Петр I

Князь Борис Иванович Куракин (1676–1727) как личность был уникальным порождением петровской эпохи. Человек европейской культуры, получивший образование в Италии, он с глубоким уважением относился к культуре и традициям старины. Разумеется, в этом отношении он был не одинок. Нечто подобное можно сказать о князе Дмитрии Михайловиче Голицыне, авторе конституционного проекта 1730 года. Но особость эпохи, формировавшей таких людей, в князе Борисе Ивановиче выразилась особенно ярко.

Аристократ, потомок двух древних родов – князей Куракиных и князей Одоевских, – свояк Петра I, женатый на Ксении Лопухиной, сестре первой жены царя Евдокии, он и вырос рядом с Петром в Преображенском, где после кровавого мятежа стрельцов в 1682 году жила вдовствующая царица Наталья Кирилловна с сыном и ближними людьми.

Родившийся в 1676 году, будучи на четыре года младше Петра, он прошел рядом с юным царем все этапы до приобретения Петром абсолютной власти. В частности, с самого начала служил в потешных войсках, превратившихся в мощную боевую силу – петровскую гвардию. Его военная карьера связана была с Семеновским полком. Болезненный юноша, он тем не менее проявлял незаурядную храбрость. В автобиографическом сочинении «Жизнь князя Бориса Ивановича Куракина, им самим описанная» он рассказывал о своем участии в отчаянной контратаке во время первого Азовского похода: «…И я со знаменем белым был, от первой роты своего регимента, на которой вылазке в бою, аж до самого вечера, то у меня в руках знамя пробили с города два раза из пушки, и мне кафтан под левую пазуху прострелили и рубашку, только что мало тела не захватили».

В Полтавской битве князь Борис Иванович командовал Семеновским полком. Но Петр разглядел в нем иные таланты. Князь Куракин стал одним из лучших русских дипломатов своего времени, чья деятельность была высоко профессиональной и эффективной. С 1711 года и до конца жизни он представлял Россию в ключевых европейских странах – в Англии, Голландии, Франции. И умер в 1727 году в Париже.

Он обладал несомненным литературным дарованием и много писал. Свое жизнеописание он начал так: «Принужден был совестью своею всегда описать то выявленное…» Но главным его замыслом была русская история с древних времен до петровского царствования включительно. Эту задачу он определил себе в том же описании, сочиненном в 1705 году. Свидетельствовать о виденном он считал непременным долгом. По разным причинам им была выполнена лишь небольшая часть этого грандиозного замысла, осуществлять который он начал только в последние годы жизни. Но «Гистория о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях. 1682–1694 гг.», несмотря на ограниченный временной охват, оказалась драгоценным источником для понимания не только и не столько фактической стороны дела, сколько для осознания человеческой драмы верного сподвижника царя – преобразователя, понимавшего необходимость реформ, но в глубине души не принимающего его самовластный стиль и безжалостную ломку вековой традиции.

«Гистория» – сочинение бесстрашно правдивое. И главная ценность его в том, что в нем сквозит боль и горечь истинного патриота. Боль и горечь, которых не могло быть и не было в мемуарах даже самых осведомленных и наблюдательных иностранцев.

Публикуется по изданию: Архив князя Ф. А. Куракина.

Кн. 1 / Под ред. М. И. Семевского. СПб., 1890.

В помощи Вышняго и в надеянии Его святой милости продолжение веку моего и во исцеление от моей болезни, начинаю сей увраж <сочинение, труд (ouvrage – франц.), давно от меня намеренной, в пользу моего отечества, Всероссийской империи и в угодность публичную, прося Вышняго, дабы благословил мне, по моему желанию, ко окончанию [сей увраж] привести.

Понеже Российская империя от давняго времени славу свою имеет, как чрез дела военныя, так и чрез распростра[не]ние великое своих земель; славу же свою издревле так имела, что народ славянороссийской оттого свое имя восприял и назван славянороссийской народ, то есть от славных своих дел военных.

Но доныне еще справедливаго описания гистории о сей империи не явилося, того ради понужден сей увраж учинить – гисторию о сей империи, собрав из многих рукописанных ведомостей так пространно, сколько мог быть в состоянии собрать, присовокупля при том о всех делех политических всего царствования Петра Великаго, императора Всероссийскаго, также и о всей войне противу Швеции, начатой [в] 1700 году; также и о всех негоциациях <переговорах> с другими потенциями <возможностями>, а особливо которыя происходили чрез меня во всю мою бытность в посольствах при чужестранных дворех, начав с 1707 году, первой моей комиссии при дворе римском и по се число последующих, как при республике Венецкой, при дворе цесарском¹ с вольном городом Гамбурхом, при дворе курфистра гановерскаго, при дворе агленском, при Статах генеральных седми провинций², при дворе прусском и дацском, при дворе французском.

И разделяю сей мой увраж на части для лутчего вразумления читателю.

Первая часть – гистория славянороссийской империи, древняя, от начала и по царство Михаила Федоровича, перваго сей царствующей фамилии Романовых.

Вторая – гистория с царства царя Михаила Федоровича и по се число.

Третья часть – особливо о войне с Швецией.

Четвертая часть – о всех придворных интригах, происходящих во время царствования Петра Великаго, понеже я тому сам свидетелем был, и от младенчества лет моих воспитан был при дворе, и всегда неотступно при нем был во всю войну и даже в самую баталию Полтавскую по 1709 год. А потом отлучился от двора отправлением моим ко двору гановерскому и в Англию. И с того числа по се время отлучился [от] двора и, при помощи Вышняго, продолжал мое время в политических делех. Однако ж, хотя и отлучен был, но сколько мог сведом быть, во отбытность мою, о интригах, при дворе происходящих, по самую смерть Петра Великаго и по нем, по се число, не оставлю ж объявить.

Четвертая часть о всех негоциациях, происходящих чрез меня при всех дворех моей комиссии³.

Сей мой увраж начал с помощию Вышняго в слабом моем здоровье, уповая на Его святую милость благополучно ко окончанию в добром здравии привести.

