Давно хотелось спеть, чтобы клёво и сочно
Высоко, поэтично, в меру заморочено
Про не наших мудаков, про хороших своих
Чтоб сказали: «Свой чувак, да вот немножко псих»
Надо босиком по росе поутру,
Взять все кресты, перековать на нули,
Заработать на доставке книг к большому костру
Ещё бы, блин, так спеть, чтоб услышать смогли.
— …Не торопись, Московский, оглянись! Видал, как живу?? Красота!! — Женька широко махнул рукой, указывая на открывающийся с места, где они остановились, вид.
А посмотреть действительно было на что.
Ока вообще необычайно красивая река. А в этом, далёком от людских поселений углу и вовсе завораживала своей первозданной прелестью. Широченная. Мощная. И дикая. Только в таких местах можно увидеть насколько совершенной может быть природа при условии невмешательства человека, уничтожающего ради своего благоустройства то, что никогда не будет в силах создать.
Шутка ли? Бобры с цаплями живут! И Это на Оке, в которую какую только дрянь за нынешнее лихолетье не сливали.
В месте, откуда приятели смотрели на Оку, река поворачивала и образовывала небольшую косу, благодаря которой получалась живописная заводь со спокойной водой, а чуть дальше, если смотреть к тому берегу, за косу, видно было, что это кажущееся спокойствие воды в заводи, обманчиво. Течение было довольно серьёзным и наблюдалось невооружённым взглядом.
Вечерело. Воды Оки уже потемнели, но всё ещё отражали безоблачное, набирающее густую синеву небо. Деревья на противоположном берегу на фоне этой синевы виделись чёрной неровной стеной темноты, медленно ползущей по воде к их лагерю.
— А тишина!! Какая тут тишина!! Слышишь?
Тишина действительно была та самая, по которой подчас скучаешь в шумном, несущемся сломя голову, мегаполисе, бурлящем и бездумно расширяющимся ради самого расширения, не останавливающимся ни днем, ни ночью. В городе, забитом до отказа людьми и их насущными проблемами. Городская тишина, это когда никто не ездит под окнами, и никто не сверлит дырку в стене соседней квартиры. Не орёт сигнализация брошенной под окнами машины и уже хорошо — «тишина».
И только тут, на рыбалке, вдали от давно сошедшего с ума социума, была та самая настоящая Тишина. Сначала Вадим слышал только её, а потом уж начал различать и плеск воды, и редкие трели птиц, и то там, то сям поквакивающих лярв, начинающих свой вечерний концерт. Но эти звуки настолько органично вплетались в понятие Тишина, что скорее умиротворяли, нежели являлись досадной помехой, какой могло являться, например, бормотание телевизора. Разве может помешать тихий шелест листвы под тёплым летним ветерком? Разве сравним он с нечленораздельными воплями подростков, собравшихся под окном попить пива?
Момент был поистине чудным. До одури синее чистое небо с уже появляющимися звёздами, оранжево-желто-красная полоска заката, неспешное движение реки и тишина.
Но не сдавать же вот так свои позиции горожанина, вырвавшегося из колеса сиюминутных проблем, к старому армейскому корешку в гости на рыбалку.
— Ты прям как манАгер говоришь. Ещё продавать мне эту землю начни. Угу. Тишина. Лягухи всю ночь орать будут, и комары, небось, заебут. А под утро дубак и роса. Чё я? В палатках не ночевал?
— Дууурак, ты, ваше благородие… — протянул Женька и покачал головой, сокрушаясь — Чё разбурчался? Сейчас чаю заварим. А то, если хочешь, по пять капель можно. Самое время.
— Вот это дело! — Вадим набрал полную грудь воздуха и громко крикнул — Эгэээээээээээй!
Эхо, как ему и положено, попыталось дорвать вечернюю тишину в клочья, повторяя вопль Вадима, но бесславно погибло под напором её нечеловеческой мощи. Лягушки и птицы разом смолкли, заслышав обозначившего своё присутствие человека, даже ветерок, казалось, замер.
Природа привыкла с опаской относиться к присутствию такого взбалмошного и непредсказуемого существа, как человек.
Женька только ухмыльнулся. Все городские на природе с ума сходить начинают от накатывающего понимания насколько они ничтожны на ладони у Бога без всех своих машин, электричеств, интернетов и прочей дряни, дающей иллюзию покорения природы. Природу нельзя покорить, её можно только убить. Лучше бы подружиться, да куда там. Царям не до дружбы. Не царское дело — дружба.
— Хорош орать. Делать нехуй? Жратвы настругай, а я чай пока поставлю. И это… картоху достань. Там в синей авоське. Надо сразу к костру положить, чтобы потом в потёмках не лазить. Когда печёную картошку последний раз ел-то?
— Давненько — признался Вадим и блаженно расплылся в улыбке. — Хорошо тут.
— А то! — подмигнул ему Женька.
Вадим сунул в рот сигарету, щёлкнул зажигалкой и прикурил.
— Мааааасковский… костёр же есть! От костра прикуривай, дурень. — поддел Женька и подхватив котелок направился к ручью, не дожидаясь ответа. Его и не последовало. Вадим, попыхивая сигареткой, пошёл к сумкам за едой.
Характерами друзья были абсолютно разные. Подвижный, вечно чем-то озабоченный, делающий кучу дел сразу Вадим и спокойный, скупой, размеренный в движениях Женька. Судьба свела их в армии. Оба попали служить в Новосибирск, в одну разведроту. Оказались почти земляками. Вадим из Козельска, что под Калугой, а Женька из Белоомута, посёлка городского типа в Коломенской области. Для Новосибирска считай земляки. Сдружились сразу. Оба сразу попали в «маааасквичи». Так их там и звали.
— Сколько тебе до Москвы ехать с твоего Козельска? — сержант Дымов нехорошо щурится на Вадима, стоящего перед ним в ротном умывальнике. Вадим в армейских синих трусах, огромных — по колено, и майке. На ногах сапоги (прикроватные тапочки «по сроку службы не положены»).
— Часа три… если на машине — глухо отвечает Вадим.
Духанка для него началась тяжело. Щуплый и нескладный, он сразу стал «любимчиком» Дымова крепко скроенного сибиряка откуда-то из Бийска.
Дымов картинно разминает костяшки набитых кулаков и нехорошо кривит рожу в полуулыбке-полуоскале.
Замкомвзвод Дымов, стоя дежурным по роте, поднял двух щеглов для «вдумчивой» беседы. Вывел Вадима с Женькой в умывальник «поговорить». В его представлении «оборзевшие» духи «потеряли нюх» и «отказываются шевелить рогом». Конкретно Вадим уже дважды отказался чистить дедам сапоги, а его молчаливый увалень дружок не стал подшивать форму каптёрщику Ширяеву. Ширяев — дед уже, гонял в своё время Дымова. Да и сейчас гоняет, ему уже «не в уровень» трогать духов. У него Дымов есть, чтобы духов строить.
Замкомвзвод начал с самого борзого. Второй и крепче и явно опаснее. В тихом омуте черти водятся. А вот этот хлипкий и явно менее уравновешен. Борзеет потому что ссыт. Значит, и ломать проще его. Своё Дымов уже отлетал, теперь отыгрывается на молодых. Обычная армейская история.
— Так ты вот так вот запросто за 3 часа можешь в Москву скататься? На Красную Площадь?
— Да я там всего два раза был — отмазывается Вадим. Он старается не смотреть на Дымова. Одно дело геройствовать в казарме днём и совсем другое ночью разговаривать в умывальнике.
— Пасть закрой — зло срывается Дымов — Козёл Мааасковский.
Дымов накручивает себя, чтобы злость прорвалась и затопила сознание. Тогда бить проще и удобнее.
Вадим это понимает. Сам так себя накручивал, если приходилось в школе затевать драку. Но тут не школа. И честной драки один на один не выйдет. Какая ж она честная, если драться предстоит с опытным в этих делах и гораздо более крепким пацаном, который ещё и здоровее? Тут намечается избиение. Вот она — дедовщина, которой так пугали. Гопота в сапогах.
Вадим с тоской оглядывает убогое убранство казарменного умывальника. Небольшое помещение перегороженное посередине стеной около полутора метров высотой, к которой крепятся 8 раковин для умывания личного состава роты, по 4 с каждой стороны. Пол и стены в кафеле. На левой от входа стене висят 4 писсуара. В углу шкаф для хозяйственного инвентаря. Швабры, тряпки, ведро. Оружием они стать не могут. Это только в кино Брюс Ли палкой может роту разогнать, а тут… если только пуще разозлить сгодятся. Ну и окна. Можно разбить. Схватить осколок, и… порезаться самому, а потом ещё стекло рожать. Этот вариант обороны вообще из области фантастики. За стекло Дымов однозначно убьёт. Он дежурный и отвечает за имущество роты.
Вадим останавливает взгляд на начинающем краснеть рожей Дымове, потом набирает в грудь воздуха, как перед прыжком в воду и через силу выдавливает из себя:
— Я не козёл.
— Чтоооо? — кажется, удивлению Дымова нет предела.
— Я не козёл. — повторяет Вадим.
— Не козёоооол? — тянет Дымов и берёт правой лапищей Вадима за нижнюю челюсть. Встав вплотную, глядя глаза в глаза, шипит: — Ты — козёл, со мною спорить решил? Город твой козлячий, значит и ты — козёл. Все вы там, в Москве, козлы охуевшие. И если я сказа..
Вадим сначала пытается убрать лицо из цепкой хватки сержанта, а потом резко бьёт коленом замкомвзводу в пах. Глаза Дымова округляются, и он не договорив, лишь шумно выдыхает:
— Ох! — Он выпускает лицо Вадима, и, сложив губы буквой «О», начинает сгибаться.
— Сам ты козёл!! — Вадиму самому страшно, что он на это решился, но отступать уже поздно — Сибирский! — добавляет он и со всей силы бьёт Дымова прямым в нос.
Если бы не Женька, лежать бы Вадиму в санчасти. Минимум. А то и комиссовали бы в итоге. А так только рожи обоим набили за «борзоту». Пока они метелили Дымова на шум прибежали пацаны с призыва их замкомвзвода..
Побоище прекратил старшина, тоже призывник, выскочивший на шум из каптёрки, где пил чай с Ширяевым. Он то и оттащил озверевших черпаков от двух яростно отбивающихся духов, которых спасало слишком узкое пространство, чтобы можно было навалиться всем скопом. Быстро оценил ситуацию. Нос у Дымова набок. Сломан. Духи в кровище вжались в дальнюю стену умывальника, у одного, того что поздоровее, в руках швабра, у второго рожа невменяемая, орёт что-то нечленораздельно-злое из серии «подходите-суки-бля». Окно разбито в руках острый осколок стекла. Голой рукой схватил и в отмах. Пацанчик явно на грани. За жизнь дерётся. Нехуёвые разведчики вырастут. Есть с чем работать. Перестарался Дымов — ума нет, считай калека.
Впрочем, Дымов сполна отхватил за всех «лосей» и «ночное вождение». Но разве хоть кого-нибудь битьё учило думать?
Ротный полчаса добивался правды от троих бойцов с разбитыми лицами по поводу «неуставных взаимоотношений». Чуть сам бить не начал упорно молчавших солдат.
Вадим с Женькой молчали, боясь усугубить своё и без того отчаянное положение, а Дымову было просто стыдно. С духами не справился.
Только угроза задрочить вусмерть всю роту подействовала на бойцов отрезвляюще.
— Кто ударил первым?
— Я — сознался Вадим. Смотреть на ротного получается только одним глазом, второй заплыл и еле открывается, через него всё равно ни черта не видать. Заплыл.
