Первая Русская национальная армия против СССР

1

Современная война — чрезвычайно сложное явление. Она тесно связана не только с чисто военным искусством, но и с целым рядом иных причин и глубоко на нее влияющих факторов. Прежде всего — политикой. Чистой политикой, то есть тем, что мы обыкновенно называем работой дипломатии. Затем политикой финансовой, торговой, промышленной, социальной, и не на последнем месте политика идеологическая или пропагандистская.

Все эти фронты человеческой жизни играют решающую роль в современной жизни народов и создают еще в так называемое мирное время целый ряд конфликтов, которые приводят нации в состояние непрерывной борьбы между собой — финансовой, торговой, пропагандистской или, выражаясь современным языком, «холодной войны». Напряжение этих «мирных войн», между прочим поглощающих огромные жертвы, указывается обыкновенно стрелкой барометра международных вооружений, и когда эти вооружения доходят до той стадии напряжения, когда пушки начинают сами стрелять, по образному выражению германского канцлера Бисмарка, тогда стрелка барометра, катастрофически падая, останавливается на слове «буря». И тогда все эти финансовые, экономические, идеологические и другие «холодные войны» переходят в открытую фазу войны, которую мы называем огневой, и тогда дипломатические фраки прячутся за военные рубашки.

Однако напрасно думать, что все эти факторы перестают действовать и начинается период чистого военного искусства. Нет, это не так. Сегодня мы видим чистоту военного дела только на низших ступенях военного искусства, то есть в тактике и в оператике. Высшая ступень военной науки, то есть государственная стратегия, наступательная или оборонительная, на всем протяжении своей работы находится под постоянным влиянием всех вышеуказанных видов политики. И часто, как мы видим из опыта последней войны, высшему военному командованию приходится принимать решения, прямо противоположные военной науке, нести за это ответственность и платить за это кровью своих солдат, поражениями, а иногда и проигрышем всей кампании. Во всяком случае, сегодня нет войны по старым рецептам и методам, не только Первой, но даже и Второй мировой. Стратегия сама по себе, как самодовлеющая чисто абстрактная военная доктрина, больше не существует, и ей приходится на каждом шагу считаться и принимать во внимание требования всех вышеуказанных факторов. Сегодня нет войны без участия войны политической, идеологической, пропагандистской, технической и финансовой. Деньги, промышленность, техника, пропаганда, идеология могут не только помочь или не помочь, но просто решить участь всего вооруженного столкновения.

В то время, когда солдат ведет бой в поле, а Генеральный штаб вкладывает всю свою душу в тот или иной оперативно-стратегический план, в это время храбрость первого и искусство второго находятся в полной зависимости от инженеров, мастеров и рабочих, работающих по десять человек на одного солдата. Техника в современной войне играет решающую роль. Механизация боя — вот лозунг сегодняшнего дня, хотя дух солдата и народа, на фронте или в тылу, продолжают быть явлением первого порядка.

Размеры техники и механизации велики, и влияние их огромно. Однако мы не должны забывать, что машина, как бы совершенна она ни была, двигается и стреляет рукой человека, а потому состояние этого работающего и стреляющего человека, состояние его духа и психологии, было и есть решающим фактором каждого деяния, каждой борьбы и каждого сражения. Для приведения этого духа в соответствующее состояние необходимы не только хорошо выученная армия, организация и вооружение, то есть техника, но нужно, кроме того, дать в бой идущему солдату соответствующую идею — цель, то есть идеологию, и подкрепить ее хорошо проведенной пропагандой. Для этого нужна выработка этой идеологии и метод пропаганды еще в «мирное время» и умелое действие их совместно со стратегией во время войны огневой.

Таким образом, современная война — это война народов и наций на всех полях сражений и во всех видах, то есть огневая, промышленная, идеологическая и пропагандистская. Война, прежде всего, человека и его воли, а потом техники и финансов. Разделить эти факторы невозможно. Они переплетаются и влияют один на другой. В разное время и в разной степени, однако всегда и неизменно сильно.

Посмотрим теперь, в какой степени обе стороны приготовлены для будущей войны во всех ее многократных видах.

Прежде всего, война была и есть столкновение двух воль, из которых каждая старается подчинить себе волю противника. Поэтому каждая из сторон должна твердо знать, чего она хочет и к какой цели стремится. В этом отношении, если так называемый восточный блок во главе с СССР определенно знает, что он хочет и какова его главная цель, а именно стремление к мировому господству через всемирную революцию, то западный блок никакой ясной идеи не имеет, и цели его бродят в туманной политической мгле.

В идеологическом отношении, если на Востоке все ясно и понятно, а потому для постановки цели и деяния воли нет никаких препятствий, то на Западе, наоборот, все совсем неясно и совсем непонятно. А потому, не имея никакой определенной цели, и воля успешно действовать не может.

Знаменитый немецкий военный философ, генерал Клаузевиц, сказал: «Война является продолжением политики». Расширяя теперь это определение, мы должны сказать, что война и политика тесно и неразрывно связаны между собой. Если война является продолжением всякой политики, то политика сейчас же по окончании военных действий и отчасти во время них является источником, а определенно и следствием положения, создающегося во время войны и сейчас же после подписания перемирия.

Жизнь есть вечное движение, а значит, вечное преодоление сопротивления или вечная борьба. А потому взаимоотношения между нациями есть вечное состояние всякого вида холодных войн, переходящих от времени до времени в войны открытые, а потому политика не есть продолжение войны или война политики, а просто разные виды одной и той же борьбы — войны, то есть жизни. Это «холодная» или «горячая», все равно какая, но вечная война, только в разных видах и разным оружием. Оба вида так тесно связаны между собой и так влияют друг на друга, что можно выиграть огневую войну сейчас и сейчас же проиграть политическую. Англосаксонцы выиграли при помощи своей техники и русской крови императорской армии Первую мировую войну и проиграли заключенный в Версале мир. Те же англосаксонцы при помощи той же своей техники и обильно пролитой русской крови, на этот раз Советской армии, выиграли Вторую мировую войну и торжественно проиграли второй мир. Можно смело утверждать, что при теперешнем состоянии умов и взглядов англосаксонцы, может быть, при своей технике, то есть атомной бомбы, выиграют в третий раз вооруженное столкновение, но ни в каком случае, ведя борьбу так односторонне, не могут выиграть будущего мира.

Взгляд, что можно выиграть войну и будущий мир только при помощи военных средств, да еще так узко понимаемый, то есть только при помощи воздушно-стратегического и тактического флота, должен быть, безусловно, отброшен современной военной наукой как совершенно несостоятельный, что мы увидим ниже при подробном военном разборе стратегических возможностей обоих сторон. Советы имеют много шансов, чтобы выиграть будущую огневую войну, и почти все шансы, чтобы даже при проигранной военной акции, выиграть будущую политическую или, как это уже было сказано, будущий мир. Первый этап «холодной войны» Советами выигран блестяще.

Союзники завоевали дипломатически Люксембург, а Советы — Китай. План Маршалла торжественно провалился. Западный блок своим Атлантическим пактом пытается занять и обеспечить свои предмостные укрепления и стратегическую свободу передвижения, то есть маневра. Англосаксы пытаются провести стратегическое окружение Советов, но делают это еще неудачнее, чем немцы. На вопрос решающий, будет или не будет в Третьей мировой воевать русский солдат, надо сказать, что англосаксы сделали все и продолжают делать, как мы увидим ниже, почти все, чтобы заставить Советскую армию воевать за свое Отечество, а зарубежье в лучшем случае — держать «вооруженный нейтралитет».

2

Русские, по всей вероятности, воевать будут. Прежде всего, они скованы железной дисциплиной коммунистической партии. Они исторически не любят и презирают Европу, а после германского опыта сумасшедшего Розенберга они ей не верят. Англосаксы, выдачей Власова и десятков тысяч его офицеров, и солдат, а потом принудительной высылкой «остарбайте-ров», не только не рассеяли недоверие русских к Западу, но, наоборот, показали ему ясно и определенно, что все они врут одинаково, и что никакой разницы между ними нет.

История со сдачей в плен 4 миллионов больше не повторится, и драться будут не только привилегированные войска, но и рядовые красноармейские дивизионы. Кроме того, инстинкт советского зарубежного русского будет показывать ему, что войну вести англосаксы предполагают так же, как раньше немцы, не против советской власти, а против русской государственности и народа. Пропаганда на Западе ничего не говорит в этом отношении, и никаких ответственных заявлений до сих пор никакими ответственными государственными деятелями сделано не было. Наоборот, создание и поддержка всевозможных антирусских комитетов может только утвердить его в этом отношении. Создаются комитеты всех существующих и несуществующих народов и племен, живущих на территории СССР, и работа их направлена не только против коммунистической идеологии, но против идеи единого и неделимого в том или ином виде государства российского. При этих условиях русский солдат во время холодной войны и после, в эпоху будущей огневой войны, воевать за свое 1000-летнее государственное образование и за свою национальную культуру, безусловно, будет.

У русского солдата нет никаких оснований верить Западу. На германском примере он видит, как западная пропаганда умеет обманывать. Во время Первой мировой эта пропаганда кричала, что война ведется не против немецкого народа, а только против правительства и самого императора Вильгельма II. Немцы сложили оружие и получили Версаль, то есть от них отняли все их колонии и все что можно было отнять по тому времени: на Западе — в пользу Франции, а на Востоке — в пользу восстановленной Польши. Во время Второй мировой та же пропаганда говорила о войне исключительно против Гитлера и национал-социалистического правительства. Война кончилась полным уничтожением немецкой государственности и небывалым оккупационным режимом. Сейчас весь западный мир ведет антикоммунистическую пропаганду, но одновременно кричит о русском империализме и восточноазиатской опасности.

Повторяем: нигде, никем и ни в какой форме не дается русским гарантий, что возможная, будущая война — это вопрос перемены в Москве формы правления, а не разгрома и порабощения русского народа по демократическому рецепту, только что проверенному на территории побежденной Германии.

С точки зрения стратегии, обе стороны понимают, что стоят друг против друга два лагеря, восточный — русско-славянский блок, и западный — англосаксонский, с его латинскими и колониальными сателлитами. Промежуточных сил и нейтралитета в этой Третьей мировой нет и не будет. Война разыграется в полном смысле этого слова в мировом масштабе. Стратегия, поэтому, примет размеры стратегии планетарной и будет решать вопросы в до сих пор невиданных размерах. Будущее вооруженное столкновение будет, как мы уже сказали, войной во всех видах и во всех отраслях человеческой деятельности. Война огневая будет на каждом шагу переплетаться с войной политической, идеологически-пропагандистской, финансовой, промышленно-технической и социально-гражданской. Это не будет война национальная или только гражданско-классовая. Нет, это будет смесь войн всех вышеуказанных видов и форм, а главное — смесь войны национально-классовой.

Действие всевозможных «пятых-шестых колонн» будет сильно развиваться в актах всевозможных саботажей и диверсий. Террор и шпионаж дойдут до максимума своих возможностей. «Малая война», то есть партизанщина, с переходом через частичные восстания в прямую революцию будет явлением дня, и представит в своих действиях не отдельные тактические, ни с чем не связанные действия, а глубоко обдуманную оперативную концепцию, широко распространенную и связанную в одно целое с общим наступательным или временнооборонительным стратегическим планом. Командные посты, правительственные учреждения, железнодорожные станции и мосты, электрические и газовые станции, фабрики и склады, транспортные средства и отдельные нужные люди — все это полетит в воздух, и будет уничтожено не только атомной бомбой западного блока, но и организационной бомбой всевозможных колонн тоталитарной и знающей, что она хочет, восточной федерацией от Берлина до Кантона.

Некоторые доказывают старую военную истину, что никакая армия не может воевать без соответствующих баз и путей сообщения. Да, эта историческая истина была абсолютной правдой до войны 1914 года.

Уже русская Гражданская война ее неоспоримость сильно поколебала. Мы часто воевали и маневрировали, не имея никаких тылов, а на путях нашего снабжения гуляли предтечи будущих «пятых колонн», всевозможные батьки Махно и Ря-боловы. Партизанское движение во время Второй мировой на Восточном фронте приняло такие грандиозные размеры, что носило оно уже явно стратегический характер. В тылу 4-миллионной регулярной германской армии, действовавшей в 1944 году на Востоке, на фронте протяжением около 1000 километров, гуляло приблизительно 200 тысяч регулярных и иррегулярных советско-партизанских «банд», которые не давали ни проезда, ни прохода германскому снабжению не только в тылу, но часто даже в непосредственной близости прифронтовой полосы. Отряды эти снабжались и держали связь со своим управлением за сотни, иногда за тысячи километров. Радио, аэроплан, заранее подготовленные склады, запасы, принадлежащие местному населению, добровольцы и парашютисты, мобилизованные и остатки разбитых частей — все это будет питать и строить в тылу продвигающихся армий уже не второй, а третий, четвертый и неизвестно какой по счету фронт. Ни прохода, ни проезда. При таких условиях война долго не сможет кончиться, а о мирной оккупации СССР вообще не может быть и речи. Огневая война никогда не перейдет в «холодную», и даже разгром атомными бомбами фронта и центра сопротивления еще никак не решает вопроса о покрытии американским стратегическим воздушным флотом всего пространства, занимаемого противником от Берлина до Кантона, а может быть, как мы увидим ниже, и Парижа. Против технической бомбы выйдет в бой организационная, а за ней вслед и идеологически-пропагандистская.

Коммунизм — это не партия, а новая материалистическая религия. Ясно выработанная идеология и программа. Высоко стоящие коммунисты, да и много рядовых, это глубоко убежденные в правоте своего дела «жрецы» новой истины. «Внушение и принуждение заставит человечество идти с нами», — сказал «апостол» коммунизма товарищ Пенин. Это же твердит маршал Сталин. Товарищ Молотов недавно сказал: «Хотите ли вы этого или нет, но все пути современного прогресса ведут к коммунизму». В будущей Третьей мировой, со стороны восточного блока, будет выдвинута одна мировая идеология, единый план и полная программная координация действий.

Интересно, с какой идеологической программой будет маршировать на Восток западная демократия? Какую высокую цель и задачу выдвинут вожди капиталистического и буржуазного мира? Сумеют ли они вообще определить, что такое демократия? Пока это только понятие, понимаемое не только в каждой стране, но и в каждой партии, совершенно по-разному. Будет ли это война за идеалы?

Пойдут ли под видом красивых слов на Восток за рынки, за сытый желудок и за уничтожение, после германской и японской, еще и великорусской конкуренции? «Природа не терпит пустоты» не только в физическом мире, но и в психическом. И если англосаксы, как немцы, будут маршировать по заколдованным дорогам, имея в ранце идеологическую пустоту, то в нее сейчас же вольется коммунистическая «правда», и атомизированным войскам англосаксов придется идти назад, как пришлось это сделать механизированным немцам, а еще раньше — пехоте шведов, кавалерии поляков и конным полчищам монголов. Ведь величайший военный гений Наполеон прошел через огонь московского пожара, но после парижского погрома ему пришлось навсегда попрощаться и с императорской короной, и с идеалами свободы, равенства и братства. На поле идеологической брани так же, как на поле организационно-революционном, западный блок, не вылезший еще из демократической мглы, будет иметь дело с противником, хорошо знающим, чего он хочет, и прекрасно подготовленным. На этом фоне война будет проиграна одновременно с падением первой атомной бомбы.

С началом войны Советы на Западе, несмотря на всю видимость наступления, будут стратегически только активно обороняться. Они попробуют, только в большем масштабе, повторить блицкриг германцев. Будет предпринята грандиозная попытка, прорвав Рейнскую линию обороны фельдмаршала Монтгомери, продвинуться на юг и одновременно через Финляндию на север, с целью занятия норвежского побережья, Дании, Голландии, Бельгии и, по крайней мере, Франции. Одновременно, конечно, пойдет наступление в Италию и на Балканский полуостров. Захват этих позиций Советам нужен по двум причинам. Первая: по причине чисто военного характера, чтобы занять выгодные тактическо-оборонительные позиции. Эти позиции сильно сокращают общую линию обороны европейского полуострова и дают возможность очень активно, сравнительно небольшими силами, оборонять и не допустить будущей высадки крупных десантных сил англосаксов. Это будет повторение немецкого маневра, только без повторения той ошибки, которую сделали немцы оставлением неоккупированной части Франции, предоставлением свободы действия Италии, также Турции и Испании. Советы будут стремиться выйти к берегам Атлантического океана и к северным берегам Средиземного моря. Фронт обороны, вероятно, пройдет вдоль этих побережий, и будут предприняты серьезные попытки, овладев Гибралтаром и Суэцем, закрыть герметически вход в средиземные воды. Занятие этих позиций даст возможность не опасаться диверсий на своих собственных тылах и обеспечит большую свободу маневра по внутренним операционным линиям.

Вторая причина, которая, по всей вероятности, заставит Советскую армию, повторяем, в границах активной обороны, продвинуться на Запад до указанных пределов, — это чисто экономическая. Мы говорили уже в свое время, что техника и промышленность в современной войне играет решающую роль. Краткий взгляд на состояние и соотношение сил этих двух соревнующихся блоков откроет нам глаза на многое. Главным стратегическим сырьем, питающим технику и промышленность современной войны, является уголь, железо, вернее, сталь и нефть. Последнее слово военной техники — уран — пока не подлежит точному расчету. Все это каждая из сторон на своих территориях имеет в достаточном количестве или на территориях, входящих в орбиту их влияний. В производстве же вооружения и транспортных средств имеется налицо большая разница. Над производством и сырьем второстепенного или, вернее, вспомогательного значения, мы, для упрощения задачи, не будем вообще останавливаться. Перед Второй мировой и во время нее на первом месте в деле производства стали-угля, этого решающего фактора военной промышленности, находились США с их производством около 100 миллионов тонн в год. Великобританское производство, которое будет работать совместно с американским, равняется приблизительно 15 миллионов тонн годовой пропускной способности. 115 миллионов тонн стали — вот то количество, на которое, бесспорно, может рассчитывать западный блок.

Под знаком вопроса находится европейская промышленность с ее потенциалом 40 миллионов тонн в год, ибо все будет зависеть от того, для кого будет работать промышленность, то есть будет во время войны оккупировать эту часть Европы. 40-миллионный европейский потенциал складывается из промышленных комбинатов Германии (западная часть), Бельгии, Люксембурга и Франции.

Советская промышленность, по имеющимся в западной разведке данным, производит 30 миллионов тонн стали в год. К этому надо прибавить чехословацкую и польскую промышленность с их 5 миллионами тонн в год и нейтральную шведскую 1,5 млн тонн в год, которая будет, вследствие общего военного положения, по всей вероятности, работать для союза восточных держав. Таким образом, мы видим, что против 115 миллионов тонн англосаксонского военно-промышленного потенциала стоит восточнославянский блок с его 35 миллионами тонн годовой продукции стали. Прибавив к этой продукции нейтральную шведскую и находящуюся в распоряжении Москвы маньчжурскую промышленность, мы получим 40 миллионов тонн стали в год. Ясно становится огромное значение для успешного ведения военных действий, в особенности при затяжной войне, присоединения к своим 40 млн тонн продукции стали еще и европейской, с ее 40-миллионной продукцией. Занятие этих промышленных областей, доведя цифру годовой переработки стали до 80 миллионов тонн, дает советскому блоку более или менее в хозяйственном отношении свои шансы ведения войны с промышленными возможностями англосаксонского мира.

Геополитика и экономика заставят советскую стратегию, в границах активной обороны, предпринять попытку молниеносной войной занять Западную Европу и выйти к берегам Атлантического океана и Средиземного моря. Дальше они временно не пойдут, а тут, обороняясь, будут ждать дальнейших активных действий противника. Главный же оперативный удар, то есть стратегическое советское наступление, пойдет, как мы увидим дальше, к берегам Персидского залива и к воротам мира. Тегеран и Кабул — там будет решаться шекспировский вопрос: «Быть или не быть?» Восторжествует ли мировая революция или наша старая планета, идя за победителями англосаксами, получит единое мировое правительство и под их господством установится на некоторое время «мировое равновесие».

3

В предыдущих двух главах, как мне кажется, была ясно показана вся сложность механизма современных военных действий. Мы видели, что сегодня нет войны огневой без войны политической, финансовой, промышленно-технической и идеологически-пропагандистской. Что современная техническая насыщенность армии требует организации огромной военной промышленности, а последняя невозможна без колоссального финансового напряжения. Это понимает почти каждый среднеобразованный гражданин мало-мальски приличного государственного образования. Поэтому подготовка огневой войны еще в мирное время идет рука об руку с подготовкой промышленно-финансовой. Много хуже дело обстоит с политической подготовкой войны. Этого многие еще до сих пор хорошо не понимают. Германия, например, имея первоклассную армию, два раза проиграла огневую войну, ибо ее политика не сумела подготовить эту войну, а потом во время кампании использовать блестящие победы своих вооруженных сил. Германская политика должна была развернуться в общеевропейском масштабе, а она не смогла перешагнуть тесных границ королевства Пруссии.

Посмотрим, доросла ли теперь политика США до всемирно-планетарных размеров.

В военной академии учили, что плохая политика исправляется хорошей стратегией. Плохая стратегия — хорошей тактикой, а скверная тактика — доблестью, то есть кровью действующей армии. История последних войн слишком часто подтверждает это положение. Возвращаясь теперь к последней составной части современной войны, а именно к организации идеологического и пропагандистского фронта, мы, к великому сожалению, должны констатировать факт, что ни одно из государств, кроме СССР, не понимает и недооценивает этого огромного, порой решающего фактора современного боя. В мирное время в этом отношении не делается ничего, и никакой Генеральный штаб не думает и не осознает необходимости создать около себя, рядом со штабом промышленно-финансовым, штаб, разрабатывающий идеологическую базу для будущего огневого столкновения и соответствующую ей организацию пропаганды.

Забывают чрезвычайно важную истину, что пропагандой можно закалить и высоко поднять дух офицерско-солдатской массы, но и то, что той же пропагандой, без огневого боя, можно разложить всякую армию.

Знаменитый немецкий стратег генерал фон Сект сказал: «Каждая будущая война начинается так, как кончилась предыдущая». Это означает, что первые тактические бои ведутся так, как велись последние, с той лишь разницей, что вводимая техника намного богаче техники последних сражений, предыдущей кампании. Это великая истина, так как на основании высказанного положения мы можем воспроизвести новый тактический план предстоящих столкновений, ибо он будет построен с расширенными техническими возможностями, по опыту последних боев предшествовавшего вооруженного столкновения.

История военного искусства приписывает гениальному Наполеону следующий военный афоризм: «Успех сражения зависит непосредственно от занимаемой позиции». Здесь мы видим формулировку в суженном виде, то есть в области опе-ратики, которую в расширенном масштабе наука о геополитике преподает по отношению ко всей государственной стратегии. На основании этих двух военных истин мы и начнем разбор сегодняшнего общего геополитического и стратегического положения.

Прежде всего, мы устанавливаем, что будущая огневая война в этот раз будет в полном смысле этого слова великой мировой войной в грандиозных планетарных размерах. Это будет война, теоретически, между капиталистическим и коммунистическим миром, а практически между англосаксонской расой с ее западными и колониальными союзниками и русской с ее европейскими и азиатскими сателлитами. С чисто военной точки зрения, будущее столкновение будет огневой войной смешанного характера, а именно — оно будет одновременно национальной и классовой войной. Поэтому стратегия предстоящей кампании будет иметь двойное лицо, то есть будет состоять из большой стратегии, или классико-национальной, и из стратегии так называемой малой войны, или акций всевозможных «пято-шестых колонн», партизанских движений, революций и восстаний. Ввиду того, что стратегия второго вида на Западе почти неизвестна, ибо преподавалась она только в советской академии, и только отчасти в германской, для удобства и сокращения будем употреблять для их обозначения советскую терминологию, то есть стратегии малой войны.

Классическая стратегия Третьей мировой будет весьма тождественна стратегии Второй мировой, с той лишь разницей, что маневренное пространство колоссально расширится. В Первую и во Вторую мировые Германия, по отношению к своим противникам, занимала, так сказать, геополитически центральное положение и потому действовала, выражаясь военным языком, по внутренним операционным линиям, имея на своем стратегическом фланге висящую на недоступных островах Великобританию. В Третьей мировой геополитическое положение центральной континентальной державы, вместо Германии, займет Советская Россия. На ее стратегическом фланге вместо Англии повиснут на отдаленном, а потому труднодоступном материке США. Советская Россия, как центрально-континентальная держава, попадет, как в предыдущих войнах Германия, в положение стратегического окружения и будет действовать также по внутренним операционным линиям. Англосаксы, как державы исключительно морского характера и геополитически находящиеся в сфере внешнего пояса стратегического фронта, будут стараться провести стратегическое окружение и вынуждены будут действовать по внешним операционным линиям. Стратегия малой войны мало повлияет на классическую стратегию, но сильно отразится на общих оперативных планах и даст совершенно новую картину тактики не только отдельного боя, но и целых операций. Это новое положение сможет не только парализовать превосходство техники и атомной бомбы западников, но и вообще, при удачных действиях в стратегических масштабах, перевесить чашу весов в пользу восточного блока. С точки зрения классической стратегии, характеристикой первого периода войны со стороны англосаксов будет борьба за пути сообщения и за сохранение свободы маневра. Ввиду огромного превосходства в морских и воздушных силах, надо предполагать, что западные державы сами сохранят полную свободу действий. Начнется проба введения полного стратегического окружения СССР в грандиозном планетарном масштабе и вслед за этим — жестокая экономическая блокада. Этот период обозначится небывалыми воздушными боями и морскими сражениями против советских подводных лодок. Одним словом, борьбой за господство в воздухе и на океанах.

