ГЛАВА 1

– Ваше Высочество, просыпайтесь, – услышала я сквозь сон и резко вскочила на кровати. Голова гудела от недавних рыданий, а ночное небо за окном свидетельствовало о том, что проспала я меньше часа. Перед постелью стояла моя горничная, с тревогой и страхом бросая нервные взгляды на дверь в комнату.

– Мили, в чем дело? – пробормотала я, невольно ощущая тревогу, что передалась мне от служанки.

– Они идут за вами, миледи. Идут, – прошептала она с ужасом в глазах. Затем добавила: – Король умер. – Я почувствовала, как на глаза вновь набегают слезы, а в груди все рвется на части от невыносимой боли. Забыться в горе мне не дала служанка: она грубо тряхнула меня за плечи, приковывая к себе внимание. – А теперь они хотят убить вас и захватить власть! – Слезы высохли на моих глазах моментально. Вместе с горечью утраты я почувствовала липкий страх. – Это переворот, – подтвердила служанка мои мысли.

– Но как же стража?.. – проблеяла я жалко.

– Стража не поможет: ее купили, – ответили мне. – Собирайтесь, госпожа. Пока не поздно, я выведу вас из замка. Прошу, поторопитесь: скоро они будут здесь! – взмолилась девушка.

Поводов не доверять горничной, которая за время службы стала мне верной подругой, у меня не было. Потому я запретила себе паниковать и стала одеваться. Мили предусмотрительно сунула мне в руки мои вещи для тренировки по фехтованию: брюки и рубашку с легкими сапожками.

– Умоляю, госпожа, быстрее, – взмолилась девушка, когда за дверью послышались громкие голоса и звуки борьбы: видимо, не вся стража куплена.

Через несколько секунд я уже входила в потайной ход, о котором и не подозревала прежде.

– Миледи, идите по коридору. Дальше – вниз по лестнице и снова по коридору не сворачивая, – затараторила Мили, давая мне в руки заранее подготовленный фонарь. – Упретесь в дверь, за ней вас будет ждать мой брат Майнз. Он поможет выбраться за территорию замка.

– А ты? – нахмурилась, то и дело вздрагивая от резких, страшных звуков за дверью.

– Я должна остаться и скрыть потайной ход, чтобы вас не нашли раньше времени, – грустно улыбнулась она.

– Нет, так не пойдет… – занервничала я.

– Валери, – строго позвала меня Мили, впервые на моей памяти обращаясь ко мне по имени. – Ты должна выжить! – с нажимом сказала она. – Любой ценой. За меня не переживай. Спасайся сама, а после отомсти им за всех, – не выдержала девушка и заплакала. – Прощай, – выдохнула она и на что-то нажала. Через секунду между нами выросла каменная дверь, за которой я услышала ее приглушенный голос: – Ты всегда была мне как сестра, я не забуду твоей доброты. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня.

Я хотела потребовать, чтобы она немедленно открыла, но услышала, как дверь в мою комнату с грохотом распахнулась. Чуть левее заметила небольшую щель, через которую бил тусклый лучик света. Посмотрев в нее, я увидела свою комнату и тех, кто в ней стоял. Этого стало достаточно, чтобы в моей груди разгорелась ненависть: это были самые приближенные люди моего отца, родственники и советники.

– Где она? – потребовал ответа у Мили Габор, старший советник при моем отце и его кузен. В руках он держал окровавленный меч, да и одежда носила следы недавней схватки. Увы, в пользу Габора.

– Милорд, госпожа еще минут десять назад вышла из комнаты и не возвращалась, – тоненько и испуганно проблеяла Мили. Я же старалась даже не дышать и фонарь накрыла полой плаща, чтобы ненароком себя не выдать. – Сказала, что хочет побыть с батюшкой.

– Врешь, девка! – рявкнул Игнар, министр внутренних дел, и подался было к испуганной девушке, но Габор его остановил жестом, кивнул кому-то из своих людей и коротко приказал:

– Найти.

После этого вновь раздались шаги и дверь закрылась, оставляя испуганную Мили и двух министров наедине.

– Прошу, пощадите! – испуганно пискнула она и затряслась в рыданиях, когда в ответ на свою просьбу получила глумливую насмешку и удар по лицу.

