- Что ж, пожалуйста, - согласился я. - Самым опасным для всего Западного фронта был бы, как мне кажется, прорыв врага через Пружаны на Слоним, Барановичи. Здесь открылся бы ему прямой путь к Минску. Но на этом направлении уже сосредоточиваются войска второго эшелона фронта. Направление Слуцк Бобруйск, казалось бы, стратегически менее важно. Однако с выдвижением к Барановичам из Слуцка пятьдесят пятой и из Бобруйска сто двадцать первой стрелковых дивизий это направление становится наиболее уязвимым. Отсюда для нас возникает задача: имеющимися в нашем распоряжении силами и средствами, без надежды на подкрепление стойко оборонять бобруйское направление.
Наш разговор со Шлыковым был прерван приездом на командный пункт Коробкова и командира 55-й стрелковой дивизии полковника Д. И. Иванюка. Оба они были чрезвычайно возбуждены.
- Танки противника оттеснили части Оборина к реке Щара, за Бытень, Доманово, - ошеломил нас командарм. - Нет никакой уверенности, что они долго продержатся и на этом рубеже, хотя к ним уже присоединился окружной тяжелый гаубичный полк. Вывести к Щаре полки Иванюка мы не успеем. Они сейчас подходят только к Миловидам, да и то не в полном составе. Придется развернуть их для обороны здесь: один полк севернее Миловиды, другой южнее.
- А третий, который подходит к Сипявке, надо немедленно выдвинуть на тыловой рубеж Русиновичи - Тальминовичи, где он может использовать для обороны полотно железной дороги, - подсказал я.
Командарм принял это предложение.
Чтобы помочь быстрее и лучше организовать оборону в районе Миловиды, в полк, развертывавшийся севернее шоссе, выехали вместе с командиром дивизии Шлыков и полковой комиссар В. Н. Семенков, а в полк, получивший участок южнее, - начальник штаба дивизии подполковник Г. А. Тер-Гаспарян и я. Командарм и полковник Долгов направились в третий полк. Командный пункт 55-й стрелковой дивизии развернулся на нашем месте, а командиры штаба армии перебазировались в Синявку.
В 15 часов 24 июня танковые части 24-го моторизованного корпуса немцев вышли к Миловидам и завязали бой с поспешно занявшими здесь оборону двумя стрелковыми полками 55-й дивизии и отошедшими сюда же частями нашего механизированного корпуса. В этих боях, когда первая атака врага разбилась о нашу оборону и он с большим уроном отошел назад, был тяжело ранен полковой комиссар Владимир Николаевич Семенков. Таким образом, политотдел армии, уже лишенный начальника, лишился и его заместителя.
Не затихали бои и в районе Слонима. Оборонявшиеся там 155-я и 121-я стрелковые дивизии нанесли огромные потери танковым дивизиям 47-го немецкого моторизованного корпуса, наступлением которых руководил лично Гудериан. Последний вынужден был ввести в дело второй эшелон корпуса - 29-ю моторизованную дивизию. Но тут на помощь нашим подоспели танковая дивизия полковника Кононова и действовавший с нею вместе отряд полковника Осташенко. Неожиданной атакой во фланг и тыл 47-го немецкого моторизованного корпуса они оттянули на себя значительные силы противника и едва не пленили самого Гудериана.
Командующий 2-й танковой группой немцев следовал с автоколонной по шоссе Ружаны - Слоним, когда туда вырвались танки полковника Кононова. Автоколонна была разгромлена, несколько вражеских офицеров убито, а один захвачен вместе с машиной. В машине оказался большой комплект топографических карт с нанесенным на них планом дальнейших действий группы Гудериана. На допросе пленный офицер довольно красочно обрисовал, как перетрусивший Гудериан улепетывал от наших танков в лес. Однако сам Гудериан в своих "Воспоминаниях солдата" изобразил это иначе (совсем в стиле барона Мюнхгаузена).
"Сидевший рядом со мной водитель, - пишет он, - получил приказание "Полный газ", и мы пролетели мимо изумленных русских; ошеломленные такой неожиданной встречей, они не успели даже открыть огонь. Русские, должно быть, узнали меня..."
Узнать Гудериана никто, конечно, не мог. Не такая уж это была знаменитость, да и скрылся он в лес слишком поспешно. Но оставим это на совести неуемного хвастуна и вернемся к более важным событиям того дня.
Импровизированная оборона двух стрелковых полков 55-й дивизии в районе Миловидов не могла надолго задержать противника. Около 18 часов танковые дивизии 24-го немецкого моторизованного корпуса, поддержанные авиацией, прорвали ее. Но к 20 часам противник был вновь остановлен вторым эшелоном той же дивизии на реке Щара.
К исходу 24 июня немцам не удалось перешагнуть Щару и под Слонимом - в полосе 155-й и 121-й стрелковых дивизий. Выгрузившиеся части 143-й стрелковой дивизии оборонялись в районе Лесьна. Танковая дивизия полковника Кононова вела бой под Ружанами. Моторизованная дивизия генерала Кудюрова и части 28-го корпуса продолжали обороняться на реке Ясельда и у Городца, в пятнадцати километрах восточнее Кобрина.
А на левом фланге армии дивизия генерала Недвигина по-прежнему удерживала свои позиции в районе Малорита. Кавалерийская и две пехотные дивизии противника не продвинулись там ни на шаг и даже местами были несколько потеснены назад. В этом позднее даже Гудериан признался.
Из немецких же источников стало нам известно через много лет и о беспримерной стойкости маленьких гарнизонов на восточном берегу Буга - в селениях Дрохичин, Семятиче и Волчин. Особенно много хлопот доставили врагу в тот памятный день подразделения, оборонявшие Семятиче. Они держали под обстрелом железнодорожный мост и не позволяли немцам восстанавливать железную дорогу. Теперь с полной достоверностью установлено, что в Семятиче и Дрохичине дрались в окружении в оборудованных накануне войны лотах подразделения 16-го и 17-го артиллерийско-пулеметных батальонов Брестского укрепрайона. Первым командовал капитан А. И, Пустовалов, вторым - старший лейтенант Ф. П. Тараскин. Почти все бойцы и командиры этих подразделений, державшихся до конца июня, отдали за Родину свои жизни.
3. От Барановичей до Березины
Оборона в районе Барановичей. - Прорыв танковых дивизий Гудериана к Слуцку и бои на реке Птичь. - Отход к Столбцам и Несвижу. - В лесах на подступах к Бобруйску. - Пехотные дивизии противника отсечены от танковой группы
Большую часть ночи на 25 июля все руководящие работники армейского штаба провели в войсках, помогая последним организовать оборону. Когда на короткий срок была установлена связь со штабом фронта, нам сообщили о включении в состав 4-й армии всех дивизий, (оборонявшихся в районе Слонима. Для связи с ними мы направили в Слоним полковника Кривошеева. На рассвете он донес, что в течение ночи части налаживали взаимодействие, устанавливали по реке Щара орудия прямой наводки, получали боеприпасы и горючее со склада 155-й стрелковой дивизии в Барановичах.
То же самое происходило и в полосе 55-й стрелковой дивизии, буквально рядом с нашим командным пунктом. Выходившие к Синявке части 14-го механизированного корпуса обеспечивались всем необходимым, в том числе консервами и сухарями, из складов 55-й стрелковой дивизии в Слуцке.
Для усиления обороны 55-й дивизии генерал Оборин выделил отряд танков. Они заняли позицию у полотна железной дороги на перегоне Русиновичи-Тальминовичи. Там же на рассвете были поставлены орудия противотанкового дивизиона и артиллерийский полк. В стрелковых подразделениях бойцы готовили для борьбы с танками противника связки гранат.
Этой же ночью, впервые с начала боевых действий, состоялось заседание Военного совета армии, а затем совещание партийного актива армейского управления. Обсуждался вопрос о задачах армии и мерах повышения боеспособности войск.
Особое внимание было обращено на необходимость строжайшего исполнения приказов. Все сошлись на том, что, во-первых, не надо отдавать невыполнимых приказов, а во-вторых, следует применять самые суровые меры к лицам, так или иначе нарушающим приказ начальника.
Под утро в район Синявки вышли с северо-запада часть сил 42-й стрелковой дивизии во главе с ее командиром генерал-майором Лазаренко и некоторые подразделения 6-й стрелковой дивизии под командованием полковника Козыря. Здесь почти не было пеших. Все на чем-то ехали: одни на грузовиках, другие на подводах, третьи верхом на мобилизованных у местного населения лошадях с примитивными самодельными седлами или вовсе без них. Это было очень похоже на то, что в годы гражданской войны именовалось "ездящей пехотой".
Вместе с 42-й дивизией прибыло и несколько сотен граждан, мобилизованных военкоматами. Большая часть из них тоже была на лошадях, но оружие имели не все.
В Барановичах мы достали железнодорожную дрезину и послали на ней двух командиров штаба армии в Пинск для установления связи с полковником ПопсуйШапко и командующим Пинской флотилией. Один из посланных командиров должен был добраться еще и до 75-й стрелковой дивизии, чтобы передать генералу Недвигину приказ: в случае невозможности удержать занимаемый им рубеж, отойти к Пинску и возглавить оборона города.
С утра 25 июня противник возобновил наступление в районе Слонима и на слуцком направлении. Около 9 часов его танкам удалось прорваться через реку Щар южнее Слонима, но они прошли не более двух-трех километров от реки и были там задержаны.
Почти одновременно немецкие танковые дивизии, наступавшие на Синявку, сбили с рубежа Щары части 55-й стрелковой дивизии. Однако здесь их атака быстро захлебнулась. У полотна железной дороги Барановичи-Лунинец противник натолкнулся на подготовленный ночью противотанковый рубеж и тоже был остановлен.
Между 9 и 10 часами на командный пункт армии возвратился из района Слоиима полковник Кривошеев и доложил следующее:
- Часа два назад неподалеку от Барановичей меня остановили три броневика. Из среднего вышел командующий фронтом генерал Павлов. Расспросив о состоянии и положении войск армии, он нанес доложенные мною данные на свою карту и в свою очередь сообщил, что на поддержку войск, обороняющихся в районе Слонима, от Столбцов выдвигается механизированный корпус генерала Никитина, Кроме того он приказал передать командарму, что к Днепру сосредотачиваются войска из внутренних округов. Западный фронт должен обеспечить их развертывание. Задача четвертой армии, обороняясь на реке Щара, подготовить оборонительные рубежи в Слуцком укрепрайоне и на реке Случь. С соседней десятой армии Павлов ничего сказать не мог. Правофланговые войска Юго-Западного фронта, по его словам, отошли на реку Стырь.
Выслушав этот доклад, командарм сразу же пригласил к себе командира 28-го корпуса генерала В. С. Попова и поручил ему вместе с армейским инженером полковником Л. П. Прошляковым немедленно заняться оборудованием обороны в районе Слуцка.
- Забирайте все сохранившиеся подразделения своего и четырнадцатого механизированного корпусов, - сказал он Попову, - подчините себе в Слуцке запасной полк н подготовьте для обороны рубеж по реке Случь.
Потом на командный пункт был вызван командант Слуцкого укрепрайона полковник П. П. Денисов. Его доклад буквально обескуражил командарма.
- Прошу иметь в виду, - спокойно сказал комендант, - что все построенные долговременные сооружения в начале весны демонтированы и ни в одном из них нет оружия. Оно направлено в Брестский укрепрайон. Гарнизон наш - всего один батальон, охраняющий сооружения...
В течение всего дня противник продолжал атаки в направлении Барановичи и Синявки, но ощутимого успеха не достиг. Лишь на одном участке восточнее Слонима немцам удалось прорваться на три-пять километров, но зато они потеряли здесь свыше 50 танков. Цементировала оборону на этом направлении по-прежнему 155-я стрелковая дивизия. Командир ее генерал-майор П. А. Александров умело организовал взаимодействие и в своих частях и с соседями. Из полков же особенно выделялся 659-й стрелковый под командованием полковника В. П. Шышлова.
Неудачи в районе Слоннма заставили Гудериана подтянуть сюда свой второй эшелон - 46-й моторизованный корпус.
Ничего не выходило у противника и на слуцком направлении, где действовал его 24-й моторизованный корпус. Оборонявшаяся на рубеже Русиновичи Тальминовичи 55-я стрелковая дивизия держалась стойко. Ее артиллерия, поставленная на прямую наводку, в упор расстреливала фашистские танки. Здесь же, пожалуй впервые в этой войне, для борьбы с вражескими танками широко были применены связки гранат. Понеся большие потери, противник прекратил дальнейшие атаки на этом направлении около 17 часов. Из частей 55-й дивизии в этот день наибольшую доблесть проявил 107-й стрелковый полк под личным командованием командира дивизии полковника Ивашова{7}.
