Песок

Мы проехали насквозь лагеря, туда, где расположились старейшины.

- Спешивайся и слушай, - наказал мне погонщик.

Я послушался.

- Мы - погонщики, мы приехали, - Старис подошёл к старейшинам и поздоровался с каждым.

- Хорошо, хорошо.

- Какие новости? - интересуется Старис у мужчин.

- Отправили шестерых на разведку. Ждём два дня, - я превратился в одно большое ухо.

- Двинемся за солнцем, - добавил ещё один.

- Да, - вмешался третий старейшина в разговор, - надо бы продвигаться и не терять время.

- Хорошо, - Старис кивал, принимая планы старейшин.

- Для нас задачи?

- Отдыхай.

-Добро, - Погонщик попрощался с мудрейшими и вернулся ко мне.

- Помалкивай, а что слышал и мотай на ус, - шепнули мне.

Я закивал головой. Я взрослый! Мне доверяют важные вещи!

Половину ночи я провел посапывая на земле, затем меня растолкал Старис и направил в караул. Прохладно. Это конечно бодрит, но очень хочется спать.

Повсюду в лагере слышался храп. Я не искал своих родных ни взглядом ни словом. Мне намного важнее сейчас быть подле Стариса и выполнять все его поручения. Так что я с другими часовыми принялся совершать обход. Мы были хмурыми, сонными и постоянно подпрыгивали, чтобы разогреть свои замерзающие тела. Едва ночь начала отступать - старейшины командовали общий подъём.

В первых лучах солнца мы уже тронулись вперёд, побросав тлеющие костры. Я и Старис держались чуть в стороне, позади. У нас была возможность менять под собой лошадей, давать последним отдохнуть и пожевать растущих на земле кустов. Я гордо поднимал нос, среди мужей я был самым малым, но при этом уже участвовал в набеге.

Не было мыслей ни про Аменха, ни про Асани. Я был счастлив.

Два дня мы углублялись на север, много спали и отдыхали. К исходу второго дня нас нагнали разведчики. Старейшины собрали совет, куда позвали и Стариса, а тот прихватил меня с собой, со строгим наказом молчать. Мы уселись на землю и принялись слушать мужчин.

- К северу, в полу дне пути есть пару деревень. - начал первый разведчик.

- На северо-западе богатая деревня с множеством скота.

- Я видел племя, что нагонит нас через два- три дня. Они продвигаются медленнее, но их мало. Тем не менее их мужчины уже отделились, уже рыщут по степи, подобно голодным шакалам.

- Так что же мы выберем?

Разведчики чертили на земле карту, старейшины прикидывали маршрут и все никак не могли определиться. К моему уху наклонился Старис и шепнул:

- Если не нападем на северо-западную деревню, то её разграбит другое племя. Но и на две близстоящие деревни напасть не можем - у них слишком много домов, а где много домов - много мужчин. Так что скорее всего двинемся на северо-запад. Туда от силы езды пару часов галопом. Но кони должны быть отдохнувшие... Все же я склоняюсь к северо-западу.

- Северо-запад! Голосуем! - возвестил старейшина.

Почти все мужчины подняли вверх ладони. Большинство голосов.

- Да, это лучший вариант, - кивнул Старис, соглашаясь с мнением окружающих.

- А что теперь? - шепотом спросил у погонщика.

- Теперь мы соберем всех свободных коней и отъедем немного подальше. Сейчас меня позовут старейшины, а ты пока что иди к нашему месту и жди меня там. Никуда не уходи! - на меня строго посмотрели.

Да что я, не понимаю как это важно? Конечно буду ждать. Не маленький, чтобы по десять раз повторять мне одно и тоже! Я поспешил удалиться. Итак, что предстоит мне сделать? Во первых надо проверить наших лошадей и почистить им копыта, потом надо посмотреть их бока и если требуется - смазать мазью. Ещё надо посмотреть, сколько осталось у меня еды. Кажется одна лепёшка. Воды во время остановки я набрал, а вот припасы стремительно исчезали. Впрочем и у Стариса узелок истончился. Надо бы спросить его: что мы будем есть? Я подошёл к своему коню и принялся налаживать седло.

- Эй, Янисат! - я удивился голосу брата.

- Это твой конь? - два брата обступили меня сзади и внимательно вгляделись в моё лицо.

- Мой, Старис дал! - я вздернул нос и пошире развернул плечи.

- Отец просил для тебя кобылу, а Старис дал лучшего коня. Зачем он тебе, а?

Я нахмурился и растерялся. Как это зачем? Ездить. Для чего ещё нужен конь?

- Махнись со мной, - продолжил тем временем старший брат - Титрах, - поездишь завтра на нашей кобыле. Все же под своей лошадью привычнее.

Я окончательно растерялся, переводил взгляд с брата на другого брата и не знал что сказать. Это же конь Стариса!

- Ну ка, отойди! - Титах оттеснил меня от коня и уцепился руками за седло, намереваясь влезть.

- Да, вали от сюда, - Сетнах ещё сильнее оттеснил меня прочь.

Плавным движением старший брат взобрался на коня и ухватился поводья.

- Ну, бывай, девчонка, - он засмеялся.

Я был готов расплакаться. Как же так?! Это не его конь! Стариса!

Обновление 21.07.17

- Слез! - зарычали сзади.

Титах переменился в лице - испугался и поспешно спешился.

- Вон оба! И чтобы на моего коня даже взгляда не поднимали! - рычал Старис.

Я обрадовался его появлению как никогда ранее! Братья исчезли также неожиданно, как и появились.

- Старис! - я воскликнул от радости.

Тот с хмурым видом подошёл ко мне и отвесил мощную затрещину.

- За себя должен сам постоять, а уж за чужое добро подавно! Правду сказал брат, девчонка бесхребетная!

Я скис. Пощечина болела не так сильно, как уязвленная гордость. Я чуть ли не плакал.

- Коней бери, - рыкнули мне.

Поспешно взял закреплённых за мной лошадей под уздечки.

- За мной иди, - не поворачивая головы бросил погонщик.

Я побрел следом, в окружении лошадей. Нос щипало, глаза слезиться. Я же не девчонка! Не бесхребетная девчонка! Я участвую в набеге! Я мужчина! Обидно до слез!

Мы удалялись от лагеря, пока наконец не нашли приемлемый пригорок. Погонщики собрались в группу и принялись обсуждать путь. Едва обсудили маршрут, как к нам на коне подъехал мой отец.

- Старис, - крикнул он моему наставнику.

- Яхмес, - откликнулся погонщик и вышел навстречу к моему отцу.

- Янисат поедет со мной в набег.

