Annotation
Характер ощущений доставляемых осознанием того факта, что ты являешься частью исторического процесса зависит от многих составляющих.
Во-первых, от того в чем заключается собственно сам процесс. К примеру, если это процесс распада государственности, финансового кризиса или геноцида, то ощущения вряд ли будут для вас приятными.
Другое дело – процесс «восстановление Империи». Тут сразу много нюансов: если Вам 18 лет, то это вызывает эйфорию, если 30 и у Вас есть дети – здоровую опаску и ожидание трудностей, если 45… Если Вы финансист или клерк, то конечно, будет забавно следить за передвижением флажков на карте, судачить с сослуживцами о политике или писать что-то зажигательное в блоге, если на Вас каска, а в руках автомат, и Вы на передовой, то у Вас будут совершенно другие чувства, весьма далекие от желания поговорить на тему геополитики.
Мог ли подумать Максим, обычный секретарь-референт, рассматривая планету в иллюминатор нового орбитального лайнера первого класса «СуГ – 55», что внезапные огненные росчерки и яркие вспышки - это конец старого мира? Долог путь из Канады в Москву, особенно если этот путь ведет сквозь мир после ядерной войны…
Часть первая: Глаза Земли
notes
1
Пепел в песочнице
Характер ощущений доставляемых осознанием того факта, что ты являешься частью исторического процесса зависит от многих составляющих.
Во-первых, от того в чем заключается собственно сам процесс. К примеру, если это процесс распада государственности, финансового кризиса или геноцида, то ощущения вряд ли будут для вас приятными.
Другое дело – процесс «восстановление Империи». Тут сразу много нюансов: если Вам 18 лет, то это вызывает эйфорию, если 30 и у Вас есть дети – здоровую опаску и ожидание трудностей, если 45… Если Вы финансист или клерк, то конечно, будет забавно следить за передвижением флажков на карте, судачить с сослуживцами о политике или писать что-то зажигательное в блоге, если на Вас каска, а в руках автомат, и Вы на передовой, то у Вас будут совершенно другие чувства, весьма далекие от желания поговорить на тему геополитики.
Погоня за удачей напоминает погоню за погремушкой на хвосте змеи. Ты бежишь за этим хвостом ,не зная, что Судьба – змея, которая опоясывая мир, стремится вцепиться в собственный хвост. Смотря только за удачей, ты рискуешь прозевать тот момент, когда твой мир станет слишком мал для змеи, и ты окажешься точно между змеиной пастью и хвостом в тот момент, когда она совершит последний рывок. Бегая от судьбы, постоянно с ужасом оглядываясь назад – никогда не поймаешь ее за хвост. Единственное что можно сделать – оседлать судьбу. Но для этого придется остановиться, посмотреть ей в глаза и встретить лицом к лицу.
Посвящается мое жене и моему другу Павлу Оленеву.
Часть первая: Глаза Земли
- Ну, все! Давай, пока… - Максим поцеловал жену – пора мне уже. На регистрацию опоздаю.
- Возвращайся скорее. Мы по тебе уже скучаем.
Ангела улыбнулась и быстро прижалась к мужу. Молодому, красивому, любимому и такому деловому. И уже уезжающему.
- Звони почаще. Я тебе в чемодан еще один костюм положила на всякий случай… и…
Расставаться совершенно не хотелось, и потому надо было еще что-нибудь обязательно сказать, чтобы хоть как-то отдалить момент расставания. Но все было уже сказано. Получалось как-то глупо… Она вздохнула, расстроилась, как будто только сейчас поверила в то, что он действительно сейчас уедет, отстранилась и отвернулась.
- Ладно. Давай. Опоздаешь.
Максим еще раз поцеловал жену в пробор, сильно, глубоко вдохнул запах ее волос.
- Ты только не расстраивайся, тебе, в твоем положении, это очень вредно.
И нажал кнопку лифта. Внизу уже ждало такси…
По статусу в фирме Максиму полагался личный водитель, но в этот раз он не воспользовался его услугами. И в аэропорт он не поехал. Он доехал до новостройки в Кунцево, набрал номер на домофоне и дождавшись когда откроют, вошел в подъезд. Поднялся на лифте на десятый этаж и позвонил в дверь квартиры. Дверь открылась, он вошел в коридор и в его губы тут же впились мягкие, податливые губы, пахнущие жареной картошкой.
Секс был быстрым и совершенно животным. После такого невозможно что-либо вспомнить. Именно это Максиму и нравилось. Еще ему нравилась та покорность, с которой ему отдавалась Оля. Эта покорность сладко щекотала нервы и была дополнительной приправой к сексу. При этом эта же покорность раздражала Максима во всех остальных случаях. Бесила. Он даже не мог долго находиться с ней в одном помещении. Она думала только об одном – как бы ему угодить, чтобы он остался с ней подольше, полностью растворялась в нем, была готова ради него на все – на все, что угодно. Поэтому Максиму сразу после секса хотелось бежать от нее, и он обычно задерживался «на чай» только из нежелания ее обидеть.
Во всем остальном она полностью удовлетворяла его как любовница: никогда сама не звонила, всегда ждала. Единственное – она была секретарем шефа и поэтому приходилось скрывать свои визиты, отказываясь от причитающегося автотранспорта.
В этот раз Максим не ограничился одним раундом – едва переведя дух, снова навалился на Олю, на этот раз со спины. Сладко мял ее, глядя на покорно наклоненную шейку и, наконец, разрядился прямо в нее, заставив ее закричать от радости.
Дорога в Шереметьево не задалась. Несколько раз приходилось съезжать с основного шоссе, чтобы объехать пикеты оппозиции, очевидно выставленные в надежде перехватить какую-нибудь важную шишку. Полиция пока не появилась и демонстранты творили, что хотели – жгли какие-то портреты, бросались камнями в проезжавшие машины. Водители не останавливались, не желая иметь дело с толпой.
Сразу после того как проехали Парковую произошел инцидент: на пытающееся объехать пикет такси неожиданно вылетел парень с транспарантом. Водила врезал по тормозам, но избежать удара не смог. Раздался скрип тормозов, потом сухо стукнуло. Мальчишка получил удар фарой, упал и исчез из видимости под капотом. Водитель сидел, вцепившись в руль, и таращил глаза на то место, где только что в лобовом стекле видел сбиваемого человека.
- Не выходите. – Максим произнес это спокойно, глядя водителю в глаза. – Вам там нечего делать. Просто вызывайте скорую.
Слова Максима как будто разбудили застывшего водителя. Он злобно зыркнул на пассажира.
- Да, что ж я - не человек?
И бурча что-то, вылез из авто. Обойдя машину, он лицом к лицу столкнулся с демонстрантами – крепкого вида молодыми людьми в спортивных куртках.
Максим достал сотовый и набрал номер гаража, одновременно закрывая и блокируя двери.
- Алло! Валерий Петрович?
- Максим? Слушаю тебя! – раздался в трубке массивный спокойный бас старшего по гаражу.
- Дядь Валера! Я на Московском шоссе у Пионерской. Мне нужен джип, охрана и, возможно медицинская помощь.
- Что там у тебя? Война?
- На демонстрантов нарвался. В аэропорт опаздываю. Водителю сейчас морду набьют – мы одного из демонстрантов сбили.
- Ну, это, конечно, причина. – добродушно грохотнуло в трубке, - Ладно. Жди. От Алтуфьево за тобой Сеня поехал. Не выходи из машины. Понял? Не выходи. Тебе по башке дадут, и вместо Канады в больничку поедешь.
- Понял, не дурак.
- Вот и ладушки.
Короткие гудки хронологически абсолютно точно совпали с мокрым, хлюпающим звуком первого удара по лицу таксиста.
Таксиста били недолго. Таксист был щуплый, и много ему не надо было. А во-вторых, пассажир в дорогом костюме всегда выглядит намного привлекательней для рукоприкладства, нежели его водитель.
Один из демонстрантов подошел к дверце машины и подергал ее.
- Вылезай! Чего сидишь?
- А чего мне снаружи делать?
- Помогать будешь.
Максим понятия не имел, чем он может помочь. Тем более, что товарищи сбитого почему-то первым делом начали не оказывать первую медицинскую помощь, а бить водителя. Значит либо насмерть, либо ранение не серьезно, либо на него вообще наплевать.
- Я уже вызвал милицию и скорую.
- Вызвал? Молодец! А теперь выходи из машины.
- Я под дождь не пойду. У меня зонта нет, а костюм дорогой.
- Вылазь давай, я кому говорю? Дождь, бля! – демонстрант ударил ногой в дверь такси.
В этот момент его отстранили, и второй демонстрант ударил в стекло железным прутом. Стекло хрустнуло.
«Ничего себе, пикет!» подумал Максим, «Ничего себе мирная демонстрация! Арматуру с собой приволокли или здесь нашарили? Как бы не убили».
В голове Максима вертелось множество совершенно бесполезных мыслей, ни одну из которых он не мог додумать до конца, но и выбросить их из головы он тоже не мог: они помогали не думать о главном – том, что сейчас будет и что делать?
От второго удара стекло лопнуло и обдало успевшего закрыть лицо руками Максима мелкими осколками, которые частью попали за воротник. Рука погромщика просунулась в машину и вытащила кнопку блокиратора замка.
Максим понимал, что сопротивление бессмысленно и даже вредно: им только и надо, чтобы он дал им какой-то повод, чтобы забить его. Он понимал, что надо терпеть и тянуть время. Его обязательно выручат.
Дверь автомобиля открылась и сразу несколько рук ухватив Максима за одежду, вытащили его из машины и резко швырнули на землю слегка размокшую от мелкого моросящего дождя.
«Хорошо, что жена положила еще костюм» подумал Максим растягиваясь в грязи «не придется тратить деньги на новый». Подумав о жене, он почувствовал прилив тепла и получил пинок в грудь.
«Да и хрен с ними. Пусть бьют» Он принял решение, и на душе от определенности стало сразу как-то легче.
- Ну, что вам от меня надо? – с легкой занудцей заговорил он – Ну, ехали мы себе в аэропорт! Зачем было прыгать на нашу машину? Ну, зачем, я вас спрашиваю?!
- О! Заговорил! – обрадовано отметил один из демонстрантов, схватив левой рукой Максима за грудки, толкнул его спиной к машине, одновременно отводя правую для удара и слегка прищуриваясь: - Сейчас все узнаешь!
Вой сирен подъезжающих на крейсерской скорости милицейских машин избавил Максима от совершенно не нужного ему знания. Боевики бросились в разные стороны, набиваясь в машины с явным стремлением скрыться как можно быстрее, бросив основную массу протестующих самостоятельно разбираться с ОМОНом.
Но успели уйти не все. Бронированный омоновский «Тигр» протаранил уже стартовавший форденок отступавших, и выскочившие «космонавты» с энтузиазмом принялись вязать и винтить…
Минуты две вокруг Максима царил полный бардак, кто-то бежал, кто-то кричал, кого-то били. Мелькали дубинки, брызнула кровь. Потом все неожиданно закончилось, как будто кто-то резко вырубил звук.
Сеня, оказавшийся здоровенным мордатым хохлом, приехал, когда дело уже шло к концу: повязанных уже загрузили в машины, старухи, бородатые очкарики и остальные неопасные митингёры медленно, ворча и ругаясь, выбрасывая транспаранты на обочину, расходились.
- Ну, в кого хоть врезались?
- Ох, черт я и забыл! Он же до сих пор под машиной!
Максим рванулся к такси, но под колесами лежала только мокрая от дождя фанерка с надписью «ПРАВИТЕЛЬСТВО ПОД СУД!» И стонал избитый таксист.
- Народ совсем с ума спятил. А что вы хотите? Безработица растет, кризис кругом… - рассуждал Сеня, одновременно крутя руль. – Работы нет, денег нет, развлечься негде. Вот и дурят. Вам, кстати, помощь не нужна?
Битый таксист скорчился на переднем пассажирском сиденье и в беседе участия не принимал.
- Нет, спасибо. Я тут сам сейчас, - кряхтел на заднем сиденье «Лексуса» Максим, пытаясь на ходу переодеться в новый, тот самый, положенный в чемодан женой костюм, при этом, не измазавшись о грязные ботинки, и вытряхнуть из за шиворота битое стекло.
После пары минут мучений, Максим пришел к выводу, что, не снимая рубашки, расправиться со стеклом не получится. Придется заголяться. Он снял рубашку, рассмотрел ее и плюнул – использовать ее вторично не вышло бы – спереди она была безбожно порвана, очевидно, в тот момент, когда неизвестный ему обидчик таскал его за грудки. Максим скомкал рубашку и кинул ее вниз под сиденья.
- Вот же скотина, испортил новую… Чёрт! Стекло застряло, у самой шеи воткнулось…
Сеня тормознул у обочины, вылез из машины и, обойдя ее, взял дело в свои руки.
- Так! Давай-ка, повернись. Что там у нас? Ерунда какая… Снимай майку – сейчас я тебя… - пропыхтел он, - Ну, вот и все. Можно одеваться. На шею я тебе медицинский клей прыснул, можешь без пластыря ходить – ранка пустяшная. А синяк потом чем-нибудь смажешь – ребра целы.
Когда снова поехали и Максим кряхтя, стал снова натягивать на себя майку, Сеня с легкой ехидцей спросил:
- Ты, я смотрю, парень такой здоровый, тренированный, в качалку наверное ходишь, что ж ты всех не раскидал-то? Или галстук пожалел?
- Тебя.
- Меня? – ,вкусно хохотнул Сеня.
- Таскал бы ты сейчас трупы на обочину, вместо того, чтобы меня в аэропорт везти, а я бы в наручниках в ментуре сидел. Если б не лежал.
- Да ты, брат – трепло! – положительно оценил качества пассажира Сеня.
Максим вздохнул и наконец, отчетливо понимая, что, слава Богу, все закончилось, сообщил:
- За это и ценят. Парня на обратном пути, - Максим кивнул на сидящего таксиста – забрось в больничку. В нашу. Оплата с моего счета.
После традиционного мытарства в аэропорту с бюрократами, бумажками, бесконечными верификациями чипа в паспорте, досмотром и попыткой заставить заголиться, Максима, наконец, пропустили к взлетной площадке.
