Первая сказка

Глава 1. Пещера духов

Шаг вниз… вперед… еще шаг — и тьма окружила его. Обняла, сдавила душными пальцами горло. Как стучит кровь в висках! Ноги, руки — словно уже не его, онемели, не слушаются, рвутся бежать назад. Ему никогда еще не было так страшно.

Медленно, медленно Отец вытянул ногу, ощупывая камень впереди — не шелохнулся бы… Через минуту он уже стоял на этом скользком камне, согнувшись и опираясь правой рукой и ногой о стену пещеры. Он напряженно вглядывался во влажную тьму впереди. Серенький свет, идущий из узкого входа за спиной, был так слаб, что Отец едва мог разглядеть собственные руки. Если он сделает еще шаг, глаза ему будут уже не в помощь. Но он знал здесь каждый камень и выступ стены — и он, и его предки пробирались в эту пещеру много раз, ибо здесь они находили свою жизнь. Так было всегда. Он знал, что и сейчас пришел не зря — его ноздри раздувались, чуя густой запах пищи, а в животе мучительно и жадно ворочался голод. Она лежала здесь уже четыре дня, эта лошадь, и мясо было почти готово. Но до него еще шаг, шаг… много шагов, и еще больше обратно, когда он помчится по камням с едой на спине — к выходу, вниз к реке, берегом к дому, а там… Он проглотил слюну и почти перестал дышать, вслушиваясь так, что уши чуть шевельнулись у него на затылке.

Здесь и раньше-то было страшно. Весь воздух был пронизан смертью; духи мертвых вечно плясали под потолком, кружились, сплетясь бесплотными пальцами, хвостами и шеями, облепляли стены и стекали по скользким уступам пола, так что руки холодели и волосы дыбом вставали у всякого, кто входил сюда. А если затаить дыхание и стоять без движения долго-долго — можно было не только кожей почувствовать их присутствие, но и услышать, как они скулят и стонут в темных щелях. Слишком много смерти видела эта пещера, были тут и духи людей, а Дарующий Жизнь никогда не выбрасывал из пещеры кости. Поэтому здесь было страшно всегда. Но так, как сегодня, никогда не было, такого Отец не помнил. Никто еще не осмеливался войти в пещеру, пока хозяин дома.

Да, он был там, во мраке, в самой глубине, и Отец, скрючившийся на скользком камне, слышал свистящее дыхание Дарующего Жизнь, чувствовал его запах, слышал удары его сердца. Отец обернулся. Серое пятно входа, затененного густым кустарником, казалось во тьме ярким как солнце, и на фоне этого слепящего пятна промелькнули одна за другой три неслышные тени — нырнули сюда, вниз, в пещеру. Отец оскалился. Он был рад, что сыновья не оставили его один на один со зверем. Страх перед Отцом и голод все-таки были сильнее того, что ждало их в глубине пещеры. Пока сильнее.

Отец стоял неподвижно, поджидая братьев. Глаза его перестали вглядываться в кромешную темень — все равно ничего не увидишь, и обратились внутрь — Отец начал думать.

Он видел свои мысли. Они мелькали у него перед глазами, эти мысли-картины, сны наяву.

Вот он стоит в пасти огромного как гора каменного зверя. Он должен пробраться вниз, к самому сердцу, которое охраняют духи мертвых. Они поднимаются навстречу Отцу из глубины. Он оборачивается — кривые зубы вот-вот сомкнутся за его спиной. Он бросается вон из ужасной пасти. Вся Семья — трое братьев и четверо матерей — встречают его у реки. Он подходит к ним, протягивая ветку с тремя листьями. Старшая мать со злостью отрывает средний лист. Подбегают братья и срывают два оставшихся. Ветка сломана, и он один. Семья ушла.

Отец не мог отступиться, хотя слышал, как неровно дышит Дарующий Жизнь, как часто бьется его сердце. Сон его не крепок, он проснется, едва лишь Отец дотронется до его добычи. Но вернуться с пустыми руками означало для Отца смерть — такую же верную, как в когтях Дарующего. Женщины отвернутся от него, и тогда сыновья припомнят ему все. Отец был стар; он уже начал слабеть и терять чутье, и поэтому не имел права ни на ошибку, ни на трусость. И когда он почувствовал легкое прикосновение руки к своей спине — это один из братьев дал ему знать: мы здесь — он схватил эту руку, потянул немного на себя (идите за мной!) и бесшумно спрыгнул во тьму.

Отец был храбр. Но и он ни за что не отважился бы на такой безумный поступок, если бы не голод. Как радовались все, когда четыре дня назад Дарующий Жизнь поволок к себе в логово убитую лошадь! Они умели терпеливо ждать — на то они и люди. Но время шло, а Дарующий не выходил из пещеры. Давно уже пора было ему, громадному черному медведю, спуститься к водопою, и тогда бы уж точно он, вернувшись, не нашел бы своих объедков. Но, должно быть, небесная вода, которой так много пролилось за эти дни, нашла дорогу в пещеру Ужаса, и зверь пил из какой-нибудь лужи там у себя и не торопился наружу. Отъедался, отсыпался возле добычи. Пока все не сожрет, не выйдет.

Жуков и кузнечиков, похоже, смыло дождями. Червей, и тех накопать больше двух горстей за день не удавалось. Отец смотрел на матерей, как они сидят на пятках и вяло жуют сухие зерна осенних трав и жесткие корни; и он видел в их глазах не только голод. Они глядели на него с ожиданием, а потом и с возрастающей злобой. Он должен был кормить их! И в глазах братьев начал появляться злорадный блеск. Они знали: стоит Отцу оказаться бессильным хоть в чем-то, и один из них дождется своего часа.

Младшей матери скоро подходил срок — она уже еле ходила со своим огромным брюхом. Как-то раз Отец поймал ящерицу и принес ей, а она даже не взглянула на него, проглотила подарок и отвернулась. Может быть, этот случай и оказал решающее влияние на Отца и толкнул его на отчаянный шаг. Он был стар. Его Семья голодала. Даже его знаки внимания, которые матери всегда умели ценить, стали им не нужны. У него не было выбора. Перед ним лежал лишь один путь — в темную пасть пещеры.

И пещера проглотила его.

Он пробирался вдоль стены. Можно было в считанные секунды оказаться около добычи, и назад, к выходу, где его так ждала Семья, но он боялся потревожить Дарующего Жизнь. Много времени прошло, прежде чем он добрался до знакомого выступа, присел на корточки и нащупал рукой то, зачем пришел сюда. Это была лошадиная нога с остатками мяса. Мало еды для Дарующего, целый пир для людей. Отец схватил кость обеими руками и резко выпрямился. Пища была слишком близко, и на мгновение он забыл об опасности. Запах подгнившего мяса, предвкушение близкого насыщения и радости матерей почти вытеснили страх, когда вдруг он услышал движение в той стороне, где лежал зверь. Отец вздрогнул и прижался спиной к стене пещеры. Он не мог сделать ни шагу, пришитый ужасом к холодному камню. Медведь медленно приближался, шумно вздыхая. Вот зверь подошел к Отцу вплотную и прикоснулся к нему носом. «А-а-а!» — дикий пронзительный вой вырвался из глотки Отца. Он понял: ему уже не спастись, и инстинкт безошибочно подсказал ему то последнее, что он мог сделать для своего рода: закричать, предупредить сыновей.

Зверь поднял огромную лапу. Удар — и Отец с проломленным черепом беззвучно упал под ноги Дарующему Жизнь. Кровь брызнула на черный мех. Медведь наклонился к раздавленной голове человека и обнюхал свою новую добычу. И зверю уже не было никакого дела до второго гостя, который мелькнул перед ним тенью, схватил остатки лошади и мгновенно исчез.

Братья не спешили обогнать Отца, но и не слишком отставали.

Они крались гуськом в темноте: старший впереди, младшие сзади — оба они время от времени вытягивали вперед руки, чтобы дотронуться до мохнатой спины брата и убедиться, что не остались одни в этом жутком месте.

Старший — крупный, необычайно сильный мужчина с низким волосатым лбом и короткими крепкими ногами — почувствовал странное возбуждение, еще когда Отец, только что пролезший сквозь кустарник, готовился спрыгнуть в пещеру Дарующего. Это был не страх, хотя и страха было достаточно. Чувство напоминало предвкушение целой горы мяса и становилось все острее. Когда после нескольких шагов вглубь пещеры старший оказался в полной темноте и зрение перестало мешать работе мозга, это странное ощущение внезапно перелилось в яркую, предельно понятную картину-мысль.

Дарующий Жизнь ковырнул лапой камень в стене пещеры, тот с грохотом упал и раздавил Отца. И тут же Отец вылез из под камня, но это уже не Отец, а он, старший брат.

Старший оскалился, волосы у него на шее встали дыбом. Да!

Стоит ему шевельнуть камень… Дарующий спит неспокойно — проснется сразу, и бросится на того, кто впереди — на Отца! И тогда настанет час старшего — он будет Отцом, и все матери достанутся ему.

Все произошло быстро, как во сне. Отец, должно быть, уже стоял у добычи. Старший скребнул ногтями по влажной стене, посыпались камешки… Сопение зверя, тяжелые шаги, страшный крик Отца, глухой удар… Младшие бросились наутек, и старший готов был бежать за ними, но в последний момент метнулся вперед и, нащупав липкую шершавую кость, с добычей помчался к выходу.

Через мгновение он уже продирался сквозь колючий кустарник, жмурясь от ослепительного солнечного света. Потом он бежал вдоль берега, не в силах сдержать торжествующий рев, и размахивал лошадиной ногой, как будто отгонял шакала от медвежьих объедков.

Он уже видел впереди, на вершине обрывистого склона, нависшего над рекой, головы притаившихся матерей — они, конечно, заметили, что старший возвращается с добычей, и слюнки у них так и капали… Но кроме голода, в их глазах был еще и страх. Старший перестал орать и чуть замедлил бег. Ему было неприятно это выражение на лицах женщин. Он подумал:

— Вот из пещеры Дарующего Жизнь выскочил мертвый Отец, догнал его тремя огромными прыжками, схватил за руку и тащит, тащит обратно в пещеру… А вырваться невозможно, не хватает сил…

О, горе! Конечно, теперь дух мертвого Отца — самый сильный дух, какой только может быть в мире, — будет тянуть старшего и всю Семью туда, где его, Отца только что предательски оставили.

Старший похолодел, челюсть его отвисла как у мертвеца. Но ему все же пришлось взять себя в руки — матери смотрели на него сверху, и два младших брата, два лютых врага, были еще живы.

Желтая глина высохла после дождя, и ноги не скользили. Тропа постепенно поднималась по уступам крутого склона. Там наверху находилась терраса с пещерами, в самой большой из которых обитала Семья. Жилище людей было трудно найти — пещеры окружал густой кустарник, росший и на склонах речного откоса, и вдоль тропы до самого логова Дарующего Жизнь.

Старший бежал, не глядя под ноги — он прекрасно помнил каждый куст и камень вокруг. Впереди мелькали спины бегущих младших братьев, они мчались все быстрее, подгоняемые ужасом перед зверем и пещерой духов. Внезапно один из них упал и, глухо вскрикнув, покатился вниз. Его товарищ успел заметить маленькую песчаную змейку, стремительно скользнувшую под камень; его лицо исказилось от ужаса…

Отец гонится за братьями. Они мчатся изо всех сил, но Отец все ближе, ближе, вот он догоняет бегущего позади младшего брата и проглатывает его… Погоня продолжается.

Младший лежал на спине у самой воды и стонал; его товарищ спустился следом и присел на корточки рядом с ним. Старший догнал братьев и с победным криком бросился наверх к пещере. Теперь никто не помешает ему получить первый кусок!

Младший пытался спасти умирающего брата, зубами и ногтями выдирая клочья мяса из того места на его ноге, где виднелись оставленные змеей смертельные отметины, две крохотные круглые ранки. Но несчастному уже ничто не могло помочь. Мышцы его на мгновение напряглись, лицо посинело, глаза закатились, он дернулся и замер. Брат вздрогнул при виде розовых выпученных белков его глаз и в ужасе отшатнулся от мертвого. Размазывая по лицу кровь, он бросился к пещере. Кто-то из них — он или старший — сейчас должен был стать Отцом.

