Печать смерти

Фея наклонилась к упавшему, дотронулась до лица, глаза носильщика слепо вращались, ни на чем подолгу не останавливаясь; он и нас, похоже, не замечал.

– Шею, кажись, сломал… – полувопросительно поделился один из наемников.

– Нет, шейные позвонки целы. Позвоночник перебит где-то ниже.

– Не донесем, – глухо обронил десятник.

В воздухе повисло неловкое молчание.

– Давай, Бренс. – Десятник повернулся к одному из своих воинов.

Я посмотрел в ту же сторону, плохо понимая, что требует от парня начальник.

– Не-е, я не могу. – Бренс сделал шаг назад.

Ильяланна презрительно взглянула сначала на него, потом на десятника.

– Понесешь его мешок, – бросила отшатнувшемуся воину. – Дрейго, постройте людей! – Потом, не оборачиваясь, прошла в голову колонны. Охранники рядом с раненым тоже засуетились, но как-то бестолково: вместо того чтобы поднять парня, принялись нагружать на товарища его мешок. Дрейго между тем скомандовал и нам поднять тюки, я направился к своему. Фея повела караван дальше. Я неожиданно оказался замыкающим. С удвоенной осторожностью прыгая по следам впередиидущего, все же нет-нет да и оглядывался: у охранников, оставшихся с раненым, не было ничего, что можно было использовать как носилки. Даже копья свои и те они передали ушедшим вперед товарищам. После несчастного случая движение колонны еще замедлилось, но все же неудачливый носильщик и хлопотавшие над ним воины во главе с Ярвианном вот-вот должны были скрыться из виду. Обернувшись уже напоследок, я вдруг увидел, как вылетел из заплечных ножен эльфийский клинок, коротким колющим движением вонзился в землю, а может, и в грудь лежащего на земле человека. Не веря глазам, я замер, балансируя на покатом камне.

– Не отставать! – тут же раздался окрик. Я все не мог решить, двигаться мне за караваном или повернуть к отставшим.

– Бурый, эй! Ты долго будешь по сторонам глазам1 хлопать?

Десятник, ежесекундно рискуя оскользнуться, возвращался ко мне в обход тропы.

– Чего застрял? – поравнявшись со мной, угрожающе зашипел он. Взгляд на мгновение метнулся к оставленным позади воинам. – Двигай вперед, пока новой беды не случилось! – приказал он, как бы между прочим кладя ладонь на рукоять меча. Поведение десятника еще больше укрепило меня в подозрении, что с раненым не все чисто.

– Тот носильщик, что с ним?

– Не суй нос не в свое дело. Шагай!

И я подчинился. Я не герой из древней саги, и бессмысленное самопожертвование – не в моем стиле. Что изменится, если я наплюю на приказ десятника и вернусь к оставленному на камнях малому? Скорее всего, меня прикончат вместе с бедолагой, перебившим позвоночник; а может, у леди Ильяланны. найдется какое-нибудь особенное заклятие на такой случай. Но даже если мне позволят остаться с раненым, парня мне не спасти: ближайшее жилье в трех днях пути к западу, да и там ни малейшей надежды получить помощь опытного лекаря: Конечно, это всего лишь отговорки, чтобы приглушить голос совести!

Я перехватил поудобнее мешок и ступил на свободный от валунов участок земли, заранее высматривая место для следующего шага.

Градеринг кончился буквально за полчаса до наступления сумерек. Едва мы выбрались на поросший травой холм, леди Ильяланна скомандовала привал. Ярвианн и трое охранников, один из которых тащил на спине тюк, нагнали нас уже в темноте. Раненого с ними не было; впрочем, после того, что видел, я ничего иного и не ожидал. Странно только, что никто из других караванщиков не удивился.

На душе у меня было пакостно. Кое-кто из носильщиков, как я заметил, тоже поглядывал в сторону сопровождавших нас стражей с явным неодобрением. Правда, большинство настолько устало, что не думало ни о чем другом, как сжевать свою порцию каши с вяленым мясом и заснуть. Суслик, наполнив из общего котелка свою плошку, подсел ко мне.

– Слышал?

– Что?

– Бренс теперь получит долю Авила, свернувшего шею. Ребята думают, несправедливо, что охранник прихапает себе эти денежки. Правильнее было бы разделить его лорры среди носильщиков.

– А насчет того, что их товарища добили, они ничего не думают? – не выдержал я. – Их только деньги его беспокоят?

– Ты что? – удивился Суслик. – Он же безнадежный был. Еще повезло, что он не ногу себе сломал – перли бы и его на себе вместе с мешками…

Увидев выражение моего лица, носильщик осекся.

– Ладно, пойду спать. – Он скоренько ретировался в сторону костра, где тихо переговаривалась группа бывших оборванцев, вероятно, тех, что были недовольны решением о разделе причитающихся погибшему золотых.

Я постарался придушить снова зашевелившуюся в груди злость. Мир несовершенен, чего же ждать от людей? Славная, должно быть, у них была жизнь, если все, о чем они способны думать после смерти товарища, – это как разделить его добро. Возможно, он и впрямь был безнадежен, но меня учили, что собственных раненых добивают лишь орки в Ничейных землях. Конечно, и я – не Эрт Благолепный, и не мне заниматься улучшением нравов, а если бы и решился вдруг, боюсь, не хватит времени. Да и не на носильщиков я злился, на себя – что-то, наверное, можно было сделать, вот только, сколько ни ломал голову, не мог придумать – что.

– Время вышло. – Посетитель сдвинул капюшон так, что стало видно одутловатое лицо с красной сеточкой лопнувших сосудов на носу и щеках. Короткую апоплексическую шею сдавливал туго завязанный шнур от плаща, и гость, морщась, принялся распутывать узел. – Несите ваше заклятие, магистр.

– Но, милорд, еще слишком рано, прошло только двенадцать дней!

Траск попятился, выставив перед собой руки, словно надеялся оттолкнуть неизбежное.

– Вот именно, двенадцать. – Гость справился с узлом и с облегчением ослабил завязки. – Уже завтра двор отправится к Озерному святилищу. Ждать дольше нельзя.

– Но…

– Печать! – веско потребовал заказчик. – Не желаю слушать ваши отговорки! – Его неизменный спутник выдвинулся на первый план, башлык продолжал скрывать верхнюю часть его лица, но нижняя была на виду. Колдун заметил, как нехорошая ухмылка тронула узкие губы.

– Хорошо, я покажу. Вы сами поймете – это немыслимо, двенадцать дней – слишком короткий срок…

Пытаясь как-то оправдаться, Траск повел посетителей в лабораторию. Лестница, спускавшаяся в подвал, была менее крутой, но столь же узка, как и та, что вела в кабинет магистра.

В лаборатории, прямо на каменных плитах пола, была вычерчена звезда с девятью лучами; центр ее, заключенный в магический круг, казался вырубленным в камне колодцем. Перемигиваясь огоньками вселенских светил, в нем плескалась черная бездна. Прозрачные куски мрака поднимались из этой ямы, свивались в тугой жгут, росли над полом. На тонком конце жгута, примерно на уровне груди магистра, парил в воздухе черный алмаз размером с перепелиное яйцо. Свет развешанных по углам светилен дробился в драгоценных гранях.

– Она еще не готова, – жалобно проблеял маг. – Камень должен стать совершенно прозрачным.

– Я уже сказал: время вышло. Снимайте печать, Траск.

– Но это невозможно, это опасно!

Молчаливый спутник важного заказчика материализовался за спиной чародея. Через бархатную мантию мага кольнуло тонкое острие стилета.

– Берите камень, магистр, – почти ласково попросил толстяк.

Траск то ли икнул, то ли всхлипнул от страха и протянул к алмазу руку. Глаза милорда возбужденно расширились: вот дрожащие пальцы колдуна сомкнулись на переливающихся гранях…

Черная плеть мрака выхлестнула из камня "прямо в лицо магистру. Человек попятился. На лбу его на миг засияло темно-синее клеймо и тут же потухло. Траск тонко взвыл, черный бриллиант рассыпался на тысячу искр. Закружившись, они втянулись в водоворот, прораставший из Бездны, и тут же канули в ней. Колодец в камне закрылся, остался лишь угольный рисунок на гранитных плитах.

Отпрянувший в последний момент к стене компаньон милорда и сам он, не менее живо скакнувший в сторону, долго не решались приблизиться к распростертому на полу телу. Потом все же опасливо, подбирая полы длинных плащей, двинулись к поверженному колдуну. Магистр упал навзничь, мертвые белесые глаза невидяще пялились в пространство. Посреди лба у чародея красовалась печать смерти, ставшая похожей на обычную выцветшую татуировку.

Повинуясь взгляду хозяина, слуга осторожно потыкал мага краем сапога. Уже смелее склонился над ним, разглядывая проклятие на лбу.

– Прожгло до сердца меньше чем за минуту, – впервые открыв рот, поделился с хозяином.

– Хренов дилетант, да не увидеть ему перерожденья! – Милорд зло сплюнул прямо на мантию умершего.

– Что делать с телом? – деловито осведомился между тем помощник. – Поджечь лабораторию?

– Не нужно, – скривился хозяин. – Пусть все остается, как есть. По печати на лбу любой поймет, что маг сам доколдовался! А вот служанкой заняться следует. Моего лица она не видела, но все равно способна наговорить лишнего.

– Понятно, милорд. – Стремительная серо-зеленая тень взбежала по лестнице. Милорд несколько минут без интереса рассматривал лабораторию, потом, не удостоив мертвого мага последним взглядом, направился к ступеням.

Его компаньон между тем уже обежал холл, нашел малоприметную дверь под лестницей, приоткрыв, громко позвал:

– Ганна!

Девушка немедленно появилась из своей каморки.

– Что желает господин?

– Хозяин срочно зовет тебя в лабораторию, – с милой улыбкой сообщил ей посетитель.

– Но мне запрещено туда спускаться! – испугалась горничная.

– Он сам послал меня за тобой. – Гость развел руками. – Но на всякий случай, ты можешь спросить его из-за двери.

– Ладно.

Ганна протиснулась мимо замешкавшегося у двери мужчины, но к спуску в лабораторию дойти не успела. Сильные руки сзади обхватили девичий подбородок, резким рывком в сторону сломали шейные позвонки. Служаночка беззвучно упала к ногам своего убийцы. Тот поднял тело, отнес его по крутой лесенке на верхний этаж, после чего столкнул труп, заставив скатиться до самого низа. Спустившись следом, перешагнул у подножия через мертвую девушку, услужливо подал руку патрону, как раз закончившему подъем из подвальной лаборатории.

– Ну что, все чисто? – покосившись на труп, уточнил тот.

– Да, милорд.

Утром накануне дня Всех Богов ворота герцогского Дворца отворились, выпуская праздничную кавалькаду: нарядные всадники, кареты, украшенные цветами и лентами, все это великолепие во главе с Его Светлостью герчогом Ги-Васко на белом иноходце продефилировало через город в направлении Карской заставы. Следом потянулись повозки горожан попроще. Те, кто не мог себе позволить конной прогулки, еще за неделю отправились в Ольсо пешком, чтобы успеть добраться к празднику, да и кое-кто из вполне обеспеченных граждан предпочел загодя обеспечить себе комнату получше на тамошних постоялых дворах. Правда, это еще не гарантировало им удобное место на самой церемонии. Посмотреть на знаменитое шествие по воде к Озерному храму съезжались не только каннингардцы. Господину герцогу и его свите, естественно, не было нужды беспокоиться о месте для постоя, к их услугам был недавно обновленный дворец.

Когда кавалькада миновала предместья, герцог остановил своего скакуна и пересел в карету. Солнце заглядывало в узкое оконце в задней стенке, слепящий глаза квадрат мешал плотному мужчине, сидевшему напротив, расположиться с удобством на лавке. Когда Ги-Васко опустился на мягкое сиденье, закрыв затылком оконный проем, тот вздохнул с явным облегчением.

– Каретникам следовало бы подумать о шторке для этого проклятого окошка, – передвигаясь к центру лавки, заметил он.

– Зачем?

– Чтобы солнце не било в глаза. Вам разве не мешает?

– Я никогда не сажусь спиной в направлении движения, – усмехнулся герцог. – Ну а мои гости могут и потерпеть. Разве не ваш Эрт назвал терпение одной из благих черт человека, помогающих ему достичь идеального воплощения?

По хаэльским поверьям, душа праведника после смерти, переступая за Край, попадает на склоны Незримой Горы – в счастливую страну вечного лета и благоденствия. Души же злодеев и грешников дожидаются своего перерождения в Бездне. Согласно старой вере, череда перерождений непрерывна и бесконечна. По вере «возрожденцев», цепь перерождений заканчивается идеальным воплощением. Когда все души достигнут идеального воплощения – в мире воцарится царство вечного блаженства, все станут бессмертными, а нераскаявшиеся грешники, отвергнувшие учение Эрта Благолепного, вечно пребудут в Бездне.

Собеседник немного попыхтел, продолжая устраиваться на своей лавке.

– Вы правы, Ваша Светлость, с годами мне стало не хватать этого качества. Привязанность к комфорту – грех. Надеюсь, Благолепный простит мне его за долгую верную службу.

– Уверен, Вашему Благолепию не о чем тревожиться.

– М-да… – Толстяк покивал головой. – Я беспокоюсь совсем о другом… – Многозначительная пауза повисла в сумраке экипажа.

– Так о чем же вы беспокоитесь? – неслышно вздохнув, нарушил молчание герцог. Он уже догадывался, о чем пойдет речь.

– Слишком опасно появляться при таком стечении народа без всякой охраны. Надо изменить церемонию. Пусть бы гвардейцы заставили толпу встать подальше от озера.

– Нет, – прервал Васко говорившего. – Я не стану менять традиции.

– Но враги, они смогут подобраться к Вашей Светлости совсем близко, на расстояние вытянутой руки, а значит, и удара кинжалом!

– О чем мы толкуем! – отмахнулся правитель. – Какие враги? Милостью обитателей Незримой Горы, вот уже шестнадцать лет мы живем в мире с соседями. А вы предлагаете мне оскорбить богов, согнав паломников с берега Священного озера!

Теперь пришел черед жреца Возрожденного недовольно двигать бровями.

