А перед титрами вместо фильма Эдуардычу приснилось, что сидит он в одиночной камере (чего с ним никогда не случалось), а к нему подсадили ...Землю!
Чево, чево?!- спросите вы.
Да Землю, Землю нашу! Настоящую. Планету, как она есть.
Эдуардыч еще пытался протестовать: "Что это вы, и так тесно, а тут еще какого-то голубого ко мне поместили! Да большого какого! Протестую..."
А ему в ответ (предварительно для порядка треснув по балдочке): "Ты не очень-то. Протестант нашелся! А то сейчас враз вместо голубой получишь что-нибудь красно-коричневое! Где там у нас красный карлик с Марсом сидят?"
В общем, "подарили" Эдуардычу Землю. И вот он, в обычной жизни, в общем-то, не свирепый, начал над ней издеваться. То северные реки на юг повернет, то пустыню Сахару кукурузой засеет, то арктические льды утюгом растапливать начнет. А то, когда особенно рассвирепеет, землю крестьянам раздаст.
А в конце сна она, Земля-то, ему и скажет, что она была вовсе не настоящая, да и не Земля вовсе, а его собственная жизнь в образе Земли. И что он получит то, что и посеял.
Наутро и Михалыч и Эдуардыч проснулись в наижутчайшем виде. И сразу, не сговариваясь и не опохмеляясь, пошли к Никифорычу, чтобы обсудить с ним их необычные сны.
Никифорыч принял их по обыкновению сидя на крылечке в валенках на босу ногу и без галстука.
Денег и самогона взаймы не дам,- приветствовал он их.
А чего? - отвечали ему гости.
А всё то же. Валютный фонд траншу не дал. Что случилось то, мужики? Вид у вас - словно коньяка без кофе выпили.
Не знаем. С одной стороны вроде бы и ничего не случилось. А с другой - все хреново. Странности какие-то последнее время, сны, предчувсвия. Ты сам-то ничего не замечал?
Может, и замечал, да толком не пойму что.
И Никифорым рассказал мужикам про свои наблюдения.
А мне сегодня сон приснился,- сказал Эдуардыч.- будто сижу я в одноместной палате... То есть лежу. А в одиночных палатах я еще никогда не сидел. То есть лежал. А ко мне вдруг подсаживают... То есть подкладывают... Тьфу ты, в общем подсаживают мне в камеру Землю, твою мать!!!
На носилках что ли привозят?
Да нет, приводят и все. Как обычно. Лицом к стене, ноги в стороны...
Какое лицо, руки, ноги?! У шарика-то?
А я знаю?!
Ну и зачем?
На перевоспитание, наверное. Для лечения.
Ну и что дальше?
И стал я её лечить, представляете?
И куда ты ей градусник вставлял?- грубо пошутил Михалыч.
Какой градусник?!- даже не заметил шутки Эдуардыч,- Я ей всякие процедуры делал, припарки всякие, реки осушал. Земле, представляете?! В натуре, голубоватой такой, круглой.
И какая только дрянь не приснится.- сказал Никифорыч.
Да не дрянь, мужики, не дрянь!- запротестовал Эдуардыч,- Что-то тут не то. Какой-то тут подтекст есть, тайный смысл какой-то. Что-то мне не по себе, мужики. Вот и ты, Никифорыч, то Луну политическую видел, то машину испарившуюся. Да и ты, Михалыч, поди что-нибудь чувствовал.
Михалыч замялся. Разглашать секретные сведения он не привык. Хотя, с другой стороны, подписки о неразглашении этого приказа он не давал.
Не без того, вообще-то,- нехотя пробормотал он,- Тоже вот, приснилось сегодня... Про службу...
Ну, не тяни!
Что пришел мне... Приказ!
И какой? От кого?
Да в том-то все и дело, что ни о чем и от кого - непонятно. Приказ серьезный, а ни о чем и ниоткуда.
Разве так бывает?
То-то и оно, что быть не должно, а было.
Про Ноля Семеровича и про его воинское звание Михалыч все же на всякий случай умолчал. Мало ли что...
Никифорыч сходил к своим животным, покормил их, взял у кур в ответ несколько свежих яиц, и вернулся к мужикам. Приготовил нехитрую снедь.
И устроили они маленькое чаепитие. Вошедшее в историю как ...пятый парадокс пенисовских событий.
Может быть мне кажется, но что-то грядет,- задумчиво произнес Михалыч, хрустя советской еще карамелькой.- Такие же предчувствия были у меня аккурат накануне перестройки.
А теперь что?
Ох, не знаю, мужики. Думаю, что второй такой "стройки" нам уже не пережить.
В дверь постучали. Это пришли остальные двое пенисовцев. Бывший второй секретарь Николаич и бывший завполиклиникой Палыч. По их визиту и виду нетрудно было догадаться, что и с ними не всё в порядке. Так оно и было.
Николаич принес два литра самогона, а Палыч - поллитра чистого спирта. Закуски не принес никто, потому что её гнать еще не научились.
Мужики, вы кончайте так шутить!- возмутился Никифорыч,- гоните закусь!
Из чего?- удивились все.
Тащите жратву, бездельники!- возвысил голос Никифорыч,- Не доводите до принуждения к фактам.