Войдя в пещеру, старший бросил добычу и зарычал, ухмыляясь. Матери смотрели на него с покорностью. Они понимали, что Отец не вернется, и терпеливо ожидали, пока их новый хозяин начнет делить мясо. Возможно, среди этих женщин была и родная мать старшего, впрочем, за давностью лет никто из них таких подробностей не помнил. Дети — их было не меньше десятка, от малышей, едва начавших ходить, до семи-восьмилетних подростков — молчаливо жались к спинам матерей, и только самые маленькие тихонько скулили от голода.

Но взгляд старшего был прикован к одному-единственному человеку в пещере. Это был новый член Семьи. Его вид был чем-то настолько неприятен старшему, что тот на мгновение даже забыл о добыче и своем долгожданном первом куске. Он подошел к матери, бережно прижимавшей к себе крохотный попискивающий комочек. Она разрешилась от бремени совсем недавно, но уже, видимо, совершенно забыла все пережитые неприятности. Она успела перегрызть пуповину и теперь осторожно вылизывала ребенка. Малыш не случайно привлек внимание старшего. Он был необыкновенно велик для новорожденного, с непропорционально большой головой и, что самое удивительное, глаза у него были не темно-карие, как у всех людей, а серые, с чуть заметной голубизной. Не заморыш и не урод, которого следовало бы сразу же бросить Дарующему Жизнь, но, несомненно, очень странный и нескладный ребенок.

Едва старший взглянул на новорожденного, страх охватил его с новой силой…

Из пещеры Дарующего вырываются потоки воды, и из пены выныривает раздавленная голова Отца. Отец открывает глаза — глаза серого цвета!

Может, кто и сомневался в этом, но только не старший. Необычный ребенок, родившийся в день смерти Отца, конечно же, принял в себя дух погибшего. Теперь, пока жив этот мальчишка, старшему не будет покоя.

Глядя на старшего, нельзя было не заметить на его лице выражения сильнейшего неудовольствия и беспокойства. Но никто из матерей не знал, чем так рассержен брат, а младшая мать только крепче прижала к себе новорожденного.

Вернувшись к добыче, старший присел и взял кость левой рукой. Правой он подобрал с земли грубо обработанный кусок кремня с заостренным краем, ухватил его короткими неловкими пальцами за круглый конец и принялся отдирать от кости самый аппетитный кусок бурого мяса. Семья, затаив дыхание, следила за его движениями: первым начиная трапезу, старший утверждал свое право стать Отцом. И в этот роковой миг в пещеру, задыхаясь, вбежал младший. Он знал: если брат станет Отцом, то его самого ждет смерть, изгнание, или, в лучшем случае, он будет так искалечен, что до конца жизни не взглянет на женщину. Впрочем, злобный нрав брата не позволял надеяться на такую милость. На мгновение он замер за спиной старшего, приоткрыв окровавленные губы, потом метнулся вперед и молниеносным движением вырвал добычу из рук соперника. Тот вскочил и бросился на брата. С рычанием и визгом они покатились по каменному полу. Каждый пытался достать зубами до горла противника; они изодрали друг другу ногтями спины и изгрызли плечи так, что кровь струями хлестала из ран. Дети вопили от страха, прижимаясь к матерям; женщины, словно окаменев, смотрели на дерущихся и не смели пошевелиться.

Младший, оказавшись наверху, сумел несколько раз с силой ударить брата головой о камень. У того помутилось в глазах, и он готов был прекратить борьбу и поплыть по длинной темной реке в неведомый мир, как вдруг его рука наткнулась на острый край оброненного им каменного рубила. Собрав последние силы, он обрушил смертоносное орудие на голову младшего брата. Кость хрустнула, острие глубоко вошло в затылок, и тут же глаза старшего залило горячей кровью, хлынувшей из носа и рта побежденного врага.

Уже теряя сознание, Отец вздрогнул и сжался в комок, когда в наступившей тишине протяжно и жутко завыл сероглазый ребенок.

Глава 2. Мальчик

Отец не любил Сероглазого. В первый год еще можно было надеяться, что сын умрет, как это часто случалось с другими детьми в Семье. Но Сероглазый рос здоровым мальчиком и даже выделялся среди братьев и сестер ростом и крепким сложением.

Зима сменилась летом, и снова наступила зима — вторая зима Сероглазого. Такой холодной погоды Отец не помнил. Земля застыла и покрылась снегом, насекомые попрятались в ледяных трещинах древесной коры, мелкие зверушки куда-то исчезли. Единственной пищей, доступной в это время людям, были остатки медвежьих пиршеств. Зверь действительно стал Дарующим Жизнь, хотя даже и то мясо, которое доставалось людям, было малопригодно для еды — из-за холода оно не становилось мягким и вызывало резкую боль в животе.

Люди умирали от голода и холода. В середине зимы в Семье оставалось, кроме Отца и двух братьев, всего три матери и шестеро детей. Но Сероглазый выжил, несмотря на то, что Отец страстно желал его смерти…

Сероглазый лежит на снегу, кричит, кричит. Его голос все тише. Мальчик становится ледяным, как вода в реке. Отец размахивается и разбивает его рубилом на мелкие кусочки.

В это тяжелое время часто случалось, что мужчины по нескольку дней не появлялись в пещере, ждали, пока зверь вернется с охоты. Но эта зима истощила не только людей, но и медведя. День ото дня все скуднее становилась его добыча. Стада лошадей и буйволов с наступлением холодов ушли неведомо куда.

Вот уже много дней подряд медведь не вылезал из своего логова и не охотился, отняв у людей последнюю надежду получить себе пропитание.

В тот день было особенно холодно. Отец и братья снова вернулись от пещеры Дарующего с пустыми руками. Матери хмуро и обреченно смотрели на мужчин; ни одна из них не сдвинулась с места. Отец был мрачен, он неподвижно сидел на подстилке из сухой травы и думал, вспоминал, что делали, когда Дарующий жизнь уже не мог кормить себя и людей…

Одна из матерей стоит около пещеры. Огромная черная арка входа. Женщина поднимает на руках маленького зверька и изо всех сил бросает его туда, вниз, в темный провал.

Люди не могли допустить, чтобы погиб их кормилец.

Отец собрал всех оставшихся детей и, посмотрев на каждого жестким взглядом, выбрал одного — Сероглазого. Он крепко взял его за руку и повел вон из пещеры. Матери безучастно смотрели вслед уходящим.

Отец и сын спускались по тропе, ведущей к пещере медведя.

Мальчик с любопытством оглядывался по сторонам. Конечно, он видел снег раньше, но около дома снег, перемешанный с камешками и землей, выглядел совсем не так, как у реки рядом с логовом Дарующего. Здесь он был белый-белый и пушистый, ноги приятно тонули в сугробах, хотя и немного мерзли.

Они подошли к самому входу. Отец подтолкнул Сероглазого — иди — но мальчик, почуяв неладное, не двинулся. Тогда Отец поднял сына и со злостью бросил его вниз, в черную глотку пещеры, а сам побежал прочь. На душе у него было радостно: никто не будет считать его убийцей, он просто сделал то, что должен был сделать, и если при этом он осуществил свое тайное желание, так тем лучше..

Мальчик сильно ушибся, когда упал на каменный пол, но тем не менее проворно поднялся на четвереньки и огляделся. В пещере было пусто, если не считать чего-то невидимого и враждебного, что явственно ощущалось в воздухе. Сероглазый облазил всю пещеру, пытаясь отыскать что-нибудь съестное, но ничего не нашел, кроме нескольких старых, начисто обглоданных костей. Ему хотелось посмотреть повнимательнее, но непонятный страх гнал его из этого места. Страх шел изнутри, от гулко стучавшего сердца, и становился все сильнее. Ребенок встал на ножки и побежал к светлому проему выхода.

Здесь, на свету, Сероглазый уже не боялся. Он отошел от пещеры и спрятался за кустами. Ждать долго ему не пришлось. Огромный черный медведь приближался к своему логову, волоча по снегу окровавленную тушу кабана. Зверь прошел совсем близко от мальчика и втащил добычу к себе в пещеру. Так Сероглазый в первый раз увидел Дарующего Жизнь, и, одновременно, Несущего Смерть — взрытую кровавую борозду, исчезающую в черноте пещеры.

Мальчик побрел по протоптанной тропе к своей Семье, чтобы поскорее прижаться к теплому животу матери. Лишь только ребенок шагнул внутрь, чудовищный вопль потряс стены пещеры. Отец бросился в самый дальний угол и, скрючившись, обхватил голову руками. В его глазах стоял ужас.

Из пещеры выкатывается круглый камешек, маленький и очень твердый. Отец берет его в руки и вдруг замечает, что это голова убитого старого Отца. Он в страхе бросает камешек на землю и бежит. Но камешек начинает расти, расти, пока не превращается в громадную круглую глыбу. Глыба медленно катится и догоняет Отца. Это равномерное, медленное, смертоносное движение неотвратимо, совсем рядом с крошечным бегущим человечком.

Теперь Отец вряд ли решился бы убить сына или отдать его медведю. Пока враждебный дух заключен в живом теле Сероглазого, он все-таки в его власти; с бестелесными духами хуже — от них уж не спасешься.

Мальчик рос, и чем взрослее он становился, тем острее ощущал неприязнь Отца. Если сначала мать еще как-то пыталась защитить его, то со временем ее интерес к сыну ослабел настолько, что Сероглазый стал чувствовать себя в родной пещере совсем одиноким и беззащитным.

Для своего возраста Сероглазый очень много думал. Он любил забираться в темный уголок пещеры, где была узкая расщелинка, в которую ни один взрослый не мог залезть; там он сидел часами, уткнув голову в колени и закрыв глаза, и рассматривал свои яркие детские мысли-картинки. Обычно это были просто мечты — совсем несбыточные или такие, исполнения которых нужно было очень долго ждать. Но это времяпровождение все-таки шло ему на пользу: мечтая, Сероглазый потихоньку начинал понимать, к чему стоит стремиться в жизни, и искать пути осуществления своих желаний.

Одна мысль больше всего нравилась Сероглазому, он любил разглядывать ее подолгу, раскручивать вперед, назад и во все стороны, тщательно вырисовывать детали, каждый раз другие…

Он вырос и стал Отцом. Он только что притащил в пещеру почти целую лошадь. У него в руке большое-пребольшое рубило, и он отдирает самые лучшие куски и отдает их детям. А потом — куски похуже, но тоже хорошие. Эти для матерей. А уж что осталось — ест сам, вместе с братьями. Мяса много, и все вокруг довольны и радостно улыбаются.

Это была невероятная, запретная мечта. Сероглазый очень хорошо это чувствовал и даже боялся думать так в присутствии взрослых, словно кто-то мог подсмотреть его мысли.

Голова Сероглазого, тяжеловатая для его тела, с низким, как и остальных, лбом и с круглым выступающим затылком — эта неспокойная голова не переставала работать и во сне. По ночам ему порой являлись такие картины, придумать которые днем он ни за что бы не осмелился. Однажды он увидел сон, взволновавший и испугавший его настолько, что он потом долго не мог успокоиться…

Он был Дарующим Жизнь. У него были огромные зубы и когти, но все тело — человеческое. Он сам догнал лошадь в степи, ударом руки сломал ей шею и принес добычу в пещеру, где ждала Семья. Здесь он раздал людям мясо, потому что был одновременно и зверем, и Отцом.

Проснувшись в сильнейшем возбуждении, Сероглазый (ему в то время было уже пять лет) осторожно, чтобы никого не разбудить, выбрался из пещеры. Начинало светать, пожелтевшая трава согнулась от тяжелых капель росы. В прохладном воздухе чувствовался запах приближающейся осени.

Мальчик побежал вниз, к реке. Ему и раньше случалось убегать из дома. Находиться в пещере, чувствовать всем телом ненависть Отца и безразличие остальных, постоянно получать пинки и затрещины, быть жалким, беспомощным и никому не нужным существом становилось для него с каждым днем все невыносимее. К тому же при разделе пищи ему порой доставались такие жалкие крохи, что хотелось выть от голода и жалости к самому себе. Время от времени ему было просто необходимо подкормиться на воле, где никто не вырвет изо рта пойманную лягушку или ящерицу. Но не только голод и отчаяние заставляли Сероглазого совершать эти долгие одинокие прогулки. Ему нравилось рассматривать жуков, бабочек, камни и траву; ему постоянно хотелось узнать, что за тем деревом? А за тем бугром? Кто живет в этой норе? Кто так звонко трещит в ветвях старого дуба? И он высматривал, подслушивал, вынюхивал, находя в этом необъяснимое удовольствие.

