Глава 2. Those magnificent men in their flying machines… [1]

Пересидев пару недель в ставшем уже родным гараже и наведываясь в город лишь для того, чтобы убедиться, что по городу не ходят слухи о дерзком ограблении, и никто не переворачивает весь Нижний Новгород вверх дном в поисках удачливых революционеров-экспроприаторов, оторвавшие себе поистине гигантский куш друзья, наконец, смогли приступить к реализации первой части намеченных планов.

Естественно, все это время бездельничать, плюя в потолок, никто не собирался. И пока Егор, помимо отслеживания возможных ответных действий на их налет, параллельно разыскивал информацию о возможности приобретения авиационного двигателя, Алексей с Михаилом вовсю штудировали провалившиеся вместе с ними в прошлое книги, являвшиеся главным сокровищем их веселой компании.

Конечно, большая часть библиотеки состоявшей из справочников, инструкций и просто познавательных книг связанных с авиацией, что годами бережно собирались по блошиным рынкам, среди знакомых или просто обнаруживались на торговых площадках в интернете, была посвящена именно героическому трудяге У-2 и разным моделям двигателя М-11. Но и прочие машины советских конструкторов — тех, чьи имена были на слуху и в их время, а также тех, о ком знали только люди специально интересовавшиеся вопросом зарождения авиации в России, пусть не так подробно, как хотелось бы, даже порой просто вскользь, все же упоминались. И к вящей радости дружной троицы начинающих авиареставраторов, среди огромного массива информации находились и крупицы посвященные первым опытам в деле гражданского авиастроения молодого государства рабочих и крестьян. Туполевские АНТ-1 и АНТ-2, яковлевские АИР-ы, строившиеся просто на глазок самоделки всевозможных авиакружков оснащаемые мотоциклетными двигателями, проекты отдельных летчиков навроде ВОП-1 и Буревестника. А также многие десятки других моделей, под крики радости взмывавшие в небеса, порой даже ставя мировые рекорды.

И если в точности повторить какой-нибудь из данных проектов не представлялось возможным, то собрав воедино данные, редкие схемы и фотографии, а также собственный опыт постройки У-2, вполне реальным виделось создание авиетки подобного класса даже теми, кто никогда не учился на авиационного инженера. Все же многие из создателей тех авиеток тоже не могли похвастаться обилием всех потребных знаний и навыков в момент свершения первых шагов. Но они пытались. Прикладывали силы. И в конечном итоге добивались своего.

К сожалению первых авиастроителей Российской империи, о существовании которых пока еще никто не подозревал, львиную долю проектов пришлось отбросить в сторону еще в начале пути. Сперва, они, конечно, изрядно сорвали голоса, до хрипоты споря о том, какой концепции стоит придерживаться. Еще только выбирая проект для реализации, друзья оказались перед непростым выбором — строить биплан, обладающий лучшей подъемной силой, моноплан, способный в перспективе показать куда лучшие скоростные характеристики или моноплан-парасоль, являвшийся этаким середнячком между первыми двумя проектами. Каждый из них обладал, как своими достоинствами, так и недостатками. Но спустя нескольких дней, когда на бумагу легли абсолютно все озвученные доводы, было принято решение не биться головой стену, а просто выбрать ту модель, что окажется им по силам здесь и сейчас, да к тому же не устареет даже к началу Первой Мировой Войны и сможет использоваться на ее фронтах хотя бы в качестве разведчика. Все же, не смотря на дефицит абсолютно всех ресурсов, именно время являлось невосполнимым, да к тому же утекающим с каждой минутой. А, стало быть, чтобы встретить будущих врагов во всеоружии, ни в коем случае нельзя было распылять свои скромные силы на многочисленные опыты в деле авиастроения, как это сейчас происходило в мире. Наоборот, подобно братьям Райт, следовало сосредоточиться на доведении до ума одной конкретной конструкции. Но если дорога авторов «Флаера» вела их исключительно в тупик, в силу общей ущербности их первоначальной конструкции, то те, кто имел обширнейшие познания в истории самолетостроения, имели все шансы выбрать к реализации те проекты, что доказали свою эффективность годами непорочной службы и ратными подвигами, либо могли бы ее продемонстрировать, не появись они на свет слишком поздно. К тому же, именно такой подход позволял со временем отшлифовать процесс производства и что немаловажно — удешевить его за счет массовости. Да и прийти к этой самой массовости, что определенно понадобится стране с началом боевых действий.

Сперва были отвергнуты совсем уж легкие одноместные авиетки поднимавшиеся в воздух с помощью слабеньких мотоциклетных двигателей Харлей-Девидсон или столь же слабенького моторчика Большевик. Следом к ним присоединились просто все одноместные машины, по сути практически не оставив особого выбора. К тому же, в памяти еще были свежи воспоминания о годах проведенных за постройкой одного единственного У-2, так что в целях облегчения поставленной перед собой задачи, требовалось придерживаться именно схемы сходной с творением товарища Поликарпова. А то и еще более простой! И такой проект нашелся! Причем он являлся результатом труда не «короля истребителей», а «злодея» от авиации, как за спиной называли Александра Сергеевича Яковлева. Махинатор, приживала, кляузник, трудяга и действительно гениальный конструктор дал Стране Советов много машин. Як-1, Як-7, Як-9 и под конец Як-3 — именно эти легкие деревянные истребители, погибая сотнями и тысячами, позволяли советским пилотам удерживать небо, пока на сцене не появились более тяжелые машины Лавочкина. Но даже после они оставались наиболее массовыми истребителями советских ВВС вплоть до окончания войны. Однако, как и все остальные, Александр Сергеевич начинал свой путь с постройки легких самолетиков. И стоит отметить, что первый же опыт рабочего самоучки оказался выше всяких похвал.

Естественно, в постройке АИР-1 принимал участие далеко не он один. Рабочие мастерских и механики учебно-летного отряда Военно-Воздушной Академии имени Н.Е. Жуковского, слушатели этой же академии, председатель Осоавиахима, все они, так или иначе, оказывали поддержку двадцатилетнему молодому человеку, поставившему перед собой достойную цель. И результат восьми месяцев труда оказался действительно великолепным. Снабженная 60-тисильным двигателем авиетка продемонстрировала великолепные результаты по скорости и дальности полета, превзойдя по этим показателям даже У-2.

Тем не менее, молодой конструктор не остановился на достигнутом, создав к 1933 году уже 10 типов самолетов от АИР-1 до АИР-10. Но здесь и сейчас провалившихся в прошлое людей интересовал его проект за номером 3. А дело состояло в том, что именно аналог этого творения Яковлева оказалось наиболее реально повторить, с учетом опыта постройки биплана Поликарпова. Более того, в целях экономии времени, сил и средств они собирались применить на будущем гибриде У-2 и АИР-3 не только большую часть фюзеляжа, но и верхнее крыло поликарповской машины, надеясь, что слабосильные современные двигатели все же смогут поднять в воздух машину весом в пять — шесть сотен килограмм. Все же авиационное двигателестроение также находилось в зачаточном состоянии, и потому самый мощный из доступных ныне авиационных двигателей, о котором им удалось узнать, развивал мощность не более 50-ти лошадиных сил, что было вдвое меньше чем у первого М-11, и на 65 лошадиных сил меньше, чем у М-11Д, три экземпляра которого разной степени готовности имелись у них в наличии. Но тот максимум теоретических расчетов, что сумели провести конструкторы-самозванцы, показывал, что их будущее творение имеет все шансы взмыть в воздух даже с таким двигателем. Правда, о каких-либо фигурах высшего пилотажа нечего было и мечтать до появления хотя бы в полтора раза более мощного и не слишком тяжелого стального сердца.

Хотя, можно было допустить, что в начавшем издаваться совсем недавно журнале «Воздухоплаватель» имелась информация далеко не о всех аэропланах и двигателях, что существовали на настоящий момент. Но, за неимением иного источника информации, приходилось верить написанному на страницах периодического издания. Вот только для своего будущего творения они отобрали далеко не восьмицилиндровое творение господина Лававассера, а всего лишь трехцилиндровый W-образный двигатель Анзани, который, хоть и уступал своему конкуренту 5 лошадиных сил, выигрывал в весе и общих габаритах. К тому же, именно линейка творений Аллессандро Анзани наиболее близко стояли к имевшемуся у друзей двигателю Швецова, что простаки кричало о необходимости обзаведения связями с этим человеком, если они хотели получить, хотя бы к началу войны, серийный, построенный на местной производственной базе, М-11. Ведь если с созданием планера они еще могли справиться, то вот двигатель для любого из них являлся слишком сложным устройством, который без соответствующего образования и накопленного личного опыта нечего было и пытаться повторить. Тем более, что господин Анзани, более не являлся для них кем-то неизвестным. Штудируя информацию о первых опытах будущих великих советских конструкторов, они, время от времени, натыкались на информацию, что некоторые из будущих светил авиастроения применяли на своих первых самолетах как раз маломощные двигатели созданные этим итальянцем. Дело оставалось за «малым» — купить один, а лучше два таких двигателя, что с учетом их штучного производства исключительно под заказ, влетало даже не в копеечку, а в полноценный рубль. Нет, у того же Анзани имелись и более дешевые, но при этом и менее мощные двигатели, которые покупались многими пионерами авиастроения для своих «соломенных» этажерок. Однако для добротной, крепкой и от того тяжелой конструкции будущего аэроплана, которому уже даже успели присвоить индекс У-1, требовалось лучшее из его творений. Потому, едва ли не со слезами на глазах, друзьям вскоре пришлось расстаться с целым состоянием — девять тысяч рублей, именно столько запросил представитель торгового дома согласившийся заказать и доставить из Франции новейший бензиновый двигатель воздушного охлаждения.

Естественно, согласись кто-нибудь из троих друзей лично съездить во Францию и разместить заказ у Анзани, они смогли бы сэкономить не менее пары тысяч даже с учетом всех командировочных. Однако, отсутствие знаний современных реалий, липовые документы и потребность обустройства на новом месте жительства, а также начало создания планера нового самолета заставили согласиться на огромные расходы в целях экономии времени и сохранения инкогнито. И как впоследствии выяснилось, данный шаг, возможно, уберег их от разоблачения. Все же развитие технической мысли не оставалось без внимания Отдельного корпуса жандармов и возможность покушения на монарха с применением аэроплана там рассматривали всерьез уже не первый год. Так что всех занимавшихся в России созданием аэропланов непременно брали под карандаш и в случае выявления тревожных факторов, приглашали к себе на беседу. А что, как не поддельные документы трех появившихся неизвестно откуда, могло еще больше насторожить хранителей империи? Правда, справедливости ради стоило сказать, что сами по себе документы не были такими уж фальшивыми. Во всяком случае, и бумага, и печати, и указанные в них данные были самыми настоящими. И лишь новые фотографии сменили в них прежние снимки, дав возможность трем пришельцам из прошлого начать легализацию со своими старыми именами, но новыми фамилиями и отчествами.

Вообще, идея максимальной унификации будущего У-1 с уже готовым к пробным вылетам У-2 заключалась не только в желании сэкономить время сейчас и облегчить свою работу в будущем, но и в самой конструкции небольшого учебно-тренировочного биплана. Ведь не просто так он во времена Великой Отечественной войны претерпев небольшие переделки превратился в легкий ночной бомбардировщик способный брать бомбовую нагрузку в три сотни килограмм.

Те запасы прочности, что были заложены Поликарповым в этот небольшой самолетик, который был обязан выдерживать огромные нагрузки, проявляющиеся при выполнении фигур высшего пилотажа, позволили таскать бывшей учебной парте боезапас лишь на четверть уступающий реальной нагрузке куда более тяжелого, мощного и дорогого ИЛ-2. Конечно, ни один здравомыслящий человек не стал бы всерьез сравнивать две столь различные машины. Но факт в любом случае оставался фактом — конструкция У-2 делала этот небольшой самолет именно военным, тогда как максимально облегченные, дешевые и скоростные авиетки так и остались уделом спортсменов.

Вот и сейчас, строя планы на будущее, друзья учитывали весьма вероятную возможность применения У-1 в будущей войне в качестве легкого бомбардировщика. И пусть доступная для него нагрузка обещала быть куда меньше, чем у биплана, в отличие от тех аэропланов, с которыми царская армия вступила в войну в известной им истории, их будущее творение могло нанести противнику хоть какой-нибудь ущерб. Хотя роль разведчика была для него куда более предпочтительной. Ведь отсутствие нижнего крыла позволяло не только иметь отличный обзор, как летчику, так и наблюдателю, но и развивать несколько большую скорость нежели биплану, с учетом применения на машинах одинакового двигателя.

Но прежде чем всерьез браться за работу, требовалось обеспечить себя хотя бы минимумом потребных любому человеку благ, что с появлением изрядного количества средств и паспортов более не являлось проблемой. Уплатив две тысячи рублей, они стали владельцами солидных размеров подворья на окраине рабочего поселка Канавино. Сперва, бывший хозяин планировал только сдавать его, но когда предлагаемая сумма дошла до пары тысяч, не выдержал и ударил по рукам с Егором, ведшим торг. А участок был превосходным именно с точки зрения открытия своего дела. Помимо солидных размеров деревянного дома на нем разместились конюшня и лишь немногим уступающий ей сарай. К тому же до Московского вокзала от него было не более километра.

Переезд из леса вылился в очередное разорение и затянулся почти на месяц. Два комплекта станков и оборудования честно украденных в непростые девяностые с поставленных на хранение МРМ, инструменты, мебель, материалы и еще сотни наименований необходимых в хозяйстве вещей с трудом разместились в новых помещениях. А уж перевозка частично разобранного У-2 вообще вылилась в настоящую тайную операцию — везли ночью, подсвечивая себе дорогу керосиновыми фонарями и видя в каждой тени затаившегося жандарма.

Естественно, подобное шевеление не осталось незамеченным, в результате чего очень скоро удалось познакомиться с местным околоточным. К счастью, немалые деньги, отданные за подделанные паспорта, оказались потрачены не зря. Сказавшись мануфактурщиками, скинувшимися капиталами для открытия полноценного заводика по выделке всевозможных крепежных изделий, они продемонстрировали имевшиеся в наличии «предсерийные образцы» и потом еще три дня тряслись, ожидая своей участи — в связи с недавними революционными волнениями их проверяли не только полиция, но и жандармы.

По всей видимости, те, кому ранее принадлежали паспорта, ни в какой политической деятельности замечены не были, так что группы захвата по их душу не прибыло, а вновь навестивший их околоточный лишь поинтересовался масштабами обустраиваемого предприятия, да ограничился устроенной экскурсией в будущий цех выделки болтов и гаек, для производства которых идеально подходили имеющаяся пара ИТ-1М. Точнее, подходили они для много чего. Но вот руки провалившихся в прошлое друзей были куда более привычны к РУС и РУД, нежели подобному средству производства.

