#Первые

КРОКОДИЛ ^{(Д. Нижегородцев)} #Первые #Ай да Пушкин #Начало #Вместо вступления

Денис Нижегородцев – 39 лет, писатель, сценарист, режиссёр, продюсер, журналист и автор-составитель этого сборника – рассказывает, с чего всё началось…

Я не знаю, зачем и кому это нужно откуда это берётся. Никто меня этому не учил, не показывал, как надо, не приводил референсы (примеры, ориентиры). Просто однажды – а было мне в то время лет шесть – я взял ручку или фломастер и написал свою первую книгу.

Тут нужно посмотреть, какими были первые книги, к примеру, у братьев Гримм. Или у нашего Достоевского. И даже покопаться в ранних рукописях артхаусного Дэвида Линча. Возможно, мы с ним похожи больше… чем об этом принято говорить.

Потому что моя первая книга была далеко не простой и реалистичной. Никаких «мы с Васькой пошли за гаражи, и там он дал в ухо Петьке, а Петька пнул его ногой в живот, а потом прибежала мама Васьки и мы убежали». И никаких описаний природы в духе Пришвина, Бианки или Мамин-Сибиряка, которыми нас начнут пичкать чуть позже, в начальной школе. Нет, я сразу отдал страницы своей будущей книги на откуп фантазии и даже фантастике, гиперболе и магическому реализму – только так, только хардкор!

Повторюсь, я не знаю, откуда это взялось… Могу только догадываться. И по косвенным признакам восстанавливать полную картину. Но факт в том, что плюс-минус в шесть лет я написал свой первый рассказ, и назывался он «Крокодил».

Рассказ состоял всего из нескольких предложений. В точности уже не вспомнить каких. Но там однозначно было про нашу семью и про то, что мы вместе куда-то пошли. Вполне вероятно – в зоопарк. Но самое интересное – это совершенно эпичный финал с превращением. То есть там было всё, все элементы драматургической структуры: завязка – развитие – финал. И в финале, когда мы куда-то шли-шли и, наконец, пришли, можно было прочесть следующие строки: «Там был крокодил… И это оказался Денис».

Для тех, кто в танке: Денис – это я. Других Денисов в том возрасте, насколько помню, я не знал. И если бы сейчас мы сидели на сеансе у психолога, специалист наверняка сказал бы, что начинающий автор по ряду личных причин, идущих, как водится, из детства, встроил «собственное я» в до того вполне бытовую и не слишком драматичную историю обычной, среднестатистической, тогда ещё советской семьи. А как сказали бы коллеги-сценаристы с высоты прожитых лет и полученных кинообразований, в конце моего творения был явный перевёртыш, он же твист.

Насколько мне самому было комфортно в шкуре (коже?) крокодила в тот момент, когда я об этом писал?.. Отдавал ли отчёт в том, что это выглядит как минимум не совсем реалистично, а как максимум странно и даже страшно?..

Думаю, что понимал. В какой-то мере (снова возвращаемся на сеанс к психологу) крокодилы и даже оборотни из крокодиловой кожи были для меня, шестилетнего, чем-то не менее реальным, чем дом, улица, фонарь и далее по списку. К реальности и вымыслу я относился с равным вниманием и пиететом. И не спешил проводить границ между ними. Но, думаю, дело не только в этом.

Скорее всего, я начал ещё и заигрывать с читателем, в каком-то смысле, водить его за нос. Мол, вы ждали, что там будет обыкновенный крокодил. Но нет же! Там не просто крокодил, а он оказался… Удивил? Удивил. Кто-то ещё мог придумать подобное? Вряд ли. Во всяком случае, из тех, кто меня окружал, – точно никто.

Да, мне нравилось удивлять, в том числе и самого себя. Я ловил кайф от придумывания того, чего не бывает. И до определённого возраста наедине со своей фантазией мне было интереснее, чем с более реальными сверстниками и самыми разными жизненными ситуациями. Ещё долго внутренний мир, отдельный микрокосм в собственной голове, были больше, ярче и любопытнее мира внешнего. Даже сравнить их было нельзя.

Понадобились годы. Жена, семья и дети, работа и дом, деньги и необходимость их зарабатывать. Чтобы именно жизненные, реальные, приземлённые вопросы и проблемы вытравили из головы тот изначальный запал магии. Сегодня его заметно меньше. Но что-то ещё осталось.

Текст Д. Нижегородцева, фотография предоставлена автором

ТРУДНО БЫТЬ ЖУРАВЛЁВЫМ ^{(А. Журавлёв)} #Первые #Ай да Пушкин #Проза #Юмор #Журавлёв

Александр Журавлёв — в прошлом арт-директор крупнейшей городской газеты, ныне арт-директор уютного бара на севере Северной столицы — рассказывает, как решил стать писателем и искал повсюду другого Журавлёва — настоящего писателя…

Нет сети. Значит, Озон отпадает. Да и не привезут они сегодня, а дело стоИт. Придётся выйти из дома и тупо шагать в магазин. Лень, конечно, но надо. Поменял тапочки на ботинки, замотался в шарф, рюкзак прихватил для добычи, и двинул.

Дело в том, что на днях решил я в писатели податься.

Сегодня, конечно, много иронии по этому вопросу, но я твёрдо вознамерился написать рассказ. Перед сном настучал листов пять, отошёл, прищурился, покурил, сократил – чувствую, таланта не хватает.

Знающие люди посоветовали почитать дополнительно на эту тему. Я записал несколько фамилий.

– Да, и полистай ещё «Слово и смысл» Журавлёва. Полезная книга.

Я чуть карандаш не выронил. Что за ерунда? Ещё и не начал, а уже конкурент нарисовался. Есть уже один Журавлёв – писатель. АПэ, правда, но все равно неприятно, хоть псевдоним выдумывай. Ладно, ознакомимся сначала. Может, он и не соперник вовсе.

В соседнем торговом центре отыскал «Буквоед».

– Где у вас Журавлёв стоит, девушка?

Продавщица посмотрела с интересом.

– Журавлёв? Не припоминаю. Пойдёмте, в системе посмотрим.

Отвела меня в угол, зажгла кривоногий экран, и набрала в окошке фамилию.

– Вам какой именно?

– В каком смысле, какой?

– Их много.

Не Журавлёвы, а тараканы какие-то. Плодятся они, что ли? Час назад один был, а теперь легионы.

– Мне АПэ.

– А о чём там?

Ну, стыдно как-то сказать, что учиться надумал, решил схитрить.

– А какие есть?

– Вот, Журавлёв Николай про карты Таро пишет, «один из самых известных тарологов и практиков сефиротической магии». Второй Николай, Филиппович – про ошибки в механике. Журавлёв К. – сказочник. ИВэ – психолог. Дмитрий Журавлёв «Суп – всему голова!» – кулинар, очевидно. А Виктор Алексеевич – разведчик. Есть ещё Светлана Журавлёва «Хранители чуда», но вам, как я понимаю, мужчина нужен. Так какого?

– Мне Александр Павлович нужен.

Она ещё немного потыкала экран:

– Нет, такого нет. Может, вам в букинисте поискать или другого возьмёте?

– Другого не надо.

Ну и магазин. «Хранители чуда». Заблудиться можно, а Журавлёва нет. Ни слова, ни смысла. Сплошная коммерция. Поеду в центр. Прокачусь в «Подписные».

В «Подписных» Вавилон человек. Тянет кофе и теплом. С осенней стужи организм благодарен и млеет, растворяется в журчании тел.

За прилавком приятная шатенка, согласно бейджу – Лена, заворачивает в подарочную бумагу томик Гончарова. На пальчиках лепестками растопырились кусочки скотча. Не девушка, а цветочек. Идеальная иллюстрация к статье «как привлечь шмелей на участок». Милая и любезная. Миллезимная штучка.

Киваю.

Кивает в ответ. Словно гадая, отрывает от себя лепестки и запечатывает подарок.

– Здравствуйте. Минуточку. Лентой перевязать? До свидания. Как говорите? Слово и смысл? Сейчас посмотрим. Журавлёв. Не вижу, может, обновление не прошло. Минуту.

Отступив назад, она выгнулась вдруг в какую-то сложную анувиттасану и пискнула в потолок.

– Кристинка? Не помнишь, есть у нас Журавлёв?

Магазин замер. Словно следуя учителю на сеансе групповой терапии, посетители запрокинули головы, половина зала отложила выбранную литературу, ожидая ответа.

С балкончика свесились округлые щёчки Кристинки.

– Какой Журавлёв?

– АПэ.

– Был вроде. Попробуй «японские авторы» набрать.

