Пехота вермахта на Восточном фронте. 31-я пехотная дивизия в боях от Бреста до Москвы. 1941—1942

Вартегау

Мы стояли во французской провинции Нормандия, в Мортене, Сурдевале и окрестных деревнях, когда в 31-ю пехотную дивизию поступил приказ от 6 сентября 1940 года, отменявший прежнее распоряжение о подготовке вторжения в Англию и ставивший задачу передислокации 82-го пехотного полка. По соображениям секретности место назначения полка не было нам сообщено. Было лишь приказано подготовиться к пятидневной поездке по железной дороге.

Несколько дней спустя полк был уже в Вартегау[40]. После четырехдневного пути поезд штаба полка ранним утром 14 сентября прибыл на станцию Вайценфельд в Плешене (польский Плешев. – Ред.). Там нас оповестили, что мы прибыли в пункт назначения. Перспектива задержаться здесь надолго никого из нас не прельщала: неприметная, убогая железнодорожная станция, забытая богом деревня, серое, без просветов, небо, с которого сыпался мелкий моросящий дождь, и осенний холод, и бескрайний тусклый горизонт – все это отнюдь не облегчало нам смену живописных нормандских пейзажей на унылую восточную равнину. Молодежь была сильнее разочарована тем, что в отправке из Франции видела поначалу предзнаменование мира и возвращение в места постоянной дислокации – в Геттинген и Нортхайм.

Семимесячное пребывание в Вартегау в военном отношении оказалось весьма полезным для подготовки к войне с Россией, но первоначальные надежды на уют и отдых очень скоро развеялись как дым. Местность эта, вопреки первому впечатлению, оказалась очаровательной и прелестной. У тех, кто пробыл там те месяцы, Плешен (Плешев), Кошмин (Козмин) и Яроцин оставили самые приятные воспоминания о начале долгого и трудного пути, который было суждено впоследствии пройти полку. Мы никогда не сможем забыть душевное расположение и гостеприимство, проявленное в отношении нас жившими там немцами, пережившими в 1918 году смену государственности, но оставшимися верными своему немецкому происхождению. Этим людям было тяжело переносить неопределенность будущего уже тогда – никто не знал, будет война с Россией или нет. Они во всяком случае надеялись, что вооруженного конфликта с ней удастся избежать. Для населения этих немецких пограничных земель поражение обернулось бы окончательной потерей родины и имущества.

Разница в культуре между польскими территориями и бывшей прусской (до 1919 г.) провинцией Позен (Познань) – Вартегау – была просто разительной. Внешний вид городов, деревень, дорог и сельскохозяйственных угодий, расположенных по эту сторону имперской границы 1918 года, был чисто немецким. Собственно Польша начиналась по ту сторону реки Просны. Сто двадцать пять лет прусского господства подняли позенские земли до уровня остальной монархии. Просна стала разграничительной линией между страной прусских колонистов и сферой славянского влияния.

В противоположность неблагоприятным условиям расквартирования, с которыми столкнулись части 31-й дивизии, расположившиеся в польских районах в Калите, Кутно и Лодзи, части, устроившиеся в Плешене (Плешеве), Яроцине и Кошмине (Козмине), наслаждались почти мирными условиями жизни. В том, что касалось сооружений для размещения и тренировки личного состава (казармы, плацы, стрельбища и полигоны), здесь нам были созданы самые благоприятные условия. Служба проходила, можно сказать, практически в условиях мирного времени, что было очень полезно для планомерного обучения солдат и поддержания дисциплины.

Затем последовали весьма болезненные изменения в составе ядра нашего полка. Во вновь сформированную в Бергене (близ Целле в Нижней Саксонии к северу от Ганновера) 131-ю пехотную дивизию были переданы некоторые подразделения 31-й пехотной дивизии. Одному только 82-му пехотному полку пришлось отправить в Берген 3-й батальон[41], противотанковую роту и роту полевых орудий, а также, помимо этого, передать в 12-й пехотный полк 31-й пехотной дивизии часть личного состава. Все эти перемещения касались только людей; вооружение и обмундирование они получали в тех частях и подразделениях, куда их переводили. Оружие, боеприпасы, военное оборудование, лошади, повозки и автомобили остались в распоряжении 82-го пехотного полка, командованию которого пришлось восполнять убыль личного состава за счет внутренних резервов и прибывшего с родины в октябре 1940 года пополнения. Уровень боеспособности ослабленного по численности почти на треть полка в течение нескольких месяцев оставался весьма условным. То, что за время передышки в военных действиях зимой 1940/41 года нам удалось ликвидировать это ослабление, вызванное раздроблением частей и соединений, не в последнюю очередь было связано с тем, что командование сухопутными силами поняло, что дальнейшее раздувание количества соединений скажется на их качестве и боеспособности.

