Бедный мистер Томпсон! Бедный, бедный мистер Томпсон.
Не правда ли, теперь эти слова приобретают совсем иное значение?
Ему не следовало сюда приходить.
Питер был совершенно уверен, что не желает видеть реконструкцию сражения при Ватерлоо. Ему вполне хватило участия в настоящем сражении, весьма похожем на ад. И хотя он не думал, что версия Принни, в настоящее время бушевавшая слева от него, столь же устрашающая и точная, его вдруг повергло в шок осознание того, что сцена такого количества смертей и разрушений превратилась в развлечение для добропорядочных жителей Лондона.
Развлечение? Питер с отвращением покачал головой, наблюдая за лондонцами из всех социальных слоев общества, со смехом и весельем прогуливающихся по Воксхолл Гарденс. Большинство из них даже не обращало внимания на разворачивающееся сражение. Разве они не знали, сколько людей погибло в битве под Ватерлоо? Достойных людей. Молодых.
Пятнадцать тысяч человек! И это не считая солдат неприятеля.
Но, несмотря на все дурные предчувствия, он все–таки пришел. Питер заплатил свои два шиллинга и прошел в сады не для того, чтобы наблюдать за этой насмешкой над настоящим сражением, или посмотреть на впечатляющее газовое освещение, и даже не для того, чтобы полюбоваться фейерверком, который, как ему сказали, обещает стать самым замечательным фейерверком за всю историю Британии.
Нет, он приехал, чтобы увидеть Тилли. Ведь изначально именно он должен был сопровождать ее, и он очень сомневался, что Тилли отменила свои планы только потому, что они больше не разговаривали друг с другом. Она ведь сказала, что должна увидеть эту реконструкцию, чтобы, наконец, проститься со своим братом. Тилли должна быть здесь. В этом Питер был уверен. В чем он был менее уверен, так это в том, что ему удастся определить ее местонахождение. Уже тысячи людей наводнили Воксхолл Гарденс, и публика все продолжала прибывать. Дорожки были переполнены гуляющими, и Питеру пришло на ум, что имелось одно обстоятельство, делавшее эту ночь точной реконструкцией битвы – запах. Тут не было запаха крови и смерти, но воздух был наполнен зловонием, неизменно возникающем при столь большом скоплении людей на относительно малом пространстве.
«Большинство из них, – подумал Питер, сворачивая на тропинку, чтобы избежать встречи с приближавшейся группой людей весьма подозрительного вида, – должно быть, не мылись месяцами».
И кто сказал, что, уходя в отставку, человек должен распрощаться со всеми «радостями» армейской жизни?
Питер не знал, что он скажет Тилли, при условии, если он вообще ее найдет. Он даже не знал, скажет ли он вообще хоть что–нибудь. Ему всего лишь хотелось увидеть ее, сколь бы душераздирающе это не звучало. Она отклонила все его попытки к сближению после той злосчастной прогулки в Гайд–парке, с которой прошла уже неделя. Питер дважды приезжал к Тилли с визитом, но оба раза ему сообщали, что ее «нет дома». Его записки возвращались нераспечатанными. И, наконец, Тилли сама прислала ему письмо, в котором заявляла, что если он пока еще не готов задать ей совершенно конкретный вопрос, то ему не следует искать новых встреч с нею.
Тилли высказалась прямо, без обиняков.
До Питера дошли слухи, что большая часть высшего общества планировала собраться на северной стороне луга, где Принни устроил смотровую площадку для лучшего наблюдения за разворачивающимся сражением. Таким образом, Питеру пришлось обойти поле по периметру, держась на достаточном расстоянии от солдат. Питер полагал, что вряд ли все они проявили достаточную осмотрительность, удостоверившись, что их оружие не заряжено настоящими пулями. Он пробирался сквозь толпу, бормоча проклятия на всем протяжении пути до северной стороны луга. Питер любил быструю ходьбу широким шагом, и толчея в Воксхолле казалась ему версией ада на земле. Кто–то наступил ему на ногу, кто–то толкнул в плечо. А третьего Питер шлепнул по руке, предотвратив попытку, залезть к нему в карман.
Наконец, после почти получасовой борьбы с толпой, Питер выбрался на относительно свободный участок. Очевидно, слуги Принни удалили отсюда всех, кроме самых знатный гостей, дабы принц мог беспрепятственно наблюдать за представлением, которое, с радостью отметил Питер, похоже близилось к завершению.
Он пристально вглядывался в толпу в поисках знакомого проблеска рыжих волос. Ничего. Возможно, она передумала и не пришла?
Возле его уха громыхнула пушка. Питер вздрогнул.
Где же, черт возьми, Тилли?
Еще один заключительный взрыв, а затем… Бог ты мой, неужели это Гендель[13]?
Питер с отвращением посмотрел налево. И действительно, около сотни музыкантов из оркестра подняли свои инструменты и заиграли.
Куда же, черт побери, подевалась Тилли?
Шум начинал действовать на нервы. Публика ревела, солдаты смеялись, а музыка – какого дьявола здесь играет музыка?
И в этот миг, посреди всего этого хаоса, Питер увидел Тилли и мог бы поклясться, что тут же все стихло.
Он увидел Тилли, и для него больше ничего не существовало.
