Perpetuum mobile

Perpetuum mobile

Было шесть часов утра, когда у дверей зазвонил молочник. Луша, молодая девушка, вскочила с постели, на которой спала полураздетая, потом села и стала с недоумением протирать глаза. Второй, более энергичный, звонок заставил ее совсем очнуться, в темноте найти калоши, заменявшие ей туфли, и поспешить открыть двери.

В кухню с бутылкою в руке вошел молодой, краснощекий парень.

-- Ишь заспалась как! С пушки впору палить. Получайте свое! -- сказал он шутливо, ставя бутылку на стол в то время, как Луша, зевая и вздрагивая, зажигала жестяную лампу.

-- Поработай с мое, и не так заснешь, -- отозвалась она, -- накось тебе, в третьем часу заснула!

-- Гости? -- спросил парень.

-- У нас, что ни вечер, то сами в гости, или к нам гости! Заспишься тут! -- ответила Луша и схватила со стола самовар.

-- Счастливо вам! -- сказал молочник и вышел, хлопнув дверью.

Луша начала ставить самовар.

-- Заспишься тут, -- вполголоса бормотала она, -- на тебе, в три легла, в шесть вставай!

Она поставила самовар, а затем достала ваксу, щетки и начала чистить сапоги для молодого барина и для старого; самовар скоро начал шуметь.

Луша торопливо обулась, схватила плетеную корзинку, заборную книжку, накинула на голову платок и побежала в булочную, заперев за собою дверь.

-- Газетку! -- встретил ее на лестнице газетчик.

-- Давай сюда! -- Луша на ходу сунула свернутую газету в корзинку и сбежала с лестницы.

-- Лукерье Васильевне! Наше вам! -- воскликнул молодой дворник в огромной шубе, загораживая ей дорогу под воротами.

-- Пусти, леший, ну тя! -- сердито отмахнулась Луша, скользнув мимо него.

-- Вот тебе и наше вам! -- с хохотом крикнул денщик, входя под ворота; а Луша уже бежала стремглав по пустынной улице.

Вбежав в булочную, она порывисто перевела дух и, поставив корзинку, сказала:

-- Как всегда!

Следом за нею вошла кокетливо одетая горничная.

-- А, Луша! -- воскликнула она, и они поздоровались.

-- Ну, что у вас? -- спросила Луша.

Горничная махнула рукой.

-- Представление целое! Теперь поссорились и сидят по комнатам: он -- в кабинете, она у себя, а я им записки таскаю. Только и дела. Зовет барин: "Катя, передайте барыне!", а там барыня: "Катя, передайте барину!" я и бегаю...

Луша рассмеялась и подхватила свою корзинку.

-- До свиданья, пока что!

-- Луша, здравствуй! -- окликнула ее под воротами высокая девушка с корзинкой в руках.

Луша поздоровалась и приостановилась.

-- А у нас Матрена уходит, -- сказала девушка.

-- Да ну? С чего?

-- Слышь, барыня вчера пилить зачала. Мясо, видишь, жесткое. Уж она зудила, зудила. Матрена дверью хлоп, и ушла. Барыня кричит: "сейчас вон, мерзавка!", а Матрена ей в ответ: "Давайте расчет!" Нынче и уходит. Я стряпать буду.

-- А я Катю видела. Потеха у них... -- и Луша рассказала, что услыхала в булочной.

-- Ах ты. Господи, -- прервала она свой рассказ, -- самовар-то, поди, ушел!

-- Лукерье Васильевне с добрым утром! Морген фри! -- выколачивая генеральскую шинель на площадке лестницы, приветствовал Лушу бравый денщик.

-- Здравствуйте вам! -- ответила Луша, быстро подымаясь по лестнице.

Самовар шумел, бурлил и выплескивал кипящую воду.

Луша быстро сняла трубу, поставила самовар на стол, сдунула с него золу и заварила чай. Потом достала из кухонного ящика масло, яйца, из которых два опустила в самовар, затопила плиту, поставила кипятить молоко и, ухватив сапоги, устремилась в комнаты.

В маленькой комнатке с письменным столом, этажеркою и двумя стульями, свесив с подушки лохматую голову и раскрыв рот, храпел на клеенчатом умом диване, заменявшем постель, Борис Подопёнкин, гимназист 7-го класса.

-- Барин, -- подошла к нему Луша, -- вставайте! Половина восьмого! Пора!

-- Мммм... -- промычал юноша, встряхнул головою, как лошадь, повернулся на другой бок и захрапел так, словно выругался.

-- Половина восьмого! -- громко произнесла Луша, трогая спящего за плечо, -- опять опоздаете, вставайте!

-- А? Что? -- и, тараща глаза, он поднялся и сел.

-- Вставать пора! Половина восьмого! -- повторила Луша, зажигая на столе лампу.

-- Лушечка, голубушка, -- сипло заговорил гимназист, -- дай мне сюда чай, пожалуйста!

-- Опять заснете!

-- Ей-Богу, нет! -- и юноша опустился на подушку. Едва Луша вышла, как до нее донесся его басистый храп.

Луша налила стакан чаю, нарезала булки, положила на тарелку два яйца и вернулась в комнату молодого барина, который храпел, уткнувшись носом в подушку.

-- Нате вам чай! -- громко сказала Луша, подвигая стул и ставя стакан и тарелку. -- Слышите, барин! Чай пить! Ах, ты, Господи! -- ткнула она его в плечо: -- уйду вот и будить не стану!

-- А? Что? Хорошо, хорошо! Я знаю. Не беспокойся, пожалуйста, -- проворчал впросонках гимназист, зарываясь головою в подушку.

