Дон Томас чувствовал себя настолько счастливым, что был не в состоянии усидеть на месте. То и дело вскакивая, он принимался мерить шагами комнату.
Его мало расстраивало то, что в эту ночь из поместья увели огромный гурт скота, стоимостью не в одну тысячу песо. Точно так же он не горевал по поводу разграбленных драгоценностей дочери. Единственное, что имело для него теперь значение, так это то, что Доротея, целая и невредимая, снова была с ним, а все трое ненавистных ему врагов находились на волосок от смерти.
Не в силах сдерживаться, он обратился к дону Эмилиано:
— Вот видишь, Эмилиано, фортуна в конце концов всегда поворачивается лицом к Леррасам. Да, я, конечно, кое-что потерял. Но что из этого? Что значат деньги по сравнению со славой?
— Славой? — выкатив удивленно глаза и расстегивая воротничок сорочки, переспросил дон Эмилиано. — Вы сказали, славой, дон Томас?
— Ну да! — воскликнул Леррас. — А как вы еще назовете это? Столкнуться лицом к лицу с двумя самыми отъявленными в Мексике головорезами и лишь благодаря собственному уму и твердости остановить их и уничтожить? Разве это не славное деяние, друг мой? Не показывает ли это всему городу, что даже у пожилых представителей рода Леррасов кровь в жилах горячей и благородней, чем у простых смертных?
Дон Эмилиано смущенно кивнул.
— Даже самый последний из оборванцев на улице, — продолжал дон Томас, — да чего там говорить! — каждая голодная собака в городе должны знать, что Леррасы стали еще сильнее духом и плотью, чем были прежде.
— Люди говорят, — осторожно подбирая слова, начал Лопес, — что идти против Лерраса смертельно опасно.
— И не без основания, — подтвердил дон Томас. — Весь мир должен знать об этом.
— Однако идет молва, будто бы вы сначала дали обещание, а потом нарушили свое слово, сеньор.
— Обещание! Обещание? — воскликнул дон Томас. — О Господи! Неужели кто-то может всерьез полагать, что кабальеро из старого кастильского рода должен держать слово, данное бандиту-гринго, человеку без рода и племени? Неужели я настолько глуп, чтобы выполнить такое обещание?
— Совершенно согласен с вами, сеньор, — задумчиво потирая подбородок, кивнул дон Эмилиано. — У простолюдинов всегда не хватало мозгов.
— Да у них их и вовсе нет! Что они там болтают?
— Что если Эль-Кид погибнет, его смерть ляжет позорным пятном на имя Леррас, сеньор.
— Господи помилуй, Эмилиано! Мне кажется, ты думаешь так же, как эти грязные пеоны!
— Я, сеньор? Нет, конечно нет! Как я могу сомневаться в мудрости ваших поступков? И если вам нет дела до этих кривотолков, то к чему мне беспокоиться?
— Действительно, к чему? — повторил дон Томас. — Передай Доротее, что она может спуститься ко мне. Я готов выслушать ее злоключения.
Вошла Доротея и, улыбнувшись отцу, оперлась кончиками пальцев о стол.
— Ну что ж, доченька, — обратился к ней Леррас, — поведай мне обо всем.
— Лучше утром, отец, когда я вымоюсь раза три, чтобы почувствовать себя снова чистой.
— Вот собаки! Неужели посмели прикоснуться к тебе?
— Нет. По крайней мере, не руками.
— Ну что ж, можно подождать и до утра. Ты устала?
— Смертельно! Прямо засыпаю на ходу!
— Бедное мое дитя! Однако помни, что теперь они за все заплатят. Утром ты увидишь, как умрут Тонио и Рубрис. А с первыми лучами света падет и Эль-Кид… В чем дело, Доротея?
— Ни в чем. Просто зеваю, — отозвалась девушка. — Я слишком устала для разговоров, отец.
— Пошлю слуг, чтобы они занялись танцовщицей…
— Не надо. Она скоро уйдет отсюда. Она нам не опасна. Думаю, Розита собирается присоединиться к празднеству. Ты слышишь, как они веселятся?
Казалось, весь город высыпал на улицы, стремясь во что бы то ни стало превратить ночь в день. На улицах звучала музыка, люди танцевали, ночной воздух сотрясали аккорды гитар и более нежные звуки, извлекаемые из мандолин.