***
Тилли сожалела, что приехала сюда. Она не собиралась наслаждаться представлением, но думала, что сможет… о, она не знала точно… возможно, она сможет что–то понять. Почувствует связь с Гарри.
Не каждой сестре выпадает шанс увидеть реконструкцию сцены смерти брата.
Но вместо этого она испытывала лишь сожаление, что не прихватила с собой вату, чтобы заткнуть уши. Битва была оглушающей, и что еще хуже, девушке пришлось стоять рядом с Робертом Данлопом, который, очевидно, решил, что в его обязанности входит подробно комментировать все происходящее на сцене.
А единственное, о чем могла в этот момент думать Тилли, было: «На его месте должен был находиться Питер». Это Питеру следовало находиться рядом с нею, объясняя значение всех маневров на поле битвы и предупреждая Тилли о том, что следует прикрывать уши, когда звуки сражения становятся слишком громкими.
Если бы она была с Питером, то могла бы осторожно держаться за его руку, иногда сжимая ее, когда сражение становилось слишком напряженным. К Питеру ей было бы легче обратиться, чтобы спросить: в какой момент погиб Гарри?
Но вместо этого, рядом с нею находился Робби, который считал все происходящее грандиозным приключением. Вот и сейчас, наклонившись к Тилли, он выкрикнул:
– Великолепная забава? А?
Теперь, по окончании сражения, Робби все еще продолжал болтать, но уже о жилетах, лошадях и о чем–то еще в том же духе.
Что–либо понять было почти невозможно. Музыка гремела и, откровенно говоря, за ходом мысли Робби всегда было несколько трудновато уследить.
И тут, когда музыка немного стихла, он наклонился к Тилли и произнес:
– Гарри бы это понравилось.
Понравилось? Это заявление встревожило Тилли. Если бы Гарри суждено было выжить, то, несомненно, он вернулся бы другим человеком. Ей было горько оттого, что она никогда не узнает, каким человеком он был в свои последние дни.
Но Робби не имел в виду ничего дурного, и сердце у него было доброе, поэтому Тилли лишь улыбнулась и кивнула ему.
– Как досадно, что он умер, — произнес Робби.
– Да, – ответила Тилли, потому как, что еще можно было на это ответить?
– И так бессмысленно.
Она повернулась и посмотрела на него. Утверждение Робби показалось ей очень странным, ведь ему не были свойственны деликатность и проницательность.
– Любая война – бессмысленна, – медленно проговорила Тилли. – Разве не так?
– Ну, да, конечно, – ответил Робби, – хотя кто–то должен был отправиться туда, чтобы остановить Бони. Но не думаю, если хотите знать, что он добился бы своей цели.
Тилли решила, что это была самая законченная мысль, которую она когда–либо слышала от Робби. И она задалась вопросом, а может Робби был не так прост, как ей изначально показалось, когда внезапно она… почувствовала.
Нет, она ничего не услышала и не увидела. Она просто вдруг осознала, что он появился, и потому, посмотрев направо, Тилли увидела его.
Питера. Рядом с нею. Казалось поразительным, что она не ощутила его присутствия раньше.
– Мистер Томпсон, – прохладно сказала она. Или, по крайней мере, попыталась вложить в свой голос ледяные нотки. Но Тилли очень сомневалась, что преуспела в этом; столь сильным было ее облегчение при виде Питера.
Конечно же, она все еще сердилась на него и вовсе не была уверена, что хочет разговаривать с ним, но этой ночью она чувствовала себя настолько странно… Да и сражение вызывало неприятное чувство дискомфорта, поэтому серьезное лицо Питера было подобно спасательному кругу, не дающему потерять рассудок.
– Мы только что говорили о Гарри, – весело заявил Робби.
Питер кивнул.
– Так неудачно, что он пропустил сражение, – продолжал Робби. – Я хочу сказать, что несправедливо находиться все это время в армии, а затем вдруг пропустить сражение. – Он покачал головой. – Такая досада, не правда ли?
Тилли в смятении уставилась на него.
– Что вы имеете в виду, заявляя, что он пропустил сражение?
Она повернулась к Питеру как раз вовремя, чтобы увидеть, как он отчаянно машет головой Робби, который громко переспросил:
– А? Что?
– Что вы имеете в виду, – громче повторила Тилли, – заявляя, что он пропустил сражение?
– Тилли, – вставил Питер, – вы должны понять…
– Мне сказали, что он погиб в битве при Ватерлоо. – Тилли переводила взгляд с одного мужчины на другого, вглядываясь в их лица. – Они пришли к нам в дом и сказали, что он погиб в битве при Ватерлоо.
Ее голос стал пронзительным и испуганным. Питер не знал, что предпринять. Он был готов убить Робби; у этого болвана, что, совсем нет мозгов?
– Тилли, – он вновь произнес ее имя, пытаясь выиграть время.
– Как он умер? – настойчиво повторила Тилли. – Я хочу, чтобы вы рассказали мне это прямо сейчас.
Питер посмотрел на нее; девушку начинала бить дрожь.
– Скажите мне, как он умер.
– Тилли, я…
– Скажите…
БУМ!
Все трое подскочили, поскольку взрыв фейерверка произошел всего в двадцати ярдах от того места, где они стояли.
