***

По пути с «моря» девочки заводят:У ней такая маленькая грудь,

А губы – губы алые, как маки…

Уходит капитан в далекий путь.

Он любит девушку из Нагасаки.


Наша палата им бросает вызов:Мы идем по Уругваю!

Ночь хоть выколи глаза.

Слышны крики попугаев,

Обезьяньи голоса.


Последние строки Акулич ужесточает:Слышны крики: «Раздевайся!

А то выколю глаза!».


Оборачивается вожатая, которая идет с физруком так, что голые руки их соприкасаются:

– При входе в лагерь чтобы гимн! Слова все помнят? «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры – дети рабочих…».

До лагеря еще далеко, вожатая не старшая, к тому же, всеми замечено, как круто выпирает у физрука сквозь васильковое трико, канты которого натянуты штрипками на его ступнях в незастегнутых сандалетах: можно игнорировать… У ней следы проказы на щеках.

У ней татуированные знаки…


«Девушка из Нагасаки», которую я слышу в первый раз, нравится мне больше нашей – тем более что у них проступают эти самые груди, о которых они самозабвенно так поют, а у Мацко даже такие выпирают, что она постоянно как бы сгорает от стыда. В прошлом году их не было – не говоря про волосы, о которых докладывает нам Сорока. Которые, когда обладательницы их выходят из воды, проступают кучерявым таким рельефом. А если купальник светлый…

«Уругваем» мы забиваем «Нагасаки».

Под нашим напором их шеренга в промокших сарафанах, скособочась, уступает нам дорогу, и, вбивая подошвы в песок, перемешанный с хвоей, мы вырываемся на гребень первыми… Топай, путник, осторожно:

Нас подслушивает лес.

Умереть всегда возможно,

Если в джунгли ты залез.


Внизу белеет зацветающее картофельное поле, справа сосняк, слева тянутся елочки, которые нам по плечо, и все это не джунгли, а вполне безопасная природа Европейской части СССР, но все же возникает чувство, будто и вправду что-то угрожает. Нас поймают папуасы!

Будут жарить над костром!

Будут кушать наше мясо!

И закусывать ребром!

Загрузка...