А на кладбище всё спокойненько…[2]

Говорить о творчестве что-то мне не хочется.

Я — поэт особенный, я на том стою,

Чтобы с авторучкою за столом не корчиться,

А идти в интимную, в томную струю.

Чтобы мои плёночки на заветной полочке

Берегли, как старое крепкое вино,

Чтобы мои песенки пели втихомолочку,

Трезвые ли, пьяные — это всё равно.

Я творю затворником песни подзаборные,

Я мыслёнки тайные прячу между строк,

Я беру «Три звёздочки» под икорку чёрную

Да шагаю в творческий тихий уголок.

Обожаю загород городской бугористый —

Меж крестов протопаю торною тропой,

И гитара рядышком, друг мой перебористый,

И твори, что хочется, отдыхай и пой!

Четверть века в трудах и в заботах я,

Всё бегу, тороплюсь да спешу.

А как выдастся время свободное —

На погост погулять выхожу.

Там, на кладбище, так спокойненько,

Ни врагов, ни друзей не видать,

Всё культурненько, всё пристойненько —

Исключительная благодать.

Нам судьба уготована странная:

Беспокоимся ночью и днём,

И друг друга грызём на собраниях,

Надрываемся, горло дерём.

А на кладбище так спокойненько,

Ни врагов, ни друзей не видать,

Всё культурненько, всё пристойненько —

Исключительная благодать.

Друг на друга мы всё обижаемся,

Выдираемся всё из заплат,

То за лучшую должность сражаемся,

То воюем за больший оклад.

А на кладбище так спокойненько,

Ни врагов, ни друзей не видать,

Всё культурненько, всё пристойненько —

Исключительная благодать.

Ах, семья моя, свора скандальная,

Ах ты, пьяный, драчливый сосед,

Ты квартира моя коммунальная —

Днём и ночью покоя всё нет.

А на кладбище так спокойненько

Среди верб, тополей да берёз,

Всё культурненько, всё пристойненько,

И решён там квартирный вопрос.

Вот, к примеру, захочется выпить вам,

А вам выпить нигде не дают,

Всё стыдят, да грозят вытрезвителем,

Да в нетрезвую душу плюют.

А на кладбище так спокойненько,

От общественности вдалеке.

Всё культурненько, всё пристойненько,

И закусочка на бугорке.

Заболели мы автомашинами:

Дай нам «Волгу», «Москвич», «Жигули»,

Обеспечь запасною резиною

И гараж вынь хоть из-под земли.

А на кладбище так спокойненько:

Каждый в личном своём гараже,

Всё культурненько, всё пристойненько,

Все наездились вдоволь уже.

Старики, я Шекспир по призванию,

Мне б «Гамлетов» писать бы, друзья.

Но от критики нету признания,

От милиции нету житья.

А на кладбище, по традиции,

Не слыхать никого, не видать,

Нет ни критиков, ни милиции —

Исключительная благодать.

Загрузка...