Первый холодный день (СИ)

Глава 1. Первый день зимы

Время лживых страстей и безудержных снов.

Стервенеют ветра вечерами седыми.

Уберечь это сердце от зимних оков

Сможет только тепло и волшебное имя.

Татьяна Корольова

Завтракать на кухне в среду всегда считалось у меня плохой приметой — каждую среду с утра звонил отец, и маму это приводило в бешенство. Доводило до белого каления. Выводило из себя. Превращало в психа. Странно видеть гладко причесанную маму, аккуратно накрашенную, словно на фотосесию, в костюме от Армани или от Шанель, красную от гнева и кричащую в трубку, захлебываясь слюной. Каждую среду. Уже несколько лет. В основном так случалось каждый раз, если я не успевала отвоевать у нее трубку. Иногда мне удавалось пообщаться с ним, без вот таких вот картин — это случалось лишь тогда, когда у мамы было важное дело. Когда ее практика расширилась это начало случаться чаще. Но не сегодня. Сегодня они спорили. Нет, точнее говоря сегодня ей, очень хотелось с ним поспорить.

— Мы же договаривались, что машину ей подарю я — но нет, ты ведь хочешь подлизаться к ней, чтобы она согласилась провести Рождество с тобой! А твоя Соплюшка не будет против — в последний раз она заявила мне, что ты везешь ее на Гавайи!

Соплюшкой мама называла новую папину жену, она же моя бывшая няня, точнее говоря, была нею лет эдак с 5 назад. 4 года папа с нами не живет, и 3,5 как женат на ней. Два годика моему брату Джонни. Мама ее ненавидит, да и отца не жалует. Но вот когда они каким-то образом перебегают ей дорогу, она начинает вспоминать папе все, что он когда-либо ей сделал. Начнем с того, что он сделал ей меня в 16 лет, и только за это его нужно было расчленить. В таком вот месте мама разворачивается ко мне и тихим голосом добавляет: "Только не подумает милая, что я не люблю тебя. Ты единственное хорошее, что он мне оставил." я качаю понимающе головой и продолжаю завтракать, так словно смотрю какое-то надоедливое шоу.

И мама продолжает дальше. Отец рвет глотку уже оттуда. Потом мне дают с ним все же поговорить. Минут 15 я слушаю все изливания отца на мать, она бегает вокруг кругами, чтобы убедиться, не поддаюсь ли я на провокации переехать жить к нему и Соплюшке, потом еще пять минут я рассказываю папе о своих делах, в некоторой сухой манере мамы. Папа обещает мне, что скоро приедет, мы двое знаем, что это не так, и все что может мне светить — это конверт с фотографиями его новой семьи, которые убивают меня еще больше чем чек в конверте, и до следующей среды я буду ненавидеть его так же как мама.

Так каждую неделю. Но сегодня не так. Мама действительно зла. Ведь папа сорвал ей подарок! Такой огромный подарок. Которым, она хотела не только поздравить меня с днем рожденья, но и откупиться, чтобы поехать с друзьями на следующие выходные в горы — покататься. После дня рожденья прошло уже три недели, и они все еще не могут это выяснить. Я же езжу на машине отца — она была первой, и у меня была необходимость ездить хоть на чем-то лишь не на автобусе, и не с мамой. Хуже мамы могла быть только Мария, наша домоправительница, которая всегда парковалась возле мусорников, и мне казалось, что даже пройдя несколько сто метров к школе, я все еще воняю отбросами.

Когда мама поняла, что я хочу оставить машину отца, ее это просто добило. И вот — третью среду подряд, когда звонит отец, я даже не смею ей перечить. Нужно же ей куда-то подевать гнев, так лучше на него, чем на меня. И пусть папа считает это предательством с моей стороны. Он-то ведь знал, что она мне хочет подарить, и поступил так назло. Мог бы подарить мне, как мы и договаривались неделю каникул где-нибудь подальше от них двоих, и желательно там, где бы телефон работал лишь раз в неделю. Пусть в среду — нужно соблюдать хоть какие-то семейные традиции.

