Петербург – самый необыкновенный город на Земле. Гении русской литературы все как один изображали его полным тайн и загадок.
«Мне сто раз среди этого тумана, – признавался Федор Достоевский, – задавалась странная и навязчивая греза: а что как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город, поднимется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото». А некоторые писали о нем прямо-таки жуткие вещи. «Петербург, – заявлял, например, известный своим мистицизмом Дмитрий Мережковский, – исполинская могила, наполненная человеческими костями. И кажется иногда в желтом тумане, что мертвецы встают и говорят нам, живым: «Вы нынче умрете!». Не лучшего мнения был о столице Петра и великий польский поэт Адам Мицкевич, долгое время живший в Петербурге:
Вогнать велел он в недра плавунов
Сто тысяч бревен – целый лес дубовый, —
Втоптал тела ста тысяч мужиков,
И стала кровь столицы той основой.
А Николай Гумилев? И он туда же: словно предсказывая свое, такое же печальное, будущее, мрачно писал:
Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят: «Зеленная», – знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
Желчная Зинаида Гиппиус зловеще предрекала:
Нет! Ты утонешь в тине черной,
Проклятый город, Божий враг! И червь болотный, червь упорный
Изъест твой каменный костяк!
А записной юморист и остряк Саша Черный в Петербурге тосковал, поднимал воротник и ежился от холода и сырости:
Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.
Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.
Даже солнечный оптимист Пушкин, с изумлением глядя на бронзовый памятник основателю города, прозванный с его легкой руки «медным», поражался: «Какая дума на челе? Какая сила в нем сокрыта?».
Конечно, есть на Земле и другие таинственные и загадочные города. В Риме, например, всяческих тайн тоже хоть отбавляй. Разные там Калигулы, Нероны и Юлии Цезари натворили дел. Однако климат в Италии другой: под ярким солнцем и на фоне вечнозеленых пиний все выглядит куда как веселее и бодрее. Какая там мистика, когда прямо на улицах зреют апельсины, а рядом – теплое море! А вот если над городом непроницаемой пеленой нависли свинцовые тучи, когда в узких переулках и днем сумрачно, когда сырой туман клубится над черными каналами, а ледяной холод пронизывает до костей, да еще если вдруг подует свирепый ветер с залива, а Нева вдруг вспучится и хлынет на гранитные набережные, – вот тогда раздолье для тоски и мистических настроений! Б-р-р-р! Холодно и страшно!
Впрочем, о «мистике» Петербурга стали повально рассуждать только в конце XIX – начале XX веков, когда особо проницательные уже предчувствовали грядущие грозные потрясения. А до этого здешние поэты сочиняли о нем вполне бодрые, жизнеутверждающие, как сказали бы в советские времена, стихи. Придворный пиит Василий Тредиаковский, например, описывал новую столицу так:
Приятный брег! Любезная страна!
Где свой Нева поток стремит к пучине.
О! прежде дебрь, се коль населена!
Мы град в тебе престольный видим ныне.
Немало зрю в округе я доброт:
Реки твоей струи легки и чисты;
Студен воздух, но здрав его есть род:
Осушены почти уж блата мшисты.
Не отставал от него и Петр Вяземский:
Блещут свежестью сапфирной
Небо, воздух и Нева,
И, купаясь в влаге мирной,
Зеленеют острова.
Некоторые исследователи вообще считают, что плохой климат, его вредность для человека и бедность местных почв – один из мифов Петербурга. «Достаточно посмотреть на огромные дубы и липы в этом городе, чтобы удостовериться в обратном», – пишет, например, профессор Андрей Буровский в своей книге-исследовании «Санкт-Петербург как географический феномен». «Всем, склонным рассуждать о плохом климате в Петербурге, – продолжает он, – душевно советую, – пойдите, посмотрите на деревья в 30 метров высоты, шумящие сейчас в Ботаническом саду, на его роскошную растительность. А потом рассуждайте о бедных почвах и скверном климате».