– Потрясающе хорошее шоу! – завопил Робби, поднимая лицо к небу.
Питер бросил взгляд на фейерверк; было невозможно не смотреть. Розовые, синие, зеленые звезды в небе трещали, распадались и проливались искрящимся душем на землю.
– Питер, – позвала Тилли, дернув его за рукав, – скажите мне. Скажите мне сейчас же.
Питер открыл было рот, чтобы заговорить, зная, что сейчас ему следует уделить ей все свое внимание, но, как ни старался, не смог оторвать взгляда от фейерверка. Он посмотрел на Тилли, а затем – на небо, и снова на нее…
– Питер! – она почти кричала.
– Это была повозка, – внезапно произнес Робби, повернувшись к Тилли в момент затишья в запуске пиротехнических зарядов. – Она придавила его.
– Он был раздавлен повозкой?
– На самом деле, фургоном, – произнес Робби, поправляя себя. – Он был…
БУМ!
– Ух, ты! – завопил Робби. – Посмотрите вот на этот!
– Питер, – взмолилась Тилли.
– Это произошло так нелепо, – сказал Питер, оторвав, наконец, взгляд от неба. – Нелепо, ужасно и непростительно. Ее следовало пустить на дрова еще за несколько недель до этого.
– Что же случилось? – прошептала Тилли.
И он рассказал ей. Не все, опуская ужасные детали; здесь было не место и не время для этого. Но в общих чертах Питер обрисовал, что произошло, вполне достаточно для того, чтобы Тилли поняла правду. Гарри был героем, но умер он не смертью героя; по крайней мере, не той смертью, которую большинство англичан сочли бы героической.
Конечно, это не должно было иметь никакого значения, но по ее лицу Питер видел, что для нее это было важно.
– Почему вы не сказали мне? – низким дрожащим голосом спросила она. – Вы солгали мне. Как вы посмели мне лгать?
– Тилли, я…
– Вы лгали мне. Вы сказали мне, что он умер в сражении.
– Я никогда…
– Вы позволяли мне верить в это, – выкрикнула она. – Как вы могли?
– Тилли, – в отчаянии произнес Питер. – Я…
БУМ!
Машинально они оба посмотрели наверх.
– Я не знаю, почему они вам солгали, – сказал Питер, как только вспышка распалась на струящиеся зеленые искры. – Я не догадывался, что вы не знаете правды до званого обеда у леди Нили. И не знал, что сказать. Я не…
– Перестаньте, – сбивчиво прервала она, – не пытайтесь оправдаться.
Но ведь она сама только что просила, чтобы он объяснил.
– Тилли…
– Завтра, – сдавленно произнесла она. – Поговорим завтра. А сейчас я… сейчас…
БУМ!
И когда розовые искры дождем полились сверху, она подхватила свои юбки и без оглядки бросилась через единственный просвет в толпе, находившийся сразу за Принни и оркестром.
Прочь из его жизни.
– Ты идиот! – прошипел Питер Робби.
– Что? – Робби был слишком занят, вглядываясь в небо.
– Ничего, – огрызнулся Питер.
Он должен найти Тилли. Он знал, что она не хочет его видеть, и в обычной ситуации с уважением отнесся бы к ее пожеланию, но, черт возьми, это же Воксхолл Гарденс! Здесь сейчас бродят тысячи людей, некоторые просто развлекаются, а у других могут быть более злые намерения.
Это совсем неподходящее место для одинокой леди, особенно для пребывающей в столь явном смятении как Тилли.
Питер последовал за нею через поляну, пробормотал извинения, столкнувшись с одним из охранников Принни. На Тилли было светлое платье бледно–зеленого цвета, казавшееся почти воздушным в свете газовых фонарей, и как только она замедлила свой бег, за ней стало легче следовать. Он не мог ее догнать, но, по крайней мере, мог ее видеть.
Она продвигалась сквозь толпу очень быстро, по крайней мере, быстрее, чем это мог сделать Питер. Ее хрупкая фигурка позволяла ей протиснуться там, где Питер мог проложить свой путь, только работая кулаками. Расстояние между ними росло, но Питер все еще мог видеть ее, благодаря тому, что оба двигались вниз под уклон.
И вдруг…
– Проклятье! – выдохнул он.
Она направлялась к китайской пагоде. Какого черта она это делала? Он понятия не имел, находился ли там внутри кто–либо еще. Не говоря уже о том, что в ней, вероятно, существовало несколько выходов. Будет чрезвычайно сложно не потерять ее из виду, как только она забежит внутрь.
– Тилли, – прорычал Питер, удваивая свои усилия, чтобы сократить расстояние между ними. Он не думал, что Тилли знала о его преследовании, но, тем не менее, она выбрала единственный безошибочный способ оторваться.
БУМ!
Питер вздрогнул. Наверняка, это фейерверк, но его насторожил странный свистящий звук, раздавшийся прямо над его головой, словно ракету запустили слишком низко. Питер оглянулся, пытаясь выяснить, что же произошло, когда…
– О, Боже! – Слова сами сорвались с губ, тихие и полные ужаса. Вся восточная сторона китайской пагоды была охвачена огнем.
