысленной.

– Ответа не будет, – констатировал Коста.

– Будет, – боднул головой Пятый. – Как только я получу ответ – почему, во имя Великого, тебя взяли на остров?

Коста вопросительно наклонил голову к плечу.

– Второй круг, отсутствие навыков, отсутствие Наставника, отсутствие перспективы, рейтинг ниже некуда, – загибал пальцы Пятерка. – Честный ответ за честный ответ.

– Не знаю, – выдал Коста после короткого молчания, и посмотрел наверх – в правый угол, в левый угол, беглым взглядом изучил стены – нигде ни одного признака подслушивающих артефактов, но он готов был поставить свой ужин, что куратор узнает об этом разговоре раньше, чем он закончит говорить. Пятый молча проследил за его взглядом и потеребил личный жетон. – Мне сказали я – бездарность. Полная, – уточнил Коста равнодушно. – И Учитель Сейши проявил милость, взяв меня в ученики – больше не пожелал никто. Возможно причина в том, что мой Мастер был любимым учеником Магистра, а клан Арров чтит обязательства?

Пятерка скептически поджал губы, но ничего не сказал.

– Ты на самом деле мог бы за пару мгновений очистить всю столовую чистящими плетениями? – забросил Коста пробный камень.

Пятый высунул язык.

– Бе-бе-бе… если бы ты учился с нами, таких вопросов бы не возникало… это не секрет… Две столовых… Три… Четыре – уже с трудом, – добавил Пятый, взвесив.

Коста открыл рот, изучил размеры помещения, посмотрел на размеры подноса, и – закрыл рот.

– Вопрос, почему здесь я, – Пятый ткнул себе в грудь пальцем, – не возникает. Возникает вопрос почему здесь ты, – он краешком ноги подцепил поднос, который так и валялся на полу. – Если только…

– Если только что?

– Ничего, – лицо Пятого стало расслабленным, на него вернулась бессмысленная улыбка, глаза перестали светиться умом. – Нам рассказывали на уроках, что на Юге проводят гонки ящериц. Та, что участвует в забеге впервые и чьи показатели неизвестны, называется «темной». Любые ставки на темную ящерицу это всегда игра с удачей, риск, который может окупиться, а может нет… и тогда ты потеряешь все.

– Хвоста у меня нет, – констатировал Коста, обернувшись за спину, – а хочет ящерица участвовать в забеге или нет, ее обычно не спрашивают…

– Ставки слишком высоки, – парировал Пятерка, – мне есть что терять, и, видит Великий, я точно не готов ставить на того, кто придет последним…

Коста помолчал, наблюдая, как быстро и ловко он заканчивает уборку – относит поднос и грязные скатерти, и, вспомнив портрет Пятого, припрятанный в тумбочке – на котором было совершенно иное лицо сдержанного, расчетливого и серьезного мальчишки – предложил:

– Давай заключим пакт. Временный.

Пятерка обернулся с равнодушным выражением лица, но поза выдавала заинтересованность.

– Мы в равном положении – я ничего не знаю о тебе, ты обо мне. Наши строчки – рядом и первые снизу. В тройку никто из учеников не горит брать ни тебя, ни меня, – констатировал Коста равнодушно. – Нам не поможет никто, мы – можем помочь друг другу…

– А ты уверен, что верно оценил диспозицию? – Перебил Пятый насмешливо.

Коста подумал. Ещё раз изучил взглядом со-ученика, как художник, подмечая каждую мелочь, каждую – даже то, как сильно бьется тоненькая жилка на виске под прозрачно-белоснежной кожей, и как сильно пальцы стиснули тряпку. Вспомнил рисунок, вспомнил поведение каждого из учеников, по отношению к Пятому начиная с самого начала, как он попал на Октагон. Подумал, что сказал бы Мастер Хо об этом мальчишке – пытаясь оценить беспристрастно, и понял, что Старику Пятерка точно понравился бы – в чем-то они были очень похожи, оба лицедействовали на публику и имели кучу масок, забыв о том, какие они на самом деле внутри.

И – кивнул. Коротко и твердо.

– Пфффф… – раздалось насмешливо в ответ. – Да меня возьмут в любую «тройку», если я захочу!

Коста молча встал, отряхнул халат, штаны, и развернулся на выход.

– Хэй…куда ты?

– Стирать вещи и мыться, – бросил Коста через плечо. – Ты уже закончил тут.

– А где благодарю, о любезный господин? Где благодарность единственному другу, который ради тебя встал на колени на этот грязный пол и засучил рукава, и делал чух-чух-чух, чтобы все сияло?

Коста обернулся и склонился в полупоклоне.

– Видит Великий, с этикетом у тебя так же плохо, как с алхимией и артефакторикой, – укоризненно сложил губы трубочкой Пятый, присвистнув. – Ты не сдашь и с третьего раза…

– У тебя есть время до утра… чтобы принять решение, Чух-чух…

Мокрая тряпка пролетела мимо – Коста уклонился в последний момент, чтобы не попало в спину.

– Да ты в курсе, что мы можем не увидеться два дня? Вечером тебя ждет разбор и наказание за столовую, и если будет штраф, тебя ждет карцер!

– Вот именно поэтому – до утра, – повторил Коста спокойно.

Пятый непонимающе моргнул.

– «Тройка» – значит двое за одного, и один за всех, – пояснил Коста. – Пусть «тройки» пока нет, но двое – уже начало. До утра, потому что в карцер в этом случае мы пойдем вместе…

– За что меня в карцер? – Возмутился Пятый, всплеснув руками. – Я не виноват! Это ты…

Коста молчал, изучая лицо Пятерки.

Он мог бы сказать, что это Пятый виноват в том, что случилось в столовой. Потому что публичное унижение всегда требует публичного ответа. Он сам отказал бы Девятому толстяку тихо, отказал бы так же, как четверым до него. Это Пятый привлек к ним внимание всех во дворе. Это Пятый раз за разом делает его мишенью, чтобы все старались держаться подальше не только от него самого, но от Шестнадцатого.

Но этого он не скажет.

– Потому что «двойка» или «тройка» значит делить все – в сытости и голоде, на нижней строчке рейтинга и на верхней, в богатстве и бедности. Делить все поровну – и успехи и неудачи, – Коста вздохнул. – Так учил меня мастер. Груз, разделенный на двоих, становится легче нести…

– Твой мастер был философом почище Второго наставника Сейши, – попытался криво улыбнуться Пятый.

Тряпку Пятый подобрал только после того, как за Шестнадцатым закрылась дверь. Подбросил в воздух, поймал, подбросил ещё раз и с широкой радостной искренней улыбкой, подпрыгнул вверх.

«Двойка!»

«У него будет двойка!»

Да, это не отменяло необходимости дополнительных проверок, но… двойка! У него будет двойка!

Когда первый порыв радости схлынул, Пятый пнул ведро. Раз, два, три. Устало и зло, вспоминая, что сказал Шестнадцатый – «делить все поровну, разделить груз на двоих». Он уже пробовал – делить. И прекрасно помнил, что из этого вышло. Его груз слишком тяжел, чтобы тащить за собой остальных.

«Двойка».

Он – откажется. Завтра. Да – откажется. Он уже делал это – нужно много декад, чтобы тебе начали доверять, приоткрылись и… достаточно всего мгновения, чтобы это доверие разрушить. Разрушать он умеет, в этом ему нет равных.

Пятый подхватил тряпку и поплелся на выход, тоскливо волочя ведро за собой.

Утреннее построение, тренировочный плац

Утро выдалось прохладным. Коста ежился в одной рубахе и знал, что согреется мгновений через пять – после первого же круга, если, конечно, ему будет дозволено бегать.

Десятый Наставник – Шрам, сегодня был особенно хмур, и, выстроив всех в ряд, прогрохотал зычным басом:

– Номер Шестнадцать, шаг вперед из строя.

Коста сделал шаг.

Шрам продолжил и озвучил то, что вчера уже довел до его сведения Сейши. Он, как нарушитель, в качестве наказания за инцидент в столовой, направляется в карцер на два дня. С него снимаются все баллы, заработанные за эту декаду, и ему придется догонять все пропущенные уроки.

– И пусть это послужит уроком для всех – дисциплина придумана не для того, чтобы её нарушали, – громыхнул Шрам. – Увести, – скомандовал он одному из помощников.

Коста оглянулся – половина учеников широко улыбалась, особенно сиял Толстяк и пара рядом с Третьим учеником. Остальные восприняли новость спокойно и равнодушно, только Семнадцатый выглядел невыспавшимся и хмурым. Пятерки – не было. Хотя он часто опаздывал на утренние построения, заваливаясь к концу – весь извалянный то в грязи, то в листьях. И за это с него постоянно снимали баллы, но он продолжал опаздывать – баллы продолжали снимать. Если бы идея не была безумной – Коста подумал бы, что Пятый всеми путями, правдами и неправдами, хочет удержаться на низших строчках рейтинга. И как только набирает баллы, сразу находит повод их потерять.

– Построились, разминка десять мгновений…

Косту довели уже до конца поля, когда сзади раздался знакомый громкий визг:

– О, нет!!! О, Великий, я опоздал! – Верещал Пятый на весь плац, и, подобрав полы халата припустил к ним.

– Я…

– Пятый! Минус три балла! – Рявкнул Шрам.

– …опоздал…

– Конечно, опоздал…

– …ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ В КАРЦЕР! – выпалил Пятерка, отдышавшись.

Шрам молча скрестил руки на груди, изучая Пятого.

– Желаю разделить наказание с Шестнадцатым учеником! – Патетически воскликнул Пятерка. – Возьмите меня в карце-е-е-е-ер! – Проныл он, протягивая запястья вперед. – Закуйте меня! Привяжите меня! Истязайте, я все вынесу во имя Великого!!!

Шрам хмыкнул, проглатывая смешок.

– Разделить наказание могут только те, кто состоит в официальной связке, разрешение на которую получают у личного куратора. Я не помню прошения от личного ученика…

– А я прошу сейчас!

– Увести, – бросил Шрам в сторону Косты, и тот, обернувшись, увидел, как Пятерка широко улыбнувшись в его сторону, бухнулся на колени прямо на траву перед Наставником и начал безостановочно кланяться, воздевая вверх руки – к небу, и бить лбом вниз.

– Хаааачу я в каааарцер… в кааарцеер хаааачу…

Глава 24. Тройка. Часть 2

Октагон, остров знаний, карцер номер три

Зарешеченное окошко под каменным потолком пропускало достаточно света, чтобы Коста спокойно изучил место, где ему предстоит провести ближайшие пару дней, чтобы «обдумать свое поведение и прийти к верным выводам», так сказал ему один из Помощников Шрама. Из удобств – три скрученных циновки в углу, нужник, и низкий столик, на котором только самое необходимое – два кувшина с чистой водой, тазик, и подобие полотенца.

Башня – круглая, сложенная из крупного камня сероватого цвета, который добывали где-то на побережье, возвышалась на западном холме Острова, обращенная окнами на море. Маяк? Но Коста ни разу за все ночи, проведенные здесь не видел, чтобы она использовалась по назначению – сигнальных огней не зажигали.

Карцер был на первом уровне подземелья – и тоже круглой формы, за двадцать шагов можно было пересечь комнату от одной влажной стены, заросшей мхом до высоты его роста, до другой – сухой и теплой. За окном шумело море и кричали птицы, воздух пах солью и ветром, небо голубело в вышине.

Коста с удовольствием раскатал одну из толстых циновок, подумал, и добавил ещё одну сверху, завалился, закинув руки за голову, и зажмурился – от удовольствия.

Если бы он знал, что Великий так быстро откликнется на его просьбы об уединении – привести мысли в порядок в тишине, подумать, рассортировать воспоминания, и, наконец вернуться к тому, что он забросил – построению «щита», если бы он знал… Он бы взмолился раньше, и просил бы сразу декаду, а не два дня.

И почему Семнадцатому так не нравится бывать в карцере?

Купол тишины поставили мгновений через шестьдесят – все звуки внезапно исчезли, как будто он нырнул куда-то глубоко под воду – уши заложило от звенящей тишины. Плетения, которых он не знал, бросили следом – через пару мгновений, и Коста – ослеп, как будто внезапно выключили свет – зарешеченное небо под потолком потухло, растворившись во тьме.

Он перекатился по циновке, на ощупь определяя край, и сел – одежда шуршала, значит, купол внешний. Коста вытянул вперед пальцы, коснулся носа – не видно ничего, ни тени, ни движения. Полная и абсолютная темнота и тишина.

Сколько он просидел без движения, Коста не знал. Начал ходить – от стены до стены, четко считая шаги про себя, он после того, как ему почудилось, что в спину пахнуло сыростью. Влагой, и запахом, который он чувствовал только в одном месте северного предела – в катакомбах Керна.

Нет, он не там. Он не в подземельях. Он в карцере. Это Запад. Это Острова. Это – Октагон.

Но убеждения не помогали, и через тридцать мгновений Коста начал считать вслух – громко и четко, каждый шаг, чтобы не чудилось, где-то по камню, совсем близко скребут когти.

Тысяча шестьсот двадцать семь. Тысяча шестьсот двадцать восемь. Тысяча шестьсот двадцать девять.

От стены до стены – двадцать шагов. Шаг – примерно миг. Три раза коснуться ладонью камня – шестьдесят шагов туда и обратно – уже мгновение.

Девять тысяч сто сорок шесть. Девять тысяч сто сорок семь. Девять тысяч сто сорок восемь.

Цветные пятна перед глазами появились после восьмой тысячи. Коста жмурился, закрывал глаза, но они, как пропечатанные изнутри, приносили искаженные картины воспоминания и того, что никогда не происходило.

Шестнадцать тысяч девятьсот два. Шестнадцать тысяч девятьсот три. Шестнадцать тысяч девятьсот четыре. Шестнадцать тысяч… девятьсот… пять…

На «девятьсот пяти» Коста сломался – затряс головой, чтобы отогнать мысли и цветные круги, и, на ощупь, устало спотыкаясь во тьме, добрался до столика, жадно выпил сразу треть кувшина и ещё часть вылил на лицо и волосы. Стало лучше, но ненадолго.

Добравшись до циновки, он уселся в позу медитации и привычно закрыл глаза, хотя с таким же успехом можно было держать их открытыми.

Сколько он просидел так, Коста не знал.

Иногда время течет странно – растягивается и сжимается, скручивается в спираль, а потом, со всем накопленным потенциалом распрямляется, и бьет в виски со всей силой густого концентрированного напряжения и боли.

Коста знал это ощущение, когда время становится вязким. Тягучим, как густой рисовый отвар. Значит – скоро предел, и он почти достиг его. Не раз и не два, когда мастер Хо гонял его несколько дней подряд до изнеможения, он погружался в это состояние «киселя», когда даже слова и движения окружающих кажутся медленными.

Сейчас все вокруг в этой темноте стало медленным и… опасным. Даже ритм дыхания изменился, как-будто воздух тоже стал вязким.

Сейчас, в карцере, Косте уже казалось, прошла зима. Или две. За декаду, которую он провел на Октагоне после круга испытаний, под руководством Сейши.

Или три. Зимы. Или четыре. Или полжизни. Полжизни – до и полжизни – после.

Сейши. Наставник. Куратор. Учитель.

Все, что он знал, все, чему его учил Мастер Хо перетряхнули, сосчитали, подвергли анализу и оценке, и… рекомендовали выкинуть. За ненужностью.

Потому что, если ты идешь в горы, ты берешь только самое необходимое. Только то, что позволит выжить. Все остальное – лишний груз, который ты тащишь с собой.

И, по мнению Сейши, этого «лишнего», этих «лишних знаний, накопленных за девять зим» было много – Мастер не научил его нужному. И он – Коста – не выживет, если не изменится. Это его новый Учитель сказал прямо.

Изменись или умри.

Коста тихонько застонал, откинулся назад, чтобы расслабить шею, устроился поудобнее, выбрав положение, когда голова болит не так сильно и дышал – аккуратно и через раз, чтобы не потревожить.

Умирать он не хотел. Меняться – тоже. Меняться – больно. Это как будто законченный портрет, который уже нарисован и целостен, един до последнего штриха, нужно править, править, править… до тех пор, пока на пергаменте не проступят совершенно иные черты.

Чужие. Черты.

Ломать характер, ломать привычки, ломать предпочтения, ломать привычные шаблоны реагирования и поведения.

Но ведь тогда это будет уже не он? Верно? Это будет кто-то, кто выживет, кто-то, кто заслужит одобрение Сейши, кто-то, кто сдаст экзамены и закончит обучение, но… будет ли это он – Коста?

И кем вообще является он? Что в нем является той частью, которую нельзя изменить? Сутью, которая отличает его от других?

Коста вытянул вперед руку и пошевелил пальцами, перебирая вязкую тьму.

Пальцы? Нет, пальцы есть у всех. Руки каллиграфа? Писарей много.

Голова, чтобы думать? Нет. Мысли? И опять нет. Все, что он узнал, подчерпнуто из свитков, рассказано Мастером Хо или прожито… но не он один проживал и испытывал подобное – опять не то.

Кто он? Как найти то, внутри себя, что нужно сохранить, спрятать от всех, скрыть… Меняясь внешне, но оставаясь собой внутренне.

Кто. Я. Великий.

Мысли кружились в голове беспорядочными обрывками. Образы приходили и уходили, сменяясь один на другой. Сейчас в его голове почему-то всплыла пиала. Старая пиала из их дома, из лавки Мастера Хо. Выцветшая от времени, с отщербленным с одной стороны краешком, знакомая до последней трещинки.

Пи-а-ла.

Изменись – или умрешь, сказал ему Сейши. И он не понимал – как? Как это сделать?

Ведь, когда разбивается глиняная пиала, вдребезги, разлетается в крошево – можно подобрать и склеить осколки, и даже снова поставить на стол. Но никогда из кусков пиалы не собрать глиняного кувшина или блюдца.

Обожженная в печи пиала не может снова стать податливой глиной, а именно хотел от него Куратор Сейши.

Чтобы он, Коста, забыл, все, что знал и снова стал мягкой глиной в руках нового Наставника. Старый мастер лепил из него каллиграфа, лепил художника, лепил, зима за зимой, но здесь не нужны каллиграфы.

Здесь не нужны художники.

Здесь не нужны безродные ученики.

Здесь не нужны те, у кого второй круг силы.

Здесь не нужны такие, как он – Коста, это за эту декаду он понял отчетливо. Единственное, с чем он пока не разобрался – это почему он здесь. На самом деле. Причина, по которой Глава Арров и Восьмой, оставили его на островах.

«Почему такого как ты, взяли на Остров?» – прозвучал в голове голос Пятого ученика.

Почему. Если бы он знал.

Стань глиной. Стань податливым. Впитай воду знаний, взмеси и тогда, пройдя горнило огня Острова знаний, может быть, ты станешь полезен.

Изменись или умри.

Коста вытянул вперед руку и растопырил пальцы – «пять». Пять заданий дал ему Сейши за эту декаду, каждое из которых было сложным. Пока он выполнил только три.

Сложность заданий была не только в том, как их сделать. Как выполнить, чтобы куратор одобрительно кивнул, стукнув тростью о пол, поощряя.

Сложность была в том, что каждое из заданий Сейши было с подвохом. Коста чуял этот подвох. Нутряной животной дрожью сотен тех, чья кровь текла и пульсировала в его жилах. Чуял опасность, чувствовал, но так и не смог уловить, сколько раз не брал в руки кисть.

Как будто эти задания меняли его.

Исподволь. Мягко. Точнее – он менялся сам, чтобы решить очередную задачу. Как будто с каждым одобрительным кивком Сейши на его портрете появлялись новые штрихи, как будто… учитель рисовал картину, создавая из него – Косты – что – то совершенно новое.

Лепил, думал, прикидывал, набрасывал, проверял, изучал, тестировал результат и выдавал новое задание, корректируя поведение.

Проверял. Сейши проверял его.

И уже не в первый раз, Коста гнал из головы мысли о том, что он – ошибся. И эта ошибка будет стоить ему очень дорого. Найти тех, кто виновен в смерти Мастера Хо, пересидеть несколько зим, пока северные кланы не забудут, как выглядело его лицо, воздать полной мерой тем, кто виновен и, если повезет, сдать на младшего каллиграфа, повысить круг, если повезет, и… вернуться к той жизни, которая была у них до.

Лавка. Собственная. Хороший свет в мастерской на первом и две спальни на втором. Хорошая девушка из хорошей семьи, ученики, дети…

План выглядел очень простым, но, чем дольше Коста был на острове, тем стремительнее таяла надежда.

Слишком много Арры вкладывали в учеников. Слишком странными были подходы к обучению. Слишком разносторонними программы – с частью со-курсников он пересекался всего пару раз на декаде.

Когда ты столько вкладываешь – ты всегда рассчитываешь на отдачу. А отдавать ему нечем. У него не осталось ничего, кроме – жизни.

А жизнь он ценил. И это всё, что у него осталось.

Мастер Хо всегда говорил, что можно исправить почти всё, если ты – жив. Вывернуться, обмануть, солгать, запутать, но – найти выход. С Октагона выхода не было. Точнее, его не видел он – Коста.

Ученики покидают остров раз в зиму, в качестве поощрения за хорошие успехи в учебе. Им дозволено несколько дней развеяться и посетить побережье, иногда даже выдают личные деньги – трем лучшим. Иногда награждают посещением Главного острова или Кланового острова Семьи Арров – в исключительных случаях, так ему рассказал Пятый. Все остальное время покидать остров запрещено, и – фактически невозможно.

Он уже проверил пирс два дня назад – проникнуть на пришвартованную джонку и уплыть нет никакой возможности. Кругом – вода, а он – не умеет плавать. И летать он тоже пока не научился. Единственный ученик из девятнадцати, который регулярно покидает остров – раз в несколько декад – это Пятый ученик.

Коста попытался подружиться с Пятым, но это не принесло никакой пользы. Пятый не помнил ничего, что было за пределами острова и с какой целью его забирают. Или говорил, что не помнит.

Ведь если забирают Пятого, может подойдет и он?

Что будет дальше, если получит джонку, Коста пока не придумал. Как пройти островной щит, как прокладывать курс и как управлять судном.

Сейчас главное было понять – он заключенный или ученик. Если вдруг с учёбой не выйдет, у него должен быть черный выход, способ покинуть остров.

Коста не собирался убегать, не получив всё, что возможно. Но пути отхода просчитывают заранее, если что-то пойдет не так, а не когда пришло время.

И пока путей отхода он не видел. Как будто с Октагона не было выхода, как будто он получил билет на обоз в один конец, и это очень ему не нравилось.

Не нравилось той части внутри него, которая иногда будила его по ночам – протяжным рыком в груди, когда ему снова казалось, что пахнет снегом, Лирнейскими, и он – на верхних плато… Как будто его заперли в клетке, куда он добровольно зашел сам.

Не может быть, чтобы отсюда не было выхода.

Коста встряхнулся рывком, как собака, подпрыгнул вверх, разминая мышцы, и снова заходил от стены к стене – быстро печатая шаг. Все, что угодно, чтобы не думать, все, что угодно, чтобы упорядочить мысли в голове, в которых он начал тонуть.

Один, два, три, четыре, пять…

На третьей тысяче он опять устал так, что еле передвигал ноги, но это была приятная усталость – знакомая. На четвертой тысяче шагов Коста бросил считать и начал петь – всё, что знал. Читать стихи вслух, повторяя с разными интонациями то, что говорил – Лису понравилось бы.

После того, как голос окончательно сел – он охрип так, что мог только сипеть, репертуар закончился – он начал заговариваться и повторяться. А темнота вокруг начала сгущаться и давить, почти физически, заставляя жадно хватать ртом воздух… воздух…

Воздух!

Коста остановился и замер, открыв рот – и высунул язык, пытаясь попробовать воздух – вкус изменился. И – запах. Воздух, до этого пахнущий солью и ветром, стал пресным и… Коста подошел к стене и начал перемещаться, держась, пока не дошел до места, где сверху иногда дул слабый ветерок – окошко, поднял лицо вверх и замер, блаженствуя.

Редкие мелкие капли бесшумно падали вниз из вентиляционного отверстия – дождь. На острове пошел дождь.

Он стоял в полной темноте и ловил капли дождя. Жадно открыв рот. Подставлял лицо, поднимал вверх руки, весь превратившись в ощущения. Вокруг не было ничего, во всем мире не осталось ничего, только он – и редкие капли, бесшумно срывающиеся вниз.

Если бы его спросили… Если бы сейчас дали в руки кисть… Он бы сказал, что это самое прекрасное, что есть в мире. Он бы нарисовал грозу, скалы и бушующее внизу море… парящих сверху птиц, которые ловят молнии… много воды, много дождя, много силы и много света.

«Щит» строить не получалось. Коста попробовал, чтобы хоть чем-то занять мысли, но потерялся между реальностями. И после третьего погружения в себя понял, что почти не может различить, где мысленная проекция катакомб в его голове, а где реальный мир карцера. Ему пришлось не раз и не два пнуть стену, до боли, чтобы почувствовать себя живым.

Боль – это хорошо. Боль заставляет чувствовать себя живым. Боль – якорь. Если бы не было боли, не было бы разницы.

Страх можно чувствовать везде – нет разницы, умирать от ужаса здесь, или в своих мыслях. Но – боль… Боль – это якорь. Если ты чувствуешь боль – ты способен чувствовать себя живым.

Если бы рядом был менталист, Коста узнал бы, что только что, опытным путем открыл второй закон из правил безопасности ментальных щитов, и что его открытие неполно – фантомная боль бывает ничуть не слабее физической, которую часто используют, как оружие.

Если бы рядом был менталист, он бы рассказал, что четыреста зим назад – до великой смуты, когда на всех магов с ментальным даром надели ошейники и клеймили печатями, четыреста зим назад его не выпустили бы из-под присмотра как минимум зиму, пока он не научиться строить и управлять щитом.

Если бы рядом был менталист, то он рассказал бы, что щиты так редко ставят «не-носителям» дара, потому что защита может поглотить и потеряться в собственных ловушках – просто. И тогда твой разум окажется в клетке, из которой никто не сможет вытащить. И что ментальная кома превращает тело в овощ.

И, если бы здесь был Рис, то он просто пожал бы плечами – «да, опасность есть, но если реципиент выживет, это окупит всё, и пройдоха Хо сам знал о рисках».

Четыреста зим назад Косту лишили бы щита в связи с нестабильностью родового дара и, собрав тройку – просто снесли бы из головы и хлипкую конструкцию, и воспоминания о том, как нужно это делать. Но… рядом никого не было.

И поэтому Коста создавал монстров.

Перенося из реальности всё, что чудилось ему за спиной – звуки, запахи – и бережно складировал в «катакомбы». Наполняя свой разум страхами, которые бережно запирал по уровням – ярус за ярусом, пока ему не пришла в голову гениальная идея.

Мастер Хо говорил, что важно и нужно строить щит, чтобы спрятать воспоминания, чтобы никто, проникнув в его сознание, не смог бы найти ничего «лишнего».

Но, если кто-то, как Рис или помощники Кайра, могут взломать его мозги, значит, они проникнут внутрь. Если проникнут – значит, нарушители. Если нарушители – значит, нужен карцер. Ведь нарушители – должны сидеть в карцере.

Значит – ему нужен карцер. Совершенная ловушка из всех, которую он мог бы воссоздать. Камень за камнем, камень за камнем, в его воображении появилась тонкая кисть, рисующая штрихи в воздухе…

И, воодушевленный занятием, которое отвлекало бы его от звенящей тьмы вокруг, Коста начал строить карцер в своей голове – камень за камнем. Рисуя, набрасывал, представляя, как ведет кистью – круглую комнату, где нет входа и нет выхода, ключи от которой есть только у него, комнату, погруженную в абсолютную темноту, комнату, наполненную бесконечным черным безмолвием.

Создавая совершенную тюрьму для каждого, кто решит, что он – Коста, слаб и не сможет ответить.

Октагон, сигнальная башня, карцер

Поздний вечер

Замок щелкнул, когда Коста почти закончил возводить стены личной тюрьмы до половины. Дверь распахнулась, от света из коридора Коста на миг ослеп, а потом дверь захлопнулась.

– Хэй… как ты тут? – голос Пятого звучал непривычно настороженно и тихо. – Шестнадцатый… Хэй… ты в себе? Ты жив?

Звука шагов слышно не было – «Пятерка» замер у входа, и Коста пошевелился, разминая затекшие плечи, открыл рот, но не раздалось ни звука, откашлялся, и очень сипло и тихо откликнулся:

– Жив… сколько… времени прошло…

– Вечер, поздний вечер, ужин давно прошел, – заметно повеселел Пятый и тихо зашоркал к Косте. Пристроился рядом, на ощупь определив края циновки, и пихнул его плечом, – подвинься… Я то думал он первый раз, а ты уже был в карцере…

– Первый, – хрипло и почти беззвучно просипел Коста. Рядом фыркнули.

– Не хочешь говорить – молчи, но в первый раз всех выносят отсюда…и через день мало кто соображает связно…

Пятый зашуршал, и запахло специями и выпечкой.

– На, жуй. Для тебя тащил… цени… на что я пошел… баллы снимут…

Есть Коста не хотел, но отщипнул и положил в рот кусочек, катая на языке, пытаясь впитать и почувствовать вкус, полностью сосредоточившись на ощущениях – сладко, мягко, кисло, воздушно.

– Обычно за один день карцера все туууу… а тебе два дали… так ты расскажешь, где уже сидел в карцере?

– Что ты здесь делаешь.

Пожатие плеч рядом Коста почувствовал, а не увидел.

– Делю груз на двоих, – чавкнул Пятый – он вытащил булку у Косты из рук и жевал. – Считай это согласием на твое предложение – будет двойка, так и быть… но нам нужен третий, из всех кандидатур, предлагаю Семнадцатого, он подходит нам лучше всех. Выйдем отсюда, подадим прошение наставникам, нас закрепят и…

– Нет, – откликнулся Коста хрипло, но твердо.

– Ну, почему нет, во имя Великого? – циновка рядом подпрыгнула.

– Нет и все. Согласен на другие варианты.

– Варианты? Другие варианты? – Голос Пятого вился под потолок и почти оглушил после долгих мгновений тишины. – Можно подумать у него есть выбор, можно подумать он не на последнем месте…

– …на предпоследнем…

– …в рейтинге, а на первых строчках и может выбирать… варианты… варианты может и есть, но не для тебя! Точнее это ты – не вариант, – закончил Пятый возмущенно. – Видит Великий, это невероятно. Единственный, кто нам подходит это Семнадцатый… Да я тебе одолжение сделал… во-о-о-т такое! Что вообще согласился!

– Нет.

– Да ты знаешь, сколько вас было таких?! – колыхнулась тьма рядом.

– Сколько.

Пятый не ответил, затеребив жетон – металл дзынькнул, ударившись о браслеты на запястьях, и Коста понял, что ответа не будет. Как и на все вопросы, на которые не хотел отвечать, Пятый всегда замолкал, схватившись за личный номер.

– Но почему не Семнадцатый? – снова начал сосед, после долгих мгновений молчание во тьме, когда тишина стала настолько невыносимой, что почти зазвенело в ушах.

– Нет и всё.

– Он нам подходит! Потому что он тоже не начинал обучение сначала, он так и не стал своим, он чужой, как и мы… и он приютский… из приюта Арров на побережье и всегда будет вторым сортом и никакая сила, никакой круг не заставит кого-то считать его равным…

– Даже тебя? – хрипло уточнил Коста.

– Меня, – Пятый поперхнулся.

– Вы не общаетесь, спорите, хотя оба занимаетесь у Шрама, иначе у вас уже была бы сработанная двойка… Но двойки нет. За последние пару дней вы, – Коста пошевелил пальцами, загнув три, – вы спорили трижды, но сейчас ты – в карцере, и ты предлагаешь Семнадцатого?

– Это долгая история, – после короткого молчания отозвался Пятый.

Пятый достал его через… сколько времени прошло, Коста не знал, но тут умудрился, сильно фальшивя, напеть несколько песен, разбавляя тишину, прочитать несколько гимнов Великого и молитв, а также вылакать всю последнюю воду из кувшина, который разбил, поставив мимо стола, и теперь глиняные черепки хрустели под ногами.

– Ла-ла…ла-ла-ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Ты можешь сесть? – процедил Коста – голова разболелась снова. – И не ходить туда-сюда, туда-сюда…

– Ты все равно меня не видишь… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Сядь. Успокойся…

– Ты меня не видишь, не видишь, не видишь… а раз не видишь не поймаешь… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Сядь уже!

– Ла – ла – ла… ла – ла – ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Сядь! – Коста подпрыгнул, пытаясь ухватить за рукав, почувствовав порыв ветра рядом, но Пятерка каким то образом увернулся.

– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Ла-ла-ла… ла-ла-ла… Я перестану, если ты расскажешь, почему не Семнадцатый? Чем он не подходит?

«Хрусь, хрусь, хрусь».

– Иначе я так и буду продолжать… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…

«Хрусь, хрусь, хрусь».

Коста сдался мгновений через пять. Медленно и хрипло, подбирая слова, рассказал, почему Семнадцатый не достоин доверия, и, ещё не закончил, когда его прервал звонкий хохот.

– Хахахаха… Фух… ххаххаха… это все причины?

Коста кивнул в темноте, забыв, что собеседник его не видит, но Пятый понял.

– Я не знаю, почему наш учитель взял тебя курировать, Сейши всегда особо выделял умных… а ты тупо-о-о-ой… – протянул Пятый назидательно. – Такой тупой, что ащщщ…

– То есть, ты решил, что он не достоин быть в тройке и не достоин доверия, потому что кто-то рылся в твоих вещах…

– И он отдал рисунок.

– И потому что на твоих картинках он выглядит так, как способный на воровство… Фыр-р-р…

Пятый хмыкнул обидно, и громко.

– Рисунок. Это было утром четыре дня назад? На той декаде?

Коста кивнул, потом, вспомнив, что его не видят, угукнул.

– Утро, утро, утро… накануне вечером давали слоеные пирожки с медом? – Пятый потеребил мочку уха, задел Косту и отодвинулся подальше.

– Угу.

– Я тогда спал на крыше, тем утром, – рядом воодушевленно хлопнули в ладоши, – и все видел! Рисунок забрали! Этот тупой идиот нес его открыто. Девятый, восьмой, десятый, и по-моему пятнадцатый.

Коста прищурился.

– Когда я спрашивал его, зачем он отдал рисунок, Семнадцатый промолчал.

– Он может тупой, но гордый! Единственное, что у него выходит – сила, и что он должен сказать, что его прижали вчетвером? Да он не признается в том, что слаб, даже если от этого будет зависеть его жизнь, скорее сдохнет. С этим решили, а вход в дом… если бы ты учился здесь…

– …десять зим… – передразнил Коста.

– …ты бы знал, что вход открывают не только личные печати. Печати Наставников, помощников и некоторых слуг тоже имеют доступ. Вот столько человек – пятый растопырил пальцы на обеих руках и потыкал Косте в плечо – раз, два, три раза. – Так что ты идиот и ещё тупее Семнадцатого! Кажется, я сделал неверную ставку…

– То, что доступ есть у многих, не говорит, что это не…

– Это я рылся в твоих вещах, – перебил Пятерка буднично, и совершенно спокойно. – Поклялся бы силой, но…

Дзинь-дзинь – браслеты-блокираторы стукнулись друг о друга.

Коста отодвинулся в темноте, потом отодвинулся ещё, и, наконец встал, заходив от стены до стены.

– Но… зачем? – Наконец выдал он хрипло.

– Как зачем? – Коста не видел, но готов был поставить, что Пятый закатил глаза. – Ну-у-у-у… ты ту-у-упо-о-ой… должен же я знать, с кем обедаю. Рисунки кстати ничего, не зря тебя хвалят Наставники, мне особенно понравилось, как ты изобразил Третьего… Так что – вопрос – решен? Берем Семнадцатого, и в тройку!

Коста не ответил – добрался в темноте до столика, нащупал второй, оставшийся целым кувшин, и безрезультатно потряс – пусто, пара маленьких капель скатилась вниз.

– Эй, ты слышал, что я сказал? Эй? Так как насчет Семнадцатого?

Коста не ответил – прошел обратно на голос, выдернул из под задницы Пятого последнюю свернутую циновку и постелил в другой части карцера.

– Хей… так и будешь молчать?

Коста не ответил, улегся, заложил руки за голову и закрыл глаза. Ему нужно было подумать.

– Хей, я к тебе обращаюсь!

Если все так, как говорит Пятый, то он не прав и обвинил соседа зря. Если он не прав – все просто. Он исправит ошибку, признав свою вину.

Октагон, остров знаний, карцер номер три

Раннее утро

– Выходите…

– Почему это? Я отказываюсь, – заныл Пятый, осторожно теребя Косту за плечо – тот встряхнулся, закрывая глаза ладонью от яркого света. – Нас закрыли на два дня! Тут можно хорошо спать, никто не тревожит, и не нужно учиться…

– Выходите, я сказал, Наставники сократили вам срок наказания…

После башни, им пришлось посидеть мгновений десять, чтобы привыкнуть – идти они не могли. Просто сели на траву, прислонившись к теплым влажным камням, ошеломленные лавиной обрушившихся на них ощущений – соленый ветер, горячие лучи светила, влажная мягкая трава, запахи, от которых кружилась голова.

– И почему эти идиоты не любят бывать в карцере, – бубнил рядом Пятый, блаженно прикрыв глаза, почти мурлыча от удовольствия. – О-о-о… Великий… как же хорошо… как же… хо-ро-шо… понять, что мир прекрасен и стоит того, чтобы жить можно только после этого каменного мешка… и каждый раз, как в первый… только не выспался, – зевнул он протяжно.

Пятый бубнил всю дорогу, Коста сонно тер глаза – утренний горн ещё не трубил, и остров спал… домики спали, корпуса… только в хозяйственной части рядом со столовой, из печной трубы поднималась тоненькая струйка сизого дыма.

– Есть хочется, – широко зевнул Пятый. – В следующий раз вместо карцера пусть отправят отрабатывать в кухню… только идиоты считают место, где столько еды наказанием…

Коста молчал и щурился – глаза до сих пор слезились от яркого света. На тропинке, которая вилась по холму, на развилке, Коста поймал Пятого за рукав, когда тот вприпрыжку развернулся на дорожку к столовой.

– Мы договорились?

Пятый торопливо закивал в ответ, дернул рукав, но Коста держал крепко.

– Не слышу.

– Да, договорились! Ещё ночью, видит Великий, я не думал, что ты будешь так расстроен, – Пятерка округлил глаза, улыбнулся – самой невинной из своего арсенала улыбок и захлопал ресницами.

– Никогда. Больше. Не. Трогать. Мои вещи и м-м-м-о-о-и-и-и…ки-и…

– Кисти! – Пятый выдернул рукав и расправил помятую рубашку. – Не трогать твои вещи, твои кисти, твои пергамент, твои сухари, твои тумбочки, твои тапочки, ничего не трогать! Я понял, понял… только не заикайся!

– С-с-спр-р-ро-с-с-и, и…

– Спроси и ты покажешь!

– …и я покажу сам. И отвечу.

– Да понял я, понял! Во имя Великого хватит уже! – тараторил Пятый, оглядываясь на корпус, где из трубы столовой вверх полз серый дымок.

– Ни-и-икогда больше. Иначе наша связка закончиться в тот же момент…

– Да понял я, понял! Понял! – широко улыбнулся Пятый и вприпрыжку поскакал в столовую.

Через мгновение Пятерка перешел на шаг, а потом совсем остановился, оглядываясь – улыбка с лица стекла, как будто ее и не было.

Он проследил, как Шестнадцатый свернул на тропинку к своему домику, и, когда тот скрылся за поворотом, осторожно потрусил следом, держась кустов и деревьев.

Этот Семнадцатый такой идиот, что с него станется все испортить, если он не вмешается!

Октагон, Пятый ученический дом

Семнадцатый уже встал и собирался в помывочную – перекинул через плечо полотенце и взял бутыль с мыльным корнем.

Коста зашел, и молча встал у двери, перегородив выход.

– Отойди, – недовольно и сонно рыкнул Семнадцатый, когда безрезультатно пытался молча сдвинуть его с места. – Свали с дороги, я сказал…

Коста не шелохнулся.

– Свали!

– Прости, – выговорил Коста тихо, хрипло, но очень твердо.

– Что? – Семнадцатый от неожиданности сделал шаг назад.

– И-и-извини, я решил, что ты конченая тварь не достойная доверия.

Сосед скрестил руки на груди, беззвучно открывая и закрывая рот.

– Не понимаю о чем ты, но тебе лучше свалить с дороги…

– Я решил, что ты вор… и предатель. Что это ты рылся в моем шкафу, и что тогда выпросил у меня рисунок, чтобы купить услугу у Третьего ученика… и использовал меня, чтобы втереться в доверие… За это я извиняюсь.

Семнадцатый ошеломленно молчал и бросил быстрый взгляд в сторону тумбочки Косты.

– Мне рассказал Пятерка… как все было.

– Ааа… слизень, – выражение лица Семнадцатого стало презрительным.

– Коста, – Коста согнул впереди руку для приветствия. – Так меня зовут.

– Здесь все обращаются по номерам, имена запрещены.

– Знаю. Коста, – рука повисла в воздухе, когда Семнадцатый, обогнув его и толкнув плечом в сторону, молча вышел за дверь.

Тропинка между Пятым и Шестым ученическим домом

Пятый выпрыгнул из кустов внезапно, цепко схватил Семнадцатого за рукав и утащил с дорожки.

– Чего тебе надо… сморчок…

– Заткнись и слушай, – лицо Пятого стало совершенно серьезным. – Пока не вышел Шестнадцатый. В его вещах рылся я.

Семнадцатый выдернул руку и прищурился.

– Ты, идиот с приютскими замашками, который никак не может отвыкнуть шнырять по чужим шкафам и ящикам, – прошипел Пятый низко-низко. – Мало тебе было две зимы назад? Мало? – он наступал вперед, тесня Семнадцатого, который был выше его почти на голову.

– Да что он то сделает, у него второй круг…

– Идиот, – прошипел Пятый тихо. – Как был идиотом так и сдохнешь им.

– Я должен знать, к кому я ночью поворачиваюсь спиной, – рявкнул в ответ Семнадцатый. – Да и не было там ничего, одна мазня…

– Если роешься, хотя бы не попадайся! Он нам подходит!

– Нам? – Семнадцатый насмешливо улыбнулся.

– Нам, – твердо повторил Пятый, тяжело вздохнул, опустил взгляд на жетон и быстро выговорил. – Я подслушал разговор Наставников.

Семнадцатый округлил глаза и выразительно постучал пальцем по виску, глядя на жетон.

– Подслушал, – обреченно и громко повторил Пятый. – Шрам и Сейши говорили о потенциале. Что Шестнадцатый, может быть почти как Второй… понимаешь? Второй тоже болтался внизу списка первую зиму. А, если Шестнадцатый попадет в первую десятку, он следом втащит туда всех, кто будет с ним в тройке.

Лицо Семнадцатого стало серьезным.

– Тройка, идиот! Тройка! Ты, я, он! Только он ещё не понял, что такое Остров… он думает, что тут, как там, – Пятый махнул рукой на горизонт. – Он хочет дружить… по-настоящему…

– Идиот, – фыркнул Семнадцатый, Пятый согласно кивнул. – Ты и дружба это несовместимо… Ты слизень дружить не способен…

– Если из-за старых обид ты упустишь возможность подняться выше, – Пятый пожал плечами. – Видит Великий, сегодня я покрыл все долги перед тобой, сделав это предложение…

– Ты врешь так же легко, как дышишь.

– Поклялся бы, но… – браслеты жалобно дзынькнули друг о друга. – И потом, – Пятый постучал пальцем по жетону, – если меня накажут, я не соврал… Если ты не полный идиот, каким все тебя считают… ты сегодня же пойдешь к Шраму.

– Сам идиот! Тупой слизень!

Пятый выразительно закатил глаза.

– Он нам подходит, и может нас вытащить… так сказал Наставник… если ты не полный идиот, сегодня ты пойдешь к куратору и скажешь, что хочешь в тройку… – повторил Пятый жестко. – Он уверен, что в его вещах рылся я – больше никаких приютских привычек…

Семнадцатый тихо фыркнул.

– …никаких проверок. Честность. Дружба. Доверие.

Семнадцатый фыркнул громко и насмешливо.

– И ты с этого момента будешь вести себя идеально. На что ты обменял его рисунок? Обед? Два обеда?

– Три, – пробурчал Семнадцатый.

– Если спросит – скажешь, что забрали силой, а потом им стало стыдно, и…

– …мне дали за это еды? Да в это даже идиот не поверит!

– Этот – поверит. Он не рос тут.

– Я тоже не рос!

– Приют тот же остров, – Пятый оглянулся на тропинку – но Шестнадцатый пока не появился, и развернулся к Семнадцатому, омывая ладони в воздухе и стряхивая на землю. – Руки мои чисты, сегодня я отдал все долги. Мне все равно, ты будешь третьим или не ты… Но тебе я должен, и я по крайней мере знаю, каких подлостей от тебя ждать…

– Сначала свои проблемы с Восьмым учеником реши… прежде, чем лезть в мои, – Семнадцатый стянул полотенце с плеча и стеганул Пятого, но тот ловко увернулся.

– Не твое дело, идиот…

– Сам идиот! Тупой слизень!

– Тихо… – Пятый напрягся – ему показалось, что скрипнула дверь одного из домиков.

– Поклянись, – Семнадцатый схватил его за шиворот халата и потряс, – поклянись, что не соврал ни единым словом, что Наставники так и сказали… что новенький будет, как Второй ученик…

– Клянусь, – задушено прохрипел Пятый, пытаясь освободиться. – Подумай сам, сколько нас было вначале? Сорок восемь. Последнюю партию привели три зимы назад, когда пришел ты… сколько нас осталось? Сколько?

Семнадцатый молчал, внимательно всматриваясь в глаза Пятого.

– Ты хочешь быть Помощником, но тебя не возьмут, даже не допустят до соревнований за место, потому что кроме силы, у тебя ничего нет, ты не тянешь…

– Я вырос в приюте, где мне учиться, – тихо рыкнул Семнадцатый.

– Поэтому тебе никогда не догнать их… самому. Подумай сам, даже такой тупой как ты, способен додуматься, что если его взяли – есть причина… Наставники не будут врать…

– Жизнью клянись, – потребовал Семнадцатый. – Жизнью и силой, что если ты соврал, тебе никогда не покинуть островов, что ты сдохнешь тут, и морские птицы сожрут твое…

– … клянусь! – Пятый наконец вывернулся и сдул с потного лба волосы. – Видит Великий… Тихо… – Пятерка обернулся, насторожившись – дверь скрипнула, Шестнадцатый, щурясь, вышел на крыльцо. – Уходи, пока…

Но Семнадцатый оттолкнул Пятого, и направился к домику.

– Тройка? – Семнадцатый насмешливо улыбался, стоя на одну ступеньку ниже – и так они были почти одного роста. – Это тебе предложил Пятый? Дружба? Поддержка? Ты здесь никому не нужен, ты здесь новенький, у тебя рейтинг ниже некуда? Это?

Коста молчал – глаза слезились от света после карцера и он смаргивал, чтобы лицо соседа не расплывалось перед глазами.

– Мы не такие… мы похожи… Это? Ты думаешь он просто так подставился и попал в карцер? По дружбе? Почти три зимы назад, когда меня забрали на острова, этот слизень говорил мне тоже самое… – Семнадцатый презрительно сплюнул под ноги. – А потом продал, когда это было ему выгодно. Ты не тупой, раз тебя взяли, удержишься здесь или нет, покажет время, но ты многого не знаешь… И пока – самое главное – никогда, ни при каких обстоятельствах, даже если будешь умирать, не стоит доверять Пятому… Тогда, когда ты будешь больше всего нуждаться, он всадит нож тебе в спину. – Возвысил голос Семнадцатый так, чтобы было слышно далеко, развернулся, забросив полотенце на плечо и ушел к купальням.

Коста вздохнул. Судя по тому, как начиналось утро, день обещал быть очень… очень тяжелым.

Кусты в десяти шагах зашуршали, и из листвы показался сначала край грязного халата, потом светлые штаны, и потом всколоченная шевелюра.

Пятый смотрел на него настороженно. А потом попытался улыбнуться.

Остров знаний, основной корпус, крыло Наставников

Кабинет куратора по боевой подготовке и развитию

– Будешь?

Сейши отрицательно качнул головой, потирая виски – ночью, вместо того, чтобы спать, он поднимал данные архивов по ученикам за последние двадцать зим, запрошенные на Главный остров.

Шрам подгреб к себе две большие тарелки с завтраком по столу, отставил свои полупустые и с воодушевлением начал есть.

– Есть хоть что-нибудь, что может умерить твой аппетит?

Шрам перестал жевать, задумавшись на мгновение, а потом боднул башкой – нет.

