Перекрестный огонь

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Перестрелка на лесах стоила Арбитрес четырех жизней: три арбитратора упали с карниза, еще один погиб от удачного выстрела противника, прошедшего сквозь смотровую щель в щите. Убитая женщина-водитель — Кальпурнии понадобилось больше часа, чтобы выяснить, что ее звали ведущий арбитр Вассбин — округляла счет.

Другие препятствия на пути тоже были засадами, как она и думала. Тройная ловушка на перекрестке, из которой кавалькада «Носорогов» вовремя выскользнула, была подстроена так: техника перегородила улицу, а под рампами прятались стрелки, готовые в нужный момент подняться и захлопнуть капкан. Та засада, о которой их предупредили по воксу, стартовала как настоящий дорожный ремонт, но к тому времени, как к ней приблизились шесть отделений арбитраторов, захватившие это место вооруженные люди уже давно сбежали, оставив после себя только защитный вал из вырытой земли, коробку стаб-патронов и гранатомет, который все еще стоял на сошке дулом в том направлении, откуда должны были ехать «Носороги».

Засада на перекрестке распалась не столь бесследно. Они не знали, как отреагировать на звуки перестрелки, доносящиеся с соседней улицы, и начали колебаться и спорить. Некоторые сбежали, когда арбитры разделались с последними участниками засады на лесах, а другие оставались на своих постах, пока не прибыл первый из отрядов поддержки и порвал их на мелкие кусочки.

Поймать удалось восьмерых — шесть мужчин и двух женщин, однако никто из них не был руководителем и не знал ничего о том, кто стоял за планом. Некоторые из них были настоящими рабочими, даже входили в те бригады, чье оборудование было использовано для создания импровизированных баррикад; приказы они получили от своих начальников, а из тех никто не выжил. К рассвету все места, где были назначены ремонтные работы, кишели арбитрами, которые выстраивали ничего не понимающих рабочих вдоль бортов «Носорогов» и обыскивали тележки с инструментами и кузова грузовиков.

Этот приказ поступил от кого-то из командующих городскими участками, не от Кальпурнии. Она бы могла им сказать, что смысла в этом не было — в засадах сидели низкопробные наемные бойцы, чье преимущество было в быстрой доступности и дополнялось недостатком моральных принципов и уважения к Арбитрес. «Крюкоспины», так их здесь называли — словечко пошло от обычая подвешивать преступников на борта «Носорогов». Но к тому времени Кальпурния уже вернулась в Башню Карателей и наблюдала, как привозят арестованных. По пути вниз, к камерам, всех их протаскивали мимо нее, и она специально сняла шлем, чтобы каждый мог ясно увидеть ее лицо. Реакция арестантов дала твердое обоснование для уже имевшихся у нее подозрений.

Кальпурния узнала о второй партии арестованных только тогда, когда перед ней положили их бумаги, и потребовала ответа, почему она должна расписываться за людей, захваченных в ходе какого-то «Телль-Керлиганского рейда». Выяснилось, что пока она преследовала «Санктус», целевая группа Арбитрес атаковала отгрузочный склад Телль-Керлиганов, к которому была приписана взорвавшаяся повозка, и притащила оттуда две дюжины перепуганных клерков и водителей. Вместе с ними прибыл рапорт от Барк, которого не было времени читать, поэтому Кальпурния просто сунула его в карман на поясе.

Несмотря на шум и тряску, ей удалось немного подремать во время пути обратно к Стене, но она все же добралась до собственных покоев, прежде чем позволить усталости овладеть собой. Растянувшись на кровати, скинув панцирь и выставив ноги в сапогах с краю постели, Кальпурния на миг прикрыла глаза, чтобы дать им отдохнуть, и неожиданно для себя проснулась через целых два часа. На столе в большой комнате обнаружились фрукты, кофеиновый сироп и охлажденные полотенца. Жадно проглотив еду и с наслаждением вытеревшись, она задумалась, возможно ли приставить к медалям персонал, с которым она никогда не встречалась лично. Потом зазвучал дверной сигнал.

Это был Павлос Калапек, главный адъютант Дворова, с серьезным лицом, в безупречной униформе с официальной перевязью и с сообщением о том, что арбитр-майоре желает принять ее в своих покоях. Она начала придумывать ответ, что-нибудь насчет того, что надо подготовить доклад о взятых под стражу арестантах, чтобы взять его с собой, но адъютант отступил назад и сделал вежливый жест, как бы уступая дорогу. Стало очевидно, что это дело не относится к делегации четвертого уровня, она же «когда вам будет удобно». Кальпурния безропотно нацепила панцирь поверх прилегающего к телу костюма и последовала за ним.

Калапек, видимо, предпочитал не топтать коридоры ногами, и поэтому Кальпурния терпеливо стояла за ним на маленьких моторных салазках, которые провезли их через жилые уровни в высокий сводчатый зал в самом сердце бастиона Врат Справедливости. По дороге она вылавливала важные детали из доклада Барк, насколько это было возможно. (Следуя истинно гидрафурскому духу, никто из тех, кто обитал в этом месте, не начинал свои рапорты с краткого резюме). Под строгими взглядами арбитраторов и судей, изображенных в мозаике, мраморе и стекле, она сошла с салазок и поднялась на запертом, хорошо охраняемом лифте в первый из нескольких тамбуров, которые вели в комнату для аудиенций арбитра-майоре. Пробираясь сквозь них, Кальпурния отметила, что они чрезмерно вычурно украшены, и им недостает внушительности, типично для Гидрафура. Это не слишком улучшило настроение, и то, что последнюю пару дверей перед ней открыл сам Дворов, уже не так ее удивило.

— Заходите, Шира. Думаю, вам надо привыкнуть, что вы будете встречаться со мной здесь. У вас уже довольно высокий чин, так что не надо стоять и ждать у моих дверей, как какой-то новобранец, ждущий лекции от командующего схолой.