– Да ну тебя, – она снова нырнула в компьютер. – Давайте ещё раз посмотрим. Нет в наличии, нет в наличии. Дмитрий Журавлёв. Константин. А вот, нашла! Журавлёв А. Есть у нас! Отчество не указано…

Слава богу. Я вытянул кошелёк и заглянул в экран. Журавлёв А.

– Ваш?

– Вроде мой.

Лена достала воки-токи:

– Илья, принеси, пожалуйста, «наши писатели», 17-й стеллаж, четвёртая полка, Журавлёв.

Через минуту волосатый парень принёс стопку книг, снял верхнюю и положил перед кассой.

– Вам завернуть?

На обложке со странным рисунком гордо пестрело название «Летающие жирафы, мамонты-блондинки, карликовые коровы».

– Позвольте, это же не то.

Она оглядела книгу.

– Почему не то? Вы же Журавлёва спрашивали. Журавлёв А. Летающие жирафы, мамонты и так далее. Будете брать?

Вокруг нас сжималось кольцо любопытных. С видимым раздражением посетители ожидали от меня скорейшего решения.

Какой-то студент не выдержал, протиснулся между мной и прилавком:

– Я возьму! Дайте одну.

За ним рванули остальные. Журавлёвы разлетались, как телефоны в чёрную пятницу. Волосатый Илья убежал за добавкой. В суете я отступил к дверям и незаметно вышел.

Что ж там за руны-то такие заветные? Шкуру золотую проще добыть.

Перешёл через Фонтанку, на перекрёстке помялся немного у пельменной, но всё же двинул дальше. Через пару домов нашёл нужную дверь и звякнул колокольчиком.

Внутри уборка. Шлёпая тапками по влажному полу, суровая тётка гоняет шваброй посетителей от Франзена и Пруста к Лотману и Станиславскому. Подталкивая друг друга в спины, покупатели семенят по периметру магазина, по очереди выкрикивая необходимое.

– У вас чёрное издание Бергмана есть?

– Письма?

– Да.

Она шваброй показывает направление.

– А Крещёный китаец?

– Следующий стеллаж.

Стараясь не наступать на протёртые участки, я пристроился в хвост и максимально приблизившись к тётке. Помянул Журавлёва.

– У нас только нон-фикшн. Учёный? Не припоминаю.

Она поставила швабру (благодарные букинисты расползлись по нужным углам), взяла меленькую лесенку и полезла на верхние полки. Выдернула пару книг и поднесла к очкам.

– С Багдухаряном?

– Простите? Каким Харяном?

– Ну вот, что-то про Параджанова. Журавлёв и Багдухарян.

– Нет, мне про слова надо.

– А это женщина, вообще? Извините.

Она ещё раз пробежалась по корешкам.

– Нет. На «Ж» вообще немного. Мужчина, куда вы пошли по протёртому? Вот там Бергман ваш, я же показала. Хотите совет? Сходите в библиотеку. Не тратьте деньги.

Н-да. Делиться словом и смыслом со мной Александр Павлович явно противился! Ладно, зайду по пути ещё в одно место, и если там нет, пойду в библиотеку. Права тётка.

Уже заметно стемнело, и когда из серого переулка я вошёл в магазин, невольно зажмурился. Стеллажи, жалюзи, плитка на полу, стены – всё здесь было бело, как в полдень на пляже.

В центре пустого зала, за кассой, словно брошенный на шезлонге халат, полулежал продавец – модный парень в красной футболке с портретом Маяковского поперёк груди. Серфер, наверное, – подумалось мне – холодные времена пережидает.

Не очень спортивное тело парень пытался компенсировать бородёнкой, татуировками и металлической козявкой в носу. Тяжело, конечно, мужчинам наших широт, особенно с прямыми и жидкими волосами, подобрать себе растительность на лице. Как ни старайся, получается глупость какая-та гусарская, или дьячок деревенский. Алёша Карамазов в исполнении Новосельцева.

Заметив меня, Алёша отложил телефон и встал.

– Добрый вечер. Вы на презентацию? – он вытянул из стопки экземпляр. – Четыреста рублей, по карте?

Где-то в глубине и вправду бубнил микрофон, слышались слабые волны аплодисментов, смех. А за спиной Алёши, среди открыток с тем же Маяковским, календарей, значков, улыбался с небольшого плаката джинноподобный писатель, прижимая к бороде бирюзовую книгу. Такие же книги стопками стояли на ближайших прилавках и стеллажах, образуя вокруг кассы голубую пещеру.

– Нет, спасибо, мне Журавлёв нужен. Слово и мысль.

Маяковский на футболке обернулся, будто проверяя, хорошо ли приклеен плакат, снова повернулся и включил компьютер.

– Журавлей?

– Журавлёв. Александр Павлович. Слово и мысль.

– У нас научного мало. Вряд ли. Нет, не вижу.

Он снова взял телефон, потёр пальцем.

– Вы электронную почитайте. В интернете смотрели? Много сервисов есть. Вот, например, – повернул телефон ко мне, – Вот и Журавлёв ваш. Александр Павлович. Слово и мысль.

– Мне бы по старинке. И так глаза ничего не видят. Да и не воспринимаю я.

Алёша снова нырнул в телефон, открыл было рот, но вдруг сморщился, посмотрел на меня с сомнением:

– Книга для внеклассного чтения? Это вам в Дом книги надо. Литература для школьников. Или заявку оставьте. Как ваша фамилия?

– До свидания.

В библиотеку я не поспел. Стемнело совсем, да и замёрз. Думаю, ещё одна бессмысленная и бессловесная ночь мне сильно не повредит, а без паспорта всё равно не запишут. К тому же ближайшая к дому библиотека находилась за длинным виадуком, пешком по которому идти тяжело, грязно и противно. Завтра прокачусь на машине.

Библиотека встретила Горьким. В холодном зелёном тамбуре великий писатель жал гипсовую голову в обрубки плеч, и был настолько хмур и неприветлив в трактовке неизвестного скульптора, что казалось: будь заказан он исполнителю в полный рост, уж точно бы имел хвост и пару безпёрых крыльев.

Проверив в кармане паспорт, я вошёл.

– Добрый день. Мне бы в библиотеку записаться.

– Здравствуйте. Запишитесь, пожалуйста, только пальтишко придётся снять. Гардероб у нас напротив, в верхней одежде не принято.

Я отправился напротив.

Пожилой татарин взял моё пальто, выдал номерок и бахилы. Унизительно шурша, я вернулся в читальный зал.

Библиотекарша интересная. На актрису похожа какую-то, не помню. Улыбается, на плечах платок поправляет. Самой же ведь холодно, отопление ещё не включили, а всех в гардероб гонит.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Мне бы Журавлёва книжку. Слово и смысл.

– Вы записаны?

– Нет ещё.

– Тогда паспорт нужен.

Паспорт я оставил в пальто. Развернулся, вернулся к татарину.

– Быстро вы.

– Я паспорт забыл. Можно пальто на минуточку?

Библиотекарша перебирала картонные карточки.

– Журавлёв, Журавлёв. Странно, не вижу. Он из современных что ли? Не припоминаю. Хотя с этими школьниками так навоюешься днём, мать родную забудешь. Ну, давайте сначала оформимся. Вы из нашего района? Сейчас формуляр возьму. Какая улица? Дом? Да, район наш.

Двумя пальцами, с нежностью филателиста, вынимающего из альбома редкую марку, она достала формуляр. Чиркнула что-то ручкой. Приложила печать и открыла мой паспорт.

– Так, имя. Какое отчество у вас красивое. Фамилия, – подняла на меня чёрные глазки. – В смысле?

Вспомнил. Чулпан Хаматова. Только та сейчас в блондинку красится.

– И вы Журавлёв?

Я кивнул.

– И вам Журавлёв нужен?

Она дрогнула пару раз губой, не отводя взгляда, медленным движением порвала формуляр на четыре части и вдруг, зажмурилась, надулась и звонко чихнула. Клочки формуляра разлетелись по полу.

– Скромнее надо быть, сударь, – она присела, собрала с пола обрывки и швырнула в корзину. Поднявшись, будто жабу взяла мой паспорт, положила на стойку и отвернулась.

– Но мне же…

– Всего доброго, – она хлопнула дверью передо мной.

Я постоял с минуту, как дурак, покрутил головой, словно пытаясь найти свидетелей происшедшему, и вышел.

– Ты чего такой? Случилось чего? Тебя не узнать даже. Где был? – Жена пропустила меня в квартиру.

– В библиотеку ходил.

– В библиотеку? Это ещё зачем?

Ужасно не хотелось объяснять и рассказывать ей про Журавлёва.

– Давай потом.

– Ладно, помоги вон ребёнку с ИЗО. И с сочинением. Не получается у неё.

Дочка, пыхтя, протянула тетрадку.