Для этой поездки – важнейшей и планировавшейся уже два года, начальство денег не пожалело. Фирма целиком зафрахтовала орбитальный лайнер первого класса – «СуГ – 55» позволявший добраться до другой части света не за 8-10, а за 2-3 часа. Их начали выпускать на заводе «Сухого» недавно, в прошлом – 2057 году и даже простой билет стоил бешеных денег. Сам лайнер похожий на ярко-белого, как арктический лед, ската-манту крепился к спине «тягача» - тяжелого самолета, который должен был поднять ската к границе стратосферы и отсоединившись уйти обратно на посадку. Лайнер же должен был выйти в стратосферу и уже там, почти в космосе продолжить свой путь в далекие края.
Максим представил себе, как этот белый красавец мчится в надвоздушной черноте и его замутило.
Максим поднялся на лифте к люку, приложил билет к сканеру. Сканер пискнул и на экране появились его данные: Максим Константинович Токарев, 1-й класс, место 2-е, ряд первый и его фотография. Максим нажал кнопку подтверждения и вошел в внутрь. Огромный салон лайнера способный вместить триста с лишним человек казался практически пустым. Люди в строгих деловых костюмах, числом не более десятка, терялись на фоне сияющей белизны обстановки.
- Приветствую, господа! Простите за опоздание!
- Да уж наслышаны. - Юрий Сергеевич Макаров – «обожаемый босс», ласковым взглядом убийцы смерил Максима сверху донизу, как будто прикидывая размеры гроба. – Ты когда начнешь пользоваться нашими водителями? Что бы я сейчас делал, если бы тебя по башке кирпичом огрели? Кто будет по канадцам работать?
- Нашли бы замену. – пробурчал Максим тем не менее осознавая, что лоханулся.
- Нашел бы – ласково сказал Юрий Сергеевич, - Но для этого мне бы потребовалось выложить очень круглую сумму денежек. А человек был бы непроверенным – вот что неприятно. Из-за твоей дури дело было бы в руках неизвестно кого. Понял?
- Да понял я, понял…
- Нет, не понял. Канада – страна суверенная. На бумаге. А на самом деле всеми самыми важными делами для нас там рулят американцы и бритиши. Они уже полгода как стараются пронюхать, что надо от университета Торонто ООО «Инновационные разработки», которое они уже видеть не могут – столько мы им насрали по всему миру. Я двадцать лет в разведке отработал – столько им не насрал, сколько за пять лет руководства нашей шарашкой. Два года назад мы у них увели профессора Гийа со всем проектом по напыляемым органическим кристаллам. Заметь – не просто технологию сперли, а увели главную голову и треть лаборатории. Год назад ты сам мне делал документы по покупке никому не известной индийской фирмы и трудоустройству ее работников. И что? Теперь один из индусов едет с этой группой, чтобы определить, как далеко продвинулся канадец. А они пока даже и не могут догадаться, кем мы там интересуемся и по какому поводу. И уж поверь мне – они очень постараются разузнать все наши планы. А разузнав – все нам тут испоганить. А ты? – переходя к главному шеф автоматически повысил голос - Что ты вытворяешь? Ты – хуйней занимаешься! На бомбилах в аэропорт ездишь. Мальчишка! Как я тебя на работу после филфака твоего взял зеленью, так ты зеленью и остался! Любого другого я бы уже спихнул бы куда-нибудь. Только уважение к твоей матери меня и держит. Мать у тебя умница! Вот еще в иституте…
- Да, я знаю. Вы говорили. Умница, красавица, отличница, спортсменка… И я на нее очень похож, только дурак.
- Ты не дурак. Нечего на себя наговаривать и пытаться таким образом оправдаться. Ты взрослеть не желаешь категорически! Не желаешь и не хочешь понять, что такое – делать как надо от начала и до конца. Все время норовишь где-то схалтурить или развлечься. Надеешься на удачу и мозги. И то и другое у тебя, конечно, есть, но вот рассчитывать только на них ты права не имеешь! Нет у тебя такого права! Тщательность и порядочность! – шеф рубил ладонью воздух, так как будто превратился в автомат для нарезки хлеба. – Только тщательность и порядочность. И чувство долга. Ты должен делать дело не так как хочешь, как тебе удобно, а так как должен! Взрослым пора становится. А ты - сопляк. Так, что я постараюсь, чтобы ты и вправду понял. Чтоб до печенки дошло. А чтобы понималось лучше, лишаю тебя премии за этот месяц и четверти бонуса за эту поездку. А чтоб дошло еще лучше, сидеть всю дорогу будешь рядом со мной – я знаю, ты это терпеть не можешь.
Максим боялся летать и терпеть не мог момент отрыва самолета от полосы. Он стиснул зубы и глубоко вжался в кресло.
- Трусишь? Надо было выпить. – доброжелательно заявил Юрий Сергеич присаживаясь рядом. Он выпил еще в Шереметьево и, судя по всему, собирался проделать всю дорогу до места в состоянии легкого подпития.
- Со страху пить – не в кайф. Надраться надерешься, а ни расслабиться, ни поболтать. Я лучше книгу почитаю. Вот! - , Максим похлопал рукой по толстенному тому, - Сборник Станислава Лема. Нет ничего лучше, чем читать про инженеров Трурля и Клапауция, когда летишь на чем-то, что неизвестно кто проектировал и неизвестно кто обслуживает. Как-то больше веришь в человеческий разум.
- А я с твоего позволения… Сестричка! Мне виски! - Юрий Сергеич помахал в воздухе рукой как бы давая понять, что он в боевом настроении и готов общаться с «народом» попросту: похлопывать по плечу, бодрить, подмигивать и раздражать окружающих другими способами.
Максим понял, что почитать под аккомпанемент Юрия Сергеевича не получится и включил встроенный в переднее кресло телевизор, вынул из подлокотника таблетку-наушник и сунул в ухо. По телевизору давали новости.
- Посол США в России – Дмитрий Талбот заявил, что расширение военной инфраструктуры России к границам США в Венесуэле, Кубе, Никарагуа и Колумбии является дестабилизирующим фактором и нарушает оборонный баланс на планете. Президент Российской Федерации – Дмитрий Дмитриевич Волин отверг претензии, указав на сугубо мирный и оборонительный характер инициатив России. Он также заявил, что с момента вступления России в НАТО, российские инициативы носят исключительно мирный по отношению к США характер и направлены на укрепление инфраструктуры всего блока и расширению зоны соблюдения фундаментальных прав человека. Все разногласия между двумя партнерскими странами могут быть урегулированы во время саммита глав государств Большой Девятки, который должен начаться сегодня вечером сразу после прибытия новоизбранного президента США Мохаммеда Сайкса.
- Индия подписала контракт на поставку 15-и танков российского производства проекта Т-150 «Инок», которые идеально подходят для действий в условиях сильной радиации. Эти танки будут использоваться для боевого дежурства в районе Кашмира, где после Индийско-Пакистанского ядерного конфликта сохраняется высокий уровень радиации.
- Беспорядки в Париже, Берлине, Мадриде усилились. Полиция вынуждена применять боевое оружие. По пригородным кварталам наносятся авиационные удары.
- Радикальные исламисты – группа «Братья мусульмане» объявили о своем суверенитете на территории Франции и Швеции. Беженцы в количестве почти трехсот тысяч человек ждут разрешений на переход границ сопредельных государств.
Максим выключил звук, и некоторое время смотрел на немое изображение. На экране мелькали разгромленные улицы, горящие машины, демонстранты бросающие камни в полицию и полиция стреляющая в демонстрантов. Пролетели вертолеты. Под ними сразу вспыхнуло. Камера взяла крупный план, и огонь заполнил весь экран. Мир на экране горел. Мир стрелял. Мир взрывался, бунтовал и подавлял. Мир кричал.
- Стюардесса! Сто пятьдесят водки, апельсиновый сок и крабовый салат!
- Уважаемые граждане-пассажиры! Пожалуйста, пристегнитесь! Наш лайнер набрал максимальную высоту Возможны неприятные ощущения: головокружение, легкая тошнота. Пожалуйста, закрепите все лежащие на ваших столиках предметы в специальных пазах. Закройте емкости с жидкостями – стаканы и бутылки. Желающие могут полюбоваться видом нашей планеты в иллюминатор. Почти с такой же высоты когда-то смотрел на нее первый космонавт мира – Юрий Гагарин.
«Не надо было пить» подумал Максим, протирая глаза. «Не надо было пить водку» мысленно конкретизировал он. «Сейчас мне станет плохо, а это совсем не хорошо». Мысль была настолько глубока, и настолько точно отражала действительность, что Максим подумал ее еще несколько раз пока пристраивался на кресле поудобнее и пристегивал ремень.
Устроившись, он открыл шторку иллюминатора. Смотреть было страшно, но не посмотреть на Землю с такой высоты было бы глупо. Потом можно будет рассказывать дочке, а она будет внимательно слушать и хорошо себя вести. Максим вспомнил, как они однажды сидели в ванной, и он рассказывал ей про море. Про то, как в нем много воды, про корабли, про веселых и добрых дельфинов. Про дядю Иву живущего возле самого моря, к которому они обязательно поедут в гости. Про то какая у дяди Ивы большая белая борода, как у Деда Мороза. Он рассказывал и рассказывал, а дочка все слушала, смотрела на него и он видел как в ее глазах отражается все о чем он говорит: море, корабли, лодка дяди Ивы, на которой они «непременно-пренепременно поедут кататься», сам дядя Ива. Чудо продолжалось до тех пор, пока в ванну не пришла Ангела и не отправила Варю спать.
- Ты хорошо ей рассказывал.
- Любой будет хорошо рассказывать, если будут так слушать.
- Любого так слушать не будут. Иди ко мне, – улыбнулась жена - Ты очень, очень хороший.
Совершив над собой сверхусилие, Максим посмотрел в иллюминатор. Сначала голова немного закружилась, но Максим еще одним рывком взял себя в руки. Земля, которая на всех известных ему фотографиях всегда была голубой, сейчас была серо-синей, покрытой золотыми брызгами электрических огней. Жалко, что сейчас, наверное, будет падение и невесомость – придется тратить все свои силы на то, чтобы не сблевать. И то, наверное, напрасно. А так хочется посмотреть подольше – потом может получиться просто волшебный рассказ.
Лайнер слабо качнуло. Теперь лайнер будет сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, падать на планету пока не приземлится в порте недалеко от Торонто.
Максим оглянулся на начальника через плечо. Начальник пока еще мирно спал, но сейчас ощущение падения разбудит его и при этом не самым лучшим образом.
- Юрий Сергеич! – Максим рукой потряс начальство за плечо – Просыпайтесь. Сейчас падать будем.
- Вот всем «скаты» хороши, кроме одного – с непривычки мутит сильно. – сказал разлепляя глаза начальник – Пытка номер раз по китайскому каталогу.
Он перегнулся через Максима, чтобы посмотреть в иллюминатор.
- Ну-ка, пусти-ка – прокряхтел шеф – Красота! Погоди-ка! А вот это вот что?
- Где?
- Вот это вот! Вот это что?! – голос шефа хрипел и спотыкался на словах – Что… это… ..такое?
Над планетой, маленькие, чуть заметные на расстоянии, плыли, начиная свое падение десятки железных зерен.
Часть их еще парила, а часть уже достигла земли и в тех местах, где они падали у планеты открывались огненные глаза.
Десятками огненных глаз Земля изумленно смотрела на окружающий ее космос. Было тихо. Люди смотрели в иллюминаторы. Никто не кричал, не бился в истерике. Каждый переживал этот момент в одиночестве. Каждый сам задавал себе свои вопросы. Получится ли вернуться? Будет ли куда вернуться? К кому? Зачем? И ни один не находил ответа.
Второй пилот ушел в сортир и там застрелился из пистолета, предназначенного на случай захвата лайнера террористами. Максим помогал белой от ужаса и трясущейся стюардессе вытаскивать тело из фешенебельного, но почему-то единственного туалета лайнера.
Начальник службы безопасности лайнера в этот момент пытался установить связь с Москвой, с Торонто, хоть с кем-то.
Судя по количеству увиденных на поверхности Земли вспышек, а их было, в пределах видимости, что-то около полутора десятков, конец света не наступил. Пока.
Около половины всех скоплений золотых брызг исчезло. Очевидно, наступили перебои с энергией. Где-то внизу сейчас умирают самые беспомощные: больные, дети, роженицы, старики. Те, кому не прожить без аппаратов искусственной вентиляции лёгких, принудительного кровообращения, света, тепла и просто без посторонней помощи.
По ногам Максима побежали мурашки. Такое иногда бывало с ним, когда ему доводилось видеть открытую рану или большую ссадину.
Попало-ли по Москве? Ангелка с Варькой погибли? Или умирают прямо сейчас, вот прямо сейчас, когда Максим смотрит вниз? Лучевая болезнь, ожоги. Максим на секунду увидел лицо жены в ожогах. Сначала захотелось плакать, потом последовать примеру второго пилота и к черту застрелиться. Потом нестерпимо сильно захотелось покурить и выпить водки. Так, чтобы сначала было противно, а потом стало тепло и полегчало. Он подошел к трясущейся и размывавшей тушь по лицу форменными белыми манжетами стюардессе.
- Водка есть?
- Е-есть.
В каюте стюардов все было разбито. Виновник разгрома – молодой пухлый парнишка лет двадцати в форме стюарда сидел тут же на откидном стуле уставившись в пол и плакал.
- Это Давид. Он первый рейс с нами. У него родители в Нью-Йорке, бабушка в Питере, а дедушка в Израиле. В самых таких местах…
Максим захотел сделать доброе дело – парня надо было отвлечь.
- Давид! А где тут водка?
Давид поднял на Максима красные глаза, в которых плескался коктейль из боли и потом по ножу не смешивая жгучей ненависти, откинулся затылком на стену и произнес:
- Не-на-ви-жу-у-у!
Максим почувствовал свою заботу настолько неуместной, свои благие намерения настолько ненужными, а себя таким идиотом, что незамедлительно заткнулся и отошел подальше – к стюардессе, которая как раз достала из холодильника запотевшую бутылку «Столичной».
- Вот Ваша водка.
- Спасибо. А курить есть?
- Вообще-то на борту нельзя. – стюардесса помялась – но теперь уже как-то все равно. Держите.
- Давай на «ты».
- Давай.
- Я – Максим.
- Лена.
- Выпьешь?
- С одной стороны – почему бы и нет? А с другой стороны, я вроде как на работе.
- Да какая теперь работа,… Какая теперь… вообще хоть что-то теперь будет?
- Что-нибудь всегда будет. Так ты будешь пить или так и будешь стоять?
- Буду! – сказал Максим.
И не выпил. Поставил на стол фужер и обойдя Лену-стюардессу вышел из стюардской. На пороге он обернулся и отчетливо спокойно сказал:
- Ненавижу.