Естественно, нельзя было сказать, что они совсем не умели работать на имеющихся станках. Но по сравнению с профессиональными рабочими их успехи на почве слесарного дела выглядели бледновато. Да и проблему питания станков электрическим током нужной силы и мощности можно было решить лишь путем приобретения генератора изготовленного уже местными силами.

Правда, пускать в работу они собирались не более одного станка каждого вида, поскольку все они, превосходя местные аналоги, как минимум, на пол века развития науки и искусства металлообработки, проходили по списку стратегических запасов подлежащих обязательному копированию на местной производственной базе. Так что о реальной эксплуатации большей части станков не могло быть и речи. Все они отныне подлежали лишь одному — полному разбору, с последующим изготовлением чертежей каждой составляющей их детали. Причем, как раз с подобной работой отставные пилоты могли справиться весьма неплохо, изрядно поднаторев в ней за годы сбора информации по восстанавливаемому ими У-2. Ведь, как бы удивительно это ни звучало, но полных чертежей столь массового самолета не сохранилось. И всем энтузиастам авиареставрации то и дело приходилось выискивать крупинки знаний по всевозможным библиотекам, доставая данные из наставлений по эксплуатации или обслуживанию, а также снимая размеры с немногих сохранившихся в музеях экземпляров, в тех редких случаях, когда музейные работники позволяли не только прикоснуться, но и покопаться в подобном экспонате. Так что изготовление чертежей и лекал являлись основным занятием всей троицы первые пару лет с принятия решения о постройке самолета. И все это богатство, наряду с многочисленными книгами и учебниками ныне хранились, как величайшее сокровище, поскольку на заре развития авиации у У-2 попросту не могло быть конкурентов в небе.

Потихоньку жизнь входила в нормальное русло. Вовлечение в работу на время отодвинула мысли о произошедшем в их жизни на задний план, так что даже Егор начал потихоньку оживать к вящей радости своих друзей. Но не менее пары раз в неделю кто-нибудь из них наведывался к месту их появления в этом времени, чтобы в очередной раз убедиться, что ничего не изменилось — старый гараж все так же продолжал стоять посреди поваленных сосен, являя собой центр какого-то невероятного события. Впрочем, никто не собирался оставлять все, как оно есть и документы на право заготовки леса в тех местах уже были почти полностью оформлены, что помимо легализации и ввода в хозяйственную деятельность оставшегося бесхозным гаража также позволяло надеяться получить в относительно скором времени потребные для постройки самолетов материалы. Ведь о той же дельта древесине местные не имели представления, ни сном, ни духом, да и выделываемая на ряде расположенных вокруг Нижнего Новгорода лесопилках фанера вызывала своим качеством лишь слезы.

Впрочем, то же самое можно было сказать и о стали. Добротной, полученной в электропечах, было не найти днем с огнем. Вся подобная сталь отечественного производства была расписана на годы вперед, а из-за границы требовалось заказывать как минимум десятки тонн, чего начинающим авиастроителям могло хватить на десятки лет масштабного производства, о чем пока что приходилось только мечтать. Тем не менее, опускать руки никто не собирался и постепенное вливание в современную жизнь, а также поиск всей возможной информации об успехах летчиков и воздухоплавателей вскоре принесли им весьма недурные вести.

Многодневное рысканье по торговым лавкам, пассажам и книжным магазинам торговой столицы России ближе к началу нового 1909 года оказалось вознаграждено обнаружением на прилавке одного из них номера журнала «Воздухоплаватель» за ноябрь 1908 года. И пусть на дворе уже подходил к концу декабрь, почерпнутая на страницах периодического издания информация нисколько не теряла своей актуальности. Быстро пролистав страницы посвященные воздушным шарам, аэростатам и дирижаблям, Егор уделил все свое внимание делу развития аэропланов в мире и чуть было не подпрыгнул на месте, наткнувшись на объявление занимавшее целую страницу. В нем черным по белому сообщалось, что в августе будущего года известный меценат, владелец газеты Нью-Йорк Херальд — Гордон Беннетт младший, организует первые в истории гонки на аэропланах с призовым фондом в десять тысяч фунтов стерлингов.

— Во время проведения Большой недели авиации в Шампани намеченной на 22–29 августа 1909 года, в городе Реймс, где короновались все короли Франции и в настоящее время заслуженно имеющего статус столицы воздухоплавания, пройдут первые в истории международные гонки аэропланов на кубок скоростной авиации учрежденный Гордоном Беннетом. — забыв обо всем на свете, Егор принялся еле слышно читать вслух текст идущий под красочным рисунком с изображением аэроплана братьев Райт. — К соревнованиям допускаются все желающие. Запись будет производиться непосредственно на месте проведения выставки с самого первого дня. Претендентам предстоит пролететь два круга по десять километров. Тот, кто преодолеет данное расстояние быстрее остальных, получит кубок из рук Гордона Беннетта и чек на десять тысяч фунтов. А следующие гонки будут проведены в стране победителя.

Заплатив за журнал, он поспешил на выход из магазина. Следовало как можно скорее ознакомить друзей с реальной возможностью заработать не только серьезные, но, что немаловажно, легальные деньги. Да и шанс создать себе имя, без которого сделать хоть что-нибудь из запланированного нечего было и мечтать, тоже оказался предоставлен едва ли не на блюдечке с голубой каемочкой. Дело оставалось за «малым» — не сплоховать самим и впоследствии не позволить многочисленным конкурентам вырваться вперед.

До Канавино, он добрался минут за сорок. Во-первых, подгонял кусачий мороз, во-вторых, разбитые за весну дороги схватились и теперь не приходилось показывать чудеса эквилибристики, выискивая, куда бы поставить ногу, чтобы сохранить обувь если не в чистоте, то хотя бы в целости — подошвы и каблуки в такую грязь затягивались в хлябь с завидной регулярностью.

Заперев за собой калитку и пройдя в сарай, откуда доносились звуки работы плотников, Егор застал своих друзей за тем же занятием, за каким и оставлял их утром — оба, орудуя лобзиками, выпиливали отверстия для лонжеронов в заготовленных ранее нервюрах. К своему величайшему сожалению, они не смогли отыскать достойной фанеры местной выделки и были вынуждены пускать в ход запасы дважды импортной дельта-древесины. Сперва этот материал попал в Россию, а после вообще провалился в прошлое. И пусть он, как и многое другое, проходил по разряду — «стратегическое сырье», иной возможности построить достойный легкий самолет у взявшихся обустраиваться в новом для себя мире и времени отставников попросту не было. Во всяком случае, до того момента, как начнет выдавать первую продукцию их будущий лесоперерабатывающий заводик, оборудование для которого потихоньку завозилось и складировалось в бывшей конюшне в ожидании наступления весны. А пока же нанятая артель лесорубов занималась заготовкой древесины вокруг гаража. Правда, сперва всем троим пришлось почти месяц поработать не покладая рук, дабы скрыть следы своего фантастического появления посреди леса, но они справились на славу и даже проложили узкую тропинку от ближайшей дороги к гаражу, дабы у будущих работников зарождающегося предприятия не возникло ненужных мыслей.

Кстати, именно столкнувшись с очередной проблемой отсутствия потребного материала, друзья с тяжелым вздохом в качестве первоочередного дела были вынуждены внести в список неотложных дел устройство собственного лесоперерабатывающего заводика, потеснив там нефтеперерабатывающий, двигателестроительный, приборостроительный, электромеханический, сталелитейный, шарикоподшипниковый и десятки прочих производств, что требовалось выстроить с нуля, дабы получить возможность снабжать свою армию надежными летательными аппаратами.

Да, имевшиеся в России заводы и производства, так или иначе, могли бы наладить на своих мощностях производство всего потребного авиастроителям. Но, в известной друзьям истории, они явно не посчитали необходимым заниматься столь скромными заказами, из-за чего русский воздушный флот, считавшийся наиболее многочисленным на момент начала войны, весьма скоро скатился в аутсайдеры и впоследствии был вынужден закупать тысячи аэропланов в Англии и Франции, дабы покрыть свои, хотя бы минимальные, потребности в данном новом типе вооружения.

Увлеченные работой Алексей с Михаилом даже не заметили появления в их мастерской вернувшегося из поисков Егора, так что когда он кашлянул, привлекая к себе внимание, оба едва ли не подпрыгнули на месте.

— О! А вот и наш трутень вернулся! — шутливо поприветствовал друга Михаил, — Поработать не желаешь? — утерев со лба трудовой пот, кивнул он на оставленный в покое инструмент. Имейся у них в наличии генератор и бензина без счета, и о подобной муке можно было бы забыть, воспользовавшись дрелью и одной из многочисленных насадок предназначенных как раз для высверливания подобных круглых отверстий. Но чего не было, того не было. Вот и приходилось работать по старинке, да постоянно проверяться, чтобы не загубить заготовку нервюра.

— Ты знаешь, я, пожалуй, воздержусь. — скривился, будто съел лимон, Егор и направился поближе к трещащей дровами буржуйке. Погрев у пышущей жаром печки руки, он достал из-за пазухи журнал и дождавшись, когда друзья прервались для проведения новых замеров, выложил свою находку перед ними на верстак. — Читайте, господа. — пододвинул он добытый журнал, раскрыв его как раз на нужной странице.

— А ведь это реальный шанс! — отложив журнал, озвучил мысль явно вертящуюся не только в его голове Александр. — На простых демонстрационных полетах мы вряд ли смогли бы заработать столько же. Во всяком случае, единоразово — точно!

— Но вы ведь сами понимаете, что мы засветимся. — не будучи против столь неожиданно свалившейся на голову возможности, высказал главное опасение Михаил.

— Мы и так рано или поздно должны были засветиться. — отмахнулся Алексей уже просчитывающий в голове минимальные сроки, в которые реально было закончить сборку их нового самолета.

— И здесь у нас есть шанс засветиться с весьма солидным прибытком! — поспешил уточнить Егор. Все же погружение Михаила с головой в транспортный бизнес еще в их родном времени сделало его чрезмерно осторожным в деле принятия важных решений. Но здесь и сейчас у них попросту не существовало иного выхода. Ведь, не смотря на более чем пятилетний запас по времени, успеть достойно подготовиться к войне оставалось лишь мечтать. Слишком много всего требовалось выстраивать с нуля, причем как в организационном, так и промышленном плане, для чего попросту не имелось столь необходимых человеческих и финансовых ресурсов. — Все же по сравнению с существующими конструкциями — он кивнул в сторону удерживаемого товарищем журнала — наш У-1 будет смотреться, как Ла-7 по сравнению с И-5. И если нам удастся создать бренд. Бренд с большой буквы! — тут же уточнил он, — То мы имеем все возможности занять и часть европейского рынка. Причем, я настаиваю, что ориентироваться мы обязаны именно на это! Более того, лучше будет вообще скооперироваться с кем-нибудь из европейских начинающих авиастроителей и продвигать нашу модель именно как продукт европейского конструкторского гения. Тогда и в родной России нам будет куда легче предлагать его, как армии, так и народным массам молодых повес. Как это ни прискорбно, но отечественная техника у нас никогда особо сильно не котировалась, за исключением времен Советов, когда люди были рады всему, что удавалось достать. И потому, чтобы не прогореть в самом начале, необходимо правильно позиционировать себя на этом молодом и едва начавшем набирать обороты рынке.

— Ну ты, блин, даешь! — шутливо восхитился речью товарища Алексей, разразившись громкими, продолжительными аплодисментами. — Я еще мог ожидать подобной речи от нашего олигарха районного масштаба, — кивнул он в сторону Михаила, — но никак не от простого отставного труженика неба. Впечатлен! Нет, правда впечатлен!

— Клоун. — тяжело вздохнув, отмахнулся от того Егор и вернулся к обсуждению идеи. — Сколько их сейчас, этих, никому неизвестных, конструкторов-самоучек? Сотни? А сколько дожили хотя бы в названиях фирм и самолетов до наших дней? Единицы! И что-то я не припоминаю среди них ни Блерио, ни Вуазена, ни Фармана.

— Это ты сейчас к чему сказал? — не совсем догнал мысль друга оторвавшийся от изучения журнала Михаил.

— Это я к тому, что выбирать надо такого партнера, кто зарабатывает не только и не столько на постройке аэропланов. То есть человека не столь больного небом, как все мы — летчики. Нам нужен разумный и расчетливый капиталист, который сразу поймет главный постулат всех наших будущих проектов.

— А … он у нас есть, этот постулат? — подняв, словно школьник, правую руку поинтересовался Михаил.

— Есть. Мы строим надежные, долговечные и потому куда более дорогие аэропланы, нежели все остальные. И пусть сейчас мы не знаем, сколько просят за свои творения все прочие, не сомневаюсь, что по себестоимости они будут гораздо дешевле всех наших будущих машин. Но при этом все они будут уступать самолетам, что будут спроектированы при нашем непосредственном участии. Одним словом, нам изначально придется позиционировать себя на рынке, как создателей аэропланов класса «Люкс». И, естественно, доказывать это утверждение делом.

— А ведь Егор прав. — переведя взгляд на собираемый в сарае «скелет» самолета, вынужден был согласиться Алексей. — Это сейчас мы собираем машину частично из тех материалов, что попали сюда вместе с нами. По сути это получится уникальный рекордный самолетик исключительно для побед на соревнованиях. Но даже в малую серию в точно таком же виде он не пойдет никогда. Ведь запасы той же дельта древесины, авиационного лака и добротного крепежа более чем конечны. Стало быть, рано или поздно, а точнее, когда мы начнем производить машины по заказам гипотетических клиентов, нам совершенно точно придется переходить на материалы местной выделки. И я сильно сомневаюсь, что тот же лак окажется достаточно дешев в современных условиях. Впрочем, как и все остальное. Потому, нам либо придется строить, как и всем прочим — дешевенькие этажерки разваливающиеся от малейшего чиха, либо брать именно именем.