Маленький круглый стол для совещаний, за которым она сидела, когда в первый раз была в этой комнате, теперь исчез, вместо него стояла накрытая белой скатертью скамья, на которой был разложен завтрак Дворова. В окне виднелось солнце, нижний край которого едва приподнялся над горизонтом, и утреннее небо цвета абрикоса, где выделялись яркие булавочные головки низких орбитальных станций и рассекающая небосвод серебряная полоса Кольца.

— Шира, вы обладаете редким умением находить проблемы в совершенно неприличное время суток, — сказал Дворов из-за спины, увидев, что она смотрит на рассвет. — Я уверен, именно это скажет Нестор, как только увидит вас в следующий раз. Что до меня, то я скажу одно. Ни мне, ни кому-либо еще нет пользы от того, что вы терзаете себя попытками все время оставаться на ногах.

Возле скамьи стояло два табурета, вырезанных из какого-то темного, черно-красного дерева. Дворов жестом пригласил ее занять один из них, подцепил второй ногой, подтянул к себе и сел.

— Я выполняю свой долг, как могу, сэр, — несколько сухо ответила Кальпурния. — Кажется, за мной сложилась репутация человека, который не умеет толком делегировать полномочия, но я думаю, что у меня есть хорошая причина стремиться на передовую. Я веду дело о покушениях на мою собственную жизнь, арбитр-майоре. Хотя я уверена, что на Гидрафуре есть всевозможные запутанные протоколы, диктующие, как разбираться с такими проблемами в общественно приемлемой манере.

После всех этих событий Кальпурния чувствовала себя уже немного другим человеком — она и припомнить не могла, когда последний раз так разговаривала с вышестоящим офицером. К ее довольно удивленному облегчению, Дворов только улыбнулся и указал на стол.

— Хороший ответ, — сказал он, наколов на серебряную иглу пропитанный сиропом кусочек какой-то выпечки. — Но я тоже знаю, что делаю. Я знаю, что, если бы не вызвал вас сюда, вы бы весь день без передышки допрашивали людей, которых только привезли, и наблюдали бы за обыском строительных бригад. И упали бы замертво еще до того, как солнце снова сядет. Поверьте, я беспокоюсь за вашу жизнь не меньше, чем вы сами.

— Понимаю, сэр, — сказала она, разглядывая пищу. Как это уже было во время полета на «Санктус», она внезапно осознала, что ужасно хочет есть и крайне устала, но на столе не было ни одного блюда, которое она могла бы распознать, и к тому же она уже чувствовала себя слишком пристыженной, чтобы начать поедать завтрак арбитра-майоре у него на глазах.

— Во-первых, Шира, я бы совершенно не хотел терять столь достойного и многообещающего молодого арбитра, как вы, особенно после того, как вас привезли из такой дали. И даже если не затрагивать лично вас, мне совершенно не нравится идея того, что кто-то смог произвести настолько хорошо организованную атаку против Адептус Арбитрес и порядка, хранимого нами. И особенно мне не нравится то, что это произошло в такое время, когда рабочие отношения между имперскими властями Гидрафура столь натянуты, как сейчас.

Он с любопытством перевел взгляд со стола на Кальпурнию, и она запоздало поняла, что завтрак был подан явно не на одного человека.

— Вы говорите об этих конфликтах между Министорумом и Флотом, — сказала она, склонилась над едой и попыталась идентифицировать наименее подозрительно выглядящее блюдо.

— Да, сейчас главный очаг напряженности — это Министорум и скоропалительная кампания, устроенная епархом, чтобы получить контроль над распределением должностей во Флоте. Но это лишь поднимает больной вопрос о том, какую роль Адептус вообще играют на Гидрафуре. Гидрафур выглядит как самый обыкновенный имперский мир, когда ты на нем находишься, но не стоит заблуждаться. Это — система Флота, и Флот всегда был недоволен, что ее главная планета ему не принадлежит. Так, разумеется, повелось с самой Эпохи Отступничества. Бухарис и его приспешники оставили глубокий след на всем сегментуме. Указ о разделении, выпущенный Администратумом, был попыткой создать в системе гражданский противовес Флотским властям, чтобы они уравновесили друг друга.

— Это как Имперская Гвардия, которая не имеет права владеть собственным флотом, или как разделение Астартес Жиллиманом, — вставила Кальпурния, взяла ломтик какого-то белого фрукта и осторожно попробовала его. Тот оказался до ужаса кислым.

— Да, пожалуй, один и тот же принцип, — сказал Дворов и потянулся к кофейнику, который стоял на маленькой спиртовой горелке в центре стола. — Планета всегда была оплотом не-Флотских сил, практически всех, какие есть — святилище Экклезиархии, монастырь Адепта Сороритас, перевалочная станция Навигаторов и тому подобное. Даже большая часть того, что здесь создал Флот, не имела отношения к военной сфере. Фермы, чтобы снабжать офицеров качественной провизией, поместья для благородных офицерских династий. На Флоте есть такое выражение, которым до сих пор называют семьи, утратившие свои планетарные владения — «выселенные роды». Точно так же флотские семейства, из тех, что понадменнее, называют Монократа и новое аристократическое сословие планеты «саженцами». Но они нашли великое множество способов оттянуть и затормозить действие указа. Владения Флота на Гидрафуре просуществовали вплоть до убийства лорда-адмирала Инвистикона двести лет назад. После этого его крепость, которая находится в другом полушарии, забрала себе Инквизиция, и с тех пор планета Гидрафур является анклавом не-Флотской власти, каким ей и предназначено быть.

— Это сработало? — Кальпурнии понадобилось секунду помедлить, чтобы перейти с разговоров о наемных убийцах на историю Гидрафура, но она невольно испытывала все больший интерес к разговору.