-- Вот вам чай. Сейчас восемь будет! -- крякнула с нетерпением Луша.

-- А? Что? -- встрепенулся он и испуганно обернулся.

-- Чай принесла! Восемь часов!

-- Чай? Спасибо! -- он повернулся на бок и протянул руку к стакану.

-- Выпьете, в стенку стукните! -- сказала Луша, выходя из комнаты.

Дверь с лестницы резко отворилась, и в кухню, согнувшись под тяжестью вязанки дров, вошел дворник. Он сделал два шага и с грохотом сбросил на пол вязку.

-- Наше вам почтение! -- сказал он добродушно, вытягивая из-под дров веревку, -- получай порцию.

-- Прачешную, Митрий, готовь! Завтра стирать буду! -- проговорила Луша.

-- Что больно скоро? Ишь ты какая, ровно блоха прыгаешь, -- усмехнулся дворник.

-- Попрыгаешь у нас! -- отозвалась Луша, принимаясь бросать дрова в ящик, что стоял у двери.

-- Ладно, устроим! -- сказал, уходя, дворник.

-- Ты чего пришла? -- заговорила Луша, увидев скользнувшую в двери кошку. -- Нашаталась, подлая!

Кошка, осторожно обойдя дрова и совершенно игнорируя Лушу, прошла через кухню и скрылась в коридоре.

-- Ах ты, Господи! -- проворчала Луша: -- будет теперь потеха! -- и, наскоро перебросав дрова, бросилась в комнаты за кошкой.

-- Ксс... ксс... -- звала она шепотом кошку, которая уже пробиралась в спальную к барыне, но Луша успела перехватить ее.

-- Я тебя, подлая! Будешь у меня шляться! Иди! -- она кинула кошку к кухне и вспомнила о молодом барине.

-- Спит! Так и есть! -- с сокрушением и досадою проговорила она, входя к нему в комнату. -- Барин, да что же это? Опять проспали! Глядите, девятый час! Барин! Я вот сейчас барыне скажу! Ей-Богу!

-- А? Что?

-- Да что! Будишь, будишь, добудиться сил нет!

-- Который час?

-- Девять скоро! Вот который!

Юноша сразу очнулся.

-- Что ж ты меня раньше не разбудила, -- сердито заговорил он, -- ведь я же просил в половине восьмого!

-- Добудишься вас! -- ответила Луша и тут же добродушно прибавила: -- чаю-то подать, или встанете?

-- Стакан здесь выпью.

-- Ну, ну; не засните теперь еще! -- она вышла, взяв стакан с холодным чаем, налила свежего и вернулась в комнату гимназиста. Он уже ел яйца и курил папиросу.

-- Теперь не заснете! -- сказала Луша.

-- Почисть брюки. Я вчера их здорово отшлепал, -- проговорил гимназист, прожевывая булку.

Луша захватила брюки и прошла в кухню. На столе у самовара стояла ее большая чашка с налитым чаем, про который она позабыла.

-- Ишь, совсем остыл! -- пробормотала она, взяв кусок черного хлеба и отхлебывая из чашки, в то же время доставая платяную щетку.

Выпив чай и вычистив брюки, она ухватила половую щетку с тряпкой и направилась в комнаты, занеся гимназисту брюки.

-- Налей еще! -- сказал он.

-- Вставать пора! -- проговорила Луша, но взяла стакан, вернулась в кухню, налила чаю и, снеся его гимназисту, прошла в комнаты.

В столовой и гостиной было сумрачно и тихо. Серое утро освещало буфет, в беспорядке оставленные стулья, стол, заставленный неубранной посудой, и засоренный пол. Из соседних комнат доносился храп.

Луша принялась за уборку. Она осторожно перетаскала всю грязную посуду на кухню, стряхнула скатерть, расставила в столовой стулья и перешла в гостиную. Там она обтерла тряпкою пыль, расставила мебель и начала подметать пол, быстро и ловко сгребая щеткою весь сор в одну кучу.

-- Луша! Луша! -- вдруг раздался резкий окрик самой Подопёнкиной.

-- Проснулась! -- с досадою пробормотала Луша и, бросив щетку, устремилась в спальную барыни.

Толстая, рыхлая Подопёнкина, с тоненькой косичкой, завернутой на самой маковке, протирала глава.

-- Что это ты там, словно Плевну берешь? -- сердито встретила она Лушу. -- Сколько раз говорила тебе, не убирай гостиной, пока я не проснусь! Никогда мне покоя не дашь! Который час? Принеси чаю! Подыми занавеску!..

Луша подняла занавеску.

-- Ах, Господи, скоро ты мне чаю дашь! -- проговорила Подопёнкина и закричала: -- Убери кошку! Опять она в комнатах!

-- Ксс... ксс... иди сюда! -- Луша опустилась на колени, залезла под кровать и вытащила оттуда кошку.

Придя в кухню, она стала готовить для барыни чайшку чаю, хлеб, масло, яйла и понесла все это на подносе в спальную.

Барыня притронулась к чашке и сердито заговорила:

-- Что ж ты это нарочно мне холодные помои налила! Разве я могу пить такой!..

-- Надо быть, остыл самовар, -- сказала Луша.

-- Надо быть!.. Возьми эту гадость и разогрей сейчас самовар. И где у тебя голова только? Поставить самовар всего и дела, и то не можешь! Ну, шевелись!

Луша взяла чашку с чаем, а барыня сердито повернулась на бок, достала со столика начатый ею вчера роман и стала читать.

Луша долила самовар и начала раздувать его, когда в кухню вошел гимназист, подошел к раковине и принялся мыться под краном, далеко вокруг себя разбрызгивая воду.

