Народ, который исследователи сейчас называют индоиранской общностью, судя по сохранившимся письменным источникам, имел свое название: арии, или арья. Поначалу это слово, по-видимому, означало «свой, родной» и использовалось для удобства и в целях безопасности: оно обозначало членов одного большого родового племени, в отличие от иноплеменцев, чужаков, которых индоиранцы называли «неариями». Позже, по-видимому, в период расслоения общества, слово «арий» приобрело новый смысл – «благородный», «человек высокого происхождения». А индийские буддисты стали называть этим словом некоторых святых.
От древнего именования «арии» произошло и название страны Иран, которую населили потомки этого народа. В буквальном переводе оно и означает «Страна ариев». Другое же известное нам историческое название Ирана – Персия – появилось позже, в эпоху появления городов и становления Персидской империи. Оно распространилось благодаря грекам и закрепилось сначала в европейской, а позже в мировой традиции. А происходит оно от племенного наименования «парсу», которое примерно соответствовало названию древнеиранских богатырей. Также Парсом (на арабский манер – Фарсом) называлась историческая область в Западном Иране, одна из древних столиц, ставшая колыбелью персидской государственности и культуры. В 1935 году на официальном уровне было объявлено об окончательном переименовании страны в Иран. Так она называется и сегодня во всех официальных документах и в мировой печати. Однако языковая история все-таки сохранила такие устойчивые названия, как персидская кошка (название породы), персидские ковры, персидская поэзия, Персидский залив и некоторые другие.
Историки считают, что арии пришли на земли древних Ирана и Индии в результате массовой миграции во II тысячелетии до нашей эры. Есть версия, подкрепленная археологическими находками, что до этого предки индоиранцев населяли обширные земли от Дуная до Урала. Кочевая жизнь ариев, их традиционные занятия – земледелие и скотоводство – сформировали и особые верования, основой которых стали поклонение духам стихий и многобожие.
Индоиранцы чтили нескольких богов, связанных со стихиями – водой, землей, воздухом и огнем. А некоторые из их богов имели зооморфный облик, то есть представлялись в образе животных. Особую роль в культуре и жизненном укладе индоиранских народов играли быки и коровы, поэтому до сих пор в индуистской и иранской религиях корова и бык являются священными животными, а из коровьего молока и других молочных продуктов готовят жертвенные подношения для богов.
Манускрипт «Ригведы». Начало XIX в.
В священных текстах индийцев и иранцев, «Ригведе» и «Авесте», созданных уже в те времена, когда оба народа разделились, можно встретить одинаковые имена богов: Митра, Индра, Вайю, Сома (Хаома). Однако характеры и функции этих божеств в обоих источниках могут трактоваться по-разному и даже противопоставляться. Например, в «Ведах» Индра – грозный бог-громовержец, змееборец, царь всех богов, его имя часто упоминается в гимнах. А в «Авесте» Индра низведен до уровня демонов и вместе с ними изгнан пророком Заратуштрой под землю. Правда, в иранской традиции образ Индры трансформируется в образ другого бога – Веретрагны. Как считают ученые, имя этого бога восходит к эпитету Индры: «победивший дракона Вритру».
Неизвестный автор. Заратуштра на фреске. III в. н. э.
«Ригведа» («Книга гимнов») входит в состав знаменитых «Вед», написанных на санскрите в период около 1700–1100 годов до нашей эры. Как и «Авеста», которая была записана, по-видимому, в то же время, это один из главных письменных источников, сохранивший сведения о древней индоиранской мифологии.
В своих авестийских гимнах Заратуштра упоминает древних богов наряду с именем верховного бога Ахура-Мазды, однако низводит их до уровня святых добрых духов или ангелов, являющихся лишь помощниками творца – азатов. Однако когда-то некоторые из них чтились иранцами не меньше, чем верховный бог зороастрийцев, а иногда ставились выше него. Назовем же имена этих божеств, образы которых в основном восходят к эпохе индоиранской общности и появились задолго до прихода пророка Заратуштры.
Имя этой богини, покровительствующей матерям, любви и плодородию, в переводе с авестийского означает «Ардви (Ардеви) – могучая и незапятнанная».
Облик Ардвисуры Анахиты (или Ардеви Суры Анахиты) описывает авестийский гимн «Ардвисур-Яшт». В нем она предстает очень высокой, стройной, вечно юной девушкой. Сообщается даже ее точный возраст – пятнадцать лет. Нужно отметить, что этот возраст в зороастрийской традиции считался началом совершеннолетия и окончательного посвящения во все таинства религии.
Талия богини высоко подпоясана, что подчеркивает грудь, ее руки и ноги белы как снег и невероятно мощны, словно ноги коней. Она носит восьмиконечную диадему, украшенную сотней звезд, четырехгранные золотые серьги и драгоценное ожерелье. Облечена Ардвисура Анахита в плащ, сшитый из шкурок трехсот бобрих, четырежды родивших, который переливается, словно серебро и золото. Обута она в золотые сандалии, зашнурованные до самых лодыжек, а грудь ее прикрывает золотой платок.
Такое упоминание о бобрихах, четырежды родивших и потому обладающих более густым мехом, стало поводом для поиска прообраза реки Ардви (Ардеви) (или еще одной священной реки, Рангхи, которая часто упоминается вместе с именем богини) на территории другого государства. Ни в Сырдарье, ни в Амударье, ни в реках Афганистана, которые могли быть прототипами двух мифических рек (а возможно одной, имеющей два имени), бобры никогда не водились. Поэтому ученые высказывают разные интересные гипотезы, согласно которым этими реками могли быть Волга, Кама или Белая, на берегах которых побывали предки индоиранцев.