– Ах, перестаньте! – заметив эти гримасы, усмехнулся Ги-Васко. – Вы ревнивы, точно старая любовница! Я просто не успел упомянуть вашего возлюбленного Эрта, но конечно же часть заслуг в том, что герцогство пребывает в достатке и мире, принадлежит и ему! Если я иногда и забываю порой вознести хвалу Благолепному, так зато позволил вам отстроить святилище в самом центре Старого города. Думаю, одного этого могло бы хватить, чтобы мое нынешнее воплощение стало идеальным! – В последних словах герцога прозвучала откровенная ирония, и жрец насупился еще больше.

– Никто из нас не знает, какого воплощения он достиг, пока не умрет. Только возрождение в собственном теле послужит знаком, что цель достигнута. Как знать, быть может, закрыв глаза с последним вздохом, вы тут же откроете их вновь для жизни вечной!

– С чего мне тогда бояться убийцы, ведь он всего лишь откроет путь к возрождению?

– Вы все шутите, – укоризненно затряс щеками священнослужитель. – Между тем один из прихожан сообщил мне о странной гибели вашего придворного мага. Он сказал, что магистра убило собственное заклинание, когда он хотел создать печать тьмы. Не кажется ли вам подозрительным, что маг, потеряв одну печать, так торопился создать взамен новую, что даже пренебрег собственной безопасностью? Кому в вашем герцогстве она могла предназначаться? Вряд ли это совпадение, что Траск погиб как раз накануне дня Всех Богов.

– Какие, однако, осведомленные у вас прихожане…

– Слова истинного бога находят отклик в самых разных сердцах. Все больше достойнейших граждан Каннингарда приходят к Эрту Благолепному в его Храм. Они чувствуют: грядут темные века. Полчища тварей замерли у края Бездны, и старые божества больше не в силах сдерживать их. Стоит пасть Вратам Света, и они затопят землю. Лишь один бог способен выстоять против армии Тьмы!

– Какие мрачные у вас фантазии, – не меняя насмешливого тона, заметил Ги-Васко.

– Это не фантазии!

– Что ж, тогда нас ждут действительно трудные времена. Но пока они еще не наступили, я, с вашего позволения, хотел бы вздремнуть. Вчера пришлось засидеться за полночь с делами, а утром – встать рано.

Герцог откинулся на спинку сиденья, вытянул ноги чуть не через всю карету и прикрыл глаза. Но сон не шел к правителю. В последние дни череда вроде бы мелких, но странных и неприятных событий произошла в столице. Все они оказывались тем или иным образом связаны с дворцовым магом. Теперь Траск мертв, некому пролить свет на случившееся.

Заговор? Мрачное слово траурными буквами всплыло перед мысленным взором Ги-Васко. Неужели снова заговор? А и вправду, слишком долго все было спокойно. В тихой воде, как известно, заводится масса всякой дряни! Но кто? Первый кандидат в заговорщики трясся сейчас напротив него в карете. Нет, вряд ли. Служителям Благолепного невыгодна резкая смена власти: как-то еще новый правитель взглянет на растущую мощь их Храма? Тогда, может, Империя? Старый, проверенный временем враг, затаившийся на несколько десятилетий, прикинувшийся дряхлым. Но он-то знает: стоит на миг утратить бдительность, и хищные зубки императрицы вопьются в горло герцогства.

Герцог не спал. Расслабленная поза и опущенные веки не сумели ввести в заблуждение старшего жреца. Нетрудно догадаться, какие заботы снедают сейчас каннингардского властителя. Его Благолепие не позволил удовлетворенной улыбке испортить суровое выражение своего лица и, подперев щеку рукой, сам задремал под мерное поскрипывание рессор.

Герцогский кортеж прибыл в Ольсо задолго до сумерек, но Ги-Васко сразу отправился отдыхать в пышно убранную к его приезду спальню. Придворные занялись грызней за лучшие комнаты. Его Благолепие оставил герцога после въезда в городок, предпочтя ночлег в маленьком святилище Эрта, устроенном его собратьями недалеко от Столичных ворот.

Церемония принесения даров божествам Незримой Горы начиналась с рассветом. На этот раз герцог возглавил пешее шествие к Озерному храму. Одет Ги-Васко был в подобающий его рангу и торжественному дню сплошь затканный золотом бирюзовый наряд. Голову украшала ставшая знаменитой герцогская корона. По бокам вышагивали старший жрец Эрта Благолепного – солидный годами и фигурой, в белоснежном хитоне, подпоясанном ярко-малиновым поясом поперек обширного живота, и совсем молодой сын анхорнского посланника. Юноша был чрезвычайно горд оказанной ему честью – помогать правителю нести дары, предназначенные девяти богам Круга. Выбор этого спутника привел в замешательство двор, не догадывавшийся о мыслях, посетивших недавно их повелителя. Герцог между тем хотел постоянно иметь на виду первейших из своих потенциальных противников: набирающий силу культ Возрожденного, в лице его главного жреца, и Империю, представленную юным анхорнцем.

Храм, оправдывая свое название, возвышался прямо посреди обширного озера, окаймленного цепью острых, похожих на зубы, холмов. Жрецы говорили, будто озеро образовалось на месте потухшего вулкана, но раскинувшиеся вокруг на многие мили поля и перелески мало походили на горный пейзаж, поэтому россказни храмовых служителей были неубедительны. Десять молочно-белых колонн вырастали из темной воды, капители в виде цветков лотоса подпирали свод. Тонкие круги разбегались по воде из центра мраморной беседки и, словно по волшебству, исчезали, достигнув границы купола.

Между колоннами на цилиндрических постаментах стояли статуи девяти богов Круга. Отражения их подрагивали в такт пробегающим волнам. Водное зеркало практически не искажало цвета, и небесно-голубой плащ Улле имел точно такой же оттенок у его отражения. Правда, внимательный наблюдатель мог бы заметить необъяснимые различия между статуями и их отражениями: навершие скипетра Прародительницы Неба изображало бутон водяной лилии, а рука ее зеркальной сестры сжимала похожий жезл, но увенчанный уже увядшим цветком. Шлем бога-воителя Рорга украшал гребень из конского волоса, а головной убор его водяного двойника – перья стервятника. Но удивительнее всего было не это, а то, что статуя Эрта, Достигшего Идеального Воплощения, вовсе не имела отражения. Однако поражаться всем этим странностям обычно было некому. Берега озера находились под бдительным присмотром жрецов, следивших, чтобы никто из непосвященных не ступил на дорожку, ведущую к храму. Лишь раз в год правитель Каннингарда по древнему обычаю проходил по расположенным вровень с водой каменным плитам – так что казалось, он плывет над озерной гладью. Опустив дары в омут, заключенный между колоннами, герцог возвращался на берег, и праздник продолжался веселым пиршеством.

Сегодня встречавшие процессию жрецы не были одеты каждый в цвета своего бога, все они облачились в белые хитоны, символизирующие принадлежность к Свету. Сначала их шеренга расступилась, пропуская пришедших с дарами на священную тропу, ведущую к храму. А когда герцог и его сопровождающие начали шествие по каменным плитам, жрецы парами последовали за ним. Остальные паломники с берега наблюдали завораживающую в своей нереальности картину: череда фигур, идущих по воде, «аки по суху». Вот они достигли храмовой беседки, герцог остановился напротив пустого центрального проема; священнослужители, обойдя колоннаду с двух сторон, заняли места каждый напротив своего кумира. Затем Ги-Васко уронил в центр очерченного беседкой «колодца» сначала свой ларец с дарами, потом поданные ему один за другим ларцы, принесенные жрецом Эрта и сыном имперского посланника. Когда последний дар скрылся под водой, над озером раздался мелодичный перезвон. «Дин-дон, дин-дон» – девять раз разнеслось над водой и стихло. Толпа, затопившая окрестные холмы, восхищенно ахнула. Из года в год повторялась незамысловатая церемония, и столь же неизменно начинавший сам собой звонить колокол вызывал священный трепет у верующих. Герцог не разделял восторга подданных, но отдавал должное изобретательности древних мастеров, чьим творением был Озерный храм и хитрый механизм, в нужный момент заставлявший раскачиваться язык колокола.

Тем же порядком процессия вернулась на берег. Жрецы богов Незримой Горы присоединились к праздничному шествию и вместе с герцогской свитой отправились в город, где во дворце их ждали накрытые к пиршеству столы.

– Груда даров на дне озера под храмом, должно быть, скоро достигнет поверхности, – изо всех сил стараясь казаться циничным, поделился с шедшим рядом нарном юный Дерк Ги-Ларрен, представлявший здесь интересы своего отца, а значит, и всей Анхорнской империи.

– Озерный храм стоит над самой Бездной, колодец под ним не имеет дна, – сухо сообщил ему Хэйворд.

– На что же тогда опираются сваи, поддерживающие фундамент? – не желал сдавать позиции юноша.

– Они вбиты в основание Незримой Горы, – невозмутимо парировал жрец.

Ги-Ларрен скептически покрутил головой, однако путешествие по озерной тропе произвело на него куда большее впечатление, чем он сам желал себе признаться.

Непривычный для жителя Империи праздник тем временем вступил в новую фазу. Герцог и гости прибыли во дворец и расселись в большом обеденном зале. Юному анхорнцу снова отвели весьма почетное место: между ним и Ги-Васко сидело всего три человека, соседом слева оказался жрец Рорга, справа – расфуфыренный вельможа – главный камердинер Его Светлости. Кресло напротив досталось старшему нарну Прекраснейшей. Служитель Эрта Благолепного, чей культ так почитался императрицей и всеми ее подданными, сидел по другую сторону от каннингардского правителя. Ги-Ларрен даже оробел слегка в окружении малознакомых и столь важных сановников.

По прошествии нескольких часов изрядно выпивший и вместе с робостью утративший осторожность сын посланника перегнулся через стол к кареглазому жрецу Улле.

– Зря вы не пускаете паломников в этот свой храм, – прокричал он, перекрывая шум застолья. – Это же надо – такое чудо, а у нас про него даже не слышал никто!

Жрец, тоже изрядно выпивший, но сохраняющий подобающую его сану серьезность, глубокомысленно закатил глаза.

– Нет, ну это же поразительно! – не унимался анхорнец. – Ваше высочество, Ольсо мог бы стать центром для паломников со всего мира. Да я сам готов сменить веру, присягнув всем девяти из Круга! – (Лицо служителя Эрта Благолепного при кощунственных словах вытянулось.) – А как вышло, Ваше высочество, что у статуи Эрта нет отражения? Его что же, изначально не было или оно пропало потом?

Ги-Васко не менее часто, чем другие, прикладывался к своему кубку, но привычка к дворцовым приемам, а также опытный виночерпий, наполнявший герцогскую чашу специально разбавленным вином, позволили ему сохранить полную ясность мыслей.

– Тесс! Осторожнее, юноша, – мягко предостерег он молодого Ги-Ларрена. – Вы дважды назвали меня титулом, который пристал бы вашему принцу-консорту, однако мое герцогство давно не анхорнская провинция. – (Сын посланника перестал размахивать кубком и заметно побледнел.) – Но действительно, – заинтересовавшись, продолжил герцог, – я прежде как-то не задумывался: нет отражения и нет. А ведь это и впрямь удивительнейшее явление! Что скажете, почтенные жрецы?

За столом возникла неловкая заминка. Слуги обитателей Незримой Горы растерянно переглядывались.

– Мм… Ваша Светлость, – взялся отвечать настоятель Озерного храма. – В наших хрониках говорится, что изначально все девять священных статуй отражались в воде, поскольку… – Сдвинутые брови старшего нарна из храма Прекраснейшей заставили его остановиться. – Да, – сбился настоятель. – В общем, лет триста назад… одно из отражений исчезло. Никто не знает, отчего это вышло. Но с тех пор у Эрта нет близнеца, кхм… то есть отражения.

– Они лукавят! – неожиданно громко проговорил со своего места служитель Эрта. – Знают, но не хотят говорить! У Эрта нет отражения, потому что истинный бог может быть лишь один, и даже зеркальный двойник ему не нужен! А вам, юноша, – слова предназначались сыну посланника, – не следует так легко отрекаться от нашего божественного покровителя.

Остальные жрецы подняли за столом ропот, но какой-то невнятный. Нахмурившийся герцог так и не сумел разобрать ни слова.

– Почтенный Хэйворд, – обратился он к нарну, – не желаете возразить?

– Желаю. – Первый Учитель окинул своих коллег мрачным взглядом. – Но это не тема для застольной беседы. Если хотите, Ваша Светлость, вернемся к нашему разговору завтра.

Жрец встал и под удивленными взглядами тех из пирующих, кто еще был способен замечать окружающих, покинул зал. Ги-Ларрен расстроенно вертел головой. Герцог молча уставился в свой кубок, обдумывая реакцию жрецов на, казалось бы, невинный вопрос. «Что такое с этим отражением? – Правитель качнул чашу, красное тягучее вино лениво плеснуло в серебряную стенку бокала, отражение герцогского глаза пропало со „смятой“ поверхности. – Или дело не в нем, а в том, что случилось триста лет назад? И что, собственно, случилось?»

После Градеринга тропа пошла в гору, длинный подъем с мешком на плечах был тяжел, но теперь нам было с чем сравнивать. Уж лучше это, чем коварная каменная река. Мне дорога давалась легче, чем многим, хотя по вечерам спина и руки ныли от постоянного напряжения. Но настоящая боль приходила ночью. Вспыхивала, разламывая плечо, – тогда я корчился, вцепившись зубами в изгрызенный край воротника. Хорошо хоть приступы оказывались недлинными. Но худшее ждало впереди. Вскоре я заметил, что после вынимающих душу судорог наступает онемение. Рука на какое-то время переставала чувствовать даже боль. Поначалу, дурак, радовался. Но периоды, когда собственная конечность превращалась в кусок мертвечины, становились все продолжительнее. Онемение все выше поднималось по плечу. Перспектива превратиться в паралитика пугала даже больше, чем быстрая, хоть и мучительная смерть. И днем я чуть не бежал впереди каравана, таща на спине проклятый мешок. Рвал жилы, словно чрезмерные усилия могли изгнать из тела остатки ночного омертвения. Лучше всякого ветра в спину подгоняло чувство времени, безвозвратно утекающего, как вода сквозь пальцы.