Дворов закончил переливать кофеин в странную чашку, которая выглядела как уплощенный медный шарик с просверленной в нем полостью размером со стопку, и потянулся за каким-то другим сиропом, чтобы добавить его туда.

— Не слишком, — сказал он. — Мне всегда нравилось представление Империума в виде ледника. Огромный, прочный, он торит себе путь вперед, и никто не в силах его остановить. Но если взять все общество в целом, то это, по большей части, просто вода. Ее трудно удержать, и она все время стремится пробраться туда, куда хочет, и как хочет.

— Не уверена, что понимаю, сэр, — Кальпурния собралась с духом и еще раз куснула фрукт.

— Ну что ж, как и предполагалось, на Гидрафуре начали укрепляться иные ветви власти. Увеличился объем гражданских перевозок, присутствие Адептус значительно возросло, Навигаторы и Схоластия Псайкана обзавелись более крупной постоянной базой в Башне Слепцов, и Собор сам по себе стал довольно важным центром власти, пересечением множества паломнических маршрутов из северных секторов через Гаталамор и на юг. Проблема в том, что это не создало настоящий противовес Флоту, как подразумевалось. Все это лишь дало Флоту повод настаивать на еще более строгом контроле над остальной системой. Они покрыли крепостями и верфями все другие миры и все основные орбиты в обеих эклиптиках — и, конечно, имели на это право, совершенно справедливое право, но правила разделения позволили им управлять всей этой территорией еще более автономно, чем раньше. И, разумеется, есть еще множество лазеек в самом указе, о котором я уже говорил: политические браки, договоры и гильдии. Тому, у кого есть какие-либо владения или интересы на планете, не позволено иметь власть за ее пределами, а торговым картелям нужны граждане Гидрафура, с которыми они могли бы торговать…

— Синдикаты? — вставила Кальпурния, когда Дворов прервался на глоток кофеина. Тот кивнул и налил ей вторую чашку.

— Вы найдете это в своих ознакомительных досье, когда у вас будет время. Каждый синдикат номинально спонсируется лицами, имеющими общие интересы, из-за пределов системы, по хартиям от Администратума. Это предоставляет им доступ к гражданским перевозкам, которого нет у Флота, доступ к межпланетным коммерции и путешествиям, которые запретны для планетарной аристократии, а также навигационным привилегиям и правам прохода в некоторые районы, которые есть только у Флота и которые необходимы двум другим сторонам. Эта комбинация и создала институт синдикатов за те двести лет, что действует указ о разделе.

— И он так силен, что отношения с синдикатами стали так же глубоки, как родственные. Никто не представляется как «лорд Кальфус из синдиката Меделл», он сразу «Кальфус-Меделл».

— Именно так, хотя вы еще прочтете, что этот обычай существует лишь у гидрафурской стороны соглашения. Для внесистемных картелей отношения с синдикатами не столь всеобъемлющи, а для флотских семейств чрезмерное сближение со всеми этими делами считается несколько неприличным. И, разумеется, в то же время, как синдикаты постоянно борются между собой за власть — возможности для этого на Гидрафуре больше, чем предусматривалось разделением, но они все равно конечны — семейства тоже все время дерутся за ведущее положение в синдикате. Интересно, кстати, что вы спросили, — добавил он, сгребая ложкой фруктовое пюре на ломтик хрустящего хлеба, — о правилах защиты от покушений на убийство. Действительно, существуют довольно сложные традиции касательно того, как должны вести себя стороны в подобных войнах, в зависимости от того, происходят они внутри синдиката или выходят за его пределы, от относительного положения сторон и так далее. Ну а насколько твердо следуют этим традициям, когда они перестают быть удобны, это, конечно, уже другой вопрос, — Дворов заметил кусок плода в руке Кальпурнии и показал ей на супницу с тушеными ягодами. — Начинать следует с этого.

— Надеюсь, от меня не ожидается выполнение тех же правил? — спросила она, взяв одну из маленьких эмалированных мисочек, стоящих рядом с супницей. — Адептус Арбитрес отвечают лишь перед Императором и Законом и ни перед кем иным. Мы что, должны связывать себя каким-то идиотским сводом правил для аристократов? Ну да, разумеется, это же Гидрафур.

Наверное, все это говорила усталость. Кальпурния успела на миг ощутить шок, не в силах поверить, что сказала это таким тоном и такими словами, а потом поставила миску с ягодами и повернулась к арбитру-майоре.

— Сэр, прошу прощения за эту вспышку. Я забыла, с кем я… — но Дворов уже улыбался и махал рукой, требуя не продолжать.

— Не извиняйтесь, Шира, — сказал он, прожевав свою порцию. — Это не ваш старый пост. Мы разговариваем, как два старших офицера Адептус, и это не какая-нибудь казарменная головомойка, где вы стоите смирно и смотрите в стену, пока я на вас ору, — он кивнул на миску, стоящую на столе. — Это блюдо надо есть, пока оно горячее. Возьмите одну из этих ложечек.

Перейдя на более ровное дыхание, Кальпурния взяла ложку и попробовала содержимое своей миски. Ягоды имели кисловатый привкус, несколько напоминающий тот фрукт, но были протушены в каких-то мускусно-сладких пряностях, от которых ей захотелось чихнуть.

— На самом деле, все эти разговоры о том, как вы приспосабливаетесь к новому положению, а я кричу на вас, напоминают мне о том, зачем я вызвал вас к себе.

— Не для того, чтоб спасти меня от круглосуточного самоистязания допросами?

— В том числе. Но есть еще кое-что, о чем мне, пожалуй, следует рассказать вам, и я предпочитаю доносить подобную информацию лично, — он перехватил взгляд Кальпурнии. — Да ешьте же ягоды, Шира, я не собираюсь вас разжаловать или сделать выговор. Вы не нарушили свой долг. Фактически, можно сказать, что я хочу поговорить с вами о прямо противоположной проблеме.