– Тилли! – закричал Питер, и если раньше ему казалось трудным пробираться сквозь толпу, то теперь это получалось у него гораздо лучше. Он рванул как сумасшедший, без труда справляясь со встречными, наступая кому–то на ноги и толкая локтями в ребра, плечи и даже лица, пытаясь быстрее добраться до пагоды.
Люди вокруг него смеялись, указывая на горящую пагоду, очевидно полагая, что это – часть представления.
Наконец, он добрался до здания, но когда попытался подойти к ступенькам, то был остановлен двумя здоровенными охранниками.
– Вы не можете туда войти, – сказал один из них. – Слишком опасно.
– Там женщина, – прорычал Питер, изо всех сил стараясь освободиться от их хватки.
– Нет, там…
– Я видел ее, – он почти кричал. – Позвольте мне войти!
Двое мужчин посмотрели друг на друга, после чего один из них пробормотал:
– В конце концов, вы рискуете своей головой, – и позволил ему пройти.
Питер ворвался в здание, прикрывая рот от дыма носовым платком. Имелся ли платок у Тилли? Жива ли она?
Он обыскал нижний этаж, полностью заполненный дымом, но сам огонь, казалось, пока держался где–то на верхнем уровне. Тилли нигде не было.
В воздухе стоял невообразимый треск и грохот. Неподалеку от него на пол рухнул обломок деревянного бруса. Питер упорно продолжал свои поиски; потолок начинал рушиться прямо у него на глазах. Еще минута, и он погибнет. Если он собирается спасти Тилли, то остается только молиться, чтобы она не потеряла сознания и смогла выбраться через верхнее окно, поскольку Питер был совершенно уверен, что лестница его не выдержит, и он не сможет подняться к ней наверх.
Задыхаясь от едкого дыма, он выскочил наружу через черный ход, и стал отчаянно осматривать верхние окна здания, выискивая путь к его западной части, которая все еще оставалась неохваченной пожаром.
– Тилли! – крикнул Питер в последний раз, хотя и сомневался, что она могла услышать его сквозь рев огня.
– Питер!
Его сердце пропустило удар, и он начал озираться, пытаясь определить, откуда слышен ее голос. И тут же обнаружил Тилли, которая находилась вне здания и боролась с двумя огромными мужчинами, пытающимися не дать ей броситься к нему.
– Тилли? – прошептал он.
Она все–таки вырвалась на свободу и побежала к нему, и только тогда он вышел, наконец, из своего оцепенения, сообразив, что все еще находится слишком близко от горящего здания, а значит секунд через десять Тилли тоже окажется в опасной зоне.
Питер сгреб девушку в охапку прежде, чем она смогла обвить его своими руками, и не сбавлял шага до тех пор, пока оба они не оказались на безопасном расстоянии от пагоды.
– Что вы делаете? – выкрикнула она, все еще сжимая его плечи. – Почему вы оказались в пагоде?
– Спасал вас! Я видел, как вы вбежали в…
– Но я же сразу выбежала обратно…
– Но я–то этого не знал!
Слова закончились, и какое–то мгновение они оба молчали, затем Тилли прошептала:
– Я чуть не умерла, когда… увидела вас внутри. Я заметила вас в окне.
Его глаза все еще болели и слезились от дыма, но каким–то образом, когда Питер смотрел на Тилли, все выглядело кристально ясным.
– Я никогда в жизни не был так напуган, как в тот момент, когда увидел, что в пагоду попала ракета, – сказал он и понял, что это и в самом деле так. Два года войны, смертей и разрушений, и все же ничто не смогло напугать его сильнее, чем мысль о том, что он ее теряет.
И тут же ему стало абсолютно ясно, что он не может ждать год, чтобы жениться на ней. Питер понятия не имел, как заставить ее родителей дать согласие, но он непременно что–нибудь придумает. А если не получится… Что ж, свадьба в Шотландии оказалась вполне удачным решением для множества пар до них.
Лишь одно Питер знал точно. Он не сможет примириться с мыслью о жизни без нее.
– Тилли, я… – Ему так много хотелось ей сказать, но он не знал с чего и как начать. Питер надеялся, что Тилли все увидела в его глазах, потому что слов у него не хватало. Не существовало таких слов, чтобы выразить все то, что жило в его сердце.
– Я люблю вас, – прошептал он, но даже этого казалось недостаточно. – Я люблю вас, и…
– Тилли! – раздался чей–то пронзительный крик.
Они оба обернулись и увидели, как ее мать мчится к ним с такой скоростью, в способность развить которую вряд ли кто–либо мог поверить, включая саму леди Кенби.
– Тилли, Тилли, Тилли, – повторяла графиня, добравшись до них и чуть не задушив дочь в своих объятиях. – Кто–то сказал мне, что ты была в пагоде. Кто–то сказал…
– Я в порядке, мама, – заверила ее Тилли. – Все хорошо.
Леди Кенби остановилась, моргнула, а затем повернулась к растрепанному и запачканному сажей Питеру.
– Это вы спасли ее? – спросила она.
– Она сама себя спасла, – признался Питер.
– Но он пытался, – сказала Тилли. – Он отправился туда, чтобы найти меня.