— Что же, я не против. — пожал плечами Михаил, — Все же впоследствии нам же дело рук своих и облетывать. И, глядя на фотографию конструкции братьев Райт, я отчетливо понимаю, что за его штурвал меня никто не загонит даже под страхом расстрела на месте. — Но прежде чем приступить к серийной клепке наших машин, следует хорошенько изучить рынок имеющихся материалов. Все же тот факт, что мы практически ничего не смогли найти в Нижнем Новгороде, вовсе не означает, что это не существует в мире. И вот здесь участие во всевозможных соревнованиях и международных состязаниях будет играть нам как раз на руку. Мало того, что у нас появится возможность снимать самые лакомые сливки с показательных полетов, пока публика еще не пресытилась ими, а также рассчитывать на призовые деньги. Весьма немалые деньги, надо сказать! — потряс он журналом, — Так еще у нас появится возможность посетить множество стран и хорошенько пообщаться с людьми непосредственно связанными с техникой. Все же таковые совершенно точно изъявят желание пообщаться с нами. А там, глядишь, и мы что-нибудь узнаем, услышим, запишем, а после и применим для создания уже относительно недорогого, но прочного самолета созданного исключительно на местной производственной базе. Я не говорю, что наше будущее гипотетическое творение будет конкурентоспособным по цене с ныне предлагаемыми аэропланами, хотя именно сейчас за них просят весьма солидные суммы, но оно и не должно быть недосягаемым для львиной доли желающих примерить шлем пилота. Но это все потом. А здесь и сейчас у нас на повестке дня имеются следующие призы: 500 фунтов стерлингов от газеты Дайли Мэйл первому, кто перелетит Ла Манш; 5000 франков от Французского Аэроклуба пилоту готовому установить рекорд по беспосадочному перелету вне территории аэродрома. В настоящее время предлагается маршрут протяженностью в 41 километр от города Шишни до местечка под названием Круа-Брике-Шевильи. Тьфу ты, бусурмане чертовы, надо же такие названия давать! Пока произнесешь, язык три раза сломаешь!

— А ты то откуда это знаешь? — в удивлении уставился на него Егор.

— Это ты, торопыга, одну страничку журнала прочитал и давай строить грандиозные планы. А вот я не поленился посмотреть дальше! — попенял другу Михаил.

— Это же еще лучше! — тут же принялся потирать руки Алексей, — Сами ведь знаете, что денег много не бывает. Заодно и все нечестно нажитое легализовать сможем!

— Так то оно так, но журнал ни разу не свежий. Может, эти призы уже взяты кем-то. — решил слегка остудить энтузиазм товарищей Егор.

— Может и так. Но основной-то раньше указанного срока точно никто не получит. Да и мы раньше весны-начала лета будущего года точно ничего испытать не сможем. Вдобавок, вы хоть какое-нибудь представление имеете, надо ли нам оформлять загранпаспорта, как перевозить самолет за границу, какие разрешения надо получить для осуществления полетов? Организационных то вопросов тоже немало!

— Бумагомарательством пусть Миша занимается. — тут же ткнул пальцем в приятеля Егор, — Это он у нас частный предприниматель. Пусть вспоминает навыки общения с чиновничьим аппаратом.

— Значит так, да? Бросаете меня грудью на амбразуру? Фиг вам! — продемонстрировав какой именно фиг он имел в виду, Михаил продолжил, — Все с бумажками побегаем! Но для начала, как благоразумные люди, обратимся к юристу, чтобы хоть понять по каким именно министерствам и ведомствам нам предстоит бегать.

Небольшая юридическая контора «Федюнин и сыновья» расположившаяся в двух комнатах доходного дома купца Щекина на Большой Покровской улице не выглядела чересчур преуспевающей. При ней не служил швейцар, открывающий с подобострастной улыбкой двери желанным клиентам, внутри клиента не встречал щегольски одетый секретарь с идеальным пробором и аккуратными усиками, предлагающий расположиться на шикарном диване и испить кофе с бисквитами. Ничего такого здесь не было. Только бронзовая табличка на двери, да небольшая реклама в газете могли помочь клиенту обнаружить этих тружеников юридического права. Однако, чистота и порядок царившие в помещении и на столах, а также безупречный вид самих сотрудников конторы позволял надеяться на достойный уровень обслуживания.

— Добрый день, господа. — сняв с головы выполненную из меха бобра шапку, Алексей изобразил легкий поклон.

— Добрый день, милостивый сударь. — тут же выйдя из-за своего стола, поприветствовал его один из троих молодых людей, расположившихся в первой комнате. — Прошу, располагаться. — он указал на стул рядом со своим рабочим местом. Остальные двое ограничились небольшими вежливыми поклонами со своих рабочих мест и вернулись к прерванной появлением очередного клиента работе. — Позвольте отрекомендоваться. Федюнин, Никифор Михайлович, младший партнер. — дождавшись, когда Алексей усядется на предложенный стул, он следом занял свое рабочее место. — С кем имею честь?

— Потапов, Алексей Николаевич.

— Очень приятно. Чем мы можем быть вам полезны?

— Никифор Михайлович, подскажите, пожалуйста, занимаетесь ли вы патентным правом?

— Да, конечно. Хоть оформление привилегий не самое частое занятие, несколько представлений в Комитет по техническим делам мы подавали по заказам наших клиентов.

— Замечательно! В таком случае у меня к вам два дела: первое — оформление патентов на ряд моих изобретений, второе — оформление загранпаспорта.

— Правильно ли я понимаю, загранпаспорт вам необходим для подачи заявок на привилегии в иных странах, а не только на территории Российской Империи?

— Совершенно верно. К тому же на будущий год во Франции ожидается одна выставка, участие и демонстрация моих изобретений на которой имеет для меня первостепенное значение.

— Могу ли я поинтересоваться, Алексей Николаевич. Ранее вы никогда не оформляли загранпаспорт?

— Как-то не возникало такой необходимости. — развел руками Алексей. — Вот, только сейчас сподобился.

— Это все объясняет. Видите ли, мы не сможем подать прошение на выдачу загранпаспорта за вас. Если желаете, я могу дать вам консультацию по данному вопросу.

— Буду безмерно благодарен.

— Что же. Прошение на оформление загранпаспорта необходимо подавать на имя нашего губернатора, его превосходительства Шрамченко, Михаила Николаевича с одновременным представлением свидетельства от полиции, удостоверяющего отсутствие препятствия к отъезду и квитанции об оплате сбора за заграничный паспорт от Государственного Банка Российской Империи. Если мне не изменяет память, стоит эта квитанция 15 рублей. Паспорт выдается на 5 лет, и по нему вы сможете находиться за границей не более 6 месяцев в течение срока его действия. В случае если вы планируете задержаться там на более длительный период, необходимо будет оплачивать квитанцию на каждые последующие 6 месяцев. И позвольте дать вам небольшой совет. Подавайте прошение на выдачу загранпаспорта через секретариат нашего уважаемого городского головы господина Меморского, Александра Михайловича. И обязательно укажите в заявлении причины вашего желания выехать заграницу! Александр Михайлович всемерно ратует за развитие грамоты и наук среди населения и то, что вы собираетесь участвовать в выставке, дабы продемонстрировать достижения отечественной науки, непременно должно поспособствовать оформлению вашего загранпаспорта.

— Премного благодарен. — слегка кивнул Алексей. — А чем вы можете порадовать по вопросу привилегий?

— Оформлением привилегий мы заняться можем, только вам потребуется подписать доверенность на нашу контору на право представления ваших интересов. К тому же должен сразу предупредить, что потребуется несколько командировок в столицу, и за конечный результат мы нести ответственность не возьмемся. Уж больно много известно случаев отказов по предоставлению привилегий. Причем, зачастую, даже могут не указать причину отказа. Увы, но таковы реалии. — как бы извиняясь, слегка развел руками молодой человек.

— Благодарю за столь подробную консультацию, Никифор Михайлович. Пожалуй, я зайду к вам несколько позже. Мне требуется все хорошенько обдумать. Сколько я вам должен за потраченное время?

— Что вы, Алексей Михайлович. Ровным счетом — ничего. — молодой, но многообещающий юрист решил не жадничать, ведь произвести хорошее впечатление на потенциального клиента стоило куда больше, нежели серебряный полтинник.

— Что же, кхм, еще раз благодарю. Полагаю, мы еще увидимся вновь в ближайшее время. Всего хорошего, господа. — вновь слегка поклонился Алексей, после чего покинул помещение.

Наведавшись также в управление порта и на железнодорожную станцию, друзья оказались неприятно удивлены озвученным ценам. Так путь одной платформы, на которую как раз помещался как следует упакованный самолет, до Санкт-Петербурга требовал уплаты нескольких сот рублей, да и цены в пассажирские вагоны откровенно кусались. Во всяком случае, для большей части городского населения Российской Империи довольствующейся зарплатой в промежутке 30–50 рублей в месяц, подобные поездки были явно не по карману. Что уж было говорить про крестьян составлявших основу населения страны. Именно тогда у них впервые появилась первая мыслишка, что устраивать собственное производство аэропланов на таком удалении от основных потенциальных потребителей будет совершенно невыгодно с точки зрения логистики. Потому, во время будущей поездки, требовалось подобрать себе место, где, с одной стороны, зарплаты были поменьше, нежели в столице или Москве, а с другой — все необходимые смежные производства и достаточно квалифицированные рабочие располагались под рукой. Ну и до основных клиентов было не столь далеко. Речной же транспорт огорчил тем, что на нем добраться можно было только до Твери, а оттуда все равно пришлось бы ехать по железной дороге.

Первым делом все трое нанесли визит своему околоточному. Убедившись, что на бомбистов устроившиеся на подведомственной ему территории никак не походят, а также поохав над продемонстрированными «новейшими электрофицированными станками европейской выделки», что потребовалось продемонстрировать в доказательство своих планов и возможностей, он не сильно досаждал своим служебным рвением. Захаживал пару раз в месяц заточить ножи или бритву на имевшемся небольшом ручном заточном станочке, да и только.

Еще при первом знакомстве, когда они только устраивались в новом жилище, Алексей предложил Никанору Акимовичу услуги по мелкому ремонту, если таковой понадобится. Ремонтировать тогда ему было нечего, а вот от возможности воспользоваться точильным станком околоточный не отказался. Не отказывал он себе порой и в беседе с умными и начитанными «господами инженерами» о принципах развития техники. Потому неизвестными все трое товарищей для него не являлись.

Узнав же о причине визита, Никанор Акимович высказал непременное желание, сперва, увидеть своими собственными глазами аэроплан, прежде чем давать ход оформлению требуемой справки. Все же дела связанные с воздухоплаванием и авиацией курировало Министерство Внутренних Дел, во избежание возможностей осуществления террористических актов против царствующей особы с применением воздушных аппаратов. И данные опасения были весьма не лишними, поскольку таковые планы имелись. Правда, сбыться им так и не было суждено, по причине не столько технической невозможности, сколько в разворовывании выделяемых на сей проект средств. Все же даже ратующим за народное счастье революционерам не была чужда синекура, требующая немалых средств. А деньги, как известно, никогда на деревьях не росли. Вот и пропадали бесследно десятки тысяч рублей выделяемые на борьбу с русским царизмом.

Естественно, продемонстрировать полностью собранный аэроплан ему не смогли. На полу и верстаках пока покоились лишь отдельные элементы будущего самолета. Но даже этого хватило для целого потока слов восторга и требования своего безоговорочного участия при первом пробном полете, естественно, в качестве зрителя. С банком же все прошло еще проще — заплатили сорок пять рублей и за пол часа получили три справки.

В связи с ожидающейся поездкой в Европу, Алексей вновь посетил юридическую контору Федюнина и составил соглашение на оформление привилегий, выдав в качестве аванса тысячу рублей. Первым делом друзья решили запатентовать конструкцию звездообразного авиационного двигателя, авиационного крыла с плоско-выпуклым профилем, авиационных закрылков, приборов управления, составы авиационных лаков и масел, которые так удачно были нанесены на поверхность банок, гидравлического и газового амортизаторов, как двухкорпусного так и однокорпусного, автомобильной покрышки с радиальным кордом из стальной проволоки, канистры для бензина и зажигалки Zippo.

Закончив с бумажной волокитой и дав бюрократической машине время на оформление требуемых документов, друзья практически безвылазно просидели вплоть до начала весны в своем импровизированном ангаре, по несколько раз переделывая планер, да лишь изредка выбираясь прикупить продукты или привезти заказанные на стороне материалы и комплектующие вроде шпона и перкали на обшивку, клея, топливного бака с трубками топливопровода, расчалок местного производства, которые, по сути, являлись скрученными в один трос рояльные струны и еще множество прочих мелочей, что оказались необходимы для постройки самолета. А вот посвященные в их творческий процесс люди захаживали часто, и с восхищением наблюдали за тем, как из недели в неделю посреди сарая рождалась крылатая машина. Окончательно же скелет планера оказался сформирован лишь в конце февраля, когда из Франции прибыли заказанные двигатели, и удалось рассчитать развесовку самолета. Тогда же собранный, как единое целое, но все еще без обшивки, он впервые покинул стены старенького сарая, дабы предстать лучам весеннего солнца да паре любопытствующих глаз соседского кота. В следующий раз самолету довелось покинуть место своего рождения лишь весной 1909 года, обзаведясь обшивкой и пропеллером, с которым тоже вылезла весьма неприятная проблема. Его не было! Точнее, единственный экземпляр выполненного из древесины пропеллера для У-2 также как и многое другое проходил по разряду стратегического материала и потому не подлежал применению, а исключительно копированию.

Правда, справедливости ради стоило сказать, что первый опыт применения винта местной выделки едва не закончилось трагедией. Выполненный мастером краснодеревщиком со скурпулезной точностью из сосны, он разлетелся в щепки уже во время второго испытания двигателя, что проводился в мастерской отдела тепловых двигателей Сормовского судостроительного завода, куда друзей привели поиски человека способного оказать им помощь в испытании и доработке приобретенного мотора.

Да, как оказалось, далеко не все шло столь гладко, как того хотелось бы. К величайшему сожалению друзей, огненное сердце их гипотетически летающего первенца, было трехцилиндровым со всеми вытекающими из этого проблемами. Ведь в отличие от двух-, четырех-, пяти-, шести-и более цилиндровых, двигатели, имеющие ровно три цилиндра, практически не подлежали балансировке относительно простыми и потому недорогими способами, вроде внедрения в конструкцию маховиков, и при работе принимались трястись, будто припадочные, расшатывая не только собственную конструкцию, но и моторную раму. Особенно сильно это проявлялось, когда двигатель заставляли работать на высоких оборотах. Именно поэтому даже в их родное время трехцилиндровые двигателя являлись редчайшим исключением из правил, так как опытно-конструкторские работы по их вылизыванию редко когда окупались последующей экономией при серийном производстве и эксплуатации. Но не имевшие ранее дел с подобными силовыми агрегатами друзья смогли понять, как все запущено, лишь потратив кучу времени и нервов на выяснение причин появления неприятной тряски испытываемого агрегата. Да к тому же размер ребер охлаждающей рубашки цилиндров оказался совершенно недостаточным для отвода образуемого при работе тепла, отчего мотор весьма быстро перегревался и его приходилось выключать во избежание потери столь дорогостоящего устройства. И это в условиях зимы! Конечно, при условии осуществления полета, двигатель был обязан куда более эффективно охлаждаться набегающим потоком воздуха, но одного взгляда на цилиндры М-11 было достаточно для понимания острой необходимости замены хотя бы данной детали двигателя во избежание вполне возможных будущих проблем. Тогда они еще не подозревали, насколько сильно им повезло получить в свои руки весьма добротно изготовленный агрегат, поскольку многие подобные двигатели первых серий обладали весьма скверным характером и зачастую вообще отказывались заводиться без многочасовых танцев с бубнами вокруг них летчиков и механиков.

