Глава 6 КОСМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ОКОЛО ПЕРЕКРЕСТКА

Капитан Генриетта Шеппард была одним из лучших навигаторов, действующих в пространстве не только Федерации, но и Империи. А еще она гениально управляла малотоннажными судами.

Генриетта искренне считала, что ее услуги стоят дорого. Увы, сначала Военный флот Федерации, а затем компания «Объединенные перевозки» сочли запросы Генриетты несколько завышенными. Капитан Шеппард была с ними категорически не согласна. Поэтому ее военная карьера закончилась обвинением в контрабанде и увольнением. Пожалуй, дело дошло бы и до трибунала, но Генриетта вовремя намекнула кому надо, что тогда ей придется назвать имена заказчиков специфического товара из Закрытых Миров, обнаруженного на корабле, где она служила навигатором.

Военная Фемида предпочла обойтись тихим увольнением со службы.

Генриетту даже не разжаловали. После этого ее карьера в коммерческом флоте была стремительной, но недолгой. «Объединенные перевозки» расширялись, компании требовались опытные навигаторы, а Шеппард была не только отличным специалистом в космоплавании, но и жестким, хватким администратором, внимательным к своим людям, и в результате получила свой корабль. Она стала отличным капитаном, пунктуальным, бережливым, неизменно внимательным к пассажирам, если те оказывались на борту ее небольшого корабля, по большей части перевозившего скоропортящиеся или особо ценные грузы. Словом, Генриетта Шеппард и ее команда использовались там, где требовались скорость и точность.

Однако капитан Шеппард не собиралась отказываться от своих дорогостоящих и не совсем законных привычек, вроде сонных камней с Баллазара или косметической ксеномодификации, запрещенной в большинстве миров Федерации. Платили ей хорошо, но недостаточно, чтобы удовлетворить растущие запросы.

Когда на корабле нашли три контейнера с эмбриональной тканью лемурийцев, никто особо не удивился. Обвинение почему-то предъявлено не было, но Генриетту все же уволили. Она лишь пожала плечами. Она не расстраивалась и не боялась. Уже несколько лет центр страха в ее мозгу был соединен с ксеномодом, трансформировавшим это чувство в нечто, определения чему в человеческих понятиях не существовало.

Генриетта просто ушла из офиса и пропала. Но не для всех. Те, кто уже пользовался ее услугами, узнали, что она купила небольшой, но быстроходный корабль и отогнала его на одну из безлюдных верфей Фронтира, из тех, что кажутся случайному человеку заброшенными и необитаемыми.

* * *

Генриетта и сама не понимала, чем вызван ее страх. В пассажире не было ничего угрожающего. Напротив, на первый взгляд он напоминал ученого. Не кабинетного, а из тех, что много времени проводят в экспедициях или на полевых испытаниях, причем на кислородных планетах. Ей не раз приходилось перевозить таких пассажиров еще во время работы на «Объединенных». Они с удовольствием флиртовали с симпатичным капитаном, увлеченно рассказывали о своей работе и были далеко не дураки выпить.

Этот вроде бы из той же породы.

Такое же обветренное сухое лицо, добродушный, чуть с прищуром взгляд, открытая милая улыбка. Та же любовь к простой удобной одежде.

Но Генриетта была бы плохим капитаном и не протянула бы долго в своем опасном бизнесе, если бы не научилась видеть, где настоящее лицо человека, а где маска. Ее пассажир носил маску. Причем мастерски — он не играл, он был этим милым, добродушным мужчиной в возрасте, когда уже нельзя сказать «мужчина средних лет», но до «пожилого человека» еще очень далеко. Лишь немногие могли догадаться, что это персонаж, совершенная в своей естественности говорящая кукла, в которой сидит, руководя и наблюдая, бесстрастный холодноглазый кукловод.

Генриетта знала, что такого мастерства добиться непросто. У некоторых есть врожденный талант, но его все равно надо шлифовать. Капитан Шеппард представляла, где именно и как происходит такая шлифовка, и именно поэтому ксеномоды не спасали от неприятной холодной дрожи, пробегавшей по ее тонкому серебристому телу, затянутому в прозрачный пластиковый комбинезон. Разумеется, она не позволяла прорваться наружу даже малейшим признакам своих эмоций, но самой себе приказала быть настороже. Особенно после того, как стала догадываться, что именно интересует ее пассажиров. Само по себе дело представлялось не слишком сложным; доставить пассажиров в район Перекрестка, обеспечить приземление шаттла на одну из плоскостей, а затем перейти в режим полного информационного молчания, в просторечии «сыграть в мертвую собаку», и ждать сигнала. Получив этот сигнал, следовало подобрать шаттл и доставить пассажиров с грузом в точку рандеву с кораблем компании, которая ее, собственно, и наняла через цепочку посредников. Стандартный для Шеппард рейс, она такие выполняла уже не раз и не два.

Генриетта не собиралась проявлять излишнюю любознательность и интересоваться, что именно собираются поднимать с плоскости, это ее совершенно не касалось. Все вышло совершенно случайно во время одного из тех совместных обедов, что Генриетта устраивала для пассажиров в маленькой кают-компании «Древа».

Как любой фанат ксеномодифицирования, Гениетта знала все легенды и безумные версии о Перекрестке, прекрасно разбиралась в вариациях «шахмат-исчезаек» и тысячах других артефактов, расходящихся с Перекрестка и сводящих с ума обитателей Империи и Федерации. Эти вещи манили и очаровывали, в них была глубина, многомерность нечеловеческих эмоций, дававшая пищу модифицированным чувствам капитана. С Перекрестка шли такие диковинные ксеномоды, что даже слухи о них заставляли трепетать Генриетту в экстазе предвкушения и страха, превращенного в волны холодного удовольствия. Перекресток был бездной, в которую можно было смотреть вечно.

Но некоторые вещи лучше было не трогать. Есть пороги, кои не стоит переступать.

И однажды ее пассажир в разговоре о следах цивилизаций на плоскостях обронил «селимовская цивилизация».

Генриетта увидела, как впервые за все время пути изменилось выражение его глаз. Что-то мелькнуло в их непроницаемой глубине. Едва заметная тень извращенного чувства. Словно прошел в нескольких парсеках отсюда мифический гиперпространственный левиафан, выдающий себя лишь искажениями гравитационных волн.

Мелькнул — и исчез. Никак не проявляя себя в трехмерности.

Но капитану Шеппард этого хватило.

Она не собиралась отказываться от контракта. Но решила твердо, что не будет ждать пассажира ни миллисекунду сверх оговоренного в контракте.

И после окончания контракта заляжет на дно.

Надолго.

* * *

— Мы идем в Армстронг! — Платформа бухнул на верстак боковую пластину «сапога» своего симбота и радостно потряс в воздухе толстым пальцем. — Мы будем культурно развлекаться, слушать сплетни и пить хороший виски! Мы вытолкнем тебя и Папеньку в круг и заставим танцевать!

Теперь он уже хохотал и нетерпеливо приплясывал.

— Там будут ставки. Бои и ставки! — Глаза Кима увлажнились, предвкушая райское наслаждение.

— Мужики, а что, собственно, происходит? — спросил я, несколько напрягаясь. Кажется, они это всерьез — про вытолкнуть в круг и бои.

— Большой симбот-фестиваль! — жизнерадостно заорал Платформа. — Собираемся, надеваем лучшее шмотье, разбиваем копилочки, и вперед!

Идти не хотелось категорически. Не идти было никак нельзя — это вызвало бы массу подозрений и ненужных вопросов. Проклятье, я как раз начал наслаждаться простой жизнью и неизвестностью. Даже Банев с Лурье, казалось, забыли обо мне. Я исправно слушал разговоры, живо интересовался сплетнями, слухами и легендами, даже словил пару ночей, полных высококачественных кошмаров, которые не могли мне привидеться раньше даже в наркотическом бреду. Теперь я был более или менее в курсе местной теневой экономики и незаконных забав этой плоскости. Но никаких следов повышенной активности, о которой меня предупреждали шефы, наверху так и не обнаружилось. Вполне возможно, это была их паранойя, что мне только на руку. Пусть себе развлекаются, а у нас намечается интересная экспедиция в дальние предгорья. Правда, поговаривают, там очень уж нестабильная физика, но и добыча обещает быть такой, что университетские умники будут стонать в экстазе и выстраиваться к нам в очередь.

