Переезд

— Двадцать два кило-бульпа!

— Сколько?!

— Двадцать два! Сам проверял.

— Да нет! Я про «кило»!

— А что «кило»?

— Чего это значит-то?

— Не в курсе, что ли? Это ж от емлян пошло. Они всё так меряют.

Бюргамай слегка недоверчиво поковырял когтем в левом дыхательном отверстии и возразил:

— Может, у них и вода твердой бывает, не знаю. Пусть они у себя дома, чем хотят, тем и мерят. А я с ними дела не имел, не имею и иметь не собираюсь. И в этом ничего не понимаю. Ты мне по нормальному скажи.

Снисходительно и даже как-то чересчур панибратски Самай поскреб по макушке, но всё же объяснил:

— «Кило» — это как два наших корба. Вот и считай.

— Сам считай! — возмутился Бюргамай. — Я тебе математик, да?

— Чтобы с «килами» разобраться, не надо математиком быть. Про килобайты все сейчас в курсах. А это — ровно два корба байтов — в любом руководстве «для оолонгов» прописано. Или у вас в деревне еще даже сумматоров нет?

— Сам ты деревня! — Бюргамай от возмущения посинел. — Если хочешь знать, у нас емлян этих, как у тебя пыли на ресницах! Сумматоры в каждой клетушке! Даром раздавали! Они нас прогрессируют! Первую станцию — у нас открыли! Понятно тебе, э?

Самай пустил чернильное облачко примирения. Терять клиента не хотелось. Не каждый день покупают грузовик. Не у каждого есть желание. У большинства желающих нет средств. А у тех, у кого есть средства, — нет необходимости. Замкнутый треугольник — идеальная фигура.

— Так ведь и машина не наша! Смотри — какие обводы, — Самай легко похлопал по корпусу, стараясь не повредить защитную пленку, — караланги такого не делают. Емлянская работа.

Оба застыли в безмолвном восторге, наблюдая, как пурпурный ветер овевает малиновые крылья, создавая чудесные полутона ультрафиолетового свечения.

— Ладно, беру! — Бюргамай сложил два щупальца священным кольцом заключения договора и помахал остальными — теми, на которых не стоял.

Самай щелкнул переключателем, открывая ворота, и машина радостно закачалась на воздушной подушке, в предчувствии скорого полета.

— Гляди — не терпится ей! — Бюргамай нежно провел щупальцем по капоту.

— А то! — подтвердил продавец. — Они ж только полетом и живут. Он для них — самое большое удовольствие… Сам поведешь?

— Кто ж еще? Не попробуешь — не узнаешь. А так, в случае чего, я обратно вернусь — всё тебе выскажу.

Самай мелко затеребил щупальцами, показывая, как ему смешно.

— У нас такого не бывает. Ни одной претензии за всё время работы. Но если что — еще приходи. Скоро новые поставки будут. От емлян.

Бюргамай менял жилище, и грузовик ему был крайне нужен. Как же еще перевезти всё добро? С мелкими вещами еще ладно. Но жилая ракушка — это вам не бульп сушеных плодов с ползучей лозки! К тому же, Бюргамай предпочитал жить по-старинке, как предки жили, — в настоящей кальцитовой ракушке, а не как нынче модно — в пластисталевой. Слово-то какое! И не выговоришь. Емлянское, потому что.

Нет, никто не спорит, что с пришельцами значительно легче жить стало. Да и интереснее. И то, что они кое в чём помогают, — тоже неплохо. Но вместе с вещами к ним и всякие слова емлянские пробираются. Это не очень хорошо. Тревожно.

Но за такую машину им большое спасибо сказать надо. Места много. Грузи — не хочу.

Бюргамай и грузил. Неспешно паковал, прилаживал, чтобы не создавать крена, ставил растяжки и распорки. И всё время говорил с новой машиной, успокаивал ее, подбадривал: первый грузовой рейс — всегда событие в жизни.

Наконец, неспешное действо закончилось, и Бюргамай довольно потеребил щупальцами. Можно запускать. Самое время.

«Не подведи», — прошептал караланг грузовику, сел за управляющую панель и повернул пускательный рычажок.

Машина что-то провыла на своем машинном языке, но с места не сдвинулась. Она елозила днищем по грунту и отказывалась взлетать.

«Капризная, — подумал Бюргамай, — чего же ей не хватает-то? Поверхность огладил, блескучим средством натер, даже новую смазочную жидкость в нее ввел, а она подниматься отказывается. Сюда — вон как летела, любо-дорого. А здесь весь ее пыл и вышел. Что делать, что делать?..»

Обиднее всего, что Бюргамай уже всем в округе раззвонил, какая у него будет хорошая машина, не чета старой. Классная, емлянская. Стоп! Может, кто из них и поможет? Со своей техникой они легко управляются. Машина как увидит какую-нибудь емлянку с диагностическим прибором — сразу по струнке ходить начнет. То есть, летать. А Самаю он потом всё выскажет. Всё, что он о нем думает. Одним чернильным облаком не обойдется.