Ардвисура Анахита правит колесницей, запряженной четырьмя белыми конями, имена которых – Дождь, Ветер, Облако и Град. Здесь мы видим тесную связь образа богини с водой и небом. Интересно, что в зороастрийских гимнах Ардвисура Анахита – единственное божество, имеющее четкий и хорошо прорисованный человеческий облик.
Сам верховный демиург Ахура-Мазда в авестийском гимне «Яшт» просит Ардвисуру Анахиту сойти со звезд и ступить на землю, которую он только что сотворил. Более поздняя традиция объявляет вечно юную богиню его дочерью, однако ее образ гораздо более древний. Вообще, ученые считают, что в образе Ардвисуры Анахиты соединились лики целых двух богинь: подательницы вод Ардвисуры, богини священного источника, и собственно божества любви и плодородия – Анахиты, которая также отождествлялась с планетой Венера. Поэтому и гораздо позже в персидской традиции, уже на языке фарси, эта планета стала называться Нахид.
В авестийском мифе в земном воплощении сошедшая со звезд Анахита становится богиней священной реки Ардви, которая стекает с вершины мировой горы Хукайрья высотой в рост тысячи мужей и является источником мировых вод, впадая в мифический океан Ворукаша. Эпитеты, которые сопровождают образ богини, – светлая, белая, чистая, а также ее отождествление со священной рекой – сближают ее с индийской богиней Сарасвати.
Раджа Рави Варма.Изображение богини Сарасвати.1896 г.
Сарасвати – индуистская богиня, отождествляемая с одноименной мировой рекой и упоминаемая в «Ригведе». В ведийский период почиталась как защитница и целительница, а позже как помощница верховного бога Брахмы. Ее представляли в белых одеждах, однако без украшений, в отличие от Ардвисуры Анахиты. Только в руках у нее были жемчужные четки. Обе богини покровительствуют плодородию, они «кормят стада и растят зерно».
В «Яштах» описывается, как Ардвисура Анахита помогает иранским героям и правителям, которые молятся ей и совершают жертвы в ее честь. Угодная богине жертва – это, как правило, молочная хаома, то есть молоко, смешанное с соком священного напитка, о котором мы расскажем чуть позже. Однако иногда в текстах описываются жертвоприношения животных, причем они преувеличенно грандиозны: в гимне «Яшт» упоминаются сто коней, тысяча быков и десять тысяч овец. Жертву богине обычно приносили на вершине горы, перед священным озером или возле реки.
Ардвисура Анахита была благосклонна к тем, кто руководствовался праведными намерениями, и отказывала в помощи тем, кто замышлял злое дело. Иранскому богатырю Вистараву она помогла перейти реку, остановив течение вод и позволив пройти по осушенному ею руслу.
Однажды богиня пришла на выручку к мореходу и поэту Паурве, к легендам о котором, как считается, восходит образ Синдбада-морехода из сказок книги «Тысяча и одна ночь». По какой-то неведомой причине славный царь Траэтаона, победитель дракона, который и сам обращался когда-то к Ардвисуре Анахите за помощью, превратил Паурву в коршуна и подбросил его высоко в небо. В птичьем облике носился Паурва в небесах три дня и три ночи и никак не мог спуститься на землю. По окончании третьей ночи, с первыми лучами утренней зари, взмолился он Ардвисуре Анахите, обещая совершить тысячу жертвенных возлияний молочной хаомы в ее честь, если она поможет ему вернуться домой. Тогда явилась к мореходу Ардвисура Анахита в виде прекрасной девушки, крепко взяла его за руки, и Паурва тотчас очутился в человеческом облике у себя дома, цел и невредим.
Приходит Ардвисура Анахита на помощь и к молодому Йойште (в переводе со среднеперсидского языка его имя означает «юнейший»), который состязается в отгадывании загадок с коварным и злым колдуном Ахтьей, чье имя значит «бедствие». Этот колдун грозился захватить «страну отгадывателей загадок», и Йойшта спас ее. Перед состязанием Йойшта помолился богине священной реки, принес ей жертву и попросил у нее поддержки. И Ардвисура Анахита дала ее юноше.
Ахтья загадал тридцать три хитроумные загадки, а перед этим хвалился тем, что одна из них погубила целых девятьсот жрецов и девять девушек. «Какой рай лучше, земной или небесный?» – спросил у них колдун. «Небесный», – ответили они, и Ахтья сразу отправил их в этот рай, то есть убил. Йойште удалось отгадать не только эту загадку, но и все остальные. Наконец юноша, согласно уговору, сам загадал колдуну три загадки, которые тот не смог отгадать даже при помощи злых духов и потому погиб, – Йойшта заколол его жертвенным ножом.
Культ богини Ардвисуры Анахиты широко распространился в Иране во времена правления династии Ахеменидов. А царь Артаксеркс II поставил статуи Анахиты в крупнейших городах своей могучей Персидской империи: в Дамаске, Вавилоне, Персеполе, Сузах, Сардах, Экбатанах, Пасаргадах и Бактрах. В наше время статуэтки божества были найдены при раскопках в Бактрии, Хорезме и Согдиане, ее изображения сохранились на персидских монетах и печатях, а также на кувшинах для вина. На этих предметах богиня плодородия часто изображается с цветком лилии и тюльпана в руке – символом жизни.