- Нет, у него обязанности погонщика и не тебе их менять.

- Не тебе управлять моим сыном, - выкрикнул отец.

Я растерялся. Набег? Я?

Нет, нет, не хочу! Я же будущий погонщик, а не воин.

- Янисат, седлай лошадь и за мной. - велел отец.

- Стой, - Старис удержал меня за плечо, не давая и шагу ступить.

Конь под отцом плясал от не терпения бежать и скакать. Я отметил, что отец его не чистил и что все брюхо нашего коня в пыли и грязи. Может он так гарцует из-за того, что не ухожен?

Старис молчал.

Наконец погонщик произнёс:

- Хорошо, он нагонит тебя, а пока он до делает дела, что на него изначально были возложены. Янисат, за мной, - скомандовали мне.

- Янисат, не зли меня и не задерживайся, - ещё громче крикнул отец развернул коня.

- Х-нна! - папа ударил скакуна и помчался прочь - в лагерь, оставляя после себя пыль столбом.

Я не долго смотрел ему вслед - отправился к погонщику. Мне надо доделать дела, прежде чем следовать за отцом. Наверное надо смазать всем лошадям бока и почистить их копыта. Мази должно на всех хватить. Если начну сейчас, то за час управлюсь.

- Подойди, - хмуро произнёс Старис.

Он копошился в сумках, что были привязаны к седлу его скакуна.

- На, - мне протянули шикарный, изогнутый меч. - Одевай, - следом протянули грудной доспех из твёрдой кожи.

- Я...

- Знаю, - Старис повернулся ко мне и придал мою голову к своему плечу. - Ты мне как сын, но кровь у нас разная. Я сделаю все, чтобы сберечь тебя, пускай в мой шатер не задувают ветра горя, принеси мне ветер победы, понял меня?

- Да, - всхлипнул.

Я не понимал почему плачу, почему Старис так переживает за меня. Я повинуясь странному порыву обнял его крепко-крепко и спрятал лицо на его груди. Было необычайно хорошо...

- А теперь слушай, - он отстранил меня от груди и обхватил ладонями моё лицо. Слегка запрокинул мою голову и глядя в глаза заговорил:- Старейшины сварят отвар, будут толкать громкие речи для молодняка - не слушай и не пей ничего! Не ешь перед битвой и не пей никакой воды. Этот отвар сделает тебя безумным, заставит желать крови, а нет ничего важнее, чем холодная голова на плечах. Если силой напоят - отойди подальше и засунь два пальца в рот до самой глотки, чтобы тебя вырвало. Понял? - я закивпл.

- Когда схлестнетесь в бою начнётся сущая неразбериха. Будут кричать, польется кровь, кони побегут в испуге прочь - ни в коем случае не концентрируйся на одном противнике, всегда смотри на картину целиком. Враг может быть со всех сторон. И не жалей их.. Не жалей никого из местных. Если на твою мать нападут, она расплачется, чтобы дрогнула рука воина, а едва он отвернется- вонзит в спину нож. Не жалей никого. И уворачивайся от ударов, не дай и поцарапать себя. Вернись ко мне целым. Бери моего коня. Он к тебе и не привык, но в бою точно не бросит. Давай, залазь. - Старис отпустил моё лицо и принялся похлопывать шею своего скакуна.

- Тш, тш, спокойно, - Старис успокаивал своего коня под новым наездником.

Я пристраивался в седле и слегка подтянул стремя под длину своих ног.

- В галопе его ведёт влево, так то будь аккуратен. Если надо будет остановить - лучше поднимись на дыбы. И ещё, вот здесь, за щитами расположи колени. Рубаху надевай.

Я поспешно выполнял все инструкции, закрепил оружие, перевесил лук и колчан со своего коня на этого, закрепил ноги в указанном положении. Слева и справа по бокам животного висело два лёгких круглых щита, призванных защищать и коня и всадника. Но вот ноги можно было держать только а одном положении - сильно прижатыми к бокам и посему я уже заранее понимал, как сильно устанут мои колени и бедра. Старис еще сильнее укоротил стремена для моих ног и наконец улыбнулся мне.

- Давай провожу, - он ухватил уздечку и повёл коня.

Я смотрел на макушку учителя, наставника и на кончике языка так и вертелся вопрос:

- Старис, а ты можешь поехать со мной?

- Нет.

- А почему?

- Я погонщик. Прошли годы, когда я был воином. Каждый в племени несёт свою работу и не сваливает её на чужие плечи, уж не в такте моменты точно.

- Тогда... До завтра? - я засомневался, когда увижу мужчину в следующий раз.

Мне передали поводья.

- До завтра, - Старис с размаху ударил коня по крупу, пуская того с места в галоп. Я лишь пригнулся к спине жеребца. Вперёд!

Мы ехали всю ночь напролет, медленно и степенно. Наша четверка - я, братья и отец ехали клином - впереди отец, за ним братья а замыкал их я. Братья меня не задевали. Лишь гневно и завистливо вздыхали когда оборачивались. Да я ехал на лучшем жеребце, это был мой триумф и моя маленькая, личная победа!

Перед рассветом мужчины спешились и нас всех уложили спать. В моем животе урчало от голода, но я решил поесть утром. Последние крохи еды я старался растянуть как можно на больший срок. А днем всех разбудили и меня с братьями отец отвел к общему костру. По центру лагеря был разбит большой костёр, не смотря на ясный день. В котелке полыхал, бурлил отвар и старейшины ходили по кругу, подбрасывая в котелок с варевом травы. Умнейшие кричали и подбадривали воинов:

- Чурачи! Подобно духам огня, обернемся смертью для врагов наших!

- Да, - закричали голоса мужчин.

- Подобно ветрам мы быстры и неуловимый!

- Да! - рев низких басов взволновал меня.

- Мы сильны, мы быстры, мы мужи и отцы!

- Да, - мой голос утонул в сотне таких же. - я слился, оказался единым организмом с ними и этом момент был волнительным...

- Так порадуем матерей и жен наших добычей, принесем им шкур и мяса, приведем им скота и трофеев!

- Да! - я закричал громко.

- Так пусть выйдут те, кто впервые с нами, пусть выйдут те, кто хочет!

Меня толкнули в плечо и я сделал два шага вперёд. Вместе со мной выходили мальчишки, мужчины. Мы встали в полукруг вокруг костра и я мигом взмок от яростного пламени, бушевавшего в нем. В такой костёр и духи огня бы заглянули - он диво как хорош!

- Пейте! - крикнул старейшина по ту сторону.

- Пейте, пейте, пейте, - подхватили окружающие и затопали ногами, захлопали.