Но сегодня Сероглазый не стал искать новых невиданных мест. Он двинулся вдоль реки прямиком к логову Дарующего Жизнь. Еще не добежав до пещеры, он увидел медведя. Зверь стоял в воде в том месте, где реку можно было перейти вброд и где она громко шумела, вспениваясь у обкатанных камней.

Сероглазый с изумлением заметил, что по всей реке, от одного берега до другого, в воде мелькают темные блестящие спины огромных рыбин. То тут, то там они выпрыгивали из воды и падали, поднимая фонтаны брызг. Все они упорно двигались навстречу течению.

Дарующий Жизнь взмахнул лапой, ловко выхватил из реки здоровенного лосося и швырнул его на берег. Потом повернулся, не спеша вышел на сухое место, отряхнулся и начал есть. Когда от рыбы осталась одна голова, медведь снова залез в воду и продолжил охоту. После четвертой или пятой пойманной рыбы зверь, насытившись, побрел прочь от реки, продрался через кустарник и исчез в черной дыре своей пещеры.

Сероглазый, до сих пор находившийся под впечатлением своего удивительного сна, почти не чувствовал страха перед медведем. Поэтому он подождал совсем немного и спустился к реке в том самом месте, где только что охотился Дарующий.

Мальчик с любопытством разглядывал рыбьи головы. Некоторые из них выглядели очень необычно — ярко-красные, с мягким крючковидным носом. В головах оказалось довольно много мяса, такого нежного и жирного, что его вполне можно было есть прямо так, не дожидаясь, пока оно приготовится.

Сероглазый объел с поверхности рыбьей головы все мясо, так что стало видно каждую костяную пластинку, покрывающую череп. Теперь этот череп нужно было разгрызть — ведь внутри головы или кости всегда можно найти что-то вкусное. Но костяные щитки оказались слишком твердыми для зубов Сероглазого, да и руками он не смог разломать крючконосую голову. Мальчик задумчиво поглядел на недостижимое лакомство…

Отец короткими резкими движениями бьет по кости рубилом — в ней появляются трещины, и она разламывается вдоль.

Конечно же, нужно самому сделать рубило и разбить эту голову. Сероглазый, сидя в своем укромном уголке в пещере, много раз видел не только как взрослые пользуются рубилом, но и как его делают. Нужно точно повторить их движения, и у него будет такое же орудие. Оглядевшись вокруг, Сероглазый поднял подходящий камень — светло-серого цвета, продолговатый и немного прозрачный.

Придерживая найденный камень на валуне левой рукой, мальчик резко ударил по нему тяжелым обломком гранита, потом еще раз, сильнее, до тех пор, пока кремень не раскололся на несколько кусков. У Отца и братьев это получалось быстрее и лучше — камень раскалывался с первого удара, но Сероглазый все равно остался доволен своей работой. Один из осколков был вполне похож на те рубила, которыми пользовались взрослые. Нужно было только его немного доделать — заострить край и придать орудию более привычную форму. Мальчик кое-как справился с этим, и вот рубило готово. Сероглазый рассматривал свое неуклюжее творение и радостно улыбался, все же это был первый инструмент, который он самостоятельно сделал. Тем более, что на берегу его ждали недоеденные рыбьи головы. Теперь-то он сможет съесть их до конца.

Прикончив вторую голову, мальчик почувствовал себя таким сытым, каким ему давно не приходилось быть. Он уже собрался двинуться в обратный путь, как вдруг картина из недавнего сна возникла у него перед глазами: он, Дарующий Жизнь, убивает лошадь.

Недолго думая, Сероглазый встал на четвереньки и медленно, подражая медвежьей походке, вошел в воду. Идти так было неудобно; руки мальчика соскользнули с круглого камня, он потерял равновесие, течение перевернуло его и потащило прочь. С большим трудом, наглотавшись воды, он выбрался на берег. Присев на траву, Сероглазый недоуменно морщил нос и почесывал затылок…

Медведь сидит на корточках и пытается сделать рубило. Все когти себе обломал, но так ничего и не получилось.

Ну, конечно! У медведя когти, у человека рубило. Глупо было подражать Дарующему Жизнь в таких мелочах, как способ передвижения. Мальчик приободрился и снова полез в воду, но уже не по-медвежьи, а как подобает человеку. Зайдя по пояс, он почувствовал, что дальше нельзя — течение сильное, камни скользкие, можно опять бултыхнуться. Он подождал немного, и вот прямо перед ним в воде мелькнула рыбья спина. Размахнувшись, он изо всех сил ударил по ней, потом попытался схватить рыбину обеими руками. Но добыча была слишком велика для маленького охотника. Огромная рыба выскользнула из рук Сероглазого, чуть не повалив его мощным ударом хвоста.

Мальчик сдался не сразу, и какое-то время еще продолжал безуспешно кидаться на проплывающих рыб. Наконец, отчаявшись, он вылез на берег, мокрый, продрогший и несчастный, подобрал оставленные медведем рыбьи головы — их надо было отдать Отцу — и побрел домой…

На вершине холма лежит огромная, очень вкусная рыба, и ее можно есть сразу, не дожидаясь, пока она приготовится. Но до этого холма он никогда не доходил и не знает, что там, за ним.

Да, мечта Сероглазого, явившаяся ему во сне, была прекрасна, и он был уверен, что ее можно осуществить. Но как — он пока не знал, и ему оставалось только одно — ждать.

Сероглазый все больше времени проводил вдали от дома. С тех пор как мать совсем перестала о нем заботиться, жизнь с Семьей не приносила ему ничего, кроме горя. Один его вид приводил Отца в ярость. Когда взрослые приносили из пещеры Дарующего Жизнь мясо, и вся Семья радовалась, предвкушая пир, Сероглазый чувствовал себя особенно несчастным. Он прекрасно знал, что сейчас будет: Отец оторвет себе первый кусок и будет долго и громко жевать, исподлобья следя за Семьей, чтобы никто не нарушил раз и навсегда заведенный порядок: сначала едят братья, и только потом объедки достаются матерям и детям. Особенно пристально глава рода следил за Сероглазым, и стоило тому взять какую-нибудь жилку или хрящик, как Отец подскакивал к нему и с радостным ревом вырывал еду из рук ребенка. Сероглазому в такие минуты больше всего хотелось уметь высоко прыгать, чтобы впиться зубами в горло мучителя, он бы тогда не разжал челюсти, пока ненавистный родитель не испустит дух… Но это были всего лишь мечты, а на самом деле Сероглазый только морщил мордочку и пронзительно визжал, наклонившись вперед и смешно растопырив руки. Отец скалился, наслаждаясь своей властью над беспомощным существом. Потом, устав от визга, он мог отдать мальчику отобранный кусок, мог зашвырнуть в темный угол — пусть поищет, а мог и просто съесть.

По вечерам мучения продолжались. Впрочем, это уже было испытание не только для Сероглазого, но и для всех его братьев, особенно для тех, кто постарше. Глядя, как Отец развлекается с матерями, мальчишки, притаившиеся по углам, сопели и постанывали от зависти и желания; многие из них пытались кое-как утешить себя самостоятельно. Матери, конечно, не отказались бы помочь им, но горе тому, кто нарушит запрет! Сероглазый на всю жизнь запомнил, что сделал Отец с одним из братьев, который попробовал подражать ему. Эта жуткая кровавая картина с тех пор преследовала Сероглазого, возникая перед глазами каждый раз, когда его собственное рубило начинало расти. Сероглазый боялся таких минут, потому что совсем не хотел, подобно несчастному брату, остаться без важнейшей части тела. Он понимал, что все, связанное с этим предметом — очень серьезно, может быть, серьезнее всего остального, что есть в мире. Вокруг него закрутились и жизнь, и смерть — в мыслях Сероглазого он иногда появлялся в виде самого Дарующего Жизнь, который парил в воздухе, окруженный духами мертвых.

Поэтому Сероглазый не любил находиться в пещере по вечерам; к тому же это было самое удобное время, чтобы незаметно выбраться наружу.

Однажды вечером — было это весной, когда Сероглазому шел седьмой год — мальчик попал под проливной дождь. Черная туча, похожая на огромного летящего медведя, стремительно закрыла собой всю землю. С рычанием и грохотом, предвкушая скорое наслаждение, небесное чудище навалилось на холмы всей своей тяжестью и пролило первые капли животворной влаги; и тут же ревущие потоки обрушились на распростертую землю, оплодотворяя ее в безумном неистовстве страсти.

Сероглазый бежал по высокой траве, приветствуя восторженными криками великое и грозное таинство природы. Он купался в струях дождя, ловил ртом тяжелые капли и ощущал себя прямым участником этого вселенского акта совокупления земли и неба; он был самой землей, тонущей в объятиях летучего зверя, и самим зверем, скачущим по земле, и он знал, что никто в мире сейчас не запретит ему делать то, чего он так давно хотел, и никто не посмеет бить и калечить его за это преступление.

Внезапно мокрый и счастливый мальчуган увидел, как впереди, совсем недалеко, над рекой, где высокие вязы почти упирались в черное брюхо небесного чудища, летучий медведь хлестнул по земле длинной змеей, сделанной из самого солнца. Раздался ужасный грохот, и Сероглазый вздрогнул и замер, потрясенный таким величием. Он, должно быть, долго стоял в оцепенении, потому что, когда он наконец открыл глаза, дождь уже кончился, а небесный медведь уплывал за горизонт.

Мальчик побрел вперед, выискивая взглядом то место, куда ударила молния. Насколько представлял себе Сероглазый, там должен был находиться вход в чрево матери-земли. Такое, конечно, необходимо увидеть собственными глазами. Но, подойдя ближе, мальчик не нашел ни пещеры, ни ямы; зато там было очень много какого-то незнакомого запаха.

Самый высокий вяз почернел от вершины до основания; он негромко шипел, и из трещин коры струйками поднимались полупрозрачные небесные медвежата. Это их странный резкий запах почувствовал Сероглазый, подходя к дереву. Пока мальчик, вытаращив глаза, рассматривал это чудо, над его головой раздался треск, и большая обугленная ветка упала на землю в двух шагах от Сероглазого. Тот успел вовремя отскочить; вернувшись, он склонился над веткой и заметил в развилке сучков что-то красное. Мальчик хотел понюхать это странное пятнышко, и тут же закашлялся, наглотавшись дыма. Но Сероглазый был слишком любопытен, чтобы уйти, не исследовав все до конца. Он осторожно дунул на красное, чтобы отогнать колючих медвежат, и вскрикнул от неожиданности: от его дуновения пятно стало больше и ярче.

Никогда еще Сероглазому не было так интересно. Приди сейчас целое стадо слонов, мальчик вряд ли бы заметил их. Он дул изо всех сил, и красное чудо на ветке все росло и росло, потом начало потрескивать, и внезапно из его середины поднялась маленькая солнечная змейка. Сероглазый завизжал от восторга, ясно представив себе небесного медведя, спрятавшегося в дереве. Разыгравшись, он попытался поймать огонек рукой.

Резкая внезапная боль испугала его; он отстранился от ветки и сжался в комочек, ожидая, что грозное чудище сейчас выскочит из дерева и растерзает его. Но ничего не случилось. Огонек погас, выпустив маленькую пушистую тучку-медвежонка. Сероглазый вздохнул, сунул за щеку обожженный палец и побрел домой…

Он летел в небе среди туч и поливал землю дождем. Увидев внизу Отца, Сероглазый ужасно загрохотал и проткнул его молнией.

Глава 3. Братья

После той памятной холодной зимы у Сероглазого осталось всего два старших брата. Один, Калека, сурово наказанный Отцом за попытку нарушить великий запрет, был вялым, слабосильным и покорным. Его ничто, кроме еды, не волновало, и, как казалось Сероглазому, он никогда не утруждал себя размышлениями. Скорее всего, он вообще не был способен решить что-либо самостоятельно.

Калека был единственным в Семье, в ком Отец не видел для себя никакой угрозы. Конечно, главная опасность заключалась во втором брате. Ему уже исполнилось пятнадцать лет, он был хорошо сложен, крепок и отличался необычайно густой шерстью на груди и ногах. Лохматый не был в свое время искалечен, подобно брату, поскольку обладал большей выдержкой и никогда не осмеливался идти против воли Отца. Лохматый мог и должен был стать главою рода — для этого он обладал достаточной силой и смелостью, но Отец, хоть и состарился, был по-прежнему могуч и ревностно охранял свои привилегии. Он первым выбирал себе куски принесенной еды, сидел всегда в самом сухом и теплом месте пещеры, и уж, конечно, ни разу не подпустил Лохматого к матерям.