Но, к своему величайшему счастью, им удалось заинтересовать имеющимся на руках двигателем Густава Васильевича являвшегося лучшим специалистом по тепловым двигателям во всем Нижнем Новгороде и одним из ведущих во всей России. И тот, с присущим ему энтузиазмом инженера-двигателиста, не только полностью разобрался в особенностях функционирования мотора Анзани, но и указал на те возможные будущие проблемы, что обязан был подкинуть данный агрегат своим владельцам. Однако, полностью удовлетворив свое любопытство, он не выгнал пришедших к нему за советом и помощью людей, а, наоборот, предоставил возможность использования мастерских находящихся под его управлением, стребовав в качестве ответной услуги приглашение на первый полет создаваемого его новыми знакомыми аэроплана.

Вот только прежде чем вновь уместиться на носу аэроплана, двигатель оказался приспособлен на собранные совместными усилиями аэросани, которые идеально позволяли проверить, как режимы работы двигателя работающего с нагрузкой, так и характеристики винтов местной выделки. Именно тогда они узнали, что делать винты из сосны не стоит. Каким чудом в тот раз никого не поранило щепой летящей с огромной скоростью, так и осталось тайной судьбы, но полученный негативный опыт позволил в конечном итоге подобрать куда более подходящий вариант и следующий винт оказался изготовлен из бука.

А что касается аэросаней, то они весьма споро превратились в любимое развлечение немногочисленных знакомых начинающих авиастроителей. Зима как раз выдалась снежной, так что передвигаться вне города даже по проложенным дорогам можно было исключительно на гужевом транспорте, да к тому же с черепашьей скоростью. Каковым же удивлением было для немногочисленных разъезжающих по своим делам жителей и гостей Нижнего Новгорода, покидавших пределы города, появление посреди заснеженных полей ревущих самобеглых саней, что играючи проносились мимо на немыслимой скорости и в мгновение ока скрывались за поднимаемой следом снежной пеленой. И пусть эти аэросани были далеко не первыми построенными в России, но, как и аэропланы, для многих они являлись невиданным зрелищем, становясь впоследствии темой интересных разговоров долгими темными вечерами.

В остальном же достройка самолета прошла даже как-то скучно и буднично, без каких-либо приключений и в абсолютной неизвестности для большого мира. В течение зимы с 1908 на 1909 год будущий покоритель воздушного океана оказался вылизан в плане работы всех подвижных узлов и механизмов, а также обзавелся обшивкой, включая алюминиевый капот, который пришлось выбивать деревянной киянкой вручную на глазок, так что, будучи установленным на машину, смотрелся он не сильно презентабельно, что, впрочем, не мешало ему выполнять свою основную функцию.

Тем не менее, не смотря на все встреченные на пути создания самолета проблемы, утром 11-го апреля 1909 года, когда земля достаточно просохла после схода снега, на заранее подготовленном поле раскинувшемся в версте от Новгорода, где в течение трех дней утрамбовывали землю в целях создания относительно твердого и по возможности ровного покрытия для импровизированной взлетно-посадочной полосы, собралась довольно многочисленная компания в два десятка человек из состава тех, кто знал, а то и принимал посильное участие в постройке первого русского аэроплана. Господин Тринклер, ставший для друзей не просто палочкой-выручалочкой, но и деловым партнером мгновенно заинтересовавшимся предоставленными на его суждение станками с приводом от электрического двигателя. Этот человек по достоинству смог оценить выгоды станка способного работать с постоянными скоростями, без рывков, чем не могли похвастаться таковые работающие от ременной передачи, что использовались повсеместно даже на работах требующих особой точности. Потому брак и являлся чем-то привычным для львиной доли фабрикантов. Да к тому же, к его чести, не стал задавать новым знакомым неудобных вопросов, которые появились сразу же, стоило ему ознакомиться с конструкцией и что немаловажно состоянием оборудования. Продолжали список гостей весь состав сотрудников «Федюнин и сыновья» во главе с патриархом рода с супругой, пятеро чинов полицейского управления под предводительством помощника полицмейстера, появившихся «исключительно для присмотра за соблюдением порядка», а также неожиданно нагрянувший бывший новгородский градоначальник собственной персоной, только-только оставивший свой пост по состоянию здоровья. Отдельной кучкой жались возницы, нанятые для перевозки аэроплана и извозчики, взирающие на собравшееся общество с нескрываемым любопытством.

Особое внимание всех собравшихся привлекал не только аэроплан, но и Егор, надевший по случаю первого вылета летную форму времен Второй Мировой Войны лишенную знаков отличия. Наконец, после третьей проверки самолета, все трое «авиастроителей» перекрестились и разошлись по местам — Егор полез в кабину, Алексей занял место у пропеллера, а Михаил, как самый массивный и сильный, вцепился в хвост самолета, по причине отсутствия в его конструкции системы тормозов.

— Выключено? — проорал от носа самолета Алексей.

— Выключено! — тут же подтвердил Егор и продемонстрировал руки, как того требовало руководство по запуску самолетов оснащенных двигателем М-11. По причине отсутствия иных инструкций, систему запуска двигателя Анзани они полностью скопировали с таковой для имевшегося двигателя, с которым они уже практически сроднились за время работы над постройкой У2, - Провернуть винт к заливке!

— Есть провернуть винт к заливке! — стоило Алексею начать вращать винт, как Егор принялся подкачивать небольшим ручным насосом топливо в двигатель.

— К запуску!

— Есть к запуску! — поставив винт на компрессию и проверив, что ему будет удобно отпрыгивать в сторону, Алексей прокричал, — Контакт!

— От винта!

— Есть от винта! — тут же среагировал Алексей и мгновенно отскочил в сторону, одновременно дергая винт рукой. С первого раза двигатель не схватил, и процедуру пришлось повторять еще пару раз, пока над полем не разнеслась серия хлопков, закончившаяся ревом и стрекотом. Надо было видеть вытянувшиеся и побледневшие лица присутствующих, когда они осознали, насколько опасным оказался даже способ запуска двигателя аэроплана. Ведь попади Алексей под принявшийся молотить воздух винт и все могло закончиться трагедией, толком не начавшись. Что уж тогда можно было говорить о самих полетах!

Тем временем Алексей, убедившись, что двигатель работает без посторонних звуков, метнулся к Михаилу и вцепился в хвост с другой стороны. Наконец, спустя пару минут работы на холостых оборотах Егор дал отмашку и отпущенный на волю самолет, потихоньку набирая скорость, побежал по полю, то и дело подскакивая на кочках, поскольку срыть и выровнять абсолютно все попросту не сподобились.

Все, затаив дыхание, с завороженными взглядами провожали его и дружно выдохнули, когда разносившийся по полю рев двигателя резко стих и аэроплан принялся сбрасывать скорость. Пробежав метров двести, он развернулся на сто восемьдесят градусов, и вновь взвыв двигателем, неспешно покатил обратно к зрителям. Стоило самолету доехать до места старта и вновь развернуться, как к нему подскочили Алексей с Михаилом.

— Ну как? — Михаил похлопал ладонью по фанерной обшивке кабины пилота.

— Бегает нормально. Держите хвост, сейчас попробую сделать подлет. — перекрикивая стрекот двигателя, ответил Егор, после чего сосредоточил все внимание на собственных ощущениях. Пусть он уже не одну сотню раз сидел в этом самолете, хоть немного прочувствовать характер машины удалось только сейчас. Но полностью раскрыть все ее достоинства и недостатки можно было лишь спустя сотни часов полетов, времени на которые у них, к сожалению, не имелось.

Вновь уцепившись в хвост, они дождались, пока создаваемая двигателем тяга не потянет их вместе с остальной конструкцией вперед, и вновь бросив упираться, отпрыгнули в стороны. На сей раз, пробежав метров сто, самолет оторвал от земли хвост, и вскоре приподнявшись над землей на пару метров, пролетел еще полторы сотни после чего плавно коснулся колесами земной тверди и опустив хвост вновь принялся переваливать на неровностях поверхности.

— Примите мои искренние восхищения и поздравления, господа! — к неотрывно следившим за полетом Михаилу и Алексею подошел Александр Михайлович, не побоявшись извазюкать в жирной земле свои начищенные до зеркального блеска туфли. — Насколько мне известно, даже в столице подобное зрелище еще не имело место быть! Так что именно вы стали первыми авиаторами поднявшими аэроплан в воздух в России!

— Благодарим, Александр Михайлович. Но вы ошибаетесь. — поспешил поправить бывшего градоначальника Алексей. — Как такового полета пока еще не случилось. То, что мы все наблюдали, являлось проверочным подлетом, при котором наш друг проверил поведение всей конструкции в воздухе. Сейчас он к нам вернется и если у него не появится особых претензий к поведению аэроплана в воздухе, он совершит уже настоящий и продолжительный полет.

— Вот как? Что же, подождем. А пока ваш друг не прибыл, не могли бы вы пояснить свои действия вокруг аэроплана?

— С превеликим удовольствием. — слегка склонил голову в обозначении поклона Алексей. — Как вы сами могли видеть, для запуска двигателя мне пришлось проворачивать пропеллер. Для аэроплана это то же самое, что крутить ручку стартера на автомобиле. Необходимо дать двигателю внешнее усилие, чтобы он схватил и начал работать. Сие усилие возможно дать многими способами, но в целях упрощения конструкции мы пока вынуждены прокручивать пропеллер вручную. Да и обеспечить цилиндрам двигателя некоторую смазку еще до начала его работы лично нам видится не лишним в целях сохранения ресурса двигателя, что оставляет желать лучшего. После же мы с Михаилом удерживали аэроплан за хвост, дабы позволить двигателю выйти на возможно большую мощность. Это позволяет уменьшить длину пробега аэроплана по полю. Опять же, в целях упрощения конструкции, шасси данного аэроплана не снабжены тормозами, но со временем данный недостаток, впрочем, как и многие другие, пока не выявленные, будут устранены в последующих, несомненно, более совершенных конструкциях.

— Благодарю за столь подробные и понятные объяснения. Но меня удивляет тот факт, что вы не пригласили представителей прессы или хотя бы фотографа, дабы запечатлеть столь знаменательный момент!

— По ряду причин в данный момент мы не стремимся к славе.

— И будет ли мне дозволено узнать каковы они? — слегка напрягся Меморский, вспомнив, что активное революционное брожение в его городе прекратилось не более как полтора года назад, а отдельные случаи массовой агитации до сих пор имели место быть на заводах и фабриках.

— Как вам может быть известно, мы подали прошение в вашу канцелярию на оформление загранпаспортов. Дело в том, что сейчас в Англии и Франции учреждено сразу несколько призов за достижения в деле развития аэронавтики. И помимо всемирной известности, те, кто сможет выполнить выставленные условия, получат солидные денежные вознаграждения. А деньги, как бы грустно это ни звучало, правят миром. Чтобы продолжать развитие авиации и двигателестроения в России, нам необходимы средства, заработать которые мы не имеем возможности. И вот тут призовые средства придутся очень кстати, позволив нам не только доработать конструкцию аэроплана, но и построить небольшой завод по выделке подобных аппаратов и авиационных двигателей нашей конструкции.

— Весьма похвальное желание, господа. — довольно кивнул Меморский, по-новому взглянув на стоящих перед ним явно переваливших за четвертый десяток лет мужчин. — И где же вы планируете организовать производство?

— Пока еще и сами не знаем, Александр Михайлович. — развел руками Алексей. — Конечно, хотелось бы устроить завод здесь, в Нижнем Новгороде. Можно сказать, в родных местах. Все же наш город обладает, как всеми потребными нам производствами, так и человеческими ресурсами для организации нового предприятия. Но все будет решать спрос на подобную продукцию. К нашему величайшему сожалению, в настоящий момент наша машина является единственным летающим аэропланом находящимся на территории России, тогда как в той же Франции таковых насчитываются десятки, что наглядно свидетельствует о наличии возможного рынка сбыта. И если подобная тенденция с годами сохранится, нам придется искать место намного ближе к западным границам империи, чтобы не уступать в возможностях европейским производителям.

— Что же, господа, как только вернетесь из Европы с победой, непременно жду вас в гости. Хоть я и оставил службу уже как месяц, хороших знакомых, что в Городской думе, что среди производственников и купцов у меня немалое количество. Постараюсь помочь в вашем благом начинании, направленном на развитие нашей родины. — солидно кивнул Меморский.

— Благодарим, Александр Михайлович. — пожал протянутую для рукопожатия руку Алексей.

— Ваш друг уже почти добрался до нас, — кинув взгляд на подкатывающееся чудо техники, протянул он руку второму из создателей крылатой машины, — посему более не смею вам мешать готовить аэроплан к полету, господа. — пожав руку и Михаилу, он удалился обратно к прочим зрителям активно делящимся друг с другом полученными впечатлениями.

Дождавшись, когда Егор доедет и развернет самолет, оба вновь проверили все ли в порядке и уже привычно вцепились в хвост. Громовое «Ура» пронеслось над полем, как только аэроплан, с третьей попытки, играючи взмыл в небо и поднявшись на полсотни метров, принялся нарезать круги над импровизированной ВПП. В воздух тут же полетели шапки и самые искренние поздравления. Даже мадам Федюнина приподнялась с сидушки коляски и, поддавшись всеобщему настроению, подкинула свою белоснежную широкополую шляпку в воздух.

Все те десять минут, что продолжался полет, на земле не утихало ликование — каждый посчитал своим долгом пожать руку и выказать свое восхищение оставшимся на земле Михаилу с Алексеем. А уж когда приземлившийся аэроплан замер и из него выбрался Егор, в воздух полетел уже сам пилот. Поначалу его подхватили на руки друзья и под троекратное «Ура» несколько раз подбросили в воздух. Но вскоре виновник торжества наряду со своими друзьями оказался в руках прочих присутствовавших при знаменательном событии, что принялись качать пионеров авиации теперь уже всех вместе. Исключение в силу возраста и занимаемого положения составили только чета Федюниных и Александра Михайловича. К своему плохо скрываемому огорчению они не могли позволить себе принять столь же активное участие в чествовании героев дня, ограничившись лишь приветственными возгласами, да пожеланиями не останавливаться на достигнутом.

— А ну, дружище, скидывай реглан и шлем. Сам полетал, дай и другим попробовать! — стоило царившему на поле триумфу слегка утихнуть, как Михаил потребовал предоставить ему право следующего вылета.