И вышел.
- А что я такого сделала? – Лена растерянно развела руками.
- Это он не про тебя – Давид вытер лицо влажной салфеткой. – Это он про себя. Он все пытается испугаться, а не может. У него тоже семья в Москве, он все пытается испугаться за них, а у него не получается. И он себя за это ненавидит.
- А откуда…
- Ты ж сама сказала, что у меня дед в Израиле. Там, с тех пор как арабы стали объединяться – такое творится… все время не успеваешь ни испугаться, ни порадоваться.
Начальник безопасников вышел из кабины пилотов очень спокойный, подтянутый, степенный – полная противоположность тому, как он туда входил. Он даже слегка улыбался.
- Дамы и господа! Порт в Торонто цел, функционирует и примет нас ровно через полтора часа.
Удивительно как много шума может создать десять человек, которых только что поставили в известность о том, что они не умрут и жизнь не кончена. Рты незамедлительно раскрылись.
- А Москва! Москва цела?
- А что с Нижним?
- А Питер? Питер?!
- О Новосибе что-то слышно?
Молодой человек индийской внешности встал с кресла и подойдя к безопаснику, что-то шепнул ему на ухо.
- Вот Вы можете не волноваться, господин Варуна – судя по всему, Индия не принимала участия в конфликте. Совсем. Но это все, что мне на данный момент известно. О России мне неизвестно ничего.
- Вы нам скажете, наконец, что вообще случилось? Или так и будете улыбаться как идиот и шептаться тут? – шеф раздраженно тискал галстук и вот-вот должен был выйти из себя окончательно – Вы понимаете, что тут люди, которые семьи дома оставили? Вы можете сообщить хотя бы масштабы произошедшего?
Безопасник каким-то механическим движением потрогал дужку очков - Юрий Сергеевич, если я не ошибаюсь?
- Да. Меня именно так зовут и Вы это отлично знаете, Роман. И Вы знаете, что я знаю и так далее и тому подобное.
- Роман Викторович, если позволите.
- Хорошо! – шеф все больше и больше раздражался – Роман Викторович! Теперь, когда мы выяснили с Вашим именем-отчеством, Вы не могли бы рассказать нам, что там, – шеф вертикально ткнул пальцем в пол – происходит?
- Я уже при Вас говорил, что о России ничего узнать не удалось. К сожалению. Очевидно, что Россия была каким-либо образом втянута в конфликт. – Роман говорил, как конфету разворачивал. И фантик красивый, и вот-вот сладко будет, но почему-то не хочется эту конфетку брать.
- И каковы масштабы … конфликта? – уже спокойно и сухо спросил Юрий Сергеевич.
- Неизвестно. Но по предположительно около десятка боеголовок с обеих сторон. Вроде бы как полностью уничтожен Китай.
- С обеих? То есть число воюющих сторон известно?
- На самом деле нет. Но можно предположить, что участвовали Россия и Китай. Больше-то – некому.
- Очень сомневаюсь, Роман Викторович. Очень сомневаюсь. – Юрий Сергеевич постучал пальцами по спинке кресла. – Ни китайские ракеты, ни российские мы бы не смогли наблюдать из этой точки пространства. Мне это так же очевидно, как и Вам. Что мне непонятно, так это то, зачем Вы нам тут по ушам ездите. Максим! - Юрий Сергеич помахал рукой в сторону дальнего конца салона. – Пойдем-ка поговорим. Тема есть.
В хвосте лайнера было уютнее из за отсутствия большого количества перепуганных людей. Нос был настолько переполнен человеческим страхом, что он вытеснял все остальное: мысли, разум, волю – все. В этом вязком киселе было совершенно невозможно думать. Невозможно было принять хоть какое-нибудь решение. Там невозможно было решительно все кроме соучастия в коллективных эмоциях захлестывающих и топящих какие-либо остатки индивидуальности.
- Максим, - Юрий Сергеич говорил тихо, но отчетливо и твердо, - сынок… Сынок – повторил он уже как-то неодобрительно. – Я в свои двадцать пять - капитаном разведки уже был. А ты все сынок. Хреново это. Впрочем, есть шанс, что сейчас ты ускоренно повзрослеешь. - и мрачно добавил - Может быть.
Быстрым движением достал из кармана пиджака сотовый телефон.
- Вот, держи. Смотри, значит…. На жестком диске этого телефона – информация, которая может быть достаточно важной кое для чего. Отдашь телефон профессору Новосибирского государственного университета Салиму Алиеву. Или, если будет такая возможность директору ФСБ Пименову Роману Романовичу, если он жив еще, конечно.– Юрий Сергеич в который раз вздохнул. - Что, впрочем, маловероятно. Скажешь, что от меня приехал.
- Юрий Сергеич, а может, Новосибирска-то и нет уже. Там же столько всего…
- Не волнуйся, сынок. Если бы Новосибирска не было, то лететь нам было бы уже некуда. Точно тебе говорю. Канада бы рейсы не принимала за отсутствием Канады как таковой. Есть такие города, которые трогать нельзя даже во время ядерной заварушки. Ну, если конечно ты не добиваешься полного… Кстати, странная такая заварушка – задумчиво протянул Юрий Сергеевич, - никак не напоминает эротические грезы наших патрио-идиотов о войне до полной или полного. Занятно это. – он мотнул головой словно очнувшись и продолжил - Тот дебил,- на слове «дебил» Юрий Сергеич демонстративно повысил голос и тыкнул пальцем в обернувшегося Романа Викторовича – Так вот, тот дебил, хоть мозгов у него нет, но зато хитрость работает, смикитрил, что Москва-то еще существует, но сейчас не пользуется большой популярностью. Он решил тут неплохо устроится. У него, как говорится – товар, у них – купец. Товар, это – мы, если кто не понял. Продаются русские шпионы. То, что шпионы промышленные, по нынешним временам - все равно. Так, что у трапа нас планируется сгрести в охапку и отвезти в местную контрразведку, после чего нас передадут ЦРУ. Это я тебе гарантирую. Мне этого не миновать, а вот телефону туда никак нельзя. Телефону надо в Новосиб ехать. Сейчас я свяжусь с пилотом, и все упоминания о тебе из памяти самолета уничтожат. Персонал какое-то время о тебе тоже не вспомнит. Много, конечно, от них требовать нельзя, но пара часов после посадки у тебя будет.
- Юрий Сергеич! Вы что?! Как я попаду из Торонто в Новосиб?! У меня деньги все на карточке! У меня даже теплой одежды нет. У меня ничего нет!
Максим был более не в состоянии сдерживаться. Если бы он мог закричать, он закричал бы, но горло перехватило спазмом и он хрипел на начальника, глядя на него с ненавистью. Из глаз неожиданно покатились крупные слёзы.
- У меня же больше ничего нет! Больше нет! Понимаете Вы или нет? Где Ваша семья? На Канарах? В Британии? На Мальдивах? А у меня… у меня все там! Там! - Максим хрипел схватив себя за горло пытаясь как-то разжать тиски спазма. – Слышишь ты, старый хрен? Это такие как ты, вонючие старпёры, устроили все это. Будьте вы прокляты! Ненавижу!
- Ты поплачь, поплачь. Время есть еще. Минут, эдак, десять. А пока ты плачешь, я тебе покажу тут кое-что. Смотри – в телефоне аккумулятора нет. Он на батареях. Вот тебе коробочка. Покупаешь новые, выбрасываешь старые и он снова работает. Запомни: батарейки должны быть в телефоне всегда. Он так устроен, что если энергии два часа не будет, информация просто сотрется. Номер опознавания в нем отсутствует. Но ты его все равно не включай – от греха подальше. Вот тут номер телефона, адрес моего старого друга. Зовут Стивен Арчер. Живет в городишке «Игл», по-нашему - Орел. Это на самой границе Аляски и Канады. Свяжись с ним, скажешь, что от Юргена. Он тебе поможет. Это не рабочий контакт, а личный. Все понятно? Правда сотовая связь ближайшие несколько дней работать не будет. А может быть и не дней, а месяцев. Как все сделаешь, телефон Салиму отдашь, можешь считать себя свободным – поезжай в Москву узнай, как там семья и все такое. Если будет не в тягость, заверни на Ленинский проспект по вот этому адресочку – шеф потянул Максиму карточку, - узнай как там мои. Успели из Польши вернуться или нет. Они у меня в турпоезку ездили. Как раз сегодня должны были вернуться. А то, что по Польше либо наши, либо ихние ёбнули, я даже и не сомневаюсь. Слишком много там «дружественных» радиоэлектронных потрохов набито. М-да. Жене расскажешь все как было, только чтобы дочь не слышала. Она вроде как на таком же сроке, как и твоя жена. Я до войны все мечтал этого засранца, что мою Машку обрюхатил, найти. Ну, и как оно водится… А сейчас думаю: спасибо тебе засранец неведомый за то, что не за внука так хоть за живот подержаться успел…
Максим сидел на корточках, привалившись к стене. Неожиданная истерика его опустошила. Но вдруг стало как-то легче. В голове звенело. Все было как-то по фигу. И в этом пофигизме и пустоте появилась уверенность в том, что все не просто так – ему опять, как всегда в жизни, здорово повезло, надо только не облажаться и воспользоваться шансом на полную катушку – успеть в Москву до того как с женой и дочкой случиться что-то плохое. Потому, что сейчас с ними все в порядке. По-другому и думать нельзя.
- Мне все ясно. Мой шеф – маньяк, меня застрелят. Неясно только как меня не возьмут вместе со всеми в лайнере. Что Вы, зубр разведки, мне на это скажете?
- Ты меня еще старым мудаком назови. Будет не так культурно, но хотя бы точки над «ё» расставим. Я тебя спрячу в лайнере. Когда нас повяжут, вылезешь и уйдёшь. Имей в виду: возле лайнера оставят караул. Что ты с ним будешь делать, мне безразлично. Считай, что ты на вражеской территории. Оружие я сейчас тебе устрою. Денег тысяч пятьдесят тоже. Правда, не знаю, как они сейчас котируются. Это зависит от того, сколько осталось от США. Кстати, по курсу валюты это можно будет определить достаточно точно без всяких сводок с фронтов. С уходом из лайнера не тяни – подъедет специальная команда и вывернет весь лайнер наизнанку. Так, что уходи как можно быстрее.
- Да валяйте, Юрий Сергеич. Родных Ваших проведаю. Обещаю.
- Ну, вот и молодец.
- Только одна вещь.
- Ну?
- Если мне не очень повезет, позаботьтесь там о моих. Проконтролируйте.
- Конечно, милый ты мой! Конечно! – Юрий Сергеич снова вдруг стал очень громким, улыбающимся и картинно обхватил Максима за плечи. – А давай-ка друг мой по коньячку! Перед посадочкой хорошо бы успеть! А? Сходи-ка коньячку принеси? Роман Викторович! – шеф повернулся к безопаснику - Давайте-ка заодно и мировую и начало нового бизнеса отметим. Я тут сделал Максиму Константиновичу предложение возглавить наше новое дело в Канаде, и он согласился. Такое совершенно необходимо отметить.
- Нашли время. – безопасник неохотно подошел к шефу и ехидно осведомился – Гробами торговать вздумали?
- Ну, что Вы! По нынешним временам гробы вещь непопулярная. Думаем с Максимом заняться производством радио-дизактиваторов по нашим патентам. С радиацией будем бороться. Дело актуальное, полезное. В некотором смысле даже богоугодное.
Шеф вынул из кармана складной стаканчик и артистично его раскрыл, резко взмахнув рукой.
- Максим! Наливай!
Струя коньяка полилась в пластиковый стаканчик.
- Ну, а Вы, дражайший Роман Викторович, не желаете к нам присоединиться?
- В качестве кого? Чем я у вас буду заниматься?
- А тем же чем и здесь, но уровень будет повыше. Будете обеспечивать безопасность огромной корпорации.
- Интересные предложения делаете. – усмехнулся безопасник. – Даже не знаю, что Вам ответить. Простите мой скепсис.
- Это ничего, дорогой мой. – Юрий Сергеич так и излучал оптимизм. – Вы подумайте, а потом уже будете решать. Правда, не слишком долго. Думаю, что на это место будет немало претендентов.
Улыбка, которой одарил при этом бывший разведчик безопасника была достойна незамедлительного фотографирования и помещения в палату мер и весов как образец улыбки уверенного в себе, оптимистичного сукина сына, которую нужно запомнить на всю жизнь и никогда такой улыбке не доверять.
- Впрочем, не важно. Давайте-ка пока немного расслабимся. Чёрт. Все это меня настолько выбило из колеи, что просто страшно сказать. Я с перепугу даже забыл, что семья не в России… Ладно давайте выпьем за то, чтобы все наши близкие были живы и здоровы. Прошу Вас-с… еще и лимончик.
С этими словами он протянул безопаснику стаканчик наполненный коньяком и кусочек лимона. Безопасник встал, одернул пиджак и громогласно произнеся «За здоровье и безопасность наших близких!» выпил. После этого он залихватски нюхнул рукав и сунул в рот лимон. Разжевать лимон он уже не смог. Глаза его остекленели, он пошатнулся и упал в гостеприимные руки Сергея Юрича.
Юрий Сергеевич аккуратно усадил его в кресле, подложив под голову подушку.
- Вот такая трагедия. Думал, скотина такая, сдать нас всех по описи. Отметить захотелось. Надрался. – как-то ласково и с удовольствием произнес он - Такое с этими русскими алкоголиками бывает – даже предать не могут как следует. Теперь любой полицейский прибор обнаружит в его организме шокирующее содержание алкоголя.
В ответ на изумленные взгляды окружающих шеф продолжил.
- Ну, сами посудите: если бы я хотел его просто убить – убил бы. Делов-то! Но это бы вызвало подозрения у товарищей, которые будут встречать нас у трапа. А так – все просто и объяснимо. Стресс, амбиции и все такое. Говорить он не сможет теперь часов пять-шесть. А больше нам и не надо. Представляю как парень, с которым он договаривался о нашем аресте, будет хлестать его по роже, чтобы вырвать из этого организма хоть слово. – Шеф мерзко захихикал, одновременно пытаясь закрыть рукой дёргающуюся щёку. – Всегда любил делать людям гадости. С детства. Особенно, таким как этот.
- Значит так! – продолжил он уже серьезно – Господа сотрудники, господа персонал! Мне от вас нужно только одно – молчать о том, что среди нас был Максим в течение двух часов после того как нас арестуют. А нас, если вы этого еще не поняли – арестуют. Два часа. О большем не прошу. На всякий случай могу добавить, что тот, кто сейчас спрячет от меня глазки и будет вести себя недостаточно искренне – имеет все шансы застрелиться или надраться в компании с нашим начальником безопасности.