Мои старания не остались незамеченными. Суслик во время очередной ночевки, устроенной примерно на середине пути от подножия к вершине, не замедлил донести, что кое-кто из его друзей-носильщиков считает, что я слишком прыток. Я предложил, чтобы они лично высказали мне свое неудовольствие, на том разговор, в общем, и кончился. Зато Вага на фоне моего примерного поведения, очевидно, пересмотрел свое отношение ко мне и впервые сел рядом во время короткого ужина.

– За горой Ничейные земли пойдут, – нейтрально сообщил он, прихлебывая из своей чашки.

– Те самые, где живут орки? – спросил я, хотя и без того знал историю здешних земель. Но не стоило пренебрегать возможностью разговорить старика.

– Точно. Как на ту сторону перевалим, так и начнутся.

– Значит, нам предстоит самый опасный участок пути?

– Если бы! – Возница вздохнул, подул на горячий бульон. – Орки, конечно, племя дикое, вредоносное, но, милостью богов, леди Ильяланна знает, как обойти их засады. Другое дело хиллсдуны! – Вага понизил голос до зловещего шепота. – Никогда не угадаешь, где эти твари полезут у тебя из-под ног! Да и не отобьешься от них так просто – злые, мстительные, куда там оркам!

– Ты это про гномов? – удивленно уточнил я.

– Про них, проклятых.

– Но, позволь, – начал я осторожно, не желая испортить только-только налаживающийся контакт, – гномы ведь мирные существа, живут себе под землей, добывают металлы, камни, торгуют…

– Это они у вас, в больших городах за хребтом, мирные, а у нас в Кирнее хуже всякого разбойника! Скот на летних выпасах крадут, под плотины подкапываются.

– Дела… – не до конца поверив словам деда, протянул я. – А ты откуда эльфийский язык знаешь? – сменил я тему разговора.

– Так ведь я, парень, по ту сторону гор вырос! – усмехнулся он. – Моя деревня всего в двух часах ходьбы от Дор Хейва. Это имение такое, еще батюшка леди Ильяланны основал. Ее клан владеет всеми лесами между хребтом и Киреной, ну и село наше тоже вроде как под свою руку взяли.

– И как вам под эльфийской рукой? – спросил я как можно благожелательнее, хотя сама мысль о господстве эльфа над человеком вызывала у меня отвращение.

Но старый возница все же почувствовал изменения в голосе.

– Ну если кто шибко гордый, – покосился он на меня, – ему, может, эльфийскому лорду подчиниться и досадно, а по мне так деревне это только на благо. Ни лихие люди у нас не шалят, ни те же хиллсдуны. Дальше-то, по течению Кирены, разбойники, случается, целые города захватывают, а у нас – ничего, тихо. Лорд Орулинн в своих землях ни мора, ни голода не допускал, да и леди Ильяланна блюдет законы по-старому.

– А тот эльф в Маледо, такой черноволосый, он тоже из их клана? – поинтересовался я, припомнив «страдания» Ярвианна.

– Нет, что ты. Он… его род правит Гарьером.

Название этого эльфийского города было мне знакомо. Путь до него был неблизким, хоть по суше, хоть по морю.

– Крепкий мужик, – продолжая вспоминать сцену на стене, заметил я. – Наш женишок ему в подметки не годится.

– Какой женишок? – не понял Вага.

– Да Ярви, – мотнул я головой в сторону эльфа, как всегда расположившегося рядом со своей возлюбленной.

– А невеста? – Возница проявлял патологическую недогадливость.

– Леди Ильяланна, конечно.

Вага с минуту удивленно таращился на меня, потом громко прыснул, разбрызгивая бульон.

– Так ты думаешь, Ярвианн нашей госпоже кто?

Я нахмурился: во-первых, никогда не считал фею «своей госпожой», во-вторых, смех привлек к нам ненужное внимание других караванщиков.

– Жених, – понижая голос и призывая тем самым Вагу последовать моему примеру, пробурчал я. – Или они женаты? – Как-то не вписывались они у меня в представление о семейной паре.

Возница снова хохотнул, потом заметил, что на нас стали оборачиваться стражники, и сделал вид, что закашлялся.

– Ну, Бурый, ты даешь! Да ведь господин Ярвианн младший брат госпожи Ильяланны. Ты что же, сходства не заметил?

Да, сходство, пожалуй, было. И все равно я не понимал, чем так рассмешил старика.

– Пора делом заняться. – Вага поднялся и направился к костру, рядом с которым был установлен опустевший котел. Он и два его помощника, тоже из тех, кто правил лошадьми до границы баронства, а последние дни нес мешки с провиантом, потащили свои поварские принадлежности к ближайшему ручью. (Ильяланна неизменно выбирала места для стоянок рядом с источником.) А я, завернувшись в одеяло, попробовал заснуть; по моим расчетам, до первого приступа было еще около часа.

На следующий день мы перевалили за гору. Вскоре после выступления с места ночевки тропа перестала круто забирать вверх и плавно перетекла через горное плечо, а немного погодя открылся вид на долину по ту сторону форсированной нами скалы. Сверху это выглядело, как бархатное зеленое покрывало с нашитыми на него здесь и там голубыми лаковыми пуговками. Трава, покрывавшая луга, была неестественно яркой и ровной, пронзительной синевой отливала вода в разбросанных по долине озерах. Над сине-зеленым ковром плавали маленькие белые облачка. Кстати, странные какие-то облачка – они то исчезали, то вновь возникали на одних и тех же местах. С этой стороны склон обильно порос молодым кедровником, ближе к подножию часто попадались целые полосы цветущей ежевики.

Потом мы ступили на тот самый луг, вид на который открывался сверху. Трава и вблизи напоминала ковер, короткие стебли мягко пружинили под ногами. Несмотря на то что было за полдень, на ней каким-то чудом сохранилась роса.

Если бы не охранники, поддерживающие установленный строй, мы вполне могли бы двигаться одной широкой шеренгой. Но мы шли в прежнем порядке. Несмотря на умиротворяющий пейзаж, эльфы и часть наемников все так же рыскали глазами по сторонам. У меня тоже сердце было не на месте – все-таки по Ничейным землям идем! Возможно, где-то есть место с худшей репутацией, но мне о нем ничего не известно. В здешнем богатом ручьями и озерами краю хозяйничали орки. Когда-то этот воинственный народ господствовал на равнинах к востоку от Гномьих Гор, но после знаменитой Битвы Четырех Стихий их оттеснили в эту малообжитую межгорную долину. Кстати, я слабо понимал, почему другие племена, те же гномы или эльфы, люди, наконец, не облюбовали это место раньше. Природа вокруг радовала глаз, и если бы не постоянное ощущение близкой опасности, я бы наслаждался прогулкой по нетронутому лугу, даже и с тюком на плечах… Все-таки я расслабился! Когда чуть не из-под ног, из безобидной синей лужицы взлетел вверх пенный фонтан, распустился белым венчиком, а потом алмазными брызгами осыпался на траву, я от неожиданности шарахнулся в сторону. Нога подвернулась, сбившийся на одно плечо мешок не позволил удержать равновесие, и я неловко брякнулся на землю. Падение сопровождалось ржанием караванщиков, в основном злорадным. Возглавлявшая колонну ведьма не смеялась, но кинутый на меня взгляд тоже добротой не отличался. Я быстро поднялся, отряхнул одежду, вернул на прежнее место мешок. Караван продолжил путь. Чем дальше мы продвигались по долине, тем чаще справа и слева возносились в небо водяные струи гейзеров. Некоторые шипели и плевались кипятком, другие орошали окружающую растительность ледяными каплями. Вскоре я научился отличать спокойные озера от взрывающихся и обходил последние стороной.

Теперь, когда не было нужды идти след в след, я неизменно оказывался в голове колонны. Чувство, что я бегу наперегонки с собственной смертью, не отпускало, заставляя незаметно прибавлять шаг.

– Ты идешь слишком быстро, смертник, – повернулась ко мне фея, когда после дневного привала я вновь обогнал тащившихся. впереди меня носильщиков. – Кое-кто из твоих приятелей может выдохнуться до срока. С чего это ты так спешишь?

– У меня не так много времени, – огрызнулся я. – Чем скорее дойдем, тем скорее вернусь в Каннингард.

Из-за мешка мне было неудобно следить за выражением лица эльфийки, но голос прозвучал наставительно:

– Не следует торопить события. Все, чему суждено случиться, – неизбежно случится в положенный час.

Я не стал объяснять, куда она может пойти со своими разглагольствованиями, зато воспользовался случаем, чтобы прояснить один беспокоивший меня вопрос.

– Несколько дней назад, у межевого камня, миледи, вы упоминали о задатке. Скажите, сколько я взял?

– Ты что же, не помнишь? – Теперь в голосе чувствовалась явная издевка.

– Нет, – вынужден был признать я. Все произошедшее во время запоя до сих пор представлялось мне как в тумане.

– Пять лорров.

Тут уж я сдвинул тюк, чтобы взглянуть, не шутит ли? Ильяланна не шутила. Для того кабака, где я пьянствовал, сумма была поистине фантастической. Но сомневаюсь, чтобы денежки перекочевали в кошель корчмаря, уж скорее остались в лапках рыжей проныры арчейки. Что ж, пенять не на кого! Зато на собственном опыте я убедился в верности древней истины: пьянка не решает проблем, только создает новые.

– Слушай, смертник, если, как говоришь, ты в деньгах не нуждаешься, чем же тебя соблазнила арчейка? – поинтересовалась между тем леди.

Я сделал вид, что не расслышал вопроса.

– А-а-а-а, понятно. Некоторые мужчины теряют голову от острых звериных ушек.

Интонация ясно давала понять, какого мнения наша нанимательница об этих самых мужчинах.

– Ваши уши, леди, мало чем отличаются от арчейских, – попробовал я хоть немного сбить с нее спесь.

Но фею мои слова только развеселили:

– Значит, ее ушки пришлись тебе не по вкусу? Что же еще, если не деньги и не себя, она тебе предложила?

«Все-таки не надо было ввязываться в разговор!»

– Укус оборотня, – пробормотал я, чтобы она отцепилась. Собственно, здесь и скрывать было нечего.

– Полагаешь, он принесет тебе бессмертие?

Я пожал плечами, насколько позволял навьюченный мешок.

– Пустая затея.

– Но должен же человек на что-то надеяться! – возмутился незаметно оказавшийся рядом Суслик.

Ильяланна не удостоила его взглядом, ускорила шаг, оставив нас за спиной.

– Не слушай ее, Бурый, мне вот еще бабка говорила…

– Смотри лучше под ноги, Суслик! – в сердцах посоветовал я и, поскольку догонять эльфийскую ведьму мне не хотелось, остановился, пропуская вперед бывшего плотника и остальную колонну.

Теперь вместо равномерного марша мы двигались рывками: один раз чуть не полдня просидели в зарослях кустарника, вспучившихся островом посреди зеленой долины. Переговаривались шепотом и огня не разводили, перекусывали всухомятку, запивая холодной водой из фляжек. Потом был ночной бросок, когда чуть не бегом передвигались по узкому перешейку между двумя разлившимися озерцами, благо ночь была светлая – на небе ни облачка, звезды яркие, словно фонарики, развешанные над площадкой для танцев. Потом воды вокруг стало меньше, за весь третий день, начиная с нашего спуска в долину, встретился только один гейзер, хотя я еще пару раз видел белые дымки, поднимающиеся из-за горизонта. Дорога снова приблизилась к горной стене, отгораживающей долину от остального мира с северо-востока.

Вот и на этот раз впереди и справа от нашего курса из-под земли вырвалось светлое облачко пара, ноги ощутили легкую вибрацию почвы, не движение, а скорее гул. И тут же, не успев даже вскрикнуть, провалился по пояс в землю один из охранников, шедший ближе к началу колонны. Оказавшиеся рядом носильщики растерянно отступили подальше. Сам стражник, целый и невредимый, но сбитый с толку, пытался, опираясь на локти, выбраться из дыры, в которую угодил. Подоспевшие приятели издали, чтобы ненароком не вызвать нового обвала, протянули ему древки копий и принялись вытягивать ухватившегося за них охранника из ямы. Наконец показались сапоги; протащившись на животе вслед за копьями пару ярдов, парень поднялся на ноги, смачно ругнулся и вновь рухнул на землю – теперь с арбалетным болтом в спине.

Случившееся было столь неожиданным, что даже стражники не сразу заметили вынырнувшего из дыры коротышку. Тот замер над провалом, как какой-нибудь суслик над своей норкой. Глаза сощурены, в руках изготовленный к новому выстрелу арбалет.

– Хиллсдуны!

Истошный вопль Ваги оглушил меня, я даже голос не сразу узнал. Зато откуда-то из глубин памяти всплыло значение слова «хиллсдун»– «норун», «обитатель норы».

Гномы словно только и ждали этого призыва: один за другим с невероятной быстротой полезли из ямы. Первый, второй, третий… Я перестал считать на пятом. Мои коллеги-носильщики, побросав тюки, рванули кто куда: кто за камень нырнул, кто скрылся в дроке, росшем на склоне; те, кому не досталось укрытия, постарались спрятаться за спинами вооруженных наемников. Я залег в крошечной ложбинке, прикрывшись тюком от возможного выстрела. Рядом плюхнулся Вага. Железный котел горбом возвышался над его спиной. Еще секунду спустя к нам подполз запыхавшийся Суслик.

– Гномья засада! – с нескрываемым ужасом прошептал возница.

Я осторожно выглянул из-за мешка: если это и была засада, то какая-то странная. У гномов, а их вылезло из-под земли не меньше двух десятков, практически не было с собой оружия. Я заметил только троих с арбалетами, еще несколько бились любимым гномьим оружием – боевыми молотами, остальные размахивали обыкновенными кирками.

Наша охрана пришла в себя и вовсю рубилась с подгорными жителями. Не особо удивился, увидев среди сражающихся леди Ильяланну. Вряд ли она носила с собой меч для украшения. Гномы, заметив ее, почти одновременно взвыли: «Хиза-альви-и-и…»,[11] и сразу четверо бросились к женщине. Эльфийка фехтовала на загляденье, без суеты, выверенными движениями наносила удары, с не мужским изяществом уворачивалась от ответных. Очень быстро она уложила всех четверых напавших на нее хиллсдунов и перенесла внимание на арбалетчика, стрелявшего по караванщикам из-за спин своих собратьев. Тут мне довелось воочию увидеть трюк из тех, что показывают на ярмарках: Ильяланна на ходу отбила мечом направленный в нее болт и следующим ударом лишила стрелка головы. Бой подходил к концу. Я еще успел полюбоваться на несколько выпадов Ярвианна. Следует признать, и он бился неплохо, в той же манере, что сестра. Наверняка у них был один учитель.