– Падение основного защитного купола? – снова попробовал Сейши.

Шрам боднул башкой ещё раз.

– Если купол уже упал, тем более стоит доесть… а то и не узнаешь, когда снова будешь сытым. Придумал, как наказать Пятого, – Шрам с удовольствием выписывал ножом узоры в воздухе. – Лишу его обеда… Как хорошо вчера вышло…

Сейши покачал головой, поднимая очки к потолку.

– …Хорошо! – Настаивал Шрам довольно. – Дать возможность Пятому подслушать то, что нужно и отправить его за это в карцер… Разве не пример отличной боевой стратегии?

Сейши поперхнулся смехом в усы, и снова покачал головой.

– Пятерка понял, что мы позволили ему узнать это…

– Понял, не понял, не важно, но теперь у нас есть «двойка», – Шрам довольно улыбнулся – лицо скривилось, шрамы натянули кожу. – И будет «тройка». Вечером все в силе?

Вестник появился над столом с неяркой вспышкой.

– Птенчики вышли?

Сейши поймал послание и нахмурился.

– Что, Шестнадцатый, не вывез? А я говорил, что ему для первого раза и дня много будет… нет, надо проверить устойчивость, надо проверить устойчивость… ты доиграешься однажды… хорошо ещё, что наказание сократили… целителя вызвали? За два дня на ноги поставит, – чавкнул Шрам сыто.

– Вывез, – очки ярко блеснули в холодном утреннем свете. – Нам не пришлют записи.

Шрам поднял голову.

– Записи с карцера запросил Глава, и артефакт отправят туда утренней джонкой.

– Они начали изучать его, – констатировал Шрам, и медленно провел ножом линию по тарелке – но Сейши даже не поморщился от скрежета. – Что у него написано в метрике? Рекомендовано повышение уровня силы? Так же, как у моего Пятого, – нож снова пробороздил, деля блюдо на две неравные части.

– Через зиму, – уверенно произнес Сейши. – Они всегда дают новым ученикам зиму, и только после этого…

– Они. Начали. Изучать. Его, – Шрам отшвырнул от себя тарелку, и с изяществом, которое так редко демонстрировал на публику, промокнул салфеткой уголки губ.

– Рано, – с меньшей уверенностью парировал Сейши.

– Поздно, – салфетка улетела в угол стола, – никого ни разу не брали на курс так поздно. И потом, ты сам знаешь, эти их шекковы эксперименты, – нож с рыком воткнулся в противоположную стену, войдя почти по рукоять. – Займитесь контролем.

– Сам займись. Тебе контроль не помешает. – Сейши ответил не сразу, занятый плетениями вестника – запрос управляющему на Главный остров Арров. И потому что не желал обсуждать то, что обсуждали уже не раз.

Что Пятый, если бы не «эксперименты с уровнем силы», сейчас вполне мог бы быть его учеником, и учеником вполне успешным. Что контроль Пятого под большим вопросом – и эта проблема вряд ли имеет решение, и что жизнь Пятого напрямую зависит от контроля. И что, если они решат повторить эксперимент с Шестнадцатым…

– Глава сказал, что у меня есть одна зима, чтобы привести его… подтянуть его… – твердо повторил Сейши. – Не ранее.

Шрам поднял вверх голову, прислушиваясь – и отошел к окну, одернул шторы, распахивая окно. И закурил, нашарив рядом шкатулку с южным узором сверху, в которой плотными рядами были уложены коричневые пахучие палочки.

– Трубят… – Шрам выпустил колечки плотного дыма вверх и перевернулся, подставив утренним лучам светила другое плечо.

Далекий звук горна вибрировал воздухе, таял и поднимался в голубое небо – прямо к сияющему куполу над Октагоном.

– А если все же… они начали обработку мальчишки… что будешь делать? – прищурился Шрам, снова выпуская дым.

– Тебе нельзя курить, тем более это, – с неудовольствием ответил Старик, морща нос – едкий сладковатый запах щекотал ноздри. – Целители тебе запретили. После южной кампании у тебя поллегкого осталось, когда тебе разворотили все остальное «режущим»…

– Когда это было… – легко откликнулся Шрам. – И лекари вечно запрещают все, что делает жизнь хоть чуть-чуть лучше и сноснее…

– Тебе нельзя курить, – жестко повторил Сейши. – Сколько этих палочек нужно, чтобы обменять на них зиму? Это того стоит? Сходи к Целителям Душ. Помимо того, что это – слабость, такой примитивный способ личного самоубийства…

– Не порть момент, – огрызнулся Шрам. – Хочу курю – хочу не курю. Хочу – убиваю себя, не хочу – не убиваю…

– Легкие…

– Если я был бы здоров, разве торчал тут? Только и осталось удовольствий на этих сраных островах, что курить, да шлюхи изредка…

– Так и умрешь как-нибудь, на побережье в очередном борделе…

– И что? Не самая плохая смерть – на пике… – Шрам басовито заржал. – Удовольствие надо получать здесь и сейчас, и жить тоже…

Старик поднял глаза вверх и пробормотал что-то нелестное. Горн протрубил в третий раз. Стремительный звук взлетел в небеса.

– Ты не обо мне думай, моя жизнь кончена – все равно с Островов никуда…ты лучше о своем мальчонке думай… Если выживет, забьют ему голову – выбивать замучаешься…

– Не забьют, – пробормотал старик, прислушиваясь – горн стих. – Мальчик четвертого никому не верит до конца… Должно пройти много зим, прежде, чем он хоть что-то начнет принимать на веру…

– Они расскажут ему о величии, о силе, о том, что он – особенный, а вовсе не кусок мяса, – Шрам загибал пальцы, – взрастят гордыню, и потом – учить… тьфу… – он сплюнул.

– С гордыней я разберусь. Не допущу ошибок как с Четвертым, и… пусть сначала выживет.

– Кого из него решили растить?

Сейши пожал плечами.

– Нужно будет убирать лишнее милосердие, мальчик слишком мягок, из-за этого нерешительность – и тогда он будет терять время на принятие решений. Очень много тонкой работы… Чтобы не вышло, как с этими… их уже не исправить – возьми Восьмого ученика, Девятого или Одиннадцатого? Они получают удовольствием от насилия и крови, их нужно ограничивать, а не поощрять, – недовольно старик.

– А ты помнишь, как мы лепили «сумасшедшего» из номера два второго потока? – Шрам причмокнул губами. – Псих вышел что надо… Сколько он наводил ужас на западные спорные земли? Три зимы? Пока его не накрыли? Скольких он тогда перерезал?

– Две с половиной зимы, – поправил Сейши. – И не накрыли, а вопрос по «спорным землям» был решен – перешеек отошел клану, и фактор устрашения нужно было убирать… До сих пор считаю, что это откровенный расход материала…

Шрам фыркнул, с жадностью затягиваясь, и выпустил дым через ноздри.

– Не боишься, что «твоего» тоже в расход так же? Ты его учишь, учишь, учишь, десять зим, шесть… а потом тью…

– Уникальные камни в расход не пускают, если нет артефакта подходящего под размер… – качнул головой старик. – Моя задача сделать из Шестнадцатого «уникальный камень» и учесть ошибки, которые я допустил с Четвертым… – Сейши вздохнул. – Я был против… но…

– …но у Четвертого Наставника осталось слишком много недоброжелателей… – протянул Шрам.

Старик сухо угрюмо кивнул.

– Глава сказал, что у меня есть одна зима, чтобы привести его подтянуть его…

– А потом?

– Как обычно, – Сейши пожал плечами.

– И что будет, если и он… не справится?

Сейши снова пожал плечами.

– Если не справится… я больше не беру учеников, – закончил он твердо, снял очки и начал тереть стекла, глаза почему то заслезились. – Я больше не хочу их хоронить.

Глава 24. Тройка. Часть 3

Остров знаний, вечер, корпус Наставников

Поздний вечер, кабинет Куратора Сейши около библиотеки

Светляки не слушались.

Плясали под потолком, и Коста снова незаметно попытался приманить один из них ниже – к столу, иначе приходилось напрягать глаза, чтобы разглядеть хоть что-то. Но сраные огоньки насмешливо подрагивали сверху, не двигаясь ни на палец, хотя он бился над этой задачей уже пять мгновений.

Интересно, Шрам так же издевается над Семнадцатым, как Сейши над ним?

К Кураторам их вызвали одновременно, Коста столкнулся с соседом на крыльце, и они молча разошлись – каждый к своему Наставнику, старательно следя, чтобы не задеть друг друга плечами.

Коста выругался под нос – почти беззвучно и снова щелкнул пальцами, посылая импульс силы – бесполезно – его круга не хватало. Огоньки не слушались.

– Учись видеть, – трость властно ударила о пол – толстая циновка погасила звук. – Учись думать. Если проблема не решается текущими ресурсами, нужно просто изменить подход, – Сейши тяжело вздохнул, рассматривая «светляки» сверху. – Смотри шире. Использовав все стандартные схемы, нужно применять нестандартные… Делать то, что никто не ждет…

Коста отшатнулся, когда стол, повинуясь плетениям Учителя, приподнялся в воздух и плавно поплыл в сторону одного из «светляков», и тихо опустился на пол точно под одним из источников света – освещение сразу стало идеальным.

– Если источник света не идет к тебе, что мешало тебе переместится к свету самому? – голос куратора звучал насмешливо. – Кроме ограничений в твоей голове…

– Я не знал, что так можно, – возразил Коста – старик опять даже из простых занятий вечером устраивает испытания.

– Строить гипотезу, а потом тестировать. Чтобы знать, что можно, а что нельзя – чтобы видеть границы, нужно их тестировать! – трость дважды резко стукнула по полу. – Предположить, спросить, сделать. – Насмешливо дополнил Сейши. – Думать, как все – это прямой путь за Грань!

Коста промолчал. На днях он уже «делал» и потом получил нагоняй – трость больно прошлась по плечам. Сейши, как будто прочитав его мысли, развернулся к нему:

– Вчерашнее наказание было не за действия, ученик. А за неспособность обосновать их необходимость.

Коста взял стул и потащил к столу.

– Вернулись к разбору сегодняшнего дня. Какие именно ошибки ты допустил сегодня?

Коста со вздохом начал перечислять собственные оплошности – скрывать что-либо бесполезно, он уже пробовал в первые дни. Источники информации куратора он пока не узнал, но каким-то образом Сейши умудрялся знать все, что произошло за день, даже если отсутствовал на острове.

– Ты думаешь, что это нужно мне. Нет, это нужно тебе. Анализ текущего дня – это единственный способ научить тебя думать, – усмехнулся Сейши в усы – стеклышки очков сверкнули. – Октагон – это полигон. Правила отношений между учениками и правила игр регламентированы, но что, если бы это были клановые земли? Одна ошибка будет стоить тебе жизни. Мне не нужен ученик, который провалится на первом же задании. Вчера в столовой ты проиграл.

Сейши терпеливо вздохнул. Потом вздохнул ещё раз, и только после третьего длинного выдоха продолжил медленно объяснять дальше.

– Каждый день ты садишь плоды, которые будешь пожинать в течение следующих декад. Надеюсь, этого первого урожая будет достаточно, чтобы ты сделал соответствующие выводы, Шестнадцатый. Хоакин преступно мало уделял внимания развитию твоих навыков.

Коста опустил голову.

– Каждое твое действие влечет за собой последствия, запомни это. Каждое. Каждое твое слово. И даже каждая мысль – потому что мысль рождает слова и действия. Тебе нужно изменить мышление в первую очередь! Ты должен перестать думать, как ученик каллиграфа, и начинать думать, как курсант. Что по твоему Октагон, Шестнадцатый?

– Школа, – ответил Коста быстро. – Группа островов. Территория клана Арров. Место, где живут вассалы и работают рабы и…

– Это – полигон. Закрытый полигон испытаний, – Сейши поправил очки и оперся на трость. – Остров знаний – полигон для учеников. Маленькая модель мира, в которой вы учитесь взаимодействовать и оттачивать навыки, получаете знания и переходите со ступени на ступень. Система, в которой уже несколько зим точно распределены ранги и роли. Есть лидеры, которые выявились в ходе естественного взаимодействия, есть «средние», есть «отстающие, но перспективные», и есть «низшее звено». Что происходит, если лидер внезапно исчезнет?

Коста пожал плечами и тут же больно получил тростью – удар пришелся по шее.

– Ай!

– Клановая иерархия строится по схожим принципам. Думай!

– При смене Главы клана его место займет следующий по силе, – выпалил Коста быстро и на всякий случай прикрылся рукой, но удара не последовало.

– Верно. Один лидер уходит, на его место приходит следующий. Места в системе четко распределены и любая система тяготеет к стабильности. В каком случае система становится нестабильной?

– Ресурсы… – выпалил Коста наобум. – Когда их мало…

– Не только. Устойчивость и сила системы определяется связями и силой звеньев. Одно слабое звено способно разрушить систему целиком и тогда – в любом клане – происходят изменения…

– Если Глава не способен удержать власть…

Сейши кивнул.

– Система – остров знаний. Элементы системы – кураторы, ученики, помощники и ресурсы. Тройки – крупные звенья, каждый ученик в составе тройки – мелкие. Места распределены давно. Что вынуждена делать система, если в нее добавляют новый неучтенный элемент? Думай!

– Измениться… – тихо прошептал Коста. – Система вынуждена измениться и… создать новую иерархию…

– Или вытеснить элемент из системы, чтобы сохранить старую. – Сейши ткнул кончиком трости Косте в плечо. – Ты лишний элемент, новый элемент, неучтенный элемент, элемент, разрушающий давно сложившуюся систему… элемент с пока что неизвестным рангом. Какой самый простой способ сохранить устойчивость старой системы?

Коста поджал губы, думая.

– Самый. Простой. Способ.

– Уничтожить, – выдохнул Коста неохотно. – Уничтожить угрозу устойчивости.

Кабинет Наставника Шрама

Комната утопала в сизом дыму, хламе, наваленном тут и там. Семнадцатый осторожно перешагнул брошенные на полу тренировочные доспехи Наставника, двумя пальцами тронул стул – решаясь сесть на него или постоять, потому что с него свисали вещи… рубашка, штаны, и что-то снизу, больше всего похожее на…

Семнадцатый отвел глаза в сторону, чтобы не думать о том, что это было. На столе, отодвинутые в сторону, горкой стояли грязные тарелки с остатками завтрака.

Он выпрямился в стандартной стойке приветствия, стараясь не морщиться, тихонько дуя под нос, чтобы сладковатые колечки дыма летели мимо.

– Вызывали?

Шрам не обернулся, продолжая наблюдать за чем-то в окне – на остров опускался сумрак, и дымил, изредка поднося палочку к губам.

– Что я сказал, когда вызывал последний раз?

Семнадцатый открыл рот и закрыл, перебирая в памяти, потому что сказано было очень много, и что он – идиот, и что его отметки – хуже некуда, и что такого плохого личного ученика у Шрама не было ни разу за всю жизнь, и что если он не возьмется за ум, его вышвырнут с острова, а ему прямой путь на галеры или в рабы, приютский недоучка в качестве вассала никому не нужен, и что у него пустая голова, набитая воздушным рисом, и что…

– Что. Я. Сказал, – рявкнул Шрам, оборачиваясь.

– Что я идиот, Учитель! – выпалил Семнадцатый бодро.

Шрам поднял глаза к потолку и выдохнул.

– Это – очевидно. Помимо этого.

– Что мой рейтинг хуже некуда и…

– Что нужно создать тройку!

Семнадцатый поморщился – от рыка Шрама заложило уши.

– Я как раз хотел подать прошение…

– Ты можешь предлагать любые варианты, кроме одного – Шестнадцатого ученика.

– Но… почему не он? – Выпалил Семнадцатый.

– Потому что.

– Вы же одобрили «двойку» Пятому!

– Одобрил.

– Он такой же ваш ученик, как и я?! Ему можно – мне нет?! – Семнадцатый начал краснеть.

– Ему – можно, тебе – нельзя, – деловито подтвердил Шрам, выпуская очередное колечко дыма к потолку.

Семнадцатый сжал спинку стула.

– Ты не ладишь с Пятым, вы и на тренировках меня уже достали, это раз. И два – ты будешь им мешать.

– Мешать? – Семнадцатый поперхнулся. – Я буду мешать?! Да я лучше Пятого во всем! А новичок вообще пока никто!

– Мешать. Твои оценки неудовлетворительны. Контроль неудовлетворителен. Послушание неудовлетворительно. Скорость обучения неудовлетворительна. Можешь предоставить любые кандидатуры на рассмотрение, кроме этих двух. Вы не сможете поладить с Пятым – две зимы доказали это.

Семнадцатый открывал и закрывал рот.

– Я смогу поладить, если захочу.

– Не сможешь, – Шрам снова выпустил вверх колечко дыма.

– Смогу.

– Не сможешь. Обсуждение окончено.

Семнадцатый набычился.

– У тебя было три зимы, у меня всего два личных ученика, – медленно с удовольствие начал пояснять Шрам. – Ты претендуешь на место Помощника в будущем…

Семнадцатый вскинулся.

– …претендуешь. Помощник Куратора, это человек, который не только своим примером показывает превосходные результаты в выбранной дисциплине и смежных, но тот, кто в состоянии отбросить гордыню, личные предпочтения и уделить внимание каждому из учеников. Найти подход, общий язык и метод… – ещё два особо больших колечка сизого дыма поплыли в его сторону. – … которым нужно вбивать знания и навыки в тупые головы. В каждую из голов. Помимо твоих «успехов» в учебе ты не в состоянии найти общий язык даже с Пятым…

– Зато я нашел почти со всеми остальными!

– Ты пристрастен, высокомерен – хотя откуда это у тебя, учитывая происхождение, – пробормотал Шрам себе под нос, – не способен делать выводы из собственных ошибок, плохо обучаем, и не склонен к анализу.

– Я смогу найти общий язык с Пятым, если мы будем в тройке! – Семнадцатый покраснел ещё сильнее.

– Нет. Запрета куратора должно быть достаточно. Это приказ, – с удовольствием добавил Шрам. – Если они предложат тебе сами – ты откажешься. Я никогда не поставлю печать на такой прошении. Кто угодно, кроме этих двоих. Кандидатуры жду завтра к вечеру с предварительным согласием участников.

Дверь хлопнула так, что подпрыгнули тарелки на столе, и Шрам в который раз подумал, что слишком много позволяет одному конкретному мальцу, просто потому что тот приютский. И потому что так похож на него.

Шрам с ностальгией вздохнул и потянулся за очередной пахучей палочкой в шкатулку.

Из него выйдет Помощник, если выбить всю дурь из головы. Но, чтобы научиться заботиться обо всех учениках, нужно научиться заботиться хоть о ком то.

Шрам покрутил палочку в руках, думая, верно или неверно он рассчитал.

Характер своих учеников он изучал давно и тщательно, но до сих пор казалось, что три зимы слишком мало, чтобы изучить колодец души Семнадцатого до донышка. Пятый – более предсказуем в своей стратегии «быть слабым, таясь в тени больших рыб, переплывая с место на место, чтобы не сочли добычей», осталось только разобраться с контролем, а вот Семнадцатый… если он перейдет на следующий круг и не покажет удовлетворительных результатов, то учеников может стать восемнадцать. Снова.

Он потратил две зимы, но так и не смог сбить их в команду. Они, как два твердых камня – каждый обтесывал другого, сшибаясь характерами так, что летели искры. Пятому и Семнадцатому нужен раствор. Тот, кто соединил бы их в единое целое, связал бы, тогда они превратятся в крепкую стену, которая выдержит любые испытания.

Тогда у него не будет двух бесполезных тупоголовых учеников с каменными головами, у него будет – настоящая каменная кладка. И Шестнадцатый – единственный, кто подходил на эту роль и был под рукой.

Ему нужна зима. Одна зима. Пока Глава и Кайр не утащат щенка Сейши на испытания, а там… не пройдет – у него останется сбитая «двойка», пройдет – тем лучше… невелика потеря. Ещё один жетон в храм на поминовение.

Семнадцатому стоит научиться самому важному – выбирать самому, а потом отстаивать свой выбор и нести за него ответственность.

Он бы мог приказать Семнадцатому – и тогда «тройка» была бы в этот же вечер. Прямые приказы Куратора личный ученик обязан исполнять беспрекословно. «Тройка» – была бы, но что это была бы за «тройка»?

Если приказать – Семнадцатый выполнит приказ, но на самом деле сделает точно наоборот из упрямства, просто, чтобы нарушить. Именно поэтому он – запретил.

Запретил именно для того, чтобы тот нарушил. Так, он будет уверен, что это его личное решение… революция, почти переворот в отдельно взятом клане… его личный священный бунт против наставника, как необходимая часть взросления каждого мужчины… и кто не проходил через это, будучи молодым?

Шрам ещё раз вздохнул и легкой ностальгической улыбкой погладил борозды на щеке.

Кабинет куратора Сейши

– С задачей формирования двойки – ты справился вовремя. Помимо этого добавляется задача завоевать расположение ещё одного ученика, чтобы создать «тройку». Я со своей стороны рекомендую Семнадцатый номер.

Коста поджал губы, чтобы не возразить – возражать, когда говорит куратор его очень эффективно отучили в первые дни – ударами трости.

– Точнее – это приказ, – Сейши поправил очки. – Без печати куратора – тройки не будет, а я одобрю только одну кандидатуру – Семнадцатого ученика.

Коста открыл рот и закрыл, покосившись на трость.

– Если ученик не понимает, Учитель, дозволено ученику спросить?

Старик благостно кивнул.

– Семнадцатый ученик не хочет быть с нами в «тройке». Не ладит с Пятым и … со мной. Разрешите другой выбор.

– Нет.

– А если он откажет мне? Я могу представить другую кандидатуру на рассмотрение?

– Предложишь ему ещё раз.

– А если откажет снова?

– Предложишь снова. И будешь предлагать до тех пор, пока он не согласиться.

– Но…

– Я сказал нет. Это – задача, которую нужно выполнить, при любых обстоятельствах. Твоя задача. А по какой причине – Семнадцатый – это лучший выбор, ты, ученик, подумаешь до завтра. На вечерней встрече жду от тебя эссе с минимум пятью пунктами с развернутым обоснованием, почему это так. И… план, как ты будешь склонять на свою сторону…

– Но…

– Будешь писать два эссе, – трость стукнула по полу – очки раздраженно сверкнули. Одно – почему лучший, второе – обоснование этого выбора.

Коста открыл рот и закрыл. Два эссе он успеет, но три? Лучше молчать.

– Недостаток информации, – продолжил старик. – Мы проходили это на днях. Ты пытаешься сделать вывод, не видя систему целиком, потому что не владеешь информацией… Невежество – это не ошибка, это болезнь… Ошибка – нежелание это невежество исправить.

Коста сдвинул брови, напряженно думая.

– Ошибка, которую ты совершаешь в попытках сформировать «тройку», – мягко дополнил Сейши. – Недостаток информации о Семнадцатом. Что именно любит этот номер? Чем руководствуется при принятии решений? Чего желает? О чем мечтает? Ради чего готов поступиться гордостью? Что ценит?

Что любит Семнадцатый? Поесть и поспать? Это он знает и так. И боится вылететь.

– Каждый хочет использовать другого, чтобы реализовать собственные мечты, – продолжил Сейши устало. – Наставник – ученика, ученик – наставника, жена – мужа, муж – жену, Глава клана использует вассалов… Собственные мечты, – надавил он голосом. – Мечты других мало кого волнуют. Вспомни Главу Квинтилиана, мы проходили на прошлом занятии… тонкий способ управления – это убедить людей, что ты реализовываешь их мечты, и тогда они охотно позволят делать с собой все, что угодно…

– Я не хочу делать все, что угодно, – тихо под нос пробубнил Коста.

– …на этом зиждется все современное общество. Узнав мечту Семнадцатого – ты получишь ключи от доступа к плетениям… И мы – Наставники, не исключение, – хмыкнул Сейши в ответ на недоверчивый взгляд Косты. – У каждого из нас есть мечта… Управлять, значит давать людям иллюзию того, что они получат то, что жаждут больше всего… С «простыми» очень просто – все хотят одного и того же – денег, власти, спокойствия… Сложно, если мечты лежат выше уровня потребностей… Продолжай возражать и заданий на завтра станет больше.

Коста захлопнул рот с оглушительным щелчком, так что почти прикусил язык, когда зубы стукнулись о зубы.

– Эмоциональный контроль, ученик. Это то, чего тебе не хватает и то, чему совершенно не уделял внимание Четвертый. Твое лицо слишком подвижно. Каждая мысль, пришедшая тебе в голову, отражается на нем раньше, чем ты ее произнесешь. Это – плохо. И совершенно недопустимо. Внутренний контроль взращивают зимами, кропотливо, но у нас нет столько времени, у нас есть – зима. Одна зима, за которую твой контроль должен достигнуть небесных вершин, или хотя бы купола над этими островами. Поэтому мы начнем с внешнего контроля. Внешнее – отражение внутреннего, что вверху, то и внизу… будешь тренироваться и однажды внешнее спокойствие перейдет во внутреннюю безмятежность…

Коста неосознанно поджал губы и тут же попытался расслабить под откровенно насмешливым взглядом Сейши.

– Умение справляться с гневом и вспышками эмоций, это то, над чем мы будем работать в ближайшее время, – почти промурлыкал куратор, кастуя плетения – и перед Костой завис ненавистный блестящий диск, в котором отражался он и все, что было на столе. – Прочти две главы из «Стратегис», планы «Наступления на крепость Хай» – до третьего свитка, тщательно контролируя выражение лица, и… пожалуй все на сегодня. Контроль за состоянием – каждые пол мгновения.

Коста с ненавистью покосился на светляк, кружащий прямо над его головой, и, сделав усилие, расслабил сначала плечи, изменив осанку, потом шею, покрутив из стороны в сторону, сбрасывая напряжение. Потом потратил мгновения два, чтобы расслабить скулы, брови, крепко сжатые уголки губ, но лицо не становилось спокойным.

– …руки, твоя проблема в этом. – Скомандовал Сейши тихо. – Обрати внимание. И положение ног под столом. Чтобы правильно вводить в заблуждение собеседника, эмоции нужно выражать всем телом.

Коста выпрямил и расслабил ноги, развернул сжатые в кулак пальцы, погладив пергамент на столе.

– … почти хорошо, – мурлыкнул старик над ухом, заглядывая через плечо в зеркало, в котором отражались они оба. – А теперь снизь эмоциональный заряд ненависти, который испытываешь, вынужденный подчиняться моим указаниям, которые считаешь глупыми… вот так… а теперь добавь эмоций в глаза… Неверно. Глаза – отражают все, никогда не лги глазами. Попробуй подумать о благодарности, которую радивый ученик должен испытывать к учителю, который наставляет его…

Коста опустил ресницы – благодарности внутри не находилось, как и тепла, как и ничего прочего. Умом он понимал, что старик Сейши – лучшее, что ему повезло, что его вообще кто-то взял, но… эти игры его утомляли.

– …ну же, – раздался голос над ухом. – Ты не покинешь кабинет, не закончив задание.

Коста подумал о Севере.

О бескрайних горах, покрытых голубоватым снегом, о высокогорных плато, сплошь усыпанных цветами весной, как ковром. О том, как пахнет ветер с побережья – льдом, солью и дымом. О том, как хорошо и свободно им было вместе – с мастером Хо, когда они уходили рисовать на несколько дней. О том, что отдал бы сейчас всё, чтобы услышать на ухо – грубое и привычное «щенок», о том, что мы никогда не ценим того, что у нас есть, и готовы отдать всё, что есть, только, когда теряем.

«Щенок».

Голос Мастера Хо прозвучал в голове отчетливо.

«Щенок, щенок, щенок».

И Коста открыл глаза.

Его взгляд, обращенный в зеркале к куратору, светился – непролитыми слезами благодарности, уважением, почитанием, заботой, непоколебимой верностью и готовностью следовать до самого конца. Готовностью следовать за учителем до смерти, до Грани и, если нужно будет и за Гранью. Следовать за тем, кто вырастил и воспитал его, кто кормил и учил, кто разделил свою жизнь с ним – целиком и полностью.

Светился искренней любовью к тому, на кого он смотрел.

Сейши подслеповато моргнул – раз, два, и не удержал лицо – Коста уловил недоумение, изумление, когда их глаза встретились в зеркале, пока старик снова не надел привычную маску – стеклышки очков сверкнули на свету, когда он отстранился.

– Кхе…кхе… хорошо… да, хорошо… читай… и следи за лицом.

Коста уткнулся в пергаменты, разворачивая первый свиток «Стратегис».

Может, он и не знает, как надо. Может и умеет не много. Но, если это – игра, то одно благодаря мастеру Хо он усвоил прекрасно.

В каждую игру можно играть вдвоем. Осталось только понять правила.

Пятый поймал его на тропинке, когда он возвращался в дом, подкараулив около поворота, куда не долетал свет фонарей.

– Ну, ты подал прошение на «двойку»?

Коста кивнул. Ответный вздох, полный облегчения он скорее почувствовал, чем услышал. Тихая островная ночь была влажной – ни ветерка, воздух пряно пах цветами и нагретыми за день травами, пытка перед отражательным диском под названием «эмоциональный контроль» у Сейши закончилась, и Коста наконец мог немного расслабить напряженные мышцы. Но расслабился он рано.

Что-то острое ткнулось в спину между лопаток.

– Мне сняли браслеты. Подними руки. Разведи в стороны, чтобы я видел ладони. Не двигайся, я плохо контролирую силу, – извиняюще попросил Пятый, копируя интонации Шрама.

Коста задержал дыхание, вспомнив, сколько учеников во дворе тогда кидали стазис на Пятерку.

– Хорошо. А теперь расскажи мне ещё раз, почему ты именно меня выбрал в двойку.

– Я уже рассказывал, – медленно произнес Коста, тщательно контролируя тональность голоса.

– Хочу послушать ещё раз.

– Мы можем помочь друг другу, и я рр – р – исовал…

– Повтори

– Помочь друг…

– Не это.

– Р – р – рисовал твой пор – р – ртрет, ты на нем… ты подходишь…могу принести клятву силой – это правда. Я… могу уже опустить руки?

– Можешь.

Коста обернулся – Пятый, лучезарно улыбаясь, отбрасывал в сторону кусок ветки, браслеты весело дзынькнули друг о друга.

– Да, я соврал, соврал, а ты совсем не бережешь спину, – опередил его Пятый – когда Коста уже шагнул вперед, стиснув правый кулак. – И это тоже было отражено в отчете.

– Каком? Отчете?

– Общем, после Круга испытаний. Отчеты каждого ученика хранятся в архиве, кабинет в корпусе Наставников. Меня постоянно вызывают в кабинет после ужина, проверить браслеты, – звяк-звяк снова ударились друг о друга металлические наручи. – Иногда приходиться ждать. Когда ты позвал меня в двойку и сказал, что мы друзья, я проверил твой отчет.

Коста открыл рот и закрыл, ошеломленно глядя на Пятого.

– Я слизень, у меня проблемы с контролем, но я не тупой, – улыбка Пятого немного померкла. – Иначе не выжил бы тут.

– И? Что там было?

Пятый пожал плечами.

– Ты и так все уже знаешь. И… ты умнее, чем я. И там написано – это слабость.

– Почему? – Коста напряженно замер.

– Слишком умным быть плохо. Слишком хорошую память иметь плохо. Слишком сильным быть плохо, – браслеты опять жалобно ударились друг о друга. – Слишком выделяться – плохо. Нужно показывать очень хорошие результаты, но не лучшие. Там написано, что ты слишком полагаешься на свою память и… – Пятый сдвинул брови, вспоминая, – … «искру сути», поэтому тебя можно обмануть. Само-уверен-ность, перерастающая в тщеславие.

– Что-то ещё?

Пятый кивнул.

– Ты заикаешься, если взволнован. В отчете написано, что если ты заикаешься – дополнительные проверки можно исключить. Когда ты заикаешься, ты не врешь.

Коста моргнул, обдумывая информацию.

– Поэтому – заикайся побольше! – Теплая рука одобрительно похлопала его по плечу. – Если тебя будут вызывать к Наставникам …

Пятый присвистнул, довольно прижмурился, и весело зашагал по тропинке к домикам.

– Подожди! А там были только мои отчеты… ты смотрел только мой?

– Не-а…

– …может ты и отчет Семнадцатого смотрел? Ты же хочешь его в тройку? – выдал Коста по наитию.

– Ага…

– И там тоже было что-то интересное?

– Угу…

– Скажешь, что там?

– Не-а… – Пятый вприпрыжку бежал впереди, весело помахивая руками.

– Это может быть полезно. Это может помочь в «тройке».

– Не-а…

– Это может быть важно…

– Не-а…не-а…не-а… сначала – у нас «тройка», сначала – мы друзья, потом – скажу! – упрямился мальчишка. – И вообще, скоро отбой, мне нужно найти место на крыше, – выпалил он быстро и нырнул в кусты.

Коста подобрал брошенную Пятым веточку, изучил, покрутил в руках и переломил пополам с отчетливым хрустом.

Если бы Пятерка рылся в его шкафу, он бы знал, что нарисовано – его портрет лежал в общей стопке сверху. И на его пергаменте красной тушью сбоку было отчетливо подписано: “Подходит”.

Пятый поковырял носком траву, опустив голову, и искоса следя как дверь пятого домика хлопнула за спиной Шестнадцатого громче обычного. Будущий Ведущий их «тройки», а Пятый был уверен, что это именно Шестнадцатый – был раздражен.

Он бы сказал – ему не жалко. И скажет, но потом, когда «тройка» будет, иначе, если он скажет, тройки не будет вообще.

Потому что в отчете Семнадцатого был подчеркнут один вывод жирной линией красной туши – «вырос в приюте, период формирования характера упущен, склонен к предательству, из-за материальных благ».

Это он расскажет Шестнадцатому. Выберет время, найдет слова и – расскажет. Соврет он в другом. В том, что написано в его собственном отчете.

Пятый скорбно поджал губы, и, приподняв полы халата, полез на дерево. Раскидистые ветви сверху сплелись, образовывая колыбель, и именно там он устроил себе ночную лежку.

В его отчете сказано – «непригоден к полевой работе», «рекомендовано использовать, как силовой сосуд», при отсутствии прогресса в управлении силовым источником в течение двух зим подлежит утилизации. В качестве потенциальной возможности повысить результат была приписка – «протестировать в «тройке», есть большая вероятность стабилизации потенциала».

А ему очень нужно стабилизация. Очень. Он подождет, и если Семнадцатый так и не согласиться вступить в тройку, начнет действовать сам.

Ему нужна тройка. Потому что у него просто нет другого выбора. А если выбора нет у него… то, видит Великий, он сделает всё, чтобы не оставить выбора остальным.

Глава 24. Тройка. Часть 4

Октагон, Главный остров, кабинет Главы клана Арр

Поздняя ночь

– Отчёт, господин, – Управляющий с поклоном передал Главе Вэй свиток. – Первые данные с Севера пришли вчера.

– Это тот, кого мы послали вместо Четвертого?

Управляющий кивнул.

– Он прибыл в Керн декаду назад, купил лавку и уже успел наладить контакты с торговцами. Достоин поощрения, – добавил Управляющий в ответ на скептический взгляд Главы.

– Но это не Четвертый, – Вэй вздохнул, читая донесение.

– С ним на связь через исходников вышел клан Хей, – Управляющий передал ещё один пергамент. – Расшифровка вчерашнего Вестника.

– Кто доверяет такое простым вестникам в наше время? – Заворчал Вэй.

– Хей просят данные по клану Ли. Шахты, численность охраны на южных склонах, основные бреши в защите… Больше всего их интересуют карты горных перевалов.

Вэй приподнял седые брови.

– Оплата более чем щедрая.

– Что с городом?

– Новый Керн восстанавливают после Прорыва, в отчете, направленном в Совет кланов – копия на вашем столе – указано, что Прорыв имел исключительно природный характер. Маги завершили расследование.

Вэй хмыкнул в седые усы.

– Главе клана Хей пятьдесят шесть зим, он проживет ещё достаточно, чтобы быть полезным, – рассуждал Глава, закончив читать. – Готовь «живого вестника», отправим им подарок в гарем… к любой ближайшей дате.

– День совершеннозимия второго наследника клана Хей – ближайший клановый праздник, – быстро ответил Управляющий, пролистывая стопку пергаментов в руках.

Глава Вэй кивнул – подходит.

– Живой вестник – выбирать мальчика или девочку? И многоразовый или…

– Отправь им девку, одноразового им хватит, – вздохнул глава Вэй.

– Хорошо, – Управляющий сделал пометку в свитках. – Отбирать информацию для Главы Хей вы будете лично?

Вэй кивнул, задумавшись.

Хоакин хорошо послужил Аррам, и принес много нового с Севера. Столько информации, сколько приносил Хо, не приносил ни один из агентов… бесполезные шавки…

Где ему взять второго такого, как Хоакин? Которого он взрастил бы сам, который ел бы с рук, и был так же безгранично предан? Чернь не способна на преданность, это удел благородных…

Хоакин, Хоакин…

– Господин, есть ещё один срочный вопрос, который требует вашего внимания – разведение менталистов.

– Что с поголовьем?

– Поголовье растет, но не так быстро, как хотелось бы, – поморщился Управляющий. – Старший целитель настоятельно рекомендовал этой зимой прервать линию номер двенадцать, у них третье поколение подряд рождаются одни девочки…

– Одобряю, – Глава кивнул. – Генетическая линия подлежит выбраковке, пометь маркеры крови, чтобы отсеивать в дальней такие показатели… Скольких мы можем выставить на следующий аукцион в Ашке?

– Пятнадцать особей, – Управляющий открыл свиток. – Трое мальчиков демонстрируют посредственные результаты, и двенадцать женского пола. Из них десять подрощенных трехзимок, диаграммы здоровья в порядке.

– Общее поголовье?

– Общее поголовье менталистов на сегодняшний день, – Управляющий поправил очки, – составляет тридцать четыре взрослые особи, из них – на следующую зиму в связи со старостью подлежат утилизации трое, и остается тридцать одна способная к полноценному воспроизведению…

– Они должны рожать больше…

– Приносят приплод каждый высокий сезон, чаще невозможно.

– Нет слова невозможно – есть слово недостаточно. Недостаточно эликсиров, – буркнул Вэй. – Пусть приносят по двое, трое, четверо в конце концов. Они не должны рожать по одному! Пусть сформируют отдел целителей и алхимиков, которые работают только над этой проблемой. Это самый дорогой товар на рынке в последнее время, а клан нуждается в фениксах… мы слишком много тратим на опытные образцы, столько материала уходит впустую… эксперименты с созданием накопителей обходятся слишком дорого…Дай задание, за три декады пусть изучат возможность увеличить популяцию… И, проследи, чтобы каждая партия была помечена…

– Да, Глава. И ещё… – Управляющий помедлил.

– Что ещё?

– Кайр ожидает за дверью. С докладом и… прошением, – быстро выговорил Управляющий. – Один из детей, которых вы отметили на продажу на аукционе – внучатый племянник Кайра. Он просит оставить ребенка в клане.

– Показатели? – Вэй поднял седые брови. – Мы отбирали совершенно бесперспективных для нас.

– Ментальные характеристики ниже рекомендованного для развития уровня.

Глава Вэй хмурился и молчал, постукивая пальцами по колену.

– Впусти.

– Господин Вэй, – Кайр склонился ниже обычного. Управляющий забрал бумаги и бесшумно притворил за собой дверь кабинета. – Получены данные из карцера, щенок Хоакина справляется лучше, чем мы ожидали…

Глава едва уловимо поморщился.

– Шестнадцатый ученик справляется лучше, чем мы ожидали, – быстро поправился Кайр. – Устойчивость семь из десяти, но проверку не удалось провести до конца – в карцер поместили другого ученика, поэтому поставили ему семь, а не восемь. Исходя из этих и предварительных данных, я бы рекомендовал не откладывать и провести проверку на совместимость и слияние сейчас… Мы считаем…

– Мы?

– Главный целитель придерживается такого же мнения – нет смысла откладывать, если мальчишка не выдержит, мы не потеряем…

– Нет, – Вэй отрицательно покачал головой. – Куратор Сейши представил очень убедительные расчеты, с которыми согласен Восьмой Наставник, что через зиму подготовка ученика Четвертого позволит повысить шансы до двух из десяти… У нас не так много подходящего материала, чтобы тратить его так бездарно. Мы подождем зиму.

Кайр склонил голову.

«Не согласен с решение» – легко считал Вэй, но не будет спорить. Мальчик Четвертого, а теперь и мальчик Сейши Кайру не нравился. А когда его помощники и одни из лучших учеников пострадали на глазах у половины острова, круг Наставников не упустил возможности использовать мальчика, чтобы поставить Кайра на место.

Пока что мальчишка слишком ценен. Видящий суть, если дар будет закреплен. Если бы он не знал Хоакина, то подумал бы, что ученик решил обвести вокруг плетений своего Учителя, потому что это то единственное, что заставляло его считаться с ним и беречь жизнь мальчишки.

Единственное что удерживало их от экспериментов с кровью Хэсау и попыткой вытащить родовые дары «двоедушных». И щит менталиста… так вовремя подаренный мальчишке за оказанную услугу…

Мог ли Хоакин врать ему и вести свою игру?

Вэй закрыл глаза, перебирая воспоминания, и покачал головой, отряхиваясь.

Нет, Четвертый – его ученик и был верен до конца. Но они не могут рисковать потерять потенциального «видящего суть», не позаботившись о страховке.

– Мы подождем с экспериментами зиму, – повторил Вэй для Кайра, закрывая вопрос. – Это всё?

– Разрешите обратиться с просьбой, господин.

Вэй снисходительно взмахнул кистью руки – дозволяя.

– Следующий аукцион через семь декад. Среди списка детей…

– Особей.

– … особей, отобранных на продажу, есть мой внучатый племянник. Я бы просил господина оставить ребенка в клане.

– Разве при утверждении списка мы не отбираем наиболее бесперспективных?

– Отбираем, но…

– Тех, кто в будущем бесполезен для клана и чьи показатели ментальной активности так низки, что лежат почти на границе?

– Да, но я разработал новую схему тренировок и готов заниматься с ним лично, и через зиму его показатели поднимутся. Прошу вас, господин.

Кайр склонил голову. Старик Вэй вздохнул.

На загорелой шее – четко выше воротника чернел краешек двойной печати клана Арров и его – личной. Но даже с тремя печатями плох тот менталист, который не мечтает обрести свободу. Постоянно ограничивать нельзя – загнанный в угол в зверь всегда обретает силы на рывок, поэтому…

Вэй погладил голубоватый камень в кольце на среднем пальце. Великолепный чистейший накопитель, прозрачный, как слеза младенца, в которой отражается небо.

– Желтые оттенки не так хороши? – Глава протянул руку вперед, унизанную пятью кольцами – три прозрачно-золотых камня, цвета свежего меда, один – голубой, и один – черный. – Сейчас стало так трудно найти подходящий “экземпляр”…

Кайр побледнел.

– Хорошо. Под твою личную ответственность. И помни оказанную тебе милость. Он останется в клане ещё на одну зиму. Ты лично отвечаешь за его результаты обучения. Если показатели не изменятся, то…

– Благодарю, господин, спасибо, господин, конечно, господин, – Кайр упал на колени и поцеловал протянутую руку, прикоснувшись лбом.

– А что касается номера Шестнадцать… Пригласите на остров Мастера Вана, пусть его вызовут с Юга. Мне нужен детальный отчет, какова вероятность вырастить из мальчика Четвертого второго, такого, как Хоакин.

– Да, господин.

Октагон, Остров знаний, пятый ученический дом

Поздняя ночь

Коста ворочался. Глядел в окно, где по краешку темной небесной полосы уже вспыхивали первые звезды. И слышал, как ворочается сосед – тоже не спит.

Коста перевернулся на другой бок, пытаясь разглядеть в темноте чужую спину на другой кровати.

Задача, которую нужно выполнить, при любых обстоятельствах.

Коста вздохнул. В другой части комнаты вздохнули и заворочались.

– Хэй… – позвал Коста тихо. – Семнадцать…

– Чего тебе? – буркнули в ответ глухо. – Отбой был…

Коста помолчал, обдумал предложение и – выпалил:

– Предлагаю тебе место в «тройке» со мной и Пятым…

– Нет.

Ошибка – это недостаток информации. Что именно любит Семнадцатый? Чем руководствуется при принятии решений? Чего желает? О чем мечтает? Ради чего готов поступиться гордостью? Что ценит?

Коста тихо вздохнул ещё раз, и прикусил уголок подушки, думая.

Семнадцатый – приютский, значит, почти как Лис. Значит, они похожи. Первое – еда, определил Коста одну из важных потребностей соседа. Все так или иначе вращается вокруг еды. Завтраки, обеды, ужины – Семнадцатый никогда не отказывается от добавки и, если можно, берет вторую порцию. В шкафу у него запас засушенных лепешек – он видел, и самое страшное наказание – не карцер, а лишение еды, и… – Коста помедлил, вспоминая, – даже, когда тот заключал при нем спор – на кону всегда тоже – обед или ужин.

Причины? Прошлое. В приюте мало еды и всегда не хватает. Лис тоже был озабочен едой и… безопасностью, и считал, что острова Арров – это место, куда стоит стремиться. Раз Семнадцатого волнует рейтинг – он хочет остаться здесь, значит – для него здесь безопасно.

Плохая «тройка» – это «тройка», которая ухудшит рейтинг Семнадцатого, значит – пострадает безопасность. А что смогут дать ему он сам и Пятый, Коста пока представлял крайне слабо.

Насколько важна еда?

– Хей… – позвал Коста снова тихо. – Хей…

– Чего тебе? – рявкнули в ответ тихо. – Будешь мешать спать – наваляю.

Коста благоразумно не возразил, что сосед и так не спит.

– А если я дам слово отдавать тебе обеды в течении пяти декад?

– Че-го-о-о?

– Обеды. Буду отдавать тебе свои обеды в течении пяти декад. Будешь в «тройке»?

– Нет, – буркнули в ответ.

Коста обдумал интонацию, с которой ему ответили.

– Десять декад?

– Нет.

– Двенадцать декад – обеды и ужины?

– Нет, я сказал! Заткнись уже и не мешай спать, я никогда не буду с вами, двумя тупицами в «тройке»!

– Почему? – уточнил Коста совершенно спокойно.

– Потому что вы будете «мешать» мне учиться! – мстительно бросили ему в ответ.

Мешать? Да они и не собирались мешать, скорее помогать в меру сил, правда пока он не разобрался чем, но – разберется.

Куратор Сейши оказался прав – ему действительно недостаточно информации.

Коста вздохнул, перевернулся на другой бок и снова начал считать появившиеся в окне новые звезды.

Семнадцатый сопел тихо и сердито.

Обеды ему будут отдавать. Обеды и ужины! Нашли идиота…

Обеденные блюда за двенадцать декад быстро промелькнули в голове длинной вереницей и в животе заурчало.

Можно подумать он продается за еду! И то, что сказал Пятерка, наверняка ложь… нет – точно ложь, тот постоянно врет, как плетет… не может этот тихоня-рисовака, этот молчун, с постоянно измазанными тушью пальцами, быть, как Второй ученик! Где Второй и где этот – новик!

Точно Пятерка – соврал…

Семнадцатый успокоено перевернулся на другой бок.

И Учитель! Как он мог сказать, что это – он – он! – им мешает. Да это они ему мешают! Да его все захотят видеть в тройке – его постоянно ставят на спарринги то с Восьмым, то с Третьим, да он один из лучших на острове по уровню круга! Разве можно его сравнивать с этими слабаками – у одного второй круг, а другой не контролирует силу!

Да он и не хочет быть в «тройке» с этими! Да пусть ещё раз предложат – откажется, десять раз предложат – десять раз откажется и…

– А…

– Нет! – рявкнул Семнадцатый в ответ.

– Что нет? – донеслось тихо и удивленно с соседней кровати.

– Все нет!

– …да я просто хотел…

– Нет!!!

– …предложить прикрыть окно…

Остров знаний, общий плац, первая утренняя тренировка

Они бежали последними. Пятый улыбался, но Коста видел, как тот изредка прижимал локоть к боку, как дышал чаще и с присвистом, как побелел треугольник вокруг губ. Поэтому Коста перестал подгонять – сначала снизил скорость, а потом просто позволил Пятому вести – ещё полкруга, и те, кто идут первыми нагонят их сзади.

Шрам подгонял всех, рявкая на всё поле и их тоже, но Коста посчитал – за четыре круга, Наставник девять раз поворачивал голову, чтобы посмотреть – не на него, на то, справляется ли Пятый. Семнадцатый бежал замыкающим в первой тройке лидеров – легко и быстро, и Коста на миг залюбовался, и пожалел, что нет пергамента под рукой – зарисовать.

– Вчера я предложил ему быть в «тройке»…

– Кому? – пропыхтел Пятый, не открывая взгляд от спин, бегущих спереди. – Ему?! Ты согласен на тройку? Что он сказал?!