— Это народ празднует очередную победу Лерраса, — самодовольно произнес дон Томас.
— Победу? — переспросила девушка. — Ах да, конечно. А Эль-Кид? Ты уверен, что его еще не убили?
— Произошло нечто странное. Один монах, по имени брат Паскуаль — эдакий великан, настоящая гора мяса без всяких мозгов, — спустился в лощину Эль-Сиркуло, чтобы переговорить с Эль-Кидом, а за ним увязался… Кто бы, ты думала?
— Откуда же мне знать? Кто-нибудь из друзей?
— Тот самый ничтожный пеон, с которого и начались вся эти неприятности. Тот самый предатель Хулио Меркадо.
— Ах… я помню.
— Так вот, он пожелал погибнуть вместе с Эль-Кидом. Какое безумие самому лезть в ловушку, из которой ему уже не выйти живым! Несчастное, безмозглое создание!
— Или своего рода герой, — возразила девушка.
— Герой? — в негодовании воскликнул дон Томас. — Пеон — и герой? Да как ты можешь ставить рядом два этих слова?
— Извини, я пошутила.
Доротея пожелала отцу спокойной ночи и вернулась в отведенную ей комнату.
Там она застала Розиту, лежащую ничком на постели. Волосы танцовщицы разметались, крепко сцепленные руки не шевелились.
Доротея подошла к ней, взяла со стола стакан воды и завернутый в тонкую бумагу порошок.
— Выпей это, Розита. После него ты будешь хорошо спать.
— Не трогайте меня, — попросила та. — Прикосновение любого из рода Леррасов несет в себе проклятие.
Доротея спокойно отступила назад:
— Тебе нужно поспать, Розита. Знаешь, когда надвигаются несчастья, то лучше их встретить со свежими силами…
— Но он мертв! — воскликнула танцовщица. — О Господи! Мне кажется, что эти пули вонзились в мое тело!
— Нет, он еще жив, — успокоила ее Доротея. — К нему в лощину спустились брат Паскуаль и Хулио Меркадо.
Розита проворно вскочила с постели:
— Это правда? Оба? Благослови их Господь за их мужество!
— Вот видишь, пока ничего не должно случиться, и ты можешь спокойно поспать… Это очень сильный порошок. Через пять минут уже не сможешь раскрыть глаз. Я видела, как он действует.
— Зачем вы пытаетесь меня усыпить? — полюбопытствовала Розита. — Ведь не пройдет и пяти минут после восхода солнца, как и его не будет в живых!
— Странная вещь, — проговорила Доротея, — как в минуту опасности уличную танцовщицу подводит ее низкое происхождение!
Оскорбленная этим замечанием, Розита взвилась, будто от удара кнута. Даже скорбь не могла помешать ее гневу.
Доротея спокойно наблюдала за ней.
— А мне казалось, что раз мы любим одного человека, то должны быть сделаны из одного теста.
Наконец весь смысл сказанного дошел до Розиты. Гнев в ее глазах потух, теперь в них читалось удивление и испуг.
— Неужели, Доротея? Неужели и вы? — пробормотала она. — Мне казалось, вы просто забавлялись…
Доротея Леррас улыбнулась:
— Ну да, мы соперницы и должны ненавидеть друг друга. Но это потом. А сейчас мы должны попытаться ему помочь.
— Помочь? — переспросила Розита. — Помочь ему? Вы и я? Мы вместе? Даже Рубрис и Тонио не смогли бы помочь ему сейчас. К тому же они в тюрьме! Что же можем сделать мы с вами?
— Ну, — протянула Доротея, — я и сама пока не знаю. Возможно, последовать примеру брата Паскуаля и Хулио Меркадо.
Доротея говорила так спокойно, что Розита удивленно посмотрела на нее. В этот самый момент дон Томас постучал в дверь и распахнул ее:
— Доротея, ты еще не легла? Можно нам войти? Я хочу, чтобы ты сама услышала последние новости от нашего отважного друга, славного Бенито Халиски. Он поведает тебе, как идет осада этого негодяя, который осмелился похитить тебя. Послушай, что ждет Эль-Кида через пару часов.
— Сволочь… Кровосос, — прошептала Розита.
Но тут Доротея воскликнула:
— Ну конечно, пусть войдет! Я горю от нетерпения послушать его!