Но дело, конечно, не только в рассуждениях о климате. Все у нас было не так как у людей. Построили Петербург не там, где положено строить города, а на болоте. Не сами жители выбрали для себя это место для обитания, а повинуясь непреклонной воле лишь одного человека. Именно в нашем городе вспыхнул самый страшный в истории человечества бунт, заливший кровью всю Россию и изменивший облик планеты. Ни один город никогда не переживал такой жестокой осады и нигде при этом не погибло так много людей. Даже имя свое наш город менял четыре раза: сначала Санкт-Петербург, потом – Петроград, затем – Ленинград и, наконец, снова – Петербург. Такого тоже нигде и никогда не было. Кстати, называли наш город еще и по-другому. Николай Тургенев, например, в своих дневника именовал его «Финополис», намекая на финские болота. А уже упомянутая Гиппиус вообще прозвала Петербург «Чертоградом».
Имелись ученые, которые под этот поэтический мрак подводили научную базу. Так, академик Виктор Топоров считает, что метафизичность Петербурга может быть обозначена как фабрика смерти. Он подсчитал, что, оказывается, не только в наши дни, а и раньше смертность в городе превышала рождаемость. Так, в 1872, вполне благополучном году, в Петербурге родилось 20 тысяч человек, а умерло – 29 тысяч. А прирост населения обеспечивался, как и сегодня, за счет приезжих. При этом Петербург всегда был перенаселен – еще до появления советских коммунальных квартир. Так, в 1910 году на один дом в Петербурге приходилось в среднем 70 человек, а в Лондоне – 8, в Париже – 35. Мало было в Петербурге женщин – всего 30 процентов от общей численности населения. При царях он был на первом месте в России по алкоголизму, заболеваниям чахоткой и самоубийствам. Даже, по сведениям все того же Топорова, первые хулиганы в России появились тоже именно в Петербурге. А в простом народе, «за фабричной заставой», ценились вовсе не изящные Блок или Жуковский, а рифмоплеты, сочинявшие вроде:
И – распрекрасная столица,
Славный город Питинбрюх!
Шел по Невскому першпекту.
Сам с перчаткой рассуждал…
Впрочем, многое другое, что принято говорить о Петербурге, – тоже не более чем миф. Целый рой историков, особенно в советские времена, назойливо твердил: «Петербург построен на костях! При его строительстве погибли десятки тысяч рабочих!» А другие говорили чуть ли не о сотнях тысяч. На самом же деле ничего подобного не было. Современные исследователи проанализировали документы и пришли к выводу, что смертность в период с 1703 по 1717 годы не превышала средние данные по России, и ни о каких десятках, а тем более сотнях тысяч умерших во время строительства петровского «парадиза» и речи быть не может.
Мало того, работа строителей Петербурга оплачивалась. Полуподневольный труд «даточных людей» (крестьян, отданных в рекруты) быстро сменился добровольным. А потому рабского труда на стройках города фактически не было. Строитель получал 1 рубль в месяц – стандартную плату того времени. В большинстве своем город строили вольнонаемные. Поэтому некоторые исследователи вообще утверждают, что именно Петербург стал первой «зоной свободного труда» в России.
Говорят, что прежнего Петербурга сегодня уже нет. Лучше всего на этот счет высказался поэт уже наших времен А. Городницкий:
Десятки различных примет
Приносят тревожные вести:
Дворцы и каналы на месте,
А прежнего города нет.
И если мы будем иметь в виду коренных петербуржцев и их потомков, то да – конечно, уже нет. В 1917 году в нашем городе жило 2,3 млн человек. В 1918-м – уже 1,649 млн. Всего за год «исчезло» больше 800 тысяч жителей. В 1919 году в Петрограде их осталось всего 900 тысяч, а в 1921 году – 740 тысяч. Другими словами, население города уменьшилось в три раза! Были расстреляны, умерли от голода или разбежались, спасаясь от подвалов ЧК. Убивали ведь даже не за «контрреволюцию», а просто за принадлежность к другим классам. Убивали самых лучших, самых образованных, самых талантливых. Именно в нашем городе произошел тогда невиданный еще в России геноцид. Даже в 1937 году, который некоторые историки любят называть «пиком репрессий», не было ничего подобного.