А в лесах восточное реки Ясельда продолжали вести оборонительные бои 205-я моторизованная и 22-я танковая дивизии совместно с отрядом полковника Осташенко. Они яростно вцепились в прорвавшуюся к Иванкевичам моторизованную дивизию 24-го корпуса Гудериана, громили корпусные тылы и притянули на себя большие силы вражеской пехоты, а отчасти и его танковые дивизии. Таким образом, в центре армейской полосы, между Березой и Барановичами, создалась весьма сложная обстановка. Боевые действия развернулись здесь на нескольких рубежах, находившихся довольно далеко друг от друга, и получился так называемый "слоеный пирог".
По-прежнему стойко держались наши левофланговые дивизии - 6-я и 75-я. Это нашло отражение в одном из боевых донесений противника. Там отмечается, что в конце дня 25 июня 75-я дивизия при поддержке небольших сил артиллерии вновь предприняла контратаку с рубежа Влодава - Малорита.
Героически дрались с превосходящими силами противника и части, оказавшиеся у него в тылу. Оперативная сводка по группе армий "Центр" за 25 июня довольно точно зафиксировала создавшееся положение:
"В Брестской крепости гарнизон продолжает держаться, оказывая исключительно упорное сопротивление... У железнодорожного моста в Семятине в лотах остаются части противника, которые подвергаются сильному обстрелу нашей артиллерии".
А уже после войны бывший начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Блументритт сделал следующее признание английскому историку Лиддел Гарту: "Начальная битва в июне 1941 года впервые показала нам Красную Армию. Наши потери доходили до 50 процентов. ОГПУ (по-видимому, имеются в виду пограничники. - Л.С.) и женский батальон (очевидно, жены начсостава. - Л.С.) защищали старую крепость в Бресте... до последнего, несмотря на тяжелейшие бомбежки и обстрел из крупнокалиберных орудий. Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу..."
К сожалению, в тот чрезвычайно трудный день штаб нашей армии не располагал такими данными. Связавшись на исходе 25 июля со штабом Западного фронта, мы передали туда оперативную сводку следующего содержания:
"Части 4-й армии в течение дня продолжали обороняться в районе Слонима, на рубеже Русиновичи - Тальминовичи и восточнее Кобрина. От 75-й стрелковой дивизии из района Малорита и от дивизий, обороняющихся восточное реки Ясельда, сведений нет.
Отряды 6-й и 42-й стрелковых дивизий вместе со штабом 28-го корпуса - в Слуцке. Отряды танковых и моторизованной дивизий вместе со штабом 14-го механизированного корпуса сосредоточились за Слуцким укрепрайопом. В командование сохранившимися частями корпуса вступил начальник штаба полковник И. В Тугаринов, так как генерал Оборин в боях 25 июня получил тяжелое ранение и эвакуирован в тыл".
Около 18 часов на командный пункт армии приехал из Бобруйска командир 47-го стрелкового корпуса генерал-майор С. М. Поветкин вместе с несколькими работниками корпусного управления. Командующий армией ознакомил его с обстановкой и объявил, что штаб 47-го корпуса должен будет объединять 143, 121 и 155-ю стрелковые дивизии.
- Сможете ли вы возглавить их бои под Барановичами завтра с утра? спросил командарм Поветкина.
Тот ответил, что до прибытия всего корпусного управления со средствами связи он считает нецелесообразным вступать в командование.
- К утру 26 июня, - заявил Поветкин, - я смогу лишь уточнить местонахождение штабов дивизий.
Генерал Коробков не стал возражать и отпустил его. Тогда же он принял решение: с наступлением темноты переместить штаб армии поближе к Слуцку. Мы не могли надеяться на длительное удержание оборонительного рубежа у железной дороги Барановичи - Лунинец. Части 55-й стрелковой дивизии были обессилены, артиллерийских снарядов оставалось мало, танков насчитывалось не более двух десятков.
В 21 час мы тронулись в путь. На старой советско-польской границе, у Семежево, машины наши остановились. Впереди все Варшавское шоссе было запружено грузовым автотранспортом. Я пошел узнать, в чем дело.
Возле одной из машин столпились солдаты. Из толпы доносился негромкий голос:
- Еще и двух лет не прошло, как я пересекал эту границу. Только тогда мы двигались в другую сторону - на запад, навстречу немцам. И теперь вот пятимся от них на восток.
- Ничего, скоро конец нашим мытарствам, - утешал невидимого собеседника другой. - Вот станем в укрепрайон, пусть тогда немцы потыкаются в него мордой.
- А где он, этот укрепрайон? - послышался третий голос. - Еще весной мы вывезли из дотов все пушки и пулеметы.
Ненадолго воцарилось тягостное молчание. Потом зазвучал опять первый из услышанных мною голосов:
- Ну что ж, вывезли так вывезли... Значит, так нужно было.
Освещая путь карманным электрическим фонарем, я прошел мимо этих солдат и скоро добрался до головных машин. Выяснилось, что они были задержаны контрольно-пропускным пунктом, выставленным здесь пограничниками. Шла проверка всех, кто ехал или шел из Западной Белоруссии.
На контрольно-пропускном пункте находился и командир Брестского пограничного отряда майор Кузнецов. Он докладывал Коробкову и Шлыкову:
- Штаб пограничных войск приказал мне выставить но старой границе, на основных пересекающих ее путях к Слуцку, контрольно-пропускные пункты, чтобы не дать возможности немцам перебрасывать на восток шпионов и диверсантов. Вот посмотрите. - Кузнецов показал в сторону Слуцка. - Видите пожары?.. И через каждые пять-десять минут в разных местах взлетают ракеты. То там, то здесь слышна стрельба. Это диверсанты пытаются посеять панику в тылу. Они же спиливают телеграфные столбы, режут провода, распространяют враждебные слухи.
- Ну и много вы задержали диверсантов на ваших контрольно-пропускных пунктах? - иронически спросил Шлыков. - Да и как вы их распознаете? Особенно ночью.
- Пожалуй, больше двух десятков взяли, - спокойно ответил Кузнецов. - Как правило, все они одеты красноармейцами. Едут на машинах, мотоциклах, велосипедах и даже верхом. Некоторые пробираются пешком, стараясь затеряться среди уходящих в тыл граждан. Обнаружить их, конечно, трудно, но можно...
- Может быть, это и правильно было в первый день войны, - сказал командарм Кузнецову. - А теперь, когда сюда приблизился фронт, ваши посты только создают пробки, да вызывают недовольство у людей. Помогайте-ка лучше ему. Ну, а попадутся подозрительные лица - их, конечно, задерживайте...
К 2 часам 26 июня наш командный пункт развернулся в Гулевичах. Связаться со штабом фронта по проводам и по радио мы не смогли, хотя по телефону Минск отвечал. Со штабами корпусов связь работала лучше.
Комендант Слуцкого укрепрайона полковник Денисов доложил, что в его распоряжение переданы две роты и батарея, охранявшие военные городки и склады 55-й дивизии. В городе, по словам Денисова, уже вчера ходили упорные слухи о скором вступлении в него немцев. Местные власти частично эвакуировали, а частично уничтожают государственное имущество. Многие жители города, а также семьи комсостава Слуцкого гарнизона уходят лесами к Мозырю. Со вчерашнего вечера повсеместно начались пожары.
"Жаль, что мы не достроили и не сохранили Слуцкий укрепрайон", - подумал я и рассказал Коробкову и Шлыкову, как четыре года назад работал здесь вместе с Ковтюхом и Петровским.
- Составляли вы с командованием округа бумажные планы, - бросил упрек Коробков. - Все подсчитывали, сколько противотанковых мин и колючей проволоки потребуются каждой обороняющей части на километр фронта, а вот началась война - и ни мин, ни проволоки нет, укрепрайонов не существует.
По-видимому, и на этот раз Коробков был в какой-то мере прав. Правда, штаб округа сам не занимался производством мин и проволоки. Даже голос наш в подобных вопросах не был решающим. Но я молча проглотил упрек командования.
- Эх, мины, мины... Когда же все-гаки фронт даст нам их? - обратился Шлыков к Прошлякову.
- Каждый день обещают, - ответил армейский инженер - А пока я сам разыскал в Слуцке небольшое количество взрывчатки. Часть передал обороняющимся частям, а остальное использовал для минирования мостов через Случь...
В 7 часов 26 июня на командном пункте армии в Гулевичах мы отчетливо услышали гул артиллерийской канонады. А через несколько минут после этого из штаба 55-й стрелковой дивизии прибыл делегат связи и доложил командующему, что на рассвете противник прорвал у них оборону и распространяется вдоль шоссе к Слуцку.
Не успели мы отпустить делегата, как прилетела немецкая авиация и, нащупав войска, расположенные поблизости от шоссе, стала их бомбить. Командарм решил переместить командный пункт восточнее Слуцка и расположить его позади оборонительного рубежа отрядов 28-го стрелкового корпуса. Однако это решение оказалось запоздалым. Около 8 часов танки противника пожаловали в Гулевичи. Один работник штаба был убит, двое ранены.
Только на подступах к Слуцку противника остановил мотострелковый полк танковой дивизии Богданова. Своими героическими действиями он немало способствовал и нашему выходу из-под удара врага.
Когда колонна штаба армии следовала через Слуцк, город был охвачен пожарами. Тысячи людей с табунами лошадей и гуртами скота спешили к переправе через Случь. С чердаков ломов вели стрельбу пробравшиеся в город диверсанты. На одной из улиц кто-то бросил в нашу колонну ручною гранату. Кто, так и не удалось установить...
Генерал Попов, занимавший несколькими подразделениями 28-го стрелкового корпуса оборону по реке Случь, показал нам свои позиции. Здесь же располагался окружной запасной полк, которым теперь тоже распоряжался Попов.
Командарм осмотрелся и только рукой махнул. Оборона на реке Случь была очень ненадежна.
Чтобы усилить ее, сделать противотанковой, Коробков приказал полковнику Тутаринову выставить на западной окраине Слуцка, у шоссейного и железнодорожною мостов, два отряда механизированного корпуса. Остатки 30-й танковой дивизии во главе с полковником Богдановым отводились во второй эшелон за Слуцк и должны были седлать Варшавское шоссе в восьми километрах восточнее города. Туда же Тутаринов направил батальон пехоты, сформированный из военнослужащих, отбившихся от своих частей.
Для организации обороны на реке Березина я предложил послать в Бобруйск группу командиров армейского управления. И хотя командующий согласился, нетрудно было заметить, что отнесся он к моему предложению очень холодно. Позже я узнал, что еще утром Коробков разрешил командиру 47-го корпуса генералу Поветкину не выезжать в район Барановичей, а возвратиться в Боборуйск и организовать там оборону, используя для этою прежде всего свои корпусные части.
До второй половины дня 26 июня сам командарм, член Военного совета и большинство руководящих работников штаба находились на переднем крае. Армейский инженер полковник Прошляков роздал в части со складов 55-й дивизии пилы, лопаты, топоры, а начальник артснабжения - ручные гранаты Основные дороги от Слуцка на восток, особенно Варшавское шоссе, заваливались подпиленными деревьями и перекапывались. Дорожные мосты разбирали. Полковник И. В. Тутаринов приспосабливал для заграждений на дорогах неисправные автомашины и даже танки. У некоторых заграждений выставлялись пулеметы и орудия.
Около 16 часов, когда мы собрались на командном пункте, из Пинска прибыл один из наших посланцев. Он сообщил, что в районе Пинска собралось много отошедших туда разрозненных частей и подразделений, а наша авиационная дивизия выбыла оттуда железнодорожным эшелоном в Гомель.
Я предложил командующему выслать к Пинску управление 28-го стрелкового корпуса во главе с генералом Поповым. Там, мне казалось, он сможет организовать настоящий корпус и активными действиями из Полесья на север притянуть на себя из вражеского тыла значительные силы.
- А то несколькими отрядами, обороняющимися под Слуцком, командуем и мы с вами, и Попов, - аргументировал я свое предложение.
Командарм не возражал. Однако окончательное решение этого вопроса отложил до возвращения из штаба фронта посланного туда делегата связи.
В течение дня фашистские танковые дивизии при поддержке авиации несколько раз атаковали нас в районе Слуцка, но захватить город и прорваться через реку Случь не смогли. К 18 часам большие потери в танках принудили противника прекратить атаки. Это было достигнуто прежде всего благодаря героизму и самоотверженности отрядов механизированного корпуса, возглавленных лично Иваном Васильевичем Тутариновым. Немаловажную роль сыграли и заграждения, сооруженные под руководством полковника Прошлякова.
В районе Барановичей противник несколько потеснил наши стрелковые дивизии, но приблизиться к городу вплотную тоже не смог. Там стойкость нашей обороны в значительной мере обусловливалась распорядительностью генерала Хабарова, прибывшего под Барановичи накануне.
Вечером возвратился из Минска наш делегат связи. Примерно на полпути между Минском и Слуцком он наткнулся на командный пункт генерала Никитина. Там ему сообщили, что танковые дивизии этого свежего мехкорпуса занимают оборону, юго-западнее Минска, а моторизованная дивизия под командованием генерал-майора Ф. А. Пархоменко направляется к Слуцку. Связи со штабом фронта у Никитина тоже не было, и наш делегат проследовал дальше.