Фактами Николаича были запасы тушенки из госрезерва, которых хватило бы ему одному лет на двадцать усиленного питания. Фактами Палыча были аналогичного размера запасы коробок конфет.
Сроки годности продуктов пенисовцев не смущали: и то и другое делали в бывшем Союзе на века. Николаичу с Палычем пришлось сделать еще одну ходку.
Ну и что с вами приключилось?- Спросил Никифорыч у обоих последних, заев конфетой добрую порцию тушенки.
А с Палычем этой ночью случился дефолт, причем суверенный. Для тех, кто еще не знает, что это такое, могу пояснить на всякий случай, что это разиков этак в двадцать пострашнее ОРЗ, раза в два круче аппендицита и всего лишь раз в пять лучше, чем СПИД.
Дефолт Палыча продолжался часов восемь-десять и был по своим симптомам самым что ни на есть классическим. А именно: никакой связи с внешним миром за пределами двора; никакого товарооборота; никакого производства и никаких взаимных платежей.
Полная изоляция. Только запасов самогона лет на пять, конфет лет на десять, да воды два ведра. Никаких инвестиций, никаких новых технологий. "Да ведь это же дефолт!"- с ужасом понял Палыч.
Даже его куры объявили полный суверенитет в рамках курятника и захотели сами торговать своими яйцами с заграницей.
Ишь ты!..- хмыкнул Эдуардыч.
В общем, то ли приснилось все это Палычу, то ли взаправду было, а только прожил он в полном дефолте целую ночь. А наутро, не выдержав этого кошмара, побежал к соседям глотнуть воздуха свободы и демократии. А вдруг и еще чего.
Может, мужики, мне все это и привиделось, - рассказывал он,- только наутро я впервые не нашел в курятнике ни одного яйца! А петух (собака!) смотрю - украдкой коробку кошачьего корма "Вискас" доклевывает. Ох, неспроста все это. Небось, все мои яйца на экспорт пустили!
Твои пустишь... - пошутил Эдуардыч (в деревне и шутки-то деревенские).
Ну а с тобой-то, Николаич, что случилось?- посмотрели все на бывшего второго секретаря,- Уж с тобой-то что могло случиться? С работы уже сняли, пенсию дали ("Дали, да не выдали"- подумал Никифорыч). Что вообще после этого может случаться с человеком?!
А ничего, вроде, и не случилось,- отчитался Николаич.- Только тоска мне что-то. В аккурат как перед путчем 1991 года. Вроде бы и всё ничего, а вроде и ждешь чего-то. Большого, страшного и непонятного.
Выпили.
А я вам так скажу, братцы,- сказал Никифорыч,- это либо ручка, либо точка.
??? - вопросили все.
А вот именно те ручка и точка, до которых нам довелось дожить. И до которых нас довели. Дальше либо должна начаться новая жизнь, либо кончиться старая. Потому что так дальше жить нельзя. То есть, можно, конечно, но не хочется.
Выпили.
Так понятно, что нельзя и не хочется. Лет тридцать уже понятно, а что делать? Что конкретно?- с тоской спросил Эдуардыч,- Ведь всё уже, вроде, испробовали. И сажали, и сидели, и лишали, и сулили, и не выпускали - а всё никакого толку.
И разоблачали, и снимали, и переизбирали, и перестраивали, и опять ничего...- продолжил Николаич.
А работать пробовали?- не к месту спросил Никифорыч.
Выпили.
Все дело в том,- предположил бывший "второй" Николаич,- что в отдельно взятом ничего изменить нельзя. А во взятом в целом - не получается.
Значит?
Значит, либо изменить целое до приемлемых размеров...
Ушить шапку по размерам сенькиной головы?
Вот, вот. ...либо увеличить отдельно взятое хорошее до целого. Чтобы смочь. Ведь весь вопрос в том, что считать отдельно взятым и что принять за целое, чтобы увеличить одно до размеров второго.
Зачем?
Чтобы смочь.
Выпили.
Можно увеличить деревню до города, - предложил Палыч.
Можно, но бессмысленно. Отдельно взятый город ничто. Без деревни.
Можно увеличить отдельно взятый район до страны,- предложил Николаич, вдруг захотевший побыть Президентом.
Пробовали некоторые. Трудно. Не дадут.
Так все на этом и уснули. Кроме Никифорыча. Который пил чай с молоком без заварки и продолжал думать, что:
"... а ведь можно и увеличить ...самого себя. До размеров ...целого мира! И в нем жить. Но исключительно в одиночку. Что непривычно и скучно. И придется все равно из него частенько отлучаться. Чтобы поесть и помыться однако. И скотину (скотину-петуха!) накормить.
А если бы можно было... Не в одиночку, но в то же время автономно... Страна миров... Но как же тогда без труда, без продукции, без обязанностей? Чистый разум? Но ради чего?"
Бывший советский интеллигент-оборонщик Сергей Никифорович Иванов. Да и не кряжистый был он вовсе. Добрый, худощавый, жилистый и усталый человек в очках.
Деревня Пенисово. Наши дни.
Про Галактиона и астральный клуб он еще ничего не мог знать.