Да что там — даже торпеды этого местного босса, с которыми мы столкнулись по прилете, и те нас не беспокоили. Видать, решили, что шкура не стоит выделки. Это они правильно.

А тут фестиваль, понимаешь. Танцы местной молодежи в пустом ангаре, обжиманцы и много самогона.

— И сестрички тоже будут, а как же, что они, не люди, что ль? Анита вон пигалицу свою потащит, — басил Платформа.

И я отправился собирать вещи. Надо проверить, в каком виде мои рубашки из натурального хлопка.

* * *

Оказалось, что Анита не просто решила вывести в люди Мариску. Она решила устроить выход по полной программе, и, миновав шлюз, мы увидели три черных силуэта на фоне оранжевого рассвета. Они казались вырезанными из мрака — неподвижные, угрожающе приземистые, переведенные в состояние ожидания. Одна из фигур подняла руку в приветственном жесте, в шлемофоне затрещало, и на стандартной волне нашей группы послышалось:

— Приветствую! Мы решили прогуляться до Армстронга вместе с вами. Согласны?

— О чем речь! — Платформа был само добродушие. — Только держитесь в общей группе, не отставайте, слушайте мои команды. Идет?

— Конечно. Мариска, слушаешь команды Сергея на общем канале. Ясно?

— Так точно. Иду в группе, слушаю команды.

Голос подрагивает, но не от ужаса — от предвкушения. Вот и славно. Кажется, девочка наконец разобралась со своими страхами. Хотя бы с некоторыми.

— Схема движения — ромб. Двинули, — скомандовал Платформа, и я перевел симбот в походный режим. На самом деле я просто переставляю ногу и чувствую, как проходит по телу легкое сотрясение. Это похоже на бег во сне. Или полет. Надо только научиться не чувствовать, что вокруг тебя масса металлопластика, сверхпрочной керамики, гибкого мономолекулярного волокна и прочего, прочего, прочего.

— Да нет на вас доспехов, идиоты! — орал сержант Вальц, глядя, как неуклюже пытается выровняться строй курсантов. — Надо быть распоследним кретином, порождением морской мыши и дохлого приливного ежа, чтобы думать, что это — доспехи!

Вальц был родом с планеты, большую часть которой занимал океан. По его лексикону это чувствовалось. Морскую фауну он поминал виртуозно и в таких сочетаниях, что фауна эта наверняка краснела и пыталась забиться в щели, чтобы избежать противоестественных вариантов совокупления.

— Он легкий! Как перышко, дебилы! Он вас в воздух поднимает! Он вам порхать дает! Как феечкам, ясно вам, креветки располовиненные! Боги, вас всех приливом о скалы головой приложило! Смиррррно!!!!

Ночами мы лежали, шипели от боли в мышцах, таскавших на себе многотонные симботы, и представляли себя феечками.

Я смотрел, как бежит Мариска. В этот раз Анита где-то раздобыла для нее «Гоплита». Стандартный вариант, без малейших следов модификации. То есть, по идее, машинка довольно своеобразная, как только дело доходит до координации рук и ног. Тем не менее пока девчонка двигалась достаточно уверенно.

Я переключился в полуавтоматический режим, при котором большую часть обработки информации берет на себя симбот, а тебе остается только двигать руками, ногами и не слишком уходить в богатый внутренний мир. Очень удобный режим, когда дело доходит до боестолкновения.

Вызвал по личному каналу Аниту:

— Твоя воспитанница делает успехи. Дашь ее мне на часок?

— Что ты имеешь в виду? — сразу же насторожилась Фрэдова дочка.

Проклятье! Ну нельзя же в каждом моем слове искать двойной смысл и бросаться защищать пигалицу!

— Я не собираюсь ее съедать или насиловать, — ответил я сухо. — И не надо говорить мне о том, что девочка и так натерпелась. Я хочу ее немного потренировать.

— Извини. — Мне показалось, или голос Аниты действительно смягчился? — Если Платформа не против, забирай ее. Но имей в виду — я буду присматривать, — тут же добавила она. Кто бы сомневался.

— Мариска, за мной! — скомандовал я несколько минут спустя, подбегая к девчонке по дуге.

В визоре понеслась мандариновая степь под ногами. Плавно покачиваясь, мягко отдавая в ноги при соприкосновении. Выровнялось дыхание, я начал чувствовать ту отрешенность, которая помогает бежать и бежать, забывая о том, что ты внутри самодвижущегося кокона, соединенного с тобой системой сложнейших нейродатчиков. Ты просто бежишь.

Благодаря симботу ты можешь бежать под самыми разными небесами, видеть то, что не предназначено для человеческих глаз, дотрагиваться до того, что не может взять в руки человек… Я понимаю, почему сталкеры чуть ли не обожествляют симботы.

Я сам такой же.

Девчонка двигалась параллельным курсом, слева и чуть впереди. Все правильно, я должен ее видеть и иметь возможность подстраховать. Пусть все делает сама, пока может, нечего маячить.

Она легко перепархивала через трещины и разломы, предусмотрительно держалась в стороне от подозрительных холмиков, в которых могла скрываться местная живность или забытые неприятные сюрпризы древних, и — правильно дышала. Анита вывела на мой визор показатели Мариски. Отлично. Блок постоянного страха упал, и девица с энтузиазмом осваивала новые возможности.

— Вернуться в строй, Армстронг на горизонте! — оборвал нашу тренировку голос Платформы, и мы заняли свои места в ромбе.

* * *

Оружие на входе в купол Армстронг отбирали. Вообще всё. Ставили блокираторы на огневые системы симботов и скидывали на коммуникаторы маршруты до ближайших пунктов, где системы надлежало демонтировать и сдать на хранение. Потрошили и просвечивали поклажу и грузовые капсулы симботов, ручное оружие изымали вежливо, но непреклонно.

И правильно делали. Купол Армстронг, хоть и был куда больше Гагарина, к вечеру начал потихонечку трещать по швам, голоса и музыка на улицах становились все громче, взрывы хохота вдруг перерастали в перебранки, но, надо отдать должное местному шерифу, дальше порыкивания друг на друга и обмена перегарными выхлопами дело не шло.

Наша группа целиком заняла длинную комнату под потолком таверны с головокружительным названием «Квадратный трилистник». Хозяин ее чем-то напоминал Платформу — такой же приземистый, квадратный, но, в отличие от Сергея, основательно погрузневший от спокойной жизни, заполучивший одышку и профессиональный оценивающий взгляд.

Анита, Мариска и сопровождавшая их незнакомая миленькая темноволосая «сестричка», вокруг которой сразу же начал выписывать виражи Ким, поселились в комнате напротив. Анита с Сергеем договорились, что группа в полном составе встречается в 17:00 по времени плоскости, и мы разошлись распаковывать вещи и приводить себя в парадный вид.

От койки Кима сразу же потянуло невыносимо сладким запахом одеколона «Вертикаль». Платформа, сопя, начищал тяжелые тупоносые башмаки, пытаясь по последней моде плоскости создать при помощи защитной пленки эффект складок на мысах. Я даже думать не хотел, из чего местные умельцы сооружают эту дрянь.

Сам я решил, что достаточно будет простой светлой рубашки, разумеется, отутюженной, свободных брюк и начищенных ботинок. Накинул любимую кожаную куртку, провел ладонью по голове — выбрит и чист. Повернулся, и… оглядев друг друга, мы с Папенькой одновременно хмыкнули. Оказывается, он даже куртку такую же купил. Отличались только рубашки. Моя — с голубоватым оттенком, его — бледно-сиреневая. Хорошо, что мы не дамочки, встретившиеся в светском салоне. Был бы грандиозный скандал и швыряние бокалов в зеркала по завершении испорченного вечера.