— Противоположной? Я слишком усердно выполняю свой долг? Я понимаю, что, наверное, немного перенапрягаюсь.

— Меня беспокоит один конкретный нюанс, который вышел на первый план во Вратах Аквилы и во время контратаки на засаду, устроенную на окраине города. Шира, в Империуме существует благородная и почтенная традиция руководить напрямую с фронта. Когда вы проходили через тамбуры по дороге сюда, то должны были видеть образы мужчин и женщин, таких же, как мы, чьи статуи прославляют именно этот подход. Не то что бы я не одобряю этот принцип, но я не могу не спросить: если враги потратили столько усилий на ловушку, которая должна была повлечь вашу смерть, то, может быть, было несколько необдуманно устремиться прямиком в капкан и предложить именно то, чего они хотели?

— Вы думаете, мне надо было отступить от места засады?

Дворов отмахнулся.

— Я не люблю задним умом додумывать каждое решение, которое только приняли мои подчиненные. Я не собираюсь доставать карту и заставлять вас оправдывать все свои действия. Я даже не стану говорить вам, что лично руководить своим отрядом — всегда плохо. Вы ведь стараетесь продемонстрировать своим людям, что вы готовы сами встретить лицом к лицу любую опасность, в которую их направляете, так?

Кальпурния кивнула и съела еще ложку невкусных ягод — она как раз собиралась сказать то же самое.

— Не буду утверждать, что знаю все мысли, которые приходят вам в голову, — продолжал Дворов, — но я могу кое о чем догадаться. Вы очень явно ощущаете новизну своего ранга и положения. А также то, что вы на новом мире, в новой области галактики, где вам почти все незнакомо. Это естественно, что вы хотите вести себя безупречно, что для вас означает никогда не отступать от опасности и стоять плечом к плечу с теми, кем командуете.

— Большую часть времени я даже не знаю, как их зовут, — сказала она скорее про себя, но Дворов расслышал.

— Итак, для вас это сложная ситуация, но вы хорошо с ней справляетесь. Это правда. И я не собираюсь сажать вас на цепь и не давать проявлять те способности, которые, в первую очередь, и привлекли мое внимание. Но я не думаю, что вам сильно помешает — по крайней мере, когда вы к этому привыкнете — если я скажу вам, что, пока дело об убийцах не прояснится, вам лучше сдерживать себя. Риск — часть работы Арбитрес, бои — часть работы арбитратора, но если вы будете бросаться прямо в пасть хищника, вас ждут новые нападения.

— Вы хотите сказать, сэр, что я должна послать другого арбитратора под пули, а сама держаться на безопасном расстоянии? — она контролировала свой голос, но внутри все так и сжималось от гнева. Замечания о безрассудстве от непосредственного начальства звучали не лучше, чем от Жоу.

— Я говорю, что, хотя это может показаться вам неприятным…

— Неприятным!

— …против вас действует враг, который хочет вашей смерти, и наше дело — не дать врагу добиться своего, а не подать ему это на блюдечке. Если так нужно, считайте это приказом.

— Понимаю, арбитр-майоре, — Кальпурния положила в рот еще одну порцию теперь остывших ягод и заставила себя их проглотить.

— Если вы закончили с ягодами, пора переходить на кинжальный фрукт, — снова сменил тему Дворов. Кальпурния взяла ломтик того, что она попробовала первым, и снова откусила его. Кислый вкус немного смягчился за счет остаточного аромата ягод, и она отметила, что фрукт очищает рот от лишних вкусов.

— Вот так. А теперь выберите сироп для своего кофеина — рекомендую «геркус», это тот бледно-желтый на углу — и расскажите мне, что вы смогли выяснить о нападениях, совершенных на вас этим утром.

Она моргнула, налила сироп и глотнула — у кофеина от этого появился дымный, похожий на солод привкус, который она с осторожностью признала приятным — после чего начала описывать события, начиная с отъезда из участка Крест-Четыре и заканчивая привозом арестантов. Дворов молча слушал, отрезал от дыни небольшие ломтики и вдумчиво жевал их, глядя в окно на улей. Когда рассказ закончился, он несколько секунд переваривал его за компанию с дыней, а потом спросил:

— Почему вы не взяли эскорт побольше?

— Чтобы смутить того, кто мог наблюдать за транспортом, выезжающим из крепости. Три «Носорога» — размер обычного ночного патруля. Это было до того, как мы поняли, что они могут отслеживать наш настоящий маршрут.

— И вы выбрали леса… хотя нет, не обращайте внимания, я сказал, что не буду управлять вами в таких мелочах, и так я и буду делать. Как вы считаете, есть ли прямая связь между саботажем во Вратах Аквилы, «Аурум Санктус» и нападениями на вас?

— Она выглядит малоубедительно, и, возможно, мы еще выясним, что ее вообще не было. Лестно, конечно, думать, что кто-то невероятно сложным образом подстроил взрыв во Вратах Аквилы, чтобы убить меня, но я думаю, это был просто саботаж. Контейнеры содержали ароматизированное лампадное масло, предназначенное для отгрузки на складе в Квартале Пилигримов. Оно было либо для Шествия дальних святых, либо для большого собрания при свете ламп завтрашней ночью.

— Так я и понял. Здесь тоже есть новости, правильно я понимаю? — Дворов протянул ей серебряную иглу, такую же, как та, что он использовал ранее, и кивнул в сторону пирожных.

— Взорванные контейнеры с маслом, судя по всему, скорее связаны не с «Санктусом», а со складом, где они хранились. У меня не было времени детально просмотреть отчет вериспексов, я получила его только этим утром, когда вернулась в Стену. Но этот склад был полон, практически набит этим маслом. Там не было никаких бомб, как в первой партии, но вериспексы нашли несколько запечатанных сосудов, на которых, как они говорят, видны следы вскрытия. Барк продолжает работать над этим.