— Угу — согласно кивает ротный — Встал пописять — так и говорит через «я» подчёркивая детскость слова, граничащую с детскостью отмазки молодого бойца, в которую он не верит — а тут Дымов в умывальнике на дороге попался. И ну его гасить шоб под ногами не вертелся! Так что ли? Солдат? Ты охуел в атаке? Ты кому врёшь? Ротному?
Этого дохляка ему буквально навязали. Разряд по стрельбе. Снайпер нужен подразделению, кто бы спорил.
Но вот этот дохляк — снайпер?
С заплывшим глазом и перебинтованной рукой, упрямо выпятивший нижнюю губу, Вадим стоит перед ротным, ожидая кары.
Разве ротному объяснишь? Объяснить-то можно, но это уже будет стукачеством.
Да и ротный понимает. Видит, что Женька косится на потупившегося и изображающего раскаянье Дымова.
В итоге ротный, конечно, разобрался, как было дело. На то он и ротный. В роте всегда много глаз и ушей, у которых по разным причинам готов открыться рот.
Разведрота это вам не пехота какая-нибудь. Это отдельное подразделение в составе полка. Распорядок дня хоть и привязан к общему, но имеет свою специфику. Как и внутренний мир подразделения. Боевая подготовка тоже идёт по отдельному плану. Спецура всё-таки.
Ротный в итоге ставит роту на внеплановый марш-бросок по полной выкладке. То ещё удовольствие. При оружии и полной экипировке 12 км бегом и попробуй отстань! Свои же будут мучатся нести, разведка своих не бросает.
А вот организовавшие этот марш-бросок Дымов, Вадим и Женька, остаются в казарме вне роты. Вне семьи. Отщепенцы. Куда их с собой брать, если они меж собой договориться не могут? И вместе с тем, куда смотрела рота, когда у них под носом товарищи друг на друга с кулаками кидаются? Ротный читает мораль всему подразделению до марш-броска с выводом из строя залетевших. Теперь всей роте ясно за кого бегут и почему. У всей роты растет зуб. Один на всех, но дюже острый. Армия.
И отдельно выделяя каждое слово ротный предупреждает весь коллектив, что при появлении новых синяков у залетевших устроит такой Армагеддон, что марш-бросок прогулкой покажется. Невозможность отомстить злит ещё больше чем то, за что собираются мстить. Стало быть на спаррингах при занятиях рукопашным боем будут ещё долго по духам работать по-полной. Неплохая школа для духов. Воля постоять за себя есть, осталось вложить навыки. А это только с опытом. Армия.
Дымов с «оборзевшими» духами заступает «на орбиту».
Орбита — это когда наряд стоит, практически не сменяясь. Вечером развод — ночь стоят, днём снятие с наряда и подготовка к вечернему разводу. И так до просветления мозга у всего состава наряда. Сон в таком режиме — роскошь. Наряду всегда есть чем заняться. Уборка помещения и прочие прелести никак не легче марш-броска. Так что всё познаётся в сравнении. Одно дело напрячься в течении пары-тройки часов да забыть об этом, и совсем другое «залететь на орбиту».
С орбиты все трое слезли совсем с другим взглядом друг на друга. Крепить дружбу и воинское братство лучше всего одной на всех бедой. Тогда вся лишняя шелуха, такая как неуставняк слетает и забывается как абсолютно не нужная и даже мешающая жить хрень.
Дымова ротный в итоге с замков снял.
С того самого памятного случая Вадим и Женька стали вообще не-разлей-вода. Где один, там и второй. Ротный этот тандем по одним ему ведомым причинам разбивать не стал. Даже за довольно серьёзные залёты.
На «губе» тоже сидели вместе. Упросили ротного не наказывать роту за их совместный самоход в город и заменить наказание гауптвахтой обоим провинившимся и влетевшим патрулю. Женьку догнал начальник патруля, и их короткий спарринг закончился поражением последнего, но патрульные тоже были на службе. Что уж тут…
Вадим не стал убегать и сдался сам, увидев, что кореша повязали.
Да много чего было с приятелями за время службы. Всего и не упомнишь. Хотя постараться они были готовы оба. Затем и встретились, не ради же рыбы, в самом деле.
После дембеля обменялись координатами, да и разбежались до поры. Но жизнь, как выяснилось, имеет форму чемодана — что положишь, то возьмёшь, а за углом встретишься с теми, с кем расстался.
Столкнулись они в Москве, спустя 10 лет. Очередное подтверждение тому, что случайностей не бывает, произошло в одной из летних кафешек на ВДНХ. Наперебой и взахлёб вспоминали армию. Помнилось почему-то одно смешнее другого. Те проблемы, которые когда-то, казалось, имели размер вселенского масштаба, сейчас, спустя 10 лет, уже виделись забавными неурядицами с привкусом безбашенной в своей бесшабашности юности. Ротный больше не казался зацикленным на боевой подготовке служакой, которому вечно не даёт жена из-за чего он постоянно зол. Наоборот. Хоть стрелять толком научил и рукопашку поставил грамотно. И хотя обоим не пришлось применять на практике полученные знания, оба стали уверенными в своих силах мужиками. Другие вон всю службу плац мели, да бордюры красили, а Вадим с Женькой — элита. Бэтмены, не как-нибудь.
/ — Ты день разведчика как?
— Святоооооое! Охуел спрашивать такое???/.
Потом плавно перешли к делам житейским.
Женька, как оказалось, после армии скоропостижно женился. Но неудачно. Жене было мало денег, да и родня молодожёнов была не в восторге друг от друга. Жили они с родителями жены в Коломне, и однажды Женька просто ушёл из дому. Детей, слава богу, не нажили.
(- Куда нам детей? Самим бы на жизнь хватало! /позиция супруги изображённая скривленной мордой Женьки и дополненная тяжёлым вздохом/).
Жить и впрямь было негде. Впятером в трёхкомнатной квартире не разгуляешься, хотя нежелание иметь детей в любых хоромах найдёт доводы «против», а при желании и в шалаше рожают. Теперь Женька околачивался в Москве, занимаясь ремонтом квартир. Сколотил в Белоомуте бригаду из рукастых пацанов. Сам договаривался с какой-то конторой в Москве и типа прорабствовал., как «играющий тренер» не гнушаясь работы и сам. В Москве бывал наездами. А так постоянно жил в Белоомуте.
Выпив, Женька оказался необычайно многословен, чего за ним раньше не замечалось. Добравшись в рассказе о своём житье-бытье до родного ПГТ, Женька преобразился и принялся заливаться соловьём о родных местах.
Ах, какой лес! А рыбалка! Ока-то под боком! Сказочные места! Глушь. Бобры опять же, а они только в чистой воде водятся. Не как-нибудь!! И тут же взял с размякшего от водки Вадима клятвенное обещание приехать на рыбалку.
— Лучше бы на охоту позвал! — Вадим всегда любил стрелять. С детства нравилось, а в армии так с полигона всегда уходил с сожалением.
— Да куда нам там стрелять? Нарежемся же — не терял рассудительности Женька — За встречу-то однозначно накатим. Ну его к лешему огнестрельное в кривых руках! У нас по-пьяни самострелы вообще не редкость. Ага. В том годе мужик соседу пол ляжки отстрелил, я тебе говорю… а крючок из пальца достать не такой гимор. Стопудово. А рыбалка — самое то! Зарядил всё и сиди — балдей. Только наживку меняй да знай, лови. Воздухом дыши, не то, что тут в Москве этой ёбаной. — Он шумно принюхался. Пахло жарой, дымом и жареным мясом. Женька тут же продолжил — Костёрчик! Лепота! У меня там место одно организовано. И клюёт и ручей рядом, да и вообще….приезжай — покажу, охуеешь красотища какая!
— Ну, конечно, крючки в кривых руках лучше? Да? В леске спьяну путаться? — спорить с Женькой у Вадима выходило из принципа и по привычке. Он тащился от давно забытой возможности перечить близкому дружбану и не мог удержаться. Столько времени прошло а стиль общения из юности так оказывается и сохранился не тронутым. Давно забытое и неожиданно найденное. Сплошной позетив.
«Главное ротному с водярой не попалиться.» — над чем оба ржали в голос.
— Да хули в ней путаться? Вечером вмажем без фанатизма, утром уже в норме. На свежем воздухе-то! Там пьётся не то, что тут — возразил Женька — рыбы наловим, ухи сварим, и всё допьём! — он покосился на опустевший графинчик и Вадим поднял руку, подзывая официантку, чтобы повторить заказ. Он сразу оговорил, что платит именно он. Впрочем, жили.
Вадим, подзывая официанта, пахнУл облаком дыма и Женька, скривившись, откинулся:
— Блять! Ну как же мне этого не хватало, Маааасковский!! — курево Женька не любил.
Гауптвахта. Утро. Приём пищи.
— Чо? Ухи пухнут?
— Ну. — Вадим мрачен.
Рассадили с Женькой в разные камеры. Начкаром Пальцев заступил, сука, Сказал начгубу, вот и рассадили. Падла. Давно ему эта одембелевшая парочка поперёк горла. Жопу рвёт. Молодой. Служит он, сука.
Оба дисциплинарщики, завтрак для их камер проводят в столовой. Встретились. Вадим специально с краю сел.
Конвойному плевать. Ему спать охота. Ну, скажут меж собой арестованные пару слов, чего такого-то? Мало ли сам влетишь. Итак, у людей не сахар.
— На! — сигарета перекочевал из руки в руку.
— Говорил тебе — бросай, мудак… Мааасковский…
Видимо выиграл. Откуда у некурящего Женьки сигареты ещё могут взяться? Сам Вадим ни в нарды, ни в шахматы так и не выучился толком. Даже шашек не освоил, а зря, как выяснилось на губе-то!
— Закончить приём пищи! Встать! Посуду на край стола! Выходим, строится лицом к стене у своих камер! — окрик конвойного режет уши.
— До ужина ещё найду, не клянчи там смотри…
— Да пошёл ты! — слишком громко реагирует Вадим на подковырку и нарывается на окрик Конвойного.
— Разговоры, бля! Выходим!
«Мааасковский» Дымова прижилось меж ними намертво. Это была Женькина привилегия. Вадим психовал поначалу, потом смирился. После армии забылось. А сейчас, так и вообще звучало музыкой. Он тут же расплылся в довольной ухмылке:
— Лимита, мать вашу, понаехали нашим воздухом чистым дышать!
— Закоренел, куда уж нам уж….но всё тот же…Мааасковский! — авторитетно прищурив глаз, добил Женька. — отмахиваясь от облака, разделившего друзей дымовой завесой.
— Звиняй — Вадим сам машет рукой, помогая другу избавиться от табачного дыма.
Единственное в чём они в армии не сошлись — табак. Вадим курил, а Женька нет. И упорно отказывался. Говорил, что слово себе дал. Упёрся рогом — хрен сдвинешь. У каждого свои тараканы. Тему курева Женька избрал для брюзжания на кореша. Но вот ведь парадокс, настаивая на том, что друг должен бросить курить, но видя его мучения, когда курева вдруг под рукой не оказывалось, находил ему сигареты.
У Вадима жизнь сложилась иначе.
После дембеля, так и не найдя приличной работы в Козельске, немного «побомбил» на отцовской тачке, да и подался в Москву за длинным рублём. Так что предсказание Дымова насчёт «мааасковского», поддержанное Женькой, сбылось в полной мере. Для начала пошёл в менеджеры, купи — продай. Освоил компьютер. Пристроился на оптовый склад, через который проходила уйма различного товара. Перекупщики всегда найдут нишу меж производителем и потребителем, на том торговля и стоит. Однако с менеджеров сбежал на склад. Не сказать, что работа стала спокойней или денежней, но ему нравилось в кладовщиках больше чем в переговорщиках. Знай где чего и сколько лежит, да пересчитывать не зевай — всё лучше, чем унижаясь впаривать всякую хрень, торгуясь за проценты. Излишки опять же… если с умом.
