Снова Кавказ. Траверс Безенгийской стены. Финская кампания. Школа инструкторов. Траверс Ушбы

В 1936 и 1937 годах Центральной школой инструкторов альпинизма ВЦСПС руководил Виталий Абалаков. В 1938 году это почетное и ответственное дело доверили Белецкому. Школа работала летом в ущелье Адылсу. С самого начала Белецкий столкнулся с серьезными трудностями. В школе не хватало опытных инструкторов, недоставало снаряжения, и в первую очередь альпинистской веревки, отсутствовала рация, плохо было налажено питание курсантов. Тем не менее теоретические и практические занятия проходили великолепно. Белецкий обладал большим талантом организатора и методиста.

Школа 1938 года во многом отличалась от школы предыдущих лет. Кроме технических навыков курсанты усвоили навыки методистов, многие из них стали организаторами советского альпинизма. Впервые весь состав школы совершил массовый кольцевой перевальный поход. 150 человек преодолели перевалы Джан-Туган, Местийский и Кой-Авганауш. Работа завершилась восхождениями на вершины второй и третьей категорий трудности. На пик Щуровского взошло 112 человек, на Чатын-Тау — 83, на Малую Ушбу — 8. При этом никто за время походов и восхождений не получил травмы.

С юных лет Белецкий прекрасно разбирался в политике, следил за международной обстановкой. По Европе, неуклонно приближаясь к границам нашей страны, расползалась фашистская свастика. Предвидя возможный ход событий, Белецкий организовал для курсантов школы цикл лекций по военным действиям в горах.

Работа школы инструкторов была признана успешной. Решено было, что при работе будущих школ их инструкторский состав будет укомплектован выпускниками школы 1938 года.

В Ленинграде Белецкого ожидал приятный сюрприз. Кировский завод предоставил ему комнату в коммунальной квартире в доме № 5 по улице Турбинной.

В акте сдачи-приемки жилой площади отмечалось: «Стены комнаты оклеены обоями, пол имеет щели, потолок имеет трещины». Но какое это имело значение?! Семнадцать лет прожил он в рабочем общежитии, и вот наконец своя комната!

Конечно, жить с друзьями весело: есть с кем обсудить заводские дела, политические события в стране и за рубежом. Но всему свое время. Порой хочется задуматься, сосредоточиться. Надо писать книги о высокогорных экспедициях, изучать иностранные языки, Белецкий верил, что недалек тот час, когда советские альпинисты начнут совершать восхождения на самые высокие вершины мира — в Гиндукуше, Каракоруме и Гималаях. Но для серьезных занятий географией, языками, литературой необходима тишина, сосредоточенность. В общежитии это нереально. К тому же скоро стукнет тридцать. Нет, что ни говори, своя комната — это этап в жизни.

В конце лета Белецкий предполагал выехать в составе высотной экспедиции на Юго-Западный Памир. Но эту экспедицию отменили. И тогда Евгений решил осуществить одну старую задумку — совершить полный траверс «президиума Главного Кавказа» — Безенгийской стены. Он уже почувствовал вкус к рекордным восхождениям, самым трудным, самым опасным, не пройденным никем в мире.

12-километровый барьер Безенгийской стены составляют пять снежно-ледовых вершин: Шхара (5058 м), Джангитау (5049 м), Катынтау (4970 м), Гестола (4860 м) и Ляльвер (4350 м). Это — наиболее высокий участок Главного Кавказского хребта. Здесь всегда сильные ветры и крайне неустойчивая погода. Подобный траверс требует от восходителей кроме большого опыта и отличной техники еще и огромной выносливости.

Первую попытку траверса Безенгийской стены с запада предприняли в 1932 году братья Абалаковы вместе с Алексеем Гермогеновым. Но из-за непогоды, после восьми дней работы, альпинистам пришлось спуститься на ледник Безенги, не преодолев массива Шхары.

В 1935 году группа Сергея Ходакевича покорила три вершины Безенгийской стены (Катынтау, Гестолу, Ляльвер), начав восхождение с ледника Безенги.