- Подъезжая к Минску, - докладывал он, - я уже издали увидел над городом клубы дыма. В городе заехал страшную сутолоку. Все улицы запружены бесконечными потоками машин и подвод. Люди стремятся к мостам, через Свислочь. Штаб фронта разыскать не удалось. Говорят, что еще утром он перебазировался в район Могилева. Случайно встретил своих бывших сослуживцев. Они сообщили, что в пятнадцати - двадцати километрах северо-западнее Минска идут бои с прорвавшимися от Молодечно крупными танковыми силами немцев. Достоверность этих данных не вызывает сомнения. Глухая артиллерийская канонада была ясно слышна в городе. Обратно из Минска я едва выбрался сквозь поток встречных машин. Дважды попадал под бомбежку немецкой авиации, в результате которой в городе вспыхнули новые пожары.
Не могу найти слов, чтобы выразить, как ошеломили нас трагические вести о прорыве немецких танков к столице Белоруссии от Молодечно. Значит, и на другом крыле фронта противник вклинился так же глубоко, как и в полосе 4-й армии. Внезапность вражеского удара, превосходство противника в силах, особенно в танках и авиации, одинаково сказались на обеих фланговых армиях.
Коробков, не глядя на нас, тихо проговорил:
- Все эти дни меня не раз охватывало сожаление, что на мои плечи взвалили непосильный груз командарма. Думалось, что, если бы меня не выдвинули на этот пост, я куда увереннее командовал бы своим корпусом в районе Вильно. А теперь вот выяснилось, что на виленском направлении обстановка сложилась такая же тяжелая, как и у нас...
Сознание, что командование и штабы других армий фронта находятся примерно в таком же положении, как и мы, заметно изменило поведение командарма. Он стал менее угрюмым и замкнутым. Грубые нотки в обращении с окружающими исчезли. Надо сказать, что перемена в настроении командарма в какой-то мере коснулась и меня, и Федора Ивановича Шлыкова.
- Плохо, что у нас в тылу вдоль Варшавского шоссе до самого Днепра почти нет войск, - заметил как-то Шлыков.
- В районе Пуховичи, между Минском и Бобруйском, размещается воздушно-десантный корпус под командованием генерал-майора Жадова, - поправил я.
В другое время Коробков, наверное, отмолчался бы. А теперь он отреагировал немедленно:
- Кому-нибудь из вас следует поехать к Могилеву и разыскать командование фронта. Надо доложить обстановку без прикрас и просить выдвинуть к Бобруйску хотя бы одну дивизию. В полосе четвертой армии сейчас самым опасным является прорыв по Варшавскому шоссе. Поэтому я решил генерала Попова с его корпусным управлением и сводным отрядом в Пинск не отправлять, а поручить ему организацию обороны на реке Птичь.
Это решение было разумным. Мы с Федором Ивановичем поддержали его. И генерал Попов, сформировав сводный отряд из нескольких разрозненных подразделений, выехал на автомашинах по Варшавскому шоссе к мосту через реку Птичь. Командование всеми частями и отрядами на реке Случь было возложено на полковника Тутаринова.
В ночь на 27 июня 24-й моторизованный корпус группы Гудериана захватил северную часть Слуцка и военные городки. Командный пункт Тутаринова переместился в район Калиты, а армейское управление решено было перевести в Старые Дороги. Перед отъездом туда я заглянул к Тутаринову, чтобы лишний раз напомнить ему о необходимости любой ценой удержаться здесь до того, как будет подготовлена оборона в районе Бобруйска.
- Постараемся удержаться, - заверил меня Иван Васильевич. - Все оставленные мне части и отряды я уже принял. В каждой из них успел побывать и организовал между ними взаимодействие. Теперь силами отряда полковника Богданова готовлю позади Калиты тыловой оборонительный рубеж...
С утра 27 июня противник сбил паши войска севернее и южнее Слуцка, потеснил их восточное реки Случь и полностью овладел городом. Однако развить наступление в быстрых темпах ему не удалось. Отряды полковника Тутаринова, заблаговременно создавшие у себя в тылу многочисленные заграждения, оказали упорное сопротивление.
К 10 часам 3-я и 4-я танковые дивизии Гудериана уткнулись восточное реки Случь в особо насыщенный заграждениями рубеж Омговичи - Калита, на котором оборонялись наши танкисты. У завалов и мостов одна за другой взрывались вражеские машины. Противник вынужден был выдвинуть вперед пехоту с саперами и начать медленно прогрызать оборону.
Южнее, в Уречье, наступление немцев сдерживали части 55-й дивизии под командованием подполковника Тер-Гаспаряна. Полковник Иванюк к этому времени был убит. Вступивший в должность начальника штаба дивизии подполковник Т. М. Сидорин получил смертельное ранение. Но остатки этого многострадального соединения стойко держались на отведенном им рубеже.
Чтобы сломить сопротивление отрядов Тутаринова на Варшавском шоссе, немецкое командование выслало в обход их с севера танки с пехотой. Эти танки пробились к середине дня в район Старых Дорог и совершенно неожиданно для нас опять появились возле командного пункта армии. на командном пункте находились в тот момент только командарм, я и несколько штабных командиров. Все остальные работники управления армии во главе с членом Военного совета выехали в Бобруйск для подготовки там новых оборонительных рубежей.
Мы едва успели сесть в машины и под огнем противника по Варшавскому шоссе вырваться за реку Птичь к сводному отряду 28-го корпуса. Генералу Попову было приказано немедленно разрушить мост, по которому мы только что промчались. По для выполнения этого приказа у Попова не оказалось взрывчатки. Пришлось прибегнуть к допотопному способу: мост полили бензином и на наших глазах подожгли. Однако до того, как он сгорел, появились вражеские танки, сбили наши слабые заслоны и относительно легко перебрались на противоположный берег Птичи. Дальнейшее их продвижение было задержано личным составом корпусного управления под руководством начальника штаба полковника У. С. Лукина и заместителя командира корпуса по политической части полкового комиссара В. А. Зубова.
Во второй половине дня 27 июня командный пункт армии развернулся в Бобруйске. Здесь хозяйничал генерал С. И. Поветкин, имевший в своем распоряжении корпусные части, некоторые подразделения 121-й стрелковой дивизии, автотракторное училище и дорожно-эксплуатационный полк.
Трудно было надеяться на удержание Бобруйска такими незначительными силами, и Поветкин строил оборону по восточному берегу реки Березины, за городом. На западной же окраине города было выставлено лишь охранение.
В Бобруйске к нам присоединился командующий артиллерией армии генерал М. П. Дмитриев. Воина застала его в Москве. Он выехал оттуда в ночь на 23 июня и все это время мыкался в поисках управления армии, перебираясь из одного пункта в другой то по железной дороге, то на автомашинах, то на подводах. Дмитриев немедленно включился в работу по организации обороны. Огромную роль его в подготовке артиллерийских позиций и обеспечении войск боеприпасами трудно переоценить.
Здесь же я впервые наткнулся на след своей семьи. Незадолго до моего приезда в Бобруйск Шлыков встретил ее в числе других семей начсостава армейского управления, переходивших на восточный берег Березины. Тут же оказались и родные Федора Ивановича.
- Из Слуцка их довезли сюда на попутных машинах, - рассказывал Шлыков. Вашу тещу удалось пристроить на грузовик, следовавший дальше - на Могилев. А жена и дочь остались вместе с моими и семьей Рожкова. Собрали мы им сколько могли денег и отправили в Гомель. Оттуда моя жена поедет на родину - в Краснодар, а ваша решила держать путь к брату в Тамбов...
С наступлением темноты командир охраняющего подразделения донес, что у западной окраины Бобруйска появились немецкие танки. Перед командованием армии встал вопрос о взрыве моста через Березину.
- Это надо сделать немедленно, - настаивал я, - иначе может получиться, как на Птичи. Из-за недостатка тола мост минирован примитивно, и в критический момент мгновенного взрыва может не произойти.
- Наше несчастье усугубляется тем, что у Поветкина почти нет артиллерии для борьбы с танками, - поддержал меня генерал Дмитриев. - Он располагает только орудиями крупных калибров - от ста пятидесяти двух миллиметров и выше.
- Партийные и советские органы Бобруйска в основном эвакуировались, наиболее ценное имущество из города вывезено, - добавил от себя Шлыков.
- Все это так, но как же будут переправляться без моста части и подразделения, оставшиеся на том берегу? - заколебался командарм.
- У нас имеется паромная переправа и много лодок, - ответил полковник Прошляков.
- Бобруйский мост через Березину - очень важное и дорогое сооружение. К тому же он имеет оперативное значение, - не сдавался Коробков. - Надо было бы на взрыв его получить санкцию командующего фронтом.
На минуту воцарилось тяжелое молчание, которое нарушил сам Коробков.
- Так как связи со штабом фронта нет, а угроза захвата моста противником нарастает, я разрешаю взрыв, - объявил он.
И армейский инженер полковник Прошляков на наших глазах осуществил этот взрыв. Больно было смотреть, как рухнул мост. Не знаю, как остальные, а я испытывал такое чувство, будто похоронил дорогого человека... А к этому еще примешивался стыд. Нас обжигали укоризненные взгляды местных жителей...
Вскоре после взрыва моста нам удалось наконец установить проволочную связь со штабом фронта. Доложив обстановку, командарм получил оттуда следующие указания:
"Обороной на роке Березине как можно дольше задержать противника. Выдвигаемые к Днепру свежие войска еще не полностью сосредоточились и не подготовили оборону. Остатки механизированного корпуса вывести за Днепр в район Довска и оттуда направить в Смоленск на переформирование. Части 28-го стрелкового корпуса и 55-ю стрелковую дивизию отвести восточнее Довска и немедленно приступить к доукомплектованию. Части тыла 121-й и 113-й стрелковых дивизий, оставшиеся в Бобруйске и Гомеле, сосредоточить в районе Гомеля. В кратчайший срок развернуть за этими номерами новые дивизии. Личный состав, боевую технику и имущество получить по нарядам штаба фронта".
Под конец Коробкову было приказано прибыть на следующий день к командующему фронтом для личного доклада о состоянии армии.
Командарм собрал у себя почти весь руководящий состав управления армии.
- Давайте обсудим, что же я должен завтра докладывать, - предложил он.
Итоги обсуждения были далеко не утешительные. В центре армейской полосы противнику удалось прорваться вдоль Варшавского шоссе к Березине, проткнуть нашу оборону на узком участке своеобразным танковым шилом. На правом фланге 121, 143 и 155-я дивизии оставили Барановичи. Механизированный корпус генерала Никитина, развернувшийся между Минском и Слуцком, в бой еще не вступил. Сводный отряд нашего механизированного корпуса под командованием полковника Тутаринова и 55-я стрелковая дивизия сдерживают в течение дня две танковые дивизии противника на рубеже Омговичи - Калита - Уречье. 6-я стрелковая дивизия продолжает обороняться на участке между Кобрином и Пинском против немецкой кавалерийской дивизии и частей 12-го армейского корпуса. 75-я стрелковая дивизия в районе Малорты по-прежнему ведет бой с дивизиями 53-го армейского корпуса немцев.
Единодушно решили просить командующего фронтом выдвинуть сюда, к Бобруйску, хотя бы одну стрелковую дивизию.
- С помощью этой дивизии генерал Поветкин сможет задержать противника на Березине в течение пяти-семи дней, - уверял Шлыков. - А за это время мы успели бы пополнить и вооружить все части корпусов Попова и Оборина, а также дивизию Тер-Гаспаряна.
- Что вы меня убеждаете? - вспылил вдруг Коробков. - Вот завтра поедете со мной вместе докладывать Военному совету фронта, там и приведете свои соображения. А сейчас пойдемте ко мне в машину, обсудим еще некоторые детали нашего завтрашнего доклада...
Так закончился для нас седьмой день войны.
4. Отступление за Днепр
Оборонительные бои в районе Бобруйска, на подступах к Минску и в Полесье. - Развертывание новой армии. - К Днепру. - Во втором эшелоне фронта
К середине дня 28 июня противник сбил наше слабое охранение под Бобруйском, захватил город и вышел к Березине. Командарм вызвал меня и приказал немедленно ехать к командующему фронтом.
- Я заболел, - пояснил он. - А член Военного совета не решается ехать без меня. В штабе фронта вы - свой человек, а значит, и доложить там сумеете лучше.
И я поехал...
Когда за поворотом дороги скрылся командный пункт, мне показалось, что война осталась где-то далеко-далеко. Стрельбы не слышно, так как вражеские танки, прорвавшиеся к Березине, затаились в тот день и ничем себя не проявляли. Ни наших, ни немецких самолетов в воздухе не было. Лишь изредка нам приходилось обгонять такие же, как наша, одиночные военные автомашины, преимущественно грузовики.
Погода стояла жаркая. Обочины шоссе сильно пылили.