Не переставая зубоскалить, Егор передал вещи другу и снабдив напоследок несколькими советами по управлению самолетом, следом за Алексеем вцепился в хвост. Потом настал черед Алексея, а вот напросившегося следом среднего сына поверенного пришлось развернуть. Юноша с пламенным взглядом решил, что раз уж у всех троих господ инженеров получилось с первого раза поднять аэроплан в воздух, то и у него может получиться.

— Молодой человек, о чем вы говорите! — смотря на него неодобрительно, качал головой Алексей. — Какие полеты!? Вы же его впервые увидели, а о теории полетов вообще не имеете никакого представления! Вы что же, полагаете, что мы все трое так легко просто сели и полетели!? Спешу вас огорчить, но каждый из нас потратил немало времени обучаясь укрощать этих небесных скакунов хотя бы в теории! А также разбираясь в конструкциях созданных ранее аэропланов и действующих на них сил природы! К тому же, смею заверить, что ранее каждый из нас уже имел опыт подъема в воздух. Пусть и на иных аппаратах. Потому мы хотя бы в малой степени оказались готовы к тем ощущениям, что дает полет как таковой.

— И сколько, по вашему мнению, следует учиться, прежде чем станет возможным подняться в небо!? — не смотря на краткую лекцию, задор в глазах Константина даже и не думал пропадать.

— По моему мнению, не менее полугода теоретических занятий и примерно столько же на полеты с инструктором. Только после этого видится возможным выпускать новичка в самостоятельный полет. Возможно, во Франции сейчас и учат намного быстрее. Но сколько таких торопыг разбивают свои аэропланы и бьются насмерть сами!? Так что, повторюсь, по моему мнению, обучать искусству пилотирования требуется не менее года. Минимум! — выделил последнее слово интонацией Алексей.

— А вы сможете обучить меня? — витая мыслями в облаках, поинтересовался молодой поверенный, только сегодня осознавший, в чем он видит смысл своей жизни.

— Если нам улыбнется удача и мы сможем организовать производство аэропланов в России, то мы, несомненно, откроем авиационную школу и будем обучать искусству полета всех своих клиентов. — уклончиво ответил Алексей, дабы не испортить хорошие деловые отношения сложившиеся с юридической конторой. Ведь Михаил Викентьевич вряд ли мог разделять стремление своего сына, непременно покорить воздушную стихию.

— А когда вы планируете… — закончить свой вопрос молодой Федюнин не успел.

— Константин! Не приставай к людям! Ты же культурный человек! — как и любая мать, Наталья Аркадиевна мгновенно пресекла возможность вовлечения своего чада в опасное мероприятие.

— Матушка. — почтительно склонив голову, молодой человек отошел в сторону, не смея перечить родительнице.

— Господа, лучше скажите, как вы назвали свой невероятный аппарат? — дабы сгладить возникший неловкий момент, поинтересовалась мадам Федюнина.

— В чертежах мы указывали аббревиатуру У-1. Что означает Учебный — первая модель. Аэроплан, создавая который, мы учились конструировать подобные машины. А меж собой мы именовали его «Утенок».

— Утенок? Какая прелесть! — позволила себе мило улыбнуться дама. — А можно ли узнать причину появления столь потешного наименования?

— Я полагаю, что когда ваши дети были маленькими, вы читали им на ночь сказки. И, быть может, среди них было произведение Ганса Христиана Андерсона «Гадкий утенок»…

— Конечно, господа. Что-то такое я припоминаю. Малыш, которого все в округе считали слишком гадким для утенка, со временем вырос в прекрасного белоснежного лебедя.

— Именно! — улыбнулся Алексей. — И мы, в свою очередь, сделаем все возможное, чтобы наш первый и чего уж греха таить, неказистый «Утенок» со временем превратился в прекрасного лебедя, рожденного для покорения неба.

— А к вам, несравненная Наталья Аркадиевна, у нас будет одна небольшая, но важная просьба. — успевший сбегать к телегам Егор не только узнал у Никифора имя и отчество его матушки, но и прихватил привезенную с собой бутылку шампанского. — Согласно флотским традициям, у каждого спускаемого со стапеля корабля должна быть крестная мать. Сейчас же все мы стали свидетелями рождения нового воздушного судна для покорения небесного океана! Не окажете ли вы нам такую честь, и не согласитесь ли стать крестной матерью сего аэроплана и всего будущего нашего зарождающегося авиационного предприятия?

— Почту за честь, господа! — просияла мадам Федюнина, принимая в руки бутылку шампанского. Под хлопок пробки и счастливый вскрик дамы, сотни и тысячи капель игристого вина окропили центроплан и двигатель У-1, а над полем в воздух вновь полетели головные уборы.

Именно так, спустя многие десятилетия, описал в своих мемуарах день рождения русской авиации, доживающий последние годы древний старик. Но до того, как попасть на страницы рукописи, небольшому аэроплану и его создателям предстоял сложный и тернистый путь.

Стоило ли говорить, что после подобной наглядной презентации все потребные документы для покорения неба Европы были подготовлены без малейших проволочек? Единственное, кому-то предстояло остаться, что называется, на хозяйстве, потому за длинным франком и фунтом стерлингов смогли отправиться лишь двое. Жребий пал на Алексея с Михаилом, которые в компании Никифора Федюнина, благословленного отцом на поездку за границу не только для оказания помощи в оформлении солидно увеличившегося количества привилегий, но и в качестве переводчика, прибыли в Санкт-Петербург для дальнейшего отбытия на судне в Кале, лишь 5 мая. С ними же прибыл и надежно упакованный в солидных размеров деревянный ящик частично разобранный У-1. Сам же глава юридической конторы, провожая в дорогу ставших не просто клиентами, но и хорошими знакомыми авиаторов, пообещал лично контролировать процесс оформления в России тех привилегий, документы по которым уже были поданы, но при этом признавал, что на какие-либо результаты можно будет надеяться не ранее конца года.

Судно должно было выйти в путь лишь десятого числа и потому, потратив два дня на перевозку груза и оформление всех необходимых документов, они дали телеграммы в офис Дэйли Маил и в представительство Французского Аэроклуба, адреса которых были указаны в журнале. А поскольку ни в одном из свежих номеров «Воздухоплавателя», заказываемого Алексеем ежемесячно, не проскакивало информации о получении кем-либо назначенных призов, надежда утереть нос своим европейским коллегам крепла с каждым днем.

В ожидании же отбытия, впервые оказавшиеся в Санкт-Петербурге начала XX века, пришельцы из будущего предпочли провести время в многочисленных экскурсиях. Правда, в отличие от Никифора, который, убедившись, что в деле оформления привилегий никаких изменений не произошло, пропадал в театрах и музеях, Алексей с Михаилом посещали совсем другие учреждения. Точнее, даже не учреждения, а торговые представительства, что в их времена назывались автосалонами и чьи адреса они смогли обнаружить на страницах выкупленных номеров журнала «Автомобиль».

Однако, к их величайшему сожалению, уделить мало-мальское внимание кому-либо из них не оказалось никакой возможности. Во-первых, подобных представителей всевозможных марок, о которых они не имели никакого представления, насчитывалось едва ли не сотня. Во-вторых, держать в салоне хотя бы выставочный образец здесь было не принято. Слишком дорогим удовольствием являлись автомобили, так что зачастую производились они исключительно под заказ и даже такие гиганты автомобильной промышленности их современности как Рено, Пежо, Опель, Мерседес, Фиат в настоящее время производили от пары тысяч до нескольких сотен машин в год. Прочие же зачастую довольствовались от силы сотней, если не десятками вышедших из ворот их заводов автомобилей. Но на фоне производственных показателей русских автомобилестроителей, даже подобные, откровенно скромные, результаты смотрелись весьма солидными достижениями. Все же зачастую успех тех или иных производителей напрямую зависел от спроса на автомобили внутри его страны. А в случае России в этом направлении все выглядело весьма печально. Ни крестьяне, ни рабочие, составлявшие львиную долю населения страны, не могли себе позволить приобрести даже лошадь, что уж было говорить о куда более дорогих стальных конях. Представители же аристократии и зажиточного купечества, за редким исключением, предпочитали иметь в своих гаражах автомобили иностранного производства, так что отечественным производителям оставалось лишь надеяться на государственные заказы, которые не блистали объемами и постоянством. Так, являвшийся крупнейшим из российских автопроизводителей Фрезе за девять лет работы смог продать чуть более 200 автомобилей, часть которых являлись импортными шасси, для которых он изготавливал лишь кузова. Одним словом, ситуация с аэропланами грозила в точности повторить таковую с автомобилями, что и предстояло исправлять всеми доступными способами первым авиаторам Российской империи.

Лишь небольшой шторм, трепавший их судно два дня, да партии в шахматы, скрасили путь до французского побережья, где к назначенной дате их ожидали представители английской газеты и Французского Авиационного клуба, довольно оперативно ответившие на полученные из России послания. И если первые, совмещая приятное с полезным, оказались единственными представителями прессы, приветствовавшие с большой помпой отважных русских авиаторов на французской земле, то вторые не скрывали своего скепсиса насчет удачи данного мероприятия, вполне законно полагая законодателями моды в сфере авиаконструирования своих соотечественников. Все же Райты застряли на отработке своей старой конструкции, а вот во Франции только за прошлый год появились десятки новых оригинальных проектов, большей части которых, правда, так и не удалось подняться в воздух. Тем не менее, вступать в словесную полемику с представителями принимающей стороны никто не стал, пообещав лишь доказать все на деле.

Не теряя зря времени, всего за два дня после прибытия, в выделенном «русским выскочкам» ангаре Алексей с Михаилом полностью собрали свой самолет и даже провели короткий пробный вылет, мгновенно заставив замолкнуть всех скептиков. Все же не только внешний вид, но и продемонстрированные этим аэропланом возможности поразили не только простых обывателей, облепивших ограду войскового плаца, выделенного правительством по договоренности с авиационным клубом для полета, но и именитых авиаторов, примчавшихся в Кале, как только им сообщили о готовящемся перелете.

Все последующие дни то Алексей, то Михаил вынуждены были постоянно находиться непосредственно у аэроплана, свалив ночную вахту на Никифора, дабы оградить свое детище от всевозможных диверсий со стороны конкурентов и от промышленного шпионажа. Все же весь тот пакет привилегий, что Федюнины всей семьей готовили почти месяц, только-только был передан для оформления во Франции и при большом желании, особенно при лоббировании данного вопроса со стороны французского правительства, все эти документы могли неожиданно «потеряться» или «сгореть в пожаре». Потому то, как ни обижались собравшиеся в Кале французские летчики и авиаконструкторы, никого из них так и не допустили до аэроплана, за что едва ли не на следующий день в многочисленных газетах на Алексея с Михаилом пролилось целое ведро грязи. А вскоре нашлись храбрецы отважившиеся бросить русским вызов.

Слишком многие мечтали первыми перелететь Ла Манш на аэроплане дабы войти в историю аэронавтики наряду с Жаном Бланшаром, первым пересекшим канал на воздушном шаре. Но мало кто отваживался говорить о своих намерениях вслух. Лишь трое — Юбер Латам, Луи Блерио и граф Шарль де Ламберт изъявили желание составить в запланированном вылете конкуренцию прибывшим из России авиаторам. Причем, аэроплан первого еще даже не был завершен, и тому требовалось никак не менее пары недель на достройку, а третий и сам являлся подданным Российской империи, хоть это и нельзя было сказать по его имени. Тем не менее, граф де Ламберт являлся единственным ребенком русского генерал-адъютанта и наместника императора в Царстве Польском графа Карла Карловича де Ламберта. И хоть львиную долю своей жизни он провел во Франции, граф всегда считал себя русским. И именно он встал на защиту своих соотечественников, располагая для этого поистине солидными возможностями. Все же граф де Ламберт являлся не только весьма известным талантливым инженером и создателем судов на подводных крыльях, но также числился одним из основателей Французского аэроклуба.

И его авторитета, вкупе с появившейся в печати торжественным воззванием посла Российской империи во Франции, оказалось более чем достаточно, чтобы перевести направление газетных статей из обидно-обвинительного в конструктивное русло рассуждения о возможностях подобного полета и сравнения возможностей заявленных в вылет аэропланов.

Русскому У-1, чью конструкцию многие из опрошенных инженеров признали, несомненно, весьма прогрессивной, должны были противостоять одиннадцатая по счету и в отличие от предыдущих — весьма удачная модель аэроплана, созданная Луи Блерио уже не в гордом одиночестве, а в соавторстве с Раймондом Солнье, на которой тот еще зимой смог провести удачный полет протяженностью более 40 километров, четвертая по счету модификация творения Лававассера — «Антуанетт IV» и старенький, но отрабатываемый из года в год «Флайер» братьев Райт, на котором собирался выступать граф де Ламберт, являвшийся ко всему прочему учеником Уилберта Райта. И как подчеркивали многие — три из четырех аэроплана имели идентичную общую схему постройки — моноплан, приписываемую именно французской школе авиастроения в противовес бипланной схеме принятой в Америке и Англии. Да, общее направление конструкторской мысли у основных конкурентов планируемого полета было одинаковым. Но вот исполнение… Опутанные, словно паутиной, расчалками, с посредственно натянутой перкалевой обшивкой, не знавшей авиационного лака, а также имевшие общий вид выделанных на скорую руку прототипов, на фоне аккуратного У-1 французские машины смотрелись откровенно тускло, что не смог не подметить даже самый далекий от аэронавтики зритель. Впрочем, не смотря на снижение уровня первоначального накала страстей, в ежедневно появляющихся статьях между строк то и дело мелькала мысль о недопущении передачи пальмы первенства в деле покорения воздушного океана от французов кому бы то ни было.

Неудивительно, что в результате столь в некотором роде скандальной рекламы, ажиотаж вокруг перелета превзошел все ожидания. А уж общий размер ставок на тут же возникшем тотализаторе превысил немыслимые шесть миллионов франков. Сумма — астрономическая, на которую вполне можно было построить современный турбинный крейсер. Причем, больше всего народа поставили на то, что ни один из отважных авиаторов не достигнет Английского берега. Упустить такой шанс было бы настоящим преступлением, и уверенный в своем товарище и их общем творении Алексей поставил на победу тридцать тысяч рублей, предварительно обменяв их на франки, из тех денег, что менее года назад самым бандитским способом были экспроприированы из хранилища государственного банка в Нижнем Новгороде.

Однако ожидание будущих сверхприбылей, о которых друзья хоть и старались не думать раньше времени, но изредка все же грезили в своих мечтах, оказалось несколько омрачено выволочкой устроенной им Александром Ивановичем Нелидовым.