Сколько раз видел Сероглазый из своего угла, как Лохматый долго и мучительно теребил своего зверя, заставляя его подниматься и падать снова и снова. Иногда Лохматый, не выдержав, с воем выбегал из пещеры и бродил где-то всю ночь, но утром возвращался и покорно занимал свое место рядом с Отцом. Тогда глаза его больше не горели, в них оставалась одна лишь пустота, и Сероглазому в такие минуты почему-то было страшно встречаться с ним взглядом.

Сам Сероглазый все-таки страдал гораздо меньше, чем брат. Ему казалось, что он нашел верное средство избегать мучений. Когда он не мог больше находиться в пещере вместе с Отцом и женщинами, он попросту уходил оттуда задолго до захода солнца. На воле он быстро успокаивался, занятый поисками чего-нибудь съестного или просто интересного. Возвращаясь к Отцу, Сероглазый уже не чувствовал ни злости, ни уничтожающего бессилия. Голова его была полностью занята увиденным и услышанным. И Сероглазому не приходилось, подобно брату, скитаться где-то по ночам, в темноте, когда духи мертвых всесильны.

Две огненные змейки в развилке дерева качаются, пляшут, пока, наконец, не сливаются в одну — большую и жаркую.

Сероглазый думал, что он и Лохматый похожи, ведь брат, как и он сам, находит утешение, гуляя в одиночестве. Он увидел свою ошибку, когда однажды во время прогулки случайно встретился с братом.

Сероглазый шел вдоль реки, кусты скрывали от него песчаную отмель, слышался только мерный плеск воды. Вдруг чуткие уши мальчика уловили на фоне этого однообразного звука что-то необычное, короткие вздохи и шорох песка. Сероглазый насторожился и выглянул из-за кустов. К своему удивлению, он увидел внизу на песке Лохматого. Тот сидел на корточках, согнув колесом волосатую спину. В кулаке у него была зажата короткая толстая палка, которую он с упорством и страстью втыкал в песок. Видно, Лохматый провел здесь немало времени, так как все вокруг него было вскопано и истыкано…

Лохматый сидит на камне, перед ним мясо. Он пытается дотянуться до него, но никак не может. Ему бы встать и подойти к еде, но Лохматый не встает… Или это не Лохматый, а он сам, Сероглазый, не может оторваться от камня и получить желанное. Руки, ноздри, тело тянутся к мясу, но сидящему никогда до него не добраться.

Сероглазый подошел к брату и тронул его за плечо. Тот резко отскочил и уставился на пришельца. Убедившись, что никакой опасности нет, что потревожил его всего лишь один из детей, Лохматый снова сел на корточки и подобрал брошенную палку. Сероглазый же медленно побрел вдоль берега. Отойдя далеко и уже не видя брата, он продолжал в мыслях представлять себе его лицо с горящими глазами, полными страха, ненависти и тоски. Именно тогда Сероглазый понял, что брат даже в одиночестве не находит покоя, что ему одинаково тягостно и рядом с Отцом, и наедине с самим собой.

В этом отчаянном положении Лохматому оставалось лишь одно: совсем уйти из дома и попытаться стать Отцом новой Семьи, как это делали некоторые братья до него. Такой шаг означал почти верную гибель, но все было лучше того бесконечного отчаяния и мук неутоленной страсти, которые сулила ему сытая жизнь в родной пещере.

И вот наконец настал день, когда Лохматый не вернулся утром домой. Не появился он и к вечеру. Отец, встревоженный отсутствием главного помощника, долго орал на крутом берегу, пугая птиц, но никто так и не пришел на его призывные крики.

Уход Лохматого повлек за собой важные для Сероглазого изменения в Семье. Отец нуждался в молодых и сильных помощниках. Вдвоем с вялым, безвольным Калекой ему было трудно выносить из пещеры Дарующего Жизнь остатки звериных трапез, тяжелые, плохо обглоданные кости крупных животных. Поэтому уже через два дня окончилось детство Сероглазого — он отправился с Отцом в пещеру медведя, а это означало, что он теперь больше не ребенок, а один из братьев.

Сероглазый долго ждал этого дня, и теперь, когда он наступил, сердце его отчаянно колотилось и мысли путались в голове. Всю дорогу от дома до логова зверя Сероглазый думал, перед глазами его беспорядочно мелькали картинки…

В развилке ветки два огонька.

Идет дождь, струи протянулись от неба до земли. Под дождем дерево. На нем сидит Лохматый, ветер качает ветки, но он не падает, радостно скалится и только крепче обнимает ствол.

Отец и два брата — Калека и Лохматый — идут в пещеру к Дарующему Жизнь.

Лохматый тащит на спине огромный кусок мяса. Острый обломок кости вспарывает землю, оставляя взрытую полосу.

Сероглазый потряс головой, пытаясь унять неудержимый поток мыслей. Это он сам шел к медведю, а не брат, как бы ему не хотелось обратного, как бы он не боялся смерти. Он не имел права поступить иначе, тем более что пока не мог и не собирался покидать Семью. В Семье он был хоть как-то защищен от нападения хищных зверей, и пищи было достаточно, и главное — он научился усмирять свои запретные желания. Но брату он все-таки завидовал — тот отважился сделать то, на что у него самого не хватало духа; Лохматый теперь стал для него воплощением его собственной тайной мечты, и поэтому Сероглазый искренне желал брату удачи, чтобы тот нашел себе и женщин, и зверя-кормильца.

Мужчины остановились у самой медвежьей пещеры, настороженно прислушиваясь. Сероглазый чувствовал, как страх постепенно овладевает им, сковывая руки и ноги, заставляя дрожать все тело. Раньше, в детстве, он почти не боялся Дарующего, но сейчас ни за что не решился бы даже издали взглянуть на него…

Сероглазый и медведь тянут каждый на себя большую толстую палку — отцовскую дубину, которой панически боится вся Семья. Оба измучены этой бесконечной изнурительной борьбой.

Сероглазый понимал, что раньше он был для Дарующего Жизнь просто безобидной козявкой, но теперь он — один из братьев, а значит, стал для медведя вредным и нежелательным соседом, кусачей назойливой мухой. Таких Дарующий не щадит.

Сейчас, конечно, медведя не было в пещере, иначе Отец не повел бы братьев на промысел.

Там, внутри, шла какая-то возня — топот множества лап, повизгивание и приглушенное тявканье. Лицо Отца исказилось от ярости. Собаки! Мерзкое отродье, хитрые, жадные твари, на этот раз они опередили людей и пировали, пользуясь отлучкой хозяина.

С поднятой дубиной Отец прыгнул в пещеру. Калека с Сероглазым бросились за ним.

Собаки — шесть или семь животных — сгрудились у растерзанной туши. Они утробно ворчали, отрывая куски мяса, но уши их чутко подрагивали, напряженные ноги были готовы к бегству. Отец прыгнул в середину своры, взмахнул дубиной и мощным ударом свалил на землю тощего рыжего пса. Дубина снова рассекла воздух, чтобы раскроить еще один череп, но собака наскочила на Отца и сбила его с ног. Рычащий клубок покатился по полу пещеры. Вся свора бросилась к дерущимся, и уже ничего нельзя было разобрать в мешанине мелькающих рук, лап и хвостов. Сероглазый схватил тяжелый камень, бросился вперед и принялся наносить удары направо и налево. Внезапно он увидел в свалке отцовскую руку, схватил ее и изо всех сил потянул наверх. Отец встал на ноги, окровавленный, со страшным блеском в глазах, и, широко взмахнув дубиной, на мгновение отбросил зверей от своих ног. Этого было достаточно, чтобы он и Сероглазый успели отскочить к стене. Обезумевшие собаки снова кинулись в бой. Отец, весь искусанный и израненный, отчаянно отбивался ногами и дубиной от разъяренных тварей.

Щиколотки его превратились в кровавое месиво, но он только яростно хрипел, не чувствуя боли, битва горела внутри него. Сероглазый уже не различал, куда падают удары, камень стал скользим от крови. Облезлый пес вцепился в руку Сероглазого и повис на ней, острые зубы вонзились в тело до самой кости. Сероглазый дико взвыл и проломил камнем голову врага. Чудовищная хватка ослабла, и пес свалился у ног Сероглазого.

Теперь в пещере осталось только две собаки, два израненных взбесившихся зверя. Один из псов с глухим рычанием прыгнул на Сероглазого, но в это мгновение Отец собрал последние силы и нанес собаке страшный удар по спине. Хрустнул перебитый хребет, и собака, не успев даже взвизгнуть, упала на землю в неестественно выгнутой позе. Последний оставшийся зверь, с перебитой лапой и раной на боку, остановился и с выжидательной злобой глядел на людей. Вдруг пес заскулил и, поджав хвост, побежал вон из пещеры.

Битва была закончена. В логове медведя осталось двое чуть живых людей и пять собачьих трупов. Второго брата — Калеки — нигде не было видно. Он исчез вместе с объедками, послужившими причиной сражения.

Отец и Сероглазый выбрались наружу из кровавого мрака пещеры. Каждый из них тащил за собой собаку — наградой за их раны будет великолепная долгая трапеза и радость матерей.

Когда они добрались до дома, уже начинало темнеть. Все ждали Отца. К той еде, которую принес Калека, никто не притронулся.

Но Отец не спешил делить добычу. Он медленно обвел взглядом Семью, бросил на землю мертвого пса и вышел из пещеры. Сероглазый отправился за ним. Отец спустился к реке и начал жадно пить, а после смыл с ног засохшую кровь. Сероглазого тоже мучила жажда, но он нашел в себе силы на несколько лишних шагов, чтобы подойти к воде подальше от Отца. Он напился и опустил свою ноющую руку в прохладную воду. Сразу стало легче. Он вздохнул и огляделся. Около того места, где он сидел, на песке виднелись человеческие следы, идущие вдоль берега в противоположную сторону от пещеры медведя. Сероглазый мимоходом посмотрел на следы, кусты и траву, взглянул на красную полоску заката и пошел наверх, где все с нетерпением ждали пира.

Отец вспорол рубилом собачье брюхо и вывалил на землю дымящиеся потроха. Он ел медленно, долго пережевывал могучими челюстями сначала желудок с его содержимым, потом печень и легкие. Наконец, кряхтя, Отец отвалился от еды и сделал знак рукой, дозволяя братьям начать пиршество; сам же устроился на подстилке из сухой травы и принялся зализывать раны.

Впервые Сероглазый мог есть вместе с братом; это было волнительно и немного страшно, но в душе его все ликовало. Он схватил кусок подгнившей конины, на мгновение замешкался, оглядываясь на матерей, и с наслаждением впился зубами в мягкое, восхитительно пахнущее мясо.

Но вот Сероглазый насытился, а с голодом улетела куда-то и его радость. Вместо нее появилась боль в животе, и собачьи укусы снова заныли. Отец пригласил к добыче женщин, Сероглазый взглянул на них… и только сейчас заметил, что одной из матерей в пещере нет. Отец, видно, тоже обратил на это внимание, потому что внезапно вскочил и с глухим рычанием, выпятив набитый живот, пошел к выходу. Сероглазый почувствовал странное беспокойство. Он вспомнил следы на песке, вспомнил Лохматого, ковыряющего палочкой землю, и неожиданная догадка яркой картинкой вспыхнула у него перед глазами. Он бросился вон из пещеры, обогнал Отца у выхода, спустился к реке и, с трудом отдавая себе отчет в том, что он делает, принялся бегать туда-сюда вдоль берега. Можно было подумать, что он ищет что-то — например, пропавшую мать, — но на самом деле он просто затаптывал чужие следы. Он успел закончить свое дело прежде, чем Отец добрался до берега. Теперь можно было смело предоставить Отцу все руководство поисками. Увидев, что у реки никого нет, тот забрался на косогор вместе с Сероглазым, сделал небольшой круг по степи и вернулся в пещеру. Приближалась ночь, а Отец боялся темноты.

Сероглазый хотел сразу же пойти туда, куда вели таинственные следы, но битва с собаками и чересчур обильное пиршество вконец обессилили его.