Англосаксы будут пробовать, главным образом при помощи своего стратегического воздушного флота и атомной бомбы, парализовать весь военный потенциал, пути сообщения, транспорт, центры управления и концентраций своего противника. На водах — ликвидировать подводную угрозу и возможность каких-либо десантных операций и диверсий со стороны Советов. В пропагандистском отношении, вероятно, начнется от сообщения на весь мир, что война ведется против безбожного коммунизма в защиту культуры и цивилизации старой белой расы. Не имея своей идеологии, кроме идеи сытого желудка, пропаганда эта, вероятно, будет базироваться на этике западного христианства, преддверием чему, по-видимому, служат последние очень резкие выступления Рима против СССР. Советы, находясь, как мы уже сказали, в положении центрально-континентальной державы и действуя по внутренним операционным линиям, защищаясь в воздухе и на море, будут стараться использовать все выгоды, какие им дает это положение, и с первых же дней войны занять те оперативно-ключевые позиции, которые дадут им возможность предпринять активно-оборонительное наступление с целью прорыва блокады и намечающегося стратегического окружения, а на Востоке — начать главное стратегическое наступление, которое только одно может дать им в руки все шансы окончательной победы. Поэтому надо считать, что в Европе с первых дней начнется молниеносная война для захвата западноевропейской промышленности и, как мы уже говорили, выхода к берегам Атлантики и Средиземного моря.

Несмотря на атомную, а может быть, и не только атомную бомбардировку, Советская Россия все-таки сохранит известную степень свободы передвижения и маневра. В тотальное могущество атомной бомбы верить не приходится. На всякое техническое действие есть и техническое противодействие. Новым фактором войны, то есть малой войной, действие бомбы может быть также парализовано тактически, вернее, оперативно. В воздухе Советы при помощи своего тактического воздушного флота будут пробовать противодействовать нападению стратегического воздушного флота англосаксов, а при содействии усовершенствованной немецкой ракетной артиллерии — стараться самим перейти от пассивной обороны к активной и нанести сокрушающий удар по великобританским островам. Прорывая этим отчасти блокаду и лишая американскую армию чрезвычайно важных баз, на стратегическом фланге, предположительно наступление в глубь Западной Европы Советской армии.

Во всяком случае, положение англичан под огнем ракетной артиллерии, с насыщенными бактериями снарядами, не будет многим лучше положения русского населения в огне атомного пожара. На океанах и морях вопрос прорыва англосаксонской блокады будет зависеть от того, как далеко овладели Советы техникой немецких подводных лодок, которые являются последним словом науки; обучат ли и приготовят соответствующий персонал и как глубоко опустится радиус подводного боя, то есть в какой степени нейтрализуется действие радара. В пропагандистском отношении от этих мастеров своего дела надо ожидать новых методов эфирной войны, как в нападении, так и в обороне. Положение их тем легче, что они имеют выработанную, с железной логикой, систему идеологической обработки противника, на основании коммунистического «евангелия» Карла Маркса, переложенного на всем понятный, а если это надо, то и на чрезвычайно притягательный язык.

По понятным причинам я не могу слишком углубляться в новые технические возможности будущего вооруженного столкновения, а хочу здесь только резюмировать, что свобода маневра и действия в стратегии являются основным элементом успеха, а потому за эти «свободы», в этот раз неполитические, будут упорно сражаться в грядущей Третьей мировой. Исходным оперативным ключом к будущей активно-оборонительной стратегической операции в Европе является Германия. Вот почему политический или военный захват ее будет первой задачей Советов на Западном театре военных действий. На Востоке Китай является исходным стратегическим ключом к общему стратегическому наступлению, способному дать решение всей будущей кампании. Фон Мольтке сказал: «Кто владеет Германией, тот владеет всей Европой». Действительно, во время Второй мировой немецкие дивизии, выходя из германского предполья, сравнительно легко овладели почти всей Европой, но это не дало им власти над всем миром. Геополитика учит, что судьба мира не решается на полях Европы, а только в безбрежных степях далекой Азии. Вот почему борьба за Берлин есть оперативное вступление к будущему вооруженному столкновению, а война в Китае — стратегическая прелюдия к владычеству над миром. Геополитика учит, что надо географически занять такое положение, которое самой своей тяжестью предопределит участь всей грядущей кампании. Оперативное искусство учит, что на решающем участке, в решительный момент, надо нанести главный удар и этим решить исход боя или комплекса сражений. Государственная стратегия говорит, что нужно вести стратегическое наступление на главном театре военных действий и против сильнейшего противника. Все победы, какими бы блестящими они ни были, одержанные на второстепенном в стратегическом и геополитическом значении фронте, над более слабым противником, никогда не принесут решения участи всей кампании, а только ненужные жертвы и потерю времени. Ярким примером служит немецкое наступление против Советов во время Второй мировой, когда стратегия под влиянием политики оказалась от ведения наступления против главного противника, то есть Англии, и на главном театре военных действий, не использовав успеха Дюнкерка, перебросилась против второстепенного противника, каким, бесспорно, тогда для Германии была Советская Россия. Восточный поход стоил Германии много крови и, несмотря на блестящие победы, не мог дать решения войны, ибо дрались на стратегически второстепенном фронте и против второстепенного противника. Германия потеряла кровь и время. В войну вмешалась Америка, сделалась главной базой будущего сопротивления и исходным пунктом удара.

Разгром Англии морально потряс бы Америку и, занятая Японией, она не решилась бы сама на войну на два фронта. Вероятно, и Советы искали бы возможности заключения сепаратного мира. Третья мировая война будет всемирной кампанией, а судьба планетарной войны не может быть решена взятием Берлина, Европы или даже разгромом великобританских островов. Задача, поставленная классической стратегией, а именно господство над миром, может быть решена только прорывом главного стратегического фронта на решающем оперативном направлении. Фронт этот, центр которого находится несколько южнее г. Дели (Индия), а фланги — первый в районе Порт-Саида, а левый — упирается в морскую крепость Гонконг. Дорога туда идет через «мировые ворота» — Тегеран и Кабул. Пройдя (на правом фланге) через первые кольца тактической обороны, то есть смяв предмостное укрепление, Грецию, и выйдя через Константинополь, с одной стороны, а с другой, из-за Кавказских гор, в Тегеран, может быть начато то оперативное движение, которое может привести через Малую Азию и Афганистан на линию Порт-Саида — Кабул. Тактическим и фланкирующим ключом вышеуказанного продвижения будет оборона в районе Герата.

На левом стратегическом фланге своего главного наступления Советы, заняв Пекин, должны продвинуться в район Гонконга и тем обеспечить центральный прорыв Кабул-Дели. Достигнув стратегической линии обороны англосаксов — Порт-Саид-Дели-Гонконг Советы займут то геополитическое положение, которое, как мы говорили, своей позиционной тяжестью даст шансы нанести тот решающий оперативный удар, который может решить исход всей Третьей мировой войны и привести их к мировому владычеству. Этот прорыв на главном, стратегическом, решающем театре действий и является основной задачей, как уже было сказано, советской классической стратегии.

Удар на этом фронте в этих трудно проходимых горах, лесах, джунглях и степях, будет наносить, прежде всего, советско-китайская масса пехоты, поддержанная русско-монгольской конницей, танками и воздушным флотом. Сколько атомных бомб надо будет сбросить на этих необъятных пространствах и решится ли на это американский Генеральный штаб? А если решится, то война пойдет на уничтожение, и что же после огневой войны будет делать американское золото и колоссальная англосаксонская промышленность? С кем торговать и от кого покупать? Это будет проблема последующей «холодной» войны, когда избитые, изнуренные и обнищавшие народы Востока, а может быть, и не только Востока, начнут искать спасения в новой правде. В этом состоянии обыкновенно глаза устремляют на небо, ибо злоба и ожесточение даст им, по всей вероятности, иное направление. Англосаксы понимают стратегическое значение занимаемой ими сейчас позиции, и вот от чего сравнительно легко, уступая Советам на иных направлениях, здесь проявляют невероятное упорство. Предмостные укрепления, Триест и Греция, стоят очень дорого, но Запад не выпускает их из своих рук, понимая, что это первый шаг к прорыву в направлении Константинополь — Суэц. Попытки Советов продвинуться в Персии в направлении нефти и Персидского залива были ликвидированы англичанами при полной поддержке США. На далеком Востоке Америка упорно защищает свою фланговую позицию в Японии, а Англия — в Гонконге. В Китае англосаксы игру, видимо, проиграли. И плохо обстоит дело в Корее: 80 провинций этой страны подпало под коммунистическое влияние. На границах всех остальных индокитайских государственных образований идут авангардные бои, пока что с переменным успехом. В Европе Атлантическим пактом англосаксы связали в одну оборонительную цепь ряд предмостных укреплений и их оперативные тылы. Начиная с севера — Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Люксембург с оперативным тылом — Франция, Швейцария и Италия. Главная же линия стратегической обороны и одновременно окружения идет по северным берегам Африки, где, как мы уже говорили, Турция, Греция и отчасти Италия с Испанией и Португалией играют роль оперативных форпостов. Все эти государства в военном отношении не представляют пока что большой по количеству и техническому качеству силы, и без солидной поддержки США и Англии не смогут, конечно, выдержать удара советских сил, предназначенных к действиям на европейском театре.

Рассмотрев в общих чертах задачи так называемой классической стратегии, мы постараемся рассмотреть дальше, что будет делать на полях нашей старой Европы и таинственной Азии стратегия малой войны.

4

Трудно в границах газетной статьи говорить о стратегии малой войны — эта тема читается в течение года на курсах современной военной академии. В трех предыдущих главах мне пришлось несколько раз касаться этого вопроса. Я постараюсь здесь изложить самую, так сказать, сущность стратегии этой войны и ее оперативные задачи и возможности.

Классические Канны являются редко достигаемым образцом военного искусства. В немецкой академии Генерального штаба специально «натаскивали» в этом направлении, и этот метод тактического боя был излюбленным приемом германского оперативного искусства. Глубокий охват обоих флангов противника в Первую мировую войну пехотной массой при поддержке наступающей кавалерии, а во Вторую мировую — танковых армий с моторизованной пехотой доминирующей нитью проходит в маневренный период обоих великих войн. Результатом сжатия охватывающих клещей была цель тактических и оперативных «котлов» на Западном и в особенности на Восточном фронте, которая дала германскому военному командованию целый ряд блестящих побед во время «блитцфельдцугов»[2].

Опыт войны показал, что проведение этой операции, если противник недостаточно расстроен предыдущими боями, требует больших жертв и что даже при полной удаче не позволяет продержаться на занятой территории долгое время, то есть не дает желанного тактического углубления предела тактического или оперативного прорыва-охвата. В стратегическом значении воздушные десанты своих войск во вражеской стране вообще не представляют никакой ценности. В стратегии глубина прорыва-охвата разыгрывается на огромных пространствах и, по самой своей сущности, требует долгого времени, а потому не поддержанные населением десантные части будут всегда уничтожены подошедшими резервами. Для расширения предела стратегического наступления необходимо создать в тылу противника солидно организованное восстание, революцию или партизанское движение, поддержанное сбрасываемым десантом своих же регулярных войск, обученных этому делу отрядов, а на введение в бой на глубоких тылах противника — отдельных регулярных частей, чуждых местному населению неприятельских сил. Совершенно правильное понимание этой военной истины и зародило в советской академии Генерального штаба науку о стратегии малой войны. Каждый строевой офицер — командир роты, батальона или полка, и каждый генерал, будь то командир дивизии или корпуса, — знает, что каждое тактическое наступление, даже очень удачно проведенное и поддержанное резервами, постепенно выдыхаясь и захлебываясь, в конце концов останавливается, и требуется много времени и новой подготовки для его продолжения или, вернее, для организации последующего.

Ту же военную истину знает каждый генерал, командующий армией или главнокомандующий фронтом. Верховный главнокомандующий и Ставка часто переживают тот стратегический кризис, который современная военная наука называет кризисом «стратегического предела». По понятным причинам, имея дело с читателем главным образом невоенным, я не могу здесь развернуть современную доктрину предела стратегического наступления. Я надеюсь примером дать читателю почувствовать и практически понять, что Генеральные штабы понимают сегодня под стратегическим пределом. Каждое наступление и каждая кампания имеет свой исторический стратегический предел. Стратегическим пределом всей военной карьеры Наполеона была Москва, и после нее звезда его неудержимо покатилась вниз. Стратегическим пределом военного успеха немцев в Первой мировой войне была река Марна, и все, что было потом — это только попытка во времени выиграть то, что было окончательно проиграно на полях сражений. Стратегическим пределом германского наступления во Второй мировой войне были Сталинград и Эль-Аламейн в Африке. Дальнейшее положение могло спасти только новое решающее оружие, но продукция его не успела развернуться до весны 1945 года.

С большим военным талантом разработанная Советами теория, а главное — практика стратегии «малой войны», служит главным образом средством углубления стратегического прорыва-охвата, а при ведении этой войны в огромных масштабах — средством расширения так называемого стратегического предела всей кампании.

Действительно, как мы уже видели, воздушные десанты даже первоклассно обученных и специально для этого отобранных войск не играют в стратегии никакой роли, ибо эти части, сброшенные в чужую страну и не поддержанные местным населением, не могут держаться месяцами в ожидании подхода своих армий, а потому их работа ограничивается тактическими ударами или сравнительно неглубокими оперативными прорывами.

Совсем иначе пошла мысль Красной армии. При отступлении своих войск в глубь государственной территории разрозненные и разбитые части собираются в лесах, болотах и горах, и вообще в подходящей для этих действий местности, и там при помощи сброшенных воздушных десантов образуется костяк будущего партизанского движения. Кадры растут за счет притока добровольцев из местного населения, дезертиров, отсталых, бежавших пленных и, достигнув известной силы, выделяет органы управления данной местности и приступает к мобилизации. Отряды устанавливают связь по радио с центрами, и при помощи воздушного флота начинается регулярное снабжение их оружием, деньгами, медикаментами, а если это нужно, то и питанием. Нормально партизаны питаются за счет «благодарного населения». Налаживается связь с соседними партизанскими отрядами, и, постепенно покрывая целой сетью пространство в сотни верст и получая из единого центра оперативные директивы, создается в тылу противника новый фронт, часто, как было на Востоке во время Второй мировой войны, фронт на протяжении тысячи верст и силой около 200 тысяч бойцов, то есть создается фактор уже не тактического, а стратегического значения.

Это на своей территории. Таким же образом строится партизанщина в тылах действующего противника, на его собственной территории. Сбрасываются десантные части, как хребет для будущих добровольцев и мобилизованных, но разница между нормальными парашютными командами и этими заключается в том, что этот хребет составляется из специальных партизанских бригад, выученных в соответствующих советских школах и состоящих из коммунистов той же национальности, где предполагается организация данного партизанского движения. Такой хребет не является чуждым органом в тылу данной нации, а, наоборот, зародышем или ядром всего недовольного и ферментирующего в теле собственного народа. Этот способ организации саботажей, диверсий, отдельных восстаний, большого или малого партизанского движения дает все шансы на подготовку грандиозной операции общестратегического значения, на огромных пространствах и во времени мало ограниченной. Партизанщина данного характера служит фундаментом к вспышкам, при благоприятных условиях, общей всенародной революции. Современная партизанщина является не чем иным, как новым видом передвижных, полевых крепостей в тылу сражающегося противника. Партизан сравнительно легко разогнать, но их очень трудно разбить. Прекрасно организованные и очень подвижные, вооруженные специальным автоматическим оружием и созданные для непрерывной активной работы, но не для упорных боев за рубежи, партизаны обыкновенно внезапно появляются и так же внезапно исчезают, распыляются, чтобы вновь соединиться в другом месте, то есть непрерывно строят в тылу противника сеть непроходимых рубежей, фортов или местностей, и этим стесняют его свободу передвижения и маневра. Другими словами, в современной войне к этим подвижным крепостям перешла роль тяжелых и постоянных крепостей эпохи прошлого столетия и начала нашего.

Крепости загораживали дороги, стесняли передвижение, связывали часть войск, вылазки беспокоили тылы неприятеля. Могущество современного огня разбило железобетон. Роль постоянных крепостей стала крайне ограниченной, и их заменили после Первой мировой войны так называемыми «укрепленными линиями». Классическим примером была линия Мажино. Вторая мировая война доказала их несостоятельность. Теперь, в современном партизанском движении, мы имеем последнее слово военной техники, передвижную полевую крепость, которая так же, как ее предшественница, загораживает дороги, делая их непроходимыми, стесняет гарнизоны. Горы, лес, болота, острова, руины городов — все это теперь форты или, вернее, точки опоры партизан, а легкость их организации и маневра делает их малоуязвимыми и нейтрализует перевес огня наступающего противника. Раньше пробивались через валы, потом через бетон крепостей, много позже — через укрепленную полосу, теперь будем пробиваться, как показал опыт последней войны, через пространства, кишащие партизанами, саботажниками, через очаги сопротивления, восстания и революции.

На помощь партизанам приходит автоматическое легкое оружие и тактика современного боя. Огонь заставил царицу полей из сомкнутого строя рассыпаться в цепь. Цепь перешла в отдельные звенья, пока не появилась на полях боя артиллерия, непосредственно идущая в атаку. Современный танковый и моторизованный бой, поддержанный огнем воздушного, сопровождающего флота, — это уже не артиллерийская подготовка или сопровождение огнем атакующей пехоты, нет, это уже сама артиллерия наряду с пехотой ведет непосредственный бой.

Это положение заставило переменить тактику боя, и сегодня, на опустевших полях, он фактически ведется позиционными перебежками, то есть от рубежа к рубежу.

Введение в бой дальнобойной артиллерии, то есть ракетной, а также, кроме сопровождающего, тактического воздушного флота, флота далекого радиуса или стратегического, да еще вооруженного атомной или бактериологической бомбой, аппаратом космических лучей, — все это заставит изменить не только тактику боя, но и саму оператику. Опустеет не только поле непосредственного боя и его ближайшие тылы, но и все оперативное предполье с путями сообщения, пунктами концентрации и глубокого тыла. Последние американские маневры потому и провалились, что командование и войска к этому новому способу передвижения, сосредоточения, развертывания и боя были совершенно не подготовлены. Как раньше в тактике, так и теперь в оператике, передвижение и бой будут идти на, так сказать, оперативных рубежах, при огромной видимой пустоте. Чувство физического плеча отходит в область предания. Вот тут-то разбросанные очаги партизанского движения по всему фронту и тылу, задерживающие, фланкирующие, расстраивающие, и будут давить всей своей тяжестью на работу нормальной так называемой классической стратегии. Удары пойдут против командных постов, органов связи, транспортных колонн, железных дорог, амуниционных и других складов военного или гражданского снабжения.

С огнем и взрывом полетят в воздух военные фабрики, железнодорожные станции, мосты, электрические, газовые, телефонные станции. Будут всюду и везде заложены на огромных пространствах минные поля и организованы акты террора и саботажа.

На помощь партизанам пришли два фактора: легкость, а вместе с тем чрезвычайная сила огня современного автоматического оружия и пустота тактического поля боя. Кроме того, средства связи и снабжения, радио — дают возможность держать связь за сотни и тысячи верст со своим командным центром, а аэроплан, как показал опыт последней войны, а в мирное время блокада Берлина, разрешил вопрос путей сообщения, баз и питания. Максима, что армия не может продвигаться, не имея обеспеченных путей сообщения, транспорта, баз, средств питания и так далее, продолжает быть правдой, но уже в сильно ограниченных размерах. Склады могут быть при этом способе войны заранее подготовлены на своей или на вражеской территории, связь держится через радио и аэропланы. Дальнейшее снабжение дает «благодарное население» или очаги пятых и шестых колонн или, для обороны, по трудно досягаемым небесным путям, воздушный флот. В «Демянском котле» три немецких корпуса сидели почти девять месяцев. Польское подпольное движение в занятом немцами городе Варшаве организовалось и снабжалось, и подготовлялось к удару из Лондона. В соответствующий момент оно его нанесло. О силе его можно судить уже по тому, что продолжалось оно 6 недель, и со стороны немцев были двинуты танки и штурмовики люфтваффе.

Я взял только эти два наиболее ярких примера «малой войны», ибо первая велась в почти открытом поле, а вторая — в европейской столице. Другие примеры, начиная от Тито, советских партизан, французских «маки» и т. д., можно приводить без конца, ибо вся последняя война была полна примерами, где классическая стратегия перемешивалась со стратегией малой войны и была грандиозным историческим вступлением в эпоху новых войн, в эпоху соединения войны национальной с войной классовой.

Этим, и главным образом только этим, будет сильно отличаться от всех предыдущих Третья мировая война. Это хорошо понимают только Советы. Стратегия «малой войны» будет на каждом шагу влиять на классическую стратегию, ибо первая является стратегией классовой войны, а вторая, классическая, представляет собой стратегию войн национальных, и весь вопрос в том, какая из войн будет преобладать в будущем международном вооруженном конфликте.

Атомная бомба (когда я начал писать эти статьи, еще официально не было объявлено, что Советы ее также имеют), ракетный снаряд, стратегический и тактический воздушный флот — все это могущественные виды современной артиллерии, но, как бы сильно ни было их действие, это все-таки только артиллерийский огонь, а артиллерийским огнем можно только подготовить тактическую атаку, оперативное наступление, даже всю стратегическую кампанию, но нельзя ничего решить, ибо одним огнем невозможно продвигаться вперед и занимать нужные рубежи, местности или государственные территории. Окончательный удар будет все-таки наноситься старой царицей полей, многострадальной и доблестной пехотой. Бронированной или механизированной, с газовыми или космическими аппаратами в руках — это все равно, но человеческими силами, организованной массой, то есть пехотой. Машина, какой бы она ни была совершенной, двигается человеческими руками и на основании оперативных планов, выработанных теми же людьми, то есть Генеральным штабом и полководцами. Командование, вооруженное знаниями обеих стратегий и умеющее балансировать между необходимостью малой стратегии и классической стратегии, поддержанное соответствующей идеологией и пропагандой, может рассчитывать на успех в будущем вооруженном столкновении.

Техника в современной войне — великая вещь, но это далеко не все, и слепая вера только в свое техническое превосходство ни к чему, как только к поражению, привести не может. Каждый солдат должен понимать свой маневр, а в политической войне — чувствовать и свое морально-идеологическое превосходство. Все должно быть ясно и понятно, только тогда можно воевать. Нельзя требовать человеческой жизни и крови за непонятные и ненужные идеалы. В Первую мировую войну немцы верили в свое техническое превосходство, главным образом, в свою 44-летнюю подготовку и тяжелую артиллерию, ибо ее союзники почти не имели. Верили и торжественно проиграли. Во Вторую мировую войну французы верили в техническую непроходимость своей укрепленной линии Мажино. Немцы прошли ее почти парадным маршем. В ту же Вторую мировую немцы верили в свое техническое превосходство на Востоке. Главным образом — в свою организацию, в танковые дивизии и моторизованную пехоту. Верили в непобедимость люфтваффе. Восточная военная прогулка кончилась под Сталинградом, а непобедимым полкам пришлось сложить оружие в Берлине. Теперь англосаксы слепо верят в непобедимость и превосходство своего стратегического воздушного флота, вооруженного атомной бомбой. Сталин же верит в гениальность своей пропаганды и в историческую непобедимость русского солдата.

Я должен завершить мою первую серию статей уже столько раз мной сказанными словами. Русская империя — это не государство, а континент, и расширилась она теперь фактически от Берлина до Кантона. Можно ли все это пространство безнаказанно покрыть «ковром» атомных бомб? Русская армия на протяжении всей своей военной истории знала много блестящих побед, правда, и тяжких поражений, но психология русского народа никогда не знала и не переживала исторического окончательного поражения. В течение последних двух столетий мы вели 26 войн, которые продолжались 130 лет. Много непрошеных гостей ходило по широким, заколдованным московским дорогам. Шли полчища монголов, гуляла кавалерия поляков, маршировала пехота шведов, старая гвардия Наполеона и моторизованные гренадеры Адольфа Гитлера. Все они шли с глубокой верой в свое военно-техническое превосходство и в свою окончательную победу.

Все эти военные «прогулки» кончились волной обратного шествия, и русский трехгранный штык и остро отточенная сабля не раз потрясали над Варшавой, Берлином и Парижем. Правда, существуют еще столицы некоторых европейских государств, которые русских не видели, но мало их осталось. Нельзя изучать историю мира и вместе с тем ничему не научиться. За этот государственный грех и платится обыкновенно исторической смертью. Вот в этом и заключается главная тайна широких и заколдованных дорог, ведущих в снегом занесенную Московию.

5

Подводя итог всему тому, что было сказано в предыдущих четырех главах, сделаем вывод из тех военных истин и доктрин, которые были предложены вниманию читателя.

Прежде всего, было установлено, что современная война — это чрезвычайно сложное явление, и сегодня человеческий ум не может полностью охватить все отрасли военного дела, да и не только военного, которые необходимо знать, чтобы вести с успехом огневую войну. Жизнь потребовала специализации, то есть разделения теории и практики боевых действий современных вооруженных сил. Не только тактика и отчасти оператика, в зависимости от родов оружия, но даже наивысшая ступень военного искусства, то есть теория и практика государственной стратегии, будет делиться сегодня, как мы видели, на классическую стратегию, выразительницу национальной войны, и на стратегию «малой войны», отвечающей понятию гражданской или классовой борьбы с ее специальным видом партизанского движения в грандиозных стратегических масштабах.

Однако та же жизнь потребовала от полководца, то есть офицера Генерального штаба (иной сегодня немыслим), и от его штаба проведения в жизнь принципа идеи связи. Другими словами, изучение каждого отдельного вопроса военного дела должно непременно вестись совместно и параллельно с изучением всех остальных факторов войны, в той или иной степени на нее влияющих.

Мы уже говорили в предыдущих статьях, что сегодняшняя огневая война находится в полной зависимости от политики, которая ее готовит, во время хода военных действий на нее влияет, а после окончания огневой войны является решающим элементом будущего мира или будущей «холодной» войны. Генерал Сект, создатель после Версаля германских вооруженных сил и германской военной академии, говорил, что сущность войны, или так называемая философия военного искусства, и является связью всего многогранного военного дела и выражает собой единство военной науки или военной доктрины, в частном случае, для данной военной эпохи. «Бой — это часть войны, а война — это часть нашей жизни!» — восклицает в своих записках знаменитый американский генерал Ли, а потому принципы, которые являются основами борьбы во время огневого столкновения, с точки зрения философии, являются теми же принципами, на которых основывается жизненная борьба при преодолении всех тех препятствий и сопротивлений, которые встречаются на нашем вечном пути стремления к прогрессу и к завтрашнему лучшему утру. Борьба в областях чистой политики, а также политики промышленно-финансовой или социально идеологически-пропагандистской базируется на тех же философских принципах, на которых основывается сущность борьбы двух воль, двух противников в истории военного искусства.