Ардвисуру Анахиту стали чтить в Армении, Каппадокии и Лидии. В странах, находившихся под властью или влиянием Персии, ее иногда отождествляли с другими похожими богинями, такими как Иштар или Кибела. Но иногда ее образ сильно преображался и становился основой для культа божества уже с новыми функциями. Так, армянскую Анаит стали именовать уже «великой матерью», «великой госпожой» и «матерью целомудрия», считали ее покровительницей всех армян.
Сосуд с изображением Ардвисуры Анахиты из серебра и позолоты. IV–V вв. Художественный музей Кливленда. Кливленд, США
Анаит наармянской монете.1997 г.
Связь богини с водой в этом культе уже была полностью утрачена. До официального принятия христианства в Армении в честь Анаит были воздвигнуты многочисленные храмы и статуи. Известно о прекрасной золотой статуе, стоявшей в храме города Ерез. В 34 году до нашей эры, во время военного похода в Армению, солдаты древнеримского полководца Марка Антония распилили ее на куски и доставили в Рим. Сохранились также фрагменты (голова и рука) бронзовой статуи армянской Анаит, выполненной в эллинском стиле. Они были найдены в Садахе, на территории современной Турции, и сегодня хранятся в Британском музее.
Как мы уже упоминали выше, индоиранцы высоко чтили бога-громовержца Индру, который в одном из мифов побеждает мирового змея – Вритру. В переводе имя этого змея значит «преграда, затор» и родственно славянскому слову «врата». «Ригведа» приводит эпитет бога-змееборца Индры – Вритраган, то есть «победитель Вритры». Предполагают, что именно с этим эпитетом тесно связано имя иранского Веретрагны (или Вертрагны), бога войны и победы, также упоминающегося в «Авесте». Однако в иранской традиции он не является змееборцем или громовержцем, а становится олицетворением мужской силы, дарует победу, покровительствует воинам.
В «Яштах» «Авесты» Веретрагна десять раз перевоплощается и является пророку Заратуштре в разных обличьях. В первый раз он предстает в виде сильного ветра, во второй – быка с позолоченными рогами, а в третий – белого коня с золотыми ушами. Эти образы символизируют мощь и силу воинственного божества.
На четвертый раз Веретрагна становится верблюдом, обезумевшим во время гона, а на пятый – разъяренным вепрем. Эти звериные облики тоже неслучайны, ведь воин может быть безумным и яростным, а во имя победы он несет смерть и разрушения. Божество войны, впавшее в ярость, невозможно остановить, как и дикого зверя.
В шестой раз Веретрагна предстает перед пророком в виде прекрасного пятнадцатилетнего юноши. Мы помним, что это возраст возмужания и приобщения к священным таинствам.
А в седьмой раз бог обращается в хищную птицу, название которой на авестийском языке звучит как «варагн», или «варэнгана». Считают, что эта птица могла быть соколом или коршуном, но само звучание этого слова вполне знакомо нам, потому что схоже с древним славянским «ворон», «вран». И действительно, ворон во многих мифологиях мира является спутником или воплощением бога войны. В природе эти птицы питаются падалью, вороньи стаи часто прилетали на поля битв, и поэтому в некоторых культурах стали их зловещим предзнаменованием, а в некоторых, наоборот, считалось, что вороны могут принести удачу и победу, стать помощниками. Поэтому наиболее вероятна версия о том, что мифическая птица варагн – это и есть ворон.
В своем птичьем воплощении Веретрагна становится чудесным помощником в битве, носителем боевой магии. Даже перья и кости, отданные варагной, могут защитить воина и стать его талисманом. В строках «Авесты», которые перевел известный русский поэт-символист Константин Бальмонт, читаем:
Возьми перо от птицы Варэнганы,
О, Заратустра, Ворона перо.
Ты тем пером натри себе все тело,
И то перо отбросит чару прочь,
Проклятие к врагам твоим откинет.
Кто кость хранит от этой сильной птицы,
Или перо от этой сильной птицы,
Никто его не может поразить,
Его не сможет увидать бегущим.
С ним будет Ворон, Ворон, он поможет.
Он в славе сохранит его, в лучах[1].
После этого Веретрагна появляется перед Заратуштрой в образах дикого барана и горного козла. По всей видимости, в них тоже воплощена мужская сила, и не только военная, но и жизненная, детородная. И, наконец, последнее, десятое воплощение бога победы – это суровый и сильный муж, воин в доспехах и с оружием, образ уже вполне совершенный и завершенный.
Жертвы Веретрагне, так же как и другим богам иранского пантеона, приносились в виде напитка хаомы. Иранцы верили, что пока древнему божеству победы воздаются почести, Стране Ариев не грозят завоевания чужеземцами и эпидемии болезней.
Более поздняя традиция называет Веретрагну Вархраном или Бахрамом, что значит «победоносный» или «побивающий защиту». Это имя носили многие персидские цари, например, Бахрам Гур, о котором немало сказано в эпосе «Шахнаме».
В эпоху персидской династии Сасанидов, когда в Иране активно проводились астрономические и календарные реформы, имя Бахрам было присвоено планете Марс. А в Малой Азии, находившейся под властью Персидской империи, возник культ воинственного бога, в котором слились воедино черты Веретрагны (Артагна) и эллинских Геракла и Ареса. В этой традиции Веретрагну часто изображали с атрибутами древнегреческого героя Геракла: с львиной шкурой на плечах, с дубинкой или с кубком вина в руках. Самое знаменитое из таких изображений высечено на Бехистунской скале, возле которой проходил древний путь из Ирана в Двуречье, а сегодня проходит дорога из Тегерана в Багдад.