Ровно в 17:00 Платформа откашлялся и робко постучал в дверь номера напротив. Открыла Мариска, и мы слегка оторопели.

Дитя было… дитя производило… Словом, горе-злосчастье превратилось в хорошенькую, аккуратненькую девушку, которую хотелось немедля тащить под венец, а потом сидеть и, умиляясь, смотреть, как она хлопочет у плиты и мило щебечет.

Темненькая сестричка, которую звали Вероникой, тоже переоделась — во вроде бы строгий, но отчего-то весьма сексапильный и удачно на ней сидящий брючный костюм.

А потом в дверях показалась Анита, и сердце у меня гулко бухнуло. Она была в очень простом коричневом платье из тончайшей шерсти с едва заметным рисунком — длинными тонкими листьями саблевика чуть более светлого, чем фон, оттенка. Скромное закрытое платье с длинными рукавами… Но, проклятье, как же оно подчеркивало каждую линию ее ладной подтянутой фигуры.

Окончательно повергли меня в немоту ножки в мягких мокасинах. Я как-то не обращал внимания, какие маленькие и изящные у Аниты ступни.

Позади гулко откашлялся Папенька, и мы отмерли.

Анита вопросительно подняла бровь, и Платформа вспомнил о своих командирских обязанностях:

— Эммм… ну так это, идем, да? Для начала давайте поедим.

И мы пошли есть. Прямо на нижний уровень «Квадратного трилистника», который оказался еще и очень пристойной харчевней. Мы успели оккупировать длинный стол, и вскоре разговор стал оживленным, неловкость исчезла, и я, откинувшись на скамью, с удовольствием прихлебывал отличный темный эль, с улыбкой слушал, как Платформа травит Мариске местные страшилки о призрачных сталкерах, исчезающих развалинах и прочих легендах, а та ахает и делает круглые глаза.

Ким что-то шептал Веронике, и та, потупив глазки, мило улыбалась. Я обратил внимание, что положить руку на плечико или невзначай коснуться руки Ким не пытается. И очень правильно делает, на мой взгляд. Вероника производила впечатление девушки, которая сама даст явно и недвусмысленно понять, что это дозволяется.

А мой взгляд снова и снова возвращался к Аните. Та сидела с таким же видом, что и я, напоминая немного усталую после выходных в парке аттракционов многоопытную тетушку, умиляющуюся щенячьей возне любимых племянников.

Мне было хорошо.

Пока я не услышал чей-то вежливый голос, зовущий официанта, и не увидел, как становятся холодными глаза Папеньки Фрэда. Видимо, что-то изменилось и во мне, поскольку Анита тут же заметно напряглась и закрутила головой в поисках источника опасности.

Глядя на нас, подобрались и остальные. От нашего стола напряженное молчание распространялось по залу, пока в таверне не установилась нехорошая тишина. Такая тишина взрывается выстрелами или дикими воплями с гудением виброножей и звоном разбивающегося стекла. И снова затихает, только когда на полу окажется кто-то захлебывающийся кровью.

И я, кажется, знал, кого сейчас увижу.

Возле барной стойки стоял среднего роста седоволосый человек с самыми синими глазами, какие только мне приходилось встречать. Волосы его были гладко зачесаны назад и собраны в длинный хвост. Высокий чистый лоб, аристократически тонкие черты лица, изящная поза, со вкусом подобранная неброская дорогая одежда.

А рядом — четверо крепких парней в коричневых куртках. Двоих я сразу же узнал. Любитель «особых услуг» — на его морде я с удовольствием увидел длинный шрам, и вертлявый парень, пытавшийся укокошить меня виброножом. Руками он двигал уже вполне свободно, и я предположил, что в распоряжении этих торпед есть весьма неплохие регенерационные коконы. Но рука все еще должна время от времени чесаться, и это должно доставлять небольшие неудобства. Вот и хорошо. Чешется — надо делать суровое лицо и стоять неподвижно.

Синеглазый у стойки радостно улыбался, словно увидел старого друга. Все так же улыбаясь, он шагнул к нашему столику. Краем глаза я наблюдал за Фрэдом. Если он сейчас вскочит, обложит синеглазого, потеряет контроль — ситуация нехорошо обострится, и чем все закончится, непредсказуемо.

Фрэд, откинувшись на скамье, меланхолично жевал кусок сочного мяса. Проглотив, потянулся к кружке, с душой сделал пару основательных глотков и снова уставился на синеглазого.

Будь я человеком, на которого смотрят так, — дал бы деру или убил смотрящего сразу. На месте. Просто из инстинкта самосохранения.

— Наконец-то я встретил знаменитого Папеньку Фрэда. — Голос Синеглазки был мелодичен, произношение безупречно, поклон — вежлив и абсолютно уместен. Мне еще больше захотелось сломать ему шею.

— А вы, должно быть, его очаровательная дочь Анна-Беата, — склонившись над столом, обратился он к девушке. Анита не отодвинулась и не повернула головы — она смотрела на отца. — Позвольте представиться, Герман Илов, местный бизнесмен и собиратель древностей.

— Вам здесь не рады, Герман, — тихо и очень спокойно сказал Фрэд.

Синеглазка смешался. На долю секунды, едва заметно, но смешался. Он не ожидал такой реакции. Не было попыток обострить ситуацию, не было хамства — Фрэд просто обозначил свое отношение к визиту. Наше отношение.

И тишина оборвалась.

Кто-то звякнул вилкой, кашлянули в противоположном углу. Хмыкнул Платформа:

— Мы отдыхаем, Синеглазка. Устали мы. И пока не ждем гостей.

— Я уверен, нам с Фрэдом есть что вспомнить, — подмигнул Синеглазка Папеньке. — И мы обязательно об этом побеседуем, правда? Если, конечно, Фрэд не отправится в ближайшее время домой. Перекресток — очень опасное место в нашем возрасте.

Голос Синеглазки был полон искреннего сочувствия.

— Как и для очаровательных барышень, — гоготнул мужик в коричневой куртке, стоявший за левым плечом Синеглазки. Ох ты, какой интересный. Молчаливый, не раскачанный, неприметной такой внешности. И как заговорил…

А мужичок посмотрел на Аниту и облизнулся.

— Таким цыпочкам нужна надежная защита. Правда, милая?

Оппа… зачем же так вот грубо провоцировать? Анита и бровью не повела, но Фрэд уже открывал рот, и я понял, что его надо опередить.

— А ты защитить-то сможешь, защитничек? — добавил я в голос блатной растяжечки.

И тот отреагировал сразу. Гибко развернулся ко мне и тут же ответил сухо и деловито:

— А вот сегодня вечером на боях и проверим. Хочешь?

И встал спокойно и ровно. Свою роль сыграл, работу выполнил.

— Отчего же не проверить. Давай. А сейчас, если вы не против, я бы поел.

И я отправил в рот кусок мяса. Прожевал и задумался о его происхождении. Мясные чаны в задней комнате? Или закупает у кого? И какая основа в чаны закладывается? Впрочем, какая разница?

Главное — с кровью.

* * *

— Слушай, ты вообще понимаешь, с кем связался? — Ким пытался перекричать грохот музыки.

А я завороженно смотрел на то, что вытворяли в центре круга Вероника и высокий, похожий на растгорского богомола мужик. Вероника скинула пиджак, закатала рукава и теперь выдавала такие коленца и переходы, что любой инструктор по передвижению в симботах должен был немедля пойти и удавиться от зависти. Может быть, за исключением сержанта Вальца. Но он этого сделать не мог, поскольку его давным-давно превратило в сухую серую пыль во время отступления из западного сектора Закрытых Миров, где нас, по идее, не было.