Могущество техники играет огромную роль в современном вооруженном столкновении народов. Однако нельзя забывать самой основы, то есть сущности войны, а именно, что солдат в бою, рабочий на фабрике, ученый в лаборатории, хирург в госпитале и пропагандист за газетой — это все люди, что именно эти люди и приводят в движение все сложные машины нашей современной цивилизации, и от вопроса, будет ли эта могущественная машина работать без перебоя, исправно, или нет, зависит жизнь миллионов людей, выигрыш или проигрыш огневой войны и судьба многих наций.

Вот почему дух или, вернее, психологическое состояние бойца в наш век огневой и механизированной войны продолжает играть решающую роль, и от него, от этого духа, или от психики бойца, зависит окончательное решение боя. Зависит, будет ли армия организованной вооруженной силой, или только «собранной толпой». Все это чрезвычайно важно не только для классической стратегии, но и для учета стратегии малой войны.

Современный бой намного сложнее предыдущих сражений минувшей исторической эпохи, и сегодня во время боя в душе бойца непрерывно разыгрывается колоссальная душевная драма. Идет непрерывная борьба между положительной частью его натуры, чисто мужественного характера, и другой частью, выражающейся в отрицательном явлении, так называемом инстинкте самосохранения. Победоносный американский главнокомандующий генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях говорит: «Нельзя проиграть бой на поле сражения в физическом плане прежде, чем проиграть его в высшем плане, то есть в области чистой психики». Сначала наступает кризис психологически-морального значения и только постепенно, распространяясь от одного очага боя к другому, переходит в общий кризис чисто физического характера, который и выражается в том, что одна из сторон признает себя морально побежденной, отказываясь от дальнейшей борьбы. Дивизии тогда превращаются из организованных воинских частей в беспорядочную толпу, и начинается общее отступление, часто переходящее в панику. Толпа имеет собственную психологию и, в зависимости от разных обстоятельств, она способна или на величайшее геройство, или на грандиозную гадость.

Вспомним бои времен революции Керенского, когда корниловские полки в тяжелых условиях полной изоляции шли вперед, а другие в это время — «самые свободные» — бежали от первых выстрелов всегда нами битых австрийцев. Вот почему нельзя заражаться болезнью нашего материального века и, отбросив духовно-психологическую подготовку войны, погрязнуть исключительно в вере в непобедимость машины. Слепая вера в механику боя ни к чему иному, как только к грандиозному поражению, привести не может. Духовно-психологические качества армии — это тот фундамент, на котором строятся все остальные факторы военного дела, ведущие армии к блестящим победам или к тотальным поражениям. И вот почему идеологически-пропагандистская обработка является чрезвычайно важной и неотъемлемой частью по подготовке к войне не только армии, но и всей нации. Основные законы стратегии требуют свободы воли и маневра, а потому инициатива должна быть захвачена и удержана на протяжении всей кампании. Война, как мы уже говорили, — это борьба двух воль, где каждая сторона желает господствовать над противником, но господство дается только решающим ударом и смелым наступлением. Оно достигается армиями, воспитанными в наступательном духе.

Оборона является исключительно вспомогательным действием и служит только для выигрыша времени. Наступление и только наступление сможет решить участь боя, сражения и всей войны. Для наступления, кроме материальных возможностей, необходимо, прежде всего, чтобы дух господствовал в рядах войск и наша воля — над волей противника. Необходимо ясно знать и в области принципа, и в области стратегии, какова моя главная задача, а уже только потом думать над тем, как сможет противник покорить мою волю и помешать мне в моих государственно-стратегических или оперативно-тактических планах. Смертельной ошибкой является привычка, распространенная во многих армиях, сначала решать задачу за противника, то есть залезать в стратегически оперативные дебри, часто на основании неверных разведывательных сведений, чтобы составить себе предвзятое мнение о планах, силе и возможностях неприятеля, и на основании этой предвзятости ковать свое собственное решение. Это прямая дорога к поражению. К победе идут иными путями. Сначала надо ясно и определенно выразить свою волю, искать господства над противником, а потом уже думать, чем может он помешать мне. Дух, воля, план, разведка и расчет, то есть подготовка своего сокрушающего удара, а потом резервы, меры противодействия или, вернее, обеспечения свободы своей воли и своего маневра. Армии должны натаскиваться и воспитываться только в исключительно активном духе, а если иногда и приходится переходить к обороне, то никогда не к пассивной, а всегда к активной, с глубокой верой, что это только временно для выигрыша известных возможностей, концентрации или ожидания результатов активных ударов на иных участках огневого фронта.

«Атакуйте, атакуйте и только атакуйте», — говорил великий французский тактик времен Первой мировой войны, маршал Фош. «Если не можете идти вперед, то, стоя на месте, готовьте наступление», — учил великий германский стратег времен Второй мировой войны, генерал-фельдмаршал фон Браухич.

Огонь должен дать перевес, и этого надо искать в современном бою, но окончательного решения сражения нельзя добиться без маневра. Координация огня и маневра, то есть механики и человека — вот тот путь военного равновесия, по которому сегодня должна идти мысль военной науки. Сегодня, после всех предварительных фаз боя, огонь и пехота идут вперед, наносят последний удар, занимают, закрепляют и удерживают в тактике позиционные рубежи, в оператике — поля сражений, а в стратегии — государственные территории. Самый могущественный огонь, хотя бы даже атомного воздушного флота, будет требовать маневра и продвижения. Изменились виды огня, формы борьбы, тактика боя, отчасти оператика и некоторые принципы стратегии, но самая сущность войны осталась непоколебимой — это неизменный принцип суворовской науки побеждать, а именно — вперед, пуля — дура, а штык — молодец!

Нужно глубоко задуматься над этими словами, ибо в них кроется глубочайшая военная истина. Это не презрение к огню или к технике, а только поиски в краткой формулировке дать почувствовать сущность боя, понять, что после каждой подготовки, будь то стрельба из луков, самострелов, кремневых ружей, пулеметов, легкой или тяжелой артиллерии, тактического или стратегического воздушного флота, ракет, насыщенных бактериями или газами, — все равно нужно идти всегда вперед и штыком, вернее, маневром и движением, довершить начатое. Суворовская истина осталась вечной и неизменной. Современный огонь, дав сильное средство в руки наступающего, одновременно также усилил и оборону, потребовал выработки самостоятельности и инициативы у младших и средних начальников. Но вместе с тем, как никогда, во всей своей силе и ответственности выдвинул вопрос создания жестокой идеологической дисциплины и строжайшей всеобъемлющей единой военно-политической доктрины, без которой сегодня воевать нельзя, ибо без нее нельзя координировать все разнородные части современной машины, сегодняшнего вооруженного столкновения, тем более если оно должно разразиться в мировом масштабе. Время старых школ, привычек и шаблонов прошло безвозвратно.

Мы, русские, великая нация. Мы верим, что наша Родина, искупленная тяжестью невероятных страданий и омытая морями невинной крови и слез, встанет скоро во весь свой исторический рост и во всей своей славе. Мы верим, что дни тяжелых испытаний подходят к концу и что час воскресения близок. Верим, что мировое горе, выражающееся в трех несправедливостях — моральной, политической и социальной — будет преодолено, и свет нашей русской правды и нашего государственного возрождения изойдет над измученными народами. Мы верим, что наша мировая миссия будет выполнена до конца. Мы ничего не требуем от народов Запада, как только справедливого отношения к нам. Мерьте ценность нашей жизни той же мерой, какой вы измеряете ценность своей крови. Не готовьте многострадальному русскому народу атомного избиения и не собирайтесь в поход со стопроцентной программой Розенберга. Не повторяйте ошибок Германии. Не повторяйте хирургической операции над государственным телом России, ибо нам хирургов не надо. Атомного избиения мы не заслужили. Слишком много мы страдали, и, будьте справедливы, слишком много и часто лилась русская кровь во имя вашего, Запада, спасения и благополучия. Если не знаете, что делать, спросите нас, но будьте моральны, а если и этого не хотите, то, по крайней мере, будьте умно эгоистичны. История последних столетий должна была вас научить, что без великой, единой и неделимой России нет, и не может быть справедливого и прочного мира, не может быть политического равновесия и экономического благополучия. Россия — не государство, а континент. Здоровая и счастливая, она принесет пользу и вам. Больная — она заразит и вас. Падая в пропасть, она потянет и вас за собой.

I

Мы живем в удивительное время, в чрезвычайно трагическое, но вместе с тем исторически небывало активное и интересное. Рушится, и окончательно рушится все то, что веками строилось предыдущими поколениями и во что они твердо и несокрушимо верили.

Кончилось время незыблемых устоев, преемственности власти, непоколебимых традиций, принятых верований, моральных, политических и социальных кодексов. Мы перешли в эпоху глубочайшей переоценки всех ценностей, в эпоху грандиозного революционного исторического периода жизни, когда все, что еще вчера было правильным и принятым, сегодня подлежит жестокому осуждению и суровому наказанию.

Революционная буря смела с лица земли не только целый ряд государственных и социальных форм, но, что еще важнее, потрясла до основания наши внутренние устои жизни, то есть решительно сбила с дороги, вернее, с исторической попытки построить культуру белой расы на базисах если не превосходства, то, по крайней мере, равенства духовного развития человечества со стремительным материальным прогрессом нашей цивилизации.

Сегодня бешеное движение технической цивилизации далеко опередило ползущее черепашьим шагом развитие нашей моральной культуры.

Этим и было нарушено мировое равновесие.

Отсутствие этого мирового равновесия, то есть равенства между техникой и моралью, и является главной, может быть, единственной причиной всех наших бед в настоящем и грядущей катастрофы в ближайшем будущем.

Все остальное — это только цепь второстепенных причин или просто следствий, вытекающих из вышеуказанного первоисточника.

Сегодня дух не управляет материей, и мораль не идет в ногу с наукой.

Сила правды не может прорвать фронта лжи.

Свет солнца культуры поглощается тенями цивилизации луны.

В мир брошен целый ряд новых идей, часто весьма глубоких и правильных, но еще чаще совершенно ложных и преступно абсурдных. Все эти идеи, доктрины и программы — что интереснее всего — совершенно противоположны по своему содержанию, взаимно себя исключают и логически выводятся из источников, находящихся в войне между собой.

Таким образом, силы эти — а идеи, идущие в мир, заключают в себе силу-энергию по своим результатам не меньшую, если не большую, чем сила атомной бомбы — слепо обрушиваются на головы своих повелителей, то есть современного человечества и, начиная действовать, вызывают «холодной» войной целый ряд таких финансовых и экономических бурь, разрушений государственных, политических и социальных структур в современной жизни народов, создают такой моральный хаос понятий и представлений, вызывают еще в мирное время такие потрясения и погружают народы на дно таких бедствий и несчастий, с результатами которых ни одна «горячая», то есть открытая огневая война, даже в своей наиболее тотальной форме, сравниться никогда не сможет.

Если современная история Вселенной в ближайшем будущем не найдет капитального выхода из положения и не повернет колесо радикальными мерами на путь ненайденного равновесия, а будет продолжать мчаться вперед, погруженная в слепоту своих узко-национальных, экономических и идейных эгоизмов, то, несмотря на весь «атомный прогресс», а вернее, благодаря ему, мы подойдем к концу нашей исторической цивилизации и неизбежно очутимся перед грандиозным планетарным кладбищем, на воротах которого рукой всемирного правосудия будет написано: «Sic transit gloria mundi» — Так проходит мирская слава.

Германский военный философ генерал Клаузевиц высказал следующую доктрину: война является продолжением политики, вернее, той же политикой, только проводимой в жизнь иными средствами и способами. Современная жизнь значительно расширила это положение, ибо в «форму» политики вошел целый ряд деяний, характеризующих своими действиями поведение отдельных личностей, сложных общественных организаций, государственных или международных организмов. Мы наблюдаем теперь политику человека в его повседневной жизни, политику финансовых, торговых, промышленных и социальных учреждений, классическую политику дипломатии и, наконец, о чем будет специально говориться ниже, мы вошли в новый период истории военного искусства, когда на необъятных просторах вооруженных столкновений появляется новый вид политики — политика государственной стратегии.

Последнее слово политической науки — это политика идеологий, которая, победоносно вытесняя с поля битвы политику религий, подчинив себе современную технику, делается кумиром нашего времени и пытается играть первую скрипку в общем собрании политического Вавилона.

Все эти разнообразные виды политики тесно переплетаются между собой, одна влияет на другую, и каждая из них старается подчинить или использовать в своих целях параллельно с ней работающие иные виды политики.

Современная жизнь — это чрезвычайно сложное явление, и сегодня человеческий ум не может полностью охватить все отрасли политического дела. Жизнь потребовала специализации, и вот почему я, будучи только военным специалистом, в этой работе коснусь только одной политической доктрины, а именно той квинтэссенции всех политических положений, которая непосредственно связана с ведением войны и которую я позволил себе назвать в моей книге «Война и политика» — политика государственной стратегии.

Я здесь делюсь моими мыслями, главным образом со своими товарищами по оружию, ибо это они на своих плечах вынесли всю тяжесть трех кровавых войн — двух мировых и одной гражданской. Они слышали модный лозунг — «армия вне политики». Они со скрежетом зубов переносили поражение за поражением и видели проигрыши целых кампаний, и только потому, что командовали армиями политически безграмотные генералы. Плохая политика исправляется хорошей стратегией. Слабая стратегия нейтрализуется умелой тактикой, а скверная тактика искупается только обильно пролитой кровью. Наоборот, блестящая тактика сохраняет живую силу. Тактику можно корректировать стратегическим талантом, а последнему должна прийти на помощь дальновидная и мудрая политика.

Политика не значит политиканство, и, как мы увидим ниже, понятие политики как государственной стратегии заключает в себе целый ряд политических дисциплин, взятых из иных политических доктрин. Политическая и государственная стратегия — это квинтэссенция знания, преподаваемого политикам классической школы дипломатии, идеологически-пропагандистской, промышленно-торговой, финансовой и общественно-социальной. Все это отчасти надо знать современному командующему, и во всем этом он должен разбираться, если он не хочет рисковать проигрышем войны со всеми ее последствиями. «Каждый солдат должен понимать свой маневр», — сказал великий фельдмаршал Суворов, а теперь, во времена национально-гражданских войн, это особенно нужно знать каждому офицеру, то есть понимать военно-политическое положение в бою и еще раньше — в мирное время. Быть ко всему подготовленным и не дать вырвать из своих рук власть и победу, когда по самым строгим расчетам имеются налицо все данные, чтобы их получить.

Сегодня, как никогда, в момент крушения всех духовных, моральных и политических ценностей, на твои плечи, русский национальный офицер, ляжет вся тяжесть спасения Родины, а потом и остального мира.

II

Современный военный механизм — это чрезвычайно сложная машина. Он требует весьма тщательной и очень серьезной подготовки перед тем, как исторической судьбе бывает угодно привести его в движение.

Война подготавливается Генеральным штабом. Это чисто военная работа. В связи с ней начинает действовать аппарат политики государственной стратегии.

Одновременно еще в мирное время, а потом и во время войны разворачивается деятельность и политика классической дипломатии, финансов, военной промышленности и связанной с ней торговли, психолого-социальной и идеологически-пропагандистской мобилизации и целого ряда иных вспомогательных мер и действий.

От правильно ведущейся политики и работы всего этого комплекса человеческой деятельности зависит вопрос не только победы или поражения, но просто самого государственного существования. Шекспировское «То be or not to be», то есть быть или не быть, полностью зависит от соответствующей координации действий вышеупомянутой политики.

Жизнь показала, что весь этот комплекс в мирное и в военное время влияет на работу политики государственной стратегии, а что еще важнее — часто вообще ставит стратегию в зависимость от себя, и этим предопределяет весь дальнейших ход военных событий. И наоборот, неправильно понятая политика государственной стратегии выражается в ошибочных оперативных планах и этим на долгое время лишает свою дипломатию естественных государственных базисов и заставляет ее подписывать нездоровые или просто преступные договоры.

Первым классическим примером может служить самоубийственная государственная политика Германии во время Первой и, в особенности, Второй мировой войн. Благодаря полному отсутствию помощи со стороны дипломатии, а часто под ее преступным влиянием, блестящая германская стратегия, опиравшаяся на первоклассную армию, шедшую от одной победы к другой, в конце концов должна была проиграть кампанию, и еще вчера несокрушимые полки складывали оружие и сдавались на милость победителя.

Прекрасным примером второго случая является военная политика генерала Маршалла, начальника американского Генерального штаба во время последней войны, заставившего союзников предпринять стратегическое наступление в Нормандии вместо высадки на Балканах. Эта стратегия лишила англосаксонскую дипломатию здоровых основ в дальнейшей работе и этим привела ее к Ялтинскому и Потсдамскому договорам.

«Благодаря исключительно правильному пониманию доктрины Клаузевица, — пишет английский военный историк генерал Фуллер, — Советская Россия, ведя военные действия, ни на одну минуту не забывала о своих политических целях и все время старалась работу политики согласовать с оперативным ходом кампании. Сегодня Советы могут считаться единственной страной, выигравшей Вторую мировую войну».

Советы координировали, так сказать, штатскую политику с военной или, вернее, первыми вышли на путь, быть может, несознательного понимания существования квинтэссенции всех политик, то есть политики государственной стратегии, позволив ей действовать согласно непреложным законам, и могут похвастать успехами поистине в планетарных масштабах.

Из этих исторических примеров мы видим, как важно знать не только то, что такое политика вообще и военная в частности, не только то, что о ней говорят или пишут, а то, что она, эта таинственная политика, действительно существует, развивается и действует согласно своим и только ей присущим законам. Сегодня она решает судьбы народов, а завтра будет, по всей вероятности, решать судьбы мира.

Нам, военным, людям дела, а не слова, нужно твердо знать не только то, что хочет и как хочет политика, но и весь механизм ее действия. Другими словами — мы должны уметь делать политику.

III

Современному офицеру Генштаба необходимо, хотя бы в общих чертах, знать и уверенно ориентироваться в политике, то есть во всех возможностях следующих отраслей государственного аппарата: он должен разбираться в финансовой политике страны и в ее промышленно-торговом потенциале; он должен знать, что они могут дать, чтобы быть в курсе, какие им можно предъявить требования; он должен понимать и чувствовать идеологическую, пропагандистскую и социальную политику своего правительства; он точно должен уметь взвешивать морально мобилизационную силу своего народа, его психологию и биологическую мощь.

Политика является прямой функцией каждого из указанных видов деятельности человека и, разбираясь в ней, он будет разбираться в общем ходе государственной машины, и благодаря этому не будет вслепую, опираясь только на количество дивизий, калькулировать и строить стратегические и оперативные планы.

Эти виды политики надо знать в общих чертах.

Иначе обстоит дело с так называемой классической политикой, которая до сих пор считалась исключительно монополией государственной дипломатии.

Только что было формулировано понятие политической деятельности, а потому, продолжая его, констатируем следующее правило: государственная политика, являясь функцией работы ее дипломатии, находится в прямой зависимости от потенциальной и динамической силы данного народа, с принятием некоторой поправки относительно его геополитического положения.

Выразителем государственной мощи народа является его армия, а потому ее сила и динамика — плюс географическое положение — дают тот фундамент, на котором должны строиться цели и задачи государственной дипломатии.

Каждая нация так же индивидуальна, как отдельно живущий человек.

Человек рождается, растет, развивается и, достигнув максимума своих возможностей, постепенно сходит вниз и умирает. Тоже явление мы наблюдаем и в жизни наций. Они рождаются, играют свою историческую роль и, дойдя до своего зенита, постепенно дегенерируют и сходят с международной сцены.

Человек индивидуален, и нет равенства в природе. Один рождается сильным и способным, другой — слабым и бездарным. Один долго живет и плодотворно работает, другой — умирает еще в раннем детстве или всю жизнь остается ни к чему не пригодным.

Также обстоит дело и с нациями.

Есть нации, которые сходят с исторической сцены, едва на ней появившись, другие развиваются в средние государственные организмы, но есть и третьи, которые, выявляя чрезвычайную биологическую и динамическую силу, идут вперед, покоряя и всасывая организмы слабого соседа, и, разрастаясь в великие империи, дают миру свою культуру и цивилизацию.

Сегодня эту национальную динамику клеймят модным словом «империализм», не понимая, что, согласно железному закону природы, сильный господствует над слабым, и что никакая сила не может ограничить саму себя.

Божественное иерархическое начало, построенное на абсолютном неравенстве, не является земным, человеческим изобретением — оно продиктовано нам с высоты небес.

На основании вышеизложенного выводим следующее правило: нации индивидуальны и каждой из них предназначена свыше какая-то историческая роль, а потому задачи государственной политики должны быть строго согласованы с исторической миссией данного народа.

Преследование дипломатией целей, не отвечающих духу нации или находящихся в прямой противоположности к ее исторической роли, приводят, в конце концов, государство к полному военному и дипломатическому поражению, а в окончательном счете — и к государственно-политической смерти.

Мудрая и острожная политика, умеющая сочетать историческую миссию нации, ее силу и геополитическое положение, ставящая соответствующие этому политико-стратегические задачи, может рассчитывать на полный успех в своей работе.

Вот почему сегодня политика дипломатии так тесно связана с политикой стратегии и нахождение динамического равновесия между ними, а также метода совместной работы, является одной из задач моей книги «Война и политика».

IV

Какие же причины заставляли до сих пор столь важные отрасли политики, как политику государственной дипломатии и стратегии, маршировать отдельно, независимо друг от друга, а что еще хуже — часто вступать в войну, совершенно не согласовав свои возможности и цели?

Результаты такой нескоординированной работы этих основных элементов политики государственного аппарата, как показывает история, приводили к следующему. В первом случае дипломатия ставила стратегии, то есть своим вооруженным силам, задачу, явно превышающую их возможности в данный исторический момент жизни нации. Во втором случае дипломатия или не умела использовать побед своих армий или, будучи неправильно ориентированной в их еще неисчерпаемых силах, заключала слишком поспешно договоры, явно противоречащие достоинству и мощи нации.

Третий, теперь очень модный вид дипломатии — это конструировать трактаты, совершенно нежизненные и неприемлемые для какой-нибудь из сторон.

Договоры эти противоречат всякому здравому смыслу, нормальному духу истории, развитию, промышленноторговому и политико-социальному биологическому положению, а в большинстве случае они абсолютно аморальны.

Эти договоры, заключенные, вернее, умышленно проведенные по принципу «Горе побежденным!», оскорбляя до крайности национальные чувства проигравшего, являлись до сих пор, и будут являться впоследствии исключительно материалом для разжигания шовинистических страстей и подготовки почвы для будущего, еще более кровавого вооруженного конфликта.

Историческим примером первого случая являются цели, указанные германской дипломатией своей стратегией во время Первой и Второй мировых войн.

Задачи в 1914 году — разбить англо-франко-русский блок, предварительно сбросив со счетов бельгийские части и установить гегемонию в Европе.

Одновременно захватить и получить политико-экономическое преобладание на Ближнем Востоке, выйдя к берегам Персидского залива.

В 1939–1941 гг. основной целью было дано сломать англо-французское, с их европейскими сателлитами, сопротивление и, организовав под прикрытием штыков новую Европу, двинуться на Восток с задачей отбросить Россию — СССР — за Урал, захватить политическое и экономическое обладание территорией Западной и Южной России, а также кавказскими нефтяными источниками.

Оба раза поставленные политикой-стратегией задачи, и без вмешательства Америки, были не под силу германскому вермахту.

Знаменитый Берлинский конгресс является характерным примером для второго случая, когда русская дипломатия не сумела отстоять интересов своего государства и использовать блестящие победы русских войск над турецкими армиями.

Вторым примером будет позорный Портсмутский договор, заключенный в тот момент, когда Япония исчерпала все свои военные возможности, а Россия, оправившись от первых неожиданно-предательских ударов на своем колониальном театре военных действий, провела мобилизацию внутри империи и начала сосредотачивать превосходящие силы на Дальнем Востоке, готовясь к решительному наступлению.

Исторический миф японской победы правилен, но только не над русской армией, а над нашей дипломатией, ибо готовившийся разгром японских армий был сорван бездарной политической работой графа Витте.

Классическим примером третьего разряда деятельности дипломатии является сделавшийся пресловутым Версальский договор, составленный по всем правилам теперешнего дипломатического искусства. Как показала жизнь — так договоры составлять нельзя, больше того, заключать так договоры нельзя, — это значит совершать преступление по отношению к человечеству.

Версальский трактат в недрах своих таил кровь грядущей Второй мировой войны и стал прародителем Атлантической хартии, Ялтинских и Потсдамских соглашений. Он настежь распахнул исторические ворота в Европу для победоносно теперь марширующей всемирной революции.

V

В предыдущей главе мы задали вопрос: какие же причины разделяют столь трагическую по своим результатам работу дипломатии и стратегии?

Прежде всего, сам исторический процесс формирования политических истин. Политика, как и каждая наука, расширялась, но и осложнялась в своей работе, по мере того, как разворачивалась наша теперешняя техническая цивилизация. Из элементарных, несложных положений политики первых примитивных государственных образований она, проделав долгий путь, перешла в работу современной дипломатии, зависящей не так, как раньше, только от геополитического положения страны, количества населения и напряжения силы динамики данного народа, но зависящей теперь от целого ряда функций сложного государственного аппарата и от давящих на него в процессе исторического развития промышленности, торговли, финансов, форм государственного строя, а также от высоты достигнутого морального, политического и социального прогресса.

Прежде всего, вышеуказанные отрасли политико-хозяйственной жизни нации не имели своей историко-государственной деятельности явно выраженной и только им присущей политики. За них говорила и их интересы представляла государственная дипломатия, державшая в своих руках монополию политики целого.