Перед тем как заснуть, он еще раз представил себе то, что произошло здесь во время отсутствия мужчин — ему казалось, что он теперь это точно знает…

Женщины одни в пещере. Вбегает Лохматый. Он хватает одну из матерей, и взметнувшаяся к небу жарко горящая ветка разрывает великий запрет. Лохматый уходит, волоча на спине напуганную женщину.

На следующий день людям незачем было выходить из своего укрытия. В пещере было полно еды, которая к тому же становилась все вкуснее с каждым часом. Отец не спешил начать трапезу, оттягивал удовольствие, тихо ворчал, растянувшись на подстилке с полузакрытыми глазами. Сероглазому не составило труда тайком выбраться наружу. Он побежал вдоль берега наперегонки с быстрой водой, пробрался через заросли тростника и вскоре снова увидел следы на песке. Сероглазый осторожно вложил в один из них свою ступню. Сомнений не было: такие огромные следы могли принадлежать только Лохматому. У Отца тоже большие ноги, но Сероглазый точно знал, что Отец не ходил вчера этой дорогой. Мысль о возможности существования в мире других людей, кроме его Семьи, не приходила Сероглазому в голову.

Следы довольно долго шли вдоль воды и оборвались у брода. Сероглазый перешел реку и двинулся дальше. Берег здесь был пологий, море сухой прошлогодней травы тянулось до самого горизонта. Несколько одиноких деревьев нарушали однообразие весенней равнины.

Следы уводили Сероглазого все дальше от реки. Шума воды уже не было слышно. Сероглазый все бежал и бежал, а вокруг по-прежнему были только желтая трава, кусты и камни. В конце концов он потерял след. Теперь он просто бессмысленно брел вперед, не зная, что делать дальше. Наконец он добрался до какого-то холма и, обогнув его, оказался у высокого, тенистого дерева. Оно цеплялось за крутой склон могучими кривыми корнями, между которыми образовалось что-то наподобие крохотной пещеры. Сероглазый собрался нырнуть в это углубление, спрятаться от звенящего холодного ветра, набраться сил, чтобы идти дальше. Он встал на четвереньки и вдруг замер, потрясенный. Из ниши на него напряженно и испуганно смотрели Лохматый и украденная мать.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и дрожали от страха и голода. Лохматый ушел далеко и не ожидал, что кто-то из Семьи найдет его. Но Сероглазый вел себя дружелюбно и явно не собирался уводить у него мать, он просто сел рядом, вытянул свои израненные ноги и, шумно вздохнув, привалился плечом к брату. Через минуту он уже спал.

Когда он проснулся, брата и матери рядом не было. Он огляделся и увидел их фигуры невдалеке — они искали насекомых или съедобную траву. Сам Сероглазый не был голоден, поэтому не присоединился к ним и остался в своем уютном убежище. Он заметил среди равнины стадо лошадей, но они были так далеко, что разглядеть их как следует не удавалось. Сероглазый коротко крикнул, чтобы привлечь внимание Лохматого, и указал на стадо. Лохматый долго раздумывал, потом махнул брату рукой и побрел к пасущимся животным. Сероглазый медленно поднялся и пошел следом. Женщина, оставшись одна, тут же забилась в нишу из корней и затихла.

Лохматый все ускорял шаг, потом побежал, и Сероглазый не поспевал за ним. Лохматого подгонял голод. Должно быть, он надеялся, что в табуне найдется какое-нибудь раненое или больное животное, с которым ему удастся справиться. Больше ему не на что было рассчитывать, пока он не найдет того, кто будет дарить ему жизнь.

Сероглазый потерял брата из виду, прежде чем подошел к табуну. Он прислушивался к ветру и шелесту травы, к непонятным вздохам и шорохам, хрусту веток и резкому свисту невидимой птицы, доносившимся из редкого низкорослого леса.

Лошади махали хвостами, отгоняя назойливых насекомых.

Внезапно Сероглазый увидел Лохматого, притаившегося за большим камнем, и в одно мгновение оказался рядом с братом. Лохматый понуро глядел в землю.

Мелькание солнечных лучей, желтый, белый, желтый, черный переплетаются, стирают и сменяют друг друга.

Так потом вспоминал Сероглазый события этого странного дня.

Невдалеке зашуршал куст, и высокая трава всколыхнулась. Желтая спина в черных пятнах выгнулась, лапы напряглись — и стремительный леопард выскочил из-за куста. Огромным плавным прыжком он оказался около лошади, пасшейся в некотором отдалении от стада. Лошадь метнулась в сторону, и весь табун с грохотом понесся вдоль леса. Преследование длилось недолго: Сероглазый даже не успел заметить, как могучий зверь догнал свою жертву и вспрыгнул ей на спину. И вот уже хищник с ленивым урчанием медленно ходит вокруг мертвой лошади, останавливаясь и обнюхивая добычу.

Лохматый со страхом и восхищением наблюдал за охотой. Должно быть, он надеялся, что этот огненный зверь — Брат Солнца — станет теперь дарить ему жизнь, и не только ему, но и новой Семье, где он, Лохматый, будет Отцом. От голода и нетерпения Лохматый тихонько поскуливал и все время высовывался из-за камня, но хищник не спешил. Он неторопливо насыщался, отдирая от убитой лошади куски мяса, тряс мордой и довольно ворчал.

Прошло много времени, солнце уже садилось, сумеречный воздух дрожал от звона насекомых. Леопард лежал неподвижно в нескольких шагах от своей добычи. Казалось, это ожидание будет продолжаться вечно. Но вот, наконец, хищник поднялся и, безразлично взглянув на остатки своего пиршества, отправился прочь.

Едва только зверь скрылся в зарослях, Лохматый выскочил из-за камня и со всех ног помчался к добыче.

Сероглазый поднялся, стряхнул с колен прилипшие мелкие камешки… и вдруг увидел, как из зарослей появились одна за другой пять человеческих фигур. Они бежали к леопардовой добыче наперерез Лохматому…

Сероглазый стоит у пещеры Дарующего. Чудовищная пасть выплевывает прозрачные тени. Они кружатся над головой Сероглазого, переплетаются, потом сливаются в один огромный шар, полный ужаса и смертельной угрозы.

Сероглазый похолодел от страха и бросился, спотыкаясь, прочь от этого места. Он чуял за спиной беззвучный полет духов мертвых из пещеры Дарующего Жизнь. Сероглазый слишком хорошо понимал, что это значит. Он помнил, как тогда, в голодную зиму, духи появлялись почти каждый день — и всегда лишь затем, чтобы усилить чью-то болезнь или унести с собой еще одного человека. Теперь они заманили Лохматого в западню и предали его в руки чужих людей. Лохматый разгневал злобных духов, нарушив закон Семьи, и теперь ему не спастись от их мести…

В родной пещере на месте Отца — сам Дарующий Жизнь, вокруг сидит Семья. Медведь раздирает Лохматого на куски, и люди пожирают его.

Ветер свистел в ушах, ноги сами несли Сероглазого, от ужаса не разбиравшего дороги. Добежав до деревьев, он оглянулся и увидел, как один из чужаков повалил Лохматого на землю, а тот бьет его камнем по спине и голове, пытаясь вырваться. Сероглазый побежал еще быстрее, чтобы не видеть и не слышать звуков ужасной расправы. Он мчался вдоль кромки леса, продираясь через кустарник, к одинокому дереву, где они с братом оставили мать. Внезапно он налетел на что-то мягкое и грохнулся на землю. Из кустов с визгом выскочили какие-то женщины и бросились врассыпную.

Сероглазый совсем ошалел от страха, ноги его запутались в колючих ветках, и он никак не мог подняться. Тем временем тот мягкий и теплый предмет, на который Сероглазый налетел сперепугу, выбрался из-под него и сел рядом, удивленно таращась. Сероглазый увидел, что это молодая женщина. Ее длинные каштановые волосы спутались и мешали смотреть; она фыркнула и откинула их назад. У нее были большущие карие глаза, и вся она была покрыта нежным мягким пушком. У девушки был такой растерянный вид, что Сероглазый, глядя на нее, сразу успокоился. Он встал, крепко схватил незнакомку за руку и потащил за собой.

Глава 4. Искушение

Лохматый дрался отчаянно. Он всем телом чувствовал ярость духов, кружащихся над ним в неистовой смертоносной пляске, и знал, что кому-то сейчас придется расстаться с жизнью. Человек, напавший на Лохматого, был велик и силен, это был громадный мужчина с каменными мышцами, весь покрытый жесткой бурой шерстью. Он хрипел, лязгал зубами, и, навалясь на Лохматого, все сильнее сжимал его могучими руками. Лохматый задыхался и чувствовал, что вот-вот затрещат его кости. Скрюченными пальцами он нащупал тяжелый острый камень и начал яростно колотить им врага, пытаясь попасть в затылок. В глазах потемнело, кровь заклокотала в горле, и Лохматый, перед тем как выпустить из сдавленного тела свою измученную душу, нанес врагу последний страшный удар. Хватка чужака ослабла. Лохматый набрал полную грудь воздуха и с ревом сбросил с себя нападавшего. Вскочив на ноги, он поднял камень и размозжил череп своему врагу, пока тот пытался подняться.

Лохматый встал во весь рост и грозно взглянул на оставшихся врагов. Их было четверо, и все — подростки, почти дети; они казались смертельно перепуганными и не нападали. Один из них боязливо шагнул вперед, сгорбился и низко наклонил голову, выражая покорность, и остальные последовали его примеру. Лохматый понял, что убитый им враг был Отцом чужой Семьи, и теперь он, Лохматый, по праву победителя занял его место.

Лохматый издал торжествующий вопль и высоко поднял окровавленный камень. Молодые братья осторожно обошли труп своего прежнего властелина — прикоснуться к нему означало прогневить могучий дух умершего, и робко поманили Лохматого за собой. Задыхаясь от восторга, Лохматый пошел за братьями к своей новой Семье.

Столкновение с незнакомой девушкой сильно взволновало Сероглазого, и на миг он даже вообразил себя Отцом. Дело было не только в необычной, странно привлекательной внешности длинноволосой незнакомки, которая, как и он сам, чем-то неуловимо отличалась от остальных людей — выпуклой округлостью затылка, открытым лицом и нежной, почти безволосой кожей. В выражении ее глаз, в ее движениях — плавных, но уверенных — чувствовалась необычная сила духа; эта девушка явно была способна на неожиданные поступки. И ее рука, которую Сероглазый сжимал в своей, была сильной и крепкой; она могла бы дать ему достойный отпор, и раз Длинноволосая не вырывалась и послушно бежала за ним к одинокому дереву, то, значит, сама того хотела. Поэтому Сероглазый, то и дело оглядываясь на свою пленницу, не мог отделаться от мысли, что он — Отец, а это — старшая мать его Семьи. Думать так было до одурения приятно, но что-то свербило внутри и не давало полностью отдаться сладким мечтам.

Они уже добежали до корневой пещерки, где ждала украденная Лохматым мать, и забились туда, прижавшись друг к другу, когда это смутное беспокойство Сероглазого вылилось наконец в простую и понятную мысль…

Он, Сероглазый — Отец, Семья хочет есть, а у него мало мяса… совсем ничего нет… Приходит Калека, бьет его палкой и прогоняет.

Сероглазый еще не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы создать новую Семью; борьба же с Отцом приведет лишь к тому, что его постигнет судьба Калеки.

Сероглазый сник, втянул голову в плечи и отвернулся от своей длинноволосой пленницы. Ту, казалось, вполне устраивала неожиданная перемена ее судьбы, в результате которой она оказалась во власти незнакомого мужчины. Едва забравшись в укрытие, она стала вести себя как дома; подкопала под собой ямку, чтобы поуютней устроиться, с интересом рассмотрела и потрогала незнакомую женщину, которая довольно безразлично отнеслась к появлению Длинноволосой и только вяло обнюхала ее.

Сероглазый, насупившись, сидел, зажатый с боков двумя женщинами и пребывал в растерянности. Свою Семью он прокормить не сможет, значит, надо идти домой. Однако, представляя свою пленницу в лапах старого Отца, Сероглазый испытывал чувство, близкое к физической боли. Поэтому, пока была возможность, он просто сидел и тянул время.

Солнце давно зашло, и вести сейчас женщин через степь было опасно.

Устав от переживаний этого бурного дня, Сероглазый в конце концов задремал, уткнувшись лицом в колени. Проснулся он спустя несколько минут от ласковых и недвусмысленных прикосновений Длинноволосой. Девушка, должно быть, решила, что пленивший ее незнакомец — ни кто иной, как Отец своей Семьи.