– Я… – Казалось, графиня не могла подобрать нужные слова. Наконец, она просто сказала: – Спасибо.
– Я ничего не сделал, – сказал Питер.
– Думаю, что сделали, – ответила леди Кенби, вытаскивая из сумочки носовой платок и прикладывая его к глазам. – Я… – Она посмотрела на Тилли. – Я не могу потерять еще одного ребенка, Тилли. Не могу потерять тебя.
– Я знаю, мама, – успокаивающим голосом произнесла Тилли. – Со мной все в порядке. Ты же видишь.
– Я знаю, знаю, я… – И вдруг что–то в ней надломилось, поскольку она покачнулась назад, вцепилась руками в плечи Тилли, и ее начала бить дрожь.
– О чем ты думала? – закричала она. – Убежать одной!
– Я не знала, что она загорится, – возразила Тилли.
– В Воксхолл Гарденс! Ты знаешь, что случается с молодыми женщинами в местах подобных этому! Я собираюсь…
– Леди Кенби, – прервал ее Питер, успокаивающе положив свою руку ей на плечо. – Может быть сейчас не время…
Леди Кенби замерла и кивнула, оглядываясь вокруг, чтобы удостовериться, не заметил ли кто, как она потеряла самообладание.
Удивительно, но, кажется, они не привлекли к себе ничьего внимания. Публика все еще была слишком занята, наблюдая за грандиозной гибелью пагоды. И действительно, даже они не могли оторвать глаз от строения, которое, наконец, взорвалось и разрушилось до основания в огненном аду.
– О, Боже, – прошептал Питер, глубоко вдохнув.
– Питер, – задыхаясь, произнесла Тилли. Одно только слово, но он все отлично понял.
– Ты отправляешься домой, – решительно произнесла леди Кенби, хватая Тилли за руку. – Наша карета находится сразу за теми воротами.
– Мама, мне нужно поговорить с мистером…
– Ты сможешь сказать ему все, что захочешь, завтра. – Леди Кенби бросила на Питера строгий взгляд. – Не так ли, мистер Томпсон?
– Конечно, – ответил он. – Но я провожу вас до вашей кареты.
– В этом нет…
– Это необходимо, – заявил Питер.
Леди Кенби закрыла глаза на его решительный тон и согласилась:
– Полагаю, что так. – Ее голос был мягким и слегка задумчивым, словно она только сейчас осознала, насколько глубока привязанность Питера к ее дочери.
Питер проводил дам до кареты, а потом наблюдал за ней, пока та не скрылась из вида, перед ним стоял всего один вопрос, как ему удастся дождаться следующего дня. Это было так нелепо. Он сам просил Тилли подождать его целый год, а возможно и два, а теперь какие–то четырнадцать часов казались ему вечностью.
Он посмотрел на Воксхолл Гарденс и вздохнул. Ему совершенно не хотелось туда возвращаться, даже если это означало, что придется выбрать более длинный путь в обход садов туда, где наемные экипажи ожидали своих клиентов.
– Мистер Томпсон! Питер!
Он обернулся и увидел, как отец Тилли, миновав ворота, спешит к нему навстречу.
– Лорд Кенби, – приветствовал его Питер. – Я…
– Вы видели мою жену? – в отчаянии прервал его граф. – Или Тилли?
Быстро припомнив события сегодняшнего вечера, Питер заверил графа в том, что дамы в полной безопасности, отметив при этом, что пожилой джентльмен вздохнул с облегчением.
– Они уехали не более двух минут назад, – сказал Питер графу.
Отец Тилли усмехнулся.
– Обо мне даже не вспомнили, – сказал он. – Не думаю, что у вас поблизости имеется карета.
Питер с сожалением покачал головой.
– Я приехал в наемном экипаже, – признался он.
Это разоблачало его ужасающую нехватку средств, но даже если граф все еще не был осведомлен о состоянии кошелька Питера, то скоро обо всем узнает. Ни один отец не станет рассматривать предложение руки и сердца его дочери, не собрав прежде сведения о финансовой состоятельности предполагаемого жениха.
Граф вздохнул и покачал головой.
– Что ж, – сказал он, уперев руки в бока, пока осматривал улицу. – Полагаю, что выхода нет, придется идти.
– Пешком, милорд?
Лорд Кенби бросил на него оценивающий взгляд.
– Вы готовы?
– Конечно, – быстро откликнулся Питер. Им предстояла довольно длительная прогулка до района Мейфэр, где жили Кенби, а затем ему придется пройти еще немного – до своих апартаментов на Портмэн–Сквер, но это был сущий пустяк по сравнению с тем, какие расстояния ему приходилось преодолевать на Полуострове.
– Прекрасно. Я предоставлю вам свою карету, как только мы окажемся у меня дома.
Они быстро и молча шли через мост, останавливаясь лишь для того, чтобы полюбоваться фейерверками, время от времени все еще взмывавшими в небо.
– К этому времени они уже должны были бы расстрелять все заряды, – заметил лорд Кенби, прислонясь к парапету.
– Или перестать стрелять вообще, – резко ответил Питер. – После того, что случилось с пагодой…
– Действительно.
Питер собрался уже продолжить путь, как вдруг у него вырвалось:
– Я хочу жениться на Тилли.