С жильём было поначалу плохо. Помогали снимать родители, а со временем уже расплачивался сам, да и старикам своим начал сам помогать.
Со временем сошёлся с москвичкой, у которой была дочь от первого брака. Перебрался жить в двушку гражданской жены, а там и собственная дочка родилась. Женился официально.
Начал жить поживать, добра наживать, как говорится. Хотел машину, но на данном этапе не срасталось.
— Каптёр, значит всё-таки? — вставил свои пять копеек в рассказ друга Женька — Всегда хотел в каптёры, потому что куркуль.
— Да отвали ты! — огрызнулся Вадим — Зато у меня там порядок… ну, относительный. И левак неплохой. А тачку я к лету куплю всё равно!
— Ещё и вор — констатировал Женька.
— А ты праведник? — всерьёз набычился Вадим.
— Ну, тоже приворовываю — сознался Женька — Жизнь сучья, не наебёшь — не проживёшь. — подвёл он итог — А тачку, бери конечно, на ней и приедешь. Да хоть всем своим кагалом!
— Вот нахера мне там этот женсовет на рыбалке?
Года два созванивались и изредка встречались, чтобы раздавить пузырь другой. У Вадима всё никак не складывалось то с машиной, то с самим приездом, но всё же свершилось! В августе Вадим взял оставшуюся от отпуска неделю и выкроил в ней три дня себе на рыбалку. Жена, скрепя сердце после продолжительных боёв отпустила, громко протестуя, что пьянку на природе назвали рыбалкой, а её держат за дуру.
Вадим прошёл сопутствующий сборам инструктаж на тему «пьяный за рулём», а потом, до кучи и «пьяный на воде» перешедший в «пьяный вообще дурак» с чем и отбыл. Не спорить же с женщиной, следуя логике которой, он постоянно держал её за пьяную? К тому же, ну где ещё дураком-то побыть как ни вдали от неё?
Женька встретил как полагается — столом и баней. Он поставил себе основательную баньку с здоровым, для чаепитий, предбанником. Там друзья напарившись и глушили самогон…
— Натурпродукт! — отрекамендовал Женька пойло собственного производства — Пей не морщась, это тебе не ваша маааасковская отрава!
— А чё сразу «ваша-то»? — отбрёхивался Вадим, довольно жмурясь от разливающегося внутреннего жара — мы, козельские, тут при чём?
— Да какие вы козельские? Козёл ты мааасковский — гнёт своё Женька.
— Щя я из тебя Дымова сделаю — наигранно грозит Вадим. Оба ржут на всю баню.
Упиваться не стали, съели полкило самогона под закусь, да и рухнули спать.
Встали ближе к обеду. Похмелились. Кое-как поели, кто что смог, да и покатили на рыбалку на Женькином Урале с люлькой. Мотоцикл с необходимым для ночёвки на природе барахлом Женька приготовил с вечера. Довьючили шмотки Вадима и в путь.
На «прикормленное место» добирались около часа.
Место, где им предстояло рыбачить, сразу бросалось в глаза. Довольно широкий участок берега был выкошен от травы, буйно растущей (почти в человеческий рост!) по её краям. В центре этой импровизированной поляны росло три берёзы в виде римской цифры четыре. Невдалеке от берёз было кострище, с лежащим возле него бревном. Бревно было толстенное и обработанное под скамейку, сторона, обращённая к небу, была стёсана так, чтобы можно было с удобством присесть. Никакого мусора в виде всевозможных пакетов, банок, бутылок или прочей дряни нигде не наблюдалось. Женька всегда был аккуратистом и чистюлей.
Для начала поставили палатку. Потом около бревна соорудили стол. Стол был раскладной и в сложенном виде напоминал большой, но тонкий деревянный чемодан. Им он и являлся, храня в себе собственные ноги.
Затем пошли к ручью за водой. Женька вытащил из травы рядом с ручьём две пятилитровые баклажки, которыми, видимо, тут пользовался раньше, и вопрос с питьевой водой был закрыт. За дровами ходили раза три. Женьке всё было мало, да и Вадим понимал, что хватить должно на всю ночь и утро. Лазить в поисках сушняка по росе ему тоже не улыбалось.
Разобравшись с лагерем и основными вопросами жизненной необходимости, перешли к «водным процедурам».
Трава на месте их лагеря была выкошена не только на берегу, но и в воде. По обе стороны от их «полянки» не менее бурно, чем трава на земле, в воде росли камыши. Но перед лагерем они были убраны. Вместо них с берега в воду уходили широкие мостки, наподобие тех, которые показывают в кино про прежние времена. С таких в старину женщины полоскали бельё. Для рыбалки на поплавок самое оно.
— Я дно програбил недели две назад. Но зацепы иногда случаются — Женька, хвастаясь своим любимым местом отдыха, был многословен как экскурсовод в музее. По всему было видать, что ему доставляет удовольствие рассказывать о том как ладно у него тут всё устроено. Люди любят хвастаться тем, во что действительно вложили много усилий. Гордость за свою работу делает эту работу удовольствием.
Под мостками обнаружилась связка стальных прутьев в мизинец толщиной. Женька воткнул их в ряд по обе стороны мостков, тщательно выбирая место для каждого и внимательно сверяясь с какими-то одному ему видными приметами.
— Донки на ямы забросим. Но тут ямы ползают. Я поставил, как прошлый раз было. А если какая клевать не будет, можно будет заморочиться — поискать.
Донки поставили быстро, на каждую Женька привесил по колокольчику. Как рыба дёрнет — так звон будет стоять на всю округу.
— А на блесну ловить будем? — Вадим жаждал деятельности.
— Я тебе спиннинг взял. Завтра покажу где его покидать, только чур сам. Я поплавок люблю. Или донку. Мне нравится спокойная рыбалка, а бегать вдоль берега и постоянно зашвыривать блесну — не моё. Но щука тут есть. И окунь, конечно. Так что будет желание — организуем. Ну не сейчас же ты собрался блеснить!? Лучше давай лодку надуем и «круги» поставим.
«Кругами» Женька называл довольно интересное приспособление для ловли рыбы. К камере от футбольного мяча (в надутом состоянии — поплавок) привязывалось грузило, способное удержать всю снасть на месте. Это грузило по совместительству являлось кормушкой-приманкой (туда набивалась каша с пережаренными /для запаха/ толчёными семечками.), сквозь которую была пропущена леска с четырьмя поводками.
Наживкой послужили лягушки. Частично. Точнее по частям. Женька предварительно поймал и убил парочку лярв, после чего нацепил на крючки их лапы и кусочки тел.
— Это нахрена?
— На сомика… они падаль любят… — Женька, не отрываясь от своей живодёрской деятельности, покосился на лодку, которую надувал Вадим — не перекачивай, смотри! — распорядился он ретиво работающему ногой другу. Насос у Женьки был старый, нажимной, и Вадим сейчас с тоской вспоминал о компрессоре, оставшемся вместе с машиной где-то в Белоомуте.
«Круги» — Вадим такое видел впервые и с неподдельным интересом участвовал на подхвате. Заплыв на лодке почти к самому течению, на границу косы, Женька заякорил лодку и выставил свои «круги». Четыре мяча на воде обозначали места, где залегли кормушки.
— А как узнать, что клюнуло? — до Вадима только сейчас допёрло, что он не видит ничего в этой снасти, напоминающее систему сигнализации о том, что рыба заинтересовалась приманкой.
— А никак! Проверять раз в два-три часа! Тут, считай, везде яма вдоль косы. Я пару собак притопил по весне. Сомы, они как свиньи, всё жрут, и если всасывают в себя чего, то садятся плотно. Дно реки от падали чистят. Ещё налимы такие же.
— А не утащат?
— Через косу? Вряд ли, а тут в заводи соберём как нехуй делать. Круг за собой таскать им тоже не просто. Да и не поплывут они далеко. Говорю же… я собак тут притопил, так что сомы тут и живут. Чего им от кормёжки по реке шариться?
— Тоже мне, Герасим нашёлся… Живодёр! — Вадим представил себе двух полуразложившихся собак, с привязанными к ним камнями, на дне реки, вокруг которых шныряют сомы и налимы, выдирающие и всасывающие (во мерзость-то!) из утопленных животных куски мертвечины. — Погань какая. Трупоедов жрать… собак топить… ты ёбнутый во всю башню, отвечаю!
Женька безразлично пожал плечами.
— Червяков пожалей… опарышей… не быть им мухами. И рыбке губу больно. Начинай жрать траву, может поумнеешь с голодухи.
— Но собаки-то… это уже слишком!
— Вот, блять, сердобольный нашёлся. Собачек пожалел. Эти твари, оставшись без хозяев, в стаи по зиме сбиваются. На детей уже нападали пару раз. Их тут зимой без базара отстреливают. У себя там, в городе, можете их хоть в жопу целовать, а у нас тут если животина прёт на человека то её лучше завалить, пока она тебя не загрызла вместе с твоим животнолюбием. Нормальное животное людей сторонй обходит. Я тут по ящику видел у вас там целые программы по отлову, блять, диких собак, и перевязыванию им маточных труб! Они с перевязанными трубами жрать перестают хотеть, не разносят заразу, и жить не мешают? У них на мордах написано какие перевязаны а какие нет? Куда только бабло распиливают, уроды? Совсем ёбнулись. Лучше бы эти деньги в человечьи роддома направили. А так только кич какой-то непомерный… «Мы любим собак, мы их не убиваем, а гуманно сокращаем популяцию» — процитировал Женька гнусавым голосом кого-то из просмотренной телепередачи — тьху, блять! — сплюнул он за борт в сердцах и отвернулся.
Чем ближе к природе, тем меньше сантиментов. Либо ты кушаешь, либо тебя кушают в виде падали, загнувшейся в лучшем случае от голода.
Минут пять Женька, пока Вадим курил, переваривая своё участие в ловле трупоедов, внимательно смотрел на «круги», пытаясь понять, есть ли у поплавков хоть малейший дрейф, и только убедившись, что все четыре «круга» стоят как вкопанные дал команду на отплытие к лагерю.
Как выбрались на берег, Женька миролюбиво закончил затянувшееся молчание:
— Тут вообще-то ещё и ягодные места близко. Жаль ягода уже отошла. А вот грибы уже можно посмотреть. Завтра побродим.
Вадим лишь скривился.
Проверили донки. Тишина.
— Странно. — Женька менял наживку, поглядывал на небо и реку, слюнявил палец определяя направление ветра, шевелил губами и наконец высказался — Молчит сука. Должно уже было клюнуть, а молчит. Что-то не так. Погода меняться надумала? Ты там про погоду чонить слышал, когда выезжал?
— Вроде без дождей — отозвался Вадим.
— Мудило ты мааасковское…про смену ветра ничё не говорили? — Женька ещё раз прищурился на небо.
— Угу… южный сменится северным и рыба улетит на полюс… Не ссы, клюнет!
— А я и не ссу. Может на поплавок? Вечернюю зорьку постоим?
— Да погоди ты! Посидим чуткА, тяпнем по маленькой, «круги» проверим, сплаваем.
…………….Не торопись, Московский…
Но за «кругами» им сплавать так и не удалось. Во всяком случае, до утра.
Решили выпить по паре рюмок под колбасную и сырную нарезки, да полирнуть чайком, а потом уж…
На третьей рюмке неожиданно очень ярко полыхнул костёр, на котором в котелке закипала вода для чая. Как будто невидимый шутник плеснул в него кружку бензина. В высоко поднявшемся пламени приятели разглядели широкоплечую мужскую фигуру(!) и сразу вслед за этим вспышка более яркая, чем вспыхнувший костёр, ослепила их.