Бехистунская скала – уникальный исторический и культурный памятник Ирана. Здесь, на недоступной высоте 105 метров над землей по приказу персидского царя Дария I высечен клинописный текст. Это самый первый письменный источник, в котором упоминается верховный бог зороастрийцев – творец Ахура-Мазда. Также надпись содержит сведения о мятежном перевороте, который совершил маг Гаумата. Надпись повторяется на трех ныне мертвых языках – древнеперсидском, аккадском и эламском.
Бехистунская скала.Около 522–486 гг.до н.э.Иран
На самом верху, над текстами, есть изображение самого Ахура-Мазды. Верховный бог благословляет царя Дария I, а тот попирает ногой поверженного мага Гаумату. За спиной царя стоят воины, а напротив него – пленники, скованные цепью: это девять вождей мятежников, посмевших восстать против Дария.
Изображение Геракла-Веретрагны сделано в более позднюю эпоху и находится гораздо ниже, как и еще несколько надписей. Текст Бехистунской надписи был расшифрован военным дипломатом и лингвистом Генри Роулинсоном только в середине XIX века.
Персидского бога почитали также армяне, знавшие его под именем Вахагн (Ваагн). Интересно, что армянский Вахагн изображался в виде змееборца, победителя хтонического существа. Так, спустя время и уже на другой земле к древнему индоиранскому божеству вернулись его старые функции.
Вайю и Вата, два олицетворения ветра, также были общими для индоиранцев божествами. Сами имена этих богов указывают на их связь с воздушной стихией, а русские слова «веять» и «ветер» происходят от тех же корней.
Вата олицетворял дующий ветер, а еще дыхание богов, жизненную энергию (в индуистской традиции она называется «прана»). Он мог приносить дождевые тучи, а иногда оборачивался злым божеством, насылал штормовой ветер. То есть у Ваты было две ипостаси: добрый южный ветер, дающий жизнь, и злой северный, способный отнять ее.
Вайю также считался богом ветра, «Веды» описывают его как посланника небес, обладающего тысячей глаз и тысячей рук. В «Ригведе» Вайю выступает колесничим царя богов Индры, а Вата – бога грозы Парджаньи. Колесницы эти запряжены красными конями. В иранской традиции, уже в период Сасанидской династии, Вайю становится покровителем богатырей и изображается суровым воином в золотых доспехах, восседающим на золотой колеснице.
Впоследствии образы Ваты и Вайю слились воедино, и потому Вайю, подобно Вате, тоже приобрел амбивалентные, то есть двойственные, черты.
В зороастризме периода «Младшей Авесты» Вайю становится проводником между миром света, которым управляет Ахура-Мазда, и бесконечной тьмой, управляемой антиподом творца, Ангра-Майнью. Также Вайю помогает душам умерших перейти через мост Чинват в загробном мире. А его злой двойник, который действует заодно с демоном смерти Астивиадом, а в более поздних текстах уже прямо отождествлен с ним, пытается навредить душам и утащить их с этого моста во тьму.
Связь божества Вайю с загробным миром позволила мифологам назвать его одним из прототипов гоголевского Вия. Известно, что Николай Васильевич Гоголь настаивал на том, что Вий, чудовище с железными неподъемными веками из одноименной повести, вовсе не выдуман им самим. Писатель утверждал, что образ этот взят из украинских легенд и преданий. Действительно, в восточнославянской мифологии существовал бог Вей (Вій), обладавший смертельным взглядом, а образ его, по-видимому, мог восходить к индоиранскому богу. Также Вия и Вайю сравнивали с персонажем осетинской мифологии, одноглазым великаном Вайюгой, который был привратником у железных ворот загробного мира.
Еще один общий культ для потомков древних ариев – это почитание иранской Хаомы или индийского Сомы. Именам Хаома и Сома в текстах «Ригведы» и «Авесты» соответствуют многозначные образы: это одновременно и божества, и священные напитки, используемые в ритуалах жертвоприношения, а также, по всей видимости, растения, из которых они приготовлялись, хотя некоторые ученые считают, что их делали из нескольких компонентов. Индоиранцы верили, что хаома вдохновляет поэтов и жрецов, позволяя им сочинять священные гимны. Также она дает силы, излечивает и дарует бессмертие.
Считалось, что растение хаома было принесено на землю птицами – например, в «Ригведе» описано, как его приносит орел с вершины мировой горы. В поздних пехлевийских текстах рассказывается предание о белой хаоме – мировом древе. Посаженная самим творцом Ахура-Маздой, растет она на острове посреди океана Ворукаша, возле подножия хрустальной горы Хукайрья. Огромная рыба Кара плавает в океане и охраняет белую хаому, которую хочет погубить лягушка, созданная Ангра-Майнью (в других вариациях мифа вместо нее были тысячи ящериц). Дерево это соединяет сразу три мира: небесный, земной и срединный. Считается, что когда долгая борьба двух противоположных начал – света и тьмы, добра и зла, Ахура-Мазды и Ангра-Майнью (Ормазда и Ахримана) – закончится победой первого, то души всех праведных зороастрийцев вкусят молочную хаому, приготовленную из сока мирового древа. Благодаря этому их воскрешенные тела обретут бессмертие.