Стены полукруглого ангара смыкались высоко над головами, в темноте, из которой время от времени слетали вниз разноцветные ленты и взрывающиеся голографическими чудовищами праздничные шарики. Установленная на верхней раме стенда для центровки симботов мощная акустическая система выдавала «нейросим» — местное изобретение, в основу которого были положены показания датчиков нейросвязи, пропущенные через музыкальные преобразователи и замиксованные с какой-то густой древней психоделикой.

Сочетание получалось совершенно убойное, и для того, чтобы под это не просто двигаться, а еще и танцевать, требовалась потрясающая координация и молниеносная реакция.

У Вероники и мужика-богомола — получалось. Да так, что остальные танцующие потихоньку останавливались и выходили из круга. Вставали и смотрели с завистливым восхищением.

…Выходя из «Трилистника», Анита крепко взяла под локоток Папеньку, с другой стороны каким-то образом оказалась восторженно щебечущая Мариска, и наставница с воспитанницей грамотно и незаметно уволокли Фрэда в какое-то тихое семейное местечко. О чем мне сообщил Платформа. Так что за них я некоторое время мог не волноваться. А вот давешний мужичок меня беспокоил.

Зачем он так явно провоцировал меня? Именно меня, прокручивая события, я видел это все яснее. Наиболее логичной была версия о прощупывании — Синеглазка хотел знать, что за новый фрукт образовался в компании Платформы. Видимо, наша с Папенькой акция усмирения произвела на него впечатление. И если Папеньку он точно откуда-то знал, то я для него был фигурой новой и непонятной.

Буду надеяться, что это так. Хотя были и другие версии, но совсем уж неприятные. В любом случае происходящее заставляло сильно задуматься — не слишком ли я расслабился и не пора ли вспоминать кое-какие навыки обнаружения к себе повышенного интереса.

— И кто же этот горячий парень? — спросил я наконец нетерпеливо ожидающего моей реакции Кима.

— А в том и дело, что непонятно. Появился он пару лет назад, постоянно мелькает рядом с Синеглазкой, но кто он, что — никто точно не знает. Держится в тени, на рожон до сегодняшнего дня не лез, в общем, темная лошадка. Но есть в нем что-то такое… никто с ним не связывается.

Я промолчал. А что тут скажешь? Информации не хватает. Вот сегодня вечером и получим. От души.

Вероника закончила свой танец под восхищенный рев толпы. Разгоряченная, прорвалась к нам сквозь толпу жаждущих угостить ее элем, коктейлем, бренди и черт знает еще чем, забрала у Кима пиджак и, неожиданно привстав, притянула его к себе и крепко поцеловала.

Толпа снова взревела.

Ну за этих я на сегодня тоже спокоен.

Мы выбрались из ангара.

Улицы Армстронга превратились в стихийный рынок. Здесь торговали всем — биониты навезли безумно дорогих овощей и фруктов, неведомо как выращенных в их собственных зеленоватых куполах. Прилетевшие с «иглы» торгаши вываливали коробки сигар, фирменные фильтры, костюмы и белье прошлого сезона, новые коммуникаторы, батареи и образцы вооружения. Макеты, конечно, но подключенные к системам дополненной реальности, так что посмотреть можно все, что надо.

Между лотками с товаром стоят столики, вынесенные из ближайших кафе, портативные печи, автоматы с элем, пивом и фирменным армстронговским лимонадом «Прилунение». Сидят за столиком теплые компании, бренчит гитара, рядом перешептываются, показывая друг другу что-то на экране древнего комма. Вскакивает из-за столика багровый от злости мужик в черном свитере, на его плечах тут же виснет пара приятелей, за их спинами из ниоткуда появляется помощник шерифа, видит, что все под контролем, и снова исчезает.

А мы идем к месту проведения боев.

Точнее, меня ведут Ким и улыбающаяся Вероника.

Чем ближе схватка, тем отрешеннее я становлюсь.

Звук уже доходит до меня приглушенно, происходящее скользит по краю сознания и растворяется в сером ничто.

А неплохо ребята в Армстронге устроились. Под всяческое развлекалово отведены целые ангары, оборудование разборное, нужно — поставил, разошелся народ — разобрал и спрятал. Вот и бои проводились не абы как, а в центре большого ангара, в котором оттащили к стенам ремонтные стенды, на середину выкатили сработанный местными умельцами восьмиугольник, затянутый упругой прозрачной мембраной. Рядом — два классических боксерских ринга, на которых увлеченно мутузили друг друга крепкие мужички, габаритами напоминавшие легкие танки. Пивные животики не мешали им легко передвигаться по рингу, а удары выходили хлесткими и быстрыми. Зрители радостно комментировали, восхищенно гудели и демонстрировали полное благодушие.

До тех пор пока не появился Синеглазка в сопровождении своих «торпед». Вызвавший меня мужичок тихо шел следом, чуть покручивая шеей, вращая плечами, словом — незаметно разминаясь.

Что, вот так сразу и начнут?

Синеглазка подошел к парню с усиком микрофона и о чем-то пошептался. Тот понимающе кивал, потом посмотрел на меня и помахал рукой, подзывая.

— Вы действительно согласны провести бой?

Я лишь пожал плечами.

— Да.

— Как вас зовут?

— Мартин Зуров.

— Хорошо. — И заговорил в микрофон: — А теперь, уважаемые дамы и господа, схватка в восьмиугольнике! Мартин Зуров против бойца господина Илова!

Вот как… без имени. Просто — боец господина Илова. Синеглазка демонстрирует свой статус и напоминает присутствующим о том, кто он такой. Эффективное решение, но рискованное. Теперь его боец не имеет права проиграть. Вывод: это очень, без дураков, хороший боец. И что это значит для меня?

Что меня будут показательно и в рамках местных традиций уничтожать. Демонстрируя, что против Синеглазки идти нельзя. А еще, и это вполне логично, меня будут прощупывать. По манере ведения боя, по технике знающие люди могут многое сказать о бойце. Что ж, учтем. Все же я молодец. В перерывах между выходами мы с Папенькой оборудовали в углу ангара небольшую тренажерку с простейшими снарядами, настелили маты и регулярно устраивали там дружеские спарринги. Могу сказать, что Фрэд сноровки не растерял.

Я расфокусированно смотрел на своего соперника. Он неторопливо раздевался, отдавая одежду «торпеде» с располосованной щекой, и, поймав мой взгляд, коротко улыбнулся. Нехорошо так, со значением.

— Бой в три раунда по пять минут. Запрещены удары в пах, затылок, горло. Запрещены укусы, удары и давление на глаза. Всё.

Это уже к нам. Киваю. Да, понятно, стандартно всё для такого дела. Сам я уже отдал одежду Киму и теперь разминаюсь перед рингом. И осматриваю зал.

Проклятье… они все здесь. Папенька, Анита, Платформа, за которого уцепилась, как за спасательный круг, Мариска. Стоят в первом ряду зрителей, и вид у них встревоженный. Я улыбаюсь и машу им рукой.

А теперь — всё. Закончили.

Я ступаю на упругий настил восьмиугольника, за мной с чмоканьем смыкается мембрана. В центре огромных размеров мужичина, черный, как сапог, и белозубый до невероятия.

Рефери.

Проверка, последнее напутствие, предложение пожать руки.

Синеглазкин боец игнорирует. Это он зря. Этим он сразу показал, на что настроился, и я уверился в своем мнении — меня будут уничтожать. И драться он будет грязно.

Гонг.

Проклятье, какой он быстрый: уже рядом и бьет прямой в голову. Тут же добавляет удар ногой в бедро. Успеваю развернуться, принимаю… Тяжелый удар сушит ногу. Однако…

Принимаю еще пару ударов, присматриваюсь к манере. Не будет он ждать конца боя. Сейчас постарается вывести меня из себя, вытащить на атаку и забьет. Показательно будет метелить, пока я не упаду и не залью ринг кровью.

Провожу контратаку — короткую и осторожную. Я не гордый, я подожду. Пока получается закрываться, и хорошо. Зачем разочаровывать человека.

