Песнь мятежной любви

Глава 2. Съёмка

Когда Эми сказала про фотосъёмку, я ни на секунду не задумалась, что модель может не быть девушкой. Поэтому сильно удивилась, увидев высокого и худощавого парня. А что именно он модель, не оставалось сомнений.

Во-первых, больше из комнаты никто не вышел, а во-вторых, он был при параде, готовность к съёмке номер раз. И ещё я поняла, почему Леонид Федорович так хвалил мой внешний вид, что готов был ничего не менять – я и парень выглядели как музыканты одной группы. Да-да, он тоже оделся в рокерском стиле, отчего мои глаза округлились до размера пятирублевой монеты, не меньше.

Чёрная куртка из матовой кожи выглядела стильно и дорого. На лацкане – пара значков, на ногах – лакированные полуботинки. Под куртку парень надел футболку с неровно обрезанным (я бы даже сказала – оторванным) воротом и белым черепом «Misfits» на груди. Брюки с дырами на коленях обтягивали худые ноги, на ремне с патронами болтались металлические брелоки и цепочки.

Броская одежда привлекла моё внимание в первую очередь, но уже по фигуре и отдельным её элементам (спасибо штанам в обтяжку), я поняла, что передо мной парень. Так получилось, что в его лицо я взглянула в последнюю очередь, но, посмотрев, не смогла отвернуться – до того этот чёрт оказался красив.

Кожа безупречная, нежного оттенка, что даже я, да что я – многие девушки позавидовали бы. Парень обладал по-мужски рельефным лицом с правильными чертами, чётко выраженными надбровными дугами и заострёнными скулами. В правом крыле носа красовался пирсинг-кольцо. Невероятно живые, серые с голубым глаза подвели чёрной подводкой, а веки тронули тенями. У меня с тушью такой длины и густоты ресниц не получалось, как у него без этого женского ухищрения. Длинноватые иссиня-чёрные волосы начесали и залакировали. Пряди спускались на лицо, доходя до губ. По бокам шеи субъекта я заметила тёмные узоры татуировок, ныряющие под воротник, но разобрать, что изображено, не смогла.

Парень в свою очередь с удивлением, интересом и некой неосознанной радостью разглядывал меня, и улыбка трогала чуть пухлые губы.

Я с трудом, поразившим меня саму, отвела от него взгляд.

«Ишь напомажен, как есть модель», – подумала я, чувствуя раздражение, но не потому, что он не побрезговал макияжем и укладкой, а, что меня обдурили в очередной раз за сегодня – подсунув парня вместо девушки.

Увидев, что на моём лице отразилось негодование, он недоумённо вскинул бровь.

– Замечательно! – тут же отозвался Леонид Федорович и представил мне парня: – Родион, музыкант для которого мы снимаем промо.

Музыкант? Мои брови поползли вверх. Я посмотрела в его широко распахнутые глаза, подключая талант распознавать в людях творческие начала.

Дружелюбный и открытый взгляд, немного наивный и доверчивый, сразу обозначал в парне характер. Внутренний стержень и природное (или выработанное) обаяние у него имелись. Уверенный, и даже самоуверенный, он знал о своей привлекательности и стоял перед нами в расслабленной позе. Голову держал прямо и игриво смотрел с высоты почти двухметрового роста.

Чутьё подсказывало, что Родион одарён и обладал знаниями в сфере музыки не понаслышке. Он точно сыграл бы, дай ему сейчас отстроенную гитару в руки или выкати фортепиано. А ещё интуиция шепнула, что он не так прост, как казался – сбивала с толку приветливая улыбка. Я подозрительно относилась к излишне оптимистичным людям, а из парня жизнелюбие так и фонтанировало. И мне инстинктивно захотелось оказаться подальше, чтобы не забрызгало.

– Приятно познакомиться, – отозвался Родион низким певучим голосом с небольшой хрипотцой.

Речь внятная и чётко поставленная. Согласные, особенно «р» звенели, слетая с языка. Я подумала, что он вокалист – слишком запоминающимся и особенным голосом он обладал. И поймала себя на том, что мои уголки губ поползли вверх, чтобы вернуть ему улыбку. Конечно, я задавила глупое желание.

– Майя, – бросила я коротко и сердито, после чего подарила парню настороженный взгляд.

Тот моментально осадился и перестал улыбаться. Я заликовала, глупая. Не знаю почему, но ухмылочка Родиона меня раздражала. Зато когда он не улыбался, выглядел устрашающе серьёзно и старше своего возраста. Сейчас я дала бы ему лет двадцать шесть. Но без улыбки его лицо теряло пикантность, становясь обычным.

– Итак, прошу, – Леонид Федорович простёр руку в сторону подготовленного съёмочного места. – Не будем тратить время, Майя спешит.

