Глава 14

В субботу утром, тринадцатого октября, Клайв отправился на поиски цветочного магазина, а найдя его, задумался о переменчивости жизни. Вот ведь черт возьми — он покупает букет на похороны Хелланда! Фриман пропустил завтрак в гостинице, поэтому, купив цветы, зашел в кафе выпить кофе и съесть бублик. Он думал о Кэй. О том, что она сейчас делает. Впервые они встретились в гостях у общих знакомых, Кэй не была самой неотразимой из присутствовавших дам, но она излучала какую-то старомодную готовность заботиться о людях, и Клайву это понравилось. Они быстро начали встречаться и поженились в первую годовщину знакомства. Совершенно классическая история, подумал Клайв. Франц и Том родились один за другим, Кэй сидела дома с детьми, Клайв работал. До сих пор их брак не знал никаких драм, а их отношения очень напоминали Клайву семью его родителей, за исключением одного — Клайв очень старался. Он знал, что Кэй не всегда понимает тонкости его работы, поэтому он следил за тем, чтобы держать ее в курсе основных проблем, и они всегда вежливо разговаривали друг с другом, и наедине, и при детях. Клайв знал, что он всегда хорошо себя вел. Другие женщины его совершенно не интересовали, он не пил и не играл. Он никогда не бил Кэй. До нынешнего случая. Он смотрел в окно на выкрашенный в серое Копенгаген и проклинал Джека. Именно Джек был причиной абсолютного большинства драматических событий в жизни Клайва. Это как проклятие, оно тянется тридцать лет и не собирается развеивать свои чары. Клайв никогда — ни до, ни после — не страдал так, как когда Джек стал подростком и вдруг перестал с ним общаться, а вскоре и вовсе переехал. Даже интеллектуальное противостояние с отцом далось Клайву не так дорого. Он не спал по ночам и все надеялся, что Джек вернется. Боль уходила очень-очень медленно. Но потом он снова встретил Джека, это рок. Будучи ученым, Клайв не верил в судьбу, но в ту секунду, когда он увидел Джека стоящим посреди университетского актового зала, с этим темным ищущим взглядом, он подумал, что это не могла быть случайность. Что время сводит их вместе и все, что им самим нужно было сделать, — дотянуться друг до друга. Но Джек не тянулся к нему. Клайв давал ему сотни шансов, но ни разу со времен своего детства Джек за ним не пошел.

Клайв помассировал бровь. Он не хотел думать о Джеке. В шесть часов он читает лекцию, а до этого ему нужно на похороны Хелланда.


Когда Майкл и Клайв вошли в церковь, она была набита битком. Этот здоровенный полицейский, Мархауг, сидел у самой двери на заднем ряду и вежливо кивнул Клайву. Отдав букет церковному служителю, Клайв попытался найти свободное место. Майкл остался где-то позади, Клайва вытеснили вперед, так что он в конце концов сел на один из передних рядов. В церкви было по меньшей мере двести человек, украшенный цветами гроб белел перед алтарем. С правой стороны на переднем ряду сидели одетые в черное женщина и девушка, они были убиты горем. Они приглушенно разговаривали. Это, наверное, семья Хелланда. Тот факт, что у Хелланда была семья, казался Клайву невероятным. У Хелланда, у этого мерзкого типа. В церкви было очень много мужчин. Как будто бы у Хелланда было много братьев. По крайней мере, у него было много коллег и друзей.

Наискосок от него, чуть позади, сидела девушка, которая постоянно смотрела в его сторону. У нее были короткие светло-русые волосы, кроссовки, джинсы и совершенно не приличествующая случаю военная куртка с капюшоном. От девушки исходила какая-то злость.

На что она так глазеет, черт побери? Он попытался проследить за ее взглядом, но не видел ничего бросающегося в глаза в толпе перед собой. Все были заняты делом — стаскивали с себя мокрые куртки, доставали псалтири.

Вдруг он понял, что девушка рассматривает его. В эту же секунду началась церемония.


Позже, в «Белла-центре», Клайв к своему удовлетворению констатировал, что послушать его лекцию пришло около ста двадцати человек. Он искал среди собравшихся знакомые лица, но не увидел ни одного. После лекции начались жаркие дебаты. Клайв знал процедуру от «а до я», он побывал за свою жизнь во стольких словесных битвах, что ужасно удивился бы, если аудитория ответила бы на его лекцию тишиной. И все-таки он отметил про себя, что результаты опыта по конденсированию не произвели такого революционного впечатления, на которое надеялись Майкл и Клайв.