И вот, когда из всех хиллсдунов в живых осталось только пятеро, земля под ногами у дерущихся начала вспучиваться. Выросшие на глазах земляные конусы треснули, подобно гигантским нарывам, выдавив на поверхность, как мне поначалу показалось, потоки раскаленной лавы. Красная огненная масса тут же покрылась на воздухе черной коркой, потом из нее потянулись руки-щупальца. И тут я узнал их, хотя точнее будет сказать, догадался, поскольку раньше только читал об этих существах в книге: огненные великаны – фойербарды были полуразумными существами, почитавшимися тупыми злобными монстрами у большинства рас. Лишь гномам неведомым способом удалось приручить эти создания и даже поставить их себе на службу. Раскаленные каменные гиганты прокладывали для своих хозяев подземные галереи в горах. Еще минута, и на поверхности оказалось сразу три этих чудовища. Соотношение сил готово было измениться: один из фойербардов повел рукой-щупальцем и сгреб не успевшего увернуться охранника. Раздался душераздирающий крик: разорванное надвое, обугленное тело полетело на землю. Второй великан, не замечая выпущенных в него стрел, направился к кучке валунов, за которой пряталось сразу несколько носильщиков. Двигался он не слишком проворно, каменная шкура трескалась и даже отваливалась кусками на ходу; задержавшись на поверхности, жители земных глубин постепенно каменели, теряя подвижность, но недостаточно быстро, чтобы помешать им разделаться со всеми нами. Караванщики, заметив приближающегося монстра, прыснули врассыпную из своего укрытия. Великан угнаться за ними не мог, зато одного догнал гномий болт. По счастью, только задел плечо. Другому повезло меньше: оказавшийся на его пути хиллсдун с диким улюлюканьем вогнал боевой клевец[12] прямо в живот несчастливца, тут же дернул на себя, расширяя рану. Молодой носильщик с коротким всхлипом согнулся пополам, потом рухнул на колени, зажимая руками вспоротое брюхо. Фойербард, заметив скрючившееся тело, развернулся и попер прямо на него. Третий монстр, потоптавшись на месте, двинулся к нашей ложбине. Высотой он был примерно в два человеческих роста, длинные руки почти волочились по земле. Красные щели на округлом выросте, заменявшем голову, вероятно, обозначали глаза и рот. Каменная гора, дыша жаром, надвигалась на нас. Суслик с испуганным вскриком на четвереньках бросился в сторону. Вага, напротив, вжался в землю лицом. Я отчаянно оглядывался в поисках хоть какого-нибудь оружия.

Между тем рядом с чудовищем, нацелившимся на раненого караванщика, возникла тонкая фигурка феи, из резко выброшенной вперед левой руки в грудь великана ударил белый поток. Тот окутался паром, потом тело его покрыла изморозь, и я с удивлением понял, что огненная громада вдруг превратилась в ледяную статую. Короткий выпад эльфийского клинка, и фойербард с грохотом рассыпался на кучу разнокалиберных камней. Ильяланна ловко увернулась от брызнувшей во все стороны каменной крошки.

Еще одного монстра со всех сторон окружили наемники. Стараясь оставаться на безопасном расстоянии, они осыпали его стрелами из арбалетов или пытались достать копьем. И снова этот гигант проявил недюжинную расторопность. С треском раскололось пойманное каменными пальцами древко, огромная ступня опустилась на недавно сжимавшего его воина. Охранники встретили гибель еще одного своего товарища отчаянными воплями. Только-только покончившая со своим противником фея развернулась на крик. Только «наш» фойербард, позабытый всеми, беспрепятственно продолжал свое шествие. Надеяться, что леди Ильяланна повсюду поспеет на помощь, не приходилось. Взгляд упал на подвешенный у Ваги за спиной большой котел, сейчас он напоминал панцирь диковинной черепахи – так дед скукожился под ним, втянув в себя руки и ноги. Совсем рядом, буквально в нескольких шагах, в очередной выемке плескалась вода; крошечному роднику, бившему из-под земли, должно быть, понадобился не один день, чтобы заполнить ее, а сочащуюся между стеблями травы струйку и ручьем-то нельзя было назвать. Но для моих целей и этого было довольно. Вдохновленный показанным эльфийкой примером, я сдернул со спины старого возницы железную посудину, метнулся к роднику, зачерпнул, скребя дно, воду. Как кузнец, я не понаслышке знаю, чем чревато резкое охлаждение после нагрева; правда, весь мой опыт относится к металлам. Что ж, пришло время поэкспериментировать с камнем! Подскочив, я выплеснул воду в «лицо» медлительного монстра. Раздалось характерное шипение, хорошо знакомое хозяйкам, у которых щи сбежали на плиту, пара было не так много, как после магического удара леди Ильяланны, но вырост на плечах фойербарда подернулся серым дымом. Недолго думая (так можно всю решимость растерять!) я подпрыгнул и изо всех сил врезал котлом по великаньей голове. Я не ждал большого эффекта, но, к моему удивлению и радости, каменный нарост пошел трещинами, а после и вовсе развалился на части. Но вот дальше все сложилось менее удачно. Если Ильяланнин гигант распался на куски довольно аккуратно, то мой нежданно взорвался раскаленными брызгами лавы. Ошметок расплавленного камня впечатался мне в правый бок. Еще хорошо, что я сообразил не отдирать его голыми руками, а отбежав, прижался телом к той самой сырой ямке в земле. Родник второй раз помог мне, потушив загоревшуюся куртку и остудив огненный плевок.

Когда я поднялся, бой был закончен. На месте лишенного головы великана дымилась груда раскаленных глыб, останки двух других громоздились чуть поодаль. Ярвианн добил последнего хиллсдуна, его сестра спешно нашептывала какое-то заклинание над провалом в земле, куда угораздило свалиться охранника. Закончив, она отскочила подальше, земля под ногами опять затряслась. Но больше никаких чудовищ не появилось, зато почва неожиданно просела длинной дугой, уходящей на юго-запад. Свежеобразованная траншея была порядочной глубины и имела на редкость правильные очертания. Несложно догадаться, что ведьма устроила обвал в прорытой здесь гномами подземной галерее.

– Надеюсь, милостью Прародительницы Неба, ни один хиллсдунский ублюдок не успел улизнуть. Иначе нам от них не отвязаться! – пробурчал, появляясь рядом, Вага. – Спасибо, Бурый, я уж думал, все, отпутешествовался.

– Не за что. – Морщась от боли, я попытался рассмотреть, насколько сильно каменная тварь прожгла мне бок.

– Не трогай, – посоветовал Вага. – Пусть лучше леди Ильяланна взглянет.

Но ведьме было не до раненых, она побежала осматривать сброшенный нами груз. Поклажу побросали кто где стоял. Ильяланна чуть не обнюхивала каждый мешок, убедившись, что цел, подзывала носильщиков. В одном тюке хиллсдунский болт пропорол дыру. Любопытство, которое по идее давно должно было оставить меня, властно потребовало посмотреть, что же такое я пер на спине всю эту неделю. И я, преодолевая боль в боку, шагнул ближе. Через рваное отверстие на тропу просыпались желто-коричневые крупные семена, похожие по форме на яблочные.

– Что это? – указал я на них остановившемуся рядом Ваге.

– Семена золотого леса. – почему-то шепотом ответил он.

Леди Ильяланна между тем приложила ладошку к прорехе, опять пошептала что-то, и на месте разрыва появился «шрам». Похоже, мертвая кожа заросла от эльфийского наговора не хуже живой. Потом ведьма, опустившись на колени, сгребла с земли выпавшие зерна, ссыпала в поясной кошель. Не довольствуясь этим, принялась выбирать из травы оставшиеся семечки.

– Они что же, такие дорогие? – Я, конечно, слышал об эльфийском золотом лесе (а кто о нем не слышал?), но прежде вечно юные интересовали меня весьма мало, так что и об обычаях их я не больно расспрашивал.

– Дорогие, – снова шепотом ответил старик. – Если найдется дурак, торгующий подобным товаром. Только в последнее время я что-то таких не встречал.

– Тогда что они с ними делают?

Я придвинулся еще ближе, чтобы рассмотреть странные семена, имеющие столь большую ценность для остроухих, что ради них наша высокородная стерва опустилась на колени.

Что-то легонько стукнуло меня по плечу. Легонько, но так, что я мигом повернул голову.

– Эа, тиу фэс дарра. – Твердый тонкий палец ведьминого братца брезгливо касался моей рубахи, глаза смотрели сквозь меня.

– Ты топчешь тень госпожи, – торопливо перевел Вага. Я бросил взгляд себе под ноги. Солнце светило нам в левую щеку, так что тень эльфийки протянулась совсем в другую сторону. – Отойди, не стой так близко! – с явным испугом зашипел возница. Я отступил назад, эльф, больше не обращая на меня внимания, прошел мимо. – Говорю тебе, они с этими семенами, почитай, как с родными детьми носятся! Так что лучше держись от тюков подальше. – («С радостью, если бы не надо было их тащить на горбу!» – горько усмехнулся я про себя.)

– Так что они такое с ними делают, что трясутся над каждым зернышком?

– Все. – Вага, проводив взглядом удаляющуюся спину Ярвианна, заговорил громче: – Едят, пьют, выращивают новые деревья, даже одежду ткут из листьев…

– Да ты у нас знаток эльфов! – обронил, появляясь, вездесущий Суслик. Старик неприязненно зыркнул в его сторону и разом замолк.

Только когда все тюки были осмотрены и посчитаны, Ильяланна соизволила обратить свое внимание на раненых и убитых. Последних у нас оказалось трое. Пока фея колдовала над тяжелораненым Лотом, которому гном разворотил брюхо, я, как мог, помогал остальным закладывать камнями трупы. Обожженный бок болел, но не настолько, чтобы я отказался исполнить долг перед умершими. Если загнусь, надеюсь, спутники обойдутся со мной так же. Потом настал мой черед: ведьма, не особо аккуратничая, оторвала от раны припекшуюся рубаху. Ненависть к этой бледной немочи, тщательно взращиваемая все последние дни, не позволила закричать, но лицо перекосило – с этим я ничего поделать не смог. Наверняка она получала удовольствие, причиняя другим страдания. Но на безжизненном лице не отражалось ничего.

Кожа в месте соприкосновения с огненным великаном вздулась волдырями, местами уже лопнувшими, сукровичная масса ссохлась, а после растрескалась от движений, вдоль свежих трещин проступила кровь. Насыпанная поверх всей этой красоты едко-синяя дрянь жгла почище раскаленного камня. Но я молча вытерпел и это, и последующую перевязку, когда широкий бинт ложился на растревоженную рану.

– Все. Поднимаемся, уходим.

На этот раз вместо мешка мне досталось тащить носилки с раненым. Что, кстати, оказалось не в пример легче. Весил он немногим больше тюка, набитого семенами, но носилки мы несли вдвоем. В напарники угодил мужик с простреленным плечом, наши мешки временно перекочевали на спины здоровых охранников. В боку у меня продолжала пульсировать боль, а вот Лот, которого мы тащили, чувствовал себя явно неплохо.

– Совсем не болит! – поделился он с нами на вечернем привале. – Наверное, со страху показалось, что кишки-то выпали. Может, через пару деньков и оклемаюсь.

Я не стал разубеждать парня, хотя выпавшие кишки видел собственными глазами. Кроме нас троих в караване было еще два пострадавших во время схватки охранника, но их раны не были серьезными.

После нападения гномов Ильяланна вела колонну ускоренным маршем. Ее брат шел последним, постоянно оглядываясь. Вага, державшийся рядом с носилками, тоже то и дело оборачивался, вздрагивал от любого резкого шума. Когда остановились на ночлег, он долго не желал разводить огонь, пока эльфийка лично не распорядилась вскипятить воды для ужина и для перевязки Лота.

Сжевав вяленое мясо и запив разбавленной тофрой, я нашел себе место подальше от носилок и расположившихся рядом с костром спутников. Здесь хоть и было холодней, зато можно было не опасаться разбудить кого-нибудь во время ночного приступа. Прилег на здоровый бок, закутавшись в одеяло. Разговоры вскоре затихли. Слышалось лишь потрескивание доедающего ветки огня да урчание воды в протекавшем поблизости ручье. Даже комаров отчего-то не было.

Судороги, как всегда, явились вместе с первыми звездами, мышцы скрутило изнутри, так что наяву послышался треск костей. Или это я так зубами заскрипел? Первая волна пришла и отступила. Вторую следовало ждать минут через пять. Рядом прошелестела по траве шерстяная юбка, я поспешно закрыл глаза и выровнял дыхание, притворяясь спящим.

– Эй, Бурый… – Ненавижу это прозвище, но лучше уж оно, чем смертник. Пришлось «проснуться». – На-ка, выпей.

Госпожа Ильяланна, видимо, считала меня своей дрессированной собачкой. Такой скажи: «Ну-ка, ап!» – и она крутанет сальто или спляшет на задних лапах. Я не торопился принимать тонкий пузырек из мутного стекла.

– Пей. – Это был приказ из тех, что лучше исполнить. Но я все равно ничего не успел сделать: тело свела новая судорога. В первый момент я зажмурился, уже привычным жестом впиваясь ногтями правой руки в клейменое плечо в безуспешной попытке хоть немного отвлечь боль. Дыхание перехватило, зубы опять заскрежетали о зубы. Второй приступ по традиции длился дольше. Только-только начало отпускать, и тут кто-то нахально ухватил меня за нос. Глаза и рот открылись сами собой от удивления. Тут же в горло потекла кисловатая жижа.

– Вот так. – Фея отдернула руку раньше, чем я сообразил, что к чему. – И не вздумай выплевывать! Эта штука – твое снотворное на ближайшие дни. – Не вдаваясь больше в объяснения, эльфийка преспокойно вернулась на свое место рядом с Ярвианном. Я же лежал дурак дураком, наглотавшись неведомой дряни. Плеваться? Возмущаться? Наверное, следовало, если бы не знал, что не позднее двух-трех минут опять буду корчиться, забыв обо всем, кроме прожигающей плечо печати. Но в ту ночь приступы больше не повторялись, и онемение не пошло дальше кончиков пальцев.