В конце летнего сезона 1938 года сразу три группы бросили вызов Безенгийской стене. Первыми вышли с юга грузинские альпинисты во главе с Александром Гвалия. Но и им пришлось отступить. Были покорены лишь две вершины — Гестола и Катынтау. 25 июля в Безенги на поляну Миссескош прибыли одновременно две конкурирующие команды, заявившие целью восхождения рекордный траверс Безенгийской стены. Московскую команду (С. Ходакевич, П. Глебов, В. Крючков, А. Лапин) возглавлял Сергей Ходакевич. В команду Евгения Белецкого входили ленинградец А. Бердичевский, москвич Д. Гущин и нальчанин И. Леонов, исполнявший обязанности начальника спасательного пункта района.

Обе команды намеревались начать траверс с перевала Дыхниауш, обе хотели выйти первыми. Ведь второе прохождение стены — уже не рекорд, а лишь повторение рекорда.

Ходакевич оформил свой выход на маршрут в Москве. Белецкий этого сделать не мог из-за предполагавшейся экспедиции на Памир. Поэтому команда Белецкого не просила никаких дотаций для рекордного траверса, решив попытаться осуществить его на свои личные средства.

Евгений хорошо знал инструкции и правила о порядке организации горовосхождений. В них имелся пункт, согласно которому спортивные группы, составленные из мастеров альпинизма или старших инструкторов, имели право выходить на маршрут, не утверждая его предварительно в Комитете физкультуры, а лишь зарегистрировав его на местном спасательном пункте горного района.

Все четверо участников группы Белецкого располагали для восхождения лишь очередным отпуском, полученным на работе, а траверс мог затянуться надолго. Поэтому 26 июля Белецкий вышел на траверс Безенгийской стены первым.

До перевала Дыхниауш группу сопровождал заместитель начальника спасательного пункта Ибрагим Голгуров. Ему-то и оставил Белецкий контрольный срок возвращения — 4 августа, решив, что десяти дней вполне хватит для совершения полного траверса стены. Как выяснилось в дальнейшем, срок этот был лишком мал. Альпинисты не учли ухудшения погоды. Портативными рациями, необходимыми для связи со спасотрядом, в те годы восходители не располагали.

Четверка Белецкого начала подъем по северо-восточному ребру Шхары. Из-за недостатка времени они не сделали продовольствия на перемычки между вершинами Безенгийской стены (как обычно поступают альпинисты перед выходом на продолжительный траверс), и поэтому им пришлось идти с очень тяжелыми рюкзаками. Впереди двигалась связка Леонов — Белецкий.

Преодолев скальные ножи, восходители организовали ночевку на гребне Шхары.

Ночью поднялся сильный ветер, пошел снег. А вскоре разыгралась настоящая буря. Лишь у «памирцев» Белецкого и Гущина были пуховые спальные мешки. Леонов с Бердичевским замерзали в своих ватных спальниках.

Утром Белецкий выглянул из палатки. Снег валит и валит. Туман. Видимость ограниченная. Сколько дней продлится эта непогода? Не замерзать же, сидя на месте! Посовещавшись, решили выходить. Натянув штормовки поверх шерстяных свитеров, вылезли на гребень.

Медленно шли к вершине до тех пор, пока буран и густой туман не заставили остановиться. Пришлось срочно ставить палатку и отсиживаться. Непогода не унималась.

Лишь на пятый день достигли главной вершины Шхары. 1 августа пурга вынудила устроить дневку. На следующий день прошли Западную Шхару. 3 августа добрались до пика Руставели. Из-за непогоды четверо суток просидели под вершиной Джангитау: опасный неразведанный спуск с нее совершенно не просматривался. Уже прошло два дня, как истек контрольный срок возвращения группы на Миссескош. Восходители знали, что внизу начинаются спасательные работы. Но что делать? Нет никакой возможности сообщить спасателям, что у траверсантов все благополучно, что приходится пережидать непогоду.