-- Луша! -- послышался тонкий, визгливый голос.

-- Сейчас, барышня! -- отозвалась Луша и побежала по коридору в комнату Лидочки Подопёнкиной, двадцатилетней девицы, учившейся музыке и пенью.

Она приподняла голову, на которой все волосы были завернуты в бумажки и, моргая глазами, пропищала:

-- Дайте мне чаю, Луша; и, пожалуйста, вычистите мою черную юбку и достаньте красную кофту. Знаете, блузкой которая...

-- Хорошо, барышня!

Гимназист уже оделся.

Луша вернулась в кухню и наскоро затерла шваброю наплесканную воду.

-- А калоши не вычистила, -- с упреком сказал гимназист, входя в пальто и шапке в кухню.

-- И забыла вовсе! -- ответила Луша и, взяв сырую тряпку, обтерла на ногах гимназиста калоши.

Самовар зашумел. Луша заварила чай и стала готовить для барышни хлеб, масло и яйца; потом налила чай барыне с барышней и понесла в их комнаты.

-- Не забудьте юбку вычистить, -- снова сказала барышня, -- я сегодня до завтрака уйду!

-- Помню, барышня, -- ответила Луша.

-- Ушла и пропала, -- ворчливо сказала барыня, -- долго ли самовар разогреть! Который час?

-- Десятый, барыня!

-- Дура! Если я тебя спрашиваю, ответь точно. Поди посмотри!

Луша заглянула в столовую.

-- Десятого четверть!

-- Молодой барин ушел?

-- Ушли.

-- Ну, чего же ты стоишь, как столб. Или дела нет?

Луша вышла из спальной и прошла в гостиную, где снова взялась за щетку.

Она вымела сор через переднюю в столовую, когда снова раздался оклик барыни.

-- Налей еще, да не клади столько сахара!

Луша взяла чашку.

-- Луша! -- позвала ее барышня. -- Налейте еще, только не так крепко. Да не забудьте юбку и кофточку! И умыться приготовьте. Я сейчас встану!

Лидочка Подопёнкина и ее мать мылись теплою водою у себя в комнатах. Луша, обыкновенно, приготовляла воду, приносила в комнату табурет, таз и рукомойник и помогала им умываться.

Она прошла в кухню, налила чай, разнесла по комнатам и снова ваялась за щетку подметать столовую.

-- Луша, вы здесь? -- раздался сиплый голос, -- принесите мне газету и чай!

-- Сейчас! -- откликнулась Луша и, бросив щетку, устремилась в кухню. Хлеб, масло, яйца, стакан чаю, газета...

Она вошла в комнату барина, который спал в своем кабинете на оттомане.

-- Благодарю вас, -- сказал он, -- дайте со стола папиросы и спички! Ну, все. Да, подымите шторку! Какова сегодня погода? Холодно? Ну, это хорошо. Подморозило, значит!

-- Луша! -- закричала барыня. -- Барин проснулся?

-- Проснулись. Чай пьют.

-- Кушают, надо сказать. Тебя учи не учи, как пень! Спроси его, когда Астафьев именинник? Не спутай имени!

Луша прошла к барину.

-- Барыня спрашивает, когда Астафьев именинником будет?

-- Сеня, когда Иван Степанович именинник? -- раздался пронзительный крик самой Подопёнкиной.

-- 13 ноября! -- прокричал в ответ Подопёнкин.

-- А я думала -- 12-го!

-- Есть Иван 12-го и есть 13-го -- и они стали перекрикиваться, а Луша снова взялась за щетку и дотащила сор уже до коридора, когда барышня закричала, выглядывая из двери своей комнаты:

-- Умыться, Луша!

-- Сейчас, барышня, -- ответила Луша, -- домету только! -- и на этот раз промела через коридор в кухню, до самой печки, после чего стала приготовлять для барышни воду.

-- Луша! -- загремел голос барина.

Она оставила воду и пробежала к барину.

-- Зовешь вас не дозовешься, -- сказал он, -- принесите мне еще стакан чаю! Да! Потом возьмите со стола полтинник. Нашли? Отлично! И купите мне 25 папирос. Только сейчас, пожалуйста.

Луша вышла.

-- Луша, -- вернул ее барин, -- сперва дайте мне чаю.

Луша заглянула к барышне.

-- Вы уж подождите малость. Барин за папиросами посылает!

-- Только скорее, Луша!

-- Мигом, барышня!

-- Луша! -- позвала барыня.

Луша снесла барину чай и прошла к барыне.

-- Тебя барин за папиросами посылает, так уж заодно купи, что надо, к завтраку.

-- Керосину нет.

-- Ну, и керосину купи. А сахар есть?

-- Не держи ты ее, пожалуйста, -- раздался крик барина, -- я без одной папиросы, а она ее не пускает!

Барыня поспешно сунула портмоне назад под подушку и сказала:

-- Беги скорее! За завтраком потом сходишь!

Луша прошла на кухню, набросила на голову платок и полетела в лавочку за папиросами.

-- 25 штук! -- сказала она, кидая на прилавок полтинник.

-- "Пери" прикажете? -- с галантной вежливостью спросил лавочник, оборачиваясь к шкафу с папиросами.

-- Известно, "Пери"!

-- Еще чего-с?

-- После приду еще. Давайте сдачу-то! -- и захватив деньги и папиросы, она с такой же быстротою пустилась обратно.

-- Который раз? -- спросила у нее на ходу высокая девушка, утром встретившаяся с ней под воротами.

-- Второй еще только! -- ответила Луша.

-- А я, милая, уже четвертый! Вот тебе и за кухарку.