На опушке одной рощи шофер остановил машину - перегрелся мотор. Я шагнул из кабины в густую высокую траву, щедро пересыпанную цветами. И до сих пор помню, как поразили меня тогда, что природа осталась такой же, как в мирные дни...
Под Могилевом встретили два броневика и легковой автомобиль, именовавшийся в просторечии "эмкой". Мелькнула мысль: "Уж не командующий ли фронтом едет?" Действительно, это был генерал Павлов. Он осматривал позиции в районе Могилева. Меня поразили происшедшие в нем изменения. Это был уже совсем не тот самоуверенный человек, каким я привык его видеть. Павлов как-то осунулся, сгорбился. Голос стал тихим, в глазах светилась тревога. Чувствовалось, что теперь ему самому стало ясно, насколько непосильно для него командование фронтом, да еще в такой сложной обстановке.
Доложив по карге обстановку, я передал Павлову просьбу командарма выдвинуть к Бобруйску дивизию или бригаду.
- Я вам подчиню механизированный корпус Никитина и воздушно-десантный корпус Жадова, - ответил Павлов. - Этим корпусам уже отдан приказ - частью сил нанести удар на Слуцк по тылам противника, прорвавшегося к Бобруйску. Для взаимодействия с ними надо вам завтра с утра перебросить через Березину сильный отряд и отбить Бобруйск у противника. Я крайне недоволен, что вы так легко сдали город.
- Под Бобруйском у нас очень ослабленные части, - возразил я, - Они едва удерживают врага, прикрываясь рекой.
Но эту мою реплику Павлов, как говорят, пропустил мимо ушей и заговорил совсем о другом:
- К Днепру сосредоточиваются из глубины страны армии Резерва Главного Командования. Их возглавляет Семен Михайлович Буденный. За вашей четвертой армией развернется двадцать первая... Поедемте на командный пункт фронта. Там обсудим положение подетальнее.
Командный пункт Западного фронта находился в лесу восточнее Могилева, в нескольких километрах от Днепра. Здесь было многолюдно и шумно. Под деревьями стояли столы с разложенными на них картами. На деревьях висели телефоны внутренней связи. Красноармейцы строили землянки.
Устойчивую техническую связь штаб фронта имел только с Москвой и нашей 4-й армией.
На командном пункте находился прибывший из Москвы Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников
Мне уточнили основные задачи 4-й армии. Главной из них было удержать занимаемые рубежи, чтобы армии резерва имели возможность без особых помех развернуться на Днепре. Второй задачей являлось восстановление 28-го и 47-го стрелковых корпусов. Штаб армии разрешалось оттянуть в район Рогачева. Тут же я узнал, что оборона Минска возложена на 13-ю армию, которая теперь будет нашим соседом справа. О левом соседе - Юго-Западном фронте - сведений было мало, но генерал Климовских заявил, что там ближайшие к нам войска ведут бои на реке Стырь.
На командный пункт армии я возвратился под вечер и немедленно доложил о результатах поездки ожидавшим меня Коробкову и Шлыкову.
- Надо было ехать с докладом нам самим, - огорчился Шлыков.
Коробков сделал вид, что не слышал этого замечания.
- Отряд для участия в операции по уничтожению противника в Бобруйске будем готовить завтра, - сказал он, глядя на меня. - А сейчас надо связаться с Жадовым и Никитиным. Для оборудования командного пункта в районе Рогачева вышлите своего заместителя...
С наступлением темноты на восточный берег Березины переправилась большая часть корпусного управления генерала Попова. Начали также появляться подразделения и просто группы бойцов 42, 6 и 55-й стрелковых дивизий. Попов объединил всех собравшихся и двинулся с ними к Рогачеву.
Отряд полковника Тутаринова тоже отходил за Березину. Но теперь этим отрядом командовал уже полковник Богданов. Тутаринов получил в бою ранение, и его эвакуировали в Могилев. Заместитель Тутаринова по политической части полковой комиссар Иван Васильевич Носовский был убит.
К исходу дня 46-й и 47-й моторизованные корпуса группы Гудериана, наступавшие из района Барановичей, заняли Несвиж и Столбцы, прорвались к Дзержинску и завязали бои с танковыми дивизиями механизированного корпуса Никитина на юго-западных подступах к Минску. Отпадавший манией величия, Гудериан специально приехал в Несвиж, чтобы переночевать в замке князя Радзивилла, где когда-то останавливался Вильгельм I{8}.
И в эту же ночь на 29 июня из лесов между Барановичами и Березой стали отходить к Пинску израсходовавшие все боеприпасы, все горючее дивизии Кудюрова и Кононова, отряд полковника Осташенко и многие другие наши отряды...
В середине дня 29 июня на командный пункт армии, располагавшийся уже под Догачевом, возвратился наш посланец из воздушно-десантного корпуса.
- Завтра, - докладывал он, - корпус займет двумя бригадами оборону на Березине: одной - в районе Березино, а другой - у Свислочи. Третья бригада на машинах выдвигается в район Старых Дорог. Оттуда совместно с моторизованной дивизией корпуса генерала Никитина она и нанесет удар по тылам бобруйской группировки противника.
Однако вскоре выяснилось, что механизированный корпус генерала Никитина принять участие в наступлении на Бобруйск не имеет возможности. Два моторизованных корпуса группы Гудериана, тесня 155, 121 и 143-ю стрелковые дивизии к бывшей советско-польской границе, прорвались на шоссе Минск-Слуцк и втянули в бой все силы, какими располагал генерал Никитин. Особенно ожесточенные бои развернулись у юго-западной окраины Минска. 26-я танковая дивизия генерал-майора В. Т. Обухова многочисленными контратаками вывела, из строя свыше 50 танков 47-го моторизованного корпуса немцев и отбросила противника на несколько километров назад. Прорвавшийся к Минску передовой батальон 17-й немецкой танковой дивизии был уничтожен полностью. Но к исходу 29 июня вражеские танки опять ворвались в Минск. На этот раз бои переместились уже на улицы белорусской столицы.
Одновременно 3-я и 4-я танковые дивизии Гудериана под прикрытием авиации и артиллерии приступили к форсированию. Березины: севернее Бобруйска - у Шатково и южнее - у Доманова. Специально приспособленные танки переправлялись по дну реки, под водой. Это были те самые машины, которые в 1940 году предназначались якобы для вторжения в Англию{9}.
Отряды генерала Поветкина мужественно дрались за Березину. При поддержке артиллерии и фронтовой авиации они уничтожили большую часть переправившихся танков и к исходу дня столкнули противника с захваченных им плацдармов. При этом нашими пулеметчиками был сбит немецкий пикирующий бомбардировщик. Экипаж самолета удалось пленить. Пленный летчик охотно рассказал, что их соединению поставлена задача поддерживать корпус группы Гудериана на всем его пути к Днепру и при переправе через эту реку в районе Рогачева. Вел себя этот летчик чрезвычайно заносчиво: объявил, что состоит в родстве с Герингом, похвалился, что является одним из наиболее опытных офицеров немецкой авиации, и уверен, что немецкое командование охотно даст в обмен на его персону "не меньше десяти русских пленных". Его хвастовство вызывало у нас понятное чувство гадливости, и командарм приказал побыстрее отправить в штаб округа весь плененный экипаж вражеского бомбардировщика.
С наступлением темноты через Березину, севернее и южнее Бобруйска, во все возрастающих размерах продолжали переправляться наши одиночные бойцы, небольшие группы, подразделения и даже целые части с артиллерией. Наиболее организованно отходила 55-я стрелковая дивизия под командованием подполковника Тер-Гаспаряна. Разгромив недалеко от Поречья моторизованный отряд противника, она не ушла полностью с западного берега Березины, а создала там предмостное укрепление и прочно удерживала его.
Перед рассветом 30 июня специально подготовленный генералом Повоткиным штурмовой отряд на лодках и плотах тоже переправился на западный берег, неожиданно для противника ворвался в старинную Бобруйскую крепость и овладел ею. Этому немало способствовало то обстоятельство, что большая часть бойцов штурмового отряда знала в крепости каждое здание. Ведь всего несколько дней назад они сами размещались там!
Высокие моральные и боевые качества проявил в боях на Березине личный состав автотракторного училища во главе с его начальником полковником И. М. Чупрыгиным. И, как всегда, примером для всех были здесь коммунисты и комсомольцы.
Командир батальона училища коммунист майор Ф. Г. Грицов водил курсантов в контратаки, успешно провел боевую разведку и доставил важные сведения о расположении и силах противника в городе. Так же храбро вели себя коммунист капитан В. М. Саваян, подразделение которого подбило 6 вражеских танков, и комсомолец младший лейтенант Н. И. Предько, уничтоживший силами свого взвода большое количество вражеских солдат и офицеров.
Но с уходом на западный берег штурмового отряда генерала Поветкина почти не осталось сил для обороны в местах возможных переправ противника. И последний воспользовался этим. Утром 30 июня в районе Шатково немецкие танки вновь начали подводное форсирование Березины, а за ними двинулась мотопехота с артиллерией.
Около 15 часов на плацдарме у Шатково сосредоточились главные силы 3-й танковой дивизии. При поддержке авиации они атаковали фланговые част генерала Поветкина, смяли их и стали распространяться вдоль шоссе на Рогачсв и Могилев.
Получив первые сведения об этом, генерал Коробков создал из отходивших на Рогачев стрелковых и артиллерийских подразделений 42-й стрелковой дивизии отряд, сам возглавил его и занял оборону на реке Ола, по обе стороны Варшавского шоссе. На этом рубеже к исходу дня противник был остановлен. Отряд, занимавший крепость в Бобруйске, не дождавшись обещанной помощи с шла, с наступлением темноты без потерь вернулся на восточный берег Березины, южнее Бобруйска, и гоже стал отступать за реку Ола.
А в Минске уже хозяйничали гитлеровские захватчики. Наступавшая от Вильно танковая группа противника, потеряв половину боевых машин, в конце концов овладела столицей Белоруссии. Отсюда немецкие танки двинулись по Минскому шоссе к Борисову. В то же время 46-й корпус Гудериана прорвался сквозь изреженные боевые порядки моторизованной дивизии Пархоменко, выдвинулся к реке Птичь, а передовыми частями достиг селения Свислочь и завязал там бои с воздушно-десантной бригадой из корпуса генерал-майора Жадова.
Утром 1 июля командарм получил приказание, включив в состав армии 20-й механизированный корпус, к 3 июля отойти на рубеж Березино - Паричи. В свою очередь мы издали соответствующий приказ по армии. Но увы! Эта мера оказалась запоздалой.
В 16 часов 1 июля вражеская авиация подвергла сильной бомбардировке наши сводные отряды (в том числе и ослабленный отряд генерала Поветкина), оборонявшиеся по реке Ола А потом они были атакованы танками, поддержанными интенсивным артиллерийским и минометным огнем.
Местность была открытая, и я хорошо рассмотрел боевые порядки противника. Впереди двигался головной отряд - 15-20 танков (глазным образом Т-4 и Т-3) с несколькими самоходными орудиями сопровождения. По бокам его, на расстоянии 100-200 метров, шли подразделения в составе 3-5 танков. Сблизившись с нашими войсками, танки развернулись в линию и с ходу прорвались сквозь жиденькую оборону.
Сводный отряд 42-й дивизии поспешно отошел к западной окраине Рогачева и сумел задержать противника лишь на подкупах к городу. Отряд Поветкина отступил к Ново-Быхову. Я с горечью отметил про себя, что здесь, как говорят, тютелька в тютельку повторилась ситуация, разыгранная нами на маневрах 1938 года. Мы отступали к Днепру точно так же, как тогда это делали "синие".
Вечером у селения Свислочь 4-й танковой дивизии Гудериана удалось захватить мост через Березину, оттеснить от реки воздушно-десантную бригаду и создать там плацдарм. Таким образом, противник открыл себе второй путь к Днепру в полосе нашей армии. Около 20 часов 1 июля меня вызвали к телефону. Говорил со мною генерал-майор Г. К. Маландин. От него я узнал, что постановлением образованного накануне Государственного Комитета Обороны (ГКО) командование Западного фронта смещено. Маландин был назначен на место Климовских.
- В права командующего фронтом, - сказал он, - на днях вступит Семен Константинович Тимошенко, а пока командует генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко. Штаб фронта готовится к переезду в район Смоленска. Ваша армия передается в оперативное подчинение командующему двадцать первой армией...
Утром 2 июля мы с генералом Коробковым явились в штаб 21-й армии, находившийся в Гомеле. Командовал ею генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко Обстоятельно ознакомившись с состоянием и положением войск 4-й армии, он сказал:
- Примите все меры для удержания противника подальше от Днепра, чтобы войска двадцать первой армии имели больше времени для организации обороны.
От Герасименко мы узнали, что в ближайшие дни сюда должен приехать Маршал Советскою Союза С. М. Будённый, который вступит в командование группой армий Резерва Главною Командования, развертывающихся полиции Витебск - Орша Гомель. 21-я армия была одной из них.