— Твою мать! Что за хуйня? — матерился Вадим, втирая кулаки в глаза и слепо моргая.
Женьке повезло больше. В момент второй вспышки он успел прикрыть глаза и поэтому первым увидел Гостя, хотя и не сразу. Женька ошалело потряс головой и уставился в сторону костра.
— Ё-моё… — только и нашелся, что сказать Женька, разглядывая незнакомого ему бородатого, длинноволосого мужика ростом за метр восемьдесят, а то и под два. Здоровый. Русоволосый. Плечи вообще смело можно назвать богатырскими. Да он и походил на былинного героя, только без меча и брони. Одет он был в холщовую рубаху-косоворотку, подпоясанную широким ремнём. Штаны, заправленные в сапоги, были, пожалуй, единственной деталью его наряда, не вызывавшей вопросов. Сапоги были странными. Кому на природе могут понадобиться хромовые сапоги? Не кирза или юфть, а именно хромовые? Женька немо взирал на Гостя, всё больше находя вопросы вместо ответов.
Гость стоял возле костра, не двигаясь, и не обращая внимания на пялившегося на него Женьку. Он стоял, закрыв глаза и широко раздувая грудь, дышал чистым воздухом августовского вечера.
— Да ёбтвою… О! — прозрел рядом Вадим — Ты кто?
— Свои, мужики, расслабьтесь — улыбнувшись, пробасили от костра.
Женька скосил глаза на стол. Охотничий нож с широким лезвием («На кабана» — говорил батя, когда дарил) торчал из бревна там, где и положено, под правой рукой, удобно подставляя ручку для захвата.
«Ну и бугай» — пронеслось в голове Вадима, и он тоже подобрался. Адреналин сдавил виски.
Бугай сделал плавный шаг в сторону, чтобы быть лучше видимым для приятелей и всё так же улыбаясь, продолжил:
— Ну, с боевым духом, как я погляжу, всё в порядке — даже не напугались толком. Значит и супостату бока намнём. Вопрос только в том, сколько вас таких боевых у меня есть? Интересно.
— Эй, мужик, ты кто? — повторил вопрос Вадима Женька.
«Вспышка…мужик…чудеса» — логическая цепочка у друзей складывалась примерно одинаково. А если учесть, что все чудеса, которые до этого с ними происходили в жизни, варьировались от отметки «пронесло», до отметки «ну его на фиг», то их настороженность можно было понять.
Чудеса если и происходят, то лучше бы не происходили. Аксиома. Без них жить проще. Безопаснее.
Мужик, казалось, читал тревогу друзей, поэтому начал представляться всё так же спокойно бася от костра:
— Да, ребятки — чудеса. Я ангел Михаил. Меня ещё называют архангелом, но у нас нет такой иерархии. Это придумано людьми. Ещё меня звали Георгий Победоносец. Ильёй Муромцем звали. Я думаю, дальше перечислять не стоит.
— Ктооооо??? — Вадим нахмурился. Всё что сейчас происходило, ему не нравилось. Жизнь не располагает к доверчивости, особенно если ты ночью чёрт знает где, в компании с незнакомым бугаём, невесть откуда взявшимся, да ещё и заявляющим что он ангел. Кайф, на который он настраивался, был нарушен и ничего кроме раздражения это не вызывало.
Женька же наоборот был удивлён появлением человека в этой глуши, к тому же таким эффектным. Он прекрасно представлял, сколько тут топать до ближайшего жилья. Им завладело любопытство. В любом случае, даже если перед ними был сумасшедший (откуда ему тут взяться??) то явно не агрессивный. Во всяком случае, сейчас.
Ведь давно известен факт, чем крупнее человек, тем он менее агрессивен. Ему попросту некого бояться. А агрессию всегда порождает страх и только страх. Желание ударить первым и победить за счёт внезапности того кто не предоставит шанса на второй удар. Не предоставит и первого, если всё делать честно. Честность — хреновый помощник в борьбе за выживание.
— Ангел, Вадим, ангел… тебе крылья показать с нимбом? Настроения нету. К тому же, как я посмотрю, времена шибко поменялись… нету в вас страха перед Богом. Религия как старая кожа слезает с Руси… это радует. Хоть нормально поговорим… относительно нормально, конечно.
— Может и выпьешь с нами? — Женька приглашающее махнул к столу. Законы гостеприимства всегда позволяют сначала поговорить с пришедшим, не таясь, гостем. Вадим уставился на Женьку уничижающим взглядом. Женька и в армии стремился всё разбазарить и поделиться со страждущими. Широкодушный голодранец.
— Чем бог послал — выдал Женька непривычную Вадиму фразу и жестом пригласил гостя к столу. Вадим неодобрительно засопел. По его мнению, мужика этого надо было гнать в три шеи, чтоб не выскакивал как чёрт из (костра!) табакерки и не нёс тут пурги. Но вмешиваться не стал. Раз у них тут «хлеб-да-соль-чем-бог-послал» то может умнее со стороны посмотреть, во что это выльется? Может у них тут так принято выпрыгивать из костров со спецэффектами. Чего со своим уставом в чужой-то монастырь? Рано кипеж поднимать.
Гость откликнулся на предложение весьма необычно.
Захохотал в небо. Гулко. Мощно. Потом кивнул.
— Свои. И без вас никуда… и с вами… — подошёл к столу. Женька и Вадим сидели с одной стороны стола на бревне, а гость… присел напротив через стол от них, на взявшийся из ниоткуда чурбак. Точнее чурбак появился в его (гостя) лапище тогда когда он начал садиться. Из воздуха. Сам по себе, как само собой разумеющееся.
«Ангел… Победоносец… здоровый… Муромец… хули муромцы под Коломной — то забыли?»
— А козельским чё здесь надо? — Михаил, уловив мысль, ответил на неё как на прозвучавшую вслух. Смотрел на Вадима. Тот покраснел как первоклассник, но взгляд не отвёл.
«Какого хера?»
— А такого, Вадим, нельзя жить в своём народе и никому не верить. Пропадёшь. Ты никому не веришь, и тебе веры не будет. Боишься обмана — сам начнёшь обманывать, а со своими так — нельзя.
«Чё за лекция?» — Вадим вскинул брови. Вызов либо принимается сразу, либо терпится. Вадим терпеть не умел.
— Да какой ты мне свой? Я тебя впервые вижу!
«Он читает мои мысли? Похуй. Откуда он..»
— Да погоди ты! — Женька шикнул на Вадима. — Как вы тут оказались?
— Перестань мне выкать, Евгений. Святослав «на вы» ходил, знаешь почему? Потому что на «ты» назывались свои, а все чужаки на «вы». И не с большой буквы а с большим презрением. А мы с тобой свои как ни как. Через огонь я пришёл, ты же сам всё видел!
— Ну дааа… — протянул Вадим недоверчиво, хоть и присутствовал при появлении гостя.
— Забавный ты, Вадим, настолько зарылся в себя, что даже глазам не веришь. И не лекции это… успокойся. Я, конечно, могу сделать так чтобы ты не дёргался по пустякам, но я вообще-то поговорить пришёл… даже отдохнуть… а это надо делать со своими. Вот вы мне свои…. Посижу чуток с вами, ребята — Михаил повернулся к Женьке и подмигнул ему. — Хороший у тебя друг. Только не любит никого, вот и озлился. Бывает. Я знаю.
Женька разлил и ухмыльнулся гостю как старому знакомому, говорящему о том, что итак само собой разумелось.
— Вадим, расслабься. Просто поверь. В жизни много такого, о чём тебе неведомо. И если ты чего-то не знаешь, или не понимаешь, то это не значит того, что этого нет.
— То есть ты — ангел? — уточнил Вадим, упрямо набычившись на бугая.
— Точно. Ангел. Представитель перворожденного народа. Сначала Создатель населил Мир нами. А потом уж появились люди.
— Охуеть можно… — резюмировал Вадим — Сейчас будут знамения с чудесами? Или сразу живьём в рай заберёшь?
— Рая нет… впрочем, как и ада — не реагируя на насмешку, спокойно ответил ангел.
— Может, всё-таки выпьем? — Женька кивнул на стаканчики.
Гость сграбастал со стола свой и, улыбнувшись, протянул для «чоканья»:
— За знакомство, стало быть!
Женька протянул свой. Вадим пожал плечами и присоединился.
Закусили.
— Хорошо — прислушиваясь к себе отметил ангел.
— Так всё-таки, как тебя звать? А то столько имён — я потерялся, прям. — Вадим продолжал гнуть свою линию, начисто забыв своё намерение не вмешиваться. Таков уж он был — и вроде понимает как надо, но норов диктует своё и начисто отключает здравомыслие.
Женька неодобрительно цыкнул.
— Маасковский, завязывай. Ну, чё тебе неймётся? Хорошо же сидим. Сейчас сам всё расскажет… чего нагоняешь?
Схемку общения с гостем Женька срисовал с армейского опыта общения с духами. Чтоб их особо не колошматить они с Вадимом разыгрывали классическую ситуацию со злым и добрым следователем. Вадим играл невменяемого изверга, а Женька, осаживая его, вытягивал всё что нужно из жертвы, а то и просто ставил задачу спокойным голосом на фоне бушующего Вадима. Срабатывало железно. Вадим наконец-таки уловил игру друга и резво вступил в перепалку.
— А чо завязывай, Жек? Я не понял чото…
— Евгений, ты погуляй пока — гость неуловимо быстро протянул руку к Женьке и коснулся пальцами его лба. Женька вздрогнул. Потом скроил недоумённо-напряжённое лицо и, как-то резко подорвавшись, бросив «Я щас!» рванул в темноту.
Вадим проводил его взглядом, потом зло развернулся к гостю.
— Повторяю для тупых, можешь звать меня Михаил. И даже на ты. Мне так больше нравится — Михаил поднял ладонь и повёл ею к низу, как бы усаживая, пытающегося привстать Вадима. Вадим плюхнулся обратно.
— Тыыыы… — зло выпятив губу, попытался что-то зло выпалить он, но рот закрылся отказываясь подчиняться.
— Не волнуйся за друга. Чиститься побежал. Я ему кой-чего в теле поправил. Здоровьеце-то беречь надо! Коли уж вы так и не научились управлять своим телом самостоятельно. Так что ничего страшного не происходит. Потом твоя очередь будет. — Михаил увещевающее продолжал добродушно гудеть со своего края стола. — А то устраиваете мне кошки-мышки. Я ж вам не вражина. Наоборот, куда вы без меня… — прищурился внимательно разглядывая Вадима — Я не могу ответить тебе на такое количество вопросов сразу, но кое-что проясню… а тебе пока придётся помолчать, иначе ты и слова не дашь вставить. Да, я ангел. Творец создал нас первыми. А потом, как я и говорил, создал людей. Потом уничтожил их и воссоздал вновь, но уже не просто людей — народы. Вавилонская башня — миф. Первое человечество кончилось с Содомом и Гоморрой. Увидев всю мерзость в которую впал человек Создатель уничтожил своё творение. И создал народы по числу ангелов. Каждому народу по своему ангелу. Мне достались вы — русские. И насчёт того что я не «вещаю» с небес в золотом сиянии… гм… не те времена знаешь ли. Да и надоело мне, за столько-то лет, разговаривать с людьми глядя на их скрюченные спины. Подобострастие, воспитанное верой — ни к чему хорошему не приводит. Всё равно мы одинаковы по сути пред лицом Создателя. Только я умею и могу такое, о чём вы даже не догадываетесь. И что мои возможности для Творца? То же что и ваши — пыль. Так что мне проще с вами поговорить без всех этих понтов. Таким языком, который вы понимаете. Он, конечно, примитивен, однако вы его лучше воспринимаете и не впадаете в ступор от восхищения или ужаса. Так что успокойся, человек. Я не могу причинить тебе вреда. Смерть русского народа — моя смерть. Ангелы — неуязвимы, но мы не бессмертны. Со смертью народа умирает и его ангел. Поэтому я здесь.