Запыхавшаяся Луша передала барину папиросы и сдачу, а затем побежала помогать барышне умыться.

-- Лей больше! Довольно! Лей сюда! Полей на шею! -- Луша послушно лила воду, и барышня плескалась, как утка, расплескивая кругом целые лужи.

-- Подотри, Луша, а то ходить нельзя! -- сказала она, вытираясь полотенцем.

Луша сбегала на кухню, вернулась с тряпкою и, нагнувшись, стала вытирать залитый пол, после чего подхватила таз с мыльной водою, а за ним рукомойник с табуреткою и унесла их на кухню.

-- Юбку не забудь, Луша! -- крикнула вслед барышня, садясь к зеркалу и начиная развертывать папильотки.

В красной бумазеевой юбке, в рубашке, спустившейся с одного плеча, в стоптанных туфлях на толстых, как поленья, ногах, с завернутой на макушке косичкой, поднявшаяся с постели Подопёнкина стояла посреди кухни и, едва вошла в нее Луша, заговорила:

-- A y тебя, милая, как говорится, и конь еще не валялся, -- она показала на немытую нагроможденную на столе посуду, -- половина одиннадцатого. У добрых людей уж обед готовят, а мы еще и посуды не убрали.

-- Да где же время-то было, барыня? Кажется, я... -- начала Луша.

-- А ты бы спала меньше! -- перебила ее барыня -- Скажите! Утром встать, поставить самовар, убрать две комнаты да проводить молодого барина -- всего и работы, а у нее времени нет! Тогда, милая, на местах не служи, а иди в барыни... Приготовь мне умыться! -- и она зашлепала в свою спальную.

Луша покачала головою, махнула рукой и торопливо стала ополаскивать таз и готовить барыне воду.

-- Луша, юбку и кофточку! -- закричала барышня.

-- Сейчас! -- ответила Луша, проносясь к барыне с табуреткой и тазом, а затем с рукомойником.

Барыня обнажилась до пояса и начала мыться. Она не жалела воды, сопела, фыркала и все время, не переставая, говорила с Лушей:

-- Лей, лей! Не бойся! Что барышня кричит там? Юбку и кофту? Вот видишь, даже такого пустяка не приготовила. Стыдно! Нанялась служить, так служи. У нас не Бог весть что за работа. Четыре человека всего, а есть семьи, где восемь душ да ребенок маленький, -- и служат! А спать нельзя. На все время, голубушка, есть. Подала вечером самовар, постлала постели и спи!.. Что?.. Воды нет! Ну, беги скорее!..

Луша бросилась в кухню, чтобы снова наполнить рукомойник. Барышня у себя в комнате топала ногою и кричала:

-- Лушка противная, что ж ты мне юбку с кофточкою! Ведь я опоздаю!

-- Сейчас, барышня! -- пробегая, ответила Луша, -- не могу же я разорваться. Коли я барыне мыться даю!

Барыня с намыленным лицом и шеей стояла, наклонясь над тазом.

-- Лей прямо! Вот так! Опять грубость в тебе. Ведь ты с барышней говоришь. Как же это кричать ей: "не разорваться мне!" Эх, придется нам с тобой расстаться! Дай полотенце.

-- Да я хоть сейчас! -- угрюмо сказала Луша.

-- И сделай милость! -- ответила тотчас барыня, -- не держу! -- и тотчас же обычным тоном заговорила: -- Подай барышне, что ей там надо, да подотри здесь. Ишь сколько наплескала. Подать умыться не умеешь. А потом и в лавочку надо. Кофе готовить.

Луша унесла таз, рукомойник и табуретку, достала из шкафа барышнины кофту с юбкой и бросилась на лестницу выбивать и чистить ее, а барышня в коротенькой голубой юбке с голыми плечами, руками и грудью, затянутая в корсет, прошла к мамаше и, сев на ее неприбранную постель, заговорила:

-- Опоздаю я из-за этой Лушки. Чуть проснулась, попросила ее, и вот до сит пор.

Подопёнкина застегивала на себе корсет, отчего лицо ее налилось кровью, и глава, как у сумасшедшей, уставились в карниз печки.

-- Уф! -- вздохнула она, когда щелкнула последняя застежка, -- рохля она. Не может поспеть. Бестолочь! А ты куда так рано?

-- К Катриш зайти обещалась. Мы с ней сегодня весь день, а вечером она к нам!

-- Емельяновы будут! -- сказала Подопёнкина. -- Слыхала: у Федуловых гувернантка-то с этим Петей-дурачком ушла?

-- Да что ты, мамаша! -- воскликнула Лидочка, и у нее вспыхнули щеки.

-- Барышня, юбка готова. Я вам положила, -- сказала Луша, заглядывая в спальную.

-- Хорошо! -- отмахнулась Лидочка и обратилась к матери. -- Как же это? Когда? От кого вы узнали?

-- А видишь ли... -- начала Подопёнкина, надевая верхнюю юбку, и закричала: -- Луша! Приди с тряпкой, вытри воду! Ах, все-то ей ткнуть надо!.. Ну, видишь ли...

Луша вошла с тряпкой и начала ерзать ею по полу, а Подопёнкина, медленно одеваясь, стала рассказывать дочери скандальную историю побега гувернантки Федуловых с Петей-дурачком. Лидочка всплескивала руками, вскрикивала и весело смеялась.

Луша вытерла пол и пошла в кухню, где у крана мылся, брызгая и фыркая, сам Подопёнкин, маленького роста, с плешивой головою, большой рыжей бородою я толстым, неуклюжим, как сапожный каблук, носом.

-- Принесите-ка мне, Луша, полотенце! -- сказал он, фыркая под струей воды.