При сем же не хощу оставить и не дать знать читателю, чтоб понимал так, что сия гистория и все описание есть полное о сей империи, понеже все, что мог собрать, и к моему ведению есть, то объявил, и за верное имеет принять.

Но полную гисторию ожидать надобно чрез других, кто в том впредь труд свой также имеет приложить.

Но прошу моего читателя в настоящее время сим удовольствоваться, а на предбудущее от других к своему удовольству ожидать.

7190 году, от Рождества 1682 г., его величество государь царь Федор Алексеевич преселился в вечное блаженство марта месяца […]⁴ числа в ночи. И был отягчен болезнями с младенчества своего и особливо скорбутика <цинги> и слабости в ногах, от которой скончался. Всего лет жития его было [20 л. 11 месяц.], всего царствования: [6 л. 3 месяца].

И по обычаю, когда смерть случается коронованной главе или крове их, ударено было в соборной большой колокол трижды для знаку народного.

И тогда ж и на утрие патриарх И[о]аким и вся Палата собрались и все чины знатные и персоны ко двору. И когда патриарх объявил всем о смерти и предложил о избрании на царство из двух братьев царевича Ивана и Петра Алексеевичев – и стало быть несогласие как в боярех, так и [в] площадных: одни – одного, а другие – другова. Однако ж большая часть, как из бояр и из знатных и других площадных, так же и патриарх, явились склонны избрать меньшого царевича Петра Алексеевича. И по многим несогласии того ж дня избрали царем царевича Петра Алексеевича. И в Крестовой, и у Спаса начали крест целовати, также и в соборе и на площади шляхетству и народу <т. е. шляхетство и народ>, а на Красном крыльце гвардии⁵ стоящей <т. е. гвардия стоящая> того дня.

И того ж времени на Лобном месте в народ об избрании прокламация учинена, и указы посланы были по всем приказам стрелецким и слободам, дабы крест целовали, и по всем приходским церквам памяти <памятки> были разосланы об молении и упоминании церковных прошений. Также по всем провинциям и городам указы были посланы о прокламации новоизбраннаго государя и целовании креста.

Особливости надлежит объявить: кто партию держал царевича Иоанна Алексеевича и также другую.

И перваго партия весьма слаба была, токмо что Милославские Иван Михайлович с родом и некоторые по свойству к ним. А из площадных также некоторые малые. Но [в] партии царевича Петра Алексеевича первой князь Борис Алексеевич Голицын, который был кравчим у умершаго царя Федора Алексеевича. И оной с патриархом И[о]акимом вывел в Крестовую царевича Петра Алексеевича к боярам, и проклемовали Провозглашали (proklamowac – пол.)> и крест стали целовать. Также боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукой с сыном, князем Михайлом Юрьевичем, и весь их род линии Федоровичев Долгоруких. Также князь Григорей Григорьевич Ромодановской и другие многие и[з] знатных и площадных.

И того ж дня послан курьер с указом на Пустоозеро к Артамону Сергеевичу Матвееву, и оттуль из ссылки взят.

Но когда указы по слободам стрелецким явились о том избрании и целовании креста, тогда во многих приказах началось быть замещение, и многие полки креста не похотели целовать, объявя, что надлежит быть на царстве большему брату.

И так продолжалось несколько недель.

А между тем временем царевна Софья Алексеевна, отца и матери одной с царевичем Иоанном Алексеевичем, а с царевичем Петром Алексеевичем разных матерей, которая партия была брата своего царевича Иоанна Алексеевича <т. е. за; следует читать: «которая за брата своего царевича Иоанна»>, желая его на царство посадить и правление государства в руки свои взять, всячески трудилась в полках стрелецких возмущение учинить. И все те происходили интриги чрез боярина Ивана Милославскаго и двух его держальников Ивана Циклера и Петра Андреева сына Толстова, которые по приказам стрелецким скакали и к бунту склоняли.

Царевна Софья Алексеевна, как была принцесса ума великаго, тотчас взяла правление, а из бояр [власть взял] князь Яков Никитич Одоевской, который все похороны токмо отправлял. Хотя многие бояре, как отец его, князь Никита Иванович Одоевской и другие, но оные все первые бояре увидели интриги царевны Софьи Алексеевны, учинили себя неутральными и смотрели, что произойдет, чая быть от того замешанию великому, что и учинилося.

Месяца 10-го числа⁶ все полки стрелецкие по утру, пред обедом, вооружась с пушки, пришли в кремль ко дворцу на Красное крыльцо и того ж часу почали требовать видеть царевича Иоанна Алексеевича для того, чая, онаго будто в животе <в живых> нет и Нарышкины удавили. И в то ж время начали бить в набат большой и били три дня сряду, кроме ночи.

И того ради прихода стрельцов тотчас призвали патриарха, и всех бояр собрали, и нареченнаго государя царя Петра Алексеевича и царевича Иоанна Алексеевича вывели на Красное крыльцо для показания стрельцам. При том были царица Наталья Кирилловна, мать царя Петра Алексеевича, и царевна Софья Алексеевна, сестра их, также И[о]аким-патриарх и все бояре, между которыми Артамон Сергеевич Матвеев, которой из ссылки привезен токмо пред тремя днями и вступил в правление, которому с приезду начали двор все делать.

И одна авантура <приключение (aventure – франц.)> курьезная сделалась: помянутой Артамон Матвеев посылал одного [из] своих знакомцев к Ивану Милославскому говорить, чтоб возвратил его добрый <добро>, конфискованныя. А ежели добродетельно не возвратит, что может произойтить от того ему, Милославскому, неприятнаго – которой тогда притворно лежал, не хотя присягу чинить царю Петру Алексеевичу, и все интриги к бунту приуготовливал.

На что он, Милославской, ответствовал в кратких терминах, но сими фактивы, что «де я того и ожидаю», сиречь бунту.

И на завтрие [от] тех разговоров бунт сделался.