– Пощады можешь не ждать, как и твоя хозяйка, – зловеще отозвался Габор и нарочито медленно стал расстегивать брюки, в то время как Игнар схватил девушку за волосы и, не обращая внимания на ее визг от боли, насильно опустил на колени.

Роняя слезы от чувства собственного бессилия, я со всей ненавистью, которая зарождалась в моей груди, пообещала себе, что непременно отомщу. Не знаю как, не знаю когда. Но месть моя будет страшна.

Понимая, что дальше так стоять и терять бесценное время не могу, мне пришлось переступить через себя, хотя сил уйти не находила, и оттолкнуться от стены, отводя взгляд.

Удаляясь по гулким коридорам потайного хода, я еще долго слышала крики и издевательский смех.

***

Я пробивалась сквозь деревья и кустарники уже около часа, чувствуя, что силы мои давно на исходе, а за спиной все еще слышались звуки погони. Страх быть схваченной пересилил даже мой ужас одиночества в темном, мрачном, непролазном Запретном лесу.

Почему в одиночестве? Да потому что я дура! Майнз действительно ждал меня, но, увидев, что я одна, занервничал.

– Где Мили? – с тревогой спросил он.

А мне следовало соврать. Следовало! Хотя бы для того, чтобы, скажи я правду, он не ринулся спасать сестру, ведь это привело бы его к неминуемой гибели. Он ничего не сможет сделать против лордов. Ничего. Или солгать, ведь Майнз – мой шанс на спасение. Но я посмотрела в его глаза и, понимая, какую ошибку совершаю, не смогла соврать. Ожидаемо парень ринулся в темный потайной ход на выручку единственному родному человеку, несмотря на мои попытки его остановить приказом и убедить, что он ничем не сможет помочь сестре. Молодой человек лишь сказал:

– Возле двери для прислуги стоит лошадь, на ней доберетесь до Запретного леса, дальше вам придется идти без нее. Вам необходимо переждать, пока все не стихнет, а затем обратиться за помощью к Карлайлам. Они поддержат вас, миледи. – А после сдавленно добавил: – Я люблю вас, моя госпожа. Всегда любил. Но сестре я нужнее. Прощайте, – и стремительно скрылся в черноте прохода.

Уже понимая, что никогда его больше не увижу, я прошептала: «Прощай» – и по моему лицу потекли крупные слезы.

Поборов в себе очередную подступающую истерику, я закусила губу и отправилась к проходу для прислуги, где обнаружила невзрачную оседланную лошадь. Взобралась в седло и ударила пятками в бока кобылы, стараясь не думать… Ни о чем не думать.

До Запретного леса я добралась чуть меньше чем за час. Все это время в пути искала другие варианты, где могла бы скрыться, но, как ни крути, Запретный лес оставался наилучшим из-за своей непроходимости. Туда преследователи если и сунутся, то вряд ли смогут так просто найти меня. Ни в деревнях, ни в обычных лесах у меня шансов скрыться не было, так как охотничьи псы Габора могли отыскать по следу все на свете, а вещей с моим запахом у них сколько угодно. Ко всему прочему, вероятно, помимо основной погони, стражникам уже давно оставили указания относительно моего задержания, так что на дальнее путешествие я даже не рассчитывала.

Однако «идеальность» Запретного леса омрачалась тем, что он неспроста носил подобное название. Помимо того, что лес кишит различными хищниками, а иногда еще и нежить встречается, он оброс еще и кучей легенд, небылиц и сказок. Хоть я в большинство и не верила, но, увидев на пути черные верхушки исполинских деревьев, невольно почувствовала озноб.

У кромки леса торопливо спешилась, чувствуя, как лошадь подо мной стала нервничать в непосредственной близости от этого места. Стараясь успокоить кобылу, параллельно отвязывала сумку, что мне приготовили Мили с Майлзом, и тут-то услышала отдаленный, пока что, лай собак и звуки копыт. Погоня.

Чувствуя, как сердце забилось с утроенной скоростью где-то в перепонках, судорожно, трясущимися руками отцепила-таки сумку, взвалила ее на плечо и ударила по крупу гарцующей лошади, которая не заставила себя ждать и ринулась наутек. Я последовала ее примеру, только в другую сторону, и под шум стремительно приближающейся погони нырнула в ближайшие кусты.