– Зря ты не хочешь на черновике сначала. Ну, ладно. Ну, тут вот повторов много, тут по сути одно и то же написано, тут с красной строки надо. Тут слабовато, не бойся приврать, это же сочинение. Давай аккуратно вынем лист и новый вставим? Перепишем. Хотя можно и так оставить. Скромнее быть.

Всё-таки переделали.

Я вернулся за стол и открыл компьютер. Буквы расползались, не желая складываться в слова. В голове кружили летающие жирафы, карты Таро и Маяковский с козлиной бородкой. Я хлопнул крышкой, и уставился в стену.

– Идём лучше спать.

– Да, ты права.

Я лёг и выключил свет. За окном проехал последний автобус, махнул по потолку лучами фар, шикнул дверями и уехал. Комната окончательно погрузилась во мрак.

– Не помнишь, где моя электронная книжка?

– В ящике в комоде, только там шнур от зарядки потерян. Надо искать.

Текст А. Журавлёва, фотография предоставлена автором

МОЯ УЛИТКА ^{(Д. Васильев)} #Первые #Ай да Пушкин #Побег из офиса #Новая жизнь

Петербуржец Денис Васильев однажды уволился с работы и, почти как герой Майкла Дугласа из культового фильма «С меня хватит!», переосмыслил свою жизнь, стоя в пробке. Проза сочинялась и до этого, но именно в тот день жизнь Дениса поделилась на До и После, а написанный вскоре рассказ он считает по-настоящему Первым…

За спиной у каждого человека тысячи прожитых дней, часов и минут, но лишь несколько из них запоминаются и проходят красной нитью через всю жизнь, меняя её навсегда…

И, конечно же, такие дни были и у меня – это свадьба, рождение моих детей и ещё один день… Он стоит обособленно, как бы отдельно от всех остальных… Этот день, как глубокая трещина, разделяет мою жизнь на «до» и «после»! Всему виной многокилометровая пробка, в которой я в тот день оказался. Она и стала для меня буквально судьбоносной. Сейчас я, как никогда, понимаю смысл этого слова – Пробка!

Середина сентября. Бабье лето в самом разгаре. Неожиданно для всех июльская жара вернулась в город, парализовав его. Десятки раскалённых, под полыхающим солнцем, машин, недовольно фыркая ядовитыми, удушающими газами, замерли, заполнив своими металлическими телами всю набережную. Я смиренно сидел в своей небольшой корейской «ласточке» в ожидании чего-то, но чего?

За последний месяц я так устал, что у меня не было сил, ни на эмоции, ни даже на саму жизнь. Произошло страшное эмоциональное выгорание, плавно перешедшее в депрессию. В машине тихо играла какая-то неизвестная мне музыка. Её звуки, грациозно извиваясь, покидали старенький приёмник, наполняя собой весь салон. Они, будто змеи, обволакивали меня с ног до головы, не давая телу ни единого шанса пошевелиться, и втекая в уши, проникали в святую святых – в мозг, провоцируя его на безрадостные и тяжёлые воспоминания.

Я думал и вспоминал! Ведь не может быть постоянно ВСЁ плохо! Так не бывает! Ведь жизнь – это живая, гигантская река. Она течёт и постоянно видоизменяется. Она, меняя своё течение, меняет и свой рельеф, и омуты. Там, где ещё вчера была непроходимая, устрашающая и безжизненная глубина, сегодня виден золотистый, влекущий к себе, мелкозернистый песочек спасительного брода. Эта Река Жизни сама видоизменяет даже свои берега. Зловеще-чёрная беспросветность, постепенно высветляясь, обязательно превратится в свет!

…Я закурил, сделал потише музыку и врубил на полную кондей. Сегодня был мой последний рабочий день! Я уволился. Достал меня этот прохладный, чистенький офис с его покорными, готовыми в любой момент снять свои штаны для очередной порки, сотрудниками. Достало руководство, которое, как правило, само не знает, чего хочет, но по-любому виноват всегда ты. И это несмотря на то, что один из руководителей – твой бывший однокурсник…

Достали меня торгаши и фарисеи, называющие себя благородным словом – Заказчик!

Достало одиночество! Сегодня ровно месяц, как я живу один, вдали от своих любимых, а у меня их трое. Они у меня такие классные…

Я невольно улыбнулся, обнимая руками баранку руля. Время тянулось наподобие толстого жгута, который с каждой секундой становился всё тоньше, так норовя лопнуть. Длинная стрелка часов, сильно отяжелев, залипала, и каждая секунда ей давалась неимоверными усилиями. И тут раздался странный, достаточно неприятный, но сильно взволновавший меня звук…

Что-то резиновое тёрлось о лобовое стекло. Я его осмотрел и увидел в нижнем правом углу очаровательную и крупную садовую улитку. Полностью высунувшись из своей перламутровой ракушки, она медленно ползла по лобовухе, осматриваясь по сторонам. И со мной что-то случилось…

Что? Да Бог его знает, возможно, я просто очень обрадовался, ведь теперь я не совсем один! Я выскочил из машины и, очень аккуратно отлепив улитку от стекла, залез обратно. Я держал её в руке и рассматривал, а она смотрела на меня, без малейшего страха и упрёка шевелила своими усиками. И даже, как мне тогда показалось, что-то мне говорила. Она явно жаловалась на свой домик, который прилип к ней, как банный лист, не давая развернуться и почувствовать себя чайкой в кучевых облаках…

Меня бросило в пот. Я задрожал, задыхаясь, от переполнявших эмоций! Мой первый, уже серьёзный рассказ написался! Пусть ещё только в голове, но он уже жил своей самостоятельной и полноценной жизнью! Я хочу писать! И точка!..

Надо сказать, что писал я со школьной скамьи, хоть и учился на одни тройки… Но всё, что выходило из-под моего пера, я всегда прятал, ибо всю свою жизнь был крайне низкого о себе мнения. Почему? Кто бы мне ответил на это вопрос… Не было в моей жизни славянского Жреца, посетившего когда-то самого Пушкина!

Очнувшись, я увидел совершенно пустую набережную… И вот я уже сижу дома, и я не один. Перед включённым компьютером с программой «ворд» и двухстраничным текстом, под названием «Улитка». Передо мной ползает Она – моя главная вдохновительница… Муза… С кожаной аккуратной головкой и небольшими влажными рожками…

Я проснулся необычно рано. Вскочил с постели и первое, что сделал, – перечитал свой Первый и, наверное, самый важный рассказ – «Улитка». Плохо ли… Хорошо ли… Но он мне понравился! Главная его героиня, уставшая от собственного домика-ракушки, покинув его навсегда, была раздавлена весёлым садовником… Жуть! Но ведь насколько сейчас этот рассказ Актуален?!

На столе, где-то сбоку, ещё долго лежала пустая, с глубокой трещиной и каплей крови, ракушка… По всему моему телу пробежал электрический разряд. Я увидел, как по оконному стеклу, снизу вверх, удалялся мутный след…

Теряя одно, обретаешь что-то Новое, совсем иное… Вероятно, и моя новая подруга, прочитав мой рассказ, тоже решила испытать свою Судьбу…

Текст Д. Васильева, фотография предоставлена автором

ВАШЕ ВЫСОКОБЛАГОРОДИЕ… ^{(М. Наухацкий)} #Первые #Ай да Пушкин #Писательство #Школа

Автору этой главы только 16. В прошлом году он окончил девятый класс школы и начал сочинять первые рассказы. В этом уже участвует в литературных конкурсах и сборниках, а взрослые порой даже не догадываются, насколько молодой автор перед ними. О том, как с помощью великого и могучего поставить на место одноклассника и как совмещать творчество с учёбой — в рассказе Михаила Наухацкого…

Мой первый писательский опыт (который в отличие от небольших незаконченных рассказов мне запомнился), я получил в школе, один или два года назад. Я настрочил и оставил на парте текст, примерно такого содержания:

«Ваше высокоблагородие, (*имя ученика, который оставлял на парте свои вещи перед уходом), ни в коем случае не смеем мы, холопье отродье, отвлекать вас от важных дел, но между тем обязаны сообщить, что Ваш многоуважаемый портфель и не менее уважаемый всеми обитателями этого стола пенал оказывают некоторое негативное влияние на учебный процесс (вероятно, тем фактом, что занимают всю, блин, парту). А так, как мы, жалкие плебеи, не имеем никакого права прикасаться своими грязными пролетарскими культями к вашим экспонатам, то их перемещением с одного места в другое должно заняться непосредственно Ваше Величество. На том челом бью…»

Из нормального текста у меня долгое время были только начатые рассказы, заканчивать которые я не стал и, наверное, не стану. Классно было придумывать какие-то сюрреалистичные, фантастические и иногда жуткие сюжеты, создавать план будущего произведения, продумывать все события вплоть до развязки… Но не так классно было потом всё это писать.