Увидел, как по нашему ряду идёт чаша. Мальчишки и мужчины подносят её ко риу, делают глоток. Вместе с чашой идёт и один из старейшин. Очередь доходит до моего соседа.

- Делай глоток, - велит он мужчине.

Тот прислонил чашу к губам и передал мне.

- Делай два глотка, - я поднес чашу ко рту в нерешительности.

Противная, зловонная и при этом сладковатая вода мне не развилось.

Поспешно прислонил кубок ко рту, сделал два наклона, словно слегка хлебнул и передал чашу дальше - моему среднему брату.

На губах остались капли этой воды, я их слегка распробовал, а потом вытер ладонью рот. Старис плохого не посоветует - раз велел не пить, так и не надо.

- Делай два глотка, - велит старейшина брату.

Топот, крик, гул. Чаша шла по кругу. Я стоял и мечтал поскорее усесться на коня.

Мужчина рядом со мной принялся топать в такт. Я последовал его примеру и даже подключил руки, чтобы хлопать.

Брат тоже начал двигаться.

Прошелся рев и я закричал.

- Рррааа!!! Вперёд! Вперёд! - мужчины побежали в стороны от костра.

Я мигом развернулся к костру спиной и побежал к коню. Создавалось впечатление, что окружающие объелись белины - из глаза наполнились кровью, безумием, руки и ноги как то странно дергались.

- Вперёд!

Мы помчались одной большой, хаотичной толпой.

Долго нам ехать? Не долго... Почти сразу из-за пригорка стали видны дома чужаков.

- Вперёд!

Кони понеслись что было силы, мужчины обнажили мечи, кто-то натянул тетиву лука. Я пока что просто скакал следом и все внимание уделял непонятным, неведомым мне ранее строением. Дерево, крыша, дом. Все это я слышал только из уст мужчин, из сказок Масы-ба. В реальности они же несколько отличались от картинки в моём воображении.

Преодолев половину расстояния, спохватывался и обнажил меч. Люди, живущие в этих строениях повыскакивали навстречу. В их руках я разглядел мечи, вилы, топоры.

- Ай-ай-ай-я!! - кричал мужчина по правую руку от меня, уподобив свой голос соколу.

- Аааа!!! - завопили остальные.

Наконец первые всадники достигли границ поселения. Они промчались вглубь, оставляя позади себя трупы. Я помчался следом, минуя тела, перепуганный жителей. Повернул голову и время растянулось в бесконечность... Я скакал во весь опор, но мне казалось что текут целые дни - вот жительница, чужачка. Она обезумела от страха или горя, вопит и рвет на голове волосы...У неё узкие глаза, тонкий нос и седые пряли в косах. Она была... Она была как мы, только вот не чурачи.

Я крутил головой по сторонам, разглядывал людей и их дома, заборчики, навесы, огороды. Я видел все это впервые. У меня были определенные фантазии, картинки в голове на основе сказок моей бабки. Целые народи жили сидя на одном месте всю свою жизнь. И вот сейчас эти рассказы обрастали неведанными ранее деталями. Проехав деревню насквозь я поднял коня на дыбы и остановился. Огляделся. Крики, лязг стали, вновь крики - все это осталось позади. Перехватил оружие в правую руку и направил коня галопом в обратную сторону - туда, где кипело сражение.

Из-за поворота разглядел, как один мужчина из наших дрался будучи на коне с мужчиной из деревни. У последнего в руках был топор. Я промчался мимо и неловко полоснул мечом по спине чужака.

Следом я увидел, группу чурачи, что поджигали факелами дом. Из строения были слышны визги, крики и причитания. Я вновь огляделся. Это битва? Это сражение? Почти нет ни мужчин, ни воинов. Нету никакого сопротивления. Я поднял меч и только сейчас заметил, как блестит на кончике красная кровь чужака.

Развернул коня. Там, где я встрял в чужую битву - лежал на земле труп. Чужак валялся лицом вниз, а из спины, от левого до правого плеча просвечивалась алая рана. Кровь почти полностью залила его спину, рубаху.

Я ещё раз огляделся и так и не понял: что же мне делать? Где сражаться?

Вот так странно, быстро прошло моё первое сражение в жизни. Оно ушло как туман перед рассветом, оставив после себя на память лишь алые капли крови на клинке Стариса.

Мужчины вовсю рыскали по огородами и я тоже спешился, подобрал себе огородик подальше и принялся искать съестное. Конь Стариса с удовольствием, упоением жевал странный зелёный, круглый куст. Весело похрумкивая листьями, да так аппетитно что и мой рот наполнился слюной. Вырвав непонятный мне красный плод, я отряхнул последний от земли и погрузил в него зубы. Рот наполнился сочной, нежной и сладкой плотью. Вне себя от голода я набросился на соседние растения, с жадностью и алчностью залатывая их, едва жуя, не очищая от земли и вскоре на зубах заскрипел песок. Утолив голод я поддался странным, неведомым ранее инстинктам - стал прятать еду по карманам.

Когда карманы уже переполнились, а конь подъел круглые кустики, меня нашли.

- Назад поворачивая, уходим! - крикнул всадник. Он заставил коня перепрыгнуть через забор а сам тем временем осмотрел разграбленный мною огород.

- Уходим, - крикнул мужчина напоследок и скрылся точно также как и пришел.

Я легко запрыгнул на скакуна и поскакал в обратную сторону.

Чем ближе продвигался в сторону, откуда мы пришли, тем отчётливее ощущал запах гари, огня. За очередным поворотом увидел поднимающийся в небо чёрный, гадкий дым. Жар почувствовал даже раньше чем увидал огонь.

- Пошёл, - развернул коня, огибая горящие дома.

Животное послушно поскакало прочь. Я выехал к своему племени и у въезда в деревню обнаружил гору трупов. Из наших, на первый взгляд, никто не погиб, не пострадал. Я не видел ни отца, ни братьев.

- Мало! Нет скота! Нет еды!

Из середины толпы доносится громкий, недовольный голос. Всадники поддерживали оратора, в то время как старейшины пытались его утихомирить.

- Один день, один набег!

- Кто со мной, за новой кровью, за ветром!?

- Мы! Мы! - кричали обезумевшие до наживы мужчины.

- Вперёд!

Я бросил взгляд на трупы под копытами лошадей. Мы будем вновь воевать...? Но зачем? Одного набега разве мало? Всадники уже набирали темп, кони ускорялись и мчались вперёд, на восток, видимо туда, где лежали ещё две деревушки.