И когда стрельцы увидели царевича Иоанна Алексеевича, почали говорить, что не он, и подставлена иная персона. На что царевна София Алексеевна начала их уговаривать, чтоб заподлинно верили, что справедливо царевич Иоанн Алексеевич, брат их.

Потом стрельцы почали требовать, чтоб выдали им изменников, а именно бояр Артамона Матвеева и Нарышкиных, которые будто извели царя Федора Алексеевича. И по тех запросах тотчас и [из-]за царя Петра Алексеевича с великим невежеством взяли Артамона Матвеева и при их глазах кинули с крыльца Краснаго на копья и потом пошли во все апартаменты искать Нарышкиных.

И одного Нарышкина, Ивана, тут же ухватили и убили, а Ивана Нарышкина нашли в церкви под престолом и, взяв, убили ж.

И когда оное невежество на Красном крыльце начали чинить, тогда боярин князь Михаил Юрьевич Долгорукой, которой сидел судьею в Стрелецком приказе, начал на них кричать и унимать и называл сарынью <сволочью>, не ведая того, что его имя было написано «убить» в росписи⁷, котораго тотчас ухватили и пред лицом царским убили.

Между исканием Нарышкина Афанасия встретили Федора Салтыкова, Михайлова сына, который был спальником и сроден был тому Нарышкину, и онаго также, не распознав, убили. И одна партия стрельцов тут на дворце осталась, а другая разделилась по домам боярским бить и грабить, а именно: пришед в дом князя Григория Ромодановскаго, который был партии царя Петра Алексеевича, его убили и дом разграбили, также двух дохтуров – Данила-жида и другаго <Даниила фон Гадена и Ивана Гутменша>, взяв в домех их, на площади убили за то, будто оные, по научению Нарышкиных, царя Федора Алексеевича уморили; также Ивана Языкова, который был первым министром царя Федора Алексеевича и партии был царя Петра Алексеевича, – убили, и домы всех тех побитых пограбили; а тела побитых на площадь к Лобному месту вытащили и за караулом несколько дней на том позорище содержали. Но по убитии князя Михаила Долгорукова пришли в дом к отцу его, князю Юрию Алексеевичу Долгорукову, которой за старостию уже не ездил и лежал на постеле, с которым они, стрельцы, под командою служивали многия времена; которому пришед, объявили о смерти сына его и извинялися; и так было его оставили, но един из жильцов, побежав на крыльцо, им, стрельцам, сказал, что «де князь мой говорит, что де хотя щуку убили, – но зубы остались».

Тогда они, стрельцы, поворотились назад и его, князя Юрья Алексеевича, взяв с постели, убили и дом его разграбили.

И все сие убойство учинилось в первой день.

И с того времени царевна Софья Алексеевна взяла правление государства с Иваном Милославским.

И на завтрие стрельцы были опять на дворце и требовали, что[б] избрать царевича Иоанна Алексеевича на царство, понеже есть большой брат. Что тотчас, по их требованию, учинилось. И как патриарх, так и все бояре, и площадь, и народ целовали крест. И так двух государей на царство учинили.

И потом во свое время, по шести неделех, короновали обще двух, по обыкновению.

В то ж время возстали раскольцы, под протекциею стрельцов, противу патриарха Иоакима за крест и протчее; которые приходили диспуты чинить на Красное крыльцо. Однако ж до убивства не дошло.

И понеже царевна София Алексеевна, учиня по своему желанию все чрез тот бунт, начала трудиться, дабы оной угасить и покой возставить, и на кого ни есть сие взвалить. Того ради посадила в Стрелецкой приказ князя Ивана Андреевича Хованскаго, которой был генерал доброй и с ними, стрельцами, служивал, и человек простой. К тому стрельцы пришли будто в послушание и называли его отцом; у котораго был сын князь Андрей Иванович Хованской, о котором внушили интригами, затея [в], будто сын его хочет жениться силою на царевне Софии Алексеевне и сесть на царство.

И понеже царевна София Алексеевна, видя, что от стрельцов замешание продолжается, тогда учинила поход с обоими царями и всем двором к Троице в Сергиев монастырь. И по приходе туда тотчас по городам послали указы всему шляхетству с доместики <челядью, слугами (domestique – франц.)> своими сбираться вооруженными в Троицкой монастырь, куды, чрез малые дни, собралось более 20 000 войска.

И тогда ж она, царевна София Алексеевна, по своей особливой инклинации <склонности (inclination – франц.)> и амуру, князя Василия Васильевича Голицына назначила дворовым воеводою, войски командировать, и учинила его первым министром и судьею Посольскаго приказу, которой вошел в ту милость чрез амурные интриги. И почал быть фаворитом и первым министром, и был своею персоною изрядной, и ума великаго, и любим от всех.

И тогда Иван Милославской упал, и правления его более не было. Однако ж по свойству своему царевне Софии Алексеевне всегда содержен был в консидерации <уважении (consideration – франц.)> по смерть свою.

И по собранию войск шляхетства в Троицком монастыре послан указ к Москве по полкам стрелецким, что [б] бунтовщиков выдали, также и шефа их, князя Хованскаго, и сами б пришли в послушание их величеств. А ежели не выдадут, то их величества укажут своим войскам идти к Москве и всех их посечь и разорить.

И по первому указу помянутые стрельцы в послушание пришли и тотчас, выбрав от всякаго полку лутчих людей, послали в Троицкой монастырь с повинною. И объявили, что первых заводчиков выдадут, также и князя Хованскаго.

И тогда ж послан был окольничей князь Михаил Лыков для взятия князя Хованскаго. И оной был и с первыми заводчиками стрельцов привезен в село Воздвиженское, где их величества из Троицкаго монастыря нарочно приехали для тех розысков и окончания того дела.

И по привозе князя Хованскаго и заводчиков бунту и по приходе выборных стрельцов ото всех полков начался розыск пред всеми бояры. И князь Иван Андреевич Хованской и сын его князь Андрей Иванович были привожены в застенок и у с очных ставок были уличены будто от стрельцов, а именно: будто он, князь Хованской, хотел сына своего, князя Андрея, женить на царевне Софье Алексеевне и воцариться, а фамилию царскую всю разослать.