— И как же следует это все понимать, господа? — стоило закрыться двери ангара «мило» поинтересовался действительный тайный советник. — Почему о том факте, что мои соотечественники осуществляют первый в мире перелет на аэроплане через Ла Манш я совершенно случайно узнаю из французских газет, а не по дипломатической почте или хотя бы телеграфу как минимум за месяц до всего этого предприятия! Вы хоть представляете себе, в какое неловкое положение поставили меня своим своеволием!? Меня же буквально засыпали вопросами, как о вас, так и о развитии аэронавтики в России! И что мне нужно было отвечать, коли я совершенно ничего не смыслю в этом новомодном веянии!? Скажите спасибо, что у меня десятки лет опыта службы в дипломатической канцелярии, и я смог не уронить чести Империи! Но, Боже, какой бред мне иногда приходилось нести! И будьте уверены, господа, весь тот бред, что я был вынужден озвучить по вашей милости, вы будете подтверждать слово в слово, каким бы безумным он ни казался. — обвинительно выставив палец в сторону синхронно сглотнувших авиаторов, приступил к настоящему деловому разговору примчавшийся в Кале посол Российской империи.

— Мы же простые люди, Александр Иванович. Уж простите, не знаю, в каком чине вы состоите. — переглянувшись с Михаилом, первым взял ответное слово Александр. С послом они оказались представлены друг другу буквально пол часа назад, но поговорить по-настоящему, а не на развлечение толпы и журналистов, смогли только уединившись в ангаре. — Откуда нам было знать про такие тонкости? Мы ведь и за пределы Российской империи никогда прежде не выезжали.

— Можно просто по имени отчеству. — отмахнулся Нелидов. — Но где же вы получили образование, оказавшееся достаточным для постройки сего агрегата?

— Да какое там образование. — повторил жест собеседника Алексей. — Всю жизнь рабочими по заводам да мануфактурам промаялись. Как отцы наши, а до них деды. Так что высшего образования мы не имеем.

— Но как же так, господа. — изрядно растерялся посол. — Как же вы смогли построить столь успешно показавший себя аэроплан, не имея потребных знаний?

— А про знания я ничего не говорил. — тут же не согласился Алексей. — Пусть университетов мы и не заканчивали, но никто не мог нам запретить покупать учебники и справочники. А уж что касается опыта работы с деревом и металлом, то любой хороший рабочий даст фору неплохому инженеру. Вот и мы, господин посол, все больше практики, нежели теоретики.

— Да вы присаживайтесь, Александр Иванович. — тут же подхватил речь Михаил, — В ногах правды нет. — Отыскав взглядом небольшой ящик, он подтащил его поближе и расстелив поверху свежую газету, жестом пригласил присаживаться. — Может коньячку, для успокоения нервов? — вновь метнувшись вглубь ангара, он вернулся с позвякивающей пузатыми бутылками корзиной. — Нам тут еще после пробного вылета много чего презентовали. Но сами мы в таких напитках не сильно разбираемся. Вы уж сами выберете что открыть.

Устало покачав головой, Нелидов присел на предложенное «кресло» и быстро пробежав взглядом по бутылкам в корзине, вытянул за горлышко одну, — Пожалуй, вот это, господа, будет в самый раз.

Естественно, пить из горла никто не стал — в скромном багаже авиаторов нашелся небольшой походный набор серебряных стопочек — подарок от Меморского Александра Михайловича.

Опрокинув стопочку, Нелидов ненадолго закрыл глаза, и когда коньяк, прокатившись по пищеводу, расплылся благородным теплом по желудку, облегченно выдохнул. — А это что такое!? — раздумывая, не принять ли по второй, он обратил взор на стопочку, что крутил в руках. — Ну ка, ну ка. — нацепив пенсне, он внимательно изучил гравировку, коей была украшена посудинка и вопросительно взглянул на виновников его беспокойств.

— Подарок. От бывшего градоначальника Нижнего Новгорода. Он был одним из немногих, кто присутствовал при нашем первом испытательном полете. — не стал ничего придумывать Алексей.

— Вот как? И много лиц тогда присутствовало?

— Мы специально не считали. — пожал плечами Михаил, — Но человек двадцать точно набралось. Правда, треть из них были извозчиками, что доставили аэроплан и прочих гостей на поле, где мы проводили полет. А так, был господин Меморский, семейство Федюниных, которые являются нашими поверенными, городовые и инженер Тринклер с Сормовского судостроительного завода, сильно помогший нам при освоении и доработке двигателя.

— Значит, инженеры все же участвовали в его создании? — оставив стопочку в покое, указал посол на укрытый в ангаре аэроплан.

— Конечно, Александр Иванович! Куда же без инженеров в таком-то деле! Знали бы вы сколько десятков раз мы переделывали конструкцию! А уж сколько времени ушло на тестирование двигателя!

— Все же щедра ты на самородки, земля русская. — покачал головой посол, устало рассматриваю двух самых обычных русских мужиков, сидящих перед ним. — Но отчего же они все такие балбесы? — тяжело вздохнув, он протянул свою стопку к Михаилу, который тут же вновь наполнил ее. — За вас, господа! За ваш непременный будущий триумф! И пусть это будет началом вашего грандиозного успеха!

Так, за неспешным, но информативным разговором, они опустошили без закуски полулитровую бутылку коньяка и договорились о дальнейших совместных действиях, поскольку без пригляда со стороны дипломатической службы, новоявленные авиаторы рисковали наломать немало дров. Даже одного того факта, что Михаил, долетев до Дувра, совершенно не собирался там задерживаться хотя бы на пару дней и планировал тут же перелететь обратно в Кале, оказалось достаточно, чтобы вызвать изжогу у разменявшего седьмой десяток лет дипломата.

Но, наконец, настал тот самый день, когда все участники вылета оказались готовы к будущему подвигу. Еще за час до намеченного вылета из порта вышел выделенный французским правительством для сопровождения отважных авиаторов миноносец «Эскопет», а импровизированное летное поле оказалось оккупировано многочисленными представителями прессы, не говоря уже о любопытствующей публики. Причем то же самое можно было сказать и о водах канала. Как со стороны Франции, так и со стороны Англии на протяжении предполагаемого маршрута оказались сотни яхт, баркасов, катеров, и лодок забитых тысячами изнывающих от жажды зрелища людей. Потому не было ничего удивительного в том, что выкатка и подготовка аэропланов к историческому полету сопровождалась съемкой сотен фотографий.

Правда, в отличие позирующих с немалым удовольствием французов, русские авиаторы предпочли отделаться лишь парой дежурных улыбок, стараясь уделить последние минуты осмотру своих машин. И если для Алексея с Михаилом этот ритуал являлся лишь способом отвертеться от фотосессии, дабы не сглазить, то для графа де Ламберта неустанный контроль за состоянием аэроплана выступал насущной необходимостью. Слишком требовательным и капризным являлся его Флайер, так что далеко не каждому летчику было по силам укротить этого американского воздушного мустанга. И если бы не участие соотечественников, сам он, совершенно точно, не рискнул бы предпринять подобный полет. Ведь, по сути, он все еще не закончил обучение в авиационной школе Райтов, хоть и признавался Уилбертом столь же искусным пилотом их аэроплана, как и он сам.

Впрочем, волновались не только пилоты. Бедняга Аллессандро Анзани, примчавшийся на импровизированный аэродром, стоило ему узнать, что аэроплан с двигателем его производства имеет реальный шанс прославить, как своего конструктора, так и создателя силового агрегата, буквально разрывался между двух своих детищ. Но если Блерио с удовольствием допустил итальянца к огненному сердцу своей птахи, то русские позволили господину Анзани осмотреть его творение лишь за час до вылета. И, надо сказать, данные пояснения по поводу проведенной модернизации легли на благодатную почву. Ему ли было не знать, что этот двигатель при работе на высоких для него оборотах начинал перегреваться уже минут через двадцать, а через пол часа расширение металла стенок цилиндров приводило к заклиниванию поршней и остановке двигателя, если не его «смерти».

— Хватит суетиться, Леша. Где наша только не пропадала! Ничего, Бог не выдаст, свинья не съест. Так что, от винта! — подмигнув другу, Михаил протиснулся в кабину и приготовился к запуску двигателя, как только на судейской трибуне поднялся флаг призывающий участников приготовиться к старту.

Рыкнув двигателем, У-1 пару минут простоял на месте, и лишь когда оставшийся в гордом одиночестве и активно упирающийся ногами в землю Алексей по сигналу судьи бросил хвост, рванул вперед, активно набирая скорость. Пробежав полторы сотни метров, он плавно оторвался от земли и отвернув в сторону Ла Манша, покачал всем оставшимся на земле крыльями. Михаил, как они заранее и договаривались, поднявшись в воздух, прибрал обороты двигателя на треть, но даже так их самоделка еще при разбеге мгновенно оставила далеко позади французов, а те восемьдесят километров в час, что он выдал, забравшись на тридцатиметровую высоту, и вовсе оказались недосягаемыми для поднявшихся следом конкурентов.

Дабы не выдавать возможности машины раньше времени, Михаилу пришлось приложить немало усилий. Мало того, что силы тратились на удержание машины от сваливания из-за полета на относительно небольшой скорости, так еще постоянно приходилось контролировать температуру двигателя. Как бы парадоксально это ни звучало, но в данной конкретной ситуации именно увеличение количества оборотов могло поспособствовать улучшению ситуации с температурой стального сердца их самолета, но впереди маячили куда как более денежные соревнования, а потому приходилось скрытничать и притворяться тихоходом. Но даже так оба француза постепенно отставали, не смотря на максимальные обороты, которые с самого начала полета были вынуждены поддерживать, что Юбер, что Блерио.

А вот граф де Ламберт не только мгновенно отстал от прочих участников, но и вообще выбыл из состязаний уже на пятой минуте полета. Что именно произошло с его бипланом Михаил понять не смог, но тот, едва поднявшись на высоту в пол сотни метров, тут же начал снижаться и вскоре застыл на песчаном пляже, распугав при вынужденной посадке сотни любопытствующих собравшихся у береговой линии. Хорошо еще, что обошлось без жертв и даже раненых. Хотя пара отдавленных женских ножек и с десяток небольших синяков поставленных в образовавшейся давке все же имели место быть. Но обиженных не было. Никто не бросился чистить неудачливому авиатору физиономию, а даже наоборот — помогли храброму покорителю небес выбраться из отказавшей машины.

Примерно в восьми милях от берега Михаил пролетел над бортом миноносца, с которого его приветствовали, как команда, так и многочисленные пассажиры. Еще через пару минут над кораблем прошел Юбер, а следом за ним потихоньку нагоняющий соотечественника Блерио. Но превосходство легких аэропланов в скорости весьма скоро сказалось и не смотря на сильный дым, валивший из труб небольшого корабля повествующий о том, что «Эскопет» идет полным ходом, уже спустя десять минут о его существовании напоминал едва заметный силуэт да стелящаяся над морем полоса черного дыма. Такие же дымы уже виднелись впереди, где отважных авиаторов встречала английская публика. И если бы не эти ориентиры, а также компас, Михаил уже давно потерялся бы. Воистину, пилоты морской авиации являлись специалистами высочайшего класса, если не теряли голову и ориентировались посреди этого великого ничто. Только неподвижное небо над головой и бесконечная вода покрывавшая все пространство под ногами давали понять любому, даже самому смелому, насколько ничтожен человек в масштабе мира, не смотря на все его многочисленные изобретения, создаваемые и развиваемые из века в век для покорения этого самого мира. И лишь подрагивающие стрелки компаса и спидометра давали понять пилоту, что он все же движется вперед, а не застыл на месте, как древняя муха в янтаре.

Дувр проявился из дымки несколько правее, чем рассчитывал Михаил. Подправив курс, он вскоре прошел над небольшой группой яхт, с которых при его приближении начали активно размахивать руками, да подбрасывать в воздух головные уборы. Оглянувшись назад, чтобы убедиться в своем полном превосходстве, вместо привычных точек французских аэропланов он разглядел столь же черный дым, какой поднимался над миноносцем. Вот только его источник находился в воздухе.

Мгновенно сообразив, что у кого-то из его конкурентов серьезные неприятности, Михаил прибавил газу и пошел на разворот. Терпящим бедствие оказался перенапрягший таки свой двигатель Блерио. Как же он не хотел лететь в столь теплый день, зная характер изделия Анзани! Но высказанные им устроителям пожелания по поводу погоды, в которую было бы желательно осуществить перелет, остались без ответа. Все же подстраиваться под одного единственного участника выглядело бы весьма некрасиво со стороны. И результатом этой несговорчивости стал сход с дистанции того, кто в реальной истории увековечил свое имя как раз этим достижением. Впрочем, не смотря на дымящийся двигатель, Блерио, пусть и со снижением, продолжал рваться вперед на своих 60 километрах в час в попытке добраться хотя бы до ближайшей суши, чтобы спасти аэроплан, в который он вложил свои последние средства. Болезнь небом и создание целых одиннадцати моделей воздушных судов весьма сильно ударили по его кошельку и практически привело его небольшое предприятие по изготовление автомобильных комплектующих к банкротству. Вся надежда как раз и возлагалась Луи на успех в устроенном перелете, что мог бы дать ему не только приз увеличившийся до тысячи фунтов, но и ИМЯ, а также спрос на аэропланы его конструкции. Однако, с каждым потерянным метром высоты, его надежды на счастливое будущее угасали все больше и больше.

Сам же пилот оказался так сосредоточен на удержании машины в воздухе, что даже не заметил пристроившегося сбоку русского. Чтобы не обогнать теряющего скорость француза, Михаил начал ходить над ним змейкой, решив сопроводить того до самого приводнения, где его могли подобрать с одной из находящихся уже совсем недалеко яхт. Вот только отделаться столь легко у Блерио не вышло. Сперва из двигателя вырвался одинокий шлейф пламени, и наружу повалила совсем черная копоть, а через пяток секунд языки пламени стали вырываться из всех выхлопных патрубков и облизывать носовую часть планера.

Поскольку парашютов еще не существовало в природе, а до воды француз рисковал долететь исключительно в виде обугленной головешки, Михаил, не переставая коситься на горящий двигатель его аэроплана, подлетел вплотную к запаниковавшему сопернику и чуть ли не ударил того правым колесом прямо по темечку, чтобы привлечь внимание. Как он впоследствии узнал, фотография висящего в воздухе француза, вцепившегося руками в шасси его аэроплана, принесла удачливому фотографу полторы тысячи фунтов, что в полтора раза превысило его выигрыш от данного перелета. Но все это было после, а пока Михаил, активно обливаясь потом и выжимая из двигателя всю возможную мощность, держал курс к хорошо различимому берегу, нервно прислушиваясь к изменениям в тембре рокота подходящего к своему пределу мотора.