— Да, это интересный опыт, — сказал один из присутствующих. — Но он ведь не отменяет те двести восемьдесят шесть синапоморфий, которые связывают птиц и динозавров.

— Да, вы правы, — сказал другой, кивая в сторону Клайва, — онтогенез относится к самым слабым разделам динозавровой гипотезы. Но нам придется с этим смириться. Мы, по понятным причинам, не знаем, как развивается зародыш динозавра. Но даже без этого знания у нас более чем достаточно причин, чтобы констатировать родство. Более чем достаточно, мистер Фриман.

— Да, — выкрикнул третий. — Это все равно как если бы вы собрали пазл из тысячи частей, на котором изображен Нью-Йорк. Вам не хватает всего одной детальки этого пазла, но вы все равно утверждаете, что не видите, что это за город.

— Точно, — крикнул четвертый.

Во время лекций Клайва всегда наступал момент, когда он просто начинал упрямо повторять свое, пресекая все возражения. Двое встали и ушли, но это, на самом деле, было меньше обычного. Конечно, нельзя сказать, что сегодня он выступал перед послушной и внимательной аудиторией, которая жадно ловила каждое его слово, но они все-таки не безнадежны. Он видел в их глазах искренний интерес.

Часом позже аудитория опустела, и Клайв не смог скрыть разочарования. Несколько слушателей подошли пожать ему руку после лекции, но он должен был признать, что опыт по коденсированию не произвел особого впечатления, и он не понимал почему. Это был удачный опыт.

— Ну, что скажете? — спросил он Майкла. — Кажется, они не до конца поняли, о чем я говорил, — Клайв раздраженно покачал головой. Вдруг до него дошло, что Майкл вел себя как-то отстраненно. Он как раз собирал большие разноцветные постеры и вдруг остановился:

— Майкл?

Майкл не реагировал до тех пор, пока Клайв не оказался совсем рядом с ним.

— Вы что, витаете в облаках? — спросил Клайв.

— Клайв, — ответил Майкл. — Мне правда очень жаль.

Клайв непонимающе смотрел на него.

— Наше отделение закрывается, — сказал Майкл. Клайв хватал ртом воздух. — Это уже решено. Наше отделение станет частью отделения морфологии позвоночных, а вы… — Майкл потер лоб и вымученно сказал: — И это будет без вас. Официально, по крайней мере. Вы должны уйти на пенсию. Хотя бы формально. Вы, конечно, сможете продолжать участвовать в разных проектах, в моих-то уж точно. Я должен был сказать вам это перед поездкой. Но я не смог. Я пойму, если вы рассердитесь.

— Но почему? — пробормотал Клайв. Он был совершенно ошарашен.

— Я по-прежнему вас поддерживаю, Клайв, — поспешил сказать Майкл. — Дело не в этом. Посмотрите на результаты опыта по конденсированию. Я вас поддерживаю. Но каждый день обнаруживается что-то новое, что указывает на то, что мы можем ошибаться. Мы вынуждены учитывать то, что мы можем ошибаться. Отделение эволюции, палеобиологии и систематики птиц стало синонимом вашей профессиональной позиции, и так быть не должно, этого не должно было случиться. Университет из-за этого страдает. Нас называют креационистским факультетом. У нас меньше студентов, чем когда-либо, и вы знаете, что это значит, — он потер большой и указательный пальцы. — Новых биологов, специалистов в области позвоночных, не принимают всерьез, они не могут найти работу, факультету очень нужны деньги. Нам придется пересмотреть свою позицию, если мы надеемся увеличить набор студентов. И вы слишком известны, Клайв. Пока вы продолжаете оставаться лидером отделения, считается, что мы не можем спасти этот тонущий корабль.

Клайв стоял, уставившись на Майкла.

— Я добывал для этого отделения деньги в течение тридцати семи лет, — прошептал он. — При каждом без исключения распределении средств.