Ход истории и все больший нажим на политику дипломатии новых политико-хозяйственных требований заставил ее в поисках денег, сырья, развития собственной промышленности, торговли, закрепления за собой колоний и новых рынков, указывать своей стратегии все новые и новые цели. И очень часто не считаться с ее возможностями или, вернее, с реальной военной мощью. Часто, не понимая основных законов военного искусства, политика их нарушала, за что народам приходилось впоследствии дорого расплачиваться.

Прикрываясь авторитетом верховной власти, дипломатия пытается подчинить себе стратегию или влиять на нее в полном смысле этого слова. Она начинает ставить стратегии совершенно невыполнимые военно-исторические задачи или указывать на недостижимо фантастические цели. Больше того, она пытается вмешиваться в чисто военную область стратегии, менять порядок задач, распределение средств или способов их выполнения. Однако тот же исторический процесс, расширив задачу и работу дипломатии, под влиянием грандиозного технического прогресса развернул до небывалых размеров тактические возможности вооруженных сил и, этим увлекая полет стратегической фантазии, чрезвычайно осложнил ее оперативную работу.

Стратегическая подготовка войны потребовала не только разработки сложных оперативных планов, но и мобилизации почти всей государственной промышленности, торговли, а также морально-психологической мобилизации всего народа.

Идя по линии обеспечения «свободы маневра», стратегии пришлось заняться организацией средств связи и передвижения, и не только в границах своего государства, но и далеко за его пределами. Вопрос свободы коммуникации по внутренним или внешним операционным линиям, в связи с возможностью хозяйственной блокады, сделался решающим фактором в условиях современной войны. Тактический афоризм гения войны Наполеона, что успех сражения зависит от занимаемых позиций, расширенный стратегически немецким генералом Хаусхофером в науке о геополитике, заставил государственную стратегию искать новых возможностей, чтобы еще задолго до начала военных действий занять соответствующие исходные стратегические позиции или опорные оперативные пункты. Выход стратегии за границы собственного государственного образования для проведения подготовки будущей кампании, а также контакт ее с политикой промышленной, хозяйственной и социальной, плюс учет психологически-мобилизационного фактора жизни страны, заставил стратегию в поисках лучшего решения, поставленных ей исторических задач, искать новые методы своей работы или нового выхода из положения.

Сама жизнь подсказала решение вопроса и дала ей нового союзника. Родилась революционная доктрина военной политики и, таким образом, прежде чем быть научно установленной, начала действовать политика государственной стратегии.

Совершенно ясно, что новая и только что рожденная политика, как и каждая иная, начав действовать, стремилась в силу уже самой своей военно-тоталитарной сущности влиять или просто командовать всеми иными видами государственной политики, с которыми она приходила в соприкосновение во время своей работы, а потому трагический конфликт между обоими видами политики, то есть между работой дипломатии и стратегии, был с этого момента неотвратим. Но понадобился опыт двух последних войн со всеми их ужасами, чтобы этот конфликт понять, вывести его на чистую воду, разобраться в нем с научной точки зрения, и прийти к решению — искать то государственное равновесие, которое, создав в их работе гармонию, дало бы возможность нациям в мирное и военное время благополучно выходить из исторических бурь и кровавых испытаний.

Таковы вкратце исторические причины конфликта между дипломатией и стратегией.

Разбираясь в этом вопросе дальше и анализируя его глубже, мы увидим между ними вражду чисто морального характера, заставившую министерства иностранных дел относиться с большим подозрением к военной касте, а последнюю смотреть с огромным презрением на деятелей своей дипломатии.

Политики не шли навстречу военной политике. Офицерство в массе своей сторонилось и не понимало чуждой штатской среды. Военное дело, готовя армии еще в мирное время к победам, воспитывает своих солдат быть готовыми душу свою отдать «за други своя». Здесь надо резко подчеркнуть, что дух казармы закаляет солдата физически, а военное воспитание — облагораживает его, ибо действует на самые лучшие боевые, рыцарские качества его человеческой натуры. Дух же современной дипломатии, как раз наоборот, — это игра на самых низких инстинктах души человека.

Лозунг одной из могущественных организаций Западной Европы — цель оправдывает средства — сделался господствующим в канцеляриях современных министерств. Некогда гордый девиз старой английской дипломатии: «Honesty is the best Policy» — «Честь — это самая лучшая политика», — вот уже больше столетия как выброшен за борт дипломатии всего мира, и заменен следующим лозунгом: «Politik und Moral sind unvereinbar» — «Политика с моралью не уживаются».

Вот почему мы можем утверждать, что все несчастья, переживаемые теперь Европой, являются не столько результатом войн, как следствием всех заключенных политических трактатов и договоров. Принцип брать все, что плохо лежит, или «грабь, но и мне не мешай грабить», всецело теперь поглощает политику наших «гениальных» государственных мужей и дипломатов. Теперешнее равновесие мира, вернее, неравновесие, основано на вопиющем бесправии, а потому договоры его не имеют никакого смысла и не могут быть долговечны. В их основах уже вложены все элементы грядущего кровопролития.

До тех пор, пока наша дипломатия не начнет вести политику чистых рук и не займется разрешением основного вопроса мировой скорби, мы не увидим на земле прочного и справедливого мира. Мировая скорбь заключается в трех мировых несправедливостях, а именно: в несправедливости моральной, политической и социальной. Разрешение этих основных вопросов жизни разрешит и атомный вопрос.

Только освящая свою работу лучами мировой совести и поняв, что «bilge hat kiirze Веіпе» — то есть в переводе на русский язык: «На лжи ничего не построишь», политика наших дней сможет восстановить утерянное равновесие и дать мир всему миру.

Иначе в Богом проклятом лозунге — «кровь за кровь» — захлебнется цивилизация белой расы.

VI

Самое тяжелое в наше время — это писать правду. Мы живем в период заходящей эпохи, когда люди, разменявшись на мелкую монету, не хотят слышать правду или попробовать плыть против течения.

История времен упадка не приносит силы, в какой бы форме эта сила ни проявлялась. Правда является силой слова, а потому и она нетерпима, так же нетерпима, как сила и действие.

Извивающаяся в безмолвии культура жаждет мира, но она забыла изречение апостола коммунизма Ленина: «В борьбе обретешь ты право свое». Это изречение является лозунгом сегодняшнего политического дня. Генерал Гальдер, бывший начальник немецкого Генштаба, в своей книге о Гитлере пишет почти то же, что я написал два года назад в моей книге «На заколдованных путях». Генерал пишет: «Война была проиграна, ибо политика не поддерживала стратегию. Мобилизация финансов, промышленности и торговли не была проведена тотально. Военные решения не были согласованы с политическими». Другими словами, он в общих чертах, на основании опыта проигранной кампании, подходит к тому же вопросу, который я разбираю в моей теперешней работе — «Война и политика».

Германская военная мысль установила два принципиальных вида стратегии, принятые теперь и англосаксонским военным миром. Это стратегия тотального погрома — Wieder-werfungsstrategie — и стратегия полного истощения — Ermattungsstrategie — противника. Первая стратегическая идея требует ведения войны способом молниеносных ударов, то есть блицкриг-маневров, а вторая — затяжной кампании, при предварительном проведении еще в мирное время полного стратегического окружения и изоляции будущего противника.

Политика блицкриг-стратегии требует тотального напряжения всех сил нации и подчинения во время войны стратегии всех ресурсов народного хозяйства, а также согласования с ней всех остальных видов политики.

Вторая форма стратегии, кроме своей нормальной деятельности, требует еще специальной политико-дипломатической подготовки соответствующих союзников в целях проведения в будущем комплектной стратегической блокады или, в обратном случае, подготовки к ее прорыву. Здесь дипломатия должна перейти в подчинение стратегии и целым рядом соглашений помочь своим вооруженным силам занять нужное оперативно исходное положение. В этом случае во весь рост встают чисто стратегические требования дипломатии, и это будет классическим примером военной политики или, как было уже сформулировано, и деятельностью политики государственной стратегии. В данном случае стратегия, стоя на страже государственных интересов, вмешивается во внешнюю политику своего правительства. Стратегия через дипломатию ищет и занимает оперативно-опорные пункты, военные, морские и воздушные базы или обеспечивает нужное ей для ведения войны хозяйственное сырье и торговые рынки. Прекрасный пример, когда военная политика должна была бы вмешиваться в деятельность своего правительства — это теперешний бельгийский вопрос. В Бельгии демократия, а это означает, что воля народа суверенна. Суверенность выражается народным голосованием, которое в рассматриваемом нами случае, то есть по делу своего короля, большинством голосов в 58 % высказалось за его возвращение. Кто же возражает против этого? Восстали социалисты, которые, казалось бы, первыми должны были склонить свои головы перед результатом народной воли, но они бунтуют и устраивают «страйки». К сожалению, не нашлось в Бельгии генерала, который, двинув танковые части, заставил бы их уважать суверенность и традиции демократии. Здесь, стоя на страже внутреннего государственного порядка и конституции, военная политика должна была бы действовать смело и решительно.

Мы ищем великих людей, но они ведь рождаются и действуют только в имперских нациях и в исторических эпохах, им подходящих. Мы видим, что политику теперь ведут люди без воли и лица, а между тем смелая и согласованная внешняя и внутренняя политика усиливают государственную мощь стратегии и высоко поднимают престиж своего народа. Англосаксы разработали очень интересную психологическую теорию (Wishfulthinking and Doublethinking) о том, как люди болеют раздвоением личности или живут одновременно в двух мирах — в мире реальности и в мире фантазии. Во время войны так жил германский Генеральный штаб. Он не верил в победу, но работал так, как будто бы в ней не сомневался, а немецкая политика на каждом шагу принимала свои личные пожелания — мечты — за реальную действительность. Теперь эта роль, по-видимому, перешла к западным демократиям. Они проиграли Китай, но завоевали Люксембург. Кричат о своей победе. Объявляется «священная война» против коммунизма в Европе и подписывается Атлантический пакт. В него никто не верит, и Англия в то же время признает советский Китай и всеми силами пытается его внести в управление ООН.

Соединенный Генштаб понимает, что без германских вооруженных сил им Европы не отстоять, а политика дальше ведет работу демонтажей. Франция ищет соглашения с Германией, но занимает Саар. Хотя отлично знает, что спор из-за этих пограничных областей два раза привел ее к войне с немцами. Польша жаждет мира и боится русско-германского союза против нее, но в то же время претендует на западе удержать границу Нейссы, а на востоке продвинуть ее на линию Вильно — Киев. Чем болеет современная демократия, так это раздвоением личности, или живет в политических миражах, принимая область чистой фантазии за реальную действительность.

История нас часто обгоняет: мы, видимо, боремся за то, что давно уже и по форме, и по существу подлежит сдаче в государственный архив. Наши желания и стремления остаются далеко позади истории, а она марширует вперед, послушная только своим железным законам природы.

VII

Бой — это часть войны, а война — это часть нашей исторической жизни. Политика, будучи одной из функций человеческой деятельности, тесно связана с ведением войны, и если мы проследим ее теоретическую и практическую стороны, то увидим, что она разворачивается, подчиняясь тем же законам, которые управляют ведением отдельного боя или всей кампании.

Это значит, что форма работы и деятельности политики по существу своему подобна форме работы тактики и стратегии.

В политической войне побеждает тот, кто лучше сумеет использовать ошибки противника. Стратегическая доктрина Клаузевица гласит: «Ведение войны строится на строгой логической связи между оперативным мышлением и решительным исполнением», а также то, что «во время акции надо все время оставаться верным принятому плану».

Эта чисто военная доктрина может служить фундаментом для военно-политической деятельности.

Офицеры Генерального штаба оперативной разведки знают, что одной из главных задач такой является установление идеи стратегической операции противника. Разгадав идею, мы можем расшифровать все отдельные детали построенного на ней плана.

То же самое и в политике: надо, прежде всего, разгадать и расшифровать генеральную линию противника и установить, остается ли он верен ей в принципе при дальнейшем ее выполнении. Здесь нужно подчеркнуть поразительную откровенность вождей так называемых тоталитарных режимов.

На Западе и среди русской эмиграции почему-то установилось мнение, что Советы, а раньше и Третий рейх являлись главными очагами политического лукавства и лжи. Думаю, что, разбираясь научно в этом вопросе, надо анализировать совершенно объективно при установлении исторической правды, что политической мглы и недоговоренности на Западе гораздо больше, чем на Востоке.

Возьмем, например, пробу установки генеральных линий — германской и советской тоталитарной политик.

В 1939 году англосаксонская дипломатия гадала на кофейной гуще, что предпримет Гитлер, а в 1950 году спрашивает: «Что же, собственно говоря, хочет Сталин?»

А между тем никто из государственных деятелей в своих книгах и речах так ясно и откровенно не написал и не сказал об этом, как эти оба вышеприведенные государственные деятели.

С солдатской откровенностью Гитлер раскрыл в «Майн Кампф» планы германской внешней политики, а Сталин в своих книгах и речах с революционным дерзновением говорит об исторических задачах коммунистической революции.

Говорят и пишут просто и открыто о своих целях и задачах, а Запад, заблудившись в трех соснах, ищет решения уравнения со всеми неизвестными. Западная политика не блещет мужеством и откровенностью и меняет свои исторические вехи, как перчатки.

Часть русской эмиграции совершила величайший грех, заразившись советским патриотизмом, но кто же, как не англосаксонская политика и пропаганда толкнули ее в объятья советских посольств? В период 1941–1945 гг. западной демократии нужна была русская кровь, и «великие мира сего», Рузвельт и Черчилль, объяснялись на каждом шагу в политической любви «гениальному» Сталину и доказывали на весь мир, что революция в России безвозвратно провалилась, что СССР выходит на старый, исконный русский исторический путь. Пелись восторженные гимны маршалу Сталину и его «христолюбивому» воинству, и доказывались глубоко-демократические устои, на которых строятся теперь «новые», советские формы жизни.

За «великими мира сего» поплелись и малые серые эмигранты.

Теперь кровью своей они искупают «мораль» западной политики. Сейчас все переменилось. Мы живем в 1950 году. Мистер Рузвельт, правда, умер, но послушайте речи мистера Черчилля! Русская кровь больше не нужна, и великий народ, спасший Запад от ненавистного им фашизма, предан теперь забвению. Больше того, его обвиняют во всех политических преступлениях, совершаемых на полях Европы и Азии мировой революции.

Многострадальный русский народ отождествляется с коммунистической властью. В борьбе против мировой революции готовится удар по единству, мощи и историческому быту русской государственности.

«Права или не права моя страна» — Wrong or right my country, — все средства хороши для моего Отечества.

Нам, русским национальным офицерам, надо хорошо помнить эту англосаксонскую пословицу.

Мы, русские, должны не только знать, но и чувствовать, что мы — сыны великой нации. Гордо поднять свою голову и работать. Работать всюду и везде, разъясняя англосаксонскому миру, что мы ждем от них ясной и определенной декларации о целях их политики в отношении «русского вопроса».

Мы должны и хотим знать, против кого она будет направлена: против мировой революции или против нашего великого народа?

ѴIII

Рассмотрим теперь несколько основных геополитических и стратегических положений, влияющих на жизнь народов.

Я привожу здесь только несколько принципиальных примеров из моей книги «Война и политика».

1) Историческое существование нации зависит главным образом от ее биологической силы и психического динамизма. (Оба эти фактора должны быть выражены намного сильнее у нации, чем у ее непосредственных государственных соседей или возможных противников, находящихся на линии стратегически-исторического продвижения данной нации.)

2) Нация не должна заключать военно-политических договоров с иными народами, если этот договор вовлечет ее в ненужную для нее войну или, как результат победы, увеличит не ее государственную мощь, а силу союзника.

3) Нельзя подписывать военные союзы с государствами, которых политические и хозяйственные интересы прямо противоположны данной нации.

4) В сегодняшнее время, время национально-гражданских войн, каждая из сторон должна иметь свою явно выраженную моральную идеологию, и не только для себя, но и для пропаганды на экспорт.

5) Пассивное состояние в идеологической войне, как и в огневой, равняется полному проигрышу всей кампании, ибо победить в планетарном масштабе может только тот, чья идея, как моральная атомная бомба, при помощи «пятых» и «шестых колонн» в грандиозных размерах, приготовит для этого почву.

Сегодня легкая и тяжелая артиллерия совместно с воздушным флотом радиуса ближнего действия проводят тактическую подготовку боя. Ракетная артиллерия, стратегический воздушный флот и атомно-водородное оружие готовят цепь намечающихся оперативных ударов, которые, расширяясь и углубляясь, приобретают значение стратегического исхода всей кампании. Совершенно так же действуют политические методы боя, то есть диверсия «пятых» и «шестых колонн», партизанские движения, массовые восстания или революции. При правильной политике идеологическая пропаганда сегодня служит могущественным стратегическим оружием, и вместе с атомным оружием дает главному командованию возможность привести тылы противника в полное расстройство, а при более энергичном воздействии — к их тотальному уничтожению.

6] Нет оружия боя, которое самостоятельно могло бы решить участь всей кампании. Только совместные действия и координация усилий всех родов огневого и политического оружия может привести нацию к тотальной победе, а что еще важнее, в нашу теперешнюю эпоху национально-гражданских войн, к полному выигрышу мира. Среди тактических усилий пехоты, танковых частей, кавалерии, технических войск и всякого вида воздушных и морских флотов, усилия противника, идеологии и пропаганды, в будущих вооруженных столкновениях будут играть первенствующую роль.

Жизнь Великобритании на изолированном острове, отделяющем ее веками от Европы, создала специальную английскую психологию, мало интересующуюся моральной жизнью иных народов, а потому английская нация менее других приспособлена вести современные «крестовые походы».

Молодая американская демократия также до сих пор не родила в идеологически-пропагандистском смысле для наступления ничего конкретного, и находится сейчас в стадии дипломатической победы к другой.

Сто лет тому назад либерализм разложил монархический принцип власти, и она скатилась вместе с коронами к ногам финансово-промышленного класса. Сейчас намного сильнее и заманчивее звучит пропаганда «евангелия» материалистической религии, и ближайшие годы нашей исторической эпохи должны будут решить, победит военно-техническая мощь при поддержке пассивной политики или победит активная политика идеологии при помощи более слабых огневых средств.

Мы чувствуем инстинктом, что идет борьба за какую-то новую грандиозную историческую эпоху, но не видим пока ее конструктивного начала. Вернее, не можем определить, где, когда и кто остановит процесс революций и повернет колесо истории назад.

Назад не в смысле реакции или контрреволюции, а в смысле пробы выхода на дорогу равновесия между техникой и моралью.

Мир жаждет мира и стабилизации. Он хочет, чтобы хоть на некоторое время завтра было бы, как сегодня, а сегодня осталось бы тем, чем было вчера.

Все это не так просто.

Трудно задержать бешеный темп технического прогресса. Трудно бороться против динамической идеологии революций без идеологии контрреволюции.

В предстоящем вооруженном столкновении каждый из противников имеет свои плюсы и свои минусы. Следуя за идеологией разрушения, они смогут ввергнуть человечество в Третью мировую войну. Но смогут ли они понять дух грядущей исторической эпохи, и после окончания Третьей огневой дать мир всему миру?

Мы, военные, всегда стремимся к прямому разрешению каждого вопроса, как бы он ни был сложен и запутан. Гордиев узел рубится мечом. Сегодня военная политика, скорее, может идти с совестью мира, чем политика дипломатии, то проповедующая торговлю даже с людоедами, то призывающая мир к «крестовому походу» против тех же людоедов.

Планета, видимо, беременна Третьей огневой, и гроза должна разразиться.

Igue Natura Renovator Integra — «Огнем очищается Вселенная».

IX–X

Как бы ни была плоха русская эмиграция и как бы она ни импровизировала свою работу, она все-таки во всех своих действиях будет выявлять силу и размах своего великого народа, из которого она вышла.

Этим-то и отличаются друг от друга все эмиграции. Последняя война доказала, что коммунистическому воспитанию не удалось глубоко изменить психологию русского человека и перековать его на международный индивидуум, которому были бы чужды государственные интересы России. Четыре миллиона военнопленных во время Второй мировой войны, миллион восемьдесят тысяч добровольцев в рядах германской армии — это, с одной стороны, а с другой — апеллирование к русскому патриотизму Советской Власти показало, что бесклассовое государство построить можно, но интернациональное нельзя. Советская политика это поняла и круто изменила курс государственного корабля.

Гениальность советской политики заключается в ее чрезвычайно эластичной тактике при полном сохранении чистоты главной стратегической ее идеи. Цель всемирной революции железной волей проводится твердо и неуклонно, вот уже больше четверти века, но это не мешает революционной тактике, проявляя огромную гибкость, находить все новые и новые методы работы в ликвидации сопротивления и воли к борьбе в рядах своих противников. Глубоко анализируя ход мировых событий, мир начинает понимать, что коммунизм — это не политическая партия вроде английских консерваторов или социалистов, это не американские республиканцы или демократы, и не парижский или римский политический Вавилон.

Приятно ли это нам или неприятно, но, рассуждая исторически, а не бульварно ругаясь, мы должны признать и понять, что за спиной коммунистической партии стоит какая-то намагниченная сила, и что они, коммунисты, в отличие от иных партийных организаций, связаны какой-то могучей психической целью, которая их заставляет везде и всегда оставаться, прежде всего, коммунистами.

Нет на свете коммунизма американского, английского, немецкого, французского или итальянского, но есть зато коммунизм в Америке, в Англии, в Германии, во Франции и в Италии.

Коммунизм един и во всех народах проявляется только пропущенное сквозь их национальную психологию отражение этой центральной, коммунистической единой идеи. Коммунист во время работы и на службе, дома или в дороге всегда чувствует себя членом партии и действует исключительно согласно ее инструкциям.

В моей книге «На заколдованных путях» я сказал, что коммунизм — это современная материалистическая религия. Критика, выходящая из церковных кругов, набросилась на меня за это определение, но я и теперь, в «Войне и политике», остаюсь верен этому определению, и не вижу ничего оскорбительного в этом для церкви, определяя коммунизм религией материи в отличие от церкви, исповедующей религию духа.

Мы, русские, углубляясь в историческую сущность коммунизма, начинаем понимать, что одна из его тайн заключается в тайне русского миссионизма, который, исстрадавшись и очистившись, пройдя через миссию разрушения, выйдет первым на дорогу миссии строительства новой правды. Русской правды. Великой истины мирового равновесия. Разрешения тайны биномов: Азия и Европа — Запад и Восток. По неоткрытым еще законам жизни с Востока всегда текут истины — идеи, а с Запада истины — законы материи. Россия — грандиозный мост, на котором встречаются оба течения. Здесь идея превращается в материю, а материя дает точку опоры идеям. Это приведет русский народ, как уже было сказано выше, первым к открытию утерянной истины, то есть права международного равновесия. Равновесия между культурой и цивилизацией. Между религией и наукой. Между техникой и моралью. Между свободой индивидуализма и тоталитарным принуждением коллективизма. Между национальным эгоизмом и интернациональной абстракцией.

В это мы должны твердо верить и понимать, что наша великая русская миссия и является причиной ненависти к нам остальных народов.

На свете сейчас существует три основных национальных ненависти: антисемитизм, антигерманизм и русофобство. Все эти три нации выявляют небывалую динамическую силу.

Немцы и мы — в национально-государственных формах при огромной тенденции разлиться в планетарном масштабе. Еврейство в международно-интернациональной форме при грандиозной тенденции в области духа перейти трансцендентальные границы, а в области материи — установить планетарное господство.

Историческая сила этих народов веками динамизируется обильно пролитой ими кровью.

Нас ненавидят. Одни не терпят евреев, но благоволят к немцам, другие наоборот, а третьи, склоняясь перед первыми и предпочитая вторых, являются нашими лютыми врагами.

Зависть и страх перед силой динамики этих народов и являются главными элементами исторической к нам ненависти.

Надо стараться слушать, искать и понимать правду. Нельзя закапываться в узкопартийной программе, перестать наблюдать жизнь, изучать иные вопросы и все свои силы тратить исключительно на доказательство правоты и непогрешимости своей партийной программы.

Давно пора перестать ходить в шорах. Надо помнить хорошую пословицу англосаксов: «The future belongs to a thing, that can grow» — «Будущее принадлежит тому, что может расти».

Вскоре настанет время сказать слово о связи с русской исторической миссией, то есть о тайне Третьей России.

Нет в мире тысячелетних рейхов. Россия пережила великокняжеский период киевский, царский период — московский и императорский — санкт-петербургский. Теперь переживет период четвертый — советский.

В императорское время она духом своим стремилась ввысь и блуждала в поисках организации мира на исключительно духовных началах. Советский период, ликвидировав оторванную от народа и беспочвенную интеллигенцию, бросил ее государственное мировоззрение на самое дно реального материализма. Россия начала искать реорганизацию и строительство всего мира не на базисах религии духа, а религии материи. Пройдя на своем историческом пути и первое, и второе испытание, Россия выйдет на дорогу мирового равновесия между духом и материей. Между стремлением к идеалу и силой реализации. По формуле Geist und Tat — дух и деяние, она, найдя первой свою историческую правду и динамизируя ее морем пролитой крови, понесет ее в мир и тем выполнит свою великую историческую миссию. Миссия Третьей России, России мировой совести и мирового равновесия.

I

Чтобы лучше понять настоящее положение, углубимся сначала, как говорил германский генерал фон Сект, в военно-политическую философию.

Первая мировая война 1914–1918 гг. была последней чисто национальной войной, разыгранной по старым рецептам классической стратегии. Война велась в духе рыцарских методов боя: уважения к противнику и соблюдения, в пределах возможного, всех правил международных договоров.

Ей предшествовали маневры «версальской» дипломатии, т. е. ноты, ультиматумы, мобилизации и «предлоги». Сараевский выстрел-«предлог» открыл военные действия 1914 года и стал началом конца старой монархическо-феодальной эпохи. Вслед за ними началась кровавая мясорубка народов Европы, акты крушения монархий, аристократических аграрных правящих классов, политики «белых перчаток» и кастового офицерского корпуса с его многовековыми традициями и воспитанием.