Вадим засопел и полез за сигаретами. Испуга на то, что у него отняли речь, почему-то не было. Была лишь злость. Но то, что этот Михаил действительно чем-то таким сверхъестественным обладал, уже было неоспоримым фактом. Слишком много чудес демонстрировал. Правда, складывалось впечатление, что это вовсе не чудеса, а какие-то дешёвые фокусы. Кроме, пожалуй, чтения мыслей и немоты… Михаил действительно отвечал на те вопросы, которые приходили в голову Вадиму, не слыша их, а считывая прямо из головы.
— Сигареты? Я последний раз курил папиросы… Как Белоруссию от Уриеля освободили. Дай-ка одну. — Михаил потянулся и взял предложенную Вадимом пачку. Вытащил сигарету и прикурил её от пальца, затем протянул зажженный палец Вадиму. Вадим наклонился, как будто всю жизнь только и делал, что прикуривал от горящих пальцев.
«Лопни но держи фасон…страх показывать нельзя…ё-моё. он что? Правда ангел? Не может быть! Неможетбытьнеможетбыть…» — линию поведения удавалось держать с трудом. В голову Вадима лезло неимоверное количество вопросов.
Меж тем посмотреть было на что. Вблизи оказалось, что горит не сам палец — пламя было продолжением ногтя Михаила. Эдакий острый пылающий ноготь.
— Дрянь табак-то — выпуская облако дыма, констатировал Михаил — Заморский, небось? Примесей гадких навалом. Сами себя травите по заморской технологии. — затянувшись и выпустив дым носом, он положил сигарету себе на ладонь и она вспыхнула ядовито-зелёным огнём. Затем озорно сверкнул глазами на Вадима — А как же? И курю, и пью… ведь вы — это я, а я — это вы. Но уж если курить — так что-нибудь хорошее. Чистое. И с выпивкой также. И с едой. — потом вздохнул — Да верну я тебе речь, только ты уж держи себя в руках. Я ведь сюда вышел не для того чтобы следить за твоим эмоциональным состоянием. Посидим, поговорим спокойно. Договорились?
Вадим кивнул, хотя мог бы этого и не делать. Михаил почувствовал его согласие раньше кивка.
— Блять… — первое, что выплюнул в воздух Вадим.
— Ах да… и не матерись, Вадим. Слов в нашем языке предостаточно, чтобы выражать свои мысли в спокойной обстановке. Сам грешу иногда, ну так то ж в бою. Во. А вот и Евгений.
К столу подошёл Женька. Выглядел он слегка ошалевшим.
— Я сделал так, что он всё слышал, пока гадил. И тебя, и меня — Михаил кивнул на Женьку, обращаясь к Вадиму.
— Ну и каша у тебя в башке, брат. — буркнул Вадиму Женька присаживаясь.
— За своей смотри! — огрызнулся Вадим. — И что теперь? — спросил он ангела. — Чем обязаны? Мы-то с Женькой тебе зачем?
Михаил хохотнул.
— Теперь? Теперь твоя очередь почистится — и Михаил так же быстро, как и в первый раз коснулся лба, но уже Вадимова.
Вадим почувствовал, что сердце куда-то ухнуло, и он резко вспотел. Да так, как будто пару часов тягал штангу в спортзале. Нижнее бельё хоть выжимай. Затем подкатила дурнота и он, почувствовав приближение рвоты, вскочил на ноги. К этому ощущению добавились спазмы в животе. Хотеть срать и блевать одновременно ему ещё ни разу в жизни не доводилось. Но времени на обдумывание у него не оставалось, Вадим рванул к кустам. Меж тем каким-то непостижимым образом он «видел» сидящих у стола Михаила с Женькой и «слышал» каждое их слово.
— С ним сложнее, чем с тобой. — Михаил указал пальцем направление, в которое умчался Вадим. — И грязи в теле больше и душа закрытая. Город его изъел. Социум. Не нравится мне всё то, что сейчас с вами происходит. Он тут спросил, зачем я к вам вышел. А всё просто. Я могу многое. Например, получать информацию из разных источников. Увидеть то, что видели эти берёзы — Михаил кивнул на деревья — Или, скажем, прочитать память камня. Всё что нас окружает — хранит информацию. Всё что создано Творцом, помимо собственного предназначения, ещё так или иначе взаимодействует с Миром. Тем более человек. Вас обоих я уже прочёл и знаю всю вашу жизнь. Все ваши тайны. Всё то, что вы и сами-то уже не помните. Так вот понять, что творится с моим народом, я могу, только пообщавшись с его представителями. Прочесть их память, но что самое главное — заглянуть в душу. А вы и есть, самые что ни на есть представители моего народа. Соль земли.
— А разве Вы не знаете, что у нас происходит? Не отслеживаете там… ну. на небесах? — Женька поверил Михаилу и теперь был само любопытство.
Михаил рассмеялся.
— Привыкай «на ты», в окопах не выкают. И да, и нет. Я вообще сюда прихожу только тогда, когда русским грозит геноцид. Остальное время я как и вы предпочитаю. заниматься своими делами. Грубо говоря, на печи лежать да жалейку ломать. Потому что считаю, что у всех должно быть право на самоопределение. Но не все ангелы считают также. Ты будешь удивлён, Евгений, но среди ангелов нет единства. С тех пор как Господь разделил нас по народам, было очень много вариантов поведения. Некоторые возглавляли свои народы и шли огнём и мечом на завоевание Мира. Побеждали другие народы, но не уничтожали, ибо это было бы уже убийством собрата. Порабощали на земле и отстраняли от решений у нас. гм. ну пусть будет на Небе. Но шло время. Империи рушились, потому что ни один народ не сможет жить в постоянном унижении, а завоевателям милосердие в душу не вложить. Некоторые из ангелов сократив численность своего народа до минимума, чтобы перестать представлять опасность для окружающих, договорились с другими, более сильными соседями о защите, да и отошли от дел. Вот тебе пример. За время правления Сталина, на территории России ни один народ не исчез из Мира. Хотя кровь рекой лилась.
Женька с трудом успевал за мыслью ангела.
— А разве Сталин не устраивал русским геноцид? Столько людей угробил!
— Я не участвую в ваших братоубийственных разборках. Только когда есть опасность извне.
— То есть Вы там спокойно сидели и смотрели на всю ту мерзость, которая тут творилась?
— Нет. Я… Долго объяснять. С вами творилось тоже, что и со мной. Я не хотел жить. И правая рука моя готова была вырвать левую.
Женька, картинно уронив челюсть, откинулся назад.
Михаил спокойно и немного грустно смотрел на него, не форсируя разговор.
Вадим всё это видел у себя в голове, но осознавал с трудом, мучимый спазмами в животе. Рвоту он победил довольно быстро. Дело быстрое и нехитрое. Потом откашливался какими-то мерзкими сгустками и наконец, умостился гадить, еле переводя дух от всего, что с ним происходило последние минуты. Мысль лихорадочно скакала с одной темы на другую. Он и злился и удивлялся своей неожиданно откуда-то взявшейся вере в чудеса, одновременно. Но сколько бы он ни пытался найти брешь в происходящем, сколько бы не придумывал логичных объяснений творящимся чудесам — всё это было нелепо. Мысль сворачивала на вопросы к самому Михаилу. Потому что,… потому что все, что он говорил, было жутко интересно. И самым интересным было то, что он чётко осознавал то, о чём говорили за столом, вышвыривая из себя накопившуюся дрянь.
— А сейчас, значит, хотите жить? Что-то изменилось?
— Я могу принять суицид, но не заклание. Не знаю. Может быть надвигающаяся угроза возвращает мне вкус к жизни. Чего уж теперь об этом говорить? Я пал духом и разочаровался. Пока мне было не до вас…точнее не до себя, тут всё и закрутилось.
— Ты — падший ангел? — Женька уцепился за «павшего» продолжая поражаться услышанному.
Михаил покосился на него.
— Лучше бы налил. Это долгая тема. Я к вам сюда не лекции читать пришёл.
И Женька принялся разливать покачивая головой из стороны в сторону.
«Падший? Но ведь Дьявол — падший ангел. Что-то тут не так!»
— Да всё тут не так, Евгений. То во что принято верить — миф. Всё было иначе. От сотворения Мира. Я не дьявол. Не Люцифер. Я уже говорил кто я — Михаил! А по поводу понятия «падший» то тут не всё так просто. Творец, создав вас и разделив меж ангелами…покинул нас. С ним никто не может поговорить. Его не могут дозваться. С того момента как он ушёл, мы предоставлены самим себе. Многие просто ждут его возвращения. Кто-то посчитал, что должен остаться один — уничтожив своим народом всех остальных. Таких мы разубеждаем. Последний рецидив — Уриель. Проще говоря — немцы. Сильный и очень прямолинейный народ. Мы с ним не в первый раз сталкиваемся. Но вроде бы сейчас он многое понял. Хотя память на поражения у него короткая. Кто-то отошёл от своего народа, уповая на замысел Божий. Они вообще сюда не спускаются. А те кто сюда выходят — считаются падшими. Но я говорил не об этом падении. Я утратил веру в целесообразность всего происходящего. Думал, что больше никогда не приду к вам. Хотел забыть и забыться. Уриель этим воспользовался. Остановить удалось только под Москвой. Да и то с трудом.
— Вы… ты сражался с Уриелем? — Женька едва успел поправить обращение под мрачным взглядом Михаила.
— Нет. Ангелы не дерутся друг с другом. Был только один раз, когда происходило подобное. А так то, при боевых действиях двух народов, каждый занимается тем, что у него лучше получается. Я воюю как простой солдат. Моё присутствие влияет на окружающих меня бойцов. Где тяжелее всего там и я. Я не стратег и не тактик. Мне вообще любое проявление Власти чуждо. А вот Уриель как раз стратег. Он по штабам сидит, когда воюет. Всё просчитывает и учитывает. Всё направляет в дело. Мы по-разному ведём себя, ведь мы как и вы разные. Но никогда не бьёмся друг с другом напрямую. это…чревато… — Михаил помрачнел ещё больше.
Вадим наконец-таки оправился. Чувствовал себя великолепно. Неожиданно вернулось обоняние. Он и не подозревал, что лишён и половины тех запахов, которые его окружают. Пришлось спешно ретироваться из кустов, дабы заглушить вонь собственных нечистот. Ночь была великолепна. Одуряющее пахло травами и рекой. Темень была наполнена жизнью и звуками. Лярвы уже окончили своё выступление, и теперь их сменил ансамбль всяких сверчков-кузнечиков и прочей живности. Настроение отчего-то было великолепным. И впрямь…очистился.
Вадим привычно сунул в рот сигарету и, направляясь к столу, закурил. (Предыдущую пришлось спешно выбрасывать при забеге в кусты.)
Дым, казалось, разорвал горло надвое, а лёгкие просто отказались его впускать. Закашлявшись, Вадим с удивлением уставился на сигарету.
«Иди к столу и брось эту гадость. Ты больше не куришь» — прямо перед глазами появилась улыбка Михаила и тут же пропала.
— Твою мать… — прикуренная сигарета полетела в траву.
Вадим шагнул к столу. По пути взял охапку заготовленного сушняка и бросил в костёр. Тьма вокруг резко загустела от рванувшихся вверх языков костра.
— Я тебя просил? — присаживаясь буркнул он Михаилу. У него с понятием «ты» было не в пример проще, чем у Женьки.