— Поэтому это должно прекратиться сейчас. Пока игра еще не проиграна. Дальше так продолжаться не будет. Вы получали бы все меньше и меньше грантов, под конец — вообще никаких. Кроме того, это требование университетского совета. Немедленное слияние отделений и ваш уход на пенсию.

— Мне еще нет даже шестидесяти, — сказал Клайв.

— Я должен был рассказать вам об этом еще до того, как мы вылетели в Европу, в крайнем случае в самолете, — сказал Майкл. — Но это было слишком трудно.

— Бизнес-класс и ужин в ресторане с мишленовской звездой? Это что, отступные от отделения? И собрание! — торжествующе выкрикнул он. — То собрание, на которое меня — вот ведь совпадение какое — не пригласили!

— Мне правда очень жаль, — снова сказал Майкл.

Клайв сжал руку в кулак.

— Я хочу побыть один, — сказал он. Майкл всплеснул руками.

— Я вам сочувствую, правда, — по-товарищески сказал он, — но жизнь ведь продолжается? Вы столько вложили в это дело, и мы все прекрасно это понимаем… без вас отделение не было бы таким заметным и…

— Я хочу побыть один! — заорал Клайв.

— Ну-ну, успокойтесь. Это же не мое решение, — обиженно сказал Майкл и пошел к выходу. Он слегка качал головой на ходу, самозваный верховный жрец высокой морали.

Оставшись в одиночестве, Клайв обернулся и посмотрел на огромный экран для PowerPoint презентаций. Он чувствовал себя окаменевшим, полным ненависти. Когда он снова услышал шаги, то подумал было, что Майкл вернулся. Но это был не Майкл. К нему подошла та самая девушка, которую он видел на похоронах Хелланда шесть часов назад. Она протянула ему руку, и он инстинктивно ее пожал.

— Меня зовут Анна, — сказала она. — Мне нужно с вами поговорить.

— Вы были сегодня на похоронах Хелланда, — сказал Клайв. — Почему вы на меня так глазели?

— Я удивилась, когда увидела вас там, — спокойно ответила она. — Чистое любопытство.

У нее были почти желтые глаза и самодовольная складка у рта.

— Это еще почему? — спросил Клайв, принимаясь складывать свои бумаги в папку.

— Я пишу диплом под руководством Хелланда и Тюбьерга, — сказала она. — Я изучала спор о происхождении птиц. Я бы очень хотела обсудить с вами некоторые анатомические детали. В Зале позвоночных. Вы сможете со мной там встретиться? Завтра… Или лучше в понедельник? Вы же еще не уедете в понедельник?

Он уставился на нее.

— То, что вы дипломница Тюбьерга и Хелланда — для вас же хуже, — сказал он, надевая куртку и беря в руки папку. — О чем мне с вами говорить? Хелланд, к сожалению, мертв. Тюбьерг… — он взглянул на нее, — Тюбьерг даже не потрудился прийти сегодня. Мне не о чем говорить с их протеже. До свидания, — он захлопнул папку и стал быстро спускаться по широким ступеням между рядами парт. Девушка шла за ним.

— У меня для вас есть кое-что. От Тюбьерга, — сказала она вдруг. Он остановился и пробуравил ее взглядом:

— И что же это?

— Я не могу здесь об этом говорить, — сказала она, оборачиваясь через плечо, как будто у стен были уши.

— Почему он сам не может мне это отдать? — спросил Клайв.

— Я там вам все объясню. Это кость… Это очень сложно, — девушка выпрямилась и продолжила тихо: — Каково бы вам самому было, если бы вы вдруг вынуждены были признать, что ошибались? В течение всей своей научной карьеры?

— Ха, — фыркнул Клайв. — В тот день, когда Тюбьерг признает свои ошибки, солнце взойдет на западе.

Он пошел дальше по лестнице, вышел в коридор и прибавил шагу. Девушка прокричала ему вслед:

— Профессор Фриман! В понедельник в одиннадцать часов. В Зале позвоночных. Договорились?

— Можете даже не мечтать! — Клайв на ходу качал головой.


Майкл ждал его в такси перед выходом из «Белла-центра», сидя на заднем сиденье с открытой дверцей, счетчик был уже включен. На что он рассчитывает вообще? Что Клайв сделает вид, что ничего такого не произошло, проехали? Майкл говорил по мобильному телефону, наверняка отчитывался: да, да, все прошло хорошо, я наконец-то все ему рассказал, и теперь этот старый идиот вне игры. С кем он вообще разговаривает? С Энн? С заведующим кафедрой? Майкл подвинулся на сиденье, освобождая место для Клайва.