Я не хотел отрываться от стада, от толпы и поскакал следом. Чуть позже я пойму, что тот поступок был ошибкой. Несмотря на лёгкость, отсутствие сопротивления и малую добычу, мы все равно устали.

Опьяненные дурманом горячие головы хотели высвободить свой нрав, гнев. По хорошему старейшины должны были жестко подавить этот всплеск, но что могли старцы против толпы безумцев?

Наш отряд растянулся на несколько километров по степи, кони хрипели и выдыхались из сил. Я то и дело подтормаживал, давая жеребцу хоть небольшой перерыв, но и вечно отставать было мне не на руку. В пути я перепрятал добычу - из карманов в мешок на седле. Окровавленный меч вытер о ткань штанов.

Наконец впереди замаячила деревня. Чёрная, большая, со множеством домов.

- Луки! Луки! - закричали впереди ехавшие всадники.

Мужчины скакавшие следом послушно натянули тетиву и пустили стрелы высоко вверх, а те градом посыпались на дома и людей. Вопреки крику, я выхватил меч и намеревался попросту проехаться сквозь деревню, а потом вновь повернуть назад. Внутри теплилась надежда, что все будет как и в первый раз -легко и быстро.

Но первые ряды застряли в сражении с местными. Их было больше. Мы были уставшие. Я услышал первые предсмертные крики.

Обновление от 11.08.2017г.

Направил коня в объезд кучи малы и сразу же встретился взлядом с моим врагом. Да, едва увидев друг друга мы тот час поняли, что будем биться.

Он - мужчина, в серой рубахе, с черной, как сама ночь, бородой и горящими, как огонь, глазами. Я - щуплый, не видавшей первой щетины, с глазами испуганной перепелки. Едва увидев меня, он заулыбался,словно предчувствуя лёгкую победу.

Я погнал коня на него, замахнулся мечом.

Он попробовал прикрыться щитом, закрыл голову, но я повис в седле, почти что головой склонился к земле и на полном ходу провел мечом по обнаженному животу.

Не обернувшись, промчался дальше, выпрямляясь. Краем глаза заметил чей-то меч и едва успел уклониться от удара.

Прыжок через полено, объезжаем воина. Второй, третий мужчина, четвёртый. Я скакал и попросту отбивался от их удара, не стремился ударить их в ответ. Правым глазом заметил, как в меня что то летит - прижался всей грудью к шее и тот час надо мной, со свистом пролетел топор.

Мой меч опасно касался бока коня. Я попросту спрятал его в ножны и ухватился в древко лука. Резко поднял коня на дыбы и заставил последнего закрутиться на месте волчком.

Стрела летела одна за другой. Вжух! Вжух! Я крутился в седле как извивающаяся гадюка, конь подо мной крутился на месте, поднимая из земли комья грязи, пыли. Вокруг меня плотно сжималось кольцо противника.

Четверо, прикрываясь щитами обступали меня со всех сторон. Не дожидаясь опасного сближения, я направил коня галопом в обратную сторону. Вновь выхватил меч и в пустоту, в никуда принялся им размахивать. Я делал грозный вид, пытался устрашить противника, а сам боялся, что от переутомления слягу прямо в седле.

Неожиданно острая боль пронзила ключицу - я не заметил как чужак из-за спины пустил в меня стрелу. Опасаясь второго выстрела, я подхватил лёгкий щит с крупа коня и прикрылся им.

- На! Пошёл! - со всей силы ударил коня в бока и поскакал навстречу новому противнику.

Конь жалобно всхрапнул и понесся прочь. Скачка была на грани сил и возможностей. Я как то резко осознал его и свою усталость, почувствовал боль в мышцах. Я понял, что конь Стариса сейчас не чувствует всадника, что я для него - груда камней на спине. И те же камни сковали мои мышцы, придавили, лишили возможности двигаться быстро, четко и слаженно. А еще у меня сильно болело плечо. Чувствовал, как кровь заливала спину, противно струилась по спине и когда защитный жилет касался края впившегося в меня древка - я слегка постанывал.

Конь преодолел разделяющее меня и лучника расстояние. Воин с луком скрылся за превернутой телегой, а я попросту проскакал дальше. Обернулся. За мной никакой погони.

Вне себя от усталости я помчался в поле, туда, где не было сражения и битвы.

Едва остался наедине, как спешился и принялся снимать жёсткий жилет Стариса. Испачкался в собственной крови и наконец смог высвободиться. Кровь и грязь. Повернулся, чтобы спрятать жилет в сумку и только тогда увидел... В крупе Старисового коня торчала стрела!

Я похолодел! Мигом принялся осматривать место ранения и про себя отмечать: не глубоко засела, не страшно, нужно дернуть, он оправиться. Надо срочно тащить стрелу, ему ведь больно! Ухватил уздечку, крепко намотал на кисть и подошёл к крупу. Голова коня изогнулась, повернулась за мной.

- Тш, тш... будет больно. - после криков сражения, шепот моего голоса казался нереальным.

Я погладил его, принялся успокаивать. Но и медлить нельзя.

Дернул стрелу. Конь встал на дыбы и дернулся, но не понесся. Хороший, добрый конь.

- Добро, добро, все, все, хорошо, - я лепетал и нес околесицу, а сам тем временем залез в мешок, нашел мазь и принялся обрабатывать рану. Затем оторвал от мешка горловину и ткань приложил к месту ранения. После этого я выдохнул.

- Хороший, добрый конь.

Лязг, крики, топот и ржание лошадей затихали.

Я повернулся и попытался ухватить наконечник стрелы в своем плече. Было дико неудобно, но удалось ухватиться за основание. Мышцы напрягались, причиняли дополнительную боль, а кровь заструилась сильнее.

Я потратил на проклятую стрелу уйму времени и не достиг успеха.

Вот уже чурачи принялись собираться на свободном пустыре, таща за собой на верёвках скот, да волоча в мешках навар. Взяв коня род узда я поплелся к старшим. У первого же попавшегося мне знакомого я попросил помощи:

- Дерните стрелу, - повернулся к мужчине.

Тот поцокал языком но просьбу выполнил, даже помог перевязать кое как рану.

- Бабке своей покажи, боец, - с насмешкой крикнул он напоследок.

Да, точно, покажу.

Масу-ба, знали все. Уж кто, кто, а ба меня на ноги мигом поставит. Настроение пошло в гору, мысли об объятиях любимой старушки меня согрели.

Все также с конем под узду, поплелся искать своих. Сетнаха обнаружил сразу. У него было зареванное лицо, красный, распухший нос. Брат, увидев меня, как-то дико, зло замычал и отвернулся.