– Отказал…

Рядом засопели.

– Отказал – отказал… смотря как предложишь! Нужно главное говорить!

– Я предложил главное – еду, – пояснил Коста. – Отдавать ему обеды и ужины, но он все равно отказался…

Пятый споткнулся, остановился, округлил глаза и засмеялся, схватившись за бок.

– Еду… Ахахахаха… Еду-у-у… он предложил ему еду…

– В Приюте не хватало еды. – пояснил Коста уверенно. – Но я уже предлагал ему отдавать свою – этим нельзя управлять и…

– Ахахахаха…. – Пятый откинул назад голову – и заржал в голос. – Управлять… ахахаха… он собрался управлять… ахахаха… нет, вы видели… ахахаха… – И отсмеявшись, вытер уголки глаз. – Да, Семнадцатый более простой, чем остальные – жрать, спать, драться. Есть, где спать – и жизнь удалась. Семнадцатый заинтересован в трех вещах – еда, сила и способность обмануть Наставников, чтобы уйти от наказания. Все, – Пятый постучал костяшками пальцев по виску. – Все в голове направлено на то, чтобы выжить. Пока что он признает только силу и не способен оценить другие преимущества… У кого нет ума, не способен ценить ум остальных, – пробормотал Пятерка себе под нос так тихо, что Коста едва расслышал.

– Прочь с дороги!!! – раздалось сзади – их обогнала Первая пара – Второй и Третий ученик лидировали, Восьмой замыкал троицу лидеров.

– Вернулись в строй! – громыхнуло с другой части поля. – Пятый, Шестнадцатый! Сыновья морского змея, дополнительный круг захотели?! В строй!

– С дороги! – Их обогнал запыхавшийся Семнадцатый, и они побежали следом.

– Этим его не взять, – Пятерка рядом кивнул на потную спину впереди. – Он хочет быть Помощником, остаться на острове…

– Что он ценит?

– Все было бы просто, если бы ты был сильным, но …у тебя второй, – Пятый вздохнул. – Он считается только с теми, у кого есть сила. Сила, только сила…да, – Пятый тряхнул головой, ускоряясь. – Семнадцатый понимает только силу, уважает только тех, кто может взять над ним верх, хоть в чем-то, – браслеты-блокираторы весело дзынькнули, ударившись друг о друга. – Но со вторым кругом… если у тебя нет силы – у тебя ничего нет.

Остров знаний, послеобеденный перерыв, крыша перед основным Корпусом

– Я уста-а-а-ал… – канючил Пятый. – Мы только поели… Ну, почем-у-у-у я должен это говорит?

– Потому что я попросил, – терпеливо по новой объяснил Коста. – И потому что это поможет…

Взгляд Пятого стал скептическим “я так и не понял, что это даст”, но возражать он не решился, хотя так и не поверил до конца, что это задание Сейши. Приказы кураторов обсуждать не принято.

– Я устал! У меня кончились плохие слова и оскорбления! С самого утра! Идиотом я уже тебя обзывал, выскочкой тоже, тупицей, самым никчемным из всех, уже десять раз говорил, что тебя выгонят, и что у твой мастер идиот…

Коста поморщился на последней фразе, но и только.

– Во-о-т! – Пятый поднял вверх палец. – Ничего тебя из себя не выводит… только если о твоем бывшем Наставнике сказать… и как я должен вывести тебя из себя? Что я должен сказать?

– Не знаю, что-то, – Коста взлохматил волосы. – Но иногда, когда я выхожу из себя… просто выведи меня, и увидишь сам…

Пятый тяжело вздохнул.

– Ты слабый…

Коста даже не моргнул.

– Самый слабый из всех… ну?!

– Это правда, почему я должен выходить из себя?

– Из тебя никогда не выйдет мастера-каллиграфа, – с отчетливым удовольствием добавил Пятый.

Коста нахмурился, но – кивнул. Вполне возможно и это правда.

– У тебя нет будущего… ты сын подзаборной шавки… ты не сможешь закончить обучение, потому что сдохнешь, ты…

Коста немного побледнел, но кивнул.

– Ты должен выйти из себя!

– Возможно и это – правда. Возможно, я не смогу закончить обучение… И… я не знаю, кто моя мать. Нравы на побережье… разные. И раз я остался один – значит никому не нужен. Так что, это тоже может быть правдой. Почему я должен выходить из себя, если ты говоришь правду?

– О-о-о-о… когда я говорю что-то другое, ты тоже спокоен! На! – Пятерка прикрыл на мгновение глаза и выпалил речитативом такую… такое… про слухи, которые ходили на острове про более близкие, чем положено отношения Мастера Хо и…

– Это неправда, – голос Косты дрогнул, но спокойно пожал плечами. – Ты говоришь неправду, потому что не знаешь меня… ни меня, ни мастера Хо… А раз не знаешь, твои слова ничего не значат…Почему я должен выходить из себя, если ты говоришь неправду?

– Ты-ы-ы-ы… – тонкий палец злобно ткнулся Косте в плечо. – Я могу встать и проорать, что ты не стираешь свои трусы, и что такого засранца ещё не видели острова… Сойдет? – мстительно предложил Пятый, подперев рукой щеку. – Это выведет тебя из себя?!

– Нет. – Коста немного подумал. – Это тоже не то. Это… вызовет стыд… а надо… надо другое…

Надо, чтобы пришла ярость и страх. Такая ярость, которая окрасит мир вокруг в красный. Такая ярость, которая позволит показать всем здесь – и ученикам и Семнадцатому, что у него есть то, за что здесь принято уважать. Есть сила. Только это не та сила круга, к которой они привыкли.

Он пока не знал, как это работает и как это включить внутри…и пока он не умеет контролировать. И… понятия не имеет, что запускает процесс, но он обязательно разберется. Найдет ключ. Потому что это всё, что у него есть.

– Я совершенно не понимаю задачу, – признал Пятый искренне, – чего ты хочешь добиться. Сначала я решил, что тебе дали задание тренироваться, чтобы быть спокойным, когда тебя начнут оскорблять эти… – мальчишка кивнул вниз – где во дворе, разбившись на небольшие группки сидели в тени отдыхавшие ученики.

Коста боднул головой – «нет».

– …но это не так. И у меня не выходит, потому что я не понимаю – зачем! Ты хочешь опять в карцер? Как после столовой? Тогда же ты вышел из себя?!

– Нет, – Коста вздохнул. – Тогда я не выходил из себя… это не так происходит… Ты просто плохо умеешь оскорблять!

– Да я прекрасно умею оскорблять! – зашипел в ответ Пятый. – Я умею оскорблять лучше всех!!! Я могу всех тут оскорбить разом за два мгновения! И довести тоже!!!

– И доводить не умеешь…

– Умею!!!

– Я должен потерять контроль, – вздохнул Коста, перебрав те несколько раз, которые помнил отчетливо – на корабле работорговцев, и когда его из себя выводил Нейро, и…

– А от чего ты теряешь контроль? – Спросил Пятый настороженно, отодвинувшись на ладонь.

– А вот это мне и нужно выяснить. Чтобы я мог управлять этим… – закончил Коста едва слышно, разглядывая учеников внизу.

Ему нужно выиграть время. Чтобы учиться. Время на то, чтобы разобраться и его никто не трогал.

«Неучтенный элемент» – сказал Сейши. Нужно продемонстрировать им.

Сила. У него всего один навык который можно использовать так. Всего один навык, который Мастер Хо категорически запрещал ему развивать и демонстрировать.

И для этого он должен прийти в ярость.

Мир, в котором у него была сила, был только одного цвета – красным.

Глава 24. Тройка. Часть 5

Утро следующего дня

Тренировка в воде, закрытая заводь с артефактами

– Все сдали жетоны? Подходить по-одному! Второй номер!

Ученики встали в строй, жетоны на подносе Помощника переливались на солнце. Сегодня тренировку Шрам проводил в «заводи» – специально огороженном артефактами месте на мелководье.

– Третий номер! Сдать жетон!

Как объяснил ему Пятый – жетоны снимали, потому что цепочки путались, и потом их сложно доставать из воды. А места для спаррингов иногда менялись раз в несколько декад, они должны уметь действовать в любых обстоятельствах и условиях – есть «песчаная арена», на которой Коста ещё не был, было «специальное место с грязью» – болото, презрительно отозвался Пятерка, был полигон «дождей».

– Девятый! – Ученик снял цепочку с шеи и положил на поднос рядом с Помощником.

Очередь двигалась быстро. Шрам проверял артефакты, стоя по пояс в воде, а один из Помощников наносил несмываемой краской номер на плечо каждого из участников.

– Десятый!

– Нет! – прошипел Пятый, ухватив для верности Косту за руку – они стояли последними в очереди, как всегда. Последние в рейтинге, последние на уроках, последние на тренировках. – Хватит того, что было вчера! Только Великий знает, сколько сил потребовалось, чтобы тебя снова не наказали! Ты уже ниже меня в списке!

Коста аккуратно, но твердо стряхнул чужую руку.

Нарываться больше он не собирался – ещё вчера выяснил, что это тоже не работает. Он поссорился и раз почти подрался с Девятым, но ни разу, ни единого разу не было ничего похожего на красные всполохи перед глазами. Как будто это была игра, или сон, и все не по-настоящему. И он проснется в своей комнате, и пойдет проверить Мастера Хо, который наверняка опять напился вчера.

Как будто остров – это иллюзия, в которой ему совсем не страшно.

– То, что я теперь ниже тебя – это же хорошо. Ты не последний, ты же этого так боишься…

– Я боюсь того же, чего и все! – фыркнул Пятый. – Чтобы не упасть в рейтинге, чтобы пройти дальше. Потому что… – Пятый помедлил, – если ты не прошел, это значит – у тебя нет будущего, – закончил он буднично. – А иметь будущее хотят все.

– Какой у него круг? – Коста качнул головой в сторону Девятого.

Пятерка вытянул шею, прищурился и незаметно показал шесть пальцев.

– А у него? – Семнадцатый стоял прямо перед ними.

Пятерка отогнул семь пальцев, и снова показал семь – когда кивнул на Второго ученика.

– А у тебя? – Спросил Коста тихо.

Пятерка поколебался и поднял вверх две ладони – и загнул один палец – девятый круг, потом подумал и отогнул десятый наполовину, потом прикусил губу и снова загнул. Поднял глаза на Косту и пожал плечами.

– Седьмой! Сдать жетон!

Коста молчал мгновение, очередь продвинулась на ещё один шаг вперед, а потом поднял вверх два пальца.

– А у меня второй круг. И я боюсь совершенно других вещей, – закончил Коста тихо.

– Дикарь! – шепнул Пятый, толкнув его в бок. – Зато ты боишься воды! Никто не боится, а ты боишься! Как ты переживешь декаду тренировок в заводи? Ты – трус!

Коста тяжело вздохнул.

– Да, ты трус и об этом узнают все! Тебе придется лезть в заводь, ты боишься воды и не умеешь плавать, и…

– И что? – Коста пожал плечами. – Я – трус. И я боюсь воды. Я ненавижу воду.

Пятый открыл рот.

– А сегодня все убедятся, что ты – ТРУС!

– И что?

– У тебя вообще есть гордость? – прошипел Пятый сердито. – Гор-дость! Это когда ты боишься упасть в грязь лицом! Над тобой все будут смеяться!

Коста фыркнул едва слышно.

Сколько раз Нейро возил его лицом по грязи? И что, что он – боится. Да, он – трус. Но трусом быть не страшно… И если все будут смеяться, это тоже не страшно. И падение рейтинга, и карцер… это все не страшно… страшно совсем другое…

Воспоминания вспыхнули ослепительно белым, как коса Наставника, когда его голова болталась, насаженная на пику…

Коста потряс головой и сделал глубокий вдох.

Вот это – страшно.

– И что? Пусть смеются, – Коста пожал плечами. – Я стану лучше, если они будут смеяться? Я стану хуже, если они будут смеяться? Мой круг перестанет быть вторым? Я стану хуже писать? Что изменится?

– Ты… ты – дикарь!

– Тогда мы хорошо подходим друг другу, – пробормотал Коста.

Кисточка в руках Помощника будила неприятные воспоминания. Как будто он снова на аукционе в Аль-Джамбре, как будто он снова просто щепка, которую несет по волнам и от его воли ничего не зависит, как будто… его снова хотят сделать рабом, присвоив номер.

Коста сделал несколько глубоких вдохов.

Нет. Он не в бараках. Он на островах Арров. Он – на островах.

– Пятнадцатый!

Они сделали ещё шаг вперед. Тех, кто закончил, Шрам уже распределял по парам, давая задание в воде.

– Шестой!

Коста стал дышать медленнее и глубже, отгоняя воспоминания – аукцион, номер двести три, номер, который наносили на ладонь краской… Страшно.

Это не аукцион. Это Октагон. Это Острова. Он – свободен.

– Семнадцатый!

Сосед шагнул вперед, Косту замутило.

Он не номер, у него есть имя. Он не раб, чтобы его снова метили, как скот, он не… перед глазами мелькнули первые красные всполохи.

Он – не скот. Он – не раб. Он не будет…

«Контроль, щенок» – голос Мастера Хо хлестнул в голове плетью. «Держи контроль».

– Пятый!

Насупленный Пятерка шагнул вперед, подставил плечо, и небрежно поддернул вверх безрукавку, чтобы не смазать краску.

– Шестнадцатый!

Октагон. Это – Октагон. Это – не аукцион. Пульс замедлился, и красные всполохи вспыхнули перед глазами.

«Контроль, щенок» – голосом Мастера Хо. «Неучтенный фактор, нужно продемонстрировать» – голосом Сейши. «Здесь признают только одно – силу» – гундел Пятый в его голове.

– Шестнадцатый!!

Перед глазами все пульсировало красным – и кончик кисточки в руках Помощника.

«Контроль, щенок!» – «Здесь признают только Силу» – шептал Пятый.

«Контроль, щенок!» – «Сила». Сила – контроль. Сила – контроль. Сила – контроль.

– Шестнадцатый!!! Сдать жетон!

Коста боднул головой и сделал полшага назад.

– Шестнадцатый!!! Ко мне!

Коста сделал ещё шаг назад. Нет, он не пойдет.

Встревоженный Пятый сбросил свою обычную маску шута, обернувшись на него.

– В чем дело?! Заканчивайте! Шестнадцатый – занять позицию! Что не ясного, сын бесхвостой черепахи?

– Номер Шестнадцать, – Помощник шагнул вперед и требовательно схватил его за руку, потеряв терпение, занес кисточку и…

Нет. Никогда больше. Никогда больше он не позволит пометить себя, как скот. Он рожден чистым.

Больше никогда.

Отрубленная рука Мастера Хо, трюм, подмостки, целители, евнухи, аукцион, фениксы… все смешалось и накрыла красная пелена, но он ещё держался… ещё балансировал на краю… ещё мог вернуться – голос Мастера Хо звал… «контроль»… или… он должен выбрать, он просто должен выбрать… «контроль» или «сила»… «контроль» или…

– Шестнадцатый! – звонкий голос Пятого

…сила. Он выбирает силу.

…и мир вокруг стал красным.

От захвата Помощника он ушел в сторону, перехватив кисть двумя пальцами – опасно – дерево раскрошилось в руках.

Чей-то удар – движение захвата, он меняет траекторию, и прыгает вперед на десяток шагов – прямо в воду – брызги очерчивают круг.

Удар, ещё удар, захват. Фонтан брызг взлетает сзади на высоту его роста, но он уже легко движется по воде вперед, огибая препятствия – потому что у него есть цель.

Удар – захват – увернуться – перебросить. Удар – кулак врезался во что-то твердое, он прыгает уходя в сторону, и сворачивает, приближаясь к тому-кто-опасен – единственный из всех в этом мире, полыхающим алым, сейчас был для него опасен. Тот, кто легко и непринужденно двигался ему навстречу и кричал:

– В сторону! Никаких плетений!

Коста прыгнул – алые брызги взвились наверх, и наконец они – сошлись. Удар, ещё удар, чье-то тело падает в воду, он прыгает сверху, вцепляется в шею, задыхается, тонет… и красный мир в один миг становится совершенно неподвижным.

– Я же сказал никакого стазиса!

Красное марево поглотило всё вокруг и Коста – отключился.

Остров знаний, южное крыло второго корпуса, лазарет

Под потолком, медленно и лениво нарезая круги жужжит светляк.

Потолок. Не знакомый. Он не помнит такого. Пахнет эликсирами, травами, и чистым, высушенным на ветру бельем, и… немного кровью.

Болит… Коста сделал неглубокий вдох – ребра, бок, нога, рука – и осторожно приоткрыл глаза – окно прямо напротив…

…за ним пламенеет небо. Закат? Последнее, что он помнил, было утро… вода, тренировка… и он – выбрал.

– Ну ты и дал, – тихо и осторожно просопели рядом прямо над ним.

Коста приоткрыл глаза шире и проморгался – Пятый сидел рядом, покачиваясь на кончике стула, балансируя в воздухе на двух ножках. И выглядел… восхищенным, умиротворенным, глаза Пятерки почти сияли. И улыбка такая редкая, потому что искренняя. Коста уже научился отличать подделки.

– Ну ты и дал… Выпить, съесть, – ткнул Пятый в сторону двух фиалов на столике и накрытым салфеткой подносом. – А потом отсюда сразу к Куратору! Ты долго не просыпался, целитель устал ждать и оставил меня караулить…

Коста не ответил, осматривая руки – костяшки сбиты в кровь. Достоинство каллиграфа.

– Ты положил четверых, пока тебя остановил Шрам. Лучших, – Пятерка хмыкнул, – вот тебе и предпоследний… Почему ты раньше так не дрался? Мне то можешь сказать, что ты ещё скрываешь?

– Ничего.

– Мы же уже «двойка»!

– Ничего, – повторил Коста, рассматривая Пятого – от любопытства тот наклонился ближе с ожиданием. И добавил, в расчете на то, что Пятерка как всегда много болтает. – Это от меня не зависит. Я могу выйти из себя в любой момент. Если… меня довести.

– В любой? – Пятерка резко качнулся назад.

– В любой.

– Но…

– Зачем тебе надели браслеты? – Коста кивнул на блокираторы. – Потому что ты не можешь контролировать силу. Я – тоже не могу. Но браслетов для этого нет.

– Кровь! – Пятый нахмурился – в глазах сверкнуло понимание, и он снова повеселел. – Разберутся, главное – ты можешь! Ну ты и дал! Ты Семнадцатого приложил – вот так, – Пятерка двинул кулаком вверх, – а летел он вот так!!! А этого вот так… А Восьмой! Как он летел, как летел, кода ты его приложил!!! А потом, когда вынырнул, а у него водоросли на голове, видит Великий, это лучшее, что случилось за эту зиму, эти воспоминания я буду хранить вот тут, в сердце… – он прижал ладошку к груди. – И ты смог достать Второго! Вскользь, но достать!!! Когда тебя… накрыло, – Пятый подбирал слова. – Бросились вперед самые сильные, как обычно, и те, кто стояли рядом… А Семнадцатый был впереди нас – и ему прилетело больше всех, пока не подбежал Шрам… и потом ты так приложил в воде… Ахахаха… – Пятерка захихикал. – Шрам кричал – никаких плетений! Можно подумать, кто-то стал кидать бы – запрещено же… никто не хочет в карцер… плетения вне полигона нельзя, только Помощникам и на меня… но я – особый случай, – вздохнул он и тут же снова повеселел. – Они думали раз тебя и скрутят… – он снова захихикал, – делов то, на тренировках ты ничего не можешь… А когда ты всех раскидал, и сошелся в воде со Шрамом, – Пятерка задумался. – Ты продержался против него мгновения два! Два!!! Мне кажется он сам хотел посмотреть, насколько тебя хватит и чего ты стоишь… А потом бросили стазис и…

«Тук-тук-тук».

В дверь осторожно постучали, Пятерка сорвался со стула, чуть не пробороздив носом пол, и тихо нырнул куда-то в заднюю часть – только ширма и шелохнулась.

Семнадцатый молчал, сидя на стуле. Молчал и Коста, полусидя на кровати. Молчал и Пятый, который шмыгнул за ширму, приложив палец к губам раньше, чем Коста вообще мог что-то сказать.

Под потолком мерно жужжал светляк, нарезая круги. И, когда он заходил справа, освещая лицо, Семнадцатый отворачивался, чтобы скрыть большой фингал под левым глазом и заплывшую губу.

– Сказали, лечить не будут – Шрам не велел, чтобы помнил, что сила ничего не решает, и никогда нельзя недооценивать противника… – Наконец выдал сосед, потрогав щеку. – А чего раньше на тренировках не… – Семнадцатый сделал несколько ударов в воздухе.

Коста вздохнул и повторил то же самое, что рассказал Пятому.

Семнадцатый посидел ещё мгновений пять – молча, ерзая на стуле. А потом нехотя протянул вперед руку, как для приветствия.

Коста моргнул, не сразу сообразив, и только потянулся вперед – подать ладонь, как из-за ширмы выпрыгнул Пятый.

– Я уже устал там сидеть, все равно все молчат…

– Ты!!! Ты опять подслушивал! – Семнадцатый вскочил со стула.

– Не опять, не опять, а снова! Видит Великий, должен же я знать, может вы говорили что-то плохое обо мне?

– Не подслушивай – не услышишь!

– Не подслушивай – не узнаешь!

– Ты подслушивал, а ты – знал, что он там? – Семнадцатый возмущенно обернулся к Косте.

«Знал» – Коста со вздохом кивнул.

– Да вы… вы… одинаковые!

– Тройка? – Пятый улыбался.

– Тройка? – Семнадцатый обернулся к нему. – Да с таким, как ты, даже если подыхать буду – никаких связок! Ты слизень, который всегда бьет в спину!

Улыбка Пятого немного померкла.

– А ты, – сосед ткнул в Косту. – Такой же, как он, раз вы вместе? Такой же? Предатель и трус?! Ты предлагал вчера тройку – хорошо, – рыкнул Семнадцатый, – я готов подумать, только вышвырнем его! Ты, я и кто-то третий!

Пятый перестал улыбаться совсем.

– Вышвырни! Разорви двойку! И тогда я подумаю насчет вчерашнего предложения…

Коста молчал, переводя взгляд с одного на другого, и отрицательно мотнул головой – «нет».

– Нет? Ну и оставайтесь вместе, вы друг друга стоите, – Семнадцатый схватил стул, и грохнул его о пол, а потом так хлопнул дверью, что светляк под потолком потерял траекторию, и выровнялся не сразу.

– Ты… ты…

– Может теперь наконец расскажешь, почему вы не общаетесь?

– Ты… ты не сказал ни слова в мою защиту! – возмутился Пятый. – Ты молчал!!!

– Пятый…

– Ты просто слушал и молчал!!!

Дверь хлопнула ещё раз – так же оглушительно, светляк под потолком опять сорвался с орбиты, спикировав вниз, и потом, выровнявшись, зажужжал тихо и мерно.

Коста спустил ноги на пол, вздохнул и покосился на окно – скоро закат, посмотрел на легкий ужин, который стоял на столике рядом.

Выпить. Съесть.

Куратор Сейши может считать что угодно, но у него не было никакого желания полвечера разбирать его собственные ошибки, причины, следствия и последствия, объяснять, почему он пропустил целый учебный день и как оказался в лазарете. Никакого желания вообще.

Куратор – подождет. И им – нужно поговорить, потому что он ещё не закончил основную задачу. Ему нужно место, где им никто не помешает, место, откуда ни Пятый, ни Семнадцатый не смогут сбежать до тех пор, пока он не выяснит всё, что его интересует.

Коста вздохнул, потрогал сбитые костяшки пальцев и взял первый фиал, взболтав на свету.

Пункт плана один – выпить.

Октагон, остров знаний, башня, карцер номер три

Коста сидел на циновке с закрытыми глазами и – ждал. Размышляя, достаточно ли далеко друг от друга он разместил лежанки. Один кувшин с чистой водой на этот раз он предусмотрительно убрал далеко под стол, чтобы не достали.

– За что?!! – возмущался Пятый. – Я ничего не сделал, я даже на ужин не ходил… меня кто-то подставил, я ничего не делал!

Дверь открылась через двадцать мгновений, после того, как его отправили в карцер. Свет из коридора на миг ослепил, и в башню быстро впихнули двоих.

– Я не причем, – огрызался Семнадцатый. – Сегодня – точно не причем. Я настаиваю, чтобы сообщили Учителю!!! Я не…

Дверь захлопнулась, оставляя их в полной тишине.

– Да чтоб тебя!

– Я ничего не сделал! Я не причем!!! – забарабанили по двери с этой стороны. – Чтоб вас всех! Признавайся, слизень, это ты подстроил?!!

– Я?! Да я сам сюда попал!!! Я не причем!!!

– Нет, наверняка это ты!!! Я не трогал их шекковы…

– Это я, – произнес Коста в абсолютной темноте совершенно спокойно и похлопал по циновке рядом. Звуки возни у двери стихли мгновенно. – Это я сказал, что вы тоже участвовали, поэтому вас отправили в карцер.

– Ты!

– Шестнадцатый…?

– Нам троим нужно поговорить. А другого спокойного места, откуда вы не сможете сбежать, я не знаю.

Кабинет куратора Сейши

– В карцер? Опять? Кто отдал приказ? – Сейши возмущенно обернулся, стеклышки очков воинственно сверкнули на свету.

– Наша «ядовитость», – хохотнул Шрам. – Мои тоже там. Так что малец уже наказан, можешь придержать плетения… Да он почти два мгновения против меня выстоял, за это хвалить надо!

– Хвали, – прохладно откликнулся Сейши. – Мне хвалить не за что. Этого только сейчас не хватало – зима ещё не прошла, а теперь его затаскают к алхимикам, раз родовая кровь так активна, и контроль нужно держать до шестнадцати зим, пока не пройдет период нестабильности… И он не знает ничего! Вот, – Старик потряс свитком перед носом у коллеги, – прислали, можно подумать я сам не знаю, что нужно усилить контроль и направить все тренировки на это…

– Главный ещё не вызывал?

Сейши отрицательно покачал седой головой.

– Нет, я бы похвалил… ну каков щенок…

– Не смей, – прошипел Сейши. – Он должен научиться думать о последствиях…

– Да успокойся, это же почти полноценный транс… одно дело смотреть воспоминания и другое видеть в живую… в бою Хэсау так хороши, – щелкнул зубами Шрам, – встречался я с одним в круги, еле зад унес… Такую заготовку испортили, такую заготовку… Парню не пальцы нужно было беречь, а ладони стирать в кровь… набивая мозоли…

– А если дар начнут «раскачивать»? – напомнил Сейши после долгого молчания.

– Разве они не прикрыли этот «эксперимент», после неудачного… – Шрам тяжело вздохнул, вспомнив Пятого. – Прикрыли! И у него второй круг, до девятого не скакнет…

– Ему только тринадцать… Три зимы… Уверен, что удержим?

– Конечно! – презрительно отмахнулся Шрам. – Чтобы одного щенка не удержали? Да и алхимики всегда под боком…

Октагон, остров знаний, башня, карцер номер три

«Он все-таки ошибся» – понял Коста мгновений через тридцать. Циновки нужно было раскладывать дальше – так они могли достать друг друга и пинались, затеяв возню.

Так же, он ошибся в том, что общий объединяющий фактор для выражения эмоций сближает – они не орали на него сообща, они орали попеременке и на него и друг на друга, и у него уже начинала болеть голова.

Пункт плана номер два нужно было продумать лучше.

– Если ты не хотел получать наказание у куратора за утро, то и ночевал бы тут один, зачем было тащить нас… – Пыхтел Пятый. – Все равно с ним разговаривать, как в стену плевать!

– В стену плевать! Я тебе сейчас покажу, как в стену плевать!!!

– Сидеть, – равнодушно повторил Коста пятый раз за двадцать мгновений. – Это вы не можете тут плести, меня никто не ограничивал. После утреннего срыва я ещё… не достаточно стабилен, вдруг сорвусь…

Рядом злобно зашипели.

– Да ты… – Семнадцатый встал и в темноте споткнулся об осколки, выругавшись. Первый кувшин они расколотили через два мгновения, как зашли, когда подрались за воду с Пятым.

– Или вы поговорите, или вы будете попадать сюда вместе со мной до тех пор, пока все не проясните… – спокойно и размеренно повторил Коста.

– Прояснится? Что должно проясниться? Он – предатель! Все!!! – рявкнул Семнадцатый.

– Я не предатель!!!

– Слизень, врун, и предатель! На тебя нельзя положиться!

– Я тогда был не причем, – орал Пятый, вскочив с пола. – Я тогда говорил тебе, но ты не стал слушать!!!

– А что тебя слушать? Что тебя слушать? Что ты можешь вообще сказать, если ты постоянно врешь? Ты подлая тварь!

– Я не тварь! И я не врал!!! – орал Пятый в ответ. – Да я вру, но тогда я не врал, Великим клянусь!!!

– Не врал? Да если бы ты сказал правду, меня не отправили бы сюда почти на декаду! На полдекады!!! Да я тогда почти потерял пол круга! Да ты… ты… ты же знал, что это не я! Знал!!! И промолчал!!! Хотя одно слово и все было бы ясно!!!

– Я не знал!!!

– Знал, ты был там… хоть сейчас не ври!!! НЕ ВРИ!!!

– СИДЕТЬ, – рявкнул Коста.

– Не знал!!!!!! Потому что Я НЕ ПОМНЮ!!! – эхо последних слов Пятого оглушило, и Коста замер. – Я – не помню!!!

Всхлипнул Пятый.

– Я ничего не делал, я – не виноват… меня даже к магам отправляли, я просил! Сам просил!!! И они просмотрели память – там ничего нет…

– Ты все врешь! Врешь! Как всегда, – менее уверенно повторил Семнадцатый.

– Готов поклясться жизнью за Гранью… видит Великий… я просто не помню.

Оглушительная тишина висела пару мгновений.

– А ты не помнишь… только этого, или… многого, – уточнил Коста главное.

– Многого, – тихо ответил Пятый. – Я не помню всегда, если меня забирают с острова… не помню ничего… иногда помню день отъезда, иногда нет… иногда, – повысил он голос, – я забываю и день до!

– Как удобно, – съязвил Семнадцатый. – Забыть именно то, что нужно, чтобы тебя тоже не наказали…

– Я НЕ ВРУ!!!

– Врешь!!!

– Не вру!!!

Коста сидел посередине – и справа пристроился Пятый, а слева – на расстоянии вытянутой руки, прислонившись к стене сидел Семнадцатый. Рядом они так и не сели, но, по крайней мере начали разговаривать.

– И что, так всегда?

– Всегда, – буркнул Пятый. – И голова потом болит, и мне стали эликсиры давать – много…

– Тебе и раньше выдавали много, – цыкнул Семнадцатый. – Целый ящик…

– Сейчас больше, – тихо отозвался Пятый. – Голова болит и я иногда забываю, что мы проходили… а может из-за этого, – браслеты стукнулись с отчетливым металлическим звуком. – И вообще, это ты виноват.

– Я-я-я?! – взвился Семнадцатый.

– Ты, – шмыгнул носом Пятый. – Ты тогда меня бросил… а их было четверо…

– Я не бросал, ты меня подставил!!!

– …их было четверо, и они привыкли, что мы всегда вдвоем… что мне было делать? Тогда я потерял контроль в первый раз и мне надели…

«Дзынь-дзынь» – браслеты снова стукнулись друг о друга.

В карцере повисла тишина.

– Я никого не подставлял – я не помнил… а ты меня бросил… и потом не слушал…

– Да я…

– Так кто из нас тварь?

– Да я тогда чуть полкруга в карцере не потерял!!!

– А мне браслеты надели!!!

– Да меня на две декады лишили ужинов и дежурил потом весь сезон!!!

– А мне теперь десять эликсиров прописывают!!!

– Да Шрам со мной декаду не разговаривал, только плетения и швырял!!!

– Так за дело, – мстительно отозвался Пятый. – За дело!

– Ах, за дело…

Коста вздохнул и на ощупь начал пробираться к столику. Пока эти за спиной ругаются, он сможет спокойно достать кувшин из под стола, напиться и успеть зажевать пол лепешки.

– Дай мне!

– Там полглотка осталась!

– Я пить хочу! – кувшин перекочевал в темноте слева направо, и Семнадцатый жадно вылакал последнее. – Мало. Если бы ты не лез, первый не разбили бы…

– Я не лез! Это ты лез!

– Я не лез, я шел…

– Нет лез!

– Нет шел!

– Тихо! – прошипел Коста. – Тихо. У меня от вас голова болит.

– Так и надо…

– Когда болит, я могу потерять контроль.

Слева заткнулись и сердито засопели.

– Теперь, когда вы все выяснили, вернулись к главному вопросу. Тройка?

Пятый рядом притих – Коста почти чувствовал исходившее от него в темноте напряженное ожидание.

– Нет, – неохотно откликнулся Семнадцатый.

Коста обдумал ответ, и терпеливо вздохнул.

– Значит, все-таки не всё выяснили. Значит, нужно будет ещё раз попасть…

– Да я не против! – огрызнулся сосед справа. – Мне Шрам запретил! Прямо запретил! Сказал, что я могу выбрать любого, кого угодно, кроме вас двоих!!!

Коста поднял брови в темноте, вспоминая, что сказал Сейши, а Пятый… хрюкнул. Раз, два, три, и наконец, захохотал.

Сколько прошло времени, Коста не знал. И сколько они разговаривали. Слова разбавляли темноту, не позволяя тьме шептать что-то свое в уши. И он был уверен, что не только он чувствует себя здесь неуютно, как только опускается тишина. Потому что как-то замолкал один – через мгновение начинал говорить кто-то другой.

– А кто меня возьмет там, – рассуждал Семнадцатый в темноте. – Я для всех – мясо, насмотрелся я на таких, как кончают наемники из черни… их даже в клан не берут, так по временным клятвам, чтобы не платить потом… Кому я нужен? А тут лечат, кормят, одевают… учат плетениям, я за три зимы столько узнал! Шрам сказал – могу Помощником быть, если подтянусь, – он тяжело вздохнул. – А чего ещё мне хотеть? Вот ты, чего хочешь?

Косту толкнули плечом.

– Я? – Коста задумался. – Найти убийц Мастера, – выдал он наконец. – Это то, что обещали, когда я попал сюда. Сдать на младшего каллиграфа… Наставник готовил к экзамену на эту зиму… А так… лавку хочу… свою… чтоб заказы не переводились и, чтобы кланы не воевали… иначе торговли никакой, и…

«Выжить» – он не произнес. Потому что сегодня он сидел в карцере, а что будет завтра – не понимал и близко. Его будущее было похоже на бушующее море в шторм, когда впереди не видно ни зги… а воду он не любил. О каком будущем можно говорить? Тут бы не утонуть и не захлебнуться…

Как щепка, которую носит по волнам, или как корабль… которым управляет кто-то другой и куда судно держит курс, Коста пока не понял… Но – поймет.

– А ты?

– Я хочу выжить, – выпалил Пятый без раздумий.

Коста вздрогнул.

– Просто – выжить…

– С таким местом в рейтинге… – начал язвительно Семнадцатый.

– …потому что целители мне сказали – организм разрушается. Не всякий сосуд может вместить силу… Мой… сосуд, – Пятый сглотнул, – не был рассчитан на такой круг изначально, поэтому… поэтому придет в негодность, если не научиться управлять потоками.

Семнадцатый рядом притих.

– Сила сожрет меня.

– Что говорят целители, есть решение? – уточнил Коста.

– Говорят, стабилизация может помочь. Когда организм не рассчитан пропускать такую силу, он может привыкнуть… наверняка может, – добавил Пятерка не слишком уверенно.

Коста хотел спросить – это касается всякого повышения круга искусственными методами, ведь ему обещали «третий», или это слишком мало, но его преувеличенно бодро перебил Семнадцатый:

– Я жрать хочу! Торчим тут вечность… Ты мне должен два дня жратвы, Шестнадцатый, вот за это всё! Да я так хочу жрать, что сейчас даже приютской похлебки не отказался бы, – прицокнул он языком, – хотя кормили нас, почти как свиней…

– Тебя по крайне мере кормили!

– Да можно подумать ты знаешь, чем кормят в храме! – фыркнул Пятый.

– Ну, лучше, чем в приюте!

– А вот и нет…

– А я сухари люблю, – вклинился Коста. – Они не портятся, и когда нет риса и нечего есть – самое вкусное, что можно придумать…

– Сухари все любят!

– …последний заработок, мы тогда сбегали с Керна, я так и не увидел… Мастер тогда получил заказ, мы рисовали доску для корабля… Мирия… – прошептал Коста тихо. – Экспедиция в неизвестные земли…

– Та самая?!

– Которая не вернулась?

Коста кивнул, потом понял, что его не видят и повторил:

– Та самая…

– А правда, что там лучшие артефакты?

– Говорят, туда набирали отъявленных головорезов и…

– Эти корабли такие большие, как про них говорят?

– Большие, – мечтательно произнес Коста. – Их строили почти пять зим… когда верфи укрывает снег… это так красиво…

– … а потом меня просто продали в Храм в младшие служки. У семьи не хватало денег, – продолжил Пятый отстраненно. – У меня уже тогда был пятый круг… потом из храмовых меня выкупили Арры и я оказался на островах…

– Ты хотя бы знаешь свою семью! – проворчал Семнадцатый рядом. – Я кроме приюта и не видел ничего, только город, да рынок со свалками, когда сбегали… Когда-нибудь я дойду до первой десятки, меня отпустят на побережье… я накуплю еды и вернусь, – выдал он решительно. – И накормлю всех приютских до отвала!

– Приюта больше нет, – тихо отозвался Коста, вспоминая сгоревшее здание и ряды обугленных черных тел.

– Не может быть, он самый большой на побережье, – отмахнулся сосед.

– Приюта больше нет. – Повторил Коста глухо. – Я сам видел. Его сожгли маги, которые приезжали в город, когда… когда убили Мастера.

– А кто выжил? Куда их? Кто выжил? – Семнадцатый больно ухватил его за плечо.

– Не знаю. Знаю только одного из приютских – встретил в городе… его зовут Лис, и он бредит театром…

– Не помню такого.

– Рыжий… очень рыжий…

– А…

– Он сейчас послушником в храме Великого… он может рассказать больше, я многого не знаю…

– А те, кто сожгли… маги… ты сможешь узнать их? – спросил Семнадцатый после долго молчания.

– Каждого, – отозвался Коста, прикрыв глаза. – Я запомнил каждое лицо, и узнаю даже спустя десять зим…

– Хорошо.

Коста – думал.

Их должны выпустить к утру. Его вызовут к Сейши, и ему нечем отчитываться. Задача стояла – создать тройку, но для ее создания недостаточно согласия Семнадцатого. Тройка, не утвержденная куратором, связкой не является. Сейши наверняка скажет, что он – не справился. Ведь до тех пор, пока не будет одобрения Шрама – задача не решена.

Значит…

Коста вздохнул.

Задача остается прежней, меняются условия. Ему нужно убедить Шрама.

– А теперь, когда ты знаешь всё… если бы не Куратор, ты бы … согласился на тройку? – уточнил Коста осторожно.

Семнадцатый молчал пару мгновений, так долго, что Пятый рядом почти перестал дышать.

– Ты бы хотел?

– Возможно, но Шрам…

– Ты. Согласен? – повторил Коста отчетливо в темноте и вытянул вперед руку, ладонью вниз, пихнув Пятерку. – Один за всех и двое за одного.

– Но Шрам…

– Один за всех, – теплая ладонь Пятого упала сверху на руку Косты. – И двое за одного.

– Шрам…

– Я не спрашиваю, что хочет Шрам. Я спрашиваю, что хочешь ты.

Семнадцатый молчал. Коста почувствовал, как рука Пятого сверху немного дрогнула, и он крепко перехватил его за ладонь – «не сметь убирать».

– Мы берем в тройку не Шрама. Мы берем в тройку тебя. Я понял, чего хочет Шрам. Я спрашиваю, чего хочешь ты.

Пятый снова дернулся убрать руку, но Коста не позволил – «ждать». Семнадцатый молчал и сопел ещё пару мгновений, пока наконец не спросил Пятерку:

– Поклянись, что ты тогда не врал… про разговор Наставников…

– Я никогда не вру! – фыркнул Пятый.

– …если это не выгодно… поклянись…

– Слово, – облегченно откликнулся Пятерка. – Один за двоих…

– …и двое за одного, – закончил Семнадцатый. Горячая ладонь упала сверху на их соединенные руки со второго раза – в первый сосед промазал.

– Тройка, – добавил Коста, кладя свою вторую сверху, чтобы никто не сбежал.

– Тройка! – отозвался эхом Пятый.

– Тройка…

– Осталось убедить Шрама, – озвучил Коста очевидное.

– Он не меняет своих решений! – уверенно рубанул Семнадцатый.

– Все бывает в первый раз…

– Меняет, но очень редко, – неохотно подтвердил Пятый. – А что ты понял? Про Шрама. Ты сказал ты понял, чего хочет Наставник?

Коста приподнял бровь в абсолютной темноте, но промолчал.

– Ты понял то же, что и я? – Настаивал Пятый.

– А что вы поняли? – влез Семнадцатый. – И какая разница, что вы поняли, Шрам не меняет решений! Сказал – сделал!

– Меняет, – снова возразил Пятерка. – Но очень редко, и вы знали бы об этом, если бы учились тут…

– … десять зим, – закончил Коста тихо. – Я помню, помню… Может быть ваша проблема именно в этом?

– В чем?

– Вы смотрите на всё отсюда… с острова… а я не учился, и Шрам не мой куратор…

– Шрам не меняет своих решений!

– Я понял, понял… Шрам своих решений не менял, – Коста размял шею, протяжно зевнул и потер виски. – Представьте, что я должен нарисовать портрет по вашему описанию… верный до последнего штриха… Мне нужна информация. Сколько ему зим? Что он любит больше всего? Что его раздражает? Что он не любит больше всего? Что ценит? Что ест на завтрак, и какие у него слабости… И да, Семнадцатый… я хочу, чтобы ты вспомнил дословно, как звучал запрет твоего Учителя…

Остров знаний, утро следующего дня

Из башни их выпустили до гонга, как всегда, что провинившиеся могли загладить проступок новым днем и успеть на тренировку. Новый день – новые шансы. Коста находил подобный прямой способ наказания чрезвычайно забавным, учитывая, как изобретателен и изощрен бывал Мастер Хо.

Четкие правила позволяют поддерживать иллюзию упорядоченности в мире, который создан искусственно. Совершил проступок – наказан. Отбыл наказание – свободен до следующего проступка. Если бы он, Коста, руководил бы Островом, он никогда не стал бы наказывать так.

– Шестнадцатый! К Куратору! До тренировки, – приказал ему Помощник.

К крылу Наставников в Главном Корпусе Коста пошел сразу, никуда не сворачивая. Коротко поклонился на входе:

– К Наставнику Сейши.

А потом поднялся по ступенькам и пошел в кабинет к Шраму, отсчитав вторую дверь от дальнего окна, как ему объяснил Семнадцатый.

Кураторское крыло Главного корпуса, кабинет Наставника по боевой подготовке

– … волчонок? Входи… – едва заметно удивился Шрам, на мгновение оторвавшись от бумаг за столом. – Выспался в карцере? – усмехнулся он, глядя на голову.

Коста неторопливо расчесал пальцами волосы, пригладив, и осторожно перешагнул порог кабинета, стараясь не наступить на сваленные прямо на полу стопки свитков, стул, весь завешанный грязной одеждой, остатки еды на полу, засохшие тарелки, и даже в углу – небрежно свернутая в рулон, тонка циновка.

Шрам и спит в кабинете?

Если верить Пятерке – Шрам один из лучших на острове, как-то Восьмой и Учитель по боевке давали показательный бой в круге на котором позволили присутствовать ученикам… ничья. «Устраивающая всех ничья» – так выразился Пятый, уверенный, что не будь публики их Учитель победил бы.

Ещё Пятый выдвинул версию, что Шрам специально запретил Семнадцатому, «потому что тупоголового иначе не проймешь», и «они точно договорились заранее с куратором Сейши».

Если договорились – ему же проще, если нет, и он ошибается…

– Сейши ждет тебя со вчерашнего дня… Если бы не право оставлять «первый разбор» личным кураторам, и право определять программу… мы бы поговорили про два мгновения, – хмыкнул Учитель. – Контроль вернулся полностью?

Коста твердо отрывисто кивнул и продолжил изучать Шрама взглядом художника.

Если бы он рисовал их втроем – Пятого, Семнадцатого и Шрама, то сделал бы Учителя опекающим. Так он считывал. Либо Шрам стоит сзади, покровительственно положив руки на плечи стоящих впереди личных учеников, либо… стоит чуть впереди и тогда его фигура на рисунке будет центральной… И Учитель будет закрывать плечами и корпусом тех, кого он принял под свою защиту.

Правая рука зачесалась от желания взять в руки кисть.

Да, таким и был бы первый набросок…. Но… Основная проблема в том, что на этом рисунке не было бы места для него – Косты. Он – лишний.

– …шекковы учебные планы… шекковы списки… шекковы крючкотворы… шекковы любители переводить тушь на пергаменты…

Коста бегло изучил разложенные на столе документы – Шрам копировал учебные планы, создавая новые таблицы по номерам. Для каждого ученика свою и общие отчеты.

– … сидеть полночи… – прорычал Шрам, почесав пятерней волосы на груди распахнутую на груди рубашки.

– Шестьдесят мгновений, – выдал Коста. И, подумав, добавил: – Даже пятьдесят. Лучшим каллиграфическим почерком. Я могу сделать быстро.

Шрам откинулся в кресле и попытался улыбнуться – один уголок рта пополз наверх, и лицо искривилось, превращаясь в жеваный пергамент с мятыми краями.

Интересно было бы послушать, как каждая из этих отметин появилась на лице… кто смог достать его?

– И что это ты хочешь за это одолжение, Шестнадцатый? Узнать, какие задания будут на промежуточном экзамене и успеть подготовиться? Вряд ли. Попросить уменьшить личную норму кругов? Нет. Или… поговорить о чем-то с твоим куратором? – Шрам довольно щелкнул пальцами.

Коста трижды отрицательно мотнул головой, и продолжил, тщательно подбирая слова.

– Т-т-тройка.

Шрам одобрительно кивнул ещё раз.

– С-с-семнадцатый не в вос…

– Не в восторге, – закончил учитель за него. Коста торопливо закивал.

– Был. Т-т-теперь согласен. Я прошу согласовать тройку, отнестись к идее нашей «тройки» одобрительно.

Лицо учителя напряглось и каждый шрам стал виден отчетливее – он смеялся.

– Ты хочешь, чтобы я продал тебе своего ученика? Со всеми потрохами…

– Хочу, чтобы Семнадцатый был в «тройке», – совершенно спокойно пояснил Коста. – Поставьте печать на прошении…

– А что ты можешь дать моему лучшему ученику с таким рейтингом? – Шрам откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

– То, что не можете дать вы.

– И что же это?

«Дружбу», – Коста не произнес это вслух. Во-первых, сомневаясь, что ответ будет верным, а во-вторых, потому и сам до конца не знал, что вкладывают в это понятие люди. Учиться «дружить» – это как «рисовать». Нужна практика. И только после сотен проб и ошибок можно нащупать верный путь.

– Взаимопонимание… Пятый и Семнадцатый могут стать командой, общаться и..

Шрам вздохнул.

– К каким выводам ты пришел сам? Кажется, этой фразой Сейши любит начинать вечер. Старик уже успел совсем задурить тебе голову, волчонок. Да, старик хитер, как лис и изворотлив, как змея, но иногда он забывает, что другие Высшие более простые… Жрать, спать, трахаться. Есть, где спать – и жизнь удалась. Наше прошлое всегда определяет настоящее. Думай проще! Это ты, – Шрам отогнул указательный палец, – это мои парни, – сломать каждого – раз плюнуть, но вот так, – он спрятал пальцы в кулак, – попробуй достань… Вот это я хочу видеть! Вот чем вы должны стать!

Коста кивнул.

– Почему он не пришел просить сам?

– Тройка – это один за всех, и двое за одного. Сегодня я – один за всех.

– Я подпишу прошение, – Шрам не стал тянуть и ответил прямо, и эта прямота Косте понравилась. – Но при одном условии…

Когда Коста притворил Дверь в кабинет, ещё раньше, чем обернулся – услышал четкий дробный раздраженный стук трости по мозаичным плиткам пола.

Сейши.

К собственному куратору он обернулся стремительно, выполнив положенный по всем правилам малый поклон ученика-учителю, и раньше, чем Сейши успел открыть рот, отчитался:

– Ученик выполнил ваше задание, Наставник. Тройка сформирована. Разрешение получено. Состав тройки – Шестнадцатый учений, Пятый и Семнадцатый.