Из-за плотного тумана нельзя подать световых сигналов. Никто их не увидит. По существу, еще позавчера нужно было прекратить восхождение и спускаться вниз. Но куда спускаться? С вершины Джангитау есть два пути спуска: на север, на ледник Безенги по крутым снежно-ледовым сбросам и на юг, в Сванетию. Но полуметровые снежные наносы, грозящие лавиной, усталость и обморожения альпинистов… Оба варианта спуска крайне опасны. Придется пробиваться по гребню к вершине Катынтау. Это единственный выход из их положения. Двигаться и двигаться. Бороться за жизнь до конца.

На двенадцатый день вершину Катынтау осветило солнце. И почти сразу же восходители увидели приближающийся самолет. Они поняли, что это разыскивают их. Радостно замахали руками, приветствую летчика, всячески стараясь дать ему понять, что у них все в порядке, что группа боеспособна и продолжает траверс.

Самолет покачал крыльями, развернулся и улетел. Огромная тяжеть спала с плеч руководителя. Теперь, воспользовавшись улучшением погоды, можно заканчивать рекордный траверс, «добить» наконец эту стену. Правда, силы и продукты на исходе, а впереди еще три вершины. Но на Памире было и похуже. Слава богу, не надо думать о спасателях.

А тем временем внизу полным ходом шли спасательные работы, участие в которых приняло большое число людей. Как выяснилось впоследствии, пилот Липкин опознал группу, сообщил о ее местонахождении и о том, что группа Белецкого уверенно траверсировала Джангитау. Но в дальнейших радиопередачах сообщение пилота было сильно искажено.

До спасателей дошла радиограмма о том, что Липкин видел траверсантов на северном склоне Джангитау (а не на южном, как было на самом деле). Это сообщение вызвало на поляне Миссескош недоумение.

А группа Белецкого продолжала траверс, идя уже на «голодном пайке». Подошло к концу и горючее — сухой спирт. 7 августа на спуске по скалам с Катынтау их настигла гроза. Пришлось спешно спускаться на ледяной склон и, вырубив площадку, укрыться в палатке. Гремел гром, сверкали молнии. Площадка была так мала, что с трудом размещались в палатке. Вынужденная отсидка не прибавляла сил. От холода еще сильнее хотелось есть. Палатку завалило снегом, скаты ее провисли. При каждом движении иней сипался на лица альпинистов.

8 августа с утра прояснилось. В тетение восьми часов преодолевали отвесные стены жандармов. Вот наконец и вершина Катынтау. Но не прошло и получаса, как снова все закрыли облака. И опять вынуждены были рано становиться на бивак.

9 августа. С утра — сплошной туман. Видимость не превышает 5 метров. Снова гроза. Приходится отлеживаться в палатке. К голоду прибавилась жажда. Съели по ложке сухой манки. Больше продуктов нет.

С трудом спустились с Катынтау на снежное плато. По нему уже почти ползли, вымотавшись до предела. Ночевать пришлось прямо на снегу. И снова разыгралась непогода.

К утру небо вновь прояснилось. В огромных снежных мульдах на пути к вершине Гестола альпинисты изнывают от духоты. Палящие лучи обжигают лица. Шли хотя и медленно, но без остановок. Задержались лишь у предвершинных скал, по которым, сверкая и журча, бежала тонкая струйка воды. Восходители припали потрескавшимися губами к мокрому камню и долго пили, пытаясь утолить трехдневную жажду.

Взойдя на Гестолу, начали спуск к Ляльверу. Последняя ночевка была под его вершиной. На восемнадцатый день траверса, преодолев последнюю гору, альпинисты спустились на ледник Нижний Цаннер и побрели к Миссескошу. Они уже шли, как заведенные автоматы, засыпая на ходу, спотыкаясь о камни и снова возвращаясь к действительности. Но траверс Безенгийской стены закончен! Они сделали это первыми в мире! Одолели. Смогли. Выдержали. Скоро встреча с друзьями: горячий чай и сон на мягкой траве — сколько душа пожелает.

Показался Миссескош. На морене — люди. Они что-то кричат, машут руками и, кажется, спорят о чем-то. И вот уже покорители Безенгийской стены окружены ими.

Коршуном налетел Павел Рототаев:

— Какое вы имели право идти? Почему не пропустили Ходакевича?..

…За нарушения, допущенные при траверсе, Белецкий был дисквалифицирован и лишен звания мастера спорта.