— Никогда больше не ждите меня ни в каком такси! — крикнул Клайв прямо в удивленное лицо Майкла. Майкл опустил телефон.

— Перестаньте, Клайв, — тихо сказал он. — Садитесь.

Он что, не слышит, что ему говорят? Никогда больше! Клайв ясно сказал. После чего он демонстративно направился через парковку в сторону метро. Не оборачиваясь.

Клайв вышел из метро на станции Нёррепорт и пошел по улице. Он доверял Майклу. Всему, что Майкл знал, его научил он. Если бы не Клайв, Майкл стал бы заурядным ученым с никому не нужным представлением об эволюции птиц. Он ничем не лучше Джека, подумал вдруг Клайв. Едва ли не самое важное в жизни — это умение стоять на своем. Невзирая на штормы, голод и пытки. Иначе ты не настоящий ученый, а любитель. Джек и Майкл — любители, они сделаны из совсем другого теста, чем он сам. И даже если это будет его последнее дело в жизни, он будет стоять на своем. Если честно, именно за это он уважал Хелланда и Тюбьерга. Их много в чем можно упрекнуть, но они отстаивали свою позицию и боролись за нее — точь-в-точь как он сам. Это единственный верный путь. У тебя есть позиция, пока ты не занял новую, — что за чушь! Поэтому он не поверил этой проклятой девчонке, Тюбьерг никогда в жизни не признал бы, что ошибался, иначе он никогда бы не стал тем, кем стал! Клайв узнавал в нем своего отца. Кость. Ха. Это просто смешно.

Он зашел в Круглую башню, которая вдруг оказалась у него по левую руку. Поднимаясь по каменной, с почти полным отсутствием ступенек, гладкой спирали, он внезапно споткнулся и приземлился на колени. Клайв громко выругался, будучи уверенным, что вокруг никого нет, но молодой человек, спускавшийся ему навстречу, смущенно остановился, и тут терпение Клайва лопнуло, и он наорал на него. Молодой человек отшатнулся, хотел что-то сказать, но в конце концов ушел.

Клайв остался один. Что происходит? Когда-то, давным-давно, он был молод, светило солнце, и стоило ему перегнуться через письменный стол и выглянуть в сад, как он мог увидеть там Кэй, которая сидела на солнце в широкополой шляпе, и детей, которые плескались в бассейне, визжали и пили лимонад через соломинку. Когда-то при его появлении на работе наступала благоговейная тишина, когда-то Майклу было двадцать два года, он был зеленый, как свежевылупившийся кузнечик, и вне себя от счастья, что ему обещали место дипломника через два лета, и переполненный благодарностью за то, что в ожидании этого ему разрешили переписывать начисто конспекты лекций Клайва и оборачивать все его справочники в прозрачные пластиковые обложки. Когда-то его сыновья смотрели на него круглыми от обожания глазами, когда-то Джек его любил.

Холод поднялся в Клайве, и он встал с колен. Ему нужна Кэй. Без нее все это ни к чему.


Он позвонил ей из телефонного автомата. Вокруг пробирались сквозь темноту люди и шел легкий снег. Сердце Клайва грозило вот-вот схлопнуться. Трубку взяла Кэй. Не Том, не его жена. Кэй.

— Кэй, я тебя люблю, — прошептал он. — Я не хочу жить без тебя. Я не могу жить без тебя. Я изменюсь. Я никогда больше тебя не ударю. Я разберусь в своих отношениях с детьми. Прими меня обратно. Я буду стараться. Я обещаю, — Клайву тяжело было удерживать трубку, казалось, что ветер, который постоянно менял направление, дул теперь перпендикулярно его спине и той руке, которая держала трубку. Снизу тикала телефонная карточка. На том конце провода было тихо.

— Кэй?

— Перезвони мне вечером, дорогой, — вдруг мягко ответила она. — Я не могу сейчас разговаривать, я собираюсь уходить с Аннабель. Но вечером я буду… у нас дома. Так что позвони мне, — она положила трубку.

Торжество распирало грудь. Еще не поздно. Кэй его любит.