Дворов вопросительно посмотрел на нее.

— Ведущий вериспекс Барк, сэр. Начальник бригады криминалистов, работавшей во Вратах Аквилы. Она также руководит расследованием на складе Телль-Керлиганов.

— А. Спасибо. Я обычно не работаю на уровне руководителей бригад. Если вы закончили с выпечкой, переходите на дыню.

Дыня была водянистая и без ярко выраженного вкуса, но приятно сочеталась с насыщенным послевкусием пирожных. Кальпурния съела два кусочка и прикончила кофеин. Странная сферическая чашка казалась тяжелее, чем раньше, и она поняла, что ее снова нагоняет усталость. Сделав несколько глубоких вдохов, она стала созерцать озаренные утренним солнцем крепостные зубцы Стены и смог, который уже накрывал толстым слоем город внизу. Ей были знакомы эти первые неясные признаки утомления, которое незаметно нарастало во время долгих напряженных операций. Но оно было не таким уж скверным, если знать его симптомы и заранее подготовиться к ним.

Кальпурния поняла, что лгала себе, осознав вдруг, что пропустила мимо ушей то, что только что сказал Дворов.

— Простите, сэр?

— Я сказал, вам нужно запомнить, в каком порядке вы сейчас ели эти блюда. Этот набор ассоциируется со священными праздниками Вигилии, и его подадут во время молитвенного завтрака, который вы посетите со мной завтрашним утром.

— А на это будет время? — это было первое, что пришло ей в голову.

— Я полагаю, да. Давайте рассмотрим, что мы имеем по делу в настоящий момент, Шира. У вас есть бригада вериспексов, которые выясняют детали происшествия во Вратах Аквилы. Исследование «Аурум Санктус» после перехвата, произведенного вами и Рё, судя по всему, готово убрать корабль из-под подозрения. Организованное покушение на вашу жизнь прошлой ночью провалилось, и его участники находятся под арестом. Первый убийца мертв, и хотя его происхождение оказалось сложно отследить, теперь в этом нам помогает Имперская Инквизиция, так?

Кальпурния только сейчас поняла, что даже не вспоминала о Жоу с тех пор, как они расстались в Крест-Четыре.

— Инквизитор отказался встретиться со мной, когда вернулся, но снизошел до того, чтобы известить меня, что он хочет быть единственным, кто идет по следу нашего невидимого друга. Мы должны прекратить деятельность в этой области, пока он не потребует нашего вмешательства и даст на него добро, — Дворов поднял бровь и поднес к губам медный шарик-чашку. — Патрули у квартала Адептус сообщают, что последние три часа он находится там вместе со своим савантом, ходит туда-сюда по улочкам, ведущим к Кафизме, и часто вступает в тихие споры.

— Так у нас есть люди, которые следят за ним?

— Нет, — весело ответил Дворов. — Говорю же, нас отстранили. Но так получилось, что патрули в том районе возглавляют лидеры чуть повыше званием, чем обычные прокторы и ведущие арбитры, и так вышло, что они считают своим долгом посылать рапорты через определенные прямые линии связи непосредственно арбитру-майоре.

— Понятно, — это было разумно. — Вы приглядываете за инквизитором так же, как епарх, который назначил одного из своих людей следить за нами. Лорд Кальфус-Меделл тоже пытался такое провернуть. Еще одна часть местного порядка вещей, да?

— Часть всеобщего порядка вещей. Думаю, вы это еще увидите. Признаться, я слегка удивлен, что вы никогда раньше не встречались с чем-то подобным. Вы же командовали гарнизоном на Эфеде, разве нет?

Кальпурния вздохнула.

— Мне бы хотелось думать, что там все было устроено иначе. Может, я просто не тот человек, чтобы увлекаться подобными вещами.

— Да, звучит похоже на правду. Что ж, вы тут для того, чтобы учиться, как и мы все, — Дворов допил свой кофеин. — Вы что-нибудь думали по поводу собственного штаба?

— Нет. Времени не было. Помню, Жоу что-то говорил о том, чтобы переоборудовать под себя «Носорог». Он имел в виду что-то типа этого?

— Помимо прочего. Я это всецело поддерживаю. Вы теперь арбитр-сеньорис, Шира. Вам надо потребовать транспорт из ангаров, выбрать самый лучший, определить, что требуется вам и вашим подчиненным, и взять это из арсенала, назначить людей, которые понадобятся вам в каждодневных операциях. Арбитры, судьи, каратели, гарнизонные проповедники, техноадепты. И опять-таки я не могу поверить, что это первый раз, когда вы встречаетесь с идеей, что командующий сам формирует собственный штаб.

— Я знаю эту идею, сэр, у меня просто мало времени. Стандартный транспорт и люди, которые уже прикомандированы ко мне, это пока все, что мне нужно.

— Как пожелаете. Что насчет ведущего арбитра, который сопровождает вас с самого первого нападения? Годится в адъютанты?

— Баннон? — она подумала. — Нет. Он стал моим помощником в расследовании случайно, потому что возглавлял отделение, которое эскортировало меня, когда все это началось. И он как-то сам собой привязался ко мне после этого. Он достаточно послушный, но не для этой работы. Я бы не стала держать его на такой должности.

— Хм. Вигилия Балронаса начинается через два дня, это последняя подготовка перед мессой. Вы готовы к тому, что религиозные ограничения будут мешать вашим операциям?

— Я буду готова, — ответила Кальпурния. Она постепенно привыкала к тому, как Дворов внезапно менял темы — сначала ей казалось, что так он ее проверял, но, похоже, это на самом деле отражало ход его мыслей. — Я сфокусировалась на той стороне дела, которой занимаются Арбитрес, но если мы сможем снова заполучить почтенного Барагрия, чтобы он продолжал советовать мне, что делать и что не делать…

— Это будет интересная попытка. Как вы умудрились не взять его с собой на «Санктус»?