Важным шагом для меня стало то, что я поделился всем этим делом с другими людьми и мне указали на, казалось бы, очевидные ошибки, которые я не замечал. В основном кривым был не сюжет, а сам текст, диалоги и описания. Те рассказы, которые я всё-таки закончил, оказалось, просто невозможно читать без вреда для глаз, и я переключился на маленькие незамысловатые произведения, которые можно было переписывать по десять раз и не тратить на это кучу времени. Некоторые художники самоучки так поступают – вместо красочных, детально прорисованных, но кривых персонажей, они временно переключатся на фигуры без лиц и деталей одежды, зато с правильными пропорциями.

По итогу у меня получился первый неплохой рассказ длиной в две страницы. В целом, он не представляет из себя ничего интересного, но, сравнивая его с тем безобразием, что писал раньше, я вижу какой-никакой прогресс.

В общем, я закончил девятый класс, когда год назад начал писать. Тогда же нашёл для себя нескольких современных писателей-фантастов, чьё творчество запало в душу и пока что остаётся там. У меня было много свободного времени, и я писал что-то похожее на то, что любил читать. Но с началом нового учебного года я об этом мог только мечтать – свободное время кончилось, а все незаконченные работы были отложены мной в долгий ящик. И сейчас я пишу только на каникулах, поэтому, если бы у меня было портфолио, оно состояло бы из одного крошечного рассказа… Про «Василия Кузьмича», кота, устраивающего на работу своего хозяина (см. иллюстрацию)…

В будущем хочу развить навык писательства, хотя бы до того уровня, на котором не стыдно публиковать своё творчество в Сети. О том, чтобы зарабатывать этим делом на жизнь, даже не мечтаю, ведь писательство отнимает у меня слишком много времени и сил, да и вряд ли это принесёт большую прибыль. Обнадёживает то, что я только начал этот путь и у меня ещё достаточно времени, чтобы достичь успеха.

Текст и иллюстрация М. Наухацкого

ПЕРВЫЙ РАЗ… ПЕРВЫЙ ДВА… ^{(М. Неверович)} #Первые #Ай да Пушкин #Литература #Детство #Автобиография

Майя Неверович живёт в маленьком и зелёном Невинномысске и трудится в пресс-службе поискового отряда «Лиза Алерт» по Ставропольскому краю. Важная и ответственная работа, десятки спасённых детей и взрослых… А о своём свободном времени Майя говорит так: читаю чужие книги и пишу свои…

Мой «первый раз» случился, как у многих – в школе.

С седьмого класса я занималась в литкружке при школе и, разумеется, писала в стенгазету. Мне безумно нравилось видеть своё имя, выведенное внизу красным фломастером.

Однажды я в стенгазету написала не статью, как обычно, а рассказ. Про первую школьную любовь. Сочинила. Сама. Ну, почти…

Накануне вечером мы с одноклассницей сидели на качелях, и она по секрету рассказала, что за ней ухаживает Вовка – двоечник из девятого класса. А мы тогда учились в восьмом. Рассказала, как он на свидание звал, как он ей не нравится, но она боится ему об этом говорить. Парень был реально неблагополучный, грозился, что даже если она не согласится встречаться с ним – не даст встречаться и с другими!

Эту историю, лишь изменив имена и немного приукрасив, я и написала.

Ох, как она на меня разозлилась тогда! Кричала, что Вовка прочитает и всё поймёт.

Конечно, я твердила, что это лишь сочинение, не более…

Мне пришлось не просто извиняться, а неделю провожать её после школы домой, так как она боялась, что Вовка встретит её и, как минимум, отлупит. А вскоре его отчислили из школы. Что уж он натворил – мы не знаем. А с одноклассницей до сих пор общаемся.

Если брать более осознанный «первый раз», то это было в 2020 году, когда я после перерыва в несколько (много) лет решила что-то наваять. За основу взяла опять невыдуманную историю, свою личную. Но вокруг построила придуманный сюжет, героев. Написала, как тогда казалось, гениально. Придала трагизма сценам и назвала свой шедевр «Тихое НЕсчастье». А потом выложила на портал «Бумажный слон»…

Ох, и разнесли там мою гениальность! В пух и прах. Нашли миллион несостыковок, ошибок. А я читала и злилась. Снесла весь текст к чёртовой матери. И начала читать чужие работы, статьи, участвовать в обучающих марафонах. Во цепануло!

Как-то села и перечитала то, что осталось от «НЕсчастья» на компьютере. Ведь и правда бред…

Всё это время хотелось вернуться к книге, видимо, гештальт остался незакрытым. И вот в январе 2022-го руки до неё и дошли. Села и начала переписывать. По факту от предыдущей версии осталось лишь название. Больше вообще ничего общего! Ну, несколько фраз скопировала. Но суть совсем другая, герои другие. Объём раза в три больше. Писала без малого полгода, не спеша.

И мне нравится то, что получилось. Да, есть моменты, которые можно переписать. Но в целом – я довольна.

И вместо дальнейших слов оставлю-ка я здесь небольшой отрывочек из той самой книги, из «Тихого НЕсчастья»…

…Я сидела за столом и молча наблюдала за тем, как мне через ворот рубашки продевали шнур с микрофоном на петличке. В небольшой и несколько мрачной комнате стояла тишина. Хотя мрачность здесь была уместной. Да и тема разговора предстояла не о радужной карамели. Девушка, сидящая напротив, раскладывала бумаги и параллельно давала указания оператору. Совсем, как недавно я на своей работе.

При мысли об этом «недавно» на моих губах появилась горькая усмешка. Теперь казалось, что всё было в прошлой жизни или вообще не со мной.

– Подскажите, – обратилась ко мне девушка-репортёр, – как правильно ударение в вашем имени?

– На первое «а», МАлика я. Но для большинства знакомых с детства была «Малинкой», – уголки губ сами поползли вверх от приятных воспоминаний. Я будто даже услышала голоса из прошлого.

– Понятно, – как-то без эмоций в голосе ответила собеседница, сделала пометку в своих бумагах и положила руки на стол, сцепив их в замок. – Начнём?

– Как скажете. С какого момента?

– Боюсь показаться банальной, но давайте – с начала.

Я протяжно выдохнула и подняла взгляд поверх её головы, туда, где находилось небольшое окно. В стекло настойчиво бились две мухи, отчего раздавался негромкий, но равномерный стук.

– Что ж… Тогда рассказ будет долгим.

– Ничего. У нас достаточно времени.

Я откинулась на спинку стула, на камере загорелась красная лампочка.

«С начала, говорите? А я и не знаю, когда всё началось. Точно не с замужества.

Говорят, все комплексы – из детства. Вот оттуда и зайдём.

Мне было лет десять. Типичный ребёнок: вечно чумазая, шумная, хвостиком бегала за старшим братом-подростком. Сестра у меня тоже была.

То есть – и сейчас есть. Я вообще младший ребёнок в многодетной семье. Но Машка, высокая красивая блондинка с пышной грудью, уже техникум заканчивала в то время, жила в другом городе, домой приезжала по выходным и на каникулы, да и то не всегда. У неё появились там друзья, любовь-морковь. А с Тимуром, сводным братом-ровесником, мы, как говорится, не сошлись характерами: я наивная и открытая, а он уже тогда скользким был, как уж. Его густые чёрные брови и хитрая ухмылка меня всегда бесили.

Серёжку же я обожала. Он единственный прям родной-родной. У нас и мама, и папа одни, не то что с Машкой, и тем более с Тимуром. У нас с Серёгой одинаковые карие глаза.

Только у меня ресницы длинные, густые, такие, что девчонки завидовали, а у него они были гораздо реже, хоть и тоже чёрные. Сергей на четыре года старше, уже курил и имел авторитет даже у совсем взрослых пацанов.

Меня ни один мальчишка в школе пальцем не трогал. Знали, что «к Дёминой лучше не лезть – себе дороже выйдет». Были у меня платья, мама любила в них наряжать меня, как куклу. Но они не мешали мне лазить с мальчишками на деревья, играть в «Соловьи-разбойники», и прыгать с крыши гаража. Колени и локти вечно сбиты, как и большие пальцы на ногах. Последнее было «заработано» в честных футбольных битвах. Играть, правда, приходилось в тонких кедах, вот ногти и становились синими, слазили. Но кто тогда на это обращал внимание?