На этих словах он похлопал отрубившегося безопасника по плечу, от чего тот слегка сполз вниз по мягкому креслу.
- Ну, как? Всем понятно?
И не дождавшись ответа, схватил Максима за руку и потащил дальше в хвост.
В хвостовом тамбуре Юрий Сергеевич достал бумажник, разорвал подкладку и вытащил три пластиковые карточки.
- Значит так. Вот три счёта. Одна карта существует в единственном экземпляре. Вот эта – желтая. На счету около двадцати тысяч долларов США. Вот эти две – в еврах. На синей десятка и на красной столько же. Но у этих счетов могут быть другие пользователи, так, что снимай быстрее. Пин-коды – последние четыре цифры номера счета. Понял?
- Да.
- Теперь насчет снаряжения.
Шеф подошел к стенке тамбура отделяющей его от грузового отделения и достав из бумажника магнитную карточку прислонил ее к одному из квадратов пластиковой обивки на уровне груди. Квадратик пискнул и открылся, продемонстрировав лаз в какое-то помещение размерами не намного превышающее гроб.
- Так. Залезай туда. Там тесно, так, что вдвоем мы не поместимся никак. Я тебе буду говорить, что делать, а ты уж будь добр…
Максим кряхтя, полез в люк, а Юрий Сергеевич продолжил распоряжения. Лицо у него совершенно успокоилось, голос перестал «давать петуха». В памяти ожили слегка подзабытые инструкции, заученные десятилетия назад. Вернувшись, памятью, на многие годы назад, шеф вспомнил не только то, что он когда-то учил, но и вернулся к тому ощущению себя, которое у него было в годы собственного физического расцвета. Его движения стали увереннее, живот слегка подтянулся, следы усталости и испуга убежали с лица и спрятались где-то в морщинках. Он на какое-то время снова превратился в неутомимого службиста думающего не о завтрашнем дне, а живущего одной, вот этой самой минутой. И в этой минуте было то, от чего не может отказаться ни один погононосец – натаскивание салаги.
- Свет справа от тебя должен включаться. Включил? Теперь посмотри слева от себя. Там должна быть дверка такая… с кодовым замком. Нашел? Набери четыре ноля и открывай. Открыл? Давай все, что там есть. Шевелись, давай. Времени у нас уже очень и очень мало. Давай, чего у тебя там..
Максим вытолкнул в руки шефа объёмистую, размером почти с человека черную сумку и вылез следом.
Юрий Сергеич быстро расстегнул клапаны, молнию и начал выгружать содержимое.
- Так, ну, акваланг тебе не понадобится, слава Богу. Парашют – тоже.
- Почему?
- Потому, что ты не умеешь ими пользоваться. Дальше у нас идет оружие. Ну, на охоте ты со мной бывал, можешь сказать мне спасибо. Если бы я тебя лично сам за шкирку на дачу к себе не вытаскивал, что бы мы сейчас делали? Так! Смотри: вот это - специальный бесшумный пистолет «Вул-2». Бесшумен абсолютно - у него электрозапал, так, что даже щелчка не будет. Гильза остается в стволе. Гильзы, кстати, по инструкции, ты выбрасывать не должен – они секретные, а должен при перезарядке спрятать в карман и уже потом, где-нибудь гарантированно уничтожить. Но имей в виду: гильзы стремные. Они в первое время после выстрела под давлением и могут взорваться, поэтому, будь добр – не дави на них, не бей и не ковыряй. Вот так вот переламываешь пистолет, вот так вставляешь в стволы патроны. В первый и во второй. – говорил шеф, одновременно ловко проделывая именуемые операции, - Снимаешь предохранитель и все. Пистолет готов к стрельбе. На пистолете нет никаких приспособ для лазерных целеуказателей или для навешивания коллиматора. Это пистолет для профессионалов, которые без всего этого обходятся. Ты, конечно, не профессионал, но придется постараться. Вот это кобура скрытого ношения для него. Сам пистоль керамический, металлодетектеры его не секут.
Юрий Сергеич расстегнул на Максиме рубашку и прямо на голое тело наклеил кобуру и засунул в нее пистолет.
- Вот так хорошо. Если не будешь мыться в бензине, не отлипнет несколько дней. Потом будешь пластырем приматывать. Пистолет кстати мочить нельзя – испортишь батарейки и контакты. На кобуре слева и справа по восемь патронов. Береги. Так… - Юрий Сергеич достал из сумки помповое ружье, затем штурмовую винтовку, - эти дуры тебе не нужны. Не унесешь ты их никуда в аэропорту. С такой дурой по аэропорту может бегать только кретин. Так-с, что там у нас? О! Вот это можно и даже нужно. – шеф достал из сумки маленький чемоданчик и, щелкнув запорами открыл его. – Отличная вещь! Пистолет-пулемет «Клён». Собрать может даже такой салага как ты. Попробуй.
Приняв новые правила игры «матерый вояка обучает новичка» Максим присел на корточки и начал собирать пистолет. Он принял решение запоминать и выполнять все, что сейчас говорил Юрий Сергеевич. Ему сейчас необходимы принципиально новые умения из области, которой он ранее почти не касался, считая не своим делом, и единственное, что его могло выручить, это профессиональная цепкая память, обучаемость, внимание к деталям и везение, которым Максим даже гордился. Он часто говорил друзьям, что ему «везет всегда, во всем и со всеми, а если не везет, то это значит, все равно повезло, но по-другому». Повезло и сейчас. Только надо это везение приласкать, оставить себе, удержать, чтобы не пропало, не исчезло, махнув на прощание пушистым хвостом. «Господь любит младенцев и придурков, а потому не будем притворяться умнее, чем есть, а станем поступать как младенец и придурок одновременно – верить и слушаться, верить и слушаться.» думал Максим – «Как же там было-то? «И не убоюсь я идти долиной смертной тени…» ну ладно, это потом, а пока – собрать пистолет. Собрать пистолет».
Он собрал чертов пистолет. Он сделал это аккуратно, не слишком быстро, рассматривая каждую деталь, понимая ее назначение и только потом соединяя с другой уже осмотренной деталью. Последними Максим прикрепил довольно большой глушитель и линзу коллиматора.
- Вот.
- Молоде-е-ец. – покачал головой шеф - Честно говоря, я хоть и сказал, что каждый салага его соберет, но на самом деле был уверен, что ты не сможешь. Это ж я так – для красного словца сказал. Видно ты не безнадежен. Соображаешь что к чему. И вот всегда так делай – думай, что собираешься сделать. И с чем собираешься – тоже думай. Но больше всего, слышишь? Больше всего думай – «с кем?» Этот вопрос, я тебе скажу – всегда самый важный для нашего дела. Всегда думай о том кто рядом с тобой и кто против тебя. Какие мотивы, возможности, тайны, страсти. Будешь понимать людей – будешь побеждать всегда. В людях нет мелочей. Запомнил? Нет мелочей в людях! Не бывает. Разбирай и собирай каждого человека по винтику, пока не изучишь.
Так, что там у нас дальше? Гранаты… вот смотри – две дымовые, четыре с сонным газом, две слезоточивые и взрывчатка с таймером. На хрена она тебе? Но можно взять на всякий случай. Гранаты Юрий Сергеич засунул в широкий пояс, а взрывчатку отложил в сторонку.
- Так. Теперь одежда. – Юрий Сергеевич вытащил из сумки целлофановый пакет – снимай с себя все. Носки снимай тоже. Трусы можно оставить. Хотя… - тут он задумался… – Нет. Трусы тоже снимай. На вот одень вот эти. Они, конечно не очень…
- А зачем трусы-то? – недоуменно спросил Максим, одновременно заголяясь.
- Поспрашивай у меня тут! А если тебе раздеваться придется? В больнице, например! Или… или еще где? Сверху обычная одежда, а трусы за 150 баксов подаренные любимой женой! Непоняточка может произойти. Вот эти оденешь. – шеф протянул Максиму пакет - Полная срань – синтетика. В самый раз для неприметного члена местного общества. Как они в этом ходят, не понимаю.
Через десять минут Максим был обряжен в синие брюки, напоминающие костюмы сотрудников вспомогательных служб аэропортов, синюю куртку, которая, как и брюки была похожа решительно на все, что носят простые работящие парни, трудящиеся во всех аэропортах мира. высокие теплые ботинки, бейсболку и темные очки. В руки Максиму шеф сунул пластмассовый чемоданчик для переноски инструментов, с каким обычно ходят всякие рабочие от обслуги аэропортов до сантехников. В чемоданчике был собранный пистолет со сменными обоймами, аптечка, сухой паек, нож, мультитул. Сверху все это было накрыто пластиковым поддончиком, на котором были закреплены отвертки и гаечные ключи.
- Красавец! – шеф взял Максима за плечи и несколько раз повернул его. – Ты челюсть-то только не выпячивай. Спрячь. Не Шварцнегер. Ладно, с Богом. Полезай, давай. И постарайся не заблевать одежду.
Пока Максим кряхтя лез в тайник, за его спиной Юрий Сергеич быстро его перекрестил, после чего слегка подтолкнул, как будто не столько хотел помочь, сколько прикоснуться на прощание и закрыл дверцу.
- Давай, везунчик. Храни тебя Бог. – и добавил - Если он, конечно, есть.
Во время посадки Максиму опять было очень плохо. Его несколько раз вырвало желчью. В отсеке воняло блевотиной и было нечем дышать. От вони и волнения Максима несколько раз накрывали приступы клаустрофобии. Он лежал, стараясь не вляпаться в зловонную лужу и терпеть. «Все вот-вот кончится. Все скоро кончится» Уговаривал себя Максим. «А что потом? Потом-то что? Не страшно?» отзывался внутренний голос. «Потом - будет потом. Главное, что не сейчас. Сейчас главное – перестать блевать. Все остальное не так уж и важно». Лайнер стремительно падал. От того, что невозможно было посмотреть в иллюминатор и увидеть приближающуюся землю, казалось, что падение будет бесконечным. Поэтому когда пол вдруг неожиданно врезал по губам, Максим сильно удивился. После чего получил вторично полом по носу, и счел за лучшее слегка приподняться на локтях. Не помогло. Следующие три удара бросили его вперед, Максим въехал макушкой в бронированную дверь, еще раз треснулся носом и благополучно рассек бровь.
«Вот спасибо! Вот спасибочки! Хорошо-то как! Отлично просто! Узнаю Родину – никакой мягкой обивки. Ничего. Даже на диверсантах экономим. Так и застрелить не успеют – сам расшибусь».
Лайнер еще какое-то время накатывал круги возле аэропорта и остановился. После была долгая тишина. Потом, неожиданно, кто-то крикнул совсем рядом. Раздалась приглушенная автоматная очередь. Затем снова все стихло.
Через некоторое время устав от тишины, Максим включил маленький экранчик находившийся на правой стенке отсека и начал переключаться между камерами, вмонтированными в потолок каждого из отсеков.
- Так. Лайнер уже пустой. Наших всех взяли. В моем отсеке один. Вооружен каким-то пистолетом-пулеметом… в тяжелой штурмовой броне. Плохо. Черт его знает, пробивает то, что у меня есть такие доспехи или нет. Может получится неудобно – помру я здесь с простреленным еблом, а жена с дочкой даже и не узнают, где я пропал.
- А ты уверен, что они все еще живы? - Внутренний голос Максима обладал удивительно мерзкими интонациями.
Ужас тихонько выполз откуда-то из желудка, прополз ледяной рукой по пищеводу и ухватив за горло начал душить. Рот Максима искривился, лицо как будто скомкалось, из глаз брызнуло. Максим скукожился, подтянув колени к подбородку, и тихонечко замычал.
- Интересно, кто там кричал? Кого застрелили? – второй внутренний голос говорил тихо, но вполне отчетливо.
- Главное, пока, что не меня. А если не меня, значит, я смогу выйти и сделать все что смогу, чтобы добраться домой.
Максим помассировал лицо, изгоняя с него следы истерики и снова уставился на экран и защелкал кнопками.
- Так. Вот оно. Первый пилот отлетался.
Камера показывала сверху лежащее на спине тело первого пилота в залитой кровью форме. Пилот лежал открыв рот и можно было увидеть, что верхние зубы были выбиты. Рядом стояли двое в таком же обмундировании, что и первый, но в руках было оружие побольше. Штурмовые винтовки.
- Что ж ты сделал-то, что тебя застрелили-то? Видно, хороший ты был человек.
Максим залез в пояс и достал горсть гранат – цилиндров толщиной в два пальца.
- Какая из них дымовая, какая сонная, а какая слезоточивая? Какая должна быть маркировка? Юрий Сергеич мне показывал, но я прослушал. Черт! О чем я думал тогда? О том, какой я умный, кажется. Идиот! – Максим еще раз попытался вспомнить тот момент, когда шеф ему рассказывал про маркировку. Вот шеф достает кладет их в пояс, говорит, что-то про пояс, поворачивает голову и… И? – Максим подергал себя за нос. - Ну, и? Он говорит: «…желтый маркер – слезоточивые». А у нас есть еще синие и красные. То, что красные могут быть сонными маловероятно – красный цвет возбуждает. Хотя кто поймет маньяков из ВПК? Но будем считать, что сонные гранаты – гранаты с синей маркировкой. Синий фон успокаивает, так, что с ассоциативным рядом тут все хорошо.
Теперь надо было действовать.
- Господи, убереги меня, мудака…
Произнеся такую нехитрую и не очень приличную молитву, Максим нажал на кнопку замка дверцы отсека. Дверца открылась без щелчка, и Максим, выдернув кольцо, высунулся из люка до пояса и, стараясь даже не дышать, аккуратно положил гранату за спиной у солдата. После этого он так же тихо отполз обратно и уже закрывая за собой дверцу, услышал едва слышный чпокающий звук. Это пошел газ.
Максим плотно закрыл дверцу, напялил вытащенный из сумки противогаз и уставился на экранчик. На экранчике солдат канадской армии активно боролся со сном. Сон побеждал. Максим глядя на мучения солдата, нервно зевнул и испугался. Он поморгал, помотал головой, но все было в порядке. Спать не хотелось. Зевота действительно была просто своеобразной нервной реакцией на стресс.
Тем временем солдат на картинке привалился к стеночке и сладко уснул. Возможно, он видел во сне что-то приятное. Во всяком случае Максиму хотелось на это надеяться. Максим пощелкал переключателем и нашел ту пару, что стояли над мертвым пилотом. Теперь они передвинулись глубже в салон, а вход охраняла пара новеньких. Дела шли отвратительно.