Ну и в огонь тебя! Я тоже отвернулся, но ен спешил уходить. Где Стенах - там и остальные, так что буду держаться старшего брата. И я был абсолютно прав.

- Сетнах! Сетнах! - послышался голос отца.

- Я здесь, папа, здесь! - откликнулся брат.

Брат помчался сквозь обступившую нас толпу на голос. От незнания, что делать дальше, я поплелся следом. Всадники с неохотой уступали нам дорогу, пока наконец за очередной группой весело гогочущих мужчин не показался отец. На луку его седла было намотано две веревки.

Одна удерживала молодого бычка, вторая - лошадь Титаха, с окровавленный телом поперёк.

- Он умер? - брат подскочил к Титаху и принялся осматривать его голову, открывать веки.

Я не сразу узнал в этом окровавленном всаднике брата. Протяжный стон вместо ответа и Титах замолк.

Отец взбесился на ровном месте:

- Пошли оба в зад и смастерили носилки! Живо!

Я еле-еле взобрался на коня и поехал в сторону деревни. Следом плелся Стенах. Мы кое-как нашли длинные палки, некогда бывшие изгородью забора, перевязали их, пристроили между ними кусок обгоревшей ткани и понесли получившуюся конструкцию в обратную сторону.

По левую руку от меня, под узды плелся конь, правой рукой я удерживал палку, Стенах зеркально повторял меня - точно также шёл слева.

Когда мы вернулись к отцу, то мне наконец удалось рассмотреть брата. Ветер! Как сильно рассечена его голова! От правой брови, до самой макушки шёл глубокий порез, а из него, не переставая, текла алая кровь. Отец бережно переложил брата на носилки.

- Пошли! - приказал нам отец.

Несколько часов под солнцепеком, вспотев, проклиная все на свете, я плелся по земле и смотрел исключительно на болтающийся хвост впереди шагающего быка. Не хотелось есть - только пить. Я шёл и кусал потрескавшиеся губы.

В голове гудело, иногда я спотыкался. Иногда мне казалось что рана на спине течёт, но потом я понимал, что это просто пот.

Титах не стонал, кровь продолжала идти из его раны, а цвет его кожи бледнел. Тревога за родного сменилась безразличаем. Я слишком вымотался под солнцепеком, чтобы думать о чем-то ином, кроме как глотке воды.

Ближе к вечеру мы дошли до стоянки Стариса и брошенного лагеря. Фигурки людей, коней находившихся впереди я разглядывал с надеждой, радостью и облегчением. Мы продвигались медленно, но все же мы дошли. Дошли!

Погонщик выехал к нам навстречу на мустанге. Старис резко остановил коня в паре метров от нас, спешился, размашисто шагнул ко мне.

- Янисат! - меня крепко обняли и я застонал.

- Плечо...

- Развернись! - мигом отпустил меня погонщик.

Я покосился на все ещё удерживаемые носилки. Ноги Титаха волочились по земле, ровно и как концы палок носилок.

Старис обогнул меня и принялся щупать спину, потом ругнулся и приказал:

- Бросай палку, дурак! Рана течёт! Яхмес, твой сын ранен!

- Как будто я этого не вижу! - отозвался отец.

- Я про Янисата, я его забираю. - у меня с силой вырвали палку и бросили последнюю о землю. Легко, словно пушинку, Старис перекинулось меня через плечо и вместе со мной запрыгнул на коня, благо не на своего чёрного скакуна, а на молодого, некогда дикого мустанга.

- Старис, у твоего коня рана, - мой голос был каркающим, хрипящим. - Но я обработал рану. У него тоже стрела в крупе.

- Да что с ним сделается, отдыхай.

Он так произнёс последнее слово, что я неожиданно позволил себе закрыть глаза и уснуть. Или попросту потерять сознание. Темнота вместе с гулом подхватила меня и унесла в небытие.

Проснулся среди ночи. Было тёмно, я лежал на животе, на подстилке из трав. Рядом весело трещал костёр.

В животе протяжно заурчало, а ещё срочно хотелось отойти по нужде.

Я кряхтя и постанывая принялся вставать.

- Лежи! - мигом чья-то ладонь придавила мою голову к земле.

- Старис? - я не смог определить моего"помощника" по голосу.

- Да? - откликнулся мужчина и шагнул в моё поле зрения. Он присел передо мной на корточки и отвел темную со лба.

- Ну, ты как?

- Мне бы по ветру сходить, - пролепетал в смущении.

- Давай помогу, - мигом мужчина меня поставил на ноги и не смотря на смущение сводил в кустики.

- Ну, полегчало? - он осторожно вел меня, словно женщину под руки.

- А поесть можно?

Погонщик рассмеялся и одобрительно замотал головой:

- Можно, хвала всем ветрам, можно! Есть хочешь, значит на поправку идёшь. А слабость большая, не помеха Слабость эта от потери крови.

- А рана большая? - я чувствовал, как моё плечо плотно перемотано, но не понимал ни размера раны, ни течёт ли она.

- Заживет, молодой ещё, на тебе все мигом заживет.

Я улыбнулся. А потом испугался:

- Старис, а твой конь, он...

Меня перебили веселым:

- Лучше тебя. Ты его рану и обработал и тканью прикрыл. А о себе не позаботился. Славный из тебя погонщик выйдет, а вот воин худой. Все что привёз - сладкий картофель. Вот и вся добыча! Овощи хоть пробовал?

- Пробовал.

- Понравилось ?

- Очень, - не стал утаивать.

- Сиди, сейчас принесут твою добычу. Малец. Эх...

Я поделился своими овощами с погонщиком и мы прикончили мой скудный навар. Да, воин из меня худой. У брата, да и у отца мешки пузырились от добычи, да к тому же отец ведёт домой бычка.

- Старис, а мой брат Титах? Он жив? - тревога сжала сердце.

- Отец с твоим братом понесли его дальше. Пока жив. А там... Успеют или нет до женщин донести.

- Я должен помочь! - переполненный решительностью, я резко встал и пошатнулся от головокружения.

- Сиди, Янисат, завтра нагоним и поможешь.

Я послушно уселся, а затем и прилег. В полудреме, на грани реальности и сна, я услышал ворчливое причитание Стариса. В этот момент он напомнил женщину.

- Мог двух сыновей потерять, так нет... Заставил... Да, много потерял крови, но есть захотел, а значит на поправку идёт... От одной стрелы что тебе будет? Так нет, не любит его... Все равно рвётся... Жаль не мой сын.

Я унесся в страну грёз, на пегом жеребце и всюду мне слышался голос Стариса: "Жаль не мой сын. Жаль не мой сын. Жаль не мой сын."

Жаль.