Жаркий огонь вспыхнул в развилке сучков; Сероглазый задрожал от нестерпимого желания, но страх сковал его члены. Жуткая сцена расправы Отца над провинившимся братом — Калекой неотступно стояла перед его глазами.

Сероглазый застонал, раздираемый противоречивыми страстями, и неизвестно, что могло бы произойти в эту ночь в корневой пещерке, если бы не неожиданный случай, позволивший Сероглазому устоять перед соблазном.

В глубине ниши, за спиной Длинноволосой, Сероглазый заметил какое-то мимолетное движение, его уши уловили чуть слышный шелест. Все его тело напряглось; почуяв опасность, он мгновенно забыл о своих желаниях и даже перестал дышать, вслушиваясь. И вот в полоске лунного света среди комьев сухой глины скользнула серая змейка; она стремительно приближалась к Длинноволосой. Еще мгновение — и ничто не спасет прекрасную юную пленницу от двух безжалостных ядовитых зубов… Сероглазый молнией метнулся вперед, отбросив девушку в сторону, и безошибочным движением схватил змею за основание головы. Женщины испуганно замерли, глядя на широко раскрытую пасть, сочащийся из зубов яд и отчаянно хлещущее воздух змеиное тело. Сероглазый на мгновение замешкался, посмотрел на Длинноволосую, вздохнул и, наконец, решившись, свернул змее голову левой рукой и протянул мертвую гадину своей пленнице.

Убивая змею, Сероглазый укрощал свои желания; отдавая ее Длинноволосой, он, как бы думая вслух, показывал, что ему хочется того же, что и девушке, но он вынужден совершить над собой насилие, чтобы его не постигла судьба Калеки.

Не было никакой надежды, что Длинноволосая поймет его.

Но так или иначе, она приняла дар. С чуть заметной улыбкой она перекусила змею пополам и отдала половину своей соседке.

Теперь пришел черед Сероглазого удивляться. То, что сейчас происходило, напоминало семейную трапезу. Он, Сероглазый, принес добычу и накормил женщин, он — Отец, но устроила-то это все Длинноволосая… Здесь было над чем задуматься.

Уже засыпая, Сероглазый пришел к неожиданному, но обнадеживающему пониманию поступка своей пленницы…

Длинноволосая входит в пещеру Семьи, а он, Сероглазый, сидит у нее на спине. Отец видит это, страшно пугается и убегает.

Неужели эта девушка поможет ему победить Отца?

Наутро Сероглазый проснулся бодрым и полным сил. Сомнения оставили его. Он вывел женщин из укрытия и, жестом приказав им следовать за ним, решительно зашагал домой, навстречу своей судьбе, какой бы она ни была.

В полутьме пещеры слышалась возня детей и свистящий храп Калеки; кругом валялись кости и куски мяса — остатки богатой добычи, отбитой у собак. Отца не было. Вряд ли он пошел на промысел, когда дома столько еды; скорее всего он просто спит где-то неподалеку на солнышке.

Сероглазый пробрался в свой угол, вслед за ним вошли две женщины. Украденная мать, пользуясь отсутствием Отца, жадно набросилась на еду; насытившись, она вышла наружу и побрела привычной тропой к реке, где остальные матери лениво ковыряли улиток и прочую водяную живность.

Длинноволосая озиралась вокруг, с любопытством осматривала незнакомое место, то и дело поглядывая на Сероглазого. Она прошлась перед ним, как бы невзначай, потом, видно, совсем осмелев, села на корточки прямо напротив него. Сероглазый не двинулся. Девушка ласково погладила его по плечу, но он только еще больше нахохлился, сжался и закрыл глаза…

Входит Отец… Входит Отец…

Только не здесь, не в пещере, где с минуты на минуту может появиться глава рода… Не в силах больше бороться с собой, Сероглазый встал и направился к выходу, и Длинноволосая побежала за ним. Едва выйдя наружу, они столкнулись с Отцом — тот стоял на маленькой площадке перед самым входом. Глаза его сузились — видно, Отцу пришлось не по нраву, что Сероглазый направляется куда-то вдвоем с женщиной; он зарычал, взмахнул своей страшной дубиной и сделал шаг в их сторону. Ярость вскипела в душе Сероглазого, он готов был броситься на своего мучителя, но в последний момент не выдержал его грозного взгляда. С криком отчаяния Сероглазый метнулся вниз по склону и помчался что есть мочи, спасаясь от расправы. Длинноволосая в испуге замерла, потом хотела было броситься вслед за беглецом, но Отец грубо схватил ее в охапку и затолкал обратно в пещеру.

Сероглазый бежал, не сбавляя скорости, вдоль реки, потом вверх по каменистому откосу, через длинную гряду пологих холмов к темневшему вдалеке еловому лесу. Он несся вперед, пытаясь убежать от своих мыслей, не думать о том, что сейчас происходит в пещере, но неотвязные образы преследовали его, не отставая, и были страшнее, чем духи мертвых.

И вот Сероглазый уже в лесу. Тенистые ели, окружившие его со всех сторон, усыпанная хвоей земля и множество незнакомых запахов таили в себе неведомые опасности; колючие ветки, хлеставшие по лицу, заставили его перейти на шаг. Юноша тяжело дышал, но продолжал идти, хмуро опустив голову. Внезапно он издал радостный, торжествующий вопль. На земле перед ним лежал тяжелый сук, напоминавший дубину Отца. Сероглазый поднял его высоко над головой. Вопль мгновенно превратился в злобный рев, и Сероглазый начал неистово колотить палкой по стволам елей, пока не изломал ее в щепки. Только после этого он немного успокоился. Он сел, удобно устроившись в корнях ели, и отдышался.

Большие лесные муравьи переползали через его ноги. В Семье редко ели муравьев, потому что они не водились возле становища. Но сейчас Сероглазый не мог отказать себе в этом удовольствии. Отвлекшись на время от своих мыслей, он начал методично и осторожно поедать маленьких кисло-терпких насекомых. Конечно, насытиться ими было нельзя, но Сероглазый и не был голоден — он просто лакомился изысканным блюдом.

Проглотив с пригоршню муравьев, Сероглазый повеселел и отправился в обратный путь; вскоре он уже стоял у входа в родную пещеру.

Пока его не было, Калека успел проснуться, и теперь они вместе с Отцом и двумя матерями разделывали собачью тушу. Женщины отделяли от шкуры скользкое мясо острыми плоскими камнями. Пещера наполнилаь душным, тяжелым запахом. В другой раз у Сероглазого сразу разыгрался бы аппетит, но сейчас ему хотелось подольше сохранить во рту кислый вкус муравьев, который прочно связался у него в мыслях с расправой над отцовской палкой. Ему нравилось представлять себе, как они с Длинноволосой едят муравьев в еловом лесу. Он обязательно отведет Длинноволосую к муравейнику.

Он поискал девушку взглядом. Она сидела неподвижно, обняв руками колени; спутанные волосы скрывали ее лицо.

Сероглазый шагнул в пещеру и Отец, подняв голову, рассеянно взглянул на вошедшего. Должно быть, гнев его улегся: вид Сероглазого оставил его равнодушным; он спокойно продолжил свое занятие. Сильными ударами заостренного кремня Отец раскалывал череп собаки, чтобы добраться до мозга. Сероглазый пододвинулся к Длинноволосой. Заметив его, она встрепенулась, откинула назад волосы и подошла к Отцу и матерям, разделывавшим тушу. Глаза ее блестели, видно, она была голодна. Заметив это, Отец протянул ей кусок мяса. Не ведая, откуда взялась Длинноволосая в его пещере, Отец просто принял это как должное и был доволен, что у него появилась новая женщина.

Длинноволосая схватила подарок, быстро расправилась с ним и уже через минуту, успокоенно вздохнув, свернулась калачиком на травяной подстилке и тут же заснула. Заснул, не дождавшись общей трапезы, и Сероглазый.

Следующее утро было ярким и теплым, резкий ветер стих, мир был полон покоя. Сероглазый сладко зевнул, потянулся и принялся искать взглядом Длинноволосую. Увидев ее, он вздрогнул от неожиданности; у него перехватило дыхание… Девушка сидела рядом с Отцом в напряженной позе, видимо, борясь с желанием вырваться и убежать. Отец хватал ее своими мохнатыми руками, пытаясь грубыми ласками побудить ее к ответным действиям.

Сероглазый взвыл от злости и бессилия и стал прыгать и метаться по пещере. Но даже это не отвлекло Отца от его занятия. Длинноволосая, скорее обрадованная, чем удивленная таким поведением брата, встала на ноги, но Отец рывком посадил ее обратно.

Сероглазый зарычал и, чтобы не видеть того, что сейчас произойдет, выбежал из пещеры. День насмехался над ним, лаская его воспаленное злобой воображение. Он скатился с обрыва и плюхнулся в реку.

Мутный поток уносит вдаль мертвое тело.

Испугавшись своих мыслей, Сероглазый выскочил из воды. Сначала он хотел было направиться обратно к пещере, потом представил себе Длинноволосую, стоящую на четвереньках, и Отца с большим рубилом… Сероглазый повернулся и побрел вдоль реки. Звук его голоса, жалобный и резкий, обрывался на высокой ноте, нарушая тихое спокойствие природы.

Сероглазый целый день бесцельно бродил по степи, и только с наступлением темноты вернулся в пещеру.

Тут только он почувствовал, как сильно проголодался: за прошедшие два дня ему так и не пришлось по-настоящему поесть. Отец, увидя вошедшего брата, жестом подозвал его и дал большой кусок мяса. Сам он уже съел, сколько мог, и теперь раздавал еду сородичам. Судя по всему, Отец пребывал в благодушном настроении; взгляд его лениво скользил по фигурам матерей и наконец остановился на Длинноволосой. Она сидела на корточках и с увлечением глодала кость. Отец призывно заревел, но девушка, видимо, не придала этому значения и даже не взглянула на своего повелителя. Тогда Отец поднялся, кряхтя, и сам подошел к ней. Девушка, не выпуская кость, пронзительно завизжала. Сероглазый, сжавшись в комок, со страхом ожидал развития событий. Вдруг Длинноволосая, не переставая визжать, размахнулась и со всей силы ударила Отца костью по ноге. Тот покачнулся, но устоял; от неожиданности Отец совсем растерялся, он удивленно смотрел то на девушку, то на кость, и, видимо, не понимал, что происходит и как ему поступить. За всю жизнь он не встречал матерей, которые вели бы себя подобным образом. Замешательство Отца длилось не больше мгновения; удивление на его лице сменилось злобой, он поднял дубину и одним ударом свалил на землю взбесившуюся мать. Потом он принялся методично избивать ее — девушка лежала неподвижно, не издавая ни звука — должно быть, потеряла сознание. Наконец Отец успокоился, прошел обратно на свое место и знаками подозвал к себе сразу двух матерей, давно прирученных и покорных.

Сероглазый испытывал жгучее желание броситься на Отца и растерзать его, но великий страх перед главой рода все-таки оказался сильнее. И Сероглазый, глядя на избиение своей пленницы, только подпрыгивал, бессильно колотил себя в грудь и жалобно кричал.

Было уже совсем темно, когда Длинноволосая открыла глаза. Она еще долго лежала неподвижно, чувствуя, что Сероглазый где-то рядом, и ей даже казалось, что она различает его силуэт в темноте. Сам же он спал, не дождавшись ее пробуждения, измученный своими переживаниями, и нервно вздрагивал от каждого шороха…

Длинноволосая превращается в огромного муравья. Муравей наползает на Отца и тащит его по снегу, оставляя кровавую борозду, в пещеру Дарующего Жизнь. Там сидит он, Сероглазый; ударом камня он разбивает Отцу голову. Муравей выбегает из пещеры и взбирается на вершину холма, где растет одинокое дерево; Сероглазый бросается за ним вслед.

Те же мысли, что и днем, преследовали Сероглазого и во сне: желание владеть девушкой, надежда на помощь Длинноволосой в борьбе с Отцом. Нет, Сероглазый не был слабым или трусом. Он повзрослел, и теперь его низкая массивная фигура с мощными руками могла внушить страх любому, но только не Отцу. На стороне Отца был закон и повиновение всех членов Семьи. Одна Длинноволосая осмелилась нарушить этот закон. Это удивило и обрадовало Сероглазого: он действительно мог рассчитывать на ее помощь.