Максим достал еще две гранаты с синей маркировкой, выдернул кольца и открыв дверцу бросил их на пол, а потом, размахнувшись, с силой врезал кулаком по стенке. После этого он опять заполз внутрь отсека и уставился на экран. На экране было уже только двое вооруженных людей – те, что стояли у двери. Пока план работал.
Максим переключил камеру на отсек со спящим солдатом. Двое вошли, увидели лежащего на полу товарища и немедленно взяли оружие наизготовку. Один попытался открыть дверь багажного отсека, но та была заперта. Второй в этот момент тормошил спящего товарища.
И тут Максиму крупно повезло еще раз. Солдат, который пытался открыть дверь, сначала удалил в дверь ногой, а потом, не добившись результата, и очевидно не ожидая того, что дверь окажется бронированной, выстрелил в нее из автомата. Взвизгнул рикошет, и солдат, тормошивший спящего, упал раненый куда-то в районе ключицы.
Еще двое солдат, те самые, что караулили вход, ворвались в тамбур. Они быстро повели стволами винтовок по углам и, не обнаружив никого, повернулись к своим. В этот момент тот, что был ранен, уже крепко спал, медленно теряя кровь, а вместе с ней и жизнь, а второй - тот, что стрелял – усиленно клевал носом не в состоянии понять, что с ним происходит и когда он успел так устать.
Обнаружить гранаты и вызвать подмогу или «скорую» позволить было никак нельзя. Необходимо было что-то делать. Это «что-то» никак не могло обмануть Максима, хотя и пыталось. Поддайся он на эту обманку – легко было бы запаниковать, сжаться в комок или, наоборот, забиться в истерике и таким образом испортить все начатое. К счастью у Максима, отчасти благодаря стрессу, был ясный ум, который не позволил ситуации обмануть себя. Максим понимал, что за маской «что-то делать» скрывалось прозаичное «убивать». Надо было убивать. Он совершенно неожиданно для себя принял это совершенно спокойно, лишь слегка дрогнуло что-то в районе сердца. Он взял в руку «Клен», переключил на автоматический огонь, передернул затвор, толкнул другой рукой дверцу и вывалившись в тамбур дал длинную очередь.
Его опасения оказались совершенно напрасными. Пули были бронебойными. Они легко пробили бронежилеты, каски, вошли в тела и, пройдя через них, вышли с обратной стороны. Хотя пистолет при стрельбе шума почти не издавал, но звон, который производили пули ударяясь в обшивку - оглушал.
Пистолет за считанные мгновения выпалил весь запас патронов, замолк и наступила тишина. Максим с сопением торопливо заменил обойму и щелкнул затвором. Один из солдат, тот что был ранен в самом начале шевельнулся, и Максим еще до того как успел сообразить что делает, выстрелил ему в голову.
«С дебютом тебя, чудовище» поздравил он себя. «Ну как? Гордишься собой? Или сейчас не время для неудобных вопросов? Ну, извини».
Он отступил назад, засунул руку в отсек, вытащил оттуда рюкзачок и чемоданчик. Рюкзачок надел на спину, в чемоданчик сунул теплый «Клен», осмотрел себя – не осталось ли крови. После этого захлопнул люк и быстро направился к трапу. Перед самым выходом он стянул противогаз и размахнувшись кинул его в глубину салона. Надел кепи, солнцезащитные очки и вышел под небо гостеприимной Канады.
Пока Максим шагал к зданию аэропорта, в голову лезла всякая ерунда. В основном какие-то фразы из детского ретромультипликационного сборника, который очень любила смотреть Варя.
«Я тучка-тучка-тучка, а вовсе не медведь, и как приятно тучке по небу лететь»… «Я – лучшее в мире привидение с мотором. Сейчас я вас настигну, тут-то мы и похохочем…»
Так, бормоча себе под нос, Максим прошел все поле, вошел в здание аэровокзала, прошел и его. Миновал четыре поста охраны и еще пост полиции у входа.
«Да, ребята, не готовы вы к войне.
Это ж черт знает что. Это ж какие счастливые люди тут живут? Они же совершенно не понимают, что такое война. Ох, мать моя Европа… »
Ну, а что собственно? Их первая мировая миновала, вторая мировая миновала. Что можно ожидать от этих? Эти же, хоть весь мир пропади, будут думать о… А о чем они сейчас думают? О чем думают дети играя в песочнице? О том, что делают что-то очень важное, наверное. Интересно, что у нас сейчас творится? Наверное, полная жопа. Господи-господи, помоги мне…»
На стоянке он сел в первое же такси и на хорошем французском скомандовал:
- К банку.
За неделю у Максима выросла весьма приличная щетина, что, впрочем, очень подходило к его новому облику: бейсболка, куртка с капюшоном, джинсы, теплые туристические кроссовки. Обычный молодой разгильдяй, каких достаточно в любой стране. Это легко позволяло входить в доверие к водителям автомобилей, которые нужны были Максиму как воздух. Арендовать машину он не мог – для этого бы потребовались документы, которых не было. Он мог бы дать взятку, денег снятых им с карточек вполне хватило бы – на дне рюкзака лежали три тысячи канадских и двадцать тысяч американских долларов плюс почти двадцать тысяч евро. Но Максим счел за благо не рисковать и не проверять законопослушность местного населения. Приходилось передвигаться автостопом. Кроме того водители были источником ценной информации. Они охотно делились подробностями своей жизни, а заодно и сплетнями, слухами и теориями. Собственно за этим человек и подбирает попутчиков – ему нужен слушатель. Иногда в салоне работало радио, а иногда и телевизор.
За неделю путешествия Максим узнал многое. Виновата во всем была, естественно, Россия. Россия нанесла ничем не спровоцированные ядерные удары по Китаю и США в тот момент когда лидеры этих стран находились в Москве. При этом, незадолго до атаки, лидеры Китая и США были злодейски убиты, что, очевидно и дало русским возможность рассчитывать на успех превентивного ядерного удара. США, Европа и Китай ответили и, теперь, Россия безнадежно разгромлена, повержена и умоляет о пощаде. Ура! Ура!
Максим ничего еще не знал, но чувствовал по количеству недоговорок – врут! Врут как черти!
Естественно врали. Через сутки выяснилось, что Китай раздолбили в труху. Причем раздолбили виртуозно – двумя ядерными зарядами поразили искусственные высокие русла рек Янцзы и Хуанхэ – рек, междуречье которых и стало когда-то колыбелью Китая. Русские использовали эти реки как гигантский сливной бачок. Китай вместе с его армией, экономикой, ядерным оружием просто смыло. По предварительным оценкам погибла примерно половина населения, и дальнейший прогноз был неутешительным: скорое начало эпидемий и голода. По телевизору показывали плавающие в воде обломки и трупы.
Еще через сутки выяснилось, что у Канады проблемы с беженцами из США – они толпами валят через границу и над канадским климатом больше не смеются. Россия перемолола в фарш большинство крупных портовых городов, разрубила коммуникации и уничтожила всю орбитальную группировку. Нет связи, энергии, воды. И никакой надежды получить их в ближайшем будущем.
А еще через сутки канадские дикторы объявили о новой решительной победе дипломатии – русские войска уходят из Европы. Российское правительство переезжает из Москвы, которая стала слишком радиоактивной, в новую столицу – ей временно станет город Архангельск – какое-то ледяное место, окруженное со всех сторон снегами и ракетами. Русский медведь загнан в свою берлогу, где и издохнет. Европа празднует победу.
Из всего потока информации Максим выделил несколько пунктов: США досталось, Китаю досталось еще больше, Россия вторгалась в Европу, Москва загажена, но не разрушена. Получалось все не так уж и плохо. Шансы были. И шансы неплохие.
Жена Максима – Ангела внешне была человеком к реальной жизни совершенно неприспособленным. Полностью соответствуя своему имени, Ангела казалась на Земле гостем временным, а потому правил игры не понимающим и не принимающим. Вопреки всему это ее свойство давало ей прекрасную броню от недоброжелателей и многих невзгод – она просто ничего не замечала. Интриги, направленные на нее рассыпались по одной причине – они были рассчитаны, что Ангела или заметит выгоду и пойдет в ловушку за бесплатным сыром или заподозрит опасность. Ангела не замечала ничего – ни зла, ни добра, ни выгод, ни опасностей. Она жила как Бог даст, цвела как лилия, порхала как птичка, улыбаясь радостям, плача над горестями, переживая за окружающих как за себя. И, наверное, Бог это ценил.
При этом, когда речь заходила о вещах обычных и приземленных, в ней просыпались настолько мощные инстинкты выживания, что диву давались самые записные интриганы и прожженные циники. Однажды Ангела потрясла всех общих знакомых, протащив на себе несколько километров мужа подруги пропоровшего ногу при купании в лесу. Подруга, более плотная и внешне крепкая девушка, не выдержала и сотни метров. А Ангела – внешне хрупкое и воздушное существо, с тонкой спиной, созданной для вырезов вечерних платьев, а не для рюкзаков, которая не должна была бы выдержать и половины веса здоровенного мужика, дотащила его до дороги, да еще и командовала последующим процессом госпитализации.
Максим знал эти черты жены и был совершенно уверен, что если ей представилась хоть малейшая возможность выжить и выбраться из Москвы, то это уже сделано со всей возможной энергией и скоростью. Максим также не сомневался в том, что жена не забыла вытащить и всех друзей, до кого смогла дотянуться.
В мотелях он не останавливался, ночевал в основном на природе. Это уже сильно поднадоело – хотелось в душ.
Несколько раз по телевизору он видел свою фотографию, которую снабжали комментарием о том, что это очень опасный вооруженный преступник, предположительно работающий на русскую разведку, убивший в аэропорту несколько человек. Очень опасен, самостоятельно задерживать его не пытаться – немедленно вызывать полицию.
Очень лестно.
Слава Богу, выручала борода, а так же то, что Максим за неделю похудел почти на восемь кило. Напряжение совершенно лишило его аппетита. Вкус пищи не чувствовался. Наверное, Максим мог бы жевать консервы прямо вместе с банками. Он мог бы и вовсе не есть и совершенно обессилеть, но ежедневно угрюмо и упрямо повторял ритуал приема пищи: Найти подходящее место, по-турецки сесть на рюкзак, ножом вскрыть банку, и тем же ножом поесть, пользуясь им вместо ложки.
В первую ночевку ему приснились убитые им канадские солдаты. Они лежали все в том же тамбуре, в крови, но никак не могли затихнуть и все шевелились, шевелились. Максим стрелял в них, но как только затихал один, начинал ворочаться другой, и Максим снова стрелял не в силах побороть страх и уйти из страшного тамбура потому, что для этого пришлось бы повернуться к мертвецам спиной.
Максим проснулся и вспомнил лежащего на спине в луже крови пилота. Больше кошмары с мертвецами ему не снились. Снились светлые радужные сны, в которых он все время о чем-то говорил с женой, играл с дочкой. Мир этих снов был ярок, прозрачен и весь наполнен светом. Проснувшись, Максим не мог вспомнить ни слова, помнил только чувство полной безопасности, счастья, всепрощения. Как в раю.
Контраст при пробуждении был такой силы, что в течение получаса Максим не открывал глаз, ловя остатки сновидения. Казалось, что его выгнали, бросили. Чувство колоссальной потери владело всем его существом.
Спасал ритуал еды: турецкая поза, консервная банка, нож. К концу трапезы Максим приходил в свое максимально эффективное угрюмо-упертое состояние и находился в нем до момента, когда пора было отходить ко сну. И так повторялось изо дня в день. Изо дня в день.
Волосы стали сальными. Ощущение грязного тела угнетало. Но дело того стоило. Он преодолел почти всю Канаду без каких-либо проблем.
В первый раз его попытались взять только в Ватсон Лейк. Водитель машины, какой-то иммигрант из Германии, к которому Максим подсел на трассе, узнал его. Но вместо того, чтобы поступать, как было предписано в распространяемой по телевидению инструкции – понадеялся, что русский бандит, говоривший с ним по-французски, не знает немецкого. Он набрал номер полицейского участка прямо в первом же придорожном таксофоне. Максим действительно плохо знал немецкий. Но сознание мгновенно выхватило слово «russisch». Это слово знает каждый русский с самого детства. Знание это пахнет старой кровью и ненавистью. Оно досталось вместе со ржавым железом все еще лежащим то здесь то там, оплывшими окопами, и все еще отыскиваемыми человеческими костями. Русский не может не узнать это слово потому, что это каркающее слово уже множество поколений ассоциируется с унижением и смертью. Услышав его, Максим неожиданно сам для себя озверел.
Когда немец сел в машину и машина двинулась, Максим выхватил из за куртки нож и, схватив потомка арийцев за рыжий затылок, приставил нож к его глазу.
- А ну, остановил! Быстро! Schnell! Скотина! Schwein! На обочину!
Немец в полном ужасе не понимая, что делает, путаясь в педалях, вместо тормоза надавил на газ и украсился замечательным широким порезом на щеке. От этого он испугался еще больше. Только что он казался себе бравым молодцом, который обманул и поймал «русского бандита», а теперь русский давал ему команды на его языке. И теперь русский его убьет. Зарежет его. Всего лишь за то, что он хотел похвастаться подвигом перед друзьями под бутылочку пива.
- Тормози я сказал! Тормози!
Максим схватил руль и вывернул его на обочину, одновременно рванув ручку вариатора на «стоп». Машина слетела с шоссе и заскользив по мокрой утренней траве врезалась в кустарник.
Озверелый Максим вытащил упирающегося и закрывающего голову руками немца из машины за шкирку. Утреннее шоссе пустовало, заступиться было некому. От отчаянья немец совершил попытку вцепиться Максиму в руку с ножом. Сильным, жестоким ударом в лицо Максим отбросил несчастного на машину.
- Ты куда звонил, suka? Куда ты звонил?!
Максим ударил жертву ногой под вздох.
- Русиш? Я тебе - русиш? Фашистская морда!
В голове немца что-то щелкнуло, какой-то тумблер, и в нем, тоже заработали какие-то древние инстинкты. И он, все еще закрываясь руками от Максима, визгливо закричал:
- Ich bin nicht ein Faschist! Ich bin nicht ein Faschist! Nicht töten!
В его голосе было столько страха перемешенного с надеждой, что Максим опешил.
- Куда звонил, я спрашиваю?
- Я звонил другу. Он работает тут, в полиции. Я не фашист. Вы понимаете? Я не фашист!