Первым, кому удалось выжать сок хаомы, был Вивангхвант, отец Йимы, легендарного первого царя персов. Вторым был Атвия, отец героя Траэтаоны, победившего ужасного змея Ажи-Дахаку. Третьим стал Срита из рода Сама, а четвертым был Поурушаспа, отец Заратуштры. В позднем мифе о рождении пророка Поурушаспа и его жена принимают молочную хаому, и благодаря этому священному напитку им удается зачать Заратуштру.
Интересно, что в «Авесте» отношение самого пророка к возлияниям хаомы было неоднозначным. Так, в одном из гимнов Заратуштра в гневе восклицает: «Когда опрокинут эту мочу – это хмельное питье, которым жрецы наносят вред!» Из этого отрывка некоторые мифологи и религиоведы делали вывод, что пророк был против принятия хаомы, а все описания ритуалов с нею и тем более ее прославление относятся ко времени после его смерти. Однако, скорее всего, в этих строчках гимна речь идет не о хаоме вообще, а лишь о неумеренном, неправильном ее использовании. В действительности существовало противостояние между Заратуштрой и жрецами-карапанами, устраивавшими ритуалы, на которых жестоко и бессмысленно забивалось множество животных, а потребление хаомы было невоздержанным. Конечно, пророк был возмущен этим и мечтал изжить подобные порядки, что во многом отражено в тексте «Авесты».
Важнейшую часть авестийских текстов составляет «Ясна», которая в целом как раз и посвящена правилам приготовления хаомы и подношения ее богам. На печатях времен правления Ксеркса, которые были найдены в сокровищнице Персеполя, города древних персидских царей, изображены люди, готовящие хаому. Человек с тиарой на голове подкладывает дрова в огонь, другой же держит в правой руке баресман – веточки священного растения, – а в левой посох. Также на печатях изображены алтарь, ступка и пестик.
Баресман, или барсом, – это пучок веточек священного растения, непременный атрибут зороастрийских ритуалов. По-видимому, растением этим был тамариск или гранатовое дерево. С баресманом в руках изображаются как боги, так и зороастрийские жрецы, причем как в текстах, так и на барельефах и монетах. При обрядах жрец сосредоточивал свой взгляд и силу на баресмане, держа его в правой руке, этот предмет как бы служил проводником, устанавливающим связь между миром материальным (Гетиг) и духовным (Меног). Зороастрийцы, покинувшие родную Персию в VIII веке, после завоевания страны арабами, не смогли найти на чужбине традиционных священных растений и стали использовать вместо них палочки из меди или серебра. Баресман принято считать прототипом магического жезла, а также атрибута, появившегося в европейских легендах и сказках, – волшебной палочки.
Ритуал приготовления напитка, возможно, восходит к ныне утраченному мифу о том, как боги убили Хаому (Сому), а затем расчленили его тело и приготовили из останков напиток бессмертия. Такое ритуальное убийство божества часто встречается в мифологиях всего мира. Возможно, в нем заключены отголоски древних представлений о вечно умирающем и воскресающем боге, мифы о котором объясняли смену времен года и повторение жизненного цикла.
В индуистской традиции Сома ассоциируется с покровителем Луны, которого также называют Чандрой. Хотя изначально «Веды» связывают его образ с солнечным светом, а в «Авесте» Хаома выступает в облике поэта и жреца и описывается как златоглазый бог, далекий от смерти. Он опоясан поясом, усыпанным звездами, который подарен ему самим Ахура-Маздой. Пояс этот является символом зороастрийской религии, и Хаома становится первым ее жрецом, совершая ритуалы подношения богам на вершине священной горы.
Неизвестный автор.Иллюстрация из «Книги снов».Чандра, бог луны.1700–1725 гг.
Незаурядное и загадочное божество Апам Напат, имя которого буквально означает «потомок вод», тоже упоминается как в ведическом, так и в авестийском тексте. «Веды» описывают его как полностью облаченного в золото, ярко сияющего, питающегося жиром золотого цвета. Он сидит в скрытом от глаз высоком месте и окружен водами. Они объявлены его «неулыбчивыми женами», тремя богинями, которые кормят его своим молоком и приносят ему пищу в виде золотого жира. Иначе говоря, Апам Напат связан одновременно и с водой, и с огнем, причем в «Ригведе» его имя соседствует с именем знаменитого ведического бога огня – Агни.
В некоторых исследованиях роль огненно-водного божества расшифровывается очень просто: по-видимому, оно является персонификацией грозовой молнии. Тем более сказания говорят, что этот бог погоняет коней, а значит, способен быстро передвигаться и схож обликом с другими мифологическими персонажами – повелителями грома и молнии: греческим Зевсом, славянским Перуном и другими. Однако полное описание Апама Напата в тексте «Вед» трудно объяснить, исходя только лишь из «грозовой» трактовки. Там мы встречаем упоминание и о том, что он «горит в водах без дров», а еще что он «породил все существа», и это при том, что вообще функции творцов в индуизме принадлежат совсем другим богам. Есть две интересные версии, объясняющие природу этого божества. Первая – это персонификация в его образе огня, на котором сжигаются жертвенные приношения богам: в представлении древних жертва не погибает просто так, а наоборот, рождается для новой роли – служить божественной пищей, и потому Напат объявлен родителем существ. Но в этой трактовке сложно проследить связь с водой. А вторая, более вероятная, – это то, что в мифе отражено такое явление, как священный огонь, выход природного газа или нефти на поверхность. Кстати, само слово «нефть» (нафта) имеет персидское происхождение и, вероятнее всего, связано как раз с именем древнего божества.