В дверном проеме появился сержант Бенито Халиска; слегка согнув колени, он трижды быстро поклонился. Затем вошел в комнату, потупив взор, чтобы было не так заметно, как он сияет от удовольствия быть принятым в покое дамы из великого рода Леррасов.
Сержант походил на пьяного. Глаза налились кровью, лицо было каким-то помятым и осунувшимся, он тяжело дышал, а его голос совсем осип. Но не вино вскружило ему голову, а эйфория предвкушения близкой победы.
— Отважный сержант Халиска, — начала Доротея, выходя в центр комнаты, в то время как застывшая от ужаса Розита замерла на месте. — Вы сейчас совершаете подвиг, который навсегда покроет вас славой. Истинное удовольствие видеть вас, сеньор! Возьмите стул и садитесь. Вот сюда. Вы весь в дорожной пыли, вам просто необходимо промочить горло. Я принесу вам вина.
— Молодец Доротея, очень хорошо! — похвалил ее отец. — Каждый из рода Леррасов должен знать, как чествовать отвагу. Не важно чью…
Доротея подошла к столику, на котором в чаше с водой охлаждалась фляга вина. Наливая его в большой фужер, приговаривала через плечо:
— Но сержант Халиска не просто отважен. Вы только подумайте, что он совершил! Подумайте, как он умен, — притворился, что готов отпустить Рубриса, а сам захватил его обратно и тем самым освободил меня без всякого выкупа! Думаю, я никогда не слыхала о более хитроумном поступке!
Халиска громко засмеялся. Он и в самом деле был пьян от радости. Подумать только, его отметил сам великий Леррас! Ему улыбалась, ему говорила лестные слова женщина из рода Леррасов!
— Каждый старается в меру своих способностей… Ну и удача, конечно, — хрипло выдохнул он. — Но теперь Эль-Кид в ловушке… А я пью за вас, сеньорита… Пью до дна!
Дон Томас стоял рядом с героем, как бы осеняя его своим величием. Улыбка Доротеи становилась все обворожительней, ее голубые глаза сияли небесной голубизной.
— А рано утром, — заявил сержант, — я поставлю Рубриса и Тонио к тюремной стене и сам возьму в руки ружье. Это, сеньорита, для начала. Видите, вот они, ключи от тюрьмы, всегда со мной. Все надежно заперто. А утром эти двое умрут. Если хотите, можете присутствовать.
— Вы настоящий герой, сержант Халиска! — снова воскликнула Доротея. — Конечно же я хочу видеть, как умрут эти мерзавцы. А вас произведут в капитаны. Нет, сразу в полковники!
— Ну что вы, что вы, сеньорита, — смущенно забормотал сержант. — Это уж слишком.
— Вам нужно выпить еще вина, — заявила Доротея.
— Я уже достаточно выпил, сеньорита.
— Нет, нет, еще пару глотков. Какой же вы полковник, если вам достаточно одного-единственного бокала? Так не пойдет, полковник Халиска.
Доротея снова наполнила вином бокал, но на этот раз ухитрилась подсыпать в него пару маленьких пакетиков. Тонкий порошок моментально растворился, не оставив ни малейшего следа, разве что в вине появилось чуть больше пузырьков.
— Итак, полковник, — продолжала щебетать девушка, — выпейте еще. За смерть Эль-Кида! Сколько новых песен будет сложено о ваших подвигах! Как народ будет воспевать полковника Халиску! А потом вы станете генералом! Вы будете командовать целой армией!
Закатив глаза от неземного блаженства, Халиска осушил второй бокал.
— На самом деле, — объяснил дон Томас дочери, — у Эль-Кида не осталось ни малейшего шанса. Можно считать, что с ним покончено. Лишь только рассветет…
— Кажется, я засыпаю, — вдруг зевнул Халиска. — Прошу прощения, сеньор, нельзя ли мне прилечь на…
— Мой храбрый Халиска! — воскликнул дон Томас. — Как раз напротив есть свободная комната. Идемте, мой друг. Ах, подумать только — за одну ночь всех троих… всех троих — одним разом! И не думайте, что я смогу забыть такое. И сам не забуду, и своим друзьям в столице не дам позабыть о вас. Вас непременно ждет повышение! Сюда, полковник!
И дон Томас вывел Халиску в коридор.