С. Ходакевич, дождавшись улучшения погоды, совершил вслед за Белецким повторное прохождение Безенгийской стены. Успешно закончив траверс, он утверждал, что нигде не обнаружил следов группы Белецкого. Однако некоторые из участников группы Ходакевича говорили о том, что следы были.

Ходакевич всеми правдами и неправдами пытался доказать, что честь рекордного восхождения принадлежит именно ему. Но убедить кого-либо в этом ему так и не удалось. Поэтому не может не вызвать удивления тот факт, что через десять лет в статье «Безенгийская стена», помещенной в сборнике «К вершинам Советской земли», С. Ходакевич напишет: «Траверс группы Белецкого был новым выдающимся достижением советских альпинистов…»


Белецкий всерьез увлекся токарным делом. Понаблюдав внимательно за деятельностью лекальщиков, изготавливавших точные, выверенные до микрона, измерители и шаблоны, Евгений решил механизировать эту кропотливую работу. Он задумал приспособить для этого швейцарский координатно-расточный станок СИП. Если вставить в патрон такого станка фрезу и совместить ось поворотного стола с центром фигуры, то фреза очень точно «вычертит» на металле нужный шаблон. Своей задумкой Белецкий поделился со слесарем Константином Харченко, который поддержал его. Но специалисты из технического отдела выразили по этому поводу бурный протест и обвинили Белецкого в авантюризме и политической недальновидности: за швейцарский станок уплачено валютой, ни к чему тонкую прецизионную технику использовать для фрезерования… к Евгений не стал спорить. Он поставил на свой СИП фрезу и начал вырезать шаблоны к турбинной лопатке. Если лекальщик затрачивал на изготовление одного шаблона десять часов, — то Белецкий с помощью фрезы вырезал за час целую пачку шаблонов. Договорились вместе с Харченко написать об этом статью заводскую газету.

В конце ноября 1939 года началась советско-финляндская война. Суровая снежная зима с морозами, достигавшими 45 градусов, поставила наши войска в трудные условия. Приехавший с фронта приятель Белецкого писатель Лев Канторович рассказывал о том, что многие красноармейцы, непривычные к сильным морозам, получают обморожения. За две ночи Белецкий написал во фронтовую газету наставление о том, как приспосабливаются к морозу альпинисты и горнолыжники, как строят они теплые жилища из снежных кирпичей с вентиляционным отверстием внизу — там, где скапливается выделяемый при дыхании углекислый газ.

На встречу нового, 1940 года ведущих мастеров ленинградского альпинизма Белецкого, Бердичевского, Буданова, Громова, Калинкина, Линдстрема и Федорова пригласили в Дом спорта на улице Халтурина. Было очень весело. Смотрели фильмы с участием Чарли Чаплина, Бестера Китона, Пата и Паташона. Танцевали у огромной красиво наряженной елки.

В 4 часа утра альпинистов пригласил в кабинет председатель горспорткомитета.

— Для трудной и опасной работы в специальных отрядах фронту требуются опытные выносливые лыжники, не боящиеся суровой зимы. Нужны добровольцы. На обдумывание — три дня, — сказал он.

Через три дня альпинисты прибыли в спорткомитет. Их присоединили к лыжникам-добровольцам из Института физкультуры имени П. Ф. Лесгафта. Из спортсменов сформировали четыре отряда.

Отряд из 35 человек, в состав которого вошли альпинисты, действовал на Петрозаводском направлении. Небольшими мобильными группами бойцы в маскировочных халатах, вооруженные автоматами, совершали лыжные рейды в тыл противника. До прибытия спортсменов-лыжников только финны отваживались «гулять» в тылу наших войск. Теперь же и советские лыжные отряды начали забредать «в гости» к финнам, сея среди них панику. Белецкий стал политруком группы.

Цель рейдов — минирование дорог и мостов, уничтожение вражеских постов, разрушение коммуникаций, сбор сведений о противнике. За линию фронта уходили ночью. Днем скрывались в лесу. С наступлением темноты двигались дальше.