С трудом удерживая кренящийся У-1 одной левой рукой, правой Михаил шарил внизу, пытаясь ухватить неожиданного пассажира за руку и втянуть того в кабину, где и ему одному было не слишком-то развернуться. И только когда извивавшийся, подобно змею, Блерио смог закинуть одну из ног на стойку идущую от фюзеляжа к крылу, Михаилу удалось ухватить того за шкирку и извернувшись невероятным образом, затащить его себе за спину, где последний намертво вцепился руками в плечи своего спасителя, восседая при этом, подобно жокею на призовом скакуне, на принявшемся трещать под его весом гарготе изготовленном из 1-мм фанеры. И если бы не распределение веса пилота едва ли не по всей площади поверхности этого самого гаргота, Блерио имел все шансы провалиться внутрь фюзеляжа и, чего доброго, сорвать ничем не прикрытые тяги идущие к хвостовому оперению.

Однако и на этом борьба с машиной не закончилась, а, можно сказать, только началась. Удержать трясущийся от прибавившейся нагрузки и вибраций вышедшего на предельные режимы работы двигателя У-1, Михаилу удавалось лишь путем приложения изрядных физических сил. Не даром они сделали данный аэроплан одноместным в противовес биплану Поликарпова — имеющиеся в наличии современные слабенькие авиационные двигатели попросту не позволяли осуществлять полеты и так весьма тяжелому самолету с дополнительной нагрузкой в виде пассажира. Нет, какое-то время он вполне мог продержаться в воздухе, но о безопасном полете в этом случае не могло быть и речи. Что в принципе и происходило сейчас на борту У-1. Уж слишком быстро, не смотря на увеличение скорости и соответственно силы обдува мотора встречным потоком, поползла температура надрывающегося двигателя вверх.

Тем не менее, не смотря на вагон и маленькую тележку собственных проблем, Михаил позволил себе отвлечься на несколько секунд, дабы проводить взглядом последнего из своих соперников. Вырвавшийся вперед Юбер, по всей видимости, не рисковал прежде предпринимать попыток завоевать титул покорителя Ла Манша по той же причине, что и его соотечественник. Авиационные двигатели все еще норовили подкинуть авиаторам неприятные сюрпризы в самый неподходящий момент. Уже на середине канала Латам услышал, что один из цилиндров двигателя дал сбой. Проверка всех электрических проводов, до которых он смог дотянуться, не дала ровным счетом ничего, зато к ее завершению принялся сбоить еще один цилиндр, всем своим тембром давая понять, что добраться хотя бы до одного из берегов отважному авиатору уже не светит. Находись он над земной твердью и немедленная посадка вполне могла бы спасти аэроплан от гибели, но оказавшись над водой, он ощутил настоящую беспомощность. Мотор окончательно остановился спустя еще две минуты надрывной работы, и пилот аккуратно спланировал на воду, держа курс поближе к спешащим ему навстречу судам.

— Ну точно, как в фильме. — нервно хмыкнул Михаил, припомнив старую комедию «Воздушные приключения» про первые авиационные гонки. Там точно так же практически у самого финиша американский пилот спас с загоревшегося самолета итальянца. Да и кто-то из участников выбыл из состязаний в результате утопления аэроплана в водах Ла Манша.

И хоть занятый спасением коллеги-пилота Михаил пропустил момент приводнения Латама, а также всю ту вакханалию, что воцарилась на спешивших к месту аварии яхтах, он впоследствии смог выстроить в уме все, что творилось вокруг, рассматривая вырезки из разных газет, которые притащили ему Алексей с Никифором. Построить и прийти в ужас, поскольку на одной из фотографий было отчетливо видно как пламя с Блерио XI раздутое воздушным потоком от винта его «Утенка» принялось облизывать алюминиевую обшивку капота его машины. Только тогда он осознал, что чуть было не потерял не только собственную жизнь, но и надежду своих друзей на осуществление всех задуманных грандиозных планов. Но это было после. А пока он, высматривая описанные организатором гонок ориентиры, преодолевал последние километры дистанции до аэродрома и молился про себя, чтобы двигатель продержался хоть еще немного.

Достигнув так называемого аэродрома, Михаил сделал над ним один круг и удостоверившись, что поле вполне приемлемо, без промедления пошел на посадку. Первоначальное удивление собравшейся публики, вызванное видом восседающего на хвосте аэроплана француза, практически мгновенно сменилось всеобщим ликованием. Обоих буквально стащили с аэроплана и на руках доставили к трибуне, где их встретил заметно озадаченный лорд Нордклифф. Чек был заготовлен только один, а предстало перед ним два пилота, к тому же прибывших на одном аэроплане.

Достигнув так называемого аэродрома, Михаил сделал над ним один круг и удостоверившись, что поле вполне приемлемо, без промедления пошел на посадку. Первоначальное удивление собравшейся публики, вызванное видом восседающего на хвосте аэроплана француза, мгновенно сменилось паникой прекрасной половины человечества и настороженными взглядами сильной. Впрочем, воцарившаяся над полем тишина мгновенно сменилась всеобщим ликованием стоило аэроплану весьма плавно опуститься на землю и едва заметно дернувшись на паре неровностей, вскоре замереть на месте.

Обоих прибывших буквально извлекли из аэроплана и на руках доставили к трибуне, где их встретил заметно озадаченный лорд Нордклифф. Чек был заготовлен только один, а предстало перед ним два пилота, к тому же прибывших на одном аэроплане.

— Джентльмены, я безгранично рад приветствовать вас на земле благословенной Англии! Вас, первых в истории людей пересекших Английский канал на аэроплане! Ваши имена уже навсегда вошли в историю как храбрейших покорителей небес! И я с превеликим удовольствием вручу заслуженную награду победителю! Вот только помогите мне определиться, кто же из вас победитель?

— Мсье Хармсворд, безоговорочный победитель в этом состязании — настоящий русский герой и мой спаситель, мсье Буков! Когда мой аэроплан загорелся, мсье Буков, рискуя сгореть вместе со мной, подлетел вплотную к моей машине и помог перебраться к себе! Только благодаря его беспримерному мужеству и невероятным навыкам управления аэропланом я сейчас стою перед вами! Посему, я настаиваю, что единственным победителем в состязании является мсье Буков! — все еще трясущийся от обилия адреналина в крови, Блерио все же нашел в себе силы дать короткое, но емкое пояснение.

— У меня нет слов, господа! Впрочем, нет и возражений! Коли один из соперников полностью признал победу другого, мне не остается ничего иного как поздравить победителя и вручить ему чек на одну тысячу фунтов стерлингов! — расцвел в улыбке лорд и позируя многочисленным фотографам, протянул чек русскому авиатору.

Награждение, общение с прессой и фуршет затянулись на долгие два часа, и все это время Михаил переживал, как бы в его отсутствие с самолета что-нибудь не скрутили на память многочисленные зеваки, заполонившие летное поле. Лишь наличие рядом с машиной Никифора, прибывшего в Англию днем ранее, позволяло сохранять ему определенное душевное спокойствие. Тем не менее, он старался держаться как можно ближе к У-1, а позировать для фотографий соглашался исключительно на его фоне, а то и в кабине. Впрочем, до конца дня, приняв все возможные поздравления и дав десятки интервью, большей частью ранее оговоренных с Нелидовым, полностью охрипший победитель смог таки уделить внимание своей машине. Удостоверившись же, что с самолета ничего не скрутили и обслужив с помощью Никифора и уже отошедшего от недавнего шока Блерио двигатель, задолго до заказа смог вернуться обратно во Францию ибо ковать железо в плане аэронавтики следовало именно в ней.

— Господин Потапов, что-то случилось? Почему ваш друг вернулся обратно? — стоило аэроплану вновь показаться над Кале, к осаждаемому репортерами Александру, пробился представитель Дайли Майл, уже давно успевший первым получить эксклюзивное интервью на правах представителя организатора данного перелета, стоило первым вестям из Англии достигнуть ближайшего телеграфа.

— Все в порядке, мистер Девис. Просто Михаил не только долетел до Дувра, но и вернулся обратно. У нас, знаете ли, еще очень много дел, как в самой Франции, так и в других странах континентальной Европы. А его чествование в вашей великой стране могло непозволительно затянуться. Но спешу вас успокоить. Если английская публика все так же будет рада видеть нас, мы с превеликим удовольствием прибудем в Англию сразу после окончания Большой недели авиации в Шампани, если ваши коллеги и соотечественники не передумают принимать нас к тому времени. — на несколько корявом английском, активно помогая себе жестикуляцией, принялся отбрехиваться Алексей.

— О, господин Потапов! Не думаю, что в старой доброй Англии когда-либо откажутся принять людей осуществивших этот исторический перелет! Я немедленно отправляюсь на телеграф, чтобы сообщить об успешном возвращении вашего друга обратно в Кале!

Алексея осаждали ровно до тех пор, как подрагивающий на неровностях поля аэроплан не остановился и из него не выбрался пилот. Ликующая толпа, лишь немногим поредевшая за прошедшее время, буквально смела Михаила и подхватив на руки, унесла к импровизированной трибуне, требуя речь. Но и вокруг аэроплана осталось немало любопытствующих, чьи шаловливые ручонки и излишне длинные носы принялись шарить по У-1. Вот только Алексей подоспел вовремя, не дав разобрать «Утенка» на сувениры, позволив лишь своим коллегам-авиастроителям, помочь оттащить машину в ангар. Теперь-то уж, выиграв гонку за ИМЯ, они могли позволить себе похвастаться конструкцией своей машины перед понимающими людьми.

К великой удаче Алексея с Михаилом, во Франции проживало или находилось по делам немало соотечественников и потому найти переводчика на смену Никифору оказалось весьма легко. Вот сейчас, не владевший французским языком, Алексей с помощью никому неизвестного студента Киевского политехнического института — Игоря Сикорского, что сам совсем недавно вновь прибыл во Францию, дабы постигать секреты аэронавтики, и вел конструктивную беседу с французскими коллегами. А люди-то подобрались действительно именитые: Габриэль Вуазен, Аллесандро Амброджио Анзани, Леон Левавассер, Уилберт Райт. Можно сказать — пионеры авиации и авиационного двигателестроения. И если авиаконструкторы все больше осматривали и щупали планер, то Анзани неприкрыто интересовался поведением своего детища во время полета и выспрашивал подробности проведенной с мотором модернизации.

Не менее полутора часов Михаил неотрывно общался, фотографировался, пожимал руки и поднимал бокалы, окруженный жаждущими его тела и общения тысячами людей, словно загнанный стаей волков отбившийся от стада ягненок. В то же самое время Алексей держал экзамен перед наиболее именитыми европейскими светилами в деле авиастроения. И надо сказать, что все без исключения оказались поражены показанными им глубокими познаниями в авиационном деле. А уж двадцатилетний Сикорский и вовсе смотрел на своего соотечественника, словно на сошедшего с небес святого, открывающего неразумным смертным секреты мироздания.

А потом примчался перевозбужденный Чарльз Девис и размахивая почтовым бланком с наклеенными на него полосами сообщения радиотелеграфа, во всеуслышание заявил не только о выполнении русским пилотом всех условий озвученных Альфредом Хармсвордом, лордом Нордклиффом, но и о чудесном спасении Луи Блерио, который также успел дать не один десяток интервью. В общем, приниматься за деловой разговор с вероятными будущими компаньонами оба смогли лишь спустя пару дней, когда головы наконец просветлели и выдыхаемые алкогольные пары более не сшибали собеседника с ног.

Да и клиенты к тому времени также успели созреть. Недаром же Алексей проговорился Анзани о завершении разработки ими в России двигателя собственной конструкции, что по принципу устройства походил на таковые итальянского конструктора, но являлся куда более прогрессивным, мощным и надежным. Да и Михаил успел шепнуть все еще пребывавшему в Англии Блерио, что готов поделить выигрыш на двоих и предложить французскому коллеге-авиастроителю обоюдовыгодное дело.

Взяв слово с Алессандро Анзани и на всякий случай обмолвившись, что патент на пятицилиндровый звездообразный двигатель уже был подан в патентные бюро многих европейских стран, чем в общем и занимался Никифор, покинувший Англию на следующий день после Михаила, друзья продемонстрировали тому один из имевшихся с собой чертежей М-11, с указанием характеристик двигателя. Причем, к глубочайшему изумлению инженера, этот двигатель со слов новых знакомых существовал не только на бумаге, но также был исполнен в металле и вовсю тестировался сейчас в далекой России, показывая, по словам его новых знакомы, превосходны результаты.

Даже одного взгляда на чертежи хватило Анзани, чтобы понять, насколько сильно он отстал от ранее никому неизвестных русских. То, что ему продемонстрировали, было ничем иным, как эволюцией двигателей его разработки. Именно к чему-то подобному он мог бы прийти и сам лет через шесть — восемь. Но теперь, видимо, это срок должен был значительно сократиться — не просто же так русские продемонстрировали ему результаты своих достижений.

— Поражен, господа! Удивлен, поражен и раздавлен! То, что вы мне продемонстрировали — это действительно нечто невероятное! Я смело могу заявить, что ни один из ныне существующих авиационных двигателей не может составить конкуренцию вашему творению! Такая мощность и ресурс при таком весе и габаритах — это действительно непревзойденное достижение!

— Благодарим, Алессандро. — ответил за обоих Алексей, после того как выслушал перевод от Игоря. — Но к нашему величайшему сожалению в этой бочке меда имеется и немалая ложка дегтя. Цена. — коротко пояснил он на недоуменный взгляд собеседника. — Наш двигатель, как минимум, вдвое дороже вашего детища, что поднял наш аэроплан в воздух. Если не больше. А цена, как вам известно, весьма часто оказывает влияние на выбор потенциального покупателя. — Начни мы производить их тысячами штук в год и цена могла бы весьма сильно приблизиться к подобному двигателю вашего производства, при сходном масштабе производства. Но о подобном спросе нам с вами остается только мечтать. Аэропланы только начали делать первые робкие шаги в плане коммерческого проекта и в ближайшие годы масштабы их производства во всем мире вряд ли превзойдут несколько сотен штук. Да и ресурс планера многих аэропланов, зачастую, куда скромнее, нежели ресурс нашего двигателя. Что, согласитесь, выглядит странно. Потому, если кто и будет его закупать, то исключительно вместе с планером нашего изготовления, чей ресурс также превосходит таковой у наших конкурентов в несколько раз.

— О каких конкурентах вы говорите!? — только и смог хмыкнуть в ответ Анзани. — По сравнению с вашим У-1 все остальные аэропланы — лишь посредственные поделки! И не говорите, что это не так! Я лично смог оценить все аэропланы, что участвовали в недавнем вылете и авторитетно могу заявить — ваша машина это даже не следующая ступень эволюции аэропланов! Он на два порядка превосходит машины господина Блерио и господина Левавассера! И это есть факт, господа! Факт, от которого никуда не деться. Так что спросом ваша машина пользовать будет. И спросом более чем солидным. Уж поверьте мне! Аэропланом, что по заслугам получил наименование «Ла Манш», захочет владеть всякий храбрец, что отважится подняться в небо. Пусть даже за него и придется переплачивать вдвое по сравнению с машинами прочих конструкторов. Но он того, черт побери, стоит!