Со 2 по 6 июля мы продолжали вести оборонительные бои на реке Березина и в Полесье. Вначале рубеж от селения Березино до Бобруйска обороняли отошедшие сюда части 20-ю механизированного и воздушно-десантного корпусов. С 3 июля на этот же рубеж стали выходить части 121, 143-й 155-й стрелковых дивизий. Из-за трудной лесисто-болотистой местности, отсутствия горючего и недостатка ремонтных средств тягачи и автомашины постепенно приходили в негодность, и их уничтожали. В дивизиях осталась артиллерия только на конной тяге и часть обозов. Лучше других сохранилась 155-я стрелковая дивизия генерала Александрова.
А на левом фланге армии обстановка складывалась так.
Части генерала Недвигина, сражавшиеся в районе Малорита, почти полностью израсходовали боеприпасы, горючее и не могли уже с прежней силой бить противника. Почувствовав эго, командование 4-й немецкой армии ко 2 июля сняло отсюда почти все свои войска и выдвинуло их на линию Кобрин - Барановичи. В то же время до Недвигина дошли сведения о том, что дивизии Юго-Западного фронта отошли на реку Стырь и, таким образом, стык фронтов переместился из района Малорита в район Пинска. Противник мог теперь очень быстро выйти к Мозырю, где оставались семьи начсостава, а также большая часть всех запасов дивизии. Недвигин решил отвести свои части по лесным дорогам Полесья к Пинску. Большую часть боевой техники на механической тяге и почти весь автотранспорт пришлось уничтожить.
В Пинске Недвигин застал совершенно обессилевшие части 6-й стрелковой дивизии под командованием полковника Попсуй-Шапко и разного рода наспех сколоченные отряды. Просто каким-то чудом они удерживали на подступах к Пинску наступление армейского корпуса немцев.
С подходом сюда частей 75-й стрелковой дивизии сопротивление противнику возросло. Однако ненадолго. Через три дня генерал Недвигин нарочным донес командарму:
"3 июля объединил под своим командованием все находившиеся в районе Пинска части, но из-за отсутствия боеприпасов принужден был 5 июля оставить город. Пинская речная флотилия ушла к Мозырю".
Отходил Недвигин в направлении Лунинца Туда же одним - двумя днями раньше его вышли дивизия Кудюрова и сводный отряд Кононова, а также отряды полковника Осташенко, майора Дмитриева и другие. Материальную часть им тоже пришлось уничтожить, но живая сила у них не убавлялась, а даже численно росла за счет присоединения в пути бойцов-одиночек и разрозненных мелких подразделений. Так, дивизия Кудюрова при подходе к Лунинцу насчитывала свыше 5000 человек, сводный отряд Кононова имел около 1000 человек, а отряды Осташенко и Дмитриева - по 700-800 человек. Весь личный состав сохранил оружие, но боеприпасов не было. Продовольственное обеспечение отходивших частей осуществлялось преимущественно за счет местного населения - из запасов колхозов.
5 июля от вступившего накануне в командование фронтом маршала Советского Союза С. К. Тимошенко генерал Коробков получил приказание передать Герасименко все, в чем нуждается 21-я армия, а самому с армейским управлением выходить в резерв. Герасименко оставил на подступах к Могилеву механизированный корпус Никитина и на левом фланге, в районе Лунинца, - стрелковую дивизию Недвигина. Все остальное, то есть 28-й и 47-й стрелковые корпуса, он распорядился отвести за реку Сож для укомплектования. Туда же должно было переместиться и управление 4-й армии.
Воздушно-десантная бригада под командованием полковника Левашова и присоединившийся к ней трехтысячный отряд 121-й стрелковой дивизии под командованием полковника Ложкина продолжали держаться между Бобруйском и Слуцком, громя вражеские тылы и временами целиком прекращая движение по Варшавскому шоссе. Значительные силы противника оттягивали на себя и многие другие части, отряды и отдельные группы из состава 4-й армии, продолжавшие вести упорные бои в условиях окружения. И там, пожалуй, с наибольшей яркостью проявилась великая организующая и вдохновляющая роль коммунистов и комсомольцев. Объединяя вокруг себя десятки, сотни, тысячи беспартийных военнослужащих, они дрались до последнего патрона, упорно пробивались на восток и в конце концов, как правило, выводили окруженные войска из вражеского кольца.
На этот счет имеются очень интересные свидетельства наших противников. Так, уже цитированный мною раньше гитлеровский генерал Блументритт пишет: "Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи от них. А там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми... Целыми колоннами их войска ночью двигались по лесам на восток. Они всегда пытались прорваться на восток... Наше окружение русских редко бывало успешным".
Командование немецкой группы армий "Центр" в одном из своих донесений высказывало даже предположение, что "русские, возможно, проводят преднамеренное отступление", и аргументировалось это прежде всего незначительным количеством пленных.
Неспособность противника преградить нашим окруженным войскам путь на восток явилась одной из причин довольно быстрого восстановления 6-й и 42-й, 55-й и 143-й стрелковых дивизий, оставшихся в составе 4-й армии и сосредоточившихся в районе Чаусы, Пропойск (ныне Славгород), Чериков. В течение нескольких суток численный состав каждой из них был доведен до 6000 человек.
8 июля генерал Коробков был отозван в штаб фронта. В командование армией вступил я, начальником штаба стал полковник И. А. Долгов. 12 июля меня пригласил к телеграфному аппарату генерал Маландин и передал следующее:
- В прошлую ночь противнику удалось переправить через Днепр в районе Быхова часть сил и создать там плацдарм. Вам надо немедленно занять оборону: корпусом Попова по реке Проня от Чаус до Пропойска и в районе Черикова, остальными частями - по реке Сож от Мстиславля до Пропойска.
13 июля, когда мы только занимали оборонительный рубеж по реке Проня, в штаб армии стали поступать тревожные сведения о форсировании противником Днепра к северу и югу от Могилева. Мы с членом Военного совета Ф. И. Шлыковым поехали уточнить обстановку к командиру 63-го стрелкового корпуса, оборонявшегося по Днепру перед городами Рогачев и Жлобин. Это был мой старинный знакомый, комкор Л. Г. Петровский. Леонид Григорьевич не заставил себя упрашивать.
- Здесь у нас не "Рогачевские маневры", - сказал он с иронией, - хотя мы и обороняемся под Рогачевом. Ночью в полосе соседней армии кто-то действительно проворонил подводную переправу вражеских танков через Днепр... А теперь, когда гитлеровцы захватили на восточном берегу плацдарм, сил для уничтожения их не хватает.
- У нас здесь тоже немцы пробовали форсировать Днепр, но с большими потерями были отброшены назад, - заметил начальник политотдела корпуса полковой комиссар Воронов.
- Утром сюда приезжал командующий нашей двадцать первой армией генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, - продолжал Петровский. - Поставил меня в известность, что к Быхову через Довск выдвигается сто пятьдесят первая стрелковая дивизия.
Слух мой резанула названная Леонидом Григорьевичем фамилия командующего армией:
- Позвольте, почему Кузнецов? Разве Герасименко уже не командует армией?
Командует, да не нашей, - ответил Петровский. - Вы, как я вижу, оказавшись в тылу, совсем отстали от жизни. А жизнь не стоит на месте. Два дня назад командование Западного фронта стало главным командованием Западного направления. Армии группы Буденного, в том числе и двадцать первая, переданы в непосредственное подчинение главкома Западного направления маршала Тимошенко. А Семен Михайлович назначен главнокомандующим войсками Юго-Западного направления и на днях уехал из Гомеля на Украину. Герасименко тоже получил новое назначение, а к нам пришел Кузнецов. По его приказу готовлю наступление на Бобруйск.
К концу дня мы со Шлыковым возвратились в Чериков на свой командный пункт. Несколько раз я пытался узнать о ходе боев под Быховом в полосе 13-й армии, но безуспешно. Непосредственной связи с ее штабом мы в те дни не имели. А до нас уже явственно доносился гул артиллерийской канонады.
Обстановка прояснилась только к вечеру, когда меня опять вызвал на телеграф генерал Маландин.
- На левом крыле фронта, - сообщил он, - в районе Быхова и севернее Могилева, противник продолжает переправлять войска через Днепр и расширяет прорыв. Тринадцатая армия дивизиями второго эшелона наносит контрудар на Быхов. Двадцать первая сегодня овладела Рогачевом и Жлобином и успешно наступает на Бобруйск, оттягивая туда немецкие дивизии с могилевского направления.
В заключение Маландин напомнил:
- Имейте в виду, подготовить для обороны рубеж по реке Проня надо к исходу сегодняшних суток.
- Оборону по Проне займем в срок, - заверил я. - Но на таком широком фронте без заграждений, без противотанковых мин она будет очень слабой. Да и правый наш фланг открыт - севернее Чаусы никаких войск нет.
- Вопросы обороны стыка в районе Чаус согласуйте с командармом-тринадцать. Он со своим штабом там как раз и размещается, - ответил Маландин. - А противотанковые мины для вас уже посланы на станцию Чаусы.
5. Прощай, четвертая
Помощь дивизиям 13-й армии при выходе их из окружения. - Передача войск. Армейское управление развертывается в управление Центрального фронта
14 июля, утром, вместе с генералом Поповым и группой штабных командиров я выехал на правый фланг 28-го корпуса в район Чаус.
День был жаркий, солнечный. Дорога казалась пустынной. Лишь проехав половину пути, мы стали обнаруживать в рощицах и кустах замаскировавшиеся там тылы частей, занявших оборону по реке Проня. У копошившихся возле повозок красноармейцев лица были черные от загара и пыли, и это делало их похожими друг на друга.
У самых Чаус, возле железной дороги, встретили небольшую группу вооруженных людей, цепью выходивших из лесу. Возглавлял ее худой, небольшого роста командир в форме НКВД, имевший при себе какой-то музейный пулемет явно иностранного происхождения. Внешний вид командира, дополняемый темными очками, не мог не вызвать улыбки.
- Разыскиваем вражеских диверсантов, - с таинственным видом доложил он генералу Попову. - Утром в милицию заходили два гражданина, которые видели снижавшихся здесь парашютистов.
- Едва ли вы найдете этих парашютистов, - заметил Попов. - Лучше бы разобрались, что за люди сообщили вам о них...
Сколько раз во время отступления в Белоруссии мы отрывали войска для розыска якобы выброшенных с самолетов вражеских диверсантов. И, как правило, сведения об этом были ложными, исходили от враждебных элементов. Теперь мы имели возможность убедиться, что на такого рода поиски отвлекаются не только военнослужащие.
В Чаусах на западной окраине нашли батальон 143-й стрелковой дивизии. Бойцы сидели в окопчиках, отрытых на огородах. У перекрестка дорог стояла батарея.
Командир батальона доложил, что никаких войск в Чаусах больше нет. Связь с дивизией он поддерживает посредством конного посыльного. Штаб 13-й армии, но его данным, находился восточнее Чаус.
Послав двух человек на поиски штаба армии, мы в течение часа оставались в батальоне.
- Сегодня с утра артиллерийская стрельба особенно явственно слышна на севере, в районе Горок, - делился с нами комбат. - Еще вчера вечером я выставил на северной окраине юрода роту с двумя 45-миллиметровыми пушками. Она контролирует дорогу из Горок. Сегодня утром но этой дороге к Чаусам приближался броневик с несколькими мотоциклистами. Обстреляли его из пушки, и он ретировался на север.
Высланные на розыски штаба 13-й армии командиры усыновили, что в районе Чаус его уже нет. Командарм уехал под Быхов, где шли бои, а штаб переместился в Кричев.
После этою генерал Попов направился в свои войска проверять оборону на реке Проня, а я решил наведаться к коменданту станции Чаусы. Комендант доложил, что станция подвергается систематическим налетам вражеской авиации. В гот день немецкие бомбардировщики успели уже трижды нанести свой визит. Часть станционных построек была разрушена. На путях валялись разбитые вагоны и платформы. Мимо меня пронесли нескольких убитых.
Коменданту эта картина была, как видно, не в диковинку, и он спокойно продолжал свой доклад:
- Эшелоны и транспорты подаются сюда только ночью. Двое суток назад у нас выгрузился пятый эшелон сто тридцать второй стрелковой дивизии. Командует ею генерал-майор Бирюзов. Сосредоточивайся она в районе Быхова.
Оставаться здесь дольше не имело смысла, и я тоже поехал проверить оборону на Проне. Больше всего меня интересовало положение дел в 42-й стрелковой дивизии. Она занимала оборону на фронте до 20 километров, и в полосе ее находился Пропойск. Ни противотанковых мин, ни других средств для создания на пути врага серьезных инженерных препятствий здесь не имелось. Стрелковые взводы и роты едва успели отрыть окопчики. Подступы к реке с запада прикрывались огнем артиллерийского полка. В районе Пропойска один его дивизион стоял на открытых позициях, изготовившись к стрельбе прямой наводкой. У моста через реку Проня была выставлена батарея ПТО, и мост подготовлен для взрыва. Там же находился и командный пункт командира 41-го стрелкового полка.
