Печенька, или История Красавицы

Jacqueline Wilson

COOKIE

Text copyright © Jacqueline Wilson, 2010

This edition is published by arrangement with David Higham

Associates Ltd. and Synopsis Literary Agency.

Глава 1

Я включила телевизор, и как раз вовремя – только-только появилась заставка. На экране закружилось мультяшное изображение Сэма и Лили. Сэм приветливо махал рукой, Лили грызла морковку. Все быстрее крутилась картинка, и тут зазвучала песня:

– Кто сегодня к нам пришел?

Детские голоса хором ответили:

– «Кроличий домик»! Сэм и Лили!

Я тоже подпевала, совсем тихонько. Дома только мама, она, конечно, не против, что я смотрю передачу для маленьких, но все равно как-то стыдно. А вот если бы об этом узнали вредные девчонки из школы… Особенно Скай Уортли, Эмили Баррингтон или Арабелла Клайд-Смит! Они и так меня все время дразнят. Я прямо как будто услышала их злорадный смех и даже зажмурилась.

– Эй, привет! – сказал добрый голос в телевизоре.

Я открыла глаза. Мне улыбался Сэм – уже не мультяшный, а настоящий. Блеснув карими глазами, он чуть-чуть наклонил голову, и пушистая челка упала на лоб.

– Как дела? – спросил Сэм.

– Хорошо, – прошептала я.

Лили он держал на руках. Она такая большая – висячие уши задевают воротник Сэмовой клетчатой рубашки, а нижние лапки приходятся на уровне пояса джинсов. Сэм держал ее крепко, и она спокойно сидела у него на руках, моргая голубыми глазами. Она знала, что Сэм ни за что ее не уронит.

– Что сегодня было? Школа? – спросил Сэм, глядя на меня.

– Школа, – прошептала я.

– Которая? – спросил Сэм.

– «Леди Мэри Маунтбэнк». Я в прошлом году туда перешла.

И я вздохнула.

– Все так плохо? – сочувственно спросил Сэм.

Я задумалась. Вообще-то, в школе не совсем все плохо. Вот сегодня Рона Маршалл пригласила меня на день рождения. Когда она вручала мне розовое приглашение, то сжала мне руку и сказала:

– Приходи, пожалуйста, я буду очень ждать!

Мне нравится Рона, хоть она и дружит с этой Скай. Рона никогда меня не дразнит вместе с другими. Только смотрит смущенно, а один раз шепнула мне на ухо: «Не обращай внимания». Мне было приятно, что она так сказала, только как не обращать внимания, когда тебе кричат гадости прямо в лицо?

Мисс Вудхед тоже добрая, и ей понравились мои рисунки на тему Древнего Рима. Может показаться, что я хвастаюсь, но она сказала, что такая ученица, как я, – радость. Она мне это на ушко шепнула, и мне было ужасно приятно. А кто-то услышал, и на перемене уже полкласса повторяли и делали вид, будто их тошнит. Скай так старалась, что ее чуть на самом деле не вырвало прямо на школьную юбку. Вот было бы здорово!

Рассказывать обо всем Сэму времени не было, поэтому я просто пожала плечами. Он поймет.

– Лили нравится в школе, – сказал Сэм. – Но у них уроки совсем простые. Один листик салата плюс одна морковка плюс один кочан капусты – получается один кроличий завтрак! А чтобы Лили не слишком растолстела, я ей сделал беговую дорожку в саду. Лили, хочешь сделать зарядку?

Она кивнула.

– Пойдем посмотрим? – спросил Сэм.

Я тоже кивнула.

Сэм отнес Лили в сад и бережно опустил на дорожку. В дальнем конце лежали морковка, салат и капуста. Лили сразу помчалась туда. Она стелилась над землей, словно борзая, и уши у нее хлопали на ветру.

Сэм спросил:

– Если тебе мама положит еду в дальнем углу сада, ты тоже так понесешься?

А мы с мамой часто ели в саду. Получалось вроде пикника. Даже зимой иногда надевали пальто и шарфы, заворачивались в пледы и шли есть в сад.

– Еще бы! – сказала я.

Мама устраивала чудесные пикники. Она ничего такого не готовила – она вообще не умела готовить, – и все равно каждый пикник получался особенным, не похожим на другие. Иногда мама выбирала всю еду в каком-нибудь одном цвете: бананы, ананасы, сырные пирожные и лимонад или пирожки с томатной начинкой, клубника, яблоки, «Кит-кат» и малиновый сок. Иногда пикник был посвящен одной букве алфавита: сэндвичи, сосиски, сливы и слоеный пирог – мама покупала пирог в магазине и аккуратно вырезала кусочки в форме буквы «С».