Луша пробежала к барыне, сняла с гвоздя полотенце и вернулась к барину.

Подопёнкин стал вытираться и говорить:

-- У вас и плита еще не топится, а мне на службу торопиться надо! Поспешите с кофеем.

-- Сейчас, барин, -- ответила Луша, -- я это скоро!

-- Луша! -- послышался оклик барыни.

Луша устремилась в комнаты.

Подопёнкина в черном платье, перехваченная корсетом, отчего фигура ее стала похожа на подушку, стянутую посередине ремнем, с напудренным лицом, накладный волосами и с кольцами на пальцах, являлась теперь представительной дамой, как и подобало жене начальника отделения.

-- На тебе деньги, купи, что надо, и скорее завтрак готовь. Купи сосисок! -- сказала она, давая деньги. -- А за провизией потом пойдешь!

Луша наскоро затопила загасшую плиту, поставила в кастрюле воду, оделась сама, ополоснула лицо, захватила жестянку для керосина и понеслась в мелочную лавку, оттуда в булочную, из булочной -- в молочную, из молочной в колбасную и снова домой в четвертый этаж.

Подопёнкин уже надел свой вицмундир и пересматривал нужные бумаги.

-- Что, скоро дашь кофе? -- спросил он вошедшую в кабинет жену.

-- Сейчас. Вот Луша только из лавки вернется.

-- Можно было пораньше ее послать.

-- Что же я сделаю с ней? Не поспевает! Вот и твоей комнаты до сих пор не убрала. Безобразие!

-- Только, пожалуйста, кричи на нее без меня. Терпеть не могу этого содома.

-- Тогда бы не заводил семьи! -- обидчиво ответила Подопёнкина и с шумом вышла из кабинета.

Луша вбежала в столовую и суетливо начала накрывать на стол. Она поставила приборы, достала водку, рюмку, принесла посуду и, наконец, внесла горячие сосиски, хлеб и кофейник.

-- Сеня, иди завтракать! -- примирительным голосом позвала Подопёнкина мужа, -- Лида, садись!

Луша вооружилась щеткой с тряпкою и пошла убирать остальные комнаты, в которых господа спали. Она складывала постельное белье, убирала постели, раскладывала по местам разбросанные вещи, расставляла мебель, вытирала, подтирала и выметала; потом собрала все лампы, подсвечники и пепельницы, чтобы налить лампы керосином, заправить свечи и вычистить испачканные пепельницы.

Подопёнкин ушел на службу; Лидочка захватила свой портфель с надписью "Musique" и отправились к подруге; Подопёнкина величественно вплыла в кухню.

-- Как уберешься, -- сказала она, -- сейчас иди в лавки. Смотри, уже половина первого, а еще в провизии нет. Когда управишься! Обед нужен непременно к пяти часам! Я уйду. Вернется из гимназии молодой барин, покорми его. Ну, проводи меня! -- и она поплыла в прихожую.

Луша, вытерев о передник руки, пошла за нею.

Она надела на барынины ноги калоши, помогла надеть шубу, нашла муфту и перчатки, после чего барыня двинулась, наконец, к двери.

-- Если кто придет, скажи, что меня дома нет! -- сказала она, выходя на лестницу.

-- Слушаю! -- ответила Луша, запирая дверь, и с облегчением вздохнула.

В квартире на время наступила тишина.

Луша снова стала возиться с лампами, запев звонким голосом: "Го-рели венчальные свечи..." Потом она разнесла по комнатам заправленные лампы, вернулась и стала одеваться сама. Она старательно умылась под краном, оправила платье и причесала волосы; затем ваяла большую корзину для провизии, спрятала в кошелек деньги, накинула неизменный платок и весело пошла в лавки, заперев за собою квартиру.

Через полчаса она вернулась домой, запыхавшаяся под тяжестью, и тотчас принялась за работу. Она обмыла мясо и поставила вариться суп, разнесла по комнатам дрова и затопила печки, после чего принялась за мытье посуды.

В плите потрескивали дрова, на плите бурлил кипяток, солнце бросало косые лучи в кухню. Луша перемывала тарелку за тарелкой, а перед нею стояла невысокого роста плотная курносая девушка, зашедшая взять ключ от общего чердака, и вполголоса говорила:

-- Вот те Христос уйду! Да разве это можно, чтобы никакого покоя! Чуть ночь -- и сейчас либо сам, либо сын его... Охальники! Я честная девица; а барыня что твоя пила. Нетто можно жить? Ты сколько получаешь?

-- Семь на своем горячем!

-- Ну и я также, а только так никак невозможно! Теперь мне лавочник, Никандр Сафоныч, обещал место... А тебе хорошо?

-- Распрекрасно, -- ответила Луша, -- в воскресенье гулять не пустила даже. Ну их ко псам! Где хорошо-то?

-- Ну, я пойду, а то моя пила спохватится! -- девушка взяла ключ и ушла, а Луша окончила мытье посуды, прошла по комнатам, помешала в печках и, вернувшись, села чистить картофель. Суп бурлил и кипел, когда в прихожей раздался оглушительный звонок.

Луша бросила ножик и побежала в прихожую, чтобы впустить молодого барина. Он сбросил калоши, пальто и в фуражке направился в свою комнату, говоря:

-- Есть, есть давай! Вот ты меня не разбудила сегодня, и мне влетело!

-- Да ежели вы так спите!

-- А ты за ноги тащи! Ну, давай есть. Дома никого?

Луша наскоро поставила ему прибор и подала тарелку супу, а пока гимназист с жадностью уплетал суп, изжарила ему кусок мяса.