– Да, конечно, – спохватился Родион и прошествовал мимо, поскрипывая кожей куртки и оставляя за собой шлейф запахов лака для волос, пудры и ещё чего-то приятного.

Когда он проходил, я отметила уверенность и вальяжность походки, а так же красивый профиль лица, хоть сейчас из бумаги вырезай.

– Проходите, Майя, – предложил фотограф. – Давайте сначала сделаем несколько кадров без гитары, согласны?

– Хорошо, – пожала я плечами, отставляя инструмент.

Родион встал под прожекторы. Освещённое ими, его лицо казалось ещё безупречнее. Обувь он не снял, а вот мои уличные боты чистотой не блистали – пришлось разуться.

Леонид Федорович взял камеру. Родион вёл себя расковано, а я занервничала, чувствуя нарастающую неловкость.

Видимо, фотограф понял это и тут же распорядился, как встать. Надо отдать ему должное, руководил он грамотно, прорабатывал позу до мелочей, вплоть до наклона головы, постановки рук и направленности взгляда. В принципе поза оказалась не напряжная – мы с Родионом стояли спина к спине, я сложила руки на груди, он зацепил пальцы за ремень брюк, головы мы повернули друг к другу, а взгляды направили в противоположные углы.

Первая же вспышка ослепила меня, а после их стало ещё больше. Но спустя какое-то время я абстрагировалась от того, сколько человек смотрели на нас. Ну, стоят двое, фоткаются, что такого? Фотосессия заставила меня лучше понять работу фотографа, моделей и персонала этой сферы. Это действительно труд. Одна лишняя деталь, одно неверное движение – и кадр испорчен. Чтобы добиться идеального снимка, нужно сделать десятки, а модель должна стоять неподвижно. И это только кажется, что поза непринуждённая.

Затем Леонид Федорович поставил нас с Родионом лицом друг к другу, в «три-четверти», так он любил называть постановку полубоком. Мне нужно было смотреть из-под прикрытых век в сторону, а парню – на меня. Не знаю, за каким эффектом гнался фотограф, но он с успехом добился, что моё сердце ускорилось. Волнительно, однако. Я кожей чувствовала этот взгляд, как если бы Родион касался меня.

Я успела подумать: «на что я подписалась» – раз, «мои волосы задевают его лицо» – два, «это нарушение интимного пространства» – три, «я покраснела» – четыре. Чем сильнее я волновалась, тем больше чувствовала неловкость.

Но бо́льшим испытанием стал момент, когда нам пришлось смотреть друг на друга. Мысли сразу перепутались, а ноги задрожали. Не знаю, что особенного было во взгляде Родиона, но он словно душу из меня вынул, перетряхнул и засунул взъерошенную обратно.

Спокойно смотреть, как он самым наглым образом приязненно улыбался, было невозможно – хотелось улыбнуться в ответ, что категорически запрещалось и фотографом, и моими внутренними установками.

Улыбка как у бельчонка. Чёрт, даже сравнение выходило милым.

Фотограф выглядел довольным и то и дело восклицал, как хорошо получалось, хвалил нас, чем немало успокаивал меня, потому как я считала, что все шло отвратительно, и была близка к тому, чтобы всё бросить, развернуться и выбежать за дверь, сгорая от стыда.

Но потом я ловила взгляд Родиона, который будто тоже старался меня успокоить, и оставалась ещё на чуть-чуть. Но ни чем не выказывала благодарность – нечего тешить своё самолюбие за мой счёт. Всё-таки я оставалась ужасно скованной и сильно дёргалась оттого, что приходилось быть моделью. Ещё и Родион вгонял меня в трепет. Не нужно было даже касаться, достаточно просто стоять рядом.

А вскоре Леонид Федорович деликатно предложил мне опустить руку на плечо парня. Меня пронзила дикая неуверенность, а раздражение и досада подпёрли с обеих сторон. Я сглотнула и решила: «чёрт с вами». Сделала, как велел фотограф, и взмолилась, чтобы это быстрее закончилось.

Я могла прекратить съёмку в любой момент, но, видя какое удовольствие получал фотограф и как безропотно всё сносил Родион, уговаривала себя потерпеть. Сама же согласилась, отказаться сейчас будет непрофессионально.

Наконец, Леонид Федорович распорядился взять инструменты. Я расчехлила басуху, а Родион – чёрную матовую «стрелу».

Но не успели мы сделать и кадра, как дверь отворилась, и друг за другом вошли три девушки. Три, мать его, грации. Одна высокая, с офигенными каштановыми локонами, другая – длинная и худая как палка, с пышной копной блондинистых волос и миллиардом веснушек. Третьей девушкой оказалась Эми. Она первой увидела меня, и на её лице отразилось неподдельное и всепоглощающее изумление.