Клайв вернулся обратно в гостиницу. Майкл оставил три сообщения, и Клайв тоже оставил ему одно: он дурак, если не понимает, что ему говорят. Он поднялся в номер и включил компьютер, чтобы заказать билеты для Кэй. Она никогда не пересекала Атлантический океан и часто говорила, что хотела бы съездить в Париж. Клайв пригласит ее в Париж. В Париже сейчас шестнадцать градусов. По-осеннему свежо, но это совсем не тот сырой холод, которым пропитан копенгагенский воздух. Он проверил расписание самолетов и принялся считать. Можно вылететь из Ванкувера на следующий день в 13.20, через Сиэтл, в Лондон, оттуда прилететь в Копенгаген во вторник утром, в 6.20. Здесь Клайв встретит Кэй, и они вместе вылетят в Париж в 12.30. Он заплатил за билет кредитной карточкой. Почти две тысячи долларов в оба конца. Недешево, но он подумал, что не дарил Кэй подарка на серебряную свадьбу. Еще он подумал, что не хочет быть один. Он пытался дозвониться до нее у Франца, но никто не брал трубку. Ей наверняка нужно какое-то время, чтобы собраться. Скоро Клайв заснул и спал тяжелым чугунным сном, всплывая на поверхность только пару раз, когда телефон в номере резко трезвонил, но тут же погружаясь обратно в сон, как только он замолкал. Сначала ему снились Хелланд, Кэй, мальчики, Майкл и Тюбьерг. Все они перед ним извинялись. Потом сон перескочил на другую тему, и ему стал сниться Джек, который стоял совсем рядом и что-то говорил, улыбаясь. Клайв не слышал, что именно, потому что играла музыка. Он услышал свой собственный голос, услышал, как просит Джека повторить то, что тот только что сказал, и Джек исполнил просьбу, но Клайв снова ничего не расслышал. Вдруг Клайв понял, что у Джека детское лицо. Он был высоким, как взрослый мужчина, одетым в костюмные брюки и тонкий вязаный свитер, но с лицом мальчика. Резко выдающаяся верхняя губа, взгляд, полный детского обожания. У Клайва стучало в паху. Джек улыбался, и все казалось таким правильным. «Давай», — сказал вдруг Джек. Музыка стихла. Было совсем тихо. Потом Клайв встал на колени перед Джеком и осторожно спустил его брюки на узкие бедра.

Клайв проснулся как от толчка, и сел в постели. Пот катился с него градом, он резко вытерся полотенцем, подтер влажные пятна на простыне. На ночном столике медно-зеленым светом мерцали часы. Ему скоро позвонят и напомнят, что он должен перезвонить Кэй. Он принял душ, вернулся в комнату, сел на чистый и холодный стул возле телефона и позвонил Кэй. Она взяла трубку после четырех гудков.

— Привет, — мягко сказала она. — Как хорошо, что ты позвонил.

Клайв выдохнул с облегчением. Он не хотел быть один.

— Знаешь, что ты делаешь завтра? — спросил он.

— Сижу с Аннабель, у нее ангина, — ответила Кэй.

— Нет, ты летишь в Париж!

— В Париж?

— Да. Я уже купил билет. Проверь почту, я тебе его переслал. Ты вылетаешь завтра в 13.25 из Ванкувера, через Сиэтл, в Лондон и оттуда в Копенгаген. Здесь я встречу тебя в аэропорту, и мы вместе полетим в Париж.

На другом конце трубки стало тихо.

— Я не могу.

— В смысле? — изумленно спросил Клайв.

— Я не могу. У меня на завтра другие планы.

— Да, но я уже купил билет, — сказал Клайв.

— Ты должен был сначала спросить меня.

— Ты не можешь отменить свои дела? Что это за дела вообще? Посидеть с Аннабель ты сможешь и в другой раз.

В трубке опять было тихо.

— Кэй? — сказал он.

— Я не хочу, — тихо сказала Кэй. — Ты должен был сначала спросить меня. Я очень хочу в Париж, но мне нужно сидеть с Аннабель. Для меня это важно. Она ждет и радуется. Ты должен был сначала спросить.

Когда они закончили разговор, Клайв сел на кровать, и все вокруг него стало белым.

Загрузка...