Одним словом, начало отходить в область предания все то, что англосаксонский мир так красиво выражает словами — fair play (благородство взаимоотношений].

Этот роковой выстрел открыл двери новому историческому периоду времени, периоду великих потрясений, переоценке всех ценностей, целому ряду государственно-политических и социальных революций, и ввел нас, потрясая всей нашей тысячелетней культурой, всеми моральными и государственно-жизненными устоями, через Вторую мировую войну, в совершенно новую эпоху, которую надо было бы назвать грандиозной попыткой объединения человечества под скипетром центрального мирового правительства.

Небывалый технический процесс разрушил существовавшие государственные границы, покрыл время и пространство, и сблизил жизнь отдельных наций между собой. Экономический прогресс разбил принцип самодовлеющего государственного существования, поставив народы в хозяйственную зависимость друг от друга. Мы вступили в новый век, век атомной техники, который, разбив атом, дал в руки человечества небывалое оружие самоистребления и тем самым заставил также искать политические круги для спасения существующей культуры и цивилизации.

Исторический процесс, стремящийся привести человечество к объединению, начал разворачиваться по двум диаметрально противоположным дорогам. По первому пути завоевания «свободных» народов пошло правительство СССР, правительство, ставшее во главе всемирной динамической интернациональной революции, а по второму пути — эволюционно-экономическому, на каких-то федеративных демократических началах «добровольного» сговора, на тех или иных сценах международных институций и организаций, пошло правительство США при поддержке англосаксонской нации. Один и тот же исторический процесс, одна и та же цель, но совершенно противоположные дороги и методы — вот почему мы наблюдаем теперь такой политический хаос, контрданс и неразбериху.

С одной стороны, приготовление к Третьей мировой войне и лихорадочное вооружение, а с другой — неослабевающие попытки договориться и привести разницу военно-политической тактики этого исторического процесса к одному знаменателю.

Делается колоссальная попытка примирить две стихии: огонь и воду, не желая понять того, что или холодная вода (пусть даже тепленькая) зальет все-таки огонь или он ее, в конце концов, иссушит.

«Все мое», — сказало злато. «Все мое», — сказал булат.

«Все куплю», — сказало американское золото. «Все возьму», — сказал советский булат.

Вот этот исторический спор эволюционно-демократических капиталистических сил с бушующими, динамическими силами всемирной революции и является характеристикой нашей эпохи.

Время неограниченной самостоятельности личности, а также неограниченного суверенитета национального государства проходит безвозвратно, несмотря на всю видимость хаотической реакции.

Рождение мира вышло из хаоса.

Без боли, терпения и крушения ничего нового не создается, но все искусство заключается в том, чтобы перейти эту грань с наименьшими потерями, и чтобы историческая болезнь принесла нам рождение нового, красивого и сильного, а не повергла бы нас в бездну небытия, разложивши старый организм.

Без воды нет жизни, но если она выходит из берегов, то несет человеческую смерть, заливая его всемирным потопом Атлантиды.

Огонь — это главный элемент нашей жизни, ибо жизнь — это горение, и отсутствие его покрывает нас холодным саваном смерти, но огонь, перешедший границы своего напряжения-силы, продиктованной ему законами природы, сжигает нас и обращает в пепел Содома и Гоморры.

Между Первой мировой войной и грядущей Третьей мировой прошла Вторая мировая — 1939–1945 гг., которая, в сущности, была не чем иным, как только грандиозной попыткой задержать и повернуть колесо истории с интернациональных путей на пути национальных революций.

Была предпринята попытка сорвать англосаксонскую эволюцию и советско-коммунистическую революционную пробу объединения народов под властью центрального правительства, заменив его германским «махт-порядком».

Отсутствие международно-национальных элементов в немецкой национал-социалистической революции, а также в итальянско-фашистской и было их принципиальной и фундаментальной слабостью на аренах международной истории.

Нельзя проповедовать идеологию национальной революции только у себя дома и одновременно идти в поход против соединенных сил демократическо-капиталистических и коммунистических, борясь по дороге и уничтожая все национальные силы и элементы, и не только своих врагов, но и явных потенциальных союзников. Природа жестоко мстит за нарушение ее законов, законов логики и естественного хода событий.

«Апостолы» коммунизма не грешат этими основными недостатками в своей политике.

Немецкая полицейская машина, шедшая вслед за войсками вермахта, не столько боролась против «пятых» колон III Интернационала, сколько уничтожала все попытки организации национальных сил и государственного порядка на оккупированной территории только что разбитого противника, или на территории своих политических сателлитов.

Советское НКВД с железной логикой работает по прямо противоположным методам, и имеет полное основание похвастаться большими политическими успехами.

Синтез политического анализа Второй мировой войны говорит нам, что германская национальная революция так и не вышла из тесных рамок своей расовой государственности и не сумела принять размеров широкого, мирового характера, а потому и попала не только в стратегически-политическое окружение, но и в положение полной идейной изоляции, и тем самым обрекла себя в планетарном масштабе на постепенное идейное сжатие и, как следствие этого, — уничтожение своей физической базы, то есть государства Третьего рейха.

Совсем иной была коммунистическая политика, имеющая базой территорию СССР. Она, искусно используя все ошибки своих врагов и вчерашних союзников, пропагандируя свои доктрины в мировом масштабе, прорвала созданный против нее «санитарный кордон» и начала заливать своими идеями все пять континентов нашей планеты.

Вполне понятно поэтому, что Вторая мировая война, будучи уже детищем революционной эпохи, не смогла начаться так, как Первая мировая, — в «белых перчатках», и вестись, как было сказано, по всем правилам международных конвенций.

Форма и тактика ее борьбы выразились в небывалом истреблении и не столько в национально-расовом смысле, сколько в идеологическом. Появились новые, чисто революционные методы войны в виде разложения духа противника идеологической обработкой, действием всевозможных «пятых» колонн, саботажа, восстаний, партизанского движения и, наконец, революционная политика, доминируя над стратегией, ввела в нее новую оперативную доктрину — доктрину малой войны.

Эта война окончательно разрушила все остатки наших прежних верований и образа жизни, вконец исчерпала моральные и экономические силы Европы, и, создав в самом сердце ее, вместо прекрасно организованной Германии, огромный политический вакуум, привела нас к трем суперверсальским трактатам.

Тегеран, Ялта и Потсдам настежь открыли двери в самую цитадель капиталистического мира, и коммунистическая динамическая идеология, опрокидывая последние предмостные укрепления, начинает всемирным потопом заливать нашу планету.

II

Попытка срыва разворачивающегося исторического процесса объединения народов державами Оси не удалась, и базы национальных революций были уничтожены.

Вместе с ними были стерты с политической сцены и лишены самостоятельности их сателлиты, главным образом государства, входящие в так называемый Пакт Антикоминтерна.

Влиятельные круги правительственных аппаратов западного мира стремятся теперь довершить начатое дело, веря, и, по всей вероятности, искренне, что только монопольная власть единого мирового правительства сможет исключить войну их человеческих взаимоотношений, и этим спасти мир и цивилизацию от грозящего им атомного пожара.

Лига Наций и ООН были первыми этапами на этой дороге, а президенты Вильсон и Рузвельт — их первыми зодчими. Правда, Вильсон, создав первый этап, сам фактически не принял участия в его работе. «Новое дело» Ф. Рузвельта и связанная с ним политика его демократической партии проводилась 16 лет специально для этого созданным административным аппаратом. Этот аппарат и является теперь главным тормозом для американских военных кругов, стремящихся мечом разрубить гордиев узел теперешнего политического лабиринта.

Трудно требовать от людей, долгие годы воспитанных на идеях дружбы и уважения к СССР, чтобы они в течение 16 месяцев круто повернули кругом и пошли в ногу с военной политикой, считая сегодня вчерашнего сердечного друга своим заклятым врагом.

Трудно заставить их, представителей чисто штатской политики и коммерции, понять, что военная политика или, вернее, политика государственной стратегии, ничего общего с политикой золота, торговых сделок, международных кредитов и продажной прибылью, не имеет.

Военная политика — это политика подготовки вооруженной силы, заблаговременных военных баз, аэродромов, предмостных укреплений, занятия тех исходных оперативных позиций, которые одной своей геополитической тяжестью смогли бы давить и предрешить в пользу своей стратегии весь ход дальнейшей кампании.

Шестнадцать лет — это не шестнадцать месяцев. И уступка политических или коммерческих концессий СССР или коммунистическому Китаю, что, быть может, и можно потом исправить изворотливостью своей дипломатии или весом своего золота-кредита, не может сравниться с уступкой авиационных или морских баз, или стратегических плацдармов будущих высадок и развертываний, так необходимых для обеспечения свободы оперативного маневра.

Ошибки штатской политики в известной мере исправляются нарушением подписанных договоров, тяжестью золота или переживанием нацией хозяйственного кризиса.

Иногда расплатой бывает государственная революция. Ошибки военной политики очень трудно исправить хорошей стратегией, ибо именно эти-то ошибки и делают ее скверной, и искупаются они обыкновенно не столько оперативным искусством, как морем пролитой крови, крови лучших сынов своей нации.

В моих статьях «Война и политика» я писал не раз, что нам, военным, изучая современное военное искусство, необходимо прилежно учиться искусству делать политику.

Штатская политика должна быть принципиально отделена от военной. Она не имеет права влиять и связывать руки государственной стратегии. Азбукой современного военного дела должна быть следующая доктрина: плохую государственную политику всегда приходится исправлять стратегией, а если она будет еще пытаться управлять последней, то никакое оперативное искусство и никакая блестящая тактика не выведет без страшных кровавых потерь армии на дорогу побед и славы.

Исторический германский пример двух последних мировых войн и тяжелое политическое положение генерала Макартура в Корее полностью подтверждают выдвинутую мной военную доктрину.

Мы живем в эпоху небывалого технического прогресса.

Никакой человеческий ум сегодня не в состоянии «объять необъятное», то есть охватить индивидуально все отрасли современной науки. Жизнь потребовала разделения труда и специальностей.

Политика сегодняшнего дня расширила поле своей деятельности и, вытянув радиус своего влияния в пространстве планетарного масштаба, требует настойчиво своей организации.

Она должна делиться на две части: на так называемую чистую политику, которая будет являться предметом действия государственной дипломатии или министерства иностранных дел, и на политику государственной стратегии, неотъемлемо находящуюся в компетенции большого штаба.

Обе политики должны координировать свои действия и взаимно дополнять друг друга, а не находиться во враждебных отношениях или, что еще хуже, забыв противника, вести войну между собой на так называемом внутреннем фронте.

Эта внутренняя политическая война и привела фактически демократический блок к военно-политическому тупику сегодняшнего дня.

Перейдя от чисто теоретических рассуждений к разбору существующего военно-политического положения, мы увидим ниже, какие непростительные ошибки были допущены политикой западного блока и как сейчас политическая стратегия старается их исправить.

В виде надвигающегося исторического процесса, вызванного грандиозным развитием техники, мир, из-за принципиально противоположных методов тактики, разделился на две части и готовится к действительно последнему и решительному бою.

Кто победит в этом планетарном столкновении?

Процесс ли эволюционно-демократического свободного сговора или коммунистическая мировая революция путем завоевания и покорения — это вопрос ближайшего будущего.

Будет ли он разрешен какой-то экономическо-дипломатической «холодной» войной или будут правы военные, пока что стоящие в стороне, которые говорят, что язык так различен, а методы противника так неприемлемо опасны, что только кровавым столкновением в грядущей Третьей огневой можно найти выход из создавшегося международного положения.

Быть пророком в политике никому не рекомендуется, но на основании современных военных знаний можно смело сказать, что только правильное и глубокое понимание исторических прав политики и государственной стратегии перевесит в решающий момент чашу весов судьбы в пользу видящего и действующего.

Так было до первого выстрела в Корее.

Он, как мы увидим ниже, кардинально изменил общее военно-политическое положение.

Народам надо помнить, что за ошибки правящих и сильных мира сего они обыкновенно расплачиваются своим государственным существованием, а цвет нации уходит в долговременное или вечное изгнание.

III

Корейский выстрел, как уже было сказано, резко изменил военно-политическую обстановку, к разбору которой я перейду в следующих статьях.

Немецкий философ генерал Клаузевиц говорил, что война — это та же политика, только проводимая в жизнь иными средствами. Другими словами, военные действия являются прямой функцией политики данного государства или более сложного организма — государственных коалиций.

Генерал фон Сект, организатор германского рейхсвера, учил, что каждая новая война начинается теми огневыми средствами и тактикой, которыми кончилась предыдущая, с той разницей, что техника будет значительно усилена, а тактика более усовершенствована.

Выше было сказано, что Вторая мировая война была детищем революционной эпохи, а потому она развивалась по чисто революционным методам боя и морали.

Проводя исторические параллели между временем Второй мировой войны и настоящим военно-политическим положением, мы легко можем убедиться, что слово «война» до сих пор еще не было произнесено, но фактически Третья огневая война началась с первым выстрелом в Корее, и только вопросом времени является, когда она развернется в планетарном масштабе.

«Ничего нет нового под луной», — говорит старая арабская пословица. Будем проводить параллели.

Английские концентрационные лагеря во время Бурской кампании были предтечей теперешних советско-германских.

Советской блокаде Берлина предшествовала экономическая блокада Италии накануне Второй мировой войны, по требованию Англии, во время абиссинско-итальянской кампании, советская «холодная» экономическая война и военное продвижение экономических нажимов и военных маневров периода 1937–1939 гг.

В этот период в виде прелюдии ко Второй мировой войне Германия заняла земли на Рейне, отобранные от нее Версальским трактатом, присоединила Австрию, Судеты, Мемель и, наконец, оккупировала Чехословакию. Это были акты перед началом Второй мировой войны, германского военно-дипломатического продвижения, которые поразительно напоминают советские военно-политические «холодные» аннексии, проведенные до корейского выстрела, то есть, как мы увидим ниже, до начала Третьей мировой огневой войны.

В Европе советы аннексируют Албанию, Болгарию, Румынию, Венгрию, Польшу и прибалтийские земли, а в Азии — китайский Туркестан и весь Китай при помощи организованной там ими гражданской войны.

Разница, как мы видим, только в масштабе. Быть может, с точки зрения международного права поглощение советской революцией вышеуказанных государств и выглядит несколько иначе, чем немецкая военно-аннексионная политика, но с фактической точки зрения, то есть с точки зрения реальной, военно-политической, никакой разницы между ними нет.

Германское «холодное» продвижение было вступлением ко Второй мировой войне, а теперешнее советское — введение в Третью мировую войну.

Первый выстрел в Корее был сигнальным выстрелом выступления в огневую фазу Третьей мировой кампании.

Продолжая дальше наше расследование, мы увидим, что и огневые фазы начавшейся Третьей мировой войны разворачиваются совершенно аналогично с тем, как разворачивались они в первый период огневых действий Второй мировой войны. Приступим к аналогии — сравнению.

В 1939 году с первым выстрелом на польской границе началась Вторая мировая война в открытом огневом виде. Германская трехнедельная военная «прогулка» в Польшу была первым и как бы отдельным оперативно-тактическим звеном в начавшихся вооруженных действиях.

Таких отдельных оперативно-тактических звеньев разного масштаба было несколько в общестратегической цепи только что минувшей войны.

Польша, Дания, Норвегия, Франция с английским экспедиционным корпусом, Югославия и Греция — все это были оперативно-тактические цепи, которые германская военная машина «разгрызала» по частям, с передышкой и в разные промежутки времени. Ведь нельзя считать происходившие во время польской кампании поиски разведчиков на линии Мажино или разведывательные полеты над Англией во время скандинавского похода военными действиями оперативно-тактического характера. Даже разгром Франции и английского экспедиционного корпуса прошел при полном «огневом молчании» двух самых могущественных ее союзников: США и СССР.

Германский восточный поход прервал цепь военного «жонглерства», и только с этого момента, то есть с момента вторжения немцев в СССР, отдельные звенья оперативно-тактических акций начинают соединяться в одну сплошную стратегическую цепь тесно связанных между собой действий по всему многотысячному километровому фронту. От Полярного круга, через весь СССР, Европу, Африку, с вступлением Японии, Индии, Малайи и Китая начались кровавые тактические бои на широком фронте, связанные оперативной идеей в единое стратегическое целое.

Выстрелом в Польше началась Вторая мировая война, которая, пройдя через вышеуказанные этапы, названные французами Drole de querre — «комическая война», что только подтверждает мои слова, только много позже, с открытием вооруженных действий против СССР разлилась по всем континентам нашего света и приняла тот характер огневого пожара, который вошел в историю под именем Второй мировой войны.

Выстрелом в Корее началась Третья мировая война, и разворачивается она, как и предыдущая, вступительными отдельными огневыми вспышками оперативно-тактических звеньев единой огневой стратегической цепи. Операции, как и во время первого периода Второй мировой, ведутся пока что на ограниченном пространстве фронта, зажигая огонь, смотря по обстоятельствам, то в Корее, то в Индокитае, то в Тибете или Малайских островах.

Вопросом времени является только то, когда же огневое напряжение всех этих отдельных боевых очагов достигнет той силы, при которой они сольются в один общий пожар по всей стратегической цепи планетарного фронта.

Таким образом, хотя политики ООН избегают произнести слово «война», она, как мы видим, в своей первоначальной фазе уже началась. Это чрезвычайно важно знать и понять, чтобы иметь возможность лучше разбираться во всех грядущих военно-политических событиях.

Мне могут возразить, что, хотя все это и звучит очень убедительно, но все-таки пока главный возможный противник, СССР, не втянулся сам в вооруженные действия, можно иметь надежду, локализовав, не допустить третьего мирового пожара. На это приходится ответить следующей военной доктриной: общие военные действия начинаются тогда, когда один из главных противников в той или иной степени начинает втягиваться в вооруженное столкновение.

Вернемся опять к историческим примерам недавнего прошлого. Ко времени Второй мировой войны фактическими главными противниками были Германия и англосаксонский мир, то есть Англия с ее могущественным заплечьем — США.

Пока воевали сателлиты Германии и даже самый крупный из них — Италия в Абиссинии, — Второй мировой войны не было. Она началась в Польше, в тот момент, когда в вооруженный конфликт вошла Германия, как главный партнер одной из враждующих сторон. Америка, главный противник Германии, долго воевала силами своих сателлитов, выдвигая их на военно-политическую арену и пробуя ими измотать германские вооруженные силы.

Польша, Норвегия, Франция (Англия в этот период принимает только второстепенное участие в виде небольшого экспедиционного корпуса), Балканы и, наконец, СССР, даже последний, несмотря на всю свою видимую силу, был в то историческое время военным сателлитом англосаксов. Все они долго старались растрепать вермахт, но все-таки наступил тот стратегический момент, когда англичанам полностью и американцам самим пришлось открыть вооруженные действия и этим историческим фактом начать Вторую мировую войну.

«Ничего нет нового под луной». И сегодня СССР повторяет историю недавно пройденного.

Сателлиты пока что ведут войну, но с момента корейского выстрела в вооруженный конфликт с другой стороны вошел уже не сателлит, а один из главных противников, то есть США. И с этого момента, на основании вышеприведенной доктрины, Третья мировая война началась, и только вопросом времени является, когда и с другой стороны, поддерживая своих сателлитов, втянется в конфликт СССР.

В тактике это называется оторваться от противника, чтобы получить свободу маневра. В оператике мы называем это выходом из линии боевого огня в целях перегруппировки, сокращения фронта или занятия более выгодных позиций.

Стратегия знает только одно понятие окончания войны: победа или поражение. Прекратить же в стратегическом масштабе борьбу, вот так, в огне и среди поля, как говорят по-русски, «здорово живешь», ни классическая, ни революционная стратегия сделать этого не сможет без полной потери всего своего политически-государственного престижа.

В Корее могут быть два решения: или будут тотально разбиты советские сателлиты и американские войска выйдут к маньчжурским границам, или они будут раздавлены многомиллионной китайско-корейской массой. Американская военная машина так могущественна, что об уничтожении ее в Корее не может быть и речи. Эта задача сателлитам Советов не под силу.

Трудно предполагать, что после потери 50 тысяч своих лучших солдат американцы позволят сбросить себя в море или под командованием столь талантливого полководца, каким, бесспорно, является генерал Маккартур, будут долго топтаться на 38-й параллели.

Разгром китайско-корейской массы может быть достигнут не численным превосходством американцев, которого у них далеко нет, а исключительно военно-техническими преимуществами, то есть стратегической авиационной бомбардировкой маньчжурского заплечья, и, быть может, применением атомного оружия.

Вышеуказанное заставит СССР, для уравновешивания своих технических возможностей, начать поход в Европу с целью присоединения к своему военному потенциалу германо-французской и бельгийской промышленности.

Не сможет СССР допустить тотального разгрома Китая, ибо это было бы началом его азиатской политики.

Совершенно в той же ситуации находится Америка. Маккартур сегодня не может уйти из Кореи, так как этот уход был бы провалом в его дальневосточной стратегической линии обороны. Эйзенхауэр не может сложить чемоданы и, покинув Париж, смотреть спокойно на присоединение европейского военного потенциала к хозяйственному могуществу СССР.

В Европе «межокопное пространство» от сателлитов очищено, и вооруженные силы двух главных противников стоят непосредственно одна против другой.

В корейском огне время и политический хаос заставят вскоре американцев, во избежание поражения, применить решительное оружие, и оно приведет их дивизии к маньчжурской границе. Таким образом, и там произойдет непосредственное соприкосновение двух главных контрпартнеров.

В 1939 году немцы, разгромив Польшу, вышли к границам СССР, и с винтовкой у ноги стали против армий всемирной революции. Долго стоять им не пришлось. Две армии, вооруженные с ног до головы, стоять продолжительно в бездействии, одна против другой, не могут. Мобилизованные войска или начинают вооруженные действия, или от бездействия деморализуются.

Другого выхода из этого положения военная наука не знает.

IV

Народы белой расы, оберегайте ваши священные права!

С того момента, когда США, главный партнер одной из враждующих сторон, вмешались в вооруженные действия, начался период Третьей мировой войны, как мы это видели из предыдущего военно-политического обзора.

Время национальных, классических войн уходит в область преданий, и мы, через идеологическую форму борьбы, входим в эпоху расовых, революционно-партизанских конфликтов. Этот процесс с особенной силой разворачивается на безбрежных пространствах Азии. Кардинальной ошибкой политики демократических государств является политика, преследующая цели только сегодняшнего дня.

Эта политика дипломатии под давлением политических финансов, торговли, промышленности и «клубных» чаяний забывает, что основанием каждой подлинной политики должны быть следующие два фактора: история и геополитическое стратегическое положение.

Политика наций, стоящая на этом фундаменте, дает возможность избегать государству смертельных для него ошибок и планировать свою работу на долгие годы вперед. Принцип политики сочетания положения дня с историческими идеалами и стремлениями наций должен соблюдаться полностью.

Это сочетание и является тем динамизмом, который приводит нации к их историческому могуществу.

Выстрелом в Польше началась Вторая мировая война, а открытием огня на 38-й параллели — те исторические события, которые будут названы Третьей мировой войной.

Под прикрытием военно-политической демонстрации (блокада Берлина) Советы провели коммунистическую революцию в Китае и этим полностью обеспечили на широком фронте заплечье будущего театра военных действий. События снова подтвердили старую военную истину: слабое государство, расположенное геополитически между двумя могущественными соседями и загораживающее дорогу их военно-политической экспансии, не может рассчитывать на долгое самостоятельное государственное существование.

Приступая теперь к военно-политическому разбору кровавых корейских маневров, я постараюсь постольку, поскольку это возможно сделать в газете, осветить самую сущность происходящих исторических событий.

Геополитическое положение Кореи — это стратегические ворота — ворота, дающие тому, кто держит их в своих руках, господство над выходом в Маньчжурию или в северные провинции Китая. Господство над ними создает непосредственную угрозу Приамурью и ставит под удар весь укрепленный район Владивостока, а также и порт-артурскую крепость. Так обстоят, в двух словах, стратегические возможности «морской державы», захватившей в свои руки этот геополитический ключ Дальнего Востока.

По этим операционным путям шла в свое время морская экспансия Японии, а теперь пробиваются танки великой морской державы — США.

Для континентальных вооруженных сил, спускающихся с севера, захват корейских ворот дает возможность создать оперативный плацдарм для развертывания десантных операций против японских островов. «Трамплин» для прыжка в Империю восходящего солнца.

Этой дорогой шли маньчжуры и китайцы. Шли и мы — сыны величайшей континентальной империи. Теперь идут пехотные массы — полчища всемирной революции. Они спускаются с севера на юг, выходя из своих коммунистических баз — Китая и СССР. Вход в Корею несравненно более легок с севера, чем с юга.

Горные хребты, идущие севернее столицы — Сеула, тянутся вдоль восточного побережья, а выходящие на 100 километров южнее его, — спускаясь к западному берегу и, таким образом, столица лежит в долине, защищаемой горами, проходы через которые открываются с севера на юг. Приблизительно третья часть населения живет в Северной Корее и работает там, в созданной японцами военной и гражданской промышленности.

Остальное население сжато на юге и занимается, почти без исключения, земледелием. После разгрома Японии по 38-й параллели прошла политическая граница между советской, северной, и американской, южной, оккупационными зонами.

Вашингтонская политика в Корее полна роковых ошибок. Совершенно не зная и не понимая азиатской психологии, американцы решили в течение трех лет перевоспитать южных корейцев. Отбрасывая их тысячелетнюю культуру, мировоззрение и традиции, они начали перерабатывать их по рецептам и образцам западной демократии. В ответ пошло глухое брожение, готовое каждый момент вылиться в открытую революцию. О его силе можно судить уже по тому, что за несколько месяцев перед войной было арестовано около 20 тысяч офицеров и солдат в небольшой, только что формирующейся южнокорейской армии.

Консервативных, неподготовленных, неграмотных и политически необразованных азиатских крестьян захотели путем нового эксперимента в кратчайший срок приобщить ко всем благам белой цивилизации.

