Переселение

Смертельный холод

Чем дальше они шли по тоннелю, тем ниже опускалась температура: обещанная камера охлаждения была уже где-то близко. Вадим несколько раз оглядывался на спутницу, он понимал, что в легком платьице девушке все сложнее справляться с холодом, пробирающем до костей. Она ускорила шаг, потерла ладонями предплечья. Он ничем не мог ей помочь – форменные рубашка и брюки вряд ли согревали его сильнее, чем платье Наташу.

– А ты что, еще и лингвист? – Вадим попытался отвлечься, – Как научилась расшифровывать чужие языки?

– Я просто филолог. А научилась… сама. Можно сказать – хобби. Ну и способности кое-какие, любопытство.

– Теперь можешь прочитать все, что написано этими закорючками?

– Не все. Некоторые символы мне непонятны. Другие я могу расшифровать лишь приблизительно. Но те, что касаются направлений, схем – они довольно простые.

Вадим кивнул.

– И далеко нам еще до воды?

Девушка выдохнула облачко пара.

– Нет. Мы идем уже… Сколько? Часов шесть? Семь? На указателе было написано «идти пятьсот единиц».

– Единиц чего?

– Это расстояние. Не метров, конечно, но и не километров. Там должна быть бойлерная или что-то вроде того. По крайней мере, я так поняла.

Скоро коридор расширился до большого квадратного помещения, по стенам которого змеилось множество труб. Некоторые из них уже подернулись ржавчиной, а две были покрыты конденсатом. Наташе стоило больших трудов сдержаться, чтобы не броситься их облизывать, собирая живительную влагу языком.

Майор нашел вентиль, ухватился за него обеими руками. С кряхтением и ругательствами удалось повернуть его на несколько градусов. В трубе зашипело, забулькало, но из отверстия не пролилось ни капли.

– Дава-а-ай! – Вадим стиснул зубы, навалился, костяшки его пальцев побелели от напряжения. Непослушная железка скрипнула и провернулась сразу на целый оборот. Труба вдруг задрожала от напора хлынувшей воды! Отрегулировать его не получалось: поток или перекрывался совсем, или бил в противоположную стену с силой брандспойта, не давая возможности подставить лицо, напиться. Несколько секунд мужчина с девушкой смотрели на шипящую струю. Потом, не сговариваясь, упали на колени. Склонились к луже, растекающейся по полу.

Вода была холодной, с металлическим привкусом, но это не мешало им с жадностью заглатывать драгоценную жидкость, чувствуя, как она возвращает их к жизни. Вадим закрывал и открывал вентиль еще три раза, прежде чем они решили, что на этот раз хватит. Наташа перевела дух, посмотрела на свое промокшее платье. Ее била мелкая дрожь: она только сейчас вспомнила о морозном воздухе, который ощупывал их тела костлявыми пальцами.

– Нужно снять одежду, отжать ее.

Майор согласился.

– Я пройду немного дальше…

– Нет! Давай больше не будем разделяться.

Он пожал плечами – «как скажешь».

– Тогда я просто отвернусь.

Выжатая одежда не перестала быть влажной, но так она должна была высохнуть быстрее. Одевшись, Чернаков посмотрел на Наташу. Подошел, обнял ее. Она слабо сопротивлялась, но он сжал ее в объятиях еще сильнее.

– Дура! Ты что, думаешь я соскучился по женской ласке? Нам надо согреться!

Она перестала дергаться, невольно прильнув к серой жандармской форме. Почувствовала, как по сильному мужскому телу тоже пробегает дрожь. Обняла Вадима, уткнулась лицом ему в грудь. Они стояли так несколько минут, пока не почувствовали, что холод между их телами исчезает, вытесняемый человеческим теплом.

– Будет еще холоднее, – майор скорее констатировал факт, чем спрашивал.

– Наверное.

– Мы не дойдем, если сейчас двинемся дальше. Надо вернуться.

Она подняла голову, посмотрела ему в глаза.