- Ты не фашист. Ты идиот. – Ярость Максима куда-то совершенно неожиданно ушла, оставив после себя усталость и обиду. – Только идиот может не знать, что даже не зная немецкого, русский всегда узнает слова russisch и töten. Всегда.
- До сих пор? – немец был совершенно поражен.
- До сих пор. Снимай штаны.
- Меня зовут Гунтер! – немец неожиданно шагнул вперед и, как-то вопросительно глядя Максиму в глаза, протянул руку для рукопожатия.
- А мне poher как тебя зовут, дружок. Снимай штаны.
Связав немца его же распоротыми брюками, Максим собрался было уйти. Уже повернувшись к автомобилю спиной, он помедлил, затем резко повернулся, подбежал к машине и вытащил из бардачка аптечку.
- Жалко мне на тебя время тратить, но может быть мне это Бог зачтет, когда домой вернусь.
Маским смазал порез на щеке антисептиком и наложил сверху пластырь.
- Ну, пока, Гунтер. Больше мне не попадайся.
Через километров пять быстрого бега Максим снова вышел на трассу и поднял большой палец. Теперь происшествие с Гунтером казалось ему забавным. Он улыбался.
Границу между Канадой и Аляской Максим прошел внаглую - обойдя таможенный пункт по реке. Аляска к этому моменту объявила о создании независимого государства. В независимом государстве, как положено, царил бардак. Отменили доллар, но поскольку ничего более оригинального придумать не смогли, ввели аляскинский «золотой» доллар, который непонятно с чем был связан и неясно как обеспечивался. Поэтому прежний доллар ходил по-прежнему как ни в чем не бывало, одновременно с еще десятком самопальных валют. Основной человеческой эмоцией был страх. Люди боялись и, их поступками руководил только страх за себя, своих близких и то имущество, которое они нажили кто честным, кто - не очень, трудом.
Ненависть людей десятилетиями горбатившимися на банки, а затем в одночасье потерявших уверенность в завтрашнем дне, выплеснулась на военных. Военных было обвинить легче всего.
Особенно доставалось отставным. У них при себе не было армейского товарищества и армейской мощи, но зато был патриотизм, выражавшийся зачастую в самых громких формах. Поэтому они открыто шли против новоявленных князьков и против человеческого страха. Поэтому их убивали, вешали, жгли. Стирали с лица земли. Максим видел, проходя маленькие поселки, как горят их дома и как висят их трупы.
В деревушке Риверз Вэлли дворов на десять недалеко от Игла толпа ворвалась в дом отставного полковника ракетных войск США и повесила его вместе со всей семьей. Их трупы раскачивались на турнике на детской площадке, которую повешенный глава семейства делал, скорее всего, собственными руками.
Сделав это страшное дело, жители покинули поселок в желании перебраться в более крупный населенный пункт – туда, где есть больница, работа и еда.
Преодолев неловкость перед мертвыми, Максим тихо и стараясь остаться незамеченным, вошел в их дом через заднюю дверь. Первый этаж был разгромлен – хозяин дома до последнего пытался защитить себя и свою семью. Стекла выбиты. На стене в холле кто-то помадой написал «Убийца!». «Интересно, к кому сейчас себя причисляет писавший? К пацифистам?» подумал Максим проходя мимо надписи. Валялись стреляные гильзы двенадцатого калибра, на полу высыхала лужа крови. Судя по тому, что на теле хозяина дома и его родных огнестрельных ран не было – кровь была чужая. Ружье, изувеченное ударами о стену, лежало тут же.
Максим принял душ, зарядил стирку в стиральной машине, плотно закрыв занавески, посмотрел телевизор в спальне на втором этаже. Телевизор показывал толпы беженцев, пикеты невесть откуда взявшихся канадских ультраправых. Особенно порадовала колонна канадской украинской диаспоры требовавшей войны с Россией до самого конца. Запомнился транспарант с надписью: «Ни один человек не может жить спокойно, пока жив хоть один москаль!»
«Господи! Спасибо Тебе за немца!» подумал Максим, лег в постель хозяина дома и немедленно заснул.
Проснулся он поздним вечером. Посмотрел на стоявшую, на тумбочке справа фотографию. На фотографии улыбались люди: высокий сухощавый мужчина в плавках, женщина в купальнике с темными очками в руках и ребенок – мальчишка лет восьми с ярким надувным мячиком. Они стояли на пляже, босые, подставляя лица солнцу. Солнце сияло на белоснежных зубах и в глазах всей троицы. В нижнем правом углу фотографии имелась надпись «Гаваи 2057 г.». Такие фото стояли на книжных полках у родителей Максима с надписями «Анапа», «Севастополь», «Геленджик».
Максим осторожно слегка отдернул занавеску и посмотрел в окно. За окном темнело, но в домах свет не горел. Поселок казался мертвым и брошенным.
Максим вышел во двор, обошел дом, и выстрелом из «клена» сбив замок с двери, выволок из подвала лопату.
Где тут церковь или кладбище Максим не знал. Да и не хотелось одному ходить по мертвому поселку. Он начал рыть прямо перед домом. Рыл неглубоко – темно, да и времени много не было. Выкопав широкую яму с полметра глубиной, подошел к турнику и лопатой перерубил веревки. Он поймал себя на мысли, что избегает смотреть им в лица. Хотелось запомнить их такими, какими они были на фотографии. Не прикасаясь руками, он лопатой затолкал их в яму и начал забрасывать землей.
Набросав сверху холмик, он воткнул лопату в ногах. Распятия в доме он не видел и не знал, верующие ли были эти люди или нет. А если верующие, кто? Католики? Протестанты?
Поэтому Максим свел молитву к минимуму - перекрестился и сказал:
- Упокой, Господи.
- Молодец, мальчик!
От неожиданности Максим подпрыгнул на месте и заозирался вокруг в поисках источника голоса.
- Да, ты не бойся…
Из за угла дома вышел темный силуэт и стал медленно приближаться. Пистолет лежал далеко – быстро не допрыгнешь, и Максим не был уверен, что незнакомец позволит ему безнаказанно прыгать за пистолетами. Он стоял, разведя руки в стороны и мучительно соображая, что же сейчас делать.
- Не волнуйся, мальчик. Если бы я хотела тебя застрелить – давно бы застрелила.
По голосу и по все четче видимым деталям приближающейся фигуры Максим понял, что перед ним старая, очень старая женщина. Вооруженная старая женщина.
- Я хорошо стреляю.
Она, наконец, подошла, оперлась на длинное ружье как на клюку и посмотрела Максиму в глаза снизу вверх своими когда-то голубыми, а теперь выцветшими в светло-серый с прожилками оставшегося голубого глазами.
- Русский?
- Мэм, я … - Максим растерянно развел руками.
- Не ври, мальчик. – Старуха глянула исподлобья, - Не порть впечатление. Я не глухая. Ты молился по-русски.
- Я русский.
- Мне кажется мальчик, что ты не из местных. Не из местных русских я имею в виду.
- А тут есть русские? – Максим решил играть в открытую. Старуха ему нравилась. Ну, или почти в открытую.
- Были, мальчик. Целая община русских была. Церковь русская. Кого-то увезли, кто-то смог убежать. Но тебя с ними не перепутаешь. Местные русские так не одеваются. Местные любят свою одежду – такие рубашки вышитые… забавные. И акцента у них почти нет. Я когда была молодая, чуть за одного вашего замуж не вышла. – голос старухи стал тихим, ровным, почти распевным. – Сильно его любила. Красивый был. Не сложилось у нас. Оно и к лучшему, конечно.
- А почему не сложилось?
- Порядки у нас разные. У них в общине порядки жестокие были. И красавец мой этими порядками с детства изувечен был. Любить не умел. Говорил о Боге, о матушке-России, а потом обязательно о том, что вся Земля в ереси, кругом еретики, и только кровью ересь эту смыть можно. Все о войне с Россией мечтал. Их так всех там учили – не столько любить друг друга, сколько ненавидеть всех, кто не такие как они. На том и жили. На ненависти. Испугалась я их. Вышла замуж за другого – за нашего. Вот похоронила его позавчера. Моего Джона.
- Соболезную.
- Верю. Тебе трудно не верить, мальчик. Разве человек, у которого нет сочувствия, стал бы хоронить незнакомых ему людей только из благодарности за кров?
- Я не из благодарности.
Старуха махнула рукой:
- Это все равно. Ты куда направляешься?
- Хочу попасть домой.
- Я тоже, мальчик. Я тоже.
Маргарет, так звали старуху, пригласила Максима в гости. К дому она ковыляла с трудом, опираясь на свое огромное ружье. Дома, она поставила орудие, ружьем этот агрегат назвать было невозможно, в угол и с помощью Максима добредя до кресла, тяжело опустилась в него. Кресло тихо скрипнуло под тяжестью ее тела. Маргарет была очень-очень стара.
- Мальчик, если хочешь выпить, то за моей спиной в баре стоит неплохой виски. Еще мой Джон покупал. Мой Джон любил хороший виски. Он становился после него такой шалопай. – старуха улыбнулась чему-то своему. – Нет, алкоголиком он не был. Он был молодец, мой Джон. Он был настоящим мужчиной. Хочешь есть?
Максим особо есть не хотел, но отказаться почему-то не посмел – кивнул.
Уминая кусок вчерашнего пирога с печенкой, и отхлебывая виски из большого толстодонного стакана, Максим почувствовал, что к нему начинает возвращаться, утраченное было на время, чувство уюта.
«Странно, что не предлагает попарится в баньке» подумал Максим «По сюжету самое время. Или это я должен просить в баньку истопить? Как это там было?»
- Чему улыбаешься, мальчик? Кстати, можешь и мне плеснуть немного.
- Да, ничего особенного. – Максим резким движением отвинтил пробку и налил в стакан Маргарет. - В русском фольклоре есть такой постоянный сюжет: главный герой, Иван-дурак или Иван-царевич, попадает в izbushku к Babe-Yage с костяной ногой. Она его хочет съесть, но он уговаривает ее его напоить, накормить и даже истопить ему баню. А в конце концов она дарит ему какой-нибудь волшебный предмет.
- Похоже на Элиссон Гросс. Только у нее нет костяной ноги и она ничего не дарит. Просто ест. – старуха улыбнулась. – Не бойся, мальчик. Я тебя не съем. А почему у нее костяная нога?
- Считается, что Баба Яга – пережиток культа мертвых – страж между миром живых и потусторонним миром. Она сама как бы наполовину жива, а наполовину мертва. Вот одна нога у нее и костяная.
- Какая замечательная женщина. Да. – Маргарет снова улыбнулась. Теперь ее лицо было видно намного лучше. Белая кожа, светло-голубые водянистые глаза, челюсть, ушедшая чуть назад от долгого использования правильного английского языка. - Очень похоже. Очень похоже на меня.
- Вы работали учителем? Английский язык и английская литература? Да?
- Острый глаз! Молодец! – Маргарет сделала жест рукой обозначающий нечто победно-молодцеватое. – Не здесь, конечно. Я работала в университете. Очень хорошем университете. Теперь его, скорее всего, нет. Ну, а ты? – она посмотрела на Максима неожиданно живыми глазами. – Тот самый русский шпион, которым пугают нас по радио и телевизору уже несколько дней?
- Почти, мэм. Кроме того, что я не шпион, не бандит и все такое. Я просто хочу домой.
- А поскольку очень старательный мальчик, то и домой ты идешь очень старательно. – Маргарет повертела стакан в руках, отпила немного. – Никому не удалось тебя остановить или задержать. Из живых, я имею в виду.
- Пока никому, мэм.
- И это их здорово злит. Берегись, Макс. – Маргарет неожиданно прекратила называть его «мальчик» и резко перешла на имя. – Берегись, Макс. Ты им нужен, и они будут искать тебя везде. По всему свету.
- Пусть ищут, Маргарет. Я просто иду домой.
- Молодец. Ты – настоящий мужчина. Как мой Джон. – она тряхнула стаканом. – Макс, останься на эту ночь со мной.
Максим поперхнулся, и отличный девятнадцатилетний виски пошел носом. Пока он, прикрывшись рукавом, кашлял, чихал, тряс головой и вытирал слезы, Маргарет смеялась.
- Что? Испугался? – Маргарет, кокетливо стреляя, помолодевшими от алкоголя и смеха глазами, отпила из стакана еще глоток, - Вот, почему ты все время думаешь обо мне плохо? То я тебя съем, то изнасилую…. Нельзя жить с таким мировоззрением! – Она еще раз хихикнула, - Я, вот, о тебе с самого начала думала только хорошее. Ну, подумаешь, русский шпион! Шпион – тоже человек. Я имела в виду: не останешься ли ты переночевать в моем доме. Составишь мне компанию? Мне тут чертовски одиноко. Все уехали в город после того, как…
- С удовольствием, Маргарет. Простите меня. Я – кретин. – Максим наклонил голову и щелкнул, как мог, каблуками. Кроссовками щелкать получалось не очень, но Маргарет оценила жест.
- Садись, Макс. Ты – настоящий джентльмен. Скажи-ка, а у вас любят поэзию? Можешь рассказать мне стихи?
- С удовольствием. Моя жена очень любит эту вещь:
В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг, Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, От зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой, Тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, Делить с тобой.
Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, Где тьма кругом, -
Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, С тобой вдвоем.
И если б дали мне в удел
Весь шар земной, Весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, Тобой одной.
- Какая прелесть. А что это? Звучит как барокко, но я не припомню русских поэтов в этом стиле.
- Это романс на стихи Роберта Бернса в переводе на русский. Я к стыду моему так и не удосужился прочесть оригинал.
Они допили всю бутылку к трем часам ночи. Все это время Максим развлекал Маргарет как мог – пел ей песни, читал стихи, рассказывал анекдоты, а Маргарет много смеялась. Потом они разошлись по спальням.
Проснулся Макс в поздно – около полудня. Он вышел из комнаты и позвал Маргарет.
- Маргарет! Маргарет!
Ему никто не ответил. Уже предчувствуя разгадку тишины, он постучал в дверь спальни Маргарет. Ему и на этот раз никто не ответил. Он вошел.
Маргарет лежала на постели, полуприкрыв глаза. Рядом с кроватью лежала фотография в деревянной рамке и маленькая баночка. Пустая баночка из-под снотворного.
Максим подошел ближе, присел, поднял фотографию и поставил ее на трюмо. С фотографии улыбались молодые Маргарет и Джон – широкоплечий черноволосый мужчина с веселыми серыми глазами и черной кудрявой бородой.