— Вот и я такой же. — рассмеялся Михаил — Я тебе организм поправил а ты недоволен. Как же ж «без меня, меня женили»! Эх ты — дерёвня. То, что я с вами сделал, раньше благодатью называли божьей. Хотя это и не благодать никакая. Основные органы в порядок привёл. Иммунную систему. Нервные окончания кое-где подвязал. Косточки укрепил. Сухожилия опять же, Мышцы. Да не щупай себя, не щупай. Я тебе не объём бицепсов, а силушку дал. Вы у меня теперь считай богатыри. Мне пустяк, а вам большое дело. Ну и в голове кое-чего поправил. Не зыркайте так оба. В ваше «я» никто не лез. Просто человеческий мозг отличается от ангельского тем, что блокирован на связь с Миром. Так уж устроил Создатель… Первым людям он эту связь давал. Даже не спрашивайте. Об этом многие из наших задумывались. Открыть вам способности, которыми вы обладаете с рождения сравнительно просто. Но вот большинство сразу начинает использовать их во вред окружающим. Вот скажем, открывая способность лечить, тем самым мы открываем способность убивать. Ведь только от выбора вновь обращённого будет зависеть, биться сердцу того или иного человека, встретившегося ему на пути, или не биться. Я вам чуйку на опасность поднял, так что губы не раскатывайте. Ни телепатии, ни телекинеза, ни каких остальных теле-суперспособностей я вам не дам. Слишком сильный соблазн для вас…враз оскотинетесь. А не оскотинетесь, так всё равно ничего хорошего не выйдет. Люди завистливы и любопытны. Обязательно найдутся те, кто захочет вас разобрать и посмотреть, почему у вас получается то, чего не могут остальные. А ваша наука ещё слишком далека от понимания того, что я с вами сделал. Да и вообще… наука… — ангел презрительно хмыкнул — ваша наука это путь в никуда. Мне думается, что изначально люди пошли не по тому пути развития, которое им уготовил Господь. Вместо того чтобы гармонично развивать себя через познание Мира, люди кинулись на поиски комфорта. Могли ведь закалять дух и тело, но выбрали одежду и пустые развлечения. И теперь развитие цивилизации не остановить. Впрочем, это уже пустая тема. Нагишом люди уже не будут ходить никогда.
Вадим посмотрел на Женьку. «Ну как ты?», получил ответ «Нормально» и потянулся к своей рюмке.
— Надеюсь что блевать не побегу… — покосился он на Михаила.
— Наоборот, пей сколько влезет, теперь ты можешь много выпить. Печень у тебя железобетонная. Гулянка дело хорошее. Сам люблю. — Михаил взялся за свой стаканчик. — Ну, давайте выпьем за вас. За мой народ. За ваших пращуров и деток. Плодитесь и размножайтесь, да живите в Мире.
Выпили. Закусили. Михаил с удовольствием уплетал всё подряд, смакуя каждый кусочек.
— Я вот всё равно не пойму… если мы это ты. ну. все народы связаны с ангелами…и эти народы пошли не туда, то чего же их ангелы не направили? И куда делся Бог? Обиделся что ли?
Михаил перестал жевать и скривился.
— Вот чуешь ты где ковырять надо. Талант у тебя всё по полочкам раскладывать. Тебе бы Вадим не в кладовщики, коробки тягать, а в следователи-исследователи… Какая тебе разница как там устроено у нас и почему случилось произошедшее? Ты бы о своём сейчас больше думал… да о ближайшем будущем! Только аппетит испортил…я чёрте сколько земной пищи не ел. — неожиданно закончил полужалобой Михаил.
— А что вы там. ну. у себя. едите? — задал вопрос Женька, перехватывая инициативу.
— И этот туда же! — уже раздражённо махнул рукой Михаил — Да ничего не едим. Мы сыты и самодостаточны. Но спускаясь сюда способны испытывать всё то что и вы. Голод, жажду, вкус, запах…даже любовь и смерть.
— Смерть? — вскинулся Вадим.
— Ну да. Смерть. А что тут такого? У русских считается за честь положить живот за други своя. И я не раз погибал на поле боя, подавая пример самоотверженности. Это сильно деморализует врага. У меня всегда есть шанс возродиться, а боль при гибели тела ничто по сравнению с тем ради чего я «гибну». Когда убивают — больно по-настоящему.
— Ааа понял… это как в компьютерной игрушке… нескончаемое количество жизней. — поддел Вадим — Только коды не у всех.
— Ну, может и так… правда я не совсем понимаю… Техника у вас сильно вперёд шагнула. Мне с этим ещё предстоит разбираться, но то, что вы оба знаете мне уже известно. Никогда не было проблем с освоением чего-то нового. Вот то, что разрушительная сила оружия увеличилась в разы — совсем плохо. Я не думаю, что кто-то из сильных решится его применять, но вот попади оно в руки народа оставшегося без присмотра ангела и… человеческие амбиции способны толкнуть на ужасные поступки. Впрочем, и это ерунда… на нынешний момент.
— У меня уже башка пошла кругом — честно признался Вадим. — Чё за херня творится? Не, ну, в самом деле, Жек! — обратился он к другу. — Вот ты чёнить понимаешь ваще? Мало того что… гм… — он покосился на Михаила — Михаил чудесами брызжет, так ещё и всё что он рассказывает совсем. то есть абсолютно не попадает ни в какие рамки. Это ж надо так отвечать, что вопросов становится только больше и больше!
— А что тебя удивляет, Вадим? На дороге к Истине не бывает простых ответов. — Михаил развёл руками.
— Ну ладно… я понимаю, что у каждого народа по ангелу и ангелы тоже не подарки. Кто-то своему народу пытается мир завоевать, а кто-то вообще не чешется, когда его народ по лагерям гноят и вырезают почём зря. Но сейчас-то нас вроде не режут. Да и войны никакой нет. — Вадим вопросительно уставился на Михаила.
Михаил мелко покивал а потом ответил.
— Будет. Скоро.
— Война? — уточнил Женька.
Михаил опять кивнул.
— И с кем? — Вадим вцепился в тему как клещ.
— Думаю что со всеми. Грядёт передел земли. Когда такое происходит, гибнет много людей. Учитывая, что территорию будут отнимать у нас — я здесь.
— Да что за бред? Кому это надо? На дворе 21-й век. Какая война? У нас вон бомба есть с ракетами. Чего к нам лезть? Ресурсы итак качают все кому не лень.
— Земля. Мир меняется. Ситуация выходит из-под контроля. Многие ангелы дают понять, что настроены весьма решительно. И не у всех получается обуздать свой народ. Потому что народы придумали себе Власть. Потому что люди придумали себе деньги. Бизнес. Страсть к наживе начинает вмешиваться в политику. Люди, выбранные во Власть, начинает торговать интересами своих народов в угоду личным интересам. И на каждой масштабной бойне есть те, кто наживаются. Когда какие-то людишки из чужого мне народа наживаются за мой счёт… меня это напрягает. Всем известно, что я никуда сам не лезу. Ни к японцам не ходил, ни в Афган не забирался, ни, тем более, раньше не выбирался. Все отгремевшие войны по захвату земель я пропустил. Тут ваша Власть старалась. Но когда совались в наши земли… тут уж хошь не хошь, а вылезать приходилось. И французов с их Самоэлем гнал, и Уриеля… и Ханаэля в своё время отправил восвояси. Вот времечко было… — Михаил неожиданно улыбнулся — Золотая Орда под собой земли скопила — жуть. Народы данью обложила. Ханаэль, считай, треть ангелов подавил. Двух вообще… насмерть. А до Новгорода не дошёл. И собрал я дружину тогда. Посадил на ладьи — ушкуи. Потом ещё мою ватагу ушкуйниками прозвали… да и по реке прям к Золотой Орде и приплыл. Там в одном месте всего-то узкую полоску земли надо было ушкуи на брёвнах перекатить и мы уже были на Итиле… ну, Волге в смысле. Татарва и предположить такого не могла, а я рррраз и пожёг столицу Золотой Орды. Разорил в пух и прах. А Ханаэль сколько не ярился, а не смог такую территорию долго держать. Он столицу-то оборонить не смог. Вот мы им дали тогда, а Куликово поле… уже обычная сеча. Ханаэль даже и не появлялся. В уныние впал к тому времени.
— Это всё конечно интересно, а сейчас-то нам кто конкретно грозит? Пендосы? НАТО? — Вадим вырвал Михаила из приятных ему воспоминаний и опять пошёл буром.
— Тьфу… я ему за победы пращуров толкую, а он… слушай! Дойдём и до «наты» этой, будь она неладна — Михаил махнул рукой — В общем, сохранить такое количество земли, которая толком-то и не освоена, сколько есть сейчас у России, будет крайне сложно. Слишком много богатств и территории и слишком слабая армия. Да какая армия? Её считай и нет уже. Вы вот моя армия. А то чего бы я с вами лясы точил? На нынешний момент Власть армию почти уничтожила. То, что осталось не способно выполнить свою главную задачу — сдерживать продвижение армии противника в момент отмобилизавания основного населения. Мобилизационная система уничтожена полностью. Противовоздушная оборона уничтожена на 80 процентов. Флот и авиация в плачевном состоянии. У нас сейчас армия по боеспособности хуже, чем во времена Наполеона.
Да даже хуже. Ситуация как в 1612-м году. На престоле Лжедмитрий и бояре всё продали с потрохами. Впору окочурышниками отбиваться.
— Чем-чем? — Женька округлил глаза.
Михаил опять ухмыльнулся.
— Ну, это когда француз попёр, то врезал нам крепко. Самоэль очень хороший тактик. Так народ по лесам на их пушки и пистоли ответил дубиной, обитой железом — окочурышник называется. И этим окочурышником потом гнали мусью аж до Парижа.
— Ну, так и от шляхтвы вроде отбились… Минин там… Пожарский… — блеснул эрудицией Вадим.
— Отбились — ворчливо отмахнулся Михаил — много ты знаешь… Еле мужиков поднял, как бы не попался мне этот раненый Пожарский. А так-то пошли, всёж князь Пожарский ведёт, не кто-нибудь. Без князя не пошли бы. Я-то никогда зажигательные речи с трибун не произносил. до той поры. А пришлось. Насилу управился.
— Так ты и Мининым был? — уточнил Женька.
— А куда мне деваться было? Опять по лесам шоблу собирать и учить свой народ грабежами жить? Да чёрт с ними с прежними временами. У нас сейчас ситуация катастрофическая. Судите сами. Китайцам жить уже почти негде. Будиэль их еле сдерживает. Он учёный и филосов, а не воин или политик. И сдерживать людскую Власть не в состоянии. Их прицел Дальний Восток. Богатств там хватит, чтобы первоначально погасить их аппетиты. Но их много, так что в перспективе это всё Забайкалье. А там, между прочим, наши уже живут. И их никто там оставлять в живых не собирается. Любому агрессору, по сути, нужны богатства и земля в первую очередь, рабы — во вторую. Китайцам рабы не нужны. Они сами себе рабы. Коренное население, особенно наше, им помеха. Лихо там будет. Полтора миллиарда китайцев — это очень много и сил им на наступательные действия вполне хватит. Даже если разбомбить их Китай к чертям собачьим, они с удовольствием переберутся в полупустое Забайкалье. Там лес и ресурсы. Всё лучше чем та скудная земля, где они сейчас живут.