Мать выбежала встречать нас. Носилки пришлось уложить на землю. Она бросилась обнимать тело брата и вес двоих на носилках мне не было дано выдержать.

Её плач, вой меня раздражал. Хотелось подойти и закрыть рот. Мы несколько дней тащили брата на себе, на коне, не спали. А сейчас, вместо того, чтобы оказать ему помощь она развела вой и сырость.

- Зови мать, женщина, - отец попытался отцепить её от тела Титаха.

- Не могу, ой не могу... - всхлипы, слёзы, хлынули из нее с новой силой. И наконец едва различимое среди причитаний: "Твоя мать... умерла".

Мне показалось, что я ослышался, но мать повторила это один раз, второй, третий. Наплевав на брата, семью и всех вообще я побежал искать наши повозки.

Тело Масы-ба, я обнаружил не сразу. Пришлось долго носиться по разбитому лагерю,да лишь благодаря крикливому младенцу, на руках невестки я нашел нашу стоянку. На дне одной из повозок, прикрытая легкой тканью, лежала бабушка. Посеревшее лицо. Холодные руки, щеки. Закрытые глаза. Она умерла.

Умерла.

Я трогал её и все мне казалось, что вот вот она порозовеет, что вот-вот откроет глаза, вдохнет. От ярости, горя, отчаяния, хотелось со всей силы ударить её, причинить её телу боль! Чтобы она вскрикнула, ожила! Чтобы она потрогала ушибленное место!

Глаза оставались закрытыми, а щеки холодными. И лишь мои слёзы мочили ткань её платья.

Сквозь гул в моей голове пробились голоса родни.

- Как? - спрашивает отец.

- Я не заметила как, она раз и... - мать говорила и рыдала, слова едва пробивались сквозь сотрясающее ее тело слезы. Хоть ее речь и была бессвязной, кое-как удалось разобрать, что мать ехала в повозке с младенчиком, а невестка с Маса-ба. Когда пришло время делать долгую стоянку, они остановились, разобрали вещи, и лишь к вечеру вспомнили, что старушка долго не встает, обернулись, чтобы позвать ее, но Маса-ба уже не дышала. Мама ничего не слышала и не видела. Смерть во сне.

Я не отрываясь смотрел в любимые, родные черты, смотрел и никак не мог налюбоваться той, что был дороже мне всего на свете.

- Надо её похоронить. Янисат! - окрикнул отец.

Я не моргая, не поворачиваясь смотрел на Масу-ба.

- Янисат! - отец закричал сильнее, явно выходя из себя.

Мне было плевать на него, его о тумаки и оплеухи. Но да, надо её похоронить.

- Все сделаю, - просипел и развернулся.

С гудящей, шаткой головой я принялся собирать хворост. Собрал большой погребальный костёр подальше от лагеря и потом вернулся назад, к повозками. Запряг в повозку с Маса-ба лошадь и сел на загривки. Вся родня причитала и плакала у тела раненного Титаха. Я плюнул на них и прогнал повозку кругами, через все племя.

- Ветра забрали Маса-ба! - в первый раз я крикнул нерешительно, слабо.

Прочистил горло и чуть громче повторил свой крик:

- Ветра забрали Маса-ба!

Я ехал и кричал, оповещая племя о смерти.

Чурачи останавливались, кто кивал, кто махал рукой, провожая в последний путь пожилую жительницу. Многих вставали за повозкой и плелись за мной, намереваясь присутствовать при сожжении. Толпа росла. Масу-ба знали, ее любили. Для всего племени она была бабушкой и вскоре все племя пришло ее проводить в последний путь.

Повозка докатилась до пригорка. Мои соседи помогли мне вытащить тело, разложить на ветках.

Я вдруг понял, то не взял ни огнива, ни факела. Но об этом уже позаботились. Мужчины, провожающие бабушку подошли к дровам с горящими ветками и подожгли их со всех сторон. Огонь поднимался нерешительно, но уверенно. Все выше и выше росли языки пламени. Мне казалось, что огненные девы выглядывали сквозь языки, но не смели прийти на танцы - они почитали наши ритуалы.

Я молча плакал, пока не выплакал все слёзы, потом как-то странно подвывал, всхлипывал, и не отрываясь смотрел.

Все разошлись и лишь я следил, как ветер уносит пепел. Ветер забрал мою бабушку.

Вроде бы родственникам положено петь погребальную, но я не мог и слова выдавить. Пусть ветер поёт, а я помолчу.

Когда нибудь и я пойду за ветром.

Угли костра уже тлели, ночь близилась к своей середине. Я не знал как быть.

Вернуться - а зачем?

Все сейчас носятся вокруг брата, а я там или огребу тумаков или попросту не нужен. Но и бродить не было сил. Хотелось просто лечь, чтобы поскорее уснуть, чтобы проснуться и этот день поскорее закончился.

Я напоследок взглянул на угли. Громко, шумно вздохнул и произнес:

- Я люблю тебя, когда-нибудь и я уйду вслед за тобой, за ветром и мы встретимся.

Как и предполагал - вся семья крутилась над братом. Мать заваривала травки, невестка носилась между котелком и братом, силясь отпоить его. Я припомнил все, что говорила Маса-ба. При такой травме головы - главное это самую рану обработать, а отпаивают, когда горячка или ещё чего с желудком. Озвучил мысли вслух и был проигнорирован. Что ж. Их воля.

Я улегся на дно повозки, туда, где некогда лежала Маса-ба. Кажется отец присутствовал при сожжении, он же и забрал повозку. Лёжа на животе, да пытаясь заснуть, волей-неволей слушал причитания матери. Протяжно заплакал младенец. Невестка бросилась к нему. Я накрыл уши ладонями и забылся в тревожном сне.

Проснулся в обед, от голода, да шума.

Сонно щурясь, озираясь, встал в полный рост. Слишком много народу и все не знакомые. Кто они? Второе племя. Интересно - кто? Раньше я бы побежал смотреть, излучать, болтать с чужаками, а сейчас попросту улегся досыпать дальше. Не хотелось абсолютно ничего. Отстранёно, с неведанным ранее любопытством взирал на песчинки на дне повозки, на насекомых, слушал пение птиц. Изредка забывался в сне и точно также просыпался. Время текло медленно. Наконец полуденная жара спала и меня принялись тормошить. В повозку забрался брат и закричал в ухо:

- Вставай!

Я повернулся на здоровое плечо и молча уставился на Сетнаха. Он замешкался и неуверенно, без злобы и издевок сказал:

- Отец велел заняться лошадьми.