Его отловили сразу за Корпусом. Нетерпеливо переминающиеся на дорожке теперь уже совершенно точно полноправные члены его «тройки». Первой «тройки» в его жизни.

– Ну что?

– Что он сказал?

– Все хорошо, – Коста пожал плечами. – Они согласны.

– Они? – переспросил Семнадцатый. – Кто они?

Пятый просто моргнул, сразу поняв о чем речь:

– Я был прав. Наставники… они сговорились!

– Наставники согласны и…

Семнадцатый хлопнул его по спине со всей силы так, что Коста пошатнулся.

– … назначили наказание всей тройке разом. Нас лишили ужинов на всю декаду и…

– Ужина? Как лишили ужинов на декаду… – Возмущенно взмахнул кулаком Семнадцатый.

– …добавили три дополнительных круга на тренировке каждое утро…

– Три круга! Три!!! – взвыл Пятый.

– Ты не мог договориться как-то иначе?!

– Нет, я не согласен! Да мы сдохнем с голоду!!! Целую декаду!!!

– Да почему три круга? Почему так много… я и шесть то еле тяну! Да я буду до обеда бежать!

– Да отстань ты своими кругами, нам нечего будет жрать вечерами! Нечего, это ты понимаешь!

– Да отстань ты со своей едой, видит Великий! Ещё никто не умирал, пропустив ужин!!!

Три дня спустя, вечер

Юго-западная скальная оконечность острова

Рыба шкворчала на костре, в небе нарезали круги морские птицы, последние лучи светила пронзали розовым золотом облака и купол над Октагоном. Коста – обмакивал кисточку в походную тушницу, пристроив доску для на коленях, и – рисовал.

Пятый заглянул через плечо и присвистнул.

– Зачем тебе карта острова?

– Просто рисую… – ответил Коста, неторопливо нанося последние штрихи – ему не хватало только этой части побережья, на всех остальных он уже был.

– Ты поэтому притащил нас именно на эти скалы? Чтобы закончить карту?

Пятый и Семнадцатый переглянулись над головой Косты.

– Покинуть остров нельзя.

Коста не ответил, продолжая молча рисовать.

– Это бесполезно… ты слышишь?

– Следи за рыбой, сгорит, – бросил Коста Семнадцатому в ответ.

– Ты нанес на карту все Корпуса, тропинки, расстояния, стороны света и даже… – Пятый прищурился, вглядываясь. – Спуски к воде?

– Как часто вы должны тренировать плетения, чтобы не потерять навык? – Коста посыпал сверху просеянного песка, сдул, убедился, что тушь на рисунке высохла, и убрал пергамент в тубус. – Мы слишком мало рисуем и пишем… Я просто тренирую навык.

Семнадцатый справлялся быстрее всех и уже проглотил половину, жадно посматривая в сторону чужих порций. Коста ел неторопливо, а Пятый – отказывался, и ворчал, сложив руки на груди.

– Нас накажут!

– Завтра можно вернуться сюда же, если никто не сдаст… – сыто рыгнул Семнадцатый, приподняв кулак.

– Сдаст, если это будет выгодно, – возразил Пятый.

– Не сдаст, – возразил Коста, облизывая пальцы. – Если захотят поесть рыбы, не сдадут.

– Но так нельзя…

– Я выучил правила острова наизусть – Сейши заставил, там нет ни единого слова про запрет ловли рыбы… – Коста оторвал кусок рыбы и, охнув, закинул в рот. – Ни единого! Я заранее проверил вчера.

– Нет, потому что это никому и в голову не приходило! – возмутился Пятый, глядя на то, как Семнадцатый с набитым ртом уминает рыбу. – Нас кормят в столовой.

– Все, что не запрещено – разрешено, и я новенький, не забывай об этом.

– Видит Великий, именно поэтому накажут нас! Мы знали!

– Ты предпочел бы остаться голодным? Можешь не есть. Нам достанется больше, а ты…

– Пф… ты не сказал мне заранее, зачем я должен быть своровать веревку! Если бы я знал, что для сети…

– … останешься голодным, если накажут так и так, лучше быть сытым…

Пятый вскочил с места и вырвал из рук Семнадцатого веточку с запеченной рыбой – третью по счету, и возмущенно начал есть. – Нам точно продлят наказание! – пробурчал он с набитым ртом.

– Пусть продлят. Рыбы много, – Семнадцатый облизнулся.

– Нам запретят ловить рыбу! – фыркнул Пятый.

– Запретят? – Коста пожал плечами и посмотрел в небо – прямо над ними кружила пара жирных птиц. – Пусть запретят. У Семнадцатого отличная меткость – будет учиться охотиться…

– Охотиться?! Птиц нельзя ловить и жарить! Это – запрещено!!!

– В правилах об этом ни слова, – парировал Коста. – Запретят ловить птиц, значит, будем есть траву и откапывать коренья…

Пятый ошеломленно замолчал.

– А какие коренья? Тут есть съедобные коренья? Ты же с Севера! Да ты одно дерево от другого не отличишь!

– В архиве есть свитки для алхимиков, разберемся…

– А чем мы их будем копать, у нас нет мотыг…

– Плетениями, плетениями мы их будем копать, – прошипел Коста. – Ешь уже и помолчи.

– А если плетения запретят…

– Палками будем копать, руками, обменяем еду… украдем… но никто не умрет с голоду в эту декаду. Никто!

– Хей! Ты сожрал мою рыбу!!! – Возмутился Пятый.

– Меньше болтай, больше жуй… и я большой – мне больше надо, – Семнадцатый прожевал, сыто рыгнул и наконец вмешался в разговор – И, если что, я точно знаю, где можно украсть мотыгу…

После ужина они валялись на траве до отбоя.

Сейши вызвали на Главный остров, и Коста подозревал, что это связано с ним. Точнее с его «выступлением на тренировке». Поэтому этот первый вечер он мог посвятить только себе.

«Им», – поправился Коста, глядя на то, как Пятый, выловив в траве большого желто-зеленого жука, подкрадывается сзади к Семнадцатому, чтобы тихо посадить на волосы.

– Что за… дрянь! Тьфу!!!

«Дети», – Коста вздохнул. Хотя у них вышел неплохой тандем для первого раза, если эти двое не оспаривают задачу, они вполне могут работать вместе. Пятый украл веревку и собирал дрова, Семнадцатый ловил рыбу, а он чистил и нанизывал на палочки.

– Ах-ха-ха-ха…

– Уйди от меня!!! Уйди от меня, я сказал!!!

Как же ему хотелось рисовать. Морских птиц, кружащих над ними, волны, как ветер колышет траву, розовые полоски заката… Это он точно смог бы… А как нарисовать тишину? Спокойствие, которое сейчас наполняло душу? Как передать сытость и голод…

Коста задумался и пропустил момент, когда его со всей силы хлопнули по спине. Семнадцатый возвышался над ним, и небрежно протерев ладонь о верхний халат, протянул ему руку:

– Я – Семи…

Он сообразил не сразу, но потом протянул свою, и встал, крепко ухватившись. Они так и застыли, друг напротив друга, чуть касаясь плечами.

– Коста…

– Любимец Великого, – представился Пятый, положив свою ладонь сверху. – Тройка?

Семи кивнул.

– Чтоб насовсем-насовсем, чтоб «купола-и-обратно»?

– До конца, – поправил Коста. Каким бы он ни был.

– До конца, – отозвался эхом Пятый.

– До конца…

И как будто в подтверждение клятвы, сверху пронзительно закричали чайки. Коста поднял голову и посмотрел на небо – над ними ослепительным перламутром умиротворяюще сияла сетка защитного купола.

Глава 25. Простая механика

Главный остров, кабинет Главы клана Арр, раннее утро

Управляющий сортировал свитки, чтобы подать информацию господину в нужной последовательности. «Силовая» лаборатория сегодня отличилась – шесть свитков, вместо обычных двух на отчет. Он пробежался по первому абзацу и зачитал вслух то, что предложили:

– … использовать постоянные ограничители в виде татуировок, если сила заимствованная, не принадлежит рецепиенту и может последовать эффект … «отторжения»…

Как же эти учишки любят вводить новые термины, чтобы подчеркнуть собственную значимость.

Управляющий скривил губы.

«Силовое отторжение», нет, чтобы прямо сказать – мы не справились, потратили…

Он перелистнул свиток, чтобы посмотреть сумму затрат в фениксах – десятую часть зимнего бюджета небольшого клана.

… но провалили эксперимент… и теперь придумали красивое название, чтобы объяснить, почему провалились… «силовое отторжение»… и опять просим денег.

Сегодня утром его раздражало вообще все.

Каждая из пяти экспериментальных подземных лабораторий острова подала запрос на увеличение бюджета…

Финансирования они хотят, а где результаты, где? Того, что они производят едва покрывает расходы и никакой прибыли… Как он должен держать клан на плаву, если баланс постоянно грозит стать минусовым???

Лаборатория алхимиков запрашивала новые ингредиенты – они не могут производить столько смесей и эликсиров. Не могут производить в тех количествах, которых расходуют остальные лаборатории… А это фениксы! Они не могут выращивать вообще все ингредиенты или добывать! Ядоделы требовали яда скорпиксов… где он возьмет его в этот сезон? Украсть – не получится, только не на Севере…

Артефакторы жаловались на плохое качество исходных заготовок, представленных «плавкой», что один из трех камней трескается при обработке, они не могут работать с таким материалом.

Восьмой запрашивает новую форму для учеников, а также… Управляющий развернул самый большой свиток из всех… список из двухсот тридцати пунктов всего «самого необходимого» для острова знаний. Чтобы кормить оболтусов, которые совершенно не ясно, будут полезны или нет.

Менталисты требовали новые «манекены» взамен испорченных, а также материал для практических работ обучающихся, и – самое дорогое – объекты для отработки переноса! Он что, должен скупить половину Западного предела? Или что? Они думают, рабы и вассалы с силовым кругом выше второго растут в полях? На деревьях? И он отправит с десяток рабов с корзинами, чтобы собрать урожай и доставить на остров Памяти?!!

Никто, совершенно никто не задумывается, чего ему это стоит! Как он выкручивается, чтобы привозить на острова все новых и новых людей, и при этом, чтобы не появлялись новые вопросы у кланов. Закономерные вопросы!

Управляющий вздохнул.

С работорговцами надо кончать – они стали почти бесполезны. Все, что они привозят последние зимы – почти всегда негодный хлам, а финансирование их через исходников обходится клану в круглую сумма… – он перелистнул на раздел со сметой расходов, – … да, в очень круглую сумму. Он поднимет этот вопрос на ближайшем совещании. Проще покупать у Си.

Никто его не ценит! Никто!

Он сжал свиток пальцами и тут же расправил.

Эти мысли опасны, нужно убрать их из головы. Кто знает, когда цепной пес Кайр шагнет на новый уровень, и сможет считывать не только образы и конкретные воспоминания, но и зачатки мыслей… Мысль, которая пустила корни, может прорасти много зим спустя… Как же он не любит ковырятелей в мозгах! Но этих…

Управляющий распахнул шкатулку, стоящую на столе прямо перед ним, на дне которой, обернутые в нежнейший шелк, лежали тринадцать крупных камней правильной формы, все в оттенках прозрачного золота, как тягучие медовые капли, застывшие от времени.

… этих он не любил больше. Почти ненавидел.

Крышка захлопнулась с отчетливым щелчком. Управляющий поправил очки, отодвинул от себя коробку подальше, потом подумал, взял ключ и отнес в дальнюю часть кабинета, положив в «хранильный ящик» с силовой защитой.

Когда эти камни были так близко в таком количестве, они тоже раздражали, а ему нужно иметь чистые и прохладные мысли, слишком много разноплановых задач глава выдал вчера.

Общий баланс он подвел только к обеду, и то, переделывал дважды. Пока графа «источники доходов» не стала перекрывать графу «необходимые расходы» хотя бы на сто фениксов.

Им срочно нужен какой-то способ увеличить финансовый поток, иначе скоро клан Арров пойдет ко дну вместе со всеми островами. Сколько тратит «Семейный остров» – он даже не стал считать, все равно эти расходы ему не ограничить. И урезать бюджет каждой из лабораторий нельзя – остановятся эксперименты.

Эксперименты!

Он тяжело вздохнул, вспомнив самую большую дыру в бюджете за последние пять зим – Экспедиция в неизвестные земли.

Сколько они потратили на эти два корабля? На артефакты? На разработку накопителей? На доставку? На охрану? На силовое сопровождение? На подкуп? На взятки, которые направо и налево раздавал Четвертый, а сколько этот хмырь пропил на своем Севере?!

Но кто будет его слушать? Он знал заранее, что прикажет Глава – «значит просто нужно найти новые источники дохода».

Просто. У Главы все – просто. Или – просто, или – станешь ледяной глыбой на острове, или одним из камней. Конечно, при таком раскладе все становится просто. Хотя он не отказался бы носить на руке камень с голубым кольцом, если когда-нибудь Кайр переступит черту… а он переступит.

Управляющий вздохнул, поправил очки и вернулся к главной задаче – конкретным рациональным предложениям.

Если сократить расходы полностью ему не дадут – нужно сократить хотя бы частично, и заставить лаборатории отчитываться фениксами за каждый испорченный человеческий материал – за каждый экземпляр, потраченный впустую! Может тогда они хоть немного начнут думать, проводя свои эксперименты!

Главный остров, кабинет Главы клана Арр, раннее утро

Глава Вэй листал свитки молча.

Управляющий задержал дыхание.

– Это твои предложения?

– Политика клана в последние десять зим была неоправданно… рискованной, – подобрал он нужное слово. – Я прогнозирую глубокий финансовый кризис – ещё зима-две в таком режиме и у нас не будет хватать материала и оплата расходов…

– Материала должно хватать всегда, – веско отрезал Вэй. – Если мы не можем позволить себе купить материал, мы всегда можем использовать то, что у нас уже есть.

Справляться с дрожью – не показать – под пронзительным взглядом Главы – пустым и совершенно равнодушным, становилось все труднее, но он – смог, несколько раз повторив про себя, какой у него круг, сколько он служит клану, и что тех, кто полезен, никто не пускает в расход.

– Нам нужно не просто больше материала, господин… нам нужно намного больше, – Управляющий передал очередной заготовленный заранее свиток из пачки, которую держал в руках. – Последний заказ. Сразу от шести кланов Центрального предела. Фениксы и род Си в том числе, они хотят купить больше накопителей. Всем внезапно понадобились камни и кольца.

– Они готовятся к войне, – пробормотал Вэй. – Почему я ещё ничего не знаю об этом?

– Потому что мы пока не нашли новую замену столь же высокого ранга в Центральном пределе. Это требует времени, – озвучил Управляющий совершенно очевидное – последнего агента они потеряли несколько декад назад, а не так просто внедрить кого-то в высшее общество, если это самое общество изначально закрыто. – А те слуги, которые у нас остались в Ашке, могут только собирать слухи…

– Мне не нужны слухи!

– Мы работаем над этим господин, на этой декаде куплены две наши девушки в гарем, один евнух, и мы поставим помощника Управляющего…

– Это слишком мелко!

– Всего кланы хотят двадцать две заготовки под боевые артефакты, с которыми потом смогут работать артефакторы. Двадцать два желтых камня. Это значит, нам потребуется около тридцати человек, учитывая брак, чтобы получить на выходе двадцать два камня, по подсчетам лаборатории. Мне нужно увеличить бюджет на эту декаду, господин. Стоимость рабов на аукционах выросла…

– Почему работорговцы так плохо выполняют свои задачи?

– Слишком большой круг силы нужен, не так просто взять вассала такого уровня… Нам нужно увеличить доходы клана, – Управляющий переделал смету и расчеты, над которыми работал все утро. – Нам нужны новые источники доходов. Постоянно использовать «камни» для прямой продажи мы не можем – это ресурс имеет емкость. Многие задаются вопросами – пока тихо, но это вопрос времени.

– Кто?

– Клан Си. Вопросы о том, откуда у клана Арров столько готовых камней, почему и как именно клан Арров смог найти и сохранить хранилище эпохи Исхода, в котором так много чистых накопителей… Их третий Наследник был с неофициальным визитом у Да-арханов, и те категорически отрицали, что имеют отношение к находке.

– Да-ар-ха-ны… – Глава пошевелил пальцами – золотые камни сверкнули на свету. – Опять Да-ар-ха-ны… от них становится слишком много проблем…

– Мы не можем объяснить, откуда у нас так много чистейших заготовок под артефакты, почему все накопители одного размера и почему все камни оттенков желтого. Изготавливать голубые и черные слишком дорого, – добавил Управляющий совершенно очевидные всем присутствующим вещи.

– Как хорошо во время войны – никто не считает потери, и все можно списать на военные действия… Нам нужна война. Небольшая война на границе… – Вэй задумался. – Юга и Запада. Небольшая победоносная война… мы сможем поставлять накопители обеим сторонам, и тогда никто не будет задаваться вопросами о цвете камней, а также – любая война – это много материала… Да, нам нужна война кланов, – Вэй вздохнул, прикрыв глаза. – Насколько проще было раньше… разве у кого-то есть время задавать глупые вопросы, если на дворе смута? Если у тебя горит поместье клана, разве ты стал бы задаваться вопросами, откуда взялась вода, которой ты потушишь огонь?

Управляющий мудро промолчал.

– Что ещё?

– Лаборатории доставили результаты. Вот общий отчет и образцы. Шкатулка камни, эликсир, варианты татуировок, а так же разработки по переносным силовым куполам.

Глава запустил руку в шкатулку и с удовольствием выгреб сразу пригоршню камней – ровных, крупных, налитых золотистым соком силы.

– А здесь нужна ваша печать, господин, для выдачи ингредиентов из лаборатории…

– Второй этап?

Управляющий кивнул, подавая отчет.

– Эксперимент «Пятый номер». Организм разрушается. Они предлагают использовать не временные внешние ограничители, а постоянные – татуировки. Если эксперимент увенчается успехом, мы сможем предлагать это кланам для повышения уровня сил… Если проблемы с контролем будут решены… Это позволит увеличить приход фениксов в казну клана..

Вэй отмахнулся, листая свитки.

– Никто не захочет увеличивать силу на несколько кругов, зная, что он проживет всего несколько зим, – вставил Кайр.

– Пусть изменят рисунок, добавят управляющие элементы в печать. Так же, как мы метим рабов, – постановил Вэй, прикладывая кольцо к свитку – сила вспыхнула, переводя прошение лаборатории в разряд приказа, обязательного к исполнению. – Дальше.

– Алхимическая лаборатория доработала формулу эликсира, – открыл Управляющий очередную «отчетную» шкатулку, где, укутанный в темный шелк, покоился пузатый стеклянный сосуд.

– Чего хочет каждый Высший, когда у него есть все, Кайр? – спросил Вей, поднося фиал с золотистой жидкостью к свету. – Власть, клан, сила, фениксы, в хранилищах полно артефактов, которых хватит на поколения вперед? Есть всё, кроме одного – возможности это увидеть своими глазами. Любой Высший, перешагнув определенный рубеж, когда в его руках сосредоточена всё, жаждет только одного – возможности увидеть это собственными глазами. Жаждет – бессмертия.

Кайр скептически рассматривал эликсир.

– И когда-нибудь мы достигнем переноса без побочных эффектов…

– Нужны номера учеников для экспериментов, – тихо напомнил Управляющий, но его не услышали.

– Только представь, Кайр – возможность жить вечно, – Вей облизнулся. – Если бы Глава клана в момент передачи власти Наследнику не должен был бы уходить, а мог бы… продолжать жить? Мы сможем продавать эту возможность Главам кланов… и… управлять.

– Перенос сознания и памяти вещь нестабильная даже сейчас с нашими наработками, мы можем выудить из памяти часть, но носитель – умирает, отдав воспоминания полностью, – напомнил Кайр. – Одноразовые «живые вестники» создать гораздо проще «многоразовых», но даже так не всегда исходная личность справляется… и носитель умирает.

– Вы просто плохо стараетесь, Кайр. Ваша задача обратить процесс вспять. Чтобы в момент перехода за Грань – мы могли бы управлять этим процессом и переносить сознание в новый… носитель. Перезаписывать память, вытесняя предыдущее… Новое сильное тело, кто откажется от такого?

– Мы доказали, что туда, куда переносят сознание это должен быть ближайший родич… мало кто готов стирать своего ребенка… – пробубнил Кайр упрямо. – У нас нет материала…

– Это пока, – отмахнулся Вей. – Пока Грань не стучит тут, – он постучал по груди. Ты ещё задаешься вопросами морали. Учись смотреть шире… Когда ты думаешь только о деньгах – ты ограничен и не видишь действительно важного… Когда тебя волнуют только фениксы, ты видишь фениксы везде, – Глава с презрением свернул смету Управляющего в тугую трубочку и бросил ее обратно.

– Нам не хватает «манекенов», господин, – снова напомнил Кайр осторожно. – Чтобы проводить эксперименты полноценно.

– Я видел. Одно из новых предложений, чтобы вы перед получением «материала» отсчитывались за каждый потраченный «манекен», – Глава приподнял кустистые брови с удовольствием наблюдая за реакцией – Кайр зло смотрел на Управляющего. Разделяй и властвуй. Властвуй и разделяй. – И … нахожу это предложение оправданным.

Остров силы, пятнадцатый скальный уровень, Силовые лаборатории

– Аааааа….. ааааа…. Аааа….

Крики расходились кругами, поднимались ввысь – к рубленому каменному куполу, и возвращались обратно.

– А-а-а… а-а-а… – подпевал, пританцовывая Старший Мастер.

Мастер любил слушать и говорил, что это как симфония. Как игра лучших островных менестрелей. Как произведения искусства – так звучал для него крик.

Вдохновлял. Завораживал. Заряжал силой и дарил вдохновение.

Помощник отступил в сторону, пропуская мастера в пируэте – все гении немножечко сумасшедшие, а этот – был самым сумасшедшим из всех, потому что только тот, у кого плетения не в порядке первым делом запросил бы установку в лаборатории не нового котла, а «звуковых артефактов», которые передавали бы звук из пыточных прямо вниз, транслировали, или вот как сейчас – крики несчастных с ритуала.

«Ааааа….ааааа…..ааааа».

Им второй раз за три декады приходилось проводить подпитку общего силового купола островов. А всё почему? Перерасход энергии.

Он искренне считал, что островов слишком много. Можно было бы оставить их остров, Главный и клановый, а остальные острова – утопить… Все равно, только они работают, только лаборатории совершают прорывы в науке, а остальные только расходуют энергию, которую они производят.

И производят не только энергию, но и камни! А без накопителей – ни одна из других лабораторий работать не сможет, да даже корабль и тот не сдвинется с места, если они – «силовики» – не предоставят запитанные под завязку камни.

Первая фаза сегодняшнего ритуала прошла в штатном режиме – один объект – один камень, прекрасной чистоты и величины. Плавильный котел работал исправно. Все показатели в норме. Базовую подпитку общего купола обеспечат верхние «ритуальщики». Можно приступать ко второй экспериментальной фазе, которая вызывала большие вопросы.

Помощник прикрепил свитки на дощечку, чтобы данные, которые нужно проверять были под рукой.

Первый уровень – в норме. Второй уровень – в норме. Температура котла – в пределах допустимого уровня разогрева. Уровень силы… почти норма.

– Силы почти достаточно, мастер, – помощник осторожно тронул гения за рукав, привлекая внимание Старшего мастера – столбик артефакта, показывающий уровень силы был почти полон.

– Запускай котел!

Короткий всплеск силы, и большие жернова – три концентрических круга в пятнадцать шагов в диаметре, начали медленно вращаться один против другого.

– Плавка из душ камней-накопителей, – отчитался помощник, делая пометку в свитке. – Тест номер двести сорок четыре. Два подопытных – пятый и шестой круг, и два пустых.

Подопытные его не интересовали – каждую декаду менялись только круги и лица. Сегодня они забрали последнего раба с аукциона с пятым кругом, а второй – помощник поднял голову, чтобы рассмотреть лежащую у границы защитного купола котла фигуру – бывший клановый с шестым кругом. Опять списали.

А вот «пустые» доставили ему много проблем. Дикари были настолько пустыми, что на них плохо и избирательно действовали плетения, и приходилось поить их эликсирами – непременно с отсутствующей магической составляющей. Но эти дикари, купленные на последнем аукционе, были лучше предыдущих – меньше воняли.

В тесте двести сорок три – неудачном – они подбирали дикарей по возрасту, сходному с испытуемыми – молодые здоровые мужчины. Сегодня Старший Мастер приказал отобрать двоих стариков – с длинными седыми бородами, заплетенными в косы и кучей бубенчиков в них.

Бубенчики его раздражали особенно, потому что попадание никаких посторонних примесей в котел плавки не допускалось – экземпляры должны быть чистыми, одетыми в робы – и каждого туземца приходилось обстригать в индивидуальном порядке.

Он поморщился от отвращения.

Туземцы самоназывали себя «аллари». Как будто, обретя название народности на Высшем, они внезапно перестали быть дикарями. И он не был согласен с теорией Старшего Мастера об увеличении уровня внутренней пустоты с возрастом – и был уверен, что старики окажутся настолько же бесполезными, как и предыдущие молодые. И он бы даже поспорил, кто прав, но спорить было не с кем. В зал «плавки» допускались всего четыре человека, и двое из них уже здесь.

Он бы сказал, что и теория – спорна, но…

Индикатор силы вспыхнул красным, показывая, что котел готов к работе – большие жернова вышли на расчетный уровень скорости. В центре колец наконец вспыхнуло черное пламя, которое, дрогнув, начало сворачиваться в большой зёв воронки.

– Запускай предварительный!

Помощник кивнул и отработанным за зимы движением, почти не глядя – двумя щелчками и одним слитным плетением – открыл клетку с песчаными грызунами, и забросил одну мышь прямо в центр котла.

Черное пламя вспыхнуло до потолка, громыхнуло, облизало защитный купол по кругу и опало вниз – все в порядке.

– Котел плавки душ к работе готов, предварительный прогон силы – успешно. Уровень силы – удовлетворительно. Параметры внутреннего контура в пределах нормы. Можно приступать, мастер.

Старший медлил, ещё раз открыл свитки и что-то торопливо перечитывал, бормоча себе под нос:

– Аларийские пустышки – послужат стабилизаторами, тест номер двести сорок четыре. Два подопытных – пятый круг силы и шестой, и двое пустышек для стабилизации. Предполагаемый результат – камень-накопитель двойного размера.

– У нас больше не осталось рабов для испытаний выше шестого круга – эти двое последние… Если что-то пойдет не так… – Осторожно напомнил Помощник. – Учитывая вчерашний эксперимент… и, если сегодня… это вышло бы четыре стандартных камня…

– Выполняй, что велено. Запуск, – скомандовал Мастер решительно. И – предвкушающе улыбнулся. – Запуск!!!

– Да, сир… начинаем… Испытание номер двести сорок четыре, создание силового камня-накопителя из энергии душ.

Помощник привычно вынул две затычки из внутреннего кармана и вставил в уши – не все тут гении, и далеко не всем нравилось слушать крики… А подопытные должны четко осознавать, что происходит, чтобы был максимальный всплеск энергии в момент отделения души от тела, и страх – способствовал этому как нельзя лучше.

Первые плетения вспыхнули в воздухе – «поднять в воздух», вторые плетения – «встряхнуть, привести в чувство, сбросить стазис», третьи…

Слишком большая доза эликсиров – не очнулись. Повторить «вторые плетения».

Третьи…

Четыре фигуры со стянутыми за спиной руками задергались в воздухе – прямо над котлом плавки, разевая рты – Старший Мастер приплясывал рядом в нетерпении, взмахивая руками в такт крикам.

Хорошие затычки. Исправно служат, их посоветовал ему Помощник из второй смены.

Мастер что-то сказал, обернувшись к нему, и он прочитал по губам – «увеличить мощность». Красный столбик индикатора стал светиться багровым, и четыре фигуры, бессильно дергаясь в плетениях начали медленно погружаться вниз – прямо в черное пламя котла.

Тела корчились, дергались, и он привычно закрыл глаза, когда котел сожрал их до половины – согласно инструкции подопытным надлежит оставаться в сознании до последнего мгновения, но в инструкции не сказано, что он должен каждый раз на это смотреть.

Очнулся он рывком – его дернули за плечо, почти вывихнув руку – Мастер орал ему в лицо, и одного быстрого взгляда хватило – мощность падает.

Увеличить мощность!

Это он понял и так, и нажал на рычаг, забирая часть силы с внешнего силового купола островов. Черная воронка выровнялась, сыто лизнув потолок, и жернова мерно заработали, перерабатывая бренную плоть в камень.

Плетения разбудили его монотонным писком через сто шестьдесят мгновений.

Помощник проморгался, спустил ноги с рядом стоящего стула, размял плечи, и первым делом щелкнул пальцами, запуская плетения времени.

Точно в срок.

Конструкция, занимавшая почти две трети огромного зала, вырубленного в скальных породах, стояла неподвижно – жернова застыли, и только три голубых огонька по краям обозначали окончание процедуры.

Он, затаив дыхание сделал несколько шагов вперед, и… получилось! У них – получилось. На центральной круглой площадке – два шага в диаметре – лежал крупный, ещё горячий камень, излучающий ярко-золотой свет – свет жизни.

Если бы его спросили о самом гениальном изобретении всех времен, он не колебался бы ни мгновения – Котел плавки душ. Так смерть – бессмысленна, и энергия души теряется, растворяясь за Гранью. А так – служит обществу. Простая механика превращения души в источник энергии, которая так щедро выделяется в момент смерти. Разве это не определенная форма бессмертия, о которой все так мечтают?

Обет молчания и десятки клятв, которые опутывали его крепче любой паутины, нисколько не умаляли того внутреннего удовольствия, которое он получал, провожая каждый камень, который складывал в шкатулку для отправки на Главный. Те, кто их купит, так никогда и не узнают, чья душа стала источником накопителя. На энергии чьих душ плавают корабли, горит освещение на островах, создаются артефакты. Но он то будет знать! Он – помнит почти каждого!

Помощник захихихал.

Нет ни одного клана, равного Аррам! Только Арры смогли не только сохранить, но и адаптировать технологии использования энергии живых существ до – исхода. Только Арры сохранили первоязык и все лабораторные документы клана до сих пор велись на архэ. Только у Арров есть установка, позволяющая запитывать энергией заключенных силовой купол, которые накрывает все острова разом – и поэтому они неприступны и непобедимы, такого нет ни у одного клана в Империи!

И он – служит Аррам. Он – имеет возможность прикоснуться…

Силовая защита зала дрогнула – дверь отодвинулась в сторону, пропуская Старшего Мастера, который довольно улыбался, потрясая свитком.

– У нас скоро будет «двоедушный»! Наконец-то мы сможем провести эксперимент по передаче силы и совместимости…

– Все готово, Старший, – указал он на очевидное, устав ждать. Потому что право «первого касания», «первого приветствия новорожденного камня» всегда принадлежало Мастеру.

Мастер подобрал полы халата и почти бегом, перепрыгивая жернова и фокусы на полу, устремился к центру зала. Присел в благоговении.

Помощник затаил дыхание. И… наклонился быстрее, чем сумел сообразить, инстинктивно – камень просвистел над его головой, упал на стол, и потом на пол, откатившись прямо ему под ноги.

Крупный. Желтый. Напоенный золотистым светом силы. Почти в два раза больше обычного. Идеальный. Великолепный. Изящность которого портил только один изъян – прямо посередине камня змеилась тонкая двойная трещина.

– Двух пустышек для баланса мало, – холодно констатировал Старший. – Отметь в свитках. Следующий эксперимент номер двести сорок пять. Увеличить количество «пустых» для стабилизации силы до трех. И… – Мастер помедлил, размышляя. – … в этот раз будем использовать женщин.

Октагон, остров знаний, пятый ученический домик

Поздняя ночь

Косте не спалось. Как он не взбивал подушку, не скатывал в валик и не откидывал одеяло. Не спалось и все.

С того самого момента, как сегодня до ужина Пятерку снова забрали и увели куда-то в сторону пирса. Беспомощного и голодного.

Ночное небо, обычно дарившее успокоение и сон, сегодня бушевало – купол над островами светился и вспыхивал всеми цветами, переливался и искрил так, что звезд не было видно. Он откинул одеяло, натянул халат и затеплил светляк. Подвинул тушницу, достал пергаменты, обмакнул кисть и, оглянувшись на мирно сопящего в своей кровати Семнадцатого, начал рисовать то, что так его тревожило.

Глава 26. Эль-хаф, Адерим

Двадцать зим спустя

Тысяча двадцать восьмая зима со времени Исхода, согласно второй редакции хроник

Центральный предел, пригород Эль-Хаф

Адерим, личная резиденция господина Эль-Сина, благословенного Наследника рода Фу

Подземный ярус

– Перерыв! – скомандовал Дэй, в последний момент замыкая нити круга. Кай подхватил заваливающегося брата и подставил пригоршень, чтобы кровь из носа не испортила рисунок на полу – чертить снова у них нет времени.

– Кей! Кей! Да сдвинься ты, наклони голову, на… прижми к лицу… сильнее прижми…

– Пфастите… я не справился… – шмыгнул носом Кей.

– Все хорошо, ты молодец, ты справляешься, – пропел Дэй с закрытыми глазами и выдохнул, только когда смог замкнуть линии – контур вспыхнул серебром до потолка и стих, как стихают волны разбиваясь о берег. – Отдых и попытаемся снова. Два восстанавливающих – и один компенсирующий – принеси. – Кивнул он Каю.

– Фремя только до утра, – пробубнил Кей. – А я не спрафился…

– Все хорошо, – с заметным усилием устало произнес Дэй – на нем держалась большая часть фокуса и круга. – Ты и не мог, никто не мог предположить, что всё пойдет так… Кай, твоя оценка?

– Есть блок… – предположил Кай неуверенно. – Что-то блокирует воспоминания… Поток движется слишком медленно, либо… поток слишком большой.

– Либо. – Кивнул Дэй, расправив пятерней густую черную бороду. – Похоже, там не только его воспоминания… он считал чьи-то ещё… сожрал или…

– Залили, – охнул Кей, отняв тряпку от носа. – Тогда мы не продержим фокус, время только до утра! До утра!!! – Взвыл он.

– Помолчи, – оборвал брата Кай. – Нужно просто ускорить промотку воспоминаний.

– Мы не можем ускорить! Либо господин вспомнит всё, либо не вспомнит ничего!!! – выл Кей, обхватив голову руками. – Мы все умре-е-е-м…

– Да помолчи ты уже!

– Есть другой вариант… – начал Дэй.

– Мы все умре-е-ем, мы все умре-е-ем…

– Не мешай учителю, Кей!

– Можно использовать не «последовательный метод», а «фрагментарный», – вздохнул Дэй.

Братья замолчали, обдумывая вариант наставника.

– Разбудим господина, проверить? – тихонько предложил Кей, с беспокойством оглядываясь на мирно спящего посередине круга господина – по крайней мере, он полусидел, и грудь равномерно вздымалась, и дыхание было тихим и четким.

– Пусть Син спит, – запретил Дэй. – Неизвестно, сможем ли мы его потом успокоить. Принеси эликсиры, Кай!

До двери он не дошел – дверь распахнулась раньше – и силовые линии пропустили посетителя.

Дверь – запертая, дверь – за которой стояли две тройки личной охраны, дверь – открыть которую не смог бы даже Дэй – у него не было доступа.

– Си-и-ира? – Кай неосознанно сдвинулся назад на полкорпуса, чтобы загородить собой тех, кто за спиной, но это было бесполезно.

Невысокая, одетая в черный наряд мистрис с вдовьими лентами, закутанная в кади на южный манер. Леди, в глаза которой даже он смотрел с осторожностью, постоянно помня о том, кто перед ним. Сира, пускать которую на порог дома, господин запретил строжайше. Но… леди вошла сама, не спрашивая разрешения, значит – его вины нет.

– Девочка, – удивленно приветствовал Дэй.

Кей только шмыгнул носом, сочтя приветствие излишним.

– Откуда вы здесь, сира и как… – выполнил официальный полупоклон стандартно уточнил Кай, как будто в порядке вещей иметь доступ на подземный уровень, открыть который могли только трое в Адерим.

– Это я пригласила, – легко удерживая большой поднос одной рукой, следом в ритуальный зал вошла Ирри в домашнем голубом халате – самом любимом наряде господина. – Это я отправила вызов, Кай.

– Но…

– Сестра?! – возмутился Кей.

– Ещё три дня назад, когда господин слег, – легко улыбнулась Ирис всем присутствующим в подземелье. Бросила быстрый взгляд, полный скрытого беспокойства в середину зала – на господина, а потом присела, приветствуя Наставника Дэя, как будто они находились в верхних гостиных.

– Но господин был бы против! – Кей шагнул вперед, загородив господина от незваной гостьи.

– Значит, господин скажет мне об этом лично, – со светлой улыбкой парировала Ирис. – Когда очнется. А пока – всем вам нужны силы, нужно поесть.

– Сира, – Дэй прошагал вперед, по периметру и склонил гривастую голову, на которой серебром светились отросшие волосы, и аккуратно придержав за тоненькое запястье ручку, приложился губами к нежной коже – чуть ниже браслета наложницы и красной витой нити.

– Господин, – искренняя улыбка Ирис осветила лицо.

– Таби, – Дэй обернулся к племяннице и легко кивнул. – Дети в порядке?

– Дядя, – гостья согласно опустила ресницы – “с детьми все хорошо”.

– Сира… – Ирри, проигнорировав брата, так же легко, почти невесомо, удерживая тяжелый поднос одной рукой, склонилась в поклоне перед гостьей. – Чаю? Вы… устали с дороги, сира Таби.

Приветствия в ответ не последовало, только едва заметный сухой намек на кивок.

– Обидно, чувствовать себя настолько бесполезной? – Таби склонила голову в сторону ритуального круга, где посередине спал господин. – Что вам не повезло, и тех крох, что остались от братьев не хватит даже чтобы помочь?

– Таби!

– Кай! – Ирис одним словом остановила младшего брата, уже сделавшего шаг вперед, и изящно склонила голову, признавая правоту гостьи. – Зато моих сил и власти в доме достаточно, чтобы послать вестник той, у кого этих сил хватит… той, которая тоже готова на всё ради господина…

– Готова на все? – Вскинулась Таби. – Да что ты себе позволяешь…

– Именно поэтому Вы проделали долгий путь так быстро, сира, чтобы показать, насколько…вам все равно… И даже ради этого оставили детей и мужа.

Таби зашипела низко, как пустынная змея.

– Место в круге ваше по праву силу. Вы можете помочь господину, я – нет. Вы – сильнее, – признала Ирис. – А значит сейчас – полезнее.

– Место в постели тоже уступите? Рядом с ним? Если это будет полезнее? – Ядовито процедила Таби.

– Та-би-эр! – Рявкнул Дэй.

Ириса развернулась стремительно, смерила взглядом менталистку.

– Без колебаний. Если так прикажет господин и на то будет его воля. Хотя… за последние десять зим, господин подобного желания не изъявлял…

Таби схватила с подноса пиалу с чаем и стремительно выплеснула в лицо.

– Сестра! – встревожено ахнул Кей. – Какая же вы змея, сира…

– Выйди за дверь и верни контроль, – взмахнул в сторону выхода Дэй.

– Все хорошо, – успокоила Ирис всех сразу, совершенно спокойно промокнув лицо рукавом, и аккуратно стряхнула капли. – Ожидая сиру… я заранее остудила чай.

– Госпожу! – прошипела Таби. – Для тебя я госпожа, низкородная!

– Сира! Что вы себе позволяете, – Кай встал рядом с сестрой.

– Замолчи, Таби! – приказал Дэй.

– Не лезь, дядя!

– Госпожа у этого дома только одна, – парировала Ирис легко. – И это не вы. – Леди Да-архан сейчас отдыхает в родном пределе. Вопрос статуса же, – она двинула рукой, перехватывая поднос так, чтобы браслет наложницы сверкнул на свету, – определен давно и изменениям не подлежит, если на то не будет воли господина…

Таби зашипела снова, отстегнула застежки и черное кади мягко стекло вниз вдоль, открывая скуластое смуглое лицо и упрямо поджатые губы.

– Таби! Или ты берешь себя в руки, или ты проделала путь зря, – резко хлестнул словами Дэй.

– Дядя…

– За дверь. Ученица, – Дэй сделал ударение на последнем слове и Таби неохотно, с усилием непримиримо склонила голову.

– Пять мгновений, Кай, принеси эликсиры, – скомандовал Дэй.

– Я захватила зелья, – Ирис сняла небольшую сумочку с плеча. – И нужно разбудить господина, чтобы дать «пигмент». На этой декаде из-за… болезни, он пропустил прием. Его кожа уже светлеет, скоро станет совсем белой. Если дать сейчас – у утру все пройдет. Конфликта зелий не будет, – предупредила она возражения Дэя. – Господин уже проверял это.

И осторожно передала маленькую пиалу с темным содержимым Каю.

– Кей, иди ко мне, я посмотрю нос. Кай – поднос здесь, сначала перекуси.

Таби подчеркнуто развернулась спиной к Ирис, обращаясь только к Наставнику Дэю.

– Когда вы начали?

– На первой звезде.

– Сколько зим он смог вспомнить за это время? Пять?

Дэй молчал.

– Три, одну? Он вспомнил, хоть одну зиму?!

Кей отрицательно покачал головой, прислушиваясь к разговору – рука Ирис застыла, а потом она продолжила вытирать лицо брату.

– Нима и Великий! Вы начали на первой звезде, и он не вспомнил ещё даже зимы? Это слишком медленно! Так понадобиться декада или две! О чем ты думаешь, дядя? – вспыхнула Таби. – Даже твоей силы хватило бы….

– Там не только его воспоминания, – Дэй взлохматил гриву. – Я не знаю чьи ещё он сожрал и когда… или его накачали… но он вспоминает не только свои… И он закрыт – блок такой, что мне не взять, даже если опасность взлома перевешивала бы опасность разрушения… Нужна звезда, и не каждая подойдет…

– Звезда не звезда, он должен вспоминать быстрее! Если он не вспомнит, мы все – вообще все, окажемся где? Говорила я десять зим назад, что проще просто отрубить ему голову, а не вытаскивать! Говорила?!

– Таби!

– Сира!!!

– Сира так не считает на самом деле, – пробормотала Ирис тихо. – Кей, не крути головой!

– Утром делегация, – напомнил Кай. – Господин должен встретить их в большой гостиной в здравом уме и полной памяти.

– Да он должен вспоминать зиму за тридцать мгновений! Вы понимаете это или нет?! Вы используете последовательный метод восстановления памяти? Значит нужно использовать фрагментарный!!! – Вспыхнула Таби, осторожно переступая линии – чтобы не повредить рисунок круга. Дошла до центра и коснулась лба Косты. – Горит.

– Он на пределе. Была бы у нас звезда…

– У нас есть звезда, – тихо ответила Ирис. – Сейчас. Я… могу просто держать… я смогу… Просто держать точку, не якорь…

– Нет, – отрезал Кай.

– О-о-о… – протянула Таби. – Вассал больше ценит жизнь сестры, чем господина.

– Вассал ценит приказы, которые исполняет дословно, – парировал Кай холодно.

– Какая же змея, – прошептал Кей, убрав руки Ирис от своего лица.

– Господин брал с нас клятву – никогда ни при каких обстоятельствах не использовать больше Ирис в круге, потому что это может причинить ей вред….

Кей согласно кивнул.

– … это не тот случай…

– …даже в случае, если от этого будет зависеть его жизнь.

Лицо Ирис чуть порозовело.

– Так что звезды у нас нет, – отрезал Кай решительно.

– Хорошо, – Дэй сдвинул брови, думая. – Значит не в круге, а за пределами – это клятва позволит?

Кей закивал раньше, чем Кай ответил.

– Дай мне, – Таби властно протянула руку Каю, требуя пиалу с пигментирующим эликсиром. – Я дам ему сама.

Кай оглянулся на сестру – Ирри едва заметно кивнула.

Коста просыпался.

Его нежно, едва касаясь пальцами, гладили по подбородку. Мягко, как будто крылья бабочки касались щек. Легко-легко. Невесомо и как будто украдкой.

Пахло травами, зельями, силой и… южными благовониями. Едва уловимо. Такой совершенно знакомый до последней ноты и при этом совершенно незнакомый запах.

Его тихо звали по имени:

– Коста, Коста… ты слышишь меня… Коста, Коста…

Знакомые, но совершенно чужие глаза, которые он точно когда-то видел – напротив.

Красивая. Промелькнула мысль. Некрасивая внешне – не соответствует канонам, но какая же красивая внутренне – он бы нарисовал. Странно одетая – в южное по черному, с отстегнутым кади, свободно свисающим на плечо.

В чужих глазах, как в калейдоскопе, от которого нельзя оторваться, сменялись водоворотом эмоции – явное облегчение, радость, счастье, опустошение, усталость, горечь, гнев… который наконец сменился яростью…

Коста неосознанно качнулся назад, ожидая, что его сейчас просто хлестнут по щеке, отвесив пощечину.

– Открой рот, – скомандовали ему властно, и Коста от неожиданности сразу повиновался.

– Аххх, – он почти подавился, когда решительная, и очень, очень разъяренная женщина, с совершенно спокойным лицом, больно зажала пальцами губы и заставила запрокинуть голову – горячее, горькое, вязкое, потекло по горлу. Он попытался выплюнуть и откашляться.

– Глотай, скотина, – прошипели ему тихо прямо в лицо. А затем он – отключился.

– Можно было обойтись одним плетением сна, – недовольно пробурчал Дэй, глядя на спящего Косту. – Чем меньше, тем лучше…

– Ему уже ничего не повредит, – равнодушно парировала Таби, закатывая рукава. – Я предлагаю остановиться на «фрагментарном методе»…

– Но…

– Пусть он вспомнит частично, потом разберется сам, – обрезала Таби возражения Кая. – Главное, что все будут в безопасности, если эта скотина…

– Таби! – недовольно бросил Дэй.

– Если эта скотина, – повторила Таби с отчетливым удовольствием, – придет в себя. Можно подумать никто из присутствующих не знает, сколько во всех пределах воскуривают в храмах свечи, чтобы он поскорее сдох?

– Господин не такой, – Вскинулся Кей и тут же осекся, увидев взгляд сестры – Ирри недовольно качнула головой – молчать.

– Мое место, Учитель? – спросила Ирис, и послушно кивнув, заняла место прямо напротив двери, за пределами круга. Села, расправив юбки.

– Можем начинать…

– Остался последний вопрос, – перебила Ирис Наставника. – Слово сиры, что она не будет пытаться просмотреть воспоминания господина в процессе.

Таби презрительно фыркнула, занятая тем, что перепроверяла линии и руны по кругу – за ней, на расстоянии двух шагов следовал возмущенно сопящий Кей – круг чертил именно он.

– Слово. Сира, – повторила Ирис.

– Или что… – Отозвалась Таби, наконец закончив – круг ее удовлетворил.

– Таби-и-и… – Очень устало попросил Дэй. – У нас нет времени на твои игры.

– Слово, – твердо потребовала Ирис.

– А если не дам? – Таби скрестила руки на груди – насмешливо дрогнули губы. – Есть кто-то ещё в этом пределе, кто может занять мое место в круге и помочь… вашему господину? За дверью выстроилась очередь?

– Иногда я думаю, как воспитывал тебя Рис, что вырастил такой эгоистичной! – Рявкнул окончательно выведенный из себя Дэй. – Слово! Или пошла вон!

– Дядя…

– Слово!

– Вам некем меня заменить, – упорствовала Таби, упрямо вскинув подбородок. – Это ему… – она ткнула пальцем в круг, – нужна помощь, а не я пришла сюда просить! Можно подумать никто не знает, что будет завтра, если он не очнется нормальным!

– Я знаю, – тихо произнесла Ирис мягким тоном. – Не будет ничего, – Все обернулись на нее.

– Ирри, – позвал сестру Кай.

Тонкие пальчики нырнули в отворот домашнего халата и вытащили за цепочку круглую небольшую… печать.

– Малая, – ахнул Кей.

– Малая печать рода Фу? Син оставил вам её до того, как госпожа уехала обратно в клан Да-арханов или после? – Дэй соображал быстрее всех.

Ирри кивнула – да, нет.

– Почему ты не сказала нам! – Возмутился Кей, глядя на то, как печать опять скрывается под голубым шелком. – Ни слова! Да ты теперь самая главная здесь!

Ирри невозмутимо молчала, глядя на Таби. Та смотрела в ответ, и через мгновение, с явным усилием наклонила голову и развернула ладонь, над которой вспыхнул шарик силы:

– Слово.

– Так это ты использовала печать утром, когда колыхнулась защита, я думал – показалось, – утвердительно постановил Кай.

Ирри кивнула. Кей ахнул.

– Что ты сделала?

– Только то, что приказал господин, – спокойно ответила Ирри.

– А что приказал господин?

– То, что господин приказал делать в таком случае, – Ирри кивнула на спящего в центре зала.