Граф повернулся и посмотрел ему прямо в глаза:
– Прошу прощения?
– Я хочу жениться на вашей дочери. – Наконец он сказал это. И даже дважды.
И при этом граф не выглядел так, словно готов его убить.
– Должен сказать, что я ничуть не удивлен, – пробормотал пожилой джентльмен.
– И я хочу, чтобы вы управляли ее приданым.
– Вот, значит, как.
– Я не охотник за богатыми невестами, – заявил Питер.
Один уголок губ графа приподнялся, это была не совсем улыбка, но нечто на нее похожее.
– Если вы настолько полны решимости доказать это, почему бы совсем от него не отказаться?
– Это было бы несправедливо по отношению к Тилли, – ответил Питер, стоя навытяжку, как в строю. – Моя гордость не стоит ее комфорта.
Лорд Кенби сделал паузу, и эти три секунды показались Питеру вечностью, а затем граф спросил:
– Вы любите ее?
– Всем сердцем.
– Хорошо. – Граф одобрительно кивнул. – Она – ваша. При условии, что вы возьмете все приданое. И что она скажет «да».
Питер не мог шевельнуться. Он и мечтать не смел, что все пройдет так легко. Он настроился на борьбу, даже смирился с возможным тайным бегством.
– Похоже, вы очень удивлены, – смеясь, сказал граф. – Вы знаете, сколько раз в своих письмах домой Гарри писал о вас? При всей его легкомысленности Гарри был весьма проницателен в отношении людских характеров, и если он сказал, что не видит никого более достойного, чтобы жениться на Тилли, то я склонен в это поверить.
– Он так написал? – прошептал Питер. Его глаза начало щипать, но, на сей раз, в этом нельзя было обвинить дым. Только воспоминание о Гарри, в один из редких моментов, когда тот был совершенно серьезен; Гарри, берущий с него обещание позаботиться о Тилли. Питер никогда не предполагал, что это могло означать брак, но, возможно, именно это Гарри и имел в виду.
– Гарри любил тебя, сынок, – сказал лорд Кенби.
– Я тоже его любил. Как брата.
Граф улыбнулся.
– В таком случае тебе не кажется, что все складывается так, как и должно бы?
Они повернулись и снова тронулись в путь.
– Ты придешь к Тилли утром? – спросил лорд Кенби, когда они сходили с моста на северный берег Темзы.
– Это будет первое, что я завтра сделаю, – заверил его Питер.
Глава 7
Устроенная прошлой ночью реконструкция сражения при Ватерлоо, по утверждению Принни, имела «грандиозный успех». Слыша это, хочется задаться вопросом, а заметил ли наш Регент тот факт, что китайская пагода (которых у нас в Лондоне совсем немного), сгорела дотла во время этого «успешного» действа?
Ходят слухи, что леди Матильда Ховард и мистер Питер Томпсон оказались пойманными в ловушку внутри горящей пагоды, хотя (что, по мнению вашего автора, является достаточно удивительным) и не в одно и то же время.
Ни один из них не пострадал. А далее события развивались довольно интригующе: леди Матильда уехала со своей матерью, а мистер Томпсон покинул Воксхолл Гарденз с лордом Кенби.
Возможно ли, что Кенби приняли мистера Томпсона в качестве жениха своей дочери? Ваш автор не смеет пускаться в досужие размышления на эту тему, но обещает сообщить всю правду сразу же, как только она станет ему известна.
«Светская хроника леди Уислдаун», 19 июня 1816 года
Слова «это будет первое, что я завтра сделаю» можно было толковать по–разному и, в конце концов, Питер решил, что будет вполне приемлемым отправиться выполнять данное им обещание в три часа утра.
Он принял предложение лорда Кенби насчет кареты и вернулся домой гораздо раньше, чем ожидал. Но, оказавшись у себя дома, он не смог найти себе достойного занятия, а начал беспокойно вышагивать по комнате, считая минуты до того времени, когда вновь сможет появиться на пороге дома Кенби и сделать официальное предложение Тилли.
Питер не нервничал; он знал, что она ответит согласием. Но он был взволнован, слишком взволнован, чтобы спать, слишком взволнован, чтобы есть, слишком взволнован чтобы делать хоть что–то, кроме как кружить по своему небольшому жилищу, время от времени вскидывая в воздух кулак с торжествующим возгласом:
– Да!
Это было глупо и совсем по–детски, но Питер никак не мог остановиться.
И именно по этой самой причине он оказался посреди ночи под окном Тилли, опытной рукой бросая камешки в ее окно.
Швап. Швап.
Он всегда был меток.
Швап. Швап.
Ой! Вероятно, этот был слишком большим.
Шв…
– Ой!
Черт!
– Тилли?
– Питер?
– Я попал в вас?
– Это был камень? – Она потирала плечо.
– Вообще–то галька, – пояснил Питер.
– И чем это вы занимаетесь?
Он усмехнулся.
– Ухаживаю за вами.
Тилли огляделась вокруг, словно опасаясь, что внезапно мог появиться некто, чтобы упрятать Питера в Бедлам[14].
– Сейчас?
– Как видите.
– Вы сошли с ума?
Питер осмотрелся в поисках какой–нибудь решетки или дерева, с помощью которых он мог бы вскарабкаться наверх.