Я кивнул и плавно сел. Для начала хотелось бы поесть. Мама и невестка продолжали пчёлами виться у Титаха, причитая и всхлипывая.

Кажется не судьба. Но живот урчал. Деваться некуда - пошёл узнавать есть ли что съестное.

- Отстань, - простонала мама, - спроси у брата.

Но Сетнаха след простыл. Поплелся рыскать по повозкам. Нашёл воды и черствую половинку лепёшки. Царапая десна кое-как проживал последнюю и запил водой. Вытер ладонью рот и принялся осматриваться. Так, вижу одного коня, кобылу, жеребёнка... Спрыгнул с повозки и тот час голова пошла кругом. рано я начал двигаться. Рано! Сгорбившись к земле, поплелся осматривать лошадей.

Послышались топот и голоса. Пришёл отец.

- Куда вы его уносите? - взвизгнула невестка.

- К старейшинам, там ему помогут.

- Нет, нет, - завизжала она.

Послышался шум. Я был скрыт за телом лошади от глаз родных и не спешил показываться.

- Ты осмотрел лошадей? - я вздрогнул.

Но отец обращался не ко мне.

- Да, - соврал мой брат.

- Тогда помогай.

Ах вот как. Снова на меня перекладывает всю работу! Я продолжал стоять за телом лошади, незамеченный и невидимый.

Наконец отец и брат удалились, по всей видимости с телом Титаха, а невестка осталась выть и рыдать на плече у матери.

- Они его убью-ют!

- Я слышала о шамане с севера, чужаке, что может лечить. Отец понес его шаману.

- Почему, почему он?! Почему ветер горя выбрал его?!

Вопрос остался без ответа. К плачу невестки добрался и тихий, обреченный голос матери:

- Не надо было ослушиваться мужчин. Если бы ты ехала с Тутмасой, услышала бы сразу, как она хрипит... Мы бы спасли её, тогда бы она помогла поднять на ноги моего сыночка.

- Что сделано... Она умирала, мы лишь помогли смерти забрать её, - тихий голос невестки.

Мои ноги похолодели, руки затряслись. Масу-ба можно было спасти? Я задрожал и как удалённый бросился на женщин. Впервые я поднял на них руки и принялся осыпать кулаками их головы и спины:

- Мерзавки, мерзавки! Вы её убили! Я слышал, вы!

Мать и невестка уворачивались и подскочив с места бросились бежать прочь. Ярость гнала меня следом. Я бежал и кричал, бил их и обвинял. Меня скрутили мужчины из племени Чурачи, дали пару раз по ребрам и понесли к старейшинам. Но благо и женщин повели следом. Я докажу! Докажу! Их ждёт суд племени! Обессилено повиснув на руках мужчин, волочил ноги ровно до того, как мы вышли в большому костру. Наше появление сразу привлекло чужое внимание:

- Что случилось? - обратился к одному из удерживающих меня мужчин старейшина.

- Дрался с матерью, привели всех подряд. Кричал что они убивцы.

- Кого они убили? - удивился старик.

- Масу-ба! - звонко, громко ответил старейшие.

- Что? - тот повернулся лицом к женщинам. - Это правда?

- Нет, верь! С ума сошёл! Полоумный! - невестка будто сорвалась с поводка. Заорала и завизжала. Мать молчала.

- Тихо! Тихо! - старейшие пришлось повторить это несколько раз, прежде чем она заткнулась.

- Сперва мы договоримся с чудаком, потом будем решать кто из вас не прав.

Чужак? Я принялся осматриваться. Кажется я видел кого-то, когда меня вели. Но чужак ли он был? Не помню. Извернулся в захвате и вновь принялся испепелять взглядом мою нерадивую семью, её прекрасную половину. Слова старших летели мимо моих ушей, я не обращал внимания на тычки в мою сторону, ровно до тех пор, пока к нашей троице не подошёл отец.

- Это мой сын, - произнёс он кому то и указал пальцем на меня.

Послышалась странная, резкая речь и к нам подошёл чужак. Точно чужак. Глаза широкие, круглые, нос длинный, страшный, большой. А волос светлый, подобно белому песку, а глаза подобно его волосам. Лишь зрачок в них казался невидимой - маленький, крошечный. Одет он был не по нашему. На ногах не пойми что, потом штаны из не пойми чего, следом рубаха, добротно сшитая, длинные рукава. И борода, что касается ворота. Он был одновременно и мужем и стариком и неведомым чужаком. Что-то произнёс на своём непонятном языке, а затем кто-то из старейшин сказал:

- Чужак предлагает менять одного сына на другого. Одному жизнь, взамен этого отдашь ему.

- Сперва суд, если виновен - пусть забирает. - влез другой старейшина.

- Если виновен, то будет наказан, а не отпущен. Так что или договариваются сейчас или вершим суд.

Все слова перевели чужаку. Я заегозил и робко пролепетал:

- Суд! Они убийцы... Они Масу-ба...

- Замолкни! - оборвал отец. - Согласен. - произнес чужаку.

- Что?! Папа! Они убили Маса-ба! Ты что, не слышишь?! Они её не спасли! Папа!

- Ну и что?! - он прямо, строго посмотрел в мои глаза. - Ну и что? Я разберусь сам. Без тебя!

Как это... Как это... Ну и что? Ему все равно?! Я задыхался от слов и не знал, с чего начать свою гневную речь...

Чья то ладонь закрыла мне рот. Я забился, как рыба на песке. Отец пожал запястье чужаку и те удалились. Меня связали веревками и засунули в рот кляп, затем уложили на землю и я остался лежать один. Мимо ходили Чурачи и спокойно переговаривались. Слёзы несправедливости, гнева, боли потекли на землю. Ни мамы, ни невестки я не видел. Я надрывался от слез, мне казалось, что подо мной дрожит земля, что я дрожу вместе с ней. Гулом звучали слова:"ну и что?" "одного сына на другого". я лежал и за неимением возможности драться - представлял, как земля под ногами невестки оборачивается пропастью, как она летит в чёрную бездну... Вновь меня ухватили чьи то ладони, больно сдали раненое плечо и понесли. Я отметил, что унесли меня не далеко. Сгрузили у ног чужака и носом уткнулся в его странную обувь. Я унял дыхание, сосредоточился и принялся слушать.

Он что то спрашивал у старейшин, те отвечали на его языке, потом мелькнуло моё имя: "Янисат". Затем чуиже руки меня подняли, сгрузили на коня и надели мешок на голову. Животное подо мной стояло несколько минут, а затем тронулось. Я вслушивался в нотки голоса чужака. Тот подгонял лошадь и видимо не только ту, что подо мной. Я вслушивался в топот и в конце концов пришел к выводу, что лошадей скачет двое. Голоса чурачи затихали, как и затихали звуки их жизни - топот, скрипты, смех, ржание лошадей. Голос степи же наоборот рос.