– Ирри!

– Указания были четкими. Приказа сообщать об этом господин не оставлял… даже тебе и… я просто не знаю… я просто приложила печать и… выслала вестники с заранее выставленными адресатами… – Ирри с сожалением посмотрела на Кая, который схватился за волосы.

– Хорошо! – Кай резко выдохнул. – Не знаешь – не говори… А отменить… Отменить то ты сможешь?

Ирри отрицательно качнула головой.

– Только господин, если очнется.

– Да что он приказал то, что? – Кей потряс Кая за рукав. – Что он мог приказать на такой случай?!

– Ка-а-а-й, – протяжно позвал Дэй.

– Да что угодно, – сглотнул Кай, закрыв глаза. – Он мог приказать что угодно.

– …и конечно, он не скотина… – тихо прошептала себе под нос Таби. – Конечно, нет…

– Начинаем, – устало скомандовал Дэй, потерев лицо. – Со всем остальным он сам разберется утром…

– …если разберется…

– Таби!

– Сира!

– …если это всё, займите свои места в круге…

– Не всё, – тихо подала голос Ирис.

– Ну, что ещё?! – Дэй обернулся к ней стремительно.

Ирис посмотрела прямо на Таби – в упор.

– Кто-нибудь… желательно тот, кто вошел через черный вход, и оставил открытым пол верхнего яруса, сейчас в сопровождении Кая пойдет и прямо сейчас разбудит всех спящих охранников, чтобы они заняли свои посты…

Таби презрительно приподняла бровь, и Ирри совершенно спокойно призналась:

– …у меня просто не хватило на это сил.

– …Подожди, – лицо Кея вспыхнуло внезапным озарением, как только дверь за братом и «змеей» закрылась. – Ты отправила ей вестник!

Ирри смотрела совершенно спокойно.

– Отправила!!! И почти сразу! Значит, ты знала куда отправлять!!! – он обвинительно поднял палец вверх. Дэй хмыкнул в черную бороду. – Значит, ты следила за ней!

Ирри кивнула.

– Но… – Кей явно растерялся и скрестил пальцы, – вы же… вы же… – пальцы потерлись друг о друга, – конкурируете…

Ирри легонько вздохнула.

– Что-о-о? Да ты могла сразу поставить ее на место! У тебя – печать!

– Не могла, – пояснила она специально приберегаемым для младшего тоном «какой-же-ты-у-меня-ещё-дурачок-но-я-вижу-и-ценю-твою-заботу». – У меня есть, – она коснулась браслета наложницы на запястье и посмотрела на спящего господина, – всё. У нее – только гордость. Это всё, что у нее осталось, но она вернулась сюда… Нам не за что конкурировать, и… – продолжила она через мгновение, подобрав слова. – … у господина не так много… людей, которые готовы проехать полпредела за три дня, по первому вестнику, бросив семью и дом ради него… и, чтобы она не говорила, если нужно – она сегодня вычерпает силу до дна…

Дэй согласно кивнул.

– Но она же змея!!! – возмутился Кей, виновато обернувшись на Наставника. – И она тебя облила! И постоянно обижает!

– Хоть шекка, – фыркнула Ирри совершенно невоспитанно. – Пусть обижает, главное – что она может помочь господину. И до тех пор, пока сира Таби готова помочь… я готова студить чай заранее.

Косте казалось, что он спит – и видит сон. Так сказал ему голос.

– Ты спишь, Коста… просто спишь… все хорошо… все очень хорошо… все спокойно… ты расслаблен… ты дома…

Коста встревожено шевельнулся – дома это где?

– …в лавке… – поправился голос. – Хо спит сверху… ты в лавке и ты спишь, Коста… и тебе снится сон… что ты на островах… учишься на островах… вместе с Семнадцатым и Пятым… – продолжал убаюкивать голос. – …ты спишь и видишь сон про острова… про учебу… что ты чувствуешь…

– … тепло… – пробормотал Коста спросонья.

– …хорошо… тебе хорошо… что ты слышишь… ты же слышишь что-то…

– … смех, они смеются…

– …они?… что ты видишь перед собой… – голос как будто укачивал его на волнах.

– …мы бежим… мы бежим… – пробормотал Коста едва слышно.

– …хорошо… а теперь вернись туда, Коста… вернись туда, когда я произнесу «три»… когда я произнесу «три», ты вернешься туда… ты вернешься на двадцать зим назад… раз… два… три.

…

…

…

«… Двадцать зим назад, Октагон, остров Знаний, малый плац

Они бежали втроем – последними. Круг по плацу и купаться.

– Догони сначала, слизень…. – хохотал Семнадцатый впереди. – А для того чтоб догнать надо тренироваться…»

Глава 27. Вердикт Мастера Вана

Октагон, Остров знаний, раннее утро

Пятый ученический домик

– А кисть ты взял?

– Взял.

– А тушь?

– Взял.

– Точно взял? Возьми ещё мою… вдруг пригодится…

Коста обернулся к Семнадцатому и … сделал три глубоких медленных вдоха – срываться нельзя, он должен быть спокоен перед экзаменом, как ледовая гладь.

– Я взял всё, что нужно.

– А…

– Всё!

– А…

– Оставь его уже в покое, дай ему спокойно собраться, – Пятерка легко спрыгнул с кровати Косты на пол, куда он забрался вместе с ногами, наблюдая за утренними сборами.

– Да я разве мешаю? Я помогаю! Мы же тройка!

– Ты помогаешь всё утро и весь вечер, – Пятый потащил упирающегося Семнадцатого на выход. – Завтрак… нас ждет завтрак…

– Но…

Пятый вытолкал Семнадцатого за дверь и кивнул с улыбкой на полный облегчения благодарный взгляд Косты. Потом сложил руку в кулак и отдал салют – «держись»!

Коста наслаждался абсолютной тишиной в домике пару мгновений.

Если бы он мог выбирать соседа, то предпочел бы Пятерку вместо Семнадцатого, которому было совершенно чуждо понимание прекрасного. С того момента, как вчера вечером ему сказали, что завтра на Острова прибывает Старший-мастер-каллиграф Ван, и что господин готов выделить время и принять экзамен на Младшего писаря, Коста не мог найти себе места. Потому что нигде – нигде – его не оставлял в покое Семи, который был уверен, что от Младшего писаря – шаг до Старшего, а от Старшего – шаг до Мастера, а от идеи иметь в тройке Мастера у Семнадцатого даже немного пропал аппетит. Он даже начал кланяться Косте заранее ниже обычного, пока не получил затрещину от Пятого.

Нет.

И здесь нет.

И здесь.

Коста перерывал тумбочку – листы разлетались по кровати.

Папка…последние рисунки, он был уверен, что папка – тут, но сейчас ее не было.

«Бом. Бом. Бом» – первый утренний гонг протяжно прозвонил трижды.

Он уже опаздывает! А опаздывать на экзамен – нельзя.

Коста бросил все, дернулся снова проверить тубус – со всеми инструментами для экзамена, но остановил себя. Запер двери и сел в позу медитации.

Сначала – мысли, потом чувства, и только потом – действия.

Через пятнадцать мгновений он медленно открыл глаза. Он – был готов. Спокойствие внутри напоминало молодой тростник – тонкий, крепкий, гибкий, который гнется на любом ветру, но не ломается, полный живительных соков.

Домик, залитый утренним светом, сиял. Белоснежная одежда, тщательно выглаженная и выстиранная, доставленная вчера специально для экзамена висела на ширме.

Руки – достояние каллиграфа.

Коста размял пальцы, в очередной раз проверяя гибкость, покрутил запястьями и начал неторопливо собирать короткие волосы в подобие «ученической косы». Учителю Хо не будет стыдно за своего ученика.

Складки халата он расправлял долго – одна к одной, закрепил поясом, выправил жетон поверх, погладив печать мастера под нижней рубашкой.

Он – готов. И он точно уверен, что получит Младшего писаря раньше, чем сегодня светило зайдет за горизонт.

Он уверен в этом даже больше, чем в том, что его зовут – Коста.

Остров знаний, корпус Наставников, кабинет Сейши

Раннее утро

– Они уже начали? Когда освободиться твой птенчик? После обеда? – Шрам весело развалился напротив стола и щелкал крышкой шкатулки с палочками – курить у себя Сейши запрещал. – Сдаст, никуда не денется, – утешил Шрам, неправильно истолковав рассеянность старика.

Сейши немного сдвинул верхние листы на столе, чтобы прикрыть рисунки снизу – Шрам пришел без предупреждения.

– Не начали – скоро начнут.

– Я вот не знаю, что хуже, – Шрам вздохнул. – Будет он Видящим суть, то это сразу клановая печать. Никто не выпустит его с островов… Будут пылинки сдувать зим пятнадцать, пока дар в силу не войдет…И… Стать Арром неплохо… да кому я рассказываю… и многие птенцы заложили бы свои круги, чтобы занять не последнее место в клане, но…

– Но, – закончил Сейши сухо. – Сейчас совершенно не подходящее время.

Он не даст своему ученику и зимы, если мастер Ван решит, что из простой заготовки можно выточить Видящего суть за несколько зим.

Только не сейчас, когда Вэй уже стар – смена Главы клана не за горами. Он уже чувствовал, как на клановом острове интриги сплетаются в тесный клубок плетений. Их пока не касалось – ученики расходный материал, но только до времени.

Он давно не покидал Остров знаний, отклоняя даже приглашения на семейные советы, все равно его голос ничего не решает в клане, но это не значит, что он не умеет слушать. Многие в клане считают, что Арры заслуживают большего, и что осторожная политика Главы – трусость. Аррам мог бы уже принадлежать весь Предел, да что Предел – и Ашке, но они вынуждены довольствоваться островами и куском побережья… Глупцы! Идиоты!

Как бы он не относился к Вэю, но не признать, что его политика приносит плоды – не мог. Наследник Главы предпочитал решать конфликты силой – именно поэтому его не допускали к управлению, но он получит клан рано или поздно… И Сейши искренне надеялся, что не доживет до этого момента.

Когда Шрам наконец ушел, Сейши запер дверь плетением, и сдвинул бумаги, возвращаясь к рисункам своего единственного, и, как он искренне полагал – последнего в этой жизни, ученика. Ученика, который грозил доставить проблем не меньше, чем в свое время Хоакин.

Карта острова, выполнена превосходно по масштабу, со всеми пирсами, тропинками и строениями.

Работает на кого-то со стороны? За право проникнуть под купол многие кланы отдали бы целое состояние.

Нет, – Сейши тряхнул седой головой. – Он бы понял.

Хотел сбежать? Какая вопиющая глупость!

Сейши щелчком пальцев зажег свечи в чаше, поднес пергамент к огню и помедлил, рассматривая пачку остальных рисунков его ученика, рассыпанных по столу – ледяные стены, люди с раззявленными ртами, черная воронка… но Шестнадцатый не покидал острова – это он знает точно.

Мальчишка всё-таки Видящий? Нет! Не может быть! Иначе он никогда и ни при каких обстоятельствах не вернулся бы на Октагон сам, если бы… видел суть.

Оранжевые язычки огня трепетали прямо около пергамента, танцую, стремясь сожрать подношение.

Сейши ещё раз изучил рисунок карты острова, выполненный кистью Шестнадцатого и – сгреб рисунки в папку, соблюдая порядок листов по памяти, сложив их в той же последовательности, в какой они лежали изначально, и затянул ленту.

Нельзя. Сжигать нельзя. Если за это короткое время он верно понял характер своего ученика – то, что связывало их с Хо – это доверие. Если он посягнет на то, что мальчик считает своим – это не пергаменты сгорят в огне, это крохи доверия, которого и так нет – нежные тонкие и слабые ростки, которые только – только пробились сквозь толщу его сердца, покрытого слоем сажи – вспыхнут и осыпятся пеплом.

Сейши выплел плетения и через миг в дверь с поклоном вошел слуга-помощник.

– Вернуть обратно так же незаметно, как взял, – скомандовал старик, подавая пачку рисунков.

Слуга поклонился – белые рукава подмели пол, и – вышел.

Сейши охнул – припадая на больное колено, и поковылял, опираясь на попадавшиеся по пути – спинку стула, стол – в дальнюю часть кабинета.

Ему нужна парадная мантия. Если он хочет присутствовать на экзамене своего ученика именно так и надлежит выглядеть Учителю.

Он должен убедиться лично, прежде, чем делать выводы. А рисунки – что рисунки. Рисунки сегодня есть – завтра нет. Рисунки можно сжечь. Рисунки ничего не доказывают.

Октагон, остров знаний

Малый павильон изящных искусств, отведенный для экзамена по каллиграфии

Ткань завес, прикрепленная к верхним балкам, трепетала на ветру. Коста сделал пять шагов по ступенькам, помедлил на входе, прижав тубус к боку, и выполнил глубокий традиционный поклон младшего ученика – уважаемому наставнику. И – замер.

Павильон – круглая площадка почти правильной формы, шагов на тридцать, была выстроена почти на самом краю скалы и, казалось, парила над морем, касаясь крышей неба. Несколько столов – один ученический, приготовленный для работы. Ширмы, нежные длинные колокольчики, которые пели на ветру, и – трое мастеров в белом. Двое – в тени, но их печати были такими же, как у мастера Хо. И один – старый, почти старик, с кожей, похожей на пергамент, который держали на свету сотни зим, с жидкой седой косой, кончик которой почти касался пола. Южанин?

Старик обернулся к Косте стремительно – коса крутнулась вокруг, и повелительно взмахнул рукавом.

– Выйди вон.

Коста прижал тубус сильнее и помедлил, не понимая.

– Выйди. Вон. И зайди так, как и надлежит ученику каллиграфа, прибывающего на экзамен.

Коста повиновался, привел в порядок дыхание и вошел. Глубокий традиционный поклон младшего ученика – уважаемому наставнику.

– Выйди вон. И зайди снова.

Коста повиновался.

– Выйди вон.

И ещё одна попытка.

– Вон.

На шестой – безуспешный раз – старик сделал к нему один шаг вперед, сложил руки сзади и пояснил.

– Ты думаешь, испытания начнутся сейчас? Нет. Экзамен начался ещё вчера, когда ты узнал о том, что сегодня будет тест по каллиграфии. Экзамен начался в тот момент, когда мастер в первый раз разрешил сдавать на Младшего. Или ты думаешь, ты начнешь писать, только когда сядешь за этот стол? – Старик повел широким рукавом в сторону ученического места. – Нет. Ты начал вести кисть, когда свернул на тропу к павильону… ты начал писать, когда открыл утром глаза… Не тушь и чистый пергамент делают тебя писарем… но каллиграф делает единым целым воду, чернильный камень, ворс кисти и бумагу… Вернись к началу тропы. И поднимись на экзамен так, как надлежит ходить ученику каллиграфа…

«Сносно» – отправив его вниз трижды, желчный старик наконец допустил его внутрь, кивнув на столик с уже приготовленными приборами для письма.

Коста сел, расправил халат, коснулся кисти, и тут же больно получил по рукам. Длинной тонкой гибкой указкой, которая пропела в воздухе.

– Чему тебя учил Мастер? Ни одного движения без приказа.

Коста заметил, как один из учеников старика Вана едва заметно дернул уголком рта – насмешливо улыбаясь чужой глупой ошибке.

Коста промолчал.

Хо учил его – «свободе». Вот чему его учил Мастер. Свободе выражения мыслей… не ограничивать кисть… не ограничивать тушь…

– Когда ты пишешь – ты становишься единым целым… Это не кисть – это ты, это не лист пергамента – это твое сердце, это не тушь – слезы души… – Процитировал старик одного из мастеров древности нараспев. – Перечисли, из чего созданы все предметы, которые ты сегодня будешь использовать.

Коста посмотрел на мраморную тушницу с серыми узкими прожилками, на рукоятки кистей – из дорогого, очень дорогого тисового дерева, наверняка привезенного с Востока, на ворс – мягкая слегка желтоватая шерсть белки… и – начал говорить.

Экзамен на звание Младшего писаря начался.

Октагон, Главный остров, крыло менталистов во втором корпусе

Кабинет господина Кайра

Кайр думал.

Смотрел на пламя в настольной чаше, как белый окровавленный платок превращается в серый пепел, и – думал.

Анализировал, прокручивая в голове вечерний разговор, и дополняя картину в голове кусочками мозаики – точно ли ничего не упустил из вида, точно ли в коридоре было чисто, точно ли никто не видел.

Работать лично он не любил – слишком велика вероятность провала, и, если проваливаются Младшие – у них есть он, чтобы прикрыть, чтобы стереть лишние разговоры и воспоминания, чтобы подчистить… А над ним нет никого, кроме карающей длани выживающего из ума старика Вэя.

Но иногда просто не оставалось другого выхода – слишком важно, он не мог доверить это никому из своих, поэтому пошел сам.

Помощника мастера Вана – одного из двух, нашивки которого были выше по статусу – три палочки на жетоне – по десять зим практики в Искусстве на каждую отметку, он поймал в той части коридора, куда не ходят чужие.

Коридор был чист – это он помнит точно. Дальше все стандартно – глаза в глаза. Ментальный приказ. Допрос. Ментальный приказ.

«– Должность?

– Старший помощник господина Вана в статусе Мастера.

– Как будет проходить экзамен? Как именно мастер Ван будет проверять наличие зачатков дара Видящего?

– Также, как обычно проверяем всех учеников – это стандартная практика на Юге. Мы приготовили десять предметов господин. Каждый предмет будет помещен в закрытую шкатулку. Ученик должен уловить суть и нарисовать то, что внутри. Увидеть то, что скрыто – это и есть дар.

– Предметов ровно десять?

– Да.

– Предметы определены? Подлежат замене?

– Да. Нет.

– Кто кладет предметы в шкатулку?

– Я, господин».

Ещё с десяток вопрос и он отдал приказ.

Он не собирался давать ни единого шанса мальчишке. Если есть хоть малейшая вероятность, хотя бы один из ста, что зим через десять Вэй вырастит из мальчишки Видящего – мальчишка опасен.

Тот, кто сможет «прочесть» менталистов – опасен. Тот, кто сможет увидеть их суть – опасен. Такого не обмануть. А это значит все, за кого он отвечает лично – Младшие – в опасности.

Видящий он или нет, значения не имело. Хоакин ошибся – настолько хотел видеть своего ученика успешным – и мастер Ван сегодня подтвердит это.

Мальчишка – бездарность.

Если Помощник мастера Вана сделает все правильно.

Кайр подошел к окну, рассматривая большой корабль, припаркованный у главного пирса острова над которым с криками нарезали круги чайки.

До отправки гостей на побережье, он должен ещё раз выловить объект и подчистить память. Столько проблем из-за одного щенка, хотя он был уверен, что Четвертый ошибся.

Точно – ошибся.

Видел бы мальчишка суть – разве вернулся бы на Октагон? Никогда! Он бежал бы отсюда до самого Севера. Так же, как когда сбежал Хоакин, как только развил дар достаточно, чтобы постичь «суть» Островов и Арров.

Бежал так, что его выловили только на южной границе.

Чем все тогда кончилось для «любимой игрушки господина Вэя» он помнил прекрасно. Четвертого поймали. Доставили обратно. И стерли память, поставив закладки. К сожалению…

Кайр поморщился и повел плечом – старые шрамы – мясо содрано до кости, которые тогда оставил Глава на его спине ныли до сих пор. Потому что «любимая игрушка господина сломалась».

Из-за глубины ментального воздействия Хоакин потерял дар видеть суть, остались только краткие вспышки «искры» – и его “доработали”, и выслали на Север, как полевого агента.

А мальчишка – здесь. Здесь! Значит, мальчишка слеп, как котенок. Но даже котята, подрастая, открывают глаза. Нужно просто не дать ему вырасти.

– Господин! – раздался тройной условный стук в дверь «у-вас-посетитель-господин».

– Закончили, чисто. Внеси данные, – скомандовал Кайр, закончив просматривать память Шестого Наставника.

– Чисто. Данные внесены. Господин Наставник, ждем вас на проверку через две декады…

Шестой потер стрельнувшие болью виски и указал глазами Кайру на помощника, который вносил отметки об очередной пройденной проверке на лояльность и отсутствие «запрещенных воспоминания» в свитки, едва заметно обозначив легкий кивок.

– Выйди, – Кайр кивнул за выход. – И принеси мне данные по третьей экспериментальной группе.

Когда дверь за помощником закрылась, Шестой привычно развалился в кресле, ослабил ворот и требовательно щелкнул пальцами – «выпить».

– После этих ковыряний в мозгах мне всегда хочется выпить что-то покрепче.

Кайр не сдвинулся с места, привычно кивнув на дальний стеллаж и столик за ним – «хочешь – обслужи себя сам».

Когда Шестой вернулся – с полной второй пиалой, Кайр уже установил на столе артефакт глушить фон.

И, хотя Змей Вэй доверяет ему – вынужден доверять, но страховка ещё никогда не была лишней.

– Ты мог бы работать мягче? Можно подумать, ты правда хочешь найти что-то, чего не знаешь, – Шестой постучал по виску.

– Я согласен. – Хрипло уточнил Кайр вместо ответа. – Я просмотрел твои разговоры с Наследником, и принимаю предложение встретится во благо клана. Но никаких прямых нарушений клятв Главе, – Кайр потер шею и бросил короткий взгляд в сторону стола – пепел в чаше ещё не успел остыть. За отступление от клятв – даже самых мелких, даже полностью убедив себя, что действуешь во благо клана, всегда приходиться платить кровью.

– Никаких нарушений клятв. Всё только во благо клана Арров, – Шестой отсалютовал пиалой. – Старику Вэю давно пора на покой. Он тащит клан назад, мы давно могли бы занять подобающее положение в Пределе, да и не только в пределе – Ашке ждет нас… Новый Глава – новые горизонты.

Кайр кивнул.

– Когда Глава вредит клану, сменить его будет благом, – Шестой сделал большой глоток из пиалы. – Огромным благом для клана.

– Но я хочу клятву Наследника. Личную, на крови и силе – мне, что когда он получит место Главы Арров, только я буду решать за всех своих. Последнее слово будет оставаться за мной.

«Передам» – Шестой Наставник кивнул Кайру.

– И… – Кайр помедлил. – Больше никаких «голубых» камней.

– Голубые дороже и чище, – усмехнулся Шестой, и тут же осекся, поймав взгляд менталиста, и опять кивнул – «передам». И тут же сменил тему. – Старик Вэй совсем выжил из ума, если бы найти Видящего было так просто… Пффф… И даже, если зачатки искры есть? Что с того? Опять тратить десять зим и получить непонятно какой результат? Даже, если у него есть задатки, кто гарантирует, что дар не погаснет, как у Хо? Проявляясь редкими вспышками?

Кайр слушал молча, прикрыв глаза.

– И потом, Наследник считает, что иметь Видящего Главе сейчас противопоказано…

Кайр снова бросил короткий взгляд на чашу, и – кивнул.

Видящий не нужен никому. Вэй доверяет ему – просто нет выбора, точнее доверяет не ему, а клятвам, но даже потенциальная угроза ему не нужна.

– … но обученный Видящий точно не помешал бы Наследнику, когда тот займет место Главы.

– Что решили с мальчишкой?

– Можете готовить «материал» для переноса, – Шестой сделал ещё один глоток из пиалы и прикрыл глаза, смакуя. – Это приказ Наследника. Мальчишка не Видящий – это точно.

– Перенос? Я помню, почему ты ненавидел Четвертого, но чем тебе помешал чужой ученик? – Кайр откинулся в кресле.

– А ты? – вернул вопрос Шестой.

Кайр промолчал.

– Можешь не отвечать, – Шестой усмехнулся высокомерно, уверенный в собственной правоте. – Как наказали твоего ученика, который проводил чтение памяти мальчишке Хоакина? Кажется, тогда на тебя направили коллективную жалобу все кураторы острова разом, во главе с Восьмым? Тебе повезло, что Глава отошел на следующий день, а то был у тебя вместо ученика новый голубой камень…

Шестой откинул голову и рассмеялся – смех взлетел к потолку и оглушил. Кайр не дрогнул, не изменил позы и только чуть прикрыл глаза ресницами, представляя, как обычно, как когда-нибудь – в какой-нибудь благословенный богами день он получит эту голову в полное свое распоряжение. Вскроет мозги, перемешает память, превратив сознание в кисель, и закончит только тогда, когда перед ним будет овощ.

– Повезло… – эхом отозвался Кайр.

– Если щенок Четвертого станет манекеном, это поставит Восьмого на место, и всех Наставников острова разом, которые посмели писать. Один ход – одно движение – несколько целей.

– Так чем тебе помешал этот ученик?

– Я хочу чтобы исчезло все, что связано с Хоакином Вериди, – просто и холодно ответил Шестой и отсалютовал пиалой. – Декада занятий по этикету у этих щенков следующая, но никто не удивится, если я прибуду раньше – это не вызовет вопросов и если захочу поприсутствовать на экзамене Вана, и…если что-то пойдет не так… как нам надо, дам знать.

Кайр кивнул.

– …если что-то пойдет не так, как нам надо, успею помешать.

Кайр снова молча кивнул.

– Договорились… – они ударили по рукам.

Когда за Шестым закрылась дверь, Кайр позвонил в колокольчик, стоящий на столе специально для этой цели. Слуга вошел через пару мгновений в дальнюю часть комнаты с полотенцем и кувшином, и склонился.

Руки он мыл тщательно. Раз и два, и три, пока не начали скрипеть. Пока даже след чужих прикосновений не истаял с кожи.

Многие думают, что ментальные маги – свинью. Думают, что им нравиться копаться в чужом дерьме, а мысли большинства похожи на свалку или помойку – “Мне, хочу, мое, убить, забрать, взять. Ложь. Зависть. Предательство. Попытки усидеть на двух стульях”.

Но они не свиньи. Не свиньи. И ковыряться в чужом дерьме доставляет удовольствие малому их числу. И не ему – точно.

Шестой. Такой красивый внешне и такой гнилой внутри. Как подпорченный фрукт. Поэтому Кайр любил «некрасивых». Там по крайней мере не приходилось раз за разом испытывать разочарование, если внутренняя стройность и чистота мыслей не так красива, как внешность.

А мысли Шестого были точно такими же, как и его руки. Холодными. Всегда влажными и скользкими.

Но смыть из своей головы обрывки чужой памяти он не мог. И он уже не ребенок, которого учат управлять ментальным даром, когда он расцарапывал себя до крови, в попытках убрать чужую грязь из своей головы, в которую вынужден был «погружаться».

Нет, он не ребенок, и давно знает, что помыть мысли он не может, но… он может хотя бы помыть руки.

Кайр вытер ладони насухо, до скрипа, и потом снова наклонился над тазиком и отрывисто скомандовал:

– Ещё! Лей ещё, ещё… не жалей… Сегодня был очень грязное утро.

Октагон, остров знаний, малый павильон изящных искусств

Экзамен на звание Младшего каллиграфа

– Третий шрифт. Десятая строчка утверждения Сунь из пятой главы. Тридцать начертаний.

Коста взмахнул рукой, незаметно разминая запястье, обмакнул кисть в тушницу, аккуратно снял лишнее и на мгновение помедлил – когда кончик кисти коснется пергамента, ничего не исправить.

Тридцать начертаний. Тридцать разных смыслов вложенных в один и тот же текст. Тридцать разных сообщений, переданных разными эмоциями.

Кисть дернулась, описывая круг над стол и решительно упала на пергамент – начертание первое – «когда рукою пишущего владеет ярость».

Коста писал. Тишина в павильоне стояла такая, что было слышно, как иногда скрипит кожа сандалий Наставника – куратор Сейши прибыл почти сразу после начала экзамена и наблюдал со стороны.

Он – справлялся. Все шло успешно. Старший мастер Ван не выражал эмоций, но его ученики иногда кивали – их одобрение очевидно. Он все делает правильно. Мастеру Хо не будет за него стыдно.

Испытание закончилось, когда гонг прозвонил к обеду. И тогда же в павильоне появился Шестой Наставник, представившись наблюдателем – «он должен изучить всех своих учеников». Сейши не выразил неодобрение, но Коста почувствовал, как напрягся куратор и порадовался, что все закончилось. Писать в присутствии Шестого учителя было бы… сложнее.

Коста размял плечи, и сложил кисти ровно по линии, поправил пергаменты и уже приготовился встать, ожидая результата, но Мастер Ван сделал знак одному из учеников, и тот внес и поставил перед ним на стол закрытую на замок шкатулку.

– Последняя часть испытания.

Коста удивился, но не подал вида – этого не было в стандартном плане экзамена на Младшего, который он хорошо изучил ещё зиму назад.

– Постарайся отобразить «суть». Нарисовать. Суть того, что содержится внутри шкатулки.

Суть? Вот так? За пять мгновений? Они решили, что у него есть «искра», как у мастера Хо? Да у него второй круг. Да единственный раз, когда ему это удалось – он потратил на это две декады.

Коста тупо смотрел на украшенную красными цветочными узорами лакированную крышку. Тонкая гибкая указка мягко ударила по столу, рядом с его пальцами, по которым за экзамен он получил уже дважды.

«Послушание. И никаких вопросов».

Все в павильоне напряженно следили за тем, как он взял в руки кисть и развернул чистый пергамент к свету.

Через пять мгновений чистый пергамент все ещё оставался чистым. Через семь мгновений Мастер Ван начал ходить от одного края павильона до другого. Через десять мгновений у него кончилось терпение:

– Рисуй! – указка снова ударила по столу рядом с пальцами. Коста вздрогнул, и даже обмакнул кисть в тушь, но так и не коснулся листа.

Потому что он не мог нарисовать ничего. Пусто. Пусто было на листе, пусто было у него в голове, пусто так в псаковом подземелье. Пу-сто-та.

Он видел крышку шкатулки. Дерево. Лак, которым это дерево покрыто. Резные узоры. Даже мог представить нож и руку, которая уверенно снимает стружку с дерева, но он не мог представить то, что внутри.

В его голове царила звенящая пустота.

Подняв глаза, Коста наткнулся на встревоженный взгляд куратора Сейши – и прочитал по губам, как тот произнес беззвучно – «хоть-что-нибудь».

Коста вздохнул, размял запястье и решительно опустил кисть на пергамент.

Хоть что-нибудь, значит – хоть что-нибудь. Пятый сказал, что сегодня на завтрак будут давать яблоки. Спелые, румяные, с розовым бочком и прозрачной кожицей. Одуряюще пахнущие прошлым сезоном урожая…

– Ещё один рисунок.

Шкатулка снова опустилась перед ним на стол. В пятый раз. Коста уже начал ненавидеть эту лакированную крышку.

Это казалось насмешкой – требовать от него уровня Мастера, даже не так – Мастера, на экзамене Младшего? Если это не издевательство, то что это.

Он же сдал? Он выполнил всё, что положено. Он должен получить печать!

Коста подавил тихий вздох, и вытащив новый чистый пергамент из пачки, начал рисовать первое, что пришло в голову – на этот раз это была большая трехпалубная джонка, плывущая по волнам.

Они расслабились после седьмого рисунка – Наставники Сейши и Шестой. Оба, разом. Коста почувствовал, как изменился баланс сил в павильоне – облегчение с одной стороны и недовольство с другой.

Мастер Ван с каждый разом становился все смурнее и – разочарованнее.

– Ещё одну шкатулку, – рукав белым крылом описывает круг в сторону – и помощник снова ставит на стол очередную шкатулку.

…

– Ещё раз…

…

– Ещё один рисунок…

…

– Ещё…

– Достаточно, Мастер Ван, – перебил его Шестой Наставник. – Мы тратим время, очевидно, что результат…

– Тратим мы время или нет – это мне решать. И только мне. Это мой экзамен, – Мастер Ван резко развернулся к Шестому – коса хлестнула по ногам – и указал на выход. – Продолжаем. Ещё одну шкатулку.

– Могу я увидеть экзаменационный лист своего ученика… Мастер?

Сейши неслышно зашел за ширму и улыбался. На столе в ряд были разложены девять предметов, приготовленных для теста в порядке очередности – женский гребень, кольцо, брошь, небольшой ножик…

Экзамен закончился пять мгновений назад – мастер Ван наконец отпустил его ученика.

Помощник протянул ему свиток. Сейши поправил очки, читая записи: «Первый тест. Объект – женский гребень. Прочерк. Рисунок – яблоко. Второй тест… Третий….». Прочерки стояли везде – во всех десяти строчках.

– Где результаты? – сердитый голос мастера Вана долетел за ширму из павильона, и помощник, с поклоном забрав свиток, вышел.

Сейши пожевал кончик усов, поправил очки, и, опираясь на трость, проковылял к столу.

Результат очевиден – ни единого правильного ответа. Хоакин ошибся – мальчик не Видящий.

На столе лежало девять предметов в ряд, и Сейши, повинуясь импульсу, щелкнул замком, отпирая шкатулку, чтобы посмотреть, какой десятый предмет, приготовили для теста его ученику.

Крышка бесшумно откинулась назад, открывая отделку из алого шелка.

В шкатулке было – пусто.

Октагон, остров знаний, крыло кураторов

Кабинет наставника Сейши

Сейши кряхтел. Сопел и потел.

Стул под ним, установленный на столе, шатался, потому что книги, подложенные под одну из ножей, ходили ходуном.

– Когда же я так отъелся… – пробормотал он себе под нос. – … когда же…

Он почти дотянулся до пыльной шкатулки, задвинутой в самый угол верхней полки стеллажа – под самым потолком. Можно было бы позвать высоченного Шрама, но тот начал бы задавать вопросы, хватит и тех «зачем тебе внезапно понадобились расслабляющие курительные травы этим вечером?»

– Зачем-зачем… расслабить сознание решил… – снова пробормотал Сейши, стул покачнулся, он охнул и ухватился за стеллаж – стойки закачались, глаза заслезились от едкого дыма, он чихнул и… рухнул вниз. Вожделенная шкатулка больно ударила его по голове, открывшись, и три кольца – каждое с топлено-золотым медовым камнем – покатились по ковру.

Достал.

Коста чихнул.

Потер нос и чихнул снова – воняло невыносимо. Глаза разъедало от дыма, которой клубился по кабинету от курительницы, установленной в углу.

«Для расслабления после трудного экзамена», так сказал ему куратор со слезящимися красными глазами за стеклами очков.

Коста скептически кивнул, потому что запах казался до боли знакомым – мастер Хо иногда брал такой «набор благовонных трав госпожи Ци» для истинного расслабления, ага. Мастер расслаблялся так, что после второй порции начинал ржать, как сумасшедший, а после третьей ему чудилось, что в комнате он не один, а их много.

У Косты от запаха кружилась голова, и он знал, что хочет-не хочет, а расслабиться через пять мгновений. Эта трава всегда действовала на него сильнее, чем на Мастера Хо.

– Испытание окончено, ты молодец, результаты экзамена получишь завтра, – пробормотал Сейши, забирая у него папку с рисунками. Сегодня вечером куратор попросил посмотреть «чем именно ученик занимается во время вне занятий».

«На что тратишь свободное время, когда мог бы учиться» – перевел для себя Коста. И принес папку, которую не смог найти утром – оказалось, она лежала на нижней полке, под вещами.

– Здесь всё, что рисовал последнее время?

Всё. Единственное, что он вытащил – это карту Острова, которую почти закончил.

Коста кивнул, рассматривая лицо Наставника – ему показалось, что слева на лице учителя наливается лиловым здоровый синяк.

Сейши захлопнул папку, поправил очки и указал Косте на стол, накрытый полотенцем.

– Садись. Бери кисть. Мне понравилось сегодня задание Мастера Вана – это хорошо тренирует образное мышление. Под полотенцем три предмета в ряд. Твоя задача нарисовать все три. Рисуй первое, что приходит в голову – никаких оценок не будет.

Коста открыл рот, чтобы возразить – сегодня он и так писал больше обычного, он устал, и меньше всего хотел бы…

– Нарисуешь и свободен. Три рисунка – и я отменяю занятия на сегодня. У тебя будет свободный вечер – отдохнуть после экзамена или провести время с «тройкой» и… порыбачить на скалах, – усмехнулся старик в усы.

Коста захлопнул рот и сел, решительно взяв кисть. И снова чихнул от дыма.

Свободный вечер – это мечта!

– Единственное условие – рисуй на время, – Сейши щелкнул пальцами и серебристые плетения зависли в воздухе. – Семь мгновений на рисунок. Закончишь – свободен. Запомни – рисуй как хочешь и что хочешь, первое, что приходит в голову, главное – уложиться в отведенное время.

Коста расслабленно и медленно кивнул – дым делал свое дело, протер заслезившиеся глаза, высунул язык и начал рисовать первое, что пришло в голову – скуластое девичье лицо.

Коста не просто уложился – он закончил даже раньше отведенного времени, уложившись в пятнадцать мгновений, но помедлил, дождавшись, когда куратор отвернется и… заглянул под полотенце на столе. Приподнял и тут же закрыл, разочарованный.

Идиотское задание. Под полотенцем лежали три белых перевернутых пиалы из чайного набора. Совершенно одинаковые пиалы. А он нарисовал три портрета – просто так захотелось, кисть вела линию сама – два мужских и один женский. И в конце ему непременно показалось правильным добавить нашивки клана Арров на одежду легким росчерком.

Ну, хоть это верно – на донышках пиал темнел оттиском герб клана Арров.

Коста фыркнул, и закрыл рот ладонью, чтобы не засмеяться в голос.

Почему то это показалось ему безумно смешным. Просто безумно.

Нос защекотало от дыма и он чихнул прямо в миску с песком, которой присыпают тушь на рисунках. Отфыркался, отряхнулся и с поклоном положил на край стола перед мастером Сейши три рисунка.

– Я закончил, Наставник. Я могу идти? Вы обещали свободный вечер?

– Отдыхай. Ты – свободен.

Ещё один светляк Сейши зажег не сразу – тряслись руки, ходили ходуном и он не мог закрыть плетения.

Светляк. Второй. Третий. Четвертый. Пока кабинет не оказался залит светом десяти светляков.

Теперь ему было видно хорошо и отчетливо. Рисунки – не изменились.

Он стянул полотенце – и приподнял все три перевернутые в ряд пиалы.

Три пиалы – под ними три кольца – три рисунка. Три портрета. Два мужских лица и одно женское. С нашивками клана Арр на отворотах верхнего халата.

Старик взял кольцо с самым маленьким, но самым чистым медовым камнем, и погладил женский портрет.

Нежно-нежно. Как будто бумага могла рассыпаться в прах от прикосновения пальцев. Обвел губы, абрис лица. Прочертил линию бровей по линиям туши.

Зажал кольцо в кулак и…погрозил небу в окне, выругавшись вполголоса.

Два Вестника он отправил сразу после того, как сжег все три пергамента, потушил «благовонные и ароматические травы» Шрама и проветрил кабинет – трижды. Шекков дым оказался очень едким.

Один Вестник улетел Управляющему на Главный остров – иногда полезно иметь долги – и тут же вернулся с обратным ответом: «Приказывайте, господин Арр».

А над вторым Вестником Сейши думал немного дольше, вспоминая все, что успел собрать к тому времени на Мастера-каллиграфа Вана.

«Доброго повечерия, господин Ван. Сегодня у меня не нашлось времени должным образом оказать вам заслуженное уважение. Приношу свои самые искренние извинения. Верны ли слухи, в ближайшую зиму вы открываете новую Школу каллиграфов в Южном пределе?…»

Главный остров, за тридцать мгновений до совещания у Главы клана Арр

Гостевое крыло для «самых-уважаемых-гостей»

Мастер Ван отдыхал.

Снял сандалии, удобно устроив ноги невысокую подушечку, и неторопливо наслаждался чаем. Великолепный купаж. Змей Вэй всегда выбирает самое лучшее.

– Господин Учитель… – в дверь деликатно постучали, и через пару мгновений ширма отодвинулась – этого времени как раз хватило, что сунуть ноги в сандалии и спрятать их под халатом, прежде, чем в комнату отдыха вошел один из его учеников. Ван прищурил глаза – зрение уже совсем не то…

– Мастер, вам Вестник. На личную силу, я не могу вскрыть.

Ван кивнул, перехватывая послание, и отпустил ученика.

«Доброго повечерия, господин Ван. Сегодня у меня не нашлось времени должным образом оказать вам заслуженное уважение. Приношу свои самые искренние извинения. Верны ли слухи, в ближайшую зиму вы открываете новую Школу каллиграфов в Южном пределе?…»

Седые брови приподнялись, и Ван торопливо выплел ответ – такими собеседниками не разбрасываются, сегодня днем куратор юного каллиграфа едва ли процедил ему и десяток слов.

«Доброго повечерия, господин, да продлятся ваши зимы. Слова, унесенные ветром – верны. Даст Немес, уже к празднику Урожая новая Школа на Юге будет открывать двери для учеников, жаждущих постичь основы искусства каллиграфии…»

Ещё пара необязательных, но таких необходимых Вестников, и он мог позволить себе, наконец, перейти к сути.

«Да, господин Арр. Для старого мастера будет честью оказать вам услугу. Надеюсь, вы не забудете старого мастера и его Школу…».

Ван отправил последний Вестник с согласием, промокнул пот со лба и долил себе ещё чаю, почти совсем остывшего. И выпил. Не чувствуя вкуса.

Услуга, о которой интересовался куратор юного каллиграфа – это не найдется ли место Младшего писаря для его ученика в новой Школе. Мальчик жил, как каллиграф. Был воспитан в истине и просто не подходит ни для какой другой работы. Но к прискорбию – или к счастью – клан Арров не планирует открывать Школу, и потому юному ученику будет гораздо теплее и привычнее под крылом Мастера Вана.

– Теплее и привычнее под крылом, – пробурчал Ван в усы, смакуя выражение.

Единственное, что требуется от мастера Вана – озвучить предложение Главе. Все остальное – в том числе и ответ – не его забота. Взамен господин Арр дал слово ходатайствовать – благо его старые связи в Южном пределе, как хорошее вино, со временем только становились крепче, о процветании нового начинания.

Ван допивал чай и думал.

Мальчик неплох. Поставлена рука и кисть. Владеет всем, что необходимо для звания Младшего, но Мастер Хоакин преступно мало уделял внимания воспитанию и особенностям этикета… но это поправимо.

Будь это его ученик – он бы не дал бы печать, оставив ещё на зиму, потому что этикет каллиграфа должен быть безупречным, таким же, как линии на пергаменте, но… поскольку провести экзамен просьба Главы – он мог сделать исключение…

Он просто озвучит просьбу и, если что, приобретает обученного личного ученика, а также то, что не купить ни за какие деньги – «личное признание одного из клана Арр».

Такие связи иметь – выгодно. Если Глава Вэй согласиться продать и отпустить с ним мальчика – ему не помешает вышколенный писарь в Школе, чтобы вести младшие группы.

Ван огладил усы и довольно улыбнулся – сегодня Немес поистине благоволит к нему.

Глава 28. Расходный материал

Октагон, Главный остров, совещание в кабинете у Главы Вэй

Ранний вечер

– Нет, он не «видящий суть», я готов поклясться в этом силой, – Мастер Ван сделал маленький глоток из пиалы-наперстка. – В нем нет дара, как был у Хоакина… Я не исключаю вспышек и озарений, которые есть у каждого творца, но «видящим» ему не быть… Ни одного верного ответа из десяти… – он протянул экзаменационный лист с прочерками Главе Вэй, но его опередил Управляющий – забрал свиток и с поклоном передал господину, предварительно развернув.

– Бесполезен, – пробормотал под нос Глава. – Вы учли все вероятности, мастер Ван?

Старый каллиграф вместо ответа набросил платок на блюдо с пирогом, стоящее прямо посередине чайного столика.

– Что там? Видящий скажет – пирог с персиками. Опишет форму, размер, и возраст того, кто его испек. Тот, кто может уловить лишь чуть-чуть считать суть – нарисует воду, зерна на полях из которых сделали муку, или персиковое дерево… Или птицу, сидящую на персиковом дереве, плоды с которого были собраны на этот пирог… И во всех случаях это – часть истины, но это не… – Мастер Ван вздохнул и стремительно сдернул платок. – … не пирог. Я учил Видящего и могу свидетельствовать силой – зачатков дара у мальчика нет, но ваш ученик сдал на Младшего каллиграфа и даже превысил уровень, – Ван погладил большую печать мастера на груди. – Есть определенные огрехи, связанные с воспитанием, но это можно исправить со временем. Если господин сочтет нужным, я подготовлю свиток о том, чтобы присвоить мальчику печать Младшего…

– Не требуется, – Вэй раздраженно взмахнул веером. – Нам не нужны младшие писари, у нас их достаточно… нам не нужны ученики… нам нужен Видящий или такой, как Хоакин…

Мастер Ван огладил бороду.

– У клана Арр нет нужды в Младших писарях?

– Ни малейшей!

– Тогда, господин, если вам не требуются Младшие писари, я бы предложил забрать мальчика. Он – писарь и им останется. Мне в Школе понадобятся Наставники для Младших…

– Бесполезного младшего? – Протянул один из кураторов удивленно. Тот самый, который присутствовал на экзамене и пытался указывать, как ему вести дела. – Вы не способны выучить своих Младших, Мастер?

– Способен, – старик Ван ответил, но даже не повернулся к собеседнику, обращаясь только к Главе Вэй. – Но мы не степные шакалы. Господин Хоакин был выдающимся мастером, и я до сих пор считаю, что его талант погас зря. Мальчика учили на писаря последние десять зим, и он хороший писарь, и не умеет ничего больше. Вы знаете, что я открываю Школу, Глава. Мальчику уже можно доверить младшие группы, несмотря на проблемы с… воспитанием и этикетом. Он будет делать то, что привык. Из уважения к мастеру Хоакину, я прошу рассмотреть мое предложение. – Старик Ван поклонился низко и тщательно, подмел рукавами ковер, и, кряхтя, поднялся с колен.

– Как трогательно… – Едва слышно процедил Шестой Наставник.

Когда дверь за мастером Ваном закрылась, Управляющий пошуршал свитками, поправил очки и выдал:

– Оцениваю предложение господина Вана, как наиболее выгодное. Клан Арр купил этого ученика на Аукционе. Мы можем продать ненужного ученика с прибылью, скажем за двадцать монет. На двадцать фениксов мы сможем купить четыре, а то и шесть «манекенов» вместо одного. Провести ученику стандартную процедуру стирания памяти – и отправить с острова.

– Да, но сможем ли мы купить «материал» с такой редкой кровью? – Вкрадчиво вмешался Шестой. – Я присутствовал на экзамене и могу подтвердить – мальчишка ни разу даже не приблизился к сути, и часто просто не понимал, что от него требуется и что рисовать, но… он не бесполезен. Кровь купить нельзя, а сейчас поставки «материала» с Севера осложнились и почти иссякли… Кровь рода Хэсау…

– Которой у него меньше половины, – Парировал Управляющий. – Меньше половины – это меньше одной десятой вероятности успешности ритуала. Мы просто потратим зря энергию, деньги и ресурсы. А я напоминаю, что основная часть расходов в последние зимы – это неудачные эксперименты. Поэтому, клан либо теряет, либо приобретает. Этот ученик бесполезен. Его единственная ценность на текущий момент – кровь рода Хэсау, и та разбавленная настолько, что алхимики дают всего два из десяти на пробуждение родового дара… А, если дар пробудится, не факт, что он обретет контроль. Со вторым кругом, он совершенно бесполезен… только, как «расходный материал». А стоимость «материала» на рынке от двух до четырех фениксов. Я предлагаю продать – за двадцать. Выгода для клана – избавиться от балласта – очевидна, и…

– Садхэ… мы поняли твою позицию, – прервал его Глава.

– Но, смею напомнить, мы не узнаем, к какому результату приведет ритуал, если не попытаемся. Я за ритуал, – возразил Шестой Наставник.

Садхэ поправил очки.

– Смею напомнить, что Старший Восьмой Наставник был бы против любых ритуалов и экспериментов над учениками, пока не прошла зима. Так же, мнение господина Сейши – куратора – подтверждает мои выводы – мальчик писарь и в этой среде будет наиболее результативен… Продать писаря господину Вану, – вставил Управляющий, сворачивая свитки. – Нам он не нужен. Статистику знают все. Лучше пять «манекенов», чем один, для бюджета клана.

– У Восьмого наставника этих учеников девяносто два, – пробормотал под нос Шестой. – Думаете, он так переживает за каждого? И сейчас я выполняю обязанности заместителя Старшего по острову знаний, а значит, мой голос имеет равный вес. Этот ученик – просто расходный материал, который следует использовать по назначению.

Вэй молчал, плотно переплетя пальцы, унизанные кольцами, в замок. И с прищуром рассматривал каждого, находящегося в кабинете – Садхэ, который упрямо снова и снова наводил порядок в итак четко разложенным свиткам; Кайру, который, казалось, дремал, прикрыв глаза, но Вэй знал, как обманчиво это впечатление; и Шестого…который раздражал его сегодня больше обычного.