Древнему богу ариев Митре волей судьбы была отведена огромная роль в истории культуры. Имя Митра на древнеперсидском языке означало «договор» и восходило к глаголу, имевшему значение «обмениваться», «дружить», «быть в согласии». На санскрите же слово «митрас» означало «друг», к нему восходит славянское слово «мир», которое, как известно, многозначно: это и человеческое общество, и целая вселенная, и отсутствие конфликтов между людьми. Общий корень с этим словом имеет даже Майтрея, что означает «любящий», – в буддистской мифологии это бодхисаттва, который явится в грядущую эпоху и станет спасителем человечества.
В «Ригведе» говорится, что Митра, называемый другом, удерживает небо и землю и неусыпно взирает на все сущее, и мы видим, что основная роль этого бога заключается в том, чтобы сохранять порядок во вселенной и согласие между людьми. В ведической традиции Митра является близнецом и неизменным спутником Варуны, бога справедливости, иногда сливаясь с ним в одно целое. А в «Авесте» он выступает посредником между богом и людьми, хранителем договора между ними, и устанавливает на земле порядок. Его невозможно обмануть, он следит за выполнением договора. Поэтому у него тысяча ушей, десять тысяч глаз и тысяча восприятий.
Значение устного договора в древние времена было крайне важно, ведь когда законы формировались, а письменность еще только зарождалась, скрепить договор можно было только клятвой, которую нужно было еще и сдержать. А значит, на первый план выходили честность и справедливость: без них среди людей возникали ссоры и смуты, грозившие гибелью всему племени, народу, а позже и государству. Недаром позже пророк Заратуштра объявил истину – Ашу – божественной сущностью, и она стала одним из основополагающих понятий, можно сказать, фундаментом зороастрийской религии. Противоположность Аши – ложь, или Друдж (Друг), – считалась порождением злого бога Ангра-Майнью. Праведные люди, соблюдающие законы и руководствующиеся справедливостью, назывались ашаванами, а нечистые на руку, злые и лживые – друджвантами.
В «Авесте» можно найти слова о том, что клятва, даже данная перед лицом лжеца, друджванта, все равно должна быть исполнена. Ведь человек уже взял на себя ответственность, поклялся, и теперь пути назад нет, нужно сдержать любое данное слово. Для того чтобы обезопасить обе стороны договора от нечестности, проводились жестокие обряды испытания, чаще всего водой и огнем – ордалии. Испытуемого могли заставить нырнуть под воду на длительное время или клали ему на грудь расплавленные кусочки металла. Считалось, что человек, прошедший такой обряд без страха и травм, чист перед богом и людьми.
Ордалии, связанные с культом Митры, заключались в том, что нужно было пройти между двумя полыхающими огнями. Божество договора должно было помочь честному человеку остаться невредимым и не обжечься.
Однако не стоит считать Митру только добрым божеством: за неисполнение клятвы он мог наказывать, ему также молились правители о победах в тех войнах, которые считали начатыми справедливо. Поэтому в гимне «Михр-Яшт» бог не только обладает широкими пастбищами, дарит сыновей и богатство, но еще и «разжигает битву». А в загробном мире Митра появлялся как один из судей, определяющих судьбу души умершего.
До наших дней дошел интересный документ, в котором содержится самое первое упоминание Митры, если не брать в расчет священные тексты. Это брачный договор между митаннийским царем Маттивазой и хеттским царем Суппилулиумой I, выдающим замуж свою дочь. Имя Митры упоминается здесь в клятве вместе с именами других богов, Варуны и Индры. Датируется этот договор ХIV веком до нашей эры, а записан он клинописным арамейским письмом на глиняной табличке и найден недалеко от турецкого селения Богазкале (Бозакёй), на территории древней столицы Хеттского царства.
Все благие дела должны совершаться при свете дня, обнажающем всю правду, не скрывающем ничего. Возможно, поэтому образ Митры в сознании людей связывался еще и с солнечным светом. Говорили, что солнце – это око Митры (а мы помним, что глаз и ушей у него было множество). В индуистской традиции он один из Адитьев – сыновей богини Адити и мудреца Кашьяпы, которые были солярными, то есть солнечными, божествами, удерживающими три неба и три земли. Как солярное божество он появлялся на колеснице, запряженной четырьмя белыми конями. Однако в древности Митра не отождествлялся полностью с самим светилом. Вечно бодрствующий, он появлялся на небе раньше солнца и исчезал позже него. При этом в Авесте говорится, что он не солнце, не луна и не звезды.
Также Митра изначально является помощником Ахура-Мазды: раньше он выступал с ним на равных как высшее божество индоиранского пантеона, а после прихода Заратуштры стал одним из ангелов-язатов.
Шли века, Персидская империя крепла, а имена персидских богов стали широко известны в соседних государствах. И культ Миры, впоследствии сильно преобразившийся, распространился не только в Персии и Малой Азии, но и гораздо дальше. В 539 году до нашей эры персы завоевали Вавилон, а ученые мужи, то есть маги, принесли туда культ Митры, который слился с местным культом бога солнца по имени Шамаш, и образ персидского божества начал обрастать таинственной символикой, связанной с астрологией.