Вещевой мешок я потеряла уже через несколько десятков метров, так как лес был действительно непролазным, а сумка вечно за все цеплялась, чем неимоверно замедляла мое перемещение, а между тем собаки уже были у кромки леса и ждали, когда подъедут их хозяева. С чувством полного сожаления пришлось оставить сумку и продираться вглубь налегке. Несмотря на потерю груза, дело это было нелегкое. В полной темноте, отбиваясь от острых, сухих и колючих веток, что несколько раз чуть не лишили меня зрения и знатно изранили лицо и руки, я упрямо двигалась дальше, шумно дыша, с паникой понимая, что погоня все ближе… Неудобный плащ тоже пришлось бросить и продираться уже в одной рубашке и брюках, получая все новые и новые порезы.

Еще через полчаса я уже еле двигалась и обессиленно свалилась в ближайший овраг, споткнувшись о корень дерева. При падении сильно ударилась головой о какой-то валун и чуть было не взвыла от боли, но голоса, что сейчас приближались ко мне, резко изменили мои планы. Пришлось лишь закусить губу до крови и замереть.

– Собаки взбесились, – недовольно пробасил кто-то у меня над головой. Я видела свет от двух факелов, а вот лица мужчин разглядеть мешали густые заросли.

– Места дикие, – согласился его собеседник. – Собаки дальше идти отказываются: тут слишком много крупных хищников. Мне и самому здесь не в радость торчать. Тем более ночью.

– Но девчонку нужно найти, – разозлился первый.

– И что ты предлагаешь? – хмыкнул второй. – Ночь, Запретный лес, кишащий хищниками, куда даже собаки не смеют соваться. Ты хочешь идти дальше?

– Нам был дан приказ привести девчонку живой или мертвой.

– Если тебе так хочется, я не держу. Но сам дальше не пойду. Принцесске не прожить здесь и ночи. Можно считать ее трупом.

– А доказательства ее смерти? – нервничал первый. – Без них нам нельзя даже показываться в замке: мигом шкуру спустят.

– Мы нашли ее плащ. Поистреплем немного, кровью запачкаем, скажем, что нас опередил какой-нибудь зверь и задрал девчонку. Только плащик и остался.

– Не нравится мне это, – вздохнул первый в сомнениях, но было понятно, что дальше продолжать поиски ему не хочется. – Хорошо, выждем несколько часов, затем вернемся в замок, – все же решил несговорчивый, и огонь факелов стал удаляться.

Только когда и свет, и голоса полностью исчезли, я рискнула вздохнуть, лишь сейчас поняв, что даже дыхание задержала. Стараясь не думать, что была на волосок от поимки, с тихим всхлипом и большим трудом встала на четвереньки, отчего голова резко закружилась, а желудок взбунтовался. Мимолетно порадовалась, что ничего не ела почти сутки (хотя радость сомнительная, конечно, учитывая, что осталась я в глухом лесу без провианта), и, хватаясь за ствол близрастущего дерева, подтянулась, поднимаясь на дрожащие ноги.

Так, от погони оторвалась, теперь нужно найти место для ночлега. Как это сделать, я представляла себе с трудом, но понимала, что в овраге оставаться все же не стоит. Покачиваясь от слабости и головокружения, ползком, на четвереньках, выбралась из него и побрела дальше, периодически вытирая кровь, что текла в глаза из рассеченного лба.

Появилась здравая мысль, что запах моей крови может привлечь ненужное внимание хищников, и я, недолго думая, оторвала от подола рубашки лоскут ткани и обмотала им свою многострадальную головушку. То ли ночь была очень холодной, то ли просто кровопотеря сильно сказывалась, но меня бил такой озноб, что зуб на зуб не попадал.

Толком не зная, что ищу, к тому же в полной темноте, стараясь не думать о своем неведении элементарных правил выживания в лесу, на заплетающихся ногах продолжала бездумно двигаться, даже не пытаясь уворачиваться от веток, что нещадно били по онемевшему лицу. Вскоре силы меня покинули, и я со стоном опустилась на землю по стволу ближайшего дерева.

Холод не отпускал, сознание стремительно покидало меня, и мне уже было откровенно плевать и на заговоры, и на хищников, что, по слухам, тут просто изобиловали. Я хотела лишь свернуться в клубок и уснуть. Пусть даже на сырой земле. Лишь бы уснуть и отдохнуть.