– Вернуться? Куда? Ты же знаешь, попасть обратно на верхние уровни мы не сможем. Сил и так немного, мы ничего не ели больше суток. Ну хорошо, вернемся, согреемся. Но потом снова придется идти сюда, чтобы… чтобы попасть… – Наташа бессильно опустила руки, не в силах объяснить, ради чего они стараются, где могут оказаться в конце пути, – Нужно просто идти дальше. Сейчас. Пока можем.

Майор отстранился, оставив девушку одну. Погладил вентиль. Приглядевшись, заметил на нем множество отметин. «Похоже, не мы одни пользовались трубой. Интересно, сколько разных тварей пытались открыть кран? Чем они пользовались – руками, когтями, зубами?».

Было жаль покидать источник: неизвестно, когда еще появится возможность напиться. Но и влить в себя про запас они не могли.

– Идем, – согласился майор.

Коридор, ведущий из бойлерной, не был таким же пустым, как тот, по которому они сюда пришли. Теперь вдоль правой стены тянулось несколько труб. Возможно, эти трубы, изолированные блестящими металлическими пластинами, служили когда-то радиаторами для обогрева тоннеля. Наташа успокаивала себя, представляя, будто внутри до сих пор раскаленный пар и она вот-вот почувствует тепло. Иногда даже казалось, что она и в самом деле его чувствует. Но лишь на секунду. Потом все возвращалось на круги своя: вокруг один лишь усиливающийся холод, сжимающий в ледяных щупальцах человеческие тела.

Майор долго не высказывал вслух сомнений, но каждый шаг, отдаляющий их от тепла и воды, отзывался в его душе раздражением и разочарованием. Да, возвращаться было поздно, и все же ему казалось, что он зря позволил девчонке уговорить себя продолжить путь. Может, возвращение и не спасло бы их. Но на какое-то время продлило бы им жизнь.

– Как это глупо.

– Что именно? – не поняла она.

– Все. В первую очередь поверить тебе. Нельзя было вообще отпускать тебя из под ареста. Капитан правильно делает, что считает таких, как ты, экстремистами.

Наташа фыркнула.

– Ну хорошо, я экстремистка. Потому что хотела для всех лучшей жизни. Не для себя, для всех двухсот тысяч. А ты кто такой? Вы все – капитан твой любимый, команда, жандармерия – кто вы такие?

Она вздрагивала одновременно от холода и возмущения.

– Разве можно, – продолжила Наташа тихим голосом, – Разве можно избивать на допросах пожилого человека, профессора, чтобы выбить из него признания в том, чего он не совершал?

– Ах, вот из-за чего ты взъерепенилась… Девчонка, много бы понимала! Иногда не стоит церемониться с меньшинством, ради спасения большинства.

Впереди показалось что-то темное. Вадим подумал, что это тупик, но потом разглядел, что трубы, тянувшиеся справа, изгибаются вместе со стеной. Майор и Наташа подошли к повороту, выглянули из-за угла. В лица им повеяло таким холодом, что последние два часа путешествия показались чуть ли не прогулкой по теплой аллее.

Стены и потолок отдалились, освещение, исходившее теперь от видимых ламп, стало значительно ярче. Где-то наверху, из длинных, ребристых щелей в зал влетали хлопья снега.

– Камера охлаждения, – пробормотала Светлова.

Майор схватил ее за руку, потащил за собой, быстро, почти бегом.

– Надо пройти это место, пока мы не окочурились от холода!

Вадим не смотрел по сторонам, не оглядывался, он был сосредоточен лишь на одном – выйти из камеры живым, не упасть, не замерзнуть. Но девушка, которую жандарм продолжал держать за руку, успевала замечать некоторые детали. Вот справа мелькнул сугроб, очень напоминающий засыпанное снегом тело… Слева показались надписи, сделанные нетвердой рукой на неизвестном языке, не похожем даже на знаки создателей Станции… Еще один сугроб, поменьше…

Наташа запнулась, чуть не упала, но Вадим удержал ее, потащил дальше. Камера охлаждения казалась бесконечной! Губы у девушки посинели, она уже перестала чувствовать, как на плечи опускаются кристаллы замерзшей влаги. Ноги не хотели слушаться. «Сейчас бы упасть, отдохнуть… Хотя бы на пять минут… Или на одну…».