Да, мы умели веселиться, ровно до того момента, как приходилось идти домой, в двухкомнатную квартиру с ремонтом, который делался, наверное, до моего рождения. Жилплощадь досталась бабушке Нине ещё в те годы, когда наша мама была как я. У бабушки двое детей. Кроме нашей мамы у неё был ещё сын – Саша. Но мы его не застали, он погиб в Афганистане совсем молодым. Бабушка часто доставала альбом и всегда плакала над чёрно-белыми фотографиями своего сына. Квартирка у нас считалась стандартной. Самым шикарным в ней был балкон – длинный, на две комнаты. В остальном же – всё как у всех: в зале красный ковёр, закрывающий стену, и коричневый палас на всю длину пола, в коридоре ковровая дорожка поверх линолеума, уголок которого отходил там, где лежал телефонный провод. Сам аппарат стоял в зале, за дверью, на полочке, рядом с напольной лампой в оранжевом абажуре с длинной бахромой. Толку от этого торшера практически не было, как раз из-за абажура: его плотная ткань почти не пропускала свет.

Трое детей и трое взрослых на такой жилплощади – это мрак. А когда ещё и Машка приезжала, всем будто приходилось набирать побольше воздуха в лёгкие и просто ждать, когда она снова уедет. К счастью, она почти не приезжала. Нет, соскучиться я по ней успевала, но ходить в мизерной кухне становилось невозможно, когда там появлялся даже один лишний человек. Да и порции уменьшались. Сосиски выдавались строго по счёту. Почему-то всегда отчиму три, а остальным – по одной. Из-за стола приходилось вставать с урчащим животом и стараться поскорее уснуть…»

Текст М. Неверович, фотографии предоставлены автором

КНИГА КАК ЗНАКОМСТВО С СОБОЙ ^{(Е. Свирикова)} #Первые #Ай да Пушкин #Книга #Сомнения #Alter ego

Писатель и сценарист Евгения Свирикова – автор романов «Научи меня жить» и «Легче идти вдвоём» — рассказывает, как сочиняла драму не про разбитые «ламборгини» и как составила единое целое с автомехаником, которого вообще не должно было быть…

Свою первую книгу, роман «Научи меня жить», я писала, наверное, года три, сейчас уже трудно вспомнить точно. А может, и больше. Начала в одном городе, а закончила в другом.

Это звучит банально, но написать книгу я мечтала со школы, лет с четырнадцати. Много раз начинала, но ни разу не закончила. Были какие-то наброски, зарисовки, неразвитые идеи. Наверное, в четырнадцать сложно создать что-то стоящее.

Когда до меня добрался кризис среднего возраста, я решила, что надо стать кинематографистом, и начала писать книгу. Почему-то думала, что через книгу проще попасть в кино. Вот напишу я сейчас быстренько что-то гениальное, и потом это обязательно захотят экранизировать. Буквально в очередь ко мне выстроятся и режиссёры, и продюсеры с большими бюджетами. Не знаю, откуда такая уверенность была, я ведь знала, что для кино пишут сценаристы, а не писатели. Стала учиться драматургии и параллельно писать книгу. И, что неудивительно, литература и кино в моей жизни пошли разными дорогами. Но сейчас про книгу.

Я очень люблю драму. Такую, чтобы до мозга костей пробирала. И чтобы при этом никаких гротескных событий, вроде ушедших сквозь пальцы миллиардов или разбитых «ламборгини». Чтобы как в жизни. Тут, кстати, личные страхи сказались, но я сразу этого не распознала. Стала писать о потере близкого человека. Сюжет не нов: девушка знакомится с парнем, они быстро влюбляются друг в друга, а потом он погибает. И ей нужно как-то с этим справляться. Вроде бы ничего особенного, но, боже, как же это страшно. Добавила много личного: города, в которых жила сама (Новороссийск и Севастополь), интровертный характер героини, её любовь к вождению. Те, кто знают меня и кто читали книгу, говорят, что в героине много меня самой. Наверное, со стороны виднее.

В общем, стала писать. Пишу, пишу, страницы прибавляются, я радуюсь. А потом раз – и ступор. На самом хорошем месте, когда он предлагает ей сыграть свадьбу. Причём изначально я этого даже не планировала, как-то само вышло у них в ходе разговора. Он предложил ей руку и сердце, она согласилась. Им хорошо. Ну ладно, очень хорошо. Великолепно. И всё, больше сказать об этом нечего. Так я узнала, что о хорошем писать невозможно. Или просто у меня не получается. Вот о страданиях – это запросто, а о хорошем – нет уж, увольте.

На этом моменте забросила книгу на несколько месяцев, если не на полтора года. Потом переехала из Твери в Новороссийск, походила по улицам, съездила пару раз в Севастополь. Вдохновилась любимыми местами повторно и решила достать свои черновики. Перечитала и поняла, что идея хороша, а текст никуда не годится. И села переписывать.

Знала, что есть риск снова застрять на моменте с предложением. Уже понимала намного больше о том, как правильно строить сюжет. Составила несколько планов: сначала план книги, потом план каждой главы. Отдельный файл с хронологией событий, библией героев – всё как у настоящего писателя. И дело пошло! Теперь точно могу дать совет новичкам: если вы хотите написать книгу, но у вас нет плана, напишите его, иначе не напишете ничего.

Но иногда может случиться непредвиденное, и даже план от этого не спасёт. В моей книге почти в самом конце героиня решает восстановить машину, на которой разбился её любимый. Ремонтом должен был заняться проходной персонаж-автомеханик, у которого и слов-то не было. Но вдруг он заговорил. Пригласил героиню на свидание, но она отморозилась и отказала – это ведь не по плану! Автомеханик продолжал чинить машину, а героиня ходила и внутренне возмущалась, почему это он больше не проявляет к ней интерес? Мало ли что там у автора в плане написано, её самолюбие было задето. А автомеханик только ухмылялся своей лисьей улыбкой. В общем, мало того, что эти двое выясняли свои отношения целую лишнюю главу (на мой взгляд, это одна из лучших глав в книге), так о них пришлось писать продолжение – второй роман «Легче идти вдвоём»! Чтобы, наконец, понять, что за тип этот автомеханик и откуда он взялся в моей голове.

Я долго размышляла над этим произволом героев, как так может быть? Ответ не нашла, но другие писатели говорят, что это нормально. Пришлось согласиться и оставить всё как есть. Сейчас с высоты прошедшего времени понимаю, что этот автомеханик и их похождения с героиней были архиважны для её роста в контексте всей истории. Иначе просто и быть не могло. Как всё-таки волшебно это произошло само собой.

К волшебству могу отнести и моё интуитивное чувство драматургии. Когда ты ещё знаешь мало теории, но строишь сюжет по её законам, которые постигаешь только потом. И убеждаешься – вот тут я правильно сделала. Это здорово подкрепляет уверенность в себе как в авторе. А то мы же все такие ранимые.

Когда дело близилось к финишу, я усложнила себе задачу – поставила дедлайн – дописать до 31 декабря. Чтобы в новый год с готовой книгой. Ну, как готовой, с рукописью, которую ещё редактировать и редактировать. Справилась и была страшно горда собой. Я написала книгу! Я сделала то, о чём мечтала со школы! Это настолько классное ощущение, что его не описать словами. Какая-то свобода, но очень и очень личная, и в то же время объёмная. Потому что личная.

Дальше рукопись нужно было отредактировать и опубликовать. Редактировала сама, потому что нанимать кого-то оказалось слишком дорого. Я пишу довольно грамотно, но, конечно, не идеально. Поэтому в книге до сих пор есть ошибки, хотя я и вычитывала её много раз. Тогда это сильно раздражало, сейчас уже отношусь проще. Мир тоже, знаете ли, не идеален.

Зато обложка – моя любовь и гордость. Акварельная, максимально отражающая настроение книги, лёгкая, чувственная, живая. Полностью такая, какой я её в голове и видела. За что не устану благодарить мою дорогую Олесю Караеву.

И вот момент публикации. Страшно до жути. Одновременно хочется и не хочется, чтобы кто-то читал моё детище. Там же столько личного! А вдруг не понравится? А вдруг увидят что-то, что я пытаюсь спрятать? Тем более книга написана от первого лица, все же подумают, что это точно про меня. Ужасно страшно сделать что-то такое в первый раз и в то же время очень хочется, чтобы кто-то это увидел. Мне оставалось только зажмуриться и отпустить книгу в жизнь, как ребёнка, который вырос и дальше может идти сам.

Как говорит мой преподаватель по драматургии, страх является страхом только до тех пор, пока ты не встретился с ним лицом к лицу. Когда ты его видишь, ты перестаёшь его бояться. Мою книгу стали читать, и многим она понравилась. Знаете, бывает такое крутое ощущение, когда ты посмотришь фильм или что-то прочитаешь, и это настолько идеально совпадает с тобой нынешним, что не поменять что-то в жизни становится просто невозможно. Это не обязательно кардинальные перемены, это может быть просто осознание чего-то, понимание, принятие, но что-то важное. У меня так бывает с чужим творчеством. И вот, некоторые читательницы стали писать мне то же самое. Я не хвастаюсь, но это действительно невероятно. Значит, всё получилось правильно. Значит, энергия пошла дальше.