Хорошо, что емляне жили недалеко от Бюргамая: не пришлось через весь поселок тащиться. Кое-где удалось даже задворками пройти. Удачно, что по пути никто не встретился. Хотя и пришлось потом обходить емлянское строение, но это была мелочь по сравнению с остальным.

Бюргамай на секунду остановился, чтобы в который раз полюбоваться цветным великолепием строения. Абсолютно прямые колонны. Огромные полупрозрачные окна. Два этажа. И главное — белая ракушка в самой верхней точке.

Кроме всего этого, на доме висела весьма нестандартная вывеска: желтый фон, синие знаки, обозначающие что-то емлянское, а над ними — портрет. Красивое изображение. Жаль, что длинные светлые отростки, какие емляне носили на головах, неаккуратно развевались в разные стороны. Было бы гораздо импозантнее заплести их в восемь остроконечных псевдощупальцев. Но у емлян своя мода.

Бюргамай с сожалением клацнул клювом и вошел под вывеску.

Внутри стоял стандартный вопрошатель и светился зеленым огоньком готовности к вопросам. С таким Бюргамаю еще не приходилось общаться. Не так спросишь — не так и ответит. Собравшись с силами и предварительно потренировавшись про себя, Бюргамай спросил:

— Не будет ли любезен вопрошатель ответствовать мне на вопрос о возможности ремонта емлянского средства передвижения, каковое я приобрел для собственных нужд и владения? — фраза получилась в самый раз, и Бюргамай остался доволен тем, что ни разу не сбился, и что дыхания всё-таки хватило произнести её за один заход.

Аппарат лукаво подмигнул и ответил:

— В чем суть вашего запроса? Какой ремонт требуется? Уточните параметры.

— Не летает. Мне хотелось, чтобы мастер посмотрел. Для вынесения квалифицированного мнения.

— Куда пригласить мастера? — любезно моргая синими лампочками, уточнил вопрошатель.

— Как ему удобнее. Можно сюда.

Вопрошатель глубоко задумался, о чем сообщили желтые огоньки, и обрадовал:

— Представитель по связям с каралангами информационно-технического центра «У Варвары» сейчас к вам выйдет. Ожидайте.

Мастер появилась в ярко-желтом одеянии, которое уже все называли «комбинезоном». По другому назвать его никак было нельзя, потому что караланги такого не носили: количество конечностей не соответствовало тому, сколько ответвлений для них находилось на этой одежде. В руках мастер держала тяжелый металлический предмет, который Бюргамай сразу принял за прибор диагностики. Емлянка одной рукой обхватывала его вытянутый конец, а другой, заканчивающийся двумя плоско-рубчатыми пластинами, подкидывала на ладони.

— На что жалуетесь? — вежливо спросила мастер.

— На машину, — поспешно ответил Бюргамай.

— Что с ней? Рассказывайте!

Бюргамай слегка растерялся. Он думал, что мастер сначала поговорит с ним о делах, о размножении мелких цыбликов, о проблемах переезда, и лишь потом они плавно перейдут к неполадкам с машиной. Сразу видно — сильно занята. Так что о хороших манерах надо на время забыть.

— Я тут переездом занялся. Машину купил. Когда сюда ехал — всё нормально было. А здесь она чего-то заартачилась. Не хочет летать.

— Далеко?

Бюргамай сообразил, что емлянка интересуется, где у него стоит машина, и поспешил успокоить:

— Совсем рядом, ваше мастерство, вам пару раз шагнуть. Я всенепременно провожу.

— Веди, — емлянка говорила кратко, нервируя Бюргамая.

Он слегка посинел и засеменил вперед, показывая дорогу. Мастер шла, постепенно отставая, как ни старался Бюргамай укоротить свои шаги. При этом она негромко проговаривала какие-то фразы на родном языке. Из тех, что являются заклинаниями для хорошей и качественной работы. Заранее готовилась.

Уважение у Бюргамая к мастеру росло всё больше. Возложит она руки на машину, скажет несколько заклятий — и всё. Машина сразу же слушаться начнет. Красота! За этими мыслями Бюргамай очнулся только у своего дома. Обернулся. Емлянка потихоньку приближалась.

— Не могу ли я узнать ваше имя, достопочтенная? — обратился Бюргамай к наконец подошедшей емлянке. Именно так следовало разговаривать с высокими специалистами. Кто, кроме них, мог общаться с машинами на равных? Высокое искусство починки, да.

— Варвара, — отрывисто сказала мастер. Прибор, с помощью которого емляне разговаривали с каралангами, присвистывал и скрипел, но разобрать слова было вполне возможно. Гораздо легче, чем когда емляне говорили сами.