Когда я была маленькая, мама сажала с нами за стол кукол и плюшевых медведей или позволяла мне нарядиться в платье диснеевской принцессы, доставала самую лучшую фарфоровую посуду, а разговаривая со мной, делала реверанс.

Я маму так люблю! Сэм это понимает. Слово «мама» он произнес очень мягко, потому что это особенное слово.

– Лили, а ты скучаешь по маме? – спросил Сэм, присев рядом с ней на корточки.

Лили не слушала. Она грызла капустный лист.

– Помнишь, Лили, как ты была новорожденным крольчонком?

Тут Сэм посмотрел на меня.

– Знаешь, она была совсем крохотная. Вот такая! – Сэм сложил руки лодочкой.

Я тоже сложила вместе ладони и представила, что держу пушистого малюсенького крольчонка.

– А ты помнишь себя младенцем? – спросил Сэм. – Наверное, ты была ненамного больше Лили! У тебя есть фотография того времени?

Я кивнула. Мама хранила ее у себя в кошельке, хотя фотография уже вся измялась и потрескалась. У папы такая же фотография стояла на работе на письменном столе, в серебряной рамке. Я ее ужасно стеснялась. Я там лысая и толстая, и даже без подгузника. Пуп заклеен пластырем, и всю попу видно.

– Ты наверняка была очаровательной! – засмеялся Сэм.

Я не улыбнулась в ответ, а только прикусила губу. Я была совсем не очаровательной, скорее какой-то уютной, пока была маленькая. Мама рассказывала, что целыми днями держала меня на руках, так ей это нравилось. Она плакала от счастья, что у нее родилась дочка.

Папа тоже плакал.

Обычно папы не плачут, тем более – такие строгие, как мой. А он плачет очень часто. Плачет, когда смотрит кино по телевизору, даже детские мультики вроде «Короля-льва» и «Красавицы и Чудовища». Плачет, когда в новостях показывают, как спасли ребенка во время землетрясения или как безногий инвалид на протезах участвует в забеге. Когда в конкурсе «Голос» или «Х-фактор» выигрывает его любимый участник, папа плачет навзрыд. Когда я родилась, он сказал, что я – победительница в специальном выпуске «Х-фактора». Папа взял меня у мамы из рук и прижал к груди.

– Наконец-то дочка! Я так о ней мечтал! И такая милашка! Щечки пухленькие, глазки голубые! Вот погоди, моя дорогая, когда волосики отрастут, наверняка ты окажешься блондинкой, как мамочка! Ты у меня вырастешь красавицей!

Тут он вдруг так радостно завопил, что я расплакалась.

– Джерри, давай я ее возьму, – встревожилась мама.

– Красавица! Понимаешь? Так мы ее и назовем, нашу кровиночку! Дилли, скажи, правда чудесное имя для нашей дочурки?

Мама клянется, что это имя ей сразу показалось ужасным. Но спорить с папой уже тогда было невозможно.

И меня назвали Красавицей. Дурацкое имя! Глупое и показушное, даже если бы я каким-то чудом оказалась на самом деле красивая. А я совсем не красивая! Не в маму уродилась, а в папу. Я низенькая и толстая. Когда я подросла, голубые глаза стали зелеными, как крыжовник. Да и все равно их не видно, потому что я хожу в очках. Волосы у меня мышиного цвета, длинные и не вьются. Мама пробовала их закреплять заколками и ленточками, но они на моих волосах не держатся. Понятно, почему Эмили, Арабелла и Скай меня дразнят. Все надо мной смеются из-за этого имени.

Только я не смеюсь. Сижу и глупо, по-детски реву – дома, в безопасности, с Сэмом и Лили.

– Эй, не плачь! – сказал Сэм.

Мне стало стыдно. Я шмыгнула носом и прошептала:

– Я не пла́чу.

Очки как будто дождик забрызгал изнутри. Я просунула под них палец и стала протирать стекло, словно дворником в машине.

– Может, лучше вытереть их краем футболки? А то размажешь только, – ласково предложил Сэм. – Так о чем ты не плачешь?

– О своем дурацком имени! – всхлипнула я. – Красавица!

– По-моему, Красавица – замечательное имя! Такого ни у кого больше нет.

– Ничего замечательного. И мне совсем не подходит! Скай Уортли говорит, меня надо было назвать Уродиной.