В уголок рамки был вставлен свернутый вчетверо клетчатый листок, на котором сверху учительским подчерком Маргарет была сделана надпись: «Максу».
Он развернул и прочел.
Мой дорогой Макс!
Мальчик, прости, что я так поступила. Не обижайся на меня. Выполни мою последнюю просьбу: закопай меня радом с Джоном. Он лежит за домом. Ты увидишь там свежий холм.
Я надеюсь, что Бог не обидится на меня за то, что я сделала. Я не отчаялась. Просто ты – слишком добрый мальчик, чтобы уйти и бросить меня одну. Ты бы обязательно потащил бы меня с собой. И обязательно попался бы. А я бы умерла вдалеке от моего Джона, и никто бы не догадался привезти меня сюда. К нему.
Я не очень-то верила в Бога, но надеюсь, что он есть и что Он есть Любовь. Сам посуди – на что мне еще надеяться? Так что если тебя не затруднит, прочитай надо мной какую-нибудь молитву. Мне всегда нравились службы в русской церкви, а ты умный мальчик, ты сможешь.
Завещаю тебе все мое имущество в благодарность за все, что ты для меня сделал.
Прощай.
Твоя Маргарет Пенн.
P.S. Спасибо, что похоронил нашего с Джоном сына. Я сама так и не смогла.
Макс выкопал для Маргарет настоящую глубокую могилу. Потом он отнес ее на руках – в отличие от вчерашних покойников, он не боялся и не брезговал к ней прикоснуться.
Крест он сделал, выдернув, и сколотив друг с другом, доски из забора. Прочитал «Отче наш» - других молитв не знал.
Поселок он покинул через два часа, забрав с собой письмо и фотографию Маргарет. Нужно было спешить в Игл.
На первый взгляд, война совершенно не коснулась Игла. Жизнь шла своим чередом – кипела на рынке, ленилась по окраинам, ездила на автомобилях, ходила пешком. Напивалась в салунах и барах, затаривалась в супермаркетах. Жизнь хотела плевать на смерть и войну, и плевала, пока могла. Но это было так только на первый взгляд. Если присмотреться, то становилось видно, что за бензин и продукты расплачивались не привычными «зелеными», а какими-то бумагами с печатями, очереди были длиннее, машин меньше, а оружия в руках – больше.
Подвозившего Макса парня дважды проверили патрули народной милиции. Проверили своеобразно: попросили документы на машину, осмотрели груз – нет ли продуктов питания и бензина. Обнаружив и то и другое – забрали часть, после чего выдали бумагу с печатью городского совета разрешающую въезд в город.
На Макса никто никакого внимания не обратил – сидит себе человек в машине значит, хозяин машины так хочет. А что хочет хозяин значит, так тому и быть: право собственности – священно и нерушимо. Только плати налоги. Сидит себе какой-то парень и сидит – налоги взяты, можете ехать.
Второй патруль проверил бумагу выданную первым патрулем на подлинность, и в отличие от первых, вторые патрульные задали вопросы о цели посещения города. Узнав, что имеют дело с беженцами, сообщили, что все новоприбывшие обязаны встать на учет в городском совете и показали дорогу. Показали весьма настойчиво: Не сверни мол куда не туда – может получиться плохо. При этом патрульный плечом так повел – показал, что ствол на месте.
«Спасибо, ребята, я понял» подумал Макс и спросил:
- Ребята, вы не знаете, где тут можно найти Стива Арчера? Он друг моего папаши и будет рад известиям.
- Стива Арчера говоришь? Друг папаши говоришь? – мужчина лет сорока – сорока пяти вышел из за спины проверяющего и взявшись за козырек кепи постарался глянуть Максу в глаза – Видно, ты поздний ребенок у своего папаши. Потому как времена, когда полоумный Арчер с кем-то мог подружиться миновали очень давно. Думаю, что еще в Средние Века. Он не очень-то милый человек. Но если тебе не дорога жизнь, можешь после того как зарегистрируешься поискать его во-о-он там! – приподнявшись на цыпочки, милиционер показал Максиму на дальний домишко стоящий на холме за городом. – Он живет там. Если он еще не успел надраться, то у тебя есть шанс, что он тебя не пристрелит.
- Ну, может быть, мне удастся найти с ним общий язык? Как вы думаете?
- Не уверен, что ты сможешь подойти к нему на такое расстояние, чтобы он что-то услышал. Но если ты так хочешь покормить местных белок – пожалуйста.
С этими словами мужчина развернулся к Максу спиной и направился куда-то в сторону, очевидно считая беседу исчерпавшей себя.
- Спасибо. – Макс помялся и обратился к проверявшему, – А при чем тут белки?
- Белки объедают трупы. – он отступил на шаг и махнул рукой в сторону городского центра – Проезжайте.
В Городском совете Максим зарегистрировался под именем Олексы Климко, ограбленного, потерявшего документы львовянина – гражданина Украинской Державы. На вопрос о цели прибытия, честно ответил, что есть тут знакомый его знакомого, потому, когда началось, решил драпать сюда. Вдруг человек окажется хороший и чем поможет? Получив специальную карточку-паспорт, которую тут при нем же, чин по чину: с фотографией, отпечатком пальца и черт знает с чем еще, и изготовили, отправился к домику на холме.
Характер Стива Арчера, кто бы он ни был, Максим начал постигать задолго до того как приблизился к дому. На расстоянии около ста метров от дома, прямо поперек тропинки, Максим увидел натянутую толстую леску, на которой болталась картонка с надписью «Пошли вон!». Охваченный нехорошими предчувствиями, Максим прошел до каждого конца лески и не ошибся – с обоих концов леска была привязана к кольцам примотанных к деревьям гранат.
«Прекрасно! Просто прекрасно! А мужик-то – не врал. Друган Юрия Сергеича – псих. Надо будет поблагодарить за адресочек, если свидимся». Но натура Максима – любопытная и упрямая не позволила усомниться даже и на пару секунд. Максим перешагнул леску и разведя руки в стороны, чтобы показать отсутствие оружия, зашагал к домику.
Вопреки ожиданиям, его никто не встретил. Максим ожидал, что при приближении к дому кто-нибудь его окликнет, выстрелит перед ним или, если все совсем плохо, выскочит из кустов. Ничего. Тишина.
И приколотая кухонным ножом к двери бумажка «Я на заднем дворе» на чистом русском языке.
Максим обошел дом и увидел следующую картину: На крюках, один из которых был забит в стену дома, а второй в рядом стоящее дерево, был натянут гамак. В гамаке лежал и мирно спал седой, долговязый, тощий мужчина. Правая рука его лежала на мерно поднимающейся груди, придерживая большой армейский пистолет. Свесившееся же с гамака левая нога опиралась на нечто крупнокалиберное, стоящее на сошках и снабженное оптическим прицелом и огромным дульным тормозом. Заряжено ли все это узнавать было бесполезно – совершенно очевидно, что заряжено. По левую руку от спящего стоял пластиковый белый столик, а на нем – ополовиненная бутылка «Stolichnaya» и стакан.
Понимая, что имеет дело с опасным параноиком и алкоголиком, Максим решил ничего близкого сердцу хозяина не трогать, а присел на стул, налил себе из бутылки в стоящий рядом стакан и показательно, нагло, хэкнув, выпил.
Вода. В бутылке была вода. То есть как вода?
- Ну, как тебе, сынок, водичка?
Произнеся эту фразу на почти чистом русском языке, мужчина поднялся, сел и уставился на Максима смеющимися васильковыми глазами. Максим подумал, ухмыльнулся.
- Забористая водичка. И давно Вы тут так дурака валяете?
- Да с самого объявления независимости. Ругаюсь, время от времени стреляю в белый свет как в копеечку.
- И в чем смысл зажигательного представления, позвольте узнать?
- В отваживании идиотов от моей собственности. Как началась заваруха, - мужчина сел в гамаке, плеснул себе воды из водочной бутылки и выпил. – ко мне приперлись эти, из милиции, и потребовали сдать половину моей солярки (а ее у меня очень много – цистерна вон почти полная стоит) в городской кризисный фонд.
- Ну, это же в порядке вещей. Люди пытаются мобилизовать ресурсы для выживания…
- Еще они потребовали у меня сдать все мое оружие. Естественно в фонд. Люди тут не при чем сынок. Ближайшее время, нам нехватка горючего не грозит. Да и что произошло такого, чтобы так паниковать?
- Вообще-то ядерная война.
- Ерунда. Никакой ядерной войны не было!
- А Вы точно только воду последнее время пили?
- Не хами. Сам посуди, что произошло? Ну, пробросались ракетами небольшой мощности, ну угробили миллиард человек, ну половину Польши раскатали в тонкий блин, ну засрали радиацией пол-Европы и часть Америки. А победитель-то где? Нет победителя. Что изменилось в мире? Ничего. Все впустую. Все зря. Глобально кроме Китая и Польши вообще никто не пострадал. Ну, инфраструктура конечно порушена. Но сколько времени понадобится, чтобы ее восстановить? Горючка есть – мы, считай на ней живем. Большинство промышленности цело. Экологии конец не пришел. Это не война, а бездарщина какая-то. Глупость. Всемирного масштаба, конечно, но тем не менее – обычная глупость. – Арчер взял Масима за плечо и повел в дом, - Радиоактивных мутантов ниоткуда не выползает, мир в пустыню не превратился. Самой опасной тварью для человека по-прежнему является его же собрат по виду – Гомо Сапиенс и то дерьмо, что в нем сидит. А сейчас это дерьмо лезет из всех щелей. Кто-то от страха с ума спятил, кто-то рыбку в мутной воде ловит. И вот эти спятившие и амбициозные – и есть самые опасные. А больше нам, по большому счету никто и не грозит. Красочный пример – мой городок. На самом деле вся эта милиция, все эти фонды – всего лишь способ взять город под контроль. Есть тут у нас пара человек – местные состоятельные ребята. Джимми Лири и Сэм Донахью. Они и до заварушки неплохо тут себя чувствовали, а теперь хотят чувствовать себя еще лучше. А для этого надо у людей забрать самое важное – горючку, оружие и продовольствие. Что они и проделывают. При этом оба снизили цены на выпивку и роздали пистолеты милиционерам. Некоторым их этих милиционеров нельзя доверить даже пальцем в носу ковырять – сломают палец. Не то, что пистолет доверить. Все это сборище никчемных дебилов Сэм и Джим натравят на город. А перед этим – на меня. Я у них как кость в горле. Я тут единственный, кто открыто посылает их в жопу. Позавчера в город приехал сынок Донахью вместе со своим семейством и односельчанами. Говорят, что у себя в Риверз Вэлли этот недоносок учинил расправы над военными. Естественно его тут же приняли в милицию. Так что… - тут он неопределенно покрутил пальцем, - Кстати, Максим, как ты добрался?
Выслушав историю про то, что произошло в Риверз Вэлли, Стив, покачал головой.
- Интересная история. Трогательная. Хотя я спрашивал тебя не об этом. Я имел в виду - как добрался ко мне уже тут? Спрашивал кого-то обо мне? Встречался с кем-то?
Максим рассказал, как он въехал в город, про патрули, про досмотры, про то, как о Стивене отзывались милиционеры. Показал полученную в городском совете карточку.
- Ну, и как ты думаешь – раскусили тебя?
- Думаю, что нет, не раскусили. Иначе бы не отпустили бы.
Стивен рассмеялся.
- Молодо-зелено! Как ты до Игла добрался – ума не приложу. Раскусили тебя еще на въезде. На самом первом патруле. Рожа твоя засвечена дальше некуда. А то, что тебя не взял ни второй патруль, ни в Городском совете, ни слова не сказали, означает, что распоряжение уже было: тебя не трогать.
- Хотели узнать, куда я пойду?
- Куда ты пойдешь, ты сам же всем и рассказал. Они знали, куда ты идешь и кого ищешь. Они даже тебе помогли. Значит, они хотели, чтобы ты пришел ко мне. – Он потер рукой подбородок с белой двухдневной щетиной. – Зачем?
- Появление у Вас контакта с разыскиваемым опасным преступником легитимизируют репрессии в Ваш адрес. Фактически, я – достаточное и необходимое основание для того, чтобы с Вами расправиться.
- На мой вкус ты выразился несколько казенно, но при этом почти точно. Необходимое – да, но достаточное – нет. Не то, чтобы тут меня очень любили, нет. Но вот так просто меня грохнуть только потому, что ко мне пришел преступник? Нет. В милиции, конечно, дауны в основном. Потому и набрали. Но чтобы застрелить кого-то, кто им ничего плохого не сделал – это нет. Не думаю. Тебя убить? – Да, пожалуйста! А я – их сосед. Привыкли. Кое-кого из них я бывало выручал. Нет. Мало. Думаю, что надо ждать какой-то провокации. А вот потом… - Стивен опять потер щетину – Иди-ка ты, Макс, в душ. Полагаю, что времени у нас немного. Ты мойся, а я вещички соберу.
Максим уже было развернулся в указанном хозяином дома направлении, но в последний момент притормозил.
- Мистер Арчер!
- Что тебе? – Арчер уже копался в каких-то пыльных чемоданах вытянутых из-под дивана.
- Где русский так выучили? Если бы не акцент, то я бы Вас от собственного деда не отличил бы ни по выговору, ни по манере выражаться.
- Так меня же для работы в России готовили.
- Где готовили?
- Ну, ты еще меня спроси, как детей делают. Иди, мойся, давай. Времени мало.
- А почему не работаете?
- Почему, да почему… По кочану! – Арчер махнул в воздухе жилистой, похожей на ветку березы рукой, и сразу как-то стало видно, что он стар, - Списали меня по психологической непригодности. Сначала язык, потом литература, потом история. Произошло то, что называется излишним сближением с противником. Психологи это уловили и списали меня к чёртовой матери. Опять же твой этот чёрт – Юрген меня с панталыку сбил. – Арчер выглядел одновременно и расстроенным и каким-то одухотворенным. Так как будто неприятности свои и неудачи вывешивал на мундир как ордена. - С одной стороны, если б не он, то лежать мне сейчас на Арлингтонском кладбище, а с другой стороны – а вот это, то как я живу – жизнь? Хотел было в монастырь уйти – Юрген не дал. Отговорил. Жить-то я здесь могу! Но настоящая ли это жизнь? Слушай, иди-ка ты уже мыться!
Максим счел за лучшее не пережимать и ушел в душ. Когда он вернулся, Арчер уже собрал два рюкзака и переоделся в камуфляж.
- До ночи еще шесть часов. Можешь поспать.
