ПРИЗРАК ИСПОЛИНА

Моему старому другу Биллу Маккитти[4].

В детстве он стал свидетелем отплытия

«Титаника», а сорок пять лет спустя за-

топил его вторично.

ПРЕДИСЛОВИЕ

[5]

Я написал эту книгу десять с лишним лет назад. За это время успело случиться многое. Почти ежегодно к лежащему на дне кораблю проводились спуски, причем один — с туристами! Джеймс Кэмерон[6] снял потрясающий фильм; его видели во всем мире. (Увы, сценарий телесериала, который мы с Майклом Дикином написали по мотивам моей космической версии похожей катастрофы, «Лунная пыль», в последний момент был отклонен.)

Мир пережил «Синдром Столетия» (гл. 4). Теперь у нас уйма времени, чтобы подготовиться к 3000 году.

И наконец, я в долгу перед Чарли Пеллегрино за его последнюю книгу, «Призраки "Титаника"». Удивительное описание последних часов корабля, душераздирающие и поразительные случаи, рассказанные выжившими… Как пишет Джеймс Кэмерон на суперобложке «Призраков», Пеллегрино удалось воскресить «Титаник».

Коломбо, Шри-Ланка

ПРОЛОГ

1 ЛЕТО 1974-ГО

«Угораздило же, — сокрушался Джейсон Брэдли, — в двадцать первый день рождения вместо вечеринки загреметь на массовые похороны!» Однако мог оказаться и где похуже. Сегодня морская бездна примет тела шестидесяти трех русских моряков. Интересно, знают ли руководитель операции «Дженнифер» и его подручные из ЦРУ хотя бы их имена?

Все происходило будто во сне. Ребята из съемочной группы, суетящиеся повсюду, делали церемонию еще более сюрреалистичной. Быть может, Джейсон попал на съемки голливудского фильма? Сейчас режиссер гаркнет: «Мотор!», и завернутые в парусины тела скользнут в море. Сам Говард Хьюз[7], возможно (да нет, точно!), наблюдал за происходящим из самолета, что кружил в небе несколько часов назад. Если же Старик не удосужился появиться собственной персоной, то обязательно прислал другую важную шишку из «Сумма корпорейшн»; кроме них, никто не знает о фантасмагории, творящейся в этом богом забытом районе Тихого океана, в тысяче километров к северо-западу от Гавайев.

Даже научный персонал «Гломар Эксплорера», полностью изолированный от экипажа корабля, до выхода в море о миссии не знал ничего. Конечно, слухи просочились: предстоит беспрецедентная спасательная операция, в поиски разведывательного спутника вложены огромные деньги… Однако никто и помыслить не мог, что с жуткой двухкилометровой глубины предстоит вытаскивать русскую подводную лодку, причем целиком — с ядерными боеголовками, «черными ящиками», криптографическим оборудованием. И с экипажем…

До сегодняшнего утра — тот еще выдался день рождения! — Джейсон не сталкивался со смертью. Когда медики обратились за помощью, чтобы перенести тела из морга, он вызвался добровольцем — быть может, из любопытства. (Умники из Лэнгли[8] продумали все; они предоставили холодильное оборудование ровно для ста трупов.) Молодого человека потрясло и обрадовало состояние большинства тел, шесть лет пролежавших на дне Тихого океана. Хищники не добрались до трупов в герметичных отсеках. Казалось, моряки просто спят. Знай Джейсон, как по-русски «Подъем!», он бы, пожалуй, попытался их разбудить.

На борту были люди, прекрасно говорящие на языке погибших. Погребальная церемония велась на русском. Только теперь, в самом конце, перешли на английский. Капеллан «Гломар Эксплорера» произносил заключительные слова перед захоронением трупов в море.

Наконец он закончил. «Аминь». Наступила долгая пауза. После прозвучал короткий приказ для почетного караула. Тела без вести пропавших моряков одно за другим плавно сползли за борт. Зазвучала музыка. Джейсон Брэдли не знал, что звуки эти будут преследовать его до конца жизни.

Печальная мелодия не походила ни на один из похоронных маршей. В неустанном ритме слышались тайны моря и его могущество. Джейсон не считал себя впечатлительным молодым человеком, однако ему казалось, что он различает шум волн у скалистого берега. Через много лет он узнает, насколько удачно была подобрана музыка.

К трупам привязали тяжелый груз. Они входили в воду вперед ногами, почти без всплеска, и сразу исчезали. На дне им суждено стать пищей для акул.

Краем уха Джейсон слышал, что отснятые материалы передадут в Москву. Правда ли это? Жест цивилизованный, но двусмысленный. Вряд ли служба безопасности одобрит подобный ход, как бы старательно ни поработали над пленками специалисты.

В море вернулся последний моряк. Музыка смолкла. Тоска, царившая на борту «Гломар Эксплорера» так много дней, стала рассеиваться, словно туман, уносимый ветром. Тишину взорвало единственное слово «разойтись», вырвавшееся из громкоговорителей. Оно прозвучало непривычно тихо, не как приказ. Застывшие по стойке «смирно» матросы еще долго оставались на местах.

«Теперь, — вздохнул Джейсон, — устрою нормальный праздник».

Разве мог он вообразить, что судьба вновь приведет его на эту палубу — в другом море и в другом столетии?

2 ЦВЕТА БЕСКОНЕЧНОСТИ

Дональд Крейг ненавидел это место. Но навещать ее придется, пока оба они живы. Если не из любви (любви ли?), то из сострадания. Общее горе сближает.

Очевидное сложно разглядеть; лишь спустя месяцы он осознал истинную причину своего недовольства. Клиника «Торрингтон» больше походила на роскошный отель, чем на всемирно известный центр лечения психических расстройств. Здесь не умирали; из палат в операционные не носились медсестры, толкая перед собой каталки; не было врачей в белых халатах, по-павловски реагирующих на писк пейджеров; даже санитары не носили форму. Но это место тем не менее называется больницей. В больнице пятнадцатилетний Дональд видел, как задыхается отец. Двадцатый век терзали две страшные болезни, и первая из них медленно пожирала старика.

— Долорес, как она? — обратился он к медсестре, получив пропуск в регистратуре.

— В хорошем настроении, мистер Крейг. Попросила сходить с ней по магазинам. Хочет новую шляпку.

— По магазинам! Раньше она отказывалась выходить наружу.

Дональду следовало обрадоваться, однако он огорчился. Эдит не разговаривала с ним. Женщина словно его не замечала, смотрела сквозь.

— Что говорит доктор Джефферджи? Разрешает покидать клинику?

— Боюсь, нет. Но ее пожелание — хороший знак. Начинает проявлять интерес к окружающему миру.

«Новая шляпка?» — повторил про себя Крейг.

Желание, типичное для любой женщины, но не для Эдит. Она всегда одевалась… мягко говоря, разумно, в ущерб моде, и довольствовалась вещами, заказанными через телемагазин. Дональд не представлял ее в эксклюзивном бутике «Мейфэр», в окружении шляпных коробок, оберточной бумаги и кокетливых продавцов. Но препятствовать не стоит; пусть делает что угодно, лишь бы это вытащило ее из бесконечного математического лабиринта. Где, за каким поворотом сейчас ее разум?..

В палате ничего не изменилось. Эдит, как и прежде, сидела в кресле-качалке. Взгляд ее упирался во включенный экран метровой ширины, висящий на противоположной стене. Крейг отметил высокое разрешение картинки — все две тысячи линий. Даже суперкомпьютер с натугой отрисовывал ее, выдавая по пикселю в несколько секунд. Невнимательному наблюдателю показалось бы, что изображение так и останется незавершенным; однако стоило приглядеться, и становилось понятно, что последняя строчка медленно ползет по экрану, заполняя все больше пространства.

— Сеанс начался вчера рано утром, — прошептала медсестра. — К счастью, она отходила от экрана. Теперь даже засыпает без снотворного.

Изображение на миг исчезло. Строчка завершилась, и по экрану поползла новая. Картина отрисовалась почти на девяносто процентов; нижняя часть ничего особого не привнесет.

Дональд десятки, сотни раз наблюдал за созданием подобных изображений. Но каждый раз он вновь попадал под их очарование. Как волшебно, необыкновенно! Прежде ни один человек не видел этой, именно этой картинки. И не увидит впредь, если компьютер не сохранит координаты точек. Подбирать наудачу утраченное изображение — дело более бессмысленное, чем поиски конкретной песчинки во всех пустынях мира.

Где же теперь Эдит, на каком повороте бесконечного коридора? Крейг взглянул на дисплейчик, размещенный под большим монитором. По экрану бежали невероятно огромные числа, одно за другим. Для облегчения восприятия они группировались по пять знаков. Однако уловить закономерность все равно не удавалось.

…Шесть, семь, восемь кластеров — всего сорок знаков. Это означает…

Он быстро подсчитал в уме. Теперь мало кто умел проделывать такое, и Дональд очень гордился своим талантом. Результат впечатлил, но не поразил его. В выбранном масштабе базовое изображение должно размером превышать Галактику. Компьютер мог бы увеличить его, сравняв со Вселенной, но обработка в таком случае заняла бы годы.

Дональда не удивляло, что Георг Кантор[9], первооткрыватель (или изобретатель?) чисел «за пределами бесконечности», провел последние годы в психиатрической клинике. Теперь и Эдит сделала первые шаги по пути, конца которому не видно. Ей помогла техника. В девятнадцатом веке воображение любого математика взорвалось бы от таких вычислительных мощностей. Компьютер, создающий изображения для Эдит, осуществлял триллионы операций в секунду; за несколько часов он обрабатывал больше чисел, чем человечество за всю историю, начиная с момента, когда кроманьонец впервые подсчитал камешки на полу своей пещеры.

Орнаменты на экране никогда не повторялись. Однако они распадались на несколько узнаваемых категорий. Здесь попадались многолучевые звездочки с шестью, восемью и более степенями симметрии; спирали, порой напоминающие хобот слона или щупальца осьминога; черные амебы, соединенные паутиной извилистых отростков; сложные фасетчатые глаза насекомых… Некоторые фигуры, созданные компьютером, воспринимались как странные галактики или скопления бактерий в капле дождевой воды. Сравнивать было не с чем, и воображение придавало картинам любой масштаб. Компьютер снова и снова повышал увеличение, углубляясь в исследуемые геометрические дебри. Начали проявляться изначальные странные очертания, похожие на ощетинившуюся восьмерку, лежащую на боку. Именно она служила вместилищем генерируемого хаоса. Бесконечный цикл крутился итерация за итерацией, слегка, почти незаметно изменяясь с каждым разом.

«Хотя бы частицей мозга, — размышлял Дональд, — она должна понимать: из этой петли нет выхода».

Что произошло с ее удивительным умом, разработавшим Фаг-99? В первые часы двухтысячного года изобретение сделало Эдит едва ли не самой знаменитой женщиной в мире.

— Дорогая, — негромко проговорил Крейг, — это я, Дональд. Хочешь чего-нибудь?

Долорес смотрела на него равнодушно и бесстрастно. Она не проявляла враждебности, но в общении с ним всегда была холодна. Порой Крейг задумывался, не винит ли она его в болезни Эдит.

А что, если он действительно послужил последней каплей? Вопрос не отпускал Дональда уже несколько месяцев, с тех пор как случилась трагедия.

3 УСОВЕРШЕНСТВОВАННАЯ МЫШЕЛОВКА

Рой Эмерсон не без оснований считал себя добродушным человеком. Но была вещь, вмиг доводящая его до кипения. После того случая он поклялся: на телевидение больше ни ногой.

Эмерсон часто вспоминал эту злосчастную передачу. Ведущий ток-шоу для полуночников, не скрывая злорадства, задал откровенно двусмысленный вопрос:

— Почему «волновые дворники» не изобрели до вас? Ведь принцип их действия так прост!

Тон журналиста выдавал истинный смысл фразы: «Я бы сам додумался до такой ерунды, не будь у меня дел поважнее».

Эмерсон с трудом удержался от искушения проворчать: «Да ты бы при возможности и Эйнштейну с Ньютоном то же самое сказал». Вслух же он смиренно произнес:

— Кому-то надо быть первым. Думаю, мне просто повезло.

— А как вы пришли к изобретению? Выскочили из ванны с криком «эврика»?

Эмерсон сотни раз отвечал на этот вопрос. Он мысленно нажал кнопку «ВКЛ» и выдал заученную наизусть историю.

— В две тысячи третьем я мчался из Ки-Уэста на скоростном катере береговой охраны. Годы спустя я понял, что та поездка натолкнула меня на мысль о «волновых дворниках».

Обретя славу и богатство благодаря тому путешествию, Эмерсон все же не особо любил вспоминать кое-какие его моменты. Сначала идея прокатиться по местам, где частенько бывал Хемингуэй, показалась заманчивой. Ее подкинул кузен, служившей в береговой охране. Вот удивился бы Эрнест, узнай он, с какой контрабандой борются сейчас! Контрабандисты везут кристаллические кубики размером со спичечный коробок из Гонконга. В США их переправляют через Кубу. В свое время ТИМы — терабайтовые интерактивные микробиблиотеки — вышибли из бизнеса стольких книгоиздателей, что Конгрессу пришлось стряхнуть пыль с законодательных актов веселой эпохи сухого закона.

Да, пока Эмерсон не вышел в море, предложение манило. Однако один фактор он не учел — то ли по забывчивости, то ли по незнанию; кузен же не обмолвился и словом. Контрабандисты, как оказалось, промышляют в самую непотребную погоду, разве что не в ураган.

— Плавание получилось не из легких. Почти не помню его. В мозгу засела лишь одна картинка: приспособление на капитанском мостике, помогающее рулевому смотреть вперед, невзирая на брызги и потоки дождя. Ветер был такой, что вода окатывала нас с ног до головы.

Устройство представляло собой стеклянный диск, вращающийся с большой скоростью. Капли задерживались на нем всего долю секунды, и он все время оставался прозрачным. Тогда я подумал, что это приспособление намного лучше обычных автомобильных «дворников», и после долго не вспоминал о нем.

— Как долго?

— Стыдно признаться. Наверно, пару лет. Потом как-то ехал по сельской местности Нью-Джерси в сильный ливень, и у меня заклинило «дворники». Пришлось свернуть на обочину, переждать. Застрял на полчаса. За это время родилась идея.

— И все? Больше ничего не потребовалось?

— Да. Хотя нет… Кое-что еще. Приходилось экономить каждый цент. Работать в гараже по пятнадцать часов в день. Без выходных. Два года подряд.

Эмерсон мог бы добавить: «И жениться вдобавок». Но ведущий слыл на редкость въедливым субъектом. Он наверняка знал такие подробности. Поэтому изобретатель продолжил повествование:

— Однако вращать ветровое стекло или его часть непрактично. Нужна вибрация. Какая именно? Сначала я пробовал трясти его на манер мембраны громкоговорителя. Дождевая вода отгонялась, возникал шум. Тогда я перешел на ультразвук. Потребовались киловатты электроэнергии, и все собаки в округе сходили с ума. Хуже того: редкое стекло выдерживало больше пары часов тряски. Все образцы рассыпались, превращаясь в порошок.

Попробовал инфразвук. Старые проблемы решились, но после нескольких минут езды начиналась сильнейшая головная боль. Инфразвук не воспринимается ухом, но на организм воздействует.

Работа застопорилась на несколько месяцев. Я чуть не отказался от задумки, но наконец осознал, в чем ошибка. Не нужно трясти массивные листы многослойного ударопрочного стекла. Они весят до десяти килограммов. Следует использовать лишь тонкий наружный слой. Достаточно полоски в несколько микрон, чтобы вибрации отгоняли дождевую воду.

Я прочел все, что нашел о поверхностных волнах, преобразователях, согласовании импеданса…

— Ух ты! А попроще можно?

— Если честно, нет. В итоге нашелся способ сосредоточения вибраций нужной частоты на очень тонком поверхностном слое. При этом основная масса стекла остается интактной. Если хотите подробностей, изучите патентную информацию.

— Поверю вам на слово, мистер Эмерсон. А теперь следующий гость…

Ни одного вопроса о знаменитом однофамильце (родственниками, по сведениям изобретателя, они не были)! Возможно, в Лондоне, где снималась передача, не настолько увлекались трудами выдающегося трансцеденталиста из Новой Англии[10].

В Америке ни один интервьюер не упускал случая превознести Роя за изобретение апокрифической «лучшей мышеловки»[11]. Автомобильная промышленность быстро сориентировалась и проторила дорожку к его двери; прошло немного лет, и почти весь мир перешел с «дворников», напоминающих маятники метронома, на устройства для очистки стекла звуковыми волнами. И, что гораздо важнее, благодаря улучшению видимости в плохую погоду предотвратились тысячи аварий.

Последняя модель изобретения Эмерсона стала новым прорывом. Вновь ему сильно повезло, что никто не додумался до этого раньше.

«Мерседес Гидро-04» почти бесшумно катился по Парк- авеню, воплощая приевшийся рекламный слоган: «Выхлопы вашей машины пригодны для питья!» На центр города словно обрушился муссон: идеальные условия для проверки волнового очистителя стекол «Марк-5». Эмерсон сидел рядом с личным шофером (которым, естественно, успел обзавестись) и настраивал электронную аппаратуру, записывая ход эксперимента на диктофон.

По обеим сторонам проспекта возвышались плотные ряды зданий. Казалось, машина скользит между омытыми дождем стенами стеклянного туннеля. Эмерсон ездил этим маршрутом сотни раз, но только теперь на него снизошло озарение. Очевидная идея парализовала изобретателя.

Отдышавшись, он проговорил в микрофон автокома:

— Соедини с Джо Уикрэмом.

Его юрист, загоравший на яхте неподалеку от Большого Барьерного рифа, слегка удивился звонку.

— Рой, ты дорого заплатишь за это вторжение. Из-за тебя я не загарпунил марлина.

У Эмерсона не было настроения выслушивать подобные глупости.

— Джо, назрел вопрос. В патенте оговорены все области применения устройства или только ветровое стекло автомобиля?

Уикрэм, видимо, решил, что клиент сомневается в его профессионализме, и ответил обиженным голосом:

— Разумеется. Почему, ты думаешь, я добавил абзац насчет адаптивных контуров, позволяющих автоматически менять конфигурацию и размеры? Решил запустить новую линейку солнечных очков?

— Интересный вариант. Но сейчас у меня в голове нечто посерьезнее. Волновой очиститель отгоняет не только воду. Он стряхивает и грязь тоже, так? Когда ты в последний раз видел машину с заляпанным ветровым стеклом?

— Давно. Но не задумывался об этом, пока ты не спросил.

— Спасибо. Это все. Удачной рыбалки.

Эмерсон откинулся на спинку сиденья и принялся прикидывать в уме, насколько реальна его задумка. Он гадал, сравнится ли площадь ветровых стекол всех автомобилей Нью-Йорка с площадью стекол здания, вынырнувшего из- за поворота справа от «мерседеса».

Рой намеревался отменить целую профессию. Скоро армии мойщиков окон придется искать новую работу.

До сих пор Эмерсон был всего лишь миллионером. Теперь он рисковал стать настоящим богачом.

Скучающим богачом…

4 СИНДРОМ СТОЛЕТИЯ

В пятницу, тридцать первого декабря 1999 года, часы пробили полночь. Большинство образованных людей понимали, что двадцать первый век придет только через год. Неделями средства массовой информации растолковывали людям простой факт: западный календарь начинается с первого, а не с нулевого года. До конца двадцатого столетия еще двенадцать месяцев.

Однако три нуля слишком сильно действовали на обывателей; массами овладело ощущение «конца круга». Грядущие праздники обрели сакральный смысл; но первому января 2000-го суждено было разрядить общее напряжение. Разве что некоторые киношники пытались поддерживать ажиотаж.

На практике же наступление года с тремя нулями на конце вело к серьезным проблемам. Сорок лет назад о них никто не задумывался. Начиная с шестидесятых все больше расчетов производилось с помощью компьютеров. В нескончаемых оптических и электронных накопителях данных хранилась информация о триллионах банковских переводов — то есть весь бизнес планеты.

Естественно, большинство документов содержало дату. В начале последнего десятилетия двадцатого века финансовый мир содрогнулся от шока. Внезапно — и слишком поздно — он осознал, что в большинстве дат отсутствует очень важный компонент.

Сотрудники банков и бухгалтеры, непрестанно ведя учет всему и вся, крайне редко добавляли цифры «19» в графу «год». Два первых знака воспринимались как само собой разумеющееся. Однако компьютеры не обладают тем, что человек зовет «здравым смыслом». Стоит забрезжить рассвету года под номером «00», как мириады электронных зануд решат, что попали в прошлое: «00», очевидно, меньше, чем «99». Выходит, сегодняшний день раньше вчерашнего ровно на девяносто девять лет. Попробуйте пересчитать все капиталовложения, проценты и залоги, исходя из этого… Международному сообществу грозил хаос невообразимых масштабов. Катастрофа свела бы на нет все достижения в области искусственного интеллекта, оказавшегося на поверку искусственной тупостью. В сравнении с предстоящим ужасом померк бы даже «черный вторник», пятое июня 1995 года, когда испорченный чип в Цюрихе поднял банковскую ставку до ста пятидесяти процентов вместо пятнадцати.

В мире не хватало программистов, чтобы проверить миллиарды финансовых документов и, где нужно, добавить префикс «19». Единственным разумным решением было создать специальную процедуру для выполнения этой задачи и внедрить ее во все специализированные программы как доброкачественный вирус.

Последние годы двадцатого века тысячи блестящих программистов участвовали в марафоне по созданию «вакцины-99». Для многих он превратился в поход за новым Священным Граалем. В начале 1997-го появилось несколько несовершенных версий, уничтоживших всю информацию на жестких дисках покупателей, поспешивших использовать сторонние процедуры без должного тестирования. В то время юристы весьма преуспели в сооружении исков по возмещению ущерба.

Эдит Крейг принадлежала к маленькому пантеону знаменитых женщин-программистов, во главе которого стояла наделенная трагической судьбой дочь поэта Байрона Ада, леди Лавлейс. За Адой последовала Грейс Хоппер[12], а за ней — доктор Сьюзен Келвин[13]. С помощью десятка ассистентов и одного компьютера «Супер-Крей» Эдит Крейг разработала программу «Двойной ноль». Двести пятьдесят строк кода способны были подготовить любую хорошо организованную финансовую систему к встрече двадцать первого века. Программа работала даже с плохо структурированными приложениями. Она расставляла компьютерные эквиваленты красных флажков в опасных зонах, где требовалось вмешательство человека.

Населению Земли повезло: первое января 2000 года пришлось на субботу. У большей части населения планеты наступили выходные. Люди спокойно лечились от похмелья и готовились к моменту истины, предстоящему в понедельник утром.

На следующей неделе рекордное число фирм обанкротилось. Поступления на их счета превратились в мусор. Те же, кому хватило ума и предусмотрительности приобрести и установить программу «Двойной ноль», уцелели. Эдит Крейг стала богатой, знаменитой… и счастливой.

Но богатство и слава — все, что у нее осталось.

5 СТЕКЛЯННАЯ ИМПЕРИЯ

Рой Эмерсон никогда не думал, что станет богачом, и не был подготовлен к столь суровому испытанию. Сначала он наивно планировал нанять экспертов, чтобы присматривать за стремительно растущим состоянием и освободить время для более полезных дел. Однако скоро он обнаружил, что хитрая задумка работает плохо: деньги давали свободу, но вместе с ней приносили ответственность. Возникло невероятное число решений, принять которые предстояло ему самому, и приходилось проводить угнетающее количество часов с юристами и бухгалтерами.

На полпути к первому миллиарду он стал председателем совета директоров, включающего кроме него самого четырех членов: его мать, старшего брата, младшую сестру и Джо Уикрэма.

— Почему бы не взять Диану? — поинтересовался он у Джо.

Поверенный Эмерсона глянул на клиента поверх очков. Архаичный аксессуар, как хотелось верить юристу, придавал ему определенную пикантность в эпоху десятиминутной хирургической коррекции зрения.

— Родители, братья и сестры, — пояснил Джо, — это навсегда. Жены приходят и уходят. Кому, как не тебе, это знать. Не подумай, я не намекаю…

Джо оказался прав: Диана действительно ушла, как до нее ушла Глэдис. Расставание получилось мирным, но дорогостоящим. Подписав последние документы, Эмерсон на несколько месяцев исчез в мастерской. Вышел он оттуда без свежих изобретений. Слишком много времени ушло на освоение нового оборудования; пустить его в ход так и не удалось. Джо поджидал начальника с очередным сюрпризом.

— Это стоит твоего драгоценного времени, — произнес он. — Тебе оказывают большую честь: фирму «Паркинсон» в Англии знает каждый. Основана больше двухсот лет назад. Они впервые приглашают на пост директора не члена семьи. Более того, иностранца.

— Ха! Наверняка хотят вливаний капитала.

— Безусловно. Однако сделка в ваших общих интересах. Они тебя уважают. Сам понимаешь, во что ты превратил мировой стекольный бизнес.

— Мне нацепить цилиндр и эти, как они называются… гетры?

— Если пожелаешь быть представленным при дворе. Только свистни, эти ребята без труда все организуют.

К немалому удивлению Эмерсона, предложение англичан обернулось не только интересными встречами, но и послужило стимулом для движения вперед. Он вошел в совет директоров фирмы «Паркинсон» и стал посещать собрания совета в лондонском Сити раз в два месяца. До этого новоиспеченный миллиардер считал, что разбирается в своем бизнесе. Очень скоро он осознал собственное невежество.

Всю жизнь Эмерсон воспринимал обычное листовое стекло, обеспечившее его большей частью состояния, как нечто завершенное, вещь в себе. Однако оно имело поразительную историю. Изобретатель в жизни не задавался вопросом, как его производят. Он считал, что стекло делают из расплавленной массы, прокатывая ее между гигантскими роликами.

До середины двадцатого века так и происходило. Грубые листы требовалось полировать часами. Это стоило немалых денег. Затем некий безумный англичанин сказал: «Давайте отдадим тяжелую работу гравитации и силе поверхностного натяжения! Пусть стекло плывет по реке расплавленного металла. Тогда оно автоматически обретет идеально гладкую поверхность…»

Через несколько лет, когда затраты на апробацию идеи составили несколько миллионов фунтов стерлингов, коллеги англичанина перестали смеяться. За сутки «плавучее стекло» сделало прочие методы производства устаревшими.

Эмерсона впечатлил этот эпизод истории технологии. Он усмотрел в нем параллели со своим прорывом. Однако ему достало смелости признать, что от англичанина потребовалось много больше храбрости и жертв. «Таково различие между гением и талантом», — пожимал он плечами.

Изобретателя зачаровало и древнее искусство стеклодувов. Технике не удалось целиком его вытеснить и вряд ли когда-нибудь удастся. Эмерсон наведался в Венецию, нервно прячущуюся за дамбами, сооруженными по голландской технологии, и полюбовался чудесами в тамошнем Музее стекла. Разглядывая некоторые экспонаты, он не мог поверить, что человеку по силам создать такое. Как их удалось перевезти в целости и сохранности из места изготовления? Казалось, нет границ, нет пределов для стекла. Из него создавались самые невероятные вещи. И спустя две тысячи лет обнаруживаются все новые области его применения.

Однажды на особенно скучном заседании директоров Эмерсон почти дремал, любуясь куполом собора Святого Павла, стоящего неподалеку. Здание, где заседал совет, оказалось в числе немногих счастливчиков, переживших коммерческую алчность и архитектурный вандализм.

Совету директоров оставалось одолеть еще два пункта повестки дня и перейти к пункту «разное». Лишь после этого предприниматели могли отправиться на превосходный ланч в пентхаусе.

Слова «давление в четыреста атмосфер» заставили Эмерсона очнуться. Сэр Роджер Паркинсон цитировал письмо. Он держал бумагу с таким видом, словно это было неизвестное доселе насекомое. Эмерсон быстро просмотрел листы в толстой папке, лежавшей перед ним на столе, и нашел нужную копию.

Бесконечные официальные титулы отправителя на гербовой бумаге ничего не говорили американцу, однако он одобрительно кивнул, поскольку в письме значился адрес — Линкольнз-Инн-Филдз. В самом низу, словно учтивый кашель, располагалась отметка «Осн. 1803», едва различимая невооруженным глазом.

— Имена клиентов он не указывает, — констатировал молодой тридцатипятилетний Джордж Паркинсон. — Интересно.

— Кто бы это ни был, — вмешался Уильям Паркинсон-Смит — тайно обожаемая «паршивая овца» семейства, человек, чьи домашние скандалы постоянно обсасывали средства массовой информации, — похоже, он сам не понимает, чего хочет. Зачем такой разброс размеров? Радиус от миллиметра, господи боже, до полуметра.

— Поплавки, оторвавшиеся от японских рыболовных сетей, — вмешался Руперт Паркинсон, знаменитый яхтсмен-гонщик, — примерно соответствуют по размеру самым крупным шарам из запрошенных. Они плавают по всему Тихому океану и образуют забавные орнаменты.

— Если говорить о более мелких шариках, на ум приходит только одна сфера применения, — напыщенно изрек Джордж. — Ядерная энергетика[14].

— Глупости, дядя, — возразила Глория Виндзор-Паркинсон (серебряный призер в беге на сто метров Олимпиады 2004 года). — От этой идеи отказались несколько лет назад. И те микросферы были совсем крошечные, меньше миллиметра. Большие применялись только для водородных бомб.

— Кстати, взгляните, сколько шаров они хотят, — заметил Арнольд Паркинсон (мировой авторитет в области искусства прерафаэлитов). — Хватит, чтобы битком набить Альберт-Холл.

— Говоришь названиями песенок «Битлз»? — осведомился Уильям.

Наступила задумчивая пауза, сменившаяся торопливым щелканьем клавиш. Глория, как водится, всех опередила.

— Ты почти удивил нас, дядя Билл. Только это не название, а строчка. Песня называется «День из жизни», с альбома «Сержант Пеппер». Не думала, что ты увлекаешься классической музыкой.

Сэр Роджер не стал прерывать поток свободных ассоциаций. Ему ничего не стоило прекратить бесполезные разговорчики, лишь вздернув брови. Но старик был слишком мудр, чтобы торопить события. Он знал, как часто подобные безумные заседания приводят к интересным выводам и судьбоносным решениям, до которых ни за что не удалось бы дойти, используя формальную логику. И даже если от пустой болтовни не выходило пользы фирме, заседания помогали членам разбросанного по миру семейства лучше узнавать друг друга.

На этот раз собрание Паркинсонов потряс Рой Эмерсон (символически присутствующий янки). Идея формировалась в его сознании последние несколько минут. Упоминание Руперта о японских стеклянных поплавках послужило первым слабым намеком, но Эмерсон не породил бы законченной мысли, не случись вдруг необычного совпадения, о которых обычно пишут в книжках.

Американец сидел напротив портрета Бэйзила Паркинсона (1874–1912). Все знали, где умер Бэйзил Паркинсон, хотя точные обстоятельства его смерти по-прежнему оставались туманными.

Некоторые утверждали, что он пытался переодеться женщиной, чтобы попасть на последнюю шлюпку. Другие видели, как он оживленно беседовал с главным конструктором Эндрюсом[15], не обращая внимания на ледяную воду, доходившую до щиколотки. Члены семейства горячо поддерживали последнюю версию. Два блестящих инженера вполне способны вести разговор на интересующую обоих тему даже в последние минуты жизни.

Эмерсон нервно кашлянул. Возможно, его сейчас осмеют…

— Сэр Роджер, — начал он, — у меня возникла безумная идея. Все вы знаете, какая поднялась жуткая шумиха, сколько ведется разговоров по поводу столетия этого печального события, а ведь до две тысячи двенадцатого года всего пять лет. Несколько миллионов пузырей из прочного стекла вполне достаточно для мероприятия, о котором не говорит только ленивый. Думаю, наш таинственный потенциальный клиент собрался поднять «Титаник».

6 «НЕЗАБЫВАЕМАЯ НОЧЬ»

Результаты трудов Дональда Крейга видели почти все люди на Земле, однако его слава не сравнилась бы со славой жены. Богатства он, как и Эдит, добился благодаря успехам в программировании. Их встреча была неизбежна. Будущие молодожены использовали суперкомпьютеры для решения проблем, возникших лишь в последнем десятилетии двадцатого века.

В середине девяностых киностудии и телекомпании неожиданно осознали: им грозит непредвиденный, пусть и закономерный кризис. Многие классические киноленты — надежный капитал грандиозной развлекательной индустрии — теряли ценность. Все меньше людей досматривали их до конца. Миллионы зрителей с отвращением выключали телевизоры, не в силах терпеть вестерны, боевики о Джеймсе Бонде, комедии Нила Саймона[16], исторические драмы. О причинах столь лютой ненависти в былые времена даже не задумались бы. Дело оказалось вот в чем: в фильмах показывали курящих людей.

Отчасти столь крутую перемену общественного мнения определила эпидемия СПИДа девяностых годов. Но число жертв этого отвратительного синдрома, второй чумы двадцатого века, оказалось несравненно меньше количества умерших от других болезней. Миллионы курильщиков гибли в страшных муках от своего убийственного пристрастия. В их числе и отец Дональда. Свою работу Крейг воспринимал как уплату долга, месть, поэтическое возмездие. Сын заработал не одно состояние, «чистя» классические киноленты и спасая новое поколение зрителей от монстра, отнявшего жизнь отца.

Некоторые фильмы настолько пропитались табачным дымом, что «отмыть» их казалось невозможно. Однако в потрясающем числе случаев умелая компьютерная обработка убирала оскорбительные сигареты из рук актеров и пепельницы со столов. Техника, столь ловко смешивающая реальный и воображаемый миры в столь знаковых картинах, как «Кто подставил кролика Роджера», имела массу других областей применения, и не все они были легальными. Однако, в отличие от видеошантажистов, Дональд Крейг имел право заявить, что выполняет полезный социальный заказ.

Он познакомился с Эдит на премьере «вычищенной» им «Касабланки». Девушка сразу подсказала, как сделать картину еще лучше. Хотя знакомые шутили, что он женился на Эдит из-за ее алгоритмов, брак вышел успешным и на личном, и на профессиональном фронте. По крайней мере, был таким первые несколько лет…

— … Работа, кажется, несложная, — произнесла Эдит Крейг, когда с экрана исчезли последние титры. — На весь фильм всего четыре проблемные сцены. Как же приятно иметь дело со старым черно-белым кино!

Дональд молчал. Не хотелось признаваться, насколько сильно потряс его фильм. На щеках до сих пор не высохли слезы. «Что же, — думал он, — так трогает меня?» В фильме показана реальная история, по-прежнему известны имена сотен людей, смерть которых изображена на экране, пусть в исполнении актеров… Нет, этого мало. Есть что-то еще. Не настолько он сентиментален и слезлив…

Эдит не обратила внимания на эмоции Дональда. Выведя на экран первую секвенцию кадров, женщина задумчиво смотрела на замершие изображения.

— Начнем с кадра три тысячи семьсот пятьдесят один, — деловито произнесла она. — Поехали… Мужчина закуривает сигару… Мужчина справа говорит… Сцена заканчивается кадром четыре тысячи четыреста тридцать два… Вся последовательность занимает сорок пять секунд… Какова клиентская политика насчет сигар?

— В случае исторической необходимости позволительно не удалять. Помнишь ретроспективу с Черчиллем? Нельзя было притвориться, будто он не курит.

Эдит зашлась своим фирменным лающим смехом, все больше раздражающим Дональда.

— Не представляю Уинстона без сигары. Он, похоже, не особо страдал от табака. Как-никак дожил до девяноста!

— Просто повезло. Вспомни беднягу Фрейда. Сколько лет он промучился, пока врач не согласился убить его. Ближе к концу раны так смердели, что даже собака Зигмунда отказывалась к нему подходить.

— Значит, по твоему мнению, историчность не пострадает, если мы отнимем сигары у миллионеров девятьсот двенадцатого года?

— Именно. На ход истории они никак не влияют, так что все нормально. Голосую за чистку.

— Хорошо. Шестой алгоритм справится. Добавим пару-тройку подпроцедур…

Пальцы Эдит запорхали над клавиатурой. Она ввела команду. Жена научилась не спорить с решениями Дональда в подобных вещах; он слишком эмоционально относился к работе, хотя прошло уже двадцать лет с тех пор, как юный Дональд наблюдал за медленной смертью отца.

— Кадр шесть тысяч девяносто три, — проговорила Эдит. — Шулер обкуривает жертв. У ребят слева сигары, но не думаю, что зрители их заметят.

— Ладно, пусть остаются, — неохотно согласился Дональд. — Давай попробуем вырезать облачко дыма справа. Попытайся убрать с помощью алгоритма тумана.

«Так странно выходит, — думал он. — Одно приводит к другому, второе — к третьему, и дальше по цепочке. В конце концов мелкими шагами приходишь к цели, никак не связанной с отправной точкой». Несложная с виду проблема ликвидации дыма и восстановления скрытых пикселей на частично испорченных изображениях привела Эдит в мир теории хаоса, непрерывных функций и неевклидовой метагеометрии.

Затем она переключилась на доминирующее направление математики последнего десятилетия двадцатого века — фракталы. Дональда стало волновать, что жена уделяет столько времени изучению чудесных пейзажей, рождающихся в ее мозгу. Он считал ее увлечение бессмысленным.

— Готово, — продолжала Эдит — Теперь посмотрим, как справится подпроцедура пятьдесят пять. Взгляни, кадр девять тысяч восемьсот семьдесят три — сразу после столкновения… Мужчина перебирает льдинки на палубе. Обрати внимание на тех, кто за ним наблюдает. Группа людей слева.

— Ничего страшного. Пропустим. Дальше.

— Кадр двадцать одна тысяча триста девяносто семь. Боюсь, эту секвенцию не спасти. Сплошные сигареты, и вдобавок курящий мальчишка. На вид лет шестнадцать-семнадцать. К счастью, сцена не особо важная.

— Да, просто вырежем кадры. Еще что-нибудь?

— Нет. Только звуковая дорожка, начиная с кадра пятьдесят две тысячи семьсот шестьдесят три. Сцена в спасательной шлюпке. Разгневанная дама восклицает: «Как этот мужчина смеет курить в такой ситуации! Отвратительно!» Но жертву ее гнева мы не видим.

Дональд рассмеялся.

— Забавная реплика. Оставь, как есть.

— Хорошо. Понимаешь, что это значит? На работу уйдет всего пара дней. Аналогово-цифровое преобразование мы уже сделали.

— Да… Но клиенту нужно представить все так, будто дело попалось не из легких. Кстати, когда он просил закончить?

— В кои-то веки не «ко вчерашнему утру». Сейчас только две тысячи седьмой. До векового юбилея — пять лет.

— Это меня и смущает, — задумчиво проговорил Крейг. — Почему так рано?

— Дональд, ты новости смотришь? Люди строят долгосрочные планы и пытаются заработать деньги, хотя вслух об этом не говорят. Предстоит многое сделать, прежде чем поднимут «Титаник».

— Никогда не принимал эти сообщения всерьез. Корабль сильно разрушен, разбит на два куска.

— Говорят, именно поэтому подъем будет гораздо проще. Любые инженерные проблемы можно решить, нужно лишь вложить побольше денег.

Дональд молчал. Он едва расслышал слова Эдит. В его сознании снова и снова прокручивалась сцена из фильма. Он будто видел ее на экране; теперь понятно, почему Крейг плакал в темноте.

«Прощай, дорогой сын», — прошептал молодой английский аристократ спящему мальчику. Ребенка передали в спасательную шлюпку. Он больше никогда не увидит отца.

Прежде чем погибнуть в ледяных водах Атлантики, англичанин узнал и полюбил сына, и Дональд завидовал ему. Эдит заявила мужу о своем твердом решении еще до того, как шлюпка отошла от гибнущего корабля. Жена подарила ему дочь. Но Аде Крейг не суждено получить брата.

7 ТРЕТЬЯ ПЕРЕДОВИЦА

Из лондонской «Таймс» (перепечатка), 15 апреля 2007:


«ЗАБЫВАЕМАЯ НОЧЬ?

Некоторые творения, созданные человеческими руками, наделены способностью сводить людей с ума. Первыми в голову приходят мысли о Стоунхендже, египетских пирамидах и страшных статуях с острова Пасхи. Эти сооружения успели обрасти безумными теориями и даже околорелигиозными культами.

Ныне появился очередной пример забавного помешательства на реликвиях прошлого. Через пять лет минует ровно век со дня самой знаменитой морской катастрофы — гибели роскошного лайнера "Титаник", отправившегося в "свадебное путешествие" в 1912 году. Множество писателей и режиссеров создали произведения по мотивам его трагической гибели. Даже Томас Харди разродился стихотворением (на удивление слабым, стоит отметить) под названием "Схождение двоих".

Семьдесят три года гигантский корабль, памятник полутора тысячам мужчин, женщин и детей, погибших вместе с ним, покоился на дне Атлантического океана; казалось, никогда человек больше не потревожит его. Но в 1985 году, благодаря революционным достижениям в области строительства субмарин, затонувший корабль обнаружили. Сотни печальных реликвий извлекли из морской пучины на свет божий. Даже в то время многие сочли акт разворовывания гробницы кощунственным.

Теперь же, судя по слухам, планируются еще более амбициозные акции. Для подъема корабля созданы различные консорциумы (пока неизвестно наверняка, какие именно). Естественно, сильнейшие повреждения судна не берутся в расчет.

Честно говоря, проекты выглядят абсурдными. Мы верим, что никто из читателей не впадет в искушение и не станет вкладывать деньги в это сомнительное предприятие. Допустим, инженерные проблемы удастся разрешить. Но что человечеству делать с пятьюдесятью тысячами тонн ржавого железа? Морским археологам давно известно, что металлические предметы — за исключением, конечно, золота — после долгого пребывания в воде быстро разлагаются при контакте с воздухом.

Защита "Титаника" и его сохранение, возможно, обойдутся дороже, чем подъем. Не стоит сравнивать эту затею с подъемом "Вазы" или "Мэри Роуз". Трансокеанский лайнер — не "капсула, в которой запечатано время", не артефакт, открывающий окно в утраченную эпоху. Двадцатый век описан историками подробнее, чем иногда хотелось бы. Изучив останки корабля, покоящегося в четырех километрах от Гранд-Бэнкс вблизи Ньюфаундленда, мы не узнаем ничего нового.

Нет нужды навещать "Титаник", чтобы вспомнить важнейшие его уроки — опасность излишней самоуверенности, технического высокомерия. Чернобыль, "Челленджер", "Лагранж-3" и первая экспериментальная установка термоядерного синтеза показали, к чему приводит подобная дерзость.

Безусловно, нельзя забывать о той великой трагедии. Но мы обязаны позволить "Титанику" покоиться с миром».

8 ЧАСТНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

Рой Эмерсон ни за что не признался бы в этом даже себе. Его разбирала скука. Бывало, он бродил по своей великолепно оборудованной мастерской, среди блестящих машин, инструментов, штабелей электроники, не в силах решить, с какой дорогостоящей игрушкой побаловаться сегодня. Порой он подключался к проектам бесчисленных сетевых «журналов» и работал с группой единомышленников-любителей, разбросанных по миру. Он редко знал имена коллег, только номера телефонов, да и те чаще всего хитро шифровались. Свои же координаты он не оставлял из осторожности. С тех пор как Эмерсона включили в список ста богатейших людей США, он познал цену анонимности.

Проходило несколько недель — и очередной проект терял новизну и свежесть. Эмерсон «отключал» безымянных партнеров по игре и менял идентификационный код, чтобы те его не доставали. Потом он несколько дней обильно пил и просматривал сайты, содержание которых шокировало бы пионеров цифровой связи.

Изредка — после того, как многострадальный Джо Уикрэм досконально проверял всю информацию — Эмерсон откликался на заинтриговавшее его объявление об оказании «личных услуг». Результаты редко его удовлетворяли и не способствовали повышению самооценки. Новость о том, что Диана вторично вышла замуж, его ничуть не удивила. На несколько дней он впал в депрессию и решил смутить ее вульгарно дорогим свадебным подарком.

От бессмысленных игр и отсутствия работы Эмерсон тупел. Неожиданно жизнь его встрепенулась всего за сутки. Изобретателю позвонил Руперт Паркинсон, путешествующий на яхте в южной части Тихого океана.

— Канал надежно зашифрован? Не прослушивается? — неожиданно спросил Руперт.