И сей розыск более не продолжался, как несколько дней, понеже был спешен от царевны Софии Алексеевны, дабы как наискорее Хованскому-князю голову отсечь, и сыну его также, и некоторым стрельцам, и тем бы окончать все интриги того бунту и закрыть дело ее самое и Ивана Милославскаго.

Понеже тот бунт сделался с воли и по наущению ее, царевны Софии Алексеевны, чрез помянутаго Милославскаго и держальников его, Циклера и Петра Толстова, дабы чрез то могла она получить правление государства в минорите Несовершеннолетие (minorite – франц.)> в свои руки и не отдать царице Наталье Кирилловне, матери царя Петра Алексеевича, и Нарышкиным {NB. Надобно знать, что царица Наталья Кирилловна была править не капабель <способна (capable – франц.)>, ума малаго}⁸, и Артамону Матвееву, и по своему желанию до того дошла и правление государства в руки взяла.

И на третей день, по привозе Хованскаго-князя и стрельцов некоторых, тому князю Хованскому и сыну его безвинным головы отсечены, также и стрельцам некоторым, которые были заматаи <запутаны>, а не самим заводчикам. Понеже оные были сохранены для того, что все чинили по приказу царевны Софии Алексеевны.

И потом она, царевна София Алексеевна, учинила судей: в Расправной палате – князя Никиту Ивановича Одоевскаго, в Посольской приказ – князя Василья Васильевича Голицына, в Разряде – дьяка думнаго Василья Семенова. Для того из знатных не посадила, чтобы подлежал к ней и князю Голицыну. Также в Стрелецкой приказ – дьяка ж думнаго И[…], в Поместной приказ – князя Ивана Троекурова и ему товарища своей же партии Богдана Палибина. Во дворец, после смерти дворецкаго князя Василья Федоровича Одоевскаго, посадила окольничаго Алексея Ржевскаго, в Казанской дворец – кравчаго князя Бориса Алексеевича Голицына, который был всегда партии главным царя Петра Алексеевича, и его одного употребили в дело для потешения той партии. В Разбойной приказ – думнаго дворянина Викулу Извольскаго, [в] Иноземской приказ и Пушкарской – Венедикта Змеева, а под ведением князя Василья Васильевича Голицына.

А в Судной Московской и Володимерской кого – того не упомню; в Сибирской приказ – князя Ивана Борисовича Репнина, в Каменной приказ – думнаго дворянина Петра Лопухина; в Конюшенной приказ – ясельничим Кондырева, которой был также партии царя Петра Алексеевича. А другие все вышепомянутые были партии царевны Софии Алексеевны.

И тогда ж, в бытность в Воздвиженском, дворец сгорел, где царь Петр Алексеевич был болен огневою <лихорадкой>; и едва в ночи от того пожару могли унести [его] из хором и причитали, что тот пожар нарочно учинен от царевны Софии Алексеевны, дабы брата своего, царя Петра Алексеевича, умертвить и сесть ей на царство.

И потом пошли их величества все к Москве.

И по приходе всякая тишина возставлена была, и началось правление царевны Софии Алексеевны.

Правление царевны Софии Алексеевны началось со всякою прилежностию и правосудием всем и ко удовольству народному, так что никогда такого мудраго правления в Российском государстве не было. И все государство пришло во время ея правления, чрез семь лет, в цвет великаго богатства. Также умножилась коммерция и всякия ремесла; и науки почали быть возставлять латинскаго и греческаго языку. Также и политес <учтивость (politess – франц.)> возставлена была в великом шляхетстве и других придворных с манеру польскаго – ив экипажах, и в домовном строении, и в уборах, и в столах.

И торжествовала тогда довольность народная, так что всякой легко мог видеть, когда праздничной день в лете, то все места кругом Москвы за городом, сходные к забавам, как Марьины рощи, Девичье поле и протчее, наполнены были народом, которые в великих забавах и играх бывали, из чего можно было видеть довольность жития их.

И в первых, начала она, царевна София Алексеевна, дела вне государства – подтверждать аллиансы [с] своими соседственными потенци[ям]и, а именно со Швециею подтвердила мир, учиненной отца их, царя Алексея Михайловича. С Польшею также подтвердила мир отца их, царя Алексея Михайловича, и брата своего, царя Федора Алексеевича. И чрез тот мир Киев, Чернигов, Смоленск, со всеми принадлежностьми, остался в вечное владение к империи Российской.

И в то ж время учинила с поляки аллианс противу крымскаго хана. А для тех подтверженей мирных были присланы из Швеции и из Польши послы, и по ним насупротив также были посланы послы, а именно: в Польшу боярин Иван Васильевич Бутурлин да окольничей Иван Иванович Чаодаев. А в другоряд был послом послан, как в Польшу, так и к цесарю, боярин Борис Петрович Шереметев, да помянутой же Иван Чаодаев.

В правление же свое царевна София Алексеевна, по старому обыкновению, отправлено было посольство в Гишпанию и во Францию: князь Яков Федоров сын Долгорукой, да с ним товарищ князь Мышецкой.

И помянутой Долгорукой при дворе французском во всяком безчестии пребыл и худой естиме <почтении (estime – франц.)>, понеже явно торговал соболями и протчими товары, и о всех его делех есть во Франции напечатанная книга.

А в Англию и к Статам⁹ был отправлен дьяк Посольскаго приказу Андрей Виниус. А в Швецию был отправлен послом думной дворянин Потемкин. А к курфистру брандебургскому, {к датскому двору}, и в Венецию, и к лотаринскому [герцогу] – дьяк Иван Волков {NB. Почему была корришпонденция с лотаринским двором, того знать не могу, изстари}.

И таким образом возста[но]вила корришпонденцию со всеми дворами в Европе.

А правление внутреннее государства продолжалось во всяком порядке и правосудии, и умножалось народное богатство¹⁰.