Неожиданно для себя я встретил в этой же дивизии и члена Военного совета Ф. И. Шлыкова.
- В километре за Пропойском, - сообщил он, - местное население под руководством бывшего коменданта Брестского укрепрайона генерала Пузырева отрыло многокилометровую глубокую траншею, но ее никто не занимает.
- Разделяю ваше возмущение, - ответил я. - Но дело в том, что Пузырев подчинен непосредственно фронтовому инженеру и строит оборонительные рубежи по его плану. С войсками начертание этих рубежей не согласовывается.
По-видимому, виной всему была необыкновенная подвижность фронта. Но факт остается фактом, большинство построенных местным населением траншей так и не было использовано войсками при отступлении...
Вечером по возвращении на командный пункт армии я получил данные, что в районе Мстиславля, против правого фланга воздушно-десантного корпуса, со стороны Горок появились небольшие отряды моторизованной пехоты с танками. Я сообщил об этом в штаб фронта, и оттуда немедленно последовало указание:
"Вражеские войска, форсировавшие Днепр на оршанском и могилевском направлениях, скапливаются в районе Горок для наступления на Смоленск. Будьте готовы большей частью сил армии к удару на Горки. Приказ получите позже. Для усиления правофланговых частей 4-го воздушно-десантного корпуса и предупреждения прорыва со стороны Климовичей вышлите туда усиленный стрелковый полк".
К исходу суток в район Мстиславля направился с полком и артдивизионом командир 6-й стрелковой дивизии полковник Попсуй-Шапко. А пополуночи мы получили выписку из приказа командующего фронтом. 4-й армии ставилась задача нанести удар на Горки с двух направлений. 28-м стрелковым корпусом - вдоль восточного берега реки Проня; объединенными силами 4-го воздушно-десантного и 25-го механизированного корпусов под общим командованием генерал-майора Жадова - из района Кричева. Одновременно 13-я армия силами 20-го механизированного корпуса, 137-й и 160-й стрелковых дивизий должна была наносить удар на Горки вдоль западного берега реки Проня и осуществить ликвидацию прорыва противника в районе Быхова. Кроме того. Горки атаковались с севера танковой дивизией, действовавшей в составе 20-й армии.
К сожалению, об этом проведал противник{10}. Перед рассветом 15 июля на Чериков и особенно на Пропойск начались беспрерывные массированные налеты его авиации. А около 4 часов полковник Козырь доложил мне, что немецкие танки неожиданным ударом с северо-запада прорвались через мост на реке Проня у Пропойска и распространяются к Черикову, а в самом Пропойске идет бой.
- Вот теперь и наступай! - развел руками Шлыков.
- Поезжайте, Федор Иванович, в шестую дивизию, - попросил его я. - Примите меры, чтобы ее не смял противник под Чериковом.
Потом позвонил подполковнику Tep-Гаспаряиу, приказал ему частью сил 55-й стрелковой дивизии помочь полковнику Козырю удержать Пропойск и сам тоже выехал в 333-й стрелковый полк 6-й дивизии.
- В штаб фронта о прорыве под Пропойском до моего возвращения не доносите, - приказал я полковнику Долгову. - Армейский штаб из района Черикова не перемещайте. Боюсь, что вслед за нами могут последовать штабы соединений.
В полку я оставался до середины дня 15 июля. Оборона там была прочная. Да еще командир корпуса выслал туда два дивизиона корпусного артполка. А вот в 42-й стрелковой дивизии дела шли неважно. Ее контратаки в районе Пропойска успехом не увенчались. Помощь со стороны 55-й стрелковой дивизии запоздала, и Пропойск был захвачен немцами.
Во второй половине дня 15 июля, возвратившись на командный пункт армии, я с болью в сердце и, признаться, с некоторой опаской доложил о случившемся С. К. Тимошенко. К вечеру от него последовала телеграмма: "Донести, кто виноват в сдаче Пропойска".
К тому времени нам уже стали известны все подробности. В 3 часа 30 минут, в момент удара по Пропойску с воздуха, на мост через Проню въехали грузовики и подводы, принадлежавшие нашим войскам, отходившим от Днепра. Вслед за ними, а точнее вместе с ними, прорвались через мост и вражеские танки. Огнем батареи, стоявшей у моста, два немецких танка и грузовик были подбиты. Но и сама батарея туг же оказалась смятой. Командир 44-го полка не успел отдать приказание о взрыве моста, и 4-я танковая дивизия немцев стала распространяться частью сил к Черикову, а другими своими полками ворвалась с тыла в Пропойск.
- Давайте ответим в штаб фронта честно, что в сдаче Пропойска виновато в первую очередь командование армии, - предложил я Шлыкову. - Мы не установили связи с войсками, отходившими к Проне от Днепра, плохо знали обстановку.
Федор Иванович не согласился:
- Военный совет фронта не поп. Выслушав наше покаяние, он не скажет: "Бог простит..."
Кончилось тем, что Шлыков сам составил ответ, к котором указал только, кто командовал частями под Пропойском и как город был захвачен противником. Я этой телеграммы не подписал, и она ушла адресату за одной подписью члена Военного совета армии...
Утром 16 июля командир 55-й стрелковой дивизии донес, что он вместе с частью сил моторизованной дивизии соседнего 25-го мехкорпуса перешел в наступление на Пропойск и ведет бой на южной окраине города. В это же время отряд полковника Попсуй-Шапко вместе с правофланговыми частями воздушно-десантного корпуса повел успешное наступление на Горки. Начальник штаба корпуса полковник А. Ф. Казанкин сообщил по телефону, что на этом направлении неожиданной нашей атакой во фланг противник был смят и отброшен от Мстиславля на несколько километров к северо-западу. 143-я стрелковая дивизия, по докладу офицера связи, удерживала рубеж по реке Проня.
Около 9 часов Шлыков направился на командный пункт Тер-Гаспаряна, а я вместе с армейским инженером А. И. Прошляковым - опять в 333-й полк 6-й стрелковой дивизии. До 15 часов этот полк под непрерывными ударами с воздуха героически сдерживал натиск немецкой танковой дивизии. Однако отсутствие средств заграждения, недостаточное количество противотанковой артиллерии и особенно нехватка снарядов принудили его отойти к Черикову, где оборонялся 125-й стрелковый полк той же дивизии. Штаб армии пришлось переместить в лес восточнее Кричева, мост через Сож - взорвать.
На северной окраине Черикова я попал под артиллерийский огонь. Машина моя была разбита, и на НП ближайшего полка пришлось добираться пешком. Одновременно со мной туда подкатили какие-то грузовики. Из головного вышел начальник штаба 45-го стрелкового корпуса полковник Макар Васильевич Ивашечкин, которою я хорошо знал.
На мой вопрос, куда он держит путь, Ивашечкин ответил, что перебазируется со штабом к Кричеву, а дивизии корпуса с боем отходят от Днепра к реке Проня.
- Мы думали выехать здесь на шоссе, - пояснил он. - Но, судя по обстановке, нам выгоднее ехать в Кричев но грунтовым дорогам севернее шоссе.
- Подождите несколько минут и поедем вместе, - предложил я Ивашечкину. Ведь наш штаб тоже переместился в район Кричева.
Сообщив командиру 125-го стрелкового полка, что вечером в его распоряжение подойдет батальон с батареей из армейского запасного полка, и предупредив, что завтра из-за реки Проня возможно появление частей 45-го стрелкового корпуса, я уехал вместе с Ивашечкиным. В пути наша небольшая колонна все время подвергалась ударам вражеской авиации и в конце концов одну машину потеряла.
При въезде в Кричев я распрощался с Макаром Васильевичем. Дальше меня повез повстречавшийся здесь командир воздушно-десантной бригады майор А. Ф. Евграфов.
Город Кричев выглядел плачевно. Многие здания в центре были разрушены. На окраинах пылали пожары.
Штаб армии мы отыскали за рекой Сож, в трех километрах от Кричева.
В первой половине дня 17 июля противник захватил и Кричев. А к обеду последовал приказ командующей) войсками Западного направления вернуть этот город, овладеть Пропойском и развивать наступление дальше на Могилев.
Шлыков недоумевал:
- Армия не смогла удержаться в обороне на реке Проня, а ей предписывают наступать на Могилев...
- Нашим наступлением преследуется, по-видимому, такая же цель, как и при наступлении двадцать первой армии на Бобруйск, - высказал я свое предположение. - Наше дело - привлечь на себя как можно больше сил противника с тем, чтобы задержать его наступление на Смоленск и помочь выйти из окружения войскам тринадцатой армии.
Предположение это впоследствии подтвердилось.
Наиболее сильные бои развернулись на флангах армии, особенно в районе Пропойска. Они велись и днем и ночью. Пожалуй, ночью даже с большим напряжением.
В наступлении на Пропойск участвовали главные силы наиболее сохранившейся 55-й стрелковой дивизии под командованием умного, отважною и уже обладавшего боевым опытом подполковника Тер-Гаспаряна, а также часть сил 219-й моторизованной дивизии под командованием храброго, опытного командира генерал-майора Павла Петровича Корзина. Дмитриев стянул сюда большую часть имевшейся в армии артиллерии и лично руководил артиллерийской поддержкой наступления.
Атаки 55-й стрелковой и 219-й мотострелковой дивизий с юга совпали с натиском 45-го стрелкового корпуса с севера, выходившего на Пропойск из окружения. Этими совместными действиями был нанесен огромный урон 10-й моторизованной дивизии Гудериана. Во второй половине июля Пропойск неоднократно переходил из рук в руки.
Определенных успехов достигли и другие части 28-го стрелкового корпуса, наступавшие на Чериков. Генералу Попову удалось перерезать Варшавское шоссе и заставить 4-ю танковую дивизию Гудериана надолго перейти к обороне.
Наступление 4-й армии и возросшая активность оказавшихся в тылу противника дивизий 45-го стрелкового корпуса 13-й армии не на шутку напугали Гудериана.
Он еще раз донес в Берлин, что с рубежа Чериков - Довск маршал Тимошенко развивает начатое 13 июля контрнаступление двадцатью дивизиями{11}. Чтобы предотвратить угрозу, нависшую над правым флангом немецких войск, наступавших на Смоленск, Гудериан всеми дивизиями 24-го и половиной войск 46-го моторизованных корпусов перешел к обороне на реке Сож. Таким образом, почти половина группы Гудериана была лишена возможности участвовать в июльском наступлении на Смоленск.
В то же время начиная с 16 июля стали переходить реку Сож с севера преимущественно ночью - вначале одиночки, мелкие группы и подразделения, а затем целые полки и дивизии 13-й армии. Генерал Попов высылал навстречу дивизиям 45-го стрелкового корпуса своих разведчиков. Они провожали выходившие из окружения части к бродам, заранее оповещали командиров, где и сколько можно будет использовать лодок, паромов, плотов. \176-177 - Схема\ К пунктам, где ожидался выход окруженных из вражеского кольца, интендант 4-й армии заблаговременно подтягивал кухни.
Наиболее организованно вышли 132-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора С. С. Бирюзова и 137-я стрелковая дивизия во главе с полковником И. Т. Гришиным. Они сумели сохранить и переправить через Сож даже часть своей артиллерии и автотранспорта. Артиллеристы сразу же стали на позиции, а остальные части и подразделения этих дивизий были выведены во второй эшелон 28-го стрелкового корпуса.
Не бездействовал и наш правый фланг. Начиная с 17 июля находившийся там воздушно-десантный корпус генерала Жадова почти ежедневно атаковал противника в районе Мстиславля и Кричева. В те дни я не часто бывал на правом фланге, потому что был уверен за него. Меня всегда восхищали кипучая энергия генерала Жадова и его умение организовать бой, осуществить самый сложный маневр. Алексеи Семенович Жадов и удачно дополнявший его начальник штаба корпуса полковник Александр Федорович Казанкин - бывшие мои однокурсники по Академии имени Фрунзе - хорошо чувствовали обстановку и всякий раз своевременно оказывались там, где в них была большая необходимость.
Для усиления воздушно-десантного корпуса{11} я передал Жадову несколько подразделений из армейского запасного полка и корпусной артиллерийский полк. Вместе с ним действовал также сводный отряд 6-й стрелковой дивизии под командованием полковника М. А. Попсуй-Шапко.
Большею, к сожалению, мы направить туда не могли. Однако и в таком составе правофланговая группировка наших войск не раз выбивала врага из Кричева, наносила тяжелый урон переправлявшейся через Сож 3-й танковой дивизии противника и в конце концов принудила последнюю перейти к обороне под Кричевом. А в районе Мстиславля до 20 июля топтались на месте эсэсовская дивизия "Райх" и полк "Великая Германия".
В тяжелых боях под Мстиславлем, как рассказывали многие очевидцы, тяжело был ранен командир 6-й стрелковой дивизии полковник М. А. Попсуй-Шапко. О дальнейшей его судьбе до сих пор ничего не известно.
