Колесникова Валентина Песок и пальма

Жила — была пальма. Красивая, добрая и стройная. Она не носила никаких украшений, лишь голову её венчала пышная прическа из листьев и что делала пальму ещё красивей. Пальма была влюблена в песок. И он любил её. Какие веселые и шумные пляски он устраивал вокруг нее, когда с моря начинал дуть ветер! Он ерошил её пышную прическу, но не для того. Чтобы растрепать её, а чтобы ласково и нежно гладить глянцевые листья любимой, касаться её стройного стана. Они оба любили море и потому и поселились почти на берегу его. Их любовь продолжалась много, много лет. Но вот пальма стала замечать, что с годами Песок становится скаредом. Все песчаные крупинки, что приносил на берег ветер, он не гнал, как прежде, в веселой пляске по берегу, а рачительно складывал подальше от моря.

Складывал и складывал, и скоро образовалась целая горка а потом и гора песчинок. И чем больше становилась эта гора, тем больше менялся лик любимого. Лицо это становилось все суровее, а потом и вовсе сделалось складчатым. Но Пальма любила его и таким. Однако теперь ей приходилось отбрасывать в сторону нижние ветви-пряди своей прически, чтобы увидеть любимого на вершине песчаной горы, ставшей ему милой и желанной. Он все реже говорил с Пальмой, и она одиноко стояла внизу у все растущей горы, дожидаясь если не слова, то взгляда любимого.

— Какая отважная эта пальма, — говорили, проезжая мимо люди. Совершенно одна возле этой громады песка. И какая красавица!

Но любимый ничего теперь не видел, кроме горы, и весь песок, что приносил ветер, отдавал ей, Горе.

— Она очень неосновательна и легкомысленна, — пыталась робко предостеречь Пальма. Песок её не слушал.

— Ну, что ты понимаешь. Жалкая лилипутка, — крикнул однажды разозлившийся песок. — Ты живешь всего одно-два столетия. А песок — вечен. И ты хочешь, чтобы я, Песок, стелился перед тобой? Я хочу быть на вершине вечности!

Пальма не знала, что ответить. Гора же презрительно и высокомерно молчала. Так продолжалось долго, так долго, что Море совсем близко подошло к Пальме и Горе, на которой возвышался песок. По ночам. Когда все в природе спало. Пальма тихо и печально беседовала с Морем. Она рассказывала ему, как любила и по прежнему любит Песок, но что её любимый теперь устремлен к Горе. Море нежно успокаивало её и говорило, что все в руках Всевышнего, и только Он вершит судьбы мира и её судьбу тоже, что все может измениться, как и предположить невозможно. У Пальмы в душе начинала теплиться надежда, и она засыпала под тихий и добрый шепот Моря.

И вот однажды поднялся такой сильный ветер и дул так долго, что сдвинул любимую Гору Песка и рассеял её по пустыне. Песок удивленно смотрел вслед Горе, которая уменьшалась у него на глазах, а потом вдруг взвился вверх и устремился к другой дальней горе, которую ветру не под силу было разметать — такой она была большой и тяжелой. О Пальме он просто забыл, хотя она шумом своих листьев изо всех сил пыталась звать его, до последней минуты надеясь, что он вернется к ней. А он улетал все дальше. Пальма застыла от горя. Она была совсем, совсем одна на морском берегу. Совсем одна в огромном мире пустыни из бездушного песка.

— Как несправедливо все это! Ведь я всем пожертвовала для Песка — ещё зернышком улетела я вместе с ним из плодородной долины, где жило все мое семейство Пальм! Улетела за ним, любимым. А сколько раз спасала я его мощью своего ствола и листьев!

Но она тут же начинала жалеть Песок: ведь он так мал. Слова "ничтожен" она не позволяла произнести своему сердцу. Истинно великий и сильный — добр и великодушен. И она только сокрушалась и удивлялась: как мог он быть таким неблагодарным, черствым и жестоким? Разве заслужила она это?

Пальма никак не могла понять, что ни любовь, ни доброта, ни самоотвержение никогда не вознаградятся тем, кто любит только себя. Она попрежнему любила Песок и тосковала по нему. До тех пор, пока не почувствовала, что рядом появилась новая жизнь — юная пальмочка, родившаяся от её, Пальмы, великой любви. И тогда истинная мудрость пришла к ней: песок для того и создан Богом, чтобы нестись по земле в неустанной пляске. Свое ничтожество он и не понимает. И пусть сколько угодно не останавливает Песок свой бег, — ведь он — из жизни исчезнувшей. Мое назначение — давать жизнь грядущую.

Загрузка...