И в 7194 {третьем} <1686> годех для подтвержения мира с поляки был держен совет в Палате¹¹, что с поляки ли мир подтвержать и аллианс проливу татар учинить, или войну с поляки начать, а мир с татары учинить? И о том было в Палате двух мнений противных, а именно царевна София и князь Голицын [с] своею партиею были той опинии <мнения (opinion – франц.)>, чтоб мир с поляки подтвердить и войну против Крыму начать, но другая партия бояр, как князь Петр Прозоровской, Федор Петров сын Салтыков и другие, были того мнения, чтоб войну против поляков начать. И за несогласием тем продолжалося 6 месяцев. И, наконец, согласилися мир с поляки подтвердить и аллианс с ними против Крыму учинить¹².

И в 7193 <1685> десяти договорам подтвержение учинено и аллианс заключен.

И в 7195 <1687> году война проливу крымцов деклярована <объявлена (declarer – франц.)>, и бояре и воеводы с полками назначены, а именно: в Большом полку шли воевода-аншев – князь Василей Васильевич Голицын, а с ним товарищи бояре Алексей Семенович Шеин, Борис Петрович Шереметев, князь Василей Дмитриевич Долгорукой и протчие, как увидишь о том в Разрядной книге обстоятельнее. И вся Москва и городы или все шляхетство было в том походе, что считалося с двести тысяч войск и с гетманом казацким.

И того лета войска маршировали степью и за поздним временем не могли дойти до Крыма и поворотилися без всякаго плода.

И при повороте сделали город Самару¹³ в степи, впредь для пристани, и тут все снаряды тяжелые оставили.

И на другое лето 7196 <1688> году те же воеводы с войски своими марш во[с]прияли к Крыму¹⁴. И по приходе к Перекопу стояли три дни и учинили с татары перемирие. Также назад все войска поворотились без всякаго плода.

Сие было первое падение князя Голицына, к его несчастию.

И при повороте его, князя Голицына, из другаго походу царь Петр Алексеевич не хотел допустить своей руки целовать, как то обыкновенно было чинено.

Топерь напомянем о другом дворе царя Петра Алексеевича и матери его, царицы Натальи Кирилловны, коим образом проводили свое время во все то правление царевны Софии Алексеевны. А именно: жили по вся лето в Преображенском своим двором, аж до самой зимы, а зимою жили в Москве. А двор их состоял из бояр, которые были их партии: князь Михайло Алегукович Черкаской, князь Иван Борисович Троекуров, князь Михаил Иванович

Лыков, родом Урусов, родом Нарышкины, князь Борис Алексеевич Голицын, кравчий, родом Стрешневы, да спальники, которые привязаны все по чину своему, и, почитай, все молодые люди были первых домов <знатные>.

И царица Софья Алексеевна¹⁵, и сын ея ни в какое правление не вступали и жили тем, что давано было от рук царевны Софии Алексеевны. И во время нужды в деньгах ссужали [их] тайно Иоаким-патриарх, также Троице-Сергиева монастыря власти и митрополит Ростовский Иона, который особливое почтение и склонность имел к царскому величеству Петру Алексеевичу.

{NB. Сие приложи прежде Троицкаго походу, для того: сватьба учинилась до того времени обоих государей.}

И понеже царевна Софья Алексеевна была великаго ума и великой политик, хотя себя укрепить вечно в правлении под именем своего брата царя Иоанна Алексеевича, взяла резолюцию его, брата своего, женить. И женила на дочери Федора Салтыкова, из добраго шляхетства, которой был тогда воеводою в Енисейске, в Сибирском королевстве. И сию женитьбу в том виде учинила, чтоб видеть сыновей от брата своего и наследников к короне.

Однако ж Бог определяет все по своей воле, и достигнуть пожелаемаго не могла. И усмотря, что дочери родятся, тогда начала план свой делать, чтоб ей самой корону получить и выйти б замуж за князя Василия Васильевича Голицына. О сем упомяную токмо как разглашение было народное, но в самом деле сумневаюсь, ежели такое намерение было справедливое.

Правда ж, подозрение взято в сем на нее, царевну Софью, от ея самых поступок.

Первое, что принадлежит до получения сей короны, оная царевна начала ходить во все процессии церковныя и публичныя с братьями своими, что было противно царю Петру Алексеевичу. И единожды так публично вражда случилася, что был ход к Казанской Богородице, и сперва, по обыкновению, пришли оба государи и она, царевна София Алексеевна, в соборную церковь, откуль пошли в ход. И вышед из соборной церкви, царь Петр Алексеевич просил сестру свою, чтоб она в ход не ходила. И между ими происходило в словах многое. И потом царь Петр Алексеевич понужден был, оставя ход, возвратиться в свои апартаменты, понеже сестра его, царевна Софья, не послушала и по воле своей в ход пошла с братом своим царем Иоанном Алексеевичем.

Также она, царевна София, начала делать червонные под своею персоною и в короне, и имя свое внесла титула государственнаго. Также учинила себе корону и давала овдиенции публичныя послам польским и шведским и другим посланникам в Золотой палате, – что все то принято было за великую противность от брата ея, царя Петра Алексеевича.

Во-вторых, что прина[дле]жит до женитьбы с князем Василием Голицыным, то понимали все для того, что оной князь Голицын был ее весьма голант <любовник (galant – франц.)>, и все то государство ведало и потому чаяло, что прямое супружество будет учинено. {NB. Надобно вписать по погодно всех дочерей рождения царя Иоанна Алексеевича.}

По вступлении в правление царевна Софья {NB. Приписать надобно к правлению царевны Софьи} для своих плезиров развлечений (plaisir – франц.)> завела певчих из поляков, из черкас, также и сестры ея по комнатам, как царевны Екатерина, Марфа и другая, между которыми певчими избирали своих голантов и оных набогащали, которые явно ото всех признаны были.

Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым, Федор Сщагловитой <Щегловитый>¹⁶ весьма в амуре при царевне Софии профитовал <извлекал выгоду (profiter – франц.)> и уже в тех плезирах ночных был в большой конфиденции Доверительности (confidence – франц.)> при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно. И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софии еще продолжалося, конечно бы князю Голицыну было от нея падение, или б содержан был для фигуры за перваго правителя, но в самой силе и делех бы был помянутый Сщагловитой.