– Кайр? – Глава развернулся к менталисту. – У тебя уже есть подходящие кандидатуры для переноса.

Вопросом это не было, но Кайр кивнул.

– Лаборатория отчиталась, что шести декад на подготовку «тела» будет достаточно, чтобы выдержать нагрузку.

– Вероятность?

– На расчет первичной вероятности нужна декада. При уровне совместимости исходных объектов не менее пяти из десяти можно говорить о возможности успеха. В противном случае мы просто получим ещё один рабочий «манекен» из ученика, – озвучил Кайр то, что и так знали все присутствующие. – У нас есть прекрасный чистокровный экземпляр Хэсау, за триста зим стазиса, тело почти пришло в негодность, но сознание сохраняет активность. Мы не можем работать по причине того, что тело запечатано «клятвами роду», но при переносе сознания в подходящий объект… успешном переносе, это я подчеркиваю… вероятность получения доступа к закрытым клановым знаниям Хэсау примерно пять из десяти. Мы сможем взломать его, но наш аналитический отдел не дает никаких гарантий.

– Скажите лучше – вероятность успеха близка к нулю, – пробурчал Садхэ, поправляя очки. – Сплошные расходы… – И снова сердито зашуршал свитками.

– Вероятность успеха выше нуля, – возразил Кайр управляющему. – Но при перезаписи чужого сознания на носитель неизбежно возникают искажения, если носитель «не-чист» и имеет собственную память.

Вэй молчал, прикрыв глаза. И вздохнул:

– Запускай расчет совместимости. Пусть лаборатории начинают подготовку к переносу сознания. Если данные будут хорошими – ритуал через шесть декад.

– Господин… – Садхэ вытащил один из свитков и передал Главе. – Вы просили сообщать сразу, если… если господин Арр пожелает выйти на связь. Это Вестник господина Сейши, который он просил передать…

– Если решениебудет принято не в пользу его ученика, – насмешливо перебил управляющего Шестой Наставник.

– Вон отсюда.

Вэй только пошевелил рукавом – крыло халата порхнуло, и Шестого просто вынесло из кабинета за дверь, которая с грохотом захлопнулось наглухо. Остро и пряно пахнуло силой клана Арр.

Садхэ и Кайр переглянулись – это единственный момент, по которому они находили точки солидарности – благоразумие и состояние безмятежности ума Главы Вэй – первый приоритет, потому что оба прекрасно знали, помнили на своей шкуре, что бывает, если отец клана выходит из себя полностью.

– Копию вестника.

Садхэ осторожно с глубоким поклоном протянул свиток, записанный с сообщения островного куратора мальчика.

– Он так и не преодолел свою гордость, – пробормотал Вэй, читая. – Что стоило ему прибыть сегодня сюда и сказать мне это лично…

– Господин куратор боится воды, – тихо напомнил Садхэ всем известный факт. – И по этой причине редко покидает остров.

– Господин не разговаривает с куратором Сейши уже две зимы пятнадцать декад и четыре дня, – тихо парировал Кайр, рассматривая ногти. – До этого морская гладь не пугала его настолько сильно…

Садхэ бросил на менталиста косой острый взгляд поверх очков.

Вэй читал. И хмурился всё сильнее. Садхэ незаметно отодвинулся назад, потому что помнил сообщение почти наизусть, и то, что в конце, непременно выведет господина из себя ещё больше.

«… меня, как Старшего куратора, должны были первым делом поставить в известность, если планируют проводить какие-то несогласованные ритуалы или экзамены над моим учеником…»

«…я против… я предан вам, господин… и клану… но так же вы знаете… если бы Четвертый был жив, сейчас на коленях стоял бы он и просил за своего ученика. Я прошу вас, господин… …моя рекомендация, как куратора, о перспективах развития ученика однозначна – отпустить мальчика с мастером Ваном…»

«…Я дал клятву Четвертому. Что позабочусь о его ученике, если его не будет… и Вы обещали Хоакину, Глава. Выполните обещание, пусть у мальчика будет выбор…»

Пергамент истлел в руках Главы без всяких плетений. Просто вспыхнул, обожженный по краям силой, и рассыпался горсткой пепла.

– Он смеет спорить со мной… оспаривать мои решения… как он сссссмеет…

На чайном столике задрожал сервиз, зазвенели пиалы, подпрыгивая, поползли к краю блюдца… От силы Главы стало трудно дышать, и Кайр, с трудом преодолевая сопротивление, как будто воздух стал вязким – махнул Садхэ в сторону двери – «на выход, исчезни! Убирайся отсюда!»

Глава часто дышал, закрыв глаза, но уже через пять мгновений полностью взял силу под контроль, как только они остались в кабинете одни.

– Господин, – поклонился Кайр Вэю, дождавшись подходящего момента, – в Семье неспокойно. На следующем клановом Совете они хотят поднять вопрос о Севере. Мы теряем то немногое влияние, которое имели на этот предел. Это происходит стремительно и вызывает… беспокойство семьи.

– Они всегда обеспокоены. Им всегда мало. Мало, мало, мало. Мало фениксов, мало артефактов, мало земли, мало власти. Дай им волю, они бы собрали армию и были бы раздавлены в течение ближайших пяти зим, – желчно парировал Глава. – Ты хочешь сообщить мне что-то, о чем я ещё не знаю?

Кайр поклонился ещё раз.

– Нам нужен Север. Клану нужен – Север, это понимают все. Выход к морю лежит через земли Хэсау и Вонгов. Контроль Севера – это контроль «одаренных», тот, кто контролирует Блау – контролирует предел, но пока мы не можем получить доступ к клану тварных. Я бы рекомендовал, исходя из анализа настроений Семьи, озвучить на Совете часть долгосрочной стратегии по контролю над северными территориями…

– Я – Глава – должен отчитываться? – прошипел Вэй, привстав с кресла – Кайр не шелохнулся и продолжил так же твердо.

– …часть стратегии позволит Семье понимать великолепие ума господина, который на сотни зим вперед распланировал постепенный и бескровный захват северных территорий.

Вэй перебирал кольца на пальцах, думая – снимал одно, любовался топазово-желтым камнем, надевал на другой палец – и снимал другое.

– Пока у нас нет доступа к клану Блау, – осмелился Кайр нарушить молчание, – но это вопрос времени, как проникнуть в клан изнутри. Вонги – бесперспективны. Род Хэсау – я бы сосредоточил свои усилия именно в этом направлении. «Двоедушные», при этом у них два сильных родовых дара, и у нас есть «экземпляр»… В последних отчетах магов есть данные, что ледяной стазис разрушится в течение ближайших десяти зим, но они не уверены в сроках – это может случиться раньше, и тогда мы просто потеряем «экземпляр».

– Зверинец… – прошипел Вэй уже тихо. – Север – сплошной зверинец. Как можно выстраивать полноценный диалог со зверьми? Они нерациональны, эмоциональны и совершенно не понимают, что значит контроль…

Кайр кивнул, подтверждая согласие со словами господина. Правда, он сам выразился бы жестче.

– Двоедушные – это не доделанные одаренные, выкидыш эксперимента… но кто сейчас помнит об этом, кроме Арров? – Вэй встал с кресла, закряхтев, и направился к столу, шаркая по ковру ногами. – Напомни данные «экземпляра».

– Род Хэсау, чистокровный, был захвачен на Юге в ходе боевых действий триста зим назад. Восьмой круг. Побочная ветвь без статуса наследования… – Кайр сделал паузу, пытаясь вспомнить имя из бумаг, но – не помнил. Он вообще с трудом запоминал «имена» экспериментальных образцов, поскольку не видел в этом никакого смысла. – Попытки переноса сознания предпринимались трижды, чтобы получить данные о клановых хранилищах, родовых особенностях и возможных «тропах». Все три попытки успехом не увенчались. Учитывая, сколько зим экземпляр провел в ледяном стазисе, есть высокая вероятность повреждения сознания…

– Нам не нужно его сознание, нам нужны знания… – Вэй вздохнул. – Путь через Лирнейский хребет.

– За последние тридцать зим, были захвачены два экземпляра Хэсау, результаты эксперимента неутешительны… – Напомнил Кайр то, что господин знал и так. – Либо род Хэсау полностью утратил возможность открывать и использовать «тропы», либо этим даром владеют только Наследники клана. Доступа к Наследникам рода Хэсау у нас нет.

– Мельчают… зимы идут, все – мельчают… мельчают и хиреют, каждый клан… – Вздохнул Вэй.

– Кроме Арров, – С убежденностью откликнулся Кайр.

– Что там с клановым Советом?

– Через три декады Наследник планирует выдвинуть вотум недоверия политике господина. Я просмотрел воспоминания Шестого Наставника полностью. На предложение о встрече с Наследником, переданное в воспоминаниях ответил согласием, следуя приказу господина, – Кайр поклонился.

– Мальчик решил, что вырос и готов сменить отца? И утопить клан в крови? – Вэй захохотал, закашлялся, поперхнулся слюной, и, достав платок вытер губы – белый шелк стал розовым по краям.

– Именно поэтому я предложил обозначить часть стратегии по Северу и Югу, чтобы успокоить… настроения.

– Мы не будем ничего успокаивать, – отрезал Вэй. – Продолжай наблюдать. Пока они уверены, что ты поддерживаешь их, они будут беспечны. Они хотят переворот в клане? Пусть проводят. Я хочу по головам знать тех, кого нужно вычистить из змеиного гнезда семейного острова. Каждого, Кайр.

Менталист поклонился.

– А Наследника… Наследника я отправлю на Юг. Юг мы уже потеряли – Да-арханы стали слишком сильны, и просто вопрос времени, когда они захотят независимости от Ашке… Но кто-то должен заплатить за ошибки. Да, отправлю его на Юг – там он уже ничего не сможет испортить, – пробормотал Вэй. – Продолжай наблюдать.

– Последний вопрос по Шестнадцатому – мальчик Четвертого. – Кайр спрашивал осторожно, ступая по хрупкому льду, чтобы не вызвать бурю на свою голову. – Какой именно ответ направить… куратору…

– Куратору, – процедил Вэй ядовито. – Если бы он не зарылся на острове знаний, а присутствовал бы на советах и жил в семье – мне было намного проще… но нет… С-с-с-сейш-ш-ш-и…

Вэй молчал, закрыв глаза. И раздраженно похлопывал веером по колену. Раз-два. Раз-два. Раз-два.

– Какой сегодня день, Кайр?

– Четвертый, второго сезона на двадцать первой декаде. Эка-диаши. День благодарности богине Ниме.

– Благодарности… благодарности… – Вэй вздохнул. – Сейши все ещё верит в искренность. Значит, проявим благодарность. Старик требует выбора – дай выбор мальчишке. Если его ученик выберет служить старому Вану – хорошо. Пусть такой ответ направят старику. Вэй всегда держит слово.

– Господин очень милостив и щедр, – поклонился Кайр. – А что делать на самом деле? Если ребенок примет предложение служить Мастеру Вану?

– То же, что обычно, если кто-то делает неверный выбор. Сотри ему память, и пусть почитает Арров выше… во что они там верят, эти северяне?

– В Великого, в большинстве своем, – подсказал Кайр.

– И готовь ритуал, – постановил Вэй. – Через шесть декад, если данные о совместимости с «экземпляром» будут больше пятидесяти. С того момента, как мы купили его – он – наш. Арры не отдают своё, даже если это – расходные материалы.

– Господин куратор Сейши будет очень… разочарован, – аккуратно изменил формулировку Кайр.

Вэй пожал плечами и – улыбнулся. Широко и искренне, так, что глаза утонули в лучиках морщинок.

– И это – прекрасно. Я хочу, чтобы он был разочарован, и чем сильнее, тем лучше. Я хочу, чтобы он был в гневе. Я хочу, чтобы он был зол. Настолько, чтобы вытащить свою старую задницу из архива, сесть на джонку, приплыть сюда, и лично сообщить мне, насколько он разочарован. Он молчал больше двух зим, и прервал молчание только ради мальчишки, – Вэй довольно огладил длинную, умащенную маслами седую бороду. – Он просил о выборе не для себя – для мальчишки – и я дал выбор. Потому что давал слово. Но я не давал слова, что отдам запрет вмешиваться всем остальным. Посмотрим, насколько ему стал дорог этот щенок…

Октагон, Остров знаний, корпус кураторов, кабинет Наставника Сейши

Вечер того же дня

Вестник от СадхэСейши ловил и читал торопливо и быстро. Так, что пришлось перечитать дважды, чтобы понять смысл.

Садхэ написал, что разрешение получено. Он может предложить мальчику службу у Мастера Вана.

Сейши схлопнул вестник и задумался.

Слишком просто, а потому слишком хорошо. Никаких условий? Змей Вэй держит слово?

Садхэ добавил сообщение от себя, что считает справедливым, что ученик должен покинуть остров таким же, как прибыл – без ничего. В той же самой одежде, чтобы клан не понес дополнительных расходов. А так же, поскольку экзамен на Младшего писаря – милость господина, а ученик отказывается от милостей Арров – всех и сразу, ранг каллиграфа ему присвоен не будет. Также Садхэ особо просил проконтролировать лично, чтобы кисти, туши, инструменты и довольствие, выданное ученику, было посчитано и возвращено.

Крохобор!

Пропыхтел Сейши возмущенно.

Был крохобором двадцать зим и крохобором пойдет за грань! Можно подумать речь идет о сотне фениксов!

Вино нашлось на второй полке – пузатая запыленная бутыль «Южного». Кто преподнес его в дар и сколько оно простояло в кабинете Сейши уже не помнил.

Повозившись, он чпокнул пробкой и принюхался – неплохо. И налив целую пиалу – чайную, выпил залпом. Отер усы рукавом и щелкнул пальцами, вызывая помощника.

Нужно убедить мальчика. Пока змей Вэй не передумал.

Вторую пиалу Сейши выпил уже медленнее – за четыре глотка, подержал во рту, чтобы раскрылся вкус и крякнул – тепло побежало по венам и все встало не таким унылым.

Он много раз. Десятки, сотни раз прокручивал в голове момент – «А мог бы он что-то изменить тогда?». Сказать вовремя, остановить, объяснить, утешить, дать верное направление… Мог бы? Мог. Мог! Именно к такому выводу он пришел, если бы был более внимателен к своим ученикам. Если бы был более внимателен и менее равнодушен к Четвертому. Даже, когда тот декаду изучал в библиотеке карты Южного предела…

Мог.

Но не сделал. Не увидел. Не учел. Не понял. Не успел.

Больше он такой ошибки не допустит.

Сейши погладил кольцо с желтым камнем, которое натянул на средний палец.

Теперь он точно уверен – мальчику не место на Октагоне. Не место! Он больше не допустит, чтобы кто-то ещё прошел путь, который выпал Хоакину.

– Хоакин Вериди.

Коста моргнул, наблюдая, как Наставник Сейши почти залпом выпивает пиалу вина. Это первый раз, когда он видел, чтобы Учитель – пил.

От удивления, Коста даже забыл про обиду – Наставник обещал свободный вечер, но вызвал его обратно через тридцать мгновений, и не сразу понял, о ком идет речь.

Хоакин. Вериди. Мастер?

– Родовое имя твоего Наставника, носить которое он не имеет права… – Глаза Сейши за стеклами очков затуманились. – … уже десятки зим, как. Имя, от которого он – отказался. Ты же это хотел знать?

Коста не успел ответить, как перед ним упал пергамент, который Сейши просто швырнул по столу. Пергамент, на котором был рисунок, который он знал, как свои пять пальцев, потому что нарисовал его – сам.

– Хорошая детализация. Похвальное чувство пропорций и расстояний. Можно использовать в работе, – похвалил Сейши. – Что ты планировал с ней делать?

Коста развернул карту острова к себе и притих.

– Молчишь? Тогда скажу я. Ты – страдаешь пороком, который неизлечим. И имя ему – невежество. Или ты считал, что все твои осторожные вопросы о твоем Мастере никто не замечает? Невежество неизлечимо, как и и тупость…

Коста вздрогнул и наклонил голову ещё ниже, когда перед ним на стол плюхнулся толстый свиток, стянутый алой лентой.

– Генеалогическое древо родов Восточного предела. Библиотечный архив, седьмой стеллаж, третья полка. Родовое имя – Хоакин – редкое. Встречается во всех пяти пределах примерно сорок восемь раз, если взять всех мужчин подходящего поколения. Из этих сорока восьми примерно за пару дней изучения документов ты бы мог отсеять около… сорока, – Сейши сделал ещё глоток вина. – Далее, изучив внешность, склонности и характеристики, а также семейный статус, ты бы отсеял ещё шесть. И получил бы два имени. Которые потенциально могли бы соответствовать тому, кем был твой Мастер, но для этого… – Пиала ударила по столу, остатки вина выплеснулись, – … надо было включить голову! И мозги! За декаду!!! Всего за декаду ты мог бы получить все ответы, если бы начал – думать. Ты начал думать?

Коста молчал.

– Ты начал думать? Когда спрашивает Наставник следует отвечать!

Коста помотал головой, сжимая картую.

– Нет, – удовлетворенно откликнулся Сейши. – Не начал, потому что думать ты не способен. Второй способ, который ты мог бы использовать – это спросить. Прямо задать вопросы, мне, Наставнику по боевой, и получить ответ. Проанализировать, и на основании полученной информации принимать решения. Ты спросил?

Коста помотал головой.

– Учитывая мусор, которым забил твою голову Хо, и то, что тебе тринадцать… что должен делать ученик? С низкими интеллектуальными способностями? – уточнил Сейши язвительно.

Коста опустил взгляд на стол.

– Мстить! Это благородно. Правильно и именно то, что надлежит делать. Мстить за учителя. Положить свою жалкую маленькую никчемную жизнь, чтобы поливать в дождь сад! – Рявкнул Сейши. – Или я ошибаюсь?

Коста вжал голову в плечи.

– Не ошибаюсь, – холодно констатировал Сейши. – Тогда, чтобы мстить тебе понадобиться несколько вещей. Первое – имя. Это мы уже выяснили. Второе – имена убийц. Казнь Хоакина была приведена в исполнение боевой звездой клана Вериди. Если быть точным, то боевой звездой клана Вериди, выведенной за штат на время исполнения приказа, и принятая на работу в клан в статусе свободных наемников. Каждый из звезды обладает особыми боевыми навыки, круги силы от седьмого и выше. Их пятеро. У тебя – второй. Теперь ты знаешь имена убийц. Как ты планировал справиться хотя бы с одной?

Коста не мог сглотнуть – в горле встал ком, нижняя губа задрожала.

– Никак, – констатировал Сейши. – И ко всему прочему это – глупо. Звезда просто исполняла приказ. Простые исполнители. Это как… – Учитель взмахнул руками, подбирая слова, – Как сломать нож, которым убили. Виноват ли нож в том, что стал орудием убийства? Поэтому идем дальше. Кто отдал приказ?

Коста молчал.

– Кто отдал приказ, я спрашиваю – отвечай! Информации у тебя достаточно!

– В-в-в… Ве-р-р-риди. Глава, – выдохнул Коста тихо.

– Глава. Именно так решил бы любой с низким уровнем интеллекта. Но, чтобы понимать причины и то, что это была – милость, нужно разбираться в клановой политике! – Сейши выдохся, налил себе ещё пиалу, и выпил в три глотка. Вытер усы и продолжил уже спокойнее. – Поскольку проходить клановую политику времени нет, я просто поясню, что решение об устранении признанного виновным Хоакина было принято на Совете кланов. То есть виновны – все те, кто голосовал. Кланов у нас сорок два, если число не изменилось за последнюю декаду. Из них двадцать восемь основных и остальные – более мелкие. Чтобы отомстить настоящим убийцам тебе нужно большинство в Совете. То есть контролировать большую часть из двадцати восьми кланов и большую часть из побочных. И даже это не гарантирует достижения результата, потому что все кланы связаны торговыми и семейными отношениями. НИКОГО В ЭТОМ МИРЕ НЕ ВОЛНУЕТ ХОАКИН! И ЕГО СМЕРТЬ!

Мгновения два в кабинете было тихо. У Косты зазвенело.

– Нужен был виновный – его нашли, – закончил Сейши совсем устало. – Хочешь мстить? Вперед. Прими предложение Мастера Вана – и можешь сбежать, пока вы не пересекли границу Южного предела – это я настоятельно рекомендую. Сбегать из Южного будет значительно сложнее. Теперь у тебя есть данные. Можешь начинать мстить прямо завтра, – Сейши глотнул ещё вина. – Тебе тринадцать зим. У тебя второй круг силы и полное отсутствие фениксов. Тебя не защищает клановая печать рода, поэтому придется избегать работорговцев, но я думаю ты справишься…

Сейши проковылял до выхода и распахнул дверь кабинета настежь.

– Вперед.

Дверь закрыли мгновений через пять. Когда Сейши молча поставил перед ним на стол пиалу, доверху наполненную густым красным вином.

– Пей, – скомандовали Косте. Сейши сел за стол, переплел пальцы в замок и сквозь стекла очков внимательно наблюдал, как ученик давится, но глотает.

– Зачем ты пришел на Октагон? Что тебе обещали? То же, что и всем – силу, и возможность превзойти мастеров древности?

Коста поперхнулся остатками вина, но кивнул – силу – обещали.

– Вероятность того, что в результате ритуалов круг силы поднимется выше второго не более одного из десяти. Этого тебе не сказали? Такова статистика. Ритуалы болезненны, длинны и никто не гарантирует результат, не потому, что не хочет, а потому что не может. В ходе процесса возможны ошибки, самая простая и частая из которых – смерть испытуемого… и побочные действия. Этого тебе не сказали? Например то, что получил Пятый – неспособность управлять силой. Или… – СЕйши сделал паузу, – предельный расход жизненных сил организма, связанный с ранним старением… как у Хоакина…

– Мастеру…?

– Нет, – Сейши мотнул головой. – Ритуал был не на увеличение силы, но все ритуалы – каждый, имеют побочные эффекты. Если ты вмешиваешься в естественный ход вещей – должен быть готов платить. Ты готов платить?

От вина Коста согрелся и мысли текли спокойнее.

Зачем ему третий круг, если он будет мертв? Зачем ему третий круг, которым он не сможет управлять? Они не солгали ни единым словом – ему можно увеличить силу, но они не сказали, чем за это придется заплатить.

– Многие думаю, что самое главное в жизни это деньги, – Сейши прокряхтел в усы. – Деньги и сила. Но так думают те, кто только начинает жить. Главное тут, – Наставник постучал скрюченным пальцем по виску. – Личность. Возможность сохранить личность и принимать решения самому. Когда ты в клане… – Сейши тяжело вздохнул, – нить твоей жизни в руках кого – то сверху. И тот, в чьих руках плетения может дернуть тебя в сторону или просто обрезать её, – он щелкнул пальцами, – вот так. Ты не принадлежишь себе. Когда стареешь, понимаешь, что самое ценное – это возможность выбора. Свобода. Ты сам решаешь, что съесть на завтрак и какую одежду надеть. Решаешь, каким будет твой завтрашний день, и куда ты поедешь через декаду. Решаешь сам за себя, потому что можешь это сделать. Простая жизнь.

Сейши обошел стол, помедлил, и осторожно потрепал Косту по голове – очень неловко.

– Мастер Ван хвалил тебя. Сказал – ты молодец. Он открывает Школу каллиграфов на Юге и готов принять тебя к себе. Юг… на Юге будет тихо ближайшие зим тридцать, пока они не соберут силы… Хорошее место, хорошее предложение… Ван – мастер старой школы и всегда отпускает Мастеров… Отслужишь десять зим и будешь жить так, как всегда хотел Хо. У тебя есть время подумать до завтра – они отплывают вечером.

Сейши забрал со стола карту, поднес пергамент к огню и Коста молча наблюдал, как Остров Знаний превращается в пепел.

Октагон, остров знаний, дальнее побережье

Коста кидал камешки в воду. Раз камешек – всплеск. Два камешек – всплеск. Три камешек – всплеск.

Внизу обрыва море пенилось и билось о скалы. Розовая полоска неба по кромке почти истаяла – закат. Холодало, ветер трепал волосы, полы халата, но Коста ничего не чувствовал.

Молчал и дышал тихо-тихо, через раз, потому что дышать было горько – в горле стоял комок.

«Молодец» – это то, что сказал ему вечером Наставник Сейши, когда вызвал ещё раз его в кабинет, чтобы поговорить и… сообщить о результатах испытания у мастера-господина-каллиграфа-Вана. Что он «молодец». И что он – «не сдал».

Коста сжал камень в ладони до боли.

«Не достоин».

Наставник сказал – «не прошел». «Мастер Ван похвалил его, но счел, что пока присваивать ранг Младшего каллиграфа рано». Что ему нужна ещё одна зима тренировок и тогда он сможет попробовать на следующий сезон. Но что он – Коста – «всё равно молодец».

Зима? Тренировок?! Мастер Хо был уверен, что он сдаст. Был уверен, что он – готов. Был уверен в нем, а он…

Ничтожество.

Он показал лучшее, на что способен. Идеально. И был уверен, что справился. Был уверен, что заслужил свою «печать Младшего», был уверен, что достоин. Потому что это всё, что он умеет. Всё, чему он учился. Он не умеет больше ничего. И он – не прошел.

Он – не достоин.

Куратор говорил потом что-то ещё, но Коста почти ничего не слышал, уловив главное – он не сдал.

Он не сдал экзамен на каллиграфа, печати Младшего у него не будет, а раз не будет, значит не сдал – верно? Нет печати – нет ранга – нет будущего.

Раз камешек – всплеск. Два камешек – всплеск. Три камешек – всплеск.

Сегодня куратор был на редкость безжалостен. Правда всегда безжалостна.

…Тебе тринадцать зим. У тебя второй круг. И нет фениксов. Хочешь мстить? Вперед – дверь открыта.

…получить контроль над большей частью Совета пределов и даже это не гарантирует результат…

… Ве-ри-ди…

Коста обнял колени и положил на них подбородок.

Сейши не сказал, что он – тупое ничтожество. Точнее куратор выразился мягче, но смысл остался прежним.

Он – просто тупое ничтожество.

И потом Наставник предложил ему выбор – то, что по его мнению хотел бы для него Мастер Хо: покинуть Октагон и начать жизнь заново, служить мастеру Вану в новой Школе каллиграфов.

Старик убеждал его, что это – лучшее для него. И что… ему никогда не найти и не наказать самому убийц Хоакина Вериди.

«Юг. Школа. Свобода. И статус Младшего писаря. Выбирай» – сказал Восьмой Наставник. «У тебя есть время подумать – до завтра. Мастер Ван отплывает на побережье вечером».

– Вот ты где! – Пятый спускался вниз – вниз из под ног сыпались камешки. – Наконец, я тебя нашел! Ты так высоко забрался… Зачем тебя вызывал наставник… ты… плакал!

Коста помотал головой ты отвернулся.

– Ты – плакал! У тебя лицо мокрое!

– Я не плакал…

– Плакал, я же вижу!

– Я не плакал… Наставник сегодня задымил весь кабинет травой… глаза слезятся…

Пятый скептически фыркнул и тут же наклонился вперед, принюхиваясь.

– Дым и ты… пил! Где ты смог достать здесь вино?!

Коста только вздохнул вместо ответа, и покосился на Пятерку в сумерках, рассматривая его по новому.

– …А почему… почему ты согласился увеличить силу? У тебя и так был не маленький круг…

Пятерка пожал плечами, устраиваясь на траве рядом.

– Я… я не помню, – выдал он наконец. – Я многого не помню, и почему решил, что мне мало силы тоже, но теперь уже ничего не изменить…

– Это… больно?

Пятерка опять пожал плечами – «не помню».

– Алхимики сказали, что будут пробовать на мне новый состав чернил для контроля над силой. Браслеты – временная мера и вредят, – полоски металла глухо стукнулись друг о друга. – Если нанести татуировки – это поможет контролю, – закончил Пятерка очень неуверенно. – Так зачем тебя вызывал Наставник?

Коста вздохнул, вырвал травинку, покрутил в пальцах и начал рассказывать.

– Я… не сдал экзамен…

– Как?!

Говорил он недолго, спотыкаясь – слова Наставника безжалостно звенели у него в голове, и в конце, озвучив предложение Мастера Вана затих.

Пятерка молчал мгновение, а потом подскочил на ноги.

– А как же я? Как же мы?! Как же тройка?! Зачем тогда это все?!! – Губы Пятого задрожали. – Предатель!

Коста свалился в траву от толчка – Пятерка со всей силы двинул его в плечо, свалился – и остался лежать.

Подтянул колени к груди, свернулся калачиком и наблюдал, как серое небо сжирает остатки розового по кромке.

Шевелиться не хотелось. Не хотелось вообще ничего.

Жизнь оказалась очень сложной вещью. Почему Мастер никогда не говорил ему, что жить, если ты ничтожество – оказывается так сложно?

Октагон, Остров знаний

Пятый ученический дом

Его разбудили перед рассветом. Звезды ещё пылали на небе, рассеивая свет по верхней границе защитного купола.

Дали приказ собираться и прибыть на пирс. Приказ Наставника.

Коста удивился – рано, но вещи он собрал ещё с вечера – приготовив только то, в чем он прибыл. Ему не нужно чужого. Ему вообще ничего от них не нужно. Он все заработает себе сам.

С Семнадцатым он не попрощался – помощник бросил на него спящего плетения, а вечером… вечером он просто не решился сказать. Сколько не открывал рот, чтобы начать разговор – слова вставали комом в горле, уж слишком был воодушевлен Семи тем, что завтра они получат результаты его экзамена.

Вот таким – одетым в отребье, с одной котомкой через плечо, он и предстал перед… Шестым Наставником, который ждал его, поставив один сапог на борт покачивающейся джонки.

Коста попятился сразу же, но спиной уперся в одного из слуг – гребцов, который, больно толкнув его в спину, впихнул в лодку.

– Приказ заместителя Старшего следует исполнять беспрекословно!

Заместителя Старшего? Он думал, его вызвал Сейши. Где – Сейши?

Октагон,

Конец ночи, где-то на пути между островом Знаний и островом Памяти

Джонка покачивалась на волнах. Короткие волосы Косты, которые успел только наспех расчесать руками, трепал ветер. Шестой Наставник стоял на носу, всматриваясь в темноту, озаренную короткими вспышками сигнальных огней вдали, указывающих путь. Четверо слуг неровно гребли – и они почти обогнули оконечность острова. Лодка иногда дергалась – одна пара гребцов гребла значительно хуже, чем вторая. Лодка дергалась и потом снова выравнивала ход.

Сколько они плыли – Коста не знал, но увидел – даже в темноте – черные силуэты скал, разрезающих серое небо.

Когда впереди показались скалы, Коста понял, что это – не Главный остров, тот выглядит иначе, а если это не Главный – его везут не к Мастеру Вану?

– Почти прибыли, – обернулся к нему Шестой Наставник. Коста видел только белоснежные зубы на мгновение сверкнувшие в темноте. – Тебя не укачало?

Коста помотал головой.

Сегодня ночью Шестой Наставник был на редкость словоохотлив и… добр. И эта доброта пугала гораздо больше привычного высокомерия.

Октагон, Остров памяти

Храм памяти

Они причалили к пирсу, и дальше пошли вдвоем. Крутой подъем ввел куда-то вверх – почти к самому небу.

– Это северная оконечность. Остров памяти немного меньше Острова знаний и имеет другую форму, – пояснял ему Шестой Наставник, который шел на пять шагов впереди. – Остров знаний почти круглый, как пиала, а «памяти» – больше похож на каплю или лепесток, мы сейчас в самой узкой его части, почти непригодной для использования – скалы слишком круты.

– Пришли, – Шестой приложил личную печать Наставника – двери распахнулись.

Коста помедлил, подняв голову – небольшое строение, высеченное прямо в скале, напоминало одновременно павильон, храм и усыпальницу, которую он однажды видел на Севере. Трехъярусная высокая крыша, казалось, пронзала небеса.

– Входи.

Коста поклонился низко – до самой земли, следуя примеру, и шагнул за порог. Внутри на втором и третьем ярусе не было стен – морской ветер гулял свободно от стены до стены, и на ветру покачивались десятки… сотни… ему даже показалось тысячи печатей, почерневших от времени и ветров, и они занимали все пространство под потолком. Шестой прошел вперед – светляк медленно кружа полетел за ним, к небольшому алтарю в центре зала.

– Это холм памяти… храм… с самого момента основания Островов… Только достойные имеют возможность занять здесь место по праву… Место Четвертого – тут, и я решил, что ты, как личный ученик захочешь… проводить своего Мастера в последний путь.

На алтаре вспыхнули свечи и стало светлее.

– Обычно – это задача Старшего, но… Восьмой Наставник слишком занят, чтобы уделять время ученикам, поэтому я, как его заместитель выполню положенное и потому что… Потому что мы были в «тройке».

Шестой усмехнулся в ответ на удивленный взгляд Косты.

– Да. Все время обучения. Я, Четвертый и Восьмой. Тройка. Один за всех и двое за одного. Вместе до конца. Тебе могло показаться, что у нас были некоторые… разногласия с твоим Мастером, но это не так. Просто я никогда не был согласен с тем путем, который выбрал для себя Хоакин. Достань его печать. Её место – здесь.

Коста повиновался жесту Наставника и вытащил из-за пазухи большую Печать мастера Хо, нагретую его телом. И протянул Шестому, но тот покачал головой – «сам» и указал на витую лестницу вдоль стены, ведущую на верхнюю площадку.

Двадцать четыре ступени раз. Двадцать четыре ступени два. Двадцать четыре ступени три.

Коста оказался почти под крышей – один его рост и он смог бы дотянуться до верхних балок третьего яруса. Он шагнул вперед, повесил Печать мастера на ближайший свободный крючок, и крепко затянул вокруг. Из-за горизонта вышло солнце, всплывая над морем и наполнило светом пространство под куполом… подул ветер и печати зазвенели, раскачиваясь на ветру, ударяясь одна об другую… как будто запели…

Коста стоял, его волосы трепал ветер, морская гладь, видная впереди переливалась бликами, сотни печатей засияли одновременно, отражая свет. Коста зажмурился от того, что глаза заслезились и почти на ощупь спустился вниз.

– Мы нашли твоих убийц Хоакин, – Шестой поднял голову вверх – обращаясь к печати, не глядя на Косту. – Как я и обещал. Осталось дело за малым – ждать. Зима за зимой, что переловить каждого и отправить за Грань… где ты встретишь их лично… Тебе бы понравилось место, из окна видно море… бескрайнее… зеленое… как ты любил… Ещё я обещал, что твой ученик сможет отомстить за учителя…

Коста поднял голову.

Отомстить? Переловить каждого?

– … но у него нет сил… это слишком опасно, поэтому я позабочусь об этом сам… лично. Мы пригласили мастера Вана, ты же помнишь его, Хоакин? Но… он сказал, что твой мальчик сможет снова попробовать сдать через зиму… У него обязательно получиться Хоакин… я обещаю тебе…

Коста опустил голову вниз, разглядывая плитки пола.

– … и сейчас, перед тобой я спрошу твоего ученика – захочет ли он – помочь? Стать Мастером, получить силу… Все пути будут открыты перед тобой, – Шестой обращался прямо к нему, – Нужно добровольное согласие на ритуал… это опасно, но…Второй ученик, третий, восьмой – многие проходили через это и обрели… силу и навыки, которых у них не было до этого… Это требует большой подготовки и затрат, это сложный ритуал, который не делают всем подряд… но… можно сделать исключение. Единственное, что требуется от тебя – это согласие и, если получится – десять зим ты будешь служить Аррам… а потом – делай что хочешь, можешь стать Мастером… – Шестой Наставник вытащил из внутреннего кармана перетянутый тесьмой мешочек и подбросил на ладони.

Тяжелый. Внутри что-то звякнуло.

А потом бросил его прямо под ноги Косты. Тесьма развязалась, и золотые кругляши покатились по каменному полу, звеня… рассыпавшись золотым ковром. Две монеты докатились прямо к ногам Косты и он поднял одну.

– Это всё – твое, – усмехнулся Шестой, но Коста не увидел насмешки, занятый тем, что примерно прикидывал, сколько там – двадцать фениксов? Тридцать? Сорок? Целое состояние! – Это то, что ты будешь получать на две декады. Арры платят щедро.

Две декады?

Коста ошеломленно посмотрел на Шестого Наставника.

Две декады?

– Или… – Шестой запустил руку в карман, и вытащил ещё один точно такой же мешочек. Взвесил на руке и потом, развязав тесьму медленно высыпал ручеек золотых монет прямо на пол. – … столько. Если будешь выполнять свою работу очень хорошо.

Шестой Наставник прошагал прямо к нему по золотым кругляшам – фениксы звякали под сапогами.

Коста равнодушно изучал рассыпанное под ногами богатство.

Арры платят щедро?

– Если Арры платят щедро, почему Мастер Хо нуждался в деньгах? Он же работал на Арров?

Шестой помедлил с ответом не более мгновения, а потом ослепительно улыбнулся.

– Четвертый всегда был слишком… гордым. И отказывался принимать любое вознаграждение.

Гордым?

Коста опустил глаза вниз, чтобы спрятать взгляд, на золотистые кругляши, рассыпанные по полу.

Гордым? Сколько раз у них не было, что жрать несколько дней? Гордым? Сколько раз они делили декаду один ужин на двоих и не могли работать, потому что у них не было денег на тушь и кисти… Гордым…

– Всего десять зим службы. Твое согласие – и у тебя будет все. Вообще все, что можно купить за фениксы. У тебя будет сила и деньги… Если ты согласен, тогда дай клятву. Не мне – Мастеру, – Шестой взмахнул рукавом вверх – под самый купол, где гулял вольный морской ветер. – Твое решение?

Коста смотрел на печать мастера, которая крутилась на ветру и переливалась на свету, на рассыпанные на полу монеты и его начала бить дрожь.

«Я обещаю вам, мастер Хо. Вы будете мной гордиться».

«Только те, кто не пожил, могут считать, что деньги и сила – это главное», – вспомнил Коста усталые слова Сейши.

– Это щедрое предложение, господин, – Коста уважительно поклонился и не увидел, как по губам Шестого зазмеилась удовлетворенная усмешка. Потому что не мог оторвать взгляд от пола, усыпанного золотыми кругляшами.

– Я отказываюсь. Сегодня вечером я уже принял предложение Мастера Вана.

Когда мальчишка вышел из поминального храма, Шестой улыбаться перестал. Стянул шелковую ленту с волос и поднялся наверх, выпуская вверх плетения – красный условный сигнал.

Двадцать четыре ступени раз. Двадцать четыре ступени два. Двадцать четыре ступени три.

Светило уже взошло высоко и море сияло ослепительной зеленью, волнуясь, что принесет новый день. Печать Хо он сдернул с крючка рывком, порвав цепочку.

Белую шелковую ленту он бережно завязал на узел, продев в кольцо, так, что печать оказалась опутанной белым шелком, как паутиной. И затянул двойной мертвый узел зубами со всей силы.

Шестой встал на самый край верхнего парапета третьего яруса, наслаждаясь чувством опасности. Пряди трепал соленый ветер.

– Сдохни…

И выбросил печать в море. Зеленые волны жадно поглотили подношение – кусок белого шелка утонул в волнах.

– Сдохни, сдохни, сдохни, сдохни Хо… Как я радовался, что ты сдох… Исчезнет всё, Хоакин… Всё, что связано с тобой, растворится в волнах… Я сотру всю память о тебе, все, что тебе было дорого… Уничтожу… Ты ещё узнаешь, что твой ученик – лживая дрожащая тварь, которая готова продать все за фениксы… Ты слышишь, Хоакин… – Шестой запрокинул голову в небо, и вцепился побелевшими пальцами в балку. – Твой ученик – продажная тварь, которая до конца своей жизни будет служить нам и это – только начало… Ну почему ты сдох раньше, чем я смог уничтожить тебя… ну почему ты сдох так просто, Хо…

Из Храма памяти Коста вышел, шагая легко, как будто сбросил как-то тяжелый груз, который давил на плечи и не давал дышать полной грудью.

Он – свободен.

Мы – рабы своих мыслей, сказал Сейши. И тюрьму для себя в своей голове строим мы сами. Выбирая месть вместо жизни.

Он – выбрал.

Он – выбрал жить. И надеялся, что Мастер Хо простит его.

Коста вдохнул полной грудью прохладный утренний воздух и – помедлил – двое гребцов в джонке снизу лежали в странных позах, а двое других…

Он обернулся – красная вспышка взвилась вверх за его спиной – прямо над куполом храма и рассыпалась алыми искрами в розовеющем небе.

– Ты выбрал неправильно… – один из двоих гребцов стоял напротив и дул на ладонь. – Зря ты не согласился сам…

И… Коста просто не успел отвести взгляд, как виски прошило болью.

– Вай…ты посмотри на мои ладони… – один из гребцов обошел по кругу замершего со стеклянными глазами мальчишку, и снова подул на руку. – Почему все так сложно… можно было бы сделать то же самое на острове… Почему, чтобы поставить кому-то закладку потребовалось грести… а-а-а?

– Не твое дело обсуждать приказы, твое дело – работать, – отозвался второй, рассматривая, как последние алые искры условного знака тают в воздухе над куполом. Что делать дальше – они знали. – Давай быстрее. Может успеем к завтраку.

Первый вздохнул, встал напротив мальчишки, зафиксировал голову, чтобы поймать взгляд и начал работать.

– Сотри все лишнее, да смотри не повреди щит щенка – пока такого приказа не давали.

– Да там щит – смех рыбам…

– Все равно, пока не было приказа – не лезь, – обрубил второй. – Закладка на шесть декад, дальше – Старший поправит, если надо.

– Да помню я, помню, – пробурчал первый. – Всё, потер. Повторяй за мной. Ты любишь Октагон.

– Я люблю Октагон, – монотонно повторил мальчишка.

– Ты согласен на ритуал.

– Я согласен на ритуал.

– …добровольно… ты ценишь…

– …я добровольно… я ценю…

– Ты хочешь получить силу.

– Я хочу получить силу

– Ты будешь учиться и стараться изо всех сил.

– Я буду учиться и стараться изо всех сил.

– Хэй, мальчишка боится воды – убирать страх?

Второй размышлял мгновений:

– Убирай.

– Что-то идет не так, – встревожено оторвался от работы первый. – Он сопротивляется… и пытается сбросить закладку… не хочет… сильное сопротивление…

– Ищи куда бить, не учить же тебя! – рявкнул второй. – Семья, любовь, власть…

– Семьи нет, любви нет, власти… гордости нет… у него ничего нет, за что можно было бы зацепиться… он сейчас сбросит привязку!

– Деньги! Страхи!

– Деньги… Есть! Есть! Он любит деньги… – облегченно выдохнул первый.

– Ради денег все готовы на всё… лови его, бей и привязывай….

– Готово, – выдохнул первый, вытирая пот со лба.

– Заканчивай.

Первый менталист щелкнул пальцами перед лицом мальчика.

– Повторяй за мной. Ты предан клану Арр.

– Я предан клану Арр.

– Служу клану Арр

– Служу клану Арр.

– Молодец. А сейчас вернись и дай правильный ответ.

– Ты не потревожил щит? – уточнил второй, наблюдая, как мальчишка деревянной походкой, четко печатая шаг, заходит в двери храма.

– Пфф… нет…там щит – рыбам на смех…

Коста печатал шаг за шагом.

Фениксы.

Фениксы.

Фениксы.

То, что Коста видел перед собой было самым красивым из того, что он когда либо видел в жизни.

Круглые. Идеально правильной формы. Идеально правильного оттенка. Идеального веса.

Коста медленно опустился на колени, прямо на фениксы – монеты скрипнули и жестко впились в ноги, но это была приятная боль.

Боль, приносящая наслаждение. Боль, приносящая удовольствие. Боль, приносящая радость.

Всего десять зим и у него будет всё, что он пожелает.

Он коснулся лбом пола, вытянув вперед руки – один раз, коснулся два, три, и выпрямился, подняв голову вверх – глядя на Наставника, который так по-доброму смотрел на него.

– Я согласен, господин. Для меня честь принести свою жизнь на службу Аррам. Я буду счастлив служить Аррам.

И Наставник – улыбнулся.

Октагон, остров знаний, очень раннее утро

Павильон

Куратор ждал его в павильоне изящных искусств. Там же, где вчера проходил экзамен. Смотрел вдаль, стоя на самом краю скальной площадки, где внизу под обрывом бились о берег волны. Ветер трепал длинные седые волосы. Руки, сложенные за спиной, тонули в широких белых рукавах.

Сейши не обернулся и только едва заметно обозначил кивок, когда Коста подошел и встал рядом. Их оставили одних.

– Не правда ли, красиво? Стихия так беспощадна, и так ласкова одновременно… Это то, на что можно смотреть вечно… Как говорят на западе? – Наставник едва заметно качнул головой в сторону моря. – Можно бесконечно смотреть на огонь, на воду и на то, как другие работают, складывая плетения…

«И на фениксы». В этой поговорке было и про небольшие золотые кругляши, которые если у тебя есть – ты можешь все, и не можешь ничего – если их у тебя нет.

Разве Фениксы не самое важное в жизни?

– Ночная поездка на остров Памяти вместе с Шестым куратором прошла… хорошо? –

Коста обдумал вопрос и кивнул.

Поездка прошла прекрасно.

– Вы только что вернулись.

Коста кивнул ещё раз.

Он даже не успел переодеться, а скоро тренировка, опаздывать – нельзя.

– Что… что ты думаешь об Октагоне, – задал странный вопрос куратор.

– Я люблю Октагон, – отчеканил Коста. Сейши стремительно обернулся к нему.

– Ты теперьхочешь… учиться?

– Я буду учиться и стараться изо всех сил, Наставник! Я хочу получить силу! Стать лучшим!

Сейши закрыл глаза и отвернулся от него.

– Что… ты думаешь о клане Арр?

– Я предан клану Арр! Служу Аррам!

– Вчера я предложил тебе выбор. Мастер Ван отбывает на побережье сегодня вечером. Твое решение. – Сейши не повернулся к нему, не изменил позы, и так и продолжал смотреть вдаль, как будто ответ был уже совершенно не важен.

Разве есть выбор? Вчера он получил лучшее предложение в его жизни. Это лучшее, что произошло с ним – он попал на Остров. Наставник Хо был прав – острова это сказка…

– Я отказываюсь от предложения Мастера Вана, Наставник, – Коста уважительно поклонился. – Я выбрал служить Аррам.

Сейши отпустил ученика взмахом руки. Расслабил плечи, потер синяк на скуле и – сплюнул. Щедро в ту сторону, где за зелеными волнами, за линией горизонта лежал Главный остров.

Тяжело оперся на перила, ограждающие павильон, всем весом, чувствуя каждую из прожитых им зим так, как будто они навалились на него разом.

Слишком поздно. Он – опоздал.

Октагон, Главный остров, корпус для гостей

Позднее утро

Кайр – ждал.

Щелкнул пальцами, плетения времени сверкнули – ещё два-три мгновения. Пара мгновений и приказ сработает, Помощник старого Вана почувствует нестерпимое желание посетить именно эту безлюдную часть корпуса, и свернуть именно в этот коридор.

Ученики отчитались – все прошло нормально. Привязка стоит. Расчетное время действия – чуть больше шести декад.

Кайр знал это «чуть больше», значит – перестарались, и потратили слишком много ментальных сил на мальчишку. Хотя… его уровень сопротивляемости приказам был выше, чем у большинства.

Когда вчера Шестой подошел к нему с просьбой выделить двоих – он дал согласие. Потому что приказ был – «подправить мысли мальчишке и поставить закладку», но не было сказано, где нужно это делать. Остров памяти или Остров знаний – все одно.

Ему – не жалко.

Зато Шестой будет считать себя обязанным. Пусть удовлетворяет свои низменные потребности, продолжая доказывать что-то уже мертвому Четвертому.

Кайр мог бы сказать, что Четвертому уже давно все равно на Шестого. За Гранью всем все равно. Потому что мыслей мертвых не слышно. Но это было не выгодно. Пока Шестой играет – он управляем. И потом старик Сейши последние две зимы, после того, как он лично вскрывал его память, очень не любит его. А вместе с ним и всех его птенцов. Хотя он вскрывал по приказу Главы.

Но кого это волнует?

А так – дополнительный фактор позволит переключить внимание старика на Шестого, который как раз ближайшую декаду Шестой замещает Восьмого и будет вести этикет у щенков.

Да. Переключить внимание старика было бы хорошо.

Кайр вздохнул и потер покрасневшие глаза – спать сегодня ночью не пришлось, слишком много работы, которую нужно контролировать лично. Щелкнул пальцами и проверил плетения – осталось одно мгновение.

Шаги раздались раньше. Кайр оттолкнулся от стены и щелкнул пальцами. Просмотр воспоминаний много времени не занял.