Уплывающее сознание вдруг уловило странный звук. Я вздрогнула и открыла глаза, испуганно замирая, даже позабыв, как дышать. В неясном свете луны, что с трудом пробивался через кроны деревьев, на меня в упор смотрели и чуть фосфоресцировали два немигающих глаза. Я гулко сглотнула и уловила чужое теплое дыхание на своем лице. Зажмурилась и приготовилась, что меня сейчас сожрут. Даже кричать было страшно, потому я покорно ждала своей смерти. Молча.

Прошла секунда, две… десять, но я так и не почувствовала боли. Очень медленно открыла глаза и заметила, что чудовище все еще рядом, только немного сместилось и теперь сидит поблизости, внимательно меня разглядывая. Теперь я видела, что передо мной… пума. Целая, здоровая, дикая пума, которая почему-то меня не убила до сих пор.

– Я что, так воняю, что не нравлюсь тебе как закуска? – нервно пошутила и хихикнула. Говорила тихо, почти шепотом, так как внезапно поняла, что голос мой сел, то ли от холода, то ли от страха. Попробуй разберись.

Пума никак не отреагировала, разве что ухом немного повела.

– Учти, к утру я уже окоченею и буду не такой свежей. Сейчас хотя бы теплая. Почти, – подумав, добавила я, так как тело уже свело судорогой от холода и руки со скрюченными пальцами совершенно не слушались.

Вот спрашивается: на кой черт я еще уговариваю себя сожрать? Может, чтобы не продлевать свои мучения? Почему-то сейчас я отчетливо поняла, что до утра не доживу. Действительно не доживу, и это даже не пугало. Я была сейчас в таком состоянии, что смерть приняла бы за избавление.

Перед глазами за несколько секунд промелькнули события последнего месяца: известие о тяжелой болезни отца, его неловкие и скоропалительные попытки подготовить дела перед своей смертью. Ну, и в заключение: смерть отца, дворцовый переворот… жертвы Мили и Майлза (от этого воспоминания больно вдвойне) и моя скорейшая кончина в Запретном лесу. И даже не знаю, что лучше: помереть от клыков свирепого хищника или окоченеть от холода?

Мой уставший и побитый мозг требовал какую-нибудь глупость напоследок, очередной судорогой напомнив, что мне безумно холодно. Я вздохнула, с трудом оттолкнулась от ствола дерева, возле которого сидела, и со всего маху бессильно рухнула на удивленную зарычавшую пуму.

– Не рычи, – устало вздохнула, с блаженной улыбкой прильнув к теплому, пушистому боку изумленного моей наглостью хищника. – В конечном итоге, сожрешь утром, когда проголодаешься. И ты практически стережешь добычу, потому я не окоченею, а тебе будет приятнее меня грызть. Все довольны, – откровенно зевая и зарываясь носом в шерсть на удивление спокойной пуме, пробормотала я и мгновенно провалилась в сон.

***

Я смутно видела какие-то неясные обрывки воспоминаний. Кажется, бредила. Долго. И уже не знала, где сон, а где явь, но было страшно. А еще холодно. После – нестерпимо жарко. И постоянно хотелось пить. Кажется, я просила, умоляла, чтобы мне дали воды, но никто не торопился выполнять мои просьбы. Вместо желаемой жидкости мне против воли вливали в глотку какую-то горькую, вонючую пакость, после которой жажда только усиливалась, а обычной воды мне так и не дали.

Кажется, я плакала, выла, металась на месте, чувствуя, как кто-то или что-то удерживает мои руки и тело, заставляя кричать, требовать, затем просить и умолять. О чем просила – не знаю. Чего хотела – тоже понятия не имела, но это не мешало мне о чем-то сбивчиво шептать, чувствуя нарастающий страх и панический ужас и роняя крупные слезы, что отчетливо ощущались на моем пылающем лице.

А потом пришел покой. Не знаю, в какой именно момент, но, мне кажется, после того, как я увидела чье-то неясное лицо, что расплывалось перед глазами. Если бы меня спросили, ни за что бы не смогла ответить, как оно выглядит, какие у него приметы, но точно знала, что это мужчина. Его неясный силуэт лишь на несколько мгновений появился перед моими глазами, а после наступила темнота, долгожданная и спокойная. В нее я окунулась с радостью, так как там был покой…

Сознание вернулось резко. Миг – и я, открыв глаза, села, с немалым удивлением отметив, что нахожусь в незнакомой комнате и лежу на широкой, мягкой, хоть и скромной кровати с довольно чистыми простынями.