Написать книгу и просто, и не просто. Ну, что тут такого – придумал и пиши. Найди тихое место, выдели несколько часов в день и не отступай от плана. Но как сложно даже сказать кому-то о том, что ты пишешь! Подходить к людям со словами «почитайте, я тут написала»? О боже, со стыда можно сгореть. И это в тридцать с лишним лет, когда твои знакомые уже давно серьёзные люди, а ты тут книжечки вдруг пишешь. Конечно, это вопрос не к ним, а к принятию себя. Мы так боимся не соответствовать придуманному кем-то образу, что часто даже боимся узнать себя. И со мной так же. Написав первую книгу, вторую, я поняла, что это отличный способ познакомиться с самой собой. Удивительно, но тот странный автомеханик при ближайшем рассмотрении оказался буквально моим альтер эго. Вот так, я – скромная миниатюрная девушка, и он – высокий длинноволосый парень без комплексов. И мы составляем единое вполне гармоничное целое.

Недавно я открыла свою первую книгу, которой на момент написания этого текста уже два года. Конечно, многое хочется исправить: перестроить предложения, что-то выкинуть.

Но глобально ничего менять не хочу, да и по мелочам уже не буду. Эта книга – этап моего роста, и она должна остаться именно такой. Местами наивной, может быть, порой слишком перегруженной внутренними монологами героини. Но именно такой, потому что в этом её и моя индивидуальность.

Текст Е. Свириковой, фотографии предоставлены автором

ЭТЮД В ЗЕЛЁНЫХ ТОНАХ ^{(А. Кольт)} #Первые #Ай да Пушкин #Первый рассказ #Критика #Правки

Писательница, художница и автор комиксов Анна Кольт вспоминает один из самых болезненных опытов для любого автора – когда ты впервые выносишь своё творение на суд общественности, учишься терпеть критику и работать с чужими замечаниями. Впрочем, для Анны первый опыт оказался вполне позитивным. А поиски той самой рукописи впоследствии вылились в настоящее детективное расследование…

Много в моей творческой жизни было «первых опытов». Первая написанная книга – «Охотники за привидениями-3». Да, мне было восемь, и я не знала, что такое авторские права и фанфикшен, и была уверена, что написала настоящую книгу.

Самый первый законченный комикс – «Ледяная Леди», история про девочку-волшебницу в духе Сейлормун, у которой друг отличник совершенно случайно и так удобно для сюжета знает финикийский язык. Мне было двенадцать, и я была уверена, что если в сюжете есть «ботаник», то он должен знать абсолютно всё, что может пригодиться героям.

Первый фестиваль комиксов, который я смогла организовать без бюджета и опыта. Мне было двадцать пять. Я переживала сложные времена.

Я долго выбирала, о чем рассказать. Большинство историй казались слишком скучными, недостойными внимания кого-то, кроме меня или моих близких. Самая интересная из них оказалась слишком тяжёлой, требующей большого объёма текста, глубокой проработки и огромного количества моральных сил, так что от неё я отказалась. И остановила в итоге свой выбор на «Лесной ведьме» – моём первом опубликованном рассказе: на дворе солнечный две тысячи восьмой, мне семнадцать, и я понятия не имею, что такое психологическая достоверность.

Лесная ведьма

Начиная с подросткового возраста, я всегда искала вдохновение в фольклоре. В какой-то период я увлеклась славянской мифологией и русскими народными сказками. Перечитала все сборники, какие смогла найти дома. Попадались очень интересные, и даже шокирующие вещи. Например, сказка «Кобылья голова». Это как «Морозко», только вместо волшебного лесного деда – голова лошади. Очень увлекательно.

Однако самой вдохновляющей для меня стала сказка «Марья Моревна». Меня восхитил образ людей-птиц: налетала буря и с ней – сокол, орёл или ворон, он ударялся оземь и становился добрым молодцем. Я не уверена, что сюжет «Лесной ведьмы» вырос именно из образа человека-птицы, но этот момент вдохновения я запомнила лучше всего. Так появился один из главных героев истории – Ворон, юноша трагической судьбы, последний из рода людей-птиц.

«Лесная ведьма» стала для меня не только первым законченным оригинальным произведением (до этого я много чего начинала, но почти всё бросала), но и первым опытом редактуры текста на основе обратной связи от другого человека. Сейчас у меня богатый опыт работы с замечаниями, есть своя система и правила, которые позволяют сохранить здравый рассудок и извлечь максимальную пользу из комментариев тестовых читателей. Тогда я столкнулась с подобным впервые. Мой рассказ взяла на вычитку моя учительница русского языка и литературы Татьяна Александровна. Она вообще довольно много внимания уделяла поощрению творчества учеников, и сейчас, оглядываясь назад, я думаю о том, что такой подход сильно повлиял на меня как писательницу.

Конечно, авторское начало во мне сильно само по себе. Во мне живёт не то чтобы даже желание выдумывать истории, во мне живут сами истории. Они рождаются из яркой вспышки образа героя, когда я иду по улице и слушаю песню в наушниках. Из вопроса «что если?» Из желания переосмыслить чужое творчество через призму своего опыта. Некоторые истории рождаются из необходимости: для конкурса на определённую тему, в рамках проекта. Но они не менее ценны. Истории рождаются, живут. Какие-то обретают форму, становятся законченным произведением. Некоторые просто существуют где-то там, на просторах вымышленных вселенных в моей голове, и другие люди могут лишь издалека глянуть на них через окна брошенных в разговоре фраз: «в этом мире искусственные интеллекты любят людей и живут на серверах», «она умеет управлять насекомыми, пауками и прочими существами, которых считают «жуткими»…

Так что не думаю, что я бросила бы писательство, если бы не получила поддержки в школе. Но, тем не менее, внимание к моему творчеству определённо придало мне уверенности, решительности и настроило на рабочий лад. А самое главное – подарило ощущение нужности и важности того, что я делаю.

Я уже не помню, как именно мы пришли к тому, что Татьяна Александровна взялась за вычитку моего рассказа. Помню только, как приносила в школу распечатку – страниц пять текста. Учительница забрала листы и вернула их мне на следующий день (или через день, или через выходные – не суть) с пометками, которые мы обсудили. Посоветовала, как сделать лучше. Даже тогда, будучи подростком, не особо понимающим ценность личного времени, я была восхищена и тронута тем, что человек не просто прочитал мою историю, но и потрудился разобрать, сделать пометки, сформулировать замечания. Наверное, первая критика должна была огорчить меня: мне указали на недостатки, ошибки, сказали, что нужно править. Но нет. Я не помню негативных эмоций. Помню только радость от внимания к моему творчеству, и рабочий настрой. Я впервые почувствовала себя настоящей писательницей: я редактировала свой текст, все серьёзно!

Да, пожалуй, ощущение важности моего дела стало для меня решающим чувством тогда. И да, истории из моей головы никуда бы не исчезли, если бы мне не повезло так с учительницей. Но, может быть, там бы все они и остались, в голове. Возможно, если бы тогда, в семнадцать лет, я не почувствовала, что моё писательство для кого-то настолько значимо, я бы не решилась вкладывать столько сил в своё творчество. Даже теперь, когда мне хочется опустить руки, я оглядываюсь на свой путь и вспоминаю людей, которые вложили в меня свои силы и время. Думая о них, я напоминаю себе: то, что я делаю, – важно.

Настоящий детектив

Выходил в те времена замечательный журнал под названием «Попурри». Было у него несколько направлений: «Попурри. Для детей», «Попурри. Аниме», «Попурри. Сканворд» и вроде бы ещё какие-то, которые я не помню. Причём аниме-стилистика и фэнтези-тематика были присущи всем направлениям, и я, увлекаясь подобным, регулярно покупала «Попурри». В журнале постоянно публиковали рисунки и рассказы от читателей, поэтому, закончив редактуру текста, решила отправить в «Попурри» «Лесную ведьму».

О том, что мой рассказ опубликован, я узнала от подруги, и сразу же побежала на почту за журналом, но нужный выпуск раскупили. Я собиралась походить по газетным киоскам и поискать, но отвлеклась на какие-то дела, а потом было поздно: сначала с прилавков пропал нужный номер, а потом журнал «Попурри» и вовсе прекратил своё существование.

