Волейбольная площадка – слишком громкие слова для того места, на котором собралась компания, чтобы поиграть в волейбол.
Два деревянных столба, рваная грязная сетка, а в качестве разметки просто узкие выкопанные траншеи. Место подачи – вытоптанная яма, что на одной половине площадки, что на другой.
– Ну, что, народ? – набивая мяч, спросил парень, который ещё утром был за рулём шишиги. Витя, кажется. – Разбиваемся на команды по парам?
– Да, – подхватил поц, рот которого не закрывался весь сенокос и, похоже, не закроется и этим вечером. – Я беру Ксюху в свою пару, а вы нам не мешаете.
– Дурак. Они не про это, – фыркнула девчонка, которая Ксюха. – Можно разбиться на команду мальчиков и команду девочек.
– Не. Так не пойдёт, – вклинился очкастый. – Это будет игрой в поддавки.
– И кто будет поддаваться? – спросила Гусыня. В голосе ее блеснула опасная интонация.
– Ну, мы, получается, – ответил, всё ещё набивающий мяч. – Иначе вы опять обижаться будете, что мы выиграли.
– То есть ты хочешь сказать, что у нас в принципе нет против вас шансов? Типа, мы, девочки, слабый пол и балласт для таких крутых типов, как вы?
– Вот не надо тут! – потряс в её сторону указательным пальцем Витя. – Никто так не сказал. Это я к тому, что вы же девочки – хрупкие создания, вас надо беречь и всё такое…
– Про «всё такое» поподробнее, пожалуйста, – заржал Лёха. – Я хочу знать, что конкретно подразумевается под «всё такое», чтобы потом не возникло недоразумений. А-то опять потом от Ксюхи, вооруженной крапивой, через всё село бежать.
– Тебе «всё такое» за твоё вчерашнее поведение не светит ещё лет пятнадцать, – нарочито воинственно заявила девушка, держащая за руку Гусыня.
Видимо, подружки они с ней покрепче, чем с Леной, раз та стоит в стороне и, скрестив руки на груди, наблюдает за всеми, чуть сморщив нос. Но взгляд её, к сожалению, я чаще остальных я ловлю на себе.
– Ну, вот, – вздохнул Лёха горько и обнял обшарпанный деревянный столб, на котором держалась грязная сетка. – Опять Ксюшка не даст мне сегодня себя отвсётакоить. Зря только в бане мылся.
– Давайте уже разобьёмся и поиграем, пока солнце не село, – быстро взяла всех в оборот Гусыня. – Ксюша и Лёша идут в команду ко мне и Рамилю, а Лена, Витя, Стёпа и…
– Недобор, – выпятил нижнюю губу тот, что Стёпа. – Надо еще одного человека.
– Сгоняйте за Лёнькой. Чего ему дома тухнуть?
– Я позвоню ему, – вытянула Гусыня из заднего кармана шортов телефон и быстро набрала чей-то номер. – Да, Лёнь, привет. Чем занимаешься?… Тогда тебе срочно нужно к нам на площадку. Нам как раз одного человека не хватает. Придёшь?… Ждём, – отняла телефон от уха и убрала его обратно в карман. – Сейчас придёт. Как раз думал, чем заняться.
– Ну, всё, – махнул Лёха рукой как-то отчаянно. – Сейчас придёт Черная Пятница, встанет к ним в команду, и мы всосём.
– Да ладно тебе, – ткнула его Гусыня в плечо. – Просто внимательнее будь, а не флюиды тут свои разбрасывай. Ксюха уже не знает, куда глаза прятать.
Лёха резко опустил взгляд вниз и проверил ширинку:
– Фух! Ты так не говори! Я уж думал, что выпало чего.
– Дебил, – хохотнула Гусыня и вступила с этим Лёхой в шуточную борьбу.
Устало откинулся на спинку деревянной скамейки и посмотрел в чистое голубое небо. Пора валить домой. Сегодня еще переночую, а завтра свалю отсюда нахрен. Батя, наверное, уже всех собак поднял. Да и друзья уже потеряли меня.