Первым прокладывал лыжню по целине Петр Семенов, за ним шел политрук и штурман отряда Евгений Белецкий. Во время остановок и дневных отсидок в лесу нельзя было разжигать костра для обогрева. Хлеб и шоколад превращались на морозе в камень. Приходилось терпеть.

Однажды за пятьдесят километров от линии фронта группа Белецкого обнаружила вражескую радиостанцию, которую надо было уничтожить. Забросав дом с радиостанцией гранатами, наши воины стали уходить от погони. Теперь Евгений шел замыкающим. Заметив, что выбившийся из сил Дубровин начал отставать, Белецкий забрал у него рюкзак и автомат и помог ему добраться до своих.

Мир наступил неожиданно. 12 марта 1940 года был подписан мирный договор. С позиций ехали в открытых грузовиках, обмороженные, обросшие. Ленинград встречал своих доблестных сыновей музыкой. Всюду звучали духовые оркестры.

Вскоре Белецкий получил письмо из Москвы от Председателя президиума центральной секции альпинизма Рототаева: «Приветствую и, поздравляю с благополучным возвращением. Вы доказали на практике, что альпинизм не только интересный вид спорта, но спорт, имеющий большое военно-прикладное значение. Прошу передать привет и призвать всех ленинградских альпинистов к усилению подготовительной работы к сезону для того, чтобы в случае необходимости использовать свой опыт и деле обороны священных границ нашей социалистической Родины.

Все материалы по пересмотру вашего дела подготовлены». В июне участников недавно отгремевших боев пригласили в Москву, в Кремль, где в торжественной обстановке Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин вручил им боевые награды. Евгений Белецкий был удостоен медали «За отвагу», а его друг и напарник по связке Иван Федоров — ордена Красного Знамени.

Вскоре президиум центральной секции альпинизма реабилитировал Белецкого, восстановив звания мастера спорта и старшего инструктора альпинизма. И снова Белецкий возглавляет Центральную школу инструкторов альпинизма ВЦСПС на Кавказе. Боевой опыт не пропал даром. Белецкий понимает, что война с фашистской Германией не за горами, что альпинистам вскоре предстоит воевать в горах. На это настраивает он и курсантов школы.

— Помните, что вы — будущие командиры горно-стрелковых подразделений, — неоднократно повторяет он на занятиях.

По инициативе Белецкого вся школа в полном составе совершила трехдневный сложный горный поход вокруг массива Шхельда.

Преодолев Ушбинский ледопад, сводный отряд поднялся на Ушбинское плато, затем, спустившись к подножию Шхельды и обогнув ее, взошел на перевал Курсантов. Перевалив в Сванетию, будущие инструкторы преодолели перевал Ахсу и вернулись в ущелье Адылсу.

Во время этого трудного похода курсанты школы приобрели практические навыки работы на льду, ночевок на снегу. Шли, ориентируясь по карте. Особенно сложным оказался спуск с перевала Курсантов на плато Ахсу. На плечи Белецкого легла огромная ответственность за безопасность людей. Возможно, другой бы, помня о жестоком наказании за траверс Безенгийской стены, не рискнул вести курсантов столь трудным путем и упростил бы маршрут. Но Белецкий не терпел халтуры, понимал, что только в суровых условиях можно вырастить настоящих инструкторов альпинизма, будущих защитников Родины.

Волевой настрой Белецкого, его спокойствие и предусмотрительность создавали хорошее рабочее настроение у всех. Поход завершился успешно, без травм и происшествий.

Будучи в душе спортсменом, Белецкий задумал осуществить новое рекордное восхождение. И после окончания работы школы инструкторов альпинизма двенадцать ее тренеров во главе с Белецким вышли на штурм грозной Ушбы, издавна привлекавшей внимание альпинистов. Траверс обеих вершин Ушбы был уже пройден, но никогда еще не отваживалась на такое серьезное восхождение столь многочисленная группа.

Вместе с Евгением на рекордный траверс Ушбы вышли А. Аскинази, А. Бердичевский, Б, Гурилев, П. Захаров, С. Калинкин, А. Кельзон, В. Кисельников, К. Соболев, Л. Рубинштейн, В. Сасоров и И. Федоров.