— Как? Он сам себя назначил исповедником одного из заключенных, который, собственно, выдал нам название корабля. Мы оставили его с заключенным и… э… в общем, так и не сказали ему, что собираемся вылететь на «Горн правосудия»!

— Шира, я уверен, что в вас куда больше хитрости, чем вы готовы признать. Хотя был и побочный эффект: Барагрий невероятно разозлился, что его оставили на планете. Моим адъютантам пришлось провести с ним весьма бурную аудиенцию, а я получил два официальных порицательных письма от кабинета епарха. Я их вам как-нибудь покажу. Я говорил, что, пока вы были в космосе, Нестор потратил немало сил, чтобы всех охладить и утихомирить?

— Я извинюсь, когда в следующий раз увижу его, сэр.

Дворов махнул рукой.

— Это его работа, — сказал он. — В любом случае, я имел в виду, что нам, похоже, надо смириться с тем фактом, что вы встретите свой первый священный сезон на Гидрафуре с несколько меньшей подготовкой, чем мы рассчитывали. Вы запомнили, в каком порядке мы ели эти блюда?

— Ягоды, кинжальный фрукт, пирожные с сиропом, кофеин с другим сиропом, дыня.

— Отлично. Есть еще определенные нюансы, которые… неважно, вы знаете, что нужно делать. Эта пища подается на рассвете в начале Вигилии и в первый день Сангвиналы. Кстати говоря, предполагается, что ее употребляют только в эти дни, так что не пытайтесь заказать ее в любое другое время. Мои слуги были возмущены, когда я приказал приготовить сегодня такой завтрак, даже несмотря на объяснение, что это для вашего религиозного просвещения. В коем, как мне кажется, помощи от почтенного Барагрия нам ждать не приходится.

— В этом я согласно с арбитром Леандро, — сказала Кальпурния. — Ну, по крайней мере, мы можем положиться на Барагрия в плане советов о том, как продолжать наши операции. Я становлюсь уверенней и думаю, что смогу отсеять политические помехи и выделить основные детали. Если я смогу получать самые минимальные указания, вроде вот этого, от вас и других арбитров, ровно столько, чтобы не ударить в грязь лицом, то, думаю, как-нибудь смогу продержаться до конца года. Я всегда предпочту того, кто хорошо делает свое дело, тому, у кого безупречные манеры за столом.

— Хорошо сказано. Итак, арбитр-сеньорис, у вас есть ваша делегация, что вы теперь собираетесь делать?

Кальпурния усмехнулась.

— Сэр, мне надо отдохнуть и набраться энергии, а также немного сбросить напряжение. Я собиралась сказать, что планирую поразмыслить, как бы это совместить в один день, но, кажется, только что придумала, как это сделать.

Она не могла ясно разглядеть, что в нее выстрелило, но мельком увиденного движения было достаточно, чтобы определить его направление и скорость, и рефлексы взялись за дело. Ее дробовик был примкнут к щиту. Рукоять дернулась от отдачи, плечо и бедро ощутили, как содрогнулся весь щит. Глаза не подвели ее: зажимы, крепившие стрелковую платформу к рельсам, разжались, и та с лязгом повалилась на пол.

Кальпурния тут же крутанулась в другую сторону, готовая снова стрелять, но в краткой вспышке фонаря, закрепленного на верхнем краю щита, не было видно никакого движения. В четыре длинных шага она оказалась в конце узкого прохода и нахмурилась, глядя вверх: арбитраторов учили взбираться по стенам несколькими различными способами, и все они были чертовски неудобны, если ты был сам по себе, но это ничего не значило. Она отцепила дробовик, закинула его в чехол на спине, а потом забросила щит наверх так, что он лег на угол, образованный стенами.

Держась одной рукой за стену, а второй за рукоять щита, она подпрыгнула, на миг зависла, рыча от натуги — физическая подготовка оказалась хуже, чем она думала — потом перебралась и соскользнула с другой стороны, на лету забрасывая щит обратно на руку и поворачиваясь лицом к силуэту, слепо движущемуся навстречу из темноты.

Это было отдаленно человекоподобное создание, автоматический торс на закрепленных по кругу моторизованных катках, который все время кренился в разные стороны. Цепи и управляющие кабели выходили из его головы и змеились куда-то вверх, во тьму. Одна тяжелая рука оканчивалась тупоносым стволом, другая — толстым поршнем. Два выстрела со звоном ударили в щит, а затем в него врезалась поршневая рука, край щита угодил Кальпурнии в лицо, и она отлетела на стену.

Времени вытащить дробовик не было, не говоря уже о том, чтобы снова вставить его в амбразуру и стрелять одной рукой с щитом в качестве опоры. Хотя эта штука была слишком быстра, чтобы увернуться с ее пути, Кальпурния успела быстро шагнуть вбок и подставить щит под следующий удар поршня, чтобы тот отбросил ее в сторону. Приземлившись, ей пришлось еще отскочить назад, чтобы компенсировать инерцию, и надеяться, что сзади ее не поджидает очередной противник. Она выхватила стаббер и сразу ощутила облегчение, как только перчатка-захват с щелчком замкнулась вокруг рукояти. Ей понадобилась секунда, чтобы отставить одну ногу за спину и выстрелить. Прицелилась она идеально. Снаряд с грохотом врезался в шов брони под рукой автомата, и через миг тот обмяк: тот, кто управлял им, решил, что машине уже нечего делать на поле боя.