— Ну… обычно это меня не волнует. Можно переключиться на НСА-два, если приспичит. Единственный недостаток — при разговорах на больших расстояниях возникают помехи. Говорите помедленнее и не особо усердствуйте с оксфордским акцентом.

— Хорошо, будет вам кембриджский. И гарвардский. Поехали.

После пятисекундной паузы, наполненной странными попискиваниями и щелчками, Руперт Паркинсон вернулся на связь.

— Меня слышно? — проговорил он узнаваемым, но слегка искаженным голосом. — Отлично. Так вот… Помните последнее заседание совета директоров? Разговор насчет стеклянных шариков?

— Конечно, — ответил Эмерсон, вздрогнув; он снова задумался, не выставил ли себя дураком. — Вы собирались все проверить. Ну что, я был прав?

— Так точно, старина. Попали в точку. Наши юристы долго кормили их юристов дорогущими блюдами в лучших ресторанах мира. Вместе мы кое-что подсчитали. Имя клиента выяснить не удалось, но догадаться несложно. Британская видеосеть — не имеет значения, какая именно — решила снять потрясающий сериал в реальном времени. Кульминацией должен стать подъем корабля. Но телевизионщики утратили интерес, осознав, сколько это удовольствие будет стоить. Сделка сорвалась.

— Жаль. И сколько же им пришлось бы выложить?

— Производство шаров для подъема пятидесяти кило- тонн — не меньше двадцати миллионов долларов. Но это лишь начало. Изделия надо доставить на место, тщательно распределить. Нельзя бездумно распихать шары по корпусу. Они просто-напросто разорвут корабль. И речь только о носовой секции, конечно. Разбитая корма — отдельная проблема.

Еще нужно оторвать корабль от дна. Он наполовину ушел в ил. Значит, потребуется куча работы под водой, а техники, способной функционировать на глубине в четыре километра, не так много. В итоге дельце обойдется не меньше чем в сотню миллионов. Скорее всего, не в одну сотню.

— Стало быть, сделки не будет. Зачем тогда звонить мне?

— Не думал, что спросите. Видите ли, я кое-что затеял. Небольшое частное дело. Мы, Паркинсоны, в свое время вкладывали деньги в этот кораблик. Там покоится мой прапрадед — или, по крайней мере, его багаж. В каюте номер три по правому борту.

— Полагаю, багаж стоит сотню мегабаксов?

— Вполне вероятно. Но это не столь важно; есть вещи, не имеющие цены. Вы слышали об Андреа Беллини?

— Какой-то бейсболист?

— Он был величайшим венецианским стеклодувом. До сих пор неизвестно, как он сделал кое-какие свои… Словом, в семидесятых годах девятнадцатого века моим предкам удалось приобрести, что называется, сливки из коллекции Музея стекла. Это великое сокровище, уровня эльгинского мрамора[17], если понимаете, о чем я. Много лет коллекцию пытался перекупить Смитсоновский институт, но мы всегда отказывали. Не предоставляли экспонатов даже для временных выставок. Слишком рискованно переправлять столь ценный груз через Атлантику. Но когда кое-кто построил непотопляемый корабль, на транспортировку решились.

— Очаровательно. Кстати, вспомнил. Я видел работы Беллини во время последней поездки в Венецию. Но разве при аварии стекло не разбилось?

— Почти уверен, что нет. Экспонаты мастерски упаковали, сами понимаете. К тому же масса посуды на корабле не пострадала, хотя о ней никто не позаботился. Помните обеденный сервиз «Белая звезда», выставлявшийся на «Сотбис» пару лет назад?

— Хорошо, допустим. Но мне кажется, несколько экстравагантно поднимать целый корабль ради нескольких ящиков.

— Согласен. Но я назвал лишь одну причину, по которой Паркинсонам стоит поучаствовать.

— Есть другие?

— Вы заседаете в совете достаточно долго, чтобы понять: реклама никогда не повредит. Весь мир узнает, чья продукция поспособствовала подъему корабля.

«Все равно мало», — подумал Эмерсон. Дела у Паркинсонов шли в гору. И далеко не всякая реклама хорошо повлияет на имидж компании. Для многих останки «Титаника» стали почти священными; они считали прикасающихся к ним гробокопателями и осквернителями могил.

Эмерсон знал, что люди порой скрывали истинные мотивы, а в некоторых случаях и сами о них не ведали. Войдя в совет директоров фирмы Паркинсонов, он сблизился с Рупертом. Тот был ему симпатичен, хотя называть его близким другом Эмерсон бы не стал. Постороннему трудно по- настоящему сойтись с членом семьи Паркинсонов.

Руперт имел свои счеты с морем. Пять лет назад оно отняло у него прекрасную двадцатиметровую яхту «Аврора». Во время жестокого шторма неподалеку от Сцилл сломалась мачта. Удар о жуткие скалы, собравшие за века богатый урожай жертв, разнес судно вдребезги. По счастливой случайности Руперта на борту не оказалось. То было рутинное плавание — прогулка от Коуза до Бристоля для дозаправки. Пропала вся команда, включая шкипера. Руперт Паркинсон все еще не оправился от потрясения. Все знали, что он потерял не только яхту, но и женщину, которую любил. Маска плейбоя, тщательно им созданная, стала просвечивать.

— Захватывающая история, Руперт. Но что у вас на уме? Наверняка рассчитываете привлечь меня!

— И да, и нет. Пока процесс находится в стадии… как же это называется… мысленного эксперимента. Хочется проверить, насколько осуществим проект. Я готов лично финансировать этот этап. Позже, если результат окажется положительным, представлю его на заседании совета директоров.

— Но… сто миллионов! Компания ни за что не рискнет такой суммой! Вкладчики засадят нас за решетку. Или, возможно, в психушку, но это другой разговор.

— Проект может оказаться еще дороже. Я не жду, что Паркинсоны выложат всю сумму. Быть может, двадцать — тридцать миллионов. У меня есть друзья, готовые рискнуть соизмеримыми суммами.

— Все равно недостаточно.

— Именно.

На линии повисла тишина. Ее нарушали лишь едва различимые сигналы работавшего в реальном времени декодера. Аппарат безуспешно старался что-нибудь расшифровать.

— Хорошо, — наконец изрек Эмерсон. — Готов вложиться пятьдесят на пятьдесят с вами. По крайней мере, в мысленный эксперимент, как вы выразились. Надеюсь, у вас есть эксперт? Я его знаю?

— Думаю, да. Джейсон Брэдли.

— О! Мужик с гигантским осьминогом.

— Это было второстепенное шоу. Но оцените, как оно улучшило его имидж.

— Думаю, и его жалованье тоже. Вы уже беседовали с ним? Он заинтересован?

— Очень. С другой стороны, проект — лакомый кусочек для всех фирм, причастных к морской инженерии. Не сомневаюсь, многие согласятся вложить средства или, по крайней мере, работать без прибыли, исключительно ради рекламы.

— Ладно, действуйте. Но я все еще считаю вашу затею пустой тратой денег. Зато мы получим на редкость дорогое чтиво, когда мистер Брэдли подготовит отчет. К тому же не возьму в толк, что вы собираетесь делать с пятьюдесятью тоннами ржавого железа.

— Не беспокойтесь. У меня есть пара-тройка идей. Не хочу заранее распространяться. В случае успеха проект со временем окупится. Быть может, вы даже получите прибыль.

Эмерсон сомневался, что «вы» — случайная оговорка. Знатный ловкач, Руперт точно знал, что делает. Он прекрасно понимал: собеседник, настроенный лояльно, в состоянии оплатить проект целиком, если пожелает.

— Еще момент, — продолжил Паркинсон. — Пока я не дам «добро» — а я не дам, пока не получу отчет Брэдли, — никому ни слова. Особенно сэру Роджеру. Он решит, что мы рехнулись.

— А вы в этом сомневаетесь? — хмыкнул Эмерсон.

9 ПОЧЕТНЫЕ ПРОРОКИ

Кому: редактору лондонской «Таймс»

От кого: от лорда Олдисса Брайтфаунта, О. М.,

почетного президента Всемирной Ассоциации научной фантастики


Уважаемый сэр.

Третья полоса Вашей газеты (от 7 апреля), касающаяся планов подъема «Титаника», вновь демонстрирует, насколько поразила человечество эта катастрофа — безусловно, страшнейшая в истории мореплавания.

Как Вам известно, трагедия окутана тайнами и загадками. Приведу маленький пример. Гибель «Титаника» была с удивительной точностью описана за четырнадцать лет до того, как судно затонуло. В документальной книге Уолтера Лорда «Незабываемая ночь», написанной по горячим следам катастрофы, говорится о некоем романе малоизвестного автора Моргана Робертсона, датированном тысяча восемьсот девяносто восьмым годом. События в нем развиваются на вымышленном трансатлантическом лайнере, превосходящем размерами все корабли, построенные до него. Автор помещает на борт богатых и влиятельных людей и отправляет их на дно холодной апрельской ночью. Корабль Робертсона налетел на айсберг.

По размерам, скорости, конструкции вымышленный лайнер неотличим от «Титаника». Количество пассажиров — три тысячи, шлюпок на всех не хватает… Корабли похожи, как близнецы-братья.

Безусловно, чистой воды совпадение. Но есть момент, заставляющий кровь стынуть в жилах. Робертсон назвал лайнер «Титаном».

Хотелось бы отметить, что мои соратники, писатели-фантасты, тоже не обошли «Титаник» вниманием. Два представителя нашей славной профессии присутствовали на лайнере в качестве пассажиров. Первый, Жак Фатрелл, сейчас почти забыт. Его национальная принадлежность точно не известна. Однако к тридцати семи годам, опубликовав «Мыслящую машину» и «Дело о пропавшем ожерелье», он достиг известности. Автор имел средства на путешествие первым классом. Вместе с ним плыла жена. Как Вам известно, девяносто семь процентов обеспеченных дам с верхней палубы и пятьдесят пять — с нижней, из третьего класса, выжили. Жена моего коллеги уцелела в катастрофе.

Гораздо более знаменит человек, написавший единственную книгу под названием «Путешествие в иные миры». Ее опубликовали в тысяча восемьсот девяносто четвертом. Автор пишет о невероятном странствии по Солнечной системе в двухтысячном году, упоминая антигравитацию и прочие чудеса. «Аркхем хаус» переиздал книгу к столетию фантаста.

Назвав этого писателя знаменитым, я сильно принизил его известность. Он единственный, кого «Нью-Йорк Америкен» упомянула выше огромного заголовка в выпуске от 16 апреля 1912 года. Да, заголовок выглядел так: ОТ 1500 ДО 1800 ПОГИБШИХ. Я говорю о мультимиллионере Джоне Джейкобе Асторе. Порой его именуют самым богатым человеком в мире. Не уверен, что так, но самым богатым фантастом его можно называть смело. Вероятно, этот факт сильно огорчает поклонников покойного Л. Рона Хаббарда, если таковые еще существуют.

С уважением, сэр,

искренне ваш,

Олдисс Брайтфаунт, О. М.,

почетный президент ВАНФ

10 ОСТРОВ МЕРТВЫХ

В любой профессии существуют авторитеты, чья слава редко выходит за границы небольшого кружка посвященных. Мало кто без специальной подготовки назовет лучшего в мире бухгалтера, дантиста, инженера-сантехника, страхового агента, агента похоронного бюро… а ведь это лишь малая часть не самых заметных, но очень важных сфер человеческой деятельности.

Однако некоторые пути заработка обязывают своих адептов постоянно оставаться на виду. Этих счастливчиков знает каждый. Прежде всего речь идет о людях искусства. Стоит стать «звездой» — и тут же о тебе услышит большая часть населения планеты. Сразу за искусством следуют спорт и политика. Как заметил бы какой-нибудь циник, не отстает от них и криминал.

Джейсон Брэдли не соприкасался ни с одной из четырех вышеозначенных сфер и не рассчитывал в один прекрасный день проснуться знаменитым. С плавания на «Гломар Эксплорере» миновало больше тридцати лет. Даже не носи эта история грифа «секретно», роль Джейсона в ней была слишком туманной, чтобы за счет ее прославиться. Правда, к Брэдли несколько раз обращались писатели в надежде обрести новые сведения об операции «Дженнифер». Их старания не увенчались успехом.

Но похоже, в ЦРУ полагали, что и одной-единственной книги о случившемся слишком много. Сотрудники управления до сих пор выдумывали различные трюки, желая обуздать неугомонных литераторов. Долгое время после 1974-го Брэдли периодически навещали вежливые джентльмены и напоминали о документах, подписанных им перед уходом в отставку. Они всегда являлись вдвоем и порой предлагали Джейсону сотрудничество. Однако добиться толковых объяснений, чего же от него хотят, не удалось ни разу. Джентльмены красочно описывали, какая «интересная и высокооплачиваемая» работа его ждет. Но он получал неплохие деньги с нефтяных разработок в Северном море и на искушения не поддавался. Последний раз хмурая парочка появлялась десять лет назад. Но без сомнения, досье Брэдли по-прежнему бережно хранилось в Лэнгли.

Задание, призванное сделать его знаменитым, поступило второго апреля. Джейсон сидел в собственном кабинете на сорок шестом этаже башни Тиг. Теперь она казалась малышкой в сравнении с хьюстонскими небоскребами более поздней постройки.

Сначала Брэдли решил, что его верный клиент Джефф Ролингс на день опоздал с розыгрышем. Джефф занимал ответственный пост исполнительного менеджера в «Гибернии». Тем не менее он славился недюжинным чувством юмора. На этот раз, однако, было не до шуток. Но Брэдли далеко не сразу принял проблему всерьез.

— Думаете, я поверю в это? — воскликнул он. — Разработка на миллион тонн закрылась из-за… осьминога?

— Не целиком, разумеется. Лишь первый коллектор, самый большой. Сорок с лишним баррелей в день. К платформе ведут пять трубопроводов. По ним полным ходом шла закачка. До вчерашнего дня.

Джейсон вспомнил, что внешне нефтяные платформы проекта «Гиберния» отдаленно напоминают осьминогов. От главного корпуса к десятку скважин, пробуренных на трехкилометровую глубину сквозь богатый нефтью песчаник, по дну тянутся щупальца-нефтепроводы. Трубы от нескольких отдельных скважин сходятся к производственному коллектору перед главной платформой.

Коллекторы представляют собой автоматизированные промышленные комплексы размером с многоквартирный дом. Они располагаются на дне, на глубине около ста метров. Каждый оснащен специальным оборудованием для работы со смесью газа, нефти и воды, поступающей под высоким давлением из глубинных резервуаров. Природа создала, спрятала и бережно сохранила эти богатства десятки миллионов лет назад. Отобрать их — не сама простая задача.

— Объясните толком, что случилось.

— Линия не прослушивается?

— Конечно нет.

— Три дня назад к нам стали поступать беспорядочные сигналы. Поток нефти шел нормально, поэтому поводов для тревоги не было. Потом вдруг перестали приходить данные с датчиков и отключились мониторы. Стало ясно: поврежден главный оптоволоконный кабель. Естественно, автоматика приостановила все процессы.

— Нефть не разлилась?

— Нет. Ловушка для конденсата пока работает.

— А дальше?

— По стандартной схеме. Спустили автономную камеру пятой модели. Угадайте, что произошло.

— Батарейки сели.

— Не-а. Ее и в коллектор-то толком не успели засунуть, как нечто перекусило трос.

— Что с драйвером управления?

— Автоматика, к счастью, отключается, так что шеф Дюбуа всегда может поработать руками.

— Значит, камеру потеряли. Дальше?

— Не потеряли. Мы точно знаем, где ее искать. Но показывает она только косяки рыб. Пришлось отправить вниз водолаза. Распутать кабель и глянуть, в чем проблема.

— Почему не воспользовались дистанционным устройством?

На любых морских нефтеразработках в запасе имелся не один подводный робот, способный функционировать удаленно. Времена водолазов давно прошли.

Собеседник Брэдли смутился.

— Боялся, что вы спросите. Случилась пара аварий. Два ДУ в ремонте. Остальных нельзя забирать с платформы «Авалон». Срочная работа.

— Да уж, неудача за неудачей. Поэтому вы позвонили в корпорацию «Брэдли». «Справимся с самой глубокой работой!» Давайте подробности.

— Избавьте меня от вашего заезженного слогана. Глубина всего девяносто метров. Водолаз нес стандартную гелиево-кислородную дыхательную смесь. Так вот… Вы слышали, как кричит человек с гелием в легких? Не самый приятный звук…

Мы его вытащили. Обретя дар речи, водолаз сообщил, что трубы перекрыты осьминогом. Тварь диаметром не меньше ста метров, клялся он. Глупо, конечно. Но без сомнения, там действительно засело какое-то чудище.

— Каким бы здоровенным ни был ваш зверек, небольшой заряд динамита заставит его пошевелиться.

— Слишком рискованно. Вы же знаете, как устроена платформа. Сами помогали устанавливать ее.

— Если камера работает, почему она не показывает осьминога?

— Удалось разглядеть щупальце. Но оценить размеры невозможно. Мы считаем, тварь дотянулась до коллектора. Как бы она не продолжила рвать кабели.

— Боитесь, что осьминог влюбился в ваши трубопроводы?

— Очень смешно. Думаю, этот гад нашел бесплатный обед. Ну, знаете — треклятый «эффект оазиса». О нем все время пишут.

Брэдли не слышал такого словосочетания. Подводные артефакты, даже не наносящие ощутимого вреда экологии, неудержимо привлекали обитателей моря. Они часто становились излюбленными местами рыболовов — как любителей, так и профессионалов. Порой Джейсон гадал, как рыбы выживали в море, прежде чем человечество щедро снабдило их кондоминиумами в виде разбросанных по дну останков кораблекрушений.

— Возможно, осьминога стоит чем-нибудь уколоть. Или угостить хорошей дозой инфразвука.

— Без разницы, как это будет сделано. Лишь бы не пострадало оборудование. Кажется, подходящая для вас с Джимом работенка. Он готов?

— Всегда готов.

— Сколько времени нужно, чтобы добраться до Сент-Джона? Есть рейс «Шеврон» из Далласа. Вас смогут забрать через час. Напомните массу Джима?

— Полторы тонны.

— Отлично. Как скоро будете в аэропорту?

— Дайте три часа. Придется провести небольшое исследование. Таковы правила.

— Условия обычные?

— Да. Сто тысяч плюс расходы.

— И нет работы — нет денег?

Брэдли улыбнулся. Эта формула спасательских расходов применялась на протяжении столетий, но не в таких ситуациях. Хотя сейчас она представлялась приемлемой. Дело выглядело несложным. Сто метров — всего-то! Сущая чепуха…

— Конечно. Перезвоню через час, дам подтверждение. Пока перешлите по факсу чертежи коллектора. Хочу освежить в памяти планировку.

— Хорошо. Попробую до вашего звонка раздобыть еще информации.

Времени на сборы тратить не пришлось. У Брэдли всегда имелись наготове две дорожные сумки: одна для тропиков, другая для Арктики. Первой он пользовался очень редко. Так получалось, что большая часть работы сосредоточивалась в малоприятных областях земного шара, и предстоящая не являлась исключением. В Северной Атлантике сейчас холодно и почти наверняка ветрено. Правда, на стометровой глубине погодные капризы слабоощутимы.

Многие считали Джейсона Брэдли человеком грубоватым, несентиментальным. Увидев, как он повел себя после телефонного разговора, сторонникам такого мнения пришлось бы глубоко призадуматься. Брэдли нажал клавишу, удобно устроился в кресле с откидывающейся спинкой и закрыл глаза. Казалось, он безмятежно спит.

Прошло много лет, прежде чем Джейсон узнал, что за музыка плыла над палубой корабля «Гломар Эксплорер» почти половину его жизни назад. Он с самого начала догадывался: скорее всего, она вдохновлена морем. В мелодии безошибочно угадывался медленный ритм волн. И как верно поступили тогда, на «Эксплорере», выбрав музыку русского композитора — самого недооцененного из трех титанов своего отечества! Имя его редко произносилось с таким же затаенным дыханием, как имена Чайковского и Стравинского.

Подобно Сергею Рахманинову, Джейсон Брэдли тоже увидел картину Арнольда Бёклина[18] «Остров мертвых» и остолбенел. И теперь она возникла перед его мысленным взором. Порой он отождествлял себя с загадочной фигурой в балахоне, иногда вживался в роль гребца (Харона?). Бывали моменты, когда разыгравшееся воображение помещало его на место страшного груза, перевозимого к последнему пристанищу под кипарисами на берегу.

Тайный ритуал соблюдался годами. Брэдли верил, что он не раз спасал ему жизнь. Пока Джейсон погружался в музыку, его подсознание, не интересующееся подобными глупостями, трудилось вовсю, анализируя предстоящую работу и прогнозируя возможные проблемы. Брэдли относился к своей теории почти серьезно и не собирался опровергать ее старательным препарированием.

Вскоре он сел, выключил музыку и повернулся во вращающемся кресле к одному из десятка компьютеров, занимающих рабочий стол. Модель машины, в которой хранилось большинство файлов и прочей информации Брэдли, трудно было назвать последней, но ее владелец буквально вырос с любимым инструментом и упорно отказывался от любых улучшений. Он проповедовал благоразумный принцип: «Зачем чинить, если работает?»


— Так и думал, — пробормотал он, пробегая глазами энциклопедическую статью «Осьминог». — «Максимальный размер в полностью расправленном состоянии — до десяти метров. Вес — от пятидесяти до восьмидесяти килограммов».

Осьминогов такого размера Брэдли не встречал и, как большинство дайверов, знал, насколько это очаровательные и безобидные существа. Рассказы об их агрессивности и призывы соблюдать осторожность Джейсон всерьез не воспринимал.

«См. также "Спорт, подводный"».

Брэдли дважды щелкнул по ссылке. Страница открылась мгновенно. Читая текст, он то вскидывал брови от удивления, то улыбался. Джейсон давно занимался спортивным дайвингом и испытывал типичное презрение профессионала к ныряльщикам-любителям. Слишком многие новички приставали к нему с просьбами взять их на работу. Они не догадывались, что Брэдли по большей части трудится на глубинах, куда без специального снаряжения отправляться нельзя, где царит полная темнота и нулевая видимость.

И все же его восхищали бесстрашные дайверы, совершавшие погружения в заливе Пьюджет-Саунд. Эти ребята сражались с существами, превосходившими их весом и числом конечностей. К тому же требовалось доставить противников на поверхность целыми и невредимыми. Таково было правило. Спортсмена, ранившего осьминога прежде, чем отпустить его в море, дисквалифицировали.

Небольшая подборка видеозаписей выглядела как коллекция ночных кошмаров. Брэдли задумался: как храбрецы из Пьюджет-Саунда спят по ночам? Однако, к делу. Кое-что ценное он все-таки узнал.

Каким образом эти безумные спортсмены и спортсменки (женщин среди них хватало) заставляли мирного моллюска выбраться из логова и вступить в щупальце-рукопашную схватку? Брэдли чувствовал, что ответ не так-то прост.

Он отправил пару не совсем обычных заказов своему поставщику, взял дорожную сумку и отправился в аэропорт.

«Самая легкая сотня килобаксов в жизни», — подумал Джейсон Брэдли.

11 АДА

У ребенка, чьи мать и отец — гении, двойная фора. Крейги же еще сильнее осложнили жизнь дочери, назвав ее Адой. Эта показательная дань памяти первого компьютерного теоретика идеально демонстрировала родительские амбиции относительно будущего дочери. Они искренне надеялись, что ее судьба будет счастливее, чем трагическая жизнь леди Ады Лавлейс[19].

Как же разочаровались родители, наконец осознав, что таланта к математике у Ады нет. Когда ребенку исполнилось шесть лет, друзья Крейгов шутили: «Доказала бы девчушка для разнообразия биномную теорему». Ненаглядное чадо пользовалось компьютером, не интересуясь его устройством; для нее вычислительная машина была рядовым домашним прибором типа видеофона, дистанционных пультов, голосовых систем, плоского телеэкрана, цветного факса…

У Ады возникали сложности даже с элементарной логикой. Ее очень смущали операции типа AND, NOR и NAND[20]. Она сразу невзлюбила булеву алгебру и начинала плакать при виде конструкции IF/THEN[21].

— Дай ей время, — умолял Дональд раздражающуюся Эдит, — С умственным развитием у нее все в порядке. Я понял суть возвратных циклов не раньше десяти лет. Вдруг она станет художницей? У нее твердая «А» по рисованию и лепке…

— И «D» по арифметике. Хуже того, ее это ни капельки не волнует! Вот из-за чего я больше всего тревожусь.

Дональд не соглашался с Эдит, но понимал: не стоит спорить с женой. От криков лучше не станет. Он любил Аду и не видел в ней недостатков. Только бы девочка была счастлива и сносно училась в школе. Остальное его не интересовало. Порой он жалел, что они с женой дали дочери такое провокационное имя. Но Эдит, похоже, по-прежнему грезила гениальностью дочери. Тема эта была самым безобидным поводом для супружеских ссор. Более того, не будь Ады, они бы давно расстались.

— Что думаешь насчет щенка? — поинтересовался Дональд, желая утихомирить жену. — До дня рождения осталось три недели. Мы обещали щенка.

— Не знаю… — проговорила Эдит, немного смягчившись. — Она сама еще не решила, какую собаку хочет. Надеюсь, не выберет громадину типа датского дога. И кстати, мы ничего не обещали. Договаривались, что все будет зависеть от результатов следующего школьного теста.

«Это ты договаривалась, — хотелось воскликнуть Дональду. — Ада получит щенка, несмотря ни на какие тесты. Даже если захочет ирландского волкодава. Подходящая собака для такого огромного поместья».

Дональд до сих пор не считал покупку замка хорошей идеей. Но он давно приучился не спорить с женой, когда та принимала подобные решения. К тому же Крейги могли себе позволить такую роскошь. Эдит родилась и выросла в Ирландии. Она вбила себе в голову, что не имеет права лишать Аду такого же счастья.

Замок Конрой пребывал в запустении больше полувека. Некоторые его части лежали в руинах. Но уцелевших зданий хватало для современной семьи, а конюшни оказались в отличном состоянии — о них заботилась местная школа верховой езды. Вымыв, вычистив и старательно обработав комнаты химией, Крейги получили великолепные помещения для компьютеров и коммуникационного оборудования. Местные жители считали, что приобретение замка — пустая трата денег.

Соседи Крейгам попались симпатичные. Они любили Эдит — ирландскую девочку, жизнь которой удалась, хоть она и вышла замуж за англичанина. И еще окружающие горячо одобряли попытки новоселов восстановить знаменитые сады, пусть малую их долю, до великолепия, прославившего местность вокруг замка в девятнадцатом веке.

Превратив нижний этаж западного крыла в нечто пригодное для жизни, Дональд задумал отремонтировать камеру-обскуру. Ее купол (в народе прозванный «наростом») надстроили над крепостной стеной в поздневикторианскую эпоху по приказу лорда Фрэнсиса Конроя, талантливого астронома-любителя и изготовителя телескопов. За несколько лет до смерти его парализовало. Но лорд, гордый аристократ, не желал, чтобы его возили по замку в инвалидном кресле. Он проводил часы, взирая на свою империю из наблюдательного пункта и отдавая армии садовников распоряжения сигналами семафора.

Состояние столетней оптики оказалось на удивление хорошим. Она создавала прекрасное изображение внешнего мира на горизонтальном смотровом столе. У Ады прибор вызывал восторг и ощущение невероятного могущества. Она увлеченно рассматривала территорию замка. «Это круче телевизора и скучных старых фильмов, которые вы с мамой часами смотрите», — заявила девочка.

Сюда, на высоту крепостной стены, до нее не доносились голоса ссорящихся родителей.

12 МОЛЛЮСК НЕОБЫЧНЫХ РАЗМЕРОВ

Первую плохую новость Брэдли принесли вместе с завтраком. На борту самолетов компании «Шеврон-Канада» кормили отлично, а Джейсон знал, что в Сент-Джоне поесть вкусно и неспешно не удастся.

— Мистер Брэдли, извините за беспокойство, — обратился к нему бортпроводник. — Срочный звонок из главного офиса.

— Можно поговорить отсюда?

— Боюсь, нет. Звонок с видео. Придется пройти в хвостовой отсек.

— Черт, — выругался Брэдли и быстро сунул в рот кусочек восхитительного техасского стейка. Неохотно отодвинув тарелку, он прошел к коммуникационной кабине. Видеосвязь оказалась односторонней, и Брэдли без стеснения жевал мясо, пока Ролингс докладывал последние новости.

— Джейсон, выяснилось кое-что насчет размеров осьминогов. Ребята с платформы не очень обрадовались, когда мы осмеяли сообщенные ими параметры.

— Зря обижаются. Я заглянул в энциклопедию. Самый крупный осьминог меньше десяти метров в диаметре.

— Взгляните на это.

Появившаяся на экране фотография была очень старой, но качество снимка радовало. Брэдли принялся разглядывать группу людей, стоящих на берегу около бесформенной массы размером со слона. За первым последовали еще несколько изображений, быстро сменявших друг друга. Фотографии были четкими, но понять, что на них запечатлено, не удавалось.

— Позвольте, угадаю, — произнес Брэдли. — Думаю, это сильно разложившийся дохлый кит. Я видел несколько таких экземпляров. Отлично помню, как они пахнут. Туши выглядели именно так. Если ты не эксперт в морской биологии, никогда не догадаешься, что это за тварь. Отсюда появляются байки про морских змеев.

— Неплохо, Джейсон. В свое время эксперты рассуждали так же. Было это, между прочим, в тысяча восемьсот девяносто шестом году во Флориде, на Сент-Августин-Бич.

— У меня стейк остывает, а от таких картинок портится аппетит.

— Надолго не задержу. Этот маленький моллюск весил около пяти тонн; к счастью, его кусок сохранился. Он находится в Смитсоновском институте. Пятьдесят лет спустя ученые заново его исследовали и сошлись на том, что это осьминог. Диаметр его почти семьдесят метров. Так что размеры, определенные нашим водолазом, — около ста метров, — не такая уж суровая переоценка.

Брэдли несколько секунд молчал, обдумывая неожиданные и малоприятные сведения.

— Поверю, когда сам увижу, — наконец выдал он. — Хотя не уверен, что горю желанием посмотреть.

— Кстати, — осторожно спросил Ролингс, — вы никому не рассказывали о нашем деле?

— Разумеется, нет, — буркнул Брэдли, обиженный недоверчивостью Ролингса. Как ему в голову могла прийти такая мысль?

— Журналисты каким-то образом пронюхали; в телетайпных заголовках чудище уже прозвали Оскаром.

— Не вижу проблемы. Что вас беспокоит?

— Мы надеялись, что удастся избавиться от твари без лишних глаз. Теперь придется вести себя осторожно. Не дай бог сделать бо-бо милому малютке Оскару. За нами уже вовсю следят бесконечные «зеленые», включая ребят из «Мира живой природы» и «Голубой планеты».

— Они же чокнутые!

— Не исключено. Но к «Миру» надо относиться серьезно. Не забывайте, кто у них президент. Не стоит огорчать королевское семейство.

— Постараюсь понежнее. Никаких ядерных бомб, даже совсем маленьких.

Отправив в рот следующий кусок почти остывшего стейка, Брэдли кое о чем вспомнил. Он не один раз ел осьминога. Мясо моллюска казалось ему очень вкусным.

Хотелось верить, что осьминоги не мстительны.

13 СИЛА ПИРАМИДЫ

Велев плачущей Аде идти в комнату, супруги Крейг непонимающе уставились друг на друга.

— Что за ерунда, — наконец проговорила Эдит — Она всегда нас слушалась. И отношения с мисс Айвз были очень теплыми.

— К тому же такие тесты не вызывали трудностей. Никаких уравнений, только ответы на выбор и красивые картинки. Дай записку, хочу перечитать.

Эдит протянула Дональду свернутую бумажку, а сама снова, в который раз, взялась просматривать экзаменационный тест, приведший к таким неприятностям.


Уважаемый мистер Крейг!

Очень неприятно сообщать Вам, что мне пришлось отстранить Аду от уроков за непослушание.

Сегодня утром ее классу дали стандартный тест на зрительное восприятие (прилагается). Она прекрасно справилась со всеми заданиями (95 %), кроме пятнадцатого пункта. К моему удивлению, Ада единственная в классе не дала верного ответа на очень простой вопрос.

Когда я указала ей на ошибку, она наотрез отказалась признать свою неправоту. Я показала ей напечатанный правильный ответ. Ада так и не согласилась со мной, упрямо утверждая, что ошибаются все, кроме нее! Ради дисциплины в классе мне пришлось отослать Вашу дочь домой.

Очень жаль, что так вышло. Обычно девочка ведет себя очень хорошо. Быть может, Вы поговорите с ней и вразумите ее.

Искренне Ваша,

Элизабет Айвз (классный руководитель).


— Выглядит так, — произнес Дональд, — будто она нарочно решила задание неправильно.

Эдит покачала головой.

— Не думаю. Ошибка не повлияла на оценку.

Дональд уставился на несколько ярко окрашенных геометрических фигур, послуживших причиной раздора.

— Выход один, — вздохнул он. — Пойди поговори с ней, успокой. Дай ножницы и плотную бумагу. Десять минут — и разногласия исчезнут. Я все улажу.

— Боюсь, так мы вылечим симптомы, а не болезнь. Нужно понять, почему она так упорно настаивала на своей правоте. Это почти патология. Думаю, придется показать ее психиатру.

У Дональда уже мелькнула такая мысль, но он быстро от нее отказался. Пройдут годы, и он поймет иронию ситуации.

Пока мать успокаивала девочку, отец с помощью карандаша и линейки начертил треугольники нужного размера, вырезал их из бумаги и склеил между собой. В результате получилось три экземпляра двух простейших геометрических тел — пара тетраэдров и пирамида, все с равными сторонами. Процесс походил на детскую забаву, но большего для любимой и очень расстроенной дочери он не мог сделать.

Дональд снова посмотрел на листок с тестом и прочел:


«15 (a) Перед вами два одинаковых тетраэдра. Грани каждого образованы четырьмя равносторонними треугольниками, следовательно, имеем восемь треугольников.

Сколько граней будет у нового геометрического тела, если соединить две грани тетраэдров?»


На простейший вопрос ответил бы любой ребенок. При образовании нового, напоминающего бриллиант геометрического тела две грани пропадали. Естественно, правильный ответ должен звучать так: «Шесть граней». По крайней мере, здесь Ада не ошиблась.

Держа фигурку большим и указательным пальцами, Дональд покрутил маленький картонный бриллиант перед глазами и со вздохом бросил его на стол. Фигурка распалась на два компонента.


«15 (b) Перед вами тетраэдр и пирамида с ребрами одинаковой длины. Пирамида имеет четыре треугольные грани, а в основании — квадрат. Следовательно, вместе эти геометрические тела имеют девять граней.

Сколько граней будет у получившегося геометрического тела, если соединить пирамиду и тетраэдр треугольными гранями?»


— Семь, конечно, — пробормотал Дональд. — Две из девяти соединятся и потеряются…

Он взял тэтраэдр и пирамидку и прилепил их друг к другу треугольными гранями.

И изумленно заморгал.

А потом раскрыл рот.

Какое-то время он сидел молча, не веря собственным глазам. Губы медленно расплылись в улыбке, и он негромко проговорил в микрофон домашнего интеркома.

— Эдит… Ада… Хочу вам кое-что показать.

Вошла дочь. Глаза у нее были красные от слез; она еще всхлипывала. Дональд взял девочку на руки.

— Ада, — прошептал он, ласкою гладя ее волосы. — Я тобой очень горжусь.

Эдит изумленно посмотрела на него. Дональда очень порадовал ее взгляд.

— Сам бы не поверил, — признался он. — Ответ настолько очевиден, что люди, сочинявшие задание, даже не удосужились проверить. Вот, смотрите…

Он взял пятигранную пирамиду и прилепил к ней четырехгранный тетраэдр.

У нового геометрического тела оказалось вовсе не семь, а пять граней!

— Я нашел правильный ответ, — продолжал Дональд, глядя с восторгом и легким испугом на улыбающуюся дочь, — но не могу представить получившуюся фигуру в уме. Как ты поняла, что грани выстроятся таким образом?

Ада озадаченно посмотрела на отца.

— Разве может быть по-другому?

Дональд и Эдит долго молчали, обдумывая слова дочери, и почти одновременно сделали один и тот же вывод.

Быть может, с логикой и анализом у девочки было неважно. Зато природа наделила ее необычайным ощущением пространства, геометрической интуицией. В девять лет она явно превосходила родителей. Не говоря о людях, подготовивших экзаменационный тест…

Напряжение быстро спало. Эдит рассмеялась. Все трое крепко и радостно обнялись.

— Бедная мисс Айвз! — простонал Дональд — Представляю ее лицо, когда мы сообщим, что у нее в классе учится Рамануджан[22] от геометрии!

Это был едва ли не самый счастливый момент в семейной жизни Крейгов. Потом, когда наступят горькие и печальные годы, они часто будут вспоминать тот день.

14 ВИЗИТ К ОСКАРУ

— Почему эти штуковины называют Джимами? — поинтересовался репортер, перехвативший Джейсона Брэдли в аэропорту Сент-Джона. Брэдли удивило, что журналист всего один. Из-за предстоящего погружения поднялась нешуточная шумиха. К тому же порой и одного представителя прессы более чем достаточно. «Зеленые» не устроили демонстрацию — и на том спасибо.

— Так звали водолаза, участвовавшего в спасении золота с затонувшей «Лузитании» в тридцатых годах. Он первый в истории совершал погружение в бронированном костюме. Конечно, с тех пор экипировка сильно изменилась…

— Как именно?

— Современные костюмы самодвижущиеся. Руки и ноги усиливаются сервомоторами, но больше четырех часов работать все равно некомфортно. Однако внутри Джима я бы протянул часов пятьдесят даже на двухкилометровой глубине, пусть и без особого удовольствия.

— Меня внутрь этой штуки калачом не заманишь, — признался репортер, глядя, как полторы тонны титана и пластика загружают в вертолет компании «Шеврон». — Смотрю на него — и сразу разыгрывается приступ клаустрофобии. Особенно если вспомнить…

Брэдли догадался, к чему клонит журналист, и поспешно ретировался. Махнув рукой, он зашагал к вертолету. Не

прозвучавший вопрос ему в той или иной форме задавали постоянно. Каждый интервьюер надеялся добиться хоть какой-то реакции. Но Брэдли разочаровывал всех, и репортерам приходилось сочинять яркие заголовки вроде «ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК В ТИТАНОВОМ КОСТЮМЕ».

«Вы не боитесь призраков?» — спрашивали у него и журналисты, и коллеги-водолазы. Последним Брэдли отвечал серьезно.

«С какой стати? — Так начиналась привычная уже речь. — Тед Коллиер был моим лучшим другом; одному Господу Богу известно, сколько раз мы с ним выпивали на двоих — (И с девочками баловались, мог бы добавить Брэдли.) — Узнай Тед, он бы только обрадовался; да и в те времена я бы не потянул покупку Джима. Этот достался мне за четверть стоимости. По правде сказать, он настоящее произведение искусства. Механика работает как часы. Теду жутко не повезло, что он застрял в той затонувшей посудине. Его слишком поздно вытащили. Знаете… Джим помог ему протянуть на три часа больше, чем гарантировали производители. Надеюсь, в свое время он и мне подарит пару лишних минут».

Джейсон надеялся, что на этот раз все обойдется. Он верил в секретный ингредиент. Отступать слишком поздно, остается довериться энциклопедии. Ни в чем, кроме размеров, она не ошиблась, но почему-то утаила важную подробность.

Как обычно, масштабы платформы «Гиберния» впечатлили Брэдли, хотя над морем возвышалась лишь ее часть. Бетонный остров массой в миллион тонн напоминал крепость. Казалось, с неровных стен, похожих на укрепления, в любую минуту откроют огонь. Конструкция платформы в самом деле предусматривала борьбу с опасными врагами. Но бороться предполагалось не с людьми, а с огромными айсбергами, выплывающими из арктической колыбели. Инженеры утверждали, что платформа способна выдержать удар любой силы. Верили им не все.

Транспорт Брэдли завис над платформой. Площадку, расположенную на крыше многоэтажного здания, уже занимал вертолет Королевских ВВС. Он отъехал, галантно уступая место новоприбывшему. Джейсон заметил опознавательные знаки военно-воздушных сил и мысленно застонал. «Эти-то как пронюхали?»

Президент организации «Мир живой природы» поприветствовал Брэдли, как только тот спустился на площадку и огромные винты вертолета наконец затихли.

— Мистер Брэдли? Наслышан о вас. Приятно познакомиться.

— Ммм… Благодарю, ваше высочество.

— Местный осьминог действительно так велик, как говорят?

— Это я намереваюсь выяснить.

— Да уж, лучше вы, чем я. И как планируете с ним обойтись?

— Э… Секрет фирмы.

— Надеюсь, ничего жестокого.

— Я уже пообещал, что постараюсь справиться без ядерных боеголовок… сэр.

Принц едва заметно улыбнулся и указал на обшарпанный огнетушитель в руках Брэдли.

— Думаю, вы первый водолаз, берущий под воду такой агрегат. Собираетесь использовать в качестве шприца? Пациент будет не против, как полагаете?

«Неплохо соображаешь, — отметил Брэдли. — Шесть баллов из десяти. Но я не гражданин Великобритании, мне Тауэр не грозит. Имею право не отвечать на вопросы».

— Что-то типа того, ваше высочество. Словом, особого вреда не предполагается.

«Надеюсь, не предполагается», — мысленно поправил себя Брэдли. Были варианты. Оскар мог выказать полное безразличие или сильно рассердиться. Джейсон не сомневался: внутри металлической брони Джима опасность ему не грозит. Но мысль о том, что придется болтаться внутри костюма, будто горошина в банке, его не грела.

Принц все еще выглядел обеспокоенным. Брэдли сильно сомневался, что в предстоящей встрече человека с осьминогом королевская особа дарует симпатии человеку. Следующие слова его высочества подтвердили это предположение.

— Пожалуйста, мистер Брэдли, не забывайте: существо уникально. Впервые в истории его удалось увидеть живым. Вероятно, мы имеем честь наблюдать крупнейшее животное на планете. Быть может — самое крупное в истории. Конечно, некоторые динозавры весили больше. Но в объеме они явно уступали нашему другу.

Брэдли размышлял о словах принца, медленно опускаясь на дно. Тусклый свет североатлантического солнца постепенно сменялся полной темнотой. Слова его высочества волновали, но не тревожили американца; будь Брэдли труслив, он бы не задержался в профессии надолго. Страх не мог уцепиться даже за одиночество. Вместе с Джейсоном на свидание с неведомым отправились два доброжелательных призрака.

Первым был пионер подводного мира — герой детства Брэдли, Уильям Биб[23], погрузившийся в морскую пучину в примитивной батисфере в тридцатые годы. Вторым — Тед Коллиер, погибший внутри водолазного костюма, спокойно, без суеты принявший свою участь.

— Приближается дно, видимость — около двадцати метров. Конструкцию пока не наблюдаю.

Наверху за Брэдли следили с помощью сонара. Как только он доберется до застрявшей в коллекторе камеры — будут использовать ее.

— Цель в тридцати метрах, давление две атмосферы ровно.

— Добрался до цели. Течение сильнее, чем я предполагал.

На несколько секунд все скрылось в облаке ила и песка. Как обычно в подобные мгновения, Брэдли вспомнил фразу астронавта с «Аполлона-11»: «Тут слегка пыльно». Течение быстро развеяло дымку. Перед водолазом предстал массивный инженерный комплекс, освещенный двумя лучами прожекторов Джима.

Казалось, будто на дне моря воздвигнут химический завод приличных размеров и мириады рыб устраивают в нем рандеву. Брэдли видел меньше четверти конструкции. Большая ее часть пряталась в темноте и уходила вдаль. Однако план коллектора он знал отлично. На почти аналогичных платформах Джейсон бывал не раз. Дорогостоящая, изнурительная и порой опасная работа.

Массивная конструкция из стальных труб шире человека образовывала открытую клетку, вмещающую множество специализированных устройств. Клапаны, шланги и толстостенные емкости связывались кабелями и вспомогательными трубами. С первого взгляда картина напоминала бессмысленный узор, созданный сумасшедшим. Но Брэдли знал, что расположение каждого компонента тщательно продумано. При столь колоссальной нагрузке и давлении иначе нельзя.

У Джима не было ног. Под водой, как и в космосе, они чаще становились помехой, чем подспорьем. Точность движений обеспечивали маломощные реактивные двигатели. Брэдли носил подвижную броню уже больше года. Поначалу он, бывало, ошибался, однако профессионализм взял свое.

Он медленно плыл к цели, стараясь не касаться дна, чтобы не взбаламучивать песок и ил. В такой ситуации крайне важна хорошая видимость. К радости водолаза, купол Джима имел форму полушария и обеспечивал круговой обзор.

Телекамера лежала в нескольких метрах впереди, обмотанная клубком кабеля толщиной с карандаш. Помня о ее судьбе, Брэдли остановился прямо перед каркасом коллектора и задумался, как лучше проникнуть внутрь. Но прежде он хотел отыскать разрыв в оптоволоконном кабеле, связывавшем камеру с монитором. Он знал схему соединения. Ремонт не доставит хлопот.

Дальше требовалось выполнить основную задачу — отогнать Оскара. Здесь могли возникнуть сложности.

— Поехали, — сообщил он наверх. — Проникаю через служебный вход… Через туннель В… Пространства для маневра не много, но ничего…

Он легонько задел корпусом Джима металлическую стену цилиндрического коридора. В ответ из лабиринта цистерн и труб раздался равномерный негромкий звук — «тук-тук-тук». Вероятно, какой-то компонент оборудования продолжал работать; если бы коллектор включили на полную мощность, было бы куда громче…

Эта мысль воскресила глубоко зарытые воспоминания. Брэдли вспомнил, как в раннем детстве утихомирил громкоговорители на местной ярмарке меткими выстрелами из отцовского ружья. Потом он не одну неделю жил в страхе, что его вычислят. Возможно, Оскара тоже оскорбило шумное вторжение в его царство, и он решил действовать открыто ради восстановления тишины и спокойствия.

Кстати, где же Оскар?

— Непонятно… Нахожусь внутри коллектора, вижу ясно и четко. Тут полно мест, где можно спрятаться. Но вряд ли кто-то крупнее человека залезет в эти щели. Слона точно не утаишь. Ага! Вот оно!

— Что обнаружили?

— Главный кабель. Выглядит, будто неаккуратный официант уронил тарелку спагетти. Нужна недюжинная сила, чтобы порвать такой проводочек. Придется менять целую секцию.

— Кто на такое способен? Голодная акула?

— Или злющая мурена. Странно, но следов челюстей нет. И самих зубов, если на то пошло. Вернее всего свалить вину на нашу осьминожку. Но кто бы здесь ни напортачил — сейчас его нет дома.

Брэдли, не торопясь, внимательно осмотрел коллектор. Других повреждений не нашлось. Если таинственный саботажник не примется за старое, платформа может возобновить работу через пару дней. Больше Брэдли под водой делать нечего. Он включил двигатели и начал медленно уплывать в сторону, откуда проник в коллектор, проводя Джима по лабиринту балок и труб. По пути он задел небольшую мягкую массу. Она и вправду оказалась осьминогом — около метра в поперечнике.

— Тебя я из списка подозреваемых вычеркиваю, — пробормотал Брэдли.

Почти выбравшись за наружный каркас коллектора, он понял, что пейзаж изменился.

Много лет назад их класс повезли на экскурсию в знаменитый ботанический сад на юге Джорджии. Джейсон поехал с большой неохотой и почти ничего не запомнил, но одно растение его очень впечатлило. До этого он не слыхал о баньяне и ужасно удивился, увидев дерево, имеющее не один ствол, а несколько десятков. Каждый представлял собой отдельный столп, поддерживающую широченную крону.

В данном случае колонн было восемь, хотя Брэдли не утруждал себя пересчетом. Он уставился в огромные черные как смоль глаза. Бездонные чернильные озера — такова была первая ассоциация. Гигантское существо бесстрастно разглядывало водолаза.

У Брэдли часто спрашивали: «Вы когда-нибудь боялись?», и он всегда отвечал одинаково: «Господи, конечно. Много раз. Но страшно становилось только тогда, когда все оставалось позади. Поэтому я до сих пор жив». Никто бы не поверил, но и сейчас он не испугался. Джейсон испытал благоговение, как человек, увидевший чудо. Первой промелькнула мысль: «Нужно извиниться перед тем водолазом». А второй: «Посмотрим, сработает ли моя секретная штуковина».

Левый наружный манипулятор Джима сжал цилиндр огнетушителя, и Брэдли повернул его вверх. Одновременно он шевельнул правым манипулятором, заставляя механические пальцы нажать на рычаг. Операция заняла несколько секунд, но Оскар среагировал раньше.

Словно подражая движениям Брэдли, он нацелил на него трубу из собственной плоти. Казалось, осьминог собрался пустить в ход модифицированный огнетушитель. «Хочешь меня обрызгать?» — успел подумать Брэдли. Он бы ни за что не поверил, что столь гигантская тварь способна двигаться так быстро. Даже внутри бронированного Джима Брэдли ощутил удар реактивной струи. Оскар «включил» полную мощность. Не та сложилась ситуация, чтобы топать по дну на манер восьминогого стола. Вдруг все исчезло в чернильной туче — такой плотной, что даже лучи прожекторов не смогли ее пробить.

Медленно поднимаясь на поверхность, Брэдли нашептывал, обращаясь к мертвому другу:

— Ну, Тед, мы снова справились. Но не думаю, что кто-то скажет спасибо.

Судя по тому, как спешно ретировался Оскар, вряд ли он планировал вернуться. Брэдли понимал отношение гиганта к случившемуся и даже немного сочувствовал сопернику.

Мирный моллюск тихо-мирно жил и делал свое дело — заботился, чтобы Северная Атлантика не превратилась в сплошную массу трески. И вдруг откуда ни возьмись появляется страшная тварь, вся в огнях, и размахивает зловещими щупальцами. Оскар поступил так, как поступил бы на его месте любой здравомыслящий осьминог. Он понял, что в море появилось существо гораздо более свирепое, чем он, и поспешил убраться подальше.

— Мистер Брэдли, мои поздравления, — торжественно произнес принц, когда Джейсон наконец выбрался из бронированного костюма. Процедура выглядела не особо привлекательно и всегда доставляла трудности, но вынуждала Джейсона держаться в форме. Прибавь он пару сантиметров в талии — и протиснуться через овальное верхнее отверстие не удастся.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Брэдли. — Работа как работа.

Принц усмехнулся.

— Мне казалось, только британцы склонны недооценивать себя. Вряд ли вы раскроете тайну секретного ингредиента?

Джейсон улыбнулся и покачал головой.

— Вдруг когда-нибудь придется воспользоваться еще раз?

— Что бы это ни было, — усмехнулся Ролингс, — нам оно влетело в копеечку. Мы наблюдали за Оскаром с помощью сонара — кстати, он дает поразительно слабое эхо! Итак, наш друг удалился на глубоководье. Но вдруг он проголодается и вернется? Где еще в Северном море найдешь такое отличное место для рыбалки?

— Давайте договоримся, — ответил Джейсон, указав на обшарпанный цилиндр — Если он будет вам докучать, я пришлю волшебную пулю. Отправите к Оскару своего человека. Это не будет стоить ни цента.

— Где-то подвох, — покачал головой Ролингс. — Не может быть, чтобы все оказалось настолько просто.

Джейсон улыбнулся, но промолчал. Он все сделал по правилам, но его грызла, пусть совсем легонько, совесть. Принцип «нет работы — нет денег», помимо прочего, имеет большой плюс. Если результат достигнут, никто не должен спрашивать, чего это стоило. Брэдли честно заработал свою сотню тысяч. Он подготовил ответ для любителей задавать глупые вопросы: «Как, вы не знали? Осьминога очень легко загипнотизировать!»

Только одно немного его расстраивало. Он жалел, что так и не удалось проверить добродушный намек из старой книжки Жака Ива Кусто, дословно процитированной в компьютерной энциклопедии. Интересно было бы узнать: octopus giganteus так же недолюбливает крепкий раствор медного купороса, как его скромный десятиметровый собрат, octopus vulgaris?

15 ЗАМОК КОНРОЙ

«Множество Мандельброта[24] (в дальнейшем для краткости будем именовать его "множество М") — едва ли не самое удивительное открытие в истории математики. Безусловно, это утверждение звучит радикально, но мы надеемся подтвердить его.

Потрясающая красота изображений, создаваемых множеством М, демонстрирует, что оно воспринимается не только мозгом, но и чувствами. Неподготовленного зрителя они восхищают; нам случалось видеть людей, почти загипнотизированных фильмами, демонстрирующими путешествие по бесконечным — в буквальном смысле — ответвлениям множества.

Не прошло и десяти лет после сделанного Бенуа Мандельбротом в тысяча девятьсот восьмидесятом году открытия, как оно начало оказывать воздействие на визуальное и прикладное искусство, включая рисунки на тканях, коврах, обоях. Даже ювелирное дело не стало исключением. И разумеется, голливудская "фабрика грез" очень скоро принялась эксплуатировать множество М и его сородичей двадцать четыре часа в сутки. Вряд ли стоит удивляться оглушительному успеху прекрасных изображений, созданных математикой. Вопрос психологической привлекательности множества М до сих пор остается открытым. Быть может, мы никогда не получим ответа. Приведем одно предположение: в мозгу человека существует некая структура, входящая в резонанс с образцами множества. Карл Юнг изумился и обрадовался бы, узнав, что через тридцать лет после его смерти компьютерная революция, которую он застал в самом ее зачатке, даст новый импульс теории архетипов и его вере в существование "коллективного бессознательного". Многие образцы множества М очень напоминают элементы исламской живописи; лучшим примером может служить знакомый многим так называемый "восточный огурец", похожий на запятую. Существуют и другие фигуры, с виду напоминающие органические, — щупальца, сложные глаза насекомых, войска морских коньков, слоновьи хоботы… все они через какое-то время резко трансформируются в кристаллы и снежинки — объекты мира, не тронутого жизнью.

Пожалуй, самой удивительной особенностью множества М является простота, лежащая в его основе. В отличие от большинства концепций современной математики, любой школьник способен понять, как оно образуется. Для этого достаточно уметь складывать и умножать; не нужно ни вычитания, ни деления и уж тем более — никаких других математических действий. Теоретически множество М могло быть открыто, как только человечество научилось счету. На практике же такое невозможно. Даже если бы люди не знали усталости и никогда не ошибались, всех когда-либо живших на Земле мужчин и женщин не хватило бы для расчета множества самого скромного размера…»

Из статьи «Психодинамика множества Мандельброта» Эдит и Дональда Крейг, опубликованной в сборнике, подаренном профессору Бенуа Мандельброту в честь его восьмидесятилетия. («Издательство Массачусетского технологического института», 2004)


— Мы платим за собаку или за родословную? — с притворным возмущением спросил Дональд Крейг, получив красивый лист пергамента. — Мать честная, у нее даже герб имеется!

Они полюбили друг друга с первого взгляда — толстый, весом в полкилограмма щенок кернтерьера по кличке Леди Фиона Макдональд Глен Аберкромби и девятилетняя девочка. К удивлению и разочарованию соседей, Аде совсем не нравились пони.

— Противные и вонючие животные, — заявила она Патрику О'Брайену, главному садовнику. — Спереди кусаются, сзади лягаются.

Старика шокировало столь неестественное отношение юной дамы, к тому же наполовину ирландки, к маленьким лошадкам.

Не очень его радовали и некоторые идеи Крейгов относительно поместья. Здесь работало пять поколений его предков. Конечно, замечательно, что теперь, после десятков лет нищеты, в замок Конрой наконец потекли настоящие деньги, — но… превратить конюшни в компьютерные залы! От такого можно уйти в запой, если ты еще не там.

Патрику удалось оспорить ряд наиболее эксцентричных затей Крейгов путем политики конструктивного саботажа. Однако они — точнее, госпожа Эдит — упорно настаивали на переустройстве пруда. Пруд осушили и убрали из него не одну тонну водных гиацинтов. Только после этого мадам Крейг представила Патрику необычную карту.

— Хочу, чтобы пруд выглядел так, — произнесла она хорошо знакомым садовнику тоном.

— Это что же такое будет-то? — спросил он, не скрывая отвращения. — Типа жук какой, что ли?

— Можно сказать и так, — ответил Дональд голосом, в котором слышалось: «Я ни при чем, все вопросы к Эдит». — Это мандельбаг[25]. На досуге поинтересуйтесь у Ады.

Пару месяцев назад О'Брайен пропустил бы слова хозяина мимо ушей. Вот еще, девчонка станет ему что-то растолковывать! Но теперь он смолчал. Ада была странным ребенком. Наверное, вундеркиндом. Патрик замечал, что гениальные родители относятся к ней восторженно и благоговейно. А Дональд ему нравился больше, чем Эдит. Хоть и англичанин, но мужик неплохой.

— Пруд — это ладно. Полбеды, как говорится. Но передвинуть старые кипарисы… Я же мальчишкой был, когда их сажали! Они ж сдохнут. Придется переговорить с отделом лесничества в Дублине.

— Много времени потребуется? — спросила Эдит, не обращая внимания на возражения Патрика.

— А как надо? Быстро, дешево? Или хорошо? Можно и так и эдак.

В последнее время эта шутка стала у Патрика и Дональда дежурной. Ответ оба мужчины предугадали безошибочно.

— Желательно быстро. И очень хорошо. Математику, сделавшему это открытие, уже под восемьдесят. Мы бы хотели поскорее показать ему то, что изображено на плане.

— Я б не больно-то гордился таким открытием.

Дональд рассмеялся.

— Пока вы видите только набросок. Погодите, Ада покажет на компьютере настоящий план. То-то удивитесь.

«Сильно сомневаюсь», — подумал Патрик.

Прозорливый старый ирландец редко ошибался. Но на этот раз он готов был признать собственную неправоту.

16 НОМЕР КИПЛИНГА

Руперту Паркинсону казалось, что Брэдли и Эмерсон имеют много общего. Оба принадлежат к исчезающему, даже вымирающему виду. Когда-то американцы только этим и занимались: создавали новые индустрии или становились лидерами в старых. Руперт восхищался партнерами из Нового Света, но не завидовал; его устраивал собственный статус «рожденного в бизнесе».

Номер Киплинга в отеле «Браун» он выбрал намеренно, хотя и не представлял, насколько близко его гости знакомы с творчеством писателя. В любом случае, Эмерсона и Брэдли впечатлила атмосфера. Здесь пахло историей: старые фотографии на стене, письменный стол, в прошлом служивший великому человеку…

— Я не относился к Элиоту всерьез, пока не наткнулся на его книжку «Избранные стихи Киплинга». Помню, тогда я сказал преподавателю английской литературы: «Поэт, любящий Киплинга, не может быть плохим поэтом». Преподаватель не удивился.

— Боюсь, — признался Брэдли, — я не большой знаток поэзии. Из Киплинга помню только «Если…»[26].

— Жаль. Он одной с вами породы — поэт, воспевавший море и технический прогресс. Советую прочесть «Гимн МакЭндрю». С точки зрения техники стихотворение устарело лет на сто. Но никто больше не превозносит машины так, как Киплинг. Еще у него есть стихотворение, посвященное глубоководным кабелям:


Крушенья вершатся над нами; прах медленно

падает вниз —

Вниз во мрак, во мрак беспредельный, где змеи

слепые сплелись;

Где не слышно ни звука, ни эха, в пустынях

придонной тьмы,

По равнинам из серой грязи в кожухах

протянулись мы[27].


— Хорошо, — кивнул Брэдли. — Но насчет «ни звука, ни эха» он ошибся. Море — очень шумное место. Хотя, чтобы слышать его, нужно иметь соответствующее акустическое оборудование.

— Вряд ли Киплинг знал об этом в девятнадцатом веке. Наш проект его бы восхитил. В свое время он написал роман о Гранд-Бэнкс.

— Правда? — в унисон воскликнули Эмерсон и Брэдли.

— Называется «Отважные капитаны». Роман о ньюфаундлендских рыбаках и их тяжелой жизни. Не слишком удачная книга. «Ким» на порядки лучше. Но что может сравниться с «Кимом»? Хемингуэй тоже писал о рыбаках — лет сто спустя и на двадцать градусов южнее… Прекрасное произведение.

— Его я читал, — гордо объявил Эмерсон. — «Старик и море».

— Пятерка, Рой. По мне, это настоящая трагедия, что Киплинг не сочинил эпического стихотворения о «Титанике». Быть может, он собирался, но его опередил Харди.

— Харди?

— Так, к слову пришлось. Прости нас, Редьярд. Пора заняться делом.

Три плоских дисплея (как бы они изумили Киплинга!) включились автоматически. Глядя на экран, Руперт Паркинсон проговорил:

— Вот ваш отчет от тридцатого апреля. Насколько я понимаю, новых сведений не появилось?

— Ничего важного, — отозвался Брэдли. — Мои сотрудники перепроверили все цифры. Пожалуй, можно улучшить показатели. Но в таких вопросах я консерватор. Не припомню крупной подводной операции, обошедшейся без сюрпризов.

— Сюда относится ваша знаменитая встреча с Оскаром?

— Это вообще самый большой сюрприз. Однако все прошло лучше, чем ожидалось.

— А что с «Эксплорером»?

— Все так же, Руп. По-прежнему тихонько гниет в бухте Суисан.

Паркинсон едва заметно поморщился, когда Брэдли назвал его Рупом. Однако это лучше, чем Парки. Такое обращение позволительно только для самых близких друзей.

— Трудно поверить, — покачал головой Эмерсон, — что столь ценный, столь уникальный корабль использовался всего однажды.

— Он слишком здоровый и нерентабельный для обычных коммерческих проектов. «Эксплорер» по карману только ЦРУ, а им грозит пальчиком Конгресс.

— Кажется, однажды они пытались сдать его в аренду русским.

Брэдли с усмешкой глянул на Паркинсона.

— То есть вы в курсе.

— Конечно. Мы хорошо изучили вопрос, прежде чем обратиться к вам.

— Я запутался, — сказал Эмерсон. — Пожалуйста, просветите.

— Дело было так… В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году новейшая русская подлодка…

— Единственная класса «Майк». Больше таких не строили.

— …затонула в Северном море. Один умник из Пентагона сказал: «Может, удастся вернуть хотя бы часть наших денежек!» Но ничего не вышло. Или все-таки вышло, Джейсон?

— На самом деле идея пошла не из Пентагона; ребята оттуда не обладают столь богатым воображением. Я провел очень приятную неделю в Женеве с заместителем директора ЦРУ и тремя адмиралами. Один наш, двое русских. А было это… весной тысяча девятьсот девяностого. Начало перестройки. Все потеряли интерес к этому делу. Игорь и Алексей ушли в отставку и занялись экспортно-импортным бизнесом. Я до сих пор получаю от них открытки к Рождеству из Ленингр… прошу прощения, из Санкт-Петербурга. Вы верно заметили, затея провалилась; зато мы все растолстели килограммов на десять и потом несколько недель приходили в форму.

— Знаю я эти женевские рестораны. А сколько понадобится времени, если мы решим привести «Эксплорер» в порядок?

— Если наберу людей — три-четыре месяца. Точнее не скажу. С учетом плавания до места, где затонул «Титаник», проверки сохранности нашего утопленника, постройки добавочных крепежных структур, доставки на глубину миллиардов стеклянных шариков… честно говоря, даже максимальные цифры, которые я заключил в скобки, — это не прикидки, а догадки. Смогу уточнить только после первого обследования.

— Что ж, очень благоразумно. Ценю вашу откровенность. Сейчас важно уяснить, реально ли осуществить проект в принципе, без учета временных рамок.

— Теоретически — реально. Но не решусь предположить, сколько это будет стоить. Каков, кстати, потолок расходов?

Вопрос прозвучал слишком резко. Руперт Паркинсон притворно поморщился.

— Расчеты пока ведутся. Верно, Рой?

Это был своего рода пароль. Брэдли ничего не понял, но ответ Эмерсона дал кое-какие намеки.

— Я по-прежнему готов вложить половину суммы, которую утвердит совет директоров. Если операция пройдет успешно, деньги вернутся по плану «В».

— Позвольте поинтересоваться, что за план «В»? — спросил Брэдли. — И план «А», если на то пошло. Вы до сих пор не говорили, что собираетесь делать с корпусом корабля, когда его отбуксируют в Нью-Йорк. Хотите поступить как с «Вазой»?[28]

Паркинсон театрально вскинул руки.

— Он разгадал план «С», — простонал Руперт. — Да, мы намеревались привести «Титаник» к Манхэттену — с опозданием на сто лет — и выставить на всеобщее обозрение. Но вы же знаете, что случается с металлическими кораблями, поднятыми на поверхность после десятилетий, проведенных под водой. Даже деревянное судно сохранить непросто. На обработку «Титаника» соответствующими химикатами уйдут десятки лет. Возможно, это обойдется дороже, чем сам подъем.

— Стало быть, оставите его на мелководье, то есть отведете во Флориду, как и предполагалось в телешоу.

— Послушайте, Джейсон. Мы рассматриваем все варианты. «Диснейленд» — один из них. Мы не разочаруемся, если придется оставить «Титаник» на дне. Главное — спасти ящики из каюты моего прадеда. К счастью, он отказался сдать их в багаж; в последней телеграмме дед жаловался, что в каюте тесновато.

— Вы уверены, что хрупкое стекло сохранилось?

— Девяносто процентов должно оставаться в целости. Китайцы много столетий назад обнаружили, что товары благополучно добираются до конца Шелкового пути, если завернуты в чайные листья. Лучшего упаковочного материала не существовало, пока не изобрели полистироловую пену; чай тоже можно было продать, получив еще большую прибыль.

— Сомневаюсь, что нам удастся повторить их уловку.

— Боюсь, вы правы. А жаль — это был личный дар сэра Томаса Липтона. Самый лучший чай с его цейлонских плантаций.

— Вы совершенно уверены, что такая упаковка смягчила удар?

— Да. Корабль вошел в мягкий ил под углом, на скорости около тридцати узлов. Среднее ускорение — около двух g, максимальное — пять.

Руперт Паркинсон отключил и сложил плоский дисплей. К этому электронному чуду теперь относились так же спокойно, как к телефону, в прошлой жизни тоже считавшемуся магическим артефактом.

— Джейсон, мы позвоним вам до конца недели, — продолжил Паркинсон. — Завтра — заседание совета директоров. Надеюсь, получится уладить все вопросы. Еще раз огромное спасибо за отчет. Если решим взяться за дело, можно на вас рассчитывать?

— В каком смысле?

— Мы хотели бы видеть вас в качестве руководителя операции подъема.

Последовала пауза. На взгляд Паркинсона, слишком долгая.

— Я польщен, Руп. Надо подумать. Гляну, как это вписывается в рабочий график.

— Послушайте, Джейсон. Если все закрутится, не будет никакого графика. Это самая грандиозная работа, какую вам предлагали. — Он едва не добавил: «пожалуй, слишком грандиозная», но передумал и осекся. Джейсон Брэдли не из тех, кого стоит раздражать. Особенно если ты собираешься с ним сотрудничать.

— Полностью согласен, — ответил Брэдли. — И я хотел бы сказать «да». Не только из-за денег — уверен, вы готовы предложить хорошую сумму. Для меня это дело — нечто вроде профессионального вызова. Победить или проиграть. Ладно. Рад был повидаться с вами обоими. Пора бежать.

— Вы не собираетесь ничего посмотреть в Лондоне? Я могу добыть билеты на новое шоу Эндрю Ллойда Вебера — Стивена Кинга. Мало кому удается попасть на этот спектакль.

Брэдли рассмеялся.

— Я бы с радостью. Но, видите ли, на Оркнейских разработках разлилось много нефти. Обещал к вечеру появиться в Абердине.

— Ну, хорошо. Будем на связи…

— Что скажете, Рой? — спросил Паркинсон, когда Брэдли ушел.

— Крутой паренек. Как думаете, он может переметнуться к конкурентам, если те предложат больше?

— Тоже размышлял на эту тему. Если да, тем хуже для него.

— Наши юристы-стервятники уже все провентилировали?

— Почти. Есть пара-тройка неясностей. Помните, я возил вас в контору Ллойда?

— Конечно.

Визит действительно был незабываемым. Даже в двадцать первом веке «новое» здание общества Ллойда выглядело футуристично. Но больше всего Эмерсона потрясла книга учета бедствий — реестр кораблей, потерпевших крушение. В коллекции массивных фолиантов хранились самые драматические моменты в истории мореплавания. Сотрудник показал Эмерсону и Паркинсону страницу за пятнадцатое апреля тысяча девятьсот двенадцатого года и запись каллиграфическим почерком — новость, только что потрясшую мир.

Казалось, отметки за более чем двести лет сделаны одной и той же рукой. Беспримерный образец традиций и непрерывности.

— Мой отец много лет являлся членом общества Ллойда. Мы пользуемся там… некоторым влиянием.

— Охотно верю.

— Благодарю. Как бы то ни было, совет директоров провел переговоры с международной организацией, заведующей морским дном. Существует несколько десятков конфликтных заявок. Юристы отлично работают. Как бы ни повернулось дело, мы не проиграем.

Роя Эмерсона порой раздражала обстоятельность Руперта; похоже, тот никогда не спешил перейти к сути. Трудно поверить, что при необходимости этот человек способен действовать быстро. Однако он являлся одним из лучших яхтсменов в мире.

— Было бы замечательно добиться исключительного права владения — в конце концов, это был британский корабль…

— Построенный на американские деньги.

— Эту деталь опустим. В данный момент судно не принадлежит никому. Придется улаживать все в Международном суде. На это может уйти несколько лет.

— У нас их нет.

— Именно. Пожалуй, мы сможем добиться судебного запрета на подъем «Титаника» для всех остальных, а сами тем временем будем тихонечко действовать по плану.

— Тихонечко! Шутите. Знаете, сколько раз я за последнее время отказывался от интервью?

— Полагаю, столько же, сколько я. — Руперт посмотрел на часы. — Ну вот. Как раз успеем. Хотите увидеть нечто забавное?

— Конечно.


Эмерсон уже привык: если Паркинсон предложил что-то «забавное», отказываться не стоит. Другой случай столкнуться с этим вряд ли представится. На этот раз, возможно, он покажет подлинные драгоценности из королевской казны, или дом 21b по Бейкер-стрит[29], или книги из Британской библиотеки, именующиеся диковинками и не указанные в главном каталоге…

— Здесь рядом. Пешком дойдем за две минуты. Королевский институт. Лаборатория Фарадея. Место, где родилось столько важных для нашей цивилизации открытий. Сейчас там меняют экспозиции. Какой-то балбес уронил реторту. Фарадей пользовался ею во время опытов по созданию бензина. Директор хочет знать, сможем ли мы изготовить идентичное стекло и отлить из него реторту так, чтобы никто не заметил подмены.

«Не каждый день, — сказал себе Эмерсон, — выпадает шанс посетить лабораторию Майкла Фарадея». Они перешли узкую Элбемарл-стрит, без труда уворачиваясь от немногочисленных машин, и, пройдя несколько метров, остановились у фасада Королевского института.

— Добрый день, мистер Паркинсон. Сэр Эмброуз ожидает вас.

17 ГЛУБОКАЯ ЗАМОРОЗКА

— Надеюсь, вы не против встречи в аэропорту, миссис Крейг… Дональд. Добираться до Токио все труднее. К тому же чем меньше людей нас увидят, тем лучше. Уверен, вы понимаете.

Доктор Като Мицумаса, молодой президент компании «Ниппон-Тернер», по обыкновению, появился в безупречном костюме, сшитом на Сэвил-роу. Взглянув на него, Крейг решил, что одежда знаменитых лондонских ателье не выйдет из моды еще лет двадцать. Като сопровождали двое привычных уже самураев. Телохранители походили друг на друга так, словно были клонами. Они всегда держались поодаль и не произносили ни слова. Дональду порой казалось, что японская робототехника шагнула дальше, чем он думает.

— До прихода второго гостя есть пара минут. Давайте обсудим некоторые детали, касающиеся нас двоих…

Мы приобрели права на показ «Незабываемой ночи» в вашей обработке. Лицензия позволяет крутить «бездымную» версию по кабельному и спутниковому телевидению первые шесть месяцев две тысячи двенадцатого года. Естественно, по всему миру. Хотелось бы продлить контракт еще на полгода.

— Великолепно, — поговорил Дональд. — Прошу прощения, Като, но я не верил, что у вас получится. Мои поздравления.

— Благодарю. Как сказал дикобраз подружке, это было нелегко.

За годы учебы на Западе — в Лондонской школе экономики, после в Гарварде и Анненберге — у Като развилось чувство юмора, не соответствующее его высокому посту. Стоило зажмуриться, и Дональд забывал, что говорит с урожденным японцем. Среднеатлантический акцент Като звучал идеально. Однако в разговоре он частенько вставлял дерзкие остроты, не имеющие отношения ни к Востоку, ни к Западу. Они принадлежали исключительно господину Мицумасе. Но даже неудачные, попахивающие дурным вкусом шутки, нередко проскакивающие у японца, наверняка были хорошо продуманы. Такая манера расслабляла собеседников Като, вынуждала их недооценивать президента «Ниппон-Тернера». В результате они совершали весьма дорогостоящие ошибки.

— Рад сообщить, — порывисто проговорил Като, — что компьютерные тесты прошли удовлетворительно. Позволю себе отметить: до нас таких операций не проводил никто. Наша затея уникальна. Она произведет колоссальное впечатление на весь мир. Ни один человек — в буквальном смысле ни один — даже не подумает поднять «Титаник» так, как это собираемся сделать мы!

— Не весь «Титаник», лишь часть. Кстати, почему только корма?

— Есть ряд причин, как практических, так и психологических. Корма намного легче носовой части. Она весит менее пятнадцати тысяч тонн. И она дольше всего держалась на поверхности. Все остававшиеся на палубе держались за нее. Мы перемонтируем сцены из «Незабываемой ночи». Я думал переснять их или сделать оригинал цветным…

— Нет! — в унисон воскликнули Крейги.

Като их реакция обескуражила.

— Вы и без того неслабо надругались над фильмом! О непостижимый Запад! Ну да ладно. Сцена ночная, она и в черно-белом варианте будет смотреться отлично.

— Это не последняя нерешенная проблема редактирования, — внезапно вмешалась Эдит. — Есть еще одна. Танцевальный оркестр на палубе «Титаника».

— Что с ним не так?

— Ну… в фильме он играет «Господь, я ближе к Тебе».

— И?

— Глупость несусветная. От них требовалось ободрить людей и предотвратить панику. Последнее, что сделали бы музыканты, — заиграли скорбный гимн. При первой же попытке их расстрелял бы какой-нибудь офицер.

Като рассмеялся.

— У меня тоже иногда возникает такое желание. Но что же они играли?

— Попурри из известных мелодий. Скорее всего, заканчивали вальсом под названием «Осенняя песня».

— Понятно. Это, конечно, правдоподобнее. Но я вас умоляю! Не заставим же мы «Титаник» тонуть под звуки вальса. Ars longa, vita brevis[30], как чуть было не сказала компания «Метро-Голдвин-Майер». В нашем случае побеждает искусство. Жизни достается второе место.

Като посмотрел на часы, затем на «клонов». Самурай подошел к двери и исчез в коридоре. Не прошло и минуты, как он вернулся, сопровождая невысокого, крепко сложенного мужчину с багажом. Внешность гостя выдавала человека, наделенного глобальной ответственностью: в одной руке — дорожная сумка, в другой — портативный компьютер.

Като тепло поприветствовал новоприбывшего.

— Чрезвычайно рад видеть вас, мистер Брэдли. Кто-то сказал, что пунктуальность крадет время. Я в это не верю. Рад, что вы со мной согласны. Джейсон Брэдли, позвольте представить Эдит и Дональда Крейгов.

Гости растерянно обменялись рукопожатиями. Похоже, всем троим показалось, что они встречались раньше, но уверенности в этом не было. Като поспешил ликвидировать неясность.

— Джейсон — специалист номер один в мире по морской инженерии…

— Ах, конечно! Гигантский осьминог…

— Ручной, как котенок, миссис Крейг. Ничего особенного.

— …А Эдит и Дональд обрабатывают старые фильмы, и те становятся не хуже — даже лучше! — новых. Позвольте коротко объяснить, зачем я собрал вас.

Брэдли улыбнулся.

— Нетрудно догадаться, мистер Мицумаса. Но интересно узнать подробности.

— Не сомневаюсь. Все, разумеется, строго конфиденциально.

— Безусловно.

— Сначала мы планируем поднять корму и отснять зрелищные кадры для телевидения, когда она появится на поверхности. Затем отбуксируем корму в Японию и сделаем частью постоянной экспозиции в Токио-на-море. Получится круговая панорама. Зрители будут сидеть в спасательных шлюпках, покачивающихся на воде… прекрасная звездная ночь… почти морозная… конечно, мы снабдим их теплыми куртками. Они увидят и услышат, как тонет корабль. Последние минуты «Титаника». Затем желающие смогут опуститься в большой резервуар и рассмотреть корму через иллюминаторы на разных уровнях. Она составляет лишь около трети корабля, однако всю ее за один раз не осмотреть даже в дистиллированной воде, которую мы намерены использовать. Видимость в ней чуть менее ста метров. Останки корабля будут скрываться вдалеке; незачем поднимать его целиком. У зрителей возникнет полная иллюзия пребывания на дне Атлантики.

— Звучит логично, — кивнул Брэдли. — И конечно, корму поднять намного проще. Она сильно разрушена. Ее можно вытаскивать частями по несколько сотен тонн, а после собрать их.

Наступила неловкая пауза. Наконец Като проговорил:

— По телевизору такое зрелище не покажется особо впечатляющим, не правда ли? У нас более амбициозные планы. Именно эта часть проекта строго засекречена. Корма разбита на куски, но… Мы поднимем ее за один раз. Внутри айсберга. В таком подходе есть глубокая поэтичная справедливость… Один айсберг затопил «Титаник», другой поднимет его к дневному свету.

Если Като рассчитывал изумить собеседника, ему пришлось разочароваться. Джейсон слышал практически обо всех вариантах подъема «Титаника», возникших в умах изобретателей за прошедший век.

— Продолжайте, — сказал Брэдли. — Потребуется немаленький морозильник, если я правильно понимаю?

На лице Като появилась улыбка победителя.

— Нет. Нам поможет физика твердого тела. Слышали об эффекте?

— Конечно. Речь об охлаждении, возникающем при пропускании электрического тока через определенные материалы. Не помню, какие именно. С тех пор как в две тысячи первом по соглашению о защите окружающей среды запретили фторуглеродные соединения, такой принцип используют все производители домашних морозильников.

— Верно. Но обычный, кухонный, так сказать, вариант системы Пельтье не особо эффективен. Правда, от него и не требуется особых мощностей. Генераторы кубиков льда не дырявят разнесчастный озоновый слой — и ладно. Однако наши физики открыли новый класс полупроводников, спасибо революции в области сверхпроводимости. С их помощью эффективность увеличивается в разы. Все морозильники в мире безбожно устарели.

— Японские производители наверняка пребывают в предынфарктном состоянии, — улыбнулся Брэдли.

— Сейчас оформляют патентные лицензии. И реклама получится небывалых масштабов. Самый большой кубик льда с «Титаником» внутри всплывает на поверхность!

— Впечатлен. А где собираетесь брать энергию?

— В этом плане у нас тоже оригинальное решение. Перекуем мечи на орала! Хотя в данном случае выражение слегка притянуто за уши. Хотим использовать две списанные атомные подводные лодки — русскую и американскую. Они вместе вырабатывают ровно столько мегаватт, сколько требуется. Да и на глубине в несколько сот метров подлодкам не страшен даже самый сильный шторм.

— В какие сроки планируете уложиться?

— Шесть месяцев, чтобы установить оборудование. Затем два года заморозки по системе Пельтье. На дне температура близка к точке замерзания. Нужно лишь опустить ее на пару градусов, и айсберг начнет формироваться.

— Что помешает ему всплыть раньше времени?

Губы Като вновь растянулись в улыбке.

— Давайте пока не лезть в детали. Могу заверить, наши инженеры продумали этот нюанс. Именно здесь начнется ваша работа. Если, конечно, захотите.

«Интересно, он в курсе про Паркинсонов? — подумал Брэдли. — Возможно; даже если не уверен, мог догадаться, что они тоже сделали предложение».

— Прошу прощения, — извинился Като, открыл чемоданчик и извлек из него какой-то предмет. Через пять секунд он снова посмотрел на гостей. Теперь японец напоминал капитана пиратской шхуны. Лишь едва заметный проводок, ведущий к пульту в руке, намекал, что черная повязка на глазу Като — произведение высоких технологий.

— Боюсь, это лишнее доказательство, что я не настоящий сын своей родины. Дурные манеры и все прочее… мой отец до сих пор пользуется лэптопом времен последней династии Минь. Но монокли гораздо удобнее. Они дают более высокое разрешение.

Брэдли и Крейги не удержались от смешков. Като говорил правду: многие современные портативные видеоустройства оснащались компактными экранами, весящими не больше очков. Порой их даже помещали в оправы. Монокль располагался всего в сантиметре от глаза, но хитрая система линз увеличивала изображение размером с почтовую марку во сколько угодно раз.

Приспособление отлично подходило для развлекательных целей. Однако больше всего оно пригодилось бизнесменам, юристам, политикам и другим людям, желающим хранить конфиденциальную информацию подальше от любопытных глаз. Подсмотреть в электронный монокль можно, лишь присоединившись к тому же потоку информации. Однако со временем у устройства обнаружился большой недостаток. Оказалось, оно вызывает новые разновидности шизофрении, приводящие в восторг исследователей явления «расщепления мозга».

Като наконец закончил воспевать мегаватты в час, тонно-калории, градусы в месяц и всевозможные коэффициенты. Брэдли несколько минут молча переваривал поступившие в мозг данные. Многие детали были слишком специфичны, чтобы оценить их сразу. Однако они-то как раз представлялись не столь важными. Тонкости он изучит позже. В расчетах инженеров Като Брэдли не сомневался. Но нет гарантии, что не упущены важные моменты. Он слишком часто сталкивался с подобным…

Однако инстинкт подсказывал, что план составлен надежно. Джейсон давно научился серьезно относиться к первому впечатлению, особенно негативному. Причину неприятия в таких случаях искать совсем не обязательно. На этот раз дурных предчувствий не возникло. Проект, спору нет, выглядел фантастическим, но вполне мог сработать.

Като тайком наблюдал за Брэдли, пытаясь уловить его реакцию. «А я умею становиться непроницаемым, когда требуется, — думая Брэдли. — И моя репутация говорит о многом».

В следующее мгновение Като, едва заметно приподняв уголки губ, протянул Брэдли сложенный вдвое листок бумаги. Американец не сразу развернул его. Но, увидев цифры, он понял: даже если дело сорвется, не будет нужды впредь думать о профессиональной карьере. К тому же в силу естественных причин работать ему осталось совсем недолго. А столько денег даже при его доходах не скопить за всю жизнь.

— Польщен, — спокойно проговорил Брэдли, — Вы более чем щедры. Однако нужно завершить пару важных дел, прежде чем я дам точный ответ.

Като удивился.

— Сколько ждать? — осведомился он довольно резко.

«Думает, что я веду переговоры с кем-то еще, — заключил Джейсон. — В общем-то, так и есть…»

— Неделю. Одно скажу с уверенностью: такую цену не предложит никто.

— Знаю, — согласился Като, закрыв чемоданчик. — Эдит, Дональд? Хотите что-нибудь добавить?

— Нет, — ответила Эдит. — Похоже, мы обо всем поговорили.

Дональд молча кивнул.

«Странная парочка, — отметил Брэдли. — И не очень счастливая». Дональд ему понравился сразу. Мягкий, теплый человек. Эдит — резкая, привыкшая доминировать, почти агрессивная. Явно глава семейства.

— Как поживает вундеркинд, которому посчастливилось родиться у столь прекрасных родителей? — спросил Като у Крейгов, когда те собрались уходить. — Пожалуйста, передайте ей мой сердечный привет.

— Передадим, — пообещал Дональд. — У Ады все хорошо. Она в восторге от поездки в Киото. Хоть немного отвлеклась от изучения множества Мандельброта.

— Что такое «множество Мандельброта»? — поинтересовался Брэдли.

— Проще показать, чем рассказать, — ответил Дональд. — Заезжайте в гости. Устроим вам экскурсию по нашей студии. Правда, Эдит? Тем более нам предстоит работать вместе. Очень надеюсь, что предстоит.

От Като не укрылась секундная растерянность Брэдли. Но Джейсон быстро совладал с собой и ответил, изобразив радушную улыбку:

— С радостью. На следующей неделе у меня командировка в Шотландию. Пожалуй, удастся выкроить время. Сколько лет вашей девочке?

— Почти девять. Но если вы спросите у нее, она, скорее всего, ответит так: восемь целых, восемьсот семьдесят шесть тысяч пятьсот сорок пять миллионных.

Брэдли рассмеялся.

— Ада, похоже, действительно вундеркинд. Боязно с ней встречаться.

Като покачал головой.

— Это говорит человек, напугавший пятидесятитонного осьминога. Нет, мне никогда не понять американцев.

18 ИРЛАНДСКИЙ САД

— В детстве я любил приходить сюда, — печально проговорил Патрик О'Брайен, — и любоваться волшебными картинками. Казалось, тут ярче и интереснее, чем в остальном, реальном мире. Теликов тогда, ясное дело, не было, а шатровый бродячий кинотеатр наведывался в деревню не чаще раза в месяц.

— Джейсон, не верьте ни одному слову, — улыбнулся Дональд. — Пату вовсе не сто лет.

На вид Брэдли дал бы садовнику семьдесят пять. Однако О'Брайену могло быть и слегка за восемьдесят. Следовательно, родился он в тридцатых или еще раньше. Мир его юности казался американцу невероятно далеким, а та реальность — удивительнее любых сказок, даже ирландских.

Патрик грустно покачал головой и снова потянул за веревку. Большая линза над его головой начала поворачиваться. На матово-белом столе, вокруг которого стояли зрители, стали выписывать медленный пируэт лужайки, клумбы и посыпанные гравием дорожки замка Конрой. Все выглядело неестественно ярко и четко. Брэдли представлял, как чудесная старинная машина превращает привычный внешний мир в заколдованную сказочную страну в голове мальчишки.

— Вот беда, мистер Брэдли! Мистер Дональд не желает верить в правду. Я бы ему много чего порассказал о прежнем господине, да что толку?

— Аде вы рассказываете немало.

— Верно. И она верит, потому как умная девочка.

— Я тоже верю. Иногда. Например, насчет лорда Дансени[31].

— Согласились-то, только потолковав с отцом Макма- ленном.

— Дансени? Писатель? — переспросил Брэдли.

— Да. Читали его?

— Ммм… нет. Он был большим другом доктора Биба — первого человека, опустившегося под воду на полмили. Поэтому мне знакома фамилия.

— Вам стоит почитать его рассказы, особенно о море. Пат утверждает, что он часто приезжал сюда играть в шахматы с лордом Конроем.

— Дансени был великий человек, великий ирландец, — добавил Патрик. — И очень добрый. Всегда позволял старому господину выигрывать. А с какой бы радостью он попробовал сыграть с этим вашим компьютером! Особенно когда сочинял рассказ про шахматную машину.

— У него есть такой рассказ?

— Не то чтоб про машину. Может, про демона.

— А как называется? Я непременно должен найти его.

— «Гамбит трех моряков»… а, вот и она! Так и знал!

Голос старика смягчился, когда в поле зрения появилась маленькая лодка. Она описывала неторопливые круги в центре обширного пруда, а сидящая в ней девочка, похоже, зачиталась книжкой.

Дональд поднес к губам браслет с дистанционным устройством связи:

— Ада… У нас гость. Через минуту спустимся вниз.

Девочка помахала рукой и продолжила читать. В следующее мгновение она исчезла. Дональд изменил фокусное расстояние объектива камеры-обскуры.

Теперь Брэдли увидел картину целиком. Пруд имел форму сердечка. В заостренной части он соединялся с круглым водоемом размером поменьше. Тот, в свою очередь, переходил в следующий, еще меньше, и тоже круглый. Полностью фигура выглядела забавно. Пруды явно выкопали не так давно. На лужайках не успели зарасти следы, оставленные землечерпательной техникой.

— Вашему вниманию предлагается пруд Мандельброт, — произнес Патрик без особого энтузиазма. — Только поосторожнее, мистер Брэдли. Не просите ее растолковывать, что к чему.

— Надеюсь, не придется, — сказал Дональд. — Давайте спустимся и узнаем.

Увидев отца с двумя спутниками, Ада включила мотор. Он питался энергией от небольшой солнечной батареи, и лодка плыла почти со скоростью шагающего человека. Девочка повела суденышко не навстречу взрослым, как ожидал Брэдли, а вдоль центральной оси главного пруда, затем — по узкому перешейку, выводившему в круглый водоем. Лодка быстро пересекла его и выплыла в третий, самый маленький прудик. Теперь Брэдли отделяло от судна всего несколько метров, но он не слышал шума мотора. Будучи инженером, он оценил эту особенность.

— Ада, — крикнул Дональд. — Знакомься, наш гость, мистер Брэдли. Я тебе о нем рассказывал. Он собирается помочь нам в подъеме «Титаника».

Ада, готовившаяся пристать к берегу, молча кивнула. Последний пруд размером сравнился бы с лужей; десятку уток в нем было бы тесновато. Длинная узкая канавка вела из него к лодочному сараю. Брэдли обратил внимание, что канал идеально прямой и лежит ровно вдоль центральной оси трех водоемов. Очевидно, сделано это не случайно, но зачем? Старый садовник загадочно улыбался, радуясь обескураженности американца.

По обе стороны от канала возвышались прекрасные кипарисы высотой больше двадцати метров. «Миниатюрная версия окрестностей Тадж-Махала», — подумал Брэдли. Индийским шедевром архитектуры он любовался давно и совсем недолго, но забыть, насколько тот прекрасен, не мог до сих пор.

— Видишь, Пат, кипарисы отлично прижились после пересадки. Напрасно волновался, — сказал Дональд.

Патрик поджал губы и придирчиво посмотрел на ровные ряды деревьев. Затем он молча принялся тыкать пальцем в некоторые экземпляры, ничем, на взгляд Брэдли, не отличающиеся от остальных.

— Эти, думается, нужно будет менять, — произнес садовник. — И не говорите, что я вас не предупреждал.

Подойдя к лодочному сараю, мужичины стали ждать неторопливо приближающуюся Аду. Когда девочка оказалась в метре от причала, вдруг послышался истеричный лай. Из лодки выскочило нечто, смутно напоминающее маленькую швабру, и устремилось к ногам Брэдли.

— Если не будете шевелиться, — подсказал Дональд, — она решит, что вы безобидны, и оставит вас в живых.

Крошечный кернтерьер подозрительно обнюхивал туфли гостя. Брэдли в свою очередь разглядывал хозяйку собачки. Он одобрительно отметил, как аккуратно Ада привязала лодку, хотя делать это было не обязательно. Девочка, в отличие от сумасбродной собачонки, — необычайно организованная юная леди, понял Брэдли. Животное же сменило гнев на милость и принялось радостно облизывать его туфли.

Ада подняла щенка, прижала к груди и с любопытством посмотрела на Брэдли.

— Вы действительно поможете нам с «Титаником»? — спросила она.

— Надеюсь, — уклончиво ответил Брэдли. — Нужно многое обсудить.

«Только не здесь, — мысленно добавил он. — Не время и не место для подобных разговоров. Нужно дождаться миссис Крейг». Хотя, будь такая возможность, Джейсон предпочел бы не встречаться с властной женщиной вовсе.

— Ада, что ты читала в лодке? — добродушно поинтересовался Брэдли, пытаясь сменить тему.

— Почему вы спрашиваете? — вежливо, без тени дерзости осведомилась девочка.

Брэдли не успел сформулировать подходящий ответ. В разговор поспешно вмешался Дональд.

— Боюсь, — проговорил он, — дочь не привыкла тратить время на светские беседы. По ее мнению, в жизни есть гораздо более важные вещи. Типа фракталов и неевклидовой геометрии.

Брэдли указал на щенка.

— Не похоже, что эта малышка имеет отношение к высшей математике.

Ада, к удивлению гостя, наградила его очаровательной улыбкой.

— Видели бы вы Леди, высушенную после купания. Шерсть у нее торчит во все стороны. Она напоминает миленький трехмерный фрактал.

Шутка оказалась выше понимания Брэдли, но он рассмеялся вместе со всеми. К счастью, с чувством юмора у девочки все было в порядке. Джейсон, пожалуй, мог бы полюбить ее. Только общаться с Адой следовало так, словно она вдвое старше, чем выглядит.

Брэдли набрался смелости и задал следующий вопрос.

— На лодочном сарае большими цифрами написано «тысяча девятьсот девяносто девять», — проговорил он. — Наверное, число относится к знаменитой программе твоей мамы, написанной в конце прошлого века?

Дональд хмыкнул.

— Неплохо, Джейсон; почти все так думают. Ада, будь, пожалуйста, снисходительна.

Мисс Крейг опустила щенка на траву, и он умчался обследовать ствол ближайшего кипариса. У Брэдли возникло неприятное впечатление, что Ада собирается определить его коэффициент интеллекта, прежде чем ответить на вопрос.

— Мистер Брэдли, если вы посмотрите внимательно, то заметите минус перед числом и точку после единицы.

— И?

— Эта запись означает минус одну целую девять тысяч девятьсот девяносто девять десятитысячных… И далее, до бесконечности.

— Аминь, — вмешался Патрик.

— Почему бы в таком случае не написать «минус два»?

— Уже предлагали, — смеясь, проговорил Дональд. — Но при настоящем математике таких вещей произносить не стоит.

— Я думал, вы отличный математик.

— Да нет же, господи боже. В сравнении с Эдит я программист среднего пошиба с волосатыми лапами.

— И, как я понял, в сравнении с юной леди. Знаете, я что- то никак не разгляжу дна. Для человека моей профессии не самое приятное положение.

Смех Ады развеял чувство неловкости, владевшее Джейсоном последние несколько минут. Но место, где они расположились, все еще его угнетало, словно что-то зловещее, недоступное человеческим чувствам таилось здесь. Бесполезно бороться с мерзким ощущением одной только силой воли. Джейсон ловил смутные воспоминания, но они тут же ускользали. Оставалось ждать. Воспоминания вернутся, непременно вернутся.

— Мистер Брэдли, вы спросили меня, что за книгу я читала.

— Пожалуйста, называй меня Джейсон.

— Глядите, вот она.

— Как я не догадался. Он тоже был математиком, верно? К своему стыду, я не читал «Алису». В Америке эту книжку детям заменяет «Волшебник страны Оз».

— Ее я тоже прочла, но Доджсон — то есть Кэрролл — намного лучше. Как бы ему это понравилось! — воскликнула Ада, обведя рукой пруды необычных очертаний. — Понимаете, мистер Брэд… Джейсон, это Крайний Запад, — продолжила она, указав на лодочный сарайчик с загадочными цифрами. — Для множества Мандельброта минус два представляет бесконечность. За ней не существует ничего. Сейчас мы идем вдоль Спицы. Маленький пруд — последнее мини-множество с отрицательной стороны. Когда-нибудь мы посадим вокруг цветы — правда, Пат? Они хоть как-то отразят фантастические детали вокруг главных долей. Вон там, на востоке — выступ, где встречаются два пруда побольше — Долина Морского Конька, минус семьсот сорок пять тысячных. Самое начало — ноль, разумеется — находится посередине дальнего пруда. На восток множество простирается не слишком далеко; выступ в области Пересечения Слона — там, прямо перед замком — равняется примерно плюс двумстам семидесяти трем тысячным.

— Верю на слово, — проговорил совершенно озадаченный Брэдли. — Должен признаться: я понятия не имею, о чем ты.

На самом деле Брэдли кое-что понял. Крейги вложили целый капитал, преображая окрестности замка в некую замысловатую математическую функцию. Это выглядело безобидной манией; существуют тысячи более безумных способов истратить деньги. Да и местные жители неплохо заработали на странной задумке новых хозяев замка.

— Ада, думаю, пока достаточно, — произнес Дональд. Слова прозвучали более решительно, чем прежде. — Давай-ка угостим мистера Джейсона ланчем, а после окунем его с головой в множество Мандельброта.

Справа возвышался строй кипарисов. Они шли вдоль канала до того места, где он впадал в пруд. Воспоминания наконец вернулись к Брэдли. Конечно! Неподвижная вода, лодка, кипарисы — главные элементы картины Бёклина! Невероятно… Почему эта ассоциация не пришла раньше?

Из глубин сознания выпорхнула музыка Рахманинова — успокаивающая, знакомая, вселяющая уверенность. Стоило Брэдли найти причину смутной тревоги, как на душе сразу полегчало.

После он долго не мог поверить, что его дурное предчувствие подтвердилось.

19 «ПОДНЯТЬ "ТИТАНИК"!»

Тысячи тонн металла зашевелились медленно, неохотно. Казалось, какое-то морское чудовище пробуждается ото сна. Взрывные заряды, вырвавшие судно из донного плена, подняли громадные облака ила. Корабль словно окутали клубы тумана.

Невидимые челюсти, десятки лет цепко державшие «Титаник», начали ослабевать. Ото дна оторвались гигантские винты. Корабль медленно поднимался к миру, так давно им покинутому.

Море на поверхности забурлило. Из водоворота пены возникла стройная мачта. На ней до сих пор сохранилось «орлиное гнездо», с которого Фредерик Флит когда-то передал по телефону фатальные слова: «Айсберг прямо по курсу».

Нос корабля словно ножом режет воду… из глубин появляется разрушенный суперлайнер… и все его огромные палубы… и гигантские якоря, каждый из которых когда-то везли на упряжках по двадцать лошадей… и три громадных трубы целиком, и сломанная четвертая… необъятная стальная скала, усеянная иллюминаторами… и, наконец, титры:


ТИТАНИК

ЛИВЕРПУЛЬ


Экран монитора погас; несколько мгновений в студии царила тишина, порожденная и трепетом перед кинематографическими спецэффектами, и молчаливым восторгом.

Руперт Паркинсон, редко страдающий от нехватки слов, печально проговорил:

— Боюсь, так драматично не выйдет. Когда снимался фильм, не знали, что корабль раскололся на две части. И про сломанные трубы не догадались, хотя это должно быть очевидно.

— Модель, использованная в фильме, действительно стоила больше настоящего корабля? — поинтересовался Маркус Килфорд. Враги прозвали хозяина Десятого канала Слизью и Убийцей Веселья.

— Слышал такую версию. Возможно, с учетом инфляции, она правдива.

— А еще ходила шутка…

— …что проще было осушить Атлантический океан? Поверьте, я уже устал выслушивать этот анекдот!

— Хорошо, замолкаю, — усмехнулся Килфорд, вертя в руке пресловутый монокль — свой фирменный знак. Многие считали, что он пользуется старинной кругляшкой исключительно в качестве гипнотизирующего предмета и никаких оптических свойств у монокля нет. Сотрудники физического факультета лондонского Кингз-колледжа однажды провели компьютерный анализ отражений предполагаемой линзы при студийном освещении. Монокль Килфорда с вероятностью в девяносто пять процентов фальшивка, утверждали ученые. Но окончательно и бесповоротно убедиться в этом удалось бы, лишь завладев магической вещицей. Однако все попытки оборачивались неудачей. Монокль словно прилип к Маркусу. Вдобавок ведущий лично известил потенциальных похитителей, что вещица оснащена устройством самоуничтожения. Дескать, если механизм сработает — он, Килфорд, за последствия не отвечает. Конечно, никто в это не верил.

— В фильме, — продолжал Убийца Веселья, — много говорят о закачке пены в корпус судна. Она бы помогла поднять корабль?

— Тут много тонкостей. Давление на глубине в четыреста раз выше атмосферного. Любая пена моментально сожмется. Мы преодолеем эту проблему с помощью маленьких стеклянных шариков с пузырьками воздуха внутри.

— Они достаточно прочны, чтобы выдержать столь колоссальное давление?

— Да. Попробуйте раздавить!

Паркинсон высыпал на журнальный столик пригоршню стеклянных шариков. Клиффорд осторожно взял один и с непритворным изумлением присвистнул.

— Почти ничего не весит!

— Произведение искусства, — гордо отозвался Паркинсон. — Мы проверили их на прочность на дне Марианской впадины. Это в три раза больше глубины, на которой лежит «Титаник».

Килфорд обратился к другому гостю.

— Торнли, а ведь вы могли использовать эти штучки для подъема «Мэри Роуз» в тысяча девятьсот восемьдесят втором году? Или нет?

Морской археолог покачал головой.

— Сомневаюсь. У нас была совершенно иная ситуация. «Мэри Роуз» лежала на мелководье, и водолазам удалось подвести под нее «люльку». Затем ее подняли самым большим в мире плавучим краном.

— Рискованное мероприятие…

— Да. У нас чуть не случился инфаркт, когда стальной трос лопнул.

— Охотно верю. Корпус «Мэри» уже четверть столетия находится в Саутгемптонском доке и до сих пор не готов к демонстрации. Мистер Паркинсон, у вас с «Титаником» получится быстрее — если, конечно, удастся его поднять?

— Безусловно; все дело в разнице между деревом и сталью. Древесина «Мэри Роуз» мокла в морской воде четыре столетия. Неудивительно, что на просушку требуются десятки лет. Все дерево на «Титанике» сгнило, и не о нем стоит беспокоиться. Наша проблема — ржавчина. Благодаря холоду и отсутствию кислорода на такой глубине ее очень мало. Части корабля пребывают в одном из двух состояний — превосходном или ужасном.

— И сколько этих маленьких… шариков вам понадобится?

— Около пятидесяти миллиардов.

— Пятьдесят миллиардов? Но как же опустить такое количество стекла на дно?

— Очень просто. Мы их сбросим.

— Прицепите к каждому маленькое грузило? Еще пятьдесят миллиардов?

Паркинсон дерзко усмехнулся.

— Не совсем. Мистер Эмерсон придумал простой и гениальный способ. Никто не верит, что его идея сработает. Мы протянем трубу от поверхности к остову судна. Выкачаем воду и засыплем шарики сверху. Внизу соберем. На всю процедуру потребуется несколько минут.

— Но наверняка…

— Придется установить особые воздушные клапаны на обоих концах. Фактически процесс будет непрерывным. Предполагается спускать шарики связками объемом в кубический метр и весом примерно тонну. Это очень удобно. С пачками легко справятся роботы.

Маркус Килфорд посмотрел на молчаливого археолога.

— Доктор Торнли, — спросил он, — как вы считаете, все получится?

— Возможно, — ответил тот неохотно. — Я не эксперт по таким вопросам. Труба, о которой вы говорите, должна быть очень прочной, чтобы выдержать сильнейшее давление вблизи дна.

— Разумеется, но это не проблема. Мы используем тот же материал. Как гласит девиз моей компании: «Изготовим из стекла что угодно!»

— Только без рекламы, пожалуйста!

Килфорд повернулся к телекамере и произнес торжественно, но с веселым блеском в глазах:

— Пользуясь возможностью, хочу развеять злобные слухи о том, что мистер Паркинсон якобы вручил мне в гардеробе ВВС обувную коробку, битком набитую мятыми банкнотами.

Зрители рассмеялись, но в аппаратной комнате, за толстым стеклом, продюсер шепнул ассистенту:

— Если он повторит эту шутку еще раз, я решу, что коробка все-таки была.

— Можно вопрос? — неожиданно проговорил доктор Торнли. — Как насчет ваших… скажем так, соперников? Как считаете, не опередят ли они вас?

— Я бы назвал их дружественными конкурентами.

— Правда? — скептически вопросил Килфорд — Все лавры достанутся тому, кто поднимет корабль первым.

— Мы смотрим в далекое будущее, — произнес Паркинсон. — Наши внуки будут приезжать во Флориду, чтобы из-под воды полюбоваться «Титаником». Они не станут спрашивать, когда его подняли — в две тысячи двенадцатом или в две тысячи двадцатом? Безусловно, хотелось бы успеть к столетию. — Он перевел взгляд на археолога. — Порой я мечтаю отбуксировать «Титаник» в Портсмут и организовать одновременный показ. Было бы замечательно, если бы «Виктория» Нельсона, «Мэри Роуз» Генриха Восьмого и «Титаник» встали рядом. Четыре столетия британского кораблестроения. Как вам такое?

— Я бы с удовольствием посетил экспозицию, — признался Килфорд. — Но сейчас давайте поговорим о более серьезных вещах. По-прежнему ходит много разговоров о… конечно, «святотатство» — сильно сказано… Но что вы ответите тем, кто считает «Титаник» братской могилой и настаивает на его неприкосновенности?

— Я с уважением отношусь к их точке зрения, однако теперь поздновато так рассуждать. К кораблю погружались не одну сотню раз. И нет числа кораблям, унесшим на дно большее количество человеческих жизней, чем наш лайнер. Но люди почему-то возражают именно против подъема «Титаника»! Сколько человек погибло при крушении «Мэри Роуз», доктор Торнли? Разве ваша работа вызвала протесты?

— Погибло около шестисот человек. Почти половина утонувших на «Титанике». А ведь «Мэри Роуз» — крошка в сравнении с этим гигантом! Нет, ни с какими серьезными жалобами мы не столкнулись. Вся страна одобрила операцию. В конце концов, проект финансировался в основном частными фондами.

— Еще один факт, который не все осознают, — добавил Паркинсон. — На «Титанике» погибло не так много людей. Большинство, покинув борт корабля, утонули или замерзли.

— Нет шансов обнаружить тела погибших?

— Никаких. В океане слишком много всевозможных голодных существ.

— Рад, что мы поговорили на эту неприятную тему. Еще один вопрос — быть может, более важный… — Килфорд взял со столика стеклянный шарик и стал катать его, сжав большим и указательным пальцами. — Вы собираетесь опустить в море миллиарды таких стекляшек. Многие неизбежно потеряются. Как это повлияет на экологию?

— Вижу, вы ознакомились с публикациями «Голубой планеты». Мы не нанесем вреда природе.

— Даже если шарики прибьет к берегу и наши пляжи покроются слоем битого стекла?

— Мне бы хотелось пристрелить или нанять на работу автора этих измышлений. Во-первых, пройдут века, если не тысячелетия, прежде чем шарики начнут разлагаться. И пожалуйста, не забывайте: они изготовлены из кремния! Понимаете, во что они превратятся, когда разрушатся? В самый известный загрязнитель пляжей — песок!

— Неплохо. Но как быть с другой опасностью? Что, если их наглотаются рыбы или морские животные?

Паркинсон взял со столика шарик и повертел его в пальцах — точно так же, как Килфорд.

— Стекло не ядовито. Оно химически инертно. Существо, имеющее размеры, позволяющие проглотить шарик, нисколько не пострадает.

С этими словами он отправил стекляшку в рот.


В аппаратной продюсер восторженно уставился на Роя Эмерсона.

— Потрясающе! Но все-таки жаль, что вы не участвовали.

— Парки и один неплохо справился. Думаете, мне удалось бы вставить больше слов, чем этому бедняге, доктору Торнли?

— Пожалуй, нет. А проглатывание шарика — просто блеск. Я бы так не смог. Готов побиться об заклад: теперь все станут называть ваши шарики «пилюлями Парки».

Эмерсон расхохотался.

— Не удивлюсь. А Руперта будут просить повторить фокус всякий раз, как он появится на телевидении!

Эмерсон решил умолчать, что Паркинсон, человек, талантливый во многом, является еще и неплохим фокусником-любителем. Его не удалось бы уличить, даже просмотрев запись в замедленном режиме.

Рой Эмерсон не назвал вторую причину, по которой он предпочел не участвовать в шоу. Он — чужак, а дело обсуждалось семейное.

Два корабля разделяли столетия, но «Мэри Роуз» и «Титаник» имели много общего. Оба судна в свое время стали триумфом гениев британского кораблестроения. Утонув же, они превратились в зрелищные примеры британской некомпетентности.

20 ПУТЕШЕСТВИЕ В МНОЖЕСТВО МАНДЕЛЬБРОТА

«Трудно поверить, — размышлял Брэдли, — что люди действительно жили так всего несколько поколений назад». Поместье Конрой являло весьма скромный образчик замковой архитектуры, но его масштабы поражали любого, кто провел большую часть жизни в маленьких кабинетах, комнатушках мотелей и корабельных каютах. Что уж говорить о глубоководных субмаринах, где из-за невероятной тесноты личная гигиена соседей приобретала критическое значение.

В столовой, потолок которой украшала замысловатая резьба, а стены — огромные зеркала, разместились бы с комфортом человек пятьдесят. Дональд счел нужным объяснить, почему здесь стоит стол всего на четыре персоны, кажущийся таким маленьким и потерянным.

— У нас не было времени приобрести соответствующую мебель. Оставшийся в замке антиквариат оказался в ужасном состоянии. Почти все пришлось сжечь. И дел навалилось по горло; гостей мы особо не принимали. Когда-нибудь окончательно превратимся в местных аристократов и…

Эдит, похоже, не одобряла болтовню супруга. У Брэдли снова возникло впечатление, что инициатором покупки замка и последующих мероприятий является она, а Дональд неохотно — или, в лучшем случае, пассивно — играет роль подмастерья. Джейсон догадывался, как такое произошло: люди, имеющие деньги на дорогие игрушки, зачастую обнаруживали, что без них жили бы счастливее. А замок Конрой с прилегающими акрами угодий и обслуживающим персоналом — не грошовая безделушка.

Когда слуги (они для Брэдли тоже были в новинку) убрали со стола после восхитительного китайского обеда, специально доставленного из Дублина, гость и хозяева замка перешли в соседнюю комнату. Крейги и Брэдли удобно устроились в креслах.

— Мы вас не отпустим, — объявил Дональд, — без детского руководства по множеству Мандельброта. Эдит за сто метров видит человека, в этом плане девственного.

Брэдли не сомневался в точности прогнозов миссис Крейг. Однако он распознал странные очертания пруда, хотя термин вспомнил, лишь услышав его. В последние десятилетия двадцатого века невозможно было уйти от воплощений множества Мандельброта. Те то и дело возникали на видеоэкранах, обоях, ткани, проявлялись практически во всех видах дизайна. Кто-то определил самые острые симптомы новой болезни словечком «Мандельмания»; Брэдли начал подозревать, что замок Конрой в нынешнем состоянии подходит под это обозначение. Между тем гость приготовился с учтивым интересом выслушать любую лекцию, припасенную хозяевами.

Он чувствовал, что Крейги тоже по-своему проявляют вежливость. Им не терпелось узнать его решение, а ему не терпелось им поделиться.

Брэдли очень надеялся, что ожидаемый звонок прозвучит до того, как он покинет замок…

Он никогда не встречался с типичной фанатичной мамочкой, но видел подобных персонажей в кино. Как же назывался тот старый фильм? Ах, конечно, «Слава»[32]. В нем мать тоже страстно желала, чтобы ее дитя стало звездой, пусть то и не обладало особым талантом. Однако Брэдли не сомневался, что в случае Крейгов материнская вера оправданна.

— Прежде чем Ада возьмет слою, — сказала Эдит, — хочу сделать несколько замечаний. Множество Мандельброта — сложнейший комплексный математический объект. Однако для его создания требуются лишь простейшие действия — сложение и умножение. Можно обойтись даже без вычитания, не говоря о делении! Вот почему людям, хорошо знающим математику, тяжело его осознать. Они не верят, что модель, состоящая из бесконечного количества деталей, образуется без логарифмических, тригонометрических функций и прочих заумных штук. Невероятно, но в преобразованиях действительно участвует лишь обыкновенное сложение.

— Не понимаю. Если все настолько просто, почему до этого не додумались давным-давно?

— Отличный вопрос! Все логично. Слишком много сложения и умножения, слишком много невероятно больших чисел. Не обойтись без высокоскоростных компьютеров. Если бы Адаму с Евой и всем их потомкам до сегодняшнего дня выдали абаки, большую часть изображений множества все равно не удалось бы получить. Ада же покажет их вам, нажав всего несколько клавиш. Приступай, дорогая…

Хозяева спрятали голографический проектор настолько хитро, что Брэдли не смог определить, откуда проецируется картинка. «Замок стоит населить привидениями, — подумал он. — Будут отпугивать грабителей получше любой сигнализации».

В воздухе возникли две пересекающиеся под прямым углом линии — обычная система координат х-у. В четырех направлениях расходились последовательности чисел — 0, 1, 2, 3, 4…

Ада снова посмотрела на Брэдли в упор. Девочка будто в очередной раз попыталась определить его коэффициент интеллекта, чтобы понять, на каком уровне объяснять очевидные для нее вещи.

— Любую точку на этой плоскости, — начала она, — можно описать двумя числами — координатами х и у. Понятно?

— Понятно, — торжественно ответил Брэдли.

— Так вот: множество Мандельброта находится в очень маленькой области вокруг нашей точки, не дальше плюс- минус двух единиц по оси абсцисс и ординат. Значения вне этого квадрата не рассматриваем.

Теперь на координатной сетке остались только значения, не превышающие двух по модулю.

— Возьмем любую точку внутри сетки и соединим ее с центром. Измерим длину радиуса и назовем ее r.

«Пока мозг не особо напрягается, — подумал Брэдли. — Когда же начнутся сложности?»

— Очевидно, в данном случае r принимает значение от нуля до чуть менее трех. Если точнее, не более двух целых восьми десятых. Ясно?

— Ясно.

— Хорошо. Теперь первое упражнение. Берем величину r любой точки и возводим в квадрат. И снова возводим в квадрат, и еще раз. Что получается?

— Ада, давай лучше сама. А то испорчу все веселье.

— Если r равна единице, результирующая величина не изменится, сколько ни возводи ее в квадрат. Один умножить на один умножить на один — всегда единица.

— Так, — согласился Брэдли. Пока он понимал разъяснения Ады.

— Если число хоть на капельку больше единицы и вы начнете множить его само на себя, то раньше или позже оно улетит в бесконечность, даже если это единица и одна миллионная. Разве что придется долго считать.

Но если наше число хотя бы чуточку меньше одного — скажем, ноль целых, девять девять девять и так далее миллионных, — получится совсем наоборот. Оно будет держаться около единицы, но стоит пару раз возвести его в квадрат, как число вдруг съежится и полетит к нулю. Понятно?

На этот раз Брэдли переваривал медленнее, чем Ада говорила. Он просто кивнул. Гость пока не догадывался, куда ведет эта элементарная арифметика, но цель у нее определенно была.

— Леди, перестань приставать к мистеру Брэдли! В общем, вы видите, что непрерывное возведение чисел в квадрат делит их на два четких множества…

На пересекающихся осях появился кружок. В центре его находилась изначальная точка.

— Внутри круга — числа, исчезающие при умножении самих на себя. За пределами — числа, стремящиеся в бесконечность. Можно сказать, окружность с радиусом, равным единице, — что-то вроде забора, рубежа, разделяющего две области. Множество же точек этой окружности назовем «К».

— «К» — значит «квадрат»?

— Конеч… Да. Теперь нужно сказать кое-что важное. Числа по обе стороны полностью отделены друг от друга. Через границу не способно проникнуть ничто. Но сама она бесплотна. У нее нет толщины. Это линия. Можно увеличивать ее вечно, и ничего не изменится. Правда, вскоре она станет прямой. Вы перестанете замечать изгиб.

— Все это прекрасно, — вмешался Дональд, — но пока Ада излагает азы. Вскоре вы поймете почему. Прости, Ада.

— Продолжим. Чтобы получить множество Мандельброта, нужно сделать малюсенькое изменение. Давайте не просто возводить числа в квадрат. Будем возводить их в квадрат и складывать… возводить в квадрат и складывать. Кажется, особой разницы нет. Но такие действия открывают целую неизведанную вселенную…

Вернемся к единице. Возводим ее в квадрат. Получаем единицу. Складываем один и один. Получаем два.

Два в квадрате — четыре. Прибавляем изначальную единицу. Получаем пять.

Пять в квадрате — двадцать пять, плюс один — двадцать шесть.

Двадцать шесть в квадрате — шестьсот семьдесят шесть. Видите, что происходит? Числа растут с фантастической скоростью. Еще несколько итераций — и они невероятно распухнут. Даже компьютер с трудом справится с ними. А ведь мы начали с единицы! Таково первое важное отличие между множеством Мандельброта и множеством «К», ограниченным единицей.

Но если спуститься до числа намного меньше единицы — скажем, до ноль целых одной десятой… догадываетесь, что произойдет?

— Оно будет стремиться к нулю после первых циклов умножения и сложения.

Ада ответила ослепительной улыбкой, столь редко возникающей на ее губах.

— Обычно так и происходит. Иногда число держится около небольшой фиксированной величины. В любом случае оно находится внутри множества, как в ловушке. И снова все числа плоскости делятся на два класса. Но на этот раз граница посложнее окружности.

— Позвольте вмешаться, — едва слышно сказал Дональд, чем заслужил сердитый взгляд Эдит. Но нахмуренные брови жены его не остановили. — Я спрашивал у людей: каковы, по их мнению, будут очертания линии. Большинство поставило на нечто вроде овала. Но ни один не додумался до верного ответа. Ладно, ладно, леди! Больше не буду прерывать нашего оратора!

— Вот первое приближение, — продолжила Ада, одной рукой перебирая клавиши, а другой подхватив непослушного щенка. — Вы его сегодня уже видели.

На плоскости возникли знакомые Брэдли очертания пруда Мандельброта. Однако теперь картина оказалась намного более детальной. Справа располагалась самая крупная фигура, похожая на сердечко. Ее едва касался маленький кружок, а к последнему прижимался кружочек поменьше. Влево уходила узкая спица, заканчивающаяся на цифре два по оси х.

Теперь Брэдли видел, что главные фигуры словно обросли («Будто камни ракушками», — подумал он) мириадами крошечных кружочков. От многих ракушек расходились в стороны короткие извилистые линии. Рисунок был намного сложнее орнамента прудов в саду. Он выглядел странно, интригующе, но не красиво. Однако Ада и Эдит смотрели на картину зачарованно, с восторгом. Брэдли их восторга не разделял.

— Это полное множество без увеличения, — сказала Ада почти шепотом. Голос ее звучал не так уверенно, как раньше. — Даже при таком масштабе вы видите, насколько оно отличается от простой, имеющей нулевую толщину, окружности, ограничивающей множество «К». Увеличенная до бесконечности, она все равно останется линией — и только. А граница множества Мандельброта пушистая. В ней нескончаемое число деталей. Можно войти в любую, приближать сколько угодно — и всегда найдете что-то новое и неожиданное. Вот, смотрите!

Изображение увеличилось; зрители нырнули в просвет между главной кардиоидой и примыкающим к ней кругом. «Очень похоже на раскрывающуюся застежку-молнию, — отметил Брэдли. — Только очертания у ее зубчиков очень уж необычные».

Сначала зубчики походили на крошечных слонят, размахивающих хоботочками. Потом хоботы мутировали в щупальца. Затем на щупальцах выросли глаза. Дальше, по мере приближения картинки, глаза превратились в черные водовороты бесконечной глубины…

— Сейчас изображение увеличено в несколько миллионов раз, — прошептала Эдит. — Начальный график по масштабам уже больше Европы.

Они проносились вдоль водоворотов, огибали таинственные острова, окруженные коралловыми рифами. Мимо горделиво плыли флотилии морских коньков. В центре экрана появилась крошечная черная точка. Скоро она выросла, и в ней проступили знакомые черты. Еще несколько секунд — и возникла точная копия первоначального множества.

«Здесь мы вошли, — решил Брэдли. — Или нет?» Он сомневался. Глаз улавливал едва заметные различия, но родственное сходство прослеживалось явно.

— Теперь, — продолжила Ада, — изначальная картинка размером с орбиту Марса, а это мини-множество гораздо мельче атома. Но в нем столь же много деталей. И так — до бесконечности.

Увеличение прекратилось. На миг возникло ощущение, будто в пространстве замерло кружево, сотканное из замысловатых петель и завитков. Затем — словно на кружево опрокинули коробку с красками — одноцветное изображение вспыхнуло яркими красками и стало столь ослепительно красивым, что Брэдли ахнул от изумления. Картинка начала уменьшаться. Цвета в микроскопической вселенной постоянно менялись. Никто не произнес ни слова, пока на экран не вернулось изначальное множество Мандельброта — зловеще-черное, очерченное узкой границей золотого пламени и зазубренными голубыми и лиловыми протуберанцами.

— Откуда взялись цвета? — спросил Брэдли, отдышавшись. — Сначала их не было.

Ада рассмеялась.

— Вы правы. На самом деле это не части множества. Но разве они не великолепны? Компьютер по моей команде может окрасить график как угодно.

— Тем не менее цвета не бессмысленны, — пояснила Эдит — Попробую пояснить их значение. Представляете, как картографы размещают оттенки коричневого и зеленого между контурными линиями, подчеркивая разницу в высотах?

— Конечно. Мы в океанографии поступаем так же. Чем насыщеннее синий цвет, тем больше глубина.

— Верно. В данном случае цвета подсказывают, сколько раз компьютеру пришлось обойти вокруг петли, прежде чем отнести то или иное число к множеству Мандельброта. В пограничных случаях приходится возводить в квадрат и складывать тысячи раз.

— Зачастую операции производятся с числами, состоящими из сотен знаков, — добавил Дональд — Теперь вы понимаете, почему множество не открыли раньше.

— Действительно, веская причина.

— Теперь смотрите, — сказала Ада.

Изображение ожило. На него словно нахлынули разноцветные волны. Казалось, границы множества непрерывно расширяются, но при этом остаются на месте. Брэдли понял, что в действительности ничего не движется; окраска картины менялась по спектру, создавая убедительнейшую иллюзию движения.

«Кажется, начинаю понимать, как можно подсесть на эту штуку и даже превратить ее в смысл жизни», — подумал Брэдли.

— Почти уверен, — признался он, — что видел такую программу в своей компьютерной библиотеке, вместе с парой тысяч других. Хорошо, что не удосужился запустить. Боюсь, она бы меня затянула.

Дональд Крейг резко взглянул на жену. Гость запоздало осознал, что замечание прозвучало слегка бестактно. Но Эдит, похоже, по-прежнему пребывала под чарующим действием колышущихся красок, хотя наверняка видела это представление бессчетное число раз.

— Ада, — мечтательно проговорила она, — скажи мистеру Брэдли нашу любимую цитату из Эйнштейна.

«Она многого хочет от десятилетней девочки, — подумал Джейсон. — Даже от такой десятилетней девочки».

Но Ада не растерялась — она, похоже, не терялась никогда. В голосе ее не появилось ни следа монотонности и механистичности. Она говорила от сердца, понимая каждое слово:

— «Самое прекрасное, что мы способны пережить, — Тайна. Она источник истинного искусства и науки. Кому недоступно чувство загадочного, кто не способен остановиться, удивиться чуду и благоговейно замереть, тот уже мертв».

«Точно сказано», — согласился про себя Брэдли. Из памяти всплыли картины спокойных ночей на Тихом океане, небо, усыпанное звездами, и мерцающий биолюминесцентный след позади корабля. Он вспоминал, как впервые увидел скопление удивительных существ — таких чужеродных, словно они явились с другой планеты, — собравшихся около раскаленной глубоководной воронки вблизи Галапагосских островов, где медленно расходились друг от друга материковые плиты. Брэдли надеялся, что вскоре ему вновь предстоит испытать благоговение и изумление, когда из бездны, разрезая воду, появится нос «Титаника».

Пляска цветов прекратилась. Множество Мандельброта угасло. И хотя в действительности ничего не произошло, Джейсон почувствовал, что виртуальный экран голографического проектора выключился.

— Теперь вы знаете о множестве Мандельброта больше, чем стоило бы, — проговорил Дональд, взглянув на Эдит.

Брэдли снова ему посочувствовал.

Отправляясь в замок Конрой, он не думал, что испытает здесь это чувство. Более логичной и ожидаемой была бы зависть. Огромное состояние, великолепный дом, талантливая и красивая жена, дочка-вундеркинд — казалось бы, гарантия счастья. Но что-то пошло не так. «Интересно, — размышлял Брэдли, — давно ли они вместе ложились в постель?» Простейшая причина раздора между супругами напрашивалась сама собой. Хотя в таких делах простых причин не бывало…

Он снова взглянул на часы. Наверняка Крейги думали, что гость нарочно уходит от ответа. Так и было. «Мистер генеральный директор, ну скорее же!» — мысленно взмолился Брэдли.

Словно в ответ на свою просьбу, он услышал знакомое жужжание наручного коммуникатора.

— Простите, пожалуйста, — извинился он перед хозяевами. — Нужно ответить на очень важный звонок. Я на минутку.

— Конечно. Мы оставим вас.

Сколько миллионов раз за день происходил этот ритуал! Строгие правила этикета гласят: в случае звонка, предполагающего приватный разговор, посторонние обязаны выразить готовность покинуть комнату. Элементарная же вежливость требует, чтобы помещение, извинившись перед всеми, покинул тот, кому звонят. В результате появились бессчетные варианты поведения в зависимости от обстоятельств и национальностей присутствующих. В Японии, как частенько жаловался Като, формальности зачастую тянулись так долго, что звонивший в итоге возмущенно вешал трубку.

— Извините, — произнес Брэдли, вернувшись с небольшого балкона. — Разговор был насчет нашего дела. Я не мог огласить решение, не переговорив с этим человеком.

— Надеюсь, ответ положительный, — сказал Дональд. — Нам без вас никак.

— Мне тоже хотелось бы поработать с вами, но…

— Парки сделал более выгодное предложение, — с неприкрытым презрением заключила Эдит.

Брэдли спокойно посмотрел на нее и без обиды в голосе возразил:

— Нет, миссис Крейг. Прошу вас, сохраните суммы в секрете. Предложение компании «Паркинсон» весьма щедрое. Но они дают всего половину от того, что посулили вы. А то вознаграждение, которое мне обещали сейчас, раз в десять меньше зарплаты у Парки. Однако я рассматриваю эту сделку очень серьезно.

Наступила тягостная пауза. Тишину в конце концов нарушил смех Ады, прозвучавший очень странно.

— Вы, наверное, рехнулись, — решила Эдит.

Дональд усмехнулся.

— Возможно, так и есть, — кивнул Брэдли. — Сейчас мне не особо нужны деньги. Безусловно, приятно, когда они есть. — Он негромко рассмеялся. — Но хорошего понемножку. Не знаю, слышали ли вы мудрое высказывание едва ли не самого знаменитого человека, погибшего на «Титанике», Джона Джейкоба Астора. Он говорил: «Человек, имеющий миллион долларов, не просто обеспечен. Он богат». За свою карьеру я скопил миллион, и часть его до сих пор лежит в банке. Большего мне не требуется. Если же возникнет нужда, всегда можно спуститься на дно и напугать еще одного осьминога.

Я совсем не рассчитывал на предложение, о кагором идет речь. Для меня оно было как гром среди ясного неба. Два дня назад сотрудничество с вами казалось идеальным вариантом.

Враждебность Эдит сменилась подлинным изумлением.

— Вы скажете нам, кто… переплюнул «Ниппон-Тернер»?

Брэдли покачал головой.

— Дайте пару дней; пока есть кое-какие проблемы. Не хотелось бы свалится с трех стульев.

— Кажется, понимаю, — кивнул Дональд. — Есть лишь одна причина поработать за маленькие деньги. Каждый человек в долгу перед профессией.

— Это цитата?

— Да. Слова доктора Джонсона.

— Мне нравится. Пожалуй, в ближайшие недели придется часто произносить ее. А пока окончательное решение не принято, хочется все обдумать. Позвольте еще раз поблагодарить за гостеприимство — не говоря о вашем предложении. Быть может, я все же приму его. Надеюсь, мы останемся друзьями, даже если не удастся поработать вместе.

Вертолет взлетел над замком. От ветра, поднятого винтами, на поверхности озера Мандельброт появилась рябь. Отражения кипарисов исказились. Брэдли бросили самый серьезный вызов за всю его карьеру. Прежде чем принять решение, следовало полностью расслабиться.

Он точно знал, как это сделать.

21 ДОМ С ХОРОШЕЙ РЕПУТАЦИЕЙ

Статус Новой Зеландии не особо изменился даже с появлением сверхзвукового транспорта. Жители других государств до сих пор воспринимали ее как последнюю остановку перед Южным полюсом. Сами новозеландцы против такого отношения не возражали.

Ева Меррик была исключением. Достигнув зрелого возраста, в ее случае составившего семнадцать лет, она твердо решила поискать счастья в других краях. После трех браков, истрепавших девушку эмоционально, но укрепивших финансово, она нашла место в жизни и считала себя настолько счастливой, насколько возможно.

«Вилла» — под таким названием это место знали разнообразные клиенты — представляла собой красивое поместье в пока не обезображенной части Кента, удобно расположившейся поблизости от аэропорта Гэтуик. Раньше ею владел известный медиамагнат. В свое время он поставил не на ту карту, и в конце двадцатого столетия его компанию, как и многих других конкурентов, смело цифровое телевидение. Попытки восстановить былые капиталы закончились неудачей. Теперь на ближайшие пять лет бывший магнат прописался в правительстве его величества (при условии добропорядочного поведения).

Будучи человеком высоких моральных устоев, он ужасно возмущался тем, во что превратила его собственность мадам Ева, и даже пытался выселить несчастную женщину. Однако адвокаты Евы не уступали юристам магната, а кое в чем даже превосходили их. Мадам до сих пор пребывала на свободе и не имела намерений что-то менять.

Дела на «Вилле» велись четко и скрупулезно. Паспорта девушек, уплата налогов, медицинская страховка и обследования врачей, пенсионные отчисления и прочие бумаги лежали наготове и предоставлялись любому инспектору, коих, как говаривала мадам Ева, набегало — хоть пруд пруди. Но если кто-то из проверяющих рассчитывал на личное вознаграждение, его ожидала неудача.

В общем и целом поприще было благодарное, изобиловавшее эмоциональными и интеллектуальными стимулами. Этические моменты мадам Еву не смущали. Она давным-давно решила, что взрослые люди, достигшие избирательного возраста, имеют право заниматься чем угодно. Лишь бы Это не было опасно и не вело к ожирению. И разумеется, никогда нельзя забывать о гигиене.

Больше всего мадам огорчало одно. Общение девушек с клиентами принуждало ее к постоянной ротации персонала. В итоге немалые деньги приходилось тратить на свадебные подарки. Мадам Ева заметила интересную особенность: браки, порожденные «Виллой», оказывались долговечнее заключенных на более привычной почве — и даже подумывала опубликовать статистическое исследование. Оставалось полностью убедиться в достоверности собранной информации. Пока коэффициент корреляции не поднялся до значимого уровня.

Как и следует ожидать от женщины ее профессии, Ева Меррик знала много вещей, неизвестных простым смертным. В основном ей доставались чужие секреты. Но одну тайну, ее собственную, девушка оберегала старательнее прочих. В тайне этой по большому счету ничего зазорного не было. Напротив, она вызывала уважение, однако для дела совсем не годилась. Последние два года Ева совершенствовала свои обширные — и, пожалуй, уникальные — познания в области парафилии. Она заканчивала работу над докторской диссертацией по психологии в Оклендском университете.

С профессором Хинтоном девушка не встречалась, а лишь изредка беседовала по видеофону. При обмене файлами и сообщениями по Сети оба предпочитали сохранять анонимность. Когда-нибудь… быть может, лет через десять после того, как она решит отойти от дел, диссертацию опубликуют. Конечно, не под настоящим именем. И все имена пациентов, чьи истории болезни девушка собиралась использовать, тоже будут изменены до неузнаваемости. Даже профессор Хинтон не знал их, хотя в ряде случаев догадывался, о ком идет речь.

«Субъект О. Г. — напечатала Ева. — Возраст — пятьдесят лет. Преуспевающий инженер».

Она внимательно смотрела на экран. Инициалы, конечно, изменены с помощью несложного алгоритма, и возраст округлен до ближайшего десятка. Последние же сведения были достоверны: профессия пациента отражает личность, ее нельзя маскировать. К таким подменам Ева прибегала лишь в крайних случаях, когда требовалось замести все следы. Но даже при этом следовало действовать разумно. Нельзя уходить от истины слишком далеко. Если речь шла о всемирно известном музыканте, Ева поступала просто: меняла «пианиста» на «скрипача». Скульптор в ее документах становился живописцем, политик — государственным служащим.


«…В детстве О. Г. часто дразнили. Ученицы школы для девочек, располагавшейся неподалеку, порой ловили его и использовали как наглядное пособие для уроков по мужской анатомии и медсестринскому делу (с согласия подопытного). Часто его бинтовали с ног до головы. О. Г. утверждает, что в их действиях не было и тени эротики, но верится с трудом. Когда ему задают вопросы с пристрастием, он пожимает плечами и отвечает: "Не помню".

Позднее, будучи подростком, О. Г. стал свидетелем последствий тяжелой катастрофы, унесшей много жизней. Сам он не пострадал, но тот эпизод, судя по всему, наложил отпечаток на сексуальные фантазии молодого человека. Он наслаждается любыми формами связывания (см. список "А"). Также у него развилась легкая форма "комплекса святого Себастьяна", наиболее ярко проявившаяся у Юкио Мисимы. В отличие от Мисимы, О. Г. гетеросексуален. Результат стандартного фототеста Мэпплторпа[33] всего 2,5 +/- 0,1.

Тип поведения О. Г. особенно интересен и необычен в связи с тем, что он активная и достаточно агрессивная личность. Такие черты соответствуют должности руководителя организации, действующей в области высококонкурентного бизнеса, связанного с особой ответственностью. Трудно представить его пассивным в любой сфере жизни. Между тем он любит, чтобы мои коллеги оборачивали его бинтами, словно египетскую мумию, делая полностью беспомощным. Лишь тогда, после значительной стимуляции, он способен испытать удовлетворительный оргазм.

Когда я предположила, что таким образом он имитирует смерть, пациент рассмеялся, но не стал отрицать. Его работа зачастую сопряжена с физической опасностью. Возможно, именно поэтому она изначально привлекла его. Однако О. Г. объясняет выбор профессии иными причинами. Кажется, здесь ему можно верить.

"Когда на вас лежит ответственность, измеряемая миллионами долларов, когда от вас зависит жизнь людей, это такое счастье — хоть немного побыть совершенно беспомощным, не имея сил управлять происходящим. Я понимаю, что это игра. Но мне удается делать вид, будто все по-настоящему. Порой я гадаю, насколько понравилось бы мне такое состояние, случись оно взаправду".

"Не понравилось бы", — ответила я, и О. Г. согласился».


Ева еще раз прокрутила запись, ища зацепки, способные выдать личность пациента. «Вилла» специализировалась на знаменитостях, поэтому лучше было перестраховаться, нежели недосмотреть.

Сами клиенты тоже вели себя осторожно. Единственное правило «Виллы» гласило: «Никакой крови на коврах». Ева брезгливо поморщилась, вспомнив бывшего клиента, главнокомандующего маленькой страны третьего мира. В припадке страсти он ранил девушку. Мадам приняла извинения и чек с ледяным презрением, а затем поспешно позвонила в министерство иностранных дел. Небось, генерала удивила — да нет, сразила насмерть — причина, по которой британский посол нашел очередной его визит в Соединенное Королевство нежелательным.

Порой Ева вспоминала милейшую сестру Маргариту. Что бы она подумала, узнав о нынешних занятиях одной из своих лучших учениц? В последний раз суровая мадам плакала, получив от матери-настоятельницы письмо с извещением о смерти старой подруги. Ева печально повторила вопрос, чуть было не сорвавшийся с губ в беседе с мудрой воспитательницей: «Почему клятва в вечном целомудрии считается благороднее и святее клятвы в вечном запоре?»

Ева вовсе не желала высмеять старушку монахиню или поколебать устои ее веры. Она всерьез задавалась этим вопросом и хотела получить ответ. Но конечно, хорошо, что он так и не прозвучал.

Сестра Маргарита быстро поняла: малышка Ева Меррик не создана для церкви. Но Ева до сих пор каждый год под Рождество посылала щедрые пожертвования монастырю Святого Иуды.

22 ЧИНОВНИК

«Статья 156

УЧРЕЖДЕНИЕ ОРГАНА

(Это оригинальный текст конвенции, взятый с сайта ООН)

1. Настоящим учреждается Международный орган по морскому дну, деятельность которого регулируется настоящей Частью.

2. Все государства-участники являются ipso facto членами

Органа.

<...>

4. Местом пребывания органа является Ямайка.


Статья 158

ОРГАНЫ ОРГАНА

2. Настоящим учреждается Предприятие — орган, через посредство которого Орган осуществляет функции, о которых говорится в пункте 1 статьи 170».

Конвенция ООН по морскому праву.

Принята в Монтего-Бей, Ямайка, 10 декабря 1982 г.


— Прошу прощения за размер жалованья, — извиняющимся тоном проговорил генеральный директор Уилбур Джантц, — но оклады назначаются в соответствии с распоряжениями ООН.

— Понимаю. Как вам известно, я здесь не из-за денег.

— Однако есть рад значительных побочных выгод. Во-первых, вы получите ранг посла…

— Нужно будет одеваться как посол? Надеюсь, нет. Иначе придется покупать фрак, не говоря о прочей ерунде.

Джантц рассмеялся.

— Не беспокойтесь, о подобных мелочах мы позаботимся. И разумеется, на всех приемах вы будете присутствовать как VIP. Это довольно приятно.

«Я уже давным-давно повсюду VIP», — подумал Брэдли, но тактично промолчал. Несмотря на весь свой опыт, здесь он был новичком, и даже, пожалуй, насчет послов шутить не стоило…

Генеральный директор просматривал строчки, бегущие по настольному дисплею. Время от времени он нажимал на паузу, чтобы детальнее изучить какие-то сведения. Брэдли с радостью уступил бы значительную часть дохода новым работодателям за возможность взглянуть на этот файл. «Интересно, — думал он, — знают ли они о тех временах, когда мы с Тедом "подсолили" тот затонувший корабль неподалеку от Делоса фальшивыми амфорами? Нет, совесть меня не грызет: неприятности свалились на людей, вполне их заслуживших».

— Должен сообщить, — проговорил генеральный директор, — что возникла небольшая проблема. Не мое дело об этом беспокоиться, но некоторые из, скажем так, агрессивно настроенных государств — членов организации не особо обрадуются кое-какому пункту вашей трудовой биографии. Вы сотрудничали с ЦРУ.

— Тридцать с лишним лет назад! Я даже не представлял, что работаю на управление. И узнал совсем не скоро. Меня вербовали простым матросом, мать честная… Думал, что поступаю на службу в корпорацию «Хьюз Сумма». Собственно, так и было.

— Не волнуйтесь. Я упомянул об этом на всякий случай — вдруг кому-то взбредет в голову поднять архивы, в чем я сильно сомневаюсь. В остальном ваши рекомендации блестящи. Это отметил даже Баллард[34].

— Вот как?

— Он назвал вас лучшим из этой банды негодяев.

— Похоже на Боба.

Генеральный директор вернулся к просмотру досье. Через некоторое время он задумчиво взглянул на Брэдли.

— К вашему назначению мои слова не имеют отношения. Прошу извинить, если покажусь бестактным. Хочу поговорить с вами как мужчина с мужчиной…

«Ну, привет, — подумал Брэдли. — Разнюхали насчет "Виллы"! Как им удалось пробить кордон безопасности Евы?»

— Судя по всему, вы более двадцати лет не контактировали с сыном и его матерью. Если хотите, мы поможем наладить отношения.

На миг у Брэдли к горлу подступил ком. Стало трудно дышать. Он слишком хорошо знал, что последует дальше. Парализующий страх — злейший враг водолазов.

Он привел себя в норму точно по инструкции: медленно и глубоко дыша. Генеральный директор Джантц, догадавшись, что разбередил старую рану, сочувственно ждал ответа.

— Благодарю, — наконец выговорил Брэдли, — Я бы предпочел этого не делать. У них… все в порядке?

— Да.

Больше ему ничего не требовалось знать. Время невозможно повернуть назад. Он с трудом вспоминал того мужчину — да нет, мальчишку! — каким был в двадцать пять, когда наконец поступил в колледж. И — в первый и последний раз — влюбился.

Кто во всем виноват, Брэдли так и не понял. Теперь это не имело значения. Они без труда могли с ним связаться, если бы захотели. Интересно, малыш когда-нибудь думал о нем, вспоминал те дни, когда они вместе играли? У Брэдли защипало глаза, и он отогнал воспоминания.

Порой Джейсон размышлял, узнает ли Джулию, если встретит на улице. Он уничтожил все ее фотографии (но зачем-то сохранил один снимок Джейсона-младшего) и не мог четко вспомнить ее лицо. Супружество оставило незаживающие раны на психике, но он научился жить с ними — не без помощи (в чем он честно признавался себе) мадам Евы. Ритуал, устраиваемый на «Вилле», приносил умственное и физическое облегчение. Он позволял нормально жить и эффективно работать. За это Брэдли благодарил Еву.

Теперь в жизни появился новый интерес — и новый вызов. Джейсону Брэдли предстояло занять пост заместителя начальника отдела Атлантики Международного органа по морскому дну. Он представлял, как бы хохотал до упаду Тед Коллинз, узнай он о такой метаморфозе. Да уж, старая пословица насчет того, что браконьеры становятся лучшими лесничими, оказалась правдивой.

— Я попросил доктора Цвикера зайти и поздороваться. Вам предстоит работать рука об руку. Вы встречались раньше?

— Нет. Но конечно, я его часто видел. В последний раз — вчера, на канале «Новости науки». Он анализировал план Паркинсона. Высказался нелестно.

— Между нами: он нелестно высказывается обо всем, что не придумал сам. Чаще всего оказывается прав, однако такое поведение не располагает к нему коллег.

Большинство людей иронизировали на тему того, что ведущий океанограф планеты родился в альпийской долине, и ходило немало шуток насчет могущества швейцарского флота. Однако батискаф изобрели в Швейцарии. Этот факт крыть было нечем. Длинная тень Пикара до сих пор ложилась на всю современную водолазную технику.

Генеральный директор посмотрел на часы, перевел взгляд на Брэдли и улыбнулся.

— Если бы мне позволяла совесть, я бы выиграл состояние на тотализаторе.

Он начал тихо отсчитывать секунды. Как только Джанц произнес «один», в дверь постучали.

— Понимаете, о чем я? — спросил он у Брэдли — Есть поговорка: «Время — швейцарское искусство». Входи, Франц, — пригласил он.

Ученый и инженер уважительно пожали руки. Оба знали о репутации друг друга, и каждый гадал: «Мы станем коллегами или соперниками?»

— Добро пожаловать на борт, мистер Брэдли. Нам о многом нужно поговорить, — сказал профессор Франц Цвикер.

ПОДГОТОВКА

23 ЗВОНКИ В СТУДИЮ

— Вряд ли на планете найдется человек, — начал Маркус Килфорд, — не знающий, что до столетия гибели «Титаника» осталось всего четыре года. И едва ли не каждый слышал о планах подъема затонувшего корабля. Я вновь рад приветствовать здесь трех лидеров столь амбициозного проекта. Беседовать с ними мы будем по очереди. Затем вы сможете позвонить и задать вопросы. В нужный момент внизу экрана появится номер телефона студии.

Джентльмен слева от меня — знаменитый подводный инженер Джейсон Брэдли. О его встрече с гигантским осьминогом на ньюфаундлендских нефтяных разработках уже слагают легенды. Сейчас он представляет Международный орган по морскому дну и отвечает за все операции с затонувшим кораблем.

Рядом с ним — Руперт Паркинсон. Этот человек чуть было не добыл для Англии кубок Америки в прошлом году (очень жаль, что вам не удалось победить в регате, Руперт). Его фирма готовится к поднятию носовой части корабля. Как известно, она крупнее отколовшейся кормы.

Справа от меня — Дональд Крейг. Он сотрудничает с корпорацией «Ниппон-Тернер» — крупнейшей на данный момент медийной сетью. Дональд расскажет о планах подъема задней части корабля, продержавшейся на поверхности дольше носовой. Корма унесла с собой под воду большинство погибших в ту незабываемую ночь, девяносто шесть лет назад…

Мистер Брэдли, не будет ли справедливо назначить вас на роль рефери? Вы могли бы проследить, чтобы два этих джентльмена не жульничали во время состязания?

Паркинсон и Крейг в унисон запротестовали. Кил форду пришлось поднять руку, успокаивая их.

— Прошу вас, друзья! Вам дадут слово. Пусть первым выскажется Джейсон.

«Отлично, меня вырядили дипломатом, — подумал Брэдли. — Пожалуй, придется играть по правилам. Килфорд хочет нас раззадорить — это его работа. Не нужно хорохориться. Спокойствие, только спокойствие».

— Я не считаю нашу встречу состязанием, — осторожно ответил Брэдли. — По планам обеих сторон подъем «Титаника» состоится в середине апреля две тысячи двенадцатого года.

— Именно пятнадцатого апреля? Обе части?

Ведущий затронул больную тему. Брэдли не особо желал обсуждать ее публично. Он долго вдалбливал руководству МОМД простую мысль: не следует устраивать глупостей типа фотофиниша. Две столь крупные подъемные операции ни в коем случае нельзя проводить одновременно, тем более на расстоянии в один километр. Слишком велик риск катастрофы. Попытка провернуть два сложных дела одновременно — прекрасный рецепт провалить оба.

— Позвольте кое-что уточнить, — проговорил Паркинсон и, не дожидаясь разрешения, продолжил: — Мы не собираемся поднимать свою половину «Титаника» на поверхность. Носовой части суждено навсегда остаться под водой, иначе коррозия ее мгновенно уничтожит. Мы не устраиваем телешоу.

Он старался не встречаться взглядом с Крейгом и не смотреть в камеру.

«Жалко Дональда, — вздохнул про себя Брэдли. — Им стоило отправить Като, чтобы сравнять силы. Насладились бы настоящим шоу. Что он, что Руперт — мастера в сардонической учтивости. Старались бы превзойти друг друга изо всех сил, но донельзя по-джентльменски». Брэдли досадовал, что не может помочь Крейгу. Он испытывал к Дональду теплые, почти отцовские чувства. Но не следовало забывать: роль дипломата обязывает сохранять дружественный нейтралитет.

Крейг нервно поерзал в кресле и обиженно взглянул на Паркинсона. Килфорд явно потирал руки от радости.

— Что скажете, мистер Крейг? Не намереваетесь ли вы заснять сие величественное зрелище — всплывающую из-под воды корму, объятую искусственным айсбергом?

Именно так собирался поступить Като, хотя ни разу не заявлял об этом прилюдно. Но в глобальной электронной деревне срок жизни подобных тайн исчисляется миллисекундами.

— Вы правы, — робко проговорил Дональд, — мы действительно планируем поднять корму над уровнем моря. Однако пробудет она там недолго…

— Но достаточно для создания зрелищных кадров?

— …поскольку мы, как и вы, Руперт, отбуксируем ее под водой к месту последнего упокоения, к Токио-на-море. Коррозия нашей половине лайнера не грозит; основная часть металлических конструкций будет заключена в глыбу льда, и их температура приблизится к точке замерзания. — Дональд на секунду умолк. Его губы тронула неторопливая улыбка. — Кстати, — проговорил он, — слышал, вы тоже собираетесь делать съемку для телевидения? Ходят слухи, что к «Титанику» опустятся аквалангисты, как только он достаточно приблизится к поверхности. Мистер Брэдли, на какой глубине возможно провернуть подобное?

— Зависит от того, чем будут дышать водолазы. До тридцати метров используют воздух. Сто метров и ниже — дыхательные смеси.

— Чудесно. Не сомневаюсь: добрая половина спортсменов-аквалангистов со всего мира пожелает навестить «Титаник» задолго до его прибытия во Флориду.

— Дональд, вы подкинули отличную идею, — дружелюбно откликнулся Паркинсон. — Я непременно ее обдумаю.

— Что ж, теперь, когда лед тронулся, — ха-ха! — давайте поговорим о деле. Дональд и Руперт, прошу вас рассказать, на каком этапе сейчас ваши проекты. Конечно, я не требую раскрывать профессиональные тайны. Затем хотелось бы, чтобы Джейсон прокомментировал ваши рассказы, если он не против. Начнем по алфавиту. Слово вам, Дональд!

— Ну… гмм… проблема в том, что корма сильно пострадала. Налицо серьезные разрушения. Заключить ее в глыбу льда — единственный разумный способ поднять и отбуксировать заднюю часть как единое целое. Мы все прекрасно помним, что лед легче воды, он хорошо держится на поверхности. Об этом, видимо, забыл капитан Смит в тысяча девятьсот двенадцатом.

Мои друзья в Японии разработали очень эффективный метод замораживания морской воды с помощью электрического тока. Температура вблизи дна почти равна нулю. Потребуется совсем небольшое понижение.

Мы разработали кабели с нейтральной плавучестью и термоэлектрические элементы. Подводные роботы начнут устанавливать их через несколько дней. Сейчас ведутся переговоры насчет поставки электричества. Надеемся в ближайшее время подписать контракты.

— Вы изготовите глубоководный айсберг, и что дальше?

— Э… эту тему я бы предпочел не обсуждать сейчас.

Присутствующие наверняка решили, что Дональд увиливает от ответа. Но он действительно не знал, каков дальнейший план. Вопрос его обескуражил. Что Като имел в виду, когда они разговаривали последний раз? Наверняка японец пошутил. С его стороны было не очень вежливо оставлять партнеров во мраке неведения…

— Хорошо, Дональд. Джейсон, желаете прокомментировать?

Брэдли покачал головой.

— Нечего добавить. Проект дерзкий, но наши ученые не видят в нем изъянов. Безусловно, здесь есть… как бы выразиться… поэтическая справедливость.

— Руперт?

— Согласен. Идея красивая. Остается надеяться, что она сработает.

Паркинсон мастерски разыграл искреннее сожаление по случаю возможной неудачи соперников. На самом деле он ждал именно такого исхода.

— Руперт, ваша очередь. На каком вы этапе?

— Мы используем очень простую технику, никакой экзотики. «Титаник» покоится на глубине, где давление во много раз превышает атмосферное. Непрактично закачивать в корпус воздух. Для подъема мы намерены применить полые стеклянные шарики, собрав их в сетки определенного размера. Их плавучесть не зависит от глубины. Некоторые пачки разместят в важнейших точках корпуса корабля ДУ — простите, дистанционно управляемые устройства. Но большая часть будет прикреплена к подъемной люльке, которую мы подведем под корпус.

— Но как вы собираетесь соединить корпус с люлькой? — вмешался ведущий.

«Килфорд зря времени не терял, хорошо подготовился, — восхитился Брэдли. — Любой дилетант счел бы подобный момент само собой разумеющимся, не обратил бы на него внимания. Однако эта деталь — ключ ко всей операции».

Улыбка Паркинсона растянулась от уха до уха.

— Дональд бережет свои маленькие секреты, позвольте и нам сохранить свои. В ближайшее время мы проведем кое-какие испытания. Джейсон любезно согласился за ними пронаблюдать — правда, Джейсон?

— Да, если флот США одолжит «Марвин». Увы, у МОМД нет собственных глубоководных субмарин. Но мы над этим работаем.

— Хотелось бы в один прекрасный день совершить погружение вместе с вами… пожалуй, — мечтательно проговорил Килфорд. — У вас есть возможность поддерживать видеосвязь до самого дна?

— Разумеется. С помощью оптоволоконного кабеля. В нашем распоряжении несколько комплексов с мониторами.

— Блестяще. Начну уговаривать продюсера. Так… Вижу, поступило немало звонков. Первый звонок от мистера… о, простите, от мисс… Чандрики де Сильва из Ноттинг-Хилл-Гейт. Слушаем вас, Чандрика…

24 ЛЕД

— Это потребительский рынок, — произнес Като с нескрываемой радостью. — США и СССР наивно пытаются выторговать лучшие условия. Если упереться рогом, думаю, и те и другие заплатят, чтобы мы забрали у них радиоактивные игрушки.

На другом краю Земли Крейги видели Като с помощью последнего чуда коммуникационной техники. «ПОЛАР-1», представленный с большой помпой около месяца назад, был первым оптоволоконным кабелем, проложенным под арктической полярной шапкой. Пропала необходимость в долгой передаче сигнала на геостационарную орбиту, исчезла совсем небольшая, но раздражающая задержка сигнала. Работа глобальной телефонной системы значительно улучшилась. Собеседники больше не перебивали друг друга, не тратили время на ожидание ответа. Как сказал генеральный директор компании «ИНТЕЛСАТ», улыбаясь сквозь слезы: «Теперь спутникам связи можно поручить работу, предназначенную для них Господом Богом, — обслуживание самолетов, кораблей и автомобилей. И как приятное дополнение — удовлетворение нужд любителей прогуляться на свежем воздухе».

— Вы уже договорились? — спросил Дональд. — Заключили сделку?

— К концу недели уточним детали. Один русский, один янки. Потом они начнут выяснять, кто лучше сработает для нас. По мне, это приятнее, чем перебрасываться ядерными ракетами.

— Бесспорно.

— Британцы и французы тоже пытаются внедриться. Нам это только на руку. Поможет вести торги. Думаю, удастся подписать кого-то из них в качестве наблюдателя. Или если потребуется ускорить ход операции.

— Чтобы держаться вровень с Парки и компанией? Или вы хотите поднять нашу часть раньше?

Последовала долгая пауза. Ее хватило бы на передачу сигнала до Луны и обратно.

— Прошу вас, Эдит! — укоризненно проговорил Като. — Я имел в виду форс-мажорные обстоятельства. И мы, и Паркинсоны обещали МОМД осуществить подаем между седьмым и пятнадцатым апреля две тысячи двенадцатого года. Нужно уложиться в указанные сроки — вот и все.

— Это реально?

— Позвольте показать вам маленькое домашнее видео. Буду крайне признателен, если вы не станете включать запись. Версия не окончательная. Хотелось бы услышать замечания на текущем, этапе.

Японские киностудии давно и заслуженно имели отличную репутацию в вопросах работы с моделями и спецэффектами. «Сколько раз Токио разрушали чудища всех мастей?» — подумал Дональд.

Авторы ролика идеально смоделировали детали корабля и морское дно; они учли даже оптические эффекты, создаваемые водой. У человека, не знающего, что видимость на глубине едва достигает ста метров, не возникло бы сомнения в реальности происходящего на экране.

Полуразрушенная задняя часть «Титаника» — примерно треть корабля — лежала на плоской илистой равнине. Ее окружали обломки, образовавшиеся, когда судно раскололось надвое. Состояние самой кормы было сносным, несмотря на частично отсутствующую верхнюю палубу. Однако остальное выглядело так, словно по лайнеру ударили гигантским молотом. Из морского дна выглядывала лишь половина руля. Два гигантских винта из трех полностью засосало в ил и песок, и спасти их из плена представлялось колоссальной проблемой.

— Правда, неважно выглядит? — весело проговорил Като. — Теперь смотрите.

Мимо медленно и лениво проплыла акула. Неожиданно она заметила воображаемую камеру и испуганно ретировалась. «Неплохо», — отметил Дональд и мысленно поздравил аниматоров.

Скорость воспроизведения видео увеличилась. В правом нижнем углу картинки замелькали цифры. Секунда на экране равнялась часу в жизни. Сверху спустились тонкие стержни и, соединившись между собой, образовали сетчатую раму вокруг останков корабля. К полуразрушенному корпусу протянулись толстые кабели.

День четырехсотый. Прошло больше года. Вода, до этого мгновения невидимая, приобрела белесый, молочный оттенок. Сначала верхняя часть кормы, затем искореженная обшивка корпуса, потом все остальное до самого дна медленно исчезло в огромном облаке сверкающей белизны.

— День шестисотый, — гордо возвестил Като. — Самый большой кубик льда в мире. Правда, форма у него не совсем кубическая. Представьте, как после этого встрепенутся продажи морозильников!

«В Азии — может быть, — подумал Дональд. — Но не в Великобритании, а тем более не в Белфасте…» Протесты слышались уже сейчас. Отовсюду доносились вопли вроде «святотатство!». Начались угрозы бойкотировать все японское. Что ж, это проблема Като, и он ее отлично осознавал.

— День шестьсот пятидесятый. Морское дно на несколько метров ниже винтов теперь так же укреплено, как и корпус. В ледяную глыбу заключено все, что требовалось. Остается лишь поднять ее на поверхность. Лед даст только часть необходимой плавучести. Поэтому…

— …поэтому придется выпрашивать у Парки несколько миллиардов стеклянных шариков.

— Хотите — верьте, хотите — нет, Дональд, но мы подумывали самостоятельно изготовить эти шарики. Но копировать западную технологию? Увольте!

— И как вы собираетесь выкручиваться?

— Очень просто. Наш путь — высокие технологии. Пока никому не говорите. Мы собираемся поднять «Титаник» с помощью ракет.

25 ДЖЕЙСОН-МЛАДШИЙ

Редко, но случалось, что у заместителя директора Международного органа по морскому дну, ведавшего Атлантикой, не было официальных дел, поскольку обе операции по подъему «Титаника» шли гладко. Однако Джейсон Брэдли не относился к породе людей, наслаждающихся бездельем.

О доходах ему переживать не приходилось. Проценты от капиталовложений в разы превышали жалованье в МОМД, и Брэдли считал себя до некоторой степени вольнонаемным агентом. Пусть другие сидят в крошечных кабинетах, а Джейсон Брэдли снимался с места, когда хотел, и посещал любые интересующие его подразделения. Генеральному директору он сообщал о своих отлучках через раз. Его всюду встречали с распростертыми объятиями. Слава Брэдли шла впереди него. Начальники других отделов смотрели на него скорее как на экзотичного гостя, нежели как на соперника.

Четыре других исполнительных директора (по Тихому, Индийскому, Ледовитому океанам и Антарктике) охотно знакомили его с тем, что происходит в их владениях. Ничего странного: им пришлось объединиться в борьбе с общим врагом — глобальным поднятием уровня моря. После десятка с лишним лет споров, зачастую весьма желчных, было достигнуто согласие: Мировой океан поднимается на один-два сантиметра в год.

Члены «Голубой планеты» и другие «зеленые» винили во всем человечество; ученые сомневались в их правоте. Да, миллиарды тонн углекислоты от теплоэлектростанций и автомобилей вносят некоторый вклад в пресловутый «парниковый эффект», но третейским судьей в этом вопросе по-прежнему имеет право выступать только Матушка-Природа. Самые героические попытки людей изгадить атмосферу не идут ни в какое сравнение с вредом от извержения одного крупного вулкана. Но людям, чей дом мог погибнуть еще при их жизни, не было дела до заумных споров.

Многие считали главного научного сотрудника МОМД Франца Цвикера ведущим океанографом в мире. Он с этим мнением не спорил. Первым, на что обращали внимание посетители, входя в его кабинет, была обложка журнала «Тайм» с заголовком «Адмирал океана». И ни одному гостю не удавалось уйти без лекции об операции «Нептун» или, в лучшем случае, без ее рекламы.

«Стыд и срам, — любил говаривать Цвикер. — У нас столько фотоснимков Луны и Марса, где видно все до мельчайшего кратера… А большая часть родной планеты людям до сих пор не известна! В надежде добиться прорыва в медицине — когда-нибудь, в необозримом будущем! — тратятся миллиарды на картирование человеческого генома. Безусловно, это очень важно; но съемка океанического дна с разрешением до метра окупится мгновенно. С камерой и магнитометром мы могли бы обнаружить все когда-либо затонувшие корабли, со времен зари мореплавания!»

Обвиняющим его в мономании Цвикер с удовольствием отвечал излюбленной цитатой из Эдварда Теллера[35]: «Вы не совсем правы. У меня несколько мономаний».

Однако операция «Нептун» определенно доминировала среди маний ученого. Пообщавшись с ним несколько месяцев, Брэдли сам отчасти начал ею страдать — в то время, когда голова была свободна от мыслей о «Титанике».

В результате, после долгих месяцев мозгового штурма и работы в программе КАДКАМ, породившей материалы объемом в множество гигабайт, инженеры создали экспериментальное автономное устройство для исследования морского дна дальнего радиуса действия — «Марк-1». Официальное сокращение «ЭАУИМДДРД» продержалось неделю. Потом его быстренько заменили…


— Не очень-то он похож на папочку, — заметил Рой Эмерсон.

Брэдли эта шутка порядком поднадоела, но никто из коллег, кроме генерального директора, не догадывался почему. Обычно ему удавалось кисло улыбаться, демонстрируя последнее лабораторное чудо очень-очень важным персонам. Гостей менее важных брал на себя руководитель отдела по связям с общественностью.

— Никто не верит, но он назван не в мою честь. Робот, впервые побывавший внутри «Титаника», принадлежит Военно-морскому флоту США. Его назвали «Джейсоном-младшим» по чистой случайности. Так уж вышло, что странное имечко стало ассоциироваться со мной.

Но этот, принадлежащий МОМД «Джейсон-младший» гораздо сложнее аппарата штатовских вояк. Он полностью автономен: может работать сам по себе несколько дней — или недель — без вмешательства человека. Первым «Джейсоном» управляли через кабель. В свое время его назвали щенком на поводке. Мы же обошлись без поводка. Наш друг самостоятельно отправляется на охоту и гуляет по дну Мирового океана, принюхиваясь ко всему, что ему представляется интересным.

«Джейсон» лишь немного превосходил человека по размеру и имел форму толстой торпеды. Он был оснащен камерами, объективы которых смотрели вперед и вниз. Двигался робот при помощи одного многолопастного винта и нескольких маленьких реактивных двигателей, позволявших маневрировать. В различных обтекаемых выступах хранились инструменты. Но манипуляторы, столь типичные для дистанционно управляемых устройств, у аппарата отсутствовали.

— Он что, без рук? — удивился Эмерсон.

— Зачем они? Без них дизайн получился более четким, обеспечивающим большую скорость и радиус действия. «Джейсон-младший» — лишь разведчик; мы всегда можем отправиться туда, где он обнаружит что-то интересное, будь то на дне или ниже. Он оборудован магнетометром и сонаром.

«Джейсон» впечатлил Эмерсона; такая машина не могла не восхитить человека, наделенного изобретательским инстинктом. Короткий период славы, принесенной «волновыми дворниками», давно миновал. К счастью, деньги, пришедшие вместе с ним, не испарились.

Похоже, Эмерсон оказался «человеком одной идеи»; позднейшие его изобретения все до одного оказались неудачными. Широко разрекламированный эксперимент по забрасыванию полых стеклянных шариков в корпус «Титаника» через трубу, наполненную воздухом, породил много споров. Опыты пока шли не слишком удачно. Эмерсонова «дыра в море» упрямо не желала оставаться открытой; шарики блокировали ее почти полностью на полпути до дна. В итоге опускались они так хило и медленно, что польза от трубы сводилась к нулю.

Паркинсоны ужасно расстраивались, а Эмерсон жутко неловко чувствовал себя на последних заседаниях совета директоров. Что и говорить, английские аристократы умели довести человека до отчаяния. Уже несколько недель даже Руперт общался с Эмерсоном лишь сухими официальными фразами.

Но самым страшным было не это. Хуже оказался удар, нанесенный насмешливым вашингтонским мультипликатором, создавшим безумный мультик «Томас Альва Эмерсон»[36]. Герой сего произведения своими кошмарными идеями посрамил бы даже Руба Голдберга[37]. Перечень изобретений начинался с моторизированной «молнии», продолжался цифровой зубной щеткой и кардиостимулятором на солнечных батарейках. Когда дело дошло до спидометров, устроенных по системе Брайля и предназначенных для слепых мотоциклистов, Рой Эмерсон обратился за советом к адвокату.

— Выиграть иск против кинокомпании, — произнес Джо Уикрэм, — так же легко и просто, как написать «Отче наш» на рисовом зернышке фломастером. Их защитник будет разглагольствовать о положительных отзывах в прессе и интересе общественности. Затем примется цитировать длиннющие отрывки из Билля о правах. Конечно, — мечтательно добавил он, — я бы рад схватиться с этими прожженными акулами адвокатского мира. Всегда мечтал поучаствовать в деле, которое будет слушаться в Верховном суде.

Эмерсон благоразумно отказался от предложения Уикрэма. Мультипликационная атака имела одно положительное последствие. Паркинсоны — все до одного — решили, что нападки несправедливы, и грудью встали на защиту Роя. И хотя к его инженерным предложениям перестали относиться всерьез, ему поручали ознакомительные задания типа сегодняшнего.

У скромного научно-исследовательского центра МОМД на Ямайке, открытого для всех, секретов не было. Здесь — по крайней мере, теоретически — мог получить консультацию любой, чья деятельность каким-либо образом имела отношение к морю. Самыми известными клиентами центра являлись представители компаний «Паркинсон» и «Ниппон-Тернер». Они наведывались на Ямайку за советами по осуществлению своих проектов. И те и другие использовали любую возможность, чтобы разведать, как идут дела у конкурентов. Они предусмотрительно избегали конфликтов по поводу сроков подъема «Титаника», но порой у обеих сторон вырывались не слишком удачные фразы типа: «Не ожидал встретить здесь вас!» В зале ожидания аэропорта Кингстона Рою Эмерсону показалось, что он видит человека из окружения Като.

Сотрудники МОМД, конечно, прекрасно знали обо всех подводных течениях в отношениях конкурентов и при случае пользовались ими в своих интересах. Франц Цвикер обожал продвигать собственные проекты, устраивая все так, чтобы оплачивали их другие. Брэдли радовался сотрудничеству, особенно если удавалось лишний раз опробовать «Джейсона-младшего». С такой же готовностью он давал короткие интервью и вручал всем подряд глянцевые брошюрки с описанием операции «Нептун».

— …Как только мы усовершенствуем программное обеспечение, — рассказывал Брэдли Эмерсону, — робот сможет обходить препятствия и действовать самостоятельно в чрезвычайных ситуациях. Тогда мы выпустим его, так сказать, без привязи. Он создаст такие подробные карты морского дна, каких человечество еще не видело. По окончании работы «Джейсон» поднимется на поверхность. Мы его подберем, перезарядим аккумуляторы и выгрузим собранные данные. Потом он снова погрузится в океан.

— А если, к примеру, робот встретится с большой белой акулой?

— Мы это предусмотрели. Акулы редко атакуют что-то незнакомое. Да и вид у «Джейсона-младшего» не самый аппетитный. Его сонары и электромагнитные импульсы способны отпугнуть большинство хищников.

— Где и когда вы намерены тестировать его?

— Начнем в следующем месяце, в местах, карты которых у нас уже есть. Затем переберемся на континентальный шельф. А потом — на Гранд-Бэнкс.

— Не думаю, что вблизи от «Титаника» вы обнаружите что-то новое. Обе части корабля сфотографированы с точностью до квадратного миллиметра.

— Верно. Но нас интересует другое. «Джейсон» способен исследовать дно не менее чем на двадцать метров ниже его поверхности. Такого на месте крушений кораблей раньше никто не делал. Бог знает, что там прячется. Даже если ничего, эксперимент покажет возможности «Джейсона-младшего», и это послужит значительным толчком для продвижения проекта. Через неделю я отправляюсь на «Эксплорер». Хочу все подготовить. Сто лет не бывал на нем. Парки… то есть Руперт собирается мне что-то показать.

— Да, точно, — усмехнулся Эмерсон. — Мне нельзя об этом говорить, но не могу удержаться. Мы нашли истинное сокровище «Титаника». Именно там, где оно должно находиться.

26 КУБОК МЕДИЧИ

— Интересно, — прокричал Брэдли, стараясь пересилить рев и лязг моторов, — вы осознаете стоимость сделки? Постройка корабля стоила почти четверть миллиарда, а для тех времен миллиард долларов был настоящими деньгами.

Руперт Паркинсон щеголял новеньким, с иголочки, яхтсменским костюмом. Картину дополнял защитный шлем. Подобное облачение казалось совсем неуместным рядом с техническим бассейном «Гломар Эксплорера». Прямоугольник маслянистой воды площадью больше теннисного корта окружали массивные подъемные механизмы и прочие машины. Внешний вид большей части из них выдавал солидный возраст оборудования. В глаза бросались следы поспешного ремонта, мазки антикоррозийной краски и зловещие таблички «НЕ РАБОТАЕТ». Однако в основном аппаратура все же функционировала; Паркинсон уверял, что в плане ремонта они опережают график.

«Трудно поверить, — думал Брэдли. — Последний раз я стоял здесь и смотрел на этот прямоугольный бассейн тридцать пять с лишним лет назад. Но годы будто прошли мимо… однако сейчас тяжело вспомнить того салагу, что совсем недавно подрядился на первую в жизни серьезную работу. Уверен, он и не мечтал заниматься тем, что сейчас делаю я».

Все сложилось лучше, чем ожидал Брэдли. За десятки лет сражений с юристами из ООН, полным набором чиновников из государственных департаментов и лидерами экологических движений он постепенно привык к мысли, что все они — неизбежное зло.

Дни «Дикого Запада» на море миновали. Было время, когда на глубине ниже сотни морских саженей законы не действовали; теперь Брэдли сам стал шерифом, и, к немалому его удивлению, новая должность радовала бывшего пирата. Кое-кто из прежних коллег называл его преображение «перепрофилированием».

Кроме прочего, теперешний статус Джейсона Брэдли подчеркивал взятый в рамочку и повешенный на стенку кабинета сертификат от общества «Голубая планета». Он висел рядом с фотографией, подаренной Брэдли много лет назад знаменитым пожарным Адером Рыжим, боровшимся с огнем на нефтеразработках. Фотография была подписана: «Джейсон, разве не здорово, когда тебе докучают страховые агенты? Всего наилучшего. Рыжий».

Текст сертификата от «Голубой планеты» звучал более торжественно:


ДЖЕЙСОНУ БРЭДЛИ — В БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА ГУМАННОЕ ОБРАЩЕНИЕ С УНИКАЛЬНЫМ СУЩЕСТВОМ — OCTOPUS GIGANTEUS VERRILL


Не реже раза в месяц Брэдли покидал кабинет и летел на Ньюфаундленд — в провинцию, прежде гораздо больше соответствовавшую своему названию[38]. После старта двух проектов мир стал проявлять все больше внимания к драме, разыгравшейся на Гранд-Бэнкс. Начался обратный отсчет времени до две тысячи двенадцатого года. Делались ставки на победителя в «Гонке за "Титаником"».

Но существовала еще одна причина для состязаний, более острая…

— Что меня раздражает по-настоящему, — проговорил Паркинсон, когда они отошли подальше от хаотичного шума, — так это умники, пристающие с вопросом: «Вы обнаружили тела погибших?»

— У меня постоянно спрашивают то же самое. Когда-нибудь придется ответить: «Да. Вы — первый».

Паркинсон рассмеялся.

— Возьму на вооружение. Но я выкручивался иначе. Известно ли вам, что ботинки и туфли, лежащие на дне, до сих пор обнаруживаются парами, всего в нескольких сантиметрах друг от друга? Обычно обувь дешевая, ношеная. Но в прошлом месяце нам попался блестящий образчик работы лучшего английского сапожника. Кажется, будто туфли только из мастерской: на ярлычке можно прочесть «По дозволению его королевского величества». Они определенно принадлежали пассажиру первого класса…

Сейчас туфли под стеклянным колпаком в моем кабинете. Когда ко мне пристают насчет тел погибших, я указываю на них и говорю: «Смотрите — внутри нет даже кусочка кости. Там, внизу, очень голодный мир. И кожу бы сожрали, не будь она пропитана таниновой кислотой». После такого пояснения любопытные быстренько затыкаются.

«Гломар Эксплорер» не предназначался для приятного времяпрепровождения. Однако Руперт ухитрился превратить кормовую каюту, расположенную прямо под взлетно-посадочной площадкой для вертолета, в подобие роскошного гостиничного номера. Каюта напомнила Брэдли о первой встрече с Паркинсоном на Пикадилли. Казалось, это произошло сто лет назад. Между тем в новеньком гнездышке Руперта находился предмет, совсем не вписывающийся в интерьер.

Это был деревянный ящик около метра высотой, на вид — почти новый. Подойдя ближе, Брэдли ощутил знакомый, безошибочно узнаваемый запах — металлический привкус йода. Свидетельство долгого пребывания в морской воде. Какой-то ныряльщик — быть может, Кусто? — назвал такой запах «ароматом сокровищ». Воздух пропитался им. У Брэдли часто забилось сердце.

— Поздравляю, Руперт. Вы все-таки забрались в прадедушкину каюту.

— Да. Два глубоководных дистанционных устройства проникли туда неделю назад и разведали обстановку. Перед вами первая вещь, доставленная ими на поверхность.

На ящике еще виднелись буквы, проштампованные тушью и не потускневшие после столетнего пребывания в бездне океана. Надпись обескураживала:


РЕЗАНЫЙ ОРАНЖ-ПЕКОЕ ПОМЕСТЬЕ ВЕРХНИЙ ГЛЕНКЕРН МАТАКЕЛЛЕ


Паркинсон благоговейно поднял крышку и снял лист фольги, лежащий под ней.

— Стандартный восьмидесятифунтовый ящик для цейлонского чая, — пояснил он. — Подошел по размерам, и его быстро переупаковали. Я понятия не имел, что в тысяча девятьсот двенадцатом году уже пользовались алюминиевой фольгой! Между прочим, за резаный оранж-пекое сейчас дали бы хорошую цену на аукционе в Коломбо. Но чаёк свое дело сделал. Восхитительно сделал.

Кусочком плотного картона Паркинсон аккуратно счистил верхний слой влажной черной массы. «Совсем как подводный археолог, — подумал Брэдли, — извлекающий из ила на дне фрагмент глиняной посуды». Но речь шла не о греческой амфоре возрастом в двадцать пять веков. Руперт раскопал кое-что более изысканное.

— Кубок Медичи, — любовно прошептал Паркинсон. — Человечество не видело его сто лет и не ожидало увидеть вновь.

Он обнажил лишь верхние несколько дюймов. Этого оказалось достаточно, чтобы проступило стеклянное кольцо с разноцветными полосками, сплетающимися в причудливый узор.

— Мы не станем вынимать его, пока не дойдем до берега, — проговорил Паркинсон. — Целиком он выглядит вот так.

Англичанин раскрыл большой альбом с названием «Шедевры венецианского стекла». Фотография на всю страницу изображала предмет, похожий на замороженный сверкающий фонтан.

— Глазам не верю, — признался Брэдли после секундного молчания. — У кого поднималась рука пить из такого? И, что важнее, кому по силам изготовить подобное чудо?

— Хорошие вопросы. Прежде всего, вещь чисто декоративная. Ею не пользовались. На нее лишь смотрели. Идеальная иллюстрация к высказыванию Уайльда: «Всякое искусство совершенно бесполезно».

Жаль, но на второй вопрос ответить не могу. Мы не знаем. Конечно, легко строить догадки, рассуждать о технике изготовления… Но как стеклодуву удалось добиться, чтобы все эти завитушки переплетались? Обратите внимание: крошечные сферы помещаются одна внутри другой! Если бы я не увидел их собственными глазами, то спорил бы до посинения, что создать подобное возможно только в невесомости.

— Поэтому компания «Паркинсон» заказала местечко на «Скайлэб-три»?

— Что за нелепый слух? Даже опровергать не стану.

— Рой Эмерсон поделился со мной мечтами о полете в космос… и о создании лаборатории в условиях невесомости.

— Отправлю-ка я Рою вежливое сообщение. Попрошу, чтобы поменьше трепал своим треклятым языком. Но раз уж затронули эту тему — да, по нашему мнению, у стеклодувного дела в условиях невесомости есть перспективы. Промышленная революция из этого, как из придуманного в прошлом веке плавучего стекла, не вырастет, но попробовать стоит.

— Вопрос прозвучит невежливо, но… сколько стоит кубок?

— Полагаю, вы спрашиваете как лицо официальное, поэтому позволю себе не называть сумму, которую представлю в отчете для компании. И потом, вы же знаете, насколько капризен рынок произведений искусства. Цифры там скачут и падают быстрее, чем на товарных биржах! Поглядите на ушедшую недавно за миллионы долларов мазню конца двадцатого века! Теперь за нее и цента не дадут. В нашем же случае речь идет не просто о вещи. В ней заключена история. Как ее можно оценить?

— Назовите хотя бы порядок.

— Буду весьма разочарован, если цена окажется ниже пятидесяти миллионов.

Брэдли присвистнул.

— И сколько еще на дне подобных штук?

— Много. Вот список предметов, подготовленный для выставки, запланированной Смитсоновским институтом. Институт, кстати, не отказался от идеи, только передвинул дату на сто лет вперед.

В перечне значилось более сорока произведений искусства. Каждый пункт снабжался пространным техническим комментарием по-итальянски. Напротив примерно половины названий стояли вопросительные знаки.

— Тут какая-то загадка, — пояснил Паркинсон. — Двадцать два предмета отсутствуют. Мы точно знаем, что они находились на борту, и уверены, что прадед держал их в каюте. Он жаловался на тесноту. Коллекция мешала устроить вечеринку.

— Собираетесь по традиции обвинить во всем французов?

Это была старая и язвительная шутка. После обнаружения «Титаника» в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году французы совершили к нему несколько экспедиций. Пытаясь извлечь из судна различные предметы, они причинили ему значительный ущерб. Баллард и коллеги так и не простили французских варваров.

— Нет. У них отличное алиби. Мы пробрались в каюту первыми. Думаю, прадед попросил перенести ящики в соседнее помещение или в коридор. Уверен, они где-то неподалеку от его жилища. Рано или поздно мы их найдем.

— Надеюсь, что так; если ваши предположения верны — в конце концов, вы эксперт, — то ящики со стеклом покроют все расходы на проект. Остальное — чистая прибыль. Отличная работа, Руперт.

— Благодарю. Надеюсь, второй этап пройдет так же удачно.

— Вы о «Кроте»? Я заметил его рядом с техническим бассейном. Появилось что-нибудь новое после вашего последнего отчета? Надо сказать, та информация оказалась весьма скудной.

— Знаю. Свалилась куча срочных дел, когда из вашего ведомства полетели требования насчет графиков и сроков. Но сейчас мы на коне. Надеюсь.

— По-прежнему хотите сначала провести испытания на чистом участке дна?

— Нет. Начнем сразу с остова корабля. Мы уверены, все системы работают отлично. Зачем ждать? Помните финал программы «Аполлон» в шестьдесят восьмом? Самая дерзкая азартная игра в истории техники! Здоровенный «Сатурн V» летал только дважды, без человека на борту. Второй полет прошел отчасти неудачно. И все же НАСА пошла на рассчитанный риск. При следующем запуске в корабль посадили людей. И это был не просто полет в космос. Они отправились на Луну!

— Конечно, у нас ставки пониже. Но если «Крот» не сработает либо потеряется, возникнут большие неприятности. От него зависит вся операция. Чем скорее узнаем о возможных трудностях, тем лучше.

— До нас никто не устраивал подобного. Но первое испытание все равно будет в реальных условиях. Хотелось бы, чтобы вы присутствовали.

Ну, Джейсон, как насчет чашечки хорошего чая?

27 ПРЕДПИСАНИЕ

«Статья 1

УПОТРЕБЛЕНИЕ ТЕРМИНОВ И СФЕРА ПРИМЕНЕНИЯ

1. Для целей настоящей Конвенции:

(1) "Район" означает дно морей и океанов и его недра за пределами национальной юрисдикции;

(2) "Орган" означает Международный орган по морскому дну.


Статья 145

ЗАЩИТА МОРСКОЙ СРЕДЫ

В соответствии с настоящей Конвенцией в отношении деятельности в Районе принимаются меры, необходимые для обеспечения эффективной защиты морской среды от вредных для нее последствий, которые могут возникнуть в результате такой деятельности. С этой целью Орган принимает соответствующие нормы, правила и процедуры, в частности, для: (а) предотвращения, сокращения и сохранения под контролем загрязнения морской среды и других опасностей для нее… уделяя особое внимание необходимости защиты морской среды от вредных последствий таких видов деятельности, как бурение, драгирование, выемка грунта, удаление отходов, строительство и эксплуатация или техническое обслуживание установок, трубопроводов и других устройств, связанных с такой деятельностью».

Конвенция ООН по морскому праву, 1982 г.


— У нас большие неприятности, — сообщил Като по телефону из токийского офиса. — Я не шучу.

— В чем проблема? — осведомился Крейг, отдыхающий в саду около замка. Время от времени он любил взглянуть на что-нибудь, находящееся дальше полуметра от глаз. Сегодня выдался необычайно теплый и солнечный вечер для ранней весны.

— «Голубая планета». Они отправили очередной протест в МОМД. Боюсь, на этот раз обоснованный.

— Мне казалось, мы все утрясли.

— И я так думал. В юридическом отделе у всех мозги набекрень. Законно можно сделать все, что мы хотели, кроме собственно подъема корабля.

— Немного поздновато перестраивать планы, нет? И кстати говоря, вы ни разу не упоминали, как собираетесь осуществить второй этап подъема. Разумеется, шутку насчет ракет я не принял всерьез.

— Прошу прощения. Мы вели переговоры с фирмами «Дюпон», «Тиокол» и «Юнион карбид» и еще с десятком компаний. Не хотелось рассказывать, пока не определились с поставщиком.

— Поставщиком чего?

— Гидразина. Ракетного монотоплива. Поэтому я не слишком усердствовал с правдой.

— Гидразин? Где же я слы… О, конечно! Именно его Касслер использовал в книге «Поднять "Титаник"!».

— Точно. Старик не промах, отличная идея. Гидразин разлагается на чистый азот и чистый кислород, выделяя при этом значительное количество теплоты. Но Касслеру не приходилось воевать с «Голубым миром». Они пронюхали про наши замыслы — интересно знать как! — и теперь кричат, что гидразин — опасный яд. Часть его, видите ли, обязательно прольется в океан, как бы осторожно мы ни действовали, и так далее, и тому подобное.

— Он действительно ядовит?

— Ну… пить его я бы не стал. Пахнет как концентрированный аммиак. На вкус, наверное, и того хуже.

— Что собираетесь делать?

— Бороться, естественно. Продумывать альтернативные варианты. Парки обхохочется.

28 КРОТ

Предполагалось, что трехместная глубоководная субмарина «Марвин» сменит «Альвин» — аппарат, сыгравший ключевую роль при первом обследовании затонувшего «Титаника». Однако старичок пока не собирался в отставку, хотя почти все его изначальные компоненты попали на свалку и на смену им пришли новые.

«Марвин» был значительно комфортнее предшественника и имел больший запас энергии. Отпала необходимость два с половиной часа тоскливо опускаться до дна в режиме свободного падения. С помощью двигателей «Марвин» мог добраться до «Титаника» меньше чем за час. В случае необходимости, убрав все наружное оборудование, титановая сфера, защищающая кабину экипажа, готова была всплыть на поверхность за несколько минут — этакий пузырь с воздухом, защищенный от компрессии.

Брэдли предстояло получить вдвойне новый опыт. Во-первых, он ни разу не видел «Титаник» собственными глазами. Во-вторых, хотя он и вел «Марвина» на пробных испытаниях при погружении не ниже километра, опускаться в новом аппарате до самого дна ему не приходилось. За ним внимательно наблюдал опытный пилот субмарины, изо всех сил стараясь не ограничиваться ролью пассажира.

— Высота двести метров. Расстояние до затонувшего судна сто двадцать.

Высота! Странно было слышать это слово, находясь за штурвалом глубоководного аппарата. Между тем внутри кабины жизнеобеспечения «Марвина» глубина почти не имела значения. Для Брэдли гораздо важнее было знать расстояние до дна и держаться подальше от препятствий. Ему казалось, что ведет он не субмарину, а скользящий на бреющем полете самолет и ищет в густом тумане опознавательные знаки…

«Ищет», правда, не совсем подходило к ситуации. Брэдли точно знал, где цель. Великолепное эхо сонара летело далеко впереди глубоководного аппарата. Теперь до корабля оставалось всего сто метров. В следующее мгновение телекамера должна поймать «Титаник» в объектив. Но Брэдли мечтал увидеть его своими глазами, без посредничества техники. Он вырос до эпохи видео, и ему проще было поверить в реальность происходящего без мерцающего экрана.

В ярком свете фар «Марвина» возник острый, как лезвие, нос корабля. Брэдли выключил двигатель. Маленькая субмарина плавно заскользила к приближающимся стальным утесам.

Теперь от «Титаника» Джейсона отделяли всего несколько сантиметров адамантинового стекла, рассчитанного на колоссальное давление. Он взирал на призрак, не покидавший атлантические воды почти сто лет; казалось, корабль до сих пор движется вперед, будто его странствие только началось.

Гигантский якорь, наполовину скрытый занавесом водорослей, терпеливо ждал, когда его опустят. В сравнении с ним «Марвин» казался карликом. Тонны железа выглядели настолько зловеще, что Брэдли отвел субмарину подальше от кормы. Он медленно поплыл вдоль ряда иллюминаторов, похожих на пустые глазницы черепа.

Джейсон почти забыл о цели миссии. К реальности его вернул голос из мира наверху.

— «Эксплорер» — «Марвину». Мы ждем.

— Прошу прощения. Залюбовался. Он так хорош! Экран не передает всего великолепия. Такое нужно видеть самому.

Насколько знал Брэдли, старый спор, адекватно ли отражает реальность видеокамера, решился давным-давно. Роботы и их электронные датчики поистине бесценны — да, без них невозможно обойтись и в разведке, и во многих других операциях. Но они не способны передать картину целиком. «Телеприсутствие», спору нет, — чудесное изобретение. Однако порой оно порождает опасные иллюзии. Зритель может поверить, что видит некую отдаленную реальность, стопроцентно настоящую. На самом деле правды в ней всего процентов девяносто пять. Оставшиеся же пять жизненно важны: люди погибали из-за того, что до сих пор не существовало надежного способа передачи сигналов тревоги, выявляемых обонянием. Брэдли видел тысячи фотографий и видеозаписей «Титаника», но только теперь в его голове начала складываться полная картина.

Не хотелось отрываться. Он прекрасно понимал отчаяние Роберта Балларда, у которого при первом погружении было всего несколько секунд на осмотр судна. Наконец Брэдли включил кормовые двигатели, увел «Марвина» от гигантской металлической скалы и отправился к настоящей цели путешествия.

«Крот» покоился в люльке примерно в двадцати метрах от «Титаника». Его нос целился вниз под углом примерно в сорок пять градусов. Аппарат походил на космический корабль, стартовавший не в ту сторону. По этому поводу ходило немало злых шуток насчет пусковых устройств, построенных инженерами одного небольшого европейского государства.

Коническая буровая головка глубоко ушла в осадочный грунт. В нескольких метрах позади нее лежала широкая полоса металла — балласт «Крота». Брэдли развернул «Марвина», чтобы улучшить обзор, и переключил устройства видеозаписи на ускоренную съемку.

— Готовы, — отрапортовал он наверх. — Давайте обратный отсчет.

— Начинаем отсчет с десяти секунд. Инерционное управление включено… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один… подъем! Прошу прощения — закапывайтесь!

Буровой механизм начал вращаться. «Крот» почти сразу скрылся за облаком ила. Брэдли успел поразиться скорости, с которой исчезала из вида установка. Через несколько секунд она полностью зарылась в дно.

— Бур работает, — сообщил Брэдли. — Ничего не вижу. Стартовая площадка затянута дымом. То есть илом…

Ил оседает. «Крот» исчез. Вижу небольшую воронку. Быстро затягивается. Подплывем с другой стороны. Ждем возвращения «Крота».

— Не спешите. У вас не меньше получаса. В худшем случае — пятьдесят минут. На малыша можно делать ставки.

«"На малыша"! Да в него вбухан не один миллион долларов, — подумал Брэдли, ведя "Марвина" к носу "Титаника". — Не справится с задачей, застрянет — и Парки со товарищи придется заново усесться за чертежные доски».

Брэдли остановил субмарину слева от носа корабля. «Крот» появился через сорок пять минут. От устройства не требовалось ставить рекорды скорости. Погружение, лишившее его девственности, прошло успешно.

Аппарат Паркинсона только что надежно установил первый из запланированных тридцати поясов. Каждый рассчитывался на массу в тысячу тонн. По завершении операции «Титаник» поднимут со дна, как дыню в авоське.

Такова была теория. Похоже, она работала. До Флориды еще далеко, но теперь чуть ближе, чем раньше.

29 САРКОФАГ

— Нашли!

Эмерсон ни разу не видел Руперта настолько возбужденным; для англичанина такое настроение было совсем не типичным.

— Уверены? — переспросил Рой. — Где?

— Почти не сомневаюсь. Девяносто девять процентов, что это он. Ну, девяносто пять. Там, где и ожидалось. В единственной свободной каюте, неподалеку от прадеда, в нескольких метрах. Помещение не успели подготовить до отплытия. Сейчас обе двери заклинило. Придется прорубаться. Погружаем ДУ, пусть работает. Останьтесь здесь, понаблюдайте.

«Уж не знаю, — подумал Эмерсон. — Дело семейное, а я посторонний». Да и тревога могла оказаться ложной, как обычно бывало со слухами о затонувших сокровищах.

— Как скоро проникнете в каюту?

— Не позднее чем через три часа. Там тонкая сталь, режется быстро.

— Желаю удачи. Держите меня в курсе.

Рой Эмерсон вернулся к работе — то есть продолжил старательно изображать деятельность. Когда он не изобретал, его мучила совесть. В последнее же время он почти перестал заниматься своими делами. Попытки навести порядок в электронном хаосе баз данных путем перемещения и классификации информации создавали иллюзию полезной деятельности.

Словом, радостное волнение Паркинсона ему не передалось.


Небольшая компания, набившаяся в каюту Руперта на борту «Гломар Эксплорера», не отрывала глаз от монитора. Зрители забыли даже про стаканы с напитками. Неудивительно: на судах типа «Эксплорера» по давней традиции бытовал сухой закон. В стаканах не было ни капли алкоголя.

По столь важному случаю собралось рекордное число Паркинсонов — почти кворум, как заметил кто-то из присутствующих. Родственники по большей части не разделяли уверенности Руперта в успехе, однако почти все изволили понаблюдать за проведением операции. Прежде здесь бывал только Джордж. Уильям, Арнольд и Глория приехали впервые. Помимо Паркинсонов в каюте собрались офицеры из команды корабля, главные инженеры и сотрудники полдюжины фирм, специализирующихся на работе в океане. Все увлеченно следили за дистанционным роботом ДУ-3, плавно скользящим над палубой «Титаника».

— Заметили, — прошептал кто-то, — как разрослись водоросли? Может быть, из-за нашего освещения? Корабль выглядел по-другому, когда работа только начиналась. Мостик теперь напоминает висячие сады Семирамиды…

Никто не ответил. Все молча вглядывались в экран. ДУ-3 опустился к зияющей полости. На ее месте некогда располагалась величественная лестница. Почти сто лет назад элегантные дамы и их стройные кавалеры всходили и опускались по ступеням, покрытым толстым ковром, не представляя, какая судьба их ждет. И конечно, они помыслить не могли, что спустя всего два года с небольшим августовские выстрелы грубо прикончат золоченый эдвардианский век[39].

ДУ-3 свернул в правый главный коридор на прогулочной палубе и поплыл мимо кают первого класса. Здесь, в узком проходе, робот двигался медленно. Теперь каждые две секунды на экране сменялись застывшие черно-белые кадры.

Все данные и сигналы управления передавались по системе ультразвуковой связи, через ретранслятор, установленный на палубе. Время от времени возникали раздражающие задержки. Экран темнел, и единственным подтверждением работы ДУ-3 в такие моменты служил высокочастотный пронзительный свист. Он означал, что на пути робота встретилось препятствие и поглотило транслируемую волну, из-за чего связь временно прервалась. После небольшого интервала, уходившего на электронное «рукопожатие» и коррекцию ошибки, картинка возвращалась. Пилот ДУ-3, находившийся на четыре километра выше робота, мог продолжить работу. Разрывы связи никак не влияли на обстановку в каюте «Гломар Эксплорера». Зрители не произносили ни слова.

Все облегченно вздохнули, когда робот остановился перед простой, никак не помеченной дверью. Белые доски ослепительно сияли в лучах прожекторов. Казалось, маляры ушли только вчера. Краска, облупившаяся лишь в нескольких местах, превосходно сохранилась.

Теперь ДУ-3 приступил к сложному, но крайне важному этапу работы. Следовало закрепиться — а эта процедура под водой так же важна, как в космосе. Сначала робот вогнал в дверь каюты два взрывных установочных винта и с их помощью «приклеился» к рабочей поверхности.

Коридор озарился ярчайшим светом термальной дуги. В сравнении с этой вспышкой потускнели даже прожекторы ДУ-3. Тонкий металл двери не сопротивлялся раскаленному добела лучу — излюбленному инструменту многих поколений грабителей, вскрывающих сейфы. Не прошло и пяти минут, как в двери образовался круг диаметром около метра. Вырезанный диск накренился вперед и медленно упал на пол, подняв небольшое облачко ила.

ДУ-3 отсоединился от двери. Приподнявшись немного, он заглянул в образовавшееся отверстие. Картинка на экране дрогнула, но тут же стабилизировалась. Сработала автоматическая фокусировка.

Руперт Паркинсон радостно воскликнул:

— Вот они! Как я и говорил — один… два… три-четыре-пять — поверните камеру вправо… шесть, семь… чуть выше… Бог мой — а это что за…

Никто из присутствующих не смог припомнить, кто же закричал первым.

30 PIETA[40]

Джейсон Брэдли видел нечто похожее всего однажды, в каком-то фильме про космос, название которого он забыл. Робот уносил к звездам мертвого астронавта, заключив его в механические объятия… Теперь же другой робот поднимался со скорбным грузом из атлантических глубин к выстроившимся по кругу надувным лодкам.

— Последняя, — грустно проговорил Паркинсон, — Девочка. Имя до сих пор не выяснили.

«Совсем как те русские моряки, — вспомнил Брэдли. — Они так же лежали на этой палубе больше тридцати лет назад». В голову лезла глупая штампованная фраза, и прогнать ее не удавалось. «И в этот момент появился я».

Как многие моряки, поднятые тогда, во время операции «ДЖЕННИФЕР», теперешние мертвецы, казалось, просто спят. Поразительно, необъяснимо. Все человечество пыталось решить эту загадку. После всех интервью, после всех заверений, что на «Титанике» невозможно обнаружить даже кусочка человеческой кости…

— Я поражен, — признался Брэдли Паркинсону. — Как удалось опознать их после стольких лет?

— Газеты того времени… семейные альбомы… даже у бедных ирландских эмигрантов сохранилась хотя бы одна фотография. Ведь люди покидали родной дом навсегда. Вряд ли в Ирландии остался чердак, не перетряхнутый репортерами за последние пару дней.

ДУ-3 передал скорбную ношу ныряльщикам в резиновых костюмах. Они осторожно уложили мертвое тело в люльку, прикрепленную к стреле одной из лебедок «Эксплорера». Тело было очень легким. С подъемом без труда справился один рабочий.

Повинуясь безмолвному порыву, Паркинсон и Брэдли отошли от поручня; они уже успели насмотреться на печальный ритуал. За сорок восемь часов из склепа, оберегавшего свою тайну почти столетие, извлекли трупы пятерых мужчин и одной женщины. Время оказалось не властно над ними.

В каюте Паркинсона собралась та же компания. Брэдли протянул Руперту маленький компьютерный модуль.

— Здесь все сведения, — пояснил он. — Лаборатория МОМД трудится не покладая рук. Есть ряд неясных деталей, но общая картина, похоже, вырисовывается.

Не знаю, слышали ли вы историю «Альвина». Она случилась на раннем этапе карьеры аппарата. Он потерпел аварию на большой глубине. Экипажу еле удалось выбраться. Они оставили внутри субмарины недоеденный завтрак.

Два годя спустя аппарат подняли на поверхность. Остатки завтрака лежали там, где их бросили. Вот вам первый пример, что в холодной воде, при низкой концентрации кислорода органика разлагается очень медленно.

— Я слышал, со дна Великих Озер поднимали прекрасно сохранившиеся тела погибших в кораблекрушениях. Лица моряков все еще выражали изумление!

— Так вот, — продолжал Брэдли, — главное условие — труп должен покоиться в герметичном помещении, куда не доберутся морские животные и микроорганизмы. Так и произошло в данном случае; эти люди пытались выбраться, но оказались в ловушке. Бедняги, они, наверное, заблудились на территории первого класса! Взломали замок на задней двери каюты. Входную же открыть не удалось. В коридор хлынула вода…

Но дело не только в холоде и герметизации. Приготовьтесь к самой захватывающей части истории. Вы слыхали о «болотных людях»?

— Нет, — признался Паркинсон.

— Я тоже — до вчерашнего дня. Время от времени датские археологи обнаруживают идеально сохранившиеся трупы возрастом более тысячи лет. По всей видимости, это жертвы каких-то жестоких ритуалов. На телах можно разглядеть каждую морщинку, каждый волос. Они похожи на невероятно реалистичные скульптуры. Причина? Трупы лежали в торфяных болотах, и от разложения их спас танин. Помните туфли и ботинки, обнаруженные на «Титанике»? Кожа осталась совершенно целой!

Паркинсон не был дураком, хотя порой притворялся персонажем из книжки Вудхауса[41]. Он мгновенно понял, куда клонит Брэдли.

— Танин? Но откуда?.. Конечно! Ящики с чаем!

— Именно. Часть из них разбилась при столкновении «Титаника» с айсбергом. Но наши химики утверждают, что танин объясняет случившееся лишь отчасти. Корабль перед плаванием покрасили. В пробах воды обнаружено немало мышьяка и свинца. Очень нездоровая среда для любых бактерий.

— Уверен, здесь и кроется ответ, — проговорил Паркинсон. — Какой необычный поворот судьбы! Чай сработал намного лучше, чем можно было представить! Невообразимо! Но, боюсь, прадед добавил нам хлопот. А все только наладилось…

Брэдли понимал, о чем говорит Руперт. К старинному обвинению в святотатстве и покушении на братскую усыпальницу теперь добавится обвинение в разграблении могилы. И как ни странно, могила оказалась свежей. По крайней мере, с виду.

Давным-давно забытые Томас Конлин, Патрик Дули, Мартин Галлахер и еще трое их пока безымянных спутников в корне изменили положение дел.

Этот парадокс, безусловно, согрел бы душу любого истинного ирландца. С обнаружением трупов «Титаник» словно ожил.

31 ПРОБЛЕМА ЭЛЕКТРОСНАБЖЕНИЯ

— Мы нашли решение, — произнес усталый, но торжествующий Като.

— Какой теперь в этом смысл? — вздохнул Дональд Крейг.

— Эта истерия скоро закончится. Наши пиарщики трудятся засучив рукава. И ребята Парки, кстати, тоже. Мы провели пару встреч на высшем уровне, чтобы сформировать объединенную стратегию. Возможно, все обернется им и нам на пользу.

— Не понимаю…

— Все просто. Благодаря нашим тщательным исследованиям… точнее, благодаря тщательным исследованиям Парки, этих бедолаг похоронят на родине, по-христиански. Ирландцы такое любят. Никому не говорите, но мы уже ведем переговоры с Папой.

Дональд оскорбился легкомысленным подходом Като. Крейг представлял, как расстроится Эдит. Ее глубоко тронула история девочки, которой мир дал имя Колин.

— Вы бы поосторожнее. Некоторые из погибших могли быть протестантами.

— Вряд ли. Они взошли на борт «Титаника» где-то на юге, верно?

— Верно. В Квинстауне. Но такого города на карте уже не найти. После объявления независимости Ирландии название почти не используется. Теперь город называется Кобх.

— Можно по буквам?

— К-О-Б-Х.

— Что ж, мы переговорим с архиепископами. Кто там еще есть? Кардиналы, конечно. Все утрясется. Позвольте, я расскажу, что придумали наши инженеры. Если получится, выйдет намного лучше, чем с гидразином. «Голубая планета» начнет агитировать за нас!

— Приятная будет метаморфоза. Попахивает волшебством.

— Волшебство — наша работа, вы не знали?

— И каковы технические характеристики предполагаемого чуда?

— Во-первых, мы сделаем айсберг покрупнее, чтобы поднять больший вес. В результате потребуется лишь около десяти килотонн дополнительной плавучести. Такую мелочь мы могли бы обойти, воспользовавшись шариками Парки. Сначала были опасения, что так и придется поступить. Но есть способ поаккуратнее и почище. Электролиз. Расщепление воды на кислород и водород. С его помощью мы доставим газ на дно.

— Старинная идея. Где взять столько электричества? И слишком уж велика опасность взрыва.

— Глупости, Дональд. Газы будут поступать к раздельным электродам. Изолируем их друг от друга мембраной. Насчет тока вы правы. Гигаватты в час! Но мы и их достанем. Как только наши атомные подводные лодки и охлаждающие элементы Пельтье будут готовы, мы переключимся на электролиз. Возможно, придется арендовать еще одну подлодку. Кстати, почему субмарины называют лодками? Я говорил, что к нам готовы присоединиться британцы и французы? В общем, электричество — не проблема.

— Элегантно, — проворчал Дональд. — Теперь понимаю, что вы имеете в виду, говоря о преображении «Голубой планеты». Конечно, они сменят гнев на милость. Все любят кислород.

— Точно. После операции подъема мы вскроем наши надувные шарики, и весь мир задышит чуточку легче. По крайней мере, так будут утверждать пиарщики.

— А водород улетит в стратосферу, никому не причинив вреда. Ой… а как же бедный-несчастный озоновый слой? Не наделаем новых дырочек?

— Мы учли это. Хуже, чем сейчас, не будет. Слабое утешение, но все же.

— Быть может; имеет смысл собирать газы по мере подъема? Ведь это сотни тонн кислорода и водорода при давлении четыреста атмосфер. Ценное сырье, зачем его выбрасывать?

— Мы и об этом подумали. Тонкий вопрос. Возрастает техническая сложность, добавляется стоимость доставки цистерн и так далее. Конечно, поэкспериментировать можно. Появится обходной маневр, если лобби защитников окружающей среды снова поднимет голос.

— Вы все просчитали! — искренне восхитился Дональд.

Като медленно покачал головой.

— Наш друг Брэдли однажды сказал мне: «Когда решите, что учли все, — море придумает что-нибудь новое». Мудрые слова. Я о них никогда не забываю… Но пора заканчивать разговор. Передавайте Эдит сердечный привет.

ОПЕРАЦИИ

32 ЗДЕСЬ НИКОГО, КРОМЕ НАС, РОБОТОВ

До первого десятилетия нового века гигантский затонувший корабль и его обломки сохранялись почти в первозданном виде, хотя люди и морские обитатели не оставляли их без внимания. К наступающему 2010 году «Титаник» уподобился взбудораженному улью — вернее, двум ульям, отстоящим друг от друга на тысячу метров.

Сооружение лесов вокруг носовой части почти завершилось. «Крот» успешно подвел под корпус двадцать пять массивных металлических полос. Осталось еще пять. Нос «Титаника», зарывшийся в дно, освобождали от ила мощными водометами. Громадные якоря теперь были хорошо видны.

Более двадцати тысяч тонн плавучести обеспечили с помощью примерно того же числа кубометров стеклянных шариков. Их аккуратно упаковали и разместили в ключевых местах специальной рамы. Часть шариков поместили внутрь корпуса — в те места, где он мог выдержать напряжение.

Корма, пострадавшая куда серьезнее носовой части, скрылась внутри медленно растущей глыбы льда. В средствах массовой информации с удовольствием цитировали строчку из стихотворения Харди: «В туманной мгле безмолвной айсберг вырастал». Автор, разумеется, и помыслить не мог, что его слова используют с такой целью.

Частенько приводили строки и из другого стихотворения. Целую строфу также вырвали из контекста. И Паркинсонам, и представителям консорциума «Ниппон-Тернер» надоело слушать, что


Их путям суждено

Было пересечься в ту августовскую ночь,

Чтобы две половины слились в одно.


Обе компании надеялись, что финал наступит в августе. Однако ни тем ни другим совсем не хотелось «пересекаться».

Практически вся работа на обеих половинах корабля велась дистанционно, роботами, управляемыми с поверхности; только в критических случаях требовалось вмешательство людей. За последние десять лет подводная робототехника шагнула далеко вперед, оставив позади даже достижения прошлого века в области морских нефтеразработок. Отдача обещала стать грандиозной. Но Руперт Паркинсон любил при случае язвительно заметить, что большая часть выгоды попадет совсем не в те руки.

Конечно, возникали проблемы, просчеты. Порой происходили несчастные случаи. Но удавалось обходиться без человеческих жертв. Однажды во время свирепого зимнего шторма «Эксплореру» пришлось покинуть якорную стоянку. Капитан до последнего возражал против «побега», сочтя его профессиональным оскорблением. Пассажиры, которых непрерывно тошнило, упорно не соглашались с его точкой зрения.

Но даже такое проявление злобного нрава Северной Атлантики не помещало операции с кормой «Титаника». На двухсотметровой глубине шторм почти не ощущался. Демобилизованные атомные подлодки, переименованные в честь великих людей — пионера океанографии Мэтью Фонтейна Мори[42] и знаменитого корабела Петра Великого, продолжали мегаватт за мегаваттом подавать электрический ток низкого напряжения на дно. В процессе охлаждения кормы «Титаника» возникал восходящий поток теплой воды.

Искусственный апвеллинг принес неожиданные плюсы: к поверхности устремились питательные вещества, ранее лежавшие на дне. Расцвет планктона заметили местные популяции рыб, и последний улов трески оказался рекордным. Власти Ньюфаундленда прислали официальную просьбу оставить субмарины на том же месте после завершения контракта с «Ниппон-Тернер».

В тысячах километров от кипучей подводной деятельности, в районе Гранд-Бэнкс, тоже тратились баснословные суммы денег. Во Флориде, неподалеку от стартовых площадок, откуда люди некогда улетали к Луне (а теперь должны отправиться на Марс), полным ходом шли дноуглубительные работы и сооружение подводного музея для «Титаника». На другом краю Земли, в Токио-на-море, строилась еще более сложная экспозиция. Там возводились прозрачные смотровые коридоры и приспособления для показа фильма. Организаторы надеялись, что кино получится весьма и весьма зрелищным.

Огромные деньги вращались по всему миру — особенно в стране, снова именуемой Россией. Благодаря «Петру Великому» на Московской товарной бирже значительно подскочили цены акций дочерних компаний, так или иначе связанных с подъемом «Титаника».

33 СОЛНЕЧНАЯ АКТИВНОСТЬ

— Цикл солнечных пятен — еще одна моя мономания, — признался Франц Цвикер. — В особенности теперешняя фаза.

— А что в ней такого? — спросил Брэдли, когда они вместе вошли в лабораторию.

— Прежде всего, пик активности придется — угадали? — на две тысячи двенадцатый год. Она уже превысила максимум тысяча девятьсот девяностого и подбирается к рекорду две тысячи первого.

— И?

— Строго между нами — мне страшновато. Столько безумцев пыталось соотносить события на Земле с одиннадцатигодичным циклом… Теперь подсчет солнечных пятен многие ставят в ряд с астрологией. Кстати, замечу: одиннадцать лет — вовсе не константа. Однако, без сомнений, Солнце оказывает воздействие практически на все земные события. Именно оно в ответе за ужасный климат последней четверти столетия, пусть частично. Нельзя всю вину сваливать на человечество, как это обожают делать «Голубая планета» и компания.

— Думал, вы на их стороне!

— По понедельникам, средам и пятницам. В остальные дни я с опаской поглядываю на Матушку-Природу. Изменения климата — не единственная аномалия. Похоже, повышается сейсмическая активность. Возьмите, к примеру, Калифорнию. Почему люди до сих пор строят дома в Сан-Франциско? Две тысячи второго им не хватило? А мы до сих пор ждем чего-то большого…

Джейсону льстило, что ученый делится с ним своими мыслями; они, такие разные по характеру, воспитанию и образованию, стали уважать друг друга.

— Есть еще вещь, время от времени приходящая ко мне в кошмарах. Глубоководные поднятия дна. Вероятно, вызываются они землетрясениями. Или человеческой деятельностью.

— Слышал краем уха. Довольно сильное поднятие произошло в девяносто восьмом, на луизианских нефтяных разработках. Снесло целую платформу.

— О, это цветочки! Я о настоящих, серьезных катастрофах. В восьмидесятых ученые из компании «Шелл» обнаружили на двухкилометровой глубине в Мексиканском заливе кратер. Представьте взрыв, породивший его! Выпятилось три миллиона тонн донного грунта! Эквивалент неслабой атомной бомбы.

— Считаете, такое может повториться?

— Уверен, что повторится. Но не знаю, когда и где. Постоянно предупреждаю ребят с «Гибернии». Они дергают дракона за хвост. Если Томми Голд[43] прав — а насчет нейтронных звезд он не ошибся, хотя и прокололся на лунной пыли и теории устойчивого состояния, — мы пока лишь тихонечко скребем земную кору. Все добытое на данный момент — микроскопическая толика по сравнению с настоящими запасами углеводородов, залегающих на десятикилометровой глубине и ниже.

— Ничего себе «толика»! За счет нее наша цивилизация возвышается уже пару веков.

— Как-как? Возвышается? Или разрушается? Ладно. Вот ваш лучший ученик. Кстати, как учеба?

«Джейсон-младший» лежал в транспортировочной люльке и очень напоминал рыбу, выловленную из воды. Робот соединялся кабелем с батареей компьютеров. Брэдли, выросший в эпоху медных проводов, так и не привык к оптоволоконной революции, и кабель казался ему до смешного тоненьким.

Ничего будто бы не происходило; дежурный технолог поспешно спрятала в карман микрокнигу, которую читала до прихода начальства, и быстро просмотрела данные на мониторе.

— Все хорошо, доктор, — радостно сообщила она. — Проверяла базы данных экспертных систем.

«Эти системы — часть меня», — подумал Брэдли. Он провел много часов в водолазных симуляторах. Программисты пытались кодировать и расшифровывать его навыки, нажитые тяжелым трудом, — самую сущность ветерана подводной инженерии Джейсона Брэдли. Все чаще и чаще он чувствовал, что в психологическом смысле «Джейсон-младший» становится его суррогатным сыном.

Ощущение усиливалось, когда они с роботом вели непосредственные переговоры. В профессиональной среде ходила старая шутка насчет того, что лексикон водолазов ограничивается парой сотен слов — ровно столько им нужно для работы. Искусственный интеллект «Джейсона» приятно расширял эти рамки.

Конструкторы надеялись преподнести Брэдли милый сюрприз, использовав его голос как матрицу для синтезатора речи «Джейсона-младшего», но реакция «отца» их разочаровала. Шутники не учли, что обычно люди не узнают себя в записи, особенно если их голос произносит искусственно собранные фразы. Джейсон понял, в чем дело, лишь заметив хитрые улыбки конструкторов.

— Энн, есть причины отложить испытания в воде? — спросил Цвикер.

— Нет, доктор. Алгоритм срочного отзыва работает не совсем четко, но для тестирования он не нужен.

Хотя звуковые системы робота проектировались для работы в водной среде, Брэдли не смог удержаться от коротенького диалога прямо в лаборатории.

— Привет, «Джейсон-младший». Слышишь меня?

— Я вас слышу.

Речь была сильно искажена, но звучала достаточно внятно. Предполагалось, что вода исправит дело.

— Узнаешь меня?

Последовала долгая пауза. Затем робот ответил:

— Вопрос не понят.

— Мистер Брэдли, подойдите ближе, — посоветовала технолог. — В воздушной среде он немного глуховат.

— Ты узнаешь меня?

— Да. Вы Джон Максвелл.

— Так… Пора снова за кульман, — пробормотал Цвикер.

— А кто такой Джон Максвелл? — осведомился Брэдли скорее с интересом, чем раздраженно.

— Ответственный за модуль распознавания речи. Но эта ошибка не в счет. Тест не чистый. Под водой он узнает вас на расстоянии в полкилометра.

— Надеюсь. До свидания, «Джейсон-младший». Увидимся, когда тебе вылечат слух. Давайте теперь посмотрим на «Джип». Надеюсь, он в лучшей форме.

«Глубоководный джип» был еще одним проектом лаборатории, почти настолько же важным для операции, как «Джейсон». Большинство посетителей, впервые увидев его, спрашивали: «Это субмарина или водолазный костюм?» Им неизменно отвечали: «И то и другое».

Обслуживание и эксплуатация трехместных глубоководных аппаратов типа «Марвина» стоило дороже: одно погружение могло обойтись в сотню тысяч долларов. В каких-то случаях хватало менее сложного одноместного устройства.

Все в лаборатории знали о тайных амбициях Джейсона Брэдли. Он надеялся, что «Джип» закончат вовремя и удастся в нем спуститься к «Титанику», пока корабль лежит на дне океана.

34 ШТОРМ

Пройдет не один десяток лет, прежде чем метеорологи докажут, что страшный шторм 2010 года был продолжением серии ураганов, начавшихся в восьмидесятых годах двадцатого века и предваривших климатические изменения грядущего тысячелетия.

Метеоспутники, конечно, дали сигнал за несколько часов, иначе смерть собрала бы больший урожай. Но, само собой, многие не услышали штормового предупреждения либо отнеслись к нему несерьезно. Особенно пострадала Ирландия. По ней пришелся первый удар стихии.

Дональд и Эдит редактировали свежие кадры, снятые на месте операции «Глубокая заморозка», когда на замок Кон- рой налетел ураган «Глория». За массивные стены не проникло ни звука — даже грохота, раздавшегося, когда с крепостной стены сорвало камеру-обскуру.


Ада теперь весело признавалась, что в чистой математике она безнадежна. Она говорила о той математике, которая, согласно знаменитому тосту Г. Г. Харди, никогда никому не принесет пользы. И хотя тайны кода ЭНИГМА стали известны лишь спустя несколько десятилетий, Харди и при жизни оказался очень не прав. В руках Алана Тьюринга и его коллег даже нечто настолько абстрактное, как теория чисел, стало оружием победы.

Практически вся символическая логика, высшая тригонометрия и даже обычные вычисления представлялись для Ады темным лесом. Все это не интересовало девочку; ее сердце принадлежало геометрии и свойствам пространства. Она развлекалась с пятью измерениями, поскольку четыре оказались чересчур просты. Как Ньютон, большую часть времени она «странствовала по неизведанным морям мысли — в одиночку».

Но сегодня Ада возвратилась в обычное трехмерное пространство благодаря подарку от «дядюшки Брэдли». Через тридцать лет после рождения в моду снова вошел кубик Рубика. Однако теперь он явился в гораздо более головоломном варианте.

У оригинального кубика, как у чисто механической штуковины, была слабость, за которую фанаты особенно почитали его. Центральные квадратики на каждой плоскости всегда оставались неподвижными. Сорок восемь менее удачливых коллег вертелись относительно них, создавая 43 252 003 274 489 856 000 различных комбинаций.

Головоломка под названием «Марк II» подобного ограничения не имела; все пятьдесят два квадратика запросто двигались. Отсутствовали фиксированные центры, способные послужить точками опоры для обезумевших манипуляторов. Создать такую игрушку позволило изобретение микрочипов и жидкокристаллических дисплеев; на самом деле не двигалась ни одна деталь. Разноцветные квадраты перемещались по кубику простым касанием пальца.

Ада полулежала в лодке. Рядом с ней устроилась Леди. Девочка так увлеклась новой игрушкой, что не заметила, как потемнело небо. Прежде чем она запустила мотор и направила суденышко к причалу, успел подняться ураганный ветер. Девочке в голову не приходила мысль об опасности; в конце концов, глубина пруда Мандельброт всего три фута. Но Аде не хотелось промокнуть, а Леди этого просто терпеть не могла.

К тому времени, когда парочка добралась до первого западного круга, рев ветра стал почти оглушительным. Это развеселило Аду. Но собачонка испугалась и попыталась спрятаться под сиденьем.

Вот и Спица. Здесь, между рядами кипарисов, они отчасти укрылись от ярости урагана. Только теперь Аде стало не по себе. Высокие деревья по обе стороны от канала раскачивались, будто тростники.

Всего десяток метров отделял их от лодочного сарая. Они почти добрались до Крайнего Запада множества Мандельброта и приближались к границе бесконечности, лежащей за числом минус одна целая девятьсот девяносто девять тысячных, когда опасения Патрика О'Брайена насчет пересаженных кипарисов трагическим образом сбылись.

35 АРТЕФАКТ

«Одна из самых удивительных археологических находок в истории сделана в тысяча девятьсот семьдесят шестом году во время серии раскопок, осуществленных учеными Еврейского университета и французским Центром исследования доисторических времен в Иерусалиме.

На месте первобытной стоянки возрастом около десяти тысяч лет археологи обнаружили скелет ребенка с рукой, прижатой к щеке. В руке обнаружился еще один крошечный скелет, принадлежащий щенку возрастом около пяти месяцев.

Эта находка — самое раннее свидетельство проживания человека и собаки в одной пещере. Безусловно, существует большое число более поздних свидетельств».

Из книги Роджера Караса «Друзья человека».

«Саймон и Шустер», 2001


— Возможно, вас это заинтересует, — произнес доктор Джефферджи с профессиональным равнодушием. Оно ужасно раздражало Дональда. Но с другой стороны, как еще психиатру сохранить здравость рассудка? — Случай Эдит не уникален. Мандельброт открыл свое множество в тысяча девятьсот восьмидесятом году. С тех пор стали наблюдаться случаи маниакальной привязанности к его детищу. Обычно симптомы проявлялись у компьютерных хакеров, и без того связанных с реальностью тонюсенькой ниточкой. В базах данных на сегодняшний день не меньше шестидесяти трех записей о мандельмании.

— Лечение существует?

Доктор Джефферджи нахмурился. Слово «лечение» он произносил редко. Он предпочитал термин «коррекция».

— Скажем так: в восьмидесяти процентах случаев пациентам удается вернуться к… гм… нормальной жизни. Порой с помощью лекарств, порой благодаря электронным имплантатам. Согласитесь, цифры вдохновляющие.

«Да, если ты не входишь в оставшиеся двадцать, — подумал Дональд. — К какой же категории относится Эдит?»

Первую неделю она держалась неестественно спокойно. Друзей Крейгов шокировало, что даже после похорон женщина совсем не проявляла эмоций. Но Дональд знал, как глубоко ранена жена, и не удивился, когда Эдит начала делать странные вещи. Она бродила по замку ночами, обыскивая пустые, так и не отремонтированные комнаты и сырые коридоры. Он понял: пора обратиться за помощью к врачам.

Надеясь, что Эдит оправится от горя, Дональд не спешил. Через какое-то время как будто наметились признаки улучшения. Но потом умер Патрик О'Брайен.

Отношения у миссис Крейг с главным садовником всегда были натянутые, но они уважали друг друга и обожали Аду. Гибель ребенка стала для Пата таким же ужасным ударом, как для родителей девочки. Вдобавок он винил в трагедии себя. Если бы только он отказался пересаживать эти кипарисы… если бы…

Пат вновь сурою запил. Теперь его редко удавалось встретить трезвым. Как-то раз холодной ночью хозяин «Черного лебедя» учтиво выставил его за дверь. Патрик ухитрился заблудиться в деревне, где прожил всю жизнь. Утром его нашли замерзшим насмерть. Отец Макмаллен заявил, что произошедшее — скорее самоубийство, нежели несчастный случай. Но, заметил священник, если и грешно хоронить Пата по-христиански, то он, отец Макмаллен, в положенный час ответит за этот грех перед Богом. Как и за маленький трупик, который он позволил положить в гроб рядом с Адой.

На следующий день после похорон Патрика Дональд застал Эдит перед большим монитором. Она рассматривала очередную миниатюрную версию множества. Жена не пожелала говорить с ним. Наконец, к своему ужасу, Дональд осознал, что она разыскивает Аду.


В последующие годы Дональд Крейг часто размышлял об отношениях, сложившихся у него с Джейсоном Брэдли. Они встречались всего раз пять-шесть и почти всегда по делам, но он чувствовал, как образуется взаимная симпатия. Бывает, подобные отношения между двумя мужчинами вырастают и обретают силу, сравнимую с сексуальной привязанностью, не имея при этом ничего общего с эротикой.

Возможно, Дональд напоминал Брэдли погибшего напарника, Теда Коллиера. Джейсон часто вспоминал старого друга. В любом случае, Крейгу и Брэдли вдвоем было хорошо. Они встречались даже без насущной необходимости. И хотя у Като и прочих представителей синдиката «Ниппон-Тернер» могли возникнуть закономерные подозрения, Брэдли, как сотрудник МОМД, никогда не позволял себе нарушать нейтралитет. Крейг же, со своей стороны, не пытался эксплуатировать выгодное знакомство; они делились друг с другом личными секретами, но не профессиональными тайнами. Дональд так и не узнал, какую роль Брэдли сыграл (если сыграл) в решении МОМД запретить использование гидразина.

Ради присутствия на похоронах Ады Джейсон перелетел через полмира. После этого дружба укрепилась еще больше. Оба мужчины потеряли жену и ребенка; пусть при разных обстоятельствах, но результат все равно оказался одинаковым. Они стали еще ближе. Друзья делились друг с другом секретами и говорили на больные темы, запретные для всех остальных.

По прошествии времени Дональд удивлялся, как сам не додумался до такой простой идеи; возможно, он находился слишком близко, и потому картина представала перед ним лишь частично.

Упавшие кипарисы убрали. Дональд и Джейсон прогуливались по берегу озера Мандельброт — как оказалось, в последний раз. Брэдли в общих чертах изложил план.

— Задумка не моя, — извиняющимся тоном объяснил он. — Позаимствовал ее у друга. Есть у меня друг-психолог.

Дональд очень не скоро узнал, что это за «друг». Но возможности осознал сразу.

— Считаешь, сработает? — спросил он.

— Обсуди с психиатром Эдит. Даже если идея хороша, он может отказаться от нее. Синдром НМИ, слышал?

— Что? Национальный медицинский институт?

— Нет. Не Моя Идея.

Дональд рассмеялся, но смех не казался веселым.

— Ты прав. Но сначала нужно разобраться. Я сам решусь на такое? Будет непросто.

«Непросто» — слишком слабое слово; более трудной задачи перед Крейгом не стояло в жизни.

Часто он бросал работу, заливаясь слезами.

Иногда подсознание, гуляя по потаенным, известным лишь ему дорожкам, подкидывало воспоминания, дающие силы продолжать. Много лет назад Дональду попался рассказ о хирурге из страны третьего мира, имеющем немалый запас человеческих глаз. С их помощью он возвращал зрение беднякам. Чтобы пересадка стала возможной, роговицу следовало взять у донора за несколько минут до смерти.

Когда он снимал роговицу с глаз собственной матери, у хирурга не дрожали руки. «Я поступлю так же», — с мрачной решимостью думал Дональд, возвращаясь к столу для редактирования кинофильмов, за которым они с Эдит провели вместе столько часов.


Удивительно, но доктор Джефферджи отнесся милостиво к предложению. Он задал лишь один вопрос, прозвучавший слегка иронично, но сочувственно:

— Кто подсказал вам идею? Подсмотрели в какой-нибудь мыльной опере с уклоном в психологию?

— Действительно, выглядит, будто так и есть. И все же стоит попытаться. Одобрите?

— Вы уже подготовили диск?

— Капсулу. Хочу показать вам материал. Кажется, у вас в приемной стоит мультимедийный проигрыватель.

— Да. Он принимает даже видеокассеты! Позову Долорес. В таких делах я полагаюсь на нее. — Доктор растерялся и замолчал. Он внимательно посмотрел на Дональда, словно собрался что-то добавить, но не решился. Нажав клавишу на пульте интеркома, Джефферджи проговорил в микрофон пейджерной системы: — Сестра Долорес, будьте добры, зайдите ко мне. Благодарю.


«Где-то под этой черепной коробкой живет Эдит Крейг, — думал Дональд, сидя рядом с доктором Джефферджи и медсестрой Долорес. Он не спускал глаз с жены, неподвижно застывшей напротив большого монитора. — Удастся ли мне пробиться сквозь упрямый барьер, воздвигнутый горем, и вернуть ее в реальность?»

На экране возник знакомый черный силуэт, похожий на жука, с тоненькими выростами, соединяющими его с остальными частями вселенной Мандельброта. О масштабе можно было лишь гадать, но Дональд успел отметить координаты, определяющие размеры множества. Если бы кому-то удалось представить картину целиком, экстраполировать за пределы экрана, она оказалось бы больше космоса, наблюдаемого с помощью телескопа «Хаббл».

— Готовы? — спросил доктор Джефферджи.

Дональд кивнул. Сестра Долорес, сидевшая за спиной у Эдит, посмотрела в объектив камеры, подтверждая, что слышала вопрос.

— Тогда приступим.

Дональд нажал клавишу «ВЫПОЛНИТЬ», и программа заработала.

Эбонитовая поверхность имитации пруда Мандельброт словно подернулась рябью. Эдит удивленно вздрогнула.

— Хорошо! — прошептал доктор Джефферджи. — Она реагирует!

Вода расступилась. Дональд отвернулся. Невыносимо было смотреть на свое последнее детище. Перед глазами возникло изображение Ады. Голос девочки нежно произнес: «Я люблю тебя, мамочка, но здесь меня нет. Я живу только в твоих воспоминаниях — и никогда их не покину. Прощай…»

Долорес подхватила лишившуюся чувств Эдит, и последний слог затих в безвозвратном прошлом.

36 ПОСЛЕДНИЙ ЛАНЧ

Идея очаровывала, хотя не все верили, что она сработает. Декор интерьера для единственной в мире глубоководной туристической субмарины целиком взяли из классического диснеевского фильма «Двадцать тысяч лье под водой».

Пассажиры, взошедшие на борт «Пикара» (порт регистрации — Женева), оказались в гостиной с мебелью, обтянутой плюшем. Пропорции у гостиной были слегка непривычные. От обстановки в салоне требовалось успокоить пассажиров и внушить им уверенность. Требовалось отвлечь людей от мысли, что на каждый маленький иллюминатор, демонстрирующий не такую уж обширную картину из внешнего мира, давит несколько сотен тонн воды.

Основные проблемы строителям «Пикара» доставили вовсе не инженерные трудности. Трудности носили юридический характер. Лодку согласилось застраховать лондонское общество Ллойда, но никто не желал страховать пассажиров — очень важных персон с астрономическими капиталами. Поэтому перед каждым погружением от гостей требовали нотариально заверенные бумаги, подтверждающие согласие на путешествие. Конечно, процедуру старались сделать как можно менее бюрократичной.

В итоге ритуал нервировал не больше, чем радостные сообщения стюардесс о возможных авариях, десятки лет звучащие на бортах самолетов, летающих через Атлантику. Конечно, пришлось избавиться от табло «НЕ КУРИТЬ». Также с борта «Пикара» убрали ремни безопасности и спасательные жилеты. Толку от них в случае аварии оказалось бы не больше, чем от парашютов на коммерческих авиалайнерах. Многочисленные устройства безопасности не мозолили глаза. Их постарались сделать полностью автоматическими. В случае катастрофы от пассажирского салона отделилась бы автономная двухместная капсула и, истерически завывая ультразвуковыми маячками, подняла бы паникующих богатеев на поверхность.

Погружение было последним в сезоне. Год близился к концу, и «Пикару» вскоре предстояло совершить перелет на грузовом самолете в более спокойные моря Южного полушария. На глубинах, где работала субмарина, между зимой и летом разница ощущалась не сильнее, чем между днем и ночью, но плохая погода на поверхности могла сильно расстроить пассажиров.

Тридцатиминутный спуск к месту крушения «Титаника» скрашивался для важных гостей коротким видеороликом о нынешнем этапе подготовительных работ. После демонстрировалась карта маршрута «Пикара». Больше при погружении во мрак глубин смотреть было не на что. Лишь изредка странный новичок в подводном царстве привлекал внимание какой-нибудь светящейся глубоководной рыбы.

А потом неожиданно возникало впечатление, будто снизу поднимается призрачное рассветное сияние. На «Пикаре» отключали все огни, кроме аварийных, и перед восхищенными зрителями возникал нос «Титаника».

Почти всем, кто теперь видел затонувший лайнер, приходила в голову одна мысль: «Да он выглядит почти так же, как сто лет назад, на верфях Гарланда и Вольфа!» Корабль снова окружали стальные леса, вокруг суетились рабочие. Только это были не люди.

Благодаря небеса за великолепную видимость, пилот вел «Пикар» так, чтобы пассажиры по обе стороны салона имели как можно лучший обзор. Он старался держать субмарину подальше от занятых делом роботов. Создатели не заложили в их картину мироздания ничего, напоминающего подводную капсулу с туристами, и работяги просто не обращали на нее внимания.

— Посмотрите направо, — вещал экскурсовод, молодой старшекурсник океанографического института в Вудс-Холе, подрабатывавший во время каникул. — Вы видите спусковой трос, тянущийся наверх, к «Эксплореру». Теперь перед нами модуль с прикрепленным балластом. Он имеет вес порядка двух тонн…

Навстречу модулю отправился робот, чтобы отцепить его… Как вы могли заметить, модуль наделен нейтральной плавучестью, его легко передвигать. Роботу нужно отнести груз к подъемной раме и прикрепить в нужном месте. Затем двухтонный балласт, позволивший доставить модуль на дно, прикрепят к подъемному тросу и отправят на «Эксплорер». Там его используют повторно. Процедуру повторят десять тысяч раз. Только тогда можно будет поднять «Титаник». По крайней мере, эту его часть.

— Сложновато получается, — высказалась пассажирка. — Почему просто-напросто не использовать сжатый воздух?

Этот вопрос экскурсовод слышал десятки раз. Он уже научился отвечать на подобные глупости вежливо. Ему хорошо платили, и работа эта была полезна для учебы и резюме. Не хотелось ее терять.

— Такое тоже возможно, мэм, но слишком дорого. Давление здесь поистине грандиозно. Полагаю, вам знакомы стандартные баллоны, с которыми погружаются аквалангисты. Они обычно рассчитываются на давление в двести атмосфер. Так вот, если вы откупорите баллон здесь, воздух из него выходить не будет. Вода хлынет внутрь и заполнит половину объема!

Пожалуй, он слегка переусердствовал. Некоторые пассажиры занервничали. Экскурсовод поспешно продолжил рассказ, надеясь направить мысли клиентов в другое русло.

— Кое-где мы все-таки пользуемся сжатым воздухом. А на финальном этапе подъема он сыграет ключевую роль.

Теперь шкипер поведет нас вдоль прогулочной палубы к кормовой части. Затем он развернется, и вы полюбуетесь кораблем с противоположной стороны. Некоторое время я помолчу…

«Пикар» очень медленно двигался параллельно громадному темному корпусу корабля. Большая часть лайнера пряталась во мгле. Лишь некоторые люки подсвечивались, и внутри корпуса трудились роботы. В тех местах, где позволяла нагрузка, они устанавливали модули плавучести.

Субмарина скользила вдоль металлических стен, увешанных гирляндами водорослей. На борту «Пикара» не произносили ни слова. Люди пытались осознать размеры корабля. По прошествии ста лет он все еще оставался в ряду крупнейших пассажирских лайнеров. По роскошности же, если рассуждать с точки зрения чистой экономики, его так и не удалось обойти. «Титаник» знаменовал окончание эпохи; вскоре после катастрофы началась война, и подобные излишества стали недоступны. К тому же вряд ли найдется смельчак, готовый вновь навлечь на себя гнев богов.

Гора стали исчезла вдалеке. Окружавший ее нимб света виднелся еще какое-то время. Затем под «Пикаром» поплыло дно. Оно мелькало в свете овальных фар и пропадало из виду.

Дно было пустым, однако на нем различались ямы и пересекающиеся канавки.

— По этой территории были разбросаны обломки, — пояснил экскурсовод, наконец нарушивший молчание. — Здесь лежало много вещей, упавших за борт, — посуда, мебель, кухонная утварь и так далее. Их собрали еще в то время, когда общество Ллойда и канадское правительство грызлись во Всемирном суде. Когда вынесли решение, оказалось слишком поздно…

— А это что? — поинтересовался пассажир, заметивший за стеклом иллюминатора движущийся объект.

— Где? Позвольте, я посмотрю… О, это «Джейсон».

— Кто?

— «Джейсон-младший», новейшая игрушка МОМД — прошу прощения, Международного органа по морскому дну. Сейчас его тестируют. Автоматический поисковый робот. Они надеются создать целую флотилию аналогичных машин, чтобы нанести на карту дно всех океанов и морей в масштабе до одного метра. Тогда мы узнаем океан так же хорошо, как знаем Луну…

Впереди появился еще один оазис света. Вскоре перед глазами пассажиров предстало зрелище, в которое трудно верилось, даже если до этого ты не раз встречал его на фотографиях и видеозаписях.

Кормовая часть «Титаника» теперь совсем пропала из поля зрения: она целиком скрылась внутри огромной глыбы льда, возвышавшейся на дне. Глыба имела неправильную форму. Из нее торчали десятки стержней. Ко многим кабелям различной длины крепились наполовину надутые воздушные шары.

— Очень сложная работа, — с нескрываемым восторгом проговорил молодой экскурсовод. — Самая большая проблема — сделать так, чтобы лед не треснул и не всплыл сам по себе. Поэтому айсберг, как видите, снабжен прочным каркасом. Сверху сооружено нечто вроде крыши.

Пассажир, видимо, внимательно слушавший предыдущие разъяснения, спросил:

— Эти шары… вы же говорили, что на такой глубине в них нельзя закачать воздух.

— Невозможно наполнить их до объема, способного поднять достаточно большой вес. И в них не воздух. Резервуары содержат водород и кислород, образованные путем электролиза. Видите кабели? Они доставляют на дно миллионы — нет, миллиарды ампер-часов электроэнергии от двух атомных подлодок, находящихся в четырех километрах над нами. Электричества хватило бы для снабжения небольшого города. — Экскурсовод взглянул на часы. — Боюсь, больше пока смотреть не на что. Сделаем еще две ходки в обе стороны. Затем наверх.


«Пикар» сбросил балласт, которому позже предстояло вернуться на поверхность, и начал подъем вдоль троса, проложенного от носовой части «Титаника». Настало время получать сувенирные буклеты. Видя их впервые, многие пассажиры сильно удивлялись…


«Глубоководная субмарина

"ПИКАР"

14 октября 2011


Корабль королевского морского флота

"ТИТАНИК"

12 апреля 1912


Ланч

Бульон консоме куриный с луком-пореем

Филе камбалы

Яйцо по-аржентельски

Цыпленок по-мэрилендски

Солонина говяжья, овощи, клецки


Гриль

Бараньи отбивные, жаренные на гриле

Пюре, жареный и печеный картофель в мундире


Пудинг с кремом

Яблочная меренга


Закуски холодные

Майонез семужный

Креветки консервированные

Анчоусы норвежские

Сельдь с соусом

Сардины простые и копченые

Ростбиф

Ломтики пряной говядины

Пирог с телятиной и ветчиной

Ветчина виргинская и кумберлендская

Колбаски болонские свиные

Галантин куриный

Бычий язык соленый

Латук, свекла, томаты


Сыр

Чеширский, стилтонский, горгонзола, эдамский, камамбер, рокфор, сент-ивель, чеддер.


Охлажденное разливное мюнхенское светлое пиво, по три и шесть пенсов за кружку».


— Боюсь, кое-каких блюд из меню в наличии нет, — с наигранным сожалением сообщил молодой экскурсовод — На «Пикаре» не настолько большая кухня. Пришлось избавиться даже от микроволновки. Она требует слишком много электроэнергии. Так что на блюда, требующие гриля, внимания не обращайте. Уверяю вас, холодные закуски великолепны. Некоторые не самые пахучие сыры у нас тоже имеются. Брать горгонзолу в сравнительно небольшое помещение показалось нам не лучшей идеей.

О да, пиво настоящее, подлинное, прямо из Мюнхена! Но стоит оно дороже трех пенсов за кружку. И даже дороже шести.

Приятного аппетита, дамы и господа. Прибудем наверх ровно через час.

37 ВОСКРЕШЕНИЕ

Организовывать такие вещи всегда сложно. Споры продолжались не один месяц. Между тем общая заупокойная служба прошла гладко; в кои-то веки, объединенные общей трагедией, христиане могли вежливо поговорить с другими христианами. Общему делу очень помогло, что один из погибших оказался родом из Северной Ирландии; гробы одновременно опустили в могилы в Дублине и в Белфасте.

Когда стихли последние ноты «Lux aeterna»[44] из «Реквиема» Верди, Эдит Крейг обернулась к Долорес и спросила:

— Стоит поговорить с доктором Джефферджи сейчас? Или он решит, что я опять сошла с ума?

Долорес нахмурилась и ответила с певучим карибским акцентом, прежде помогавшим ей проникать в ту далекую страну, где обитал разум Эдит:

— Прошу вас, дорогая, не говорите так. Да, думаю, стоит с ним побеседовать. Самое время, иначе он будет волноваться. Есть доктора, о которых я не хочу упоминать… Доктор Джефферджи не равняет пациентов с их историями болезни. Он относится к ним как к людям.

Доктор действительно обрадовался звонку Эдит. Он поинтересовался, откуда она звонит, но женщина не ответила. Монитор показывал, что она сидит в большой комнате, обставленной плетеной мебелью (ага, значит, где-то в тропиках — быть может, на родном острове Долорес?), и с радостью отметил, что пациентка выглядит спокойной и расслабленной. На стене за ее спиной висели две большие фотографии. На одной была изображена Ада, на другой — «Колин».

Врач и бывшая пациентка тепло приветствовали друг друга. Эдит нервно проговорила:

— Вы решите, что я хочу начать очередное безнадежное странствие. Возможно, так и есть. Но на этот раз я знаю о последствиях. И работать собираюсь рука об руку с рядом всемирно известных ученых. Шансы на успех — один против миллиона. Однако такой вариант бесконечно — в прямом смысле бесконечно — лучше, чем поиски чего-либо внутри множества Мандельброта.

«Не чего-либо, — подумал доктор Джеферджи, — а того, что хочешь найти».

Он заговорил очень осторожно:

— Продолжайте. Я заинтригован. Пока ничего не понимаю.

— Что вам известно о крионике?

— Немного. Знаю, многих людей заморозили, но нет свидетельств того, что их можно… О! Понял, к чему вы клоните! Фантастическая идея!

— Не дурацкая?

— Ну… насчет одного шанса на миллион… чересчур оптимистичный прогноз. Но ради такого дела… нет, я бы не назвал задумку дурацкой. Если переживаете, не попрошу ли я Долорес посадить вас на ближайший самолет и вернуть в клинику, — не переживайте. Пусть проект провалится, но лучшей терапии для вас не придумать.

«При условии, — добавил доктор Джефферджи про себя, — что вас не слишком огорчит почти неизбежное фиаско. До него, правда, еще столько лет…»

— Вы меня очень порадовали. Услышав, что тело Колин хотят сохранить для опознания, я сразу поняла: вот оно. Я не верю в судьбу, в рок — но как можно отвернуться от такого шанса?

«Верно — как можно отвернуться? — подумал Джефферджи. — Одну дочь вы потеряли; теперь надеетесь обрести другую. Спящую красавицу, пробудить которую суждено не юному принцу, а стареющей принцессе. Нет — фее! На этот раз — доброй, могущественной. Такая сказка превосходит мечты любой ирландской девочки, родившейся в девятнадцатом веке».

Если — о если! — у Эдит получится, что за странный новый мир увидит Колин! Ей понадобится психологическая помощь лучших специалистов. Но до этих забот, конечно, еще невообразимо далеко.

— Не хотелось бы разбивать вдребезги ваш идеальный план, — произнес Джефферджи. — Но даже если удастся оживить тело… Разве головной мозг не пострадал необратимо?

— Поначалу это казалось мне главной проблемой. Но существует много исследований, вселяющих надежду. Честно говоря, они меня изумили. Нет, потрясли! Вы слышали о профессоре Ральфе Меркле?

— Краем уха.

— Больше тридцати лет назад он с двумя молодыми математиками произвел революцию в криптографии. Ученые изобрели систему кодировки с так называемым открытым ключом. Не буду вдаваться в подробности, но их система за сутки отбросила в далекое прошлое все шифровальные машины в мире, а вместе с ними множество шпионских сетей.

Позднее, в тысяча девятьсот девяностом… прошу прощения, восемьдесят девятом — профессор опубликовал классическую работу под названием «Молекулярное восстановление головного мозга»…

— А, припоминаю.

— Отлично. Не сомневалась, что вы знаете о его работах. По теории Меркле, даже в случае тяжелых повреждений головного мозга его можно восстановить с помощью наноустройств размером с молекулу. Он свято верил, что такие устройства непременно изобретут в следующем столетии. То есть — сейчас.

— И как? Изобрели?

— Активно производят. Вспомните управляемые с помощью компьютера микросубмарины. Хирурги пользуются ими для реставрации артерий у людей, перенесших инсульт. Включите любой научный канал — сразу увидите последние достижения в области нанотехнологий.

— Но восстановить головной мозг целиком, молекулу за молекулой! Представьте, сколько их!

— Примерно десять в двадцать третьей. Ерунда.

— Да уж. — Джефферджи не понимал, шутит ли Эдит. Нет, женщина говорила совершенно серьезно. — Хорошо. Допустим, вам удастся восстановить мозг до мельчайших деталей. Но воскресит ли это личность? Воспоминания? И остальное, что делает человека особенным, индивидуальным, наделенным самосознанием?

— Есть причины, которые могут помешать? Не верю, что мозг более загадочен, чем остальные органы. Мы знаем, как он работает. Пусть не в деталях, но в принципе. Есть шанс заглянуть глубже. В процессе работы мы многому научимся.

— Как думаете, сколько времени займет проект?

— Спросите лет через пять. Быть может, тогда я отвечу. Десятилетие, два, три, век. Или вечность.

— Могу лишь пожелать удачи. Идея интереснейшая. Возникнет масса проблем, помимо чисто технических. Например, родственники девочки, если таковые отыщутся.

— Маловероятно. По последним предположениям, она отправилась в плавание «зайцем». Потому ее и нет в списках пассажиров.

— Тогда церковь. Средства массовой информации. Тысячи спонсоров. Безымянные писаки, желающие состряпать ее автобиографию. Честно говоря, мне уже жаль бедного ребенка.

Он промолчал, но не удержался от мысли: «Надеюсь, Долорес не станет ревновать».


Дональд изумился и возмутился, что естественно для мужа (или жены) в подобных обстоятельствах.

— Она даже записки не оставила? — не веря собственным ушам, спросил он.

Доктор Джефферджи покачал головой.

— Не волнуйтесь. Она свяжется с вами, как только устроится на новом месте. Ей нужно время, чтобы привыкнуть. Дайте ей несколько недель.

— Вы знаете, куда она уехала?

Молчание психиатра красноречию ответило за него.

— Но… вы уверены, что с ней все в порядке?

— Совершенно; она в очень хороших руках.

Врач умолк. Возникла та бесконечная пауза, на которые доктор Джефферджи был большим мастером. Профессия обязывала.

— Знаете, мистер Крейг, — проговорил он спустя некоторое время, — это мне следовало бы на вас обижаться.

— За что? — искренне изумился Дональд.

— Из-за вас я лишился лучшей сотрудницы — правой руки, можно сказать.

— Вы о сестре Долорес? Я-то гадал, где она… Хотелось поблагодарить ее за все.

И вновь старательно рассчитанная пауза. Наконец доктор произнес:

— Вы не представляете, как она помогла Эдит. Очевидно, вы кое о чем не догадывались. Думаю, это вас шокирует. Но я обязан сказать правду. Вам придется свыкнуться с ней.

Мужчины — не главный объект сексуального влечения Эдит. А Долорес мужчин совсем не переваривает, хотя порой милостиво делала исключение для меня…

Она сумела наладить контакт с Эдит на физическом уровне еще до того, как нам удался контакт на уровне сознания. Они хорошо подойдут друг другу. Но мне будет не хватать Долорес, черт побери.

На миг Дональд лишился дара речи. Потом он взорвался:

— Хотите сказать… у них был роман?! И вы об этом знали?

— Разумеется, знал. Я врач. Мой долг помогать пациентам всем, чем возможно. Мистер Крейг, вы разумный человек. Меня удивляет ваша реакция.

— Но с вашей стороны это… непрофессионально!

— Чушь! Наоборот — высокопрофессионально! О, в варварском двадцатом столетии с вами бы согласились. Представляете, в те времена сотрудники медицинских учреждений, вступавшие в сексуальные отношения с пациентами, порученными их заботам, преследовались законом! При том, что зачастую не существовало лучшего способа победить болезнь!

Эпидемия СПИДа принесла человечеству кое-что положительное. Она вынудила людей быть честными, ликвидировала последние остатки пуританского безумия. Мои коллеги из Индии с их храмовыми проститутками и эротическими скульптурами давным-давно избавились от подобных проблем. Жаль, Западу потребовалось три тысячи лет несчастий и горя, чтобы прийти к пониманию.

Джефферджи умолк. Требовалось отдышаться и дать Крейгу время привести мысли в порядок. Дональд заметил, что доктор в какой-то момент утратил профессиональное хладнокровие. Не питает ли он эротического интереса к недоступной медсестре Долорес? Или его проблемы посерьезнее?

С другой стороны, каждому известно, почему люди идут в психиатры…

Если повезет — исцелишь себя. Ну а если нет — работа интересная, да и платят отлично.

ФИНАЛ

38 ВОСЕМЬ БАЛЛОВ ПО ШКАЛЕ РИХТЕРА

Джейсон Брэдли стоял перед монитором на мостике корабля «Гломар Эксплорер» и наблюдал за действиями «Джейсона-младшего» на дне океана. Вдруг он почувствовал резкий толчок. Два инженера-электронщика, не отрывавшие глаз от дисплеев, ничего не заметили. Они, очевидно, решили, что колебание вызвано некими изменениями в ритме работы корабельной техники. Джейсон на краткий миг представил себя одним из сотен пассажиров, тогда, почти сто лет назад, тоже не заметивших легкого точка…

Однако «Эксплорер», в отличие от «Титаника», стоял на якоре (при глубине в четыре километра — вот бы удивился капитан Смит!), и радар современного корабля был настолько мощен, что ни один айсберг не подкрался бы незамеченным. Даже перехитри ледяная глыба аппаратуру наблюдения, вред от нее ограничился бы легкими царапинами на обшивке.

Джейсон собирался позвонить в коммуникационный центр, как вдруг на экране спутникового телефакса замигала красная звездочка. Сработала и радиосигнализация. Звучала она в таком диапазоне, что хотелось заткнуть уши. Брэдли отключил звук и сосредоточился на сообщении. Даже электронщики — типичные сухопутные крысы — сообразили: что-то не так.

— В чем дело? — встревоженно спросил один из них.

— Землетрясение. Серьезное. Где-то неподалеку.

— Опасное?

— Не для нас. Интересно, где эпицентр…

Брэдли пришлось подождать с десяток минут, пока сейсмографические компьютерные сети производили вычисления. Наконец на экране появилось сообщение:


«Подводное землетрясение около 7 Рихтера.

Эпицентр прибл. 55 3 44 С.

Тревога всем островам и прибрежным районам Северной Атлантики».


Спустя несколько секунд возникла новая строчка:


«Уточнение: сила толчка 8 Рихтера».


На четырехкилометровой глубине неторопливо, рассудительно работал «Джейсон-младший». Он скользил в десяти метрах над дном с оптимальной скоростью в восемь узлов (некоторые флотские традиции упорно отказывались умирать; узлы и морские сажени уцелели даже в эру всеобщего господства метрической системы). Навигационную программу робота настроили так, чтобы он сканировал дно находящими одна на другую полосами, словно пахарь, готовящий поле под посев.

Первая ударная волна подействовала на «Джейсона» не сильнее, чем на «Эксплорер». Две атомные подлодки ее совсем не заметили; их конструкция позволяла выдерживать гораздо более мощные толчки. Однако командиры субмарин на несколько тревожных секунд успели задуматься о взрывах глубоководных мин.

«Джейсон-младший» продолжал автономное странствие. Каждую секунду он собирал и записывал мегабайты информации. Девяносто пять ее процентов пропадет впустую, а научное золото, тщательно просеянное сквозь сито, может пролежать в архивах пару сотен лет, прежде чем его обнаружат.

Для человеческого глаза и для объектива видеокамеры дно выглядело безликим, ничем не выделяющимся. Однако участок выбрали не случайно. Первоначальную «мусорную свалку» вокруг полуразрушенной кормы давно очистили от интересных предметов; даже куски угля, высыпавшегося из хранилищ, растащили на сувениры. Но два года назад с помощью магнитометра выявили аномалии вблизи носа «Титаника». Было решено исследовать их тщательнее. «Джейсон» идеально подходил для этой работы; через несколько часов ему предстояло завершить сканирование и вернуться на плавучую базу.


— Похоже на тысяча девятьсот двадцать девятый, — предположил Брэдли.

Доктор Цвикер, говоривший с ним из лаборатории МОМД, покачал головой.

— Боюсь, гораздо хуже.

Като, собеседник из Токио — еще одной точки поспешно собранной видеоконференции, — поинтересовался:

— Что случилось в двадцать девятом?

— Землетрясение в районе Гранд-Бэнкс. Как следствие, возникло турбулентное течение. Вроде подводной лавины. Телеграфные кабели рвались, будто хлопковые нити, когда течение проносилось по дну. Так и вычислили его скорость — шестьдесят километров в час. Может, больше.

— Ого! В таком случае, до нас ему… Боже! Три-четыре часа ходу. Насколько оно разрушительно?

— Пока судить рано. В лучшем случае повреждения будут совсем легкими. В двадцать девятом стихия пощадила «Титаник», хотя многие предрекали ему погребение под горой песка и ила. К счастью, турбулентное течение прошло западнее, в паре сотен километров. Большую часть донных осадков отнесло к подводному каньону вдалеке от лайнера.

— Прошу прощения, — вмешался Руперт Паркинсон из лондонского офиса. — Только что доложили, что один наш плавучий модуль всплыл. Просто-таки выпрыгнул на двадцать метров из воды. И телеметрическая связь с местом проведения работ пропала. Като, у вас все нормально?

Мицумаса растерялся всего на миг. Он быстро проговорил что-то на японском, обращаясь к невидимому сотруднику.

— Свяжусь с «Петром» и «Мори». Доктор Цвикер, каков самый пессимистичный прогноз?

— По неточным прикидкам, может образоваться несколько метров осадков. В течение часа закончится компьютерное моделирование, получим результаты понадежнее.

— Один метр — куда ни шло.

— Проклятье. Можем не уложиться в сроки.

— Сообщение от «Мори», джентльмены, — прервал Като. — Все в норме.

— Надолго ли? Если эта… лавина… действительно несется к нам, стоит сворачивать все оборудование, которое удастся. Доктор Цвикер, дайте же совет!

Ученый собрался ответить, но Брэдли что-то шепнул ему на ухо. Цвикер сначала испугался, затем помрачнел, а потом неохотно кивнул.

— Пока позволю себе промолчать, господа. Мистер Брэдли опытнее меня в таких делах. Прежде чем раздавать советы, я должен проконсультироваться с юристами.

Все ошеломленно замолчали. Спустя несколько секунд Руперт Паркинсон торопливо произнес:

— Мы не вчера родились и кое-кто понимаем. МОМД не хочет оказаться втянутым в судебные разбирательства. Давайте не будем терять время. Уберем со дна все, что сможем. И вам, Като, рекомендую сделать то же самое. Вдруг худшие опасения доктора Цвикера окажутся детскими страшилками.

Этого и боялся ученый. Любое подводное землетрясение страшно само по себе. Но, как взрыв атомной бомбы порождает цепную реакцию, тепловую и ударную волны, оно могло вызвать к жизни еще более могучие силы.

Миллионы лет энергия солнца хранилась в виде углеводородов под толщей атлантического дна. Менее столетия назад до этих запасов добрались люди.

Остальные кладези пока оставались нетронутыми.

39 СЫН-ВУНДЕРКИНД

Роботы, стоившие создателям миллиарды долларов, выключали инструменты и всплывали со дна Атлантики. Особой спешки не было, жизням людей опасность не грозила. Однако капиталовложениям грозила серьезная опасность. Стоимость акций «Титаника» на мировых биржах начала падать. У медийных юмористов появился повод для очевидных шуток.

Владельцы крупных морских нефтеразработок также принимали меры безопасности. «Гиберния» и «Авалон» работали на относительно небольших глубинах, но и там турбулентного потока следовало опасаться. Работы заморозили. Аварийные и запасные системы проверяли и перепроверяли на прочность. Оставалось ждать и восхищаться фантастическими северными сияниями. Повышенная солнечная активность не дарила людям столь прекрасного зрелища ни разу за всю историю.

Незадолго до полуночи — теперь поспать почти не удавалось — Брэдли стоял на вертолетной площадке «Эксплорера», любуясь величественными рубиновыми и изумрудными полотнищами. Сияние растянулось по всей северной небесной полусфере. Джейсон не числился в списке экипажа; не следовало болтаться под ногами у команды. Если Брэдли понадобится шкиперу или кому еще, его позовут. Слишком занятые люди не любят, когда за спиной торчат посторонние. Какими бы добрыми побуждениями ты ни руководствовался и сколь высокой квалификацией ни обладал, лучше не болтаться под ногами у тех, кто всеми силами пытается избежать экстренной ситуации.

Вызвали Брэдли не с мостика, а из центра управления.

— Джейсон? ЦУ беспокоит. У нас проблема. Пытаемся отозвать «Джейсона-младшего». Он не реагирует.

Брэдли охватили странные, смешанные чувства. Очень не хотелось потерять робота — наиболее многообещающее и дорогое устройство, имеющееся у лаборатории. Затем возник неизбежный вопрос: «Что могло случиться?», а следом за ним другой: «Что удастся сделать?»

Но кроме профессиональных вопросов появилось что-то личное и глубокое. Брэдли отдал «Джейсону» столько времени, стараний, мыслей… даже любви. Вспомнились шутки насчет того, кто приходится роботу отцом… Что ж, в них была доля правды. Для сотворения настоящего сына (как там, кстати, Джейсон-младший из плоти и крови?) потребовалось намного меньше сил…

«Черт, — выругал себя Брэдли, — это всего-навсего машина, робот! Соберем заново. Все программы сохранились. Кроме информации, собранной при последнем погружении, ничего не пропадет».

Но нет. Пропадет многое. Вероятно, гибель робота будет означать завершение всего проекта. Создание «Джейсона-младшего» до предела напрягло финансовое состояние и прочие ресурсы МОМД. Операцию «Нептун» как минимум придется отложить не на один год. Цвикер, скорее всего, не доживет до ее завершения. Старик, конечно, тот еще сукин сын, но Джейсон успел привязаться к нему. Он восхищался ученым. Потеря «Джейсона» разобьет сердце Цвикера…

Торопливо шагая в сторону центра управления, Брэдли вел переговоры с помощью наручного коммуникатора.

— Уверены, что робот функционирует нормально?

— Да… и с маяком все в порядке. Пятнадцать минут назад пришел последний отчет. Все системы в норме. «Джейсон» отрапортовал о работе в режиме поиска. Но не желает реагировать на сигнал отзыва.

— Проклятье! В лаборатории уверяли, что этот алгоритм фиксированный. Продолжайте отзывать… Делайте что угодно. По землетрясению ничего нового?

— Плохо дело. Гора Пеле сотрясается… Мартинику эвакуируют. Повсюду разосланы предупреждения о цунами.

— А Гранд-Бэнкс? Есть признаки подводной лавины?

— Все сейсмографы звенят как ненормальные. Никто толком не понимает, что происходит. Через минуту получу последние сведения… ага, вот. Флотская противолодочная сеть… ух ты, она еще действует!.. короче, сеть накрывается. И атлантические кабели тоже. Совсем как в двадцать девятом… Да, лавина движется к нам.

— Через сколько объявится?

— Часа через три. Может, через четыре.

«Времени хватит», — решил Брэдли. Он знал, что должен сделать.

— Технический бассейн? — проговорил он в микрофон коммуникатора. — Готовьте «Дип джип». Буду погружаться.


«А неплохо получилось, — подумал Брэдли — Когда еще случится столь веская причина спуститься к "Титанику" в "Дип джипе" без нескончаемых переговоров и разрешений? Заполнить бумажки, занести данные в компьютер успею позже…»

Для ускорения погружения «Дип джип» пришлось сильно утяжелить; засорение морского дна сброшенным балластом — не то, о чем сейчас стоит задумываться. Прошло лишь двадцать минут, как позади, на поверхности, угасли отсветы северного сияния. Брэдли увидел тусклый фосфоресцирующий нимб, окружающий нос «Титаника». Свет, как ориентир, водолазу не требовался. Он точно знал, куда двигаться. Затонувший корабль не был главной целью, но Брэдли приятно грело, что освещение включили.

«Джейсон-младший» орудовал всего в полукилометре. Он продолжал выполнять задачу с простодушной сосредоточенностью и преданностью. Каждые десять секунд внутри робота попискивал маячок. «Джейсон» четко различался на экране поискового сонара.

По мере приближения к упрямому аппарату Брэдли передавал команду отзыва — скорее для галочки, чем надеясь на ответ. Молчание робота не удивило и не разочаровало его. «Паниковать рано, — убеждал он себя, — в рукаве еще куча козырей».

Следующую карту Брэдли берег до момента, когда до цели останется метров десять. «Дип джип» без труда обогнал бы «Джейсона». Брэдли собирался повести машину навстречу роботу, маршрут которого был рассчитан компьютером. Подобные конфронтации на этапе тестирования устраивали часто, проверяя работу алгоритмов по избеганию препятствий. Функция выполнялась без погрешностей.

«Джейсон» остановился и принялся обдумывать ситуацию. Расстояние до помехи невелико. Брэдли услышал негромкие звуки, напоминавшие пение флейты-пикколо. Робот сканировал возникшее препятствие и пытался его идентифицировать.

Брэдли воспользовался возможностью и снова отправил роботу команду всплыть. Без толку. Бесполезно продолжать; проблема, очевидно, в программном обеспечении.

«Джейсон-младший» повернул на девяносто градусов влево и двинулся перпендикулярно первоначальному курсу. Проплыв десять метров, он развернулся в надежде, что препятствие позади. Но Брэдли его опередил.

Пока «Джейсон» размышлял об очередной помехе, инженер задумал новый гамбит. Он включил внешний динамик.

— «Джейсон-младший», — проговорил он. — Слышишь меня?

— Да, — мгновенно отозвался робот.

— Узнаешь меня?

— Да, мистер Брэдли.

«Отлично, — подумал Брэдли. — Уже что-то».

— Есть проблемы?

— Нет. Все системы в норме.

— Мы отправляли тебе команду на всплытие. Подпрограмма девятьсот девяносто девять. Ты получал команду?

— Нет. Я ее не получал.

«Что ж, — подумал Брэдли, — что бы ни насочиняли фантасты, роботы не лгут, если их на это не запрограммировать. Надеюсь, никто так грязно не пошутил с "Джейсоном"…»

— Тебе посылали команду. Повторяю: повиноваться коду девятьсот девяносто девять. Как понял?

— Понял.

— Выполняй.

— Команда не понята.

«Проклятье. Ходим по кругу, — догадался Брэдли. — И будем ходить, пока не закончится энергия или терпение».

Инженер раздумывал над следующим шагом. Размышления прервал голос с «Эксплорера».

— «Дип джип», сожалею, что пока ничего не выходил. У нас новость и сообщение от профессора.

— Говорите.

— Вы пропустили фейерверк! Тут был… нет, взрыв — слишком мягко сказано. Координаты примерно сорок западной, пятьдесят северной. К счастью, рвануло довольно глубоко. Морские платформы не пострадали. Зато углеводородный газ кипит. Миллионы кубометров! И он воспламенился. Отсюда видно зарево — куда там северному сиянию! Посмотрели бы вы спутниковые снимки: впечатление, будто горит вся Северная Атлантика.

«Не сомневаюсь, зрелище мощное, — подумал Брэдли — Но меня-то это каким боком касается?»

— А сообщение от доктора Цвикера? О чем оно?

— Он просил передать, что Томми Голд был прав. Сказал, вы поймете.

— Сейчас меня меньше всего волнует подтверждение научных гипотез. Сколько времени до всплытия?

Брэдли не боялся. Он должен выполнить срочное дело. Сбросить балласт и накачать воздух в баллоны можно за несколько секунд. «Дип джип» успеет сбежать от любой подводной лавины. Брэдли твердо решил выполнить задачу. Причин хватало, как профессиональных, так и личных.

— По последней оценке — час. Может, чуть больше. До прихода лавины еще полно времени. Если она вообще до нас доберется.

Час — это роскошь. Хватит и пяти минут.

— «Джейсон-младший», — скомандовал Брэдли. — Даю новую команду. Пять два семь.

Брэдли продиктовал код отключения главного источника питания. После его срабатывания в рабочем состоянии оставались только аварийные системы. У робота не останется выбора, кроме как всплыть.

— Команда пять два семь принята.

Отлично! Сработало! Наружные огни «Джейсона» мигнули и погасли, маленькие маневровые винты остановились. На мгновение робот словно умер. «Надеюсь, я не переусердствовал», — заволновался Брэдли.

Но спустя секунду огни загорелись, а винты заработали вновь.

Что ж, попытаться стоило. Ничего ужасного не случилось. Трудно упомнить все тонкости, когда имеешь дело с таким сложным механизмом, как «Джейсон-младший». Брэдли упустил из виду одну мелочь. Некоторые команды срабатывали только в лабораторных условиях. На время подводных работ их отключали. Робот автоматически отменил подпрограмму.

Оставался единственный выход. Раз «Джейсон» не поддается на уговоры, следует применить грубую силу. «Дип джип» гораздо прочнее «Джейсона». К тому же у робота нет конечностей-манипуляторов для самозащиты.

Но это бесчестно. Существовал более достойный способ.

Брэдли развернул «Дип джип» так, чтобы не перегораживать путь «Джейсону». Робот несколько секунд анализировал обстановку. Постояв на месте, он возобновил сканирование дна. Его преданностью работе стоило восхищаться. Но сейчас упорство «Джейсона-младшего» требовалось побороть. Правда ли, что археологи обнаружили под грудой пепла Везувия скелет римлянина-часового, погибшего на посту, дожидаясь смены? Казалось, будто «Джейсон» собирается повторить подвиг безымянного героя.

— Прости, дружище, — пробормотал Брэдли, нагнав ничего не подозревающего робота.

Манипулятором «Дип джипа» он нанес таранный удар по главному винту «Джейсона». Во все стороны полетели обломки металла. Боковые винты развернули робота по дуге, после чего он остановился.

Теперь оставался лишь один выход, и «Джейсон» спорить не стал.

Прерывистый сигнал маячка сменился монотонным воем — джейсоновским вариантом сигнала «SOS». Вой на его языке означал: «Заберите меня отсюда!»

На манер бомбардировщика, выполняющего основную задачу — уничтожение вражеских объектов, робот сбросил балласт, достиг нейтральной плавучести и быстро устремился вверх.

— «Джейсон-младший» начал всплытие, — сообщил Брэдли на борг «Эксплорера». — Будет у вас через двадцать минут.

Теперь робот в безопасности. Полдесятка систем слежения засекут «Джейсона», стоит ему появиться на поверхности, и он вернется в технический бассейн задолго до «Дип джипа».

— Надеюсь, ты понимаешь, — негромко проговорил Брэдли, когда «Джейсон» скрылся вдали. — Мне было куда больнее, чем тебе.

40 ИНСПЕКЦИОННЫЙ МАРШРУТ

Брэдли собрался сбросить балласт и последовать за «Джейсоном-младшим» на поверхность, когда на связь снова вышли с «Эксплорера».

— Джейсон, отличная работа. Наблюдаем за всплытием робота. Ребята в надувных лодках уже поджидают его. Но подождите подниматься. У «Ниппон-Тернер» есть небольшое поручение. Займет буквально пару минут.

— У меня они есть?

— Разумеется. Иначе мы бы не просили. До лавины еще минут сорок. На компьютерных симуляторах она выглядит как грозовой фронт. Не волнуйтесь, мы постоянно будем сообщать о ее приближении.

Брэдли обдумал ситуацию. «Дип джип» доберется до места, где корпорация «Ниппон-Тернер» проводит операции, за десятую часть оставшегося времени. Водолазу хотелось в последний раз взглянуть на «Титаник» — по возможности, на обе части. Риска не было: даже если оценочная скорость подводной лавины жутко приуменьшена, до последнего предупреждения можно успеть. «Дип джип» способен подняться на тысячу метров до того, как она пронесется внизу.

— Чего они хотят? — спросил Брэдли, развернув машину так, чтобы заключенная в глыбу льда корма оказалась прямо по курсу и появилась на экране сонара.

— У «Мори» проблема с энергетическими кабелями. Не могут их вытянуть. Вероятно, за что-то зацепились. Проверите?

— Ладно.

Просьба звучала разумно. Брэдли находился совсем недалеко. Массивные кабели, обладавшие нейтральной плавучестью, предназначались для доставки гигаватт электроэнергии к месту проведения работ. Стоили они миллионы долларов. Неудивительно, что командиры субмарин пытались спасти их. Судя по данным с «Эксплорера», экипажу «Петра Великого» это уже удалось.

Освещать гору льда пришлось фарами «Дип джипа». Громадина все еще крепилась мощным балластом к морскому дну и словно ждала, когда ее отпустят на волю. Но теперь ее мечта могла не сбыться. Двигаясь осторожно, стараясь не задевать тросы, тянущиеся от льдины к баллонам с кислородом и водородом, Брэдли добрался до пары толстых электрических кабелей. Они вели наверх, к атомной подводной лодке.

— Тут все отлично, — сообщил он. — Потяните хорошенько еще разок.

Через пару секунд необъятные кабели величественно дрогнули, словно струны колоссального музыкального инструмента. Брэдли подумал, что такие «струны» должны бы издавать инфразвук.

Но кабели оставались натянутыми и не желали поддаваться.

— Извините, — проговорил Брэдли. — Помочь не могу. Возможно, ударная волна повредила механизм высвобождения.

— Мы тоже так думаем. Ладно. Спасибо огромное. Пора возвращаться. Времени еще полно, но, по последним данным, к вам направляются миллиарды тонн песка и ила. Похоже на разбушевавшуюся Миссисипи.

— Сколько минут осталось?

— Двадцать… нет, пятнадцать.

«Взглянуть бы на носовую часть, — подумал Брэдли. — Но не стоит испытывать судьбу. Даже если на кону шанс стать последним человеком, своими глазами видевшим "Титаник"».

Он неохотно сбросил первый балластный блок, и «Дип джип» начал подниматься. Брэдли на прощание еще раз взглянул на гигантский каркас, облепленный льдом, затем сосредоточился на двух кабелях, поблескивающих в свете фар «Дип джипа». Как аквалангисту придает уверенность якорная цепь его лодки, кабели для Брэдли символизировали связь с внешним миром.

Он готов был сбросить второй балластный блок и ускорить всплытие, когда начались неприятности.

Подводники на борту «Мори» не оставляли надежду высвободить дорогущие кабели и продолжали их подергивать. Наконец что-то поддалось. Увы, не то, что ожидалось.

Сонар громко пискнул, предупреждая Брэдли об опасности столкновения. От удара «Дип джип» содрогнулся. Водолаза прижало к спинке кресла. Он успел заметить, как мимо проносится огромная белая масса, устремляющаяся вверх.

«Дип джип» начал тонуть. Брэдли сбросил два последних балластных блока.

Скорость всплытия упала почти до нуля, даже ниже. Машина начала медленно опускаться ко дну.

Несколько минут Брэдли молчал. Наконец он непроизвольно расхохотался. Опасность пока не грозила, а ситуация оказалась действительно смешной.

— «Эксплорер», — проговорил Брэдли, — вы не поверите. В меня только что врезался айсберг.

41 СВОБОДНОЕ ВСПЛЫТИЕ

Даже теперь Брэдли не испугался. Происходящее скорее раздражало, чем тревожило. Однако следовало признать: ситуация драматичная. Он застрял на дне. Всплыть невозможно. Видимо, жестокий удар, нанесенный мини-айсбергом, повредил часть модулей плавучести «Дип джипа». А судьба не унималась: в довесок к Брэдли приближалась самая могучая из зарегистрированных подводных лавин. Минут через десять-пятнадцать она будет здесь. Джейсон не мог отделаться от чувства, что он — персонаж старого фильма Стивена Спилберга.

«Во-первых, следует проверить реактивный двигатель, — рассуждал он. — Вдруг с его помощью удастся всплыть…»

Маленькая субмарина едва заметно дрогнула, подняв облако ила и песка. «Дип джип» подскочил на несколько метров и снова опустился. Аккумуляторы разрядятся задолго до поверхности.

«Как же не хочется этого делать, — сокрушенно подумал Брэдли. — Пара миллионов баксов — псу под хвост. То есть на дно. Но вдруг удастся вытащить "Дип джип" позже, когда все кончится. Получилось же с "Альвин"».

Брэдли протянул руку к аварийной кнопке, именуемой подводниками не иначе как «кнопкой труса», и снял с нее защитную крышку.

— «Дип джип» вызывает «Эксплорер». Придется совершить свободное всплытие; связи не будет, пока не доберусь до поверхности. Внимательно смотрите на экран сонара. Буду подниматься очень быстро. И двигатели включите — может быть, придется уступить мне дорогу.

Расчеты, подтвержденные экспериментами, утверждали, что плавучая спасательная капсула «Дип джипа» способна развивать скорость до сорока километров в час. Выпрыгнув из воды, она запросто может взлететь на палубу любого корабля, стоящего слишком близко. Или ударить по судну ниже ватерлинии и одарить его пробоиной.

— Готовы. Удачи, Джейсон.

Он нажал маленькую красную кнопку. Мигнули огоньки. Сильнейший разряд пошел к детонаторам.

Существуют инженерные системы, которые невозможно полностью протестировать. Они проверяются на деле. «Дип джип» сконструировали отлично, однако испытания спасательного механизма при давлении в четыреста атмосфер окончательно истощили бы бюджет МОМД.

Два взрывных заряда отделили плавучую спасательную капсулу от маленькой субмарины — все произошло точно по сценарию.

Но, как любил говаривать Брэдли, море всегда придумает что-нибудь еще. Оно хитрее тебя. Титановый корпус и без того испытывал максимальное напряжение. Ударная волна, пусть и не самая сильная, оказалась последней каплей.

Слишком поздно бояться или сожалеть. За долю секунды до того, как взорвалась спасательная капсула, Джейсон успел подумать: «Отличное место, чтобы умереть».

42 ВИЛЛА НА ЗАКАТЕ

Дональд Крейг проехал в красивые металлические ворота на взятой напрокат машине. Перед ним предстали изящно подстриженные деревья, на миг возродив в памяти образ замка Конрой. Мужчина тут же прогнал воспоминания. Ему не суждено более побывать там; эта глава жизни закончилась.

Осталась печаль, и частица ее навсегда поселилась в сердце. Но Дональда не покидало чувство освобождения; еще не слишком поздно, как говорится у Мильтона в самой перевираемой из цитат, «искать свежие леса и новые пастбища». «Я пытаюсь перепрограммировать себя, — невесело подумал Дональд. — Создать новый файл…»

Парковка располагалась в нескольких метрах от элегантного особняка, выстроенного в георгианском стиле. Дональд вышел из машины и направился к парадной двери. На ней, рядом с кнопкой звонка и динамиком домофона, висела новенькая медная табличка. И хотя гость не заметил глазка видеокамеры, он был уверен, что невидимый объектив наблюдает за ним.

Надпись крупными буквами в одну строчку гласила:


ЕВА МЕРРИК, Д-Р ФИЛ. НАУК (ПСИХИАТРИЯ)


Дональд какое-то время задумчиво разглядывал ее, потом улыбнулся и протянул руку к звонку. Но дверь словно ждала его.

Она распахнулась, издав тихий щелчок. Мадам Ева осторожным и сочувственным голосом, накрепко связанным в голове Дональда с воспоминаниями о докторе Джефферджи, проговорила:

— Мистер Крейг, добро пожаловать на борт. Друзья Джейсона — мои друзья.

43 ЭКЗОРЦИЗМ

15 апреля 2012 года, 2 часа пополуночи

Не самое удачное время для массовых телевизионных каналов — в обеих Америках еще слишком рано, а вечерние выпуски «Евроньюс» давно закончились. Однако разницы почти никакой: золотая пора этой истории миновала. Мало кого заинтересует столь безнадежно проигранная гонка.

На протяжении ста лет Береговая охрана США ежегодно проводила эту церемонию. В определенном месте на воду опускали венок. Теперешняя годовщина была особенной: она вобрала так много разбитых надежд и напрасно истраченных состояний…

«Гломар Эксплорер» развернулся по ветру, чтобы собравшиеся на носовой палубе важные гости не так мерзли под порывами ледяных северных шквалов. Но сегодняшний холод не сравнился бы с холодом той жуткой ночи сто лет назад.

На борт «Эксплорера» не поднялся ни один человек, присутствовавший при другом, далеком теперь прощальном ритуале. Многие вспоминали ту тайную церемонию, случившуюся на другом краю Земли, во времена, политые кровью, — времена, принадлежащие другой эпохе. Человечество чуть- чуть повзрослело, но ему еще предстоит долгий путь, прежде чем оно с полным правом сможет назваться цивилизованным.

Медленная мелодия Второй симфонии Элгара[45] утонула в тишине. Ни одно произведение не прозвучало бы здесь столь уместно, как это призрачное прощание с эдвардианским веком, сочиненное в те годы, когда на белфастской верфи строился «Титаник».

Взгляды собравшихся были прикованы к высокому седовласому старику. Он взял венок и бережно бросил его за борт. Затем надолго застыл, не произнося ни слова. Чувства его разделяли все находящие на продуваемой ветром палубе, но кто-то — особенно остро и болезненно. Эти люди когда-то стояли рядом с ним на борту корабля «Кнорр», когда утром первого сентября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года на мониторе впервые возникло изображение затонувшего «Титаника». Один из них четверть века назад бросил в воду обручальное кольцо погибшей жены. На этом самом месте.

Теперь человечество, зачавшее и построившее «Титаник», навсегда его потеряло. Никому больше не суждено увидеть лежащие на дне обломки величественного корабля.

Многие наконец освободились от мании, терзавшей их всю жизнь.

44 ЭПИЛОГ: ГЛУБИНЫ ВРЕМЕНИ

Звезда под названием Солнце мало изменилась с тех далеких времен, когда люди почитали ее как божество.

Две планеты исчезли — одна по плану, вторая случайно. Кольца Сатурна утратили большую часть великолепия. Но в целом Солнечная система не особо пострадала за тот краткий период, когда в ней завелись существа, освоившие космическое пространство.

Кое-где еще оставались следы былого подъема. Марсианские океаны обмелели, превратились в группку мелководных озер, но вдоль экватора до сих пор высились пышные заросли сосен-мутантов. Леса появились, чтобы сохранить и защитить для грядущих веков старательно разработанную экологию.

Венера, называемая когда-то Новым Эдемом, вновь превратилась в былой ад. От Меркурия не осталось совсем ничего. Главный кладезь тяжелых металлов Солнечной системы попросту выработали за тысячелетия астроинженерии. Последние остатки ядра планеты, неожиданный богатейший источник магнитных монополей, использовали для постройки звездолетов-ковчегов для Флотилии Исхода.

Плутон поглотила могущественная сингулярность. Причины ее тщились понять лучшие ученые человечества, даже будучи занятыми поиском путей к новым звездам. К моменту, когда из глубин космоса к Земле направился Искатель, от той древней трагедии не осталось и следа.

Космический зонд, отправленный человечеством к ядру Галактики, пролетел десятки звезд, прежде чем его сигналы перехватили другие цивилизации. На расстоянии в несколько десятков световых лет Искатель определил происхождение примитивной машины. Теперь он следовал к родной планете встреченного им зонда. Изучив почти сотню звездных систем, Искатель многое узнал. Место, к которому он приближался сейчас, мало чем отличалось от других, обследованных им; не было причин для радостного волнения, даже если бы он умел испытывать подобные эмоции.

В спектре радиоволн царило безмолвие, не считая шипения и потрескивания космического фона. Мириады огней не озаряли ночное полушарие, как происходило на большинстве технически развитых планет. Войдя в атмосферу, Искатель не обнаружил химических признаков промышленного развития.

Он автоматически переключился в стандартный режим поиска — рассыпался по планете, разделившись на миллион компонентов. Каким-то частям не суждено было вернуться, от них требовалось лишь собрать и отослать информацию. Ничего страшного; Искателю не составит труда заменить пропавшие части, создав новые. Лишь главная составляющая, ядро, было незаменимо. Но и у него существовали запасные копии, безопасно сохраненные в нужных проекциях на все три измерения обычного пространства.

Земля успела совершить несколько оборотов вокруг Солнца, когда Искатель собрал все доступные сведения о покинутой планете. Информации оказалось сравнительно немного; за долгие тысячелетия ветра и дожди стерли с лица планеты построенные людьми города, а неторопливые жернова тектонических плит изменили очертания суши и морей. Континенты стали океанами, дно морей превратилось в равнины, а равнины сморщились и стали горами…

…Аномалия проявилась в виде еле заметного эха на нейтринном сканере, но сразу привлекла внимание Искателя. Природа не терпела ровных линий, прямых углов, повторяющихся узоров. Она позволяла себе такую роскошь, лишь творя кристаллы и снежинки. Найденный объект оказался в миллионы раз крупнее. В сравнении с ним Искатель был карликом. Такую махину по силам создать только разумным существам.

Объект покоился в недрах горы, под километрами осадочной породы. Чтобы добраться до него, требовалась всего пара секунд. Но раскопать объект, не причинив ему вреда, и выведать его тайны удалось бы лишь за месяцы, если не годы.

Искатель повторил сканирование с более высоким разрешением и установил, что объект изготовлен из элементарнейших сплавов железа. Ни одна цивилизация, способная создать межзвездный зонд, не стала бы пользоваться настолько простыми материалами. Искатель почти разочаровался.

Но насколько примитивным ни казался бы объект, на планете больше не обнаружилось ни одного артефакта такого размера и сложности. Пожалуй, все-таки стоило его извлечь.

Сложнейшие системы Искателя потратили много микросекунд на обдумывание и анализ всех возможных вариантов. Наконец программа корреляции приняла решение.

— Приступим.

ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ И ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ

Корабль британского королевского флота «Титаник» преследовал меня всю жизнь, что ярко продемонстрировано в отрывке из моей книги «Хроники странного и загадочного» (издательство «Коллинз», 1987):


«Моя самая первая попытка сочинить полномасштабную научно-фантастическую историю (к счастью, давно уничтоженную) касалась типичной космической аварии — столкновения межпланетного лайнера с крупным метеоритом или маленькой кометой, как вам больше нравится. Я ужасно гордился названием истории — "Космические айсберги" и в то время даже не представлял, что подобные вещи действительно существуют. Я всегда питал слабость к неожиданным концовкам. В последней строке читателям открывается название космического корабля, потерпевшего крушение. Он назывался… сюрприз! — "Титаник"».


Сорок с лишним лет спустя я вернулся к теме в романе «Земная Империя» (1976). Поднятый со дна океана «Титаник» буксируют к Нью-Йорку, где в 2276 году проходит празднование пятисотлетнего юбилея Декларации независимости США. В те времена, когда писался роман, никто, конечно, понятия не имел, что корабль раскололся на две части и обе сильно повреждены.

Затем я познакомился с Биллом Маккитти, ирландским кинопродюсером (и не только). Ему посвящена эта книга. После успеха своего великолепного фильма «Незабываемая ночь» Билл решил экранизировать мой роман 1961 года «Лунная пыль». Однако киностудия «Рэнк организэйшн» отказалась заниматься какими-то глупостями (люди на Луне, подумать только!), и проект свернули. Приятно сообщить, что в настоящее время по мотивам «Пыли» еще один мой близкий друг, Майкл Дикин, снимает телесериал. Хотите узнать, как мы ухитрились найти на Луне целые моря пыли? Не переключайтесь на другой канал.

Также я в огромном долгу перед Биллом Маккитти за фотографии, чертежи, рисунки и документы, связанные с «Титаником». Особенно за меню, воспроизведенное в тридцать шестой главе, названной «Последний ланч». Во многом меня вдохновила и чудесная книга Билла «Ирландские сады» (текст Эдварда Хайэмса, издательство «Макдональд», Лондон, 1967).

Приятно вспоминать, что оператором у Билла был Джеффри Ансворт. Лет десять спустя он же снимал фильм «2001: Космическая одиссея». Помню, как Джеффри ходил среди декораций с удивлением на лице и серьезно вещал: «Сорок лет этим занимаюсь, а Стэнли умудрился научить меня чему-то новому». Майкл Крайтон напомнил мне, что фильм «Супермен» посвящался Джеффри. Он умер во время съемок, и коллеги его горько оплакивали.

Роман не удался бы без материала из двух классических книг, посвященных теме: «Незабываемая ночь» Уолтера Лорда («Аллен Лэйн», 1976) и «Обнаружение "Титаника"» Роберта Балларда («Мэдисон пресс букс», 1987). Обе работы — выше всяких похвал. Еще две книги оказались необычайно ценными для меня — недавний «сиквел» Уолтера Лорда «Ночь продолжается» («Уильям Морроу», 1986) и «Его звали "Титаник"» Чарльза Пеллегрино («Эвон», 1990). Я чрезвычайно благодарен Чарли (он появляется в сорок третьей главе) за большой объем технической информации.

В книге Мартина Гарднера «Катастрофу "Титаника" предсказали?» («Прометеус букс», 1986) содержится репринт удивительного романа Моргана Робертсона «Тщетность, или Гибель "Титана"» (1898!). На него лорд Олдисс ссылается в главе 9. Мартин делает упор на разумное предвидение со стороны Робертсона; тем не менее я не виню людей, наделяющих последнего способностью телепатически пробраться в 1912 год…

Поскольку многие события, описанные в моем романе, уже произошли или вскоре произойдут, зачастую возникала необходимость обращаться к реальным личностям. Надеюсь, этих людей порадуют экстраполяции их деятельности, к которым я порой прибегал.

«Синдром столетия» (глава 4) уже тревожит многих. Стоит дождаться 1/1/00, чтобы посмотреть, настолько ли ужасной окажется катастрофа, как я предполагаю. Пока я пишу эту книгу, мой самый старый американский друг, доктор Чарльз Фаулер (придумавший систему сжатия файлов еще в 1942 году, хотя мы с ним в это не верим), прислал мне статью из журнала «Бостон глоб» под названием «У ЭВМ возникнут проблемы с 2000 годом». Из-за предполагаемого кризиса появилась шутка, что все программисты уволятся в 1999-м. Поживем — увидим…

Конечно, в 2099 году подобных трудностей не возникнет. К тому времени компьютеры будут сами о себе заботиться (прямо как Homo sapiens, если таковые останутся в наличии).

Громадного моллюска из главы 12 я не придумал. Подробности (с фотографиями) об этом страшном чудище можно найти в книге «Таинственный мир Артура Кларка» («Коллинз», 1980). Впервые Octopus giganteus идентифицировали Ф. Дж. Вуд и доктор Джозеф Геннаро («Нэйшнл хистори», март 1971). Их обоих я с удовольствием запечатлел в телесериале «Таинственный мир Артура Кларка».

Полезный намек на аллергическую реакцию осьминога («Что делать, если вы обнаружите осьминога у себя в туалете?») почерпнут из книги Жака Ива Кусто и Филиппа Диоля «Осьминоги и кальмары» («Кассел», 1973).

Тут стоит отметить кое-что важное. Эта загадка терзала меня годами. В своей книге Жак утверждает: его аквалангисты сотни раз играли с осьминогами (с осьмируками, если угодно), и те их никогда не кусали. Жак вообще не слышал о подобных случаях. Но… в тот единственный раз, когда я поймал осьминога на восточном побережье Австралии, он меня укусил (см. «Коралловый берег», «Харпер и Роу», 1956). Я не в состоянии объяснить такое вопиющее нарушение теории вероятностей.

Судя по материалам журнала «Омни», вопрос, описанный в 13-й главе, действительно предлагался в тесте для учеников старших классов. Лишь один вундеркинд заметил, что ответ авторов задачи ошибочен. Не перестаю восторгаться этим случаем. Скептикам рекомендую несколько минут повозиться с картоном и ножницами. С еще более невероятной историей Сринавасы Рамануджана, мимоходом упомянутого в той же главе, можно ознакомиться в небольшом классическом произведении Г. Г. Харди «Апология математика» или в первом томе «Мира математики» Джеймса Ньюмана.

За краткий ознакомительный курс, посвященный морским нефтеразработкам, я благодарю старого друга с Шри-Ланки Катберта Чарльза и его коллег, Уолтера Джексона и Дэнни Стивенса, а также Брайена Реддена. Надеюсь, они удержали меня от слишком грубых ошибок. За столь вольное обращение с поистине удивительными достижениями, вполне сравнимыми с тем, чем мы будем заниматься в космосе спустя столетие, следует винить меня одного. Прошу у моих учителей прощения за то, что в ответ на их доброту я воспользовался лишь малой частью предоставленных ими материалов.

Правда о проведенной в 1974 году операции «Дженнифер» так и не раскрыта, и вряд ли мы когда-либо услышим ее. Удивительно, но руководитель операции оказался моим старым знакомым. Я благодарен ему за уклончивые, но отнюдь не бесполезные ответы на назойливые расспросы. Видимо, предпочтительнее не знать слишком много о событиях того далекого лета, чтобы не расстраиваться окончательно.

Занимаясь сочинением романа, я с удивлением обнаружил еще одну книгу, в которой упомянут «Гломар Эксплорер». На мое счастье, он используется там с другой целью. Я говорю о книге «Золотой корабль» Томаса Аллена и Норманна Полмара («Макмиллан», 1987).

Хочу поблагодарить некоторых знакомых из ЦРУ и КГБ. Они предпочли сохранить анонимность.

Но одного информатора я счастлив назвать по имени. Это процессор Уильям Орр с геологического факультета Орегонского университета, мой товарищ по плавучему кампусу на корабле «Юниверс». Он снабдил меня полезными документами и чертежами корабля «Гломар Эксплорер». Сейчас судно прохлаждается в заливе Суисан, штат Калифорния, между Вальехо и Мартинесом. Его хорошо видно с трассы 680.

Мощные сейсмические явления на морском дне, описанные в главе 33, были зарегистрированы Дэвидом Б. Приором, Эрлом Г. Дойлом и Майклом Дж. Калуза. Их статья под названием «Свидетельства разрывов глубоководных осадочных пород в Мексиканском заливе» опубликована в «Сайенс», № 243, 27 января 1989 года.

Внося окончательные правки в рукопись, я уже знал, что буровые работы на нефтеразработках способны провоцировать землетрясения. Существуют веские доказательства. 28 октября 1989 года в «Сайенс ньюс» цитировалась работа Пола Сегала из октябрьского номера журнала «Джиолоджи», где он высказывается на эту тему.

Сообщение о неолитическом захоронении, приведенное в главе 34, можно найти в журнале «Нэйчур», № 276, 1978.

Поразительная работа Ральфа С. Меркле «Молекулярное восстановление головного мозга» впервые была опубликована в октябрьском номере журнала «Крайоникс» за 1989 год. Я очень благодарен сотрудникам этого журнала, выславшим мне гранки статьи.

Хочу выразить признательность Кумару Читти за информацию о Морской Конвенции ООН. Ее подготовке посвятил много лет покойный посол Ширли Гамильтон Амарасингх. Как трагично, что Ширли (чьим гостеприимством я часто наслаждался в семидесятых) не увидел кульминации своих стараний. Он замечательно умел уговаривать людей. Пожалуй, будь он жив, делегациям США и Великобритании не пришлось бы так препираться.

Я особенно благодарен моему соавтору Джентри Ли («Колыбель», трилогия «Рама»). Он сумел так организовать график, что я позволил себе целиком сосредоточиться на работе над самым последним из своих «последних» романов…

Отдельная благодарность Наваму и Салли Тамбайя, не говоря уже о Таше и Синди, за гостеприимство, факсы и «Вордстар».

И наконец, дань благодарности моему дорогому другу, покойному Реджинальду Россу. Он, помимо прочих добрых дел, полвека назад представил меня Рахманинову и Элгару. В то время как я работал на этой книгой, Реджинальд скончался в возрасте девяносто одного года.

ПАМЯТКА О МНОЖЕСТВЕ МАНДЕЛЬБРОТА

Люди, не связанные с корпорацией IBM, узнали о множестве Мандельброта по статье А, К. Дьюдни «Компьютерные досуги» («Сайентифик америкен», авг. 1985). Сейчас литературы по данной теме поистине невероятное количество. Книга самого маэстро, «Фрактальная геометрия природы» (У. X. Фримен, 1982), слишком узкоспециальна и недоступна для понимания даже тех, кто считает себя знатоком математики. Тем не менее в ней много полезной информации, книга написана живо. Пробежать ее глазами все же стоит. Но в 1982 году исследование множества Мандельброта только начиналось, поэтому о нем во «Фрактальной геометрии» сказано не так много.

«Красота фракталов» (Х.-О. Пайтген, П. X. Рихтер, Ферлаг, 1986) стала первой книгой, где множество представлено в великолепных техниколоровских цветах. В ней содержится увлекательное (местами просто поразительное) эссе доктора Мандельброта о происхождении и открытии (или, вернее сказать, — изобретении?) множества. Более поздние достижения ученый описывает в «Науке фрактальных изображений» (Шпрингер ферлаг, 1988). Обе указанные книги предназначены для профессионалов.

Гораздо доступнее для неподготовленного читателя, желающего разобраться в вопросе, книга А. К. Дьюдни «Вселенная в кресле» (У. X. Фримен, 1988). В ней содержится статья 1985 года из «Сайентифик америкен» и коды программ для персонального компьютера, а также информация о них. Мне очень приглянулась программа «Mand FXP». Я активно пользовался ею на компьютере «Амига 2000». Работая над телевизионным документальным фильмом «Бог, Вселенная и все остальное» для четвертого британского телеканала, я получил редкую возможность продемонстрировать Стивену Хокинсу несколько великолепных «черных дыр». Они получились при расширении множества до размеров, сравнимых с расстоянием от Земли до Марса.

Думаю, можно не упоминать, что существуют журналы для фанатов множества Мандельброта. В них публикуют советы, как заставить программы работать быстрее, а также заметки исследователей далеких регионов множества. Иногда проскакивают даже образчики нового жанрового направления, так называемого фрактал-фикшн.

Лучше всего оценить красоту множества Мандельброта помогают специальные видеозаписи, обычно сопровождаемые музыкой. Самая знаменитая из них — «Ничего, кроме зумов» («Nothing but zooms») производства «Арт матрикс». Также большое наслаждение доставил мне «Фрактальный балет» («А Fractal Ballet») от «Фрактал стэфф компани».

Строго говоря, «Крайний Запад» множества Мандельброта точно равен -2, а не -1,99999 и до бесконечности, как утверждается в главе 18. Кого-нибудь интересует, в чем разница?

Не знаю, встречаются ли в реальной жизни случаи «мандельмании», но, думаю, после выхода книги сообщения о них могут появиться. Заранее снимаю с себя всякую ответственность.

ПРИЛОЖЕНИЕ: ЦВЕТА БЕСКОНЕЧНОСТИ

В ноябре 1989 года в городе Риад (Саудовская Аравия) мне вручали награду за особые достижения от Ассоциации исследователей Космоса. Я имел возможность выступить перед самым большим в истории числом астронавтов и космонавтов, собравшихся под одной крышей. Их было больше пятидесяти. Присутствовали Эдвин Олдрин и Майк Коллинз из экипажа «Аполлона-11» и Алексей Леонов, совершивший «первую прогулку» в космос (его уже не смущает, что моя книга «2010, Одиссея-два» содержит посвящение ему и Андрею Сахарову). Я решил немного расширить кругозор собравшихся и продемонстрировать им нечто грандиозное. Мы с астронавтом Салманом бен Абдул-Азизом представили вниманию аудитории роскошно иллюстрированную лекцию «Цвета бесконечности. Исследование фрактальной Вселенной».

Нижеприведенный материал содержит выдержки из моего выступления. Еще один отрывок из него появляется в начале 15-й главы. Очень жаль, что в рамках книги нельзя проиллюстрировать текст великолепными 35-миллиметровыми слайдами и видеороликами, которые я использовал в Риаде.


Сегодня все знакомы с графиками. Особенно привычен график, на кагором по горизонтали откладывается время, а по вертикали — неуклонно растущая стоимость жизни. Мысль, что каждая точка на плоскости описывается двумя числами, обычно называемыми х и у, теперь очевидна. Невозможно представить, как математический мир дожил без этого знания до 1637 года, когда Декарт наконец представил свою теорию.

Последствия этой простейшей идеи не перестают удивлять до сих пор. Самому поразительному открытию, совершенному благодаря Декартову изобретению, в момент написания книги исполняется десять лет. Оно называется множеством Мандельброта. Очень скоро вы увидите его повсюду — в рисунках на тканях, обоях и линолеуме, в дизайне ювелирных украшений. Опасаюсь, что множество Мандельброта станет появляться на экранах ваших телевизоров при каждом выпуске рекламы.

Однако самым невероятным свойством множества является его изначальная простота. Любой школьник способен понять, как оно образуется. Для современной математики такое почти невероятно. Чтобы получить множество Мандельброта, достаточно простейших действий — сложения и умножения. Нет нужды в вычитании и, упаси бог, делении; о более экзотических тварях из математического зверинца не стану даже упоминать.

В цивилизованном мире найдется мало людей, не сталкивавшихся со знаменитой формулой Эйнштейна Е = mc2. Лишь единицы сочтут ее безнадежно сложной для понимания. Уравнение, определяющее множество Мандельброта, содержит такое же количество обозначений и выглядит очень похоже. Вот так:

Z = z2 + c

Не особо страшно. Между тем времени жизни Вселенной не хватит, чтобы исследовать все расширения этого уравнения.

Буквы z и c символизируют числа, а не физические величины типа массы и энергии, как у Эйнштейна. Это координаты, обозначающие положение точки. Уравнение описывает, как точка движется по плоскости, и позволяет выявить закономерность.

Приведу простейшую аналогию. Все видели детские книжки со страницами, усыпанными цифрами. Если соединять цифры линией в правильном порядке, обнаруживаются скрытые, порой удивительные, картинки. Изображение на телевизионном экране получается путем применения того же принципа в значительно усложненном виде.

Теоретически каждый, умеющий складывать и умножать, способен построить множество Мандельброта с помощью ручки или карандаша на листке бумаги в клеточку. Однако, как мы увидим позже, существуют практические сложности. Главная из них в том, что жизнь человека редко длится больше ста лет. Поэтому множество Мандельброта создают не вручную, а с помощью компьютера и демонстрируют на дисплеях.

Есть два способа определить координаты точки в пространстве. Один используется чаще, другой реже. В первом требуется некая вспомогательная решетка — восток-запад, север-юг — либо вертикальная ось Y и горизонтальная ось X на разграфленной бумаге. Вторая система применяется, например, в радарах. Благодаря бесчисленным кинофильмам теперь она знакома почти всем. Положение объекта задается, во-первых, расстоянием до точки отсчета и, во-вторых, направлением движения в системе географических координат. Так получилось, что эта система естественна для человека — вы пользуетесь ею машинально при любой игре с мячом. Вам важны расстояния и углы. Точкой отсчета являетесь вы сами.

Представьте, что дисплей компьютера — это экран радара. На нем — одна точка, за движением которой будет следить множество Мандельброта. Прежде чем мы включим наш радар, хотелось бы упростить уравнение еще больше, вот так:

Z = z2

Я отбросил с и оставил только z. Давайте определим их более точно.

Маленькая буква z — первоначальный диапазон точки, дистанция, с которой она стартует. Большая Z— расстояние от старта до финиша. Если изначально точка отстояла от нас на 2 единицы, повинуясь уравнению, она сразу прыгнет на 4.

Пока ничего особо волнующего. Но теперь наступает черед модификации, приводящей к серьезным отличиям:

Z ↔ z2

Знак равенства заменен двойной стрелочкой. Напоминает знак двустороннего движения, показывающий, что числа плывут в обоих направлениях. На этот раз мы не остановимся на Z = 4; мы присвоим полученное число новому z и моментально получим вторую величину Z то есть 16, и так далее. Очень скоро образуется последовательность:

256, 65536, 4294967296…

Точка, стартовавшая всего в 2 единицах от центра, гигантскими, непрестанно увеличивающимися шагами направится к бесконечности.

Виток при постоянном движении по петле называется итерацией. Процесс похож на то, как собака гоняется за собственным хвостом. Но собака при этом никуда не денется, а вот математические итерации способны увести нас в очень странные места. Скоро мы на них посмотрим.

Наконец мы готовы включить радар. На большинстве дисплеев рисуют круги радиусами 10, 20… 100 километров от центра. Нам потребуется единственный круг радиусом 1. Незачем вводить единицы измерения, поскольку мы оперируем чистыми числами. Хотите — назовите их сантиметрами или световыми годами, как больше нравится.

Предположим, что первоначальная позиция точки находится где угодно в пределах этого круга. Точное место не имеет значения. Итак, z равно 1.

Поскольку 1 в квадрате дает 1, то Z также равно 1. Его величина будет оставаться такой постоянно, сколько бы раз мы ни умножали единицу на саму себя. Точка будет вертеться и вертеться по кругу, но не сможет его покинуть.

Теперь рассмотрим случай, когда первоначальное z больше 1. Мы уже видели, как быстро точка убегает в бесконечность, если z равно 2. То же самое рано или поздно произойдет, даже если число будет превышать 1 совсем чуть-чуть. Пусть, к примеру, z = 1,000000000000000000001. Смотрите:

При первом возведении в квадрат Z становится

1,000000000000000000002

затем

1,000000000000000000004

1,000000000000000000008

1,000000000000000000016

1,000000000000000000032

И так далее — насколько хватит бумаги для распечатки. Для любых практических целей подобные величины округляют до 1. Наша точка не двинулась заметно ни вперед, ни назад. Она все равно остается в кружке с радиусом 1.

Но нули медленно исчезают, и цифры после запятой неуклонно маршируют влево. Неожиданно что-то появляется на месте третьей, второй, первой цифры после запятой. После небольшого числа операций числа начинают взрываться, как показывает этот пример:

1,001 1,002 1,004 1,008 1,016 1,032

1,066 1,136 1,292 1,668 2,783 7,745

59,987 3598,467 12948970

167675700000000

28115140000000000000000000000

И до бесконечности.

Справа может быть миллион, миллиард нулей, но результат не изменится. Постепенно цифры доберутся до запятой, и тогда Z вырвется в бесконечность.

Теперь рассмотрим другой случай. Допустим, z на микроскопическую величину меньше 1. Скажем,

0,99999999999999999999.

Как и раньше, долгое время, пока мы будем крутиться по спирали, все останется на своих местах. Но числа в дальнем правом конце будут постепенно уменьшаться. После нескольких тысяч или миллионов итераций — катастрофа! — Z вдруг начинает превращаться в ничто, оно растворяется в бесконечной цепочке нулей…

Проверьте это на компьютере. Он управляется только с двенадцатизначными цифрами? Не имеет значения. Вы получите тот же ответ. Честное слово.

Результаты наших действий, выработанного алгоритма, можно суммировать тремя законами. Некоторым они покажутся слишком тривиальными. Но не бывает тривиальных математических истин. Через пару шагов эти законы уведут нас во вселенную, поражающую удивительной красотой. Вот три закона «квадратичной» программы:


1. Если исходное z равняется 1, то результирующее Z всегда остается равным 1.

2. Если исходное z больше 1, то в результате число стремится к бесконечности.

3. Если исходное z меньше 1, то в результате число стремится к нулю.


Поэтому наш круг с радиусом 1 фактически представляет собой карту — или, если хотите, ограду, забор, делящий плоскость на две зоны. За пределами ограды числа, повинующиеся квадратичному закону, имеют свободу движения к бесконечности; числа, находящиеся внутри, — пленники, запертые и обреченные на полное изничтожение.

Тут кто-нибудь воскликнет: «Вы говорили только о расстоянии до точки старта. Но чтобы определить положение точки, нужно знать направление радиуса, вектор. Что скажете?»

Совершенно верно. К счастью, при делении z на два четких класса направление не имеет значения. Результат будет одинаковым, в какую бы сторону вектор ни указывал. Наш пример прост, мы работаем с особым множеством (назовем его «К», то есть квадратичным). Следовательно, можно смело игнорировать направление. Когда же мы придем к более сложному варианту множества Мандельброта, где векторы играют роль, я покажу очень хитрый математический фокус. Он поможет справиться с проблемами за счет использования сложных или воображаемых чисел (на самом деле они не особо сложны и вовсе не воображаемы). Пока в них нет нужды, и я обещаю больше не беспокоить вас подобным.

Множество «К» лежит внутри карты. Все его точки располагаются на окружности с радиусом 1. Она представляет собой непрерывную линию, не имеющую толщины. Если исследовать линию с помощью самого мощного микроскопа, она всегда будет выглядеть одинаково. Вы можете увеличить множество «К» до размеров Вселенной, но не увидите ничего, кроме линии с нулевой толщиной. Однако в ней нет ни одной дырочки; это абсолютно непроницаемый барьер, на веки вечные отделяющий все z менее единицы от z больше единицы.

Теперь мы наконец готовы рассмотреть множество Мандельброта, где все идеи, подсказанные здравым смыслом, переворачиваются вверх тормашками. Пристегните ремни.

В семидесятые годы двадцатого века французский математик Бенуа Мандельброт, сотрудничавший с Гарвардским университетом и компанией IBM, приступил к исследованию уравнения, впоследствии сделавшего его знаменитым. В динамической форме оно записывается так:

Z ↔ z2 + c

Единственное различие между этой формулой и той, что мы использовали для описания множества «К», это показатель c. Именно он, а не переменная z теперь является отправной точкой для нашей операции по составлению карты. При первом шаге по спирали z приравнивается к нулю.

Казалось бы, изменение крошечное. Невозможно представить, что за счет него будет сотворена целая вселенная. Мандельброт получил первые приближенные данные только к весне 1980 года, когда на компьютерных распечатках начали появляться смутные закономерности. Он услышал ту китсовскую песню:


…что не раз

Влетала в створки тайного окна

Над морем сумрачным в стране забвенной[46].


Новое уравнение ставит тот же вопрос, что и предыдущее, и дает на него ответ. Каковы очертания «территории», получающейся при нанесении чисел на карту? Для множества «К» это была окружность с радиусом, равным 1. Давайте внесем эту величину в уравнение Мандельброта и посмотрим, что произойдет. При первых шагах вычисления легко производить в уме. Но спустя несколько десятков итераций даже у суперкомпьютера сгорит процессор.

Для начала: z = 0, с = 1. Следовательно, Z = 1

Первая петля: Z = 12 + 1 = 2

Вторая: Z = 22 + 1 = 5

Третья: Z = 52 + 1 = 26

Четвертая: Z = 262 + 1… и так далее.

Моих программистских способностей хватило, чтобы однажды заставить компьютер подставить в уравнение числа покрупнее. Машина обыграла меня всего на две итерации, а потом начала округлять:

1, 2, 5, 26, 677, 458330,

21006640000

4412789000000000000000

Тут компьютер сдался, поскольку он не верит, что существуют числа более чем из 38 разрядов.

Однако даже первых двух полученных значений достаточно, чтобы показать: очертания множества Мандельброта должны существенно отличаться от идеальной окружности множества «К». Точка с координатой «1» находится внутри множества «К», и она же определяет ею границу. Точка с таким же расстоянием в множестве Мандельброта может вылезать за границу.

Обратите внимание: я говорю «может», а не «должна». Все зависит от изначального направления относительно начала координат. Пока что мы его игнорировали, поскольку оно не влияло на наш разговор о множестве «К», наделенном абсолютной симметричностью. Как выясняется, множество Мандельброта симметрично только относительно оси X — то есть горизонтали.

Кто-то, возможно, уже догадался об этом, исходя из природы уравнения. Но вряд ли возможно интуитивно определить, как оно выглядит в действительности. Если бы мне задали такой вопрос в девственные «домандельбротовы» времена, я бы, пожалуй, робко предположил: «Наверное, что-то вроде овала, вытянутого вдоль оси Y». Возможно, смекнул бы даже, что картинка будет смешена влево, в направлении минуса.

Предлагаю провести мысленный эксперимент. Множество Мандельброта объективно неописуемо, но вот моя попытка сделать невозможное.

Представьте, что вы смотрите сверху на толстую черепаху, плывущую за запад. Она врезалась в рыбу-меч, поэтому перед ней торчит узкая спица. Панцирь ее по всему периметру оброс гирляндами причудливых морских водорослей и черепахами-малютками всевозможных размеров, к которым тоже прилипли разные водоросли…

Попробуйте найти подобное описание в учебнике математики. Если думаете, что у вас получится лучше, поглядите на эту зверюгу — и пожалуйста, милости просим. (Подозреваю, что в мире насекомых нашлись бы аналогии получше. Возможно, где-нибудь в бразильской сельве ползает «мандельжук». Жаль, мы этого никогда не узнаем.)

Вот первая, весьма приблизительная картинка, лишенная деталей. Она очень похожа на «пруд Мандельброта» около замка Конрой (глава 18). Если решите заполнить белые пятна излюбленными пометками средневековых картографов типа «Здесь драконы», смело приступайте. Сомневаюсь, что ваши предположения окажутся сильно далекими от истины.

Прежде всего, обратите внимание на следующее. Как я уже отмечал, множество Мандельброта смещено влево (на запад, если угодно) относительно множества «К», которое простирается от +1 до -1 вдоль оси X. Вдоль горизонтальной оси наша черепаха добирается только до 0,25, хотя выше и ниже она разбухает почти до 0,4.

В левую сторону карта тянется примерно до -1,4, а затем вырождается в своеобразную спицу — или антенну, — которая заканчивается ровно на -2. С точки зрения множества Мандельброта за этой точкой нет ничего, это конец Вселенной. Фанаты множества называют ее «Крайним Западом». Давайте посмотрим, что произойдет, если сделать с равным -2. Z не превратится в нуль, но и в бесконечность не уйдет. Точка будет принадлежать множеству — и только. Но если увеличить c хотя бы чуть-чуть — скажем, до -2,00000…000001, вы не успеете заметить, как пролетите мимо Плутона и направитесь к совсем уж далекому западу, в страну квазаров.

Теперь мы подошли к важнейшему отличию одного множества от другого. Граница множества «К» представляет собой красивую четкую линию. Граница множества Мандельброта, мягко говоря, «лохматая». Насколько она лохмата, вы поймете, когда мы начнем придавать множеству что-то вроде фотографического увеличения. Только так можно увидеть невероятную флору и фауну, процветающую на этой спорной территории.

Граница (если ее можно так назвать) множества Мандельброта — это не просто линия; это нечто, чего Евклид был не в состоянии представить. Для нее не найдется слова в обычном языке. Мандельброт, который чудовищно владел английским (и американским), обыскал словари в поисках более или менее подходящих существительных. Приведу несколько вариантов: пена, губка, пыль, паутина, гнездо, творожистая масса. В конце концов он склонился к техническому термину «фрактал» и теперь воодушевленно уговаривает всех не искать более точного названия.



Компьютеры способны без труда «заснять» множество Мандельброта при любом увеличении. Даже в черно-белом виде эти «снимки» поражают воображение. Однако их несложно «подкрасить» и превратить в объекты удивительной, сюрреалистичной красоты.

Первоначальное уравнение не больше связано с цветом, чем евклидовы «Элементы геометрии». Но если мы дадим компьютеру команду окрасить определенную область множества Мандельброта в соответствии с количеством прохождений z по спирали, прежде чем z решит, принадлежит оно к множеству или нет, результаты получатся великолепные.

Таким образом, цвета, хоть и не являются обязательными, не лишены смысла. Точную аналогию легко найти в картографии. Представьте контурные линии на карте рельефа местности, где показывается высота над уровнем моря. Пространство между ними часто закрашивают так, чтобы информация воспринималась проще и быстрее. То же самое с батиметрическими картами. Чем глубже океан, тем насыщеннее синий цвет. Картограф может выбрать любые цвета. Он руководствуется эстетическими соображениями точно так же, как географическими.

Похожая ситуация и с множеством Мандельброта. Разница в том, что контурные линии устанавливаются автоматически за счет скорости вычислений. Но не будем лезть в дебри. Я так и не узнал, что за гений первым до этого додумался — возможно, сам мсье Мандельброт, — но за счет цвета множество превращается в фантастические произведения искусства. Видели бы вы это великолепие, оживленное при помощи анимации…

Открытие Мандельброта порождает немало странных мыслей. Одна из них такова. В принципе, множество могло быть обнаружено, как только человечество научилось считать. На практике, в связи с тем, что даже «малое увеличение» требует миллиардов вычислений, на множество Мандельброта невозможно было даже одним глазком взглянуть до изобретения компьютеров! Чтобы появились такие фильмы, как «Ничего, кроме зумов» от «Арт матрикс», потребовалось бы, чтобы все население Земли занималось вычислениями днем и ночью, не делая ни одной ошибки при перемножении чисел из сотен разрядов…

Я начал с фразы о том, что множество Мандельброта — одно из самых необычайных открытий в истории математики. Уравнение, простое до абсурдного, порождает столь бесконечную (в буквальном смысле) сложность и неземную красоту! Разве можно вообразить такое?

Множество Мандельброта, как я попытался объяснить, фактически представляет собой карту. Все мы читали истории о картах, показывающих места, где спрятаны сокровища.

Что ж, в данном случае сама карта является сокровищем!

Коломбо, Шри-Ланка

28 февраля 1990 года

Загрузка...