После победы Александра Македонского над Дарием III около Гавгамел в 331 году до нашей эры вавилонские маги расселились по всей территории Малой Азии. Бывшие военачальники Александра, называвшиеся диадохами, не изгоняли магов с завоеванных земель, а, наоборот, всячески поощряли их религию.
Некоторые правители греко-персидского Понтийского царства и других эллинистических земель носили имя Митридат, что в переводе означает «данный Митрой». Самый известный из них – Митридат VI Евпатор, который почти пятьдесят лет вел войны с Римской империей и парфянами. В конце концов часть войска Митридата осела в Киликии, на современной территории юго-восточной Турции, где активно общалась с местными пиратами. Сам Митридат однажды даже обращался к пиратам за помощью: просил предоставить ему корабль, и его просьба была выполнена.
В то время, в I веке до нашей эры, киликийские морские разбойники долгие годы наводили ужас на страны Средиземноморья, особенно на римлян, а однажды захватили в плен самого Юлия Цезаря, за которого запросили выкуп. Благодаря связям с Понтом в среде суровых пиратов тоже прижился образ Митры, причем настолько, что здесь был рожден совершенно новый культ этого бога, с настоящими обрядами-мистериями в пещерах, стены которых украшались астральными символами. Лишь благодаря полководческому таланту Гнея Помпея Риму с трудом удалось усмирить распоясавшихся разбойников. В ходе этой операции римские солдаты познакомились с новой религией, которая пришлась им по душе больше, чем вера в старых богов. Это был митраизм, в котором запечатлелись как отголоски древних персидских верований, так и греческие мистерии и вавилонская астрология.
Митраизм был настолько «засекреченным» и таинственным, что от него не осталось каких-то специально записанных текстов, все знания об обрядах передавались устно. Хотя кое-какие сведения об этой религии мы можем встретить у античных историков, например, у Плутарха. Но в основном остались лишь произведения искусства, которые сохранились в святилищах Митры – митреумах, по находкам в которых можно реконструировать обновленный миф о старом персидском боге.
Согласно этому мифу, Митра появился на свет из скалы уже в виде зрелого мужа, а за его чудесным рождением наблюдали пастухи. Они принесли новорожденному богу свои дары, а затем тот вступил в бой с солнцем и одержал победу. После этого Митра заключил дружеский союз с дневным светилом.
На некоторых барельефах изображена сцена, где Митра и солнце в образе антропоморфного божества вместе сидят за столом и вкушают хлеб. В более поздней традиции Митра изображается с солнечной короной на голове, его образ сливается воедино сначала с Гелиосом, а позже с образом сирийского бога Элагабала, культ которого установил римский император Гелиогабал. Этот бог носил титул «непобедимое солнце» – Sol Invictus. Подобная солнечная корона с семью или десятью лучами стала даже символом императорской власти: со времен Нерона ее носили некоторые римские императоры.
Следующим подвигом Митры стала борьба с быком и его ритуальное убийство – тавроктония. Это центральный сюжет всего митраизма, в честь которого совершались жертвоприношения животных. Возможно, он восходит и к древнему иранскому мифу о сотворении мира из тела первого быка – правда, в «Авесте» быка убивает злое божество Ангра-Майнью.
Сцена тавроктонии изображалась на центральных алтарях пещерных митреумов и была окружена символами: рядом с фигурой Митры, восседающего верхом на поверженном быке, хвост которого превращается в связку колосьев, были изображены ворон, пес, змея, скорпион, пытающийся ужалить бога, а иногда еще лев и чаша. Ученые предполагают, что они могут обозначать созвездия Ворона, Малого Пса, Гидры, Скорпиона, Льва и Чаши. В таком случае Бык может символизировать созвездие Тельца, а над этим созвездием на небе находится Персей. Значит, Митра в этой сцене соответствует древнегреческому герою Персею, тому самому победителю Медузы Горгоны. И это очень интересно, потому что старшим сыном Персея и спасенной им Андромеды был Перс, а его греки считали родоначальником персидского народа. Перс в свою очередь был отцом легендарного Ахемена, от которого вела свою родословную иранская династия Ахеменидов. Нужно еще добавить, что в Киликии, где возник митраизм, Персея когда-то почитали как бога, и вполне вероятно, что образ Митры также слился с ним в единое целое.
Пирсон Скотт Форесман.Фригийский колпак
На фресках в пещерных святилищах Митра изображен в плаще, расшитом звездами, в красном фригийском колпаке конической формы, со свешивающимся вперед верхом. В таких же колпаках, например, изображены библейские волхвы – как мы уже говорили, их образы соотносятся с персидскими магами.
Фригийский колпак – деталь одежды жителя Фригии, исторической области в Малой Азии, которая находится на территории современной Турции. Однако, по-видимому, колпак изначально не был предметом традиционной одежды фригийцев, а был привнесен завоевателями. Он был закругленным или островерхим, делался из войлока или шерсти и иногда снабжался клапанами по бокам. Похожие головные уборы носили дакийцы, киммерийцы и скифы, а в Греции и Риме рабы-вольноотпущенники носили очень похожие шапки – пилеолусы. В таких колпаках греки и римляне изображали некоторых богов и героев, имеющих восточное происхождение – в их числе были и Персей, и Парис, и Геката, и Митра, и римская богиня свободы Либерта. Во время Великой французской революции якобинцы сделали фригийский колпак своим символом.