Кальпурния ненадолго остановилась, чтобы перевести дыхание и поводить вокруг фонарем, потом снова двинулась вперед. Полдюжины осторожных шагов. Она только что вернула пистолет в кобуру и потянулась через плечо за дробовиком, когда ее залил резкий свет нескольких прожекторов. Она рефлекторно пригнулась, отбежала в сторону, окончательно высвободила дробовик и приготовилась сбросить щит — амбразура в нем была полезна для стрельбы в упор и огня на подавление, но сейчас ей понадобятся две руки, чтобы целиться. Несмотря на то, что визор шлема затемнился, чтобы противостоять яркому свету, она все еще моргала от смены освещения, когда пол начал двигаться.

Ей понадобилось мгновение, чтобы отметить лязг шестерней и лебедок и отдаленные крики инженерных бригад на нижнем техническом уровне, но теперь она почувствовала, что пол вибрирует и качается, подталкивая ее в направлении источника света, а стена, к которой она прижималась спиной, скользнула вниз и скрылась в полу.

План изменился. Когда пол вздыбился, она снова схватила пистолет и позволила склону увлечь себя вниз, сжавшись за щитом, чтобы, если что-то окажется впереди, в него сначала врезалась тяжелая пластина брони. Прожекторы по-прежнему светили прямо на нее, из-за чего все, что было дальше расстояния руки, окутывали тени. Поэтому она опустилась на колени, припав к склону, и дважды выстрелила наугад поверх края щита.

Она не попала в фонари, но шанса прицелиться уже не было. Из-за опустившейся стены послышался новый лязг, и она увидела там движущиеся красные и зеленые огни, которые проходили друг перед другом, как будто их несла толпа людей. Она выстрелила один раз, другой. Отдача ударила через перчатку в плечо с такой силой, что должен был остаться синяк, но выстрелы сделали свое дело: четыре красных огня погасли, каждый снаряд пробил два силуэта из тех, что толпились рядом со склоном.

Со скрежетом пол наклонился еще круче, и ей пришлось бежать по нему боком, словно торопливый чернопанцирный краб, краб, который отчаянно пытался запихнуть пистолет в кобуру и вооружиться силовой дубинкой. Она соскочила со склона за секунду до того, как тот успел окончательно свалить ее, и ввалилась в толпу грубых человекоподобных фигур, которые свисали с цепей с протянутыми перед собой руками и фонарями красного и зеленого цвета вместо лиц. Четверо неподвижно лежали на земле: захваты на цепях выпустили их, когда операторы увидели, что в них попали.

Кальпурния увернулась от первого здоровяка, который попытался сомкнуть на ней руки, но наткнулась на другого, с красным фонарем. Она ударила нижним краем щита в то место, где у него должны были быть колени, и когда тот закачался, она наконец-то высвободила свою дубинку и ткнула ей снизу вверх. Полетели искры, цель рухнула с цепи, и красный огонь угас. Сзади в нее вцепились серворуки, еще один красный фонарь вспыхнул над плечом, но она, уже восстановив равновесие, крутанула дубинку и вогнала ее конец за спину. Цель, которая схватила ее, повалилась на пол. Кальпурния повернулась, быстро обогнула залитый зеленым светом силуэт и устремилась в самую гущу.

Она слышала собственное хриплое дыхание и чувствовала, что щит начинает тяжелеть в руке. Она поднесла его ближе к телу, чтобы меньше напрягаться, но это тоже вызывало проблемы, пока она отмахивалась дубинкой от целей и их цепких рук: щит стало труднее использовать, как оружие, бить им по телам или отбивать атаки, и кроме того, теперь с того бока у нее образовалось слепое пятно. Этих громил, в отличие от людей, нельзя было сбить с ног, врезавшись в них щитом: они попросту отлетали в сторону на цепях и снова возвращались. Она попыталась компенсировать, постоянно двигаясь вокруг своего щита, держа его справа и вдвое активно работая дубинкой, но другая рука тоже уставала, а ноги натыкались на громил, которых она уже свалила на пол. Цели наседали, хотя их ряды и поредели.

В конце концов она попала в зеленого, сразив его отчаянным взмахом дубинки, который должен был отогнать красную цель подальше от щита. Гудок, сообщающий об ошибке, сбил ее с ритма, и вскоре две пары покрытых резиной рук вцепились в щит. Его пришлось выпустить, и хотя она успела быстро поменять руки, перехватив дубинку и пистолет, и воспользоваться ими обоими, в считанные минуты ее полностью окружили. К давившей на Кальпурнию усталости присоединилась одна из целей, рухнувшая на нее. Ее с грубой силой стиснула пара рук, и запах горелой резины от целей, которые она сбила, смешивался с запахом пота на протяжении двадцати секунд, которые прошли, пока не зазвучал звонок.

Когда она посмотрела вниз с платформы, где подводились итоги тренировок, небольшая яма, где ее «убили», выпустила наружу стены и стала башней с орудиями. Кальпурния стояла на прозрачном участке платформы за рабочим местом операторов и смотрела, как это огневое сооружение поливает высокоскоростными снарядами с краской кучку арбитраторов, которые пытались пробиться через кладбище разбитых бутафорских «Носорогов», чтобы закидать механизм гранатами. Пока что они недалеко продвинулись.

— Новобранцы? — спросила она оператора, который наблюдал за сценой посредством одного из подчиненных ему духов оптики на башне и передвигал рычаги и упоры, наводя стволы на цели.

— О да, это видно, не правда ли, мэм? — со смешком ответил он, выпустив еще один дребезжащий поток пуль, и внизу поднялись крики тревоги и боли. Отовсюду из окружающего их полумрака доносились иные шумы: грохот огнестрельного оружия, треск и вой болтеров, потрескивание и шипение силового оружия, сирены, голоса и непрекращающийся лязг тяжелых цепей, поршней, патронных лент и кабелей под полом и над головами, которые управляли всем этим. Стены и полы двигались, автоматы атаковали, сервиторы или тренировочные манекены опускались на цепях, отдельные зоны заполнялись дымом, дождем, светом, искусственным градом, песчаными бурями или дезориентирующим шумом.