— Что же означает сие имя? — Бюргамай продолжал поддерживать светскую беседу.

Емлянка длительно посмотрела на него, но ничего не ответила. Наверно, зря он ее об имени спросил. Наверняка, запрет какой-нибудь на это есть, а он и не знает.

— Показывайте машину, — в конце концов сказала она.

Бюргамай обрадовался. Еще бы: неловкость вопроса об имени сгладилась сама собой.

— Вот… — все свободные щупальца в искреннем недовольстве мотнулись в сторону капризули.

Мастер обошла машину с нагруженным на нее скарбом и, главное, ракушкой и поинтересовалась:

— Долго грузили?

— Утром начал. К полудню закончил. Вот как раз перед обедом, — Бюргамай постепенно перенимал отрывистую манеру разговора емлянки.

— Придется снимать.

— И ракушку? — Бюргамай в отчаянии сплел щупальца позади спины.

— Всё. А ее — в первую очередь.

— Но зачем?!

— У вас перегруз.

— Быть не может, — возразил Бюргамай, чуть краснея в почтительном превосходстве. Уж что-что, а массу своих вещей он прекрасно знал.

Мастер пошевелила одним из пяти отростков на конечности. О-о! Знаменитый жест приглашения! Бюргамай живо приблизился. Емлянка слегка наклонилась над панелью машины и показала на светящийся индикатор в начале красной зоны.

— Видите?

Бюргамай, конечно, видел, но что это означает — не знал.

— Она сердится? — свое предположение Бюргамай высказал, демонстрируя жесты сомнения.

Мастер опять надолго замолчала, глядя на караланга. Бюргамай решил оправдаться:

— Мне ее Самай продал. Сказал, что грузоподъемность ровно двадцать два кило-бульпа.

— Нет. Двадцать две тысячи бульпов. А у вас нагружено двадцать две пятьсот. Есть разница?

Бюргамай ничего не понимал. Ни емлянский счет. Ни «кило», ни «тысячи», ничего. Он видел, что новой машине плохо, и от этого сам распереживался. С удрученным видом, с помощью кран-дерева, он стащил с машины всё, что на нее загрузил, и пошел прогуляться. Посмотреть на недалекий океан, послушать шум волн, бьющих в низкий берег, подышать горько-соленым ветром, кидающим на лицо терпкие зелено-желтые капли.

Только раз он обернулся. Мастер склонилась над машиной и что-то делала. Лечила, наверно.

Надышавшись и успокоившись, Бюргамай вскоре вернулся. И вовремя. Мастер вытирала руки, а машина радостно подмигивала боковыми сигналами. Потом они внезапно погасли. Что-то не так? Смутные подозрения заставили Бюргамая вопросить пояснений у мастера:

— Как? Оживили? — с фиолетовым отливом неуверенности спросил он.

— Оживила? В каком смысле? Машина не живая…

— Не живая?! Умерла??! Только не говорите, что я ее перегрузил… — ужас от содеянного зелеными волнами прошелся по лицу Бюргамая.

— Нет, вы не поняли, — мастер решила объяснить свои слова, — машины в принципе не живые. Они — эээ… машины. Механизмы. Нечто неодушевленное, сделанное кем-то.

Бюргамай молчал. Не знал, что сказать. Вряд ли мастер стала бы его обманывать. Но тогда, получается, что все машины, которые емляне передали каралангам, сродни какому-нибудь камню, едва обтесанному щупальцем! И среди этих камней они живут? Да как вообще можно принимать в дар что-либо неживое?!

Мнение о емлянах у Бюргамая резко ухудшилось. Проще говоря, сошло на «нет». Ладно, недоразумение с числами — это еще можно понять. Но нельзя же общаться с тем, кто пользуется неживым. Он сам становится таким. Душа исчезает, растворяясь в бездушном окружении.

Караланг отвернулся от Варвары, игнорируя ее, и пошел к низкому стойлу с чуть проваливающейся крышей. Емлянская машина так и осталась на дороге. Пусть жалостливо моргает. Пусть о чем-то призывно гудит. Пусть. На самом деле этого нет. Не существует ее.

А ведь Бюргамаю так хотелось облегчить жизнь своему шняблику… Эх! Какая бы у него была подружка…

Караланг отворил приветственно заскрипевшую дверь стойла. Солнечный свет квадратом открытого проема упал на морду шняблика, от чего тот зажмурился. Не хотелось Бюргамаю его перегружать, а придется.

Слегка притронувшись к морщинистой коже грузовика, караланг вздохнул и прочуственно сказал:

— Надо. Понимаешь, надо. Переезжаю. Поможешь? В последний раз.

Старый шняблик грустно поморгал глазами, тяжело вздохнул и устало подставил спину под грузовую платформу.