Помянутый Сщагловитой, во время прошения выдачи его в Троицкой монастырь, был содержан в комнатах у царевны Софии, и при выдаче его был исповедован и приобщен Святых Тайн отцем его духовным, ключарем Иаковом.

В 7197-м <1689> царица Наталья Кирилловна {NB. В котором году пристойно сие написать}, видя сына своего в возрасте лет полных, взяла резолюцию женить царя Петра Алексеевича. И к тому выбору многая были из знатных персон привожены девицы, а особливо княжна Трубецкая, которой был свойственник князь Борис Алексеевич Голицын, и старался всячески, чтоб на оной женить. Но противная ему, князю Голицыну, партия – Нарышкины и Тихон Стрешнев – того не допустили, опасался, что чрез тот марьяж <брак (marriage – франц.)> оный князь Голицын с Трубецкими и другими своими свойственники великих фамилий возьмут повоир <силу (pouvoir – франц.)> и всех других затеснят.

Того ради Тихон Стрешнев искал из шляхетства малаго и сыскал одну девицу из фамилии Лопухиных, дочь Федора, Лопухину, на которой его царское величество сочетался законным браком.

А именовалась царица Евдокия Федоровна и была принцесса лицом изрядная, токмо ума посредняго и нравом несходная к своему супругу, отчего все свое счастие потеряла и весь свой род сгубила, как будем о том впредь пространно упоминать.

Род же их, Лопухиных, был из шляхетства средняго, токмо на площади знатнаго, для того, что в делех непрестанно обращалися по своей квалиты <положению (qualite – франц.)> знатных, а особливо по старому обыкновению были причтены за умных людей их роду; понеже были знающие в приказных делех, или, просто назвать, ябедники. Род же их был весьма людной, так что чрез ту притчину супружества ко двору царскаго величества было введено мужескаго полу и женскаго более тридцати персон. И так оной род с начала самаго своего времени так несчастлив, что того ж часу все возненавидели и почали разсуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и всем государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы, и все им зла искали или опасность от них имели.

О характере принципиальных их персон описать, что были люди злые, скупые, ябедники, умом самых низких и не знающие нимало во обхождении дворовом, ниже политики б оный знали. И чем выступили ко двору, всех уничтожили, и Тихона Стрешнева в краткое время дружбу потеряли, и первым себе злодеем учинили.

Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная, но продолжилася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому ж царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великия дела, которые были уже явны на весь свет, как впредь в «Гистории» увидишь.

И понеже царь Петр Алексеевич склонность свою имел к войне от младенчества лет своих, того ради имел всегда забаву екзерциею <учения (exercice – франц.)> военною. И начал сперва спальниками своими – как о том и чинах их увидишь в томе живота царя Петра Алексеевича, – а к тому присовокупил и конюхов потешной конюшни, и потом начал из вольных чинов шляхетства и всяких прибирать в тот полк, и умножил до одного баталиона, и назывались – потешные, которых было с триста человек.

А другой полк начал прибирать в Семеновском из сокольников и к ним также прибирать, и набрано было с триста ж человек.

И первых назвал полк Преображенской, а второй – Семеновской.

И так помалу привел себя теми малыми полками в огранение от сестры или начал приходить в силу. Также с теми полками своими делал непрестанно екзерцию, а из стрелецких полков возлюбил Сухарева полк, и всякое им награждение давал, и к себе привлек, или, сказать, верными учинил.

И во время того правления царевны Софии Алексеевны и другаго двора царя Петра Алексеевича ретираты <удалились (retirer – франц.)> в Преображенском, министры с одной и другой стороны интриги производили, а именно: [со] стороны царя Петра Алексеевича токмо един князь Борис Алексеевич Голицын, да при нем держалися Нарышкин Лев Кириллович, Тихон Стрешнев, поддядька, да постельничей Гаврила Головкин, да из бояр походных, хотя в тот секрет допущены не были, – князь Михаил Алегукович Черкаской, князь Иван Борисович Троекуров.

А с другой стороны, двора царевны Софии Алексеевны, князь Василей Васильевич Голицын, Федор Сщагловитой, которой един в секрете самом был у царевны Софии Алексеевны, также Алексей Ржевской, Семен Толочанов и некоторые из шляхетства по-средняго, а из больших родов никто не мешался.

И так те интриги со обоих сторон были употреблены: всякая партия [стремилась] к получению себе стрельцов, понеже во оных вся сила состояла, для того, что оных было на Москве жилых полков более 30 000, и весь двор в их руках был, и между которыми главные были: много людей умных и богатых и купечеством своим богатство немалое имели.

И чрез те интриги дошло до того, что в 7197 <1689> году царь Петр Алексеевич понужден был в ночи из Преображенскаго месяца майя¹⁷ уйти к Троице-Сергиев монастырь, верхом только с пятью человеки. А мать его, царица Наталья Кирилловна, со всем двором, той же ночи бегом понуждена быть последовать туда ж. И в шесть часов скорым походом в тот монастырь пришли. И той же ночи помянутые полки потешные, или гвардия, туда последовали, также и полк стрелецкой Сухарев, который тогда ж в Преображенском гвардию имел, туда прибыл также. И многие бояре и другие чины, принадлежащие к тому двору, туда прибыли.

И со всеми оными его царское величество Петр Алексеевич будто, почитай, в том монастыре в осаду сел. И ворота были несколько дней заперты, и пушки на стенах в готовности, и вся та гвардия по ночам была в ружье по стене, ожидая приходу с полками стрелецкими царевны Софии Алексеевны.

Топерь будем объявлять, для чего оной поход учинился незапной.

Для того, что царевна София Алексеевна, собрав той ночи полки стрелецкие некоторые в кремль, с которыми хотела послать Сщагловитаго в Преображенское, дабы оное шато <замок> зажечь и царя Петра Алексеевича и мать его убить, и весь двор побить, и себя деклеровать на царство.