Барельеф, изображающий тавроктонию Митры.II–III вв.Лувр.Париж, Франция
Справа и слева от Митры в сюжете тавроктонии находятся две маленьких фигурки, тоже во фригийских колпаках, с факелами в руках – это Кавт и Кавтопат. Они похожи друг на друга как две капли воды, только у Кавта факел направлен вверх, а у Кавтопата он опущен вниз, а на фресках у них одежда разного цвета: у первого она красная или желтая, а у второго синяя. Иногда в митреумах сооружались отдельные небольшие алтари Кавта и Кавтопата. Пока остается загадкой истинное значение этих спутников Митры: возможно, это ипостаси самого бога, а может быть, это символы светила, встающего на востоке и заходящего на западе, или точки солнечного равноденствия.
«Митра и бык».III в.н. э.Фреска из митреума в Марино.Италия
По всей видимости, существовало несколько ступеней посвящения в тайны новой религии, при этом неофиты проходили непростое испытание огнем и принимали участие в жертвоприношении быка. Обособленность культа Митры и его обряды, которые совершались при свете факелов, освещавших тьму пещер, привлекали не только суровых разбойников и солдат. Даже некоторые римские императоры сделались приверженцами митраизма – например, Нерон, Коммод, Диоклетиан и Юлиан Отступник. А вместе с легионерами, завоевывавшими для Римской империи новые земли, бог Митра оказался далеко на западе. Современные археологи находят сотни митреумов в Германии, Великобритании и повсюду, где ступала нога римлян.
В итоге популярность митраизма во II–III веках нашей эры стала огромной, и культ восточного бога распространился почти по всей Европе, соперничая с новой, молодой религией – ранним христианством. Французский религиозный историк XIX века Эрнест Ренан даже написал однажды, что «если бы какая-нибудь смертельная болезнь остановила рост христианства, мир стал бы митраистским». Интересно, что исследователи иногда сравнивают некоторые детали христианства и митраизма и находят в них много общего: например, рождение Митры и приход к нему пастухов с дарами отдаленно напоминают сцену рождества, а некоторые христианские таинства сближаются по символике с митраистскими мистериями. Однако христианство было более открытой религией, а митраизм так и остался закрытым культом, присоединиться к которому дозволено было только мужчинам и избранным, в основном воинам.
18 сентября 323 года около города Хризополиса, в районе нынешнего Стамбула, состоялось сражение римского императора Константина I, исповедовавшего христианство, с войсками Лициния, воины которого исповедовали митраизм. Лициний потерпел сокрушительное поражение, которое в каком-то смысле стало символическим. Константин сделал своей столицей Византий, переименовав его в Константинополь, и стал полноправным правителем могущественной Византийской империи, которая уже совершенно отринула языческих богов. Некоторые святилища Митры были разрушены, и прямо на их фундаментах возводились христианские храмы. Так закончилось триумфальное шествие старого персидского бога по западным землям. Но и сегодня на востоке, на родине Митры, и в некоторых других странах еще существует зороастрийская община, почитающая неусыпное и древнее божество договора между небом и людьми.
В незапамятные времена боги у индоиранцев стали разделяться на две большие группы: асуры и дэвы. Асуры представлялись ариям высшими богами, которые мыслились более абстрактными, неантропоморфными сущностями, а вот дэвы были сильнее персонифицированы и связаны с силами природы. После разделения двух народов, иранцев и индийцев, образы различных божеств стали наполняться новым смыслом, который иногда был противоположен изначальному.
Слово «асур» восходило к корню, означающему «прародитель» и изначально было божественным эпитетом: в переводе с санскрита оно, например, уже означало «обладающий жизненной силой». А слово «дэв», или санскритское «дев», восходит к общему индоевропейскому корню diu, который означает «светить», «небо»: тот же древний корень, например, в славянском слове «диво».
Ученые считают, что существовал праиндоевропейский верховный бог Дьяус Патер, чье имя в переводе означает «отец-небо». Оно тоже имеет корень, родственный diu. К Дьяусу восходят образы богов в пантеонах разных индоевропейских народов: например, греческого Зевса, чье имя на древнем микенском языке писалось как Di-we.
В индийской «Ригведе» некоторые боги названы «асуродэвами», то есть их природа еще едина, а сами асуры – например, Варуна, Индра, бог солнца Сурья, бог огня Агни, Апам Напат и некоторые другие – не противопоставлены другим богам. Но позже в индуистской традиции высокими божествами света были провозглашены дэвы, а асуры объявлены злыми демонами, которые могут вредить людям и богам. В текстах индийских пуран и в эпосе «Махабхарата» рассказывается легенда о том, что асуры сражались с дэвами и в какой-то момент решили заключить перемирие. Ради этого они решили взболтать мировой океан, чтобы добыть при этом драгоценный напиток бессмертия – амриту – и разделить ее между собой. Этот процесс назывался пахтаньем, поскольку походил на сбивание кусочка масла. Боги совершали его в течение тысячи лет. Как мутовку они использовали при этом гору Мандару, обернув вокруг нее исполинского змея Васуки. Асуры ухватились за голову великого змея, а дэвы за хвост и начали попеременно тянуть его – так посоветовал им бог Вишну. Соки растений, росших на горе Мандара, проливались в океан, и воды его стали молочными. Из океана стали появляться чудесные животные и деревья, боги и прекрасные дэвы. Одной из этих дэв была богиня вина и хмеля по имени Сура. И дэвы, сыновья богини Адити, приняли ее, а сыновья Дити и Дану отвергли. Поэтому и стали они зваться асурами и сурами (в индуизме последние соответствуют дэвам).