Шло время. Я закончила школу, и перед поступлением в университет родители купили мне первый ноутбук для учёбы. Я перенесла на него материалы со своего старенького компьютера, который уже еле-еле работал. Спустя несколько лет устарел и ноутбук, и пришлось покупать новый. Потом ещё один. Ещё. И где-то в процессе перемещений материалов с компьютера на компьютер текст «Лесной ведьмы» был утерян. У меня не осталось ни журнала с публикацией, ни исходного файла. Пару раз я пыталась найти нужный выпуск «Попурри» на просторах интернета, но безрезультатно. Думала сходить в библиотеку посмотреть подшивки, но так и не собралась. Я уже смирилась с тем, что «Лесная ведьма» теперь существует лишь как приятное воспоминание…

Но однажды мне попался пост о сообществе «археологов сети» – людей, которые ищут на просторах Интернета всякие редкие штуки. Я посмотрела, чем они занимаются, и была заинтригована. Например, мне попался пост о том, как эти специалисты нашли целый архив записей старой радиопередачи по названию радиостанции и описанию музыки, звучавшей в эфире. И я подумала: «Почему бы не обратиться к ним за помощью?» Я связалась с «археологами» и рассказала, что я ищу старый журнал со своим рассказом, опубликованный то ли в журнале «Попурри для детей», то ли в «Попурри. Аниме». На тот момент точную дату публикации я уже не помнила, только что это было в промежутке с две тысячи шестого по две тысячи восьмой год и, кажется, это была весна…

Первым делом «археологи» нашли множество сканов «Попурри», которые вызвали у меня приступ ностальгии по фэнтезийно-анимешным нулевым. Просматривать страницы журнала, который увлекал меня в школе, было приятно. Но нужного выпуска среди них не нашлось.

Искали тот самый номер у людей, продававших старые журналы, – тоже пусто. Обращались к библиотекарям – безрезультатно: так долго журналы не хранят. Я перестала надеяться. Подумала: «Что ж, считала я столько лет рассказ утерянным, и дальше буду». Хотя было немного грустно: надежда породила разочарование.

Сообщение с радостной новостью пришло мне примерно через десять дней после начала поисков. Довольно быстро, если подумать. Оказалось, рассказ был опубликован в журнале «Попурри. Сканворд», о существовании которого я вообще забыла. Я получила сканы своего первого опубликованного рассказа, который считала утерянным и вообще не ожидала когда-нибудь увидеть снова!

На самом деле я люблю перечитывать свои старые работы, особенно написанные в подростковом возрасте. Во-первых, приятно отмечать те моменты, которые получились действительно хорошо: «Ого! Я уже тогда могла писать крутые штуки!» Во-вторых, некоторые вещи в тексте спустя годы кажутся ну очень смешными. Особенно весело читать их вслух в хорошей компании.

Если честно, я ожидала, что «Лесная ведьма» при чтении во взрослом возрасте покажется мне куда более забавной, чем вышло в итоге. Тем не менее, весёлые моменты нашлись. Например, реакция героини на происходящее вокруг. Если вкратце: девочка-подросток Инна на спор пошла ночью в лес, где встретила человека-ворона (да-да, того самого, который налетел с бурей, ударился оземь и всё такое). Ворон буквально похитил её и с помощью ветра доставил в жилище ведьмы, которая попыталась сварить Инну заживо. Звучит кошмарно, но нашей героини всё нипочем, у неё самообладание матёрого разведчика! Она хладнокровно решает вопросы, шутит шутки и ничему не удивляется. Как уже говорилось выше, мне было семнадцать, и я понятия не имела, что такое психологическая достоверность.

Помимо смешного, как и ожидалось, в рассказе обнаружились вещи, которые я посчитала удачными даже спустя годы (хотя они не искупают невозмутимость главной героини и то, что у неё всё легко получается с первой попытки). Некоторые моменты выглядели действительно жуткими. Как будто в лёгкое подростковое фэнтези вдруг прорывается атмосферный хоррор.

Например, сцена, когда ведьма усыпляет главную героиню, чтобы потом убить, поглаживая её по голове и приговаривая: «Спи глазок, спи другой». Или история о том, что ведьма съела всех людей-птиц, чтобы поддерживать свою жизнь и молодость. Об этом героине рассказывает Ворон, последний представитель своего народа. Когда я перечитывала его монолог, по коже пробежали мурашки. Даже появилось желание переписать «Лесную ведьму» в формате мистического триллера. Но, наверное, лучше этого не делать.

Пусть мой первый опубликованный рассказ остаётся таким, какой есть: немного неловким, неровным, неубедительным воплощением моей фэнтезийно-анимешной юности, первого опыта работы с замечаниями по тексту и первой публикации. Хотя кто знает? Ведь от появления новой версии истории старая никуда не исчезнет, так?..

Текст А. Кольт, фотографии предоставлены автором

СТИХИ НЕ ПРОДАЮТСЯ ^{(А. Якубович)} #Первые #Ай да Пушкин #Фотография #Стихи #Акустическая фотография

Алику Якубовичу было 45 лет, он уже многого достиг в профессии, проводил персональные выставки по всему миру, по мнению FotoFest, входил в 150 лучших фотографов России периода Перестройки, возглавлял одно из самых известных рекламных агентств своего города. Но чего-то не хватало. Так появился жанр акустической фотографии…

Строчки на документах

Я был нормальным фотографом. Делал свои проекты. И уже достаточно долго. Но в какой-то момент образовалась пауза. У меня ещё не закончился проект «Легко ли быть молодым» – или «Пацаны», как он потом стал называться, – но он приближался к финалу. И я потерялся без темы. Мне хотелось новую, интересную, не банальную. Всё-таки к тому моменту я уже был известным фотографом, у меня были серьёзные награды, и я не мог просто так остановиться. Но попал на паузу. И не знал, что делать.

И вдруг… начал писать какие-то строчки, не очень даже понятные для меня. Стал их записывать. В основном они сочинялись, когда шёл на работу. А хожу я на работу пешком. У меня была секретарша. Я отдавал эти строчки ей. Она их печатала на компьютере. И возвращала обратно в виде листов на каких-то документах, невостребованных или бракованных. С одной стороны были эти строчки, а с другой – документы, счета, акты. Это было очень смешно.

В итоге я написал много таких строчек и даже текстов, не очень понимая, что это такое. Но в какой-то момент мне сказали, что это стихи. И я немножко удивился, потому что стихи для меня были рифмованными строчками, а здесь были просто обрывки мыслей…

Я пошёл к своему знакомому Игорю Чурдалёву, поэту. Он подержал эту толстую стопку в руках и сказал: «Ну, я потом посмотрю». Я сказал: «Игорь, потом я не могу, давай сейчас». Он сел, просмотрел эту стопку и разложил на три стопки. Про первую сказал, что это …овно, про вторую – это Comedy Club, про третью – это стихи. В итоге стихов оказалось много. Я продолжил.

У меня было такое состояние, что я писал каждый день. Писал, когда шёл на работу. Или просыпался уже с готовыми текстами. Писал между сном и явью. Это было очень увлекательно. Больше того, я был настолько заражён этим процессом, что таскал с собой эти бумаги, на которых были эти строчки, и заставлял всех их читать. Естественно, всех, кто хотел. Мы могли сидеть в буфете, и я доставал листы. А мои знакомые сидели и читали. При всех шутках, это было удивительно! Они читали от начала до конца, целую папку.

Потом в некоем электронном виде я отправил всё своему другу Илье Климову в Москву, в тот момент он был креативным директором очень модного журнала «Эгоист». Он прочитал всё и с утра мне позвонил. Я говорю: «Ну, что?» А он отвечает: «Ты знаешь, у меня такое ощущение, что это всё у меня с… здили». Я говорю: «В смысле?» Он: «У меня такое впечатление, что это я написал… Ну или мог бы написать».

Это было удивительно и интересно. И потом начало повторяться. Оказалось, многие думают также, как и я, только не могут сформулировать свои мысли. И тогда мой друг Боря Силенко сказал: «Давай делать книжку»…

Люди читали мою книжку и проезжали остановки

Одно из первых стихотворений, которые я написал: «Вчера нашёл пуговицу от рубашки, в которой родился». Мне было 45 лет. Казалось, что в это время все уже заканчивают. А я только начал. И это было здорово.

В общем, я начал поздно, но очень активно. Боря Силенко сказал: «Давай издавать книжку!» Я сказал: «Какую книжку? Это просто моё хобби». Но он сказал: «Нет, давай делать». И мы с ним пошли к Володе Гройсману, в издательство «Деком», где работают очень хорошие люди. Володя посмотрел на нас, улыбнулся и сказал: «Ребят, стихи НЕ продаются». Всё.

Я собрался уходить. Но он говорит: «Погоди». И вызвал девушку, видимо из редакторского отдела. Отдал ей всю мою стопку бумаг, мол, пусть всё-таки почитает. И мы ушли.