И о том собрании, приехав, стрельцы главные полку Стремяннаго¹⁸ в Преображенское, царю Петру Алексеевичу объявили.

И по тому доношению оной поход того ж часу незапной учинился.

И по приходе в Троицкой монастырь царь Петр Алексеевич отправил от двора своего одного [человека] к брату своему царю Иоанну Алексеевичу со объявлением той притчины, для чего он принужден ретироваться, объявя притом все злые умыслы сестры его, царевны Софии, противу его.

И прося его о содержании братской дружбы, и дабы сестру его, царевну Софию, от двора отлучить, и правления государства отнять, и ретироваться бы ей в монастырь. А без того не может придти к Москве в свою резиденцию и будет понужден искать способ к своему обнадеживанию вооруженною рукою.

Равным же образом то ж объявлено было обеим его величества теткам, сестрам отца его, царевнам Анне и Татьяне Михайловнам, также и патриарху Иоакиму, требуя онаго, дабы прибыл в Троицкой монастырь.

Также спальник князь Иван Гагин был отправлен с грамотами по всем полкам стрелецким, которым повелено было прислать выборных стрельцов в Троицкой монастырь от всякаго полку.

Также по всем ближним городам посланы грамоты, а велено всему шляхетству сбираться вооруженным в Троицкой монастырь и всем офицерам иноземцам из Слободы.

Также во все [ело] боды московския торговым и гостям грамотами о притчине походу его величества объявлено было.

А к боярам и всей Палате указ был послан, дабы ехали в Троицкой монастырь.

И при том же требовано было у царя Иоанна Алексеевича, дабы Федор Сщагловитой, главный того бунту, и стрельцы некоторые были выданы и за караулом присланы к Троице-Сергиев монастырь.

И насупротив того, присланнаго [с] стороны царя Иоанна Алексеевича, был прислан к Троице-Сергиев монастырь боярин и дядька князь Петр Иванович Прозоровской, который был человек набожной и справедливой, и весьма противной царевны Софии Алексеевны, со всяким братским обнадеживанием и дружбы, соболезнуя о такой притчине и протчее, и что будет стараться всячески все учинить ко удовольству его – любимаго брата своего.

Которой князь Прозоровской был принят со всяким почтением, и по двух днях возвратился с тою ж комиссиею, дабы Сщагловитаго выдать и стрельцов-заводчиков, и царевне Софии ретироваться в монастырь девичей¹⁹.

И по возвращении князя Прозоровскаго к Москве, царь Иоанн Алексеевич позволил патриарху, и боярем, и всей Палате ехать к брату своему, также и выборным стрельцам из полков идти. Которые по приезде в монастырь Троицкой записывали свои приезды; к чему был определен думный дьяк Автомон Иванов.

Еще забыл упомянуть, что царевна Татьяна Михайловна, тетка царя Петра Алексеевича, также в Троицкой монастырь пришла и была во всю ту бытность. И так, по приезде патриарха Иоакима, и бояр, и всех знатных, уже двор царя Петра Алексеевича пришел в силу, и тем начало отнято правлению царевны Софии, и осталось [оное] в руках царя Петра Алексеевича и матери его, царицы Натальи Кирилловны.

По приезде ж помянутой князь Прозоровской к Москве, учиня рапорт царю Иоанну Алексеевичу, которой был в его, Прозоровскаго, руках и воле, начал он, Прозоровской, стараться, дабы Сщагловитаго царевна София выдала и сама ж также ретировалась в монастырь.

И по многих противностях и спорах она, царевна София, понуждена была Сщагловитаго выдать, котораго князь Прозоровской, приняв в ея каморе из рук ея, повез с собою в Троицкой монастырь за караулом, с которым сидели два полковника по переменкам.

И привезши в Троицкой монастырь, [князь Прозоровской] вручил царю Петру Алексеевичу [Сщагловитаго], а о царевне Софии объявил, что взяла резолюцию ретироваться в девичей монастырь.

А когда бояре почали в Троицкой монастырь съезжаться, между которыми приехал князь Василей Васильевич Голицын, также Алексей Ржевской, Семен Толочанов и другие подобные, когда явилися к воротам монастырским, от полковника дневальнаго были остановлены и на монастырь не пущены, и велено им возвратиться на квартиры свои, и так было до указу.

И по трех днях князь Василей Васильевич Голицын был приведен в монастырь. И на крыльце у палаты царскаго величества пред всеми боярами были ему чтены вины его, которыя состоялись токмо в худом правлении государства и протчее, не упоминая ничего о бунте или каких замыслов противу персоны царского величества. И [постановлено] чин боярства его отнять, и добры его все взяты на государя, а ему сказано в ссылку со всеми его детьми и фамилиею. И того ж дня отправлен в провинцию города Архангельскаго. {NB. Надобно знать, что ссылка князю Голицыну учинена по прошению князя Бориса Алексеевича Голицына, а ежели б не по его заслугам, то б, конечно, был взят к розыску, как и Сщегловитой.}

А Алексея Ржевскаго и Семена Толочанова послали по дальним городам также вместо ссылки.

И потом начался розыск с Сщагловитым и другими привезенными стрельцами, как Амбросим Белаго полку и другие, которые были привезены от выборных стрельцов разных полков.

И по многим розыскам Сщагловитову и его собеседникам стрельцам тут же на площади, в слободе Клеметьевской, головы были отсечены, а других в ссылку сослали. И тем все это замешание окончалось.

И потом были призваны всех полков выборные на крыльцо к палатам царскаго величества, где сидели царское величество и мать его, царица Наталья Кирилловна, и патриарх И[о]Аким. Которым чтены были разпросныя речи Сщагловитаго и других бунтовщиков, и весь розыск объявляя в народ нарочно.

И те выборные от полков уверены милостивым словом, и учинено награждение, и отправлены в свои дома.