Теперь Индия. Тоже миллиард. И куда он повернёт непонятно. Шиваэль не смотрит в нашу сторону, но очень конфликтует с Аллаилом. А это чурки. Там одного тронул — имеешь дело со всеми. И Шиваэль не держит ситуацию. Религия ислам уже очень популярна среди его народа. А у меня с чурками тоже давний разговор. Начиная с турок и Мафусаила. Они там даже скопом имена себе переделали на окончание «ил». Очень агрессивно настроенная группа ангелов. Про них даже говорить не буду. Итак всё понятно. Причём успели создать диаспоры у Уриэля и Самоэля. Гастарбайтеры-чернорабочие, так необходимые белоручкам, не способным убрать за собой собственное дерьмо, в итоге, втаптывают зажравшихся «хозяев» в то дерьмо, что якобы приехали убирать. И у нас, кстати, примеров хватает. Ну и Европа. Случись удар войск НАТО, то по моим подсчётам они легко докатятся до Урала. Другой вопрос — как они будут контролировать такую огромную территорию. Тут не всё так просто. Да и Уриель всё прекрасно помнит. Не так давно бледный вид имел и каялся. Но война будет и это неизбежно. Вот поэтому я тут. Ещё можно успеть приготовиться хотя бы к возможности наладить партизанскую войну. Схроны. Ну и прочие дела. С вами у меня тут как бы перекур. Перекур перед бооольшой работой. Понял я чем вы живёте. И грустно и знакомо. Но что поделать, если я воин? Покуда непобедимый. Но уже давно не желающий воевать. Реформатор из меня тоже хреновый, прямо скажем. Проверил на Иване Грозном. В итоге чуть под Речь Посполитую костьми не легли. У вашей Власти человечьей и то лучше выходило. хоть при Петре, хоть при Екатерине…скотство и душегубство. как и при Сталине, но хоть душой за землю и народ был спокоен. Ну не правитель я. Морду кому-нибудь набить — пожалуйста, а строить счастье других — увольте.
— Да как же так? Вы же — ангелы! — опять влез Вадим — Вы что? Не можете взять президентов за яйца и приказать, что надо делать?
— Ты что тупой? Ты сможешь сыграть на скрипке только потому что знаешь как она выглядит и из чего сделана? Не можем. Я могу напугать человека, но не систему.
Женька потянулся к бутылке. Вадим машинально вытащил сигарету, покрутил её в пальцах и кинул в костёр. Немного подумав, отправил туда же всю пачку.
— Правильно — кивнул ангел — начать ещё успеешь — А сейчас тебе здоровье нужно. Набегаешься. Дыхалка на войне первое дело. И ещё ноги. Сколько же дураков залезло у нас в Генштаб! Решили армию разуть и упразднить сапоги. Додумались! Никакие ботинки на марше не сравнятся с сапогами! Портянки простирнул, чистые одел и пошёл. Нога в сапоге защищена полностью и проветрить портянки с сапогами и просушить проще простого. Ну, где там сравниться ботинкам?
— И скоро эта война? — оборвал неинтересное брюзжание ангела Вадим.
— Думаю у меня не больше полугода на подготовку. Но может быть и меньше.
— Чёрте что — подвёл итог Женька — Власть получается сильнее ангела.
— Именно так. Не люди находящиеся во власти, но сама Власть. У народов, которые создал Творец, изначально никакой власти не было. Земля была, границы были, язык, особенности… всё было, но Власти не было. Она появилась потом.
Михаил взял стаканчик, дождался пока друзья к нему присоединятся, и произнёс:
— Идут тяжкие времена. И пережить мы их сможем, только если будем держаться друг за друга. Давайте выпьем за то чтобы в любом бою или передряге всегда находился тот, кто прикроет нам спину.
Выпили. Михаил на этот раз закусывать не стал, шумно втянул ноздрями воздух и блаженно улыбнулся.
— А всё-таки замечательная у нас земля. Смотрите…
Закусывающие друзья начали озираться. Тьма ночи отступила. Всё стало каким-то серым, но дальность обзора увеличилась. Михаил указал на реку, и вода стала прозрачной. Женька аж привстал, разглядывая водоросли и рыбу, видимую как в аквариуме с не очень удачной подсветкой.
— Слушайте…
На вытянутую руку Михаила присела откуда-то взявшаяся пичуга и тут же начала щебетать, а затем и вовсе разразилась длинными мелодичными трелями. Соловей.
— Впитывайте…
Друзья переглянулись и опять уставились по сторонам. Вадим увидел, как растёт трава. Остро ощутил то, что она жива и полна соками. Полна своей, не замечаемой им ранее, жизни и устремлений, глубоко чуждых, но наполненных смыслом. Не отдельно взятый цветочек или травинка, а вся вместе. Как коллективный разум…или даже не разум, трава, конечно, была не разумна, но при этом она была неким нечто, элементом участвующим в сложном процессе всеобщего круговорота природы. Тянулась вверх, чтобы стать перегноем и дать жизнь новой поросли. Вот берёзки уже были индивидуальностями. Они излучали едва уловимые волны, настроившись на которые, Вадим чётко уловил их симпатию(!) к Женьке. А вот и сам Женька, прислонившийся щекой к одной из берёз блаженно улыбающийся (видение не из этого вечера уж точно).
Сам Женька в этот момент залип на реку. Потянулся взглядом к своим снастям и тут же озабоченно нахмурился.
— Ууу… а погода-то попортится. Не будет завтра рыба есть. — пробасил Михаил. Он смотрел в небо.
— Там — Женька показал рукой — у меня круг один уволокло.
— Ничего страшного, завтра всё будет в порядке. Я обещаю — ухмыльнулся Михаил.
Наваждение кончилось. Потрясённый Вадим наклонился к траве, провёл по ней рукой.
— Ну, надо же. Заглючило-то как… — посмотрел ещё раз на еле угадывающиеся в темноте берёзки.
— А теперь представьте себе, что первые люди вот так и воспринимали Мир. В те времена им каждая пядь земли действительно была родной. А теперь что? Где жить — плевать! На себя — плевать! Мы утратили связь с Творцом, вы — с Миром.
— Погоди, Михаил, вот ты говоришь народ… а где он? Сколько крови смешанной… Как вы там нас делите, если мы тут сами не всегда разобрать можем кто русский а кто нерусь? — вопросы у Вадима и не думали заканчиваться.
— Вот ты въедливый, когда это ты разобраться не мог русский перед тобой или нерусь? — парировал ангел — Вадим, кто такие русские? Это живущие в Москве или Рязани? Нет. Русские — это народ, живущий на своей земле и думающий на одном языке. Народ несущий свою культуру и обычаи. Вот Пушкин — русский? Негр ведь на четверть. Но где выращен? Какою душою воспитан? В какой культуре? Великий русский поэт! Отпрыск выходца из совсем другого, не близкого нам народа стал русским! Причём так впечатлился, настолько сильно разны внутренние сущности культур русских и негров, что интуитивно поймав этот контраст он, познавая русскую культуру, многое в ней приумножил и развил. И наоборот. Многие из урождённых на нашей земле, покидали её и вливались в другие народы. Иногда мне думается, что когда все народы смешаются в один, сложатся воедино все культуры, отсекая лишнее и ненужное, вот тогда мы все и обретём Бога. Вернётся Создатель. Но пока что люди предпочитают воевать, а не любить друг друга. Пока все разговоры о гуманизме прикрывают холодный расчёт на прибыль. И, как правило, через большую кровь. Нет плохих народов — есть плохие и жадные правители. Ни один хлебопашец не горит желанием драться с другим. Им бы со своей землёй управиться.
— Ну не хрена себе! А вы там друг друга любите? Я про ангелов вообще! И всё-таки, почему Бог нас всех бросил? Неужели никакого послания не оставил? Или нет никаких предположений на этот счёт? — Вадим сыпал вопросами, загибая пальцы, чтобы не сбиться.
— Снова здорово… тебе-то это зачем? — Михаил раздосадовано зыркнул на любопытствующего.
— Как зачем? Ты тут жути нагоняешь, да чудеса показываешь…у кого мне ещё спрашивать? Интересно же… И что? Получается вся религия ложь? И Будда, и Иисус… и эти, как их там? Всякие Вицли-Пуцли с Аллахами?
— Не кощунствуй! Бог един. Не важно как его зовут люди. Саваоф или Иегова… У него нет имени, да оно ему и не нужно, ибо он один и един. Его ни с кем не перепутать. А вера… Некоторые ангелы давали веру своему народу, считая, что так будет легче управлять им. И не только ангелы. Религии случалось придумывать и людям. Ни одна из них не имеет ничего общего с правдой. Как бы люди ни называли Бога, в которого верят, главные постулаты всюду одни и те же. И везде люди придумали себе Власть, чтобы было кому разрешить преодолевать эти заповеди. Крестовые походы и индульгенции. Ваххабизм. Да что я вам рассказываю? Вы итак прекрасно видите, что творится вокруг. Ватикан с педофильными скандалами лишь вершина пирамиды лжи.
— Так Иисуса не было? — Женька почти всё время молчавший машинально полез за пазуху. Он носил крестик, который ему повесила мать, перед отправкой в армию и на все подколки Вадима не реагировал, пока тому не надоело самому. Ну, носит и носит, какая разница зачем? Вопросы веры в Бога друзья всерьёз никогда не обсуждали. Находились другие темы.
— Почему ж не было? Был. И распяли его. И… делся неведомо куда. Ни один из ангелов на причастности не пойман. Иисус — последнее свидетельство о присутствии в мире… Творца. Хотя и не факт. — На последнем слове Михаил замялся и произнёс его, глядя куда-то в сторону.
— Так какого хрена вы с ним не поговорили? Не расспросили? — опять влез Вадим.
— Да пытались. Но он отказался говорить с нами и говорил лишь с людьми. Причём не делил их на народы. Мы чувствовали его вмешательство, но оно было благом. Никто не противился… а история … мутная.
— Это чем же?
— Тем, что непонятная. Ну, хорошо… я вам расскажу… тем более, что завтра вы всё забудете. Ни к чему вам такие знания. И не поверит никто и лишний камень на душе. Вам сейчас наоборот твёрдость духа будет нужна. А многие знания… — Михаил тряхнул головой и бросил взгляд на Женьку — ну, чего сидишь-то? Наливай, а то уйду!
Женька достал бутыль, а ангел тем временем опустил руку к земле и дёрнул пучок травы, затем протянул руку к котелку, в котором ранее кипела вода, и тот сам подплыл к пальцам Михаила. Бросив траву в котелок, Михаил взял стоящую рядом с ним баклажку воды и долил в продолжающую висеть перед ним посудину. Взмахнул рукой и котелок сам полетел к костру где его уже поджидала ожившая перекладина. Волшебство, да и только.
Женька пролил самогон, а Вадим забыл о своих вопросах.
Михаил ухмыльнулся, глядя на то, как их заворожили его манипуляции.
— Вы как дети. Да чего там…вы и есть мои дети. Вот так же мы с братьями смотрели на то, что может делать Создатель. Нам не надоедало. Нам было интересно. Мы купались в его любви и внимании. А потом Первые Люди вывели его из себя. Он был страшен в гневе, и мы познали разрушительную мощь его разочарования. Многие считают, что он жалел о своём поступке. Однако закончилось тем, что он создал народы и случилось… Люцифер, самый умный среди нас, самый любознательный и творчески одарённый, самый любимый сын Творца — взбунтовался против его решения. Отказался выбирать себе народ. Создатель был опечален. Он наказал моего строптивого собрата отлучением от себя. Отправил в Мир. Дал возможность осознать свою ошибку. Люцифер пришёл в отчаянье и ярость. Он … он начал уничтожать народы. И я увидел смерть нескольких своих собратьев, чьи народы попали под гнев сошедшего с ума Люцифера. Вициэль. Инки. Смерть близких — всегда трагедия. А тогда мы не были так разобщены, как сейчас. И я… я не смог на это смотреть. Потому что Создатель не стал вмешиваться. Тогда вмешался я. Я был сильнее. Оказался. — ангел опустил голову, потом цапнул свой стаканчик со стола и не дожидаясь друзей не медля выпил. Женька, бросив взгляд на Вадима, потянулся к своему. Вадим же смотрел на Михаила в упор, уже готовя вопрос и не замечая ничего вокруг. Михаил поднял руку ладонью к Вадиму и буркнул — Не подгоняй, я сам.