Комната была мрачная, без лишней мебели… Хотя ее тут вообще почти не было, если не считать стола, на котором горела одинокая свеча, кресла и самой кровати, на которой я лежала. Медленно, с опаской ощупала сначала лицо, дотронулась до раны на лбу и почувствовала под пальцами тугую повязку. Оглядела свое тело и поняла, что была в какой-то рубашке, явно мужской и несуразно большой для меня. После перевела взгляд на руки. Сейчас на них были розовые полосы уже заживающих порезов и ссадин. Это сколько же я пробыла без сознания? И где я? Кто меня спас?

Последнее, что я помню, – это… пуму. Напряглась и в мешанине мыслей и воспоминаний смутно разглядела отрывок, когда отчетливо ощущала, как меня поднимают на руки и куда-то несут. Затем был бред и лихорадка, после которых ничего ценного вспомнить не могла.

Чувствуя легкую тошноту и головокружение, я осторожно откинула одеяло и свесила ноги с постели. После резко замерла, так как этих нехитрых телодвижений хватило, чтобы меня замутило с утроенной силой. Переждала немного, глубоко дыша, и с тихим стоном все же сползла с кровати. Но тут меня поджидал новый сюрприз: ноги совершенно не слушались, так что вместо того, чтобы встать, я мешком свалилась на каменный пол, больно ударившись бедром. Тихо взвыла, переворачиваясь на спину, стараясь отдышаться и собраться с силами.

Неожиданно услышала шум шагов и напряглась. Через секунду дверь почти беззвучно открылась, и я зажмурилась от яркого режущего света, что бил из коридора, не позволяя мне разглядеть фигуру, стоящую в дверном проеме.

– Не ожидал, что ты очнешься так рано, – голосом, от которого у меня в животе что-то скрутилось в узел, сказали мне. А затем твердой поступью подошли, бесцеремонно подхватили под мышки, подняли и вполне аккуратно помогли вновь разместиться в постели. – Следовало позвать на помощь, а не подниматься самой, – укорили меня, а я распахнула слезящиеся глаза, чтобы посмотреть на мужчину. – После трех дней в горячке это было опрометчиво.

– Три дня? – изумилась я, смахивая мешающие слезы, и замерла.

На меня смотрел… монстр. Не в прямом смысле, конечно, но мужчина был таким огромным, что даже его, я бы сказала, красивое… да, все же красивое лицо не спасало. Красота эта была… пугающей. А еще странной. Никогда прежде не встречала никого с подобными резкими и грубыми чертами лица. Рядом с ним я чувствовала себя практически младенцем. Один взгляд на его руки – и гулко сглотнула, понимая, что такому хватит всего лишь удара, чтобы убить меня.

Загоняя подступающую панику подальше, я призвала себя к порядку, напомнив себе, что, вероятнее всего, именно он меня и спас. Следовательно, убивать меня в его планы не входит.

Заметив мою реакцию, мужчина как-то странно усмехнулся и заметил:

– Я не причиню тебе вреда, можешь не переживать.

А мне стало совестно. Вот правда. Он меня (предположительно) нашел в лесу, принес (вероятно) к себе домой, выходил, когда я болела, а я… Стоило его увидеть, и оскорбила спасителя просто своей реакцией.

– Прошу, простите меня, – немного хрипло сказала, виновато опустив глаза. – Я ни в коем случае не хотела вас обидеть. Простите за мою реакцию… я… я не хотела.

– Ничего страшного. Я привык к такой реакции на свою внешность, – услышала и рискнула поднять глаза. Мужчина улыбнулся, и мне вновь захотелось заскулить от ужаса, а еще лучше – прикинуться дохлой и давно несвежей, так как вид он имел совершенно дикий, и не улыбка у него получилась, а оскал. Заметив перемены в моем лице, улыбаться мужчина перестал и как-то хмуро пробурчал себе под нос: – Надо в общении с людьми практиковаться чаще.

– Что? – пискнула я, боясь, что стала причиной его плохого настроения.