Потом новое правление государства началось, и Посольской приказ отдан Льву Кирилловичу Нарышкину, брату царицы Натальи Кирилловны, а во дворец – Петру Аврамовичу Лопухину, а в Большую казну – князя Петра Ивановича Прозоровскаго, а в Иноземской приказ – князя Федора Семеновича Урусова, а в Разряд – Тихона Никитича Стрешнева, которой наиболее в делех был и секрет всех дел ведал со Львом Кирилловичем Нарышкиным, а в Конюшенной приказ – Алексея […]. А других многих в чины жаловали, как Ивана Циклера из полковников в думные дворяне; князя Якова Долгорукова в Судной Московской приказ, Александра […] в Судной Володимерской; князя Ивана Борисовича Троекурова в Стрелецкой приказ, а на его место – в Поместной приказ – Петра Васильевича Шереметева.

Надобно ж упомянуть, что сначала, по приходу в Троицкой монастырь царскаго величества, царевна София Алексеевна с Москвы поехала сама к брату своему приносить оправдание. И навстречу ей были посланы князь Гагин, чтоб не ездила, а потом спальник же Иван Бутурлин, чтоб не ездила.

Однако ж она продолжала путь свой.

А в третие был послан князь Иван Борисович Троекуров с тем, что ежели поедет – в монастырь не будет пущена, и велено будет по ней стрелять из пушек.

И тогда от Воздвиженскаго поворотилась.

И по управлении всех тех дел царское величество Петр Алексеевич в Троицком монастыре чинил потеху верхом военную, все бояре и генералы иноземцы, как Петр Гордон и другие.

И в ту бытность в Троицком монастыре князь Борис Алексеевич Голицын тут привел в милость иноземцов, как: Петра Гордона генерала, полковника Лефорта, Радивона Страсбурга, Ивана Чамбурса и других многих, то есть начала <пришло время> вступить в милость и фамилиариту <близость (familiarite – франц.)> иноземцом.

И по приходе к Москве начал его величество в Слободу ездить чрез предвождение его ж – князя Бориса Алексеевича Голицына. Потом его царское величество прибыл со всем двором к Москве, и начала мать его править государство, а он производить свое время непрестанно в екзерцициях военных.

Топерь будем описывать о начатом правлении царицы Натальи Кирилловны, и порядках двора, и про превожении времени царя Петра Алексеевича, и состоянии жития брата его, царя Иоанна Алексеевича, и бытности в монастыре царевны Софии.

Во-первых, начнем писать о характере царицы Натальи Кирилловны.

Сия принцесса добраго темпераменту, добродетельнаго, токмо не была ни прилежная и ни искусная в делех, и ума легкаго. Того ради вручила правление всего государства брату своему, боярину Льву Нарышкину, и другим министрам.

И помянутый Нарышкин был судьею в Посольском приказе, а под ним в том приказе правил Емельян Украинцев, думной дьяк, человек искусной в своих делех, и был в тех делех под князем Голицыным сосланным.

Также к нему все министры принадлежали и о всех делех доносили, кроме князя Бориса Алексеевича Голицына и Тихона Стрешнева.

Помянутаго Нарышкина кратко характер можно описать, а именно: что был человек гораздо посредняго ума и невоздержной к питью, также человек гордой и хотя не злодей, токмо не склончивой, и добро многим делал без резону, но по бизарии Причудливости (bizarre – франц.)> своего гумору <нрава (humeur – франц.)>.

Боярин Тихон Стрешнев был в правлении в Разряде, и внутри правления государственнаго большую часть он дела делал.

О характере его описать можем только, что человек лукавой и злаго нраву, а ума гораздо средняго, токмо дошел до сего градусу таким образом, понеже был в поддядьках у царя Петра Алексеевича с молодых его лет и признался к его нраву, и, таким образом, был интригант дворовой.

Князь Борис Алексеевич Голицын сидел в Казанском дворце и правил весь Низ Нижнее Поволжье> так абсолютно, как бы был государем, и был в кредите <доверии> при царице Наталье Кирилловне и сыне ея, царе Петре Алексеевиче, по своим заслугам для того, что дал корону в руки он сыну ея. Был человек ума великаго, а особливо остроты, но к делам неприлежной, понеже любил забавы, а особливо склонен был к питию. И оной есть первым, которой начал с офицерами и купцами-иноземцами обходиться. И по той своей склонности к иноземцам оных привел в откровенность ко двору и царское величество склонил к ним в милость, о чем будем впредь обстоятельно писать.

Таврило Головкин в то время был постельничим, который крайнюю милость и конфиденцию у царя Петра Алексеевича имел и ни в какия дела не мешался. Однако ж в царском величестве великую силу имел и был партии вместе помянутаго князя Голицына.

Протчие ж бояре первых домов были отчасти судьями и воеводами, однако ж без всякаго повоире <власти (pouvoir – франц.)> в консилии <совете (conseil – франц.)> или в Палате токмо были спектакулеми <зрителями (spectateur – франц.)>.

И в том правлении наибольшее начало падения первых фамилей, а особливо имя князей было смертельно возненавидено и уничтожено, как от его царскаго величества, так и от персон тех правительствующих, которыя кругом его были для того, что все оные господа, как Нарышкины, Стрешневы, Головкин, были домов самаго низкаго и убогаго шляхетства и всегда ему внушали с молодых лет противу великих фамилий. К тому ж и сам его величество склонным явился, дабы уничтоживанием оных отнять у них повоир весь и учинить бы себя наибольшим сувреном <монархом (souverain – франц.)>.

Правление оной царицы Натальи Кирилловны было весьма непорядочное, и недовольное народу, и обидимое. И в то время началось неправое правление от судей, и мздоимство великое, и кража государственная, которое доныне продолжается с умножением, и вывесть сию язву трудно.

Другая ж комната царя Иоанна Алексеевича содержала себя в тишине; токмо его величество отправлял церемонии церковныя и публичныя, а в правление никакое не мешалися. И той стороны токмо дядька его, боярин князь Петр Прозоровской, сидел в Большой казне, и ведал Денежной двор, и управлял со всякою верностию и без мздоимства, понеже был человек набожной, который до своей смерти был содержан честно и так скончал свою жизнь.