Операция не удалась, и ничего, кроме ненависти, не успели посеять вчерашние победители. Много хуже обстояло дело с вооружением своего потенциального союзника.

К моменту ухода американцев вооруженные силы юга Кореи состояли приблизительно из шести пехотных дивизий и одного танкового полка. Пехота была слабо обучена, плохо вооружена, а благодаря вышеуказанному процессу находилась в подавленном моральном состоянии.

Не было, что так важно в современной войне, никакой идеологической обработки, и к моменту вооруженного конфликта южнокорейский солдат стоял перед неразрешимым вопросом: «За что и против кого?»

Его противник, то есть Северная Корея, располагала десятью прекрасно обученными в китайской гражданской войне, обстрелянными и коммунистической доктриной пропитанными, пехотными дивизиями.

Одна моторизованная и шесть танковых бригад были их ударными частями. Великий фон Мольтке говорил, что за одну обстрелянную трех необстрелянных дают. Поэтому вполне понятно, что при первом же массовом ударе северных танковых бригад южная армия была разгромлена, деморализована и обращена в бегство.

После первых нескольких недель боев вооруженные силы юга Кореи, фактически и ООН, вернее, американцы, вынуждены были восстанавливать несуществующий фронт. В результате долгих и пустословных дебатов в международном парламенте были отправлены английская бригада и несколько отдельных батальонов различных национальностей. Позже подошла турецкая бригада, геройски сражавшаяся, в огромном проценте состоявшая из наших соотечественников.

Таким образом, вся тяжесть дальневосточной войны легла на плечи американских дивизий генерала Маккартура.

V

Политически, оперативно, да отчасти тактически надо было бы первую фазу Третьей мировой войны к настоящему моменту разделить на пять отдельных периодов.

Первый период — это неожиданный удар (военная разведка давно предупреждала о нем), удар северокорейской армии по находящимся еще в стадии формирования южнокорейским дивизиям. Это не был полностью по немецкому образцу глубокий, чисто танковый прорыв 38-й параллели, тот броневой, оперативный прорыв, в который потом бросается кулак моторизованной пехоты. Это был сильный тактический удар, предпринятый одновременно на нескольких участках фронта, удар массированной пехоты, при поддержке приданных ей крупных танковых соединений. Взаимодействие между механизированными и пешими частями было организовано вполне удовлетворительно.

Это период внезапности обнаружил со стороны северян неплохую военную подготовку, понимание элементарной тактики боя, взаимодействия всех родов оружия, хорошее советское вооружение, сильную насыщенность артиллерийскими огневыми средствами и почти отсутствие воздушных сил.

Оперативное управление советской школы со всеми его плюсами и минусами, о которых я буду говорить ниже, в специальном оперативном разборе, обнаружилось на стороне северян также с полной очевидностью.

В этот период боев командование северян сдало экзамен. Южане, окончательно несформированные, слабо обученные, необстрелянные, не проявили необходимой стойкости, а полное отсутствие оперативной, временами даже тактической, идеи боя со стороны их командования решило участь дивизий сеульского правительства, и после нескольких недель гражданской войны корейский фронт перестал существовать.

Начался второй период, период постепенного накапливания вооруженных сил ООН, вернее, американских, и война из гражданско-корейской перешла в международную.

С приходом американских дивизий темп наступления северян замедляется, и на ходу, в бою, организуется пассивная оборона. Этот период показал полную военно-политическую неподготовленность западных демократий и преступное вмешательство штатской политики в оперативные и мобилизационные планы верховного командования.

Результат — бросание прибывающих дивизий в бой по частям, без предварительной концентрации их в оперативном и тактическом тылу, потери, дальнейший отход, отсутствие необходимых резервов для парирования инициативы противника, технические недостатки в вооружении. (Противотанковое американское оружие не пробивало брони советских танков, которыми была снабжена армия северян.] Обнаружилась частичная деморализация офицерского состава и солдат, разложенных долгим военным бездействием и жизнью в Японии в условиях полного комфорта.

В связи с этим проявляется нерешительность, а также отсутствие единства операционной идеи со стороны американского командования.

Все это вызывает решительные политические выступления генерала Маккартура и его выезд на фронт.

Откатывающиеся части берутся в руки, и из корейского военно-политического хаоса начинают постепенно вырисовываться контуры будущих планов военных действий.

Третий период — это блестяще организованная генералом Маккартуром пассивная оборона с целью выигрыша времени.

Политический нажим генерала на Вашингтон. Прибытие первых резервов и возможность концентрации тактического кулака. Усовершенствование противотанковой обороны. Введение в бой тактического воздушного флота и накапливание военно-морских сил. Флоты переходят к активной тактике и, поддерживая сухопутные войска, помогают стабилизировать фронт. Отступление завершается. Чувствуется единое управление и появление в американских частях, а также в реорганизованных южнокорейских — веры в себя и в свое техническое превосходство над уже порядочно растянувшимся и изрядно потрепанным противником.

Четвертый период — это переход от пассивной обороны к активной, окончившийся блестящим контрударом генерала Маккартура по всему фронту. Оперативная характеристика его — это смелая, по существу, идея операции и очень удачное, волевое и решительное ее выполнение. Прекрасная координация действия всех родов оружия. Красивое сочетание танкового прорыва фронта с проведением одновременно десантно-морской операции, охватившей сначала фланги, а потом, по мере развития, и тыл противника.

Дальнейший энергичный нажим расширяет тактические победы прорыва и обхода и переходит в общий оперативный успех.

Идет преследование дрогнувшего, а потом и побежденного коммунистического врага.

Контрнаступление Маккартура привело к полному разгрому северокорейской армии, и американцы начали, очищая территорию Северной Кореи, подходить к маньчжурской границе.

В свое время английский военный историк, генерал Фуллер, скорбел, что во время Итальянской кампании англосаксы забыли, что они являются самыми сильными морскими державами мира.

В то время, когда сухопутные армии, обливаясь кровью, рвали фронт фельдмаршала Кессельринга под Монте-Кассино, флот западных демократий бездействовал. Маккартур показал себя выдающимся полководцем. Его контрудар, повторяю, был блестящим примером смелой оперативной идеи и координирования действий всех войск: пехоты, танков, воздушных и морских флотов.

Генералу обеспечено почетное место в истории военного искусства.

Не будь вмешательства полумиллионной китайской пехотной массы, война в Корее, как думали простые смертные, была бы кончена. Но она не кончилась, и коммунистические азиатские полчища вмешались. Они и не могли не вмешаться. Железная логика войны, о которой я говорил выше, заставила мир, произнеся «а», сказать и «б», и китайцы пришли на помощь северянам, раздувать пламя Третьей мировой войны.

Американцы выступили в защиту атакованных южан. Китайцы — в защиту своих хозяйственных интересов. Слова и предлоги всегда найдутся, когда приходит время действовать, а все сводится, в конце концов, к тому историческому процессу, о котором я много писал выше: право жизни и право борьбы.

Бой — это часть войны. А война — это часть нашей жизни.

Цикл исторических цивилизаций требует восхода и захода. Рождения и смерти. Мы кончаем один исторический период жизни и стоим у порога нового.

Он будет рожден в муках боевого огня, ибо мир, вооружившись и разделившись на два враждебных лагеря, будет искать историческое решение на полях смерти и военной славы.

Теперь начался пятый период. Вмешалось ООН, и опять штатская политика.

Началось ограничение оперативной воли политическими соображениями. Результат — военная «кадриль», и армии обеих сторон топчутся на месте. Ведутся тактические бои без всякого воєнного смысла. При существующем соотношении сил пришло подвижное равновесие. Равновесие между живой силой и техникой.

Нарушать это равновесие можно бросанием в огонь новых миллионов азиатских масс или введением американцами в бой нового решающего технологического оружия.

Китайцы, по-видимому, к этому еще организационно не готовы, а американцам не позволяет этого сделать их политика.

Началась новая форма позиционной войны, и военные сообщения о продвижении вперед на один километр живо напоминают нам, участникам Первой мировой войны, знаменитые реляции окопной эпохи: «На Западном фронте без перемен».

Тогда наступило боевое равновесие между введением в акцию с обеих сторон пехотными массами, а также между техникой наступления и обороны. Мы зарылись в землю и застыли в деморализующем безволии. Из этого оцепенения нас вывела революция. Теперь, по-видимому, определяется какой-то новый военный закон. Закон равновесия между брошенными в бой каким-то количеством человеческой массы и, с другой стороны, каким-то насыщением фронта технологическими средствами.

Какими и какого?

На этот чрезвычайно важный вопрос должен дать ответ боевой корейский опыт. Чем скорее, тем лучше. Во всяком случае, в пятом периоде Корейской кампании американское железо, по-видимому, увязло в теле азиатской массы, и последние военные сообщения с корейского фронта могут читаться так: «На Дальнем Востоке без перемен».

Так было в феврале и марте 1951 года.

VI

Приступая к краткому общему оперативно-тактическому заключению вышеупомянутых пяти периодов первой фазы Третьей мировой войны, надо сказать следующее: североко-рейцы и китайцы в боях на Дальнем Востоке показали себя верными учениками военного искусства СССР. Они выявили все плюсы и минусы своих учителей. Тактически корейско-китайский солдат оказался прекрасным и недорогим военным материалом. Он стоит, как показывает американская статистика, в восемнадцать раз дешевле североамериканского. Сравнительно хорошее военное обучение. Опыт и обстрелян-ность в китайской гражданской войне. Вооружение и организация, с небольшими изменениями, советские. Численность дивизии около 10–11 тысяч человек, при большой насыщенности артиллерией. Эта насыщенность почти уравнивает их огневую мощь с американской дивизией, хотя последняя насчитывает 18–20 тысяч человек.

Примитивность и в связи с этим малая требовательность азиатского солдата значительно сокращает организацию этапной службы, как в количественном, так и в техническом отношении.

Слабо разработанная служба связи, что, при врожденной азиатской косности, ослабляет взаимодействие разных родов оружия и отдельно действующих частей между собой. Это качество делает соединения малоподвижными и не способными к сложному маневру. Недостаток той же связи уменьшает действительность артиллерийского огня и более глубокую поддержку — сопровождение наступающей пехоты.

Проба ввести в игру крупные кавалерийские массы не удалась. Отсутствие у бойца и младшего командного состава инициативы, гибкости и поворотливости заставляет оперативно предпринимать главным образом фронтовые лобовые атаки, стараясь потом расширить тактические прорывы в оперативные, ценой огромных человеческих жертв.

Бои, как общее правило, велись при численном соотношении 1 к 8 в пользу коммунистических армий. Громоздкость в концентрации и медлительность в продвижении не позволяли северокитайцам искать решения операций на флангах, охватыванием и зажимом противника в клещи.

Фронтовой прорыв знаменитым советским методом «яростного наступления» является излюбленной формой корейско-китайского военного искусства. Вследствие отсутствия «воздушной крыши», то есть прикрытия воздушным флотом своих действующих танковых частей, мы не видим глубоких характерных танковых прорывов, которые, по самым скромным германским расчетам, должны доходить до 400 километров в первом танковом прорыве.

Растяжка маневра не давала корейцам и китайцам возможности закрывать «мешки» или заходить тактическим плечом за фланг отступающего противника, и вот почему не могло быть и речи не только о классических Каннах, но и о каком-либо ином мало-мальски искусно проведенном окружении. Американцы уходили из намечавшихся «котлов», и процесс тактического отрыва от противника, при их подвижной способности, не представлял для них никакого затруднения.

Система «яростного прорыва» фронта, да еще одновременно в нескольких местах, требует огромных пехотных масс, что, однако, ввиду грандиозного человеческого материала, имеющегося в распоряжении красного командования, являлось и будет являться легко выполнимым.

Американцы начинают кампанию без предварительной оперативной подготовки, мобилизации, концентрации количественного и технического превосходства. Младший командный состав и солдаты не обстреляны и отчасти деморализованы условиями стоянки в Японии и у себя дома. Первоначально применявшееся противотанковое оружие не пробивает брони.

Воздушный «блицкриг» не удается.

Война идет на затяжку. Части вливаются постепенно и в недостаточном количестве в бегущий фронт корейского «союзника». Политика Вашингтона связывает по рукам и ногам свободу оперативного решения, что инстинктивно воспринимается фронтом.

«Решение, решение!» — учили в германской академии Генерального штаба. «Плохое решение всегда лучше никакого или принятого слишком поздно».

Но этого решения не было, да и быть не могло. Децентрализация власти вообще, и политики в частности, при полном отсутствии ясно выраженной генеральной линии, является основными и принципиальными чертами слабости современного демократического государственного строя.

Болезнь сверху бьет по низам. В дальнейшем только благодаря большому военному таланту генерала Маккартура и его гражданскому мужеству (свидание с президентом Трумэном) американцы начинают оправляться. Подходят резервы, и численное взаимоотношение становится уже не столь трагическим. Вводится в бой целый ряд образцов нового и более усовершенствованного оружия. Советская танковая броня начинает пробиваться. Сбрасываются новые бомбы типа напалма, и зажигательная жидкость с большим коэффициентом полезного действия.

Американский воздушный флот полностью начинает господствовать в воздухе, а морская блокада затягивает горло узкого полуострова. Одним словом, американская техника начинает уравновешивать азиатскую массу.

Нетронутым остается только огромный резервуар маньчжурского заплечья. Военные решения и их выполнение приводят к полному погрому противника, и Маккартур подходит к Ялу. Но здесь лежит недоступный ему маньчжурский оперативный плацдарм красных. Политическая интервенция. Болтовня в международном парламенте.

Лебедь, рак и щука…

Много слов. Пустых и лживых слов, а на фронте продолжает литься невинная кровь. Во славу кого и чего?

В этом заплечье, как в неуязвимой крепости, происходит накапливание вражеских сил, техники и снабжения. Туда отходят и там прячутся разбитые полки красных азиатов. Там пополняются и приводят себя в порядок. Оттуда выходят снова они, и оттуда же вылетает из своих неуязвимых баз китайский флот на советских аппаратах для нанесения коротких ударов продвигающимся на север американским колоннам.

Создается обстановка борьбы «с завязанными руками»: бой на фронте, но полная неприкосновенность ближайшего тыла. В то же время коммунистический противник, верный своей революционной тактике, с военной точки зрения совершенно правильной, ведет борьбу не по старым рецептам классической стратегии, а вводит в свое оперативное искусство приемы «малой войны».

Партизаны просачиваются, сбрасываются, мобилизуются из податливого местного элемента — и начинают «гулять».

Я два раза в жизни, в своем боевом опыте, сталкивался с этими «прогулками».

Первый раз я видел их в тактических размерах — это были Махно, Ряболов, Тютюнник и др. в эпоху Гражданской войны, а второй раз — уже в более усовершенствованной форме — в оперативных размерах, в тылу германского фронта.

«Гуляли», и ни проезда, ни прохода.

Поезда, транспорты, отдельные машины шли под откос. Снабжение фронта давало перебой, а иногда вообще останавливалось. Мосты, бензин, электрические, телефонные и железнодорожные и интендантские склады летели в воздух. Штабы и связь работали под террором. Враг был всюду, везде и в любое время.

Его не было видно, но он чувствовался. Атмосфера была заражена неуверенностью. Оперативная калькуляция требовала в своих расчетах какого-то коэффициента на поправку. Но какого?

Теперь американцы сами увидели в Корее все то, что привело немцев к гибели на Востоке.

На почве полного отсутствия идеологической пропаганды создается моральный вакуум, который по законам природы должен чем-то наполниться, и он наполняется коммунистической военной доктриной в национально-азиатском издании: идут бить белых не по идее, а по цвету кожи. Тень Нюрнберга нависла над американским военным командованием, ибо ему теперь приходится принимать против партизан те меры, за которые еще не так давно судили немецких генералов.

Таким образом, в то время, когда корейско-китайское командование бьет по тылам и путям сообщения армий генерала Маккартура, их собственный тыл остается нетронутым и неуязвимым. Это преступное, с военной точки зрения, положение заставило американцев отойти от Ялу и полностью изменить тактику боя. Война приняла тот характер, который я определил пятым периодом — периодом топтания на месте.

Эта тактика продвижения вперед со скоростью черепахи не может со стороны американцев продолжаться бесконечно, ибо она им ничего, кроме проигрыша, принести не может.

Печать кричит об огромных китайско-корейских потерях и утешает общественное мнение тем, что на каждого погибающего американского солдата приходится 12 азиатов. Но… тут большое «но».

Во-первых, кто, когда и где считал эти неприятельские потери? А, во-вторых, что чрезвычайно важно, со стороны американцев гибнет лучший человеческий материал в то время, когда против них стоит восьмисотмиллионный блок коммунистического мира.

Остальные народы пока что с реальной военной помощью не спешат.

Американская техника на полях Кореи стирается сейчас, войдя в соприкосновение с непроходимой азиатской массой, а что еще хуже — охлаждается боевой порыв молодого и недостаточно идеологически обработанного американского солдата.

Так долго продолжаться не может.

Политика Вашингтона должна дать разрешение своему военному командованию ввести в бой все могущество американской технологии в целях преодоления трех решающих факторов войны: массы, пространства и времени.

Тактически корейские маневры показали, что для войны против крупных пехотных масс, сильно поддержанных танковыми соединениями, даже без «воздушной крыши», воевать одними только флотами, технологией и пехотой нельзя.

Царица полей не сходит со своего боевого пьедестала. Это она, славная, многострадальная пехота, идет вперед, пробивается и закрепляет за собой то, что подготовил ей огонь. Все равно, какой огонь — автоматов, пулеметов, артиллерии, воздушных бомб, «Фау-2» или «Фау-1», или даже бактериологической или атомной бомбы. Во всех случаях нужна сильная пехота. Разве только будет сброшена водородная бомба — тогда пехота не будет нужна, но тогда, быть может, никто не будет нужен.

Тогда прекратятся все революционные эксперименты, все вопросы, и в принципе, и по существу. Жизнь остановится на нашей планете, и мы, отойдя в межпланетное пространство, сможем там строить свои воздушные замки.

Оперативно корейская кампания показала, что при большом численном перевесе противника пассивная оборона является самоубийством. Приходится сочетанием активного маневра с превосходством в огне искать подвижного равновесия.

Необходимо отметить следующее. Корея является узким полуостровом, почти насквозь простреливаемым господствующими морскими и воздушными флотами западных демократий. Здесь трудно было массе азиатской пехоты искать успеха на флангах, но совсем иначе может случиться, если механизированные войска англосаксов выйдут на простор азиатских или российских полей. Тогда, прикрываясь камуфляжем, лесами, болотами, ночными маневрами, просачиванием партизан и сбрасыванием парашютистов, красному командованию представится возможность розыгрыша тактических или оперативных Канн.

Стратегически подтверждается старая военная истина, что решающий оперативный удар нужно, прежде всего, наносить на главном театре военных действий против главного противника.

Все победы, как бы блестящи они ни были, одержанные над второстепенным противником, как теперь говорят, сателлитом, не могут принести стратегического решения всей кампании.

Германский пример Второй мировой войны слишком ярок. Англосаксы были главным противником немцев, а великобританский остров — главной базой их развертывания. Там происходило накапливание технологической и живой силы, и оттуда был нанесен последний и решительный удар, в то время, когда германская армия, после целого ряда блестящих побед, увязла, истекая кровью, на Восточном фронте.

Германская политика во время Второй мировой войны связывала руки германскому военному командованию, и на протяжении всего времени вмешивалась в стратегические решения Ставки.

Исторический результат налицо: Германия заплатила за это своим государственным существованием.

Сейчас Вашингтон повторяет недавнее прошлое. Связывает своей политикой непосредственно или через ООН руки генералу Макартуру. Вмешивается в его оперативные действия, и этим затягивает ход исторических событий.

Теряется время, пространство и кровь.

И, быть может, эти действия роковым образом исказят в ближайшем будущем весь человеческий облик нашей планеты.

VII

Мы живем в революционную эпоху, а потому, чтобы ее понять, надо революционизировать систему нашего мышления.

Революция прошла насквозь все наши понятия и формы жизни, а также чрезвычайно сильно отразилась на способах ведения политики и войны. Разворачивающаяся Третья мировая война — это, прежде всего, идеологическое столкновение двух миров, двух грандиозных политических блоков.

Рассматривая эти блоки с точки зрения геополитики, мы видим, что это, собственно говоря, конфликт между блоком континентальных держав и могуществом колониально-морского блока. Это положение и дает нам ключ к пониманию задач политики государственной стратегии каждой из враждующих сторон.

Морская держава не может считать себя обеспеченной, если она не владеет полностью морскими путями, ведущими к ее берегам. Как правило, в борьбе против континентального противника она неизбежно должна искать континентального союзника, чтобы иметь возможность перенести сухопутную войну ближе к сердцу своего врага.

На этом базисе долго строилась традиционная политика Англии.

Главной задачей военной политики морских держав должна быть организация стратегически-экономического окружения и недопущения континентальной державы к противоположным морским берегам или ведущим к ним коммуникациям.

Континентальная держава, готовясь к прорыву возможной блокады, должна искать морского союзника или занять то исходное стратегическое положение, которое привело бы ее по кратчайшему оперативному направлению к нервным центрам морской державы. Этим была бы разбита или нарушена вся цепь экономической блокады или морской обороны.

Владеть морями — раньше значило владеть берегами, но с появлением «третьей силы», то есть воздушного флота, это военно-техническое равновесие оказалось нарушенным, и вот почему сегодня морские державы в своей военной политике не смеют забывать о необходимости иметь превосходство в воздухе над континентальным противником. Последний должен помнить, что в войне против морского блока надо иметь воздушный флот в два раза сильнее флота противника.

Во-первых, чтобы нейтрализовать его воздушные силы, а во-вторых, чтобы парализовать действия морского флота. Это ближайшие цели военной политики враждующих сторон, без выполнения которых их стратегия не должна приступать к открытию военных действий.

При современном взаимоотношении политики и стратегии никакие расчеты Генерального штаба не могут дать веры в окончательную победу. Вмешательство политики в чисто оперативную часть военного дела связывает руки верховному командованию, влияет на его волю, на его решения и ограничивает свободу маневра.

При таких условиях в победу можно только верить, но одной веры мало для разгрома первоклассного противника. Потоками фальшивых теорий и доктрин лавина лжи заливает современное человечество. Мы судорожно цепляемся за когда-то установленные формы и образ действий, забывая в своем слепом идолопоклонстве, что все, что было когда-то относительной правдой во времена классических войн, сегодня совершенно устарело и сделалось абсолютно неприемлемым в эпоху глубоких идеологически-революционных конфликтов.

Военным поражением нельзя уничтожить субстанцию идеологии противника — ее можно повалить только введением в бой новой, красивой жизненной правды. Но этой правды против коммунистических доктрин пока что никем не выявлено.

Надо понять, что раньше стратегия знала два военных потенциальных состояния: подготовку к войне за свое национальное существование и подготовку к борьбе в целях покорения, захвата или просто экономического грабежа. Теперь мы получили третий вид стратегической подготовки — это подготовка к войне за идеологическое господство.

Во всех трех случаях военные действия начинаются тогда, когда один из более агрессивных противников докатился до своих исторических, геополитических естественных границ или занял то исходное положение, при котором ему обеспечивается стратегическое развертывание. Каждый период истории имеет свою военную характеристику, в зависимости от того, какие войны ведутся: религиозные, национальные, экономические, колониальные или классовые. Все зависит от того, во что веруют в данную эпоху массы и чем они динамизируются!

Сегодня прочный мир может быть достигнут только правильно понятой и проведенной политической войной.

Англосаксонский блок не должен позволить СССР перейти стратегическую линию: Тегеран — Кабул — Гонконг — Ялу.

Прорыв этой линии ставит под угрозу Индию, а с потерей Индии защита морскими державами всего Дальнего и Ближнего Востока против континентального блока становится весьма проблематичной. На островах Японии, Формозы, Индонезии и Австралии можно долго обороняться, но это не те геополитические позиции и плацдармы, находясь на которых возможно мечтать о сухопутном движении в глубь Китая или СССР. Оттуда не поддержишь стратегического заплечья Европы — Африканского континента.

Демократия вошла в военно-политический лабиринт, ибо нарушила один из принципов военной политики, заключив военный союз с государством, которое геополитически является потенциальным противником.

После окончания совместных военных действий общая победа приводит вчерашнего союзника — потенциального врага к усилению его военно-стратегического положения. Конечно, пока англосаксонский блок владеет морскими путями и господствует в воздухе, он может пассивно обороняться против наступающих сил всемирной революции.

Но пассивной обороной никто и никогда войн не выигрывал.

Консервативный способ мышления западной политики и стратегии привел к полному непониманию современного военно-политического положения.

Германия выиграла, правда, на полях Польши и Франции первую фазу Второй мировой войны не количественным превосходством пехоты, а исключительно техническими преимуществами своего воздушного флота и быстротой танковых маневров.

Выиграла, но она проиграла на необъятных полях России вторую фазу войны, не поняв стратегического соотношения между пространством и скоростью продвижения. Она не стала искать помощи в политике для своей стратегии, и, проиграв войну в политических канцеляриях, потерпела военное фиаско на полях сражений.

Сегодня, после опыта Второй мировой войны, нужно считать окончательно ошибочной теорию итальянского генерала Доухнета, гласившую, что вооруженный конфликт можно выиграть без политики, без сухопутных военных действий, одной только стратегической воздушной бомбардировкой. Должна быть политика и должна быть сухопутная акция.

Советская военная политика связала уже руки американскому военному командованию в Корее, на Формозе, на Филиппинах, в Индокитае, на Малайском архипелаге и отчасти в Европе.

Связала и подготавливает себе политическую дорогу на Ближнем Востоке к сердцу нефтяной промышленности.

Таким образом, мы видим, как советская политика помогает своей стратегии.

Современный военный конфликт разворачивается сейчас на Дальнем Востоке. Интересно будет здесь привести краткую выписку из науки о политике и стратегии древнего Китая.

За 500 лет до Рождества Христова китайцем Сунь-Цзы было написано следующее поучение:

«1. Не штука побеждать противника в кровавых боях, а штука еще перед боем политикой сломать его волю и желание к борьбе.