Первый бивак был на «немецких ночевках» у подножия Ушбинского ледопада. Здесь почувствовал себя плохо Гурилев, вероятно, отравившись чем-то из продуктов. На следующий день он вернулся в лагерь. Остальные одиннадцать восходителей начали подъем по сильно разорванному Ушбинскому ледопаду.

Группа была сплоченной, дружной. Всем хорошо запомнилась вторая по счету ночевка — на гребне Северной Ушбы, после скал Настенко. Спасаясь от пронизывающего ветра, альпинисты заночевали в трещине — ледяном разломе 30-метровой глубины. Разместились друг над другом на трех ступенях, как бы на трех этажах. Палатки использовали в качестве подстилок. Зажгли свечи. Неожиданно для всех обычно очень держанный и молчаливый Белецкий вдруг начал читать стихи. Совершать сложное восхождение с хорошими друзьями — большое счастье. Это почувствовали все.

На первом «этаже» — на самом дне трещины — обосновались Паша Захаров и Сеня Аскинази, над ними — Ванюша Федоров с Левой Рубинштейном. Остальные «поселились» выше. И вдруг глубокая темная ледовая трещина озарилась голубым светом. Зрелище было совершенно фантастическое. Вспыхнули висящие, подобно сталактитам, хрупкие кристаллы льда: дотронешься — с мелодичным звоном летят вниз. При свете вспышки Захаров и Аскинази обнаружили огромную дыру по соседству. Спустили в нее свечу на веревке — дна не достать. С ужасом поняли, что сидят на снежной пробке над бездонной трещиной. И тут сверху раздался радостный крик Вани Федорова. Оказалось, что это он зажег магниевую ленту.

Снежный выход на гребень после скал Настенко в августе оказался ледовым. Весь траверс первым работал неутомимый Вася Сасоров. Преодолели трудный участок. И тут Белецкий выдал веселый экспромт, от которого лица восходителей озарились улыбками. И напряжение как рукой сняло.

При подходе к седловине между Северной и Южной вершинами Павел Захаров увидел под снегом черную ленту. Спустился и извлек ледоруб. Белецкий вспомнил, что именно здесь совсем недавно сорвались вниз ростовчане Салов и Барова. И каждому стало не по себе: а вдруг и тела альпинистов находятся где-то поблизости. Ушба словно угрожала им. На перемычке встали на третью ночевку.

С юга дул очень сильный, свирепый ветер. На гребшие образовались громадные снежные карнизы, которые легко можно было принять за перемычку. Ветер вполне мог сбросить с гребня. И альпинистам пришлось передвигаться по нему сидя «верхом», свесив левую ногу в Сванетию, а правую — в Кабардино-Балкарию.

Несмотря на все трудности восхождения, никто не падал духом. Инструкторы школы сдружились в походах. Шутки не прекращались. Как маяк, притягивала взоры восходителей сумка с красными помидорами, привязанная к рюкзаку ведущего Василия Сасорова. Лидером группы был Белецкий. Он умел поддерживать хорошее настроение. Чувствовалось, что все детали восхождения продуманы им до мелочей и никакие случайности не смогут помешать альпинистам достичь цели. Грамотно работал Белецкий и при организации спуска с Ушбы.

Спуск прошел успешно. Даже англичане были поражены победой русских на Ушбе, о чем писал журнал «Альпин мэгэзин».

Альпинисты выходят на последний снежник. Совсем рядом — зеленая трава. Неожиданно прилетевший сверху камень рассекает голову Сергею Калинкину. Так попрощалась с восходителями Ушба. К счастью, рана оказалась неопасной.

И вот уже альпийские луга. Ярко светит солнце. Позади — обледеневшие скалы, убийственный ветер. Покорители Ушбы сбросили рюкзаки, разделись.

Приготовил сюрприз неистощимый на шутки Паша Захаров, извлекший из своего рюкзака бутылку пива, которую он пронес через весь траверс. Друзья бросились обнимать его. Общее ликование, радость победы, радость жизни, радость молодости.