— Ваши бы слова, да Богу в уши. — тяжело вздохнул Михаил. — Однако, давайте на некоторое время оставим в стороне наши достижения и поговорим о ваших. Ведь именно с двигателем произведенным на вашем заводе мы смогли поставить сей рекорд. И как мы уже говорили ранее, мы были бы не прочь стать вашими компаньонами. Причем, наш вклад не ограничится передачей прав на производство двигателя нашей конструкции. Мы также будем готовы внести в общий котел двести тысяч франков на развитие производства. — к вящей радости друзей их ставка принесла чистого дохода почти в сто шестьдесят тысяч франков. Да и украденные из банка деньги следовало легализовать как можно скорее. — К тому же, мы не собираемся брать бразды правления в свои руки. Все же мы не заводчики и не инженеры, чтобы понимать, как правильно развивать подобное производство. И попытайся мы провернуть нечто подобное, уже вскоре подобное предприятие будет ждать банкротство. — откровенно лукавил пришелец из будущего. Но иного выбора у них действительно не было. Им, как воздух, нужна была европейская ширма, за которой можно было бы проворачивать свои дела.

— Знаете, господа. Я никогда и ни с кем не собирался делиться своим заводом. — медленно, словно подбирая слова, произнес Анзани. — До сих пор. — добавил он спустя секунд двадцать тишины, указав на лежащие перед его глазами чертежи. — Но этот двигатель… Это нечто! И я не могу отказаться от его производства. А лицензию, я так понимаю, вы продавать не намерены? — вопросительно посмотрел он на собеседников.

— Не в ближайшие годы. — покачал головой Алексей, частично подтверждая слова итальянца. — Нам, либо нужен честный партнер, либо полное отсутствие конкурентов. Уж слишком специфичен этот рынок. Но, да вы и сами это прекрасно знаете. Потому, либо все, либо ничего…

— Тогда я выбираю все! — эмоционально махнув рукой, расплылся в улыбке Аллесандро. — И все же… Девяносто лошадиных сил! — друзья на всякий случай слегка занизили характеристики своего двигателя, поскольку не были уверены что первые экземпляры созданные на местной базе смогут показать те 115 сил, что проживали в имеющимся у них экземпляре М-11Д. — Нет, вы это понимаете, господа, девяносто лошадиных сил! Это же почти втрое больше моего модернизированного двигателя! — чуть ли не подпрыгивал на месте излишне возбужденный Анзани.

— Так ваш двигатель и меньше в два раза. — пожал плечами Алексей. — Чему тут удивляться?

— Да. Но все равно, такая мощь! — с настоящей любовью в глазах окинув взглядом чертежи, он повернулся к Алексею. — Но почему же ваш первый экземпляр, по вашим словам, выдает не более восьмидесяти сил? — по мнению отставных летчиков, излишняя предосторожность в этом деле повредить никак не могла, потому даже компаньону пока сливалась дезинформация.

— Так на то он и первый. — хмыкнул Алексей. — К тому же, у меня под рукой не имелось столь точных станков, потому мог не соблюсти все требуемые размеры. Вот и теряются на этих тысячных и сотых миллиметрах совсем не лишние силы. Вдобавок, авиационный бензин в России достать совсем непросто. Да и неизвестно какое у него октановое число.

— Это верно. Качественное топливо — это настоящий бич современной авиации. Мало того, что вырабатывают его преступно мало, так еще и очищать дополнительно приходится по несколько раз. — скривился словно от зубной боли итальянец.

— Потому то мы со своим и ездим везде. Очищали чуть ли не по капельке.

— Кстати о топливе. Я смог заметить у вас очень интересную канистру. Не подскажете, где такую можно приобрести? Выглядит очень удобной даже со стороны.

— Как только организуем их производство, так пришлю вам десяток в подарок. — усмехнулся Алексей.

— Так это тоже ваша разработка?

— Да. И на нее мы тоже подали прошение на выдачу патента.

— Полагаю, что я готов сделать вам еще одно деловое предложение.

— А вы не упускаете своего, господин Анзани. — улыбнулся Алексей.

— Для вас просто Аллесандро, или Александр, на русский манер, как вам более удобно. И да. Не упускаю.

— И мы тоже не упускаем, Александр. И прошу обращаться ко мне так же, по имени. Просто Алексей. — Алексей протянул собеседнику руку, которую тот тут же пожал.

— А скажите, Алексей, у вас есть еще что-нибудь интересное, как вы это называете, в кубышке?

— Если хорошо поискать, то найдется. И немало!

— И что бы вы хотели получить в качестве взноса в общее производство с моей стороны?

— Это будет зависеть от того, что вы пожелаете производить здесь, во Франции.

— Судя по тому, что я имел счастье наблюдать… Все!

— В таком случае нашим условием будет полное устройство завода здесь и одного, точно такого же в России. И с каждой единицы изделия, произведенного в Европе мы будем получать пять процентов. Также, ознакомившись с двигателем вашей конструкции, я бы хотел предложить вам заняться производством мотоциклов.

— Вы знаете, а ведь именно с мотоциклов я и начинал! Еще три года назад собрал первый экземпляр. Но затем мир аэропланов полностью поглотил меня и я забросил это дело.

— Так значит у вас имеется опыт! Это же превосходно! Я прекрасно понимаю, почему вы заболели авиацией. Сам такой! Но это не значит, что следует отказываться от прочих начинаний. Да, авиационные двигатели — это вершина двигателестроения. Но они никогда не будут производиться в том же объеме, что автомобильные и мотоциклетные. А чем больше объем производства, к тому же у товара пользующегося хорошим спросом, тем большие прибыли получают владельцы этого самого производства. Спрос же на мотоциклы, как мне кажется, нынче весьма неплох. Что же касается авиационных двигателей, то если вы будете производить и продавать по сто пятьдесят — двести штук в год, то лично я буду просто счастлив.

— Лично я надеюсь на большее, Алексей. — оптимистично заявил Анзани.

— Если будет больше, я не обижусь. — лишь усмехнулся в ответ Алексей. — А пока не окажите ли мне честь и не ознакомите ли с моделями мотоциклов, что являются ныне наиболее востребованными во Франции, раз уж этот вопрос не является для вас чем-то новым?

Не успел схлынуть энтузиазм от перипетий первого рекордного перелета, как состоялся второй — на сей раз, на приз Французского Авиационного общества. Вообще-то данный призовой фонд очень надеялся взять Брелио, но после потери в водах Английского залива своего аэроплана он никак не успевал доделать новый на постройку которого пошли переданные ему Михаилом полтысячи фунтов стерлингов и потому очередной чек ушел в копилку русских авиаторов. А вместе с ним в копилку ушли призовые «кубка конструкторов» за лучший планер и лучший пропеллер, обогатив друзей в конечном итоге на пятнадцать тысяч франков, которые, впрочем, смотрелись весьма бледно на фоне предыдущего выигрыша. Однако, именно это сподвигло таки Блерио принять предложения русских знакомых и теперь на мощностях его завода должны были производиться планеры не только его имени, но и прославившийся на весь мир У-1, заказы на который к тому времени перевалили за сотню, чего никак не ожидали Алексей с Михаилом и потому оказались абсолютно не готовы к такому масштабу производства. И образовавшиеся клиенты, подтверждая недавние слова Анзани, совершенно не обращали внимания на цену. А цена действительно кусалась. Ведь построен он был из материалов, что являлись весьма распространенными в России, но никак не в Европе. Потому, приходилось в срочном порядке выписывать потребную древесину, переплачивая вдвое, что за сам товар, что за срочную доставку. Однако, это все же было куда легче, чем с нуля пересчитать весь планер, учитывая характеристики местных материалов. Да и по сравнению с ценами запрашиваемыми братьями Райт за свои детища, тысяча фунтов стерлингов уже не казались чем-то из ряда вон выходящим, хоть и превышала вдвое цену Фармана. Правда, за столь солидные деньги клиент мог рассчитывать получить лишь планер, обтянутый не обработанной лаком перкалью. Двигатель же требовалось заказывать отдельно, доплачивая от трехсот до пятисот фунтов, в зависимости от выбранного производителя и модели. Но поскольку сами создатели У-1 через статьи во всевозможных журналах, газетах и интервью всегда упоминали желательность применения двигателя Анзани, именно итальянцу отошла львиная доля заказов на стальные сердца. А учитывая, что к нему потянулись и многочисленные неизвестные широкому кругу масс создатели планеров собственной разработки, весь следующий месяц Аллесандро метался, как угорелый, между поставщиками, размещая заказы на заготовки и комплектующие, так как его небольшая мастерская, гордо именующаяся заводом, никак не могла поспеть с выполнением свалившихся на голову заказов.

К тому же, параллельно с выполнением заказов, имевший немало бесед со своими новыми компаньонами Анзани каждую свободную минуту своего времени проводил за чертежами и расчетами, создавая более скромный аналог русского двигателя. Все же он был не только отличным инженером, но и неплохим коммерсантом и потому сразу осознал правоту своих новых друзей — их двигатель действительно выходил слишком дорогим. И, даже, излишне мощным и надежным для данного периода развития авиации, если можно было так сказать. Здесь же и сейчас требовался более дешевый мотор, пусть и обладающий заметно худшими характеристиками. И было весьма отрадно осознавать, что по этому вопросу у него с компаньонами не было никаких разногласий.

Планер же, принесший своим создателям не только немалые деньги, но и славу, после завершения очередного рекордного полета прописался на заводе Блерио, где его аккуратно разобрали до последней реечки в целях создания полного пакета рабочей документации. А Михаил с Алексеем параллельно читали лекции по аэронавтике и авиа-проектированию своим благодарным слушателям, в роли которых выступали Луи Блерио и Игорь Сикорский.

Да, они собственными руками создавали себе конкурентов. Но, что первому, что второму в будущем предстояло создавать машины воюющие на стороне Антанты, отчего уже сейчас они являлись союзниками в будущей войне. Причем, союзниками полезными. Ведь француз на долгие годы вперед становился их компаньоном и обеспечивал присутствие аэропланов их производства на наиболее обширном европейском рынке. А Сикорский, что в известной им истории являлся наиболее именитым русским авиаконструктором времен Первой Мировой Войны, не только имел все шансы создать куда более удачные машины нежели «Илья Муромец» и С-16, но и вряд ли мог выкинуть из памяти тех, кто являлся для него по сути учителями в будущем деле всей его жизни. К тому же никто не запрещал друзьям время от времени напоминать своему протеже о данном факте, параллельно подбрасывая новые стоящие идеи.

Спешка и напряжение с налаживанием производства были страшными. Алексей за полтора месяца настолько осунулся и похудел, что видом своим напоминал узника замка Иф, разве что побритый. Михаил тоже сбросил в весе и заработал кучу порезов и мозолей. О количестве вытащенных из рук заноз можно было даже не говорить — их счет давно перешел за сотню. Но первый У-1 французской сборки поднялся в небо 10 августа 1909 года. Правда, уйти к заказчику он мог лишь после авиационной недели, должной начаться через пол месяца. А два других выполненных Анзани с учетом увиденных у русских знакомых доработок трехцилиндровых тридцатипятисильных W-образных двигателя, законченных одновременно с первым, впрочем, как и немалое количество отливок и заготовок, надежно запаковали в ящики для отправки в Россию — это был подарок итальянца своим новым друзьям наряду с мотоциклом «Фелон энд Мур», который, по общему мнению ознакомившихся со всем ассортиментом двухколесной техники Алексея с Михаилом, выглядел уже более-менее похожим хотя бы на мопед советских времен, а не на велосипед с моторчиком, как все остальные.

Не смотря на организацию производства У-1, 22-го августа 1909 года в павильоне рядом с первым собранным во Франции экземпляром красовался доработанный с учетом полученных знаний Блерио-11, оснащенный двигателем Анзани и более легким пропеллером Шаувьер, тут же стояла «Антуанетта 5». Рядом с этими аппаратами совсем бедно смотрелся «Демуазель», являвшийся очередной попыткой создать успешную конструкцию Альберто Сантос-Дюмоном, прославившегося своими полетами на дирижаблях. Вот только имея схожую с У-1 конструкцию, по технологиям производства он сильно напоминал первую модель Блерио-11. Присутствовали тут и бипланы — машина братьев Райт, и схожий с ним Фарман III, и Вуазен, не говоря уже о многочисленных конструкциях, не имеющих ничего общего с аэродинамикой, зато поражающих воображение посетителей своими экстравагантными видами. В общем итоге экспозиция насчитывала 37 разных машин.

Но куда больше места в экспозиции занимали громоздкие воздушные шары и дирижабли. Эти небесные гиганты, наряду с аэропланами все еще играли весомую роль в освоении воздушного пространства и пока не собирались уступать этажеркам ни пяди неба.

С превеликим удовольствием ознакомившись со всеми представленными экспонатами и вволю наобщавшись с конструкторами, Алексей с Михаилом облегченно вздохнули — до уровня предлагаемого ими ни один из конкурентов пока не добрался и судя по представленным двигателям, у них имелась как минимум двухлетняя фора, чтобы сделать свой двигатель самым распространенным в мире. И только французский ротативный Гном Омега в полсотни лошадиных сил заставил слегка понервничать, пока они не узнали, что ресурс данного двигателя не превышал пока 35 часов, да и то на бумаге, что являлось вполне сравнимой цифрой с моторами производства Анзани, на которые ими была сделана ставка. Тем более что к зиме Анзани клятвенно обещал представить новый шестицилиндровый двигатель, что должен был выдавать запрошенные его новыми знакомыми 60 лошадиных сил, вместо оказавшихся явно недостаточными 35-и. Тут как раз обещал пригодиться проект нового трехцилиндрового Y-образного двигателя, над которым он трудился последние месяцы до встречи с авиаторами из России.

На пятый день проведения выставки, наконец, начались столь ожидаемые многими приехавшими пилотами и конструкторами гонки. Многие, очень многие желали взять кубок Гордона Беннета и заработать деньги на постройку нового аэроплана, но успевшие стать настоящей сенсацией в авиационном мире русские не оставили никому ни малейшего шанса. Насмотревшись на показательные полеты своих конкурентов, Алексей решил держать скорость в районе девяноста — ста километров в час и в результате оторвался от ближайшего конкурента — американца Гленна Кертиса на две с половиной минуты, показав среднюю скорость на дистанции в 95 км/час.

«Эти невероятные русские!» — именно такой заголовок красовался на первой странице газеты сжимаемой под мышкой Алексеем, когда он, стоя на палубе судна идущего в Санкт-Петербург, смотрел на удаляющийся берег Франции, где их план по подготовке к грядущей войне Военно-воздушных сил Российской Империи получил свой второй существенный толчок. Первым же они считали свое появление в этом времени.

Загрузка...