Заканчиваю атаку прямым в корпус — и чуть не вою от боли в правой руке. А у мужичка-то усиленный каркас. Не ксеномод, а модифицированная костная ткань. То есть против меня стоит специально выращенный на какой-нибудь закрытой кастовой планетке боец, которого еще до рождения конструировали для ведения рукопашной схватки. Есть и такие чудеса в нашей прекрасной Вселенной.

Вот это меняет дело. Отбивать об него кулаки и ноги пятнадцать минут — вовсе не то занятие, которому стоит посвящать вечер. Уловив мое замешательство, противник снова улыбается, а затем его лицо делается бесстрастным, а взгляд полностью отрешенным, и он атакует.

Он почти не закрывается — он просто не чувствует ударов и наступает, проводя виртуозную серию. Я пропускаю удар в солнечное сплетение и тут же тяжелый удар ногой в голову. Меня сносит в сторону, я врезаюсь в мембрану, отскакиваю, как мячик, и едва успеваю заблокировать страшный удар коленом.

Ох… тяжело. И все же я ловлю его ритм. Он есть. У того, кто работает первым номером, он хотя бы на какое-то время появляется. Синеглазкин боец работает на средней дистанции, потом резко сближается, проводит комбинацию из трех-четырех ударов, отходит и пытается поймать меня на контратаке. Зараза… каждый удар комбинации акцентирован, он лупит в полную силу, удивительно грамотно используя раскачку корпуса.

Сколько времени уже прошло?

Гонг.

Ким испуганно заглядывает мне в глаза.

— Ты как? Ты цел? Ты видишь?

Да вижу я, вижу. Я знаю, что потом адски будут болеть ребра и я смогу пить только через трубочку. Но глаза не заплыли, их я сберег. Это главное.

— Спокойно. Все нормально.

Я не смотрю на него. Анита, где она? Вот ее глаза я видеть хочу. Она смотрит на меня, прикусив губу, и глаза у нее серьезные и строгие. Самые прекрасные глаза в мире. Я доволен.

Я улыбаюсь.

Гонг.

А вот теперь мы начнем играть грязно.

Прямой в голову. В бровь. Отлично, получилось. Сдавленно ухаю, пропустив ногой в бок, но не отхожу, а снова бью в бровь. Какой бы он ни был модифицированный, а кожа у него лопается, как у всех людей. Добавляю локтем, высоко выпрыгиваю. Он блокирует мою ногу, но это нестрашно. Бью сверху вниз локтем, обрушиваясь на него всей тяжестью. Попадаю во впадину над ключицей, куда и целил. Да, это больно.

И едва успеваю развернуться, принять новый сносящий удар ногой. Руку отсушивает напрочь. Трясу ей, вроде перелома нет. Кровь заливает глаза противника. Это хорошо. Это надо использовать. И надо сделать это до перерыва, во время которого ему остановят кровотечение и стянут рассечение.

Синеглазкин боец снова атакует, я отпрыгиваю в сторону, еще раз… снова прыгаю и, отталкиваясь от мембранной стенки, врезаюсь в него, резко выбрасывая колено. Слышу хруст — нос у него уже не будет таким ровным. Приземляюсь и тут же бью его кулаком сбоку в шею.

Глаза Синеглазкиной «торпеды» становятся бессмысленными. Обозначаю удар туда же, и он ловится. Дергает рукой, и я вкладываю все оставшиеся силы в удар ногой в подбородок.

Беспорядочно размахивая руками, он отступает на подгибающихся ногах. Я ловлю его за голову и тяну ее вниз, выбрасывая колено вперед. Вот теперь челюсть точно сломана.

Руки он опустил, но на ногах стоит.

Зря.

Я коротко бью его сложенными лодочкой ладонями по ушам.

Вот теперь — всё.

Слова «Победу нокаутом во втором раунде одержал Мартин Зуров» я слышу сквозь тяжелый гул в голове. Адски болят ребра — как им и положено. Ким пытается помочь мне идти, но я отстраняю его. Шиплю сквозь зубы:

— Сам.

Легко соскакиваю с ринга, кто бы знал, какой болью отдает в ребра, и, улыбаясь, начинаю застегивать рубашку. Теперь надо зашнуровать ботинки. Накинуть куртку и поправить воротник.

Что было дальше, я помнил плохо.

Нас долго не отпускали, меня хлопали по плечам, жали руку, поздравляли, вручали приз и пытались напоить. Спасибо Аните и Папеньке, догадавшимся выдрать меня из толпы. До номера я дошел сам, весело болтая и поминутно заглядывая Аните в глаза.

И отключился.

* * *

Проснувшись, я неподвижно лежал, прислушиваясь к ощущениям. Я ожидал тяжелой режущей боли в ребрах, жжения в разбитых губах, ноющей боли в ногах — словом, всего замечательного комплекта ощущений, которые прилагаются в качестве бонуса к каждой хорошей драке.

Впрочем, грех было жаловаться. Я вспоминал, как хрустел нос Синеглазкиного бойца, и губы невольно растягивались в недоброй ухмылке. Не стоило ему такое болтать в моем присутствии и тем более упоминать Аниту.

Странно… сейчас я должен был зашипеть от боли, когда лопнет корка на губах, однако…

Рискнув, я рывком сел. Слегка закружилась голова, но больше никаких неприятных ощущений не было. Я лежал в кровати. Не в своей кровати и не в своей комнате. Маленькое узкое помещение, похожее на палату, узкая кровать, заправленная чистым светло-зеленым бельем. В крыше — продолговатое овальное окно, за которым — прозрачный скат купола с ползущими по нему струйками вездесущего песка и громада пористой скалы, плывущей в невозможном грязно-оранжевом небе.

И кресло в противоположном углу комнаты. Большое удобное светло-зеленое кресло, напоминающее стручок или изогнутый кокон.

А в кресле спит Анита. Она была все в том же коричневом платье, мокасины стояли у кресла, и я залюбовался ее маленькими аккуратными ступнями. Боги, кажется, я могу смотреть на эту женщину вечно. Да, я знаю, что для смертных вечность — это не так уж и долго, но всю, сколько этой вечности будет, я хочу находиться рядом с Анитой. Пусть даже не с ней, но — рядом.

Почувствовав взгляд, она тут же открыла глаза и села в кресле. Я в который уже раз залюбовался ее движениями — точными, экономными, стремительными даже сейчас, когда она толком и не проснулась. Анита откашлялась и посмотрела на меня. Губы девушки дрогнули, она собиралась что-то сказать, но лишь пожала плечами и неожиданно улыбнулась.

— Мартин Зуров, — сообщила она, — ты абсолютно невозможный законченный идиот.

Теперь я улыбался до ушей. Я восторженно кивал головой и готов был вечно смотреть, как она пытается злиться. И у нее ничего не получается. За дверью раздалось гулкое покашливание, и я решил, что надо будет сказать наконец Папеньке, что он слишком серьезно относится к своим отцовским обязанностям и его дочка уже выросла.

— Да заходи ты уже! — Мы сказали это в один голос и, переглянувшись, захохотали.

— Кто из вас притащил меня к бионитам? — обратился я к вошедшим.

Оказывается, вместе с Папенькой заявились и все остальные. Ким и Вероника держались рядышком, Мариска, похоже, решила, что ее идеал — Платформа, Фрэд, как всегда, шел во главе колонны. Место в комнате сразу же кончилось.

— Она, конечно, — светясь отцовской гордостью, Фрэд кивнул в сторону кресла. — Отловила какого-то своего знакомого из этих древолюбов, заставила сопроводить в местную обитель, они и подключили тебя к своему оборудованию. Еще сорок минут назад ты плавал в зеленом желе.

Я снова посмотрел на Аниту. На этот раз задумчиво. Убедить бионитов пустить постороннего в обитель, да еще и добиться, чтобы его лечили в коконе скоростного восстановления, это, знаете ли, говорит о многом. Мне стало очень интересно, какое место она занимает в иерархии местного отделения Небесных Сестер. Уточню — фактическое место, а не официальное. Особенно учитывая, что отношения между орденами натянутые.