Наконец мама ненадолго замолчала, видимо закончился запал, и принялась слушать то, что ей говорит папа в трубку — губы сжаты, брови сведены в одну точку, а лоб наморщен, она редко забывала о том, что нужно следить за своей мимикой, чтобы предотвращать морщинки. Наверняка договариваются, когда я поеду к нему.

— Я не против, — наконец изрекла она, и почти облегчено выдохнула. Я задумчиво потянула из кружки свое капуччино, нелегально выкраденное из маминой заначки. Мама, и не против с тем, что говорит отец? Они меня реально пугают! — Я еду в пятницу. Значит, буду меньше переживать. Только нужно ей предложить чтобы она еще кого-то взяла с собой — я тебя знаю, если не работа…то Соп…Карен отнимет твое внимание. Так Блэр хоть не будет скучать.

Я нахмурилась, когда поняла, что на эти выходные меня ссылают в Денвер, и нахмурилась еще больше, когда мама протянула мне трубку.

Я нехотя встала со стульчика, ловко увернулась от того, чтобы мама поправила мне челку, и схватила трубку.

— Привет Котенок! — папа всегда знал, когда трубку беру я. Видимо у меня было меньше негативной энергии, чем у мамы.

— Привет, — я говорила без особого оживления. Пока мама стояла за спиной, потому как ее это могло и обидеть. "С чего тебе радоваться, когда ОН звонит, — бывало, кричала она, — это Он тебя вырастил? Это я тебя вырастила!" я с ней абсолютно согласна. Мама растила меня, убирала дом, готовила еду, считала папины счета, и училась на юриста. Мама вырастила меня, выучилась, стала адвокатом, помогла папе с раскруткой бизнеса….и даже нашла ему жену, как любит говорить она. Все так, и все ужасно.

— Мама рядом, — догадался он.

— Да, — однотонно ответила я. Не то чтобы я полностью соглашалась, что мама бывает драконихой, но такие вот заговоры с отцом, казалось, сближают нас. У нас было еще хоть что-то общего кроме зеленовато-карих глаз. Все остальное, даже дом после смерти мамы, я унаследую от нее. Тоже ее слова. Пессимизм так же от нее. За него особая благодарность — и привет от школьного психолога.

Вот кратко, что она написала в моем деле, которое я очень некрасиво прочитала, когда он стоял открытым на столе — Блэр, девочка 17 лет. Развита физически и умственно, умная, властная, интересная, имеет таланты, но не хочет их развивать. Малообщительная, порой замкнута, избегает прямо отвечать на щекотливые вопросы, которые относятся к ее семье. Наверняка это следствие развода ее родителей. Несвойственный детям пессимизм — защитная реакция. Почти глухая стена. Не удивительно, что родители не находят с ней общего языка. На удивление при этом, ребенок не конфликтный, но и не держится в тени. Выбирает экватор и пускается по этому пути в свободный дрейф не переживая куда такое плавание ее может прибить.

Как патетично и поэтично одновременно. И все обо мне. Хоть кому-то не наплевать, и в то же время, я против, чтобы кто-то копался в моей голове, и раскладывал мое "Я" по полочкам. И еще мне это напоминает мамину кузину Дерин, которая страдала ипохондрией и ходила к психиатру. Если я в таком возрасте тоже начну регулярно посещать подобный кабинет кончить мне в обветшалом доме, наполненном котами.

— Мама не сказал тебе, что в пятницу, ты приедешь ко мне?

— Нет, а с чего вдруг?