Жаль только, что телефон сдох, и невозможно, проверить, кто звонил, писал, слал голосовухи.
– О, здорово, Лёнька! – загалдела толпа.
Опустил голову и увидел странно приближающегося к нам чувака. Он, либо бухой, либо явно под чем-то.
– Привет-привет! – отвечал он всем.
Здоровались с ним так, будто он местная звезда: пожимали его руку, обнимали и похлопывали по спине.
– Встанешь к нам в команду? – спросил его очкастый. – А-то эти все разбились по сладким парочкам, а у нас недобор.
– Это кто у вас тут сладкие парочки? – сказал этот тип. И говорил он как-то замедленно и коряво, будто реально был под какими-то веществами.
– Я с Ксюхой, естественно, и Гу́ся со своим.
– Он не мой.
– Привет, – обратился ко мне этот поц и протянул руку для пожатия. – Я Лёня.
– Рамиль, – встал со скамьи и нехотя пожал его руку.
– Играем? – спросил Гусыня, уже завладевшая мячом.
– Давайте! – снова этот до тошноты дружный галдёж.
Странный парень встал на противоположной стороне площадки.
– Все ждём скидок от Чёрной Пятницы, – оповестил Лёха всё, блин, село и встал напротив меня под сеткой.
– А он играть-то, вообще умеет? – указал я кивком головы на этого Пятницу. – Может, ему обратно домой, чтобы проспался или лекарство какое принял?
Со всех лиц мгновенно сползли улыбки. Только этот Лёня продолжал улыбаться, но уже несколько снисходительно.
Кто-то резко схватил меня за футболку на плече и потянул в сторону к вытоптанному месту подачи мяча.
– Ты идиот?! – шикнула на меня Гусыня. – У Лёни ДЦП. Нужно объяснять, что это такое?
– Предупреждать, блин, надо! – теперь пришла моя очередь пучить глаза и шипеть ей в лицо.
– Предупреждать о чём?! О том, что нужно за языком следить и оставаться человеком, даже если незнакомый тебе человек пьяный? Он к тебе, вроде, без агрессии и гнилых подкатов обратился. Или нет? – сверкала она гневным взглядом.
– Твою мать! – оборачиваться не хотелось. И так понятно, что там я увижу лишь осуждение на лицах всех собравшихся.
– Извинись, – смотрела мне прямо в глаза Гусыня.
– За что?! Я ничего не сделал!
– И именно поэтому тебя через минуту закопают под одним из столбов. Извинись, и мы начнём игру.
Стиснул челюсти. Никогда ни за что не извинялся и не хотел, потому что не за что было. Но сейчас впервые почувствовал себя отвратительно и жалко. Осуждение на лицах собравшихся было заслужено.
Прошёлся по лицу ладонью и, резко вдохнув, повернулся ко всей компании.
На лицах парней чётко читалось желание втоптать меня в грязь и коровье дерьмо. Даже на лице миловидной Ксюши читалось это желание.
Подошёл к Лёне, который всё так же открыто улыбался и, походу, просто ждал начала игры.
– Слушай, это… – замялся я, не зная, какие слова подобрать. – Ты, прости, ладно? Просто, я никогда не… ну… не видел…
– Да забей, – отмахнулся Лёня и улыбнулся ещё шире. – За этот год в универе я привык, что некоторые городские шарахаются от меня или брезгуют. Не все, конечно, но бывает. И тоже, то алконавтом называют, то ещё как… Пока не познакомятся. Нормально всё. Я понимаю.
– Без обид? – протянул я ему руку для пожатия.
– Какие, нафиг, обиды? – пожал он в ответ мою ладонь. – Все свои.
Сгладив внезапно образовавшийся острый угол, вернулся в команду к Гусыне и заметил на ее лице одобрительную улыбку. Народ вокруг тоже расслабился и стал шутить.
– Ну, что, народ? Играем? – спросила Гусыня, готовясь подавать первый мяч.
– Давай, замоторивай! – хлопнул в ладоши Лёха. – Проигравшая по пяти партиям команда тырит картоху для вечернего костра.