Потом я встречаю Володю на улице. Он говорит: «А что ты не заходишь-то?» Я говорю: «Насчёт чего?» Он: «Про книжку». Я: «Ты же сказал, что стихи не продаются». Он: «Ну, какие это стихи? Приходи». И мы с Борей опять пошли.

Тогда начался уже более серьёзный разговор за книжку. И Боря этим процессом увлёкся. Он сказал: «Якубович, кто ж тебя будет покупать как поэта, тебя же никто не знает! Тебя все знают как фотографа. Поэтому твоя книжка должна быть с фотографиями».

И принёс мне в качестве иллюстрации книгу про животных, где были с одной стороны какие-то сурикаты, а с другой – две строчки. Я его по первости чуть не послал. Думаю, что за ерунда. Но потом что-то начал делать, совмещать. Было сложно. Но постепенно начали происходить странные вещи. Дело в том, что, совмещая текст и фотографию, ты получаешь некое третье пространство. Текст – это одно пространство, фотография – другое, а вместе они могут дать третье.

В общем, книжку собрали, сверстали, сделали дизайн, выпустили. И она улетела буквально за полгода. Тиражом в 1000 экземпляров. Это была такая фантастическая история, конечно.

Меня останавливали люди на улицах, жали руку. Девушки на меня начали смотреть вообще по-другому. Хотя я и был известный фотограф, много снимал ню, но стихи производили на них даже большее впечатление!

Люди писали, как они ехали на маршрутке, читали мою книжку и проезжали несколько остановок. Кто-то рассказывал, что он гадает каждое утро по моей книжке. Не так уж редко и я, приходя в дома своих знакомых, видел свою книжку…

Как стать акустическим фотографом… Ну или поэтом

Никакого дара поэтического за собой не чувствую. Просто пишу на каком-то своём языке. А потом выясняется, что это интересно другим. Так я и написал девять книжек. И мне всё это, конечно, сильно удивительно.

Книга меня «собирает». Теперь получается, что фотографии я снимаю для книг. И оказывается, что книги имеют больший эффект, чем выставки.

Термин «акустическая фотография» родился, когда я ещё печатал снимки вручную. В какой-то момент все уже ушли из плёночной фотографии в цифровую, а я ещё некоторое время работал с плёнкой. Тогда у меня и родился этот термин. Совсем не для текстов, я ещё не писал текстов. Ну и где-то на подкорке остался. А потом, когда мы делали книжку, дизайнер сказал, что под названием должна быть какая-то декоративная строчка, для вёрстки. Я почему-то вспомнил про акустическую фотографию. И этот термин за мной закрепился, уже в поэзии. Арсен Мирзаев, очень известный питерский поэт и исследователь, сказал: «Алик, это твоё направление. Давай его так и обозначим!» Так я стал акустическим фотографом. Ну или поэтом…

По следам первой книжки я тут же написал вторую. Года за два, наверное. Сначала книжки как-то очень быстро писались, легко. Сейчас всё это закончилось. Я почти не пишу. Мне хочется чего-то нового. Но я себя не насилую. Для меня это просто процесс: что съёмка, что тексты.

Однако каким-то чудным образом я уже попал в антологию российского верлибра. А в одной из книг вообще сообщается, что я вхожу в топ-50 поэтов, повлиявших на весь российский верлибр.

Некоторые музыканты пытаются песни писать на мои тексты. Игорь Васильев, например. Мне это удивительно и непонятно. Но если хотят – пусть пишут, конечно. Для меня важно находиться в процессе, постоянно делать что-то новое для себя. Это мне даёт некие силы.

С моделями: либо спать, либо снимать

С девушками особая история. Когда я вижу ту, что мне нужна для съёмки, стараюсь подойти, заговорить. Конечно, иногда отказывают. Но в основном нормально получалось.

Один раз в кафе мне понравилась одна девушка. И я понял, что хочу её поснимать. Но я прозевал, как она вышла, и догнал её уже на улице. Подошёл, начал знакомиться. Она сказала, что никаких фотографий, ничего ей от меня не надо. И тогда я почему-то сказал: «Знаете, а я ведь Алик Якубович…» Она посмотрела на меня сверху вниз: «Что, правда?» Я говорю: «Правда». Она: «Не может быть!» Я говорю: «Ну, честно…» Так мы с ней познакомились, снимались.

Для меня наступила тогда прямо новая эра в общении с людьми. С девушками и не только. Книги открыли для меня прямо много хороших дверей. Через них я познакомился с удивительными людьми, стал другом для кого-то. Когда начал заниматься фотографией, у меня были кумиры недосягаемые: Борис Смелов, Володя Вяткин. С Борисом мы не успели познакомиться, он умер рано. Но с Володей Вяткиным однажды мы попали в одно жюри и подружились. И он сказал: «Алик, фотографии у тебя… нормальные. Но тому, что ты пишешь, я прямо завидую. Я бы очень хотел что-то подобное делать сам». Через это мы с Володей стали друзьями. Я отправляю ему все свои новые книжки.

Возвращаясь к девушкам… Иногда во время съёмки, да, могу процитировать какой-то свой текст, он может стать настройкой. А иногда в процессе общения с девушками возникает новый текст. Потому что съёмка начинается не с «раздевайся и повернись туда». Всё-таки мы сидим сначала, пьём чай, разговариваем. Это такой перетекающий процесс. Иногда шутим, иногда говорим серьёзные вещи. Может, сейчас это всё стало короче, потому что я хорошо понимаю, что мне от этой девушки надо. Не хочу её «размазывать» какими-то длинными разговорами. А короткий текст из книжки могу дать для настройки.

Часто спрашивают – отвечаю. С моделями я не сплю. Но стихи с них списываю. То есть в процессе нашего общения иногда возникают какие-то тексты, ассоциативные. Например: «Маршрут перестроен. Улыбнулась она и перевернулась на живот». А с моделями такая штука: либо спать, либо снимать. Это не всегда совместимо.

Текст А. Якубовича, фотографии предоставлены автором

ХЭППИ-ЭНД ^{(И. Ханипаев)} #Первые #Ай да Пушкин #Неудачи #Набитые шишки #Свой путь

Об Исламе Ханипаеве страна впервые услышала недавно – после его победы в номинации «Выбор книжных блогеров» на конкурсе издательства Ridero и второго места среди сотен претендентов на премию молодых прозаиков и поэтов «Лицей». Сам Ислам знает о себе всё, и уже довольно давно. Более того – к нынешнему хэппи-энду он целенаправленно шёл последние 12 лет…

12 лет назад я написал свой первый литературный текст.

11 лет назад я решил, что стану сценаристом, а не писателем.

9 лет назад я решил, что готов написать книгу, но сдулся на полпути (и сдувался ещё раз пять с другими книгами).

7 лет назад я попытался опять и смог закончить рукопись романа.

6 лет назад я в течение года написал ещё четыре романа и отправлял их в издательства. Следующие 3 года – ещё около двадцати пяти раз – и никогда не получал ответов.

1 год назад я написал повесть «Типа я». Эксперты (Портнов и Брейнингер) сказали, что у меня неплохо получается и надо продолжать.

6 месяцев назад я решил больше не писать, потому что очередная попытка впарить издателям рукопись закончилась неудачей.

4 месяца назад решил попробовать в последний раз и отправил «Типа я» на премию «Лицей».

2 месяца назад стал лауреатом «Лицея», о тексте написали многие сайты, новостные каналы, книжные блогеры, НО ИЗДАТЕЛИ НЕ ПРОЯВИЛИ ИНТЕРЕСА.

2 недели назад вылетел на форум «Таврида», и, пока собирал чемоданы, получил первое предложение.

12 дней назад отказал издательству, впервые.

10 дней назад мне пришло второе предложение издать «Типа я».

8 дней назад я выиграл издательскую программу уже на вторую книгу.

4 дня назад мне пришло третье предложение издать «Типа я».

1 день назад я согласился.

Если меня сейчас спросить, что стало главной причиной небольшого хэппи-энда в этой истории на 12 лет, я не назову силу воли (её не хватило), не назову мотивацию (и её не хватило) и даже простую удачу не назову (в неё я не верю, всё по воле Бога). Главная причина – это большая мечта, желание рассказывать истории.

В Коране Всевышний сказал, что не возлагает на человека сверх его возможностей.

Что ж, 12 лет – это было на грани моих возможностей)) So close.

P.S. Примечание редактора – текст был написан по горячим следам, сразу после значительных изменений в профессиональной жизни автора. Мы решили не менять даты, а оставить всё как есть. Просто прибавьте к ним ещё 1 год. Генерально – Ислам и сегодня успешный и востребованный автор, много пишет, получает заказы, учит таких, каким сам был ещё недавно, не терять надежды и продолжать свой путь…

Текст И. Ханипаева, фотографии предоставлены автором