– Впустите меня, – попросил он.
– Теперь я точно уверена, что вы безумны.
– Но не до такой степени, чтобы попытаться взобраться по стене. Подойдите к черному входу и впустите меня.
– Питер, я не стану…
– Тилли.
– Питер, вам следует вернуться домой.
Он наклонил голову набок.
– Полагаю, что останусь здесь, пока не проснется весь дом.
– Вы этого не сделаете.
– Сделаю, – заверил он.
Что–то в его тоне должно быть убедило ее, поскольку Тилли замолчала, обдумывая сказанное Питером.
– Что ж, – сказала она тоном школьной учительницы. – Я спущусь. Но не думайте, что вы войдете.
И прежде, чем Тилли исчезла в своей комнате, Питер успел одобрительно взмахнуть рукой, а потом, засунув руки в карманы и что–то насвистывая, отправился к черному входу.
Жизнь прекрасна. Нет, гораздо более того.
Она стала захватывающей.
Тилли чуть не умерла от удивления, увидев Питера стоящего в саду за ее домом. Хорошо, возможно, это и было небольшим преувеличением, но… О, Господи! Что же он такое вытворяет?
И все же, даже отчитывая его и приказывая возвращаться домой, Тилли была не в состоянии подавить в себе головокружительное ликование, которое она испытала, увидев Питера под своим окном. Тот Питер, которого она знала, всегда вел себя благопристойно, в соответствии с общепринятыми правилами; он никогда не делал ничего подобного.
Возможно, только для нее он сделал исключение. Только для нее. Сложно придумать что–то более великолепное.
Тилли накинула на себя халат, но обуваться не стала. Ей хотелось добраться до черного входа как можно быстрее и бесшумней. Комнаты большинства слуг располагались на верхних этажах дома, но мальчик–посыльный спал внизу возле кухни и, кроме того, придется пройти в непосредственной близости от комнаты экономки.
Через пару минут стремительного бега она достигла черного хода и осторожно повернула ключ. Питер уже стоял на пороге.
– Тилли, – с улыбкой произнес он, а затем, прежде чем девушка успела хотя бы произнести его имя, Питер обнял ее и прильнул к губам.
– Питер, – задыхаясь, произнесла Тилли, когда он, наконец, ей это позволил, – что вы здесь делаете?
Его губы переместились на ее шею.
– Говорю вам, что люблю вас.
Все ее тело покалывало. Предыдущим вечером Питер уже говорил это, но слова любви все еще вызывали в ней трепет, словно она слышала их впервые.
А затем Питер отступил. Его глаза стали серьезными, когда он произнес:
– Надеюсь, что и вы скажете то же самое.
– Я люблю вас, – прошептала Тилли. – Люблю, люблю. Но мне необходимо…
– Вам необходимо, чтобы я все объяснил, – закончил за нее Питер. – Почему я не сказал вам правду о Гарри.
Это было совсем не то, что она собиралась сказать. Удивительно, но она не думала о Гарри. Тилли не вспоминала о нем всю ночь, начиная с того мгновения, как увидела Питера в горящей пагоде.
– Мне жаль, что у меня нет лучшего ответа, – сказал он, – но правда состоит в том, что я не знаю, почему ничего не рассказал вам. Наверное, не нашлось подходящего момента.
– Мы не можем разговаривать здесь, – сказала Тилли, внезапно осознав, что они все еще стоят на пороге. Кто–нибудь может услышать их и проснуться. – Идите за мной, – приказала она, беря его за руку и втаскивая внутрь.
Она не могла привести его в свою комнату, – это было немыслимым. Но этажом выше имелась небольшая гостиная, которая находилась на достаточном удалении от всех спален. Там их никто не услышит.
Как только они достигли своего нового убежища, Тилли повернулась к нему и сказала:
– Это не имеет значения. Я все понимаю. Я погорячилась.
– Нет, – сказал Питер, беря ее руки в свои. – Это не так.
– Именно так. Наверное, из–за шока.
Питер поднес ее руки к своим губам.
– Но я должна спросить, – прошептала она. – Вы бы мне рассказали?
Питер некоторое время молчал, продолжая удерживать ее руки.
– Я не знаю, – наконец, тихо ответил он. – Наверное, со временем все–таки рассказал.
Со временем. Это было не совсем то, что Тилли ожидала услышать.
– Пятьдесят лет – слишком долгий срок для хранения тайны, – добавил он.
Пятьдесят лет? Она подняла глаза.
Он улыбался.
– Питер? – дрожащим голосом спросила Тилли.
– Вы выйдете за меня замуж?
Ее губы приоткрылись. Тилли попыталась кивнуть, но обнаружила, что не может ни пошевелиться, ни что–либо произнести.
– Я уже разговаривал с вашим отцом.
– Вы…
Питер притянул ее ближе.
– Он сказал «да».
– Люди назовут вас охотником за состоянием, – прошептала она. Тилли должна была это сказать, ведь она знала, как это важно для него.
– А вы?
Она отрицательно покачала головой.
Питер пожал плечами.
– Тогда все остальное неважно.
И затем, чтобы сделать это прекрасное мгновение еще более незабываемым, он опустился перед нею на одно колено, продолжая удерживать ее руки.