— Папенька, как всегда, забыл сказать, что тащили тебя он и Сергей. А остальные выступали как группа прикрытия.

— Угу. И до утра сидели в таверне на той стороне улицы, глушили пиво и грозились зарезать каждого, кто тебя потревожит, — наябедничала Мариска.

Слушая их болтовню, я одевался, улыбался и думал, что впервые с того момента, как меня вышибли со службы, не чувствую себя никчемным самозванцем, занимающим чужое место во Вселенной. Ощущение было странным, но приятным.

Взглянув на часы, я понял, что провалялся без памяти почти сутки. На плоскости наступал вечер. А я был зверски голоден.

— Так где, говоришь, вы просидели? Где эта таверна?

Мы прошли абсолютно пустым коридором и вышли на улицу. Я порывался найти кого-нибудь из бионитов, заплатить им, поблагодарить, предложить свои услуги, но Анита крепко взяла меня под локоть и уволокла, процедив чуть слышно: «Я все уже уладила».

Плотно поев, мы поняли, что приключений достаточно. Меня потянуло в сон, остальные вообще не спали всю ночь, Мариска уже откровенно зевала. В «Трилистнике» при виде нашей группы раздались восторженные аплодисменты, и я понял, что просто так уйти не получится.

Каждый хотел налить нам выпить. Каждый хотел пожать мне руку. Каждый говорил, что я могу обращаться к нему, если что.

Слушая эти нехитрые слова, я думал, до чего же они все не переваривают Синеглазку. Однако не трогают, а народ здесь жесткий и резкий, ими не особо-то покрутишь, организуют утечку атмосферы в жилом блоке, и все дела. Или попросту накроют симбот из снайперской винтовки — ума много не надо. Однако не трогали господина Илова, что наводило на определенные размышления. Думаю, если покопаться, то может обнаружиться, что он не просто девочек и прочие развлечения на плоскости держит, а ведет куда более интересные дела. Например, с корпоративными экспедициями. Эти ничем не побрезгуют.

У дверей раздался взрыв хохота. Я обернулся — в зал входила четверка парней в одинаковых коричневых куртках. Смех стих, затем снова кто-то прыснул, и один из четверки резко развернулся в ту сторону, откуда послышался смешок.

Двое были моими старыми знакомыми — я их прозвал Резаный и Ломаный. Остальных я видел впервые. Один был достаточно молод, смотрел по сторонам с гонором, а вот другой… Этот явно когда-то служил, по повадкам судя — сержантом, или, может, застрял в младших офицерах.

Нет. Больно уж уверенный и спокойный взгляд. У перестарков, которых вышибают на пенсию из лейтенантов, такого не бывает, там — обида на весь мир и недоумение, почему чертов мир не оценил их заслуг.

Резаный заметил Мариску. Ноздри его раздулись, он перевел взгляд на нас с Фрэдом. Надо же, при боссе он нас словно в упор не видел. Ну посмотрим на его реакцию.

Я издевательски отсалютовал ему пивной кружкой. Резаный дернулся к нашему столу, рука полезла под куртку, но сержант перехватил его и крепко ухватил под локоть. И что-то прошептал. Что-то очень напоминающее «не сейчас» или «не время».

Вот это было уже совсем интересно.

Почему это — не время? Я нагнулся к Папеньке:

— Ты видел?

— Угу, — ответил он, отпивая глоток эля, — конечно. Думаю, в куполе они нам гадить побоятся, а вот на обратном пути надо быть настороже.

Я кивнул. Все логично. И все же — почему именно сейчас не время?

* * *

Шаттл отвалил от корабля и упал вниз, к плоскости.

Пилот вел маленькую матово-серую каплю с кажущейся самоуверенной лихостью, но человек с внешностью университетского археолога чувствовал, что за этой лихостью стоят точный расчет, стопроцентное понимание ситуации и высочайший профессионализм. А лихость — это всего лишь почерк мастера, приятная приправа, скрашивающая пилоту рутинную работу.

Заказчики ценили команду капитана Шеппард в том числе и за такие вот маленькие мастерские штрихи.

Перекресток рос, заполнял собой экран визора и вдруг разом исчез, перестал восприниматься как единый объект, теперь шаттл падал снизу вверх на десятикилометровое ребро плоскости, затем она развернулась, заскользила под днищем, пилот изменил траекторию, и капля вылетела в оранжевое небо.

На боевой станции автоматика зафиксировала старт шаттла, но дежурный оператор сверился с часами и аккуратно щелкнул парой тумблеров.

Он получил достаточно весомую сумму, для того чтобы быть уверенным в том, что в оговоренное время увидит всего лишь ложное срабатывание системы. Позже нужно будет позаботиться о том, чтобы диагностика подтвердила его рапорт. Это тоже не было проблемой.

* * *

Шаттл нырнул в неприметную долину, надежно укрытую в нагромождении скал и циклопических, превращенных дующими миллионы лет ветрами в тончайшее кружево руин, размеры которых вызывали в памяти легенды древней Земли о чертогах богов. Серебристо-серая капля скользнула под нависающим скальным карнизом и застыла в паре метров над землей. «Археолог» и сопровождающий его молодой человек с невыразительным лицом легко спрыгнули на поверхность и тут же отошли под прикрытие валунов. В легких скафандрах для неагрессивных планет они напоминали вставших на задние лапы ящериц Доббса — обитателей одного из Закрытых Миров. Неподвижные, сливающиеся с поверхностью камня, с мерно раздувающимися и опадающими дыхательными мембранами вдоль шеи.

Шаттл ушел вверх и пропал из виду.

«Археолог» поправил на плечах лямки компактного ранца и кивнул, предлагая сопровождающему идти впереди.

Молодой человек легко заскользил между камнями, время от времени замирая и сканируя пространство перед собой с помощью ручного датчика движения. Он двигался совершенно бесшумно, успевая контролировать и движение «археолога». Впрочем, тот шел так же легко и бесшумно, на ходу раскрывая раковину древней рации. Была она примитивной, зато простой и надежной и гарантированно не вызывала непредсказуемой реакции таинственных структур Перекрестка. Настроив рацию, он до щелчка вогнал штекер в миниатюрную коробочку на поясе и прислушался.

На заранее определенной волне шел сигнал. Простенькая последовательность — пиу-пиуууу-пиииуууууу-пиу. «Археолог» задумчиво послушал сигнал и коротко махнул рукой сопровождающему, указывая направление.

Их ждали.

На выходе из развалин, под прикрытием упавших в незапамятные времена колонн стоял переоборудованный транспортный модуль, вмещающий шесть человек в симботах.

Правда, сейчас возле него виднелись только четыре фигуры в таких же легких скафандрах, что и у прибывших. Увидев приближающихся людей, двое быстро исчезли за прикрытием валунов, направив в сторону прибывших штурмовые винтовки, а третий, раскинув руки, направился к ним.

Подойдя, остановился, протянул светло-зеленую пластину, к которой «археолог» приложил такую же, но бесцветную. Пластины мигнули и соединились, обмениваясь информацией.

Вопрос — отзыв и информация о носителях совпали, устройства не обнаружили и неприемлемых биофизических изменений, поэтому мигнули еще раз успокаивающим изумрудным.

Встречающий кивком предложил гостям следовать за собой. Открыв дверь шлюза, пропустил их, сам залез последним.

В тесном пассажирском отсеке транспорта гостей ждал четвертый встречающий.

— Здравствуйте, господин Илов, — протянул руку «археолог», — зовите меня Олегом.

Сноровисто, но без спешки они распаковывали оборудование из своих компактных ранцев — портативные широкодиапазонные сканеры, плоские и кургузые автоматические винтовки с безгильзовым боеприпасом, запасные фильтры для легких скафандров, летающие шаровые камеры, пульты управления и еще массу полезных мелочей, необходимых в экспедиции.

Под конец на свет появился пленочный интерактивный навигатор, который «человек сверху», как сразу окрестил своего гостя Синеглазка, расстелил на столе.