Но на этом трагедия Петербурга еще не закончилась. Грянула война с гитлеровской Германией, когда Ленинград был окружен, и началась страшная блокада. Население в Ленинграде только к 1935 году достигло дореволюционного уровня. И вот – новое истребление! От голода, от фашистских бомб и снарядов погибло более 1,5 млн жителей города. Точно до сих пор никто не может сосчитать. Сколько же в нем осталось коренных петербуржцев, учитывая, что многие из тех, кому удалось спастись в эвакуацию, не смогли потом вернуться домой?
И в то же время все сегодня признают: другого такого красивого города нет нигде в мире. Выйдешь на набережную Невы: простор, красота такая – дух захватывает! И как завороженный повторяешь:
Люблю тебя, Петра творенье.
Люблю твой строгий стройный вид.
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит…
Да и в любом переулке что ни дом, то – дворец. Что ни дворец, то – музей. Что ни памятник, то – шедевр. И именно в этих туманных переулках, на бывшем болоте, под нашим серым небом жили и творили величайшие гении литературы, прославившие Россию: Пушкин и Достоевский, Гоголь и Тютчев, Блок и Набоков. Здесь писали картины и сочиняли музыку Репин и Римский-Корсаков, Шишкин и Стравинский, Брюллов и Шостакович. Тут правили гордые и мощные императоры, небрежно отвечавшие докучливым иностранцам: «Когда русский царь удит рыбу, Европа может и подождать»! Здесь вынашивали свои замыслы великие изобретатели и ученые: Ломоносов и Менделеев, Павлов и Сеченов, Сикорский и Зворыкин, Яблочков и Котельников. Тут обучали свои полки отважные генералы, бившие Наполеона, турецких султанов, Гитлера и других надменных завоевателей. Здесь жили и отсюда уходили в боевые походы славные адмиралы Нахимов, Корнилов и Ушаков. Отсюда отправлялись в дальние путешествия Крузенштерн, Семенов-Тянь-Шанский и Пржевальский. Это его жители, уже униженные и раздавленные террором большевиков, выстояли в небывалой в мировой истории осаде. Нигде и никогда не было такого массового героизма простого народа. Никогда еще нога иностранного захватчика не ступала на гордые мостовые Петербурга. Почему? Отчего в нем соединилось то, что соединить и объяснить никак нельзя? Нет ответа на этот вопрос… Кроме, пожалуй, того, что дал его знаменитый житель Федор Тютчев: «Умом Россию не понять…»
А поэт Серебряного века Николай Огнивцев восторженно писал:
Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!
Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувши молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя – в граните и в стихах!
И майской ночью в белом дыме,
И в завываньи зимних пург
Ты всех прекрасней – несравнимый
Блистательный Санкт-Петербург!
Да, загадочный и странный, великий и прекрасный город. Именно о нем, читатель, эта книга. О нем и его славных обитателях. Это книга и о том, что известно немногим, – о тайнах и загадках города на Неве. Эта книга не только о городе, о его дворцах и памятниках, о его музеях и монументах, но и о его людях, о нашей великой истории, многие важнейшие страницы которой нам не известны до сих пор. Книга о незаслуженно забытых героях, о тайных сторонах жизни тех, кто давно известен, и о тех петербуржцах, кто умер в изгнании, но сделал очень много для славы города и для России.
В советские времена была создана фальшивая история, ее переписали и исказили, уничтожили архивы, истребили интеллектуальную элиту нации. Негодяи, преступники и авантюристы были объявлены героями, а многие подлинные гении, великие ученые, славные русские генералы, талантливые изобретатели оказались выброшенными за границу, и саму память о них пытались навсегда вытравить из нашей истории. Но правду надо знать, это – урок для будущего. Словом, если вы, совершая прогулку по Петербургу, хотите узнать обо всех этих тайнах и загадках, о том, каким был этот великий город, выслушать рассказ о нем и его знаменитых обитателях, о его славной истории, – этот путеводитель перед вами!