– Тилли Ховард, – торжественно начал он, – вы выйдете за меня замуж?
Тилли кивнула. Кивнула сквозь слезы, застилавшие ей глаза, и даже умудрилась произнести:
– Да. О, да!
Тилли почувствовала, как напряглись его руки, а затем Питер поднялся, и она оказалась в его объятиях.
– Тилли, – горячо прошептал он ей на ухо, – я сделаю тебя счастливой. Обещаю сделать все, что в моих силах, но ты будешь счастлива.
– Я уже счастлива. – Она улыбнулась, пристально глядя в его лицо и удивляясь, каким родным и близким оно стало. – Поцелуй меня, импульсивно вырвалось у нее.
Он наклонился, запечатлевая легкий поцелуй на ее губах.
– Я должен уйти.
– Нет, поцелуй меня.
Питер тяжело вздохнул.
– Ты не понимаешь, о чем просишь.
– Поцелуй меня. Пожалуйста!
И Питер подчинился. Он считал, что ему не следовало так поступать – Тилли видела это по его глазам, – но был не в силах сопротивляться. Тилли задрожала от необыкновенного ощущения своей женской власти, когда его голодные губы прижались к ее губам, обещая любовь и страсть.
Обещая ей все.
Теперь дороги назад не было; она осознавала это. Питер походил на одержимого, его руки блуждали по телу девушки с захватывающей дух интимностью. На ней были всего лишь шелковая ночная сорочка и халат, и каждое его прикосновение несло волнующую горячую волну желания.
– Прогони меня сейчас же, – попросил Питер. – Прогони меня сейчас же, заставь поступить правильно.
Но, произнося это, он еще крепче сжал Тилли в объятиях. А потом обхватил ее за ягодицы и притянул к себе.
Тилли лишь тряхнула головой. Она слишком хотела всего этого. Хотела его. Он пробудил в ней нечто мощное и примитивное, – потребность, которую невозможно было ни объяснить, ни отрицать.
– Поцелуй меня, Питер, – прошептала она. – Поцелуй меня еще.
Он подчинился, со страстью, которая потрясла ее до глубины души. Оторвавшись, Питер произнес:
– Я не возьму тебя сейчас. Не здесь. И не так.
– Мне все равно, – почти простонала она.
– Только тогда, когда ты станешь моей женой, – поклялся он.
– Тогда, ради Бога, завтра же получи специальную лицензию, – вырвалось у нее.
Питер прижал палец к ее губам, и когда Тилли посмотрела ему в лицо, то поняла, что он улыбается. Дьявольски.
– Я не стану заниматься с тобой любовью, – повторил он, его глаза озорно сверкнули. – Но я сделаю все остальное.
– Питер? – прошептала она.
Он подхватил ее на руки и отнес на диван.
– Питер, что ты?..
– Ничего такого, о чем ты когда–либо слышала, – сказал он, тихонько посмеиваясь.
– Но… – Она задохнулась. – О Боже! Что ты делаешь?
Его губы прижались к внутренней стороне ее колена и двинулись дальше вверх по ноге.
– Воображаю, что ты об этом думаешь, – пробормотал он, его горячие губы скользили по ее бедру.
– Но…
Внезапно он оторвался и посмотрел на нее. Перестав ощущать его губы на своей коже, Тилли испытала чувство опустошения.
– Кто–нибудь заметит, если я разорву эту одежду?
– Моя… нет, – сказала она, слишком ошеломленная, чтобы произнести что–нибудь более связное.
– Хорошо, – сказал Питер и рванул сорочку, не обращая внимания на ахнувшую от изумления Тилли, ощутившую, как левая бретелька оторвалась от лифа.
– Можешь ли ты представить, как долго я мечтал об этом? – пробормотал он, накрыв ее своим телом и прижимаясь ртом к ее груди.
– Я… ах… ах… – Тилли надеялась, что ответа он не ждет.
Его губы нашли ее сосок. Она понятия не имела, как такое возможно, но была готова поклясться, что ощутила их прикосновение где–то между бедер.
Или, возможно, это была его рука, которая ласкала ее самым грешным из всех возможных способом.
– Питер? – она задыхалась.
Он поднял голову, чтобы посмотреть ей в лицо, и медленно произнес:
– Я увлекся.
– Ты…
Если Тилли и собиралась сказать что–то еще, то позабыла обо всем, когда он вновь опустил голову, и его губы пришли на замену пальцам, исследуя ее самое интимное местечко. Множество фраз роились у нее в голове, среди которых были: «Ты не должен», «Ты не можешь», но единственное, на что она оказалась способна, – это стонать и с наслаждением вздыхать:
– О!
– О!
– О!
И вдруг, когда его язык сотворил что–то особенно грешное, у нее вырвалось:
– О, Питер!
Должно быть, он услышал этот ее вскрик, поскольку повторил это вновь. А затем снова и снова, до тех пор, пока не случилось нечто весьма удивительное, и Тилли просто взорвалась под ним. Она задыхалась, выгибалась дугой, и она увидела звезды.
А что касается Питера, то он немного приподнялся, улыбнулся, глядя на ее лицо, и, облизнув губы, произнес:
– О, Тилли.