Максима уговаривать было не нужно – за последние дни он научился мгновенно засыпать при первой же возможности и так же быстро просыпаться. Максим лег на диван, укрылся пледом и провалился в сон.
Во сне все опять перепуталось. Снились Ангела и Варя, снилась Маргарет, убитые солдаты, пилот все еще лежащий на полу в салоне лайнера. Во сне они все время теряли цвет и превращались в листки фотографий, которые затем темнели и вспыхивали. Максим пытался тушить их, но руки почему-то не слушались и все фотографии сгорали до самого конца, оставляя в руках Максима серый пепел.
Арчер разбудил Максима около часа ночи.
- Вставай, Макс. Нам пора.
С этими словами он бросил Максиму на грудь снаряженный рюкзак. Максим кряхтя, поднялся, попрыгал на месте, разгоняя кровь. Поприседал. Когда Максим надел рюкзак, Арчер помог ему затянуть грудные лямки, а затем пристегнул к ним продолговатый чехол.
- Это М-24. Хорошая винтовка. Моя первая. Может пригодиться.
Сам Арчер нес на груди чудовище, с которым Максим застал его в гамаке.
- Мне кажется, что с это штукой мы далеко не уйдем.
- Не умничай – во-первых. Нам далеко и не надо – во-вторых. В-третьих – пошли.
Они около часа шли по холмам, потом стали подниматься выше уже по скалистой местности. Максим пыхтел, его ноги уже привыкшие отмерять мили по равнине, тут стали бастовать. В темноте, он часто спотыкался, но Арчер не позволил зажигать фонарь.
- Ты просто повыше поднимай ноги. Вот так: раз – два.
И показал, как поднимать ноги. Максим старательно поднимал. Через некоторое время стало заметно, что они идут не от города, а огибают его по скалистому хребту.
- Куда мы идем?
Арчер остановился, с секунду постоял, упершись взглядом куда-то перед собой, потом пожал плечами, и сказал:
- Я не могу просто уйти и оставить все так как есть. Я обещал Юргену, что присмотрю за тобой, но перед тем как уйти, я должен уладить пару вопросов.
В этот момент в городе что-то оглушительно грохнуло. Максим оглянулся и увидел, что на окраине поднимается столб дыма. Затем полыхнуло пламя. Грохнуло еще. На этот раз ближе к центру.
- Ну, что ж. Я примерно так себе все и представлял.
- Ваша работа? – поинтересовался Максим.
- Не моя. Но людям скажут, что моя. Ну, и твоя, конечно. Это, сынок, горят склады продовольствия и горючего. Теперь Донахью и Лири – монополисты и хозяева города. Полные хозяева. Нам надо торопиться. Пошли.
И он прибавил шагу. Длинные ноги Арчера несли его вперед с ужасающей скоростью. Он, излазивший все эти места и при свете и в ночи, прекрасно ориентировался и знал, где можно споткнуться, зацепиться, ушибиться. Не поспевающий за ним Максим местности не знал. Поэтому время от времени Арчер слышал, как Максим то матерится, то шипит от боли. Скоро Арчера это стало раздражать.
- Макс! Ты ведешь себя как сопливая девчонка в юбке. Ты что не в состоянии сдерживать свои реакции? Заткнись и не издавай ни звука. Даже если ты себе что-нибудь сломаешь. Мне это безразлично. Пока. Перебинтуем, перевяжем, смажем и заклеим – потом. Когда будем отдыхать. Я даже прижму тебя к груди как мать. А пока – заткнись, сынок! Очень меня обяжешь.
- Простите, Стивен. Я постараюсь.
Примерно через двадцать минут они вышли на место вежду двух небольших вершин, с которого город просматривался со стороны противоположной домику Арчера. Арчер отстегнул от груди свою громадную винтовку, снял рюкзак, вытащил из него туристическую пенку и, расстелив ее, с комфортом улегся и начал рассматривать город в бинокль. Максим в точности повторил все его операции кроме бинокля за неимением оного. Через некоторое время Арчер протянул бинокль Максиму.
- Смотри – вот от дома Донахью отезжают машины. Что это, по-твоему?
- Думаю, что шлют шуцманшафт.
- Верно. Эх, - Арчер почесал в затылке, - пропало мое имущество.
Он поставил перед собой свое чудовище, откупорил крышки защищавшие оптику и снарядил обойму с огромными патронами.
- Это моя малышка. Баррет-М140. Отличная вещь. Как ты думаешь, какое расстояние от нас до дома?
- Ну, метров пятьсот.
- На самом деле почти тысяча. Во-первых, делай скидку на прозрачность воздуха. Во-вторых, мы на вершине, а значит, смотрим на него не по катету, а по гипотенузе треугольника. Но моей старушке, - с этими словами Арчер отщелкал несколько делений на маховичках прицела. - такие расстояния нипочем. Смотри и учись.
Дождавшись момента, когда вереница машин скрылась из вида, Арчер снова залег за прицел.
- Я знаю, вы оба тут – приговаривал он. – Два паука. Я раздавлю вас.
Максиму стало скучно, он вытащил из чехла арчеровскую М-24 и стал разглядывать местность в прицел. Дом Донахью в двенадцатикратный прицел был виден хорошо – светящиеся окна, каминная труба, охранники прогуливающиеся возле дома, каменный забор и массивные металлические ворота. Входная дверь приоткрылась и на порог вышли два человека – один, черноволосый, был еще достаточно молод, но толст, второй был ровесником Арчера и так же долговяз и так же тощ. Кроме того он был хром и опирался на трость. Они пошли по дорожке, ведущей к воротам, возле которых стоял новенький черный джип БМВ, очевидно принадлежащий толстяку. Они о чем-то оживленно разговаривали. Толстяк, активно размахивал руками, и все время заглядывал тощему в глаза, забегая вперед.
Арчер позволил им дойти ровно до середины дорожки.
Бум! Дзанг! Бум! Дзанг! Толстяка как куклу швырнуло с дорожки, он перекувыркнулся через голову и остался лежать на газоне. Тощий удивленно посмотрел на изуродованное тело и неожиданно, отбросив тросточку, огромными шагами побежал к дому. Арчер, судя по всему, был расстроен промахом и, глядя в прицел, прошипел:
- Нет, Сэм. Нет. Ты уже отбегался.
Бум! Дзанг! Третья гильза, вылетев ударилась о камни, как и две предыдущие. Промах!
Бум! Дзанг! Тощий рыбкой полетел вперед, как будто споткнувшись на бегу. Стопа его ноги осталась лежать на траве газона, позади. Но Сэм Донехью не собирался умирать даже сейчас. Несмотря на шок и боль, он быстро вскочил на четвереньки и пополз в сторону дома, откуда к нему, вскинув металлические противопульные щиты, уже бежала охрана,. Вот сейчас он доберется до спасительной двери, там с его ногой что-нибудь придумают, а потом он обязательно решит проблему и со снайпером и с этим городом.
Бум! Дзанг! Громадная пуля калибра 12,7 миллиметра ударила Донехью в правый бок и сбросила его в траву. Подбежавшая охрана закрыла тело шефа щитами и открыла беспорядочную стрельбу в направлении, откуда им послышался звук выстрелов.
- Все. Уходим.
Арчер спокойно поднялся.
- А Донахью младший? – Макс исподлобья посмотрел на Арчера. – Он, что – останется? Наводить порядок?
- Младший Донахью - кретин. Хорошо если его не пристрелят тут же свои. Без своего папаши он не опасен. Да и ждать пока он вернется от моего дома нам ни к чему. Он же со всей командой приедет.
- Ну, а вдруг он не так глуп, как Вам кажется? Или перед тем как с ним разберутся, он успеет что-нибудь натворить?
Арчер присел на корточки и посмотрел Максиму в глаза.
- Отомстить за семью Пеннов хочешь? А Маргарет тебя об этом просила?
- Нет. Но она и не должна была о таком просить – в голосе Максима было столько упрямства, что Арчер сразу понял, что лучше не спорить.
- Значит, твердо решил?
- Да. Я хочу его убить.
- А сможешь? В оптику это совсем не так как тогда - в тамбуре самолета, на адреналине и в суматохе.
- Смогу.
- Хорошо. Давай подождем – неожиданно равнодушно сказал Арчер.
- А они?
- А что они? Они к нам не пойдут – дураку понятно, что ни один не дойдет. Предупредить его они не смогут – раций полноценных давно ни у кого нет, а сотовая связь не работает. Так, что сидим, ждем и не рыпаемся.
Арчер уселся обратно на пенку, скрестив ноги, и взялся за бинокль.
- Так, дом мой уже горит, значит, минут через десять будут здесь. Эх, хороший был дом – он огорченно цыкнул зубом, - какой был у меня телевизор! Диагональ – полтора метра…
Максим слушал сожаления Арчера про телевизор с большой диагональю, замечательный каменный мангал, запас прекрасного виски и ему казалось, что он находится на какой-то бредовой распродаже.
- Только думал собаку завести. Жениться-то я, конечно, уже стар. Кто за меня пойдет? А вот собаку так хотелось. У тебя была собака?
- Не было.
- Ну, и дурак. Дети любят собак. Собака – это хорошо. Вот они едут. Ты куда? – осадил Арчер Максима, который собирался лечь на свое место. – А кто стрелять будет? Я не буду стрелять вместо тебя! Если хочешь кого-то убить – вот винтовка, бери и убивай. А я тут, рядышком полежу. Погляжу, что у тебя выйдет.
Максим лег и взялся за винтовку. В зеленоватом свете ночного прицела он видел несколько машин идущих караваном по дороге к дому Донахью: две «тойоты» и здоровенный «Хаммер». У дома были уже закрыты все окна, погашен свет. Охрана заняла позиции у окон с винтовками. Они время от времени высовывались, смотрели куда-то в сторону Максима и тут же скрывались за стенами и подоконниками. Тела убитых Арчером Лири и Донахью с земли уже убрали и внесли в дом.
Сзади раздался голос Арчера:
- Джуниор Донахью в «Хаммере» разумеется. Это его машина. Ты его сразу увидишь. Большой такой. Длинный. Весь в папу. Я тебе его покажу, а ты – стреляй. Только не промахнись, смотри.
Машины остановились напротив ворот.
Никто не выходил.
- Почему они не выходят.
- А ты бы вышел сразу, если бы уехал от освещенного дома, а приехал в темный и с вот такими рожами в каждом окне? Думаю, что нет.
- И что же делать?
- Ждать. Только помни: если хаммер попытается уехать – немедленно стреляй в мотор.
- А по колесам?
- В задницу себе сразу выстрели. В мотор. По колесам стрелять бессмысленно – уедет на оставшихся. На то и хаммер.
В этот момент машина, как будто услышав слова Арчера, мигнула аварийкой и начала потихонечку отворачивать с обочины в сторону дороги.
«Не выйдет» подумал Максим и выстрелил.
Бум! Дзанг! Пуля вылетела из ствола и, пролетев по дуге, ударила в моторный отсек хаммера. Но не прямо в мотор, а выше. Она пробила капот, заднюю стенку отсека, раскрошила пластик возле рулевой колонки и ударила в ногу водителя, практически сразу отделив ее от остального тела. Водитель страшно закричал, бросил руль и хотел выскочить из машины, но оторванная нога не позволила. Поэтому он, раскрыв дверь, не выпрыгнул, а выпал прямо вниз и попал под катящиеся колеса. Его крик, еще живого, но уже перемалываемого многотонной тяжестью человека был настолько силен и страшен, что Максим услышал его и от ужаса на секунду зажмурился. Этого делать было нельзя. За эту секунду Джуниор Донахью успел выскочить с заднего сиденья и скрыться с линии огня за каменным забором, а его люди врассыпную бросились в разные стороны, прячась за машинами, под машинами, за забором, за деревьями. Началась беспорядочная многоствольная стрельба. Пули до Максима и Арчера не долетали, но сам факт был неприятен.
- Стрелок – с брезгливым презрением произнес Арчер. Как будто не сказал, а сплюнул. – Мститель криворукий.
- Ничего, все равно он выйдет. – Максим все еще не отошел от шока, в который поверг его крик погибающего водителя, но фанатично выцеливал любое движение внизу.
- Он-то выйдет. А вот шофера ты за что пристрелил? Что он тебе плохого сделал?
- Он сам виноват.
- В том, что возил мерзавца? Возможно. В том, что кормил семью на деньги, которые платил ему этот мерзавец? Возможно.
- Так он, выходит – отличный парень?
- Не знаю. Но до сих пор я его знал только как глупого водителя с большой семьей и старым папашей-алкоголиком, которого я неоднократно вытаскивал из бара.
- И что же мне теперь делать? – Максим растерялся совершенно. Он не понимал почему, если Арчер знал, чем может кончиться дело, не вмешался?
- Доводить начатое до конца. Джуниор виновен в смерти семьи Пеннов. Ты решил мстить. Так убей его и пойдем отсюда.
- Но Вы же знали, что я могу попасть в кого-то кто тут не причем? Почему Вы раньше мне рассказали?
- Потому, что ты – взрослый мужчина и должен о таких вещах думать сам. Потому что думать о невиновных и посторонних – первая обязанность любого, кто берет в свои руки оружие.
- И оно того стоит? Это объяснить никак нельзя было?
- Тебе сколько лет? Двадцать пять, если не ошибаюсь? Не пять, не десять и даже не пятнадцать? Объяснять тебе что-либо уже поздно. Сам себе все объяснишь. Потом. Если сможешь. А теперь, - Арчер повысил голос до крика и тыкнул пальцем в сторону дома Донахью, - целься и стреляй!
Максим не знал чего ему хотелось больше: застрелить Джуниора, Арчера, или просто плюнуть на все и уйти. Но он заставил себя успокоиться и смотреть только в прицел.
До этого Максим не знал, как это – расслабиться через силу. Это было новое умение, которое оказалось сюрпризом. Максим даже не знал, что такое умение в принципе существует, а теперь оно пришло и стало неожиданной помощью. Он прицелился в стену в метре от угла на высоту колена и нажал на спуск. Бум! Дзанг! Метр правее. Бум! Дзанг! Еще метр правее. Бум! Дзанг! Тяжелые пули пробивали кирпичную кладку и впивались в землю с другой стороны, оставляя на виду огромные выщербины в два-три выбитых кирпича. Еще правее – Бум! Дзанг!
Стоявшие и прятавшиеся у стены люди не выдержали и побежали, мечась в разные стороны. Максим навел перекрестье на широкую спину бежавшего к дому Джуниора, взял чуть левее и нажал на курок.