Десятник разбудил меня задолго до рассвета, обычно я сплю чутко, но тут, несмотря на обожженный бок, дрых как убитый.

– Леди зовет, – буркнул растолкавший меня Дрейго Его напарник Алкит возился с дровами у прогоревшего костра.

Я отправился к смутно выделяющемуся на фоне темного неба силуэту.

– У нас мало стражников, – без предисловий сообщила мне эльфийская ведьма. – Предлагаю тебе новый контракт. Это меч Ринно, убитого фойербардом. Если примешь его, твое жалованье возрастет до трехсот лорров.

Очень хотелось съязвить, мол: «Мне нужны не деньги, а…», но рука уже сама потянулась к оружию. Плохо идти по смертельно опасной местности, не имея не то что меча – приличного ножа под рукой.

– Когда бок заживет, тебе придется снова нести мешок, – предупредила Ильяланна.

Я кивнул – и так понятно, что носильщиков в караване не хватает.

Рукоять меча удобно легла в ладонь. Вместе с клинком фея протянула мне кожаную поясную перевязь.

С ночевки снялись затемно.

Тропа снова взбиралась в горы. Похолодало, но мы едва заметили перемену. Эльфийка и десятники гнали и гнали караван, сократив до минимума ночевки и почти не делая остановок днем. Никто не роптал; стоило горному эху донести необычный звук, и по колонне полз зловещий шепоток: «Хиллсдуны… хиллсдуны…» Даже самые усталые прибавляли шаг. Долина гейзеров давно осталась позади, но никто не чувствовал себя в безопасности – Гномьи Горы не зря получили свое имя, подземные жители были здесь хозяевами, а значит, враг мог ожидать за любой скалой, под любым камнем.

В первые два дня я тащил носилки, но уже к вечеру второго мой ожог на боку успел зарубцеваться, я не стал прикидываться больным и на третье утро взвалил на плечи знакомый тючок. Вместо меня носилки вызвался нести Вага, предварительно сгрузив на колени быстро шедшему на поправку Лоту свои поварские причиндалы. Как-то само собой вышло, что мы теперь держались рядом. Третьим, хоть его и не звали, то и дело прибивался Суслик. К прочим тяготам пути добавились рассказы о его былой жизни, неизменно грустные и, похоже, бесконечные. Прервать поток его речи не могла даже одолевавшая рассказчика одышка. Он успел мне порядком надоесть, но сказать об этом прямо было бы слишком жестоко. Так что приходилось терпеть и слушать, а вместе со мной поневоле слушали Вага, его напарник и Лот, которого они несли.

– Ты уже достал человека своим нытьем, Суслик! – бросил как-то проходивший мимо десятник. – Гони его, Бурый, иначе он тебе весь мозг выпьет. – (Забыл сказать – после инцидента с фойербардом и вручения меча моя популярность у наемной охраны резко возросла. Кое-кто так даже пожелал мне пару раз «доброго утра!».)

– Иди ты… – огрызнулся вслед Суслик, но так тихо, что воин вряд ли его расслышал. Бывший плотник покосился на меня, хотел еще что-то добавить, но потом стушевался и передумал. Мне стало жаль беднягу.

– Послушай, откуда это прозвище – Суслик? – спросил я, чтобы как-то приободрить мужика. – Помню, тебя еще в той корчме так называли. С виду вроде не похож.

– Сулли – так меня зовут по-настоящему, – довольно мрачно сообщил недавний пьянчужка. – Сулли Топорище. А мастерская моя называлась: «Знатное топорище». – Постепенно он снова оживился. – Если дойдем до Западного побережья, куплю себе домик, чтобы рядом сарай, где верстак поставить да доски хранить. Плотнику ведь для работы не так много надо! А как пойдут клиенты, можно и мастерскую открыть, название возьму старое…

– А за дочерью в Каннингард когда собираешься? – как бы между прочим поинтересовался я.

Плотник задумался ненадолго, потом осторожно, словно прощупывая, выговорил:

– Сто лорров – большие деньги, но если возвращаться в Каннингард, почитай, все на дорогу и уйдут. А тащить малолетнюю девчонку через горы? Нет, для нее же лучше подождать несколько лет, пока я разбогатею, а она – вырастет.

– Может, и лучше. Только вспомнит ли она тебя через несколько-то лет? Или уже кого другого отцом называть станет?

Сулли опять сник.

– Вряд ли Ильяланна отправит караванщиков назад в Каннингард порожняком, – поделился я с ним своими мыслями. – Ты бы мог наняться на обратный путь, глядишь – еще сотню заработаешь, так и на новую мастерскую в столице скопишь, и дочь к себе заберешь.

Ответа я не дождался, но это и ничего, главное, пусть человек задумается хорошенько.

Зеленая травка и кустарник практически исчезли, их сменили желто-коричневая почва и серые камни, между которыми в углублениях лежал снег. Даже на солнечных склонах рос преимущественно лишайник. Вскоре должно было показаться ущелье. Я давно догадался, что мы идем не к Пересветскому перевалу – до того было от силы дней четыре-пять от замка Маледо, а мы сбивали ноги уже вторую неделю. Судя по тому, что родовое поместье леди Ильяланны располагалось где-то в Кирнее, то и двигались мы, вероятно, к Кирнейскому горному проходу.

Суслик, возможно пристыженный, на время отстал от меня со своими рассказами и перекинулся на Вагу. Теперь его живо интересовало эльфийское житье-бытье.

– А богатое у них поместье? – понизив голос, чтобы не услышала Ильяланна или Ярвианн, расспрашивал он. Вага отвечал односложно, прикидывался, что не замечает собеседника, ускорял шаг, чтобы оторваться он назойливого попутчика, но все эти уловки помогали мало. Сулли Топорище по-своему был весьма упорен и настойчив. – И чего они семена через хребет прут, что у них, своих мало? – гнул он свою линию.

– Лес в Дор Хейве слишком молод, майлинеру начинают плодоносить только году на пятисотом. Поэтому кирнейские эльфы вывозят семена из Гарьера.

– И что потом с ними делают?

– Сажают, конечно, я же объяснял…

Я представил себе аккуратные делянки с ровными рядами саженцев. Наверное, это похоже на то, как выращивают чайные деревья или тоф-орехи.

– А что, среди людей тоже есть охотники купить семена?

– Охотники-то есть и среди людей, и среди гномов, только кто же им продаст?

– И сколько стоит такой вот мешок? – донеслись до меня слова Суслика.

– Какая тебе разница?!

– Нет, ну все же, дед, сколько?

– Тебе столько за всю жизнь не заработать!

– Как знать, как знать. Вот отстроим с дочкой мастерскую…

Меня порадовала перемена в настроении плотника: вот он уже и о дочке заговорил, планы строит.

На двенадцатый день после выхода из Маледо, когда пришло время остановиться на ночлег, Кирнейский перевал (если, конечно, я не ошибался и это был он) стал уже виден. Еще три-четыре часа хорошего хода, и могли бы войти в ущелье. Однако двигаться через горный проход ночью – слишком рискованно, и мы разбили лагерь на удобной площадке, прикрытой выступающим плечом скалы от промозглого восточного ветра, дувшего в этих местах.

Теперь, когда меня произвели в охранники, раз в два дня мне полагалось ночное дежурство, но нынче был черед другой смены, и я заснул, едва успев проглотить выданный на ужин паек. Ведьмино снадобье продолжало исправно действовать.

На этот раз меня разбудили крики. Спросонья показалось, что кто-то ссорится. Но тут же я узнал голос, протирая глаза, поднялся, чтобы посмотреть, кого там распекает наша леди.

– В чью смену он ушел? – Светлые глаза, прищурившись, остановились на Дрейго.

– Не знаю, миледи. – Десятник опустил голову.

– Как вообще он мог уйти незамеченным?

– Простите, миледи, но кто мог подумать? Только самоубийца отправится в Гномьи Горы без надежной охраны. С тех пор как мы вступили на Ничейные земли, я даже за теми, кто прежде в бега собирался, следить перестал. Надо быть совсем без головы, чтобы отбиться от каравана в таких-то краях!

Я огляделся. Практически все караванщики были на ногах, носильщики расхватали свои мешки, только мой одиноко лежал под растянутым на ночь тентом. Еще не до конца разобрав, о чем речь, сгреб с земли одеяло, кинул на плечо вещмешок, подошел к столпившимся перед Ильяланной караванщикам. Ночные приступы меня больше не беспокоили, но спать я по привычке ложился подальше ото всех.

Бледное лицо эльфийки пошло пятнами, такой ее прежде не видели.

– Что случилось? – протолкавшись к Ваге, негромко осведомился я.

– Суслик сбежал, да еще мешок с семенами прихватил, – так же тихо и, показалось, как-то даже виновато сообщил старый возница.

– Ты подумай… – Я поискал глазами бывшего пьянчужку. Того и вправду нигде не было. – Как же он решился?

Дед скорбно закрутил головой:

– И я еще растрепался, решето старое! Чувствовал ведь, не к добру липнет с вопросами этими дурацкими.

– Брось, старик, ты-то здесь при чем? Но как он ухитрился тюк из-под навеса утащить, охрана же рядом стояла?

Впрочем, последнее я как раз легко мог представить: после долины гейзеров все так опасались нападения гномов, что и стражу выставляли в расчете на атаку извне. А своего-то и проморгали.

– Мы должны вернуть его, – провозгласила между тем эльфийка.

Караван ответил молчанием. Каждый, от носильщика до нанятого в дорогу охранника, понимал, что гоняться за вором в Гномьих Горах – дело гиблое. А уж после недавней стычки… Да и не было ни у кого из нас в контракте записано, что мы должны с риском для жизни искать пропажу. Видно, Ильяланна и сама это прекрасно понимала, но смириться так просто с утратой не могла. Мечущий молнии взгляд переходил с одного лица на другое, парни поспешно отводили глаза. Попадать под горячую руку хозяйке не хотелось никому, но лучше уж это, чем отправиться в лапы к оркам или хиллсдунам.

– Иль варади ис, орисса, – неожиданно вмешался Ярвианн. Он успокаивающе погладил ведьму по плечу. Потом достал из рюкзака с провиантом пакет с вяленым мясом, пополнил запас воды во фляге. Меч и арбалет неотлучно висели у него за спиной. Тут и переводчик не нужен, наглый хлыщ вызвался сам прогуляться за сбежавшим носильщиком. Не знаю почему, я снял и отложил в сторону вещевой мешок, проверил на поясе меч и прочее снаряжение и подошел к эльфу.

– Я пойду с ним, – злясь на себя за неразумный порыв, сообщил фее.

Ильяланна несколько минут изучала мое лицо, так что я трижды успел пожалеть о своем поступке.

– Хорошо, – кивнула наконец. (Можно подумать, перед ней на выбор стоял целый полк добровольцев.) Она порылась в поясном кармане и выудила оттуда мешочек с синим порошком, которым посыпала мне ожоги; а с ним серебряную колбу с плотно пригнанной пробкой и протянула мне: – Возьми с собой лекарство. – Видя, что я скривился при воспоминании о том, как оно прожгло меня накануне, сдвинула брови. – Вечером обработаешь рану еще раз. А это… – Я уже тянул руку к металлическому сосуду, полагая, что и в нем окажется похожая гадость. – Не хватай раньше времени!

Вздрогнув от неожиданного окрика, отдернул ладонь. Ильяланна еще с минуту прожигала раздраженно-испытующим взором.

– Конечно, не следовало бы доверять столь опасную вещь человеку, но у меня нет выбора! – («Вот именно!» – заметил про себя я.) – Обращайся с этой колбой очень аккуратно! В ней сублимат «тихой смерти», выглядит как белый порошок, очень мелкий, очень летучий. Смертелен при вдыхании только первые секунды – иначе неизбежно убивал бы и своего хозяина. А так, достаточно закрыть глаза и задержать дыхание, вытряхнув порошок в воздух. Все, кто находится на расстоянии пяти ярдов, погибнут.

– Тогда, может, лучше вручить этот ваш сублимат ему? – Я кивнул на спокойно ожидавшего окончания нашей беседы эльфа.

– У него уже есть. Но если вам придется встретиться с хиллсдунами порознь, я хочу быть уверена, что никто из подгорных тварей не уйдет живым!

Теперь я весьма осторожно принял серебряную баночку. Подумав, положил в нашитый изнутри кафтана карман – это мне еще матушка пришивала, в пору, когда приходилось разносить дорогие заказы по поручению отца. Когда идешь по городу с брильянтовым гарнитуром, стоящим маленькое состояние, следует быть очень и очень осмотрительным, и уж точно не стоит таскать сверток с драгоценностями под мышкой!

После многодневного подъема в гору с мешком на плечах идти налегке в обратном направлении было почти приятно. Первое время я без труда поспевал за Ярвианном, тот уверенно петлял между камнями, переходя на легкий бег, когда попадался относительно ровный участок дороги. Периодически у него в руке появлялся платок или лоскут,» который он подносил к лицу, вроде бы принюхиваясь. Раза с третьего я рассмотрел, что это не что иное, как кусок пергамента, и от пронзившей догадки у меня шея пошла крупными пупырышками: не знаю как, но эльф, словно настоящая гончая, выслеживал беднягу Суслика по запаху его крови, оставленной на контракте. Вот, значит, для чего арчейка так настаивала, чтобы я подписал договор не чернилами. Видеть, как раздуваются тонкие ноздри эльфа, было неприятно. Но, судя по всему, запах был сильным, а след, оставляемый моим недавним приятелем, – отчетливым. Ярвианн ни разу не замешкался, не засомневался в выборе направления. Двигаясь за ним, я имел возможность поразмыслить над собственным поступком. Суслик не был моим другом в полном смысле того слова, временами он бывал мне попросту противен. Но он по-своему поддерживал меня на всем протяжении пути, даже когда я его игнорировал, даже если бывал груб. Конечно, бывшего плотника не назовешь ни образцовым отцом, ни гражданином, а теперь и вовсе оказалось, что он вор. Но при всем том он не был законченным подлецом, тем более злодеем. Просто слабый, запутавшийся человек. Он не заслуживал смерти. А в том, что Ярвианн прикончит похитителя семян, как только догонит, сомневаться не приходилось. Хорошо, если просто прикончит, а не потащит к своей драгоценной сестрице, чтобы подвергнуть какому-нибудь изощренному заклинанию! Я хотел не столько вернуть тюк с семенами нанимательнице, сколько помешать расправе.