– Надо же! – проговорила она. – Мы её ждём, потеряли-обыскались, а она фоткается!

Голова закружилась, в ушах зашумело. Они меня потеряли? Подождите-подождите…

– Майя, что ты тут делаешь? – Эми вышла вперёд и огляделась.

– Как это что? – ответила я. – То, что ты мне и говорила. Я принесла басуху для модели, – я обернулась на Родиона. – И ты не всё сказала мне о съёмке.

– Басуху, да, – подруга растерялась. – Но вот же Нелли, – она указала на блондинистую. – Я для неё просила.

– Ничего не понимаю, – вдруг сказала та деваха, которая зашла первой. Она невежливо отодвинула Эми и прошла к фотографу. – Я – модель, назначенная на промо. Съёмка, что, уже началась? – она окинула меня убийственным взглядом.

Моё сердце рухнуло. Элементы мозаики встряхнулись как в подброшенном вверх калейдоскопе и сложились в целостную картину.

Я посмотрела на Эми и Нелли, для которой просили басуху, на Родиона, который оказался тут в то же время и на ту же тему, на недоумевающего фотографа и на девицу, настоящую заказанную модель. Я не без зависти наблюдала, как грациозно она двигалась, виляя бедрами не откровенно, а женственно и соблазнительно. То, как она откинула волосы на спину, как повела плечом, выказывало в ней профи и личность, знающую себе цену. Родион и она будут смотреться вместе потрясающе. Тот, кто организовал фотосъёмку, знал в этом толк.

Меня что-то болезненно кольнуло в сердце.

– Эми, ты сказала подниматься наверх, в пятую студию! – я сверкнула на подругу гневным взглядом.

– В пятую, но на второй этаж, Майя! – Эми съёжилась.

Теперь ясно.

Я лоханулась, всё перепутала, поставила себя в неловкую ситуацию. Заявилась туда, где по «чудесному» стечению обстоятельств тоже запланировали съёмку, а модель опаздывала. А меня приняли за неё потому, что по имиджу и стилю я подходила Родиону.

Я обернулась. Наверное, на моём лице отразились стыд и замешательство, потому что парень посмотрел на меня с сочувствием, но его взгляд не вызывал жалостливо-щемящего чувства, не усиливал мой позор. Ничего кроме отчаянного понимания не было в его глазах.

– Кажется, произошло недоразумение, – проговорил Леонид Федорович, посмотрев на меня из-под очков.

– Ага, ходячее, – бросила я.

– Моя вина тоже есть, – модель окинула меня снисходительным взглядом, точно прощала. – Я опоздала, простите, – она схватила фотографа за руку, привлекая его внимание, а то он так и стоял, обескуражено пялясь на меня.

– Опоздали, да, – как эхо повторил он и снова обернулся ко мне. – Я и подумать не мог… Я думал вы та модель, которую мы ждём. Надо же, совпадение, – он обернулся к Эми, – и у вас пятая студия, и на то же время. Неудобная ситуация получилась, извините.

– Да что вы извиняетесь, – воскликнула я, снимая гитару с плеча. – Это я пришла и сбила всех с толку, – чувствуя, как краснею от душащего стыда, я ушла в тень от света ламп. – Простите. Надеюсь, без обид? Я уже ухожу, – я засунула басуху в чехол и надела обувь под пристальными взглядами всей студии.

Я старалась больше не смотреть ни на кого: ни на Леонида Федоровича, ни на настоящую модель, ни на девчонок, ни на Родиона. Уйти, свалить поскорей!

– Я пойду переодеваться. Вы закончили «пробы», приступаем к фотосессии? – девушка посмотрела на меня через изящное плечо, осуждающе покачала головой и отвернулась.

Катитесь вы все к чёрту, подумала я, вылетая за дверь без прощальных слов.

– Майя, подожди! – Эми рванула за мной.

И совершенно зря, потому что я её отчихвостила по первое число. Она не была виновата, я сама сглупила, но кто остудил бы меня в тот миг? Той модельке, Нелли, тоже досталось, она узнала много интересных аспектов своей профессии и перспективы карьеры.

Я разозлилась и сорвала им съёмку. Бас-гитару они не получили, а с Эми мы разругались в пух и прах, словно и не дружили десять лет.

После всей этой кутерьмы я чувствовала себя отвратно. Опозорилась, поругалась с лучшей подругой, лишилась проходки на хорошую группу. Это, конечно, мелочи, сама куплю билет, но теперь я не знала, когда мы помиримся, моё упрямство и гордость меня порой выбешивали. Да, ещё две невыносимые черты моего прекрасного характера.

День получился приятный, не то слово.