-- Очень хорошо! -- сказал младший Подопёнкин, -- теперь я ухожу. Спросят, куда, -- скажи на каток! -- и он ушел; а Луша, заперев за ним дверь, начала рубить для котлет мясо.

Подопёнкины, муж в жена, вернулись вместе.

-- Обед готов? -- спросила барыня, входя в переднюю и опускаясь на стул. Луша тотчас нагнулась снимать с нее калоши.

-- Почти готов, котлеты только...

-- Накрывай на стол. Барышню ждать не будем. Молодой барин вернулся?

Луша объяснила.

-- Ну, давай обедать. Скорее! Эту корзинку возьми к себе. Для вечера!

Луша подхватила с полу корзинку, которую внес барин.

-- Отчего в комнатах темно? Знаешь, я не выношу этого. Что мне лбом стукаться, что ли? Зажги лампы! И что ты делала все время!

Подопёнкина устала, проголодалась, ей было тяжело в корсете, и она чувствовала раздражение.

-- Опять лук на плите поджаривала! -- кричала она из своей комнаты, переодеваясь в капот и снимая корсет, -- все комнаты продушила! А печки вытопила?

-- Вытопила! -- отозвалась Луша из столовой.

-- Закрыла без угара?

-- Без угара.

-- Знаю я тебя, без угара! Ну, торопись с обедом! -- и, переодевшись, она пошла по комнатам, заглядывал в печки и ища в них неперегоревшие угли.

Луша заметалась. Она накрыла на стол, поставила приборы, налила в миску суп и, подав, позвала барыню кушать, а затем торопливо стала готовить и жарить котлеты.

После обеда господа пили чай, а Луша убирала со стола, и Подопёнкина ей говорила:

-- Вечером гости будут. Непременно вычисти самовар, а то он у тебя чуть не зеленью порос! Да сама оденься. Передник перемени! Корзинку открой и все оттуда за окно поставь. Потом, как уберешься, приди ко мне. В лавку сходить надо!

Господа отпили чай и пошли, каждый в свою комнату, отдохнуть после обеда.

Луша убрала со стола, стряхнула скатерть, вымела комнату и, придя на кухню, сдвинула к краю грязную посуду и села обедать сама.

Однако, она не успела сделать несколько глотков, как звякнул звонок, и, бросив ложку, она побежала отворить двери.

Вернулась барышня с подругой.

-- Наши пообедали?

-- Только что. Спать легли.

-- Ты покорми нас, Луша, -- вполголоса сказала барышня, пока Луша стаскивала с нее и ее подруги калоши. -- Катриш, пойдем ко мне!

Луша поставила на стол два прибора и подала обед барышне и ее гостье.

-- Чаю подать?

-- Да, Луша, ко мне в комнату!

Луша снесла две чашки чаю, снова унесла грязную посуду, стряхнула скатерть, подмела комнату и вернулась к своему обеду.

Кончив еду, она принялась за мытье посуды, а затем чистку самовара, когда вдруг услышала подле себя голос Подопёнкиной:

-- Я ей сказала, а она хоть бы что! Когда же ты в лавку пойдешь? А?

Луша обернулась.

-- Вот только вычищу самовар...

-- Два часа все самовар чистишь! Эх, ты горе-работник! Ну, торопись! -- и Подопёнкина еще раз перечислила все, что она должна купить и приготовить к вечеру, и ушла со словами:

-- Голову причеши себе да чистый передник надень!

Луша с ожесточением стала тереть суконкою самовар, вертя его во все стороны.

-- Пойдешь, Луша, в лавки, -- сказал, входя, сам Подопёнкин, -- купи папирос 100 штук. Только в табачной, пожалуйста!

Он положил рубль и вышел.

-- Луша, душечка, -- вбежала барышня, -- пойдешь в лавку, купи, пожалуйста, карамель с гаданьем. Мы гадать будем!

Барышня положила кучу медных монет и вышла.

Луша накинула на голову платок, ухватила корзину и выбежала из кухни.

-- Али опять в лавку? -- спросила ее на площадке второго этажа толстая, краснолицая кухарка.

-- Гости у наших. Ужинать будут.

-- И много?

-- А шут их знает! -- ответила Луша и, не вытерпев, начала жаловаться, -- то сами в гости, домой ночью вернутся, чай подавай, раздеваться помогай! То у самих гости до зари. Шныряй, как оглашенная. А днем толчешься, толчешься и все ей мало.

-- Бранится?

-- Шпыняет. Ровно в пекле работаю!

-- Известно, в услужении, -- качая головой, сказала кухарка

Луше словно полегчало после этой жалобы, и она весело побежала по лавкам: в мелочную, табачную, булочную, мясную, зеленную.

У ворот сидел уже дворник в овчинной шубе, когда она возвращалась с покупками.

-- Приходи покалякать, -- сказал он.

-- Покалякаешь тут! -- увертываясь из его объятий, ответила Луша и побежала вверх по лестнице.

Не успела она вбежать в кухню, как в двери выглянула сама Подопёнкина и взволнованно сказала:

-- Звонят! Надень передник и беги отворить!

Луша мигом переодела передник и, завязывая на бегу его тесемки, поспешила отворить двери.

Звеня коньками, в прихожую вошел младший Подопёнкнн.

-- Ты?! -- с досадой сказала Подопёнкина, -- мог бы и с черного хода прийти. Только людей тревожишь.

-- А зачем я с черного хода пойду! -- сбрасывая калоши ответил сын.

Луша вернулась в кухню. Кошка, подняв хвост, терлась у ее ног и мяукала.

-- Ах ты Господи! Тебя-то, я и не накормила! Ну, ну, жри, подлая! -- я Луша наскоро набросала ей на плошку остатки мяса. Кошка заурчала и уткнулась в плошку.