Прошло несколько дней. Еды в пещере по-прежнему хватало, и люди не отходили от своего становища. Отец больше не пытался соблазнить Длинноволосую. Он, должно быть, разочаровался в своих ожиданиях; девушка оказалась слишком молода для него. Как и каждый мужчина, он предпочитал более старых и опытных женщин и не хотел тратить силы на возню с этим лохматым капризным недоростком. Тем не менее Отец пристально следил за новой матерью и Сероглазым: он смутно чуял в них какую-то угрозу для себя и не позволял им выходить из пещеры. А Сероглазый с каждым днем все больше привязывался к Длинноволосой; он часами сидел рядом с ней, разглядывая ее тело, он делился с ней мясом и иногда, когда Отец не смотрел в их сторону, осмеливался даже дотрагиваться до нее пальцами — нежная кожа Длинноволосой была восхитительна на ощупь и приводила Сероглазого в состояние безумной радости. Девушка смотрела на него ласково и все время старалась быть к нему поближе. Сероглазый чувствовал, что она отвечает ему взаимностью…

Вокруг ветвистого дерева — заросли тростника. Сероглазый бегает кругами, находит маленькую щель между жесткими стеблями и протискивается в нее. Задыхаясь от счастья, он подходит к дереву и взбирается на самую вершину. Оттуда виден весь мир от реки до далеких холмов и леса.

Теперь Сероглазый знал точно: стоит Отцу отлучиться, и страшный, кровью и смертью скрепленный запрет будет нарушен в тот же час. Он видел себя загнанным зверем; все дороги, петляя, вели к пещере Дарующего; он стоит на краю обрыва и ему остался один путь — в пропасть; духи мертвых ликуют — катастрофа стала неизбежной.

Глава 5. Рождение Духа

Как-то вечером покой обитателей пещеры был нарушен громким топотом, протяжным ревом и грохотом камней. Мужчины — Отец, Сероглазый и Калека, схватив палки, выбежали на склон речного откоса посмотреть, что случилось. Необычное и грозное зрелище предстало их глазам.

Солнце садилось за поросшие еловым лесом холмы, оранжевый диск казался необычно большим и тусклым. В безоблачном темно-синем небе с криками проносились огромные черные птицы. В другой стороне, над высохшей степью, поднималось кровавое зарево. Оттуда прямо на людей галопом мчалось стадо могучих буйволов. Поднимая тучи пыли и выворачивая из земли камни, обезумевшие животные скатывались по сыпучему склону к реке и, не останавливаясь, бросались в воду.

Один из буйволов стремительно выскочил из-за скалы прямо на площадку, где стояли испуганные люди; те едва успели нырнуть в узкое отверстие пещеры, и уже оттуда наблюдали, как крутолобый бык бросается с обрыва.

Ниже по течению, на востоке, через реку переправлялись слоны; громко и протяжно трубя, с поднятыми хоботами они плыли к северному берегу. На западе, в той стороне, где находилось логово медведя, у реки собрался целый табун лошадей; они тоже переправлялись на северный берег, вода почернела от их голов и спин; ржание, топот, рев и мычание усиливались с каждым мгновением.

Сероглазый мучительно вглядывался в тусклое зарево на юго-востоке, пытаясь увидеть ту страшную опасность, от которой бежали все эти сильные и большие животные. Он заметил, что над светлой полосой на горизонте поднимается черная мгла. Сероглазый чувствовал, что вот-вот догадается, ведь когда-то он видел нечто подобное… и вот детское воспоминание вынырнуло из глубин его мозга; он снова увидел пораженное молнией дерево, горячую огненную змейку и едкий, колючий дым.

Сероглазый был ошеломлен своей догадкой. Буйволы, лошади и даже слоны — все в ужасе бежали перед огнем, перед мужественной силой летучего небесного медведя; значит, величественная и грозная сила — его собственная пылающая страсть — сильнее самого большого буйвола; так неужели Сероглазый испугается Отца?

Отец прервал его размышления громким окриком и указал вниз, призывая и Сероглазого посмотреть. Один из буйволов, сорвавшись с обрыва, сломал себе передние ноги; теперь он лежал на боку, брыкался и жалобно мычал. Отец принялся скатывать тяжелые камни на искалеченного зверя, чтобы ускорить его смерть и завладеть добычей прежде собак и гиен. Сероглазый, Калека и выбежавшие из пещеры матери присоединились к нему, и вскоре буйвол затих, наполовину заваленный камнями и глиной.

К этому времени топот и шум немного поутихли: большая часть животных либо переправилась на тот берег, либо утонула в бурном потоке. Люди спустились с обрыва и плотным кольцом окружили умирающего буйвола. Сначала они забрасывали его камнями с близкого расстояния, целя в окровавленную голову с крутыми рогами и маленькими мутными глазками, потом, осмелев, подошли вплотную и принялись бить беспомощного зверя палками. Наконец, когда не осталось никаких сомнений в том, что буйвол мертв, Отец, издав победный вопль, вскочил на бездыханную тушу и знаками приказал одной из матерей принести из пещеры острые камни.

Отец был так увлечен и горд своей победой, что не заметил, как Сероглазый, поманив за собой Длинноволосую, вскарабкался по склону и исчез в пещере.

Наконец-то они были вдвоем. Сероглазый обнял девушку, прижал ее к себе, оглаживая выпуклые округлости ее тела, и она тоже ласкала его, мурлыкая от счастья. Им не хотелось торопиться.

Увлеченные друг другом, они не видели, как мать, посланная за рубилами, растерянно бродит по пещере — она то ли забыла, то ли не поняла, что ей нужно сделать.

Сероглазый захлебывался от восторга и страсти, предвкушая то, что должно сейчас свершиться…

Все оборвалось внезапно и страшно. Сероглазый услышал яростный рев Отца; повернувшись, увидел оскаленные зубы и поднятую дубину. Сероглазый бросился вперед, пытаясь вцепиться в горло ненавистного тирана, но дубина настигла его и отшвырнула в сторону; он упал на травяную подстилку. Отец замахнулся еще раз, но Сероглазый успел повернуться и отпрыгнуть. Подобрав с земли тяжелый камень, он швырнул его в своего мучителя. Камень пролетел мимо, только распалив злость Отца. Лицо его налилось кровью, глаза засверкали бешеным гневом. Он заревел и двинулся к Сероглазому. Тот замер. Чудовищный вид главы рода привел его в смятение; Сероглазый вдруг понял, каким безумием было вступать с ним в бой. Расправа казалась неминуемой. Но внезапный отчаянный вопль Длинноволосой вывел Сероглазого из оцепенения. Девушка налетела на Отца сзади. Повиснув на нем, она кусалась и царапалась, как разъяренная волчица. Отец сбросил с себя обезумевшую женщину. Дубина обрушилась на ее спину. Длинноволосая упала и затихла. Сероглазый успел метнуть еще один камень — на этот раз он попал Отцу в ногу. Но Отец, казалось, даже не заметил этого. Подскочив к Сероглазому, он нанес ему страшный удар тупым концом дубины в грудь. Сероглазый отлетел к самому выходу, в глазах у него заплясали огненные языки, ему показалось, что все кости у него переломаны и он умирает, но, увидев подбегающего Отца, он все же нашел в себе силы вскочить и бросился вон из пещеры. Завернув за скалу, Сероглазый взобрался на кручу и упал, задыхающийся и обессиленный, в колючий куст, что рос в одном полете камня над входом в пещеру. К счастью для Сероглазого, Отец не успел заметить, куда он побежал; пройдясь взад-вперед по площадке перед входом, глава рода немного успокоился, перестал реветь и полез вниз, разделывать добычу.

Очнулся Сероглазый в темноте. Небо было усыпано звездами, лунный серп освещал склонившиеся над Сероглазым колючие ветки. Шевелиться было больно, все внутри ныло и горело. С трудом выбрался он из куста и осмотрелся. Зарево на юго-востоке стало ярче, в воздухе ощущался слабый запах дыма. Степной пожар приближался.

Осторожно, чтобы его шагов не услышали в пещере, Сероглазый побрел к огню. Путь домой теперь был ему отрезан; у него не было больше Семьи, он стал изгнанником, одиночкой, и, скорее всего, был обречен на смерть. Сероглазый шел к полоске огня — подальше от Отца, жаждущего жестокой мести, поближе к горячим змеям, в которых он видел что-то близкое и утешительное; он еще не знал, какую опасность таит в себе бушующее пламя.

Запах дыма усилился, огненный языки плясали над степью, освещая сухие желтые стебли злаков. Сероглазый ощутил тепло, исходящее от огня; тепло, постепенно перешедшее в нестерпимый жар. Он заметил, что огонь пожирает высохшую траву, превращая ее в горячую красную пыль, вспыхивает ярче, когда на его пути попадается куст или деревце, и замедляет свой бег там, где почва камениста и трава растет реже.

Огонь надвигался и теснил Сероглазого назад, к реке. Гонимый жаром и едким дымом, он сначала медленно пятился, потом зашагал быстрее и наконец побежал. Чтобы не оказаться снова у отцовской пещеры, Сероглазый взял левее. Справа полоса огня уже подступала к реке; вырвавшиеся вперед огненные языки окружали Сероглазого, дым ел ему глаза, он начал кашлять и задыхаться. Теперь он уже был перепуган не на шутку и мчался во весь опор, спасая свою жизнь. Он до последнего момента не замечал, что обступившее его с трех сторон пламя оставляет ему все время лишь один путь. Только оказавшись у самой реки, на крутом откосе, Сероглазый понял, что огненная стена все это время неумолимо гнала его к логову Дарующего Жизнь.

Охваченный ужасом, он отломал от дерева длинный сук и попытался вступить в бой с наступающим огнем; взметнулись искры. Пламя не отступило; напротив, оно набросилось на оружие Сероглазого. Сук вспыхнул; Сероглазый, продолжая размахивать горящей веткой, попятился, скатился с откоса и упал в заросли кустарника у самого входа в пещеру Дарующего.

Бежать к реке было поздно: огонь уже пожирал прибрежные заросли тростника. Пылающее кольцо сжималось вокруг Сероглазого. От его палки занялись кусты, в которые он упал; Сероглазый совсем ослеп от дыма, огненные языки жгли его тело; с отчаянными криками он метался в безумии то в одну сторону, то в другую, но пламя было повсюду. В голове помутилось, вихрем пронеслись бессвязные образы, и вот серая пелена поглотила его сознание.

Без чувств, весь в крови и ожогах, с опаленными волосами, продолжая сжимать в руке дымящийся сук, Сероглазый свалился в черный провал медвежьего логова.

Когда Длинноволосая очнулась, в пещере было пусто. Отец забыл о ней, вся Семья возилась на берегу с тушей убитого зверя.

Длинноволосая знала, что не останется в Семье. Ее влекло только к Сероглазому, и запрет лишь усилил ее желания. Она вышла из пещеры и притаилась за кустом, оглядываясь. Ночь была светлой, в ясном небе горела луна. Внизу, у реки, освещенные ее голубоватым сиянием, перемещались фигуры людей: добычу нельзя было оставлять на ночь на берегу: собаки и гиены быстро расправятся с ней. На юге и юго-востоке полыхало зарево пожара. Пламя было уже близко. Длинноволосая никогда раньше не видела огня; светящиеся трепещущие змеи и резкий незнакомый запах испугали ее. Она не знала, какую именно опасность скрывают в себе эти светлые змеи, но инстинктивно чувствовала в них грозную силу. Огонь приковывал взгляд, и Длинноволосая замешкалась, не в силах оторваться от невиданного зрелища.

Пламя между тем стремительно приближалось. Должно быть, запах дыма стал теперь заметен и на берегу — Отец, брат и женщины забеспокоились, послышались тревожные крики. Отец схватил переднюю ногу буйвола с лопаткой, которую успели к тому времени отделить от туши, и потащил наверх, к жилищу Семьи. Все остальные последовали его примеру; нагруженные женщины поспешили в укрытие вслед за своим властелином.

Увидев приближающегося Отца, Длинноволосая юркнула обратно в пещеру. Она ненавидела и боялась этого коренастого человека, обладавшего чудовищной силой, и знала, что он догонит ее и изобьет, если она попытается бежать.

Люди набились в укрытие, свалив мясо в кучу; теперь им оставалось только ждать прихода неведомого сияющего врага, от которого бежали самые могучие звери, и надеяться, что он не сможет проникнуть в их убежище. А огонь уже трещал где-то совсем рядом, камни у входа озарились мерцающим красноватым светом.