Начало экзамена, шкатулка – объект опускает предмет в карман, и закрывает крышку. Первая шкатулка, вторая шкатулка, третья… все пустые. Экзаменационный лист, результаты теста – везде прочерки… Старик Сейши, сующий везде любопытный нос… недовольство Мастера Вана… Обед…

Он стер лишнее, поставил закладку, отдал метальный приказ, и потом ещё пару мгновений ждал в опустевшем коридоре, прижимая платок к носу.

За отступление от клятв всегда приходиться платить кровью.

Глава 29. Совместимость

Следующий день, раннее утро

Октагон, остров знаний, малый прибрежный тренировочный плац

– Давай слизень, давай, поднажми… сопля несчастная…

– Не зови… меня… сопля! – Выпалил Пятый с придыханием – крутой подъем в гору дался им нелегко. Остался последний – десятый круг по тропинке, и – купаться.

– Тебя так Шрам зовет!

– Именно поэтому… ему можно, тебе нет…

– Сопля, сопля, сопля… – хохотал Семнадцатый, обежал кругом, отвесив Пятому смачный подзатыльник и ускорился, по тропинке к пляжу.

– Ах ты!!!

– Догони сначала, слизень…. – хохотал Семнадцатый впереди. – А для того чтоб догнать надо тренироваться…

– Ууу… – У Пятого задрожали губы, Коста вздохнул, подпрыгнул, разворачиваясь в прыжке, и сиганул в зеленую траву, срезая дорогу, нагнал Семнадцатого и со всей силы молча двинул ему по загривку – просто не достал выше.

– Эй, ты чего, тебя то я не трогал!!!

– Один за всех и двое за одного… – сплюнул Коста пытаясь отдышаться… – Это – девиз тройки. Пункт три-пять ученических правил – прямое физическое насилие в отношении других со-учеников запрещено, – отчеканил Коста.

– Чево…. Хей, и чево он сегодня всё утро, – Семнадцатый потирал шею с открытым ртом. – Он все утро такой, как проснулся, – Семи покрутил пальцем у виска. – А ты ни с ним не разговариваешь! Думаешь, я не заметил? В чем дело?

Пятерка отвернулся, отказываясь отвечать.

– Если насилие запрещено, то ты тоже нарушил правила, – Семи ещё раз потер шею и проорал в спину Косте, который уже спускался вниз к пляжу, собирая по пути прутья.

– Я не нарушал правила, – Коста выбрал место на песке, утоптал и начал складывать веточки шалашом, – это часть обучающего процесса, я продемонстрировал на практическом примере, как неприятно, если к тебе применяют физическое насилие…

Семи вытаращил глаза.

– … если бы я просто сказал – это было бы бесполезно, ты понимаешь только на практике. С этого момента мы не используем в нашей тройке подобные методы. Также, сегодня утром я написал план – обучающий план по дополнительным занятиям, который рассчитан на десять декад…

– Ка…какой план? Какие занятия? Когда успел написать? – Семи беспомощно обернулся к Пятому.

– Утром, до того, как ты проснулся. Также я подсчитал, что если просто ежедневно вставать на шестьдесят мгновений раньше гонга, можно успевать гораздо больше. Поэтому с этого момента мы встаем раньше…

– Э-э-э…

– Одна декада – это шестьсот мгновений, десять декад – уже шесть тысяч сэкономленных мгновений, которые мы потратим на учебу, а не на сон. И десять декад – это расчетный срок, когда мы должны войти в первую десятку лучших учеников. Вся тройка…

– Не… он че… он того… – Семнадцатый открывал и закрывал рот.

– Зажги, – попросил Коста, Семи в трансе щелкнул пальцами, забыв спросить – зачем. Пламя вспыхнуло – сухие ветки занялись мгновенно.

Коста снял сумку с плеча, которую взял на тренировку, и начал выкладывать папки на песок. Первую он бросил в огонь целиком. Вторую – сжигал по рисунку, наблюдая, как огонь жадно поедает листы.

– Хэй!!! Это же твои рисунки… Да у него плетения поехали, – беспомощно обернулся Семи к Пятерке, который наблюдал за всем, прищурив глаза, но – продолжал молчать, не вмешиваясь. – Да скажи ты хоть что-нибудь… у него крыша протекла… надо чинить!!! Ты зачем жжешь рисунки? Зачем, я тебя спрашиваю?!

Семнадцатый попытался выхватить последние листы, но Коста увернулся и бросил пергаменты в огонь.

– Зачеееем?! – взвыл Семи.

– Первое – приказ куратора Сейши, больше не брать в руки кисть для рисования и не рисовать вне занятий. Причины приказа мне не известны, – отчеканил Коста. – Второе – это мешает учебе. Время, потраченное на рисование можно использовать более разумно. Мы должны стараться и учиться. А также навык рисования не способствует продвижению выше в списке учеников…

– Не способствует…. Продвижению выше… аааа… – Семи рванул на себе волосы, наблюдая, как Коста закончил и начал раздеваться.

– Все, что мешает учебе необходимо устранить. Время – это ценность. Мы слишком много едим, слишком много спим, слишком много разговариваем и слишком мало учимся. Все, что мешает цели нужно…

– …уничтожить, – под нос тихо-тихо пробурчал Пятый.

– … устранить. – Коста снял пояс, безрукавку, потом рубашку, пояс, стянул легкие короткие сапожки, и в одних штанах двинулся в сторону… воды.

– Ку… куда он? – Семи толкнул в бок Пятерку, который сложил руки на груди. – Он же плавать не умеет… Да скажи ты уже хоть что-нибудь! Ты же плавать не умеешь!!! – проорал в спину Косте Семи. – Забыл?

– Не умею, – откликнулся Коста, заходя в воду по щиколотку. – Не забыл.

– И боишься воды…

– Боялся, – поправил Коста. – Сейчас я решил, что если страх мешает учебе, страх нужно преодолевать, бороться с ним…

– Мешает? Бороться?! Да что во имя Нимы здесь сегодня происходит!!! – рявкнул Семи, наблюдая вместе с Пятеркой, как Коста заходит в воду сначала по колено, потом по пояс, потом продолжая размеренно шагать вперед – заходит по грудь, потом по шею… потом….

– Вытаскивай его!!! – Рявкнул наконец Пятерка, когда голова скрылась волнах и не вынырнула. – Вытаскивай его, быстро!!! Он утонет!!!

Семи нырнул с разбега, не раздеваясь, как был – фонтан брызг долетел до костра на берегу и лихорадочно погреб вперед.

– Правее! Бери правее, он ушел под воду – правее!!!

– Дыши, дыши… этого ещё не хватало…

Коста откашлялся, в горле драло – соленая вода горчила. Он вытер глаза и перевернулся на бок, сплевывая.

– Вот так, вот так, – сосед лупил его по спине со всей силы.

– Не… не…

– Не надо?

– Не… не…

– Не стучать?

– Не… не…

– Не можешь дышать? Да что не то???

– Не. т-т-так сильно… – заикаясь проговорил Коста.

Сосед по домику потряс головой, разбрызгивая капли в разные стороны. – Ты совсем тупой? – рявкнул Семнадцатый наконец. – Или грести руками религия запрещает?! Зачем ты туда полез?!

– А…я греб…

– Надо грести лучше, активнее! – Сплюнул Семи рядом, отжал волосы и тихо ругнулся. – Теперь все из-за тебя мокрое… Совсем плетениями тронулся.

Коста отфыркался, перевернулся на спину и выкашлял лишнюю воду. Поднялся, отряхнулся и снова зашагал к воде.

– И рубаха мокрая, и обратно в мокрых подниматься – ноги сотру, – ныл Семи, выливая воду из сапог, пока Пятерка не толкнул его в бок – раз и два – сильнее. – Ну чего тебе…?! О… опять…

Они молча наблюдали, как Коста, быстро шагая, уже погрузился по грудь, потом по шею, потом начал бестолково махать руками и снова скрылся под водой – волны сомкнулись над головой.

Семи выругался, отшвырнул сапоги и бегом бросился к воде.

– Сиди здесь!!! Здесь я сказал!!! – проорал Семнадцатый, когда Коста откашлялся и снова пополз в сторону воды. – Хватит на сегодня!

– Я. Должен. Научиться. Плавать.

– О, Боги дайте мне сил… Ты чего молчишь?! Скажи ему?! – обернулся Семи к молчащему Пятому, удерживая Косту за пояс штанов. – Этот придурок счас опять сиганет…

– Я должен научиться плавать… Отпусти…

– Чтобы научиться плавать – нужно грести!

– Я греб.

– Синхронно грести, одновременно двигая руками и ногами …

Пятерка дал знак Семи – отпустить Косту и встал на пути к морю.

– Почему научиться плавать стало так важно?

– Потому что у меня нет этого навыка, – бодро отчитался Коста. – Это позволит лучше учиться…

– А… зачем лучше учиться? – осторожно спросил Пятый.

– Чтобы служить Аррам! – грохнул Коста. Семи и Пятый переглянулись.

– Ты же вчера хотел покинуть Октагон… и тройку…

Коста замотал головой – мокрые брызги полетели в стороны.

– Я хочу учиться. Я хочу стать лучшим. Я хочу служить Аррам. Я хочу научиться плавать…

– Да что здесь…

– Вчера ночью он уже был такой? – Пятый обернулся к Семи.

Тот пожал плечами.

– Я что – следил? Я пришел – лег спать, всё.

– Высыпаться очень важно, чтобы было достаточно энергии и сил для учебы, – подтвердил Коста.

– Иди, – Пятерка взмахнул в сторону воды. – Только когда учатся заходят по грудь. Не глубже. И только потом дальше. Двигай руками вот так, – он показал. – И помогай себе ногами. По грудь, – Пятый приложил ладошку к груди Косты.

Коста бодро кивнул и снова потрусил к воде.

– Ему промыли мозги, – догадливо протянул Семи.

– Наконец до тебя дошло, – вздохнул Пятый, наблюдая за Костой. – Так же, как тебе в начале. Но, видит Великий, тебе это не особо помогло, как был тупнем, так и остался…

– Хэй, слизень! Можно подумать ты был лучше… Думаешь, долго его так крыть будет или попустит?

Пятерка пожал плечами, наблюдая, как Коста бестолково пытается грести, и вздохнул.

– Тебя немного отпустило через декаду… Его хоть клинит на том, что надо учиться… Напомнить, на чем замкнулись плетения у тебя?

Семи едва уловимо покраснел.

– Иди, научи его плавать… Или мы потратим все утро на это, а сегодня декаду занятий ведет «этикетчик», нельзя опаздывать… Если его замкнуло, – Пятерка мотнул головой в сторону моря, – он не уйдет от воды, пока не освоит навык…

– Сам научи! – огрызнулся Семи, дернув за жетон. «Этикетчика» или Шестого Наставника не любил вообще никто из учеников, и да, Семи прекрасно помнил что делает этот Учитель с опоздавшими.

– Ты все равно уже мокрый!

– Именно поэтому – мы мокрые, а ты сухой…

Два дня спустя

Остров знаний, Открытый павильон

Занятие по этикету

В аудитории было тихо. Пахло цветами, морским ветром и… молниями. Так пахнут разряды плетений. Свежо, остро и… больно. От запаха разряженного воздуха кружилась голова.

«Шшу-у-ух».

Разряд прошил воздух, и Пятерка непроизвольно вздрогнул, вспомнив, как это больно. И не он один – вздрогнул весь третий ряд небольшого амфитеатра, наблюдавшего за тем, что происходит на сцене, где Шестой Наставник последовательно показывал серию из двадцати двух основных поклонов, которые должен знать в совершенстве каждый приличный сир.

На круглой сцене внизу стоял Коста, со всем вниманием наблюдая за действиями Наставника, и пытаясь повторять.

– Поклон номер семь. Используется, когда нужно оказать уважение Младшего – Старшему, но вы не связаны родственными, клановыми узами или узами клятвы. При этом отношения верхней линии Старших – дружественные. В отличие от поклона номер шесть, когда Старшие находятся в позиции конфликтующих сторон, но при этом необходимо продемонстрировать должную степень уважения, здесь мы наклоняем голову чуть ниже – на два пальца, при этом линия спины скругляется плавнее… Чтобы можно было легко, не потеряв равновесия, перевести поклон в восьмую стойку благодарности… Выражение лица должно соответствовать внутреннему состоянию, руки открыты, чтобы подчеркнуть безопасность, тело движется мягко и естественно… мягко и естественно я сказал!

«Шух. Шух. Шух».

Сразу три последовательных разряда молнии прошили тело Косты, и он выпрямился – морщась.

– Кто назовет, какие три ошибки совершил Шестнадцатый номер при выполнении поклона номер семь? Ммм?

Аудитория молчала, боясь шелохнуться. Пятерка, да и все остальные отводили и опускали глаза, чтобы не встретиться взглядом с Шестым Наставником. Ладонь вверх поднял только Второй ученик.

– Второй.

– Неправильный угол наклона. Неправильная позиция ног. Неправильная линия спины – мышцы слишком зажаты.

– Верно, – поощрительно улыбнулся Шестой Наставник. – Поэтому ученик попробует ещё раз. Занять исходную позицию.

Коста сделал четыре шага назад и развернулся.

– Начали. Поклон номер один… номер два… номер три…

«Шу-у-у-х!»

– Я не могу больше на это смотреть, – шепнул Семи тихо, поежившись. – Он издевается над ним третье занятие подряд.

Пятерка посопел в ответ.

– Он вызвался сам…

– Вот и дурак, что вызвался…

– …учиться хотел…

– Вот и дурак, что хотел учиться!

– Потому что это позволит выучить все поклоны быстро…

– Да кому нужна эта быстрота! – Семи схватился за жетон на шее и вздрогнул одновременно с Шестнадцатым, как будто его тоже прошил очередной разряд. – Он идиот… зачем он попросил это сам…

– Хочет учиться быстро, сказал же, – пробормотал Пятерка. – Ты не можешь отрицать, что это эффективно, видит Великий…

«Шу-у-ух!»

– Поклон номер шесть – две ошибки. Ученик – занять исходную позицию.

Пятый наблюдал, как Коста сделал четыре шага назад, развернулся и снова начал сначала.

Все занятия по этикету – сдвоенные на этой декаде, Шестой Наставник методично издевался над Шестнадцатым. Точнее, Учитель постоянно вызывал добровольца, который хочет учиться быстро, и их со-ученик неизменно выходил вперед.

Занятие за занятием. Занятие за занятием. Шагал вниз к сцене и терпеливо ждал, когда настроят ограничивающие плетения на жетон – и Пятый готов был поклясться Великим, что Наставник по какой-то причине специально использует предельную мощность разрядов. Готов был поставить, но доказать не мог – для этого нужно было оказаться на месте Шестнадцатого.

Занятие за занятием. Шестнадцатый пытался выполнить серии и связки поклонов. Ошибался, его прошивало разрядом молнии от жетона, в воздухе разливался свежий запах плетений.

Дрожал. Шагал назад и – начинал сначала.

«Шух! Шух! Шух!»

– Поклон номер девять. Неправильно. Занять исходную позицию.

«Шух! Шух!»

– Номер два – это очень простой поклон, уже здесь две ошибки. Занять исходную позицию.

«Шух!»

«Шух!»

«Шух!»

Пятерка дрогнул, когда в очередной раз Шестнадцатый не удержался на ногах и упал на колени, содрогаясь.

– Занять исходную позицию, ученик.

Выровнялся, сделал четыре шага назад, поклонился Учителю и снова начал выполнять серию последовательно с первого поклона.

«Шух!»

Удар. Разряд. Жетон вспыхивает – Шестнадцатый дрожит, и снова с усилием возвращается на исходную позицию.

Рядом рвано вздохнул Семи, снова крепко схватившись за жетон, и потеребил. Пятый прекрасно помнил, что Семнадцатого так же приучали, используя плетения. Учили говорить чисто, чтобы отсеять из речи приютские «словечки», когда уже ничего не работало. Тот получал разряд каждый раз, когда произносил «слово» из запрещенного списка, утвержденного Шрамом лично.

«Шух!»

– Новая ставка? – обернулся к ним Девятый ученик со второго ряда, пока Шестой Наставник отвлекся. – Что он свалится на этом повторении?

Но никто из ряда ставку не поддержал. Пятерка и сам ставил, что Шестнадцатый выдержит всего три раза – и проиграл, потом ставили на пятый раз, седьмой… но ни один из них не ставил на то, что можно продержаться целое занятие и… второе, и… третье. Просто потому что ни разу никому из учеников не приходило в голову, что можно хотеть учиться настолько сильно.

«Шух!»

– Занять исходную позицию, ученик.

Семи снова потеребил жетон и отрицательно мотнул головой Девятому ученику. Эту ставку он поддерживать не будет. Третий член их тройки совершенно на всю голову отмороженный или сумасшедший.

«Ш-шу-ух!»

Косте казалось прошло не два или три занятия, а зима. Бесконечная, длинная, бескрайняя. Когда сезон сменяется сезоном. Боль притупилась к концу первого занятия. К концу второго – стал хуже видеть, все как будто подернулось дымкой перед глазами. К концу третьего притупились все ощущения вообще. Ему казалось, что вся его жизнь превратилась в череду ошибок. Сплошную череду, где за каждую ошибку сразу следует наказание.

– Занять исходную позицию, ученик.

Не раз и не два он хотел ответить – хватит. Но вместо этого разворачивался и делал четыре шага назад. Потому что самое важное – это научиться.

Два дня спустя

Октагон, столовая

– Так не делается – обычно в тройках стараются иметь силовика, алхимика и умного… тогда это эффективно. Далеко не все универсалы. Так рекомендуют собирать звезды от малых до больших, чтобы способности членов звезды компенсировали и уравновешивали друг друга… а у нас… – уныло закончил Пятый, снова почесывая левый рукав.

Коста прожевал, и потом шлепнул Пятерку по руке – не чесать, иначе татуировки испортятся и придется набивать сначала.

Алхимики начали испытывать новое средство для контроля силы и Пятый был полон надежд и почти светился последние два дня – порхал и улыбался. Ему сказали, что блокираторы можно будет снять через несколько декад, когда рисунок будет закончен полностью, и тогда Пятерка будет «таким, как все». Но это займет время.

Коста закончил завтрак. Сложил приборы. И только тогда сказал:

– Выход есть. Подтянуть вас. Тебя до алхимика, Семнадцатого до… художника-каллиграфа, – закончил Коста едко. Семи поперхнулся, подавился, закашлялся, и Пятый заботливо поднес ему чашку с морсом, так стукнув по спине, что крошки улетели вперед.

– Ффатит атвали… отвали я сказал…

– Фу, что за выражения, – сморщил нос Пятый. – Давно не получал жетоном?

– И, если с нами все ясно, то что делать с тобой? Как подтянуть твою силу выше второго круга? – ядовито процедил Семнадцатый.

– Пока что из нас троих только я поднялся выше на одно место в рейтинге, – невозмутимо парировал Коста, доставая свиток из сумки и разворачивая на столе. – Это означает, что сила не является определяющим фактором.

Пятерка покосился на свиток – Коста так и не смог заставить Семи есть быстрее, поэтому, чтобы не терять время, он начал учиться сам. Читать каждый раз, как только выпадало свободное мгновение – читать за обедом, учить в очереди в купальни, читать перед сном, читать, как только проснулся… и… сегодня, в качестве приправы к основному блюду у них на столе был свиток по этикету, куда Коста уткнулся носом.

За завтраком Шестнадцатый читал артефакторику. Вчера вечером читал им вслух выдержки из «Построения схем боевых плетений», в купальне цитировал наизусть стихи, которые могут спросить на сегодняшнем занятии.

Семнадцатый с отвращением покосился на читающего Шестнадцатого и ещё быстрее заработал ложкой, ухмыльнувшись.

Пятый показал четыре пальца чересчур довольному Семи, который уже предвкушал победу – прошло только четыре дня от срока, на который они поспорили.

Он сказал – их соседа по «тройке» попустит через декаду, Семи ставил, что нет – уж слишком ненормальным был Коста изначально.

Но Пятый был уверен – нужно просто потерпеть, и все плетения вернутся на круги своя. Просто потерпеть, когда сосед перестанет их доставать. Просто потерпеть ещё шесть дней.

«Вечером» – произнес Семи беззвучно, глядя на Пятого поверх головы Шестнадцатого. Пятерка поднял бровь.

«Алхимия» – подумав, проговорил сосед одними губами, подняв один палец вверх.

«Первый том алхимии» – перевел для себя Пятерка, покосился на темноволосую макушку рядом и – кивнул.

Он – в деле.

Поздний вечер того же дня, Пятый ученический дом

– И голубеют ирисы лазурью, – диктовал Коста, считая шаги от кровати и до кровати. Больше делать все равно было нечего. – Пиши!

– Чего это они голубеют? У нас голубых нет… – пробухтел Семнадцатый, старательно выводя штрихи на пергаменте. – Ла… зурь… ю… Не, слышь, а чего они заголубели то? В них плетения попали? Не буду я это писать! Это чушь какая-то!

Пятерка, сидя на кровати у окна, поджав под себя ноги, щелкал орехи, и кидал скорлупки в кулек, сделанный из прошлого испорченного Семи листа бумаги.

Коста покачал головой.

– Это – стихи. Стихосложение завтра. Ты – не готов. Пиши! И голубеют ирисы лазурью…

– Да не буду я писать, – Семнадцатый отбросил кисть в сторону. – Достало меня все! Я уже писал, писал, писал… Вечер – свободное время! Если твой наставник болеет и отменил вечернее занудство, это не значит, что ты должен доставать нас!

– Ты должен хорошо сдать стихосложение, чтобы тройка поднялась в рейтинге и….

– А ты – алхимию! Она тоже завтра, – Семи кивнул за спиной Косты – Пятому, который достал заранее утащенный из библиотеки толстенный свиток.

– Я – готов…

– Нет, не готов, – с удовольствием парировал Семи, бросив свиток прямо перед Костой. – Всё это мы проходили зиму назад и все учили наизусть. Все! Ты – не учил, потому что тебя не было. Это – первый том. Выучишь – будешь готов. Ты же хочешь хорошо учиться?

– Хочу, – кивнул Коста, разворачивая пергамент.

– Вот и учи, – широко зевнул Семи, – а мы пока поспим…

Пятый на цыпочках перебежал за спиной Косты в другую часть домика, и оба с облегчением наблюдали, как тот уткнулся в свиток – только губы и шевелились беззвучно, когда названия проговаривал.

– Это его займет… валим, валим, валим, – подпихивал Семи Пятого в бок. – Пока не опомнился…

– Ты тут и будешь спать? – Пятерка с неудовольствием наблюдал, как Семи расстилает покрывало на его крыше и укладывает прихваченную снизу подушку.

– Ага… Хоть высплюсь… он полдекады светляки гоняет, достал, – зевнул Семнадцатый. – Как же он меня достал.

Пятерке спалось сладко.

Привычно чирикали птички, но сегодня как-то по особенному хорошо – не мешало светило, которое вечно будило его по утрам. Он поерзал спросонья, и потянулся на прохладную часть подушки. Обычно на крыше очень жарко, очень.

Жарко!

Пятерка приоткрыл один глаз, потом второй, потом аккуратно пнул Семнадцатого.

– Чегооо…

Над ними – на самом краю крыши в позе медитации сидел Шестнадцатый.

– Да чего ты пина…ешься…

– Псс… смотри…

Шестнадцатый обернулся и открыл красные воспаленные глаза.

– Ясного утра. Я решил, что вы опять забыли, что теперь мы встаем до гонга. Подъем. И я все выучил. Тысяча двадцать четыре основных ингредиента и двести шесть дополнительных. Теперь я точно готов к сегодняшнему занятию по алхимии? – уточнил он у Семнадцатого.

Пятерка натянул покрывало на нос и застонал.

Три дня спустя

Остров знаний, Тренировочный плац

Занятие по боевке

Коста вылетел из круга после первого же плетения, прилетевшего в грудь. Отряхнулся от песка, встал и зашагал вперед – за боевую линию.

Удар.

В груди пекло. Он снова встал, отряхнулся, и рассчитал, что можно уходить от удара по касательной. И снова зашагал в круг.

Удар.

Учитель поставил его сегодня в пару к Девятому ученику, который в три раза сильнее. Коста не понимал почему, но решил, что Наставнику – виднее. Хотя вся тренировка заключалась в том, что раньше, чем он успевал напитать силой первый базовый узел плетений, он – отлетал и падал. Коста видел, как все – и Пятерка с Семнадцатым, делают ставки, когда закончится бой.

Удар. Он отлетает и падает.

Удар. Падает, перегруппировываясь.

Снова удар. И он снова встает и возвращается в круг.

– Десятый раз…

– У него наверное вся грудь один большой синяк…

– Почему он не сдастся…

Коста слышал, что говорили со-ученики, но ему было все равно. Учитель дал задачу и он намерен был ее выполнить.

Удар. Вылет за границы круга.

Удар. Вылет.

Удар.

Ставки перестали делать после пятого удара. Тишина на плацу – были слышны только щелчки пальцами и свист плетений – настала после седьмого удара – все ученики наблюдали за парой в тренировочном кругу – Шестнадцатый ученик против Девятого, второй круг силы против закатного шестого. Свистеть перестали после десятого плетения. А после того, как Коста вылетел за пределы круга двенадцатый раз, отряхнулся и встал с видимым усилием, от тренировки с Пятым оторвался Наставник Шрам, и тоже подошел ближе.

– Тринадцатый…

– Четырнадцатый… Кто держался четырнадцать кругов? Он что, деревянный?

– Башка у него деревянная, – простонал Семи, наблюдая, как Шестнадцатый с трудом, помогая себе руками, снова поднимается на ноги. Растерянный Девятый ученик обернулся на Наставника, но Шрам кивнул в ответ – бей. Встает, значит – бой продолжается.

– Шестнадцатый…

– Семнадцатый удар…

– Ложись, ложись, ложись, да не вставай же ты, – шептал Пятерка. – Не вставай, придурок… не вставай… видит Великий, пора просто отступить!

– Зачем он встает? Ему все равно не победить Девятого, никогда…

Коста сплевывал песок, качнулся, и снова упал на колени.

– Фух… – шумно выдохнули все разом, но он отряхнулся и … пополз в сторону круга, пересекая границу.

Шрам стоял, возвышаясь над всеми учениками, сложив руки на груди.

– Бой! – громко скомандовал Наставник Девятому, который неохотно складывал пальцы для начального узла плетений. – Бой! Ты не победил, пока ты не сломал противника. До тех пор, пока он возвращается в круг – ты не победитель!

– Да признай уже поражение, Шестнадцатый! – крикнул кто-то из первых рядов и его поддержали одобрительным свистом.

– Тишина на плацу! – рявкнул Шрам, наблюдая, как медленно – шаг за шагом Коста ползет по песку на свое место в кругу, и, шатаясь, поднимается на ноги, чтобы занять позицию.

– Бой!

«Удар».

Коста вылетел за границы круга, беспомощно взмахнув в воздухе руками, ударился о песок спиной и… больше не встал.

– Бой окончен!

Шрам подбежал к нему несколькими прыжками, выплел диагностическое, и заметно успокоился.

– К Целителям!

Когда Коста унесли помощники, занятие продолжилось – все вернулись в пары. Шрам вскинул кулак вверх, требуя внимания и тишины.

– Какие выводы вы сделали после этого боя?

– Нужно было сдаваться сразу! – выкрикнул кто-то из учеников сбоку и его поддержали одобрительными возгласами.

Шрам безошибочно определил крикуна, и жалящее плетение точно нашло цель – чужую задницу.

– Ой!!!

– Неверный ответ. Кто попробует ответить следующим…Никто? Девятый!

– Нужно было бить сильнее сразу, чтобы не встал, – неохотно откликнулся Девятый ученик. – Но мы не используем на тренировках плетения выше четырех базовых без разрешения! Вы запретили, это круг без ограничителей! Если бы можно было бить в полную силу, я уложил бы его сразу и победил одним ударом!

Шрам отправил ещё одно жалящее плетение – неверный ответ, но Девятый не охнул, только заметно поморщился.

– Запомните, когда окажетесь за пределами островов – таких нельзя оставлять за спиной. Уложить одним ударом – это ещё не значит победить. Нельзя победить того, кто предпочтет умереть, но не проиграть. Запомните это! Тех, кого нельзя сломать нужно убивать сразу, не оставляя за спиной, – Учитель провел пальцем по шрамам на щеке. – Такие противники самые опасные…

– Какие?

– Отмороженные на всю голову, – хохотнул кто-то рядом. – Он же северный!

– Те, у кого есть цель!

Шрам кивнул на последнее замечание:

– Те, у кого есть цель и те… кому нечего больше терять.

Декаду спустя

Октагон, Остров знаний

Кусты около лекарского корпуса

– Ты говорил, что его попустит через декаду!!! Прошло уже две!!! Две декады, я больше не выдержу…

– Должно было… всех обычно попускает…

– А его – нет!!! Как же он меня достал! – сплюнул Семнадцатый. – Только по утрам и есть передышка, пока его к алхимикам таскают кровь сдавать. – Он мне спать не дает! Светляк всю ночь сверху летает и жужжит… и жужжит… жу-жу-жу… жу-жу-жу… и свет! Мне пристукнуть его охота…Я не могу спать в таких условиях!!!

– Тихо, пригнись, а то увидит, – Пятый дернул Семи вниз – Шестнадцатый стоял на крыльце, раскатывал рукава и оглядывался по сторонам. Чуть пошатываясь, спустился по ступенькам, и Пятерка с жалостью отметил, какие белые у него губы, как молоко. – Всю кровь выкачают, каждое утро к себе таскают…

– Пусть выкачают, пусть таскают…Хоть утром отдых от него есть! А то сколько можно учиться… ну сколько можно учиться… он мне надоел… я уже не хочу быть в тройке… а ты это все ты! Так и знал – с тобой свяжешься, ничего путнего из этого не выйдет, – сплюнул Семи. – Так и знал!!!

– Не ной, – огрызнулся Пятый. – Зато ты учишься, и уже на одну строчку поднялся…

– Учусь и что? Что? Надо хорошо учиться… надо хорошо учиться… надо хорошо учиться… тьфу… Ты бы так не говорил, если бы слышал, что он выдал с утра!

Пятерка обернулся.

– Что он будет молчать! – Семи сплюнул. – И теперь общаться только «жестовым языком»! Потому что знать жестовый это полезно, у тройки должен быть свой язык общения, а поскольку жестового я не знаю, я …

– Тупень, – закончил Пятерка.

– Можно подумать ты знаешь, – огрызнулся Семи. – И…

– Пригнись, увидит, – дернул Пятерка соседа вниз, когда Коста свернул на тропинку в их сторону.

Они сидели не дыша, чтобы не одна веточка не шелохнулась, ни один листик. Когда шаги стихли, Пятый облегченно выдохнул, а Семи сплюнул, вырвал рукав из цепких чужих пальцев и прорычал:

– Меня это достало! Достало!!! Достало! Достало! Достало! Я хочу нормально есть! Нормально спать! Нормально ссать, чтобы никто не подкрадывался со спины с вопросом – выучил ли я то, что задали на завтра по тактике!!! Я хочу спокойствия!!! Меня достало сидеть в кустах, как… как мыши!!! Я иду к Шраму… Пусть убирает меня из тройки, на такое я не подписывался!!!

Пятый открыл рот, чтобы остановить – сказать, что Шестнадцатый как раз исчез из вида с тропинки, и скорее всего пошел как раз к Корпусу Наставников. Потому что тот постоянно таскался с фиалами эликсиров к своему больному Учителю, но – не успел.

Потому что Шестнадцатый стоял сзади них. И – улыбался.

Вечер

Октагон, остров знаний

Корпус, кабинет Сейши

– Долго ты ещё будешь игнорировать своего ученика?

– Я его не игнорирую, – буркнул Сейши.

– Но вечерние занятия и дополнительные ты отменил, – парировал Шрам. – Прошло уже две декады…

– Разве он в них нуждается? Он учиться днем, вечером пропадает в библиотеке и учится ночью – в пятом доме теперь почти до утра горит свет… Он прекрасно справляется без меня…

– Перестань…

– Я уже говорил, и повторю ещё раз, что не собираюсь учить «оболваненных», – едко процедил Сейши. – Зачем? Я буду учить – вкладывать знания в голову, чтобы потом оттуда все перемешали и стерли? Это как носить воду дырявым ведром – сколько не лей, мозгоеды всегда сделают дырку больше…

Шрам вздохнул.

– Твой щенок не причем.

– Я – против, – Сейши поправил очки. – Всегда был и всегда буду. Категорически против любого ментального вмешательства в головы учеников! Достаточно того, что в них лезут, если кто-то покидает острова! Достаточно! Никаких дополнительных вмешательств в учебный процесс и в личность…

– Две зимы прошло, – буркнул Шрам. – Когда же ты успокоишься… Всего-то у тебя память считали…

– Взломали. И никогда… Я никогда не успокоюсь … То, что тут – это мое… – Сейши постучал скрюченным пальцем по виску. – Моя собственность и никто не имеет права …если тебя устраивает каждый раз проходить проверки у менталистов – это твое дело…

– Пф… Мозгоеды не увидят там ничего нового… много вина… большая кровать… хороший бордель… и много-много голых баб… – Шрам хохотнул, – пусть смотрят мне не жалко… Тем более что проверки только если покидаешь купол… между островов – проверок нет, но ты все равно сидишь тут уже две зимы…

– И буду сидеть.

Шрам закатил глаза вверх.

– Очевидно даже мне, чего добивается Глава – чтобы ты вернулся к делам клана.

– Именно поэтому я не вернусь.

– И использует учеников… Ты несправедлив к нему – мальчик ни в чем не виноват…

– Виноват, – прошипел Сейши. – Он должен спрашивать разрешения куратора покидать остров – каждый раз. Каждый! И не делать ни шагу, не поставив в известность… А если сделал – должен нести ответственность за выбор.

– Шестой мог приказать, ты же знаешь, пока Восьмого нет, он совсем того, – Шрам покрутил у виска, – власть почувствовал, везде свой нос сует… вчера моя тренировочная площадка ему не понравилась… грязно там видите ли! Это плац или кухня?! – Шрам потряс кулаком в воздухе. – Сколько ты уже на него вестников отправил? Три жалобы? Четыре? Будешь писать на Шестого следующую – я впишусь! Пусть убирает свою чистоплюйную задницу с моего острова!

– Пять, – сварливо огрызнулся Сейши. – Пять жалоб. Но не помогла ни одна…

Шрам помолчал, и всё-таки выдал то, что хотел давно сказать:

– Ты знаешь, что ментальное воздействие, которое они применяют не меняет личность… оно не сделает тупого умным, медленного быстрым… или сообразительным… Труса не сделает храбрым, ленивого не сделает обязательным… Не привьет дисциплину… Воздействие только снимает…. Блоки и ограничители… выявляя то, что и так было заложено… Прошло две декады, признай уже, что мальчик собран, последователен и очень упорен. Будь у него десять зим в запасе начни он раньше – он был бы в крепкой середине… Он учится днем и ночью… Вспомни моего… Помогло это Семнадцатому? – Шрам фыркнул. – Как был тупнем, так и остался… только выражаться перестал… Верни вечерние занятия, малец совсем загонит себя…

– Нет. Нет, я сказал. Хотят иметь манекенов вместо учеников – пусть продолжают. Манекены я учить отказываюсь! Мои старые кости требуют лечения – я болею, так сказали целители…

Шрам невоспитанно фыркнул, поскреб пятерней волосы.

– Целители сказали бы все, что ты захотел… Просто так и скажи, что ты поджал хвост и забился ещё глубже в свои свитки, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать, как морская черепаха. Ты – боишься! Трус, – обвинил Шрам угрюмо. – Боишься вернуться к клановым, боишься, что тебе опять прочешут мозги, боишься прямо вступиться за ученика, боишься… – Шрам поискал в чем ещё можно обвинить. – Моря! Да ты всего боишься! Мальчишка и тот лучше тебя – он уже научился плавать, и теперь держится на воде.

– Нет, – Сейши не поднял головы от бумаг. – Если ты рассчитывал, что сейчас я встану, и побегу доказывать тебе, что ты не прав – ты перепутал меня с учениками…

– Не пожалеешь? – тоскливо отозвался Шрам. – Теперь я почти уверен, что мальчишка пройдет почти любой ритуал. Я специально ставил его в пару с Девятым на тренировке, чтобы посмотреть, сколько он продержится… он будет стоять до конца, и…

– Он. Не. Пройдёт ритуал, – рявкнул Сейши первый раз за вечер подняв взгляд на Шрама – глаза в глаза. – Не пройдет. Уже не прошел. Считай, что он уже мертв!!!

– Да ты…

– Да я. Это как поставить тебя против… – Сейши взмахнул широкими рукавами, – … против Главы Вэя в алтарном зале Арров. Долго ты протянешь? Я скажу тебе, как они будут подбирать кандидатуры для переноса – это всегда кровь. Кровь содержит информацию и является ключом, кровь открывает все двери. Изменяя состав крови, ты можешь изменить уровень и доступ к силе. Какая кровь у мальчика?!

– Хэсау… – эхом откликнулся Шрам.

– Поставь матерого волка против домашнего щенка, – выдохнул Сейши. – Для чего учить того, кто уже мертв? Кто через четыре декады не пройдет ритуал? – Старик опять уткнулся в свитки на столе.

– Может не пройти, – упрямо набычившись поправил Шрам. – Алхимики уже всю кровь у мальца выпили, сказали данные по совместимости будут на этой декаде… Если совместимость хорошая, у него есть шансы! Есть! Тебе что совсем не интересно, что будет с твоим учеником?

– Совсем, – отрезал Сейши.

В дверь постучали, заглянул один из помощников и доложил, что Шрама дожидается ученик.

Сейши выдохнул, оставшись в кабинете один, поправил очки, и сгреб в сторону бесполезные свитки, в которых все равно ничего не прочитал. Выплел вестник и дождался ответа.

Его вестник вернулся обратно с неяркой вспышкой – Восьмой Наставник, единственный, кто ещё мог бы повлиять на ситуацию, вне зоны доступа. До сих пор. До сих пор!

Данные по совместимости он у алхимиков не запрашивал и не собирался. Он был уверен, что Вэю уже доложили – и что он делает, и как часто, и даже содержание каждого вестника. И он прекрасно знал, чего ждет старый Змей – Садхэ сказал прямо – визита на Главный остров. Только личная аудиенция позволит получить ответы на вопросы. И, если он – Сейши – продолжит настаивать, его просто лишат статуса куратора.

Поэтому Сейши настаивать не собирался, как и не собирался на Главный, и не собирался давать Вэю то, что он хотел больше всего – рычаг контроля.

Вэй умеет ждать. Две зимы он молчал и ждал возможности. Ждал, когда у него появиться слабое место… появиться новый ученик или ученица, к которой он – Сейши – привяжется так же, как привязывался всегда.

Но Вэй поторопился и просчитался. Если бы до ритуала прошла целая зима… Мальчика – жаль. Но по большому счету мальчик ему никто. Слишком мало времени прошло. Не будь Шестнадцатый учеником Четвертого, он и браться бы не стал.

Нет, – Сейши тряхнул головой.

Вэй, как большая лесная змея – лениво ждет, когда кто-то сам шагнет в ловушку – на Главный остров, и тогда он сожмет кольца.

Нет, он уже слишком стар, чтобы снова влезать в эти игры. Терпение – добродетель, и ждать нужного мгновения умеет не только Вэй.

Остров силы, Четырнадцатый уровень

Третья алхимическая лаборатория

Бо рыдал.

Тер глаза за стеклами очков, вытирал сопли, текущие из носа, и перевел уже все чистые платки и салфетки. Чихал, кашлял, и матерился.

Ругал на чем грань стоит того, кто додумался отправить им из верхней столовой обед и перепутал подносы с первым отделом.

Ведь все знают – все! И предписание у главного повара есть, и у помощников! Да это знают вообще все, что у него – аллергия на ягоды физалиса, и даже перетертые в пыль, сушеные и добавленные в кашу для вкуса, тоже для него равны половине декады на койке у целителей.

Апчхи! Апчхи! Апчхи!

Ну, что за невезение.

Ведь все знают – все! Что слизистые алхимиков становятся очень нежными, как и глаза, и кожные покровы. Подвергаясь постоянному воздействию агрессивных сред, влияние которые нельзя исключить полностью, сколько не используй плетений. Там ингредиент, тут ингредиент, здесь капля испарения в замкнутом пространстве, там неверно рассчитанная реакция.

Да алхимиков надо беречь, как редчайшие накопители, а не путать подносы!

Апчхи! Апчхи!

До этого он искренне считал, что ему повезло – после двух десятков зим работы в лабораториях всего то – аллергия и ухудшилось зрение. Не вылезли все волосы, как у Хана, который облысел. И он не покрывался красными пятнами-лепешками с ног до головы, как Со. Но, когда реакция была такой сильной, что перехватывало горло, и он не мог сделать глоток воздуха…

Апчхи!

Бо смачно высморкался, ещё раз вытер слезы с глаз и почувствовал, как дерет горло.

Ему не просто нужно уходить – ему нужно бежать отсюда, и бежать быстро, чтобы принять зелье. Но, как на зло, именно сегодня он остался последним в смене и именно сегодня ждут отчеты по новым экспериментам. Совместимость, совместимость, совместимость. Одно и то же каждую зиму. Никакого разнообразия.

Флаконы с кровью, упакованные и тщательно подписанные, стояли в ряд на дальнем столике у алхимической печи.

Чтоб этот физалис горел за гранью! Что главный повар, решивший добавить сегодня в кашу эту отраву горел за гранью! Чтоб тот, кто перепутал подносы, горел за гранью дважды!

Апчхи! Апчхи! Апчхи!

Завтра он непременно подаст рапорт! И потребует, чтобы виновные были наказаны так, чтобы никогда в жизни – никогда больше им не пришло в голову забыть списки «алхимиков» и то, что не может есть конкретно он – Бо!

В дверь постучали, когда он уже вытер стол – нужно оставлять рабочее место в идеальном порядке, в каком бы ты ни был состоянии.

Бо торопливо открыл, узнал знакомое лицо и – улыбнулся облегченно.

– Передашь на Главный? Там ждут отчета… Апчхи! А я не могу… Апчхи… Сам видишь… Эти повара… Апчхи… – и протянул плотно стянутые тонкой лентой свитки. – Там данные… Первый – да, второй – да, третий – ученик с острова – ритуал проводить нельзя… Объекты несовместимы… Апчхи…Я закрою и сдам смену…

Бо погасил печь, и схватился за горло – драло все сильнее – нужно спешить. Добрался до двери, погасил светляки, дернул за ручку и… не смог открыть, дверь не открывалась.

Дернул ещё раз, попробовал плетениями, потом ещё раз… и схватился за горло – тонкая струйка бесцветного аромата поднималась по полотну двери вверх из нижней щели…

– Что за…

Едкий запах становился все нестерпимее, он не мог не то, что говорить – дышать.

Бо скреб пальцами горло, раздирая до крови, пытаясь сделать хотя бы один вдох, пытался скрюченными пальцами сложить узел плетений и позвать на помощь… но… не смог.

В глазах темнело. Последние крохи дыхания позволили увидеть, как дверь лаборатории открылась – и чужие сапоги прошагали по полу, остановившись прямо напротив его лица. Чужие пальцы нырнули внутрь халата и достали приготовленные свитки отчетов по экспериментам за сегодняшнюю смену.

Пара фиалов с треском улетела в печь. Алхимический котел вспыхнул – занялось синее пламя, сжирая ингредиенты, и переметнулось на соседний стол, и стеллажи с бумагами, от них языки пламени качнулись до шкафа с фиалами и…

Как фиалы начали взрываться от температуры один за другим, Бо уже не видел.

Главный остров, кабинет Шестого Наставника

Свитки, перетянутые лентой с печатью алхимической лаборатории мягко опустились на стол, обтянутый бархатной тканью.

Исполнителя Шестой отослал за дверь взмахом руки – туда, где ждал менталист – и только потом открыл бумаги.

Первый – не то, второй – не то, это его не интересует, третий – вот оно.

Совместимость. Мальчишка и… объект “сто восемьдесят шесть”.

Шестой не удивился результатам – мальчишка слаб и бесперспективен – «совместимость равна двум». Двум из ста. Это означает, что никто не будет тратить время и энергию на ритуал.

Он тщательно расправил свиток, прижав его нефритовой статуэткой Нимы и тушницей, а потом положил рядом чистый пергамент. Размял запястье, и, обмакнув кисть, начал старательно выводить штрихи, копируя чужой почерк.

Два. Семь. Два. Пять. Два. Шесть.

Получаться начало через три испорченных свитка. Шестой поднес к светляку оба документа – идеально. И потом, немного помедлив, там, где внизу было подчеркнуто – «совместимость – результат анализа два из ста», аккуратно добавил спереди цифру семь на пергамент. И полюбовался результатом своей работы.

«Совместимость семьдесят два из ста».

Идеально. Просто идеально.

Две декады спустя

Раннее утро, пляж

Коста начал уставать. Ноги и руки в воде тяжелели, но он послушно нарезал круги вдоль линии берега, уворачиваясь от плетений, которые кидал в воде по нему Семи, корректируя курс.

Они сказали так он быстрее научиться плавать.

Они сказали, так он будет повышать свой навык быстрее.

Они сказали, так учат всех – плетениями.

И он – поверил.

– Долго ещё? У меня пальцы устали. – Пробурчал Семи. – Может уже пора?

– Подождем ещё, он не слишком устал, видишь, как гребет, – отмахнулся Пятерка. – Ещё круг… ещё… пусть устанет побольше, так меньше сил останется на нас… Мы договорились, что он будет учить нас, а мы – его… пусть плавает, пока губы не посинеют и руки не отвалятся… пусть проплывет ещё круг… и ещё… давай!

Остров знаний, ученический корпус

Внутренний двор, доска рейтинга

Первый раз за много зим Пятый не сидел на крыше, наблюдая за всеми сверху, а проталкивался вперед к доске рейтинга, пользуясь тем, что Семнадцатый рядом распихивал всех бесцеремонно, наступал на ноги, толкался и все это без всяких изменений.

И… потому что впервые за много зим он был не один.

Свой номер он нашел сразу и потом остальные номера тройки. Семнадцатый оказался на пятнадцатом месте впервые за две зимы.

– Уха-хаааааа… – Семи подпрыгнул в воздухе и потряс кулаком. – Ух-ааааааааа!!!

Пятерка встретился взглядом с Шестнадцатым, который спокойно стоял рядом и улыбался, и – кивнул.

Это действительно сработало.

Сработало, хотя видит Великий, они согласились только от безысходности. Декаду назад, когда Шестнадцатый поймал их в кустах и предложил сделку. Попросил дать ему декаду. Одну декаду, чтобы попробовать учиться так, как он считает нужным. Если их рейтинг не изменится – Шестнадцатый оставит их в покое.

И они – согласились.

– Не, ты видел?! Видел?! Видел?!!! – Семи гордо задрал голову вверх и потряс сжатым кулаком в небо.

Пятерка фыркнул, отвернулся, и увидел перед собой ладонь с тонкими длинными изящными пальцами. Цвета свежего молока. Ладонь каллиграфа. Темные, совершенно спокойные глаза. Немного покрасневшие – опять учился ночью.

Шестнадцатый, как и декаду назад, протягивал вперед руку для скрепления договора, и, склонив голову на бок, уточнил то, что было и так понятно:

– Ещё… декаду?

Декаду спустя

Пятый ученический дом, поздняя ночь

Коста смотрел в окно. На купол, который было видно на черном полотне неба, благодаря иногда пробегающим по нему сполохам-искрам. Как будто защитный купол Октагона дышал, или был – живым. Именно такое сравнение не раз и не два приходило ему по ночам.

Пара светляков с мерным жужжанием летала сверху, нарезая круги над столом, заваленным свитками и книгами.

Вроде все хорошо. Ведь хорошо же?

У него закончили брать кровь и алхимики сказали, что совместимость не просто хорошая – отличная. Это значит, ритуал пройдет хорошо. Ему нужно только послушно готовиться, выполнять все инструкции целителей, глотать горькие эликсиры и – ждать, когда у него наконец появится сила.

Разве не этого он хотел? Разве это не хорошо?

Что же не так. Это же то, о чем он мечтал – иметь силу.

Коста задумчиво и устало растер виски.

Последние декады прошли хорошо – в тройке все в порядке. Их достижения отметили все Наставники, кроме куратора Сейши. Учитель отменил все вечерние занятия и которую декаду болел, на всех занятиях его подменяли помощники. А каждый раз, когда Коста два раза в декаду приходил навестить Наставника, приносил эликсиры с восстанавливающим, которые выпрашивал у целителя, его разворачивали обратно.

«Наставник болен и не принимает никого, даже личных учеников».

Поэтому он учился и ждал. Ждал и учился.

По промежуточным тестам по плетениям Косту натаскивал Пятерка, потому что достаточно было четко указать последовательность построения схем узлов.