2. Победит тот, кто выберет сам день войны. Тогда он знает, как и когда надо воевать.

3. Победит тот, чей дух и воля к борьбе будут сильнее.

4. Кто будет тщательнее приготовлен.

5. Чей солдат будет терпеливее.

6. Кто будет знать противника, как самого себя.

7. Кто будет занимать позиции несокрушимой местности» (цит. по: Геополитика, генерал Хольмстон).

Дальше идет нравоучение для полководца: «Храбрость — это грех вождя. Она, как и трусость, ведет к поражению. Стыд и самолюбие не должны перерастать друг друга. Забота о солдате хороша до известных границ — дальше идет его развращение».

Так говорит древняя китайская мудрость. Как видим, американцы имеют дело с противником, воспитанным в старых военных традициях. Возвращаясь к современному военно-политическому положению, надо сказать так, как говорили средневековые алхимики: «Чтобы делать золото, надо иметь золото». Или, переводя на наш язык — чтобы воевать, надо хотеть воевать. Сегодня все нации можно разделить на три категории. К первой категории принадлежат те нации, которые хотят воевать и будут воевать. Ко второй категории принадлежат те, которые не хотят воевать, но будут воевать, если этого потребует их правительство. Третья категория — это те, которые не хотят воевать и воевать ни при каких обстоятельствах не будут.

Не желая обижать отдельные народы, воздержимся пока что от перечисления их по именам и по принадлежности к той или иной из указанных категорий. Времени осталось очень мало. Быть может, еще передумают. Одно можно сказать с полной уверенностью: русская национальная эмиграция занимает первое место в первой категории.

Она за освобождение своей Родины воевать будет везде, во всякое время и при всяких обстоятельствах. Воевать за свое национальное существование под трехцветным национальным флагом. Но наемниками, легионерами или колониальными войсками русские не будут.

В такие формирования при современных политических обстоятельствах русский национальный офицер и солдат не пойдет, и идти не имеет права.

Звать его отдать свою кровь за чуждое ему дело является преступлением.

Западные демократии должны понять во всей глубине и широте русский вопрос, если желают получить лучшую в мире пехоту. Получить такого солдата, тысячелетняя военная история которого полна небывалой славы.

Хочу еще раз напомнить то, что было мной уже не раз сказано: русская армия на протяжении своей многовековой истории знала много блестящих побед, правда, пила не раз горечь поражения, но она никогда не знала окончательного или тотального погрома, который привел бы ее к потере своей государственности. Она падала, но всегда вставала.

Будущий восточный поход должен быть только походом против существующего правительства.

Он должен быть без мести и без уничтожения. Без Нюрнберга и аннексий. Без хирургической операции над телом измученной России. Иначе увязнут все политические, атомные и технологические попытки в массе, пространстве и времени. Они разобьются о несокрушимую мощь нации, которой в силу законов истории принадлежит ближайшее будущее. Будущее духовного миссионизма и реорганизации на основе высокой правды, угасающей культуры и цивилизации народов белой расы.

История последних двухсот лет в своем прошлом — это история русской славы. В настоящем — это история русской муки, а в будущем — это история русской справедливости.

1

За долгий и тяжелый период нашей жизни в эмиграции было сказано, в этот день, много слов. Часто слов сильных и красивых, но еще чаще шаблонно-пустых и трафаретных.

Непримиримость требует в своем философском анализе, доведенном до отказа, — ненависти. Ненависть требует действия. Религия учит любви и всепрощению. Мы, русские военные националисты, идем по третьей дороге. По дороге борьбы без ненависти. Мы знаем, что там, за «чертополохом», живет 200-миллионный российский народ. Наш народ. Наша нация от плоти и от крови. Мы не можем ее ненавидеть. Мы желаем ее освобождения и национального восстановления ее исторических прав.

В этой борьбе мы не хотим допустить ее политического или экономического уничтожения. Вот почему мы против атомного пожара. Консерватизм всегда пассивен. Революция — динамична, а потому в борьбе против сил интернациональной революции мы маршируем по дороге революции национальной.

Армия не имеет права предрешать национальной судьбы и образа правления народов России. Армия борется за их освобождение, чтобы потом своими штыками защитить завоеванную свободу. Мы не собираемся здесь, в эмиграции, драться за политические программы, ибо это дело будущего. Дело народа России сказать в свободном волеизъявлении свое историческое слово. Голос его должен быть услышан. Он заслужил морем крови и слез право самому решать свою государственную судьбу. Задача армии помочь, а не навязывать новые политические диктатуры или программные эксперименты. 35 лет тянется международное издевательство над Россией. Мир не понимает, что сегодня он платит цену за это издевательство. Довольно нашей скорби!

Отцы и деды проспали февраль, а профессорская интеллигенция, идя в народ, подняла его и, бросив в бездну страданий, бежала. Она не защитила свой февраль. Мы не желаем реставрации ни справа, ни слева. Мы желаем подлинного национально-демократического освобождения и восстановления всех наших исторических государственных прав.

Мы не против каких-либо программ или политических течений, но мы против людей, персонально не имеющих никакого морального права снова выходить на русскую политическую арену.

Предоставим Церкви проповедовать науку любви Христа, а мы, профессиональные военные, должны морально и технически готовить себя и кадры будущих национальных вооруженных сил к выполнению нашего священного долга перед Родиной во время войны и после нее.

Правда постоянна, она не изменяется. Меняется только с течением веков отношение к ней человечества. Отсюда происходит разное влияние ее на исторический процесс жизни.

Вера без дел мертва есть. Политика без стоящей за ее спиной силы — армии, является не государственным реализмом, а опасной фантазией. Действия силы, то есть армии без политики — бесплодны. Это особенно важно знать в нашу историческую эпоху, когда нет права без силы, а сила является источником каждого права. Тесно связанные между собой политика и армия должны маршировать вместе, по одной дороге, по дороге государственной миссии нации. Должны дополнять друг друга. Сила армии дает исторический размах политике и расширяет ее масштаб. Правильное понимание исторических задач нации политикой, ее гибкость, дальновидность и логическое упорство расширяют стратегические «пределы-возможности» армии, а во время вооруженных столкновений сберегают ее кровь. Армия ведет войну тоталитарно, то есть ищет возможностей полного уничтожения противника, но политика не должна заключать тоталитарного мира, то есть вбивать кол в государственное тело поверженного врага. Разбитый противник после проигранной кампании должен продолжать свое государственное существование. Нельзя безнаказанно нарушать геополитические и исторические законы. Нарушение их вызывает немедленный процесс реакции, то есть стремление к реваншу для восстановления искусственно нарушенного исторического равновесия. Ужасом нашей эпохи были не тоталитарные войны, а тоталитарные диктанты мирных договоров. За кол Версальского трактата мы заплатили Второй мировой войной, а за колья Тегерана, Ялты и Потсдама — платим теперешней «холодной», а в ближайшем будущем заплатим избиением человечества.

Никакие политические системы, философские доктрины или религии не смогли и не смогут устранить навсегда огневые войны. Война диктуется законами самой жизни. Жизнь — это не статистика, а грандиозный динамический многогранный процесс. Процесс непрерывного движения, рождения и смерти. Он вызывает борьбу за существование во всех трех планах. В плане духовном идет непрерывная борьба религий, верований и идей. В плане психическом — стремлений, эмоций, чувств и характеров. В плане физическом — форм, организаций, коллективов и индивидуумов. Законы этих «столкновений-разниц» и вызывают те исторические явления, которые мы называем экономическими или огневыми войнами. Сильный побеждает слабого. В лесах заглушается рост деревьев. В животном мире идет уничтожение и выбор сильнейшего. На всем своем историческом пути человечество не дало доказательств, что подчиняется иным законам природы. Совершенствовалась техника и богатели цивилизации. Рождались разные культуры и нации, в разное историческое время и по-разному высказывали свое «я». Приходили и уходили религии, верования и идеологии, но ни одна из них не разрешила этого коренного вопроса. Человек развивался, богател, делался более интеллигентным, но не стал лучше. Было рабство на заре нашего исторического существования, было оно и во время высокой античной культуры. Терзали человечество и в Средневековье. Безжалостно эксплуатировали человека в дни просвещенного абсолютизма, так же, как и в дни расцвета гуманного капитализма. Торговля людьми и демократия в Ялте. Рабский труд в СССР и рабское положение Ди-Пи[3] на Западе. Менялись внешние формы жизни, но человек, по своему существу, оставался тем же.

Война — это борьба двух воль. В физическом плане мы видим огневой бой, в психическом — психологическую войну, в духовном — бой пропаганды, верований и идей. Война — это часть нашей жизни, и к ней надо готовиться. Мир или нейтралитет нельзя купить, его можно только завоевать силой. Разоруженное и слабое государство может рассчитывать только на милость победителя, и «блаженны верующие идеалисты», которые, подобно страусу, прячут голову под политические акты международных институций и этим надеются спасти себя и представляемые ими народы. Каждая нация услышит свой роковой звонок и принуждена будет сойти со сцены мировой истории.

Пацифизм — это болезнь народа или отдельного класса. Это ослабление воли к борьбе за свое личное классовое или национальное существование. Пропаганда пацифизма или строго оборонительной войны, с военной точки зрения, так же противоестественна, как пропаганда искусственного ограничения деторождения. Эта пропаганда является прямой дорогой к тоталитарному поражению или к историческому самоубийству.

В грядущей Третьей мировой войне нейтральных или «тепленьких» не будет. Всем придется ясно сказать свое горячее или холодное историческое слово. Где, кто и за кого?

Недавно умерший французский социалист Леон Блюм сказал, что любовь к своему Отечеству так же естественна, как любовь матери к своему ребенку. Кто же, кроме малой группы искренних идеалистов-интернационалистов, может спокойно смотреть и безразлично относиться к страданиям своего народа, к процессу его постепенного биологического уничтожения? Все идеологические, политические и экономические конфликты до сих пор разрешались силой железа, и иного способа пока что человечество не нашло. Не война страшна народам, а полное непонимание людьми, стоящими наверху, основных исторических, государственных и экономических законов, которые двигают современную цивилизацию. Мы изучаем историю, но мы от нее ничему не учимся. Мы неизменно повторяем одни и те же ошибки. Правители говорят слова и принимают решения без всякой исторической ответственности за свои действия.

Успех работы армии зависит от правильного понимания сущности современных военно-политических столкновений. Прежде всего, армия должна быть политически и государственно воспитана. А не политиканствующе-партийно образована. Военное искусство сегодняшнего дня состоит, главным образом, из знания истории войн, военной политики, стратегии, оператики, тактики, доктрины малой войны, военной технологии и задач военно-промышленного хозяйства. История войн, стратегия, оперативное искусство, тактика, а также военная технология преподаются на всех курсах высших военных школ армий всего мира. Доктрина малой войны, идеально разработанная в советском Генеральном штабе, читалась также в германской военной академии, а теперь те же профессора преподают ее англосаксам. Задачи военно-промышленному хозяйству страны ставит обыкновенно большой Генеральный штаб. Они очень сложны и зависят в каждом государстве от его общего технического развития. Это арифметика, а не алгебра. Они точно разрабатываются военно-секретными, промышленно-мобилизационными планами и проводятся в жизнь всякого рода хозяйственными министерствами и разными экономическими учреждениями данной страны.

Здесь я хочу дать русскому национальному офицеру некоторые понятия о связи военной государственной политики с доктринами современной стратегии.

Политика так же, как и стратегия, должна быть активна и агрессивна. Пассивная политика, как и чисто оборонительная стратегия, заранее обречена на неудачу. Вопрос агрессии или подготовки к нападению, в современном юридическом освещении, является ненужной пустой игрой слов, пытающихся изменить понятия вековых законов военного искусства. Теория борьбы физической так же, как теория отдельного боя или операцией цепи сражений, входящей в систему государственной стратегии, это теория войны и политики, для достижения успеха и победы, требует решительных, активных, заранее подготовленных и по плану проведенных наступательных действий. Требует атаки, внезапности и смелости. Требует инициативы в свои руки и перехода в наступление, не дожидаясь подготовки или агрессии со стороны противника. Так было и так будет. Законы войны стоят вне и выше всех мещанских прав морали, построенных на чрезвычайно шатких предпосылках юридической параграфной справедливости. Юридическим кодексом не повернешь колеса истории, движимого забронированным кулаком.

Армия, стоящая на страже своей страны, не может быть воспитана на основах толстовской философии. Абсолютная справедливость на Земле могла бы быть основана только на абсолютно правильном понимании ее истины, что совершенно невозможно по ограниченности и несовершенству человеческой натуры, воспринимающей здесь, на Земле, права морали и справедливости.

Разделяй и властвуй — фундаментальный принцип политики — ставит сегодня каждого гражданина в положение личной моральной ответственности за грядущую судьбу мира.

Для правильного понимания политики надо подходить к решению политических задач нации, исходя из кругозора общего, планетарного, геополитического положения и исторических стремлений союзных нам или враждебных наций. Нельзя зарываться в провинциальный шовинизм своей губернии и из-за одного слагаемого не видеть всей политической суммы — комплекса развивающихся исторических событий.

Сегодня на мировой сцене действуют три грандиозные силы — это США, СССР и Израиль с его широким политико-финансовым разветвлением влияния в мировом масштабе. Все остальные — крупные или мелкие сателлиты. Надо хорошо понимать это положение, желая вести реальную, а не фантастическую российскую военно-национальную политику.

Два из этих моіуществ заинтересованы в уничтожении третьего — коммунистического. Императорская Россия упорно блуждала в абстрактных стремлениях духа. Народ-богоносец искал правды Божьей. Советская революция научила его решать исторические задачи исключительно на Земле. Она погрузила нацию в самую толщу реальной материи: Христа заменили Карлом Марксом.

Мы боремся за Третью Россию. Третья Россия будет твердо искать равновесия между небом и землей. По формуле «Geist und Tat», то есть дух и действие, она будет строить свою будущую государственную национальную жизнь.

2

Отбрасывая положение, что политика с моралью не уживается, мы должны, однако, помнить, что государственная этика с личной этикой ничего общего не имеет. «На внушении и принуждении мы будем строить наше коммунистическое будущее», — сказал «апостол» мировой революции Ленин. Мы видим, что с разницей лишь в степени и по форме, однако по той же формуле — пропагандистского внушения и государственно-полицейского принуждения, строится жизнь и так называемого «свободного мира».

В хаосе анархии нет жизни, и каждая организация, более совершенная, политико-государственная, в своем принципе требует пропаганды, то есть внушения и силы, то есть принуждения к выполнению гражданами возлагаемых на них государственных обязанностей.

На этих психологических началах строится военно-казарменная жизнь. Пропагандируется и внушается сознательная дисциплина, которая берется во внешние формы принудительной подтянутости. Без глубокого понимания своего маневра и хорошего «цак»[4] — нет порядочной армии. Приказ № 1 Керенского был прекрасным историческим доказательством всего выше сказанного.

Вопрос перехода к высшим формам человеческих международных отношений, то есть к созданию всемирного правительства, намного сложнее, чем это кажется с первого взгляда. Правительство, по своему существу, должно быть реальной силой, а не политической фикцией. Оно не может создаваться на основании каких-то добровольных, политических, межгосударственных соглашений. Всемирное правительство, как и каждое правительство каждой нации, может возникнуть только в естественном историческом процессе, как результат действий международной или сверхнациональной завоевательной силы. Оно должно иметь не только право, но и силу издавать законы и требовать их выполнения. Должно иметь свои суды, войско и полицию. Должно быть суверенно в полном значении этого слова.

История не знает процессов добровольного исторического объединения. Франция и Испания объединились путем кровавого усиления центральной королевской власти. Италия — после долгих революционных брожений и междоусобных войн. Германия — после целого ряда прусских победоносных кампаний, закончившихся разгромом Австро-Венгрии и Франции. Великобритания веками проливала кровь, создавая свою величайшую морскую империю. За наше всероссийское объединение и за создание континентальной империи — государства-континента, центральная московская власть и великороссы заплатили морем крови и прошли сквозь двухсотлетнее татарское иго. Даже своевременное и наиболее демократическое объединение Америки произошло в результате войны Севера против Юга.

Международный процесс объединения может быть результатом тотальной победы атомной технологии англосак-сонцев над миром коммунистической идеологии или наоборот: последователи «евангелия» Карла Маркса покорят к его подножию англосаксонские демократии с их сателлитами.

Третье решение может быть найдено только по линии мистического переустройства мира. Но для этого нет предпосылок сейчас, говорить об этом в этой статье.

Для этого объединения в процессе духовного завоевания надо было бы сказать какое-то новое слово. Это слово, придя из трансцендентального мира, должно бы зажечь во всех трех планах сердца и совесть человечества.

Человек в своей частной жизни или нация в исторической, добровольно не откажутся от присущего им стремления — устройства таковой в условиях наибольшей свободы. Кровью была полна история древнего мира. Кровью залили тогдашний свет римские легионы. В потоках крови извивалось Средневековье. Море крови пролили европейские нации за свое государственное существование, и на штыках несли они в Азию, Африку и Америку своей европейскую, христианскую, белую цивилизацию. Только те же потоки крови могут привести человечество к всемирному правительству. Но и тогда история местных войн и конфликтов не кончится. Человек сошел на землю, вынув меч, и сложит его, только прекратив в человеческом образе свое существование.

«Wrong or wright my Country» — все средства хороши для моей страны. Этот старый английский политический лозунг должен быть хорошо понят нашей русской действующей политикой. Эгоизм нам дан сверху, как некоторая самозащита против чрезмерной эксплуатации.

Наука политической стратегии должна быть динамической доктриной и базироваться на строго национальном, историческом фундаменте стремлений наций. Она меняет с ходом истории свои формы, но, по существу своему, должна оставаться верной генеральной, исторической линии, отражая только в своих методах ту эпоху, в которой действует. Во время готики она была политикой рыцарских орденов. Во времена Версаля она носила красивый парик маркизов и туфли с бантиками. До Первой мировой войны ходила в прекрасно сшитом лондонском фраке, а сегодня она дерзка и размашиста, как просторная русская рубаха.

Управлять — это значит предвидеть, а потому надо ясно понимать, что 35-летний процесс коммунистической революции невозможно сбросить со счетов истории, как никогда не удалось Священному союзу сбросить с версальских ковров пыль сапог наполеоновских гренадер. Только революционизируя наше мышление и то глубоко, мы сможем понять эпоху и, отряхнув с наших символических форм пыль кубанских степей, воспринять идею, что современное военное искусство переживает принципиальную революцию, и что армия сегодняшнего дня отличается от армии Первой мировой, да и Второй мировой, не только техникой своего вооружения, формой организации или боевого порядка развертывания, но и чем-то гораздо большим; намного глубже она отличается психологией боя.

Казарма больше не изолированный монастырь, а офицер — не сын дворянской касты. Генерал — не «Ваше превосходительство». Военная политика, психологическая война, идеологически-пропагандистская обработка, доктрина малой войны, акты саботажа и террора, классовая ненависть и национальный шовинизм народов — все это, смешавшись с принципами старой, классической стратегии, революционизировало армию и ее душу и по существу, и по форме.

Все это изменило облик сегодняшнего солдата и офицера, а перед полководцем поставило целый ряд новых и до сих пор невиданных задач: задач, не понятых военной наукой на Западе почти до конца Второй мировой войны.

Политика должна глубоко понимать и чувствовать приближение новой эпохи и находить новые исторические возможности динамизирования целей ведомой ней нации, координируя таковые с реальным потенциалом силы стоящей за ее спиной армии. Каждая эпоха, сказал наш противник Карл Маркс, имеет свое собственное отношение к истории, а потому современная политика должна прекрасно разбираться в перспективах грядущих событий. Петр Великий пил за здоровье своих учителей, разбитых им на полях Полтавы. Глупо считать, что по отношению противника достаточно одной брани, и ничему от него учиться не следует. В моей книге «На заколдованных путях», разбирая ход Второй мировой войны, я сказал, что тактика Сталина была гениальна. Это вызывало вопль некоторых русских групп, ничего не понявших и до сих пор ничему не научившихся. Пришло ли им, однако, в голову, что если бы тактика Сталина не была гениальной, то он не владел бы сегодня половиной мира, а в России не бушевала бы революция, и мы не сидели бы за океаном у разбитого корыта.

Климат определяет динамику и психологию нации. Он влияет на ее религиозное миросозерцание, а в политике диктует исторические цели, связанные с миссионизмом данной нации. Он влияет на психологию правящего класса и народного актива. В чисто бесклассовом государстве политика является прямой функцией стремлений нации, не заглушаемой психологическим влиянием правящих каст или сословий.

Активная политика еще в мирное время помогает своей стратегии занять те исходные позиции, которые самой своей геополитической тяжестью предрешали бы и влияли бы на дальнейший ход развития военных операций. Политика дает армии время подготовить себя и страну к будущим вооруженным действиям. Она, по мере возможности, обеспечивает стратегические фланги и тыл будущих театров военных действий. Она подготавливает союзников и нейтрализует возможных врагов. Политика помогает вооруженным силам во время войны сохранить свободу маневра. Обеспечивает коммуникацию и необходимое для военной промышленности сырье, путем соответствующих политических актов и изысканием подходящих союзников. Она еще в мирное время ставит цели и задачи своей стратегии, но во время войны ни в коем случае не вмешивается в чисто оперативные решения. Государственная политика не может связывать рук государственной стратегии и не смеет влиять на способ подготовки к войне, мобилизацию, выбор мест оперативных концентраций, направлений нанесения ударов, а также на тактику предполагаемых или проводимых военных акций.

Язык дипломатии, конечно, чужд военному языку. Военные говорят приказами. Дипломаты-политики — нотами. Искусство составлять приказ — это уметь в ясной и категорической форме, по возможности в нескольких словах, изложить идею операции. Его качества — определенность, ясность, краткость и категоричность. Иные требования ставит политика языку дипломатов. Здесь надо говорить согласно принятому изречению: язык дан тебе для того, чтобы лучше скрывать свои мысли. Ноты пишутся так, что даже тогда, когда объявляется война, противник не должен обидеться. Одним словом, как говорили в старом Санкт-Петербурге — пишется трамвай, а читается конка. Профессиональным военным, работающим совместно с дипломатией, надо хорошо понимать эту психологическую разницу языков. Надо помнить, что одно — это линия боевого фронта, а совсем другое — линия государственно-политической обороны.

Политики часто позволяют себе блуждать и жить в идеологических иллюзиях, за что нам, военным, приходится непосредственно и наглядно, тут же на полях сражений, расплачиваться кровью наших солдат. Вот почему, несмотря на всю неясность и вежливость языка дипломатов, мы вправе требовать от них государственного реализма. Политика должна быть логична и последовательна. Примером железной логики может служить политика СССР. Геополитика, с одной стороны, а стремление к осуществлению всемирной революции, с другой, диктуют ей двойную линию политики, то есть как задачу — сохранение и расширение территории России — этой базы мировой революции, а как цель — риск всех военных, политических, революционных акций, входящих в программу коммунистического стремления в приведении всего мира к одному политическому знаменателю.

Надо хорошо помнить современную военную истину, что огневую кампанию невозможно выиграть ведением исключительно военных действий. Ее можно победоносно окончить только координацией огневой оператики с действиями государственной политики. Формула Клаузевица «война — это продолжение политики» — должна быть фундаментом современного военного мышления, и всегда стоять перед глазами каждого главнокомандующего. В политике, как и в стратегии, инициатива берется в свои руки. Советы сейчас взяли в «холодной» войне инициативу в свои руки и до сих пор ее не выпускают. Они совершенно ясно и правильно рассматривают ее как вступление, вернее, как подготовку к будущим военным действиям. Советы навязали свою волю дипломатии западных демократий, которые все время работают в психологической атмосфере полного мира, не желая понять, что мира уже давно нет, и что противником ведется наступательно-подготовительная политическая, экономическая, временами огневая война вместе с планомерной подрывной работой всех «пятых» и «шестых» колонн по всем правилам военного искусства. Политика Советов, по-видимому, ясно отдает себе отчет в том, что можно выиграть огневую войну и проиграть дипломатический мир, а потому, выиграв Вторую мировую на полях Германии, а последующий мир в Тегеране, Ялте и Потсдаме, они хотят сочетанием всех выше указанных способов и действий приготовить для себя военно-политические базы для выигрыша Третьей мировой войны.

Они имеют много шансов победить в предстоящем столкновении, несмотря на колоссальное техническое превосходство западных демократий. Техника — это великая вещь, но ведь стреляют солдаты. Они продвигаются и закрепляют. Полчища советской и китайской пехоты, поддержанные наплывом массы 60 000 танков, при тактической воздушной крыше, при правильно проведенной акции саботажа, малой войны и пропагандистско-психологического боя, при всех этих условиях они могут рисковать на Третью мировую войну даже при отсутствии стратегического воздушного господства и атомного равновесия. Ведь мы знаем, что в Европе против 280 дивизий «новой демократии» в распоряжении генерала Эйзенхауэра находится только 16. Вопрос германского вооружения до сих пор еще висит в воздухе и не принял реальной формы благодаря близорукому противодействию французской провинциальной, шовинистической политики. Английский саботаж до сих пор мешал американской военной политике обеспечить стратегический тыл рейнских позиций, то есть включить Испанию генерала Франко в Атлантический пакт.

На самом главном направлении и для Советов наиболее уязвимом, то есть в «русском вопросе», до сих пор не сделано ничего положительного, а, наоборот, сейчас проводится — созданием комитета Керенского — акция глубоко отрицательного характера. Эта политика в будущем будет Западу стоить еще дороже, чем пресловутая политика Розенберга обошлась Германии.

По-видимому, появления русских национальных вооруженных сил наши будущие некоторые «союзники» боятся не меньше наших врагов. Сам Керенский и его комитет против создания армии. Они считают, что пропагандой по радио, листовками и тридцатью тысячами несуществующих курьеров смогут освободить Россию. Диверсионная акция и посылка на ту сторону для подрывной работы в условиях мирного времени является вреднейшим действием в отношении оставшейся в живых русской национальной эмиграции. Каждый, кто знает советскую действительность и блестящую работу НКВД, понимает, что этим свергнуть советскую власть невозможно, а выдать и зарегистрировать весь национальный актив вышеупомянутой акцией очень легко.