-- Все купила? -- спросила, входя, Подопёнкина, снова представляя своей фигурою перетянутую подушку. -- Ну, теперь ставь скорее самовар, да накрывай стол для чая. А как сядем пить чай, ты сейчас же картофель ставь, а то не уварится. Хрен свари, а сметану за окно.

Луша торопливо выкладывала из корзинки свои покупки.

-- Папиросы дай мне. Я барину занесу.

-- Купила карамельки? -- спросила, вбегая, барышня.

-- А таких и нет, -- ответила Луша, -- спросила в булочной. Всякие есть, а с гаданьем и нет!

-- Ах, Боже мой! -- воскликнула барышня, -- да ты во фруктовой спросила бы. Сбегай, пожалуйста!

-- Некогда ей теперь, -- заступилась сама Подопёнкина, -- надо самовар ставить и на стол накрывать. Пусть Борька сбегает!

-- Дудки! Я набегался! -- отозвался Подопёнкин младший из своей комнаты.

-- Я сбегаю, барышня, только вот с самоваром управлюсь, -- сказала Луша, -- малость подождите!

-- Пожалуйста!

В это время раздался звонок. Луша бросилась в прихожую. Пришли первые гости.

Луша помогла им раздеться, повесила их шубы, прибрала платки и шапки, и гости прошли в гостиную.

Луша побежала в кухню.

Она налила в самовар воды и приготовила растопку, когда раздался снова звонок, и она опять устремилась в переднюю. Наконец, ей удалось поставить самовар.

В кухню вошла барыня.

-- Самовар скорее! Что это как ты копаешься? Пока что, иди на столь накрывай!

В комнатах шумели гости.

Луша накрыла на стол, поставила все, что надо, подала самовар, и через десять минут барыня позвала ее разносить чай.

Она брала на поднос чашки, стаканы и относила их гостям в гостиную, в кабинет, к барышне в комнату; одному приносила лимон, другому сливки, третьему булки, в кабинет -- коньяк, а к барышне -- конфеты.

-- Вы, Луша, как управитесь, -- сказал барин, снимая с подноса стакан чая, -- слетайте нам за картами. Игру, две колоды, 1-го разбора. Поняли?

-- Слушаю-с!

Подопёнкина разливала чай и беседовала с Мошкаровой, вдовой титулярного советника, на неиссякаемую тему о прислугах.

-- Девушка ничего себе, -- говорила Подопёнкина, только с ленцой немного, все поторапливать надо. И готовит неважно. Надо за всем доглядеть.

-- И то спасибо скажите. Нынче они так избаловались, так распустились, -- с азартом отвечала Мошкарова, -- прямо сладу нет. Я вот за один месяц пятерых сменила. То ничего не знает, то ленивая, а денежки подай!..

-- Вообще нравственность упала, -- сказала Подопёнкина. -- они теперь все норовят вольничать. Только у меня не больно повадно им... Возьми и скорее долей самовар! -- приказала она Луше.

Луша подхватила самовар.

-- А со двора часто ходит?

-- В две недели раз. И гостей никаких!..

Мошкарова одобрительно кивнула, так что конец кружевной наколки упал ей на нос.

Луша снова долила и поставила самовар, после чего побежала в лавку за картами, вспомнив и о барышниных конфетах.

-- И что это ты летаешь таким соколом! Держать не удержишь! -- воскликнул у ворот дворник, обнимая Лушу.

-- Пусти, черт! -- вырвалась Луша, -- гости у наших-то вот и гоняют.

-- А ты плюнь!

-- Плюнешь, поди! -- и Луша полетела по улице.

Едва переводя дух от быстрого бега, вернулась она на кухню и тотчас ухватилась за самовар.

-- Где ты была? -- строго спросила ее барыня, -- я тебя зову, зову. Там посуду убрать надо, а тебя и на кухне нет!

-- Коли меня барин за картами посылал!

Луша снесла барышне карамель "Гаданье" и барину карты.

-- Разложите стол! Здесь разложите! -- приказал барин.

Луша раскрыла ломберный стол, поставила свечи, пепельницы, достала щетки и два крошечных мелка.

-- Это и все? -- воскликнул Подопёнкин. -- Ну, как знаете, а бегите за мелками! Да скорее только! Господа, по маленькой! -- обратился он к гостям.

Луша подошла к барыне.

-- Барин приказал мелков купить!

-- А что ж ты думала, когда карты брала?

-- Разве я знаю?

-- Снеси сперва чай, а потом пойдешь в лавку -- кстати вот деньги разменяешь: на 5 руб. мелочи возьми. И меди! Вы ведь сыграете в лото? -- обратилась она к Мошкаровой.

Луша снова полетела в лавочку и обратно.

-- Ну, и носит тебя! -- сказал дворник.

-- И не скажи! -- на ходу откликнулась Луша.

-- Уберешь со стола и ужин готовь! -- сказала барыня.

Луша стала убирать посуду.

Из комнаты барышни раздавались визг, хохот и крикливые голоса; в гостиной чей-то сиплый голос выкрикивал:

-- Шестнадцать, семьдесят семь, восемь!..

А из кабинета доносилось:

-- Без козыря, два без козыря, три трефы, пас! Я скажу в червях три!..

Луша загромоздила в кухне весь стол убранной посудой, растопила плиту, начистила картофель и поставила его варить, после чего начала вытаскивать из-за окна бутылки и закуски.

Время от времени ее звали в комнаты, и, оставляя работу, она бежала на зов, чтобы подать стакан воды иди достать папиросы, или поднять закатившуюся под диван монету. Потом возвращалась в кухню и принималась за стряпню.