Все происходило в почти абсолютной тишине. Лишь тихонько звякало оборудование, гудел двигатель транспа, да покашливали Синеглазкины бойцы.

Закончив распаковываться, гость впервые прямо взглянул на Илова, и от этого взгляда тертому и битому Герману Илову по прозвищу Синеглазка стало не по себе.

Он знал, почему получил свое прозвище, знал, какое впечатление производит взгляд его все еще по-детски синих и безмятежных глаз в сочетании с предельной рациональной жестокостью, которую он предпочитал в качестве основного метода решения проблем.

Но этот… Не было больше университетского археолога, проведшего жизнь на раскопках «в поле». Гость решил, что не стоит тратить усилия на обслуживающий персонал, и полностью отключил соответствующую заданию мимику. Лицо его было бесстрастно, нет… оно просто не имело никакого выражения. А глаза — они стали двумя провалами в кошмарное никуда. Совершенно равнодушное, ужасающе чуждое. И единственную эмоцию удалось прочитать Синеглазке в этих глазах — наслаждение этим равнодушием и чужеродностью. Извращенное удовольствие от полного лишения себя всех признаков принадлежности к человечеству.

Синеглазка знал, что заказавшая экспедицию корпорация пришлет спеца экстра-класса, но он не ожидал, что это будет такой… такое…

Впрочем, эмоции эмоциями, но не следовало забывать о деле.

— Прежде чем мы перейдем к обсуждению рабочих вопросов, я хотел бы полностью закрыть наши финансовые договоренности. — Синеглазка решил, что самым подходящим будет максимально деловой корпоративный тон и сухой язык переговоров. Так было спокойнее. Гладкие обтекаемые фразы цивилизованного мира создавали иллюзию того, что он обсуждает сделку с человеком и в ответ получит человеческие реакции.

— Безусловно. Вы готовы обсуждать их в… э-э-э… расширенном составе? — Гость оглядел молчаливых бойцов. Синеглазка кивнул в сторону выхода, и бойцы исчезли.

Гость неторопливо расстегнул карман комбинезона, достал универсальный кредитный чип:

— Здесь вся оговоренная сумма. Можете проверить, можете сразу же снять ее со счета и перевести в любой банк Федерации или Империи. Никаких ограничений на использование.

Илов убрал чип в карман.

— Я верю вашим нанимателям.

— Хорошо. Теперь перейдем к делу. — Гость дотронулся до точки на карте, и над ней развернулось объемное изображение.

— Старые Горы. Северный склон. Туда мало кто ходит, — вглядевшись в изображение, сказал Илов.

— Все правильно. Там не слишком интересные развалины гуманоидной цивилизации. Храмовый комплекс, построенный в период упадка. Довольно неплохо обследован, признан моим работодателем не представляющим интереса, однако недавно возникли новые обстоятельства и было принято решение провести еще одну экспедицию. Экспедиция неофициальная, поэтому работодатель и обратился к вам.

Синеглазка понимающе кивнул. Иначе и быть не могло. Если неофициальная, значит, вам прямая дорога в офис господина Илова. Совершенно официальную контору компании «Перевозки. Доставка. Прокат транспорта». Название скучное, аж зубы сводит. Зато точное. Дальше все зависит от того, зачем, куда, как и что надо транспортировать.

— Нам потребуется дополнительное оборудование, которое мы не можем доставить сами, не привлекая внимания. У вас подобное оборудование есть. Вот список. — Олег коснулся рукой другой части карты, рядом с изображением базы Илова, и в воздухе появились хорошо различимые строки текста.

По мере того как Синеглазка вчитывался в список, у него крепло убеждение в том, что он впервые в жизни продешевил. Контейнеры для перевозки материала высшего уровня опасности. Системы мониторинга с защитой от агрессивных сред. Тяжелое вооружение с креплениями для симботов и «сбруи» для ношения оружия человеком. Гибкие скафандры высшего класса защиты. Многоцелевые инструменты для демонтажа ксенооборудования с модулем принятия решения об изменении формы. Список разворачивался и разворачивался.

Как всегда, его заказчики были дотошны и старались предусмотреть все возможные мелочи. Синеглазка и сам был таким, потому и дожил до сегодняшнего дня. Но этот список…

Затевалось что-то не просто серьезное, а очень и очень серьезное. А серьезное — значит, опасное.

— Осмелюсь напомнить о пункте контракта, в котором говорится о премиальных в случае повышения уровня опасности мероприятия, — напомнил он гостю и прокрутил список вниз.

— Да, я помню. Работодатель предупреждал, что вы обязательно напомните об этом пункте. Я уполномочен решать такие вопросы.

— Вот и славно, — сразу повеселел Синеглазка. — На сбор оборудования и подготовку транспорта мне понадобится, — он потер подбородок, — около недели. Максимум десять дней, если будем проводить полную проверку всех систем в стационаре.

— Обязательно. Обязательно будем, — кивнул Олег. — Значит, десять дней. Теперь я хотел бы перейти к отбору кандидатов для экспедиции. Вы должны были подготовить резюме. — Олег уселся за стол и приготовился просматривать файлы.

Синеглазка щелкнул клавишей интеркома:

— Валей, загружайтесь и трогаемся. Идем на горную базу, полное радиомолчание, полная боеготовность.

Сев в соседнее кресло, он запустил личный инфоблок.

— Так. Начнем. Валей Сорин, он сейчас ведет транспорт. Отставной спасатель. Специализация — вождение в особо сложных условиях, поддержка эвакогрупп, оказание первой медицинской помощи…

* * *

Человек, которого Синеглазка называл Олегом, отрешенно просматривал проплывающие на мониторе снимки и данные. Местное отребье его не интересовало. Это был расходный материал, к отбору которого следовало подходить так же, как к отбору прочего снаряжения — оно должно быть функционально, надежно и легко утилизироваться, когда надобность в нем отпадет.

Его мысли занимал храм-лаборатория селимовской цивилизации, косвенные признаки которого исследовательский отдел корпорации обнаружил еще десять лет назад. Но лишь недавно поступили подтверждающие данные, позволившие сузить район поисков и локализовать храм. Для этого понадобились три скрытые экспедиции, две из которых так и не вернулись. Третья сумела передать полученные данные, после чего ее участников устранили.

Это случилось в первое прибытие Олега на плоскость.

Тогда он высадился в одиночку, спланировав с шаттла на гравикрыле. Он парил на тончайшей черной пленке, бесстрастный и неподвижный, он падал вниз, ловил атмосферные потоки и понемногу приближался к укрытому в расселине скал лагерю.

Встречавших было всего трое, и ликвидировать ставший ненужным после завершения операции материал не составило труда.

Он методично обыскал тела и оборудование, перетряс все сумки, обшарил каждый карман скафандров и комбинезонов. В атмосфере плоскости тела начинали быстро сереть, вокруг губ появлялись фиолетовые ореолы, и Олега это заинтересовало. Несколько минут он сидел неподвижно, склонив голову к правому плечу, и смотрел на происходящие с мертвецами изменения. На щеку одного из убитых спланировал сухой лист и тут же приклеился, начал погружаться в кожу, расти по мере погружения, поглощать мертвую плоть.

Это было кстати, и Олег раздел тела. Их тут же облепили сухие ломкие листья, и Олег вспомнил ухоженные аллеи парковых зон столичной планеты Империи. Воспоминание было… забавным.

Он продолжил обыск и в одном из карманов наткнулся на статуэтку. В рассветных лучах несуществующего в привычной физической реальности светила она выглядела темно-серой.

Убийца поднял руку и, сощурившись, посмотрел на статуэтку, повертел в руке. Она была ужасна. Кошмарна. Она отрицала саму себя и, казалось, фиксировала момент своего же уничтожения и перерождения в нечто противоположное. Грузное мощное туловище могло принадлежать гуманоиду, но из нижней его части выходили отростки, оплетающие тело, поглощающие его и сливающиеся в безумный клубок головы. Голова прорастала глазами на коротких толстых ножках, вывороченными оскаленными ртами и острыми рогами.