У нарзанного источника близ селения Мазери молча глядели, как пожилой сван нарезал острым ножом картофель и бросал в кипящее на сковороде масло. Без конца пили ледяной нарзан и ели хрустящую картошку, поражая своим аппетитом видавшего виды горца.

Возвращались домой через перевал Бечо. Вверх шли очень быстро и не чувствовали усталости, словно на крыльях летели.

На перевале повстречались с группой туристов, шедших к морю. Полная дама в широкополой войлочной шляпе стала взволнованно рассказывать альпинистам об «ужасах» подъема на Бечо, о страшной «куриной грудке» (крутое снежное плечико), по которой им предстояло спускаться в Кабардино-Балкарию.

Они изобразили на лицах озабоченность:

— Что же нам теперь делать?

— А как вы сюда попали?

— Через Ушбу.

— Знаете, ребята, я думаю, что вам нужно вернуться домой снова через Ушбу. Не стоит рисковать своей жизнью на «куриной грудке».

И они обещали сердобольной женщине, уходившей к морю, подумать над ее предложением.

За успешное руководство рекордным траверсом Ушбы с севера на юг Белецкий был награжден Почетной грамотой Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта при СНК СССР.

Вернувшись в Ленинград, Евгений узнал о том, что в Домбае, во время восхождения на вершину Белалакая, погиб его брат Юрий. Спасателям не удалось найти тела. Вероятно, упал в подгорную трещину и был засыпан сошедшей с горы лавиной. Это был тяжелый удар. Когда-то на Гюльчи сорвался на его глазах Митников, потом на пике Коммунизма — Аристов. А вот теперь погиб старший брат.

Пришло письмо от младшего брата Всеволода:

«…Погибнуть в такие годы, когда, по сути говоря, только начинаешь жить, обидно… Не исключена возможность, что при, дальнейшем лазанье и ты останешься без головы…»

Больной матери в Ромны решили пока не писать о несчастье. Тяжелая весть могла убить ее.

Пришло письмо и от Лиды, жены погибшего брата:

«…Твой почерк так похож на Юркин… Я все молчу, стараюсь никому не надоедать своим горем и прячусь от людей… Юрка воспитал во мне по отношению к тебе какое-то особое чувство уважения, симпатии и немного страха. Он очень любил тебя. Женя, и всегда с гордостью говорил о тебе… Ты его брат, ты альпинист, и вы были близки не только по крови, но и по духу. А я ненавижу теперь альпинизм. Не обвиняю в его смерти ни тебя, ни горы. Только я одна могла не пустить его в горы, но у меня не хватило духу это сделать. Я понимала, что ему не жить без гор, и сама уже не представляла себе отпуск без Кавказа.

В своем письме ты ни в чем не убедил меня. Какое право ты сам имеешь рисковать своей жизнью? Разве твоя жизнь уже никому не нужна? Что изменится от того, сделаешь ли ты еще один головокружительный траверс или нет? Тебе дороже траверс, чем твоя жизнь, и ты считаешь себя вправе «допускать возможность своей смерти раньше, чем это положено». А мать? А женщина, которая тебя любит? Я жду Юрку, как живого человека, ведь я не видела его мертвым…»

Что он мог ответить женщине, убитой горем? Все отступило перед гибелью человека. Уронив тяжелую голову на руки, Евгений просидел за столом до рассвета. И никто не знал, что творилось в его душе.

Но горы он не проклял.


На заводе Белецкий снова принялся за модернизацию своего станка. Оборудовать СИП фрезой помогли работники бухгалтерии. В начале 1941 года Кировский завод должен был изготовить большую партию тракторов. Центральный инструментальный цех был перегружен, и заказы на лекальные изделия решили передать на соседние предприятия. Но когда подсчитали, во что обойдется изготовление мерительного инструмента, «забастовала» бухгалтерия: подрядчики оценили инструмент в пятнадцать раз дороже, чем стоило опытное лекало у Белецкого и Харченко. Больше никто не упрекал Евгения в «преступной отсебятине». СИП оборудовали фрезой. Уезжая в горы, Белецкий договорился с Харченко, что осенью оборудуют станок еще одним координатным столиком, тогда можно будет резать до конца любой шаблон, не переставляя заготовки.

Загрузка...