20 июля мы получили телеграмму от маршала Тимошенко, в которой сообщалось, что 4-я армия поступает в оперативное подчинение командарма-13. Чтобы уточнить наши дальнейшие задачи, я на рассвете 21 июля направился на КП 13-й армии. Меня встретил там начальник штаба комбриг Александр Васильевич Петрушевский, мой сослуживец по штабу Западного округа.
Петрушевский рассказал о положении и состоянии войск 13-й армии, находившихся еще в окружении, о способах связи с ними. В отношении войск нашей 4-й армии и их действий он был осведомлен достаточно хорошо и ничего нового из моей информации почерпнуть, по-видимому, не смог.
Мы условились, что впредь все оперативные документы, отправляемые из 4-й армии в штаб фронта, в копиях будут докладываться штабу 13-й армии. И на этом наша беседа как-то иссякла.
Я осторожно намекнул, что теперь мне надо бы встретиться с командующим, но Александр Васильевич никак не реагировал на это. Он предложил мне посмотреть узел связи армии, познакомиться с организацией охраны штаба. Здесь у него царил действительно образцовый порядок. У нас, в штабе 4-й армии, растерявшем при отступлении большую часть радиостанций, автомобилей и инвентаря, ничего подобного и в помине не было.
Однако, повосхищавшись увиденным, я опять завел речь о встрече с командармом:
- Где же Герасименко?
Теперь у Александра Васильевича пут к отступлению были отрезаны, и на правах старого товарища он высказался вполне откровенно:
- Генерал-лейтенант Герасименко прибыл в армию всего несколько дней назад. В должности командарма он, так же как и ты, еще не утвержден. Вероятно, этим вызвано его постоянное раздражение, которое прорывается даже в отношениях со мной. Вот и вчера мы расстались с ним очень холодно. Он лег спать поздно и в мрачном настроении. Будить его, пожалуй, не стоит...
Я не настаивал.
Вместе с Петрушевским мы отправились завтракав, но тут-то как раз и последовало приглашение к командарму.
Василий Филиппович Герасименко, уже знакомый мне по 21-й армии, выглядел действительно мрачнее обычного. Способный, оперативно грамотный командир, он очень быстро поднимался по служебной лестнице и накануне Великой Отечественной войны командовал уже Приволжским военным округом. Положение временно исполняющего обязанности командарма явно тяготило его.
Когда я для завязки беседы высоко отозвался о порядках в штабе 13-й армии, он болезненно поморщился и процедил сквозь зубы:
- А что же нам остается делать? Вот двадцать первая армия, которой я командовал в начале июля, имеет в своем составе несколько полнокровных корпусов и теперь ведет наступательные бои под Бобруйском. А в тринадцатой армии, кроме своего штаба да штаба сорок пятого стрелкового корпуса, ничего реального не существует.
- Выходят же из окружения сто тридцать вторая и сто тридцать седьмая стрелковые дивизии, - заметил я.
- А сколько там людей и с каким вооружением они выходят? - сверкнул на меня глазами Герасименко. - Я считаю, что четвертая армия не создала условий, необходимых для выхода из окружения войск тринадцатой армии. Больше недели вы ведете наступление на Пропойск, Чериков, Кричев. Ночью врываетесь в эти пункты и, судя по вашим сводкам, даже занимаете их, а утром немцы опять выгоняют вас оттуда и становятся хозяевами на Варшавском шоссе, преграждают нашим частям выход к реке Сож.
Это уже было слишком. Но я сдержался и рассказал Герасименко, как ответил на подобный упрек члена Военною совета армии командир нашей 55-й стрелковой дивизии подполковник Тер-Гаспарян:
- Вы же знаете, что Пропойск и Чериков обороняют танковая и моторизованная дивизии, пользующиеся сильной поддержкой авиации. А мы на Пропойск наступаем пехотой без танков и авиации, без противотанковой и зенитной артиллерии, без противотанковых мин. Ночью мы захватим Пропойск, а утром удержать нечем. Вот если бы кто из нас обладал такой силой, как философ Хома Брут из повести Гоголя "Вий": ворвался бы в Пропойск, провел вокруг города черту, и никакая нечистая сила через тот круг не проникла бы.
Герасименко криво улыбнулся и заговорил уже более спокойно:
- Вступая в командование тринадцатой армией, я предложил начальству недурной план разгрома противостоящего вашей армии противника. Корпуса генералов Жадова и Попова вместе с механизированным корпусом Кривошеина одновременно нанесут удар с юго-востока, а тринадцатая армия корпусами комдива Магона и генерала Бакулина жиманет с северо-запада. Шестнадцатого июля я даже отдал приказание Бакулину отводить корпус из Могилева к реке Проня, но на следующий день получил вот эдакое послание от Верховного Главнокомандующего.
И он положил на стол телеграмму. Это была очень лаконичная директива: "Герасименко. Могилев под руководством Бакулина сделать Мадридом".
- Что ж, - сказал я, пробежав телеграмму глазами, - если корпус Бакулина успел построить вокруг Могилева кольцо оборонительных сооружений, он может сыграть видную роль во вражеском тылу.
Герасименко опять нахмурился и ничего не ответил мне.
Расстались мы гораздо теплее, чем встретились. Пожимая мне руку, Герасименко сказал на прощание:
- А Пропойск вы все же должны взять. К северу от него много еще не вышедших из окружения частей тринадцатой армии...
Возвращаясь к себе, я заехал на командный пункт генерала Попова. Он доложил результаты последних атак на Чериков и данные о числе людей, вышедших из окружения, а потом пошутил:
- Вот вы, Леонид Михайлович, прекрасно ведь знали, что под Брестом я потерял свои часы, но всегда делали вид, будто вас это не касается. А командарм-тринадцать Герасименко заглянул ко мне сегодня в первый раз и, как только узнал, что у меня нет часов, сразу подарил свои...
- Значит, быть вам под его началом! - парировал я.
И пророчество мое сбылось.
В те дни Западный фронт основные свои усилия и внимание сосредоточил на сражении, разыгравшемся у стен Смоленска. Руководить войсками левого крыла, действовавшими на реке Сож, под Бобруйском и в районе Мозыря, командованию фронта становилось день ото дня труднее. Исходя из этого, Ставка Верховного Главнокомандования для удобства управления выделила из состава Западного фронта войска его левого крыла и образовала из них новый фронт - Центральный. В его состав с 25 июля переходили 21-я и 13-я армии. Войска 4-й армии передавались в состав последней, а наше армейское управление развертывалось в управление Центрального фронта с дислокацией в Гомеле, Командующим войсками нового фронта был назначен генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, начальником штаба - я.
В Гомель наш дружный штабной коллектив прибыл почти одновременно. Было это 24 августа под вечер. Аппарат управления Центрального фронта формировался на территории парка культуры и отдыха имени А. В. Луначарского - в бывшей усадьбе князей Паскевич-Эриванских.
- Помните, как четыре года назад мы съезжались сюда на разбор маневров? обратился ко мне полковник Долгов. - Хотя тогда мы и проигрывали боевые действия на подступах к Днепру, но если б кто-нибудь высказал предположение, что пламя будущей войны может распространиться до Днепра, его приняли бы за ненормального.
Однако предаваться воспоминаниям было некогда. Мне хотелось поскорее представиться командующему и немедленно приступать к исполнению своих новых обязанностей.
Ф. II. Кузнецов был перед походом в Западную Белоруссию заместителем командующего войсками Западного особого военного округа, а в начале войны командовал Северо-Западным фронтом. Встретились мы с ним как старые знакомые, но был в этой встрече какой-то горестный оттенок. С потемневшим лицом, воспаленными от бессонных ночей глазами, Федор Исидорович выглядел больным. Забинтованная нога лишь усиливала это впечатление. О неотложных делах мы договорились очень быстро, и я оставил его.
К вечеру весь штаб Центрального фронта разместился в бывшем дворце усадьбы и прилегающих к нему флигелях. В обширном парке развернули свою деятельность различные фронтовые службы.
Располагавшийся здесь до нас штаб 21-й армии переместился поближе к своим войскам. Теперь этой армией командовал генерал-лейтенант М. Г. Ефремов.
Вечером собрался Военный совет. Обсуждались обстановка на фронте и задачи армиям. Обстановку докладывал я и, кажется, сделал это удачно. Командующий заметно приободрился.
- Что же, наш Центральный фронт действительно находится в более благоприятных условиях, чем соседние - Западный и Юго-Западный, - резюмировал он. - Двадцать первая армия продвигается к Бобруйску. Конная группа Городовикова глубоко прорвалась во вражеский тыл и вышла в леса юго-западнее Бобруйска. К ней присоединилась воздушно-десантная бригада из корпуса Кадова, которая еще в начале июля была заброшена туда для действий в тылу противника. А с юга на Бобруйск по Березине наступает отряд судов Пинской военной флотилии.
- Правое крыло фронта тоже не бездействует, - подсказал я. - Там войска бывшей четвертой армии продолжают атаковать Гудериана из-за реки Сож.
- Корпус генерала Бакулина меня беспокоит, - признался командующий. - До сих пор он геройски дерется у Могилева, притянул на себя много вражеских войск, но силы его явно иссякли. Надо бы что-то подбросить тринадцатой армии, чтобы она смогла вывести этот свой корпус из окружения.
Я предложил передать в 13-ю армию две только что прибывшие кавалерийские дивизии, предназначавшиеся для группы Городовикова, но безнадежно запоздавшие для действий в ее составе. Кузнецов принял это предложение.
В ходе дальнейшего обсуждения обстановки мы опять вернулись к левому крылу фронта.
- Во всей Белоруссии, - сказал член Военного совета дивизионный комиссар Д. А. Гапонович, - неоккупированными остались теперь только Полесская, Гомельская да часть Бобруйской областей. И обороняется все это войсками нашего, Центрального, фронта. Однако если на бобруйском направлении для этого делается как будто все необходимое, то в Полесье, в частности в районе Мозыря, действия наших войск недостаточно активны. Двадцать первая армия не в состоянии осуществлять оперативное руководство своими левофланговыми частями очень уж далеко до них.
- У меня такая же точка зрения на положение наших войск в Полесье, отозвался Кузнецов. - Сегодня утром я уже докладывал по телефону в Ставку, что для войск левого крыла фронта требуется еще одно армейское управление, которое объединило бы семьдесят пятую стрелковую дивизию, Мозырский укрепрайон и многочисленные отряды, выходящие в Полесье из окружения. Да и фронт наш в составе трех армий будет полнокровным фронтом, а не "бедняцким", как сейчас.
С тем мы и разошлись...
До 1 августа войска 21-й армии продолжали с боями продвигаться к Бобруйску и вышли к Березине. Командиру 63-го стрелкового корпуса Л. Г. Петровскому, особенно отличившемуся в этих боях, было присвоено звание генерал-лейтенанта. Группа Городовикова перерезала юго-западнее Бобруйска Варшавское шоссе. Напуганное наступлением наших войск в районе Бобруйска, командование немецкой группы армий "Центр" поставило против нашей 13-й армии три армейских корпуса. Да еще три пехотные дивизии сковала группа Городовикова.
Активизировалось и левое крыло фронта. В конце июля там все же образовалась новая армия. Ее возглавил бывший командующий 3-й армией Западного фронта генерал-лейтенант Ф. И. Кузнецов, который прорвался из окружения с довольно многочисленной группой командиров армейского управления и значительным отрядом войск. Членом Военного совета был направлен туда мой боевой товарищ Ф. И. Шлыков. Генерал-майор М. П. Дмитриев за два-три дня сумел обеспечить эту, по существу, новую армию оружием и боеприпасами. Словом, в течение нескольких суток 3-я армия возродилась, как феникс из пепла. Правда, Генеральный штаб в течение продолжительного времени никак не хотел признавать ее.
После одной из поездок в войска Ф. И. Кузнецов с недовольным видом сказал мне:
- Тринадцатая и двадцать первая армии имеют во втором эшелоне по две дивизии, а вот фронтовые резервы мы создаем очень медленно.
Это было не совсем так. Я напомнил командующему, что мы укомплектовываем две вышедшие из окружения дивизии, а одну уже восстановили и поставили оборонять рубеж северо-западнее Гомеля.
- Наконец, сегодня в район Гомеля пришла из тринадцатой армии сто тридцать вторая стрелковая дивизия, - добавил я. - Командует ею энергичный и опытный генерал Сергей Семенович Бирюзов.
- Как же, знаю его, - обрадовался Кузнецов. - Вот и поручим ему оборудование нового оборонительного рубежа под самым Гомелем. Пускай Бирюзов возглавит оборонительные работы всех войск гарнизона и гражданского населения, а полки его тем временем нужно будет укомплектовать за счет запасных частей.
В тот же день С. С. Бирюзов вместе с начальником инженерных войск фронта А. И. Прошляковым приняли на себя всю полноту ответственности за возведение обороны на ближних подступах к Гомелю. Дело это сразу получило широкий размах. Своей кипучей энергией Сергей Семенович заражал всех. Круглые сутки не прекращалось строительство дзотов, отрывка траншей, эскарпов, противотанковых рвов. Однако в первых числах августа дивизию Бирюзова пришлось срочно перебросить в район Кричева, где она с ходу опять вступила в многотрудные бои с войсками Гудериана.