Вскоре осознал, что не выдерживаю заданного эльфом темпа. Меньше чем за восемь часов мы достигли мест, от которых нас отделял полуторадневный переход. Но все чаще теперь Ярвианн вынужденно останавливался и дожидался, пока я его догоню, сверля меня недовольным взглядом. Стоило нам поравняться, он снова упархивал вперед. Я изо всех сил старался не отставать и все-таки проигрывал гонку. К тому же в боку опять начал разгораться огонь. Когда я почти выдохся, клятый эльф решил наконец сделать привал. Точнее, это я подумал, что он присел отдохнуть, а когда, пыхтя и отдуваясь, достиг пригорка, у подножия которого поджидал спутник, тот сделал недвусмысленный знак, приложив указательный палец к губам.

– Шшш! – зашипел, призывая издавать поменьше шума. Я действительно сопел, как старый пароход. Поспешно пригнувшись, втянув в плечи голову и стараясь дышать потише, я огляделся – никого не было видно. Однако эльф с огромными предосторожностями почти по-пластунски вполз на вершину холма. Я, чуть отдышавшись, так же на животе последовал за ним. Охватившая меня тревога и возбуждение сделали боль от недавнего ожога почти незаметной. С вершины открывался вид на Целую череду земляных, покрытых травой холмиков и каменистых выступов, раскиданных на округлом плато диаметром в несколько миль. Дальний конец этой бугристой «проплешины» обильно зарос высоким кустарником плотные островки которого казались абсолютно непроходимыми.

Ярдах в ста – ста двадцати от нас полукругом выстроились шесть приземистых гномов в серо-коричневых куртках и таких же штанах, седьмой выступил вперед. Напротив, свалив к ногам кожаный мешок с семенами, расположился Суслик. Он был раза в полтора выше своего собеседника, но оттого не выглядел более внушительно. Суетливые жесты, которыми мой земляк сопровождал свою неслышную отсюда речь, еще больше портили картину. Гном перед ним стоял неподвижно, в опущенной руке был зажат боевой топорик. Его собратья тоже держали наготове чеканы. И все же беседа была явно мирной.

Ярвианн тронул меня за рукав (как всегда, едва коснувшись пальцами, брезгливый ублюдок!) и указал на поросший чертополохом бугор справа и наискосок от нашего. Этот холм располагался гораздо ближе к беседующим, и эльф явно хотел, чтобы мы переместились за него. Я кивнул, давая знать, что понял намек, и, закусив губу (бороздить по земле обожженным брюхом – все же не сахар, замечу вам), пополз в указанном направлении. Ножны с мечом, чтобы не мешали, я переместил на спину. Остроухий и тут обогнал меня больше чем на два корпуса, первым вполз на вершину соседнего пригорка. Теперь Суслика и семерых его визави было не только видно, но и слышно.

– Ты хочешь слишком много, человек, – разобрал я хиллсдунскую речь. – Много. Нет, – отрывисто повторил карлик на эрихейском. Гном, с которым мне однажды привелось общаться, прекрасно владел языком людей. Этот же говорил с явным акцентом.

– Да как же много?! – возмущенно затараторил Суслик. – Я ведь вам не репы мешок предлагаю! Сами посудите, господа хиллсдуны…

Я подумал, что мой дорожный приятель не мастак вести переговоры, да и вообще большим умом не отличается. Стал бы он иначе называть собеседника прозвищем, данным его народу заклятыми врагами? Если так и дальше пойдет, как бы «господин хиллсдун» не тюкнул его своим клевцом по темечку. Я повернулся к Ярвианну – узнать, что мы собираемся делать, но сказать ничего не успел. Эльф переменился в лице; причиной тому явно был непочтительный торг, устроенный носильщиком-вором и гномами из-за драгоценных для него семян. Дальнейших вопросов не требовалось, одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Ярвианн собирается перестрелять всю компанию. Взведенный арбалет уже нащупывал первую цель. Я прикинул траекторию, первый болт предназначался злополучному похитителю. Тонкий палец нежно тронул спусковой крючок…

– Не надо! – Я ударил по прикладу, посылая болт в небо. Бешеный взгляд и сорвавшееся с губ «птичье» слово, которое я и расслышать толком не сумел, разом пригвоздили меня к земле. Оказалось, что я не могу не то что рукой пошевелить, но даже и моргнуть. А я-то считал, что эльф ничего не смыслит в колдовстве! До этой минуты он ни разу не воспользовался магической силой. Если нужно было дать кому-то пинка (мне, например) – бил ногой, а не заклинанием, зажечь костер – доставал огниво. Вот я и решил, что магией владеет только его сестра. Ярвианн между тем вскочил и с восклицанием, похожим на боевой клич, ринулся вниз по склону. Я изо всех сил напрягал мышцы, чтобы хоть одним глазом заглянуть за холм. Но безрезультатно. Невидимые мне хиллсдуны завизжали – этот визг я уже слышал во время нападения три дня назад, так что ошибиться было невозможно. Лязгнула сталь, долетавшие до меня невнятные обрывки слов и восклицания мало что объясняли в происходящем. Бой длился от силы минут пять-семь, потом все постепенно стихло – то ли бойцы отдалились, то ли живых не осталось. За мной никто не возвращался.

Прошло еще не меньше получаса. В душу успел вползти страх, что так и останусь лежать, пока не сдохну от жажды или пока до моего обездвиженного тела не доберутся дикие звери. В горах было предостаточно медведей, встречались и скальные кошки: их весенние песни, отличавшиеся от брачных рулад городских собратьев разве что более низким звучанием, часто будили караван по ночам. Как раз когда я дошел в размышлениях до этого места, действие заклинания кончилось, и я сумел подтянуть колени, а потом осторожно выглянул в просвет между стеблями бурьяна. Внизу никого не было. То есть ни живых, ни мертвых. Я вскочил. (Довольно опрометчиво, если вдуматься.) Плато, усыпанное холмами, словно лицо юноши угревой сыпью, расстилалось вдаль и в стороны. Покрытые травой бугры и перелески затрудняли обзор.

Я бросился туда, где в последний раз видел Суслика и гномов. На земле остались явные следы боя: капли крови, длинные борозды, вмятины, отпечатки подошв, но все так перемешано, что ничего не понять. Торопливо обежал предполагаемое место побоища, чтобы лишний раз убедиться – пусто. Под ложечкой неприятно засосало: кажется, я оказал своему приятелю Сулли дурную услугу, да еще и эльфа подставил! Видят боги, Ярвианна мне любить не за что, но выдавать его хиллсдунам у меня и в мыслях не было! Версию о том, что эльф перебил гномов и Суслика, подхватил мешок с семенами и, позабыв обо мне, отправился восвояси, я отбросил сразу. Не то чтобы Ярви был на это не способен, но куда, в таком случае, он дел мертвые тела? Спрятать их или вырыть могилу у него просто не было времени. Гораздо более правдоподобным представлялось, что гномы одержали верх над одиноким бойцом, после чего утащили пленника в свои пещеры. Суслик либо ушел вместе с ними, либо удрал – бывший плотник не отличался храбростью. Я старательно гнал от себя мысли о том, что он и эльф могли быть убиты. В конце концов, зачем хиллсдунам утруждать себя переноской чужих мертвецов?

Тщетно всматривался я в следы; единственное, что мог определить с относительной уверенностью, – это общее направление движения. Гномы двигались, не скрываясь. В том, что это были они, я убедился через несколько десятков ярдов, когда на одном из глинистых участков различил четкий оттиск каблука. Ботинки гномов имеют не меньше характерных особенностей, чем их наряды. Только подгорные обувщики вбивают столько гвоздиков в подошвы. Полагаю, таким образом они надеются продлить срок их службы. Прибавьте сюда неизменные металлические подковки на носке и по краю каблука, и вы никогда не спутаете след гномьего башмака ни с каким другим. Еще через дюжину шагов на глаза попалось сразу несколько бурых пятен. Кровь вполне могла принадлежать какому-нибудь раненому хиллсдуну, но я предпочитал думать, что это кровь пленника. Плохо, конечно, если Ярвианн ранен, но у трупа кровотечение уже прекратилось бы.

Я, насколько мог, прибавил шагу, стараясь не пропустить знаки, оставленные на земле прошедшими. Но следы, вполне отчетливые вначале, постепенно затерялись среди кустов, камней и лишайников. Наверное, опытному следопыту едва заметный излом травинки или земляная осыпь рядом с валуном рассказали бы о многом, но мне, городскому жителю, был чужд язык камней и трав.

День клонился к вечеру. Последний обнаруженный мною отпечаток ботинка остался далеко позади. Еще милю или полторы я шел, придерживаясь выбранного северо-восточного направления. Но новых следов не попадалось. Я взобрался на ближайший холм, чуть более высокий, чем его соседи. Но и оттуда не заметил ничего похожего на движущиеся фигуры. Тогда решил вернуться к месту, где потерял след. Но второй раз отыскать неясный отпечаток ноги среди валунов и земляных кочек не удалось. Я слепо кидался то в одну, то в другую сторону, как крот, внезапно выброшенный под яркое солнце из своего подземного лабиринта.

В голове зашевелились предательские сомнения: что делать, если я не сумею отыскать эльфа? Вернуться к каравану или плюнуть на все обязательства и пробираться в Каннингард? Дорогу к перевалу я специально не запоминал, но и не потеряюсь, если на то пошло. И снова в груди тоскливо заныло. Назовите это как хотите: глупостью, упрямством, дурацкими принципами, но не мог я вот так повернуть домой.

«Бездна побери этого хлыща и все его племя!» – уже привычно выругался я. И словно в насмешку прямо передо мной и впрямь распахнулся провал. Ну «провал» – конечно, громко сказано, однако же обломок скалы, на который я перескочил с предыдущего каменного горбика, нависал над довольно крутым склоном. Недавняя осыпь частично выгладила его, мелкая щебенка и крупные валуны острым серо-коричневым мысом врезались в зеленые заросли на дне неглубокого ущелья. След оползня выглядел совсем свежим. Я спрыгнул с выступа, обошел его с правой стороны, склон под ногами тут же начал оседать – видимо, под камнями скрывалась мягкая и неустойчивая земляная прослойка. Собственный опыт наводил на мысль, что оползень мог появиться в результате чьего-то спуска. Например, группы гномов, тащивших одного слишком задиристого эльфа и одного чересчур жадного человека. Так себе догадка, но других все равно не было.

Побродив по краю и выбрав наиболее безопасный, как мне показалось, участок, я осторожно поставил ногу на осколок гранита. Камень едва заметно зашевелился, но выдержал. Я нашел следующий, опустил ступню – потревоженный валун проложил короткую бороздку по склону; чтобы удержать равновесие, я перешагнул дальше. Плоский обломок, вроде бы прочно врытый одним концом в склон, ловко вывернулся из-под стопы, устремился вниз, как на салазках. Вслед за ним покатились камешки поменьше. Махнув рукой на осторожность, я тоже побежал по склону, увлекая за собой все новые и новые каменные ручейки, ближе к подножию споткнулся и последние ярды ехал на спине и боку.

На дне провала рос колючий дрок. Там, где почва была побогаче, он сменялся кустами вереска, немного дальше шевелила листвой буковая роща. Сам провал выглядел как старая погнутая чаша – один бок обрывистый, «смятый», другой пологий, плавно переходящий в южный склон горы. Названий здешних вершин я не знал, но эта явно была обозначена на карте.

Остановив падение в какой-нибудь пяди от ветки с длинными серыми шипами, поднялся на ноги, отряхнулся и отправился к замеченной еще сверху осыпи. Поверхность обвала нигде не была примята, но в нескольких шагах на пути к лесу я углядел уже знакомый «подкованный» след. Да не один! Обрадованный, двинулся в том направлении, куда указывал носок ботинка, оставившего оттиск на земле. Взгляд с удвоенным вниманием обшаривал почву под ногами. И не только в поисках следов. Не хотелось повторить судьбу охранника, провалившегося в гномий тоннель. Подземные норы хиллсдунов явно были где-то неподалеку. Больше обнадеживающих отпечатков обуви мне не попадалось. Когда солнце скрылось за спиной той самой, замыкавшей провал горы, я нашел себе место для ночлега недалеко от опушки леса. Росшие кружком молодые буки давали ощущение защищенности, хотя их стволы и не стали бы препятствием ни зверю, ни тем более человеку или орку. Огонь я решил не разводить, напился из фляги, сжевал всухомятку горсть мясной стружки, нарубил мечом тонких веток и, кое-как прикрывшись ими, продремал до утра.

С рассветом возобновил поиски. Пользуясь слышанной от кого-то методикой, стал обходить местность по спирали, постепенно расширяя окружность. Точкой отправления служила все та же осыпь. Таскаться из стороны в сторону, согнувшись и напрягая зрение в поисках следов на земле, было утомительно, но особенно угнетало полное отсутствие результата. За долгие пять часов до полудня я так и не встретил признаков, указывающих на присутствие подгорного народа.

Когда солнце утвердилось в зените, я как раз дописывал очередной виток и очутился по другую сторону той рощицы, где провел ночь. Пекло затылок, я весь взмок, очень хотелось пить, но пока мне не встретился ручей, предпочитал экономить воду. Отчаяние в который раз за эти два дня настойчиво переминалось за плечом. Я остановился передохнуть и прикинуть, как действовать дальше, когда на краю заросшей незнакомым мне кустарником пустоши неожиданно показалась невысокая фигурка. Не веря собственным глазам, я сделал шаг в том направлении. Откуда в горах взяться ребенку? Вот в просвете между кустами мелькнула красная юбка – так и есть, девочка! Судя по росту – лет шести-семи, бежит, продираясь сквозь колючие ветки, на голове шапочка ржаво-коричневого цвета, мелькают из-под короткого подола коленки в зеленых чулках. Я завертел головой, не нужно быть гением, чтобы сообразить, что за малышкой кто-то гонится. Подтверждая мои догадки, крайние деревья закачались, я дернул из ножен меч – так ломиться сквозь лес должен зверь никак не меньше медведя. Но спустя минуту на поляну выскочил отнюдь не медведь, а огромный, раньше я таких не видел, гоблин. Богатырскую грудь прикрывала безрукавка, скроенная из четырех цельных бычьих шкур, кое-как сшитых между собой кожаными шнурами. В ручище великан сжимал громадный тесак, серо-зеленая морда была перекошена зверским оскалом, из нижней челюсти выпирали желтые клыки. Выхваченный мною меч в сравнении с приближающейся тушей казался просто перочинным ножичком. Помянув Бездну, я бросился наперерез монстру. Вряд ли я представлял для него серьезную преграду, но должен же кто-то защитить ребенка! Расстояние между орком и девочкой стремительно сокращалось. Вот малышка запнулась за некстати подвернувшийся под ногу камень; оглянувшись на приближающееся чудовище, вскрикнула испуганно. Я ускорил бег, выжимая из мышц все силы. Между тем девчонка в панике стала забирать вправо, поднимаясь по пологому склону. Наверное, ей казалось, что там легче бежать, поскольку кусты и прочая растительность практически отсутствовали, зато и укрыться от глаз чудовища было негде.

