Мы движемся за город, но меня накрывает безразличием. Мне все равно куда меня везут и что со мной будет. Слава всю дорогу молчит и даже не смотрит на меня через зеркало заднего вида. Мы едем около часа, но мне кажется, что прошла целая вечность, и когда мы сворачиваем на лесную дорогу, пробираясь вглубь соснового леса я думаю, что вот тут меня под сосенкой и закопают. Но мы въезжаем на территорию коттеджного поселка, бревенчатые домики которого поражают размерами. Не дома, а сказочные замки, окруженные заборами в едином стиле. И кажется, что это просто картинка на новогодней открытке.
Мы въезжаем на территорию одного из домов, и я понимаю, что это конечная остановка, но выходить не собираюсь. Я лучше проведу ночь в машине, чем встречусь лицом к лицу с опекуном.
Слава выходит из машины и скрывается в доме, и мне становится спокойнее от того, что меня никто не трогает ровно до того момента, как пассажирскую дверь с моей стороны открывает Краснов. Сердце набирает обороты и стремится выпрыгнуть из груди.
Мужчина наклоняется ко мне, и я дергаюсь, отодвигаясь подальше. Это происходит само собой, я не успеваю подумать о том, как это выглядит со стороны и что он может подумать. Но ему, кажется, плевать.
Он хватает меня за лодыжку и тянет на себя. Инстинкты кричат, что нужно сопротивляться, но я объективно понимаю, что ничего не смогу сделать, даже если сейчас вырвусь и побегу. Он догонит и проблем будет ещё больше.
Я не знаю, что от него ждала, но точно не того, что он возьмет меня на руки и понесет в дом. Его руки крепко держат мое хрупкое тельце, и он уверенно шагает к крыльцу. Моя блузка задралась, и я чувствую его пальцы на моей голой коже. Там, где он касается моей кожи все горит, и я не могу думать ни о чем другом, только о его руках на моем теле. Мне кажется это слишком интимным и кровь приливает к щекам. Сознание настолько измученно событиями сегодняшнего дня, что я теряю рассудок и думаю не в том направлении. Краснов ставит меня в центре гостиной, освещаемой только одним торшером в углу комнаты. Я поспешно поправляю задравшуюся юбку и собираюсь рухнуть в кресло, но мужчина не дает мне этого сделать.
— Стой на месте, — говорит он, грубо стаскивая с меня куртку и бросает ее в кресло, внимательно изучая мой внешний вид. Под его пристальным взглядом я чувствую, как тело начинает гореть. Я скрещиваю руки на груди в попытке закрыться. Мне интересно, о чем он думает и догадался ли, что я подсматривала за ними в туалете?!
Я, затаив дыхание, наблюдаю как он снимает пальто и ослабляет галстук на шее, расстегивая верхние пуговицы, и ожидаю своей печальной участи. Я вижу, как он напряжен и кажется, таким еще никогда не видела.
— Я скоро приду, — он направляется к лестнице на второй этаж. — А ты стой где стоишь и не двигайся, — это звучит, как предупреждение о чем-то очень плохом. И я, совершившая не одну ошибку сегодня, не хочу знать, где находится грань терпения Краснова.
Оставшись наедине с собой мне кается, что ничего страшного не случилось, что меня не за что наказывать или ругать. Но приказ Алексея стоять и не двигаться уже похож на наказание. Через несколько минут неподвижного пребывания на холодном полу ноги начала сковывать ноющая боль и мне ничего не остается, как отвлечься и рассматривать интерьер. Когда я рассматриваю люстру, висящую у меня над головой, возвращается Алексей.
— Ничего себе, ты все стоишь, — он наигранно удивляется и садится в кресло напротив меня, в его руке я замечаю стакан с темной жидкостью, подозревая, что это алкоголь. — У тебя отлично получается меня слушаться.
Мужчина переоделся в домашнюю одежду и по капелькам воды, стекающим с его волос, я догадываюсь, что он был в душе, пока все это время я стояла и пялилась в потолок. И его слова подталкивают меня к мысли, что это должно быть мне уроком. А следующие слова мужчины это подтверждают.
— Я велел тебе стоять, и ты стоишь. Ты сказала, что пойдешь на день рождения, я сказал тебе нет. Что тебе было не понятно? — когда он говорит весь его вид выражает спокойствие, но я замечаю с какой силой он сжимает бокал, понимая, что он на грани.
Я молчу, уставившись на стену позади мужчины, чувствуя, как подступают слезы, готовые вырваться в любой миг.
— Я не слышу ответ на свой вопрос, — он поддается вперед и смотрит прямо в мои глаза, или мне так кажется, потому что я ничего не вижу перед собой из-за пелены собирающихся слез.
Стакан с грохотом оказывается на поверхности журнального столика, и я вздрагиваю от неожиданности. Я думала, что уже все выплакала и словно пустыня Сахара не способна разводить сырость. Но я ошиблась. Слезы, скатываясь по щекам, по шее, заползали на мою грудь, оставляя мокрые следы на белом шифоне.