– Ничего, – вздохнул незнакомец и поднял руку. Я невольно шарахнулась в сторону и вновь застыдилась, чувствуя, как стремительно краснею. Вернулась на место и закусила губу. – Я всего лишь хочу проверить температуру и как заживает рана на голове, – словно успокаивая, тихо заметил он и посмотрел мне в глаза. И глаза у него под стать внешности: странные и пугающие. Впервые вижу такой цвет: ярко-янтарный, почти красный. И все же я кивнула, вновь опустив взгляд, так как смотреть на него было уже не страшно, а просто стыдно: за себя и реакцию на своего спасителя.

Пока мужчина снимал с моей головы повязку, я покорно сидела, опустив глаза и стараясь не вздрагивать от чужих прикосновений. Помимо боли в месте удара, ощутила, что руки у него резкие с немного грубой кожей и… неестественно горячие. Или это я холодная? Но я видела, что мужчина все равно старается действовать как можно аккуратнее.

– Голова болит? – разглядывая мою рану на лбу, спросил он.

– Да, – покорно ответила я, на подсознательном уровне боясь даже солгать ему.

– Рана опасений более не вызывает, но шрам, вероятно, останется, хоть и небольшой. Еще есть какие-нибудь жалобы?

– Слабость, тошнит, тело не слушается, – послушно перечислила я.

– После болезни это нормально, в том числе и непослушное тело, – деловито заметил он. – Ты три дня лежала почти без движения. Через пару часов все восстановится.

Я закусила губу и с паникой подумала, что пару часов не вытерплю, а просить о помощи ни за что не смогу. Во всяком случае, конкретно в этом деле.

– Что случилось? – спросил мой спаситель. – Ты занервничала.

Стремительно краснея, я судорожно затрясла головой, уже через секунду поняв, какую ошибку совершила, и мучительно застонала от боли в голове.

– Не дергайся, – строго потребовал он, и я замерла. – Почему ты смутилась?

От вновь прильнувшей крови к щекам стало нестерпимо жарко.

– Ничего. Благодарю за заботу, все в порядке, – мысленно умоляя его оставить меня одну поскорее, пискнула я. А там, возможно, ползком я смогу отыскать заветную уборную.

– Может, ты воды хочешь? – предположил он. Может быть, позже я бы и с радостью, но сейчас мысли о воде неминуемо наводили меня совсем на другое.

– Благодарю, все в порядке, – повторила я, пряча глаза от проницательного взгляда.

Мужчина нахмурился, рассматривая меня, как-то подозрительно прищурился, а после на его лице появилась догадка:

– Ты по нужде хочешь?

Мысленно ору: «Да!!!» На деле же от его бесцеремонности медленно ухожу в манерный обморок.

Судя по тому, как энергично стала уверять в обратном, я только закрепила его убеждение в своей правоте. Мужчина вздохнул, как-то прям тяжело, а после подхватил меня на руки. А на мне ведь только рубашка! В смысле… В прямом смысле только одна рубашка, которая, несмотря на огромный размер, длиной не отличалась!

– Куда вы меня несете? – с ужасом спросила я, поглядывая вниз. С его ростом вполне вероятно, что я смогу запросто упасть, что закончится летальным исходом. Для меня. Потому, несмотря на возмущение, обвила его шею руками и прижалась покрепче. И плевать на правила приличия, ведь я вдруг подумала, что очень хочу жить. А умирать от того, что свалилась с чьих-то рук, – это совсем уж ни в какие ворота!

– В уборную, – просто ответил он, даже не понимая, что обрек одной этой фразой меня на смерть от смущения.

– Нет! Я сама! – забарахталась у него в руках, потом вспомнила о высоте и вновь крепче прежнего вцепилась в мужчину, который как-то странно замер на мгновение, посмотрел мне в лицо, хмыкнул и продолжил путь.

– Аристократка, – обреченным голосом заметил он. Я промолчала, делая вид, что не расслышала. Будет свободное время – я подумаю над этим вопросом, а пока еще не знаю, можно говорить ему правду или нет.

Не обращая ни малейшего внимания на мое смущение, меня, как я и была, в одной мужской рубашке (главное не думать об открытых коленях!) перенесли в ванную комнату и усадили на ободок большой ванны из какого-то темного камня. Пока я судорожно пыталась прикрыть оголенные колени, мужчина отошел, отодвинул занавеску, разделяющую комнату на две половины, и указал подбородком в ту сторону, что была для меня скрыта.