Вся Семья собралась в дальнем конце пещеры. Люди прижались друг к другу, объятые страхом; маленькие дети жалобно кричали, обхватив руками материнские шеи.

Внезапно Длинноволосая услышала сквозь треск огня далекий, слабый крик. Она узнала голос Сероглазого. Его крик был полон боли и отчаяния; это был вопль затравленного, погибающего зверя. Длинноволосая вскочила и со всех ног бросилась к выходу. От ее страха перед огнем не осталось и следа. Отец помчался за беглянкой — эта чужачка истощила его терпение, и он был полон решимости покончить с ней.

Длинноволосая замешкалась у выхода. Кругом был огонь. Жар, исходивший от него, мог бы остановить самого отважного человека, но Длинноволосой он напомнил жаркие руки Сероглазого, обнимавшие ее, и она решилась. Отец уже настигал ее, времени на колебания не было. Длинноволосая бросилась вперед, пробежала три шага по горящей траве и скатилась по глинистому склону к реке.

Отец остановился, не решаясь ступить в огонь. Дым клубами повалил в пещеру; Отец закашлялся, злобные крики застряли у него в глотке. Швырнув вслед беглянке камень, он вернулся к Семье.

Длинноволосая, оглядевшись, быстро заметила, что огонь пожирает только траву и кусты, его нет на голой земле и на воде. Она побежала вдоль берега по вытоптанной глинистой полоске; сухая трава горела с обеих сторон от нее. Когда полоска кончилась, девушка перепрыгнула через пламя и упала в реку. Теперь он брела по пояс в воде: этот путь оказался самым безопасным, но медленным. Сильное течение и скользкие подводные камни не позволяли ей идти быстро.

Когда, наконец, Длинноволосая добралась до того места, откуда, по ее представлениям, донеслись крики Сероглазого, трава и тростник у берега уже догорели; земля была покрыта пеплом и дымилась; только большие деревья остались целы.

Девушка вышла из воды и принялась искать. То и дело вскрикивая от боли — все вокруг было усыпано тускло краснеющими угольками, задыхаясь в дыму и слезах, она бегала туда-сюда по черному склону, пока не заметила под скалой входа в незнакомую пещеру. Длинноволосая радостно засмеялась и прыгнула в дыру. Она представила себе, как Сероглазый спрятался от огня в пещере и спасся, и сразу забыла про свои обожженные ноги.

Внутри было полно дыма. Не видя ничего вокруг, Длинноволосая принялась ощупывать пол и почти сразу же наткнулась на неподвижное тело. Она узнала его, проведя рукой по лицу — это был Сероглазый.

На секунду она замерла, потом рука ее заскользила дальше, погладила шею, обмякшие плечи и грудь. Сероглазый не двинулся. Девушка вздохнула и опустилась на согретый близким огнем каменный пол. Дым понемногу рассеивался, и теперь она уже видела Сероглазого. Он лежал совсем как мертвый, и зверь его тоже спал. Длинноволосая прикоснулась к нему пальцами, потом всей рукой…

Зверь вздрогнул и начал оживать. Девушка почувствовала, как ее тело наполняется горячей радостью и ожиданием, она прижалась к Сероглазому и обвила его грудь руками. Она все теснее прижималась к нему, крепко обнимая коленями его бедра, и, повинуясь ее желаниям, зверь наполнился мощью и вырос, как огромный дуб.

Воющий ветер вырывает высокое дерево; оно летит по воздуху и падает в воду.

От этих мыслей у Длинноволосой закружилась голова, невольный стон вырвался из ее груди. Она поднялась над телом Сероглазого и с резким хриплым криком впустила его могучего зверя в свой дом. Она не видела больше ни стен пещеры, ни дыма, ее мысли следовали только движениям ее тела.

Лошадь скачет по полю. К ней присоединяется еще одна, две, три… Целый табун несется по степи, все быстрее, быстрее, копыта стучат по высохшей глине, крупы лошадей взмокли. С бешеной скоростью они мчатся вперед, к обрыву, не замечая смертельной опасности, повинуясь только дикому темпу своего бега. Вот первая лошадь срывается с кручи и летит вниз, потом вторая… Полет их бесконечен, плавен и бесшумен.

Душа Длинноволосой вырвалась из тела и понеслась в сияющую высь…

Дух Сероглазого скитался в безбрежном черном пространстве. Мелок, ничтожен и жалок был покинутый им дольний мир, где на полу пещеры осталось его опаленное, бессильное тело. Сероглазый был прозрачен и легок, невидим и мудр, он смеялся, глядя сверху на самого себя, неподвижно лежащего во мраке.

Сероглазый прошел сквозь толщу скалы, не задев ее. Он летел над дымной, черной землей, стремительный как ветер и всесильный как молния. Он встречал людей из своей Семьи, умерших недавно; их бесстрастные лица, их прозрачные тени на миг появлялись из темноты, чтобы пройти и исчезнуть. Они не замечали его, и ему не хотелось смотреть на них; он был одинок в этом черном пространстве так же, как был одинок на земле. Нет, теперь одиночество стало неизмеримо больше — оно было бесконечно, тысячи тысяч душ не смогли бы заполнить эту темную бездну, это вечное, недвижимое море мрака.

Холодная тьма одиночества рождала ненависть. Сероглазый чувствовал, как чернеет, пожирая свет звезд, его новое, прозрачное тело, как наливается оно ненавистью ко всему живому. Он полетит в пещеру к своим сородичам, он будет витать над ними, могущественный и безжалостный, он отнимет у них радость, наполнит их души ужасом и будет высасывать из них горячую, трепетную жизнь, пока они сами не станут такими, как он, бесплотными духами, и не познают вечное, ледяное отчаяние одинокого полета в безбрежном океане тьмы…

Еще миг — и чернеющий дух Сероглазого набросится, не зная жалости, на ликующий в своих недолговечных страстях мир живых; ничто тогда не остановит его, и никогда не насытится его лютая жажда мести. Но вдруг… Что-то изменилось в зияющей черной бездне. Невидимые, упругие нити мрака изогнулись, сплетаясь; пространство корчилось и искажалось, рождая новую, небывалую доселе форму… Духи умерших испуганно взметнулись и закружились вихрем, захваченные водоворотом пространства.

Сероглазый оказался у входа в бездонный черный провал. Пещера с гладкими, идеально ровными стенами, сотканными из тьмы, уходила в бесконечность. Сероглазый влетел в отверстие и, движимый неудержимым желанием, помчался в неведомую высь.

Пока он летел по туннелю, дух его начал очищаться от захватившей его злобы. Холодный мрак лохмотьями отрывался от прозрачного тела Сероглазого, пока не отмылся вовсе; и тогда его чистая, любящая душа засветилась серебристым светом и зазвенела от счастья.

И в этот миг он увидел Длинноволосую. Она летела рядом с ним, такая же чистая, прозрачная и светлая, как он. Ощущение счастья внезапно выросло и стало больше мира, выплеснувшись за пределы вселенной.

Их прозрачные руки сплелись и проникли друг в друга; из тела сблизились и начали сливаться, и там, где хрустальная плоть одного проникала в воздушное тело другого, вспыхивал и разгорался, становясь ослепительным, всемогущий свет. Так они мчались, поднимаясь все выше в черном туннеле, и их сияние заполняло весь мир.

И когда пещера кончилась, перед ними раскинулась вся вселенная; она была соткана из нитей света; она ждала их — только их — миллиарды лет; и вот они пришли, чтобы наполнить ее небывалым смыслом, открыв новый виток в ее неудержимом развитии.

Они вошли друг в друга и слились в одно; и в этот миг родилось Великое Сияние. Оно сложилось из их трепещущих, залитых счастьем душ, и, возникнув, стало вечным и непобедимым. Вселенная вздрогнула, потрясенная светом, и опрокинулась, смешав верх и низ: чудо рождения нового мира свершилось.

Распавшись, Сероглазый и Длинноволосая стремительно полетели обратно, вниз по черной пещере; обернувшись в последний раз, Сероглазый увидел там, позади, в конце туннеля величественное, полное любви и грозной силы, рожденное ими Светящееся Существо.

Они летели вниз каждый своим путем, но там, в сияющей выси, в вечном Свете, что мгновение назад был ими создан, они были едины.

И вот они уже внизу. Бурная радость и страстная жажда жизни неудержимо влекли их вперед, сквозь скалу, обратно к оставленным телам.

Они вернулись в свою плоть и вновь обрели всю полноту и всю счастливую ограниченность своих земных ощущений.

Длинноволосая открыла глаза и села на каменном полу. Рядом с ней, все еще не двигаясь, лежал Сероглазый. Его ожившая грудь поднималась и опускалась в такт ровному спокойному дыханию; рукой девушка почувствовала удары возрожденного сердца. Длинноволосая теперь была спокойна — ее друг остался вместе с ней. Она ласково провела рукой по его лицу, и через мгновение он открыл глаза. Девушку захлестнула волна небывалой радости. Она ни о чем не думала — просто гладила его и счастливо улыбалась. Сероглазый, не отрываясь, смотрел на подругу, потом крепко схватил ее за руку. Но девушка не собиралась никуда убегать, ей казалось, что она может просидеть в этой незнакомой пещере целую жизнь. Вдруг Сероглазый сел, резко выпрямился и быстро огляделся. У девушки мелькнула мысль…

Пещера, обиталище Семьи Сероглазого. Все собрались, а Отца нет. Все ищут Отца.

Но зачем его искать? Впервые в жизни Длинноволосая не понимала сама себя. Она ведь прекрасно знала, что они одни в этой пещере, Отец вместе с Семьей пережидает пожар и никак не может появиться здесь. Она взглянула на Сероглазого. Тот вдруг успокоился и расслабился. Придвинувшись поближе к девушке, он стал ласково гладить ее. От удовольствия он начал даже тихонько урчать. Этот звук напомнил Длинноволосой увиденную еще в детстве сцену, поразившую ее воображение: леопард, даривший жизнь ее Семье, играл со своей подругой. Два могучих зверя резвились и ласкали друг друга среди весенних холмов, залитых ярким солнечным светом. Длинноволосая видела это давно, но сейчас воспоминания вспыхнули ярко и четко, наполненные новым смыслом: пережитое счастье вдохнуло в Длинноволосую неведомую силу, и ей казалось, что сейчас они с Сероглазым непобедимы, как два леопарда. Она сидела, задумавшись, пока вдруг не заметила на лице Сероглазого выражения крайнего удивления и восторга. Девушка огляделась — в пещере осталось все по-прежнему, ничего необычного не произошло, и она не могла понять, что так удивило ее друга. Постепенно новая мысль захватила Длинноволосую, совершенно сбив ее с толку…

Желтый леопард превращается в огромного черного медведя. Он идет по полю и входит в ту самую пещеру, где сейчас находилась она сама.

Длинноволосая совсем растерялась — она никогда не видела такого животного. Откуда у нее эти мысли? Она страшно заволновалась, но ее напуганный вид только развеселил Сероглазого. Ей показалось, что он знает причины ее испуга. Наверное, тут нет никакой опасности.

Сероглазый знаком приказал девушке успокоиться и встряхнул головой, призывая ее сделать такое же движение. Длинноволосая затихла, голова ее снова наполнилась видениями…

Черный туннель, длинный и узкий. Впереди, в конце коридора, вспыхивает ослепительный свет, и в этом сиянии огненным контуром вырисовываются две фигуры — ее и Сероглазого.

Она узнала это прекрасное видение — нечто подобное мелькнуло в ее сознании совсем недавно, в тот миг, когда она, находясь на вершине блаженства, улетала куда-то ввысь… Внезапная догадка осенила Длинноволосую. Теперь она, наконец, поняла и странные образы, и необычное поведение своего друга. Это не были ее собственные мысли. Она видела мысли Сероглазого!

Она и Сероглазый стоят рядом, их головы на мгновение сливаются, потом меняются местами.

Неужели и Сероглазый мог видеть ее мысли?!

Сероглазый внимательно наблюдал за выражением лица девушки, то восторженным, то удивленным, то задумчивым. И когда она вдруг поняла, что им теперь открыты мысли друг друга, Сероглазый, как бы подтверждая это, крепко обнял ее, прижавшись к ней всем телом, и удовлетворенно вскрикнул.

Звучание этого радостного крика, связанного с великим событием, очерченным светящимся контуром двух обнявшихся людей, Длинноволосая запомнила на всю жизнь:

— Ом!