Кончив с нею, она стала накрывать на стол, заполняя его приборами, рюмками, стаканчиками, бутылками и приготовленной закускою в жестянках и на тарелках.

Гости с шумом и веселым говором двинулись в столовую.

-- Луша, передай сюда грибы! Открой бутылку! Убери тарелки, подай чистые! Голубушка, принесите мне стакан воды! Луша, принеси пиво! Подыми салфетку! Давай следующее!

И Луша металась с одного конца стола к другому, принимала, подавала, убирала, откупоривала бутылки, устремлялась на кухню, возвращалась бегом в столовую, пока барыня не сказала:

-- Поди, поставь самовар да приготовь чай! Господа, а мы еще сыграем!..

Гости шумно поднялись от стола, а Луша на кухне уже ставила самовар и перемывала стаканы, чашки, чайные ложки и блюдца.

В столовой уже не было возможности быстро прибраться, и барыня приказала Луше самой разливать чай на кухне и разносить его желающим.

-- Этому фанту что делать? -- выкрикивал Борис Подопёнкин в комнате сестры, где собрались его приятели и барышни.

-- Не ходи одна! Вот мы ее цап! -- раздавалось из кабинета следом за щелканьем карты, а в гостиной снова кто-то выговаривал глухим басом:

-- Тридцать два, двадцать четыре, восемь!

Луша моталась из стороны в сторону.

-- Мне, голубушка, еще сахару! Налейте мне стаканчик! Луша, принеси пива! Ополосни этот стакан! Выбрось из пепельницы!

И она опять подавала, принимала, убирала и металась из кухни в комнаты и назад.

Был уже четвертый час, когда гости все разом поднялись домой.

-- Луша, помоги одеться! -- закричала Подопёнкина.

-- Милая, а где мое боа! Найдите калоши: буква С.! Мое пальто на зеленой подкладке!

Луша искала пальто на вешалке, искала калоши под вешалкой, находила платки, боа, шапки, подавала шубы и надевала калоши, а потом, взяв лампу, проводила гостей до самого низа

Возвращаясь наверх, она встряхивала на ладони два двугривенных, которые придали ей бодрости.

-- Ой, устала я, Луша! -- проговорила барыня, едва Луша вошла в прихожую и заперла дверь. -- Скорее стели всем кровати, да и спать! Уберешь уже завтра все, -- прибавила она милостиво.

Луша прошла в кабинет, вынесла из него ломберный стол и стала стлать постель. На письменном столе стояли стаканы и недопитые бутылки, и всюду валялись окурки папирос.

Луша прошла к барышне, потом к молодому барину, быстро постилая постели, и, наконец, в спальную барыни.

Господа, между тем, сидели в гостиной и жаловались на усталость.

Сам Подопёнкин не доспал после обеда, работал, "как лошадь", на службе и завтра должен к 12 часам уже быть в департаменте.

-- А мне к девяти, и Лушка проспит, наверное! -- воскликнул младший Подопёнкин.

-- Ой, мочи нет, глаза не глядят, -- сказала сама Подопёнкина, -- до свиданья. Я спать. Натолклась за день! -- и она прошла в спальную, где Луша оканчивала уборку.

-- Ох, смерть моя! Сними мне сапоги! -- она плюхнулась на кровать, расстегивая лиф, развязывая тесемки и протянув толстую ногу. Луша опустилась на колени и сняла с нее сапоги.

-- Ты уж прямо ложись, Луша, -- сказала Подопёнкина, -- а завтра лучше встань пораньше да белье грязное собери. Я встану и сосчитаем!

Она сбросила последнюю юбку и полезла в кровать.

-- Ну, иди! Погаси лампы и ложись!

Луша пошла гасить лампы. В гостиной по полу валялись бумажки от конфет, апельсинные корки, окурки папирос и куски булки; на столах лежали кучи скорлупы от орехов. В столовой весь стол был заставлен грязной посудой, недопитым и недоеденным, а пол был и залит, и замусорен.

Луша загасила везде лампы и пошла на кухню.

-- Не забудь разбудить меня! -- крикнул ей младший Подопёнкин.

-- Ладно!

Луша добрались до своей кровати и упала в нее, не раздеваясь. Все вокруг нее заволновалось, всколыхнулось, в она словно поплыла куда-то, чувствуя, как сладостный отдых разливается по всем ее членам.

-- Луша! А, Луша! -- услышала она голос, и кто-то толкал ее в плечо.

-- А? Что? -- она вскочила и села, не понимая, что с ней и где она.

Перед нею при свете выгоравшей и чадившей лампы, в одном белье, стоял молодой Подопёнкин и говорил с тревогой:

-- Так ты смотри, Луша, разбуди меня. В семь часов. Поняла? В семь!

-- Поняла, -- пробормотала Луша и опять упала на подушку, и опять закачало и понесло ее.

Как хорошо!.. Жаркое лето, душный день. На деревне храмовой праздник. Парни и девки идут по улице; вон сам старшина, такой ли важный, едет из церкви. Колокольчик под дугой так и громыхает: динь-динь- динь!.. Хорошо

Динь, динь, динь! дзззинь! дррр...

Луша вскочила, села и спросонья протирает глава. В кухне темно, а звонок так и вздрагивает, так и трезвонит.

-- Господи, да никак и вправду! -- спохватывается Луша и бежит к двери.

В кухню входит молочник и сердито говорит:

-- Уж и здорова же ты спать! Хоть из пушки пали!..

Утро наступило. День начался...

----------------------------------------------------

Первая публикация: журнал "Русское богатство". Том 12, 1908 г.

Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.