Использование боевых частей в качестве учебных было новшеством в немецкой действующей армии. Мы от души приветствовали это нововведение, так как передачу под нашу ответственность обучения и воспитания пополнения мы рассматривали как действенное средство быстрого приобщения молодых солдат к духу и качеству испытанных в боях войск. Для решения этой задачи 82-й запасной батальон в Гёттингене с полным пониманием ее смысла снабдил нас учебными пособиями и полевым оборудованием. Самая большая трудность в обучении молодых рекрутов заключалась в нехватке обучающего персонала, который понес потери во время кампаний в Польше и Франции. Но самая главная причина нехватки подготовленных офицеров и унтер-офицеров была обусловлена резким увеличением численности вооруженных сил перед войной. Первоочередной и нелегкой задачей стало устранить эту трудность, подготовив в течение нескольких недель инструкторов из имевшихся в наличии офицеров, унтер-офицеров и опытных солдат. Восемь месяцев, прошедших с октября 1940 года до начала русской кампании, были не таким уж большим сроком для того, чтобы тщательно выковать из семисот новобранцев полноценных солдат, а затем обучить их действиям в составе части для того, чтобы восстановить боеготовность полка. «Превосходство наших войск над войсками противника является таким впечатляющим, что оно, должно быть, околдовало нас, тем более что есть основания полагать, как нам и хотелось бы, что в отношении противника отнюдь не требуется тот уровень подготовки, которого мы хотим добиться»[42]. Это справедливое в отношении французской кампании суждение не соответствовало требованиям, которые могла выдвинуть война против России. В свете грандиозных задач предстоящей войны на Востоке нельзя было считать достаточным вообще любой имеющийся уровень военной подготовки войск. Только, возможно, самая высокая степень знаний и умений, высочайший уровень личной боеспособности и умения действовать в составе подразделений могли в какой-то мере гарантировать соответствие войск чрезвычайным требованиям восточноевропейского театра военных действий. 25 ноября 1940 года командир 31-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Кемпфе, на основании указаний высшего командования, собрал командиров частей вверенной ему дивизии и сообщил им о том, что у Германии нет никаких «военных планов против России»[43]. Тем не менее командиру 82-го пехотного полка настоятельно посоветовали не ослаблять усилий по воспитанию и обучению личного состава вверенной ему части, имея в виду возможность борьбы на Востоке. Обе книги Коленкура[44], другая литература о походе 1812 года, книги о других зимних кампаниях, а также собственный трехлетний опыт боев в России в Первую мировую войну сыграли большую роль в психологической и военной подготовке 82-го полка к выполнению будущих задач. Морозная и снежная зима 1940/41 года была самой природой предназначена для того, чтобы дать наглядное представление о том, что нам, возможно, предстояло. Той зимой мы пользовались любой возможностью, чтобы приучить войска к тяжелым действиям в суровых зимних условиях. Уже тогда нам стало ясно, что наши автомобили не выдерживают тяжелых зимних условий и отказывают на сильном морозе и при мощном снежном покрове. В этой ситуации незаменимым транспортным средством становились лошади. Транспортная связь между тремя местами расквартирования полка осуществлялась исключительно верховыми и на санях. В результате введения конной эстафеты расстояние между городами Плешен (польский Плешев) и Яроцин (24 км) удавалось покрывать за 1 час 45 минут. Опыт той зимы позволил нам подготовиться к тому, чтобы в случае необходимости перевести моторизованную противотанковую артиллерию полка на конную тягу. Офицеров, унтер-офицеров и солдат этой роты обучали искусству верховой езды и управления гужевыми транспортными средствами, а также правилам содержания лошадей и ухода за ними. Этот подход целиком и полностью себя оправдал во время военных действий в России осенью 1941 года.