Несмотря на всю нездоровую атмосферу сегодняшнего политического момента и на связанные с ним темно-спекулятивные тенденции, Российская национальная армия будет создана. Сама жизнь и непреложные военные законы заставят западные демократии обратиться к нам, как обратились они уже к Германии, Японии и Испании.

На страх врагам и «друзьям» на будущих полях сражений появятся железные дивизии Российский национальной армии.

Она, эта армия, возьмет судьбу России в свои руки и скажет миру свое историческое, русское, твердое, солдатское слово — довольно нашей скорби, наших мук и нашей крови. Мы ничего от вас не хотим. Помогите нам, и мы поможем вам. Мы честные союзники, и до конца исполним свой солдатский долг. Но от России, от ее единства и от ее национальных прав — руки прочь!

3

Советская военная политика подводит сейчас итог своих достижений. В военную систему включены на Западе — Восточная Германия, Польша, Чехословакия и Венгрия. На Балканском полуострове — Болгария и Албания. На Севере прочно укрепляется Прибалтийский край и Финляндия. На Ближнем Востоке из английских рук выбита персидская нефть. Организованы политические волнения в арабских странах и протягивается сеть к Суэцу. На Дальнем Востоке в военно-политический союз включен Китай вместе с «автономным» Тибетом. В Индокитае вот уже несколько лет истекает кровью французская колониальная армия и, если бы не присутствие североамериканских военных баз, то та же участь постигла бы французов в Марокко, Тунисе и Алжире. На Корейском полуострове проведены довольно удачно военные маневры, давшие в руки советскому главному командованию большой опытный материал. Одним словом, есть чем похвастаться. Военная политика подготовила часть стратегических плацдармов для будущих исходных положений.

Западная политика топчется в передней Тито. Спорит о линии обороны Рейна или Пиренеев. Старается верить, что в скором времени возродится великая французская армия. Сегодня она имеет готовых 5 дивизий и обещает к 1954 году — 20, хотя сами французы знают, что в будущем году будут иметь только 3 боеспособных дивизии. Швеция борется за свой нейтралитет. Старая Европа докатилась до такого позорного, что сейчас самой сильной европейской армией считается швейцарская милиция, и в руках победоносного американского генерала, если не считать чисто англосаксонских войск, находится только 12 дивизий и 4 дивизии «сомнительного качества» побежденной Италии.

Из пустого ничего не нальешь, а потому вполне понятно, что в главной квартире генерала Эйзенхауэра поговаривают об обороне Нормандского полуострова, как о базе для будущих контрнаступательных развертываний.

Англия, боясь усовершенствованного Фау-2, пока что везет стратегическое сырье в порты противника. Это отчасти понятно, если принять во внимание, что в Лондоне сосредоточено 25 процентов всего населения острова, почти вся торговля и весь правительственный аппарат огромной морской империи.

Три года тому назад в статье «В мировом огне» я писал о военно-политической ситуации и о предполагаемом военно-политическом продвижении СССР, о том, что Советы ограничатся в Европе военно-политической подрывной работой. Что главный удар пойдет в направлении Дальнего Востока, и что зажжется пожар на Ближнем Востоке. Я писал: «СССР займет Китай и Тибет, начнет партизанскую войну в Индокитае и будет сильно нажимать на Корею и Персию. Цель — Индия. Удары будут наноситься массой китайской пехоты, поддержанной монгольской конницей и под командой красных, интернациональных военных инструкторов». Прошло три года, и события точно развернулись по Хольмстону.

Однако есть и утешительные данные. Линия Мажино в принципе не восстанавливается — это значит, что западная военная мысль отказывается от пассивной обороны. Совершенно правильно, ибо ней еще никто и никогда никакой войны не выиграл.

На основании последнего корейского опыта на Западе принимается доктрина, что количество надо уравновешивать качеством огня, который является сегодня решающим фактором на полях сражений. Маневр, то есть быстрота передвижений, эластичность, решение полководца, перевес в технике, а в особенности преобладание в воздухе — вот те тезисы, на которых строится оператика американского главного командования. Наконец-то генералы отдохнули и начинают возвращаться к лучшим традициям войн. Генерал Паттон говорил, что на войне всегда больше усталых генералов, чем дивизий. Современная тактика как никогда требует сочетания быстрого и решительного маневра, смелости со стороны полководца в использовании создающегося положения, а потом железного упорства в достижении поставленной цели. Смотри войну генерала Макартура в Корее. Сейчас эта война, потеряв всякий смысл, превратилась в военный фарс топтания на месте, под аккомпанемент китайской музыки мирных переговоров.

Запад не может позволить себе вести войну «большой кровью». Вот почему западные армии учатся маневрировать огнем, стараясь выносить его на фланги противника, ибо, как показал опыт Второй мировой, фланговый огонь в три раза действеннее фронтового. Новая дисциплина должна войти в тело и кровь солдата. Она должна быть выше всех его нервов и страха, так как фланговый огневой марш требует стальной выдержки и глубокой учебы. Нельзя забывать, что обходящий всегда будет обойденным. Здесь очень важен личный пример командного состава, в особенности в первое время, пока войска не взяты в руки. Потом, с первыми победами, явится вера в самих себя и в своего полководца.

Американским главным командованием совершенно правильно понято, что для проведения глубоких стратегических операций и поддержки танковых, огневой — атомной подготовки, необходимо иметь полное стратегическое и тактическое господство в воздухе. Над созданием будущей стратегической и тактической крыши и проводится сейчас грандиозная работа. Только имея непроницаемую «воздушную крышу», можно думать о глубоких, активных оперативных, наземно-танковых операциях. Армия должна воспитываться в этом сугубо наступательном духе. Думать о пассивной обороне и зарываться в бетон при вероятном дивизионном соотношении один к пяти, даже при решительном перевесе в огневой технике, является оперативным самоубийством. Последний опыт показал, что даже на строго пассивных участках фронта, если нет возможности наступать, то надо наступление демонстрировать. Стоять на месте — это значит идти прямой дорогой в «котел», под давлением с фронта и фланга наступающей пехотно-танковой массы, а в тылу — выброшенных партизанских и парашютных десантов.

В эпоху координации действий классической стратегии с действиями стратегии малой войны единственный выход в обороне — это искать не статики на полях сражений, а динамично-активного, подвижного равновесия. При обеспеченной стратегической воздушной крыше и при поддержке тактического воздушного флота, при сильно подвижных наземных огневых средствах, даже при очень тяжелом не в свою пользу численном соотношении дивизий, высококвалифицированное командование всегда сможет не выпустить инициативы из своих рук и навязать маневрами свою волю малоподвижным и неповоротливым массам оперирующего противника.

В современной войне чрезвычайно важна психологическая подготовка солдата и его политико-идеологическая обработка. Он должен хорошо понимать не только свой маневр, но и ту политическую цель, которую этот маневр преследует. Солдат должен знать, с кем и почему он воюет. За какие идеалы и цели он идет в огонь.

Сознательный боец, высококвалифицированный и самоотверженный офицер и всесторонне глубоко образованный, решительный генерал — вот ведущие элементы маневренного высокого, насыщенного техникой, современного боя. Времена «а ну, кто враг внутренний», времена серой бессознательной, безымянной солдатской массы миновали бесповоротно.

Полководец должен помнить великую военную истину, что одно — это оперативный математический расчет, а другое — стратегическая интуиция. Он должен работать над собой, учась первому и вырабатывая в себе другое.

Под влиянием техники изменилась форма боя, но философская сущность войны осталась незыблемой. Разрешая стратегические задачи и выбирая оперативные средства, полководец должен неизменно помнить ту главную политическую цель, которую ему указала его государственная политика. От него требуется не только владение современными военными знаниями, умение оперативно думать, но и глубокое понимание общеполитической обстановки, привычка разбираться и знать, какие влияния на ход его операции могут оказать изменения, протекающие и совершающиеся во время кампании в политике, в технике, в методах психологической войны и в способах ведения малой войны. Он должен точно понимать и знать, на какой коэффициент поправок он может и должен рассчитывать. Эластичность управления, эластичность смелая и решительная, глубоко профессионально и организационно проведенная, должна быть путеводной звездой современного командования. Импровизации и дилетантства надо бояться больше, чем врага. Это они ставят командованию невыполнимые требования и выматывают армию до отказа. «Стратегия невозможностей» Гитлера во время Второй мировой показала, к чему можно привести свою нацию и блестящую армию.

С другой стороны, нельзя слишком увлекаться планировкой и суперорганизацией. Все хорошо в меру. Вера в исключительную силу заранее разработанного плана и боязнь потом внести в него какие-либо изменения, хотя обстановка и требовала бы их, создает то болезненное явление, которое германский вермахт прекрасно охарактеризовал словом «планглаубихкайт» (Planglaubichkeit) — в переводе на русский язык — слепой верой в план. От наполеоновского: сначала завязать бой, а потом посмотреть и действовать, в зависимости от обстановки, — все-таки «кое-что» осталось.

Полководец должен твердо понимать, что сегодня армия не может быть государством в государстве. Он должен старательно военно образовывать и политически воспитывать своих подчиненных. Надо постоянно подвергать армию соответствующей национально-идеологической обработке и разъяснять ей не только общие политико-стратегические цели войны, но часто даже ближайшие оперативные задачи. Солдат воспитывается политически, не в каких-либо партийных программах, а в общих, хотя бы элементарных понятиях государственной идеи страны. В историко-политических целях и стремлениях нации. Он изучает историю, его вводят в понимание основных положений геополитики и ему объясняется необходимость всех будущих вооруженных действий для блага его государства и его нации. Одним словом, он пропагандистским внушением и глубоко национальным воспитанием должен быть застрахован от контрпропаганды противника и, в связи с этим, от возможного морального разложения. Внушение — это одно, но казарма не может жить без принуждения. Военный «дрилль»[5] и внешняя подтянутость армии — это необходимая форма ее жизни. Должно быть воспитано здоровое физическое тело армии, ибо только в такое может быть влит здоровый моральный дух. Фридриховское изречение: «Солдат должен бояться палки капрала больше, чем неприятеля», — конечно, по своей форме устарело, но, по существу, заменяя физическую палку палкой моральной, то есть национально-психологическим воспитанием, оно остается неизменным на веки веков.

Внезапность удара всегда играла первенствующую роль в технике военного дела. Мы знаем момент непосредственной внезапности, внезапности тактической, когда противнику наносятся удары там, где он их меньше всего ожидал. Оперативные операции растягиваются во времени и в пространстве; а потому в оперативном искусстве под внезапностью мы понимаем те маневры, которые предприняты полководцем и которые по каким-либо соображениям не входили в расчет противоположной стороны. Стратегическая внезапность обыкновенно выражается неожиданным раскрытием таланта полководца или первоклассной работой «сыгранного» Генерального штаба. Она обыкновенно связана с применением новых тактических методов борьбы, невиданных до сих пор способов оперативного развертывания или маневра: применением усовершенствованной техники или яркой пропагандистской агитацией. Устранить выше данные факторы внезапности могут талант полководца, указанная стойкость армии и прекрасно организованная вездесущая разведка.

В германской военной академии высокоталантливый генерал фон Сект говорил: «Я учу вас быть офицерами Генерального штаба, но полководцами сделать вас не могу». Полководцы рождаются. Это «искра Божья». Они, как и все другие таланты, как показывает военная история, появляются редко. Отсутствие «искры Божьей» должно быть уравновешено безукоризненной координационной работой Генерального штаба. Армия — это тело. Генеральный штаб — это мозг. Но самое сильное тело и блестящий интеллект бессильны, если у них нет глаз и ушей. Глазами и ушами армии является военная разведка, и в современной войне она играет первенствующую роль.

Весь мир тратит на нее безумные суммы. Сегодня без военной разведки немыслима подготовка войны. Действовать вслепую никакой военный организм не в состоянии. Самое сильное тело — армия, высокоинтеллигентный ум — Генеральный штаб — не могут успешно работать, если нет глаз и ушей, то есть всеведущей и всеобъемлющей разведки. В этом духе надо воспитывать армию. Каждый офицер и солдат должны быть разведчиками. Время только «профессиональных шпионов» и высылки патрулей кануло в вечность. На передовой линии, в штабе, в бою, в тылу, на фабрике, в бюро, в лаборатории, на аэродроме, в поезде и в ресторане, на улице и дома каждый солдат должен уметь видеть и слышать то, что нужно его стране, его нации в борьбе за идеалы и свое существование. Он должен всюду и всегда проникать во всю оборонительную линию врага. Сегодня эта линия не ограничивается окопами, она там, где мы ее только что перечислили. Надо воспитывать армию в современных принципах разведки. В этом третьем разведывательном элементе, который вместе с двумя другими, — талантом полководца и работой Генерального штаба составляет фундамент современного военного искусства, и надо натаскивать офицера и солдата. Надо внушать и учить, что сегодня разведчик — это не «презренный шпион», а верный идейный солдат и офицер, стоящий на страже своего государства, своей нации и своей исторической национальной миссии.

Война имеет свою собственную мораль и оправдывает многое недопустимое в нормальное мирное время.

В борьбе за великие, национально чистые идеалы офицер и солдат должны твердо помнить два основных положения: «горе побежденным» и «победителя не судят».

4

Полководец, будучи глубоко политически образованным человеком, должен уметь не только наступать, но и выводить свои войска из оперативных «котлов» или безнадежного стратегического положения.

Нельзя из-за сомнительных временных тактических выгод рисковать потерей живой силой армии или проигрышем всей кампании. В Варшавском безумном восстании поляки, несмотря на все свое геройство, не могли достигнуть оперативно-тактических результатов, зато разрушили свою прекрасную столицу и уничтожили цвет своей молодежи, потеряв, как результат, политико-государственную независимость. Это пример оперативно-тактического упорства. Примером стратегического упорства или, вернее, безумства, является продолжение Гитлером безнадежной проигранной войны до полной потери Германией своей государственной самостоятельности. Полководец, имеющий перед глазами политические цели, обязан понимать, когда стратегия, подчиняясь политике, должна будет огневую войну заменить дипломатическими переговорами.

Война, как общее правило, ведется военным искусством и техникой, а не кровью своих солдат. Для нас, русских, девизом будущей Третьей мировой должно быть не столько воевать, как собираться, организовываться и готовиться к защите российских национальных прав, в грядущих исторических «мирных» переговорах. Польский маршал Пилсудский на упрек социалистов, что он вышел из партии, ответил: «Я долго ехал вместе с вами в интернациональном поезде, но я вылез на станции, имя которой Польша». Будущий главнокомандующий российских вооруженных сил должен хорошо знать имя станции, на которой ему придется выйти из межсоюзного поезда.

Для подготовки будущей Третьей мировой кампании старательно изучается и перерабатывается опыт стратегической бомбардировки Германии и Японии в период Второй мировой войны. Разработана новая оператика в связи с техническим усовершенствованием атакующих бомбардировщиков и противовоздушной, наземной защиты. Особенное внимание обращено на тактическое сопровождение воздушным флотом оперирующих танково-механизированных частей, так удачно проведенных в свое время, во время прорыва из Нормандии в глубину Франции, трагически погибшим генералом Паттоном. Генерал Паттон не только создал над своими танковомеханизированными дивизиями непроницаемую «воздушную крышу», но и прикрывал охваты своих флангов тактическим воздушным флотом.

Ввиду вышеуказанного следует сказать несколько слов о самой технике обеих враждующих сторон.

СССР сейчас располагает около двенадцати тысяч боевых аппаратов, сведенных в двенадцать воздушных армий, и десятью тысячами на складе, приготовленным резервом. США в первой боевой линии насчитывает 25 000 аппаратов и на штапелях лежит в резерве 35 000.

Против советской выпущенной шестидесятитысячной массы танков американцами подготавливаются, как показал опыт, самое страшное противотанковое оружие — ракетное орудие, вмонтированное в аэроплан.

В продукции находится, пройдя сквозь лабораторный и полигонный опыт, тактическая атомная артиллерия. Разрабатывается совершенно новая радарная сеть защиты от воздушных стратегических налетов. Вводятся без летчиков электромагнитными волнами управляемые аэропланы, а также так называемые аппараты-«близнецы». Создаются: межконтинентальная ракетная артиллерия, водородная бомба, космические лучи и новые виды газовой и бактериологической войны. Опыты уже закончены, и они установили высокий боевой коэффициент полезного действия этого новейшего оружия.

Для всего вышеуказанного нужна промышленность. Для промышленности нужны деньги, электрическая энергия, нефть, уголь и сталь.

Снова обратимся к цифрам. СССР с сателлитами добывают 430 миллионов тонн угля в год. Демократический блок — 1360 миллионов тонн. Советская (вместе с сателлитами] продукция стали равняется 25,4 миллионов тонн в год, в то время как продукция западного блока доходит до 130 миллионов тонн. Советы со своими союзниками располагают электрической энергией около 80 миллиардов киловатт-час, против 700 миллиардов киловатт-час западных демократий. Самое больное советское место — это нефть, которой они добывают почти в девять раз меньше, чем англосаксонцы. Не нужно комментариев. Эти цифры в современной глубоко насыщенной техникой войне являются решающим фактором и говорят сами за себя.

Во время Второй мировой войны, как показала статистика, на каждого стоящего на фронте солдата в тылу работало в военной промышленности 10 рабочих. Высококвалифицированный рабочий сегодня для ведения войны так же важен, как высокообразованный офицер. Нет армии без ее костяка — офицерства. Нет промышленности без ее хребта — высококвалифицированного рабочего. Недостаток вышеуказанного рабочего кадра и является причиной технической отсталости СССР. По данным западной разведки, американская промышленность поглощает около 62 миллионов рабочих, в то время как советская, несмотря на все свои попытки, не может мобилизовать больше 35 миллионов.

Отсутствие необходимых квалифицированных рабочих сил и является одной из причин, заставляющих Советы, несмотря на всю их динамику, довольствоваться пока что отдельными огневыми вспышками и затяжной «холодной» политической войной. Советы понимают, что будущая Третья мировая не может быть блицкригом. Для долгой и затяжной войны нужны не только армейские массы, но и могучая военная промышленность. Пока в этом направлении не будет достигнуто какое-то равновесие, Советы не могут рисковать для целей мировой революции всемирным огневым пожаром.

Советская годовая продукция сегодня достигает 12 тысяч аэропланов, из которых 1500 тяжелых и средних бомбардировщиков, 4500 легких и 6000 истребителей. Американская военная продукция аэропланов, еще в конце прошлой войны, доходила до 96 000 аппаратов в год.

Хуже представляется положение демократий в отношении танковых, артиллерийских и пехотных войск. Сегодня, по имеющимся сведениям, «новые демократы» держат на Западе около 175 дивизий, из которых 35 танковых и 58 артиллерийских. По мобилизационному плану советские вооруженные силы разворачивают в течение трех месяцев 300 дивизий, а к концу 6-го месяца должны достигнуть количества 500 полевых дивизий. Кроме того, в их распоряжении будет находиться около 60 дивизий сателлитов, правда, сомнительной преданности, и неисчерпаемый людской материал Китая. О наземных войсках западных демократий, не желая быть обвиненным в излишнем пессимизме, я пока что говорить не буду. Они находятся в мобилизационном проекте.

Для утешения рассмотрим неизмеримое техническое превосходство американских воздушных аппаратов над советскими.

Принятый Советами тип тяжелого бомбардировщика, а он решает стратегическую воздушную войну, ТУ-70, является почти точной копией престарелого американского бомбардировщика типа Б-29. ТУ-70 с более слабыми моторами качественно намного хуже и технически слабее сегодняшнего американского серийного бомбардировщика Б-50. Без глубокой стратегической воздушной подготовки никакая иностранная армия не может себе позволить безнаказанные «прогулки» по «московским заколдованным путям». Америка к этому готовится. Например, аппарат дальней дистанции «Конвер-36Д» с шестью поршневыми моторами, каждый силой в 3500 лошадиных сил и с четырьмя добавочными турбинами, может из любого пункта Америки достичь все стратегические цели в СССР и, без промежуточной посадки, вернуться обратно. Он может оторваться от земли с боевым грузом, равным 38 000 кг бомб. Нормальная скорость его полета — 500 км в час, а при пуске в ход всех 10 его моторов она повышается до 700 км в час. Его вооружение: 16 орудий 2-сантиметрового калибра, орудие с управляемым снарядом дальнего радиуса действия, дальнобойное — 3,7 см, а также делаются пробы монтажа двух ракетных катапультов, направляемых при помощи радара. Артиллерия размещена в 8 пунктах, и этим достигнуто полное отсутствие «мертвого пространства». Вышеуказанный бомбардировщик при уменьшенной боевой нагрузке может взять к себе на борт реактивный истребитель, который после выполнения своих боевых задач, возвращаясь обратно и снизившись, садится на бомбардировщик. Самое главное преимущество этого чуда современной техники в том, что аппарат поднимается на высоту 15 000 метров и, таким образом, практически делается неуязвимым для вражеских истребителей. Опыт последних маневров и Корейской войны показал, что, несмотря на грандиозную скорость истребителя, последний, на высоте свыше 11 000 метров, уступает в маневренной способности бомбардировщику и, таким образом, перестает быть для последнего страшным противником. Для защиты от управляемой радаром противовоздушной артиллерии и от ракетных орудий на истребителях, бомбардировщик имеет специальную радарную противодействующую установку.

Я нарочно дольше остановился на технических особенностях этого аппарата, чтобы открыть хотя бы «форточку» мало знакомому с этими вопросами читателю. Кроме того, сегодня в состав стратегического американского воздушного флота входят: Б-47А, Б-49, Б-50, Б-52. Все указанные типы аппаратов могут увеличить радиус своего полета почти без ограничения. До этого времени он не превышал 9600 км. Вооруженный атомными бомбами американский стратегический воздушный флот представляет собой грандиозную разрушительную силу. Бомбардировщик, вооруженный только одной атомной бомбой, может сжечь и уничтожить объекты, для разрушения которых раньше требовалось 200 таких же бомбардировщиков, нагруженных обыкновенными и зажигательными бомбами. Практически для американского воздушного флота нет границ. Нефть — это кровь современной, насыщенной техникой армии. Без нефти нет войны. Ее недостаток был одной из главных причин гибели германского вермахта. В настоящее время все нефтяные базы СССР — в Румынии, на Кавказе, между Волгой и Уралом, и на Сахалине — могут быть достигнуты и уничтожены. Кровь вооруженных сил международной революции может быть иссушена американским атомным огнем.

Вот почему Советы с небывалой энергией работают над всеми техническими изысканиями и, главным образом, над атомом. Благодаря их блестящей военной разведке им удалось достичь многого. Профессор Капица, работавший раньше в Рэсерфорде — в Англии, достиг больших успехов в этом направлении, вместе с профессором Иоффе. Кроме того, после войны были захвачены и теперь работают на СССР немецкий ученый Герц, получивший в свое время премию Нобеля, со своими ассистентами Позе, Шмидтом и Ние. Находятся в советской России профессор фон Ардене, бывший руководитель пробной станции люфтваффе в Пенемюнде. Герц погиб недавно во время пробных опытов. Общий контроль над всеми научными изысканиями находится в руках Берии. Организованы отделы при институтах и открыты новые институты: в Ленинграде — под управлением профессора Латышева; на Памире — институт космических лучей, институт Лебедева в Москве — под управлением Вернова. Изыскания проводят ученые Скобельцын, Хлонин, Зайцев, Субботин, Доеппель из Лейпцига и Бевилога из Берлина. По приказу самого Сталина, вся вышеуказанная работа децентрализована.

В Карело-Финской республике проводятся поиски урана. То же самое и в Армении, на севере от Эривани. Те же поиски ведутся на реке Фергана в Азии. В Танну Тува, в Монголии, производятся поиски плутония. Около Ташкента в долине Сыр-Дарьи — тория. По предположениям западной разведки, организована атомная продукция в Стерлитамаке на реке Белой, где производится монтаж атомных бомб. Сильно помогли советским изысканиям перешедшие к коммунистам западные ученые Фукс и Понтекорво.

Таким образом, мы видим из того, что знает западная разведка (а знает она сравнительно мало), что в СССР разворачивается грандиозная работа в целях достижения технического уровня западных демократий. С обеих сторон тратятся безумные средства. Американский военный бюджет достиг астрономической цифры 90 миллиардов долларов. Под ружье ставится миллионная человеческая масса. На складах магани-зируются атомные бомбы, аэропланы, танки, ракеты, артиллерия, оружие, газовые и бактериологические бомбы. Весь мир, разделившись на два враждебных лагеря, лихорадочно вооружается. Дипломаты, правда, продолжают говорить высокопарные речи на тему сохранения мира, а международные организации, правительства и отдельные представители всевозможных политических течений вносят различные предложения о разоружении и нахождении мирного выхода из создавшегося положения. Ищут общего языка. Но язык этот потерян. Чем больше говорят, тем меньше понимают друг друга. Видимо, в богатом человеческом лексиконе не хватает живого слова, которое могло бы привести все моральные, национальные, политические, экономические и социальные различия к одному знаменателю. Они будут приведены. Их приведет мертвый, но горячий язык дальнобойных и скорострельных пушек. Мир к этому готовится. Должны готовиться и мы. Это будет в полном смысле этого слова «последний решительный бой». Бой за нашу национальную Россию. Мы должны понять, а вместе с нами и весь мир, что существуют только два принципиальных решения: восстановление национальной России и этим спасение всего мира на долгий исторический период времени или ее окончательная гибель, которая потянет за собой и всю белую цивилизацию.

Без национальной России нет мирового равновесия. Закат России — это торжество всемирной коммунистической революции или уничтожение в Третьей мировой атомно-огневой войне всего человечества. Простая и очевидная истина… Но дойдет ли она до сознания сильных мира сего? Чем скорее дойдет, тем лучше для них, для нас и для всей Вселенной.

Непонимание этой правды и промедление в принятии соответствующих мер и решений — «смерти подобно». Имеющие уши, да услышат!