Из поэмы «Осень 1915» (Беженцы)

Измученная мать плетется на вокзал

И к поездам взывает о спасенье.

Бреду за нею, голоден и мал,

В ее слезах и вера и терпенье.

Своих пожитков маме не собрать —

Раскидан по вагонам скарб убогий…

Зачем худые руки простирать

К безмолвной окровавленной дороге!

Куда-то убирают мертвеца,

Слепая пуля пролетает мимо.

Приговоренный вечер ждет конца

И дышит дымом.

………………………….

Только мы отъехали от Вильно —

Мать, не вскрикнув, родила ребенка.

Он ворочался в соломе пыльной

И кричал отчаянно и звонко.

Мы ведем дорожным знакам счет,

Повторяем городков названья…

Поезд замирает и встает.

Долгие минуты ожиданья.

Все тесней сбиваемся в кружок.

Замерзает месяц над дорогой.

Если бы нам кто-нибудь помог,

Приказал бы паровозу: «Трогай!»

Беспросветна, бесконечна ночь.

Лишь кричит малыш неугомонный.

И никто не хочет нам помочь,

Сдвинуть с места сонные вагоны.

……………………………………

Молчание. День уходящий затих.

Солнце на нитях висит золотых.

Чтоб люди не плакали, не горевали,

Со всеми, как солнце, прощусь без печали.

И вот за окошком рассеялся дым,

Рукой помахал я и вновь недвижим.

Молчание. День уходящий затих.

Солнце на нитях висит золотых.

………………………….

Ночь долга. Покой. Дремота.

Плач колес. Шуршит солома.

Может быть, горюет кто-то,

Что меня давно нет дома…

Я потру стекло рукою —

Где же прячется рассвет?

И опять глаза закрою

И поникну — дня все нет…

Звездный свет во мраке тонет.

Неподвижен взгляд немой.

Просижу всю ночь в вагоне…

Возвратимся ли домой?

Ночь долга. Покой. Дремота.

Плач колес. Шуршит солома.

Может быть, горюет кто-то,

Что меня давно нет дома…

1923–1924

Загрузка...