Кальпурния снова выбилась из сил, тело болело, а волосы висели лохмами, но это была хорошая усталость. Слишком много времени прошло с тех пор, как она тренировалась в Лабиринте Клавир. Она только сейчас поняла, что не чувствовала себя настолько отдохнувшей с самого момента прибытия на Гидрафур. Завтрак с Дворовым, несколько часов сна и пробежка через Лабиринт пошли на пользу, именно так, как она и надеялась.

— Пожалуй, после того, как юнцы разберутся со своим злейшим врагом — изрыгателем краски, в разбор итогов можно будет включить обзор вашего наипохвальнейшего выступления, уважаемая арбитр-сеньорис, — раскатился над ними глубокий голос Нестора Леандро. Он взошел на платформу в роскошной униформе судьи, сверкающей при свете ламп.

— Оно было не лучшим, арбитр Леандро.

В руках у него была распечатка тренировочного сеанса, который Кальпурния только что завершила, и ей пришлось приподняться, чтобы указать на процентное соотношение попаданий и целей.

— Я действовала небрежно и необдуманно, — сказала она, — это видно в записях по восьмой минуте, по двенадцатой и с семнадцатой по двадцать третью, и я непростительно запустила свою физическую подготовку, пока ехала на планету. Но спасибо вам за добрые слова.

— Не за что. В гарнизонах сегментума Ультима конфигурация Лабиринта такая же, как у нас?

— Могу сказать лишь про те системы, где я служила, — сказала Кальпурния, собрав свои вещи, прежде чем они оба направились к выходу, — но, по большому счету, да. Упор там больше делается на подвижность и рефлексы, а в этом лабиринте скорее нужно умение принимать решения и выбирать цели, для чего мы использовали стрелковые полигоны.

— Совершенно верно.

Они вышли в выложенный плитками коридор, который связывал аблютории с главными входами в Лабиринт, находящийся уровнем ниже. Весь тренировочный комплекс был вырублен в скальной породе примерно на середине высоты Стены. Из-за душевых, располагавшихся в конце коридора, воздух был влажный, и среди униформ арбитраторов и карателей судейская мантия Леандро выглядела неуместной и чрезмерно пышной.

— Арбитр Кальпурния, я долго искал подходящего момента, чтобы сделать остроумный переход к новостям, которые у меня для вас есть, но оказался в тупике, не найдя такового, из-за чего я вынужден преподнести известия о развитии событий прямо, прежде чем мы достигнем аблюториев и уважение к скромности коллеги-командира заставит меня удалиться.

«Обожаю эти новости, которые все время доходят до меня, когда я занята другими вещами, — подумала она. — Ну, по крайней мере, на этот раз я хоть не сорвалась на него». Вслух же она ответила:

— Я признательна, что вы спустились, чтобы рассказать мне это лично.

— Не за что. Итак, буду краток, — он прочистил горло. — Та повозка с лампадным маслом ехала от склада Телль-Керлиганов, компании, которая занимается фрахтованием и находится у подножия Телепинской дороги. Телль-Керлиганы специализируются на торговле религиозными артефактами и расходными материалами, и именно через них прошел экспорт партии икон и специально изготовленных переплетов для религиозных текстов, предназначенных для частных миссий и колледжей у границы сегментума, который стал для «Санктуса» официальным поводом сойти с орбиты и направиться на выход из системы. Дом Телль-Керлиган предоставил «Санктусу» часть его груза, но их связи были на самом деле несколько шире, хотя посредническая торговля произведениями искусства и транспортными услугами всегда была именно той частью деятельности синдиката Керлиган, которой семейство Телль уже давно хотело завладеть, и то, что они добились этого, для них было чем-то вроде прорыва.

— Разве «Санктус» не действует по хартии Экклезиархии?

— Такие хартии, — ответил Леандро, довольно неловко уйдя с пути группы куда-то спешащих Арбитрес, — оставляют промежуток между церковными складами, разбросанными по улью, и погрузкой на принадлежащие Экклезиархии корабли, промежуток, которым довольно-таки успешно пользуются многочисленные компании, специализирующиеся на перевозках и подъеме грузов на орбиту и тесно связанные с кабинетом епарха.

— Понятно.

— К целевой рабочей группе оцепления присоединилась команда сыщиков, — продолжал он, — и они неоднократно производили разнообразные запросы, требуя лексмехаников, савантов и доступ к инфофабрикам Стены. Впрочем, я должен проинформировать вас, что наиболее значительный прогресс совершила наша коллега, с которой вы уже знакомы — ведущий вериспекс Барк и ее бригада — она взяла на себя задачу исследовать погрузочный склад, продолжая ту работу, которую вы назначили ей после события во Вратах Аквилы. Первоначально они искали те же свидетельства машинной обработки, которые ранее обнаружили на месте саботажа, едва не погубившего вас. Но порча была не механическая, арбитр Кальпурния. А химическая.

Они добрались до двери аблютория. Пар и брызги изнутри несколько подпортили драматическое заключение Леандро, хотя люди расступились по обе стороны двери, чтобы пропустить командиров.

— Что вы хотите этим сказать, арбитр Леандро? — спросила она, поняв, что он ожидает этой фразы.

— Лампадное масло. Склад был полностью, до самого потолка забит лампадным маслом. Если точнее, то освященным и ароматизированным елеем, специально подготовленным для церемониальных лампад, которые зажигают в это святое время, но в таком количестве, которое превосходило все, что могло понадобиться. И каждый бочонок, из которого взяли пробу вериспексы, прежде чем отрапортоваться, был испорчен. Яд, моя леди арбитр. Тщательно смешанный и намеренно добавленный в масло. Яд.