Впервые в жизни он был очарован. Образ статуэтки непостижимо сливался с его кристально ясным, до мельчайших деталей понятным мироощущением существа, с первых дней существования жившего в мире, где была только корпорация. Корпорация-бог, корпорация-творец, корпорация — концентрация мистического монашеского самоотречения во имя непостижимого и темного глубинного замысла Вселенной. Он растворялся в этой многомерной глубине, он с наслаждением лепил и снова комкал себя во имя целей, значение которых даже не пытался постичь, поскольку с самого рождения был глиной, предназначенной для создания образов, контейнером для проникновения в стан врага, несущим, как троянский конь, в чуждые организмы стальную волю корпорации.

Он знал, что в других корпорациях были схожие сотрудники. С некоторыми он вместе воспитывался в детстве — в холодных залах школы, расположенной далеко за пределами Федерации и Империи. Никто из воспитанников точно не знал, кто создал эту школу. По слухам, она была частью эксперимента одного из техномагов. Каким-то образом о ее существовании узнала научная разведка корпорации. И школа получила свой первый заказ на формирование человеческой продукции.

Сейчас Олег снова вспоминал тот момент, когда статуэтка оказалась у него в руках. Она подтверждала неполные до этого момента данные. Вход в храмово-лабораторный комплекс действительно был там, где и предполагали научники. Он попытался представить себе, какое могущество получит его корпорация, завладев технологиями селимовской цивилизации, но не смог.

Создание солдат нового уровня? Совершенные охранники? Существа для любителей извращенных утех? Все это было слишком мелким и очевидным. Наверняка у небожителей, которым он подчинялся, были другие, куда более грандиозные планы. Транспорт качнуло, и вдруг пришла мысль — ведь можно создать новый народ. Новую расу. Новое государство существ, полностью зависящих от своих повелителей. От тех, в чьих руках находится волшебство превращения плоти и контроль над превращением.

Он был уверен, что только такая грандиозная идея могла прийти в головы руководителей корпорации.

Ему приходилось бывать на рабочих планетах корпорации, где каждое утро в каждом городе-заводе и доме-цеху начиналось с гимна и жертвоприношений Предкам-Основателям и заканчивалось раздачей благодарственной трапезы. Он имел допуск очень высокой степени и знал, с каким усердием отдел пропаганды и психологического воздействия трудится над техниками, позволяющими повысить производительность труда и уменьшить издержки. Достижения и без того были головокружительны, но применение селимовских технологий позволяло поднять их на немыслимый доселе уровень.

И он станет тем, кто положит к подножию директорского трона ключи от сказочного царства абсолютной производительности и совершенной эффективности персонала.

И он сам сможет отринуть ограничения плоти и попросит награду — возможность совершенного неограниченного перерождения и изменения.

Он тоже станет поистине совершенным.

Транспорт снова тряхнуло, и Олег сосредоточился на картинке, которую демонстрировал монитор. Сделав дугу по степи, транспорт снова подошел к предгорьям. Черные острые пики на горизонте прорезали небо, в котором парили рваные черные полотнища неведомых существ.

Транспорт нырнул в неприметную расщелину в скалах и резко снизил скорость. Теперь они ехали по узкому ущелью, которое закончилось небольшой котловиной, окруженной все теми же уходящими в небо черными пиками.

Синеглазка поднялся из кресла.

— Поднимайтесь. Мы прибыли.

Под ногами похрустывали черные чешуйки, устилавшие котловину. Впереди виднелся черный провал странно правильной формы — вход на базу.

Войдя, Олег остановился и осмотрелся. Он не ошибся, Синеглазка действительно решил использовать для базы помещение, оставшееся от сгинувших обитателей этой плоскости. Которых из них, задумался он, и тут же нашел ответ на этот вопрос.

Стены огромного, выплавленного в скале зала покрывали причудливые изображения, выполненные с исключительной тщательностью и филигранной техникой. Существа, чьи верхние и нижние конечности соединялись тонкими перепонками, что делало их похожими на белок-летяг, торговали, строили города, управляя шарообразными машинами с множеством манипуляторов, летели к иным звездным системам. Фрески уходили к потолку, сливаясь в единый слабо различимый узор, и терялись под сводом пещерного зала. Метрах в двадцати от входа зал был перегорожен грубой, но надежной сталепластовой стеной с воротами по центру и дверью шлюзового отсека с правой стороны. К ней и направился Синеглазка, дав знак прибывшим следовать за ним.

— Вот ваши комнаты. Как вы и просили, рядом, друг напротив друга. — Жестом гостеприимного хозяина Синеглазка откатил в сторону дверь.

За дверью оказалась крохотная комната, в которой, однако, было все необходимое для комфортной жизни в полевых условиях: отгороженный полупрозрачной пленочной перегородкой санузел, узкий пенал сухого душа, откидная койка и рядом такой же откидной столик, экран инфоблока.

Олег молча кивнул и аккуратно поставил возле койки черную сумку с немногочисленными пожитками. Его сопровождающий тем временем осмотрел свою комнату, комнату шефа, прошел по коридору базы до поворота в одну и другую сторону и, видимо, удовлетворенный осмотром, вернулся. Встал в обманчиво расслабленной позе в дверях своей комнаты и застыл.

— Сейчас мы будем отдыхать. Прошу не беспокоить меня и моего сотрудника. Мы сами дадим знать, если нам что-то потребуется. Завтра, в семь ноль-ноль по местному времени, прошу собрать ваших людей, выбранных для участия в экспедиции. Я познакомлюсь с ними лично, проверю их готовность, и мы совершим первый тренировочный выход. Также прошу просмотреть вот эти данные. — Олег передал Синеглазке тонкую пластину информационного накопителя. — На ней карты местности, которая мне кажется наиболее подходящей для отработки действий экспедиции на месте. Ознакомьтесь с информацией, если необходимо, внесите коррективы. Пошлите людей узнать обстановку в местах тренировок. Сами понимаете, присутствие посторонних неприемлемо.

И он закрыл дверь комнаты, оставив Синеглазку стоять в коридоре с пластиной в руках.

Илов задумчиво похлопал прохладным прямоугольником по ладони. М-да… он, конечно, знал, что его заказчики — ребята непростые, но этот тип вгонял его в нервную дрожь и заставлял чувствовать собственную ничтожность. Проклятье, он относился к нему, как к какому-нибудь… — Синеглазка мысленно запнулся, пытаясь подобрать определение. — Как к какому-то полотеру. Как к рабу!

Черт с ним. На счет в маленьком банке одной из тихих сельскохозяйственных планет уже переведена сумма, которой хватит, чтобы в случае чего выйти из дела и спокойно доживать свой век, время от времени прибегая к услугам дорогих и эффективных клиник омоложения и — почему бы и нет? — оздоровительной ксеномодификации. Этот вариант, правда, он рассматривал лишь как крайний случай. Ему доводилось встречаться с парой заказчиков, прибегших к кардинальной ксеномодификации, после того как омолаживающие процедуры перестали давать нужный эффект. Даже ему снились кошмары, после того как в полную теней и дыма из ароматических пирамидок комнату втекла склизкая масса, передвигавшаяся на коротких толстых ножках с черными треугольными когтями.

Зато этой туше было более четырехсот лет.

Но сначала надо провести корпоративщиков к развалинам в горах. А слава о тех развалинах ходила нехорошая. Синеглазка был в курсе всех новостей, легенд и сплетен не только своей плоскости, но и других и давно научился отличать пьяный треп сталкеров, пугающих новичков, от глухих слухов, в основе которых что-то могло быть.

О развалинах ходили как раз такие — глухие и непонятные — слухи.

Илов задумчиво дошел до своего рабочего кабинета на базе и тяжело опустился в старое, но очень удобное кресло, снятое когда-то из пилотской кабины военного шаттла. Нажал кнопку интеркома:

— Старшего смены ко мне. Остальным — приводить в порядок симботы и технику.

Загрузка...