Рос, полнился и наполнялся пением ветра. Чужак спешил и торопился, то и дело кричал, но я точно решил, что это не мне. Я больно бился о седло и все недоумевал. Куда же меня везут? Скачка, а к тому же кляп во рту и разные языки не располагали к беседе, так что я вскоре заснул, проснулся, вновь заснул. А мы все ехали и ехали. Кони мерили своими ногали метры, те складывались в километры. Я осознавал, что меня увозят прочь от Чурачи. Но вот только один вопрос: зачем ? Я боялся и в тоже время бесился. Мешок на голове наводил на грустные мысли.

Злость на невестку, что поставила младенца выше моей бабушки росла, наполнялась болью, выплескивалась слезами и вновь росла горечь, обида.

В моей голове складывалась картина происходящего. Мама не слышала хрипов бабки, а когда услышала было поздно. Невестка же решила добить Масу-ба, помочь уйти за ветром. Она ослушалась наказа отца - ехать с бабкой, взяла к себе в повозку ребенка. А что де сестра? Где была она? Я не видел ее давно, кажется в последний раз в день возвращения из набега. Так куда же она пряталась? Она также виновата в случившемся?

В чем я точно уверен - мой старший брат умрет. Невестка поплатились за ослушание гибелью своего мужа - моего брата. Только бабка знала травы, никто другой ни в семье, ни в племени не хотел учиться у нее знахарству. Ветер все знает и ветер накажет. Титах умрет. Он слишком долго без сознания, слишком страшна его рана. А моя вот рана заживет. Как сказал Старис, я молод и во мне полно сил.

Не видел Стариса два дня... Старис... Был ли он на похоронах? Переживает ли он за меня сейчас? Что будет со мной? Что будет с ним? Погонщик, мне Жаль что я не твой сын. Мне так жаль!

Конец первой части.

ЧАСТЬ 2

ГЛАВА 1

Наконец меня спустили с лошади. Рыдания мои к тому моменту утихли и я уже начал задумываться о побеге. Итак, мужчина меня спустил на землю, после вынул изо рта кляп и принялся задавать вопросы:

- Кахар?

Я задумчиво шевелил челюстями. Один тот факт, что губы можно сомкнуть, без ощущения веревки во рту, меня радовал. Но и смеяться мне не хотелось. Мужчина что-то спрашивал и спрашивал. Я тупо смотрел на него, слушал речь с явными северными интонациями и слушал вопросы. Мужчина выдохся и уставился на меня. Я помотал головой и указал носом на руки. Вновь непонятная тарабарщина. Тяжело вздохнул. Кажется мужчина понял, что попытки что-то до меня донести - безуспешны. Он принялся жестикулировать. Вот он ладонью проводит по рукам и ногам, а затем на меня. Потом встаёт рядом и мотает головой, делает шаг в сторону и хватается за ноги, словно их скрутило от боли. Что за бред?

Я кивнул, лишь бы тот от меня отстал. Мужчина заулыбался и в его руке блеснула сталь. Верёвка сковывающая меня опала. От счастья и свободы я застонал и упал на землю. Принялся крутит запястья, дергать ногами. Ничего нигде не жало. Мужчина смеялся, и тихо болтал на своём.

- Странный ты... Вы... - я не знал как к нему обращаться.

К чужакам нет почтения, а значит можно называть его на "ты", но в его руках была моя жизнь и я благодарен за спасение. Значит говорить ему "вы".

Теперь я свободен. Могу идти куда хочу. Я вновь встал и попрыгал, потом подошёл к чужаку и ударил себя кулаком в грудь, чётко произнося:

- Янисат.

Потом точно также попытался ударить в грудь чужака, чтобы узнать его имя. Но тот увернулся и показал на себя пальцем, затем произнёс:

- Линкон, - затем указал пальцем на меня и повторил моё имя.

- Линкн, - повторил его имя. Затем ещё раз, и ещё, пока наконец не смог выговорить правильно, - Линкон.

Чужак кивнул и поднес раскрытую ладонь вверх, затем наклонил её и показал второй рукой так, словно с раскрытой ладони что-то попадает ему в рот.

- Убгэур?

Кажется мне предлагают есть. Я закивал и повторил на своём:

- Есть.

Из мешка, что покоился на боку у его лошади, был извлечён узелок, из узелка мне протянули лепешки и сыр. Я с жадностью проглотил их в один присест. Мужчина жевал свою долю медленно и вдумчиво. Едва он закончил, я принялся жестикулировать.

- Янисат, - ударил кулаком себя в грудь, - Благодарит Линкона, - кивок головой вниз. - Могу я идти в степь своей дорогой? - вновь удар кулаком в грудь и указал ладонью в закат.

Мужчина отрицательно качнул головой, вновь подошёл ко мне, сделал шаг вбок и схватился за ноги. Потом вернулся вплотную ко мне, и указал на лошадь.

- Ты мне лошадь отдаешь? Спасибо! - я закивал в ещё большей благодарности. - Вы меня очень выручили, правда. Не знаю зачем увезли от чурачи, но теперь я могу вернуться и настоять на суде перед старейшинами! Спасибо вам!

Направился к лошади и уже намеревался запрыгнуть, как острая боль сковала тело. Не вдохнуть ни вдохнуть. Я замер, словно окаменел. Мужчина встал передо мной и вновь заговорил, указывал то на меня, то на себя, то на ноги. Кажется мне нельзя сбежать от него. Глаза мои сощурились от гнева.

Чужак встал передо мной и боль затихла, вновь два шага от меня и боль усилилась. Я кажется понял, что он пытается до меня донести.

- Ладно, жук навозный, будет по твоему. Не уйду.

Чужак заулыбался, подошел вновь ко мне и коснулся больного плеча. Приятное тепло разлилось по всей спине от его ладони, сменилось покалыванием. Боль от раны стихала. Так он шаман? Лечит прикосновениями?

Тело вновь слушалось меня - я шевельнул плечом, поднял руку и помахал ей. Ничего нигде не болит. Хотелось стянуть с себя повязку и пощупать руками, но прежде всего.

- Это ты, да? - рука на плечо и кулаком ему в грудь.

Чудак-чужак заулыбался и закивал головой. Ясно. Шаман. Повторил последнее слово в слух, но в ответ услышал знакомую незнакомую речь. Тяжко нам будет. Ну да ничего, мы же с ним не на долго. При первой же возможности - сбегу.