Когда Коста выучил первый и второй том «Ингридеентного справочника алхимика» наизусть, Пятый и Семи подсунули ему том по травам, и начали гонять в отместку за то, что декаду им пришлось общаться только жестами.

Семи пожаловался Шраму, Пятерка обозвал Семи тупым, а Шрам, вместо того, чтобы встать на сторону учеников, заржал, и наложил на них обоих плетения «немоты», поставив в известность всех кураторов.

За декаду весь «жестовый» они не выучили – точнее три основных знака Семи запомнил сразу «пожрать, поспать, отвали», а остальные тридцать пришлось учить с боем. Потому что Семнадцатый никак не мог понять, во-первых, зачем им своя система общения жестами, если Великий дал им язык и два уха, а во-вторых, зачем, чтобы создать свою систему, нужно прекрасно знать базовую.

Зато Семи отлично натаскивал их с Пятеркой в плетениях и силовых, а также полностью взял на себя физическое развитие отсталых «слизней и сморчков».

Коста ставил им руку – обоим, Пятый владел кистью ненамного лучше Семнадцатого. Следил, чтобы писали правильно и ровно, правил стиль и тексты, разводил тушь до нужной консистенции и пытался привить любовь к письму, и показать, как красивы и закончены черные лаконичные штрихи.

Каждый вечер он читал вслух, расхаживая по домику, а потом объяснял то, что они не поняли, из утащенных Пятым свитков из библиотеки. Пусть Сейши болеет, но Коста сам продолжил готовиться к занятиям, по методике Наставника – изучая весь материал завтрашнего дня заранее, и готовил тройку, ежевечерне допрашивая, точно копируя интонации Сейши: «Какие выводы вы из этого сделали?»

По «этикету» он получил зачет, освоив все нужные поклоны, хотя зачем людям так усложнять себе жизнь – в двадцать два раза больше, Коста так и не понял.

За пару декад их тандем стал устойчивым – Пятерка отвечал за внешние контакты, и учил их хитрости, и тащил все, что плохо лежит и могло пригодиться «тройке». Семи не думал, но этого от него и не требовалось, зато обеспечивал безопасность, чтобы никто из со-учеников не мешал учиться, как пытались в начале.

Он сам… В их тройке, он чувствовал себя нейтрализатором, выступая посредником между ингредиентами, которые то и дело норовили вступить в реакцию.

Коста потер лоб, рассматривая рассыпанные по столу рисунки, которые готовил для завтрашнего занятия. Наставник запретил ему притрагиваться к кисти вне занятий, но рисовать можно чем угодно и на чем угодно. Наброски, выполненные утащенным Пятеркой угольной палочкой – Коста не стал спрашивать, у кого из Наставников – теперь валялись по комнате везде.

Семи не понимал на слух, и плохо запоминал читая, но у него оказалась превосходная память на образы и картинки, между которыми есть связь. И потому, специально для Семи, Коста рисовал схематичные смешные наброски.

Единственное, в чем точно, совершенно и полностью провалился – это занятия по искусству музыки. Когда ему дали цитру в руки, он порвал две струны, в попытках извлечь что-то похожее на мелодию. Но он – научится. В этом он уверен совершенно точно. Если это умеет Пятый, Восьмой, Второй, Семи – если это умеют все, он тоже сможет научиться. Ему нужно просто немного терпения и много-много времени. В этом он уверен.

Искусства – это тоже не то, что его волнует.

Что же не так?!

Разве он не послушен Наставникам? Послушен.

Разве он не учиться? Учиться.

Не нарушает правила. Выполняет приказы. Первым вызывается отвечать на занятиях.

Не тратит время просто так ни свое ни чужое – он не брал кисть в руки вне занятий уже три декады.

Общий суммарный рейтинг их «тройки» вырос на две позиции, и через декаду вырастет ещё.

Семнадцатый и Пятый больше не прячутся от него по кустам.

Он преуспевает. Его хвалят Помощники и Мастера. С ним начали разговаривать со-ученики. Он учиться днем и продолжает учиться ночью, чтобы преуспеть… так что же не так…

Коста потер грудь.

Внутри ныло острое чувство внутреннего неудовлетворения. Днем все было ясным понятным и четким. Что, зачем и почему. Но ночью… ночью все такое ясное днем становилось зыбким и как бы подергивалось дымкой.

Коста потер уставшие глаза.

Ночью он забывал, и ему требовалось время и усилие, чтобы вспомнить, ради чего это все. Зачем он учиться. Для чего важно хорошо учиться. И сны снились странные… снился Север. Лед, снег, бескрайние плато Лирнейских, погруженные в туман и он, перебирает лапами по глубокому насту… и только там, во снах, он чувствовал себя по настоящему свободным.

Коста свернул третий свиток по алхимии, толщиной с его руку.

Первые два списка ингредиентов, которые все ученики проходили ранее, он сдал и выучил за пару декад. По тысяче ингредиентов в каждом. Память послушно фиксировала отличия, картинки и выстраивала последовательности. А на третьем свитке он начал уставать.

Точнее – забыл, для чего ему нужно учить эти ингредиенты.

Коста покосился на спящего соседа под куполом тишины – несколько дней назад Семнадцатый освоил длительные стационарные плетения под руководством Шрама, и начал ставить купол на ночь. За окном – темно, непроглядная чернота. Почти цвета туши. Кончики пальцев покалывало от желания прикоснуться к кисти, но… рисовать ему запретили. И днем это казалось правильным, а ночью, Коста забывал, почему.

Он подманил первый светляк и щелкнул пальцами гася.

Он подумает об этом завтра. И он больше не будет учиться по ночам. Ночи на него плохо влияют. Днем он не испытывает сомнений и четко знает, что делает.

По ночам нужно спать, чтобы не приходили вредные мысли: «Для чего все это? Это то, чего он хотел?»

Коста потушил последний светляк и улегся, глядя в окно. Пошарил рукой под подушкой, достал и потер золотой кругляш, припрятанный туда специально для этой цели – напоминать.

Напоминать о том, что самое главное в жизни.

Коста зажал кругляш в ладони и засопел.

Хранить и помнить, помнить и хранить. Что самое главное в жизни – это деньги.

Служить Аррам, хорошо учиться и… фениксы.

Пять декад спустя, одна декада до проведения ритуала

Ранее утро, Побережье острова знаний

– Давай слизень, давай, поднажми… сопля несчастная…

– Не зови… меня… сопля! – Выпалил Пятый с придыханием – крутой подъем в гору с каждым разом давался все легче и легче. – Я почти догнал вас! Дай мне декаду и я обгоню!!!

Семнадцатый захохотал, ускоряясь вниз по крутой тропинке, вьющееся по склону к пляжу, на ходу стягивая с плеч безрукавку.

– Шестнадцатый, давай наперегонки, – проорал Семи, кидаясь в воду с разбега и поднимая тучи брызг.

Коста задержался на пару мгновений – стягивал сапог, и в два прыжка догнал соседа, нырнув рядом и поплыл, уверенно рассекая воду ровными сильными гребками.

Пятерка спустился последним, держась за бок. Отдышался, разделся, и с упоением начал плескать воду в лицо, наблюдая за тем, как две темные макушки то и дело скрываются в волнах и выныривают на поверхность.

– Неверно.

Голос Косты звучал ровно и твердо.

– Ещё раз.

– У-у-у-у… – проныл Семи. – Скоро завтрак, может пойдем уже.

– Не пойдем, пока не назовешь схему правильно.

– Скоро завтрак!

– А после завтрака – стратегия, – отрезал Коста. – Чем быстрее нарисуешь, тем быстрее завтрак.

Пятерка почесал бровь.

Если бы пять декад назад ему сказали, что он сам – сам – будет охотно вставать до гонга, то он бы не поверил. Но теперь, после нескольких декад тренировок, он спокойно мог пробежать семь из десяти. Ещё немного и он дотянет но нижней планки нормы. Шрам хвалил его на прошлой тренировке.

– Неверно, – Шестнадцатый снова стер босой ногой все, что пытался изобразить Семи на мокром песке и взяв в руки палку, начал рисовать.

Палка-палка-кружочек-овал-прямоугольник, на песке появлялась схематичные изображения. Кружочек-четыре лапы раз. Кружочек-четыре лапы два.

– Ну?

– Что ну?

– Сегодняшний опрос «как скрыть или восполнить недостаток снаряжения» и «как проложить путь». Ну?

Семи сел на песок, разглядывая изображения и морщил лоб.

– Мы же это читали вчера, чтобы найти путь в горах… – начал Пятерка.

– Помолчи, – оборвал его Коста, и, взяв палку, схематично набросал пики гор рядом. – Ну?

– О-о-о… я вспомнил, – лицо Семи засветилось. – Это когда осваивали Северный хребет, во время первой войны с горцами… Ви….Во… Ву… Ва…

– Вонги, – подсказал Пятерка.

– Ну да, эти Вонги, чтобы найти путь в горах поймали двух волков, стравили, ранили одного и выпустили в горы, а второго отпустили следом. И потом пошли волчьими тропами… – Семи поднял голову, ожидая похвалы.

– Хорошо. Следующий вопрос, – Коста стер босой ногой все и быстро, острым кончиком палки начал чертить на мокром песке.

Женское лицо. Волны. Корабль.

Семи опять морщил лоб, хмурил брови.

– Че она такая страшная вышла то, не мог покрасивше нарисовать.

– Схема, – устало отозвался Коста.

– Это я и так помню, – сварливо отозвался Семи. – Западники, когда первую флотилию джонок строили, поднялся мятеж. Клан… – Семи защелкал пальцами, вспоминая, – … клан…

– Не важно, какие кланы, как решили проблему?

– Короче, когда у них все тросы и волокна пожгли от снастей, тот, кто взял город, согнал всех женщин на площади и приказал отрезал им волосы. И использовать их для плетения канатов, и потом… тью…канатов навязали и… – Семи показал волну. – Уплыли.

– Хорошо. Следующий вопрос.

Сетка квадратов появилась на песке. Часть зачеркнуто, часть нет. Схематичный рисунок костра и меч.

– Отвечай.

– У-у-у… Не помню, – честно признался Семи.

– Пятерка, – позвал Коста. Пятый пересел поближе, изучил рисунок и выдал:

– Это просто, тупень…

– Сам тупень!

– …двести зим назад, когда центральный воевал с приграничными восточными, клан Сяо не тронул ни одно поместье Глав, вместо этого сжег все дома вассалов, поля, пастбища, и отравил водные артерии. Наступил голод, чтобы вызвать раздор, бунты и смену глав кланов.

– Не совсем так, но пойдет, – похвалил Коста.

Палочки, палочки, цепь, кружочки. Одни побольше, другие поменьше.

– Отвечай.

– Это я помню, – воодушевился Семи. – Это южная тактика. Клан… – Семи защелкал пальцами, нахмурив лоб, а Пятерка со стоном закатил глаза. – Не важно… Они дали клятву не трогать детей и женщин, и в обмен на это их выпустили через тонкий перешеек – тропу между зыбучих песков, где собирались напасть. Но они выгнали всех женщин, детей и вассалов поместья, выстроили в цепь и окружили войско с двух сторон. Так они выполнили клятву – не причинять вреда и смогли пройти, потому что те не стали убивать своих… Да я бы тоже не стал, – глубокомысленно добавил Семи.

– Как клан Айне узнал о внутренней защите поместья Го?

– А где рисунок?

– Как. Это простой вопрос, – фыркнул Коста.

– А-у-к-ци-он, – одними губами просигналил Пятерка Семи.

– Ау… ау… аукцион! – Радостно воскликнул Семнадцатый. – Они отправили своих трибунов и начальников десятков под видом рабов на аукцион, тех купили, и они изучили все внутри… Но я так не понял, как они обошли клятву? Они же клановые?

– Не важно, это не будут спрашивать сегодня…

– Как остановили последнюю бойню на Совете кланов Южного предела? – вклинился Пятерка.

– Какую бойню, – промычал Семи. – Это не сегодня… это когда спрашивали…

– На декаде и ты не ответил, и у нас было минус два. Так как? Ты должен был запомнить…

Семи посопел носом, с надеждой посмотрел на Косту снизу вверх, и тот со вздохом, начал чертить на песке.

Прямоугольник. Прямоугольник. Прямоугольник. Свеча.

– Да помню я это!!! Просто ты спрашиваешь тупо, слизень… Это когда раздавали и нарезали земли, чтобы остановить постоянную бойню и поделить территории южного предела… Все, кто участвовал в том Совете принесли клятву, что не будут оспаривать десять зим…и было… короче было сколько то табличек по числу кланов, там написали название и границы, таблички запечатали воском, и перемешали… и все вытащили таблички. Кому чего попало – тот то и получил, – весело продолжил Семи. – А потом они подождали десять зим и как опять пыф-пыф-пыф… мочить, мочить, мочить…

– Пффф… – фыркнул Пятый.

– Пойдемте есть уже, а, – уныло проныл Семи, у которого громко забурчало в животе.

– Пару вопросов, – пообещал Коста. – Как покорили северные территории, когда горцы нападали скрытно из лесов и горных укрытий, зная все тропы и имея возможность незаметно отступить?

– Да сожгли все, к гребаному Немесу! – Рявкнул Семи. – Выжгли плетениями сначала просеки, потом запустили магов и пожгли все леса, чтобы вершины стали лысыми и закипели озера, и им негде было прятаться! А теперь пошли жрать!!!

Коста оценил упрямо выдвинутую челюсть набычившегося Семнадцатого, сжатые кулаки, позу и – кивнул.

Они натянули обувь, безрукавки и ждали только Пятого, который, извиваясь, как змея, пытался что-то высмотреть на своей спине.

– Посмотри, а… зажило? Ведь зажило же?

– Чуть-чуть осталось, – откликнулся Коста, рассматривая чужую щуплую спину, все испещренную татуировками. Жирные черные линии вились, пересекались, образовывали круги и рисунки, ползли змеями на руки, опоясывая все тело до запястий.

– Уф… – выдохнул Пятерка. – Как заживет, можно наконец снять это, – блокираторы стукнулись друг о друга. – Завтра? – обернулся он, с надеждой заглядывая Косте в глаза.

– Возможно… послезавтра…

– Уа-а-а-а!!! – Пятерка сделал пируэт на песке и одним движением натянул безрукавку на плечи. – Значит, когда ты вернешься с ритуала, мне снимут и сможем тренироваться вместе!!! И уложим его, – показал он язык Семнадцатому. Тот только презрительно фыркнул в ответ и начал быстро подниматься по тропинке вверх – первый удар гонга отчетливо вибрировал в утреннем воздухе.

Октагон, остров знаний

Корпус Наставников, кабинет Сейши

Шрам вломился без стука. Просто распахнул дверь с ноги, весь пропахший терпким запахом духов, алкоголем и морем.

– Стучи и соблюдай приличия. Или я начну запирать дверь.

Шрам фыркнул, носком подтянул к себе кресло и расслабленно развалился напротив, и даже поднял ногу – положить по привычке на стол, но передумал, наткнувшись на колючий взгляд за стеклами очков.

– Можно подумать, к тебе кто-то заходит, кроме меня…

– Выходной на побережье прошел хорошо, – констатировал Сейши. – Надеюсь, эти … развращенные удовольствия стоят того, чтобы пускать кого-то в свою голову.

Шрам опять фыркнул.

– Мальчик упорен, а ты не прав. Упорен иногда чересчур. А ты мелочен, Сейши… мелочен и труслив…

– Если ты начинаешь опять, можешь сразу закрыть дверь с той стороны.

Шрам посопел.

– Я бы предпочел, чтобы такими были Пятый и Семнадцатый…

Сейши продолжал ковыряться в бумагах на столе.

– Я подумал… если мальчик пройдет ритуал – возьму его к себе, раз он тут вообще никому не нужен… и будет вся тройка моей, – густым низким басом прогудел Шрам.

Сейши на миг замер, но потом шуршание свитков возобновилось.

– Ты знаешь, что его завтра отправляют с острова и начинают готовить к ритуалу? Не знаешь, – промычал под нос Шрам. – Тебя же это не интересует. Но зато интересует меня… Я узнал совместимость, это тебе тоже не интересно, но я скажу…

Шорох свитков на столе на мгновение замер.

– Ат-лич – ней – шая! Ик! Совместимость. Малец, во! – Шрам поднял вверх кулак. – Семьдесят два из ста!

Сейши поднял голову рывков – глаза за стеклами очков смотрели цепко.

– Ага… Семьдесят два! Ик! Так что пацан пройдет! Ик! И будет моим, и ты пожалеешь, когда я из него во-о-о-т такого волчонка натаскаю… – Шрам несколько раз стукнул кулаком по груди.

– Меня это не волнует, – прохладно отозвался Сейши. – Если это всё, что ты желал сообщить, дверь там, – ладонь жестко указала в сторону выхода.

Когда Шрам ушел, Сейши вскочил и запер дверь двойными плетениями. Потом долго ходил из угла в угол, поправляя очки, и размахивая тростью, как мечом.

– Семьдесят два… семьдесят два… идиот, – трость сшибла стопку бесполезных свитков со стола. – Бесполезный идиот…

Поискав, что ещё совершенно точно ему не нужно – Сейши с размаху снес тростью бесполезную вазу с подставки, которая так давно его раздражала. Отдышался и отправил сигнал слугам, чтобы убрали мусор.

И – уже совершенно спокойно поковылял к столу – собирать бумаги.

Работа не ждет.

Шесть декад спустя

Остров знаний, второй пирс

Начало ночи

Коста оглядывался до тех пор, пока фигурка Пятого на причале не стала такой маленькой, что нельзя было разглядеть лица. Только и видно было, как Пятерка подпрыгивает и машет руками вслед, горячо желая ему удачи на ритуале.

Семнадцатый не пришел, сказав, что не видит смысла прощаться, если они и так увидятся послезавтра. Наставника Сейши он увидеть так и не смог – его снова не допустили. И поэтому он опять оставил очередной фиал с «восстанавливающим» на столике. Зато силы и удачи ему пожелал Учитель Шрам, и даже похлопал по плечам огромной ручищей с одобрением.

Нос лодки вспарывал зеленые волны, гребцы споро налегали на весла – вперед-назад, оттянуть, вперед-назад, оттянуть. Коста подставил лицо соленому ветру, зажмурился и улыбнулся – его ждал остров силы, ритуал и… третий круг. Обещанный ему.

Он вернется сюда уже не тем, кто уплывает. Он вернется совсем другим.

Сейши смотрел в окно, заложив руки за спину. Маленькая лодка двигалась от острова по волнам. Такие ритуалы всегда проходят на рассвете. Сейчас вечер. Шестнадцатого привезут, накачают эликсирами и утром начнут… работу.

Сейши вздохнул.

Мальчик заходил перед отправкой, но он отказался встречаться. Он и так помнит глаза тех, кого отправляли на остров силы. Лучше этого ученика он запомнит таким, каким он был.

Сейши щелкнул пальцами – плетение сверкнуло, и помощник явился на вызов.

– С завтрашнего дня я выздоровел. График занятий возвращается в привычный режим. Данные об успеваемости учеников за шесть декад должны быть у меня на столе через шестьдесят мгновений… Что это?

Помощник держал в руках пару фиалов.

– Зелья, господин. Ваш ученик оставил сегодня вечером для вас.

Сейши изучал полку в шкафу приемной. Вчера там стояло одиннадцать фиалов в три ряда, сегодня добавился двенадцатый. Его последний личный и единственный ученик даже сегодня выделил время, чтобы проверить учителя и принести ему восстанавливающее здоровье зелье, которые выпрашивал у целителей – это он уже уточнил.

– Почему мне не сообщали?

– Вам докладывали, господин. Но вы дали четкие указания не пропускать. Вы восстанавливаете здоровье, не принимаете никого, даже личных учеников. «Отправлять обратно, не беспокоить» – процитировал помощник его же собственные слова.

«Оставь» – Сейши взмахнул рукой, когда Помощник потянулся отправить очередные бесполезные фиалы в корзину с мусором. И, оставшись один, изучил каждый.

Одинаковые. Ровно двенадцать фиалов. Двенадцать совершенно бесполезных для него эликсиров, но мальчик не знал.

Сейши попытался вспомнить, когда последний раз кто-то приносил ему зелья, заботясь. Не целитель, не помощник, не алхимик… а… просто так. За последние пять зим?

Декада за декадой. Ученик ждал. Оставлял фиал, желал Мастеру скорейшего выздоровления и – уходил. Чтобы вернуться через несколько дней с новым фиалом.

Сейши сунул один фиал в карман и вернулся в кабинет. Море было чистым – джонка уже скрылась за горизонтом.

Иногда он завидовал. Завидовал мертвому Хоакину, которому так повезло с мальчиком. И жалел… ребенка, которому так не повезло с Хоакином, дорога которого сделала крутой поворот и снова привела их в ловушку островов.

Ловушку, из которой нет выхода, если не пользоваться тем, что Великий дал каждому человеку в избытке. Разумом.

Сейши выставил фиал перед собой на стол, переплел пальцы, положил на них подбородок и глубоко задумался.

Вэй не отступит. Не умеет отступать – ритуалу быть. Если на него давить – змей упрется ещё сильнее, и тогда точно кольца сожмутся. Но если действовать иначе… иначе…Но для этого придется покинуть остров…

Фиал на столе укоризненно сиял зеленоватым стеклянным боком.

Сейши вспомнил слова Шрама.

«Нельзя изменить суть, даже ментальным приказом… это просто убирает блоки…»

– Убирает блоки, – пробормотал Сейши под нос и щелкнул пальцем по бутылочке с зельем.

Вестник Восьмому ожидаемо вернулся обратно, не найдя адресата.

Второй вестник Сейши выплетал дольше, обдумывая каждую фразу, слово и… последствия. Выплел и задержал плетение на кончиках пальцев, но пузатый нераспечатанный фиал укоризненно поблескивал болотной зеленью на столе, и он, после мига колебаний, отправил сообщение адресату.

«Первая лаборатория, второй помощник. Куратор номера Шестнадцать. Прошу подтвердить данные о совместимости».

«Господин куратор, уровень доступа проверен. Данные подтверждаю. Ученик под номером Шестнадцать – семьдесят два из ста, объект сто восемьдесят шесть на четвертом уровне».

«Первой лаборатории. Данные, кто проводил расчет и проверку».

«Мастер Бо, господин куратор. Третья лаборатория, четырнадцатый уровень».

Сейши выдохнул, и отправил вестник мастеру Бо, который вернулся обратно без ответа. Выслал второй, третий и потом снова адресовал плетения в Первую.

«Первой лаборатории. Мастер Бо получил декаду отдыха или отправлен на побережье?»

«Мастер Бо отошел за Грань, господин куратор. Третья лаборатория выгорела полностью. Идет расследование».

Глаза Сейши за стеклами очков остро сверкнули.

Ещё пара вестников и он уже знал, кого именно обвиняют, хотя в том, что повара и помощники могли перепутать предписания, которые выполняют десятки зим? А мастер Бо, занимающий пост руководителя смены мог допустить такую глупую ошибку по мнению целителей?

Сейши думал ещё несколько мгновений, поглаживая бороду, пока, наконец не определился с нужной кандидатурой.

«Уважаемый мастер Сый…Я помню, что ты давно не занимаешься этой работой и тебя перевели… но ради меня… мог бы проверить результаты?»

«Ты жив, соль островов? Все решили, что ты почил на своем острове… И это займет декаду-две…»

«Жив. Я помню сколько времени это займет… Мне не нужна полная проверка, сделай быструю…это займет мгновений двести…»

«Быструю? Там приближенность данных плюс минус десять единиц! Точности никакой».

«Мне достаточно. Сделай с погрешностью в десять. Первый образец крови пришлю. Второй – номер двести восемьдесят шесть с четвертого скального уровня».

«Четвертый? Ты выжил из ума? Меня перевели в шестой, я больше этим не занимаюсь».

Сейши напомнил о «личном долге перед ним господину Сый» и получил ответ, отправив заверения, что данные «нигде не будут использованы, тем более для представления на Главный», а имя «Мастера Сый не будет даже упомянуто», это нужно знать «только ему лично».

«Слово Арр?».

«Слово Арр».

«Шли данные. Смена заканчивается под утро. Ждать не буду».

Сейши выдохнул и поспешил отправить вестник в алхимичку острова – забрать данные ученика.

«Последние данные из лаборатории, касающиеся моего личного ученика – номера Шестнадцать. Прошу предоставить».

Вестник Садхэ улетел после того, как помощник забрал образцы крови и отправил мастеру Сый.

«Прошу об услуге, господин Садхэ».

«Господин Арр, я ничего не могу сделать. Приказ Главы звучал однозначно: Десятый наставник так давно не покидал остров знаний, что совершенно забыл о своих настоящих обязанностях. Глава не изменил и не изменит своего решения по поводу ритуала для номера Шестнадцать. Если вы продолжите настаивать, Глава рекомендовал смену Куратора…»

Сейши поморщился и пожалел, что он не может позволить себе по-плебейски сплюнуть прямо на ковер, как может позволить себе Шрам.

«Я помню о своих обязанностях, господин Садхэ. И не планировал снова поднимать эту тему. Мне нужен одноразовый доступ в архив острова памяти на эту ночь».

«Доступ разрешен и зафиксирован, господин Арр. Ясной ночи».

Сейши закряхтел, и начал собираться, пытаясь найти теплый верхний халат. На острове памяти всегда холоднее, чем здесь.

Фиал на столе поблескивал зеленоватым стеклом.

Сейши нашел халат, натянул перстни, проверил документы, взял трость и… помедлил. Думая и взвешивая.

Пути назад не будет.

Смотрел на темное небо за окном – на бесполезный фиал на столе, и снова переводил взгляд на небо, там, где за горизонтом, лежал, утонув в черных волнах остров памяти.

На фиал – на небо, на фиал – на небо, на фиал – на небо.

Сунул бутылочку в карман, и потом, решительно сжав набалдашник трости, поковылял, чуть прихрамывая, на выход.

Глава 30. Особый случай

Остров силы, первый подземный уровень

Поздняя ночь

Рука болела. Кожа истыканная иглами саднила, эликсир меняли трижды, прежде, чем алхимики и менталисты, удовлетворенные данными на диаграмме, утвердили состав.

Коста смежил веки и попытался расслабиться на жесткой лекарской кушетке, но удавалось плохо, хотя здесь его не привязывали, и даже трижды спросили о добровольном согласии на ритуал.

Ему сказали – скоро зелья подействуют, он – уснет и проснется только на рассвете.

Кушетка завибрировала от гула. Подземного гула механизмов или каких-то установок, назначения которых Коста не знал. Шума он не слышал. Он – чувствовал. Всем телом каждый мерный удар под ним на много ярусов вниз.

Двадцать. Ему сказали на острове силы двадцать подземных ярусов.

Почти как в катакомбах Блау. И почти как его ментальном щите, строить который он продолжал каждое свободное мгновение.

Октагон, остров Силы, четвертый ярус

Поздняя ночь

– Х-х-х-олод-д-днн-но… как же х-х-холодно… – стучал зубами один из помощников, отогревая дыханием занемевшие пальцы – скоро придется плести.

– Не ной, – бросил ему старший напарник, предусмотрительно натянувший поверх тонкого халата и короткий жилет из овчины, и подстежку на пояс из шерсти горных коз.

– Ну почему нельзя купол тепла набросить…

– Потому что… – эхом откликнулся напарник, протирая рукой заиндевевшую табличку у чана, чтобы можно было прочесть слова: “Объект номер сто восемьдесят шесть”. – Никаких плетений… тут дышать то страшно, вдруг растают, а ему плетения подавай…

– Не у всех тут две жены из горной деревни, где коз выращивают, – мстительно поддел первый, шмыгнув носом.

– Не завидуй, – спокойно отозвался второй, сверяя данные. Высший, превратившийся в кусок льда, с распахнутым в крике ртом – только лицо и было видно, замерзшее ближе всего к поверхности – клановый рода Хэсау. Заточен в ледяной стазис триста зим назад. Слепок силы… – Верно, – пробормотал он под нос. – Все верно, – повторил он громче и свернул свиток на дощечке. – Запускай разморозку, как раз к утру растает.

Первый кивнул, снова безрезультатно пытаясь отогреть пальцы – белое облачко пара вырвалось изо рта и осело инеем на побелевших ресницах.

– Я пойду сразу проверю второго, которого через декаду заказали, чтобы дважды в этот ледник не ходить… Запускай! – бросил он напарнику, протискиваясь между кубами застывшей воды.

Первый вздохнул, стянул с шеи жетон, приложил к углублению в табличке, и начал ждать, изучая ледяную фигуру.

Жить и при этом не жить сотни зим. Замороженным, чтобы тебя растопили, когда понадобится сила для накопителей или информация.

– Клан Хэсау… – прочитал он вслух и потер кулаком лед, чтобы лучше видеть лицо. Высший – выше его почти на две головы, шире в плечах, с… девятым кругом, если верить данным… – Как же тебя поймали то… – пробормотал он задумчиво.

Воистину клан Арр велик под этим небом.

Жетон жужжал, запуская плетения разморозки. И помощник начал ходить с места на место, пытаясь согреться. Притопывал ногами, дышал на пальцы и беззвучно матерился про себя.

Ведь служит же кто-то сверху. Кто-то служит на острове Памяти. Кто-то на Семейном. У кого-то клановое послушание в теплых сытных местах вроде пекарен или столовых залов. И только он которую зиму вынужден торчать тут, среди промерзших скал глубоко под землей, на Ледяной грани.

Он ходил от чана к чану, смахивал иней с табличек и изучал раззявленные рты тех, кто поймал в ледяные ловушки.

– И освободить тебя могу только я… – пропел он, выпуская облачко пара в сторону очередного куба. – И тебя могу освободить… и тебя… и тебя… – танцевал он, притопывая ногами от чана к чану, – … нужно только приложить жетон и ввести ключ доступа…

– Закончил?

Недовольный голос Старшего напарника прервал фантазии, в которых он – повелитель всех ледяных скульптур в этом зале, освобождает всех и они, проникнутые благодарностью, благоговейно приносят ему клятву на служение… что будет дальше, он ещё нафантазировать не успел.

– Работает, – отозвался он сварливо. – Триста зим не тридцать, но жужжит… слышишь же…к утру все будет готово, потом пара плетений и – наверх его…

Пол под ногами дрогнул – глубинная нутряная дрожь из самого сердца горы прошла снизу вверх через все двадцать уровней. Он с трудом удержался на ногах, и, как и Старший тревожно обернулся кругом, но чаны выдержали. Искры плетений побежали по льду, бережно гася импульс.

– Когда-нибудь тут рухнет все и тогда…

– Никогда, – уверенно отозвался Старший напарник, поворачивая на выход. – Никогда, пока существует клан Арров…

Остров силы, первый ярус, комнаты отдыха

Поздняя ночь

Кайр взбивал плотную подушку, но мягче она не становилась. И, ко всему прочему пахла пылью и застаревшими реактивами, как будто её притащили от алхимиков.

Кайр принюхался, чихнул, и отбросил в сторону. Свернул одеяло в рулон, примял и сунул подголову, блаженно растянувшись на кушетке.

До утра – есть время поспать, отдохнуть и расслабиться наконец. Он не любил ритуалы – почти ненавидел, но любил бывать на острове, где никто его не достанет.

Мальчишку накачивают эликсирами. К утру помощники приступят к работе – он там не нужен. Все указания он раздал, и был точно уверен, что всю подготовительную работу сделают без него – не в первый раз.

Сначала снесут хлипкий бесполезный щит, чтобы мальчишка не мог сопротивляться. Потом уберут лишнее, стерев все подчистую.

Начертят круг, выставят фокусы, переместят объект с четвертого уровня наверх.

И, если им повезет, то уже к вечеру они получат доступ к закрытым знаниям клана Хэсау. Взломать сознание того, кто принес клятву и скорее готов умереть, практически невозможно без повреждений.

Невозможно для него, – признал Кайр вынужденно.

Но, если перенести сознание в новое тело, не связанное клятвой…

Кайр отдал приказ «не церемониться», потому что мальчишка им не нужен. Можно считать, что Шестнадцатого номера больше не существует. А через несколько декад все вообще забудут, что у Четвертого когда-то был ученик.

Количество человеческих жизней, принесенных на алтарь во благо Клана Арр, исчислялась сотнями каждую зиму. Во имя всеобщего блага.

Что такое ещё одна жизнь? Совершенно никому не нужного ученика?

Остров Памяти, поздняя ночь

Из джонки, на благословенную твердь острова Памяти, Сейши не ступил, а – вылетел, подобрав полы халата и долго, позеленев от тошноты, наслаждался ощущением того, что земля не качается под ногами.

Воистину, это великая шутка Богов. Что он, так не любящий море, вынужден всю жизнь провести на крохотных клочках суши, со всех сторон окруженной водой.

Побороть свою нелюбовь к воде, как нелюбовь к холоду, он так и не смог. И… старость…

Сейши вздохнул, оглядывая черные скалы впереди, сигнальные светляки по краю тропинки вверх, запахнул поплотнее полы халата, и поковылял наверх.

Времени почти не осталось.

Потяжелевшие веки слипались.

Он потер слезившиеся глаза – возраст уже не тот. Даже через очки штрихи прыгали, цифры сливались, он уже не видел почти ничего, просидев в закрытой части архива большую часть ночи.

Ни-че-го.

Вестник от мастера Сый только подтвердил его догадки – «Совместимость пятнадцать из ста. Не забудь – не упоминать моего имени».

Пятнадцать из ста при погрешности десять означает, что в худшем случае – совместимость объектов равна пяти, а в лучшем – двадцати пяти. И то и другое слишком мало, чтобы ритуал прошел успешно.

И то и другое означало только одно с вероятностью девяносто девять из ста – смерть носителя.

Сейши устал. Плетения времени, которые он запускал регулярно, неумолимо отсчитывали время до рассвета.

Не успевает. Не успевает. Не успевает.

Штрихи на свитке слились в одно целое, и он решил сделать перерыв, иначе не найдет ничего. Ничего, что мог бы предложить Вэю.

Свиток с данными островных алхимиков на шестнадцатый номер он изучил уже вдоль и поперек.

Анализ крови, генетическая карта, родовые маркеры, предположительные – это слово было выделено и подчеркнуто тушью – предположительные возможные дары мальчика.

Не густо.

Маркеры крови Хэсау – чуть более одной трети, если верить сравнению с эталонным образцом. И ещё четырнадцать родов, чьи предки затесались в далеких родичах. Он последовательно проверил первые десять – род Си, род Хэ, род Ли, род Лой… На полке не нашлось только свитка рода Фу.

Хотя…

Сейши в очередной раз протер очки, чтобы лучше видеть – род Фу, шестое место по весу после основных носителей.

Всего около восьми из ста.

Мало. Очень мало.

Сейши нацедил из пузатого чайничка остатки остывшего чая в пиалу и пил медленными глотками, когда один из слуг осторожно постучал в дверь.

Так осторожно и негромко, что Сейши понял – не нашел то, зачем его посылали.

– Документов нет на десятой полке, господин, – слуга склонился ниже положенного и дернулся, ожидая наказания. – Нет на седьмой, и на втором ярусе тоже не было. Я … я работаю только вторую зиму и не знаю, куда могли убрать документы, которые вы запрашиваете… Пересорт редок, но… – слуга сжался.

Сейши допил чай, поставил пиалу и снял очки, с трудом потирая покрасневшие глаза.

– Мне нужны журналы движения документов. Я хочу знать, кто и когда запрашивал их в последний раз.

– Да, господин, конечно, господин.

Журналы пришлось поднимать долго, только в десятой по счету пухлой папке, с подшитыми данными смен нашлось то, что он искал.

Документы по клану Фу были запрошены одним из алхимиков три зимы назад.

Сейши вел пальцем по строчкам.

В этот же день, поднимали документы рода Айне, рода Сай, и рода Да-архан. Восьмой зал, двадцатый стеллаж, шестая полка. Третий зал, седьмой стеллаж, первая полка. Первый зал, десятый стеллаж, полки три-восемь.

На этот раз проверять он пошел лично. В восьмом – ничего, в третьем зале на седьмом стеллаже ничего. Сейши уже разочарованно выпрямился, когда увидел кончик круглого оттиска на полке выше – и по наитию дернул за ленту, а потом лихорадочно, сбрасывая свитки с полок на пол – деревянные дощечки стукались друг от друга, вытащил тубус, сдул толстый слой пыли и только тогда – выдохнул.

«Клан Фу».

Нашел!!!

Сейши сел прямо в зале, не вернувшись в кабинеты, на ступеньку ближайшей стремянки, с которой доставали папки с верхних полок, и почти не слушал бормотание слуги, погруженный в чтение.

– …как хорошо, господин…хвала всем Богам… во имя света вы спасли нас…

«…триста зим назад род Фу… кровь рода Хэсау одна четверть …»

Подходит!

– …наверное, когда возвращали документы, несли все вместе, просто положили на полку и забыли…

«Наследник – единственный оставшийся в живых, смена главы семь зим назад… Мать, наследственные заболевания…»

– …хвала всем Богам, господин!

«Жирная пометка – «работать не рекомендуется» – причина… причина…

Сейши быстро шуршал пергаментами, отмахнувшись от слуги:

– Приготовить джонку!

«Причина – особенность родового источника… две кандидатуры… результат отрицательный…»

Копию текста договора между предыдущим Главой клана Фу и Кланом Арр Сейши изучил более внимательно, цокнул языком и задумался, напрягая память…

Син Фу, Второй наследник рода Фу, направлен по договору на обучение в Октагон…скончался. Сейши сощурил глаза за стеклами очков пытаясь вспомнить, но мальчик учился слишком недолго – щуплый болезненный и смуглый, как и все смески южных родов.

Не важно.

Договор – не важно. Отношение Фу – не важно. Вероятность – не важно. Все не важно. Главное, что у рода Фу тоже есть кровь Хэсау, причем всего поколение назад – свежая кровь.

Значит – подходит! Состав крови подходит! Можно попытаться.

Рассвет близок. Этот вариант лучше, чем чистое убийство. В любом случае у мальчика Хоакина будет шанс. Один из десяти остаться самим собой и в живых, но будет. Сейчас – у него шансов нет.

Сейши засунул во внутренний карман наспех перетянутые тесьмой свитки, и побежал.

По уму – узнать, если в хранилищах кто-то из свежих предков Фу в ледяном стазисе, чтобы мальчику можно было перелить кровь и увеличить шансы на успешность…

…узнать, кто именно виноват в смерти юного Сина Фу, и учесть это при построении стратегии, жаль не он его учил…

…уточнить, причины, по которым предыдущий Глава Фу подписал настолько кабальный договор с Аррами, но это все можно было сделать позже, когда он успеет…

…успеет спасти птенца и остановить ритуал.

Вестник на Главный остров он отправил через пару мгновений, сразу после Вестника Наследнику клана Арр, и – отложенного Вестника Восьмому Наставнику.

Он дернул все нити плетений, до который мог дотянуться. Плетения времени неумолимо показывали – приближается рассвет.

«Останови ритуал Шестнадцатого номера, Садхэ. Есть лучшая кандидатура».

И змей Вэй и Садхэ ценили только выгоду, значит должно быть что-то более выгодное, чем перенос.

«Основания?»

Прохладный вестник от Управляющего вспыхнул через мгновение, рассыпавшись искрами. И Сейши оценил ответ – ни единого вопроса про неподходящее время.

«Основания предоставлю Главе Вэй лично. Через сотню мгновений. Под мою ответственность. Прошу личной аудиенции до завтрака».

Следующий прилетел через три мгновения – без слов – просто вспыхнул дважды и растворился – что значило – «Да».

И потом – эти пять мгновений показались Сейши вечностью.

«Глава примет тебя, но у тебя есть только сорок мгновений, Сейши, чтобы прибыть на Главный остров. Я задержу Кайра».

Сейши подобрал полы халата и бегом, насколько позволяли старые кости, припустил к пристани… миновал горные тропы, спустился по крутому склону, сбежал по доскам и… джонки у пирса не было.

Лодка стала маленькой точкой и уже растворилась на горизонте.

– Где джонка?!! – рявкнул Сейши так, что кончики пальцев полыхнули силой.

Слуга из «архивных», тот же самый, который помогал всю ночь, и которого выделили для него персонально, лепетал, сгорбившись в ожидании неминуемого наказания:

– …Господин третий Архивариус-хранитель… срочный вызов… я говорил, я уведомил, я предупреждал… но… Господин сказал вернет лодку через шестьдесят мгновений, и господин Арр как раз успеет позавтракать…

Позавтракать? Успеет? Шестьдесят мгновений?!

Сейши не выругался, хотя очень хотелось. Посмотрел на небо, оценивая серую предрассветную хмарь, ещё чуть-чуть и взойдет светило и тогда уже точно будет поздно…

Поздно…Поздно…Поздно…

– …господин…

Сейши отпустил слугу взмахом руки и закрыл глаза, думая. Вертикальная морщина между седых кустистых бровей стала глубокой и темной.

Вспоминал глаза ученика – благодарность, любовь… сила. И – взвешивал последствия, сжимая в кармане фиал с зельем.

Сколько зим ему осталось? Если Вэй выйдет из себя… как иногда случалось?

Сейши прикусил кончик седого уса, поднял голову к розовеющему небу и вгляделся в защитный купол.

Иначе он не успеет, точно не успеет, но…Зато так змей точно примет его, хотя бы потребовав отчета…

Приближение смерти Сейши чувствовал. Чуял, как чуят ветер приносящий бурю. Это его последние зимы. И это последний его ученик. Последний.

Других не будет.

Чего стоит его жизнь?

Зеленая вода облизывала песок, и пенилась, разбиваясь о почерневшие от времени столбы пирса.

Зеленая. Отвратительная. Опасная. Вода.

Почти такая же зеленая, как темный фиал бутылочного стекла.

Сейши нащупал в кармане эликсир, вытащил, погладил пальцем и, чпокнув пробкой, выпил за раз, чуть поморщившись.

Восстанавливающая гадость не помешает.

В жар его бросило сразу – как только алхимическое зелье потекло по венам, и он отряхнулся, расправив плечи, размял запястья и хрустнул пальцами.

И потом взмахнул белыми рукавами-крыльями, воздевая руки вверх к небу – к самому куполу, и проговорил несколько строчек речитативом.

Ткань халата затрепетала от внезапно налетевшего ветра, взмывая вверх. Седые волосы нещадно трепал вихрь.

Щелкнули кольца, запела сила, взревели плетения, устремляясь в небо – прямо к силовой сетке.

Ответная молния ударила вниз, прямо в скалы и чуть не подожгла пирс – почти в то место, где стоял Сейши.

Он поймал силу, настроил канал – пот стекал по лбу, старческие руки тряслись, но в итоге он обуздал силу, и швырнул её прямо перед собой на ровную морскую гладь.

Сила вспыхнула, выстилая путь – перед Сейши соткалась ровная серебристая дорожка, в шаг шириной, уходящая вдаль до самого главного острова, прямая, как стрела – водная тропа от острова памяти.

Сейши приподнял полы халата и, осторожно, пробуя одной ногой твердь, ступил на тропу. В небе полыхали молнии. Купол, вынужденный перераспределить силовые потоки, лихорадило и трясло.

Под тонкой полупрозрачной серебристой пленкой силы внизу колыхалась зелено-черная вода.

Сейши сглотнул и осторожно поставил вторую ногу на тропу.

Он не умеет плавать, он боится воды…

Но тропа выдержала.

…и, если не смотреть под ноги, можно представить, что это просто мощеная дорожка… да…просто мощеная дорожка…

Сейши выдохнул, проверил, насколько надежно припрятан свиток Фу во внутреннем кармане, затянув тесемки, и… припустил, что есть силы, насколько позволяли больные колени – прямо по серебристой тропе, пересекая море….

Успеть-успеть-успеть – стучало в висках в такт шагам… успеть-успеть-успеть…

Артефакт выл, надрываясь, заливая коридоры острова Памяти ледянящим зеленым светом.

Вспышка – перерыв. Вспышка – перерыв. Вспышка – перерыв.

Тревога. Тревога. Тревога.

Место, где ценилась тишина, размеренность и спокойствие, наполнилось топотом десятков ног – все спешили на поверхность. Двое слуг, которые были ближе всего к верхнему ярусу, успели первыми.

– Гляди, гляди… – тыкал в небо пальцем первый, задрав голову, где сходила с ума силовая сетка купола, испещренная молниями. – У нас тревога? На нас напали? Купол пробили? – и оглянулся на сигнальную башню-маяк, установленную в самой высокой точке острова. Башня – молчала. – Да что происходит, во имя Исхода? Что происходит… или…особый случай?

– Или, – кивнул второй, напрягая зрение, чтобы разглядеть белую точку внизу. – Похоже “особый случай”…

– Где?…Где?!

Слуга ткнул пальцем, указывая направление.

И, только если смотреть очень пристально, с верхних скал можно было заметить сияющую тонкую серебристую нить, натянутую поверх водной глади. Ровную и прямую, как стрела. По которой, едва заметно пошатываясь от сильного ветра, летел седой старик, с развевающимся за спиной белоснежным халатом клана Арр.

Глава 31. Клан Фу

День спустя

Поместье клана Фу, Южный предел

Приграничные территории

– Вестник от клана Арр, господин.

Колесики кресла заскрипели, когда крепкие тренированные руки дернули рычаги, разворачивая сидение к выходу.

– Одноразовый… вестник… господин Нэй.

Глава клана Фу поморщился. И заработал руками ещё быстрее, перебирая колеса – кресло покатилось к двери.

– Отправь в малую… нет. Долго мыть. Давай на нижний ярус. И убери ковры и подстели соломы…

– Как обычно, господин?

– Как обычно.

Кресло на нижний ярус скатилось быстро по специальным рельсам, установленным сбоку основной лестницы, тормоза лязгнули, и Глава Нэй остановился напротив… «сообщения».

Глаза вестника отливали прозеленью. Пустые и безжизненные.

– Охрана и сопровождение Арр ждут снаружи, господин. Нужно показать тело, как обычно.

Глава кивнул.

Они – он на коляске и ребенок были одного роста.

– Я… начинаю…господин?

Нэй молчал, рассматривая одежду вестника.

Он никогда не понимал, зачем они одевают их в чистое. Для чего?

Он подкатился поближе и пощупал кончиками пальцев ткань – лучший шелк, он не ошибся, вышивка кланового знака тончайшими золотыми нитями, качественная оторочка.

– Зачем они делают это, Дэй?

– …господин Нейер? – непонимающе отозвался слуга, склонив гривастую голову, в которой змеились жирные белоснежные пряди.

– Зачем они украшают их, Дэй? Причесывают? Одевают в чистое? Одноразовых…

Слуга помолчал.

– Полагаю затем же, зачем упаковывают подарок. Лучшая бумага и ленты… Свитки кладут в тубус из кожи лучшей выделки, ленты ручного плетения, а тут… – Дэй сделал паузу, разглядывая одежду ребенка. – Не считая гипертрофированной и извращенной до нельзя тяги к прекрасному… – закончил он под нос. – Господин?

– Начинай. У нас же все равно нет выхода.

Менталист мягко поймал голову ребенка. Обхватил крупными руками, помассировал пальцами виски и считал информацию мгновений за пять.

Тело упало на солому, изо рта и носа полилась кровь. Забрызгивая все.

Ней ударил по подлокотнику кресла, кольца на пальцах звякнули.

Двадцать два перстня с желтыми камнями. На некоторых пальцах Главы Ней было надето сразу по два и три кольца.

– До каких пор, Дэй… – рассматривая труп, устало прошептал Фу, – до каких пор Дэй мы будем забирать чужую жизнь, чтобы продлить свою? Уберите здесь все. Покажите им тело, но… не отдавайте. Похороните по обычаю, – приказал он.

– А если будут настаивать…

– Я сказал не отдавать, – прошипел Фу.

– …у нас нет имени, господин…мы не можем упокоить…

– Так придумайте имя, ради Немеса, – Глава нервно крутнул колеса, кресло соскользнуло с дорожки, и он чуть не выпал прямо на лестницу. Подтянулся на руках и забрался обратно, отвергая любую помощь. – Придумайте имя и похороните дитя… пусть хоть за Гранью найдет покой, если в этой жизни так не повезло попасть к… Аррам, – выплюнул он.

– Это вся информация, господин.

Нейер молчал.

– Сколько ещё они будут использовать живых людей в качестве одноразовых вестников? Сколько ещё?!

Менталист пожал плечами.

– Лучшего способа хранения информации, чем чужое сознание, ещё не придумали. Самый надежный способ стереть память, залить новое и поставить закладку на уничтожение после считывания. Любой другой вестник можно перехватить и взломать. А такой… взломать невозможно. Детское сознание более… пластично, это скажет любой менталист.

Нейер потер глаза.

– Вызови Управляющего. У нас есть декада, чтобы подготовить алтарный зал к ритуалу, и обсудить условия соглашения с этими змеями. Они выбрали последнего кандидата и хотят попробовать ввести в род Фу. Как только ритуал провалится, мы наконец-то будем совершенно свободны от Арров.