— Твой отец говорил, что ты послушный ребенок, — говоря это, он знал какой эффект окажут слова. — Но я вижу, что это не так. Придется тебя научить слушаться с первого раза, — я не хотела его слушать, потому что это было очень жестоко.
Мужчина залпом прикончил свой напиток и некоторое время смотрел куда-то в пол, в то время как я захлебывалась своими слезами.
— Снимай юбку, — он сказал это уверенно, не поднимая на меня взгляда.
Все клеточки моего тела парализовало и я, не поверив своим ушам, перестала дышать. Лучше бы он меня разочек ударил, чем так унижал.
— Не буду, — прозвучало жалко, но лучше так, чем стоять и молчать. — Я не одна из твоих проституток, чтобы раздеваться по твоей прихоти.
Мужчина засмеялся, откинувшись в кресле.
— Милая, поверь, ты ещё слишком маленькая, чтобы мне нравилось наблюдать за тем, как ты раздеваешься. Дело в самой юбке, она просто отвратительная, — он встал, обходя журнальный столик и оказываясь совсем рядом. — И ты опять не хочешь слушаться.
Мне не страшно, но тело сотрясает мелкая дрожь, когда я думаю о том, что Краснов будет лично стягивать с меня одежду. Я прикрываю глаза и жду, потому что сама ни за что не буду снимать юбку. Это унизительно и стыдно признавать, но я хочу, чтобы он сам её снял. Мои желания противоречат здравому смыслу и логике, но мне сложно контролировать распаленное сознание, когда Краснов так близко. Мне даже больно дышать, вдыхая его неповторимый аромат. Присутствие Алексея действует на меня, как алкоголь, я вмиг забываю, что между нами война и я должна сопротивляться.
Я слышу, как раскрылся складной нож, но глаза не открываю, потому что чувствую, как лезвие скользит вдоль моего тела, разрезая ткань юбки. Она мягко падает к моим ногам, и я понимаю, что это была еще одна ошибка, совершив которую мы оба переступили черту. Мне это нравится и пугает. Я знаю, что блузка достаточно длинная, чтобы скрыть мое нижнее белье, поэтому не стесняюсь своих оголенных ног.
Стоит мне только разлепить веки, я попадаю в плен серых глаз. Алексей не отрываясь смотрит на меня, и я хочу сохранить этот момент в памяти, потому что чувствую, как пульс участился и сбилось дыхание. Я не понимаю, что к нему испытываю и как все это можно объяснить. Между нами почти нет расстояния и если я поддамся вперед, то смогу коснуться его губ. Кажется, что я под действием сильных транквилизаторов и не понимаю, что происходит, забывая, что несколько минут назад он ранил меня словами, а несколько часов назад занимался сексом на моих глазах. Но вся эта иллюзия снова растворяется в жестокой реальности.
— Ты больше никогда не увидишь своих друзей, — он говорит это прямо мне в глаза, окончательно уничтожая надежду на нормальные отношения, и который раз доказывая мне, что я ошибаюсь в людях.
Я до последнего жду, что он засмеется и скажет, что это шутка, но он молчит.
— Что? — мой голос осип и похож на писк.
— Они плохая компания для тебя, особенно Маркушенко Дмитрий.
— Не тебе решать с кем мне общаться, — я ударяю его в грудь, но он не сдвинулся ни на миллиметр, продолжая грозно возвышаться надо мной.
Он был прав по поводу Макрушенко и мог запретить общаться только с ним, а не обобщать и приписывать Маринку в черный список. Видимо всезнающий Краснов забыл уточнить, кто мои друзья и решил полностью лишить меня общения с людьми, заперев в лесной избушке.
— Это для него ты так вырядилась? — он по-прежнему смотрит прямо мне в глаза и его слова, как яд, отравляют все внутри.
— Я тебя ненавижу, — слова вылетают сквозь зубы раньше, чем я смогла обдумать их.
— Прекрасно, именно этого я и ждал от тебя, — он ухмыляется и добавляет. — Твоя комната наверху, последняя по коридору. И не закрывай дверь, хочу слышать, как ты плачешь.
— Ублюдок, — я подбираю остатки юбки с пола, но он резко выхватывает её.
— Это я сожгу.
Он наблюдает, как я поднимаюсь по лестнице, громко топая ногами в надежде провалиться вместе с этой лестницей и могу поклясться, что его взгляд прикован к моей заднице. Хорошо, что мне уже плевать.
Комната маленькая и в ней только кровать с тумбочками и комод, ящики которого пустые. Я понимаю, что из одежды у меня осталась только блузка, пропитанная моими слезами с остатками туши. Я хочу позвонить Марине, но понимаю, что телефон остался в сумочке, забытой в машине и бежать на улицу в трусах будет безрассудно.
Я чувствую себя опустошенной, как будто из меня высосали все человеческие эмоции. Мне даже некому пожаловаться на свою нелегкую судьбу. Но как бы тяжело мне не было, Краснов не дождется моих слез. Сложно поверить, что отец выбрал его в качестве опекуна для меня, если только не хотел усложнить мое взросление, заставив пройти все круги ада.
В голове рой бессвязных мыслей, а на душе камень, который тянет меня на дно. И мне ничего не остается, как забраться под одеяло и погрузиться в сон.