Снова споткнулась. Майор остановился, посмотрел Наташе в лицо.

– Двигайся, чтоб тебя! Шевелись, дура, иначе брошу!

– Бросай.

Глаза ее почти закрылись, ноги стали совсем слабыми. Вадим ударил Наташу по щеке – один раз, другой. Не помогало. Она медленно оседала на холодный, заиндевевший пол. Майор выругался, подхватил девушку на руки. Побежал. От нагрузки его организм чуть разогрелся – не настолько, чтобы противостоять холоду, но достаточно для преодоления последней полусотни метров.

– Очнись! Эй! Давай же, приди в себя! Что я, зря тебя волок на себе?! Очнись же!

Веки учительницы приподнялись. Она посмотрела на Вадима. Моргнула.

– Мы вышли? – ее хриплый голос был едва слышен.

– Ф-фух… – майор с облегчением сел, не удостоив девушку ответом.

Наташа чувствовала, что там, где они сейчас находятся, значительно теплее. Руки и ноги болели, в них словно впились тысячи иголок. Она поморщилась.

– Больно.

Майор стал оглядываться по сторонам. Подошел к трубам, завернутым в металл, попытался подцепить рукой один лист, другой… Вскрикнул, порезавшись, но тут же с удвоенным усердием принялся отковыривать, тянуть, выдирать.

– Да! Есть! – блестящий кусок полетел на пол, на его месте показался охватывающий трубу утеплитель. Вадим с остервенением принялся отрывать мягкий материал, складывая из него подобие лежанки. Выдрал еще один квадрат металлической обшивки, потом еще один, и еще. Доставал из под них утеплитель, похожий одновременно на войлок и поролон. Стал укрывать им Наташу. Лег рядом, прижался теснее, накидывая утеплитель и на себя.

– Ничего, боль пройдет. Сейчас мы согреемся. Будет тепло. Отдохнем, а уж завтра… Завтра дальше… В сказочный мир. Правда? – закрыл глаза, выпустив изо рта белое облачко.

Наташе снилась толпа. Она посреди тысяч людей, идущих в разных направлениях, каждый своей дорогой. Люди толкаются, пихают друг друга локтями, но все успевают бросить на нее взгляд – презрительный, осуждающий. Мужчины, женщины, дети, старики. В каждом взгляде немой укор и она словно слышит чужие мысли: «могла спасти всех… спасла только себя… лучший мир только для одной себя…» Еще мгновение и толпа стала отдаляться, оставляя Наташу одну. Люди исчезали во мраке, среди переплетения силовых кабелей и канализационных труб верхнего яруса. А за спиной учительницы разгорался рассвет, щебетали птицы, дул свежий ветерок. И кто-то тянул ее, туда, к теплому солнечному свету. «Идем! Оставь их, нам пора». Ладонь, сжимающая ее пальцы, показалась девушке жесткой, неудобной. Она опустила взгляд и увидела трехпалую когтистую руку.

Наташа вскрикнула, открыла глаза. Вокруг нее холодные стены железного коридора. Тусклый свет невидимых ламп позволял увидеть трубы, с которых частично была содрана обшивка. Девушка приподнялась, заметила Вадима. Он лежал рядом, тесно прижавшись к ней, сжимая своей пятерней ее ладонь. Девушка отдернула руку. На какое-то мгновение ей показалось, что майор умер. Она хотела вскочить, отпрыгнуть в сторону, но… нашла в себе силы и смелость наклониться, приблизиться к самому его лицу. Почувствовала спокойное, размеренное дыхание. Вадим крепко спал.