Я уставилась на маму, прищурившись. Она тут же подбоченилась. Потому что решила, что отец подбивает меня на что-то, на что они не договаривались — это была моя месть за то, что спихивает меня, даже не посоветовавшись. Да мне 17 лет исполнилось 3 недели тому — имею право на собственное мнение! Да и не было у меня желания общаться с Соплюшкой, и малым Джонни, который уже по-настоящему бывал сопливым. Малый был симпатичный, но за что мне его любить, за совместные алели в ДНК? Теперь мой папа, стал его папой, и я его редко видела. Конечно же, малый в этом не виноват, но эти мысли все равно отложились где-то на подсознании. И всплывали каждый раз, когда я приезжала к ним. А Соплюшка еще жаловалась, что я не люблю детей — дети детям разница! И она была бы дурой, если бы не понимала в чем дело. Все она понимала, точнее говоря, я все ей доходчиво объяснила еще в первый раз, когда приехала к отцу — она та тварь, которая увела отца из семьи, и вряд ли теперь построит свою жизнь весело, так что от меня ей любви не ждать, да и Джонни тоже. А вот про пакости, которые я любила ей устроить я благоразумно умолчала. Теперь, когда Джонни бегал, их было на кого списать. Но папа все равно догадывался, что это была я, и редко когда говорил мне об этом. И редко приглашал к себе.

— Нам и ей это как раз удобно. Мы ведь твой день рождения почти не отметили. Джонни был тогда болен…

— Да я помню, — сухо отрезала я, прекрасно помня, как этот маленький поросенок срыгнул на один из моих подарков. Нет, я не была кровожадной, но приехать ко мне в гости и все равно еще как-то умудрится испоганить день рожденье, которого я так ждала, ведь соберется вся семья! Это даже для меня чересчур. А потом родители начали ругаться из-за машины…праздник был испорчен. Наверное, я как-то плохо смотрела на малого, так как Карен старалась держать его все время на руках, а противный малый все равно тянул руки ко мне. Правильно, что она не дала его подержать — я даже боюсь подумать, чтобы с ним сделала!

— Прости…

— Ну ты не виноват, — снова сухо сказала я. Часы на кухне сообщили мне, что сегодня, как и в любую другую среду, я снова опоздала в школу. Настроение как говориться умирало постепенно. Сегодня снова придется остаться в школе после уроков. Это значит — нет кафе-мороженое, нет заехать в музыкальный магазин, и тем более нет, я не успею на премьеру нового фильма в кинотеатре. Ах, и да, я точно не успею на ужин с мамой и ее коллегой, хм…хоть что-то позитивное.

— Так вот, мы будем очень рады тебя видеть с Карен. К тому же Джонни твой братик, а ты почти не видишь, как он растет.

Как и ты не видел, как я росла, подумала я, но промолчала. Я никогда не позорила одного родителя при другом. Они и так хорошенько преуспели в этом. Постоянные ссоры и до развода и после. Карен даже иногда ревновала, потому что когда они ругались, то могли по часу никого вокруг не замечать. И да. Я тоже замечала, что между ними до сих пор есть притяжение. Но если бы меня спросили, хотела бы я увидеть своих родителей снова вместе, я бы однозначно сказала бы что нет. Когда они были вместе, такое было постоянно — ссоры, крики, ругань. И как бы я не любила папу, он никогда не был парой для мамы — он простой механик, а она юрист, даже будучи беременной, она смогла окончить школу с отличием. Папе дали диплом, лишь потому, что он играл во все спортивные игры в школе. Я иногда сомневалась, умеет ли он толком писать, так как всяких разных наград и кубков у него было больше чем дырявых носков. Да и писем он мне тоже не писал. В е-мейлах всегда бывали лишь смайлики и короткие слова, сокращения. Карен ему в этом плане подходила — в последний раз, когда я у них была, она рыдала над индийским кино. Над кино без субтитров. Я готова была всплакнуть возле нее, только из-за одной той мысли, что вероятнее всего быть Джонни идиотом. У меня хотя бы мама была умной, а у него сразу же два неука в доме. Да, зато их два, а у меня одна мама. Идиотам везет.

— Ну что ж… раз вы так решили…

Я решила немного подействовать на нервы обоим родителям.

Папа тут же всполошился:

— Ну что ты, если у тебя свои планы…

Угу. А как же! Толпы поклонников, стая преданных друзей, которые без меня с места не сдвинутся, и что там еще у популярных детей? Короны раскиданы по комнате, розовые обои, первый секс в 14…ничего из перечисленного у меня не было.