– Сюда, беги сюда! – закричал я; сбившееся дыхание сделало крик хриплым. Беглянка услышала, но, очевидно, страх мешал сообразить, в какой стороне искать спасение. Она продолжила взбираться вверх по склону. Наши с гоблином траектории движения должны были вот-вот пересечься. Тот бежал, сминая кусты, как обычную траву, меня же исхлестали по лицу шипастые ветки. Выпирающие из земли корни норовили подставить подножку, и все же я на считаные секунды опередил орка, выскочив буквально у него из-под ног. Гоблин со злобной радостью взревел при виде новой жертвы; его клыкастые челюсти задергались, сжимающая топор лапа поднялась в замахе. Недолго думая я кинул свой меч, метясь ему в подмышку. Не попал. Точнее, попал, да не туда. Опыт использования меча как метательного оружия у меня отсутствовал, клинок пролетел по замысловатой дуге и угодил гораздо ниже, чем я рассчитывал. Орк с рыком выдрал застрявшее в безрукавке оружие, лезвие лишь слегка оцарапало ему бок. Все это я подмечал уже краем глаза, на бегу косясь на возобновившего преследование разъяренного гиганта, теперь еще и с моим мечом в руках.

Красная юбка продолжала мелькать выше по склону, еще один рывок, и я почти поравнялся с ней. Дыхание вырывалось из груди со свистом, словно воздух из кузнечного меха. Девчонка снова обернулась на ходу, я ожидал увидеть расширенные от ужаса зрачки, залитое слезами лицо, но встретил жесткий сосредоточенный взгляд. Никаких следов предполагаемой паники.

– Надо бежать в лес, – выдавил я, преодолевая одышку, – в скалах не спрячешься, – и попытался поймать ее за руку, чтобы показать верное направление.

– Дурак! – ловко вильнув в сторону, бросила она.

От неожиданности я едва не потерял равновесие, темп бега сбился. А гоблин, между прочим, в буквальном смысле дышал мне в затылок. Кинул еще один взгляд через плечо. Чудовище неслось, попеременно взмахивая зажатыми в ручищах топором и мечом. «Сейчас запустит в нас моим же собственным оружием», – мелькнула шальная мысль. И, словно подслушав, орк, размахнувшись, метнул вперед, но не меч, а свой гигантский тесак.

– В сторону! – заорал я и в невероятном прыжке дотянулся-таки до самоуверенной беглянки, ухватил за подол юбки, дернул изо всех сил. Вдвоем, не удержавшись на ногах, мы покатились по склону.

Перед глазами замелькали камни, какие-то кустики, былинки, а еще я успел увидеть, как в том месте, где мы только что находились, втыкается в землю стальное лезвие топора с темной насечкой. При желании я смог бы детально воспроизвести выбитые на нем узоры – они врезались в память так же глубоко и четко, как тесак в землю.

Девчонка приземлилась прямо на мой не оправившийся от ожога бок. Тут же подскочила, словно кожаный мячик, больно вдавив в тело острые коленки.

– Дурак! – снова выпалила она. Потом заметила торчащий в земле топор и притормаживающего рядом с ним орка. – Поднимайся, ну же! – Маленькая крепкая пятерня ухватила меня за рукав, дернула с недетской силой. Я кое-как поднялся на ноги. – Бежим! – Не отпуская моего кафтана, малышка вновь потянула меня вверх по склону.

– Не туда! – попытался остановить ее я.

– Хочешь жить – беги за мной! – сухо обронила странная девочка и, выпустив мой рукав, понеслась, петляя между камнями, в гору. Несмотря на разницу в росте, а соответственно и в длине ног, она явно превосходила меня скоростью бега. Сжав зубы, проклиная всех и вся, я последовал за красной юбкой. Подъем, пусть и пологий, да еще в таком бешеном темпе, был необыкновенно изматывающим. Но девочка упорно бежала впереди, и я, обливаясь потом, за ней. Буквально в десятке шагов за нашими спинами бухал ножищами о землю громила орк. Он очень обрадовался, когда вместо того, чтобы дать стрекача к спасительной роще, мы вновь поперли в сторону лишенного растительности плоскогорья. Выигранные за счет стремительного падения ярды сокращались на глазах.

Наконец мы достигли высшей точки подъема. Перед нами лежало плато, чем-то похожее на оставленное мной накануне. Такие же невысокие, сглаженные ветром или временем складки холмов. Я и моя спутница припустили вниз со своего пригорка, у подножия свернули, обходя очередной бугор, некоторое время двигались, следуя складкам между холмами. Орк вроде бы начал отставать. Но и я бежал на последнем издыхании, в правом боку ощутимо покалывало, в горле пересохло. Все же у меня зародилась надежда на то, что мы сумеем оторваться от погони. И тут моя юная поводырша начала замедлять бег. «Выдохлась, – решил я, – странно вообще, что она продержалась так долго!» Я снова протянул руку, чтобы помочь двигаться быстрее, и снова девчонка метнулась в сторону. Хотел плюнуть в возмущении от неуместной пугливости или, того хуже, каприза, да слюны в пересохшем рту совсем не осталось.

Из-за поворота вылетел орк. Его появление вернуло резвость моей спутнице, но вместо того чтобы продолжить путь между холмами, она принялась карабкаться на очередное возвышение. На этот раз бугор был солидным. Склоны покрыты щебнем и камнями средней величины, мы прекрасно могли бы обогнуть его вдоль основания, как предыдущие. Но девчонка упрямо лезла вверх. Окликать ее было бесполезно, это я уже понял. Решив положиться на судьбу (в конце концов, лично мне терять почти нечего!), я двинул следом. Сзади сопел гоблин. Когда перевалили через вершину, отрыв от него составлял меньше десятка ярдов. Дальше выбранная моей спутницей дорога шла под уклон. Радуясь хоть такой передышке, я заскакал вниз по склону. Скорость сразу набрал приличную, так что пришлось даже притормаживать каблуками. Девчонка скользила рядом, едва касаясь камней ногами. Я не успел подивиться ее способности не вызывать при каждом шаге осыпь, когда лодыжки захлестнул настоящий камнепад – это начал спуск с горки наш зеленомордый преследователь.

– Быстрее! – Красная юбка снова оказалась впереди меня.

Я перестал тормозить каблуками и сделал сразу несколько широких шагов. Впереди был неглубокий, но длинный овраг, даже не овраг, так, ложбина между пологими холмами. Когда до дна ее оставалось от силы ярда три-четыре, моя провожатая с воплем: «Прыгай!» – скакнула на соседнюю горку. При ее малорослости прыжок был поистине феноменальным. Отталкиваясь от осыпающегося под ногами склона, я лишний раз подумал, что боги послали мне встречу с неординарным ребенком. Взять хоть ее недетскую выдержку.

Приземлился я чуть выше основания соседнего холма, причем сразу на все четыре конечности. Прыгнувший следом орк не долетел до меня какой-нибудь ярд. Тяжелая туша рухнула на склон и тут же поехала вниз во внезапно разверзшуюся под ногами яму. Это уже была не осыпь, а натуральный обвал, притом, что овражек-то поначалу казался шутейным. Тем не менее за моей спиной грохотали, падая в земляной омут, камни. Отчаянно взревел гоблин. На этот раз я не стал оборачиваться, чтобы рассмотреть, что происходит. Почва уходила из-под рук и ног, в то время как я на четвереньках пытался выкарабкаться из стремительно углубляющейся, засасывающей ямы. Ступни тонули в ставшей текучей, как вода, земле, не лучше были и камни, за которые я пытался уцепиться. Минуты борьбы с уносившим меня вниз камнепадом показались вечностью. Наконец с ободранными ладонями, полными камней сапогами и скрипящей на зубах землей я взобрался на относительно устойчивый гребень холма, на всякий случай уменьшая давление на податливую почву, упал грудью на гранитные осколки. Грохот обвала внизу стих, раздавалось только странное, с повизгиванием ворчание.

Поднявшись на четвереньки, я отполз подальше от края образовавшейся ямы, выпрямился, стряхивая со щек, кафтана, штанов земляной налет. Поискал глазами малолетнюю беглянку. Девчонка приплясывала на краю провала.

Приблизился к ней, с опаской поглядывая под ноги: с одной стороны, почва все еще не казалась надежной, с другой – на дне оврага должен был находиться орк. Его, конечно, присыпало, но вряд ли это надолго задержит зеленого гиганта.

– А-ях-хоу! Я добыла самого большого орка в Ничейных землях! – воскликнула, поворачиваясь ко мне, юная плясунья. Я все еще был слишком взбудоражен гонкой и внезапным исчезновением противника, взгляд затравленно рыскал по окрестностям, потом замер на моей спутнице. Та как раз развязывала стянутые узлом под подбородком толстые косы, которые я ошибочно принял за длинные уши-завязки у шапочки. Никакая это оказалась не шапочка, а курчавые и плотные, словно овечья шерсть, волосы, разделенные пробором посреди головы. – Что уставился?

– Ты… гномка?

– А кто же! – В ее голосе было не меньше удивления. Можете считать меня тугодумом, но во всей этой горячке я умудрился не заметить несколько очевидных моментов: недетского поведения маленькой беглянки или тех же ботинок на толстенной подошве с железными подковками. Впрочем, шагов с десяти я и сейчас принял бы собеседницу за обычную человеческую девчонку, ну, может, добавил бы года три к возрасту за цепкий взгляд. К тому же наряд, в отличие от обуви, у нее был совсем не «гномий» – на юбке и кофточке ни заплатки, ни бусины.

Оторвавшись от разглядывания гномки, я заглянул за край ямы и невольно содрогнулся: гоблин лежал на дне провала глубиной не меньше пяти-шести ярдов. Прямо из обнажившегося между задравшейся жилеткой и штанами пуза торчал грубо оструганный кол. Такие же колья еще в трех местах насквозь прошили толстую зеленую шкуру и теперь казали свои окровавленные острия. Орк был еще жив, вращал глазами, царапал землю скрюченными когтистыми лапищами, из полуоткрытой пасти доносились уже слышанные мною звуки – низкое утробное рычание, переходящее в визг и заканчивающееся горловым клекотом. Это была агония.

Я снова вздрогнул, когда заметил, что на вершине холма один за другим появились десять хиллсдунов. Их расовая принадлежность сомнений не вызывала и была заметна издали: плечистые, невысокие фигуры облачены в зеленые куртки, испещренные какими-то шнурочками, ремешками, костяными бляшками. Правда, ни одной блестящей детали я не разглядел. У троих на грудь падали окладистые бороды, остальные были гладко выбриты. Я невольно попятился. Меч остался на дне новообразовавшейся ямины, другого оружия у меня не было, а использовать «тихую смерть» в присутствии маленькой хиллсдунки я не считал возможным. Конечно, она не была шестилетним ребенком, за которого я ее принял, но и до совершеннолетия ей было далековато. Бессмертие по-разному проявляется во внешности перворожденных. Эльфы застывают на уровне человеческих 20–25 лет, за что и получили свое прозвище – вечно юные. У гномов же остановка происходит где-то в среднем возрасте. Владелице красной юбки вряд ли стукнуло больше семнадцати.

Заметив соотечественников, гномка вызывающе подбоченилась:

– Ну что, Голдун, как я тебя уделала? Тебе такого большого зеленого сроду не завалить!

Как потомственный ювелир я прилично изъяснялся на языке подгорных жителей, так что без труда разобрал дерзкую речь. Заросший до самых глаз курчавой бородой гном фыркнул что-то себе в усы, но перечить не стал, размер гоблина и впрямь был внушительным. И, как я начал понимать, «маленькая беззащитная девочка» оказалась вовсе не такой беззащитной, а ее паническое бегство – не более чем искусно расставленной ловушкой. Вот только для чего нужно было так рисковать, завлекая в нее орка? Из мести? Никаких признаков праведного гнева на лицах подгорных жителей я не заметил. Напротив, они откровенно радовались, что орк попался в их яму, словно тот был охотничьим трофеем. Может, и я бы радовался гибели одного из своих извечных противников, и все же их оживление при виде умирающего гоблина оставляло неприятный осадок. Но в груди у меня екнуло не от этого: всего три дня назад наш отряд бился с хиллсдунами. Хотя на моем счету был только поверженный фойербард, причислить себя к друзьям подгорных жителей я больше не мог. Вовремя остановил руку, потянувшуюся к пустым ножнам на поясе. Гномы окружили меня плотным кольцом, отчего на теле вдруг выступила пренеприятнейшая испарина.

– Откуда он здесь взялся? – Голдун вопросительно взглянул на юную соплеменницу.

– А-а, увидел, как гоблин погнался за мной, пытался спасти. – Гномка рассмеялась. Остальным мое поведение тоже показалось забавным, кое-кто заулыбался. Меня же не отпускало напряжение.

– Раз уж это твоя добыча, решай сама, что с ним делать! – Голдун мотнул головой, и четверо безбородых хиллсдунов по его знаку принялись спускаться в яму. Я продолжал стоять, не зная, как отнестись к последней двусмысленной фразе. Гномка окинула меня насмешливо-оценивающим взглядом.

– Ладно, что с тебя взять, иди, куда шел! – переходя на эрихейский, милостиво разрешила она. Мне очень хотелось тут же последовать ее совету, но оставались еще пропавшие Ярвианн и Суслик. Совесть властно напомнила, что они попали в переплет не без моего участия. Да и меч неплохо бы вернуть. Я решил начать с последнего.