Представители высшего командования навещали нас редко. Из Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), из Главного командования сухопутных сил (ОКХ) и командования группы «Центр» мы вообще не видели никого, а генерал, командовавший XII армейским корпусом, которому подчинялась 31-я пехотная дивизия, появлялся в нашем расположении от случая к случаю. Напротив, командующий 4-й армией фельдмаршал фон Клюге заезжал в расположение 82-го пехотного полка каждый раз по пути из Варшавы, где размещался его штаб, на родину и на обратном пути. Его визиты, которые он наносил без предупреждения, никогда нам не мешали. В литературе идут споры о позиции фельдмаршала в отношении событий 20 июля 1944 года; надо, однако, сказать, что он всегда с большой теплотой относился к заботам и нуждам войск. С Клюге можно было откровенно обсуждать как проблемы стратегического масштаба, так и мелкие вопросы военного быта. Клюге был настоящий солдат и мог многое простить подчиненным за мужество и верность долгу. Но фельдмаршал был строг и поэтому внушал страх людям слабым и нерешительным. Он всегда проявлял понимание и сочувствие к пехоте, которая всегда несет на своих плечах основную тяжесть боевых действий.

Начавшееся выдвижение восточной германской группировки на исходные позиции сделало заметным ограничение возможностей расквартирования уже в начале марта 1941 года. Кошмин (польский Козмин) пришлось освободить для других частей, и 3-й батальон 82-го пехотного полка был переведен в Плешен (польский Плешев) на запасные квартиры. Это перемещение в самый разгар обучения пополнения было тем более болезненным, что, помимо всего прочего, сокращало время, отведенное на боевую учебу. После многочисленных противоречивых приказов Главного командования полк в конце марта получил окончательный приказ выдвинуться из Плешена (Плешева) и Яроцина на Вартский войсковой полигон близ Позена (Познани).

Так как 82-й пехотный полк пробыл в Плешене (Плешеве) и Яроцине больше полугода, он накопил там значительные запасы обмундирования и снаряжения (между прочим, мы специально получили из Германии бывшее в употреблении обмундирование, чтобы сберечь хорошую форму на случай начала боевых действий), а также изготовленных собственными силами учебных пособий и оборудования. Теперь, в преддверии передислокации, надо было решить, что делать со всем этим имуществом – оставить его на месте или отправить в Германию. Для того чтобы принять решение, отвечавшее интересам войск, нам нужна была ясность относительно длительности пребывания на Вартском полигоне и его дальнейшего перемещения – будет ли он передислоцирован дальше или вернется в Плешен (Плешев) и Яроцин. Царившая в штабах высшего командования неопределенность относительно дальнейшего применения полка очень сильно осложняла подготовку мероприятий, связанных с выдвижением из Плешена (Плешева). Кабинетным штабистам зачастую хватает нескольких слов для того, чтобы отдать приказ о передислокации того или иного соединения. Выполнение же этого приказа требует большой и кропотливой работы, трудность которой усугубляется неопределенностью указаний высшего командования относительно диспозиции войск. Выступление войсковой части, которая провела долгое время на одном месте, требовало известного времени на подготовку к восстановлению готовности к маршу и решения вопросов о целесообразности складирования запасов на прежнем месте или их перевозки в другое место.

Высшее командование практически не позаботилось о подготовке квартир на пути следования части и о размещении войск по прибытии на полигон. При этом речь шла не о выдвижении на вражескую территорию, где мы могли бы сами легко позаботиться о размещении военнослужащих, а о марше по плотно занятой немецкими войсками территории, где возможность расквартирования зависела от разрешения местных гражданских и военных властей. Разумеется, что в этих условиях мы, насколько это было возможным, полагались только на себя. Тем не менее ввиду недостатка мест для стоянок войскам приходилось совершать большие переходы для того, чтобы покрыть расстояние от Плешена (Плешева) до Позена (Познани). Расстояние от Плешена (Плешева) до Вартского лагеря (120 км) мы преодолели за два с половиной дня. В переходе от Плешена до Нейштадта на Варте (ныне Нове-Място-над-Вартон) мы воспользовались той же дорогой, по которой выдвигался на позиции в битве у Лодзи в 1914 году[45]