— Да нет, я приеду.

Какие у меня могут быть планы? Все мои друзья вместе со своими родителям едут в горы кататься на лыжах — я помнила, что когда-то и у нас такая традиция была. Но я о ней лишь помнила, но не ощущала тех впечатлений уже очень давно. Видеть, как Карен стоит на лыжах, было выше моего терпения — я просто начинала смеяться и не могла остановиться. Папа злился, Карен плакала — меня отправляли домой. Так было три раза. И больше отец такие вылазки не организовывал. Ребенком я была еще тем подарочком!

А с мамой ехать в горы бывало и еще хуже. С нами обязательно ехали ее подруги — три Разведенных ведьмы, как называл их отец. И зачастую одна из них имела при себе такую бутылочку, в которой у нее было мартини. Она напивалась, и мама с подругой отвозили ее в домик. Вот это была картина — ее как мумию тащили за руки, и она лишь держала лыжни ровно. Кошмар. А я оставалась кататься одна, смущенная, да еще наблюдала за счастливыми семьями или веселыми компаниями друзей. Половина из них были мои одноклассники, соседи, знакомые или даже мои друзья — но меня с ними хоть и пускали, я все равно уже ничего не хотела. Так надоело из года в год проживать все одно и то же. Раз в год мы ехали с отцом и Карен, и раз в год с Разведенными ведьмами во главе с моей мамой. Так надоело!!!

— Тогда до пятницы, Котенок!

— До пятницы, — согласилась я, и поставила трубку.

— Ну? — мама смотрела на меня внимательно, сложа руки на груди. — Что вы с ним договорились?

— Да. Я в пятницу еду к нему.

— Чудненько!

— Не то слово, — я попыталась выказать такой же ажиотаж. Но не получалось. Почему у меня такое ощущение, что от меня избавляются, и что мама променяла меня на компанию двух полупьяных бабенок? Наверное, потому что так оно и было!

— Ну не надо делать вид, что тебе не нравиться такая идея. Чтобы я там не говорила о Дике, он тебя любит. Даже та маленькая шваль тебя любит, и малыш…

Мама имела много эпитетов для Карен, но никогда ни как не обзывала малыша. Ей очень нравился Джонни, и я подозревала она не оставляет надежд иметь себе такого же. А почему бы и нет. Ей еще не было 33, или уже было. Но это не важно — важно то, что она все еще могла иметь детей. Но у нее не было мужчины, и вот это ее просто убивало. Да и меня тоже — я как бы сказать, была из тех девушек, у которых мало кавалеров. Их у меня было несколько и то почти все они были еще в младшей школе. А тот один, с которым я уже начала встречаться в старших классах недавно уехал. Это не было для меня моментом страдания, как оказалось, я почти ничего к нему не чувствовала, но Кевин был очень красивым и пользовался популярностью. И хоть убей, я так до сих пор не поняла, почему он вообще выбрал меня из толпы наших местных красавиц. Странно, что я раньше не уделяла этому вопросу должное внимание — а и правда почему?

— Ладно, мама, неважно, я ведь согласилась поехать!

Мама подошла ко мне ближе, чтобы как всегда занудно поправить воротник рубашки и ремень.

— Только я тебя прошу, не поддавайся на их просьбы остаться на Рождество, ты ведь знаешь….

— Что их там много, а ты одна… — закончила я за нее. Как же мама умела мной манипулировать. Давить на жалость! Это напрягало. На то она и адвокат!

— Спасибо, я знаю, что ты меня понимаешь!

Я терпеливо вздохнула, и наконец, мама поняла, что пора меня отпускать в школу.

С каким облегчением я поняла, что утро среды уже минуло, как и еженедельный разговор с отцом. Пока все не закончилось, я даже не поняла, в каком напряжении была. Допив, уже холодный капучинно, я поспешила в свою новую машинку — Кашкаи Ниссан, большую и огромную. Туда где нет родителей и их проблем, а самое главное, где никто меня не делит, как призовые рога.