– Не сочтите за дерзость, господа рудокопы,[13] – обратился я к оставшимся наверху гномам, – но у зеленого парня там внизу должен быть мой меч. Могу я получить его назад?

Голдун, выполнявший роль старшего, ненадолго задумался. Потом крикнул тем, кто в яме: «Гляньте там меч этого храбреца!» Рядом снова раздался хохот, зато вскоре один из хиллсдунов появился на краю провала, держа в руках клинок. Я сделал шаг в его направлении, но меня опередил Голдун. Взяв меч у сородича, он покрутил его в руках (оружие было добротное, но не из дорогих, простой солдатский одноручник), потом протянул мне вперед рукоятью. Я с благодарным поклоном принял меч, аккуратно вложил в ножны. Теперь бы самое время развернуться и сматываться подобру-поздорову, пока степенные рудокопы не передумали. Но я остался стоять, переминаясь с ноги на ногу – для того чтобы изобразить нерешительность, не нужно было и притворяться.

Между тем со дна ямы раздался призывный оклик. Как я понял, там не слишком ладилось с освобождением ловушки от трупа громадного орка. Больше не обращая на меня внимания, Голдун, а вслед за ним и его приятели полезли в провал. Наверху осталась одна вертлявая бегунья.

Пока обстоятельства складывались для меня благоприятно, я поспешил задать волнующий меня вопрос:

– Почтенная гаарни, до того, как встретить вас, я шел по следу одного эльфа, вы его тут случайно не видели? – С лица гномки тут же исчезла улыбка. – Он должен мне деньги, – поспешно добавил я. Ложь была неумелой и грубой. Я врал от отчаяния, в смутной надежде на то, что если и есть для гнома что-либо святое в этом мире, так это золотые монеты. И вопреки здравому смыслу, выдумка сработала. Вероятно, только гном и мог поверить в то, что кто-то способен преследовать должника в этих смертельно опасных горах.

– Сколько он тебе задолжал? – тут же прищурилась юная хиллсдунка.

– Много, – уклончиво ответил я, спешно прикидывая, какая сумма покажется достаточно значительной для златолюбивого народца.

Девчонка понимающе покивала. Вероятно, среди гномов не принято распространяться о своем финансовом состоянии.

– Что же, это твое дело. Ладно, идем.

Я не знал, стоит ли радоваться. Гномка не сказала, что видела эльфа. С другой стороны, что еще могло означать ее приглашение?

Поначалу я думал, что вход в подземный город расположен где-то неподалеку, но прежде чем подойти к неприметной ямке в земле, мы пересекли приличное лесное урочище. То самое, на опушке которого я впервые встретил юную гномку.

– Прыгай, – указала она мне на узкий (мне едва развернуться), но довольно глубокий окопчик. Мелькнула мысль, что это еще одна земляная ловушка, но, как говорится, назвался овощем… В общем, я спрыгнул, и тут же моим глазам открылся боковой лаз. Не дожидаясь указаний, шагнул в темноту подземного коридора. За спиной немедленно раздался стук тяжелых башмаков – это приземлилась на дно ямы моя спутница. Вжался в стенку, пропуская ее вперед. – Давай за мной. – Девчонка уже привычно ухватила меня за руку.

Коридор вскоре раздался вширь и в высоту. Первое время новая знакомая вела меня в полной темноте, потом в тоннеле заметно посветлело. Я закрутил головой в поисках источника освещения, но так и не нашел. Впрочем, гномы известные мастера собирать хитрые цепочки из зеркал, передающих свет с поверхности, должно быть, и здесь имелось нечто подобное.

Потом потолок с выпирающими из него древесными корнями сменился каменным. А еще спустя какое-то время вместо едва обработанного гранита по сторонам появились гладкие стены с искусно выбитым орнаментом. Бесконечный узор то ли сплетенных стеблей, то ли неведомых знаков вился вдоль всего прохода. Когда я уже решил, что придется заночевать в клятом коридоре, впереди открылась гигантская пещера. Недалеко от Карса тоже есть каменный грот, я как-то ходил туда на пикник с подружкой. С потолка там спускались переливчатые сталактиты, похожие на подтаявшие сосульки, иногда они смыкались со сталагмитами, растущими из пола. Здесь огромные сталактито-сталагмитовые колонны были отшлифованы до идеальных цилиндров; вроде бы беспорядочно разбросанные по подземному залу, они тем не менее весьма органично вписывались в интерьер пещерного дворца.

Задрав голову, я залюбовался совместным творением природы и подгорных мастеров, пока не заныла шея.

Аякса (так звали хиллсдунку) провела меня к одному из десятка выходов, имеющихся в зале.

– Нам сюда.

Новый коридор снова был темен. К тому же при виде множества тоннелей, ведущих из одной пещеры, в сердце пробрался холодок страха: если придется уносить ноги из гномьего города, как найти нужный путь в подгорном лабиринте? Ладонь привычно отыскала рукоять меча – ощущение оружия в руке всегда действовало на меня успокаивающе. Рядом с гардой пальцы нащупали кожаный мешочек со снадобьем от ожогов, врученный мне феей. Пятна от синей дряни навсегда въелись в куртку. Тут меня весьма кстати осенило. Сделав вид, что хочу напиться, отцепил от пояса фляжку с остатками воды, улучив момент, распустил мешок, всыпал едкую труху в воду, взболтал, окунул во фляжку палец. Когда в проходе в очередной раз посветлело, глянул на руку. Верхние фаланги указательного пальца окрасились в ярко-синий цвет. Дальше было не так уж сложно: когда тоннель вывел в новый подземный зал, я, брызнув на ладонь самодельной «синьки», невзначай коснулся стены рядом с проходом. Обернулся: синее пятно на серой стене было неброским, но вполне заметным для того, кто знает, что и где искать. Подобные метки я продолжал расставлять на всем протяжении пути. Коридор имел множество ответвлений; чем дальше, тем больше в сторону от него отходили новые тоннели, так что я щедро пятнал каменные своды, благо смеси во фляжке оставалось довольно много.

Наконец нам открылся настоящий пещерный город. Красоты сталактитовой пещеры меркли в сравнении со здешними. Тут были и статуи из переливчатого известняка, и потрясающие барельефы. (А вот драгоценных камней, гроздьями растущих прямо из стен, о которых ходит столько легенд, я что-то не приметил.) Немного сбивало с толку ощущение странной вывернутости, мы были как бы одновременно внутри и снаружи огромного зала. Тут и там на глаза попадались то дверь, то окно из горного хрусталя, но если удавалось бросить взгляд сквозь стекло, вместо улицы за ним оказывалась еще одна комната. И повсюду сновали деловитые гномы. При виде меня некоторые удивленно останавливались, и абсолютно все провожали подозрительными взглядами. Кое с кем моя спутница поздоровалась, пару раз встречные принимались выспрашивать у гномки, откуда я взялся и куда мы идем.

– К старейшинам, – каждый раз коротко отвечала она. Я и сам был не прочь порасспросить юную поводыршу о ее планах, но счел за лучшее помалкивать.

У огромной, больше похожей на ворота двери Аякса остановилась. Толкнула – створки разошлись на удивление легко.

– Заходи.

Открывшийся холл убранством мог соперничать с парадными залами герцогского дворца в Каннингарде (я был там однажды вместе с отцом, когда получал у Его Светлости грамоту на поступление в Карскую академию). В лампах за цветными, мелко ограненными стеклами мерцал огонь. Разноцветные сполохи бродили по мозаичным стенам. За рассматриванием изображенных на них картин и диковинной мебели из камня я как-то упустил из виду десяток бравых бородачей в высоких, чалмообразных шапках, дежуривших в разных концах холла.

При нашем появлении они, словно фигуры на волшебной шахматной доске, пришли в движение, направляясь к нам с Аяксой.

– Я к Мелинготу, – небрежно бросила хиллсдунка, проходя мимо разодетых стражников. – А ты подожди здесь, – повернулась ко мне.

Я кивнул, с недобрым предчувствием наблюдая, как стягивается вокруг меня «петля» вооруженных рудокопов. «Ну все, теперь точно вляпался!» – пронеслось в голове.

Ждать пришлось долго. Первый час я простоял, переминаясь с ноги на ногу и незаметно вытирая о штаны потеющие ладони. Казалось бы, чего тревожиться такому смертнику, как я? Но инстинкт самосохранения продолжал бить тревогу, не желая внять доводам разума. Окружавшие меня гномы выглядели в чем-то даже комично: Длинные, чуть не до пят золоченые кольчуги, клевцы с вычурными обухами в виде головы грифона. Обмотанные Шелковыми платками шлемы, которые я вначале принял за чалмы, навевали воспоминания о воинах калифата. Недаром мне в голову пришла ассоциация с резными шахматными фигурками – игры, которой так любят забавляться бискарские калифы.

Устав постоянно ждать удара в спину, на втором часу я отыскал глазами гранитную скамью у стены, присел, вытянув натруженные длинными переходами и долгам стоянием ноги. Охранники молча пропустили меня к лавке потом так же плотно обступили ее.

Когда наконец появилась Аякса, я успел порядком проголодаться и страшно хотел пить. К сожалению, испорченная «синькой» вода для этого больше не годилась.

Гномка была не одна, вместе с ней явился благообразный коротышка с лицом гладким и румяным, как у девушки, но с короткой русой бородой. В руках он держал серебряную дощечку с зажимом на конце, в густых волосах за ухом пряталось стило. «Секретарь», – решил я, переводя вопросительный взгляд на Аяксу.

– Идем, Мелингот согласился принять тебя. Расскажешь ему, зачем тебе понадобился эльф.

– А кто такой этот господин Мелингот? – как можно тише и вежливее осведомился я, следуя за ней и секретарем в покои неведомого вельможи.

– Он распоряжается тут, в городе, – без малейшего почтения в голосе пояснила Аякса.

Откровенно говоря, я был поражен. Представить невозможно, чтобы у нас в Каннинге, да и в любом другом человеческом королевстве, первый встречный мог вот так запросто попасть на прием к градоначальнику. А если еще вспомнить, что город этот находится в Гномьих Горах!..

Принимавший нас гном выглядел внушительно: выше всех своих сородичей, которых мне довелось встретить за последние несколько дней, с вьющейся русой шевелюрой и ухоженной бородой. Некоторое сходство с тащившимся рядом секретарем навело меня на мысли об их родстве. Мелькнула даже идиотская идейка: если дело примет совсем скверный оборот, схватить «молодого» гнома, приставить к горлу меч и поторговаться с «папашей». «Ага, а потом выяснится, что никакой это не сын, а до Края надоевший градоправителю служитель! То-то он повеселится!»

– Здравствуй, пришелец, – приятным баритоном обратился ко мне Мелингот со своего каменного кресла-трона, в котором восседал, – расскажи, что привело тебя к нам.

– Многоуважаемый хозяин, да не иссякнут златоносные жилы в ваших горах… – Кланяясь, я как можно незаметнее осмотрелся: охрана осталась за дверью, кроме меня, секретаря, Аяксы, ну и, конечно, Мелингота, развалившегося в кресле, в зале никого не было. – Я явился сюда…

У меня было время приготовиться к расспросам и мысленно набросать историю мнимого должника: якобы эльф явился к моему отцу – заказать оружие, но, получив меч, обругал работу и не расплатился. А я вроде решил вернуть отцу клинок или стребовать деньги, поэтому нанялся под чужим именем в караван… Насчет каравана – долго сомневался, стоит ли упоминать об оставленных мною товарищах. Потом решил, что гномы наверняка уже знают о них, хоть от того же Суслика. А моему рассказу и так не хватало правдоподобия! Когда же принялся излагать его Мелинготу, то собственные слова показались просто катастрофически неубедительными: врать хиллсдунскому старейшине – это вам не то, что пудрить мозги юной гномке! «Сейчас он кликнет охрану, – судорожно билось в голове. – Странно, что они не вошли следом за нами, хотя, может, я недооцениваю секретаря. Вот подаст градоначальник знак, а он хрясть мне своей серебряной дощечкой по зубам, и тут же – стило в сонную артерию…» От волнения я понес уже полную околесицу, углубившись в подробности ювелирной работы, цены на алмазы, которые якобы пошли на украшение меча. Хотя, может, это и решило дело в мою пользу.

– Предположим, твой должник у нас. Какая тебе теперь с него польза? Ни меча, ни денег при нем не было.

«Ну насчет меча это вы загибаете…» Вслух я этого, естественно, не сказал. Да и вопросец-то был задан не из легких: действительно, на кой ляд мне плененный хиллсдунами эльф?

– Хочу получить с него долговую расписку, – вовремя сориентировался я.

Мелингот какое-то время обдумывал услышанное, его молчание показалось мне угрожающим.

«Спокойно, – напомнил я сам себе, – пока что никто подземном городе тебе ничего дурного не сделал».

– Отведи его в храм, – наконец вымолвил Мелингот обращаясь к моей новой знакомой, потом вполне милостиво кивнул мне: – Что же, удачи тебе, странник, в другой раз не связывайся с эльфом!

Когда мы вывалились из подземного дворца, я почувствовал, что рубашка прилипла к спине от выступившей испарины; а еще говорят: врать – не мешки ворочать. Это смотря кому врать! Я бы с удовольствием присел где-нибудь перевести дух.

– Ну что, в храм? – Аякса была неутомима.

– Попить бы сначала, – попросил я.

– Да и перекусить не помешает, – подхватила она. – А эльф никуда не убежит. – Девчонка крутанулась на толстых каблуках. – За мной! – Дернула на себя какую-то дверь. За ней оказался коридор или ход, в смысле подземный переулок – в городе хиллсдунов одно мудрено было отличить от другого. Свернув несколько раз, оказались снова в здоровенном зале. Прямо посреди него тянулся ряд печей, в каменных теснинах, прикрытых сверху чугунными плитами, пылал огонь, пар, поднимаясь к потоку, втягивался в гигантские кожаные раструбы. Вокруг деловито сновали краснолицые, должно быть от жара, гномы. Накинутые поверх одежды белые фартуки забавно топорщились поверх пышных бород. На ближайшей ко мне плите весело шкварчала жиром сковородка. Рядом с ней на блюде, распространяя умопомрачительный аромат, высилась горка уже готового мяса. Рот у меня тут же наполнился слюной.