– Справить нужду сможешь там. Я подожду тебя здесь. Как закончишь – заберу, – и с этими словами вознамерился меня еще и до конечного пункта отнести (не удивлюсь, если еще и усадить), чтобы после за шторкой постоять! Я поперхнулась от возмущения и в священном ужасе уставилась на невозмутимого спасителя.

– Тебе помочь дойти? – немного неуверенно, после того как я скроила самую возмущенную физиономию, спросил он.

– Я… я не смогу так.

– В смысле? – не понял он. – А! Стесняешься? Ты не переживай: подглядывать не буду.

Зато прекрасно все услышит! Он издевается?

– М-могу я попросить вас подождать за дверью? – пряча глаза и заметно заикаясь, еле слышно спросила я. Но меня услышали.

– Ты еще слишком слаба, – с категоричными нотками заметил незнакомец, а от его голоса я резко захотела научиться мимикрировать под окружающую среду, чувствуя это необходимой составляющей выживания рядом с таким грозным мужчиной. – Я не хочу, чтобы ты себе навредила, если упадешь. Находясь в комнате, смогу тебя страховать.

И вроде бы все логично и правильно… НО! Но он мужчина. Незнакомый и… И как вообще он себе это представляет?!

– Со мной все будет хорошо, – чуть ли не со слезами на глазах заверила я, чувствуя, что конфуз близок, а к компромиссу мы так и не пришли. – Прошу, оставьте меня одну.

На меня с сомнением посмотрели, но (слава богам) возражать не стали:

– Если почувствуешь себя плохо, кричи – я сразу приду. Как закончишь – дай знать.

Я радостно закивала, нетерпеливым взглядом провожая массивную фигуру, от которой послышалось недовольное: «Люди…».

Через пять минут я чувствовала себя куда лучше и Мир уже не казался мне таким ужасным, хотя и продолжал меня огорчать, но мне все равно было гораздо легче. Я даже нашла в себе силы умыться, почти повиснув на умывальнике, и критично осмотреть свое отражение в зеркале. Печально вздохнула, но должна была признать, что еще легко отделалась. После побега, ночи в Запретном лесу, нескольких травм и трех дней лихорадки тот полутрупик в отражении еще неплохо смотрелся.

На раковине я обнаружила гигиенические принадлежности, которые, впрочем, тронуть не рискнула. Хотя очень хотелось. Особенно зубной порошок и щетку. Пришлось обходиться полумерами: просто тщательно полоскать рот и протирать зубы краем рубашки (да простит мне подобное кощунство над собственностью хозяин вещи). Щетки для волос тоже не было, что заставило с тоской осматривать колтун некогда длинных и шелковистых волос. Пятерня не спасла, и я признала поражение, поняв, что без помощи воды с этой паклей не справиться.

Моя самонадеянная попытка самостоятельно дойти до выхода из ванной комнаты на своих дрожащих двоих провалилась. Как итог: я вновь пребольно ударила бедро. С печальным вздохом поняла, что теперь точно синяк будет.

Стоило мне упасть, как дверь стремительно открылась, и в следующую секунду я уже висела на руках у моего таинственного спасителя.

– Упрямая девчонка, – недовольно посмотрели на меня. – Я же сказал, чтобы ты позвала меня. Хочешь вновь головой удариться? Последствия могут быть плачевными, – чеканя шаг, отчитывали меня, словно ребенка.

А я вдруг застыдилась так, словно не я, а он мог удариться со всеми последствиями. С другой стороны, все же мужчина потратил много сил и времени, чтобы выходить меня. Так что если я скоропалительно помру из-за своих принципов, вероятно, его это как минимум огорчит. От трупа, опять же, избавляться придется…

– Простите, – виновато произнесла я и обхватила мужчину за шею, чувствуя, как невыносимо устала и хочется спать. Голова как бы невзначай опустилась на широкое плечо, и я утомленно прикрыла глаза.

– Только в этот раз, – услышала голос, в котором чувствовалась улыбка.

– Спасибо. За все, – прошептала я прежде, чем уснула окончательно.

***

Загрузка...