– Скай – дуреха, – сказал Сэм. – Я думаю, она тебе просто завидует.

– Ой, Сэм, в первый раз слышу, чтобы ты сказал такую глупость! Чему тут завидовать? У нее чудесные длинные вьющиеся волосы и большие небесно-голубые глаза, а еще она умная, прекрасно танцует, Рона – ее лучшая подруга, и… и…

– А у тебя волосы такого цвета, как морской песок, и большие зеленые глаза, и ты еще умнее, чем Скай, и кому нужны эти танцы, и у тебя тоже есть друзья – я и Лили.

– Правда? Вы мои друзья?

– Конечно, а то как же! Правда, Лили?

Сэм наклонился и почесал ее за ушами. Лили перестала жевать, оглянулась и так закивала головой, что уши закачались.

– А вы – мои друзья! Самые, самые лучшие на свете! – счастливо прошептала я.

Мы улыбнулись друг другу, и Сэм шепнул:

– До завтра, Красавица!

Потом он сказал громче:

– Наша передача подходит к концу. Лили, ты уже наелась, пора возвращаться в клетку! А тебе, мой друг, не пора есть? Интересно, что у тебя на ужин? Лили, как видишь, обожает капусту, но мне почему-то кажется, ты вряд ли выберешь сырую капусту. Может быть, она нравится твоему домашнему любимцу? Знаешь что, нарисуй любимую еду своего питомца и пришли ее мне! Адрес ты знаешь: передача «Кроличий домик», Сэму. Пока!

Он помахал рукой и помог Лили помахать лапкой.

– Лили тоже прощается с тобой, – сказал Сэм.

Я сказала:

– Пока, Сэм! Пока, Лили!

Экран потемнел, а потом на нем закружились нарисованные Сэм и Лили, и зазвучала музыка.

– Кто к нам в гости приходил?

– «Кроличий домик», Сэм и Лили! – пропела я в ответ.

– «Кроличий домик»! – пропела мама, выходя из кухни. – Солнышко, подкрепиться хочешь? Я купила булочки с розовой глазурью – знаешь, у которых внутри варенье.

– Папа же запретил мне их есть.

Когда мы ходили в торговый центр «Цветочная поляна», мне дали такую булочку, я ее куснула, а варенье брызнуло и заляпало мою голубую блузку с оборками. Папа так ударил меня по руке, что булка упала на пол.

– Не покупай ей больше эту розовую дрянь! – зашипел он на маму. – Смотри, такая нарядная блузочка испорчена! И не разрешай ей объедаться, она и так разжирела.

Мама покорно пообещала, что больше не будет покупать мне булочек, и поскорее увела меня в женский туалет – оттирать варенье с блузки. Я поплакала немножко, а мама меня обняла и попросила развеселиться, а то, если папа увидит меня с грустным лицом, еще больше рассердится. Я постаралась, хотя мне было очень грустно. Булочки с розовой глазурью – мои любимые.

– Сейчас можно, папа не узнает, – сказала мама. Погоди секундочку!

Она принесла из кухни две булочки с розовой глазурью на наших самых красивых блюдечках – в виде зеленого листка.

– И я с тобой перекушу, – сказала мама.

Мы уселись по-турецки на пушистом белом ковре и стали есть булочки.

Я сказала:

– Вкуснятина!

– Да, вкуснотища! – согласилась мама.

– Как бы мне только вареньем опять не заляпаться.

– Да-да, мне тоже! – Мама лизнула глазурь, как будто это была не булочка, а леденец.

Мы сидели и дружно жевали.

– Мама…

– Что?

– Мам, как ты думаешь, почему папа так часто… – Я не смогла придумать подходящего слова.

– Сердится? – подсказала мама.

Папа не просто сердится. Все гораздо страшнее. Он как будто вулкан – никогда не знаешь, когда случится извержение и тебя зальет кипящей лавой.

Мама поерзала и придвинулась ближе – мы чуть не стукнулись коленками.

– Не знаю, почему он такой, – сказала мама. – Раньше я думала, что сама виновата. Иногда я бываю такой бестолковой… Но ты-то у нас умница-разумница! Не за что на тебя так орать. А я никак не придумаю, что сделать, чтобы он перестал. Пробовала с ним поговорить, но он еще больше злится.

Мама стала такая несчастная, что мне сделалось стыдно. Я поскорее запихала за щеку остатки булочки и обняла маму.

– Пожалуйста, не расстраивайся! Папа не все время сердится. Иногда он бывает самым чудесным папой в мире.

Иногда.

Очень-очень редко.