В это же примерно время на Центральном фронте стала заметно ощущаться деятельность только что сформированного политического управления, начальником которого был назначен бригадный комиссар М. А. Козлов. Начала выходить фронтовая газета "В бой за Родину". Оживилась устная пропаганда. Целеустремленнее стали работать партийные и комсомольские организации.
Из Москвы на новую, впервые введенную тогда должность заместителя командующего по тылу приехал опытный строевой командир генерал-лейтенант М.Л. Рейтер. Он немедленно взял в свои руки бразды правления, освободив меня от многих сложных и хлопотливых дел.
Вторая неделя августа не внесла существенных изменений в положение войск Центрального фронта. Лишь в районе Кричева 13-я армия после тяжелых боев была несколько оттеснена к югу. Однако само существование нового фронта все больше тревожило противника. В нашем лице он видел угроза правому флангу группы армий "Центр".
Прежде чем продолжать наступление на Москву, немецкое командование решило разгромить гомельскую группировку наших войск. 8 августа войска правого крыла его центральной группировки в составе 2-й полевой и 2-й танковой армий общей численностью до 25 дивизий нанесли удары на Гомель и Унечу.
И как раз с началом тяжелых оборонительных боев на этих направлениях командующий фронтом генерал Кузнецов неожиданно был вызван в Москву{12} и получил назначение в Крым. А в командование Центральным фронтом вступил генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, популярный в те годы военный деятель и очень милый человек.
Не менее теплые воспоминания остались у меня о тогдашнем командующем Военно-воздушными силами фронта комдиве Г. А. Ворожейкине. Жили мы с ним в одной комнате и часто при налетах вражеской авиации вынуждены были вместе спускаться в оборудованное под дворцом бомбоубежище.
- И не стыдно тебе, Григорий Алексеевич, отсиживаться здесь, в подвале, шутя, упрекал я Ворожейкина.
- Вот получим несколько истребительных авиационных полков, тогда буду проводить время в другом месте и с большей пользой, - резонно отвечал он.
А воздушные налеты противника все усиливались. Каждую ночь вражеские бомбардировщики по нескольку раз появлялись над Гомелем. Немцы знали, где размещается штаб фронта, и бомбили нас особенно усердно. За короткий срок фронтовое управление понесло значительные потери.
- Нет, сидеть в ваших хоромах и быть мишенью для немецкой авиации я не хочу, - заявил новый командующий. - Надо что-то предпринимать.
- Кузнецов несколько раз просил Шапошникова разрешить нам переместиться вперед, ближе к войскам, - доложил я. - Однако из-за того, что Генеральный штаб и все Центральные управления имеют с этими хоромами устойчивую телеграфную и даже телефонную связь, нам запретили уходить из Гомеля.
- Ну что ж, запретили, так посидим и здесь, - согласился Ефремов.
Но он-то меньше всех, пожалуй, находился в штабе. Михаил Григорьевич всегда предпочитал руководить войсками непосредственно на поле боя, А с середины августа он буквально дневал и ночевал в войсках.
К этому времени оборонительные бои, которые вели наши войска на унечском и гомельском направлениях, стали особенно ожесточенными. Корпус Петровского, оставшийся в обороне на Днепре перед Рогачевом и Жлобином, оказался в полуокружении. 15 и 16 августа Военный совет фронта просил Ставку разрешить отвести его к Гомелю, однако Ставка не согласилась. По мысли Верховного Главнокомандующего, этот корпус должен был сыграть такую же роль, какую сыграл в свое время 61-й стрелковый корпус в районе Могилева. Но здесь события развивались несколько иначе. 17 августа вражеские войска полностью отрезали корпус, и в тот же день генерал-лейтенант Леонид Григорьевич Петровский геройски пал на поле боя у селения Скопня (в двадцати километрах восточное Жлобина){13}.
Почти до конца августа войска Центрального фронта под командованием генерала Ефремова сдерживали натиск превосходящих сил противника. Отходя от рубежа к рубежу, они до конца выполнили свой долг, не дав врагу возможности прорваться во фланг и тыл соседнего Юго-Западного фронта.
Потери противнику были нанесены огромные. Наши бойцы и командиры проявили здесь замечательные образцы храбрости и героизма.
О боевом подвиге войск Центрального фронта написано много стихов, рассказов и повестей. Но тема эта далеко не исчерпана, и события того времени еще ждут своего летописца.
Дополнительные сведения о некоторых лицах, упоминаемых в книге
Акулин И. В., в настоящее время генерал-майор авиации.
Апанасенко И Р , генерал армии. Погиб под Белгородом в период Курской битвы.
Белов Н. Г. генерал-майор авиации, в настоящее время в отставке.
Бирюзов С. С.. Маршал Советского Союза, заместитель Министра обороны Союза ССР.
Богданов С. Н , Маршал бронетанковых войск, дважды Герой Советского Союза. Умер в марте 1960 года.
Борисов В. Б , накануне Великой Отечественной войны генерал-майор, командир корпуса. Убит на Западном фронте в июле 1941 г
Ворожейкин Г.А., Маршал авиации. С конца 1941 года до конца Великой Отечественной войны был начальником штаба ВВС Советской Армии.
Гаврилов П. М., майор, командир 44-го стрелкового полка 112-й дивизии. Прорвавшись во время артиллерийского налета в Брестскую крепость, возглавил оборону ее восточного сектора. В настоящее время в запасе
Галушкевич В. С., генерал-майор. Работает в Генеральном штабе Советской Армии.
Голиков Ф. И., в настоящее время Маршал Советского Союза, начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота.
Дмитриев М. П., в настоящее время генерал-полковник артиллерии.
Долгов И. Л., генерал-майор, в настоящее время в запасе.
Ефремов М.Г., генерал-лейтенант, погиб на Западном фронте в 1942 году.
Жадов Л. С., генерал армии. Герой Советского Союза, первый заместитель Главнокомандующего Сухопутными войсками Советской Армии.
Жидов Г.И., лейтенант, командир эскадрильи. Войну закончил полковником. Герой Советского Союза. В настоящее время в отставке.
Иванов В Д., в настоящее время генерал армии, первый заместитель начальника Генерального штаба Советской Армии.
Кабанов Е. Е., генерал-майор танковых поиск, в настоящее время в запасе.
Казанкин Л Ф., в конце Великой Отечественной войны генерал-лейтенант. Умер в 1955 году.
Ковалев М. П., генерал-полковник, в настоящее время в отставке.
Козырь М Е, генерал-майор, погиб в бою в январе 1945 года
Кононов И. В., генерал-лейтенант танковых войск, в настоящее время в отставке.
Корзун П. П., генерал-лейтенант. В 1943 году командовал армией. Погиб на поле боя в сентябре 1943 года.
Корнеев Л. Д., накануне Великой Отечественной воины генерал-майор, начальник штаба одной из армий. Погиб на Западном фронте в начале войны.
Кривошеин С. М., генерал-лейтенант танковых войск, Герой Советского Союза. В настоящее время в запасе.
Кудюров Ф. Ф.. полковник, убит в бою в декабре 1941 года.
Лазаренко Н. С., генерал-майор, погиб в июне 1944 года.
Матвеев Д. И., полковник, убит в бою в августе 1943 года.
Обухов В. Т., в настоящее время генерал-полковник, Герой Советского Союза, заместитель командующего бронетанковыми войсками Советской Армии.
Осташенко Ф. А., генерал-лейтенант. Герой Советского Союза. В настоящее время в отставке.
Попов В. С., генерал-полковник, Герой Советского Cоюза. В прошлом офицер царской армии. Сразу после Октябрьской революции Попов перешел на сторону Советской власти и во время гражданской войны, а также по ее окончании командовал частями и соединениями Красной Армии. В настоящее время в отставке.
Прошляков Л. И., Маршал инженерных войск, Герой Советского Союза, начальник инженерных войск Советской Армии.
Пуганое В. И., генерал-майор танковых войск, погиб в нюне 1941 года.
Пуркаев М. Л., генерал армии, в начале Великой Отечественной войны был начальником штаба Юго-Западного фронта Умер в январе 1943 года.
Рябцев Л. С., лейтенант, погиб в воздушном бою в августе 1941 года.
Скоробогаткин К. Ф., в настоящее время генерал-лейтенант, работает в Генеральном штабе Советской Армии.
Тер-Гаспарян Г. А., в конце Великой Отечественной войны генерал-лейтенант. Умер в 1949 году.
Тутаринов И. В., в настоящее время генерал-полковник, командующий воздушно-десантными войсками Советской Армии.
Шлыков Ф. И.. дивизионный комиссар, в мае 1942 года был тяжело ранен в бою на Керченском полуострове и умер от ран.
Яковлев Н. Д., в настоящее время Маршал артиллерии.
Примечания
{1}"Стратегия" А. А. Свечина вышла в свет в 1924 году.
{2}Позже мы узнали, что крупный помещик - князь Александр Святополк-Мирский не успел бежать при наступлении наших войск в Западную Белоруссию. Зато в 1941 году, когда Барановичскую область оккупировали фашистские войска, в Мире сразу же появился в форме немецкого офицера другой владелец того же замка - князь Василий Святополк-Мирский (брат Александра), немедленно установивший в своем поместье жесточайшие крепостнические порядки.
{3}В то время так называлось Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского Флота.
{4}В последней такой информации, поступившей к нам из штаба округа 5 июня, сообщалось, что на границе Белоруссии сосредоточилось около 40 немецких дивизии, из них на брестском направлении поставлены 15 пехотных, 5 танковых, 2 моторизованные и 2 кавалерийские
{5}В краткой боевой истории 123-го истребительного авиационного полка записано. "За первый день войны летчики полка сбили 30 фашистских самолетов... В неравном бою погиб командир полка майор Сурин Борис Николаевич, который провел в этот день четыре воздушных боя и лично сбил три самолета противника".
{6}В боевой истории 123-го истребительною авиаполка этот случай описан так: "22.6.41 г. четыре истребителя - капитан Мажаев, лейтенанты Жидов, Рябцев и Назаров - вступили в бой с восемью Me-109. Самолет лейтенанта Жидова был подбит и пошел на снижение. Три фашиста, видя легкую добычу, стали сверху атаковать его, но капитан Мажаев, прикрывая выход из боя лейтенанта Жидова, меткой пулеметной очередью сразил одного "мессершмитта", второй фашист был перехвачен лейтенантом Жидовым и подожжен. В ходе боя у лейтенанта Рябцева был израсходован весь боекомплект, но Рябцев, не считаясь с опасностью для жизни, повел свой самолет на противника и таранным ударом заставил его обломками рухнуть на землю. В этом бою было сбито три фашистские машины, а с нашей стороны потеряна одна".
{7}Командир 107-го стрелкового полка за два дня до начала войны уехал на учебу.
{8}Точно так же в 1939 году Гудериан не поленился приехать в Финкенштейн, чтобы быть первым во дворце, где в течение нескольких дней жил Наполеон, а 11 июля 1941 года он расположил свой командный пункт в поселке Толочин, Витебской области, опять-таки только потому, что в 1812 году там была штаб-квартира Наполеона.
{9}План вторжения на Британские острова, именовавшийся операцией "Морской лев", широко и подозрительно шумно рекламировался гитлеровской Германией. В действительности, как признался позднее Гудериан, немецкие танки готовились тогда не к форсированию Ла-Манша, глубина которого превышает 100 метров, а к преодолению полных преград глубиной до четырех метров, то есть для форсирования рек.
{10}Предполагаю, что виной всему было нарушение правил секретности при передаче в войска выписок из приказа С К Тимошенко. Противнику, как видно, удалось перехватить некоторые из них. И, базируясь на этих данных, Гудериан сделал несколько преувеличенные выводы. Мы еще колдовали над картами, а он уже донес вверх, что против правого фланга его группы с направления Гомель началось "контрнаступление двадцати дивизии маршала Тимошенко".
{11}В выпущенных после войны мемуарах под названием "Воспоминания солдата" Гудериан неоднократно повторяет свою версию о "контрнаступлении Тимошенко" Это мифическое контрнаступление Гудериан дважды изобразил в своей книге на схемах. Для сравнения с истинным в те дни положением и составом наших войск я показываю его на своей схеме (см. стр. 176-177)
{11}Он включал в себя две значительно ослабленные бригады четырехбатальонного состава и дивизион артиллерии.
{12}Ф. И. Кузнецов вызывался в Ставку одновременно с А. И. Еременко. Им было предложено на выбор ехать командовать вновь создаваемыми Брянским фронтом или Отдельной армией на правах фронта в Крыму. Оба они заявили, что поедут туда, куда сочтет нужным Ставка. Еременко был послан на Брянский фронт, а Кузнецов в Крым.
{13}По решению правительства на месте его гибели будет воздвигнут памятник.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги