Песни славянских народов

Трое братьев городили город –

Марлявчевичи звалися братья:

Вукашин король был первый стройщик,

А другой Углеша воевода,

Третий строил Марлявчевич Гойко –

Город Скадар на реке Бояне.

Ровно три года городят город,

Ровно три года, рабочих триста,

Но не могут и основу вывесть,

А куда уж весь поставить город.

Что работники построят за́ день,

То повалит злая вила за́ ночь.

Как четвертое настало лето,

Слышат – вила кличет из Шанины:

«Вукашин, не мучься ты задаром,

Не губи добра ты понапрасну:

Не видать тебе и основанья,

А куда уж весь поставить город,

Коли сходных не найдешь двух прозвищ,

Сестру с братом, Стою и Стояна,

И под башню их ты не заложишь,

А заложишь – будет основанье

И построишь Скадар на Бояне!»

Как те речи Вукашин услышал,

Подзывает слугу Десимира:

«Десимир, мое милое чадо!

Был доныне ты моим слугою,

Будь отныне моим сыном милым!

Запрягай ты ко́ней в колесницу,

Шесть кулей бери добра с собою,

Поезжай по белому ты свету,

Двух ищи ты одинаких прозвищ,

Сестру с братом, Стою и Стояна,

Добывай за деньги, или силой,

И вези их в Скадар на Бояну:

Мы заложим их под башню в камень

Так поставим граду основанье

И построим Скадар на Бояне.»

Как услышал Десимир те речи,

Снарядил конёй и колесницу,

Шесть кулей добра с собой насыпал

И поехал он по белу свету;

Ездит, ищет одинаких прозвищ,

Ездит, ищет Стою и Стояна.

Уж три года Деспмир проездил,

Не нашол он одинаких прозвищ,

Не нашол он Стою и Стояна,

И назад приехал к Вукашину,

Отдает коней и колесницу,

И кули, как были, вынимает:

«Вот тебе кони и колесница,

Вот и все добро твое, богатство!

Не нашол я одинаких прозвищ,

Не нашол я Стою и Стояна!»

Как услышал Вукашин те речи,

Призывает зодчего он Рада,

Зодчий кличет всех людей рабочих,

Стали строить Скадар на Бояне,

Зодчий строит, злая вила валит,

Не дает и основанья вывесть,

А не только весь построить город,

И опять с горы заголосила:

«Эй, король, не мучься ты задаром,

Не губи добра ты понапрасну!

Коль не можешь и основу вывесть,

Так куда ж тебе построить город!

Но послушай моего совету:

Вас три брата на реке Бояне,

И у всякого по верной любе,

Чья придет сюда поутру прежде

И рабочим принесет обедать,

Заложите вы тоё под камень:

Основанье граду будет крепко,

Ты построишь Скадар на Бояне.»

Как услышал Вукашин те речи,

Призывает он родимых братьев,

Говорит им: «братья дорогие,

Вон с горы что говорит мне вила:

Вишь добро мы понапрасну губим,

Ни за что нам с вилою не сладить,

Не возводит вывесть и основы,

А куда уж весь ностронть город!

Да сказала, что вот нас три брата

И у всякого по верной любе:

Чья придеть поутру на Бонну

И рабочим принесет обедать,

Заложить тоё велит под башню:

Так поставим граду основанье

И построим Скадар на Бонне.

Только, братья, заклинаю Богом,

Чтоб ни чья про то не знала люба;

Ни оставим это им на счастье:

Чья пойдет, за и пойдет с обедом!»

И друг дружке братья клятву дали,

Что ни кто своей не скажет любе.

Так застала их пора ночная,

Ко дворам они вернулись белым

И за ужин сели за господский,

А лотом пошли в опочивальни.

Но великое свершилось чудо:

Вукашин не удержался первый,

рассказал он все подруге-любе:

Ты послушай, люба дорогая,

Не ходи ты завтра на Бояну

И рабочим не носи обедать,

А не то себя, душа, погубишь:

Завладут тебя под башню в камень!»

И Углеша клятвы не исполнил,

рассказал и он подруге-любе:

«Ты послушай, люба дорогая,

Не ходи ты завтра на Бояну

И рабочим не носи обедать,

А не то себя, душа, погубишь:

Закладут тебя под башню в камень!»

Лишь один не посрамился Гойко,

Не сказал своей ни слова любе.

Как назавтра утро засияло,

Встали братья и пошли на стройку.

Час обеда настает рабочим,

А черёд за любой Вукашнна.

Вот идет она к своей невестке,

К молодой Углешиной хозяйке,

Говорит: «невестка дорогая,

Помоги, неможется мне ныньче,

Голову мне с ветру разломило:

На, снеси обед рабочим людям!»

Но Углешнна подруга молвит:

Ах, невестка, радостью бы рада,

Да рука сегодня заболела,

Попроси уж ты сноху меньшую!»

Та приходит к Гойкиной подруге,

Говорит: «невестка дорогая,

Помоги, неможется мне ныньче,

Голову от ветра разломило:

На, снеси обед рабочим людям!»

Люба Гойки ей на это молвит:

«Матушка ты наша, королева,

Отнесла бы я тебе с охотой,

Да еще ребенка не купала

И полотен не стирала белых!»

Вукашиниха на это молвит:

«Ты поди, невестка дорогая,

Отнеси обед рабочим людям,

А ребенка я тебе помою

И полотна выстираю белы.»

Нечего, пошла подруга Гойки,

Понесла обед рабочим людям;

Как пришла она к реке Бояне,

Увидал свою подругу Гойко,

Стало Гойке раздосадно-горько,

Стало жаль ему подруги верной,

Стало жаль и малого ребенка,

Что глядел на белый свет лишь месяц:

Слёзы пролил Марлявчевич Гойко;

Издали его узнала люба,

Тихой поступью к нему подходит,

Говорит ему такое слово:

«Что с тобою, господин мой добрый,

Что ты ронишь нынче горьки слёзы?»

Отвечает Гойко Марлявчевич:

«Ах, душа ты, верная подруга!

Приключилось горькое мне горе:

Яблоко пропало золотое,

Укатилось в быструю Бояну:

Вот и плачу, слёз не одолею!»

Но не тужит Гойкина подруга,

Говорит она, смеючись, мужу:

«Лишь бы ты мне был здоров и весел,

А про яблоко чего крушиться:

Наживем мы яблоко и лучше!»

Тут еще ему горчее стало;

От своей он любы отвернулся

И смотреть уж на нее не может.

Подошли тогда родные братья,

Деверья его подруги-любы,

За белы ее схватили руки,

Повели закладывать под башню,

Призывают зодчего на стройку,

Зодчий собрал всех людей рабочих,

Но смеется Гойкина подруга,

Думает, что с нею шутки шутят.

Стали в город городить беднягу,

Навалили триста те рабочих,

Навалили дерева и камню,

Что коню бы стало по колено;

Люба Гойки все еще смеется,

Думает, что с нею шутку шутят.

Навалили триста те рабочих,

Навалили дерева и камню,

Что коню бы по́ пояс хватило;

Как осело дерево и камень,

Увидала Гойкина подруга,

Что беда у ней над головою,

Взвизгнула змеёю медяницей,

Деверьям своим взмолилась жалко:

«Ради Бога, братья, не давайте

Загубить мне молод век зелёный!»

Так молила да не умолила:

Ни один и поглядеть не хочет.

Тут зазор и срам она забыла,

Господину своему взмолилась:

«Не давай ты, господин мой добрый,

Городить меня под башню в город,

Но поди ты к матушке родимой,

У неё добра в дому найдется,

Пусть раба или рабыню купит:

Заложите их под башню в камень!»

Так молила да не умолила –

И когда увидела бедняга,

Что мольба ей больше не поможет,

Зодчему тогда она взмолилась:

«Побратим ты, побратим мой зодчий,

Проруби моим грудям окошко,

Белые сосцы наружу выставь:

Как придет сюда мой сокол Ваня,

Пососёт он материнской груди!»

Как сестру, ее послушал зодчий,

Прорубил её грудям окошко

И сосцы ей выставил наружу,

Чтобы мог, придя, её Ванюша

Покормиться материнской грудью.

Снова зодчему она взмолилась:

«Побратим ты, побратим мои зодчий!

Проруби моим очам окошко,

Чтоб глядеть мне на высокий терем,

Коли Ваню понесут оттуда

И назад с ним к терему вернутся.»

И опять ее послушал зодчий:

Прорубил её очам окошко,

Чтоб глядеть на терем ей высокий,

Как оттуда понесут к ней Ваню

И назад с ним к терему вернутся.

Так ее загородили в город;

Всякий день носили к ней Ванюшу;

Восемь дней она его кормила,

На девятый потеряла голос,

Но кормила Ваню и опосле:

Целый год его туда носили.

И поныне у людей в помине,

Что бежит и будто тихо каплет

Ради чуда молоко оттуда,

И приходят жоны молодые

Грудью той лечить сосцы сухие.