Она вдруг вспомнила их ссору, потом выход в камеру охлаждения… Дальше – смутно – как он нес ее на руках. Наконец – еще более неразборчиво – боль и что-то теплое, сверху, рядом…

– Ты спас меня?

Чернаков застонал, потянулся. Приоткрыл глаза.

– Привет. Уже проснулась?

Она кивнула. Майор сел, посмотрел на смарт-браслет. Присвистнул.

– Ого! Мы проспали пять часов. Как ты? Руки-ноги не болят?

Отрицательно помотала головой.

– А чего молчишь? – он улыбнулся.

Смутившись, Наташа отвела взгляд.

– Спасибо. За вчерашнее.

Вадим улыбнулся еще шире, кивнул.

– Ты говорила, что после камеры надо идти через какой-то вентиляционный канал.

– Да. А мы далеко ушли от камеры?

– Ушли? Ну, кто-то ушел, а кого-то на руках унесли.

Она смутилась еще больше.

– Да ладно тебе. Я все понимаю. С полкилометра, наверное.

Наташа достала бумажку с перерисованными знаками, развернула ее. Некоторое время разглядывала, потом сказала:

– Нам придется вернуться. Вход в канал сразу после камеры охлаждения.

Вадим посерьезнел, нервно передернул плечами.

– Что ж, не могу сказать, что меня это радует, но… вернуться так вернуться!

Искать вход долго не пришлось: он был обозначен большим, четко прорисованным символом. Если бы Наталья не отключилась от холода, она бы, несомненно, заметила его еще вчера. Канал был темный и узкий, по такому только ползком, друг за другом. Но был у него и несомненный плюс: из темного чрева веяло теплым воздухом.

– Ну что… Лезем? – майор приготовился протискиваться в квадратный лаз.

– Лезем.

– Я первый?

Девушка оглянулась на видимый отсюда вход в морозильник. Поежилась.

– Нет. Знаешь, давай лучше я первая.

– Уверена? Ну, как скажешь.

Наташа легко нырнула в темноту – ее узкие плечи и хрупкая фигурка никак этому не препятствовали. Позади она услышала сопение Вадима, которому было сложнее. Впрочем, он тоже сумел проникнуть в канал и пополз вслед за учительницей. Разглядеть что либо впереди себя девушка не могла, двигалась вслепую.

У колонистов, путешествующих в замкнутом пространстве космического корабля, редко встречается клаустрофобия. Но даже для таких людей передвижение по узкому и темному лазу, выход из которого может быть на каком угодно расстоянии от входа, это испытание не из легких. Наташа изо всех сил старалась не думать о том, что справа и слева ее жизненное пространство ограничено близкими стенками, руками и ногами она упирается в пол, а голову едва ли можно поднять сантиметров на двадцать – упрешься в потолок. К тому же, быстро выяснилось, что внутри канала полно не то пыли, не то сажи, сильно затрудняющей дыхание. Несколько раз Наташа и Вадим чихали, потом он попросил ее остановиться. Наощупь достал из аптечки две медицинские маски: защита не ахти какая, но лучше, чем ничего. Они двинулись дальше. Пару раз им пришлось поворачивать, потом долго ползти прямо.

– Чернаков, ты шумишь, как паровоз! – пыталась пошутить Наташа.

– Я не знаю, что такое паровоз, но думаю, что шумишь как раз ты.

Они оба замерли. Шуршание не прекратилось, оно догоняло их сзади.

– Какого черта…

Внутри канала вдруг оглушительно грохнул выстрел, осветив все вспышкой. Майор заметил, что выстрелили метрах в пятнадцати позади него. Пуля взвизгнула, пару раз отрикошетила от стен и, чудом не задев Чернакова и учительницу, пролетела дальше. Вадим тут же вытащил свой пистолет, щелкнул предохранителем, дернул затвор. Он сделал четыре выстрела в ответ, каждый из которых сопровождался наташиными взвизгиваниями. Остановился, прислушиваясь. Кажется, в глубине канала слышалось чье-то рычание, переходящее в хрип и бульканье.