Поставив стаканчик, он поднял голову и продолжил.
— Я не смогу вам объяснить, что такое драка двух ангелов. Вы не поймёте. Для местности, в которой мы столкнулись, это было… там сейчас Марианская впадина. Убить ангела невозможно. Только уничтожив его народ. Народа у Люцифера не было. И я заключил его в земную твердь. Распылил по ядру планеты. Вплёл его в Мир так, что собраться воедино у него не было никакой возможности. Всё что я смог сделать, это растворить его индивидуальность в Мире. Это был единственный случай, когда ангел поднял руку на ангела напрямую. Его боль и страдания услышали все. Я вернулся не победителем — отщепенцем. Творец не изгонял меня, но и не стал говорить больше со мной. Перестал говорить со всеми нами. Перестал замечать, но и это длилось не долго. Однажды он исчез. Никто не знает, куда и как. С момента гибели Люцифера он более ни с кем не общался. Многие винят в том меня. Клеймо братоубийцы на мне. И я не удивляюсь тому, что мой народ зачастую идёт брат на брата. Мне больно от этого, но и вмешаться я не могу. Некоторые мои собратья считают, что я осквернил этим убийством Мир созданный Творцом. Вмешался в его творение — Мир, и переделал его, заключив Люцифера в его структуру. Так оно, наверное, и есть. Потому что появились катаклизмы, о которых раньше никто и понятия не имел. Не гнев Создателя, а само колебание Мира порождает ужасные землетрясения и цунами. Даже появление Власти у людей и их выбор стремления к комфорту вместо самосовершенствования, возможно, моя вина.
Михаил с последними словами встал, заканчивая разговор. Приятели переглянулись и тоже оторвались от бревна. Ангел протянул руку и опять котелок, волшебным образом снявшись с костра, поплыл к нему в руки. Михаил придирчиво понюхал варево, нисколько не обжигаясь о нагретую сталь посудины, удовлетворённо крякнул и поставил котелок на стол.
— Тут вам небольшой подарочек от меня. Горькая зараза, зато полезная — поутру выпьете. То о чём я вам говорил — забудете, то что я вам принёс, оставите в себе. Бывайте здоровы славяне, даст Бог, свидимся.
— Михаил, постой, у меня последний вопр…
— Он у тебя не последний, Вадим… и даже не предпоследний… но я отвечу. Да, ты прав, один народ остался без ангела. Не выбранный Люцифером народ. И этот народ расселился по всей земле. Его представители есть в каждом государстве, при каждом народе. Как Люцифер смешан с Миром, так и этот народ проник во все другие народы. Этот народ без помощи ангелов придумал себе религию и заставил поверить в неё половину человечества. И религия эта пролила реки крови, при всём том, что основана она на любви к ближнему. И Иисус рождён в этом народе, им же и убит. Но что с того? Это дела давно минувших столетий. Перестань ломать голову над первопричинами, тебе в них не разобраться. Лучше вспоминай свои боевые навыки, они тебе пригодятся. Тебя, Евгений, это тоже касается… хотя ты молодец, и без меня уже по утрам бегать начал. Хвалю. Удачи нам всем. — И Михаил шагнул в костёр, который незамедлительно вспыхнул такой же яркой вспышкой, как и при появлении этого странного гостя.
Утро застало приятелей, спящими у стола с вечерней трапезой. Обильно выпавшая роса, сулившая жаркий день, была им вместо утреннего душа. Мокрые и продрогшие они проснулись почти одновременно. Обоим ужасно хотелось пить. Сперва к остывшему костру подобрался Вадим и, отогревая дыханием пальцы, поминутно зябко передёргивая плечами, попытался его разжечь. Женька заглянул в котелок, стоящий на столе, отпил, скривился и сделал ещё пару глотков. Затем Женька подошёл к тихо матерящемуся Вадиму и протянул ему посудину.
— На выпей, полегчает…
— Да какое там полегчает? Мне щя пиздец придёт! — окрысился Вадим, но котелок принял. Сделал пару глотков и закашлялся — Что это за говно?
— Пей, поможет… — вяло огрызнулся Женька и отпихнул Вадима от кострища.
Вадим сделал ещё глоток и поставил котелок на стол. Потом осмотрел баклажку с самогоном.
— Да мы вчера и трети не уговорили, а как срубился — не помню! — сказал он и поставил ёмкость на место. — Ты тоже ни хрена не помнишь, как и я?
Женька перестал раздувать угли и потянулся за тонкими ветками, заготовленными на утро на разжигу, поворачиваться не стал:
— Ну и вопросики у тебя с утра… Я те как еврей отвечу. Вопросом… Я выгляжу так же хуёво как и ты?
— Да пошёл ты… — вяло огрызнулся Вадим — Прирооооодааа, пьёца охуеееенно… Упали как мухи от дихлофоса.
Женька раздувал занимающиеся робким пламенем веточки и не отвечал.
— И башка вроде не болит… только замёрз…
Женька оторвался от костра и кивнул на мотоцикл:
— Ну, сходи, одень сухое, я там взял на всякий случай… не нуди только…
— Хули не нуди? Порыбачили, блять…
Женька оглянулся на Вадима, потом бросил взгляд на лодку:
— Ладно те, не суетись… не ебут — не стучи ногами. Щя сплаваем, круги проверим.
— Не, это ты как-нибудь сам, я лучше переоденусь. В пизду к воде сейчас лезть.
— Ну и дурак, вода сейчас тёплая, сходи — рожу хоть умой.
Вадим наковырял в сумках сухие вещи, которые тоже, в общем-то, успели отсыреть, но всё равно не шли ни в какое сравнение с теми что были на нём сейчас.
Переодеваясь Вадим уловил резкий запах пота.
«С бани ведь. Откуда?»
Снимая одежду с изрядной долей отвращения, он вдруг застыл. Впервые лет за 15 своего курительного стажа он с утра и не вспомнил о сигаретах. Более того, курить и не хотелось. Пачки сигарет в карманах не обнаружилось. Быстро закончив переодевание, он метнулся к столу. Там сигарет не оказалось. Зато там стоял Женька с разинутым ртом.
— Вадим, — заметив приятеля, Женька указал на здоровый пень возле их стола — или меня глючит, или тут за ночь… вырос пень.
— Ага, — не особо врубаясь, пробурчал Вадим — а у меня сигареты куда-то делись…
— Какие в пизду сигареты, Вадим? Ты меня слышишь? Не было тут пня никогда — Женька пнул пень — а теперь есть!
— Чёт нездоровая это хуйня… ты чо последнее помнишь?
Как выяснилось, помнили они примерно одинаково. Выпили рюмки по три… а дальше сколько ни упирались, так и не пробились. Но странностей было чересчур уж много.
Во-первых, выпили мало, а срубились.
Во-вторых, непонятно откуда взявшийся (по утверждениям Женьки) пень. Впрочем, Вадим действительно не помнил вчера тут никакого пня. А такой трудно было не заметить.
В третьих отсутствовало похмелье. То есть напрочь и абсолютно.
В четвёртых добавилось само собой по ходу пьесы, Вадим таки надыбал новую пачку сигарет из сумки и, затянувшись, закашлялся, а затем позеленел. От табака ему стало плохо.
— Было б чем — сблевал бы. — прокомментировал он.
Следом добавилось и в пятых. Все донки оказались забиты окунями, заглотавшими крючки аж до самой задницы и уже умаявшимися за ночь колотиться на снасти. Колокольчики приятели не слышали… а это надо постараться. Ночью на реке не услышать колокольчик — это что-то выдающееся, как ни крути.
Женька в итоге собрался плыть за «кругами», а Вадим, больше всего ошарашенный тем, что организм реагирует на табак как на яд, остался собирать на стол.
Женька вернулся как раз к поспевшему чаю. На столе было разложено нарезанное ломтями сало с чёрным хлебом. Оставшуюся со вчерашнего закуску Вадим тоже убирать не стал. Сам отхлёбывал чай из кружки. К еде так и не прикасался.
— Сам-то чё не жрёшь?
Хмуро-зелёный Вадим вяло вертел в пальцах пачку сигарет и зло играл желваками. Только отмахнулся, думал о чём-то своём.
— Вадим, «круги» полностью сработали. Пять сомов. У нас за ночь на каждом крючке по рыбе — я бы хуй поверил. — решил отвлечь от мрачных мыслей приятеля Женька.
— Нас чо? Инопланетяне украли? Жек? У меня реально крыша едет — курить вот не могу… — больше пожаловался, чем спросил Вадим.
— Сам ты инопланетянин — заржал Женька — А хоть бы и эти… гуманоиды… Ну и заебись же! Я тебе ещё в армаде говорил — бросай! — Женька опять заржал. — Инопланетный разум тебе помог, Мааасковский.
— Чё зубы скалишь — зло вскинулся Вадим — у тя вон у самого пень на поляне как гриб вырос. Самогоном своим опоил…из чего ты его только выгнал? Торкнуло как наркоманов, так и вспомнить ведь нихуя не могу. Сам-то что думаешь?
Женька перестал ржать.
— Не от самогона это, зуб даю. Хозяин это… я так думаю. Больше некому. Места глухие… Старики говорят, что самое место для нечисти всякой. Лешие там, кикиморы. Похоже что-то из этой серии. И рыба, и пень… Сваливать надо отсюда. От нас как будто рыбой откупаются. Про ночь вообще молчу. Ты уверен, что спал?
— Да мне даже лабуда какая-то снилась…чёто про войну…жуть какая-то…кишки наружу, и страшно до усрачки. кругом стреляют, и чую ща меня накроют. Тащут куда-то, а я как колода. Что-то такое. — Вадим неопределённо покрутил пальцами в воздухе, а потом отмахнулся — Ааа, хрень какая-то, говорю же.
Женька внимательно посмотрел на друга.
Ему тоже снилась война, но отчётливей, он помнил, что во сне тащил… кого-то под обстрелом и вроде как не донёс. Проснулся потому, что во сне завыл с горя. Но говорить об этом другу не стал.
— Мне тоже дрянь снилась. Говорю же. пора удочки сматывать. Не нравится мне всё это.
— Мне можно подумать нравится — встал с бревна Вадим — И с каких таких хуёв я должен сматывать удочки? Я их ещё не разматывал! Меня тут без меня курева лишили, рыбу на крючёк насадили, пьянку с корешем отобрали… это что ли рыбалка? Да пошли эти инопланетяне в жопу со своими кошмарами и с Хозяином в придачу. Я рыбу приехал ловить? Вот и пойду её ловить! И пусть мне попробуют помешать! Вона — солнце встаёт уже. Похуй мне твой пень! — закончив свою сумбурную речь Вадим свирепо протопал к удочкам, взял первую попавшуюся и разматывая на ходу леску направился к помосту.
— Дурень, червяков хоть возьми!
— Сам мудак, я на хлеб — Вадим показал издали белый мякиш.
Женька тряхнул головой. Упёрся Вадим, да и ехать никуда не хотелось, к тому же солнце встало… а пень, да и чёрт с ним действительно, не бросать же друга из-за него. Вот на самогон он наговаривает зря. Женька положил щматок сала на хлеб, разрезал бутерброд пополам, затем взял бутыль с самогоном и стаканчики, пошёл к другу, уже закидывающему удочку.
— Жек..
— У?
— Как думаешь, война будет?
— Не знаю. Но чёто стрёмно… наши какие-то продажные…а ихние опять чересчур дружелюбные… не нравится мне всё это… А ты?
— А мне похер…будет — пойду…а сейчас… а сейчас у меня перекур…
Сначала рассмеялся Женька.